В один из февральских дней 1998 года наша машина летела по залитому солнцем немецкому автобану. Дети спали на заднем сиденье. Муж сказал мрачно:

– Ладно, я там с детьми погуляю, а ты заседай.

– Мог бы и не ездить, – огрызнулась я, – Кто тебя заставлял?

– Ты что, всерьез думаешь, что я отпущу тебя одну с грудным ребенком к черту на кулички?

Помолчав, он добавил.

– Ты хоть расскажи мне, что это за «Роза мира»... о чем хоть там говорится. Я же не читал...

К тому времени мы жили в Германии уже четыре года, сбежав от мрачного постсоветского настоящего и будущего, от нищеты и безысходности, как многие, «ради ребенка»... Уже смогли как-то определиться, муж нашел хорошую работу. Старший сын болел, и я постоянно находилась с ним дома (а первые годы – и по больницам). Родилась дочь, которой было в тот момент 9 месяцев.

Мы уже совершили переход от атеизма к неопределенной вере «во что-то высшее». Муж, впрочем, давно увлекался «энергетикой», еще в школе и в армии самостоятельно научился снимать руками головную боль. Мои поиски верного пути к Богу стали в последнее время весьма интенсивными. Пожалуй, больше всего тогда меня привлекало учение Блаватской-Рерихов. Но к тому моменту мы находились на той стадии, когда, по выражению одного известного православного писателя, люди ставят на полку кучу книг по разным религиям и учениям, и время от времени берут почитать то одну книгу, то другую... Не только книги, конечно. К тому времени, мы встречались уже с разными людьми – с баптистами, иеговистами, мормонами, оккультистами разных направлений, даже ездили к самому Лазареву! В какой-то момент меня потянуло в церковь – католическую, поскольку это было ближе всего. Я окрестилась, и это время было в моей жизни самым счастливым, спокойным... С тех пор я иногда посещала мессу, причащалась. Но церковь была для меня просто – приятным местом, такой воскресной игрой, ритуалом. Христианское учение казалось слишком примитивным. И продолжая ходить в церковь, я продолжала и читать книги Рерихов и Блаватской. А что? Главное – это расширять свое сознание... вместить все. Чем больше, тем лучше. Так говорили мои учителя.

При чем здесь, собственно, «Роза мира»? Минутку терпения. Вот при чем.

Наше тогдашнее состояние можно охарактеризовать одним словом – «поиск». Ведь путь, который мы прошли, довольно известен. Сначала человек понимает, что «там что-то такое есть». Ему нужно уяснить для себя, что же «это» такое. И что в связи с «этим» нужно делать. То есть сначала идет поиск Истины. Потом, когда Истина принята, начинается поиск того, каким образом себя этой Истине посвятить и как жить ради нее.

Истину, как нам казалось, мы нашли. В учении Блаватской-Рерихов. А вот как жить ради этой истины? Заниматься магией, «расширением сознания»... к счастью, в тот момент нам еще не встретились любители астральных путешествий и медитаций. А в первоисточнике – у самой Блаватской и у Елены Рерих – строго-настрого запрещено этим заниматься. Я была, так сказать, «ортодоксальной рериховкой» – то есть даже безобидные медитации строго осуждала. Тем не менее, что-то же хочется делать! Ну хоть что-нибудь – ради просветления мира!

Можно над этим смеяться, конечно. Я и сама воспринимаю это сейчас с иронией. Надо же – счесть саму себя уже настолько просветленной, чтобы желать «спасать погрязшее во тьме человечество». Но ведь многие люди и сейчас горят этим желанием, и не воспримут эту иронию. Мне хочется написать так, чтобы поняли они... Так вот тогда я мечтала о просветлении мира примерно в таком плане. Я верила в существование Иерархии Света, Высших Учителей или, по терминологии Д. Андреева, Светлых Братьев... которые, естественно, занимаются спасением, помощью, поддержкой светлых ростков в человечестве, постоянной борьбой с темными силами. И моей самой сокровенной мечтой было – помочь хоть одному из этих самых Братьев, ну хоть как-нибудь... ну хотя бы движением своего сердца (и Агни-Йога уверяла меня, что это вполне возможно).

Так возьми мое сердце!

Возьми и позволь

Разделить хоть на миг

Твою ношу и боль.

Надо сказать, что мой муж относился к жизни гораздо более трезво... что не мешало ему разрабатывать собственную теорию Вселенской Гармонии и с увлечением обсуждать со мной Блаватскую.

В таком состоянии человеку очень свойственно искать единомышленников. В особенности тех, с кем можно было бы делать настоящее Дело. На благо Света. Пока мы не очень в этом преуспели. Подружились с одной молодой парой, такими же искателями, как мы – и все.

И вот однажды в русскоязычной газете я увидела большую статью за подписью... ну, предположим, Александра В.

(имена участников этой истории, за некоторыми исключениями, изменены).

Статья была несколько сумбурная, но, как говорится, «пронизанная светлой энергией». Речь там шла о «Розе мира» (автор тезисно излагал содержание книги) и о том, что в Германии организуется официальное общество «Розы мира». Желающие – пишите автору статьи. Эта самая энергетика – восторженный пафос, искренность автора – заразила меня. Я тут же села и накатала длинное письмо Александру В., который по тексту статьи представлялся мне ровесником, молодым человеком лет 25. Мы обменялись с ним несколькими письмами. С удивлением я узнала, что В. уже за 50, что он профессиональный (бывший) композитор, жил и творил в Питере, что у него взрослые дети... Вскоре он прислал мне официальное приглашение на открытие общества «Роза мира». Я тут же позвонила ему домой, трубку взяла жена В. – я спросила: «Можно ли приехать с грудным ребенком»? Мне разрешили, и тогда я поговорила с мужем. «Ну уж нет, поедем вместе. Я тебя в такую даль по автобану не отпущу».

Сам он был настроен скептически. В Германии это вообще оправдано – здесь так принято разными способами выманивать у людей деньги, что доверие обесценивается. Мой муж подозревал во всей этой затее что-то нечистое. Тем более, видя мой энтузиазм...

– Ну как я могу пересказать тебе «Розу мира»? Это читать надо. Книга сложная...

Но подумав, я начала рассказывать. Это оказалось не таким уж невыполнимым делом. «Розу мира» я прочитала давно, она мне нравилась. Но я прочитала ее уже после Рерихов, и видимо поэтому восприняла как естественное продолжение и расширение рериховского учения. До сих пор не понимаю, почему «розамиристы» так упорно противопоставляют свой «талмуд» теософии и агни-йоге. Основные положения очень и очень похожи... не сходятся только частности – скажем, отношение к Советской власти, кем является в посмертии Жанна Д Арк, и прочие мелочи. И то, и другое – ньюэйджевские учения. Впрочем, анализом «Розы мира» я не хочу заниматься. Сейчас мне нужно только отметить, что для меня было не так уж важно – теософия там декларируется, или «Роза мира»... Это все равно примерно одно и то же, по крайней мере – все это от Светлых Сил. Из одного источника.

Короче говоря, «Розу мира» я мужу пересказала. Мы приехали во Франкенек – деревушку, расположенную в живописном горном курортном районе. Хозяин встретил нас у порога.

Сухонький, невысокого роста, седой интеллигент с острой бородкой и горящими глазами. Он подал нам руку (или даже обнял? – не могу сейчас сказать точно). Красавица жена (назовем ее И.) – высокая, стройная, очень заботливая и хозяйственная – проводила нас вниз, в просторную гостиную, откуда сквозь стеклянную стену открывался ошеломляющий по красоте вид на горную долину. Здесь уже рассаживались будущие члены «Розы мира» – их собралось, навскидку, около двух десятков. Мы принялись знакомиться, вначале робко, потом все смелее.

Мой муж, кажется, совершенно забыл о своем намерении пойти погулять с детьми. Позже он признался, что его ошеломило, во-первых, количество собравшихся – он ожидал увидеть трех-четырех человек. Во-вторых, серьезность подхода Александра к делу.

Тут же началось торжественное собрание, посвященное рождению общества «Роза мира». Был приглашен представитель властей (единственный немец среди нас), общество официально зарегистрировано, внесено в какой-то там список, официально назначены положенные по штату должности (председатель, заместитель, секретарь, казначей, еще кто-то там). Голосовали за все по советской привычке единогласно, дружно поднимая руки (а как еще, когда никого и ничего не знаешь).

После официальной части расселись за стол, пообедали и принялись знакомиться. По предложению Александра знакомство шло по кругу. Каждый кратко рассказывал о себе.

Сейчас я прерву повествование. Мне кажется, наступил подходящий момент, чтобы подробно рассказать о членах общества. Но не так, как они сами говорили о себе тогда (я уж и не помню этого), а просто коротко рассказать их предыдущую «духовную биографию». В дальнейшем обо всех этих людях еще будет идти речь, поэтому немаловажно заранее знать, что они из себя представляют.

Я начну с самого Александра В., создателя и председателя общества «Роза мира».

На собрании он представил свою книжечку, в которой суммировал собственный предыдущий духовный опыт, приведший его к созданию общества. Эту книжечку он уже перевел на немецкий, отпечатал в Питере на обоих языках и теперь просил нас о помощи в распространении. За что мы, конечно, тут же с радостью взялись.

Я просто перескажу вкратце содержание книжечки.

Жил-был советский композитор Александр В. (русский, беспартийный, нет, не был, не привлекался, не имеет). Писал он неплохую, наверное, музыку, в основном, для театра. Был, как все советские люди, атеистом. И вдруг однажды в 1995 или 96 году услышал по радио передачу, в которой читали отрывок из «Розы мира». Книга его заинтересовала, он ее нашел и прочитал. И тут же понял, что вся его жизнь отныне должна измениться! Он обрел Истину. (Дальше в книжечке идет пересказ и комментарий нескольких положений «РМ»).

