1.

Серая Нева текла под розово-прозрачным небом, в русле из гранита, текла, как двести и триста лет назад. По Дворцовому мосту прогуливались парочки, кидая взгляды на сумбурный барочный Эрмитаж. Ли могла бы стоять здесь часами, щурясь, вглядываясь то в шпиль Петропаловки, то в свинцовую воду, задыхаясь от немыслимой красоты. Она ждала спокойно — даже лучше, если можно подольше постоять здесь, у парапета.

Она поехала сюда прямо с занятий. Все нормальные предприятия и профшколы устраивают небольшие каникулы в этом межпраздничном промежутке — от уже почти отцветшего, вяло празднуемого Дня солидарности трудящихся до Седьмого мая, дня основания СТК (а некоторые, особенно здесь, в России, еще и добавляют к этому девятое, день Победы над фашизмом, впрочем, уже почти канувший в глубины истории). Но школа КБР работает всегда. Вот и сегодня, четвертого, в пятницу, у них были нормальные занятия. Введение в технику наложенной личности. Ли уже могла говорить об этом совершенно спокойно — после года психологической реабилитации. Она многое могла рассказать об этом и знала, что подготовит курсантов лучше, чем кто-либо другой.

Даже жаль, что она не останется здесь и не будет дальше вот так же спокойно преподавать, возиться с такими еще юными, глупыми, хотя и уже обладающими боевым опытом, ребятишками.

Видно, из Зимней канавки на Неву выскочили несколько шумных пестрых моторок — завели моду, гоняться практически на одной дощечке с вымпелом на носу и мощным мотором. Все державное величие к чертям — в тучах брызг, с музыкой и визгом лодочники неслись под мост. Ли улыбнулась. И тут же, почуяв затылком ожидаемое, обернулась к мосту.

Она не сразу узнала Рея — в Субмире он вечно натягивал виртуальные образы. А вживую последний раз встречались почти четыре года назад. Ли подняла руку и помахала, Рей ответил на приветствие. Он здорово изменился — стал крупнее и кажется, даже выше ростом, движения неторопливые, спокойные, вид уверенный. Одет по моде — серебристые флейки, фиолетовый короткий плащик со стоячим воротником.

Подошел, обнял Ли — в знак приветствия, как старую подругу. Черт возьми, подумала Ли, краснея, кажется, он мне начинает нравиться! Этот болван! Кто бы мог подумать пять лет назад!

— Ждем Мо? — спросил он. Ли кивнула.

— Она сообщила, что будет позже. На поезд опоздала из-за экзаменов, задерживается. Из Пензы поезда ходят только раз в два часа.

— Так она прямо сегодня экзамен сдавала? — удивился Рей.

— Да, последний. Но она уже прошла! Будет теперь учиться на салвера.

— Я думал, она пошла в военное. Ей же вроде так служить понравилось!

— Она и пошла на военного салвера. Выхаживать раненых, оказывать там помощь в боевых действиях и все такое.

— А-а, вон как! Мы с ней редко общаемся, — вздохнул Рей. Глянул на Неву, — Красиво тут у вас! Знаешь, а я ведь раньше никогда не бывал в Санкт-Петербурге и вообще в России.

— В каком еще на хрен Петербурге? — удивилась Ли.

— Так ведь когда я молодым был, еще до того, как умереть в первый раз — здесь был как раз Санкт-Петербург.

— Ну скажешь… это было-то не больше трех десятков лет. Хотя я точно не знаю даже, когда его переименовали обратно. Подожди… — Ли сосредоточилась, считывая информацию с комма, прилепленного за ухом в виде наклейки, — Ага, на самом деле только в 2054-м. А вон идет Мо, кстати!

Мо шла уже в курсантской форме, белые зубы сияли, как жемчуг на черном лице. Форма ей шла — Мо выглядела подтянутой, неотразимо симпатичной. Увидев друзей, она первым делом кинулась на шею Ли и звонко чмокнула ее в щеку. Потом так же пылко обняла Рея, и Рей не удержался, чтобы не стиснуть тонкую талию покрепче в объятиях.

— Ну — куда идем? — весело спросила Мо.

— Ко мне, — ответила Ли, — только не пугайтесь, там уже полно народу. Но у нас просторная квартира. Дали на самом деле в качестве премии. Так что места всем хватит. Сейчас идем на метро — и в Озерки!

Город захватил их — многоголосым говором, пестрыми одеждами, фейерверками, древними прекрасными зданиями, музыкой и танцами посреди проспекта, диковинами вроде удивительно красивых собак или ребятишек, балансирующих на моноциклах. И это, объяснила Ли, еще затишье — город лишь готовился к завтрашнему веселью. Так сложилось, что День СТК стал главным праздником года.

— У нас в Нижнем тоже круто, — сказал Рей, — но пожалуй, здесь интереснее.

— Питер всегда был культурной столицей, — надменно заметила Ли. Рей фыркнул.

— Питер!

— Гм, — Ли смутилась, — по правде сказать, у этого города, наверное, всегда будет два имени. И два лица. И две стороны. Это самый странный город на свете и самый красивый!

