12
На берегу, возле причала из свежеструганных досок, натянув канат, покачивалась резиновая лодка. Двое моряков, ухватившись каждый за свое весло, молча ожидали командира. Кюхельман и старпом тихо разговаривали, стоя у дверей барака.
Уже прошла неделя их жизни на берегу, территория внутри забора приобрела ухоженный вид. Разбитые двери были отремонтированы и усилены. Просевший местами забор выровняли и укрепили, вернув ему былую неприступность.
Чтобы подчеркнуть их замкнутость и самостоятельность, Гюнтер приказал повесить над дверью доставленный с лодки военно-морской флаг. Наученный опытом первого дня их пребывания на острове, он ограничил до минимума общение команды с испанцами, подчинив уклад жизни воинскому распорядку. Часть команды занималась заготовкой продуктов, наведением порядка в бараке и несла вахту. На заднем дворе установили импровизированный разделочный стол, сколоченный из обломков кораблей, и теперь кок Дитрих ежедневно был занят рубкой мяса и ощипыванием кур, отправляя на лодку перегруженные шлюпки с продуктами. Он не побоялся даже сделать небольшую вылазку в джунгли и собрать рядом с поселком несколько мешков кокосовых орехов.
Другая часть команды находилась на лодке, занимаясь проверкой и ремонтом всех механизмов, и ожидала своей очереди сойти на берег. Каждое утро происходила смена, прибывая на трех спасательных лодках к построенному для них испанцами причалу.
Выходить за забор разрешалось только небольшими группами, в светлое время и с разрешения офицера. Исключением был штурман.
Вилли постоянно находил для себя очень важное дело на берегу, и командир с улыбкой, понимая причину его озабоченности, всегда разрешал ему остаться. Осилив с помощью Удо и Кармен довольно сносно испанский язык, Вилли теперь мог выступать посредником. Его посылали к губернатору договариваться о поставках продуктов, и он мог растянуть это дело на несколько часов. Его видели гуляющим с Кармен, но никому и в голову не приходило как-то помешать им встречаться.
Гюнтер собирался отплыть на лодку, оставив за себя старшим Отто. Стоя на пороге барака, они обсуждали последние вопросы перед отбытием командира.
– Эрвин хочет поставить им что-то вроде ветряка и небольшую коптильню, – улыбнувшись, произнес командир.
– Было бы неплохо, – согласился старпом. – Из-за него я не чувствую себя законченным дармоедом.
Главный механик Эрвин Фишер развил на острове бурную деятельность. Увидев здесь огромное поле для технической фантазии, он с головой ушел в заботы: чем бы еще помочь островитянам? Собрав все топоры, он заточил их в мастерской на лодке. Сплел из пожертвованной из ремкомплекта тонкой капроновой нити рыбацкую сеть, чтобы внести разнообразие в рацион местного населения и подводников. Подобно фокуснику, выгреб из кармана горсть болтов и гаек, затем под изумленное гудение испанцев показал, как наворачивать гайку на болт и как крепко можно соединить с их помощью две детали. Дон Диего недоверчиво взял в руку гаечный ключ, с нескольких попыток непослушными пальцами накинул его на гайку и, как ребенок, радостно вскрикнул, когда после нескольких оборотов две стянутые крепкие доски треснули, будто спички. Эрвин хотел еще усовершенствовать пушку на утесе, приспособив ей винт для вертикального наведения и установив прицел, но этому воспротивился командир.
– А еще он просит пару бочек топлива, – продолжил Гюнтер. – Чтобы сделать границу между поселком и джунглями. Говорит, в пропитанной соляркой земле расти ничего не будет несколько лет и отпадет необходимость постоянной вырубки.
– Я не агроном, но мне кажется, в этом есть смысл.
– Отто, ты что, действительно считаешь, что мы здесь пробудем еще несколько лет?
– Не знаю. Сейчас я даже не могу предположить, где искать наш путь домой.
– Да-а… – протянул удрученно Гюнтер. – Раньше твой оптимизм вселял в меня уверенность.
– Мы до сих пор не узнали ничего нового. – Отто пожал плечами. – Я жалею, что тогда на лодке невнимательно слушал Лоренца. Что он там увидел на дне? Возможно, разгадка в этом. Да и где сейчас Лоренц? Может, спросить у губернатора?
– Уже спрашивал. Никто ничего не знает. Лоренц как сквозь землю провалился.
– Хорошо бы поспрашивать туземца. Он единственный, кто не боится ходить в джунгли.
– Поспрашиваем. Обязательно поспрашиваем. Завтра вернусь и поговорю с губернатором. Может, поиск организуем. Хотя уже столько времени прошло.
– Возможно, Лоренц смог бы нам помочь.
– Дон Диего уверен, что его давно уже нет в живых. Но – чего не бывает. Ладно, Отто, я отправляюсь на лодку, а завтра подумаем, что нам делать дальше.
Старпом проводил командира до ворот и вернулся к дверям барака. Когда они разговаривали, Отто показалось, что за дверью кто-то был. Он резко дернул за ручку, но за дверью было пусто.
– Пауль, проснись, наконец! – Клаус безжалостно тряс за плечо друга.
– Клаус, отцепись. Мне сегодня ночью на воротах дежурить.
Но Клаус и не думал уступать. Он перевернул Пауля на спину и, схватив за нос, едва не свернул его, мотая голову друга по соломе и лишая последней надежды еще немного поспать.
– Просыпайся! – Клаус с жаром зашептал в ему в ухо. – Мы с тобой сегодня неплохо повеселимся!
Пауль приподнялся на локтях и с недоумением посмотрел на друга.
– Что ты еще придумал? Может, решил посвататься к донне Деборе и зовешь на свадьбу?
– Ха! Остряк! Есть идея получше. Мы пойдем в их таверну!
Клаус многозначительно подмигнул и указал пальцем в сторону поселка.
– Ты с ума сошел!
– Пауль, все продумано. Я слышал, сегодня за главного на берегу остался старпом, а он нас еще не всех даже в лицо знает. За бараком частокол пониже, подставим бочку и перелезем. Там дальше кусты, нас никто не заметит. Зайдем на пару часиков, промочим горло и назад.
– Даже слушать не хочу. – Пауль отвернулся, уткнувшись носом в солому.
– Я тебя когда-нибудь подводил? – Клаус больно ударил друга в затылок. – Если бы не я, узнал бы ты хоть один кабак в Лорьяне? Ладно, начальство ко мне несправедливо, но почему же ты такая свинья?
Пауль сел и, взглянув в горящие глаза друга, понял, что его уже не остановить. Разве что если связать. Если Клаус почувствовал возможность выпить, то остановить его может только выпивка. Сопротивлялся Пауль уже скорее по инерции.
– Наши с тобой рожи старпому на мостике давно примелькались. Если мы исчезнем, он сразу заметит, и сидеть нам после этого безвылазно на лодке. А мне больше нравится свежим воздухом дышать, чем в кубрике твои вонючие ботинки нюхать.
– Ничего он не заметит. Мы ведь всего на два часа и назад. Давай, Пауль, вставай. Пошли, пока на заднем дворе никого нет.
– Старпом – это еще не все. По совести скажу, я больше опасаюсь испанцев. Мне больше нравится смотреть на них через забор. Да и стемнеет скоро.
Неожиданно Паулю пришел в голову, как ему показалось, весомый аргумент.
– А чем ты собираешься расплачиваться с испанцами за выпивку?
– Не дрейфь, дружище! Ведь ты со мной. – Клаус снисходительно обнял Пауля за плечо. – Вот увидишь, будут наливать да еще благодарить! Не забывай, кто мы, а кто они. Мне просто хочется восстановить справедливость. В первый день наши здесь плясали, а мы что? А мы с тобой на них в бинокли глазели. Ганс говорил, джин был отменный. Хватит ломаться, давай поднимайся.