Тут по сложившимся обстоятельствам пришлось Александру с семьей уехать в Германию (И., его жена – русская немка). В Германии он между делом узнал, что в Мюнхене живет такой старец Тимофей. Этот старец построил своими руками после войны Церковь примирения Запада и Востока, ему уже больше ста лет, и вообще человек это уникальный. Александр с женой тут же поехал к Тимофею. Церковь Тимофея не принадлежит ни одной из конфессий, а построена по требованию Божьей Матери, явившейся Тимофею во время войны. Александр побывал у Тимофея, заснял его рассказ на пленку, восхитился дедушкой и духом, царящим в церкви и записал в книге посетителей: «Это первая церковь Розы Мира» (Правда, Тимофей сам потом возмущался: «Какая еще Роза Мира? Не знаю никакой Розы Мира! Мне как Матушка Царица Небесная сказала, так я и построил»).

Потом Александр узнал, что в Индии есть такой аватар, то есть живой Бог на Земле, зовут его Сатья Саи Баба. И тут же понял, что живого Бога надо увидеть своими глазами. Разве можно упустить такой шанс! Представьте себя во времена Иисуса – Он ходил по земле, а вы упустили шанс Его увидеть! (к тому времени Александр успел стать еще и православным, но об этом он почему-то в книжке не пишет). В общем, будущий председатель «Розы мира» взял билет в Индию и полетел. Увидел своими глазами живого бога на Земле. Восхитился и самим богом, и его идеями, очень близкими и созвучными «Розе мира». Повстречался со многими очень интересными людьми. Скажем, Евгением Авербухом (имя подлинное), уникальным целителем, живущим тоже в Германии. И Борисом Гребенщиковым, который как раз находился тогда у аватара.

Вот и все содержание брошюры В.. В ней откровенно отражен духовный путь и стаж нашего председателя.

Как раз вернувшись от аватара, В. и взялся всерьез за организацию общества, призванного просветлять мир.

О семье В. упомяну вкратце. И. – сама музыкантша и преподаватель музыки, блестящая женщина, всю жизнь посвятившая талантливому мужу. В настоящий момент работала и работает в вальдорфской школе аккомпаниатором и дает частные уроки. Дочь В., Л., скрипачка и мать очаровательной семимесячной девочки. Ее муж, тоже музыкант (виброфонист). Сын В., У., через год уехавший учиться в Петербург.

Ну и остальные члены общества.

Семья Е. и Ю. (плюс двое маленьких детей). Увлекаются восточными учениями, в частности, йогой. Довольно поверхностно. Много читают по эзотерике. (такие же «искатели», как мы). К «духовности» пришли года 2-3 тому назад.

Э., врач, в Германии пока профессионально не устроен. Семья, двое детей. Занимался психотерапией, методиками изменения сознания, увлекался развитием сверхъестественных способностей. Стаж «духовности» – несколько лет.

Ин., ветеринар, разведена, сын. Увлекается всем «духовным» подряд. Много читает по эзотерике.

А., разведена, дочь-подросток. Увлекалась Агни-Йогой, вообще эзотерикой. Довольно давно (лет десять, возможно?) Узнала о существовании Сатья Саи, совершила к нему поездку. Стала убежденной и восторженной последовательницей Бабы. К В. приехала потому, что тот тоже ездил к Саи Бабе.

Семья Ал. и О. (дети взрослые, живут отдельно). Увлекались эзотерикой в широком смысле. Общались с ясновидящими, ходили на разные курсы (еще в России). Серьезных результатов не достигли, но увлечение осталось. Стаж увлечения – лет 5.

Н., бард, довольно талантливый сочинитель песен. интересовался духовностью. В частности, читал Гурджиева, ту же «Розу мира».

Ш., (муж, трое детей) «ивановка» (последовательница Порфирия Иванова). В свое время излечилась от серьезного заболевания по методу Иванова, и с тех пор неукоснительно ему следует. Интересуется также «вообще духовностью».

Ц., разведена, дети взрослые. Художница «духовного» направления. Стаж увлечения духовностью – примерно 5 лет. Основной интерес – «Агни Йога». Посетила Аркаим, и с тех пор обладает слабыми способностями к ясновидению (получает «информацию» свыше, иногда видит прошлые жизни людей). Пишет духовные картины, содержание которых тоже приходит ей «свыше».

Д., самый старший член общества, уфолог (причем с большим стажем – чуть ли не десятки лет). К сожалению, страдал алкоголизмом. Писал Александру восторженные письма такого содержания: «Скоро в нашем обществе будут миллионы людей». Через два года умер от рака. Александр с сожалением вспоминал Д. как «Первого строителя Розы Мира».

Здесь я перечислила только тех членов общества, кто позже играл в нем активную роль. Были и другие, разумеется. Кто-то пришел, кто-то ушел... Это не так уж существенно для моей истории.

Пока нужно отметить следующее – у подавляющего большинства стаж «духовности» составлял от 2х до 6 лет, духовность была размытой и достаточно «всеядной». Не присутствовало ни одного человека, хотя бы регулярно посещающего какую-нибудь церковь, причисляющего себя к какой-нибудь конфессии (два исключения – В. считал себя православным, я – католичкой... но полной воцерковленности не было ни у меня, ни у него). Разброс по возрасту очень большой – от 20 до 70 лет. Разброс по профессиям тоже – от слесаря до композитора.

Я обязательно должна упомянуть еще о двух членах общества, которым предстоит сыграть в нем одну из главных ролей. Это наши друзья, молодая пара (самые молодые члены общества). Их дети на год моложе наших. Эти ребята приехали только на второе заседание общества, наслушавшись наших восторженных рассказов, и сразу пришлись ко двору. Назовем их, скажем, Лена и Костя.

Их путь к «духовности» был примерно таким же, как у нас. Правда, Костя был гораздо более активным, чем мой муж. Он постоянно знакомился с какими-то людьми, ездил на разные собрания, много читал самой разной литературы... Словом – находился в Поиске. Чего-то Большого. Главного Дела Своей Жизни. Лена поддерживала мужа во всем. Добрая, умная девушка, из-за переезда в Германию не сумевшая закончить университет, она горела желанием помогать людям (как и я – просветлять мир). И надо сказать, она умела это делать (в отличие от меня). К ним постоянно ходили знакомые, плакались Лене в жилетку на свою несчастную жизнь. Лена умела слушать, жадно интересовалась подробностями жизни других людей. Поплакаться ей в жилетку было приятно. Она любила людей. Люди отвечали ей тем же. Иногда ей удавалось и реально кому-то помочь...

Итак, мы познакомились. После этого началось, собственно, заседание общества.

Во время официальной части уже был принят Устав (который В. самостоятельно разработал и разослал всем заранее). У меня нет под рукой экземпляра этого Устава, да к тому же я не выношу официальных бумаг. Поэтому я скажу лишь несколько слов.

Устав поражал своим размахом, совершенно не вязавшимся с количеством собравшихся людей и их реальными возможностями (эмигрантов, по большей части безработных). Стратегические цели приятно удивили меня сходством с таковыми у Теософского общества: – установление на Земле братства всех людей, независимо от цвета кожи и религиозной принадлежности, синтез религий, изучение скрытых способностей человека (я могу что-то путать, помнится уже плохо). Для достижения этих целей наше общество должно было: всячески пропагандировать идеи «Розы мира» и Сатья Саи Бабы (он тоже был внесен в устав), издавать и распространять литературу по этим вопросам, создавать произведения искусства «розамиристской» тематики, создавать школы и больницы и даже строить церкви (!) Я сразу задала себе вопрос, что реально из перечисленного доступно для кучки аусзидлеров, половина из которых не имеет работы, большая часть слабо знает немецкий язык, и естественно, никто не имеет никаких связей в Германии.

Наш председатель взял слово. Говорил он долго. Рассказывал о Тимофее и его церкви. И о том, что он понял – мы должны строить новую церковь на месте Тимофеевской.

(к слову – Тимофей поставил свою церковь на Мюнхенской свалке. Но потом эту свалку расчистили и построили там Олимпийский стадион. Церковь старого чудака при этом пощадили. Теперь она является достопримечательностью Мюнхена и стоит в самом центре Олимпийского Парка. Земля там бешено дорогая и вообще не продается).

Идея безумная, Александр и сам это сразу признал. «Нам остается надеяться только на чудо», – смиренно сказал он. Нам никогда не получить землю в Олимпия-Парке, никогда не получить ни разрешения, ни нужных средств... «Одним из вариантов является привлечение в наше общество миллионеров», – сказал Александр. Я подумала, что это шутка, но позже выяснилось, что Александр был абсолютно серьезен.

Постороннему человеку невозможно понять, почему мы в тот вечер с энтузиазмом поддержали идею Александра. Да! Наше общество будет строить Церковь Розы Мира! Это безумие, но... это благородное безумие!

Даже спустя годы, даже после разочарования в обществе, я входила в эту гостиную – и сразу включалось чувство необыкновенной близости чего-то Высшего... Какой-то запах навсегда остался в этом помещении. Мы видели горящие глаза друг друга, мы слушали замечательные песни нашего барда, мы делились самым сокровенным, самым дорогим... Мы были так счастливы, что наконец-то нашли друг друга!

И еще – у нас было чувство, ясное, четкое ощущение, что мы не одни. «Значит, мы не одни, значит, кто-то невидимый с нами». Мы считали это Божественным Присутствием.Кто-то из Светлых Братьев почтил своим присутствием наше общество. Другие, возможно, считали, что это сам Сатья Саи наблюдает за нами. Или среди нас присутствует дух Даниила Андреева.

Мы были обречены на это общество. Мы были больны им. И в этот день наша жизнь изменилась бесповоротно.

Я помню, как вернулись домой на следующий день, и как я встала с уверенностью, что теперь все будет иначе. Ведь у меня есть Настоящее Дело! Я вела ребенка в садик и размышляла, чем же я могу быть полезной такому замечательному обществу... надо написать статью в ту газету, и еще в эту... надо еще с тем-то связаться. Кто еще может этим заинтересоваться?

Правда, потом я передумала писать. Пока не о чем. Ведь никаких дел еще нет, только планы. У дедушки Тимофея я сама еще не была... А что писать о том, что будет – или не будет...

Все равно приподнятое, восторженное настроение держалось несколько дней. Потом оно как-то прошло. Ведь мы жили тогда за 400 км от Франкенека. Александр уже жил своим Делом, жил делами общества. А мы... мы постепенно снова погрузились в будничную рутину.