— А я вот читала, что от концепции столицы в СТК отказались не просто так! — вставила Мо.

— Да, конечно, — согласилась Ли, — теперь у нас нет столиц, любой город и даже городок — это столица, везде кипит жизнь. Везде по-своему красиво и интересно.

— У нас в Пензе даже красивее, — патриотично добавила Мо, — у нас такие красивые световые полотнища вдоль проспекта Ленина — я покажу тебе в Субмире потом, закачаешься!

— В Кузине, наверное, тоже хорошо теперь, — задумалась Ли, — мы хотели с девчонками туда съездить летом, посмотреть, как школа, как все остальное. Но все-таки я очень полюбила Ленинград!

Лишь в метро им удалось поговорить спокойно. На прекрасной старинной станции, отлично отреставрированной, они дождались очередного вагончика, расселись у круглого стола. Вагончик сорвался с места, набирая скорость. Никакие звуки не проникали сквозь плотный купол, намертво приросший к керамике вагона. Лишь редкие, легкие толчки да мелькание туннеля за прозрачным куполом напоминали о том, что вагон движется с огромной скоростью.

— Минут двадцать от центра ехать — на остановках он все равно тормозится, из-за других поездов, — пояснила Ли.

— Архаика, — фыркнула Мо, — у нас в Пензе такой фигни нет! У нас общественные флаеры и авто. Сел и спокойно доехал, куда нужно.

— Ну а вот здесь решили восстановить метро, это тоже памятник старины! — защищалась Ли, — и вообще, лучше расскажите о себе. Рей, давай ты! Как учеба? Я удивилась, когда ты пошел на программирование! Мне казалось, где ты — и где техника! Думала, может, ты начнешь историю изучать — тебя же раньше часто в качестве консультанта привлекали, ты в историческом институте чуть не ночевал.

— Да достали меня историки эти! — Рей махнул рукой, — правда, сначала было лестно! Знаешь, когда меня оживили там, в Германии, я удивлялся, что не нужен никому. Никому будто не интересно, что было восемьдесят лет назад. А тут интересно всем! Даже слишком! А я ведь много рассказать не могу, кто я был тогда — так, богатый прожигатель жизни. Дурак дураком. Работу я нашел быстро — меня пригласили. Ребята настраивали автопереводчики, ну а я же не просто хорошо знаю немецкий и английский, я носитель языка, знаю сленги разные. Сначала скучновато было, а потом я со всеми познакомился, подружился, стал в работу вникать… Знаешь, прикольно машину чему-то учить! У нее психология интересная, у машины. Так я с год поработал, мне стало интересно — как вообще коды пишут, как это все работает. Ну вот и поступил на программирование. Школьное образование у меня признали, кое-что, правда, пришлось досдать.

— Вот это да, — задумчиво произнесла Ли, — знаешь, я совсем от тебя такого не ожидала! Как же так получилось — раньше же тебя ничто не интересовало!

— Я раньше один был, — подумав, ответил Рей, — понимаешь, с утра до вечера только один вопрос в голове — чего ты, Рей, хочешь, чем бы еще таким заняться, чего бы еще сожрать такого или посмотреть. А тут как-то вокруг тебя все делом заняты… и радуются, когда что-то получается. И сидят ночами, когда не получается. И ты просто заражаешься этим! Просто уже не можешь по-другому! Домой придешь — там общение с теми же ребятами, через Субмир или так встречаемся. Я здесь никогда не бываю один! Ну только если захочется — то можно, конечно.

Он хлопнул ладонью по столику, лючок в середине открылся. Рей перебрал кнопки и вынул из отверстия пластиковую бутылочку «Невского».

— Ух ты, класс, я тоже хочу! — захлопала в ладоши Мо.

— Выбирай!

Африканка вытащила из люка клюквенный морс, Ли предпочла обычную воду.

— Так ты теперь занимаешься лингвистическим программированием? Лингвопрограммы? Ты ведь уже, получается, на третьем курсе, уже есть специализация.

— Нет, не лингво, — Рей помотал головой, — у меня тут новая манька образовалась. Короче, занялся я диагностикой. Почти случайно! Вообще-то сначала я меня заинтересовали искины. Полтора века их создают — и все никак. Уже вроде бы на квантовых компьютерах должно получиться, и мощности давно превосходят человеческий мозг — а интеллекта нет, личности нет. Может, это и невозможно. Это многих интересует на самом деле, но это попса. Когда начинаешь углубляться в вопрос, понимаешь, что это ерунда. Есть много проблем чисто специальных, которые очень интересно решить. А возможен искин, невозможен искин — это все для фантастов, пусть они интерактивки пишут на тему страдающих бесправных роботов или порабощения человечества искином. Я отвлекся. Словом, попалась мне проблема медицинских диагностеров, там как раз очень близко к искину, думающая машина должна быть, но учить ее очень сложно. Вот уже год этим занимаюсь! Уже всю медицину изучил… С врачом одним подружился, — Рей вдруг слегка покраснел, и это не укрылось от бдительной Ли.

