Соседка Патриши, фрау Кугель, запомнила дерзкого проходимца, который посмел вмешаться в священный момент, когда она читала нотацию юной неряхе. И не преминула провести свое маленькое расследование.

Точнее говоря, ей ничего расследовать и не понадобилось.Достаточно всего лишь сообщить в базис-центр, присовокупив снимки молодой пары. В базис-центре, правда, расследование заняло — проклятая бюрократия! — несколько недель. И вот теперь ошеломленная Патриша получила из базис-центра письмо следующего содержания:

«Уважаемая госпожа Шварц!

Мне стало известно, что вы ведете партнерское сожительство с господином Р.Гольденбергом, который снимает жилье по адресу (дальше следовал адрес), но фактически постоянно проживает в вашей квартире.

Как партнер-сожительница, вы несете перед государством ответственность за финансовое состояние господина Гольденберга. Вы не сообщили ничего о вашем намерении вести такое сожительство, согласно параграфу 86а Социальной Книги законов 18, это карается денежным штрафом в порядке административной ответственности. Кроме того, вы должны возместить базис-структурам те деньги, которые вы должны были передать Р.Гольденбергу на проживание, поскольку ваш ежемесячный доход превышает базисный.

Сообщите нам, пожалуйста, с какого числа вы ведете упомянутое сожительство, чтобы мы могли вычислить размер суммы, подлежащий возмещению, а также размер административного штрафа.

С наилучшими пожеланиями…»

Рей в панике открыл собственный почтовый ящик и обнаружил там похожее письмо. Только от него требовали немедленно переехать к госпоже Шварц, поскольку оплату двойного жилья базисное обеспечение не предусматривает. Со следующего месяца базис-центр прекращает оплату жилья господина Гольденберга по адресу (дальше следовал его адрес в районе Ам Харт).

— Не беспокойся, — стальным тоном утешила его Пати, — завтра тебе надо сообщить, что ты во-первых, у меня не ночевал — я уверена, доказательств обратного у них нет! В квартирах они пока еще видеосъемку не ведут. А во-вторых, что у тебя нет со мной никаких отношений. То же самое сообщу я… Этого достаточно. Им нужно еще доказать, что мы и в самом деле сожительствуем.

— Но подожди. Ведь это наверняка настучала твоя соседка…

— Ну и что? — отрезала Пати, — ты мой знакомый, приходил в гости помочь повесить шторы. Ее свидетельство само по себе ничего не значит.

— Пати, — опомнился Рей, — но как же… как же мы с тобой?

Девушка замолчала. Лицо ее выглядело больным. Из угла глаза выкатилась слеза, оставляя на щеке дорожку.

— Извини, Рей. Нам не следовало встречаться, — выдавила она.

— Ну может, мы как-нибудь потихонечку, — неуверенно произнес Рей, — где-нибудь в городе встречаться…

— Нет, Рей. Прости, я так не могу. Прятаться, дергаться, нарушать закон… они теперь за нами будут следить скорее всего. Извини, все. Не звони больше.

И экран погас.

Осень пришла окончательно.

В этом году она была ранней — а может, климат Европы сильно изменился. За окном ветер гнул деревья, швырял в стекло пригоршни холодной воды, а Рей лежал и не двигался.

Два дня он не верил в то, что Пати оставила его. Все представлялось каким-то недоразумением, которое вот-вот разъяснится. Ну не может же быть — из-за каких-то нелепых писем… Ведь ничто не предвещало! Между ними не было никаких проблем. Все было так хорошо. Да неужто нельзя договориться с проклятым базис-центром.

Он еще несколько раз позвонил Пати, но как и родственники, она заблокировала его вызовы.

И в какой-то момент он поверил. Понял, что это правда. Он разъярился и долго бегал по квартире тигром, строя планы — как найдет работу, где будет прилично зарабатывать, как найдет адвоката и отсудит свое, как обратится в прессу, как взорвет к чертовой матери базис-центр. То и дело вспоминая, что все это он уже пытался делать — все, кроме последнего. Да и в последнем нет оригинальности — не случайно базис-центры так охраняют. Каждый месяц базис-граждане нападают на служащих, а то и в самом деле пытаются что-нибудь взорвать. Просто сядешь в тюрьму, а тюрьма, по слухам — это ужесточенный вариант психиатрической клиники. Еще «поводок» счастьем покажется.

Злился он и на Пати — ее любовь, оказывается, не стоит и ста пятнадцати долларов в месяц. Рей вовсе не стремился стать альфонсом, но раз государство ставит такие препятствия, Пати могла бы сделать и другой выбор. Конечно, понять ее можно: она вкалывает, как проклятая, не для того, чтобы жить в режиме строгой экономии на всем. Сотня долларов чувствительно меняет положение. Сотня долларов — и место в квартире, которое придется делить с Реем. Так сильны были ее чувства и серьезны намерения. Теперь она будет искать бой-френда посолиднее — не просто работающего где-нибудь, а еще и с зарплатой. Чтобы его не приходилось содержать, делиться деньгами, нажитыми непосильным трудом. Флаг ей в руки!