В бытовые заботы, ссоры (отношения в семье давно не ладились), в детские болячки и прочие проблемы. Когда подошел срок второго собрания общества «Роза мира», нам уже как-то и ехать не хотелось. Мы сами уже не понимали, зачем эта церковь, что за ерунда. Атмосфера забылась, и непонятно, что же там такого привлекательного... Но мы все же поехали.

И снова Александр разворачивал перед нами сияющие перспективы. Мы будем строить церковь! Он искал подходы к бургомистру Мюнхена. Сейчас самое главное – получить разрешение, а там уж видно будет. Тогда же Александр дописывал свою музыкальную мистерию «Роза мира» и собирался ехать с ней в Россию. Попутно были задушевные разговоры, песни под гитару, импровизированный концерт, обмен «духовным» опытом.

Потом снова – домой, снова быт и обыденная, серая жизнь, в которой нет места сияющей розамиристской феерии. Снова ссоры, непонимание, обиды... муж изменял мне, это длилось уже год, я обо всем знала. Первый порыв развестись кончился быстро, тянулась какая-то страшная мука, казалось, ей конца не будет. Я все больше уходила в свои фэнтези-романы, в фантазии, представляла на месте мужа Настоящего Мужчину с каким-нибудь лазерным мечом. Муж спокойно гулял. Наши ссоры сотрясали нервную систему детей. При этом оба мы считали себя просветленными и способными нести свет другим (а супруга – соответственно, недостаточно просветленным).

Так продолжалось довольно долго. Собрания были отдушиной, проблеском ослепительного света в нашей жизни – материально обеспеченной, но духовно непереносимой. Мы ощущали присутствие Божественного. Мы наперебой мечтали о будущей Церкви, проектировали ее все вместе. В практику вошли медитации – все садились вокруг горящей свечи и каких-то странных символов, закрывали глаза и – кто во что горазд. Медитировать-то толком никто не умел. Ходили гулять. Ивановки наши на виду у всех бегали босиком по снегу и обливались водой из ведра. Много разговаривали. В общем, все было замечательно! Самая большая роскошь – роскошь человеческого общения. Все наслаждались этой роскошью, как могли. Александр задавал тон и создавал у нас впечатление, что мы делаем Настоящее Дело. По крайней мере, вот-вот, уже сейчас начнем его делать! Вот сейчас... вот напишем еще письмо бургомистру... вот еще подождем...

Но делом занимался один Александр. Он съездил в Россию, и поставил в Иркутске свою «Розу мира» (позже наши ребята помогли ему выпустить ее на СД). Познакомился заодно с вдовой Д. Андреева Аллой Александровной. Пригласил ее к нам в гости. Ну, и еще в его жизни произошло много важных событий.

Кое-что случилось и в нашем обществе. Н., наш бард, принес «Анастасию», мы все прочитали ее и восхитились... Приезжал на встречу с нами тот самый целитель– саибабист, Евгений Авербух... ну и другие события.

Какой-то общей теоретической концепции у нас не было. Устав никто толком даже не помнил, к нему относились как к чистой формальности. «Роза мира» не являлась нашей Главной Книгой, как и ни одна другая книга или учение не были для нас главными. Мы были Сами По Себе.

Единственное, пожалуй, что у нас декларировалось вслух – это Любовь. В. всегда с удовольствием рассуждал о Любви. Бог есть Любовь. Любовь есть объединяющая, цементирующая сила мироздания. Не любить легко, а любить трудно – давайте любить друг друга. Мы любим друг друга, и это главное. В «меморандуме», подготовленном им для интернета, значилось «создание школ, в которых ученики будут учиться любить друг друга на практике» (к счастью, мы вовремя заметили это весьма двусмысленное выражение). И еще – из поучений В., которые он мне выдал, когда узнал, что я посещаю интернетовский форум и принимаю участие в дискуссиях (с его точки зрения, это исключительно вредное занятие, и он всячески меня убеждал оставить его): Надо ЛЮБИТЬ, а не дискутировать!

Поэтому и в обществе у нас главным считалась Любовь. Друг к другу. Нет, не в пошлом смысле, разумеется. В самом высоком. Любовь – это значило никогда не говорить ничего дурного («не распространять негатив» – типичное выражение), ничего и никого не отрицать, никогда не спорить (спор, дискуссия – это нарушение принципа Любви). У нас проводились «литературно-музыкальные» вечера, и на них часто, наряду с действительно интересными выступлениями Н., семьи В., выступали доморощенные поэты с неграмотными стихами, безголосые певцы, у которых нельзя было ни слова понять – но все очень терпеливо слушали. Ведь показать даже, что слушать это скучно – это нарушение принципа Любви. В информационных письмах разрешалось писать только положительную информацию (негатив не нужен!) Любимый критерий оценки: в твоем романе я не почувствовала Любви. В этом письме не было Любви.

Правда, как мы увидим позже, кое-кого все же приходилось, так сказать, осаживать. Но при этом принцип Любви вполне можно было не нарушать.

(Кстати, love bombing – один из характерных признаков тоталитарной секты).

У меня стало созревать ощущение, что в обществе что-то не так. Именно то, что мы, такие горящие жаждой деятельности, вынуждены жить серой личной жизнью от собрания до собрания. Конечно, все мы живем в разных концах Германии, но неужели нельзя как-то нас организовать, чтобы мы все могли принимать участие в Великом Деле? Чтобы мы не cуществовали, как обыватели, а жили яркой, наполненной, интересной духовной жизнью.

Сама я, со своей стороны, начала рассылать информационные письма о наших собраниях всем членам общества. Я сочиняла, муж распечатывал, и мы рассылали. Александр поначалу принял эту идею в штыки... зачем это, мол, нужно? Но позже как-то смирился. И даже ему понравилось. Только его не устраивало то, что сочиняла я – сочинять должен был он сам. Я, видимо, как-то не так излагала его мысли (а свои мысли я излагать не могла – кому они интересны?) В общем, к тому времени, как Александр смирился с моими письмами, они уже представляли для меня обузу. Я не могла подойти к ним творчески, не имела права. Александр не терпел чужого творчества рядом с собой. А просто так сухо излагать: мол, встречаемся там-то, тогда-то – это уже нудная обязанность.

Но я забегаю вперед. Как раз в этот момент начался конфликт, о котором я хочу рассказать подробнее.

Надо заметить, что мы уже чувствовали себя очень тесно связанными с обществом. Мы уже не мыслили жизни вне его. Судите сами.

Мы искали жизни, которой мы могли бы служить Богу (как мы Его понимали). Мы готовы были отдать все, посвятить каждый день своей жизни Служению Свету.

И вот нам дан был такой шанс. В том, что это – именно шанс служить Свету, у нас не было ни малейшего сомнения. Об этом говорило и сердце (чудесная атмосфера наших встреч, чувство присутствия Высшего), и разум (В. обещал великие свершения в будущем, уже сейчас мы познакомились с самой Аллой Андреевой, ну и кроме того – все члены нашего общества так талантливы, так необыкновенны, мы просто не могли встретиться случайно!) Если упустить этот шанс – второго не представится. А что мы без общества? Что мы без Служения? Просто обывателями нам уже не хотелось быть. Члены общества были для нас родными. Мы не мыслили себе жизни без этих встреч, без этой атмосферы... В. мы уважали и почитали даже не как человека (бесспорно, образованного и заслуженного), а как Проводника Высшей Воли.

И вот осенью к нам приехала Алла Андреева. Слепая, больная женщина 83х лет, однако очень прямая, стройная, женственная. При этом православная и очень умная. Александр предупредил нас заранее: «Только никаких вопросов о Рерихах. Никакого Сатья Саи и вообще – только Роза Мира и церковь. АА – женщина очень умная, но к сожалению, ограниченная церковностью. Не надо портить ей нервы, спорить с ней. Вообще нужно любить, а не спорить!» И мы не спорили. АА окружили заботой и вниманием, оттесняли от нее назойливых гостей-эзотериков, которые все пытались поспорить. Вежливо молчали, когда она пыталась прочитать нам лекцию о вреде рерихианства и тому подобных вещей.

На меня, помню, большое впечатление произвели некоторые слова АА. Одна гостья задала ей вопрос (типичнейший для эзотериков): «Зачем ограничивать себя рамками одной религии? Ведь путей к Богу много, почему бы не использовать хорошее из всех конфессий?» АА ответила: «Вы знаете, я просто очень несовершенный человек. Мне бы в жизни стать – не говорю, хорошей, какое там! – хотя бы средненькой христианкой... Куда уж мне лезть в другие конфессии, когда я в своей еще даже до середины не разобралась».

А ведь она права! – подумала я. Разве кто-нибудь из нас выполняет ну хотя бы христианские заповеди? До конца? Так зачем же нам что-то еще? Но эта мысль быстро угасла.

АА еще возмутил «синтез религий» в нашем уставе. «Как вы это себе представляете? – спросила она, – Это каша или винегрет?» Я подумала – ну что такое синтез? Это сбор единого целого из составных частей. Значит, вот я прихожу на мессу, и там, где каждое слово и каждый жест продуман тщательно, начнется какая-нибудь несуразица, какой-то синтез с Православной литургией или я не знаю с чем. Действительно – ерунда же! Я сразу сказала на собрании: "Все правильно. Давайте заменим слово «синтез» ну хотя бы на «взаимное уважение».

... увы. Слово «синтез» и ныне там стоит.

Как раз в тот момент Александр загорелся новой идеей.

Он решил заняться целительством.

Это было связано с тяжелыми событиями в его собственной семье – болезнью мамы, которую Евгений Авербух вылечил. Александр был потрясен и решил, что целительство – это его призвание. Что он обязан спасать человечество от проявлений Темных Сил (по-андреевски – Гагтунгра) в виде болезней, в особенности, рака.

Он, к сожалению, не обладал не только медицинским образованием (это для целителя не беда), но и способностей к целительству у него не было. К тому же Александр все равно уже решил заниматься «религиозно-общественной деятельностью» (как он это называл). Поэтому он захотел стать не собственно целителем (это тоже возможно, но как побочное занятие), а организатором и предпринимателем – создать условия для целителей. Александр решил построить клинику – центр натуральной медицины.

