Разлепив закисшие глаза, я грустно причмокнул пересохшими губами, ощущая внутри ротовой полости самый настоящий полигон, после ядерных испытаний. Самочувствие — ни к черту. Будто по мне, пару-тройку раз, проехались бетоноукладчиком.

Комнатушка, крепилась к дирижаблю на правах груза, поэтому обстановка не баловала комфортом. Не сказать чтобы я был в восторге от нового места обитания, однако, надо быть реалистом, — все лучше смерти.

Так что похищение, оставляет хоть какие-то крупицы надежды на полноту дальнейшего текста, чем упование сказочным посмертием. Хотя, нынешнюю реальность я когда-то тоже считал бредом и сказкой.

Конечно, — перспектива не радужная. Однако из любой ситуации есть, как минимум два выхода. А подобные передряги, — еще как ситуативны. Просто более проблематичны.

Жив, и на том спасибо. А сложности я, в определенной мере, даже люблю. Пускай и не в таком виде.

Что бы там не рассказывали религиозные фанатики о переходах в райские пущи, либо дьявольские котлы, смерть это не прогулка от точки «А» до точки «Б». Это конец. Жирная черная точка, а не романтизированное троеточие, перед, предположительно, последним абзацем в ничто.

Присев я осмотрелся.

Помещение напоминало консервную банку, с претензией на одиночную камеру или карцер. Первым делом, отметил прозрачный пол и стены, прошитые лишь серыми линиями стыков каркаса и чернеющим потолком. Для только что пробудившегося человека, — удовольствие сомнительное, несмотря на колоритный пейзаж мира.

Расположение дало возможность в полной мере насладиться пейзажем дождливых джунглей. Чем-то местечко вызывало чувство дежавю. Будто и здесь гражданская война астрантов успела пройтись широким шагом, перекраивая местность огромными шрамами, поглощенных зеленью, руин. Скелеты древних мегаполисов и боевой техники, не пережили испытания временем, оставив за собой только тени, из которых природа слепит свое творение. Если никто опять не решит побаловать себя рукотворностью.

Что успело отпечататься в сознании, на такой высоте, так это совершенная одичалость территории. Пышная, преимущественно кустистая, местность, имела неслабую предрасположенность к гигантизму.

Нескончаемые тропики свирепого леса и кустарников, контрастировали со слегка зеленоватым оттенком неба, что порождал догадки о крайне своеобразной атмосфере планеты. А один из спутников был настолько огромным, что его серый профиль обрамленный широким астероидным поясом, можно было в полной мере разглядеть даже днем и сквозь тучи.

Я успел увидеть непролазные кущи, распоясавшиеся мегатоннами пышной листвы; множество извилистых и мощных рек, избороздивших континент водоносными рукавами; десятки ничем не уступающих Ниагаре водопадов, что возвышались после каждой, мало-мальски значимой, ландшафтной неровности; бесчисленное количество совершенно сумасшедших расщелин и каньонов, эти самые ландшафты формировавших, и, наверняка, постоянно затопляемых выходящими из берегов водоемами.

На, плотнозаросших, верхушках то ли гор, то ли холмов, даже заметил поляну мерцающих, померанцевыми пятнами флуоресценции, грибов. Размером с пятиэтажку, каждый, они выстраивались подобно мегалитическим Стоунхенджам. Постоянно балуясь ударами молний, но не испытывая от этого никаких неудобств. Наоборот, — удовлетворенно подрагивали сияющими пузырями на, без сомнений, ядовитых, возможно даже хищных, шапках.

И по всему этому великолепию надрывно топтался страшный ливень. Дождь брал начало из тяжело нависающих, космато нахмуренных, туч. Безжалостно затоплял местность, а гром и, на удивление, частые молнии, словно конечные штрихи, довершали полотно.

Из местной живности, из-за неудобства дислокации, отметил лишь нескольких птиц в дали. Да какую-то разновидность летающих скатов, что точно так же обожали ловить молнии. Наверное, это какой-то, введенный эволюцией, вид спорта у здешней живности.

Как ни странно, — дирижабль даже не шатало. Моя «комната» находилась под скобаминесущейбалки, что выходила из стыка вагона с дирижаблем. Судя по габаритам, в балке вполне мог присутствовать еще какой-то коридор, для удобства доступа к грузу.

Контейнер, с комнаткой внутри, крепился до балки, словно одежда на вешалке. Либо туша скота на крючках холодильной камеры. Эту уж с какой долей пессимизма посмотреть.