Задумавшись на минуту, Пауль наконец сломался:
– Ладно, пошли. Но только на час и по чуть-чуть. Не забывай, мне ночью дежурить.
– Уговорил! Я сейчас погляжу, где старпом.
Клаус вскочил, на цыпочках подбежал к двери и прильнул глазами к щели в дощатой стене.
– Пошли, старпом стоит на причале. Давай вдоль стены и за угол.
Они проскользнули за угол барака и подбежали к забору. На заднем дворе было пусто. Воровато оглядываясь, Клаус подтащил к забору бревно, на котором кок рубил туши.
– Давай ты первый, я помогу. – Он подтолкнул Пауля, опасаясь, чтобы тот не передумал.
Пауль встал на бревно и заглянул через забор.
– Послушай, а как мы вернемся назад? – заартачился он.
– Давай, давай! Что-нибудь придумаем! Скорее, а то кто-нибудь увидит.
Клаус схватил Пауля за ногу и попытался приподнять. Подтянувшись на руках, Пауль мешком перевалился на другую сторону. Сдавленно ругнувшись, он выбрался из колючего кустарника. Следом свалился Клаус.
– Приспичит же тебе. Посмотри, как я руки разодрал.
– Ничего, оно того стоит. – Клаус плотоядно облизнулся. – Я тебе раны джином промою.
Пригнувшись, они миновали забор, вильнув в джунгли, обогнули несколько хижин и, обойдя церковь так, чтобы их не было видно с берега, оказались на пороге таверны Амбросио. Перед дверью Пауль остановился.
– Может, там и нет никого?
– Есть, есть! Я видел. Вечером здесь уйма народу. Заходи.
– Клаус, может, вернемся? – взмолился Пауль. – Что-то у меня дурные предчувствия.
– Ты меня начинаешь раздражать! Отойди! Смотри, как надо.
Клаус отстранил друга, уперся руками в два бревна, подпирающие навес, и впечатал подошву в дверь. Помедлив пару секунд, он решительно шагнул внутрь. Из-за его плеча заглянул Пауль.
Помещение едва освещалось несколькими факелами на стенах. С десяток столов стояли в небольшом зале, оставив узкие неудобные проходы.
Клаус опытным глазом окинул таверну: за столами сидело не больше семи-восьми вполне трезвых испанцев, и натренированным чутьем понял – они пришли вовремя.
– Типичный кабак, – восхищенно произнес он, – я о таком уже два месяца мечтал. – Затем, принюхиваясь к витавшему в воздухе спиртному аромату, он набрал полную грудь и проревел в темноту: – Ну, кто здесь напоит ваших защитников?
Из темноты на них воззрилось несколько удивленных пар глаз.
Из-за массивной барной стойки выскочил хозяин таверны, небольшого роста, с круглой лысой головой. Со дня появления на острове чужаков он впервые увидел их в своем заведении. Даже в первый, разгульный для подводников день никто так и не узнал дорогу в его таверну, а потом чужаки редко выходили из-за забора. Амбросио с интересом разглядывал вошедших моряков.
– Клаус, они тебя не понимают, – прошептал Пауль ему на ухо.
– Ничего, поймут! Главное – чувствовать себя хозяином положения, а остальное приложится.
– Ты посмотри на их рожи. – Пауль кивнул на сидевшего в углу испанца с подбитым глазом и ссадиной на лбу. – Они, наверное, здесь дерутся. Так и нам достанется.
– Прекрати брюзжать! Что может быть лучше хорошей кабацкой пьянки? Только хорошая кабацкая драка!
Клаус подошел к Амбросио, улыбнулся и хлопнул его по плечу:
– Ну, что стоишь? Видишь, гости пришли. Не стесняйся, давай наливай! Что там у тебя есть? Я хочу джина!
Амбросио тоже улыбнулся и часто закивал, продолжая, однако, стоять на месте. Клауса это начинало раздражать.
– Пить! Пить! Понимаешь? Хочу джина! Вот дубина! Ладно, сейчас объясню.
Он подошел к столу, из-за которого выскочил Амбросио, и пошарил глазами в поисках чего-нибудь похожего на кружку или бутылку. Рядом с мокрой тряпкой стоял ковш, до краев наполненный темной жидкостью. Клаус схватил его за изогнутую ручку и сделал два больших глотка.
– Тьфу! Что за гадость! Это вода что ли?
Наблюдавшие за ним испанцы загоготали, хлопая от смеха ладонями по столам. Клаус понял, что совершил какой-то ляп и сейчас выглядит дураком. Он схватил Амбросио за рубашку на груди и, хорошенько встряхнув, зло прошипел ему в лицо:
– Послушай, болван, если ты сейчас не нальешь нам то, что пьют остальные, я выбью тебе зубы и тебя не будут понимать не только немцы, но и твои соотечественники!
Но Амбросио не шелохнулся, продолжая улыбаться еще шире.
– Смотри!
Клаус подошел к ближайшему столу, за которым сидел здоровый, с распухшим носом островитянин. В громадных, с черными ногтями ручищах он держал глиняную кружку. Клаус заглянул внутрь и, увидев, что там плещется еще больше половины, вырвал ее у него из рук. Улыбка на физиономии испанца сменилась немым изумлением. Клаус понюхал содержимое, уловил знакомый аромат и жадно выпил обжигающую горло жидкость.
– Вот! – радостно закричал он, поставив пустую кружку на стол. – Вот такого я хочу! Налей мне еще. – Клаус ткнул пальцем себе в грудь. – И ему, – указал он на Пауля.
Амбросио, продолжая улыбаться, жестом предложил друзьям сесть и скрылся за стойкой, из-за которой послышалось недвусмысленное бульканье.
– Так-то лучше, – произнес Клаус, гордо расправив плечи. – А ты сомневался.
Он хлопнул Пауля по плечу и толкнул его в зал.
– Идем во-он туда. Я вижу пустой стол. – Пауль указал в темный дальний угол.
– Э, нет! Если ты хочешь, чтобы тебя угощали, всегда садись на самое видное и почетное место. Вот это для нас в самый раз. – Клаус указал на стол испанца, у которого он опустошил кружку, и с грохотом отодвинул тяжелый стул.
– Здесь же занято. – Пауль кивнул на насупившегося испанца.
– Да брось. Это же свой парень.
Клаус почувствовал в голове алкогольную эйфорию и легкость, и им овладело веселое настроение. Он засмеялся и, перегнувшись через стол, спросил испанца: – Как тебя зовут? Не понимаешь? Садись, Пауль, он нас будет угощать, вот увидишь. – Клаус подмигнул испанцу и спросил: – Так как же тебя зовут, амиго? Я не расслышал.
Испанец молчал. За соседними столами прислушивались к каждому слову чужака.
– А, да ладно! Не понимаешь и не надо. Эй, хозяин, где наш джин?
Возле стола появился Амбросио, поставил перед моряками две глиняные кружки и отошел к стойке.
Пауль повертел головой, встретился глазами с хмурым испанцем напротив и, почувствовав повисшую в воздухе напряженность, появившуюся с их прибытием, тронул Клауса за локоть:
– Ох, не нравится мне здесь. Давай зайдем в другой раз. Еще ребят захватим.
– Как ты мне надоел! Лучше выпей и успокойся. Мне тоже многое не нравится! Не нравятся одуряющая жара и влажность, от них у меня вся задница в фурункулах. Не нравится твое нытье! Не нравится, что наш командир держит нас за забором. Зато мне нравится здесь! И честное слово, если ты будешь продолжать брюзжать и портить мне вечер, я двину этой кружкой тебе в лоб!
От выпитого глаза у Клауса заблестели, щеки порозовели, а на лице заиграла самодовольная ухмылка.
– Кстати, о нашем командире. Кто первым заметил американский пароход? Вспомнил? Правильно, ты! А тебе хотя бы спасибо сказали?
– Но, Клаус! Мы же сигнальщики, это наша обязанность.