Для этого нужны деньги, деньги и еще раз деньги!

Больной вопрос... миллионеров мы так и не завербовали в общество. А на клинику нужны именно миллионы.

Ничего! – решил Александр. Можно начать с малого. Снять большой дом. Платить за аренду. Возить из России богатых людей на лечение к тому же Авербуху. Ну там, массаж, ванны, процедуры, экскурсии по местности... местность у нас курортная. На этом мы заработаем деньги, а... там видно будет! Со временем, развивал Александр перед нами свои планы, мы заработаем достаточно, чтобы построить свое здание. Все члены общества постепенно переберутся во Франкенек, будут работать в клинике. Вот Э. – врач, так что один врач у нас есть. Остальные – ну там, медсестры, программисты, электрики, уборщицы... В общем, каждому дело найдется. Построим дом для всех, будем жить все вместе, ежедневно собираться для медитаций, разговоров, изучения разных религий. Наша клиника будет разрастаться. Мы создадим еще и школу по Даниилу Андрееву... Театр, филармонию, музей. Церковь Розы Мира, естественно. В общем, это будет целый образовательно-лечебно-культурно-духовный комплекс.

(... А потом Франкенек превратится в Новые Васюки и станет Центром Вселенной...)

К тому времени идея новой церкви на месте Тимофеевской как-то благополучно почила в бозе. Ясно стало, что проект этот неосуществим. Правда, мы подружились с самим Тимофеем, стали туда регулярно ездить и помогать ему по хозяйству. Но теперь, с этим Центром, Александр снова прикреплял отвалившиеся было крылья нашему обществу. Он развернул перед нами новые сияющие перспективы.

Надо ли говорить, что эта инициатива Александра была поддержана единогласно?

Потом мы с мужем вернулись домой. Посмотрели друг на друга и сказали: «Да ведь это же чушь!»

Мы все же немного поумнели, видимо. Нелепость затеи уже была видна... правда, похоже, что только нам двоим. Или остальные просто решили не влезать – а пусть Александр там чего-то делает... а мы его издали поддержим.

О каком Центре может идти речь? Во-первых, кто этим будет заниматься? Один Александр с женой? Это нереально. Не могут два человека (к тому же им ведь надо еще и работать, обеспечивать себя) все организовать, привезти пациентов, за ними ухаживать, их возить к целителю, обеспечивать экскурсии, кормить, убирать комнаты... А нанимать – где брать зарплату? Разве что цена за лечение будет астрономической... Так кто тогда поедет? Да и аренда здания – можно представить, сколько это стоит. Мы попробовали подсчитать окупаемость – выходило ну совершенно нереально, как бы ни задирать цены.

Кроме Александра, пока никто не имеет возможности переехать во Франкенек. Значит, участие других членов общества отпадает.

Плюс еще то, что кроме Центра, Александр ничем больше заниматься не сможет. То есть работы в обществе не будет никакой. Даже встречи организовывать будет некому. А значит, общество распадется еще до того, как возникнет возможность строить во Франкенеке дома для персонала Центра.

Ну и наконец, моральный аспект... Это явно намечался не благотворительный проект, каким нам его пытался представить Александр. Даже если каким-то чудом все это удастся, лечиться будут ездить только «новые русские», которым некуда девать деньги... А мы-то мечтали – помочь нищим! Не стать еще одной «фирмой по предоставлению услуг особо богатеньким», а осчастливить тех, кому в жизни не собрать денег на лечение. Но превращение нашего общества просто в коммерческую организацию, в этакую компанию аусзидлеров, помогающих друг другу устроиться... за счет денег богатеньких бывших соотечественников ... лучше уж работать на обычной немецкой фирме.

Это все мы тщательно обсудили с мужем. И я села писать письмо В.

Заметьте – нам и в голову не пришло просто плюнуть на все это и жить своей жизнью. Общество для нас было дороже жизни. Мы не могли представить себя вне общества.

Поэтому я стала писать это письмо.

Я постаралась сделать его возможно более конструктивным. Указала на основную проблему – то, что от встречи до встречи мы ничем не можем быть полезными обществу. Что всем хочется более активно участвовать в делах. Предложила несколько вариантов организации этих совместных дел (через телефонную связь, через письма... ) Подробно расписала, почему невозможно, на наш взгляд, сейчас создание лечебного центра (он будет, обязательно будет! Но позже). Вообще нас не так уж много, и нам следует заняться более скромной деятельностью. Скажем, мы реально можем организовать постоянную гуманитарную помощь какому-нибудь детдому в России, шефство взять. Мы можем и для себя что-нибудь делать – повышать свой культурный и духовный уровень, учиться, к примеру, медитировать... вариантов много. Может быть, это не такие великие дела. Но зато каждый человек будет задействован.

Можно заняться, конечно, и коммерческой деятельностью. Все равно же деньги нужны! Но к примеру, это может быть продажа русских книг. Почему бы, писала я, не организовать фирму по продаже духовной литературы?

В общем, мы это письмо отправили.

Ответ был очень резким и обиженным.

Александр даже на «вы» со мной перешел. Я была потрясена. Что, что я написала такого, способного вызвать такую сильную обиду? Ведь я была исполнена лучших чувств и так старалась не задеть Александра!

Мы тут же позвонили Александру и разговаривали (по сдвоенной линии) два часа.

Содержание письма и речей Александра по телефону были примерно следующими.

То, что вы предлагаете – это превращение нашего общества в какую-то бесполезную секту. Мы должны приносить пользу человечеству! Вы не видите перспектив. Я же смотрю в будущее. Сейчас нас 30 человек. А через 5 лет нас будут миллионы! И у нас будут миллионы марок! Десятки миллионов! О нас будет знать весь мир. Я думаю не только о сегодняшнем дне, но и о завтрашнем. Я убежден, что так будет! Я уверен, что у нас получится все, что я задумал! А вы хотите поставить мне палки в колеса!

Но Александр! – увещевали мы – Вы же даже не посоветовались с обществом! Вы все сами решили и поставили нас перед фактом.

Но вы же голосовали «за»! – возмущался он.

Да, мы голосовали. А теперь подумали и поняли, что были неправы.

Хорошо! – пылко отвечал Александр, – Если даже никто меня не поддержит, я буду заниматься этим один! Я поклялся, что буду заниматься целительством. Я тогда уйду с поста председателя и буду сам исцелять людей!

Короче говоря, итог этого разговора был таким. Я легла на диван с чувством, что больше не хочу жить. Размолвка с Александром казалась мне концом света. Все. Я неправа. Я опозорилась. Я не оправдала Миссии, возложенной на меня Богом – быть членом такого замечательного общества.

Мы впали в тяжелую депрессию.

Все члены общества приняли новую тактику неоднозначно.

Некоторые возмущались, как и мы, но втихомолку. Большинству все было просто до лампочки: мол, все это хорошо, все прекрасно, работайте, а мы порукоплещем издалека. Мечта побеждает в жизни, так пусть ваша мечта победит. А мы к вам в гости приедем.

Но были люди, принявшие идеи Александра более, чем всерьез. Я веду речь как раз о наших молодых друзьях, Косте и Лене.

Лена как раз недавно родила второго ребенка. Жили они в двухкомнатной квартирке, которую все равно пора было менять. Костя потерял работу... И вот в этот момент, в их жизни явно переломный, Костя принял решение: он будет с Александром.

Он поверил в Александра! Поверил в его дерзкую и прекрасную мечту!

Он не хочет больше работать на какой-то там фирме, чинить какие-то там факсы... Он хочет изменить мир к лучшему!

Костя и мой муж подолгу просиживали за компьютером, рассчитывая рентабельность будущего предприятия. Ничего не выходило... предприятие было совершенно нереально. Но это не убеждало Костю.

И вот он с семьей переезжает во Франкенек.

Эпохальное событие в истории нашего общества!

(к тому времени, кстати, мы сменили название – из «Розы мира» превратились в «Цветок мира». Алла Александровна попросила...)

И еще в то время в нашем обществе появляется новый член. Назовем его Георгием Петровичем. Я лично, да и некоторые другие называли его по имени-отчеству, хотя вообще у нас это было не принято (от нас прямо-таки требовали называть на «ты» людей, которые в два раза нас старше... поначалу это было очень неприятно).

Георгий Петрович был старше Александра и значительно опытнее в «духовных» делах. Он был преподавателем музыки, в России – директором экспериментальной школы, знал огромное количество российских эзотериков, проходил множество разных курсов, сам их вел. Он умел и знал очень многое, по сравнению со всеми нами. Кроме того, Георгий Петрович был высоким, сильным мужчиной с зычным раскатистым баритоном (который он, впрочем, умерял во время бесед). Он был полной противоположностью маленькому, тщедушному В..

Естественно, авторитет В., который для нас был нерушимым, для Г. П. не существовал вообще. Г.П. сам мгновенно внушал окружающим уважение одним своим видом. Он не мог не пользоваться авторитетом.

И вот, как только Г.П. появился в нашем обществе, он сразу стал вносить свои предложения по работе и организации. Я думаю, это естественно – не мог же он не использовать свой обширный опыт и познания для пользы других. При этом он никогда (клянусь!) ни разу не возразил против планов Александра, никогда не сказал о нем и его планах дурного слова, почтительно молчал во время выступлений Александра... Но все его предложения были как раз того плана, о котором ранее говорила я.

Только Г.П. мог осуществить все это практически. Он тут же, не сходя с места, сколотил ансамбль гитаристов – даже те, кто играть не умел совсем, участвовали в нем, и получалось здорово! Он предложил методики медитации, психологические игры. Под его руководством несколько человек начали выращивать дома зелень себе в пищу. Тогда как раз зашла впервые речь о переводе «Анастасии» на нем. язык, и Г.П. предложил, наряду с профессиональным переводом, попытаться сделать еще свой собственный – пусть каждый поработает дома, а потом сверим и посмотрим, что получилось! В конце концов, нам всем нужно совершенствовать язык.