Серый, довольно старый с виду, и обшарпанный, пассажирский вагон располагался прямо по курсу. Окон я увидел несколько, но и те будто тонированные, не пропускали света.

Изношенную обшивку покрывал, помигивающий синими переливами, энергетический кожух, что поглощал любые воздействия. Будь то природа, враг или законы физики.

Бушующая гроза, время от времени, разряжала недовольство по сигарообразному цеппелину, однако, похоже, ему это было только на пользу. Несколько мгновений разряды распускались по жесткому телу и гасли. Астральные батареи же, начинали удовлетворенно гудеть, явно преобразовывая полученную энергию. Никак систему у местных грибов позаимствовали. Или наоборот, — так сразу и не разберешься.

Я был в той же одежде, в которой покидал гостиницу, — зимний брючный костюм, рубашка и рассчитанные на страшную холодрыгу сапоги. Только вот предметы стиля, успели порядком измяться и запылиться, придавая виду несколько дней кутившего повесы.

Пока наряд был актуальным, однако с учетом подобного климата, — странно что я до сих пор не задыхался от жары. В любом случае, если меня оставили в живых, для некогда озвученной цели, то ждать каких-либо удобств или заботы, — вряд ли стоит.

Как ни странно, — травм я тоже никаких не заметил, пускай и готов был поклясться, что «принимали» меня вовсе не радушно или с опекой о добром здравии. Хорошо, что со всякого рода рукоприкладством решили не злоупотреблять, — какое-никакое напоминание о только начавшей налаживаться жизни, все еще тлело в памяти.

Разумеется, это я так себя успокаивал. Прекрасно знал ведь, что расслабиться нам не дадут, с самого начала. Комнатка, — свидетельство.

Первый дискомфорт, от наблюдения огромного пространства, сквозь прозрачный пол, прошел и я решил постучаться по, отнюдь, не стеклянному покрытию стен. Глухой звон и мигнувшая на секунду картинка были мне ответом. Металл и астария, — кто бы сомневался.

Наверняка имея какое-то средство наблюденияисвязи, — которых меня, весьма предусмотрительно, лишили, — похитители решили не заморачиваться над спец-эффектами.

Над головой предупредительно затрещало, вынуждая меня отодвинуться подальше, тревожно уставившисьна поцарапанный люк в потолке. Миг спустя, не обращая внимания на металлическую преграду, в помещение медленно опустилась крупная фигура, закутанная в черный балахон.

Я нисколько не удивился, потому как ожидал чего-то подобного. Эти ребята все-таки добрались до меня, несмотря на свое отвратительное чувство стиля и весьма специфическое отношение к планам на будущее. Стоилоподготовитьсяко всему, ведь последователи культа имели слишком странные мотивы. Достижение которых требовало любых жертв и не знало слова неповиновение.

Не ощущая особенной нужды в спектаклях, я принялся разглядывать незнакомца.

Изношеннаяи порядком обветшавшая одежда не представляла ничего, кроме местами оборванной, местами грязной, ткани. Лицо его скрывалось за маской, в точности повторяющей детали одного, на всех, лица. Безносого, тонкогубого, с огромными круглыми вырезами глаз. Лица, что в последнее время, неустанно меня преследовало.

Наблюдение и дедукция получались скверно, поскольку маскарад портил все.

А ряженый похититель тем временем, непринужденно материализовал для себя стул, в котором, заложив ногу за ногу, расселся.

В прорезях, по радужке глаз, маленькими червями клубилась тьма Темного Начала, столь же явно и открыто, как непогода снаружи.

— Скоро мыприбудемк месту твоего дальнейшего обитания и… переработки, — негромким, безжизненным голосомобъявилгость. — Это величайшая честь, для такой твари, как ты.

— По-моему, слово «переработка» малясь подточило великолепие момента.

Он поменял позу, опершисьлоктями о колени и внимательно всматриваясь мне в лицо.

— Увы, — Учитель считает тебя довольно ценным экземпляром, так что нам приходиться мириться, — еще тише, но с гораздо большей гаммой чувств, молвил он. — Лично я, уже давным-давно содрал бы с тебя шкуру и выкинул ее на съедение крысам.

— Не один уже пытался пытался из твоей братии, — с вызовом ответил я, не удосужившись вовремя подумать и остановиться.

Дальше меня били, пинали и всячески молотили. Без особого удовольствия, я отметил, что с болтовней лучше повременить.