– Ох, умора! Ты уже говоришь как наш командир. Кстати, топить вражеские корабли – это его обязанность, но он за это получает кресты на грудь, оклад – не ровня нашему, и козыряют ему, едва завидят белую фуражку. – Клаус со злостью ударил пустой кружкой по столу и, развернувшись, прокричал в сторону хозяина: – Эй, Амбросио! Ты что, не видишь, что моя кружка пуста?
Пауль осторожно пригубил свой бокал, пробуя на вкус джин, пахнущий ягодами. Какими, он никак не мог вспомнить. После первого глотка по горлу потекло приятное тепло.
– Слушай, Клаус, а он крепкий. Его бы лучше чем-нибудь закусывать.
– Я тоже так думаю, но никак не пойму, что они едят.
Клаус взглянул на соседние столы, но, кроме кружек с джином, ничего не увидел. Лишь двое островитян, внимательно наблюдавших за ними, сосали какие-то черные стручки.
– Я понял. – Пауль отставил в сторону свою кружку. – Посмотри, как они пьют. По глотку, не больше. Наверное, джин – дорогое удовольствие, и с одним бокалом они могут просидеть весь вечер. Тогда и закусывать нет нужды.
– Ерунду ты говоришь. – Клаус показал Амбросио пустую кружку. – Просто еще рано. Вот увидишь, подтянется народ, станет веселее. Тогда и вынесут поросенка или фазанов. Ты, наверное, книжек не читал об этом времени. А я читал одну, правда, забыл название, но, как там пили и гуляли, хорошо помню. Подожди, все еще будет. Может, у них даже варьете есть, как тогда в Лорьяне.
– Да, конечно. А прима варьете – донна Дебора.
– Ха-ха-ха! Вот такой ты мне больше нравишься! – Клаус стукнул по столу кружкой, пытаясь привлечь внимание хозяина. – Сколько я буду ждать?!
– Не нальет он тебе больше ничего, – произнес Пауль. – Хочешь еще, изволь заплатить. Это не Франция, и тем более не Лорьян.
– А что Франция? Мы тогда с тобой хорошо погуляли и ничего не платили.
– Нас терпели только потому, что рядом была наша комендатура, а за окнами ходили наши патрули.
Пауль заметил, как из подсобной комнаты к Амбросио вышел чумазый мальчишка лет двенадцати с серьгой в ухе. Амбросио, наклонившись, долго что-то шептал ему, поглядывая на моряков. Мальчишка кивал, затем шмыгнул на улицу, плотно закрыв за собой входную дверь. Хозяин вновь стал за стойку. Взяв тряпку, он намочил ее в ковше, из которого отпил Клаус, и принялся усердно тереть стол, не замечая поднятой руки Клауса.
Пауль едва сдержался, чтобы не засмеяться. Подмигнув, он спросил:
– Кстати, а как тебе помои с грязного стола?
– Чего?!
Тряхнув головой, Клаус проследил за взглядом Пауля, и его лицо покрылось красными пятнами.
– Он мне за это заплатит, – прошипел он, поднимаясь из-за стола.
– Перестань, никто в тебя эти помои силой не вливал.
Но Клаус уже ничего не слышал. Потемнев от злости, он подошел к Амбросио и смахнул ковш с водой на пол.
– Так ты надо мной посмеяться вздумал?
Он грохнул кулаком по столу, от чего подпрыгнул лежавший перед хозяином тяжелый, с лезвием длиной в три ладони, нож. Клаус перегнулся через стойку и схватил Амбросио за горло. Другой рукой он подхватил нож и приставил острие под левым дергающимся глазом испанца. По щеке к подбородку стекла капля крови. Хозяин таверны взвизгнул.
Из-за столов, с грохотом отбрасывая стулья, вскочили посетители. У некоторых в руках появились тесаки, размерами не уступавшие ножу в руках Клауса.
– Клаус, стой! – Пауль вскочил, испугавшись не меньше Амбросио. – Ты с ума сошел! Мы же живыми отсюда не выйдем!
Повернувшись к надвигающимся испанцам и подняв руки, он закричал:
– Сеньоры! Сеньоры! Погодите, мой друг погорячился. Тысячу извинений. Мы сейчас уходим! Клаус, немедленно брось нож! Сеньоры, это недоразумение!
Но Клаус уже и сам понял, что перестарался с воспитанием трактирщика. Он взглянул через плечо на застывших с угрожающим видом испанцев и отпустил Амбросио. Повертел в руках нож и нехотя воткнул его в мокрую поверхность стола.
– Как же мне не хватает сейчас моего любимого «парабеллума». А все твой командир, запрещающий носить оружие. Сам-то с «вальтером» не расстается.
Клаус недовольным взглядом окинул зал и увидел, поблескивающие в свете факелов ножи испанцев.
– Чего вскочили? Сказано же вам: погорячился я. Пошутил!
Он поднял перевернутый стул, придвинул его к столу и, натянуто улыбаясь, сел.
– Пауль, а ты чего торчишь столбом? Садись. У тебя джин еще не тронутый.
– С меня хватит, Клаус! Мы уходим.
– Вот теперь я не сдвинусь с места. Ты что, хочешь, чтобы нас посчитали трусами? Сядь, Пауль, и выпей, а то у тебя губы дрожат. Посмотри, эти ребята с чувством юмора и уже не в обиде. Садись. – Клаус пододвинул стул.
Пауль повертел головой и облегченно вздохнул. Испанцы уселись за столы, тихо перешептываясь между собой и лишь изредка поглядывая в их сторону.
– Клаус, хватит испытывать судьбу. Можешь допить мой джин и пошли отсюда.
– Не буду я ничего за тобой допивать. Мне и так нальют. Эй, Амбросио! – Приподнявшись, Клаус помахал рукой. Он не упустил из виду, как напрягся сидевший напротив испанец. – Успокойся, амиго. Я и на тебя закажу.
С двумя кружками в руках к ним подошел Амбросио. Улыбаясь, он принялся что-то долго рассказывать, заглядывая в глаза. Наконец, выговорившись, он попятился к себе за стойку.
– Ты что-нибудь понял? – Клаус поводил носом над бокалом, втягивая в себя аромат можжевельника.
– Кроме «сеньоры», ничего.
– Наверное, просит прощения. Это хорошо. Так и должно быть. – Клаус одним глотком выпил половину кружки. Тяжело выдохнув, он прослезился и, уперев себе в нос собственный кулак, шумно втянул воздух. – Нет, без закуски тяжело. Амбросио! Неси чего-нибудь пожрать! Вот досада, этот тугодум еще полчаса будет соображать, чего мы от него хотим.
– Клаус, я тебя умоляю, допивай и уходим. У Дитриха наверняка для нас найдется ароматная курочка, ты же знаешь, я с ним на дружеской ноге. Обещаю тебе отличный ужин.
– Ничего мы от твоего Дитриха не дождемся. Нас и здесь сейчас накормят не хуже, я тебе это обещаю.
Пауль обреченно застонал. Точивший его весь вечер червь тревоги теперь вырос до гигантских размеров, не предвещая ничего хорошего. Он уже хотел встать и уйти в надежде, что Клаус последует за ним. Но ноги, будто ватные, отказывались повиноватьяс, скованные паническим страхом.
А джин, влитый в Клауса в почти литровом объеме, уже начал свое дело. Раскрасневшееся лицо блестело от пота. Глаза горели дьявольским огнем. Всклокоченные мокрые волосы придавали ему сходство с растрепанным воробьем, только что вывалившимся из клубка дерущихся за гнездо птиц.
– Эй, амиго! – Тяжело дыша, Клаус перегнулся через стол. – Скажи ему, пусть принесет чего-нибудь пожрать. – Клаус красноречиво показал пальцем себе в рот. – Или ты тоже туп как пень?
Догадавшись по виду испанца, что тот ничего не понял, Клаус зло выругался и крикнул в зал:
– Вы все здесь безмозглые ослы! Но ничего, сейчас я преподам вам урок немецкого языка.