Рей слег. Невероятных усилий требовал даже поход за продуктами — и он плюнул и заказал продукты через интернет. Какой смысл экономить… Тем более, что и есть с каждым днем хотелось все меньше.

Он разглядывал стену. Ему не было грустно, тяжело, печально, нет. Если бы его спросили, плохое ли у него настроение, Рей не знал бы, что ответить.

Cтена висла над ним и заполняла почти все его существование. У самого потолка плитки, уголок болтался, как собачье ухо; меж полосами виднелась бесстыдно-белая щель, открывающая штукатурку. Но это не раздражало, он объективно и безоценочно, как исследователь, изучал стену. Когда солнце до обеда выглядывало из-за туч, по стене ходили светлые блики, но это бывало редко. Лампа вечером рисовала на стене световой круг, и в круге шарахались гигантские тени безумных насекомых.

Иногда мочевой пузырь грозил разрывом, боль внизу живота становилась нестерпимой, и тогда Рей сползал с кровати. Он полз в туалет на четвереньках, не думая, что выглядит смешно. Его все равно никто не видел. В туалете он пил воду из-под крана. Иногда он замечал сосущую пустоту в желудке, голова кружилась, и он говорил себе: надо поесть. Люди ведь едят. Но для того, чтобы встать, требовались ресурсы, которых не было. В конце концов он собирался с силами и полз на кухню. Жевал какую-то еду, не чувствуя вкуса.

Однажды в один из таких заходов он нашел плитку шоколада. Видимо, шоколад был в его последнем заказе. Рей сжевал почти половину плитки и вернулся на диван, шагая почти прямо. Минут через пять ему стало скучно лежать, и он включил монитор на стене.

Проверить почту он все равно не мог бы — не было сил. Возможно, они давно уже написали ему какое-нибудь приглашение, применили санкции, отменили базис-пособие — Рей ничего не мог с этим сделать. Просто физически не мог. Он включил новостной портал, позволяя сюжетам вольно скользить мимо сознания. Коммунистические террористы опять совершили провокацию на границе Гессена. Певица Лайна разводится с шестым мужем. Игра в Канаде — с большим отрывом победила команда правящей партии Демократов. Ученые Великобритании доказали, что женский интеллект значительно отличается от мужского. Рей почти не слышал, о чем говорят в новостях, он любовался картинками — мелькали геймеры в красивой форме, дамы в бальных платьях, комнатные собачки, горные пейзажи, лаборатории, снова дамы в нарядах от кутюр. Вдруг посреди экрана возникло знакомое лицо. Рей чуть привстал.

Шоколад, как видно, придал ему сил. На экране Леон, в мерцающем фраке, держал под руку некрасивую белокурую даму в моднейшем наверченном платье.

— Сегодня в Монако состоялось торжественное бракосочетание шведской принцессы Арнхильд в изгнании с ее избранником — немецким бизнесменом и всемирно известным геймером Леоном Гольденбергом…

Рей сел на диване, свесив ноги. С придыханием журналистка рассказывала о гостях, приглашенных на свадьбу (их было около полутора тысяч человек), о размахе празднества (венчание происходило в белокаменном соборе святого Николая, пир — в парадном зале самого дорогого в Европе ресторана в Монте-Карло; все небо было скуплено под авиа-шоу и фейерверки). Жениха сопровождала национальная сборная Германии в черных мундирах с красной и золотой отделкой. Платье невесты было выполнено самим Кристианом Диором-третьим, из метаматериала, выполненного под серебро, но меняющего оттенок, блеск и голографическую глубину при каждом движении; платье напоминало узкий кусок материи, причудливо обернутый вокруг костлявого тела, вокруг материи сияли радуги. Бриллианты в ушах, на пальцах и на убранной головке невесты затмевали блеском фейерверки. Леон был подчеркнуто галантен. Его родители — простые миллиардеры — соревновались в элегантности с пожилой парой — королевской четой в изгнании, ведь Швеция теперь в Холодной Зоне. За почетным столом восседали и деды с бабками, Рей узнал импозантного Энрике с Наоми. От ненависти потемнело в глазах.

Сюжет уплыл. Теперь ИТВ показывало какой-то морской курорт. Рей выключил монитор, встал, подошел к окну.

Увиденное странным образом придало ему сил. Надо что-то делать. Что-то окончательное, что положит предел его мучениям. Рей огляделся вокруг.

Таблетки? Он порылся в аптечке, но набор его медикаментов был слишком прост. Только глупцы считают, что достаточно выпить «что угодно, но побольше», и умрешь. Скорее всего, ты просто останешься инвалидом.

Повеситься? Рей всегда боялся этого — слишком уж мучительный способ. Но зато надежный… Он огляделся — но потолок был девственно чист. Наверное, можно было бы какой-нибудь крюк приспособить. Но у него и дрели-то нет… да и не умеет он дрелью пользоваться.

