Собрав офицеров в центральном посту, Дмитрий Николаевич устроил военный совет. Места всем не хватило, и молодежь выглядывала из переборок, втиснувшись между блоков.
— Зря отпустили доктора! Зря! — метался между креслами Сан Саныч.
— Ты же сам слышал, что тогда расстреляли бы остальных.
— Да чушь все это! Их и так никто не отпустит. Нельзя немцам верить. Как пить дать, нас уже обдурили!
— По себе судишь?
— Что ты, командир, все из меня засранца делаешь? Да если б меня сразу послушались, доктор сейчас лечил бы мою спину, а не какую-то немку!
Дмитрий Николаевич промолчал и, взглянув на притихших офицеров, попытался определить — кто еще так же думает, как замполит? Сан Саныч по-своему расценил молчание командира и, апеллируя к экипажу, категорично заявил:
— Можете вычеркивать из штатной книги этих четверых. Это уж мне поверьте! Один раз я оказался прав, прав и сейчас. Можете сколько угодно ждать их возвращения, да только это все будут вздохи ждущей у окна жениха безобразной девицы.
— А кто тебе сказал, что мы будем ждать? — недобро спросил командир. Его начинала злить манера замполита говорить со всеми как с даунами.
— Ну как же, командир? Ты же сам отпустил катер! Или решил их догнать? Давай, они еще недалеко.
— Замполит, помолчи. Слава богу, не те времена, когда комиссары командовали командирами. А остальные слушайте, что я скажу, и передайте по отсекам. Мне и в голову не приходило бросить наших товарищей. Ситуация сложная, чуть ошибемся, и они погибнут. Но и ждать, когда доктор все сам разрулит, тоже нельзя. Так вот, слушайте мое командирское решение! Мы знаем, что они находятся на немецкой морской базе. Еще нам известно от доктора, что держат их на каком-то старом корабле с колесами по бортам. Я не думаю, что у немцев таких кораблей много, и мы среди них запутаемся. Так вот, полезем в самую волчью нору. Ночи здесь темные, шансы на скрытность у нас есть, а вот точного плана у меня нет. На месте видно будет. Тут уж как говорится — главное, в драку ввязаться, а там разберемся! Признаюсь, это решение мне подсказал наш матрос Рябинин. Для сомневающихся я расскажу историю, которую услышал от него. У немцев был такой подводник Гюнтер Прин. Его U-47 пробралась ночью на английскую базу Скапа-Флоу и утопила на рейде линкор. Они сразу же стали в Германии героями номер один. Прин получил прозвище «Бык Скапа-Флоу», а экипаж — почет и награды. Я вам такого не обещаю и на звание «Быка Бреста» не претендую. У нас нечто другое! Каждый из вас должен помнить главное наше правило — мы своих не бросаем! На том и стоим. Предупреждаю сразу — риск велик! На мелководье мы сразу потеряем все свое преимущество. Возможно, придется делать то, что не любят делать никакие моряки: браться за оружие и изображать что-то вроде десанта. Да, может статься, что придется пострелять или даже ввязаться в рукопашную! Мы должны быть готовы ко всему. Но я вам обещаю быть предельно осторожным и людьми попусту рисковать не буду. Мне не надо на свою совесть навешивать чьи-то жизни. А теперь, замполит, ты продолжаешь молчать, твое мнение мне известно. Остальные, кто хочет высказаться за или против, — я слушаю!
На центральном посту воцарилась тишина. Командир, выждав почти три минуты, удовлетворенно кивнул:
— Я воспринимаю ваше молчание как одобрение моего решения. А раз так, то все по местам и вперед!
В полночь штурман доложил, что, по его расчетам, лодка находится рядом с немецкой базой. Дмитрий Николаевич поднял перископ. Ночь и вправду была темнее не придумаешь. Он включил на тубусе функцию ночного видения, еще раз сделал круг. Зеленой полосой вдалеке растянулось побережье. Нигде ни огонька. Осматривая берег метр за метром, Дмитрий Николаевич уже начал сомневаться в расчетах штурмана, когда вдруг увидел явный разрыв в целостности линии суши. Обозначенный двумя каменными вышками, бесспорно там был вход во врезавшуюся вглубь берега бухту.