Короче говоря, у меня появился союзник. Кроме того, с Г. П. просто было интересно! С Александром В. у нас ни разу даже серьезного, интересного разговора не состоялось. Может быть, Александр просто считал ниже своего достоинства со мной разговаривать о серьезных вещах.

А с Г.П было очень интересно говорить! С ним можно было многое обсудить. И наконец, его интересно было просто слушать! Он обладал огромным опытом, он нестандартно мыслил.

Я не идеализирую Г.П – в особенности сейчас. Мы с ним давно не общаемся, и мне не хочется возобновлять это общение. Г.П. -эзотерик. Его опыт и мысли – опыт и мысли эзотерика. Я лишь подчеркиваю, что тогда – ТОГДА– мне было с ним интересно. И я уважала Г.П. как старшего и более опытного товарища.

И я не понимала, почему Александр тихо ненавидит Г. П.

Он ужасно нервничал! Вот неразбериха перед собранием, все шумят, разбрелись по залу. Г. П. в сторонке с пятью человеками тихонько репетирует на гитарах. Вдруг Александр нервно кричит: «Георгий Петрович! Ну что вы в самом деле! Давно пора собрание начинать, вы когда закончите?» Г. П. тут же заканчивает репетицию. Я в недоумении. Почему Г. П.? Ведь о собрании еще не объявлял никто, все разбрелись – в чем Г. П. виноват?

Было и еще много таких же мелких сцен. Понятно, что во Франкенеке (то есть в семьях В. и Лены с Костей) личность Г. П. всячески обсуждалась и обсасывалась. И малейшие проявления его личности подвергались суровому осуждению.

Надо сказать, Г.П. действительно человек довольно прямой и страстный. Например, выступала у нас одна женщина, занимающаяся психологической помощью наркоманам и алкоголикам. Ее толком не слушали, потом наш бард Н. Начал над ней подтрунивать. Г. П. встал и своим мощным баритоном сказал: «Вот вы смеетесь над ней, а сами на себя посмотрите! Вот вы, Н., курите! Так может, она бы вам помогла избавиться от вредной привычки, а вы держитесь за свое и хихикаете!» Это было почему-то расценено как оскорбление Н.

Или другой случай. Наши «ивановки» обливались утром холодной водой. Н. Отпустил остроту в их адрес. Г. П. снова сделал замечание, причем примерно в таком стиле: «Бедные женщины должны от всех прятаться, как мокрые курицы, над ними все смеются, а нам учиться у них надо!» Самое удивительное, что на эту фразу больше всего обиделись сами ивановки! Их обозвали «мокрыми курицами»...

Для меня становилось очевидным, что на Г.П. будут обижаться в любом случае. Он все делает неправильно. Он неправильно ходит, говорит, дышит. Любая его фраза – прямое оскорбление всему обществу. Любое его действие – против Александра. То, что он не обрывал меня и не вынуждал (как это делал Александр) называть его, пожилого человека, на «ты» и по имени – было расценено как «любовь к почестям» – мол, он ТРЕБУЕТ, чтобы к нему по имени-отчеству (хотя добрая половина общества прекрасно называла его на «ты», и он тоже не возражал!)

Когда Г.П. решил пройти курс «светового питания» (зверская методика – человек 7 дней ничего не ест и не пьет, потом еще две недели – только пьет соки... некоторые копыта отбрасывают), прошел успешно и рассказал о своем опыте – Н. тут же прокомментировал это так: «Конечно, ему хотелось выделиться. Показать – вот какой я герой!»

Г.П. и сам это прекрасно ощутил. И как-то мне сказал: ну все, я теперь в опале. Александр боится за свою власть.

Не передать горечи, которую я испытывала тогда. Я так любила общество, все его члены казались мне такими возвышенными и прекрасными. Я не мыслила жизни вне общества (почему– смотри выше). Но ведь и Г.П. – очень хороший человек, и мог бы принести нашему обществу такую пользу! И вот -какие-то дурацкие интриги, предубежденность...

Какой сильной была ненависть к Г.П., можно судить хотя бы по такому факту. Через два года после его ухода я заговорила о нем с Леной и попыталась сказать: «Не он один виноват. Мы тоже виноваты в его уходе». Лена, обычно такая спокойная, избегающая даже тени конфликтов, вдруг взвилась и начала на меня чуть ли не кричать: «В чем мы виноваты? Я ему звонила! А он! Он то... Он се... Вот что он мне сказал (к слову – ничего особенно страшного, но это если смотреть объективно)». Я даже испугалась такого напора и сказала: ну конечно, конечно, ты права.

Или на последней нашей встрече с Александром (после ухода Г.П. прошло два с половиной года, все о нем давно забыли, произошло множество более ярких событий), без всякого напоминания, сам Александр вдруг посмотрел на меня и начал говорить о Г. П. «Вот ты, Яна, хотела, чтобы у нас Г.П. был руководителем (это бред! Об этом никогда никто и речи не вел, и мысли не возникало). А ты не знаешь, каким он был авторитарным человеком! Вот вы бы у него поплясали!» При этом в голосе его звучала обида и ненависть.

При всем этом в обществе не нарушался принцип Любви!

Если даже сейчас кто-то из общества прочтет эти строки о Г.П., он скажет недоумевающим тоном: как это? Кто это его ненавидел? Кто это его изгонял? Все ему звонили! Все с ним общались! И я общался (лась). Это он сам ушел.

Ни один член нашего общества ни за что не признается даже самому себе, что он испытывает к кому-то хотя бы неприязнь! Ведь это – нарушение принципа Любви! Поэтому, чтобы скрыть от самих себя происходящее, очень многие регулярно намеренно звонили Г.П., участливо расспрашивали его о жизни – словом, общались. Мне, к примеру, столько никто не звонил, как и любому рядовому члену общества. К Г.П. относились с таким участием именно потому, что ощущали его отделение от общества, именно поэтому нужно было так активно заниматься в его отношении «бомбардировкой любовью».

Почему я так подробно говорю об этом? Кому интересны наши интриги?

Да потому что это – тоже признак тоталитарной секты. Я своими глазами увидела, как выживают неугодных. Тех, кто не может полностью подчиниться руководителю (ах... такому мягкому, демократичному и неавторитарному!)

Были и другие случаи. Ушла из общества женщина, пытавшаяся, как и я, что-то возражать. Ушли другие – молча. Но пример с Г.П. – самый яркий.

Было очередное собрание в доме В. Председатель рассказывал о своих очередных делах... они с Костей поняли, что с Центром ничего не получится и решили заняться продажей книг. Открыли издательство, привезли книги, стали составлять каталог. В. встретился с самим Мегре и взял у него разрешение на перевод «Анастасии». Общество ахало и охало. Г.П. тоже присутствовал – он молчал, давно оставив попытки что-то изменить.

В этот день я решила выступить. Так как о нас с мужем уже создалась слава критиканов, вставляющих Великому Делу палки в колеса, я решила в этот раз не заниматься критикой, а внести дельное предложение. Я хотела предложить назначить Лену (которая и так очень многое в обществе организовывала) на должность координатора. Александру некогда заниматься встречами, поездками к дедушке, так пусть этим официально занимается Лена (а то у нее это как-то подпольно проходит). Заранее я, конечно, поговорила с самой Леной, она меня с восторгом поддержала. Но как-то за рассказами о Великих Делах мое выступление отложилось. В конце концов Александр сказал, что сейчас мы пойдем прогуляемся и помедитируем на свежем воздухе. Все с восторгом поддержали его. Тут Александр вспомнил: ах да, еще же Яна хотела что-то сказать. Я встала. Собственно, у меня всего несколько слов. Вот Лена у нас все организует, так давайте ее назначим официально... потому что надо же заботиться и о делах общества, не только об издательстве.

Непонятно отчего, мои слова «пробудили» Г.П. Он сказал: вот молодец, не побоялась сказать правду! Мы действительно не занимаемся тем, чем надо бы заниматься... Александр с Костей тут одни все тянут, а мы как будто ни при чем. Нам тоже надо организоваться как-то...

Как я уже упоминало, любое слово Г.П. воспринималось как скандальное. Я уже не помню, кто первым поднял крик... но крик поднялся дикий. Я не могу вспомнить подробностей... В общем, началось «посягание на священные основы общества».

Помню, что мой бедный муж попытался меня как-то поддержать. Я больше ни слова не говорила, но меня начало трясти. Он попытался сказать В., что вот видите, мы же вам говорили о книгах, и вы теперь продаете книги, почему же вы нас не послушаете сейчас?

И тогда В. во всеуслышание сказал:

– Вы, Завацкие, постоянно занимаетесь критикой. Вам все не нравится. Вы говорите, что хотите работать... вот посмотрите на Костю! Он единственный, кто встал со мной рядом. Кто сказал – да, я готов с тобой работать! Он все бросил и приехал ко мне, и работает вместе со мной. А вы только умеете критиковать. Вот вы бросайте все, приезжайте сюда, как Костя, и тогда будете работать вместе с нами! Чтобы с нами работать, нужно здесь жить!

Потом было еще что-то... Помню А, которая говорила с чувством:

– Как вы можете критиковать? Я потрясена! Вы что, хотите, чтобы у нас вообще ничего не было! Это такое счастье, что мы можем здесь собираться, встречаться... Что у нас такая дружба, такая любовь! А вы хотите все разрушить! Ну и не будет ничего! Ни Саши не будет, ни общества!

В общем, кто во что горазд... Кто-то вспомнил про мое первоначальное предложение назначить Лену координатором. И каждый считал своим долгом упомянуть об этом: что за глупость? Зачем нам еще какой-то координатор? Так что я под конец уже сама была убеждена, что сказала глупость. (прошел год после этого, и уже В. сам настаивал, чтобы Лена всегда подписывала под своей фамилией «координатор». Должность оказалась полезной и правильной. Хотя официально на собрании меня просто высмеяли).

Потом кто-то сказал, что хватит ерунду болтать, надо идти гулять. Но ему возразили, что гулять уже поздно. Помедитируем здесь. Мне стало ужасно стыдно, что я сорвала людям прогулку. Я вообще чувствовала себя виноватой во всем происходящем. Слезы текли по моему лицу. Кто-то предложил:

– Давайте помедитируем на Яну. Поможем ей!