Прыгать из окна? Рей подошел к окну. Нет, ненадежно — можно попросту сломать позвоночник. И поступить до конца жизни под опеку Патриши — вот она удивится-то…

Пожалуй, самое простое — это разрезать вены. Острый нож на кухне есть. Даже если разрежешь не слишком глубоко — если лечь в теплую ванну, сосуды не закроются. К тому же умирать от кровопотери в общем-то не больно. Наверное. Единственная опасность — что кто-нибудь придет раньше времени. Но к нему не придет никто. Он не нужен никому на всем белом свете.

Рей разделся и влез в горячую ванну. С опаской посмотрел на нож. Потом на свои руки. Стоп, надо что-то сделать, чтобы было проще достать вены. Жгут. Он вылез из ванны, разыскал шнурки, перетянул шнуром левое запястье. Вскоре вены взбухли. Рей зажмурился и резанул по руке ножом.

Не так уж и больно… он ожидал худшего. Теперь — правая рука. Надо было с нее начинать. Рей кое-как разобрался и с правой. Правда, кровь там текла не так обильно. От запаха крови ему стало дурно, и еще противнее — то, что покраснела вода в ванной, и в этой алой воде он должен теперь лежать… Рей поспешно закрыл глаза.

Расслабиться. Он в «Салоне наслаждений» в Мюнхене, и это такой особенный вид ванн. Расслабляющий. Говорят, перед смертью перед глазами должна пройти вся жизнь. Ничего такого у Рея перед глазами не проходило. Перед тем, как окончательно уйти в небытие, он думал о полной ерунде — о том, что надо было еще оплатить заказ, и что в комнате, кажется, горит лампа. Мелькнула мысль о том, как нелепо поддерживать тело в течение семидесяти лет, вновь оживить его — чтобы через несколько лет это тело уничтожило себя само… Да вообще вся его жизнь была одной сплошной нелепостью, если вдуматься. И тут ему почему-то вспомнилась эта полька, Леа. Такая, какой он ее видел на курсах. А может быть, стоило разыскать ее. Почему ему тогда показалось, что она — знает, как жить? Она знает что-то большее, и понимает все. И она — смелая, умная и… такая, каких здесь не бывает. Понятно, не для того, чтобы спать с ней, но… может, она подсказала бы ему, что делать? Но голова уже сильно кружилась, и Рей не мог двигаться. Вода тихо журчала, продолжая наполнять ванну, и наверное, надо было ее выключить, но Рей уже ничего не мог.

Наконец наступила тьма.

Сознание возвращалось постепенно.

Он выныривал из бездонных глубин сна, регистрировал свет, контуры, писк приборов — и опять лениво погружался в небытие. Иногда он слышал голоса рядом, но не мог понять, что они говорят.

Так было много раз, прежде чем он проснулся по-настоящему.

Бортики из прозрачного пластика, бестеневая лампа вверху. Писк мониторов над головой. Трубки, катетеры.

Острое чувство дежа вю — когда-то он уже переживал все это.

— Господин Гольденберг! Рей, ну-ка давай, просыпайся!

Молоденькая медсестра смотрела требовательно. Ее лицо расплывалось где-то вверху.

— Что… со мной? — спросил он шепотом.

— Все нормально! — сообщила сестра, — еле откачали. Пить хочешь?

Она поднесла ему к губам носик поилки. Рей стал осторожно глотать воду. В горле все горело огнем.

«Не получилось», подумал он. Спасли. Мысль о ванне, наполненной кровью, вызывала теперь ужас, но не больший, чем все, что было до того. Прошлое колыхалось внутри, как огромный кровавый жгучий ком. Как опухоль.

«Каким я был дураком».

Его покормили с ложечки, потом он поспал. Пробудился от того, что на него кто-то смотрит. Врач, молодой, невысокий и темнокожий.

— Все в порядке? — спросил врач с сильным акцентом.

— Вроде бы, — осторожно ответил Рей.

— Хватит в интенсивной держать, переводите во внутреннее, — приказал врач кому-то там. Рей закрыл глаза. Вскоре его переложили на каталку и повезли куда-то по коридору. Запястья были забинтованы, на груди — повязка, и Рей ощущал невероятную слабость. Головы не поднять. С каталки его перевалили на койку.

— Мест пока нету, — сказала немолодая медсестра извиняющимся тоном, — придется тебе тут полежать, в коридоре.

Она зацепила там что-то внизу, и глухо застучала тонкая струйка. Сливает мочу, догадался Рей. У меня катетер — правда, он совсем не ощущается, не так, как это было 70 лет назад, с лимфосаркомой. Прогресс тут у них.

— Как меня… спасли? — спросил Рей. Медсестра глянула на него.

— Вода вышла на лестничную клетку, соседей залила, кто-то увидел из подъезда, вызвал управдома. Ты был мертв около часа.