— Немца ко мне! — не отрываясь от перископа, дал команду командир.
Чем дольше он смотрел, тем сильнее проникался уверенностью, что там, за узким входом, находится растянувшийся в длину фьорд. Показалось, что даже различил неясный контур корабля.
— Смотри! — Дмитрий Николаевич подозвал появившегося Витмана к перископу. — Смотри, это Брест? Брест?
Командир растягивал слова в надежде, что уж название-то города немец должен понять и на чужом языке. Отто припал к окулярам и, удивленно зацокав языком от открывшейся в ночном зрении панорамы, утвердительно кивнул.
— Что? Брест?
— Я, я!
— Ну, раз я-я, то все правильно — мы на месте. А почему так темно? — тотчас поняв всю несостоятельность такого вопроса, командир безнадежно махнул рукой.
— Ай! Иди уже! Столько времени у нас воздух портишь, мог бы уже русский выучить.
Но Витман вдруг, догадавшись, что задумал командир, протестующе замахал руками.
— Найн! Найн!
— Что он хочет сказать? — непонимающе посмотрел на него старпом.
— Не нравится, что к нему домой пришли. Ничего, мы по-тихому, хозяева и не заметят.
Но Отто не унимался. Вытянув ладонь, он ткнул ею сначала в другую ладонь, затем подбежал к переборке и несколько раз врезался растопыренными пальцами в стальную стену.
— Не пойму я тебя, — отмахнулся командир. — Иди, учи русский. А то так и будешь, как баран, в стены лбом биться.
Ориентируясь по темным вышкам маяков, Дмитрий Николаевич тихим ходом повел лодку к воротам в порт. Теперь уже отлично были видны корабли на рейде. На противоположном берегу перископ выхватил низкие постройки зданий. Вдруг, когда оставалось совсем чуть-чуть, чтобы оказаться во внутренней акватории, по всем отсекам прокатился душераздирающий скрежет.
— Что это? — испуганно прошептал старший помощник, машинально дернув рычаг управления турбиной на стоп.
— Это то, о чем хотел нас предупредить немец, — догадался командир.
— Мины?
— Противолодочное боновое заграждение. Давай тихий назад!
Опять снаружи жутко заскрежетало, а потом все стихло.
— Отцепились?
— Похоже, повезло. На такие железные сети, бывает, и мины цепляют.
— Командир, откуда ты все знаешь?
— Я теперь многое знаю. Я всю замполитовскую папку с вырезками перечитал. Да еще и все книги о войне в нашей библиотеке просмотрел. Ты бы тоже, старпом, для пользы дела взялся за немецкий язык, а то так и будем, как слепые котята, тыкаться.
— Не… Я к языкам тугой на ухо.
— Все мы тугоухие, пока жареный петух не клюнет. Я даже закрою глаза, если ты возьмешь бутылку спирта и закроешься с немцем в каюте. Уверен, пока допьете, точно друг друга начнете понимать.
— Ну, если со спиртом… — задумчиво произнес старпом.
— Ладно, успокойся. А то ты уже сейчас побежишь учить язык, — одернул его командир. — Давай думать, что дальше делать.
— Командир, а как их лодки в базу заходят?
— Как, как! В надводном положении! Чего им прятаться, если они дома.
— Так и мы давай также.
— А ведь точно! — воскликнул командир, удивляясь, как он сам до этого не додумался. — Кто нас в такой темноте заметит? Перепрыгнем и опять под воду!
«Дмитрий Новгородский» захрипел продуваемыми цистернами, как отфыркивающийся морж, и всплыл перед погашенными маяками. Бесшумной тенью проскользнул в гавань и опять исчез, оставив над водой глаз перископа.
— Получилось! — обрадовался старший помощник и оглянулся вокруг, чтобы удостовериться, все ли поняли, чья это была идея.