Все сели в круг, взялись за руки, закрыли глаза. Я хорошо ощущала направленное ко мне внимание всех, и стиснув зубы, сдерживала истерические рыдания. Мне хотелось закричать. Тут наша ясновидящая Ц. начала говорить о том, что она видит в медитации. А видела она какого-то святого старца, который подошел ко мне лично и чего-то там на меня начал сыпать. Вроде, что мне нужна помощь... Каждое ее слово было мне – как ножом по сердцу. Я ощущала себя страшно виноватой перед всеми. Из-за меня началась эта перепалка. Я – критикан, который не дает людям жить спокойно, устраивает скандалы. Я недостойна быть среди таких прекрасных, светлых людей... Они такие светлые и хорошие, что даже не обвиняют меня ни в чем. Они хотят мне только помочь! Они думают, что мне плохо, и хотят мне помочь! Они не видят, что мне больше всего хочется убежать, забиться в темный угол, спрятаться от назойливого чужого внимания... Что их энергия давит на меня темной массой и причиняет невыразимую боль. Что сердце мое разрывается от горя и ужаса. Что я не хочу жить... не хочу жить...

Наконец медитация на меня кончилась. Каждый (каждый!) член общества, кроме Г.П. подошел ко мне по очереди, погладил меня по плечу или по голове, сказал несколько утешающих слов (я все еще плакала). И с каждым словом мне становилось все хуже, потому что – все они такие хорошие, я одна плохая.

В эту ночь я не сомкнула глаз. Я не хотела жить. Лишь к вечеру следующего дня я почувствовала себя хоть немного в норме.

Удивительно, что один лишь Г.П. позже сказал: каким издевательством, какой бестактностью была эта медитация... и я была так благодарна ему хотя бы за это запоздалое признание.

Разумеется, объективный читатель может лишь посмеяться над этим. Нужно быть внутри, чтобы понимать меня. Нужно верить в общество и любить его, как это было тогда у нас принято. Только тогда можно понять, что со мной сделали в тот вечер.

Разумеется, я виновата в этом сама. Нечего было верить во всякую чушь и вообще вступать в секту.

Тот вечер сломил меня. Я поняла и сделала окончательный вывод: в нашем обществе нельзя критиковать НИЧЕГО. Ничего нового нельзя предлагать – все, что идет не от Александра – в нашем обществе рассматривается как зло. Если писать информационные письма (с письмами тоже была история, но рассматривать каждую мелочь здесь невозможно), то нужно до последнего слова согласовывать их содержание с Александром.

Кстати, нельзя даже и рассказывать об обществе посторонним, рекламировать его где-то. Мы с мужем написали об обществе в Интернет на один из форумов. Александр, узнав об этом, устроил нам головомойку... все дело в том, что необходимо было скрывать наши эзотерические интересы. Александр мечтал получить права на издание «Розы мира», и необходимо было создать у Аллы Андреевой и Андреевского Фонда впечатление, будто наше общество состоит сплошь из воцерковленных православных (даже то, что я католичка, нужно было скрывать!) и занимаемся мы исключительно беседами по Библии. Написать куда-либо правду – значило навредить обществу.

То есть какое-либо творчество в нашем обществе невозможно. Единственный способ остаться в нем – это жить спокойно своей жизнью, время от времени приезжать на собрания, и с раскрытым ртом слушать Александра и выполнять все его распоряжения. Даже не пытаться что-либо возразить, так как Александр все равно гораздо компетентнее, у него больше информации, короче говоря – нужно его слушаться беспрекословно.

(Информация, кстати, выдавалась далеко не вся. Очень многое, что происходило во Франкенеке, скрывалось от рядовых членов общества.)

К тому времени это поняли практически все. У многих это произошло не так болезненно, как у меня. Например, я слышала, как А., программистка, предлагала В. свои услуги с компьютером, и он ответил ей: «Ну что ты, у нас есть молодые, умные ребята, они все сделают». После этого А. плакала – это ясно, ей дали понять, что в ее профессионализме сомневаются, что она вообще как личность в обществе никакой пользы принести не может. Ну и так далее... Многие продолжали мечтать о том прекрасном времени, когда все мы соберемся под одной крышей, будем жить общиной. В обществе поддерживалась и муссировалась уверенность, что рано или поздно это обязательно произойдет. На каждом собрании планировалась жизнь будущей общины, мы мечтали об этом... почему-то особенно привлекала всех такая деталь – мы обязательно построим баню (варианты – сауна, русская баня), и в традицию войдет общая помывка (о, конечно, мужчины и женщины отдельно... никакого свального греха).

Но пока никакой возможности переехать во Франкенек ни у кого не было. Поэтому все продолжали просто встречаться на собраниях и мило общаться.

Если кто-нибудь из общества прочитает эти мои строки, вполне возможно, он скажет (я уже слышала такие мнения): «А я изначально был против всяких там великих дел, против переселения во Франкенек. Я хотел только общаться на собраниях и продолжать жить своей жизнью».

Это самообман. Возможно, один-два человека так и были настроены. Но если бы В. на одном из собраний сказал: «Знаете, ребята, не будем мы ничего строить, не будем изменять мир, а давайте просто дружить семьями, встречаться, разговаривать, ездить куда-нибудь все вместе», – в этом случае на следующее собрание не приехал бы, скорее всего, никто. Традиция быстро бы заглохла – хотя бы потому, что ездить на другой конец страны ради «дружеских встреч» не имело бы смысла. Исчезла бы и эта милая атмосфера «Божественного» Присутствия, которая нас собирала.

Александр в то время заботился об обществе. Он единолично планировал встречи, и старался, чтобы они были интересными (какая-либо помощь в планировании, вообще любые чужие инициативы отвергались с ходу). Как правило, на встречу общества приезжала какая-нибудь знаменитость: какой-нибудь «великий целитель», Алла Андреева, немецкие эзотерики... Знаменитость выступала у нас, ей задавали вопросы. Кроме того, на встречах читались доклады (одной из наших целей было "изучение всех религий в свете «Розы Мира»), на такие темы: «Роза мира» и... (христианство, ислам, наука, теософия, буддизм, искусство и т. д.) Доклады готовили члены общества, но по правде сказать, относились к этому докладчики – с прохладцей, а остальные – как к нудной обязанности (ну давайте уж выслушаем). Прогулки, пение под гитару, обязательная совместная медитация. Самая интересная часть встречи – «обсуждение наших дел». То есть отчет Александра о проделанной работе. Обсуждать было особенно нечего – кроме живущих во Франкенеке, никто ничего не понимал. Издательство Александра крепло и развивалось. В обществе начался ропот по поводу того, что Александр вообще занялся коммерческой деятельностью. Я молчала – я решила для себя, что общество дороже, чем мое личное мнение. Поэтому отныне мнение Александра автоматически становилось моим собственным. Я верила Александру и шла за ним. Во всем.

Иногда практиковались совместные «паломничества». Общество посетило христианскую общину Тезе во Франции. Ездили на медитацию к проживающей в Германии индианке «Матери Мира» (Мира – это ее имя, мать – поскольку она считается вроде святой, разумеется, не христианской). Постоянно посещали дедушку Тимофея. Кстати, это единственное дело, организованное не самим Александром (в начале он был против этих совместных субботников), которое все-таки удалось обществу.

На следующую осень наша семья распалась почти окончательно.

Муж принял решение уйти к своей любовнице. Она жила в России, на Новый Год он планировал поехать к ней. Впоследствии – видимо, на ней жениться и перевезти ее в Германию. Пока он ушел из семьи и жил в другом городе у мамы.

Мне было невероятно тяжело. Я любила его все еще, и меня охватило отчаяние. Я готова была умереть. Заботы о детях как-то поддерживали меня, но без мужа, казалось – жизнь кончена.

Конечно, все общество узнало о готовящемся разрыве. Кстати, за прошедшие полтора года в обществе уже распалось две семьи, в других резко ухудшились отношения. Мы с мужем тоже заметили закономерность: обязательно переругаемся после встречи... еще по дороге домой начинался скандал. Впечатление было такое: на встрече все так чудесно, такая неземная, волшебная атмосфера... а тут возвращаешься домой, в быт, к этой грязи. И супруг на фоне этой чудесной атмосферы кажется особенно отвратительным.

Так что связь этих разводов с обществом для меня несомненна. Это ведь не случайно – три распавшихся семьи за три года. Это не может быть случайностью. Да и другие семьи сохранились кое-как: практически у всех заходила речь о разводе. Несколько женщин в наше общество вступили уже разведенными, причем у некоторых развод тоже случился именно по причине начала их занятий эзотерикой (муж не выдержал...)

Никто не делал из этого секрета.

Опять же, тут можно сказать: это ваши проблемы, при чем тут общество? Муж начал изменять еще до общества. Но во-первых, эзотериками мы тогда уже давно были. Во-вторых, общество усиливало отрицательные тенденции в семье.

Реакция общества на наш разрыв была следующей. Два или три человека сочувственно поговорили со мной по телефону. Причем у моих лучших друзей реакция была такой: «Ну что ж, и хорошо, может быть, это и к лучшему. Теперь ты будешь жить одна и спокойно писать. Ты пойдешь своим путем, и никто тебе не будет мешать... да и зачем сохранять семью, если любви нет, если вы разные люди...» Я раньше и сама так думала и даже мечтала о разводе. Но когда приперло по-настоящему – поняла, что без мужа жить не смогу. Люблю его все равно. И детям тяжело без отца. И теперь я с горечью выслушивала эти спокойные рассуждения друзей.

С мужем все говорили точно так же сочувственно. Мол, это, конечно, нехорошо, но мы тебя понимаем. Яна – тяжелый человек. Она человек творческий, а ты мужчина, и не можешь терпеть характер творческого человека. Это женщина еще может всем пожертвовать ради талантливого мужа. А тебе это, действительно, не пристало... Ну что ж, желаем тебе счастья в новой жизни.