Рей вздохнул — от глубокого вздоха грудную клетку пронзила боль. Ну да. Они здесь умеют восстанавливать погибшие клетки, эти, как их там, микроагенты. Реанимация с восстановлением мозга возможна в течение нескольких часов, пока не начнется гниение.

— Дурак я, — откровенно высказался Рей. Медсестра усмехнулась.

— Да, есть такое. Ну не расстраивайся, все будет хорошо.

Прошло три с половиной месяца, когда Рей однажды, ясным весенним утром, вышел из больницы.

Старые желтые корпуса были окружены обширными газонными полями, садом, куда порой их выводили на прогулку под конвоем плечистых ассистентов. Впервые Рей миновал ограду этих полей, вышел на улицу, асфальтированную, как в давние времена, вот только не хватало бесконечного потока фырчащих машин, запаха бензина, шуршания колес, острого чувства опаски — не сунься за поребрик. Машины теперь по дорогам мало ездят, вон — тонкая линия автобана над крышами, укрытая непрозрачным туннелем.

Рей запрокинул голову, держась за прутья ограды, глянул в небо, в хрустальную синеву. С тревогой прислушался к настроению, как начинает прислушиваться каждый, кто пережил когда-то катастрофу депрессии. Настроение молчало, оно было — никаким. Как всегда под лекарством. Рей подумал, что уже никогда у него не получится искренне рассмеяться, радостно вдохнуть утренний воздух. Неважно. Главное, что он жив, и что он больше не вернется к тому кошмару, из которого вынырнул.

Рей зашагал вдоль ограды, повинуясь указаниям комма. Сначала домой. Квартиру ему все это время оплачивал базис-центр, квартира ждала его. Возвращаться было страшновато — диван, обшарпанная стена, ванная, где на стенках засохшие кровяные разводы. Но бояться нечего, по жилам течет антидепрессант, с ним ничего не случится. Он переночует в этой квартире и пойдет в базис-центр. Завтра. Как можно скорее, напутствовала его социальная работница.

Ему исполнилось сто десять лет, и теперь он чувствовал себя на этот возраст. Казалось, он знает о жизни все.

Он знает все о смерти и страхе.

Больница вспоминалась как мутный кошмар. Сначала он лежал во «внутреннем», в коридоре, затем в палате на восемь человек, набитой койками, приборами, тумбочками, мониторами, людьми. Вздохами, стонами, воплями дементного дедушки, лежавшего у двери, лязганьем инструментов, голосами медсестер и сиделок. Он то и дело засыпал — но очередные звуки снова будили его. Он только начал подниматься, как врачица — по виду китаянка — немилосердно скомандовала.

— Выписываем. Сегодня пойдете в психиатрию.

И его перевели в психиатрию. Там в палате их было четверо, и чуть больше места меж койками. Все, кроме Рея — хроники. Мальчишка лет восемнадцати, «саморез», со странной привычкой резать себе руки, ноги, тело любым острым предметом, парень был весь в свежих и полузаросших шрамах. Еще один депрессивник, попавший сюда уже пятый раз. И третий — наркоман (Рей о таких веществах и не слышал никогда) и фобик с множеством странностей — он почти ни с кем не разговаривал, если кто-то мылся в душе — забирался с головой под одеяло, орал по ночам.

Рею подбирали медикаменты и дозу, он то лежал пластом и спал целыми днями, то наоборот — не мог уснуть, колотилось сердце, он вставал и быстрым шагом ходил по коридору, пока ассистенты не загоняли в палату. Наконец с лекарством все уладилось, он чувствовал себя сонным, стал больше есть и слегка прибавил в весе, а все окружающее стало безразличным и смутным, как сквозь туман. Два раза в неделю с ним беседовала психотерапевт. Она напоминала служащую Базис-центра, и все время выводила разговор к тому, что не надо бы ему так переживать и лезть на стенку, а надо бы найти хорошую работу и не мучиться. Она как-то плавно подводила к мысли, что Рей сам виноват во всех своих неудачах.

— Но ведь работы нет. Ни хорошей, ни плохой — никакой, — возражал он. Улыбаясь, женщина пожимала плечами.

— Но ведь другие находят, не так ли?

— Но кто-то должен проигрывать в этой жизни.

— Но почему это должны быть вы?

Рей смущался. Действительно — другие же находят. Потом, в отсутствие психотерапевтши, он думал о соседях по подъезду, о всех своих знакомых в этом жутком мире — получается, что проигрывал не только он, проигрывало здесь большинство.

Да и те, кто вроде бы выиграл — упаковщик Джо, медсестра Патриша — они что, счастливы? Вот именно к такой жизни и надо стремиться — чтобы падая с ног, в диком напряжении целую смену паковать покупки или ухаживать за инвалидами? За сто дополнительных долларов в месяц? Вот это и есть — победа? Стоит ли мучиться ради такого приза, не лучше ли смириться и быть проигравшим?