— Да, получилось, — согласился командир. — Штурман, глубина?
— Десять метров под килем, товарищ командир!
— Маловато… Почему у них так темно? — рассуждал вслух Дмитрий Николаевич. — Я понимаю — война. Но должны же они как-то ориентироваться, чтобы не сталкиваться? Не верю, что ночью никто в порту не работает. Мне с ночным видением и то неуютно, а для них сейчас мрак — как в угольной яме. И вообще, как-то все просто у нас получилось. По логике, перед военной базой должны патрулировать эсминцы, а никого не видно. Будем надеяться, что это не в честь нашего прибытия. А то залезем в мышеловку, а нам здесь и развернуться негде.
— Командир, ты эту калошу с колесами не видишь?
— Нет. Вижу два эсминца на рейде. Транспорт… Остальные все у причалов, — комментировал Дмитрий Николаевич, не отрываясь от перископа. — Дальше доки. Вижу в них лодки. А с колесами никого не вижу.
— Может, мы неправильно поняли доктора? Он что-то про фильм о Миссисипи говорил.
— Все мы правильно поняли. Неужели никогда не видел старинные пароходы с гребными колесами по бортам?
— Да видел, видел! Но ты же его не видишь?
— Здесь главные причалы, а надо осмотреться по окраинам. Такое корыто вряд ли поставят у всех на виду.
Бесшумно проскользнув рядом с уснувшими на якорях эсминцами, лодка вышла на середину гавани. Дмитрий Николаевич вертелся, повиснув на перископе, как юла, но ничего похожего на разыскиваемый корабль не было.
— Не вижу! — расстроенно хлопнул он по тубусу кулаком.
— Командир, уже два часа. Скоро будет светать. Прихватят нас, как лисицу в сарае.
— Успеем.
Дмитрий Николаевич вновь уперся лицом в резиновую маску окуляров. Теперь он начал шаг за шагом осматривать темное побережье. Вот основные бетонные причалы. К ним проложены хорошая дорога и рельсы, рядом ангары и склады. Здесь все понятно. Дальше, вглубь залива, причалы попроще: деревянные, без ограждения и перекидных трапов. А что за ними? Командир вращал ручки настройки, выжимая из оптики максимум возможностей. А дальше — наполовину вытащенные из воды, гниющие остовы кораблей, отслуживших свое и превратившихся в ржавый металлолом. Все как везде и в любые времена. Дмитрий Николаевич задумался — где бы он поставил такое малоприглядное судно? Так, буксиры, плавкран, разъездные катера. Все не то! Он рассеянно перевел глаз перископа на повыползавшие на берег брошенные корабли и вдруг, не удержавшись от возгласа, заметил выглядывающий из воды полукруг гребного колеса. Прижавшись бортом к наполовину затопленному корпусу баржи, стоял и сам пароход с высокой и полосатой трубой. Чтобы взойти на него с берега, потребовалось бы пробраться по лежащему на берегу баркасу, затем перебраться на баржу, и уже потом по длинному деревянному мосту перебраться на борт судна.
— Ну наконец-то, — облегченно вздохнул Дмитрий Николаевич.
— Командир, дай взглянуть.
Старпом приник к перископу и азартно произнес:
— Возьму с десяток крепких парней с автоматами, высадимся на берег, чтобы охрана не сбежала, и всех перебьем!
— Ого! — удивился командир. — А замполит говорит, что это я рвусь воевать. Главный агрессор у нас — это ты! Нет, Толик, у меня другая идея. Посмотри, на палубе ты охрану видишь?
— Нет.
— И я не вижу. Может, ее и нет. Где-нибудь спят на берегу. А где, мы не знаем. Вы высадитесь и нарветесь на пули. Еще людей погубим.
Дмитрий Николаевич оглянулся в поисках главного механика.
— Валентиныч, у нас же есть хороший стальной трос?
— Конечно есть, командир.
— Теперь понял, старпом?