Причем, один и тот же человек мог только что утешать меня по телефону (какая ты талантливая, добрая, умная, воплощение Света!) , и тут же, без перехода, говоря с мужем, успокаивать его, выливая на меня грязь (в основном даже не существующую, выдуманную – потому что на самом деле я никогда не жертвовала интересами дома и детей ради творчества и не требовала никаких особых условий для себя).

Не знаю, чем бы все это закончилось. Я чувствовала себя до жути одинокой. По вечерам мне хотелось выть. Еще сильнее была боль ревности. Но тут наш сын сломал ногу, а у мужа началось жуткое воспаление челюсти. Как только сын попал в больницу, муж, обеспокоенный, приехал к нам. И уже ясно стало, что никуда он не денется. Он сдал билет в Россию. Все же благополучие ребенка важнее личного счастья. Мы чувствовали и понимали – это расплата за грехи. Наш малыш должен расплачиваться за наши грехи. Тем более, сломал он ногу буквально на ровном месте, совершенно невероятным образом. А тут еще у мужа начались такие боли в челюсти, что он буквально лез на стенку. Врачи помочь ничем не могли – делали блокаду, которой хватало часа на 4. Каждый день он ходил к зубному. Таблетки не действовали вообще. Муж стал кидаться к целителям (благо, мы познакомились со множеством таковых). Ему тут же объяснили, что это – кармическое наказание за измену. Он реально пересмотрел свою жизнь, осознал, что прелюбодеяние – это зло. Понял, что никакой любви там не было, было желание изменить жизнь, жажда приключений, сексуальная тяга к красивой девушке. Позвонил любовнице в Россию и решительно порвал с ней. Я была счастлива...

Правда, недолго. Проблемы-то семейные не делись никуда.

И вот у моего мужа начала «ехать крыша». Наша знакомая целительница и ясновидящая с ходу поставила диагноз: «шизофрения». Назначила лечение – гомеопатия, травы.

Я, конечно, сомневаюсь, что это было действительно психическое расстройство. Однако поведение мужа стало иным. У нас и раньше были жуткие скандалы с битьем посуды, воплями и прочим. Теперь это перешло в стадию рукоприкладства. Проще говоря, муж начал меня бить и вообще применять физическую силу. Это было для меня совершенно дико. Я выходила замуж за интеллигентного, идеально спокойного, скромного юношу, представить было даже невозможно, что он может разговаривать в повышенном тоне. Но теперь он начал звереть. Причем я не знала, как предотвратить эти приступы. Я начинала его бояться, но это только скорее приводило к жуткой развязке. В эти моменты он превращался в дикого зверя – как будто в него вселялся кто-то другой. Он готов был на все ради достижения своей цели – унизить меня. На следующий день он, как правило, стыдился происшедшего и не помнил половину того, что было. Только поэтому я не разводилась с ним. Я понимала, что этот жуткий зверь – не мой муж, а тот, кто управляет им в какие-то моменты. Что он одержим кем-то или чем-то... Что мой муж – тот нормальный и спокойный человек, которым он является обычно. Правда, в обычном состоянии он стал депрессивным. То есть, собственно, обычного состояния у него практически и не стало. То депрессия (вплоть до попыток к самоубийству), то безудержная ярость. Единственное, где он чувствовал себя хорошо и вел нормально – это встречи общества «Цветок мира». Вообще – с друзьями.

Так мы существовали до самого нашего выхода из общества. Наша семейная жизнь представляла собой тихий ад. А иногда, и вполне бурный ад.

Не следует думать, что мы были единственными. Особенно ужасной была судьба нашего врача Э. Он развелся с женой, бросив двоих детей. Начал пить. Принимал наркотики (как и какие – не знаю). Чуть не покончил с собой (вскрыл вены, через час испугался, позвонил В.... тут подключили целителей, Э. перевязался). Э. считал В. кем-то вроде своего духовного руководителя. То обращался к нему, то намеренно отталкивал все общество, закывался, прятался от всех, не отвечал на звонки и письма. То, как припрет, снова звонил В.. Ни о какой профессиональной адаптации уже речь не шла. О судьбе Э. сейчас мы не знаем ничего.

Кто-то говорил, что он обратился к В., и тот его отправил в Россию к родителям. Но это слухи, сам В. ничего об этом не говорил (по своему обыкновению скрывать информацию).

Развелась и дочь В. – не сошлись характерами с мужем.

Было еще две попытки развода в других семьях, но они закончились благополучно. Женщины в основном звонили Лене, плакались ей в жилетку. Лена и рассказывала мне об ухудшении отношении практически во всех семьях. Скрывать что-либо она не считала себя обязанной. Рассказав о своих личных делах Лене, можно было быть уверенным – об этом будет знать все общество. Тем не менее, ей рассказывали. Она такая гостеприимная, добрая, так умеет слушать... К тому же она активно расспрашивала. Звонила по телефону и настойчиво осведомлялась: ну а как твоя мама? Что у тебя с мужем? Что он тебе сказал? А ты ему? И видя сочувственный интерес, люди «раскалывались». Были случаи, когда жена, сбежав от мужа, находила приют в доме Лены. В общем, Лена самоотверженно жила ради других и всем помогала.

В их собственной семье тоже были нелады и даже заходила речь (пока отдаленная) о разводе. Но это они, к счастью, благополучно преодолели.

Еще две семьи распались позже, после того, как фактически вышли из общества.

Что было тому причиной? Думаю, усиление гордыни – «мы единственные, уникальные, мы хотим перевернуть мир», воздействие всех этих «энергий», которые мы явственно ощущали, возрастающая требовательность к партнеру и самолюбование – этого мало кто мог избежать.

Прошли с блеском «Андреевские чтения», на которые приезжала и Алла Андреева, и европейские профессора-слависты, занимающиеся Андреевым как поэтом. Правда, публика собралась сплошь эзотерическая, и многие были недовольны, что об Андрееве вообще говорили как о литераторе. Они-то приехали порассуждать об уицраорах и сакуалах.

Издательство «Вега», руководимое В., крепло и развивалось. Перевели и напечатали первую книгу Мегре «Анастасия». Книга начала быстро расходиться. Приступили к переводу второй книги, позже – третьей. У издательства появился небольшой офис, компьютеры, телефоны, факс... Работали там Александр и Лена бесплатно, Костя получал зарплату. Помогала жена В.. Вообще помогали все, кто мог, из общества. Наша художница Ц. делала и оформление офиса, и рисовала обложки книг, и делала стенды для выставок – все это совершенно бесплатно, разумеется. Кто-то отмывал и ремонтировал помещение для офиса. Мы подарили издательству свой старый компьютер. Я время от времени набирала тексты. Все это считалось само собой разумеющимся.

Ведь это НАШЕ издательство. Ведь все это делается для НАС. Для общества. Ребята хотят заработать деньги, но только для того, чтобы построить НАМ центр, где мы сможем жить все вместе. Как же не помочь? Помощь издательству и помощь обществу – это одно и то же практически.

(некоторые возмущались такой постановкой вопроса... но о возможности у нас реально что-то возразить я уже говорила).

В особенности много делал для издательства мой муж. Костя не был компьютерным специалистом. Он очень много пользовался консультациями и услугами моего мужа. В конце концов муж начал писать для издательства программу – базу данных. Для справки: обычная стоимость такой программы около 30 тыс марок. Плюс обслуживание – расширение, перевод на «евро», переделка программы в соответствии с желаниями клиента, постоянные консультации... Эта программа писалась мужем в выходные и по вечерам, плюс во время работы Костя постоянно звонил ему и по часу висел на телефоне, выясняя какие-то детали.

Обо всех этих коммерческих моментах я упоминаю не случайно. Тогда мы работали, как привыкли русские люди – из энтузиазма, желания помочь, желания вместе творить что-то прекрасное. Однако позже выяснилось, что все это не совсем так...

Само собой разумеется, мы стали ездить во Франкенек все чаще. Муж просиживал с Костей за компьютером. Мы с Леной занимались хозяйством и гуляли с детьми.

Настало время – обществу исполнилось 3 года – когда мы начали ездить во Франкенек каждые выходные. С В. почти не общались – только с Костей и Леной. Но в их доме тоже ощущалась та светлая, приподнятая атмосфера, которая вообще была характерна для «Цветка мира». Это был гостеприимный, уютный дом, Лена прекрасно готовила, с ней можно было замечательно поговорить по душам. Муж находил удовольствие в возможности поделиться своими знаниями. Наши дети давно дружили между собой.

Но уж очень тяжело было ездить... В один конец дорога составляла 400 км. Это где-то четыре часа езды по автобану. В один день – невозможно, мы жутко уставали. Ехали в субботу с утра, в воскресенье возвращались домой. Наутро муж шел на работу. Он стал еще более нервным. Практически хорошо нам было только во Франкенеке. Такая жизнь изматывала до предела.

Мы стали подумывать о переезде во Франкенек. Но тут было два препятствия.

Во-первых, муж работал в Падерборне, где мы тогда и жили. Найти работу программисту в деревенской местности не так-то легко. Тем более, с такой неплохой зарплатой, служебным авто, свободным графиком.

Во-вторых, сын, больной ребенок, поступил в школу для детей с нарушениями речи. Он вообще у нас начал говорить только в 5 лет. Хотя интеллект сохранен. Ни о какой обычной школе речи идти не могло.

Я не могла забыть слов Александра: «Вот приезжайте во Франкенек, как Костя, и будете с нами работать, а не издали критиковать». Тем более, что Александр на каждом собрании не забывал подчеркнуть, как он благодарен Косте, какой Костя герой и молодец, и что мы все должны последовать примеру Кости.

Но разница была все-таки довольно существенная. Костя в тот момент потерял работу. Квартиру они должны были в любом случае менять. То есть он стоял все равно перед необходимостью искать новый заработок и новое жилье. Дети были еще маленькие, со школой проблем не было. В этих условиях он сделал ставку на Александра и переехал во Франкенек (как оказалось позже – ставка вполне оправдалась...)