Он смотрел на психотерапевтшу и думал, что она — выиграла в жизненной гонке. У нее приличная работа, получает она значительно больше базиса. Может быть, она вообще не базис-гражданка. Хотя вряд ли, теперь и врачи, и психологи — не такая уж высокооплачиваемая работа.

Но все равно, наверное, у нее есть машина, она ездит отдыхать на дешевенькие курорты, ходит на какие-нибудь курсы йоги, может быть, она купила квартиру или даже дом в кредит.

Когда-то Рей думал, что так живут все граждане Федерации. Ведь в его время было значительно больше людей, способных позволить себе все это. Или — не было? Откуда ему знать, разве тогда он интересовался людьми?

Вот и она не интересуется. Возможно, в ее жизни все шло гладко: такие же «победившие», обеспеченные родители, школа, вуз, приличная работа. У нее такие же подруги — психологи, учительницы, чиновницы. Те самые десять или двадцать благополучных процентов. Она думает, что так примерно живут все.

Люди ведь обычно не интересуются друг другом. Ей вот по профессиональному долгу положено интересоваться, но похоже, и ей это все неважно. Почему Рею на самом деле так плохо, почему после смены у рабочих Гамазона болят ноги, почему дети растут уже почти исключительно у профессиональных приемных матерей, почему Патриша бросила Рея…

— Конечно, вам это очень обидно и неприятно. Разрыв, да еще не по вашей инициативе — это очень тяжело.

— Я думаю, что ей тоже было тяжело. У нас ведь все было хорошо. Она меня любила.

— Ну так не бывает. Не бывает, чтобы все было хорошо, и вдруг внезапный разрыв.

— Она бросила меня из-за письма базис-центра. С нее хотели снять большую сумму денег. И вообще отобрать ее рабочий доход.

Психотерапевтша улыбалась с выражением легкого превосходства на лице.

— О нет, господин Гольденберг! Так не бывает. Деньги никогда не бывают решающим фактором.

«Да что бы ты знала об этом!»

— Почему вы молчите? Что вы думаете сейчас, господин Гольденберг?

— Между нами не было ничего плохого, вообще. МЫ даже не ссорились. Если не из-за денег — то я просто не понимаю…

— Ну если вы подумаете, то наверняка найдете какие-то настораживающие моменты в отношениях.

— Но их не было!

— Так не бывает, — настаивала терапевт, — господин Гольденберг, поймите, пока вы будете винить весь мир в своих неудачах, мы никуда не сдвинемся. Вам следует искать причину в себе!

Рей в конце концов ломался, соглашался, искал какие-то причины в себе, терапевтша радостно восклицала: «вот видите? Это уже работа!» После сеанса во рту оставался вкус подгнившего лимона. Ночью Рей лежал без сна и скрежетал зубами. А почему Кунц, Беата, да почти все знакомые безработные живут в одиночку? Они тоже все сами виноваты? Почему, черт возьми, раньше точно такие же люди сходились, жили вместе, даже женились иногда? А теперь очень редко это делают. Даже на улице редко увидишь парочки. Да ясно же — потому, что Базис-центр ведет неусыпный контроль за гражданами, кто с кем спит — и сразу же быстро перераспределяет деньги. Даже двое безработных, живущих вместе, будут получать меньше, чем сумма их отдельных доходов — ведь Базис-центр будет платить только за одну квартиру, да и базис-доход на «второго члена семьи» ниже, чем на одного.

— Общество, — мягко, но настойчиво повторяла терапевтша, — это то, что мы не можем изменить. Это данность. Единственное, что мы можем — это изменить себя, чтобы научиться жить в этом мире. Я хочу помочь вам в этом!

Рей излечился от откровенности. Он отсиживал сеансы, как школьный урок, бормотал то, чего от него ждали — и уходил в палату. Общался с соседями. Пацан-саморез, Ким, поменял четырех приемных матерей. Сейчас после больницы он должен был перейти в дом молодежи — где за молодыми людьми осуществлялся надзор; ему уже исполнилось восемнадцать, и он не мог больше оставаться в приемной семье. Школу Ким не закончил, болтался в седьмом классе. Впрочем, так как он трижды оставался на второй год, дальнейшее его образование государство оплачивать не будет. Но обо всем этом парень, казалось, вообще не думал. Игры, интерэки, огромный плакат «Космических рейнджеров» над кроватью. Какие-то девчонки, сложности с ними. Хотя парнишка был второгодником и неучем, он не производил впечатления тупого — наоборот, рассуждал сложно, интересно. Натура у него была тонкая и ранимая — отчего и страдал.

С нарком разговаривать было невозможно. А вот с депрессивником Рей почти подружился. Лет ему было тридцать шесть, звали его Свен.

Когда-то у Свена была работа и даже образование — он был специалистом-кибертехником. Зарабатывал триста долларов сверх базиса, и даже начал учиться в ВУЗе, чтобы стать инженером и может, даже совсем слезть с унизительного всеобщего статуса базис-раба.