— Не дурак. Дерзко, командир, дерзко! Куда ты его оттащить хочешь?
— К противоположному берегу бухты. Там нет никого. В такой темноте таскай пароход хоть по всей гавани, никто не заметит.
— А оторвать сможем? Вдруг он там привязан. Кабеля, концы, шланги с берега.
— Да нам этот пароход, как трактору садовая тележка!
— Командир, ты представляешь, какой будет треск?
— Это лучше, чем стрельба.
— Ну, не знаю. Я бы лучше взял десяток парней.
— Валентиныч! — отмахнулся командир от старпома. — Аккуратно всплываем и кормой пятимся к пароходу.
— Понял, командир.
— А я пока понаблюдаю. Так сказать, на шухере постою.
Окинув внимательным взглядом берег, Дмитрий Николаевич направил глаз перископа на пароход. Низкий корпус в ржавых потеках едва возвышался над водой. В нелепо торчащем сбоку колесе не хватало нескольких гребных лопат. Оборванные тросы такелажа свисали запутанными мотками.
«Жалкий вид, — с сомнением подумал командир. — Хоть бы не утонул. Потянем, а он напополам разорвется».
«Дмитрий Новгородский» поднялся из воды бесшумно, как призрак легендарного Моби Дика, и застыл в трех десятках метров от парохода.
Дмитрий Николаевич глянул на хронометр — два тридцать. Затем еще раз осмотрел берег и развернулся в сторону бухты. Сердце взволнованно подпрыгнуло к горлу. Всего в сотне метров от лодки шел небольшой катер. Погружаться было поздно. Оставалось надеяться на темноту и на то, что силуэт рубки сольется с грудой ржавых кораблей. Ночное зрение перископа выделило две фигуры, прячущиеся за высоким козырьком. Катер вышел на середину бухты и, развернувшись на маяки, поплыл к выходу.
«Куда это они на ночь глядя», — подумал командир. Но раздумывать над этим вопросом времени не было, и он переключился на пароход.
— Ближе не подойти, мелко, — спустился с верхней палубы старпом.
— Придется вытаскивать спасательный плот.
— А-а-й! — безнадежно махнул рукой старший помощник. — Это сколько мы еще так провозимся? Обойдемся!
И он опять полез на мостик.
Командир опустил оптику вдоль палубы — посмотреть, что он задумал. Старпом взял у механика тонкий канат и спустился в воду. Несколько гребков, и его голова уже была рядом с бортом парохода. Оглядываясь и пригибаясь, старший помощник взобрался на низкий борт и несколько раз дернул канат. На другом конце Валентиныч привязал стальной трос толщиной в два пальца и дернул в ответ.
«А ведь действительно — не дурак», — подумал командир, глядя, как старпом подтянул и накинул стальную петлю на кнехт парохода. Через несколько минут они с механиком уже спускались внутрь лодки.
— Готово, командир! — доложил довольный старший помощник.
— Ну… Тогда с богом! Валентиныч, тихий ход, а как чуть отойдем, погружаемся под перископную.
— Понял, командир, — кивнул главный механик и вцепился в рычаг управления турбиной. Дмитрий Николаевич не отрываясь смотрел только за пароходом. Трос натянулся, и судно вздрогнуло, чуть не зачерпнув бортом воду. Свалился перекинутый с баржи трап. Лопнули, как нитки, протянутые с берега электрические провода, и кораблик, послушный накинутому на шею поводку, поплыл следом за лодкой. Отойдя на безопасное расстояние от берега, «Дмитрий Новгородский» скрылся под водой. И тут командир увидел мечущуюся на корме фигуру. Охрана на пароходе все-таки была. И теперь часовой в ужасе бегал вдоль борта, поглядывая на бурлящую вокруг воду. Под набегающим потоком завертелись бездействовавшие годами гребные колеса.
— Представляю состояние немца, — засмеялся Дмитрий Николаевич. — Жаль, что не слышно его воплей.