– Сядь на место, – взмолился Пауль.
Но было уже поздно. Клаус схватил испанца за бороду и, дернув его на себя, пьяно проревел:
– Вот тебе первый урок! Не сиди, когда с тобой говорит немец!
Недоумение на лице островитянина задержалось лишь на секунду. Затем его сменило выражение ярости, и кулак размером с перезрелую тыкву врезался Клаусу между глаз. Мелькнули над столом ботинки с надорванной подошвой, и взлетел в воздух уже пустой стул, на котором только что сидел Клаус. Проехав по полу до стены и сметая собой оказавшиеся на пути стулья, Клаус на миг замер, потеряв способность соображать, что с ним и где он. Впрочем, он тотчас вскочил на ноги и развернулся на месте, высматривая, в какой стороне его обидчик. Из разбитого носа струилась кровь. Он замахнулся ногой, пытаясь достать невидимого противника. Слетев, правый ботинок обнажил рваный носок и, стукнувшись в потолок, исчез под столами. Но это лишь подзадорило Клауса. Увидев, что испанцы вновь повыскакивали из-за столов, он заорал:
– Эй, вы! Не вздумайте вмешиваться! Это наше дело! Где ты, амиго?!
К удивлению Клауса, его поняли. По неписаному закону трактирных драк, двое всегда имеют право на мужской разговор с тяжелыми аргументами в руках.
Испанцы выстроились вдоль стен, с сомнением глядя на тощую фигуру чужака – выглядел он крайне жалко по сравнению с поднявшимся из-за стола и заслонившим собой выход двухметровым пушкарем Джакобо. Далеко не каждый на острове рискнул бы померяться с ним силой даже в шутку. Известный тем, что в драках он полностью терял контроль над собой, Джакобо мог спасовать разве что перед Томасом или виртуозно владеющим кулаками Чуи. Но на остальных ему было плевать. Поэтому испанцы замерли с раскрытыми ртами, ожидая развития событий. Чем ответит удививший всех чужак, так легкомысленно оскорбивший Джакобо?
Клаус наконец сумел сфокусировать зрение и увидел перед собой угрюмо набычившегося пушкаря.
– Вот ты где! Держи, амиго. – Он подхватил тяжелый стул и, поднатужившись, с разворотом запустил им в Джакобо.
Стул разлетелся в щепки, а Джакобо скривился от боли. Он решительно бросился на Клауса.
Но Клаусу хватило ума соблюдать дистанцию, дабы не пропустить еще один удар, который он уже вряд ли бы выдержал. Он метнулся к стене и выдернул из кольца горящий факел с тяжелой медной чашей.
– Подходи, амиго! Я не выщипал тебе бороду, так подпалю! – азартно выкрикивал Клаус, размахивая факелом перед носом Джакобо и едва не задев голову притихшего и трясущегося от страха Пауля. И это тоже его развеселило. – Смотри, Пауль, как я сейчас затушу этот светильник об его физиономию!
Клаус выбросил вперед руку и чуть не угодил брызжущим горящим маслом факелом в бороду испанцу. Джакобо еле успел увернуться. Зрители изумленно загудели. Здесь еще не видели пушкаря в роли обороняющегося. Но Джакобо, похоже, это тоже надоело. Он оглянулся вокруг в поисках, чем бы и ему удлинить руку и достать, наконец, не в меру разошедшегося чужака. Не обнаружив поблизости еще одного факела, он подскочил к стойке, чтобы взять нож, но Амбросио предусмотрительно уже его убрал. Сверкнув глазами, Джакобо подхватил бутылку. Разбив ее о край стола, испанец кровожадно ухмыльнулся при виде получившейся стеклянной розы из толстого желтого стекла. Уже не способный от злости ничего говорить, он лишь рычал, вращая налившимися кровью глазами.
Пауль от страха перестал дышать. Зубы выбивали чечетку, а продолжавшие сжимать кружку руки расплескали джин по всему столу. Теперь он видел перед собой только маячившую лучиком за спиной Джакобо щель приоткрытой двери. Ноги неожиданно обрели упругость. Пауль выскочил из-за стола и ринулся к выходу.
Реакция Джакобо была мгновенной. Не раздумывая, он ударил разбитой бутылкой Пауля в живот. Пауль охнул и упал на колени. Серо-голубая рубашка окрасилась кровью от пояса до подбородка. Пауль вновь вскочил и бросился к спасительной двери. Не чувствуя боли, он дернул на себя ручку и, вывалившись на крыльцо, скатился по ступеням.
– Ты что наделал? – Клаус от удивления опустил руку с факелом.
До него вдруг дошло, что разбитым ухом или выбитыми зубами он не отделается. Эта волосатая обезьяна собирается его прикончить.
А он один, и помощи ждать неоткуда.
Джакобо, заметив замешательство противника, решительно двинулся в атаку.
Клаус отпрыгнул назад, толкнув под ноги испанцу скамейку. Адреналин, выплеснувшийся в кровь, нейтрализовал действие алкоголя. Шутки кончились. Началась борьба за жизнь, и Клаус действовал как машина – точно, четко и взвешивая каждое движение. Он швырнул в лицо испанцу потухший факел и перевернул стол. Вдоль стены образовался проход. Клаус схватил за рубашку одного из наблюдавших за дракой испанца и толкнул его под ноги Джакобо. Перепрыгнув через упавший стул, он оказался у стойки, рядом с перепуганным Амбросио. Дверь была близко, и у моряка появился шанс спастись бегством. Однако уходить просто так не хотелось. Клаус горел желанием отомстить за Пауля и напоследок хорошенько приложиться чем-нибудь тяжелым к физиономии испанца. Он схватил стул, заранее жалея, что в таверне низкие потолки и он не сможет сверху обрушить свое оружие на голову Джакобо, размахнулся и…
Неожиданно сзади ему на голову рухнула стена. Перед глазами поплыл, вращаясь, закопченный потолок. Мелькнуло бесстрастное лицо Томаса, затем он встретился взглядом с губернатором, и сверкнула серьга в ухе мальчишки, стоявшего у двери. Клаус во весь рост растянулся на грязном полу.
Тем временем Пауль метался между хижинами, истекая кровью. Растерявшись, он побежал вначале не в ту сторону, потом сбоку блеснула синь моря, и он сообразил – ему нужно туда. Живот одеревенел, а ноги начали наполняться пугающим холодом. Пауль пытался кричать, но из груди вырывался лишь слабый хрип. Пробежав мимо двух удивленных островитян, он увидел знакомый забор и обвисший морской флаг на крыше. Из последних сил выдавив нечто нечленораздельное, он рухнул на колени. Встать на ноги ему уже не удалось, и он попытался идти на четвереньках, с трудом переставляя руки. Ему показалось, что он слышит немецкую речь. Подняв тяжелую голову, он увидел раскрытые ворота и бегущих к нему моряков во главе со старшим помощником. Он обрадовался, понимая, что теперь его спасут, и сознание тут же его покинуло.
– О, господи, – прошептал Отто. – Переверните его на спину.
Он всегда боялся вида крови и теперь справился с приступом головокружения.
– Это Пауль, – произнес один из подбежавших матросов. – Кто его так?
Отто лихорадочно соображал, как ему следует поступить. Доктор находился на лодке, а на последней спасательной шлюпке убыл командир.
– Несите его на большой причал! – приказал он морякам. – Там нас заметят. А я сейчас сбегаю за ракетницей!
Пауля аккуратно, подхватив за плечи и колени, перенесли на причал испанцев и уложили на влажные доски. В воздух, разогнав наступающие сумерки, взлетела ракета.
– Отойдите, не загораживайте его собой. Пусть с лодки увидят, что у нас раненый. – Отто еще раз выстрелил из ракетницы и вместе с моряками принялся размахивать руками, пытаясь привлечь внимание.
Через минуту он увидел, как в раскачивающуюся у борта надувную лодку поспешно спрыгивают темные силуэты. Отто облегченно вздохнул, различив среди них доктора.