— Речь шла о «живым», — услышал я тень удовлетворения. — О целости разговора не было. Так что лучше помалкивай, — здоровье тебе еще пригодится.

Он развоплотил стул, готовясь покинуть помещение.

— Как я уже говорил, — скоро мы будем на месте и в твоих интересах не разочаровывать Учителя. В здешней среде, жизни имеют свойство обрываться с поразительной внезапностью.

Немного отдышавшись, я перевернулся на бок, пытаясь выровнять дыхание, и вытирая рукавом кровь с разбитого лица.

— «Здешняя среда», — это где? Мне не помешало бы знать, откуда придется бежать…

Он еще раз внимательно на меня взглянул, будто увидев что-то новенькое.

— Мир укрыт со всех сторон природным феноменом, в кармане астрального шторма. Одна единственная лазейка доступна лишь тропам Перепутья. Так что не надейся на спасение. Не в этот раз. А если уж ты дорастешь, чтобы пройтись меж пластами бытия самостоятельно… Поверь, — есть множество и желающих, и более чем способных, переломить тебе ноги и всё остальное, как только тобой будет сделан первый шаг.

Исчез он так же нарочито, как и появился, оставив меня с горькой нелепостью происходящего и гудящим от побоев телом.

Я нащупал устрашающий шрам на груди, посередине которого расположился обломок кристалла. Изменившего всю мою жизнь, перевернув ее даже не с ног на голову, а нагло и безжалостно переписавшего все с чистого листа.

Гремел гром, сверкали молнии… На душе было паскудно и неопределенно тоскно из-за происходящего.

Единственной мыслью, в этот момент, было — как же я докатился до всего этого?!

* * *

Клубящаяся, словно сумеречный туман, тьма, ткала несовершенное полотно света. Частицы сияния складывались вместе, обретая очертания тонкого моста, протянутого над бездонной пропастью планаров бытия.

Раскаленные песчинки атмосфер кипели животрепещущей стихией, где зарождалась и умирала жизнь со скоростью во многие разы превосходящей свет.

Беззвучные шаги могли бы раздаться, если бы имели здесь хоть какой-то вес.

Идущий по мосту силуэт спешил бы, если бы не знал, что сейчас он в колыбели времен и просторов.

Навеки зависший на стыке реальностей обломок смотровой башни ждал бы кого-нибудь, если бы в его каменном сознании осталась хоть капля интереса к чему бы то ни было.

Темный силуэт казался тенью, потом вспышкой, а после и вовсе бликом, отражением иллюзорности здешних законов мироздания. Ступив под своды, всегда и никогда, величественного здания, направился к винтовой лестнице, спускаясь в непомерную глубину помещения.

Туда где, сомкнув астаромиями круг, ждали остальные члены Братства. Ждали его. Четырнадцатого.

Он вошел в небольшое помещение, где у стен стояли четырнадцать каменных кресел, больше похожих на троны. Под стеклянным полом бесновалась сфера бурлящей энергии. Его никто не поприветствовал. Реакция отобразилась коротким невербальным вздохом астарии по воздуху. И он вышел в центр залы, занимая место сегодняшнего Гласа, перед рассеянным вниманием Братства. Место того, кто шагая по Перепутье, имел на это верховное право.

Откинув капюшон, силуэт открыл лицо старого, совершенно седого, человека, с по-юношески живыми и подвижными чертами лица. Его зеленые глаза слабо отражали свет помещения, зарождая внутри, невеселые сегодня, искорки. Хранитель Возрождения, — Клауфер Маэду, вежливо поклонился присутствующим.

— Братья! — негромко обратился он к шести мужчинам и семи женщинам, что заняли все троны, кроме одного. — Сегодня последователи темного начала, прорвали нашу оборону. Пали больше половины Стражей бездорожной области мира Джукатта.

Никакой реакции. Они оценили новость, но прекрасно знали, что это только начало, а потому ждали продолжения.

— Подтверждая наши опасения, в этом им помог кто-то из колоннеров, — достаточно могущественный, чтобы скрывать не только свою, но и сущности нечестивцев.

По астрантам, прокатился ропот недовольства. Резные каменные кресла отвечали безразличной вибрацией астарии на возбужденные ерзания. Тринадцать, севших кругом, облаченных в серые хламиды с глубокими капюшонами, заволновались.

— И что же они такого необычного сотворили, помимо убийства пары сотен лимбивов на планарных границах, брат?! — прозвенел сухой, полный ленивого безразличия, мужской голос. — Убили посвященца обезумевшего Солля? Этого следовало ждать с тех самых пор, как сумасшедший сорванец додумался допустить к высочайшему роду какого-то голодранца. Вообще странно что он протянул так долго. И нет ничего странного, что культисты свели с ним счеты, после стольких унизительных провалов.