Выйдя на простор, механик добавил оборотов, и пароход, уткнувшись носом в воду, несся как торпеда. Наконец нервы часового не выдержали, и он, панически размахивая руками, бросился за борт. Развернув перископ по курсу, командир прикидывал, куда бы оттащить судно, чтобы освободить, наконец, пленников. Слева на рейде стояли эсминцы, а справа тянулся пустынный берег. Вот сюда и решил отойти, чтобы никто не мешал, Дмитрий Николаевич. Пароход начал замедлять скорость, и командир уже хотел дать команду на всплытие, как вдруг заметил на берегу несколько неподвижных фигур, смотрящих в их сторону. То ли уже начало светать и ночь уже не была так черна, то ли они услыхали крики часового, но один из них поднял руку и указал точно в направлении плывущего судна. От общей толпы отделились двое и, подойдя к лежащему на берегу катерку, принялись снимать защитный чехол.
«А вот это уже лишнее, — подумал Дмитрий Николаевич. — Свидетели нам не нужны».
Увлекаемый лодкой, пароход развернулся и поплыл подальше от берега. Командир снова развернул перископ и удивленно присвистнул. На побережье, где только что стоял корабль, прыгало с десяток лучей фонарей. Яркие огни расплывались зелеными пятнами и закрывали оцепивших корабельную свалку немцев.
— Ну, сейчас начнется.
Дмитрий Николаевич на секунду задумался и взял курс на выход из бухты. По-тихому не получилось — значит, самое время делать ноги!
— Ходу, Валентиныч!
И опять трос натянулся, потащив молотившее по воде колесами судно. Теперь уж было не до скрытности. Перед маяками лодка всплыла и, перемахнув через боновые сети, вышла в открытое море. Опасаясь преследования, шли, пока вышки маяков не стали неразличимы даже для ночного видения. Командир оглянулся на оставляемый пароходом след из водоворотов и испуганно крикнул:
— Стоп машина! Час от часу не легче! Теперь они тонут!
Низкие борта почти скрылись под водой, и через палубу перекатывались волны. Единственная труба, как поплавок, показывала угрожающий левый крен. Лодка замерла, и на палубу выбрался старпом во главе организованной на скорую руку спасательной команды. Пароход по инерции продолжал дрейфовать, поравнявшись с рубкой. Прыгнув с разгону в воду, старший помощник взобрался на скользкую палубу и рванул на себя первую попавшуюся дверь. Коридор уходил вдоль распахнутых настежь кают и исчезал в темноте. Под ногами чавкнули мокрые ковры. Старпом замер, прислушиваясь к завыванию сквозняков в выбитых иллюминаторах.
— Миша! — выкрикнул он в темноту. — Хомин! Михаил Иванович!
— Где они, товарищ капитан третьего ранга?
В дверь заглянули приплывшие вслед за ним матросы.
— Не знаю. Фонарь кто-нибудь взял?
Вспыхнувшие сразу несколько лучей осветили деревянные стены, плафоны за проволочным ограждением и сорванные спасательные круги под ногами. Коридор, повторяя обводы судна, огибал каюты пассажиров и заканчивался уходящим вниз трапом. Старпом пробежал вдоль раскрытых дверей и заглянул в трюм. Луч осветил перекатывающуюся внизу воду.
— Хомин! Есть тут кто?
Из темноты раздался жалобный и в тоже время радостный вопль:
— Эй! Я здесь! Вытащите меня отсюда!
Старпом спрыгнул в воду и, выставив вперед фонарь, пошел на крики. Разгребая плавающие рядом ящики, карты, газеты, он по пояс в воде добрался до тесных кормовых кают. Дверь одной из них заменяла сваренная из стальных прутьев решетка с тяжелым навесным замком. Сквозь решетку торчали голые руки визжащего от счастья Рафика Акопяна.
— А я уже думал — мне конец! Отовсюду вода льется, все трещит, я кричу-кричу, а вокруг никого!
— Где Хомин и профессор?
— Не знаю. Их держали в верхних каютах. Я слышал, что профессор кричал что-то про гестапо.