Потом он потерял работу — предприятие закрылось из-за кризиса. Полтора года искал новую. Попытался открыть свою фирму, взял кредит — но оказывается, чтобы хоть как-то выжить, любая мелкая фирма должна стать сателлитом крупной. Большинству это не удается. Не удалось и Свену. Кредит надо было возвращать. Свен прыгнул с автобана, с пятнадцатиметровой высоты — но неудачно. Его спасли, вылечили. С тех пор он жил с официальным диагнозом депрессии, ежегодно три месяца проводил в клинике, остальное время числился в Базис-центре как безработный. Конечно, это не значит, что он не работал на самом деле…

— Это у них ведь только называется — безработный, — просвещал он Рея, — ты, наверное, еще не понял. Но безработные на самом деле все время где-то работают. Но бесплатно.

Рей уже и сам начал об этом догадываться.

Свен убирал улицы (недоумевая, почему к этому не приспособить киберов, в которых он неплохо разбирался), продавал розницу и перетаскивал ящики в магазине, был грузчиком, помогал мусорщикам, обрезал кусты, мыл машины, работал на конвейере (что вызвало еще большее его недоумение — уж такие-то операции роботы умели делать сто лет назад!), убирал посуду в ресторане. Все это называлось «практикой» или «мероприятиями по социализации» и занимало примерно семь-восемь месяцев в году. Еще месяц Свен проводил на каких-нибудь бессмысленных курсах. Свободного времени — если не считать больницы — у него оставалось меньше, чем у работающего человека.

О нормальной работе нечего было и думать — кто же возьмет человека с такими лакунами в биографии? А теперь Свен уже и подзабыл свою специальность.

Впрочем, в больнице им тоже не давали расслабиться. Ежедневно проводились занятия — то они рисовали что-нибудь плохо заточенными цветными карандашами на листах серой бумаги. То махали руками и ногами под примитивную ритмичную музыку. Их выводили гулять — посидеть на бревнышках за корпусом, покурить в беседке — для тех, кто курил, поежиться от холода, глядя в безрадостное зимнее небо. Они мастерили что-то из проволочек, выполняли тесты на компьютерах, писали сочинения. Проводилась «групповая терапия» — они усаживались на стулья в кружок, и каждый по очереди что-нибудь рассказывал о себе. Рей быстро научился говорить нейтрально и не вдаваться в подробности. Ему казалось, что никто не верит в его историю — попаданца из прошлого, замороженного в саркофаге, неслыханно богатого, а потом потерявшего все. Но никто и не возражал, все это никого не удивляло, наверное, они тоже давно потеряли чутье и не различали правду и выдумки. Тем более, что еще один больной все время рассказывал, что он на самом деле — инопланетянин, который потерпел аварию и теперь хочет выбраться отсюда и ищет своих. А еще несколько человек говорили о себе такие вещи, что и Рей не мог понять, правда это или все-таки бред.

Свен на таких сеансах говорил мало, нейтрально и в позитивном ключе — дескать, вот хочу выйти из больницы и начать новую жизнь. Когда они сидели в курилке с Реем — Рей не курил, но ходил туда за компанию — Свен был куда откровеннее. Он давно уже ни на что не надеялся. Однажды Рей пожаловался ему, что терапевтша в упор не хочет понимать — в этом обществе ничего добиться нельзя.

— Конечно, я знаю, что сам виноват. Я вел себя как дурак, когда жил у племянника. Я совершил ошибку. Но должна же быть возможность хоть как-то ее исправить! Хоть какое-то образование получить… А такой возможности нет и не предвидится.

Свен затянулся и вытащил сигарету.

— Да плюнь ты на них. Они всегда так… А про общество — это да. Кстати, я вот думаю — а что там на самом деле, в Холодной Зоне?

— А что там может быть? — удивился Рей, — ну там же террористы, голод, концлагеря какие-то.

Свен покачал головой.

— Знаешь, я им не верю. У меня, между прочим, мать была коммунистка.

— Серьезно? — удивился Рей, — я думал, их тут давно уже нет.

— Конечно, нет, — согласился Свен, — их и так было немного, а потом во время войны и после их вообще того, пересажали и в основном потихоньку убили. Всех. Они же вроде как были вражеские агенты. Мать у меня исчезла, я даже не знаю, где она, что… Мне было четырнадцать, я с тех пор жил в приемной семье. Но короче, когда я был маленький, мне мать рассказывала то, что она слышала от бабушки. А бабушка у меня выросла в ГДР, ты, наверное, знаешь, что это такое?

— Да, конечно! — обрадовался Рей, ну хоть кто-то здесь помнит прошлое, — неправовое государство! Тоталитарный режим.

— Вот-вот. Сейчас уже и названия этого никто не помнит. Когда ГДР разрушили, мои предки переехали в Баварию. Так вот, бабка — а она тоже рано умерла, я почти ее не знал — она говорила, что там у них был типа коммунизм, и там у каждого была работа. Представляешь, у всех — нормальная работа, зарплата, опять же, учеба вся бесплатная. На кого хочешь — на того и учись. Вообще безработных не было! Бабка там только в школе поучилась, маленькая еще была — но все равно помнит, говорит, здорово было в школе. Ну вот, мне мать в детстве все уши прожужжала, что на самом деле нам врут, и коммунизм был лучше. А я думаю, может, в Холодной Зоне тоже все не так плохо? Потому что хуже-то чем здесь вроде и некуда.