Как нынешний Глас, Маэду единственный стоял на ногах и не скрывал лица, озвучивая тревожные для Братства вести. Жаль, никто не спешил воспринимать их всерьез, продолжая то осматривать старинные каменные стены, то своеобразное вечно ночное небо, за узкими окнами-бойницами. Некто даже скучающе болтал ногой, оперившись щекой о ладонь, либо подсчитывая вспышки сферы внизу.

— Но зачем им вообще затевать нечто подобное ради такой мелочной мести, — засомневались звенящим, полным уверенности в себе, женским голосом. — Столько лишней мороки ради какого-то мальчишки? Тем более что подтверждений его смерти так и не поступило. Неужели посчитали его достойным своих кровавых ритуалов в качестве носителя?

— Не думаю, что парнишка имел хоть какой-то вес в этой истории, — хмуро произнес басовитый голос. — Скорее всего он просто неудачно попал им под руку, когда они пытались добраться до настоящего Солля. Вопрос лишь в том, на кой ляд, он им дался? Такую шумиху и кучу лишнего шороху подняли неизвестно зачем. Два бесталанных сопляка в своем эфемерном побеге от якобы преследующего их мира. Дались они этому, как и всем остальным, миру. Тоже мне. — важные персоны…

Братья и сестры, один за другим вступали в дискуссию, с одним и тем же настроением, что в конечном итоге их обьединяло. И это не столько пугало друида, сколько печалило. Вот уже почти три века, они, — наследники великого и древнего ремесла, вели кропотливую работу над охраной и познанием старого здания на стыке реальностей. Осколка от осколка технологий и искусства предыдущих цивилизаций.

Что-то изменилось. Они устали, расслабились, считая себя лучшими среди ныне живущих мастеров астаромантии. И теперь, когда тайны передававшиеся от учителя к учителю, от ученика к ученику, действительно требовали применения…

Он помнил их. Двух друзей, что всячески помогая друг другу, пытались выкарабкаться из внезапно захватившей обоих удавки. Он помнил юношу с золотистыми молниями астаромии, что давали ему возможность поступить фактически в любую из колонн. И несомненно в итоге стать мастером своего дела, если его озлобленные и тщеславные родственники не лишат жизни скорее. Помнил и новообращенного астранта, что даже не подозревал, какая мощь кроется в режущем свете его ауры. Сумевшего по одному оклику созвать всех лимбовов из ближайших обителей, заставив отворять щели Лимба еще добрый десяток раз в попытках образумить заплутавших духов.

И эти ребята уж точно не были мусором, каковым представляли его братья и сестры. Он промолчит. До поры до времени, пока их участие действительно не окажется незаменимым. И если хоть кто-то даст слабину перед клятвой, что была произнесена своим учителям много лет тому назад…

Четырнадцать фигур, завершив ритуал Гласа, стали кругом, образовывая друг с другом узы плотной астральной связи и с ее помощью, погружая свои сознания и астаромии в бушующую мощь сферы под полом.

И когда они наконец к нему присоединились, в его центре запульсировал чистейший, благословенный свет, освещающий Перепутье своим величием.

Заключенный в сферу, а перед тем в здание, а некогда, — целый мир.

* * *

В Альтуиме наступала привычная, нежная прохлада ночи. Один период бодрствования сменялся другим, заполнившись томными сумеречными тонами.

Повсюду зажигались бесчисленные огни, что превращали планетарный город в одну гигантскую гирлянду, чей свет можно было различить даже с многочисленных лун, где сейчас происходило точно так же.

По-крайне мере в этом полушарии и для определенных лун.

Одно из самых богатых и роскошных поместий в городе, застыло в нелепой, аляповатой простуде запустения. Малочисленная прислуга, что все еще оставалась в доме чисто из соображений чести, давно отправилась на боковую, чтобы набраться сил перед такими изнурительными рабочими днями, что с момента ухода юного господина, становились только хуже.

Потемки богато обставленного кабинета, разбросали косые тени оконных рам на многочисленные глобусы, книжные и барных шкафы, журнальные столики, десятки нейриумов самых разных модификаций, мягкую, оббитую кожей мебель, устланные ворсистыми коврами полы. Здесь все кричало о роскоши и баснословном богатстве, начиная с корешков рукописей самых известных писателей и заканчивая разноцветными переливами алкоголя в многочисленных бутылках.