Старпом подергал замок. Такой и ломом не свернешь. Низкорослому Рафику вода была уже по грудь, и он висел на двери, вцепившись посиневшими от холода пальцами в прутья.
— Тащ… вытащите меня, а то я уже ног не чувствую.
— Сейчас, поищем что-нибудь потяжелее, — старпом посветил по сторонам и под потолок. — Выламывайте эту трубу! — скомандовал он столпившимся рядом матросам.
Сбить замок не получилось, но зато не выдержал один из прутьев на двери, и Рафик пулей вылетел в появившуюся щель.
— Где, ты говоришь, наши были?
— На верхней палубе. Я слышал, как старший лейтенант с профессором перекрикивались. А потом за ними пришли и куда-то увели.
— Все наверх!
Старпом видел, что вода на глазах прибывает, и в трюме находиться становится опасно. Сколько еще точно простоит пароход, он загадывать бы не стал. Но то, что на плаву ему не продержаться больше часа, было ясно и без обследования специалиста. Для верности старший помощник обошел верхние каюты, но ни профессора, ни Миши Хомина нигде не было. Судно увеличило крен влево и, не желая больше рисковать, он, сбросив с кнехта трос, приказал всем возвращаться на лодку.
— Куда могли их забрать? — недоумевал Дмитрий Николаевич. — Провернуть такую операцию и опоздать! Ну что за невезенье!?
— Хорошо хоть Акопяна спасли, — возразил старпом.
— Да, уже не зря, — согласился командир.
— А как же доктор? Не подставили мы его нашей выходкой?
— Не знаю, Толик. Надо искать остальных. Может, он с ними. А что там Акопян говорил про гестапо?
— Накануне вечером он услышал над головой топот, затем профессор крикнул Хомину, что это не моряки, а гестапо, и чтобы он ничего им не говорил.
— Да… Ситуация. Представляешь, что будет, если немцы заставят профессора работать на них? От Миши толку для них будет мало, а Михаил Иванович — это клад знаний, которые им и не снились. И как бы он ни старался, но ему не выстоять.
— Да уж, командир, влипли мы. Если гестапо поймет, кто перед ними, то как бы он ни держался, из профессора вытянут все.
— Витмана ко мне! — Дмитрий Николаевич решительно нажал клавишу захрипевшего «банана».
Еле дождавшись, когда появится Отто, он схватил его за плечо и, медленно разжевывая слова, спросил:
— Где находится гестапо? Понимаешь? Ге-ста-по! Черт! Я ему сейчас морду набью! Смотри!
Командир перевернул лист карты и на белом ватмане нарисовал бухту с квадратами зданий на берегу.
— Это твоя база. Где гестапо? Гестапо? Так, старпом! Что хочешь делай, но кто-то из вас должен заговорить на нужном мне языке. Или ты на немецком, или он на русском.
— Обучу, товарищ командир! Заговорит, как Пушкин! Стихами! У меня система не хуже, чем у Илоны Давыдовой.
— Не перестарайся… Смотри, Отто! — Дмитрий Николаевич опять вцепился в растерянно моргающего глазами Витмана. — Нам нужно ге-ста-по!
Командир изобразил руки в наручниках, затем череп с костями. А когда нарисовал окно с решеткой, неожиданно немец его понял.
— Полицай?
— Почему полицай? — не сообразил Дмитрий Николаевич.
— Командир, он имеет в виду полицию, а не предателей, — подсказал старпом.
— Пусть будет полицай! Где твой полицай?
Командир подсунул поближе к немцу нарисованную им схему. Отто взял карандаш и прочертил длинную линию вдоль импровизированного побережья, затем на краю листа нарисовал круг и твердо произнес:
— Полицай!
— Так далеко?
— Он хочет сказать, что гестапо не на территории базы, — сообразил старший помощник.
— Какой ты у меня смышленый, — усмехнулся Дмитрий Николаевич. — Давай, пока ночь не кончилась, посмотрим, куда он показывает.