— Ну в Зоне Развития хуже, — возразил Рей, — я там бывал.

— Я тоже видел немного. Да, там плохо. Но и здесь ведь тоже хреново, согласись!

— Но про Колд-Зону же все время рассказывают какие-то ужасы. Неужели врут все? Вообще все? Ведь наверное, что-то в этом есть.

— Наверное, — Свен загасил окурок, — но ты знаешь — я бы посмотрел. Все лучше, чем с моста сигать, как считаешь?

У Свена Рей научился общению с терапевтами. Главное — сделать вид, что все в порядке. К весне больница осточертела ему хуже горькой редьки, он отдал бы все, лишь бы снова оказаться на воле. А ведь есть люди, которые живут в психиатрии годами, особенно — в закрытой психиатрии.

Рей научился улыбаться — терапевты считали, что искренне. Говорил, что многое осознал, и что теперь начнет новую жизнь. Говорил о планах на будущее. К апрелю его выписали из больницы — слишком уж большой был наплыв новых самоубийц, в палате даже поставили дополнительную пятую койку.

Собирая нехитрый скарб, Рей поклялся себе, что ни за что не вернется сюда. Ложиться в больницу ежегодно, как Свен и все эти люди — давно уже сломленные?

Нет, никогда в жизни.

Тем более, что план у него действительно появился.

Рей поел, искупался под душем — ванна вызывала у него неприятные ассоциации, как следует отоспался.

Оказывается, эту квартирку с обшарпанными стенами он уже воспринимал как дом. Да что там — здесь он был в одиночестве, без воплей, стонов, хлопанья дверьми, без постоянного раздражающего присутствия людей рядом. Даже, наверное, камер никаких здесь не было. Хоть скачи по комнате голым, хоть занимайся онанизмом, никто не увидит. У Рея, впрочем, не было таких потребностей. Быть одному — уже благо.

С утра он смастерил два сложных бутерброда из купленных накануне продуктов. Задумчиво съел, глядя в окно, прихлебывая вкусный домашний кофе. Потом он вышел в комнату и сел в кресло перед монитором.

Как же у них теперь называется армия? Во времена Рея это был Бундесвер… А, без разницы.

— Армия, — произнес Рей. Монитор замелькал смысловыми облаками, Рей вгляделся в слова.

— Вооруженные силы ЕС, Мюнхен, рабочие места, — выбрал он. На экране возникла ослепительно красивая рыжеволосая девушка в камуфляжной форме, на ее пышной прическе невесть как держался маленький берет с кокардой.

Сверкнув в улыбке рядом белоснежных зубов, девушка призывно, с сексуальным оттенком в голосе, произнесла:

— Вооруженные силы ЕС предоставляют желающим первоклассные рабочие места! Стань нашей сотрудницей или сотрудником! Увлекательные приключения, чувство настоящей дружбы, возможность приобретения специальности, ценной и для гражданской жизни, возможность карьерного роста и отличный доход — вот что предлагаем мы тебе взамен скучных и серых будней!

Девушка еще что-то трещала, а Рей вглядывался в проплывающие картинки на заднем плане. Строй солдат в экзоскелетах — наружу торчат одни лица из поднятых щитков, все как на подбор счастливые и молодые. Солдатики в камуфляже чинят (или заряжают?) какое-то гигантское сложное орудие. Марширующий строй, красивые девушки в форме на первом плане. Бегущие экзоскелеты и гигантские танки на фоне великолепного зеленого пейзажа.

Стратосферные треугольные самолеты, выполняющие сложные фигуры в строю.

Он всегда ненавидел армию и любой милитаризм. Может быть, по неприязни к так называемым настоящим мужчинам — вроде Леона; раньше такие нередко выбирали военную карьеру. Может быть, потому что слишком уж это бессмысленно — умирать и убивать для того,чтобы у кого-то (пусть даже у родственников) выросло состояние. Да и вообще — иерархия, тупые сержанты, стрельба, физподготовка, две извилины, и то одна от фуражки…

Но сейчас речь шла не об этом. Рей едва не умер, и он не собирался падать в ту же яму, из которой начал выкарабкиваться. Или даже еще не начал. Словом, сейчас он настолько был готов на все, что пошел бы хоть в армию Северной Кореи (или что там теперь на ее месте?) Только бы не остаться снова базис-гражданином без работы с альтернативой — уйти в бомжи или уехать в Зону Развития и сдохнуть там.

Ему кто-то уже давно это сказал, кажется, в очереди в базис-центре. Или на курсах. «Молодым-то всегда можно устроиться в армию. Там мест хватает». Рей еще подумал тогда, с холодком по хребту — отчего это хватает мест, не потому ли, что солдаты активно воюют на границах, и их постоянно убивают? Но сейчас ему было все равно.