За широким столом, уставленным пустыми бутылками, горами бумаг, книг и нейриумов, сидел средних лет мужчина, не имея ни малейшей возможности пошевелиться. Его глаза, словно остекленевших шары все тех же вычислителей, с ужасом смотрели на шагающего со стороны в сторону, юношу. А уши слушали, придавая уверенности, что юноша станет последним, кого он увидит в своей жизни.

— Это было бы смешно, если бы не было настолько грустно, — негромко, смакуя слова, говорил юноша, вкрадчивым тоном человека, который ощущает свое полное превосходство в ситуации. — И знаешь ли, меня это несказанно бесит! Сорок три наемника, вместо того чтобы исполнить заказ, сами отправились во тьму. Неизвестно откуда взявшиеся демонопоклонники и те обосрались, не в силах убить какого-то плешивого сопляка, что и револьвер то держит обратной стороной! Гребанный Отто, улетучился на Коджиму со скоростью звука, как последний неудачник, а на каждом углу теперь по десятку жандармов в полном боевом обмундировании! Еще этот посвященный, — ну хоть тут радость! Наконец то хоть он споткнулся о бездну! Но эта капля меда меня абсолютно не прельщает, а тобой добавляет отвращения от дёгтя! Понимаешь? Я уже даже не знаю к кому обращаться, чтобы его наконец сгноили! Этого напыщенного, тупорылого и безмозглого доходягу с повадками принца! Может ты мне подскажешь? Нет?

Юноша подбежал к человеку в кресле с искренней надеждой заглядывая ему в лицо. Но оно оставалось неподвижным, благодаря нему же. Лишь испарина все больше выступала, орошая вздувшиеся желваки.

Сам юноша был одет в темный дорожный костюм, без излишеств, но очень плотной кройки. Его черные волосы, высокие скулы, маленькие тонкие губы и безвольный подбородок в паре со слегка раскосыми глазами, делали его крайне похожим на человека в кресле. Будто его молодая версия.

— Молчишь? — с жалостью, поджал губы парень, похлопав парализованного по щеке. — Я так и думал. Как бы обидно это ни было признавать, ты всегда обожал этого белобрысого засранца, больше всех на свете. Даже больше собственного сына! Но это уже не имеет ровно никакого значения. Когда примут декларацию о допуске астрантов к регентским регалиям, он будет мертв. И если понадобиться, я задушу его собственными руками.

Мужчина напрягся всем телом, и наконец смог из себя выдавить стон, предшествовавший слову.

— Кристиль…

— Мое имя, — холодно ответил парень, тут же отстранившись. — По праву, — Крисморн! И ты это прекрасно знаешь, отец! Мой дорогой и горячо любимый папочка, — Дезморн Диссейморн, чтоб тебя, Солль!!!

На последних словах юноша сорвался на крик. Короткий, порывистый размах вытолкнул жизнь из человека в кресле, вместе с последним издыханием. Юноша же, гадливо скривившись, одел шляпу-котелок и пройдя несколько шагов, растворился в большом зеркале, прямо напротив стола с убитым Дезморном Соллем.

* * *

Вечер полноправно зашагал по улицам Стального Плато, набросив на него блестящий мириадами созвездий, подол своего бесконечного плаща.

Паукообразный астаромобиль стоял у входа в один из лучших ресторанов города, где были огромные хрустальные люстры, фрески на стенах, мебель ручной работы и официанты с высшим образованием. Там играли на струнных и подавали изысканнейшие блюда.

Долго стоял, — час, а может и два, — не решаясь завести болезненный разговор. А навстречу никто не спешил.

Сквозь невероятное количество дыма в салоне невозможно было разглядеть усталое лицо соволюда. Лишь угадать похожие черты, ведь с недавнего времени он сильно изменился. Перья его утратили цвет, став безупречно белого цвета, а глаза, — пигментацию, становясь красными.

Он курил, наблюдая сквозь окна за беззвучно плачущей девушкой, что сидела в одиночестве весь этот вечер, но ей так и не суждено было дождаться своей пары. Она была облачена в прекрасное черное, атласное платье. Носила блестящую орихалковую пектораль на изящной шее, кольца браслетов на тонких запястьях и лодыжках, черные очки в тонкой же оправе, скрывающие слабо фосфоресцирующие янтарным цветом, глаза… На кончиках ее завитых рогов примостились нежные лепестки лунных лилий, довершая приготовленный ею, с таким трудом, образ.