Он взглянул на бледное лицо Пауля, на его окровавленную грудь и поспешно отвернулся, почувствовав, что еще немного, и он сам лишится сознания. Услышав за спиной крики, он обернулся и увидел стремительным шагом приближающегося губернатора. За доном Диего едва поспевала его охрана, Амбросио и толпа испанцев.
Первым на причал выпрыгнул доктор. Наклонившись над Паулем, он приподнял рубаху на животе и удивленно присвистнул:
– Чем это его так?
– Не знаю, – ответил Отто, стараясь не опускать взгляд вниз.
– Давайте его быстрей на лодку!
– Док, рана серьезная? – спросил Гюнтер.
– Конечно, серьезная! Да и крови он много потерял. Думаю, операция на всю ночь затянется.
– Хорошо. Везите его на лодку, а я здесь останусь, разберусь, как это случилось.
Подождав, пока перенесут Пауля и спасательная шлюпка отчалит, Гюнтер обратился к Отто:
– Рассказывайте, старпом.
– Да, собственно, и рассказывать нечего. – Отто растерянно пожал плечами. – Мы услыхали за забором крик, выбежали, а он у ворот лежит.
– Как он там оказался? Вы его отправляли в поселок?
– Да нет же! И вахтенный у ворот говорит, что не видел, как Пауль выходил.
Вместе с Гюнтером на берегу остались Герберт и Удо. Лейтенант, заметив подошедшего губернатора, толкнул доминиканца:
– Спроси, может, они что-нибудь знают?
Но дон Диего сам уже начал рассказывать, не дожидаясь вопросов. Говорил он спокойно, с чувством собственного достоинства, лишь легкая бледность выдавала его волнение. Удо смущенно переводил:
– Дон Диего говорит, что двое наших пришли в таверну, много пили, требовали у Амбросио выпивку, угрожая ножами. Затем начали драться между собой. Переломали много столов и стульев, так что досталось и испанцам. Потом один ударил другого разбитой бутылкой в живот, а сам, испугавшись, убежал в джунгли. Во всем этом мы можем убедиться сами, если пройдем и осмотрим таверну.
– Кто был второй? – спросил Гюнтер у старпома.
– Не знаю. Но это легко выяснить, наши все здесь стоят. – Отто кивнул на моряков, жавшихся тесной кучкой у забора.
– Посмотрите, где Клаус, – вмешался Герберт. – Они с Паулем друзья…
Гюнтер вспомнил долговязого сигнальщика, всегда крутившегося рядом с Паулем. Подойдя к столпившимся у ворот морякам, пробежал взглядом по лицам. Нет, Клауса среди них не было.
– Кто видел Клауса? – спросил он, не очень рассчитывая на ответ. Если бы кто видел, уже бы сказали. Он обернулся к губернатору:
– Удо, скажите ему, что мы хотим осмотреть таверну.
Дон Диего охотно кивнул, будто только и ждал такого предложения.
В таверне Гюнтер молча осмотрел следы погрома. В тусклом свете факелов перевернутые столы и стулья отбрасывали ломаные тени.
– У кого-нибудь есть фонарь?
– Да, у меня, – засуетился Отто и отцепил болтающуюся на поясе коробку со стеклянным глазом.
Вспыхнул яркий луч. Гюнтер склонился над пятнами крови на полу, увидел окровавленное горлышко бутылки с длинными острыми краями. На толстом стекле застыли свернувшиеся бурые капли.
Все, как и говорил губернатор, но Кюхельмана не покидало ощущение какой-то недосказанности.
– Удо, спросите у хозяина таверны, что здесь произошло.
Удо выслушал рассказ трактирщика и отрицательно покачал головой:
– Все то же самое. Слово в слово.
– Вот это мне и не нравится. Спроси, куда убежал Клаус.
Дон Диего с расторопностью, неожиданной для его грузного тела, выскочил из таверны и махнул рукой в сторону темнеющих стеной джунглей.
– Скажи, что мы хотим пойти по его следу.
Гюнтер пнул ногой принюхивающегося к кровавым пятнам пса.
– Отто, скажите, чтобы принесли все фонари, какие есть в бараке.
– Он говорит, – кивнул на губернатора Удо, – что сейчас стемнеет и идти в джунгли опасно, но для нас они соберут людей, разыщут туземца Пио. Он хороший следопыт и быстро найдет нашего матроса.
– Не нужно никого собирать, у нас своих людей достаточно. Хватит одного Пио, вон он уже давно здесь крутится.
– И еще, – продолжил Удо. – Дон Диего очень сожалеет, что погиб наш моряк. Он просил это обязательно вам перевести. Он удивлен, потому что такого не бывало даже среди его головорезов. А наш матрос будто озверел, хотел зарезать Амбросио, бросался на всех, будто сошел с ума.
– Ну ладно, хватит. Ты его осади, пусть не очень-то возмущается. Тоже мне, монахи нашлись. И с чего это он взял, что Пауль погиб? Скажи, что наш доктор и не таких на ноги ставил.
Губернатор выслушал Удо с улыбкой и, изобразив на лице обиду, приложил руку к сердцу и горестно произнес:
– Сеньор, вам нет нужды говорить мне неправду. Я видел рану этого несчастного. Уверен, что он уже преставился. Мы все вместе с вами скорбим о случившемся.
– Тьфу ты! – чертыхнулся Гюнтер. – Говорю же вам, что он жив. Ранен, но с ним все будет хорошо.
На лице губернатора отразилось недоверие. Он задумался, наморщив лоб, и спросил:
– И как он? Что-нибудь говорил?
– Пока нет. Он без сознания. Но скоро придет в себя и все расскажет. А вы что, тоже были свидетелем этой драки?
– Нет-нет! Вашего матроса я видел, когда проходил мимо церкви, он едва не сбил меня с ног. Это было ужасно! Он сжимал вывалившийся живот в руках! Мне до сих пор не верится, что он может выжить.
Пришли моряки с фонарями. Двор перед таверной осветился десятком прыгающих лучей.
– Я вас понял, дон Диего. Наше с вами различие в том, что я верю, а вам не верится. А кто прав, рассудит наш доктор, – задумавшись, произнес Гюнтер. Червь сомнения шевельнулся в груди. Не переоценивает ли он возможности молодого хирурга? – Губернатор, я возьму вашего следопыта? Не думаю, что наш матрос мог уйти далеко. Наверняка где-нибудь спит в кустах. А в остальной помощи и ваших людях нет необходимости, мы сами справимся.
– Как вам будет угодно, капитан. – Дон Диего махнул рукой, подзывая Пио.
Гюнтер построил матросов короткой цепью с туземцем во главе. Свет фонарей уперся в стены зарослей, не отвоевав ни метра.
– Удо, спроси Пио: он видит следы Клауса?
– Да. Он говорит, что наш человек ушел туда. – Удо махнул в сторону джунглей.
– А я ничего не вижу, – произнес, подсвечивая себе фонарем, Герберт. – Если бы здесь прошел пьяный Клаус, то по проломленному пути мы смогли бы шагать строем, в две колонны.
– Я тоже не вижу следов, но, может, ветви быстро смыкаются, – с сомнением сказал Гюнтер, посветив фонарем себе под ноги. – Давайте поспешим за туземцем, а то я уже его не вижу!
Пио, как охотничья собака, пригнувшись и петляя, мелькал между кустами. Припав лицом к траве, он, казалось, действительно вынюхивает следы. Герберт восхищенно наблюдал за работой туземца, стараясь подсветить ему фонариком.
– Он что, по запаху слышит следы Клауса?
Удо неопределенно пожал плечами:
– Клянется, что видит каждый его шаг.
Неожиданно Пио выпрямился, держа в руках какую-то находку. Его перепачканная физиономия сияла от радости. Он поднес к лицу старпома болтающийся на шнурке черный ботинок.
– Что он нашел? – появился рядом Гюнтер.