Оставив тонуть пароход прошлого века, лодка вновь пошла к берегу, осматривая теперь полосу прибоя правее немецкой базы. Уже начинало светать, и стали видны растянувшиеся вдоль побережья виноградники. Каменистые обрывы вокруг маяков сменились песчаными пляжами, и почти у самой воды забелели крыши одноэтажных домов.
— Показывай, где, — командир отдал перископ Витману.
Отто долго рассматривал берег, затем, совместив тонкое перекрестие визира с целью, отошел в сторону. Дмитрий Николаевич взглянул на стоящее обособленно серое квадратное здание, огороженное бетонным забором.
— Командир, можно и мне посмотреть, — попросил старпом. — Так… От берега метров сто. Слева сплошные кусты и деревья, справа дорога, дальше опять какой-то сад. Возьму десяток крепких парней и огородами…
— Да достал ты уже со своими парнями, — вспылил Дмитрий Николаевич. — Чего ты в морпехи не пошел?
— А как иначе, командир? Этот барак тросом не зацепишь и в воду не стянешь.
— Дай еще раз взгляну! Да, другого решения нет. Стены не помеха. Нападем, пока спят. Должны же они спать, даже если это гестапо? Сейчас, только соберу команду и сам поведу.
— Ну уж нет, командир! — решительно воспротивился старпом. — Я, конечно, всегда мечтал стать командиром лодки, но не таким способом. Может, вы и правы, Дмитрий Николаевич, и в душе я несостоявшийся морпех, а может, это моя блажь, но сейчас я абсолютно уверен, что идти должен я. Так будет лучше!
— Он прав, командир, — неожиданно подал голос молчавший прежде Валентиныч.
Слово механика поставило точку в этом споре.
— Уговорили, — нехотя согласился Дмитрий Николаевич. — Набирай группу, а я подведу лодку поближе. Валентиныч, готовь спасательный плот.
Глубина позволила «Дмитрию Новгородскому» подойти почти к самому берегу. Пока еще не встало солнце и в море с песчаного пляжа сползала предрассветная дымка, решили высадить десант ближе к виноградникам. А корректировать их действия должен был командир по рации, наблюдая в перископ с погрузившейся лодки.
Как только резиновое дно зашуршало о песок, моряки выпрыгнули на берег и затащили плот в кусты.
— Приехали, — доложил по рации старпом.
— Наблюдаю, — подтвердил командир. — Бери левее и идите вверх. Оттуда тебе будет виден внутренний двор. И не торопись, сначала осмотрись.
— Понял, командир, — шепотом ответил старший помощник.
Даже хрип динамика не смог скрыть волнение старпома, и Дмитрий Николаевич это понял.
— Самому надо было идти, — запоздало начал он посыпать голову пеплом.
— Нет, командир, — возразил Валентиныч. — У Долгова на лбу написано, что он для таких дел создан. Если выкрутится, обещаю, найду и подарю ему черный берет.
Снова припав к перископу, командир увидел, что отряд, поднявшись на холм, растворился в зарослях виноградной лозы.
Распластавшись под кустом, старпом следил в бинокль за двором гестапо.
— Ворота одни, — шептал он притаившейся рядом группе и в висевший под подбородком микрофон. — У ворот будка. Там, наверное, часовой, но не вижу. Забор метра два. Во дворе грузовик с фургоном. Здание небольшое, комнат шесть, максимум восемь. Окна с решетками, но возле входной двери одно открытое.
Оглянувшись к притихшим морякам, он спросил:
— Кто у нас лучше всех стреляет?
— Я, — подполз к нему Пахомов.
Старпом с сомнением посмотрел на нагло улыбающуюся физиономию Славика и ответил:
— Ладно, часового сам сниму. Пошли.