В этот вечер, по всем радиоволнам, звучало одно и то же срочное объявление:

— Внимание-внимание, граждане Джукатты! — говорил хорошо поставленный голос диктора. — Спешим сообщить, что сегодня в половине пятого по правошарному временному поясу, около промышленного района Тсоба, было совершено нападение на новоявленного члена семьи Соллей, — Владморна Солля…

Соволюд сочувственно жмурился, ощущая почти физическую боль за нее. И от этой боли ему становилось худо именно по причине ее не телесной природы. Ведь в этом была доля его вины. Не доглядел, не предвидел.

— …от рода Соллеморниан. По последним данным, — неизвестные хладнокровно убили шестерых жандармов и, предположительно, похитили посвященного Солля. Жандармерия подозревает…

Мальпурния… Волк со змеей вместо хвоста, на чьих клыках стоят чертоги Смерти. Глаза вулканы, когти, — цунами, шерсть, — пламя, клыки из чистого астарция, а тело, — твердая скала. Чудовище, что выходит в сумеречную пору, одной парой лап стоя на рассветном солнце, а второй, — в потемках самой темной ночи.

— …бандитские группировки, уже совершавшие подобные действия в адрес благородного…

Она корила себя за проступок которого не существовало, не зная об этом. И будет делать это, пока не найдет ответы, о которых у соволюда уже начинали закрадываться неприятные подозрения. Чересчур неприятные.

— …но тайные источники предполагают причастность возобновивших непомерную активность последователей культа…

Он вдруг вспомнил свое пробуждение после долгих столетий небытья…

Пылавший городишко на всхломлении леса, навеки застыл гримасой вечной агонии, лишившись жизни в один страшный присест. Обугленный, искореженный силуэт так и остался смотреть в многолунные ночи, черными зевами мертвых оконных рам плотью пепла.

И маленькая, беззащитная девчушка, — чумазая, грязная, полуживая. Единственная выжившая, но не потому, что такая особенная, а потому что астроболия. Она тормошила отголоски ушедших родителей, вместо пробуждения, распуская их по ветру. И плакала, плакала, плакала…

А он завороженно за нею наблюдал, не веря своим глазам, повидавшим столько крови и насилия, что хватило бы на целую планету. Именно тогда, не по своей воле, лишив стольких жизни, он тоже ощутил катящиеся слезы. Лил слезы вместе с малолетним ребёнком, что вскоре начал называть его «папой», ведь больше было некого. А спустя некоторое время и он назвал ее дочерью. Гораздо позже, чем посчитал таковой.

Он так до конца и не понял, что или кто именно, вернули его из пучины собственноручно обустроенного посмертия. Где он наконец сможет не лишать никого жизни, а уже лишенные не будут нашептывать на ночь свои страшные, ужасающие сказки…

— …Озморн Солль не дает никаких комментариев, ссылаясь…

Спектакль в поезде, арест Калибана, неожиданный даже для него контакт с отпрысками бездны. Последние, кстати, весьма его удивили. Целых пять отрядов собралось вокруг «Стеклянных Холмов» в ту дивную ночь. Но пообщаться он успел лишь с двумя.

— …напомним, что Владморн Солль в свете последних событий, считался крайне спорной фигурой среди новых родственников и…

Ситуация ему не нравилась, поскольку совсем расходилась с ожиданиями. Все должно было произойти совсем по другому. Ведь она этого заслуживала. Более чем кто либо и когда либо встреченный им на бескрайних просторах неисчислимых миров.

— …предполагают, что его взяли в плен с целью выкупа…

Что этим тварям потребовалось от него? Глупый вопрос с очевидным ответом.

Его передернуло от воспоминаний увиденного в ауре парня. Чистый, непоколебимый и незамутненный свет. Не тот, с которым так носились всяческие фанатики, воздвигая монументы и принося жертвы неведомым аватарам. О-нет, — нечто совершенно иное. Необузданное, первобытное, древнее, ужасающее. Пусть он и сам об этом даже не догадывался. Либо не подавал виду.

— …главный вопрос в этой ситуации…

Парень явившийся ей виденьем. Самый мощный неофициальный медиум, которого ему довелось встречать, видела беловолосого во снах, еще с малых лет. Как только догорели городишко, астроболия, детство…

— …жив ли Владморн Солль?…

Скоро появится много работы. Очень много.

Храм. Кровь. Тьма и свет. Бездна… и ее Песнь.

Началось.