– Да, это наш матросский ботинок, правый, – ответил Отто. – Клаус где-то рядом!
Но Пио неожиданно наотрез отказался идти дальше. Он сделал жалостливое лицо, пропел дребезжащим голосом невнятную тираду и попытался проскочить под рукой загородившего ему путь в поселок старпома.
– Удо, что он там бормочет? – возмущенно спросил Гюнтер, поймав за шиворот попытавшегося удрать туземца.
– Он боится идти дальше. Здесь был ягуар, это он унес нашего человека. Дальше идти нельзя. Ночью в джунглях хозяин – ягуар. Дальше идти – значит погибнуть. Пио дальше не пойдет.
– Какой ягуар? Да здесь нет ни одной поломанной ветки или смятой травы! – Гюнтер удивленно водил вокруг лучом фонаря. – Скажи ему, что мы не боимся ягуаров и он пойдет дальше вместе с нами.
Но Пио, выслушав, отрицательно покачал головой и вцепился руками в подвернувшийся ствол пальмы.
– У меня такое чувство, что он искал не Клауса, а ботинок, – произнес Отто.
– Да… Мне его внезапный страх тоже не нравится. – Гюнтер посильнее тряхнул Пио. – Удо, скажи ему, что если он дальше не пойдет, то я для него стану страшнее ягуара. Наш матрос явно где-то рядом.
Но не успел Удо и рот открыть, как туземец вдруг ловко выскользнул у него из руки, упал на четвереньки и, подпрыгнув, исчез в кустах.
– Куда?! – крикнул Гюнтер, глядя на колышущиеся ветви.
– Что же нам теперь делать? – растерянно спросил Отто.
– Давайте покричим, может, Клаус и отзовется. А не услышит, так проспится и утром сам придет.
Но ни утром, ни вечером Клаус не появился. Гюнтер еще несколько раз обходил с поисковой командой окрестности поселка, выискивая еще какой-нибудь намек на присутствие Клауса, но тот исчез бесследно. Моряки распугали криками всю окружающую живность и сорвали голоса, выкрикивая его имя, но все было тщетно – лишь однажды из джунглей им ответила гнусным хохотом гиена.
Сидя на бревне у ворот, Гюнтер ломал голову над последними событиями. Прибывший с лодки Эрвин сказал, что Пауль пока без сознания, его состояние стабильно тяжелое, но доктор борется за жизнь моряка.
Больше всего Гюнтер не любил неразрешимые загадки, запутанные ситуации и темные истории. Но судьба будто посмеялась над ним, втянув в такой водоворот событий, от которого голова шла кругом. И непонятное исчезновение Клауса только добавило головной боли.
Что с ними происходит? Может, все это только бредовое воображение его погибающего под бомбами эсминцев мозга? Или уже погибшего? Может, как раз так все и происходит? Человеческое существо выпадает из привычного мира, и даже не замечает этого, и мечется в воображаемой действительности? Может быть, на самом деле все они сейчас покоятся в расколотой утробе лодки, над их головами, вспенивая воду винтами, ходят эсминцы и, свесившись с бортов, американцы разглядывают всплывающие вещи команды? Наверное, первым на поверхность выпрыгнул его гандбольный мяч, полученный в память о победе в тридцать седьмом на чемпионате флота. Гюнтер всегда держал его под койкой. То-то американцы удивятся такому сувениру.
Да, вот так, наверное, все и происходит – в том реальном и понятном мире он геройски погиб, его Гертруда стала вдовой героя, а здесь на его голову валятся чугунные ребусы, на которые нет ответа. Ответ знает только все это затеявший его величество Всевышний.
– Герр командир. – Рядом переминался с ноги на ногу Вилли. Он долго не решался подойти, видя, что командир о чем-то напряженно думает. Но мелькнувшее возле губернаторского особняка зеленое платье требовало отчаянного подвига. – Дитрих просит поговорить с губернатором. Ему нужны еще куры. Главный механик обещал сделать коптильню, и кок говорит, что копченые они сохранятся дольше. Так можно я схожу поговорю?
– Иди, Вилли. Пусть хоть у тебя будет все понятно. – Погруженный в свои мысли, Гюнтер махнул рукой в сторону ворот.
– Что? – такой замысловатый ответ обескуражил Вилли.
– Иди, говорю. Твой губернатор в юбке уже высматривает тебя с террасы.
Вилли залился краской. Каждый раз, когда он придумывал какую-нибудь причину выскользнуть за ворота, командир легко разгадывал его ухищрения, не упуская случая поиронизировать по поводу их с Кармен отношений. Ну да, Вилли сам сходил к Дитриху и передал ему услышанные от главного механика пожелания, что неплохо было бы сделать коптильню. Вилли развил эту мысль перед коком в том смысле, что теперь, очевидно, не обойтись без кур для копчения. Дитрих, слушавший его пространные рассуждения вполуха, кивнул. Вилли этого было вполне достаточно, чтобы обосновать причину своего отбытия за ворота.
Довольный Вилли припустил вверх по тропе, резонно рассудив, что цель достигнута, а каким образом – это вопрос второстепенный.
Остановившись возле дома губернатора, он заглянул в полуоткрытую дверь и тихонько позвал Кармен.
– Юноша, двери моего дома всегда открыты для тебя.
От неожиданности Вилли вздрогнул. Задрав голову, он увидел перегнувшегося через перила террасы улыбающегося дона Диего.
– Вот кому я безмерно рад! Входи, мой мальчик. Ты, вероятно, удивишься, но сейчас я думал о тебе.
Вилли не поверил своим ушам: правильно ли он понял слова губернатора? Но лучезарная улыбка дона Диего не оставляла места сомнениям. Он хотел спросить, где Кармен, но решил, что это прозвучит невежливо. Обидеть губернатора Вилли никак не хотел. Тем более что дон Диего ему нравился. Он был похож на сказочного Санта Клауса – такой же большой, бородатый и румяный. Или на директора школы Рольфа Витцеля – такой же добрый и всегда улыбающийся. Ведь Вилли помнил, что именно дон Диего познакомил его с Кармен. Стоило ему их увидеть, прогуливающихся вместе вдоль берега, и губернатор неизменно махал им рукой и что-то кричал, что – Вилли не мог расслышать, но в том, что это были добрые пожелания, он был уверен. Кармен всегда замолкала, когда дон Диего появлялся рядом. Вилли, напротив, хотелось поговорить с губернатором, похвастаться лишний раз знанием испанского языка и услышать раскаты его могучего смеха.
«Он – истинный средневековый воин, – думал Вилли. – Такой же сильный, великодушный и мудрый».
Не раздумывая, он толкнул дверь и, увидев в конце коридора луч, освещавший лестницу, шагнул, нащупав рукой стену.
Вырвавшись из темноты на террасу, Вилли зажмурился от яркого солнца.
– Входи, входи, мой мальчик. Скрась одиночество старика.
Вилли запротестовал, с трудом подбирая слова, дескать, какой же вы старик!
– Спасибо за добрые слова. Извини, опять забыл, как тебя зовут. Но у вас такие странные имена.
– Меня зовут Вилли. Я бы хотел… – Вилли смущенно умолк. Он хотел спросить, где Кармен, но решил все-таки уделить минут пять беседе с доном Диего. Иначе он действительно прослывет невежей.
– Присядь, Вилли. Сейчас принесут вино.
– Я не пью.
– Скажи, мой мальчик, ты ведь любишь море? – Дон Диего развалился в кресле, не обратив внимания на реплику Вилли. – Понимаешь ли ты его голос, как понимаю его я?
– Да, конечно, наверное… – Вилли растерялся.