В казармах тоже не сладко, конечно — комнаты на несколько человек наверняка (если не хуже), режим, муштра, свободное время по часам. Но это — шанс. Шанс когда-нибудь наладить такую жизнь, какая его, Рея, в конце концов устроит.

Надо посмотреть правде в глаза — у него уже никогда не будет доступа к состоянию семьи Гольденберг. Но так ли уж много ему нужно? Нормальная квартира (лучше своя, конечно), питание и хороший интернет. Конечно, и эти блага в нынешнем обществе завоевать очень непросто. Но он сможет их добиться, он — Гольденберг. Пусть даже для этого и придется пройти курс муштры и даже стрелять.

Рей просмотрел вакансии на сайте мюнхенских ВС. Предложение слегка разочаровало его. Для людей старше двадцати семи многие пути были закрыты. Фактически все,что ему предлагали — стать «младшим солдатом» с перспективой дослужиться до рядового, но только если попадешь в боевую зону. Или же курс обучения на «вспомогательный технический персонал». Работа «подай-принеси», подметать плац или технические площадки, чистить технику, в перспективе, может быть, проводить техосмотры и обслуживать киберов.

Зарплату все равно начнут платить только либо в боевой зоне, либо после окончания двух-трехлетних курсов. До того — базис и проживание в казарме.

Но все-таки и в этом больше смысла, думал Рей, одеваясь для похода в базис-центр. Лучше всего, конечно, попасть в боевую зону. Где-то на заднем плане мелькали подростковые мечты о том, как он совершит подвиг, захватит в одиночку вражеский командный пункт или еще что-нибудь; его сразу повысят в звании, наградят… интервью на ИТВ, поджатые губы Наоми Гольденберг, холодная усмешка Леона («надо же, парень оказался не таким уж ничтожеством»). Хорошая зарплата, офицерская школа, избавление от базиса, покупка собственного дома, а там можно и разыскать Патришу, и она поймет, как ошиблась в нем… Все это ерунда, разумеется. Мыльная опера, сейчас много таких сюжетов. Но наверняка на границе с Холодной Зоной выслужиться все же проще.

— Рада вас видеть! — расцвела улыбкой Ванг, — как вы себя чувствуете? Лучше? Сейчас очень важно, чтобы вы быстро нашли свое место в жизни, мы же не хотим допустить рецидив, правда?

— Да, — Рей наклонил голову, — я действительно хотел бы начать новую жизнь. Я решил пойти служить в вооруженные силы.

Он ожидал похвалы и поддержки Ванг — надо же, безнадежный базисник сам нашел работу! Проявил инициативу. Но улыбка служащей несколько поблекла. А потом исчезла совсем.

— Господин Гольденберг, вы уверены, что хотите этого? А я считаю, что это — совсем не ваше дело. Вы уже не так молоды для армии.

— Ничего, я посмотрел на сайте, таких, как я, еще берут.

— У вас психиатрический диагноз! Вам будет сложно в армии — дисциплина, требования…

— Ничего, приспособлюсь, — тихо произнес Рей.

— Я не думаю, что вы пройдете тестирование! — заявила Ванг. Рей взглянул ей в лицо.

— Зачем вы мне это говорите?

— Просто я хочу предостеречь вас от ошибки. Кроме того, если бы вы сейчас не имели шансов ни на что другое, возможно, я бы, — Ванг покачала головой в разные стороны, словно весами, — согласилась с вами. Но у вас как раз сейчас появился отличный шанс! Я хочу предложить вам новое место работы.

Она с победным видом шваркнула перед ним пластиковый листок. Рей пробежал лист глазами.

«Требуются добровольцы… фармакологические тесты… оплата начиная со второй экспериментальной серии… Частный научно-исследовательский центр».

— Вы понимаете, что там вам предлагают даже оплату? Не сразу — вторая серия начнется через полгода, но если вас для нее отберут… через полгода вы сможете уже получать больше базиса! Конечно, есть минус — проживание на базе центра, но я рада вам сообщить, что базис-центр все это время будет продолжать оплачивать ваше жилье, так что вы в любой момент сможете вернуться домой. Ну как?

Ее лицо сияло.

— Ну подопытным кроликом я уже был, — сморщился Рей, — не знаю. Я бы предпочел все-таки армию.

Чиновница прекратила улыбаться.

— Господин Гольденберг, послушайте…

— Разве я не могу свободно выбирать место работы? — возмутился он, — да что же это такое в конце концов?

— Можете! Конечно, можете…

Ванг отвернулась к монитору, ее пальцы забегали по невидимым клавишам.

— Но я должна предупредить вас, господин Гольденберг: направление на работу испытателем для вас я оформляю как обязательную рекомендацию. Вы можете не выполнять ее, но в этом случае вам официально будет отказано в продлении базиса.