Они подобрались к стенам гестапо на сотню метров, но дальше кусты заканчивались и тянулся пустырь, заросший низкой травой. Теперь в бинокль была видна натянутая над забором колючая проволока. Намеченный план нападения отпал. Перемахнуть лихим кавалерийским наскоком через забор не получится. Оставались ворота. Но чтобы к ним пробраться, нужно было зайти с другой стороны. Кусая губы, старпом лихорадочно соображал, что делать дальше. С моря в перископ все казалось проще.
Из здания вышел солдат и, громко хлопнув ладонью по капоту грузовика, разбудил спящего в кабине водителя. Дремлющий двор вдруг разом ожил. Распахнулись настежь двери, и выбежало не меньше взвода солдат. За ними вышли два офицера в фуражках с высокими тульями.
— Товарищ капитан третьего ранга, что там происходит? — шепнул на ухо Слава Пахомов.
— Тише ты. Сам не пойму. Не могли же они нас заметить.
Вдруг на крыльце возникла круглая фигура начпрода Хомина. Без фуражки, с руками за спиной, понурившись, Миша стоял, глядя под ноги. Еще один гестаповский солдат вывел профессора. Михаил Иванович остановился рядом с начпродом и, очевидно, что-то ему говорил, но его грубо толкнули и подвели к фургону. Распахнулись узкие двери, и клетчатая рубашка профессора исчезла внутри. Один из офицеров подошел к Мише и, будто коня на рынке, осмотрел со всех сторон. У старпома сжалось сердце. Никогда не унывающий, жизнерадостный Миша съежился, будто побитая собака. Закончив осмотр, офицер махнул перчаткой, и Мишу затолкали в фургон следом за профессором.
— Их увозят, — застонал старший помощник.
— Так это же хорошо, — вдруг возразил Славик.
— Что ты несешь! Как мы теперь их спасем?
— Взгляните: от здания идет единственная дорога через наш холм. Дальше она пойдет через виноградник. Там мы и устроим засаду.
Все обернулись, куда показывал Пахомов.
— Ай молодец, Пахомов, — по достоинству оценил предложение Славика старпом. — Тогда и солдат будет меньше, и подобраться незаметно можно к самому грузовику. Все назад. Ползком на холм, ближе к дороге.
Он оглянулся на двор гестапо. А ведь это действительно подарок судьбы. От ворот начиналась хорошо накатанная грунтовая дорога и тянулась в гору, чтобы затем скрыться в виноградном поле и выйти где-то в районе морской базы. Смущало только, что перед самым въездом в виноградник была небольшая развилка. Узкая дорожка, почти тропа, сворачивала от основного пути и убегала в сторону, по открытому полю. Но старпом решил, что по такой дороге тяжелый грузовик не поедет, отбросил сомнения и повел отряд на вершину холма, ближе к намеченному пути движения немцев. Разделив группу, он отправил Пахомова с тремя матросами на другую сторону дороги.
— Стреляйте по водителю и офицеру в кабине, — напутствовал старпом Славика. — А мы снимем охрану, как только они выпрыгнут из фургона. Смотрите, наших не зацепите.
Сверху как на ладони открылся двор гестапо. Вот ворота разошлись в стороны, и грузовик выехал на дорогу. Тяжело раскачиваясь, он медленно полез в гору. Почувствовав, как в груди поднялось волнение, старпом отложил бинокль и стянул со спины автомат. Вжавшись в землю, рядом лежали пятеро старослужащих матросов, которых он сам отобрал из разных боевых частей. Стараясь не шуметь, они положили перед собой «Калашниковы» и, взведя затворы, теперь смотрели только на него, ожидая команды.
— Справимся, — шепнул старший помощник одними губами. — Их всего четверо в фургоне и двое в кабине.
Грузовик взобрался на холм и вдруг остановился у развилки.
— Что такое? — удивленно приподнял голову старпом и потянулся к биноклю. — Давай вперед!
Но, будто издеваясь над ним, автомобиль простоял не меньше минуты, затем выпустил из выхлопной трубы облако дыма, повернул вправо и тронулся по едва заметной извилистой тропе. Старпом застонал и, едва не рыдая, уткнулся в ставший бесполезным автомат.