Иногда, когда он стоял на мостике в тихую лунную ночь, ему казалось, что в мире происходит какое-то волшебное преображение и небо с океаном меняются местами. Это было так здорово, и хотелось, чтобы такое продолжалось вечность. Тогда он радовался, что он моряк и только ему доступно видеть такую красоту. Но когда бушевал шторм и голова у него беспомощно натыкалась на переборку у штурманского стола, а желудок угрожал вывернуться наизнанку, тогда он ненавидел все вокруг. И того умника, который придумал подводные лодки, и директора Витцеля, предопределившего ему такой путь, и себя за то, что еще умудряется оставаться живым в таких жутких условиях. Но сейчас Вилли казалось, что он очень хорошо понимает дона Диего.
– Я рад, что в твоем юном сердце горит тот же огонь, который уже долгие годы сжигает и меня. Ведь моряков, мой мальчик, связывают братские узы, которые порой бывают покрепче семейных. Не часто выпадают на долю семьи такие испытания, которые каждый день обрушиваются на долю моряков, делая их стойкими, как железное дерево, и преданными морю так, как могут быть преданными только настоящие моряки. Далеко не каждая подружка тебя дождется на берегу, а море будет тебя ждать всегда.
«Какой он мудрый, – подумал Вилли, восхищенно глядя на дона Диего. – Он говорит такие вещи, о которых я только смутно догадывался. Обрывки своих мыслей я даже не смог свести в одну четкую нить, а он, будто мифический мудрец, просветил меня и наставил на широкий и прямой путь. Действительно, когда мы попали у берегов Англии под бомбы эсминца, а затем чудом ускользнули от него и остались живы, я был готов обнять по очереди всю команду, и не было для меня в тот миг никого роднее таких же перепуганных, как и я, товарищей».
Губернатор внимательно взглянул на Вилли:
– Давай посидим как моряки. Как морские волки, заглянувшие под хвост дьяволу и не побоявшиеся бросить вызов ни штормам, ни морским чудищам. Настоящим морякам, встретившимся на скучном берегу, всегда есть что рассказать друг другу, чтобы разогнать тоску. Ведь верно?
– Дон Диего, я даже не знаю, чем могу вас удивить. Вы ведь провели в море столько времени, сколько я и на суше не прожил.
– Не скромничай, мой мальчик. За последнюю неделю уже довелось увидеть столько удивительного… Вот скажи, к примеру, как это сами собой загораются ваши светильники?
– Да нет же, дон Диего, – засмеялся Вилли. – Они не сами загораются, это мы их включаем. Понимаете, щелк – и они загораются, щелк – и опять гаснут. Как бы вам объяснить? А впрочем, я вам принесу и покажу, как он работает.
– Принеси, мой мальчик, принеси. Порадуй старика. – Губернатор, обрадовавшись, закивал головой. Он наполнил два бокала и один из них протянул Вилли. – Возьми, не обижай отказом. У настоящего моряка вместо крови в венах бежит вино.
Дон Диего довольно хохотнул, глядя, как Вилли, скривившись, сделал два больших глотка.
– Мне ваш капитан говорил, что у вас на корабле есть оружие, способное уничтожить корабль врага за несколько миль. Это верно? Или ваш капитан шутит? Не бойся, мне ты можешь доверить любую тайну. Моряк моряка никогда не предаст и не обманет.
– Да какая это тайна. Вы, наверное, спрашиваете о торпедах, так о них знали еще в Первую мировую войну. Если торпеда попадет в танкер или транспорт, то двести килограммов взрывчатки никому не оставят шанса на спасение.
– А ты можешь мне ее принести?
– Кого? – Вилли недоуменно уставился на губернатора.
– Эту… Торпеду.
Теперь захохотал Вилли:
– Ну что вы, дон Диего! Да ее краном нам в лодку грузят. Вы знаете, какая она тяжелая? Да ее, наверное, и все вместе торпедисты не поднимут.
– А как же вы ее в пушку заряжаете?
Вилли, закатив глаза, тяжело вздохнул.
– Ну да ладно с этой торпедой, – дон Диего поспешил сменить тему разговора. – Лучше расскажи мне, где и в каких краях ты бывал. Вдруг и я там был. Может, и встречались когда? И вообще, откуда ты родом?
Вилли задумался – с чего начать? Ведь, кроме Лорьянской бухты да немецких баз на Балтике, он нигде и не был. А в немногочисленных боевых походах видел только воду вокруг. Может, начать с родителей, которых он, впрочем, не помнил?
Неожиданно, будто подброшенный пружиной, Вилли вскочил из-за стола. В промежутке между балясинами, ограждающими террасу, он различил семенившую в неудобном огромном платье Кармен.
– Простите, дон Диего! – Лицо вновь предательски залилось краской. – Мы с вами еще обязательно поговорим. Не сейчас, попозже!
Губернатор, заметив Кармен, злобно сверкнул глазами и задвигал желваками, но, быстро совладав с собой, широко улыбнулся.
– Жаль прерывать такую душевную беседу. Но помните, мой юный друг, вы мне обещали! – прокричал он вслед сбегающему по лестнице Вилли.
Пробираясь по темному коридору к выходу, Вилли вспомнил, что так и не поговорил с губернатором о курах для копчения.
«Ладно, потом поговорю», – подумал он, но стоило ему открыть дверь и увидеть идущую ему навстречу Кармен, как он вновь позабыл о своем обещании командиру.
– Что ты здесь делаешь? – остановившись, спросила удивленная Кармен.
– Мы очень мило беседовали с твоим дядей! – весело ответил Вилли. – Здравствуй, дорогая моя!
Но Кармен его радости от встречи не разделяла. По ее смуглому лицу пробежала тень.
– Вилли, слушай меня и ни о чем не спрашивай. Просто поверь мне и все. – Кармен взяла его под руку и повела в сторону от особняка. – Держись от моего дяди подальше. Хорошо?
– Но почему? – Вилли попытался изобразить на лице праведный гнев. Но это у него не получилось, физиономию вновь растянула блаженная улыбка. Обижаться на Кармен он не мог даже в шутку. – Дон Диего очень добрый и умный. Если бы у нас были такие вожди и командиры, как он, мы бы уже давно войну выиграли!
– Ты многого не знаешь. Но ради твоего спасения пообещай мне, что ты больше никогда не придешь в этот дом и никогда не нарушишь своего обещания. Прошу тебя.
Кармен остановилась и, взяв его за руку, заглянула Вилли в глаза.
Вилли, растерявшись, замолчал. Улыбка сползла с его лица. В глазах Кармен читался неподдельный страх.
– Я тебе обещаю. Нет, я даже даю тебе слово! Но объясни мне, чего ты боишься?
– Еще не время. Поверь, чуть позже я тебе обо всем расскажу. А пока делай, как я тебе говорю. Так надо для нашего же с тобой блага. – Голос Кармен задрожал, казалось, еще чуть-чуть, и из ее глаз потекут слезы. – И первое, о чем я тебя умоляю: никогда не приходи один в губернаторский дом! И никуда не ходи вместе с доном Диего, куда бы он тебя ни позвал! Если он скажет, что об этом просила я, – не верь. Бойся его охраны – Томаса и Чуи. Особенно Чуи. Томас силен, но глуп и добр. А Чуи хитер и коварен. В бою на шпагах или кулаках ему нет равных, а с двадцати шагов он ножом легко попадает человеку в глаз. Мне кажется, что даже сам дон Диего его побаивается.
– Уф! – шумно выдохнул Вилли.
Эмоциональный монолог Кармен произвел на него впечатление. Он даже тревожно оглянулся: не подкрадывается ли кто-нибудь сзади с кривым ножом в зубах? Кровожадного Чуи рядом не оказалось, но из-за пальмы за ними наблюдала пара любопытных глаз. Это был мальчишка лет десяти-двенадцати с блестящей серьгой в ухе.
– Что ему от нас нужно? – удивился Вилли.
– Это Джил, он уже давно за нами крадется. Его ты можешь не бояться, – улыбнулась Кармен. – Мы с ним друзья. Ревнует, наверное. Кроме меня, у него никого нет. Жаль его – он сирота, и если я или донна Дебора его не накормим, то останется голодным. Не злись на него, пусть следит. Он добрый.