А мы... за мужа на работе держались руками и ногами, как за отличного специалиста. Условия – такие, что трудно пожелать лучше. Я могла не работать, денег хватало. Мы жили в великолепной четырехкомнатной квартире рядом с лесом, с огромной детской площадкой во дворе и обилием ребятишек (что в Германии редкость). Наконец, сын ходил в школу, которую очень трудно сменить, учитель нас вполне устраивал. За год учебы мы увидели у сына значительный прогресс в речи, учитель даже сказал, что по речи сын уже мог бы посещать и обычную школу, но он рекомендует еще на год оставить его в «инвалидной», так как большие классы сыну противопоказаны.

И вот все это (плюс родственников мужа, которые жили неподалеку) мы собирались бросить и уехать за 400 км в маленькую деревушку...

Мы бы не пошли на это все же, если бы не решилась внезапно проблема с ребенком.

Дело в том, что во Франкенеке случайно как раз находится вальдорфская школа (для непосвященных поясню – школа антропософского воспитания, основанного Рудольфом Штайнером). Там работает жена В.. Мы побывали в этой школе, посмотрели и решили, что это как раз то, что нужно нашему ребенку.

В школе были маленькие классы, 10-12 человек. Индивидуальное внимание каждому ребенку. Родители – в основном антропософы, дома ни у кого нет компьютеров, телевизоров, то есть дети не увлекаются покемонами и прочей ерундой. Упор на занятия рисованием, музыкой, ручной труд – как раз то, что нашему сыну остро необходимо (читать и считать он уже умел неплохо). Короче говоря, нашего ребенка согласились принять в эту школу в первый класс (в Падерборне он посещал подготовительный).

Что касается мужа, то он решил создать свою собственную типографию.

Типография была нужна издательству – чтобы возможно дешево печатать «Анастасию» и другие книги. Да и обществу – письма, информационные листовки, брошюры, плакаты. Чтобы сводить концы с концами, разумеется, мы планировали и обычную типографскую деятельность.

Муж целый год занимался изучением типографских машин, ездил по выставкам... Мы уже и помещение во Франкенеке присмотрели. Задержка была за одним – деньги... Но и это не проблема. Мы собирались брать в кредит около полумиллиона марок. Конечно, это очень рискованно. Если дохода от машин не будет, вообще непонятно, как этот кредит выплачивать. Скорее всего, придется все продавать и всю жизнь потом работать нам обоим только на долги.

Для меня все это звучало дикостью и безумием. Вполне естественно. Но я молчала – не хотела мешать мужу. Он ведь был постоянно в депрессии, единственная его отдушина и радость – эта будущая типография... он мужчина, и он должен руководить, сам выбирать свой путь. Какое право я имею навязывать ему свою точку зрения? Лишь иногда я говорила: «Но как же ты сможешь работать? Ведь сразу фирму нельзя будет бросить, ты это понимаешь – первые полгода дохода не будет ТОЧНО. Сейчас у тебя все силы уходят на программирование, тебе некогда погулять с детьми. Где ты будешь брать время на типографию – ведь это тоже полный рабочий день. Ну я, конечно, буду весь день работать, но ведь и твоя работа потребуется...» «Как-нибудь», – отвечал муж. И я начинала верить в чудо. А вдруг получится?

Я знала, что по статистике 2 трети новооткрытых предприятий в Германии терпят крах в первый же год. Тем более – в типографской области давно все схвачено. Если бы еще хоть муж открыл компьютерную фирму (в этом он и разбирается получше)... А печатать – да кому это сегодня нужно?

В общем, были доводы разума и была вера в чудо.

На фирме, где работал муж, согласились на то, что он будет работать на дому. Выдали домой компьютер. Согласились на переезд (с условием его регулярного появления на фирме).

И вот летом 2000 года мы переехали во Франкенек.

Все было не так в этом переезде. Во-первых, уже становилось ясно, что с типографией ничего не получится. Прежде всего, из-за позиции Александра.

Александр, который очень радовался и поддерживал нас в этом безумном решении, рассматривал будущее предприятие, как свою собственность. Он говорил, к примеру: «Мы с Костей должны подумать о том, как вас прокормить». У нас глаза лезли на лоб. Что значит – нас прокормить? Мы собирались жить своим трудом, хотели сами помочь издательству, а не чтобы издательство нам помогало.

Постепенно из речей Александра стало ясно: он будет полностью контролировать нашу работу. Он рассматривает это предприятие как обузу для себя, но обузу полезную в будущем (ведь когда-нибудь нас будут миллионы... конечно же, нужна своя типография!) Он даже не думает о том, что мы, вообще-то, собираемся быть самостоятельными. Под таким контролем об этом и думать нечего. Будут только постоянные конфликты.

Муж постепенно охладел к самой этой идее. Спасибо тебе, Господи, что мы не влезли в эту гибельную яму!

Мы все же переехали во Фракенек, деваться было уже некуда. Там от квартиры отказались. Здесь за три месяца поисков удалость найти только совсем маленькое жилье, 2 с половиной комнаты в мансарде, выход из дома непосредственно на крупное шоссе, на перекресток, рядом железная дорога – то есть если открыть форточку, разговаривать в комнате очень трудно из-за шума. Ближайшая детская площадка в 40 минутах ходьбы. Я даже заплакала, поняв, что нам придется жить в этой квартире (по сравнению со старой это было нечто...) Была у меня такая минута слабости. Жалко стало детей – чего мы над ними издеваемся...

Во время переезда было очень тяжело. Особенно мужу – ведь он должен был еще и работать. К тому же, половина общества радостно собралась нам помочь с ремонтом. Эта веселая, галдящая, беспорядочная атмосфера окончательно расстроила и без того расшатанную психику моего мужа. Он накричал на друга. Дома я попыталась ему что-то сказать... в результате он избил меня сильнее, чем обычно и пытался задушить. Дети в этот момент были у свекрови. Я кое-как обманом выскользнула из дому, села в машину и уехала за 350 км к свекрови – забрать детей. Я твердо решила, что это – последний раз. Какое право он имеет так со мной обращаться? Как я могу позволять это? Я же не мазохистка... Я ненавижу его! Больше с ним жить я не собираюсь.

Я приехала к свекрови поздно ночью, измученная, все ей рассказала – и про измены сына, и про наши отношения. Она не знала ничего... Утром я забрала детей и уехала обратно – куда же еще? Пришла к Лене, деваться больше было некуда. Решила, что буду искать с детьми другую квартиру, а он – пусть как хочет.

Но муж тем временем уже пришел в себя, устыдился. Он понял, что я больше ни за что не буду с ним жить. Пришел к Лене и сказал мне: куда ты пойдешь с детьми? Живи уж в этой квартире, а я найду для себя что-нибудь.

Мы поменялись местами. Я с детьми осталась в пустой квартире, с разобранной еще мебелью. Муж пошел жить к друзьям. Занялся поиском квартиры для себя. Уезжать из Франкенека он не собирался. Я задавала себе вопрос – как же мы будем встречаться на собраниях? Как мы сможем быть в одном обществе? Не знаю, как он это себе представлял. Я думала, что уйду из общества. Я бы с удовольствием вернулась в Падерборн, но без мужской помощи это было неосуществимо.

Я даже мебель не могла сама собрать. Муж стал ходить ко мне и молча работать – собирать и расставлять мебель. В. и Лена с Костей постоянно проводили беседы то с ним, то со мной. Причем тактика была та же самая. Мне сочувствовали, говорили, что такая моя женская доля, что он подлец и негодяй, но я должна терпеть. Ему говорили, что конечно, такой ужасный характер, как у меня, выдержать невозможно, что с творческим человеком жить невыносимо, но все-таки надо держать себя в руках, ты же понимаешь... В конце концов он пришел ко мне и стал просить прощения.

«Понимаешь, – объяснил он позже, – Александр сидел и говорил мне про тебя гадости. Он ругал тебя, ругал, причем уже придумывал то, чего сроду не было. Я начал говорить, что это все же не так, что я сам тоже виноват... И вдруг подумал: почему это Я, такой негодяй и подлец, защищаю ТЕБЯ от других, якобы, наших доброжелателей? И тут у меня все встало на свои места. Я понял, что ближе тебя у меня никого нет».

Он искренне просил прощения, и я приняла его обратно. Это не значит, что наши семейные проблемы кончились. Но последующие сцены были все же менее страшными.

Вот таким инцидентом ознаменовалось начало нашей жизни во Франкенеке.

Сын пошел в вальдорфскую школу. О ней я расскажу отдельно позже. Муж работал на дому и продолжал ездить каждую неделю в Падерборн. Иногда я думала с недоумением: мы переехали сюда, чтобы не ездить каждую неделю по 400 км, чтобы восстановилась нервная система мужа, измотанного этими поездками. Но он теперь должен точно так же отсюда ездить еженедельно на работу! Какой же смысл был в переезде! Впрочем, школа нам пока нравилась...

К тому же меня приняли на работу в издательство. Мне даже стали платить небольшую зарплату. Я принимала заказы, паковала книги, вела обычную и интернетовскую переписку, набирала все тексты, даже занималась редактированием и переводом на русский. Работа мне очень нравилась, я наконец-то почувствовала себя занятой, нужной кому-то, к тому же это у меня неплохо получается! Короче говоря, я нашла свое место в жизни. Я была по-настоящему счастлива. Если бы еще не семейные проблемы...

Но недолго продолжалась идиллия. Начались серьезные проблемы с Александром. Он попал в психиатрическую клинику. Потом поехал в Россию. Мы остались без руководства. Как раз этой зимой планировалось провести большую встречу немцев с Мегре. Мы проводили ее без Александра. Все безумие, весь кошмар, который нам довелось пережить в 2000-2001 году я попробую передать в последней части этой истории. Как закономерный итог четырехлетнего существования «культурного» общества «Цветок мира».

Все, что я описывала до сих пор – были еще очень милые цветочки по сравнению с последующими событиями.

Но вначале мне хотелось бы рассказать о важных вещах, с которыми мне довелось столкнуться. В конце концов, «Цветок мира» – одна из крошечных бесчисленных сект, особенно никому не угрожающая. Но существуют такие явления, как Мегре с его «Анастасией», как вальдорфская педагогика, которые интересуют уже миллионы людей в России. Поскольку мне довелось поближе познакомиться с этими явлениями, представляется важным написать о них подробнее.