Вилли, рассмеявшись, пожал плечами – пусть следит. Джил напомнил ему его самого в таком же возрасте, когда он со своими малолетними друзьями следил за старшеклассниками, гуляющими парочками в парке, чтобы внезапно выпрыгнуть из-за дерева и истошно заорать на весь городок: «Жених и невеста!»
Они вновь поднялись на давно полюбившуюся скалу. Сколько раз они сюда ни забирались, у Вилли всегда замирал дух при виде открывающейся с вершины красоты. Он чувствовал, как в душе у него волнами разливается минорное настроение. Они могли, взявшись за руки, просидеть весь вечер, не сказав друг другу ни слова, но чувствуя ту близость, какую могут чувствовать лишь родственные души.
– Вилли, а в твоем мире люди живут счастливо? – неожиданно спросила Кармен.
– В моем мире идет война.
Они вновь замолчали. Кармен сидела на лафете пушки к нему спиной, и Вилли не видел ее лица, когда она снова спросила:
– А ты мог бы забрать меня с собой?
Спросила шепотом, но Вилли вздрогнул, как от раската грома. Он боялся думать о том, что в их отношениях нет будущего. Сколько еще они пробудут на острове, он не знал и не отваживался спросить об этом у командира. Сейчас, рядом с Кармен, он был счастлив, но стоило ему представить, что завтра прозвучит команда к отплытию, и сердце проваливалось в холодную бездну. Вилли растерянно молчал. Кармен по-своему расценила его молчание. Он увидел, как вздрагивают ее хрупкие плечи, и, вскочив с пушечного ствола, упал перед ней на колени. По лицу Кармен катились крупные слезы и, срываясь с подбородка, капали на зеленые рукава. Испугавшись, Вилли не знал, что ему делать, и, поддавшись порыву, обхватил ее за плечи и прижал к своей груди. Тут уж Кармен, потеряв самообладание, громко разрыдалась и, всхлипывая, уткнулась лицом ему в куртку.
– Кармен, дорогая, умоляю, не плачь, не рви мне душу. – Вилли готов был сам разрыдаться. – Нет для меня никого роднее и желанней, чем ты. Забрать тебя с собой? Да даже в самых смелых мечтах я боялся об этом подумать. Но только где он, мой дом?
Кармен перестала плакать и теперь лишь тихо вздыхала, продолжая прижиматься к его груди. Он взял ее лицо в руки и, заглянув ей в глаза, с грустью сказал:
– Я открою тебе тайну, и ты меня поймешь… Мы не знаем, где наш дом. Мы заблудились, понимаешь? Как такое произошло, мы не можем понять, и как нам вернуться обратно, не знает никто. Командир и старший помощник все время думают над этим. Но я этому даже рад, потому что встретил тебя. Это правда, что мы с тобой из разных миров, но для меня это не имеет значения. И, даже если командир что-то придумает, клянусь, я останусь с тобой. Я ему все объясню, и он меня поймет. Ради тебя я даже готов служить твоему дяде. Буду ходить в море на ваших кораблях, а ты будешь меня ждать на берегу. Я ведь штурман и знаю то, что вашим штурманам предстоит узнать лишь через несколько веков.
– Глупый, глупый Вилли, – горестно вздохнула Кармен и, отвернувшись, стала смотреть на море. – Я ведь давно обещана кому-нибудь из сыновей дона Диего. А которому, я и сама не знаю. Скорее всего он отдаст меня тому из них, кто лучше перед ним выслужится.
Вилли показалось, что утес под ногами закачался и сейчас, расколовшись, рухнет в пролив, утопив его вместе с его мечтами в мутной воде. Он схватил Кармен за руки и закричал на немецком:
– Нет! Это неправда! Как же он может?! – и затем добавил уже спокойнее: – Я тебя никому не отдам. Мы уплывем с тобой с этого острова. Туда, где нас никогда не смогут найти ни губернатор, ни его сыновья.
С грустью, от которой у Вилли защемило сердце, Кармен ответила:
– Мне часто снится один сон. На красивом паруснике за мной приплывает смелый моряк в странных одеждах и забирает меня с собой. Огромный спрут пытается ему помешать, и я понимаю, что это мой дядя. Но мой спаситель огненным мечом отрубает ему щупальца и пронзает черное сердце. Когда я тебя увидела, то почему-то подумала, что это ты.
Кармен замолчала. Молчал и Вилли. Сумеет ли он быть равным рыцарю из ее снов? А ведь, возможно, придется померяться силами с губернатором и со всем этим суровым и мрачным миром. Слова Кармен больно ранили душу, перевернув сложившийся за последние дни прекрасный миф об этом мире.
– Наш остров насквозь пропитан злобой и ненавистью, – вновь заговорила Кармен, задумчиво глядя на гладкое искристое море. – Дон Диего держит всех в страхе. Здесь все его ненавидят. Ненавидят и боятся. Так же и он всех ненавидит и боится. Ночью у его дверей обязательно спит охрана, а все двери и окна закрыты на тяжелые засовы. Видишь тот маяк? – Кармен указала на белый столб, торчавший над обрывом у берега, вдалеке от поселка.
Вилли кивнул, он давно хотел спросить, почему маяк стоит в стороне от входа в бухту.
– Скоро закончится лето и наступит осень – время туманов. И тогда мой добрый дядя прикажет зажечь маяк. Посмотри на море – там вдоль всего побережья тянутся рифы и подводные камни, острые как ножи. Проходящие мимо корабли, сбившиеся в тумане с пути, с радостью идут на спасительный огонь и погибают, как мотыльки над костром. Течение выносит их обломки на берег, и мы ходим и собираем то, что выбросит море. Это ужасно. Дядя заставляет выходить всех, и меня тоже. Если бы ты это видел, Вилли. Волны выносят погибших, они мне потом снятся. Случается, что выплывают и живые. В основном это мужчины. Женщины и дети тонут, потому их так мало на острове. Малыш Джил выплыл. Его родители погибли, а он еле живой доплыл, держась за обломок мачты. Я его выходила, и теперь он мне как младший брат. Сейчас он живет только одной мечтой, что вырастет и напьется крови дяди, перерезав ему горло. Мне он в этом признался, зная, что я никому не расскажу. И таких здесь много, дон Диего берет с них клятву верности в обмен на жизнь, но я бы не очень верила такой клятве. Да и дядя, наверное, тоже не верит, но ему нужны люди. Не оставляет он никаких шансов только англичанам. Их он ненавидит совсем уж люто.
Вилли казалось, что небо начинает давить ему на плечи и не дает дышать полной грудью. Теперь он понял загадку обломков кораблей, усыпавших двор вокруг их барака. Он подумал: «Как иногда могут различаться начало дня и конец!» Проснувшись, Вилли мечтал лишь об одном: как бы опять увидеть Кармен, и ходил счастливый и беззаботный, как новорожденный младенец. Все другие мысли отскакивали от него, как от стенки горох, не способные достучаться до его сознания и не заслуживающие внимания. Но стоило солнцу скатиться к закату, и вместе с ним перевернулся весь мир. Мрачные краски заполонили все вокруг. Теперь и закат не был так прекрасен, как раньше, а напоминал кровавые лужи, разлившиеся на серой глади моря. И джунгли не радовали глаз сочной зеленью, а глядели мрачно в ожидании очередной жертвы.
Тяжело вздохнув, Вилли поднялся. Что дальше делать, какие слова найти для Кармен? Чем ее успокоить, а еще бы лучше себя?
Окинув безразличным взглядом море, Вилли вдруг заметил приближающийся парусник. Форштевень уверенно резал волны, бушприт, как копье, был нацелен на вход в бухту. На белом раздувшемся парусе желтел крест, обрамленный красным контуром.
– Кармен, взгляни, кто это?
Кармен вскочила и, взглянув на приближающийся корабль, помрачнела и произнесла со злостью:
– Это Карлос.