— С врачицей, — уточнила она. Рей махнул рукой. Провел по наручному комму пальцем, в воздухе возникла проекция — голофигура в рамке. Девушка была симпатичная, в веснушках, с копной буйных рыжих волос.

— Ника. Она мне помогала, ну и… живем в одной комнате, короче, уже три месяца. Хотел ее с собой взять, но у нее сейчас симпозиум на Таймыре.

— Словом, жизнь у тебя кипит ключом! — Ли весело улыбалась. Повернулась к Мо, — ну а ты как?

— Я… ну ты знаешь же.

В проверочном лагере Мо и Рей задержались на несколько месяцев — гораздо дольше, чем Ли. Ли, собственно, сразу увезли в Ленинград и проверяли уже там, одновременно с рапортами начальству о том, что ей удалось разведать. А вот Мо и Рею пришлось пострадать — допросы, глубинное сканирование на ментоскопе. Но наконец, Мо выпустили. Ей предложили на выбор места в нескольких школах-коммунах, ведь у нее не было даже школьного образования. Да ей и было всего шестнадцать лет. Мо выбрала единственное место в России — в Пензе, так как в России жила Ли, единственный знакомый ей человек во всей СТК. Правда, с Ли они с тех пор почти не виделись.

Некогда было! В школе-коммуне у Мо сразу появилась целая толпа близких и родных подруг и друзей. Через три года она получила школьный аттестат и ушла служить. Теперь, после армии, поступила в военное училище на отделение салверологии.

— Я знаю, но мне интересно — как там у тебя с семьей? Ты ведь все пыталась с ними связаться. Мы как-то не говорили об этом.

— Мне ответили из миссии, — сказала Мо, — разве я не говорила об этом?

Ли покачала головой. Мо вздохнула.

— Мать умерла. Но брат и сестра живы, живут все там же. Но как их забрать, я пока не представляю! Я вообще не понимаю теперь, почему они не бегут в Грецию ту же?

— Там же лазерная завеса, там сложнее, — предположила Ли, — мы-то, когда бежали, знали график отключений. Кирос знал.

— Ну и потом, у нас рассказывают все время, что в СТК — какой-то ад.

— Точно, — засмеялся Рей, — Холодная Зона! Когда я впервые увидел карту современного мира, мне объяснили, что в Холодной Зоне вообще не осталось людей… потом оказалось, что там есть какие-то террористы и концлагеря. Потом — что даже есть тоталитарные государства. Если бы я знал правду! Да что там — если бы мы все знали правду!

— Многие в Федерации может и не захотели бы сюда, — пожала плечами Мо, — те, кто что-то зарабатывает. Или думает, что со временем заработает больше. Там же свобода, индивидуализм, покупай, что хочешь. Все надеются разбогатеть. Мечтают. Так всю жизнь промечтают, и умирают базис-гражданами — зато с надеждой.

Дверь вагончика раскрылась, и приятный голос сообщил о прибытии в Озерки.

Здесь осталось совсем мало старых зданий, построенных при Первом Союзе и после него — и все они были отремонтированы и сверкали разноцветными фасадами. Большая часть высотных домов была снесена ударными волнами от недалеких взрывов — зараженная зона располагалась не так уж далеко отсюда. Теперь все спальные районы бывшего Петербурга были полностью перестроены — или находились в процессе перестройки.

Они миновали зеркальную стену районного Дворца Культуры, Ли глянула на себя и удовлетворилась собственным видом — подтянутая, стройная молодая женщина в военной форме со значком КБР, на работу полагалось являться в форме; уже слишком отросшие светлые волосы, молодое, симпатичное лицо с большими серыми глазами. Мо рядом с ней смотрелась контрастом — совершенно черные волосы, черная кожа, и тоже военная форма. Рей опять рассказывал о диагностических машинах и размахивал при этом руками.

После того, как доклад Ли был принят и проверен, ее направили на реабилитацию — после наложения искусственной личности реабилитацию проходили особенно долго. Потом был орден Ленина, принятый из рук самой Марии Долорес Агилар, одной из членов Главного Ведущего Коллектива всей мировой СТК. Одной из трех в настоящее время главных людей на планете. А к этому ордену прилагалась и внеочередная квартира в городе по собственному выбору. Ли с удовольствием выбрала бы Кузин, но работать в ближайшее время ей предстояло в Ленинграде.

Ей дали непривычно просторную трехкомнатную квартиру в новостройке в Озерках. Само здание представляло из себя целый микрорайон — по краям вздымались жилые башни, соединенные висячими переходами, в центре — шар, где располагались общественные помещения, в цокольных постройках — веселых пестрых домиках — ютились распределители, детский сад, начальная школа, поликлиника, общественные прачечные и кухни, и прочие необходимые учреждения. Ли вместе с гостями вошла в шар цокольного этажа, составленный из множества прозрачных блестящих граней, Мо восхищенно ахнула — в холле бил высокий цветной фонтан, окруженный зимним садом, рядом на детской площадке играли ребятишки, лазая по сложной веревочной конструкции и ныряя в искусственные пещеры. В центре холла — лифтовый ствол. Бесшумно и мягко один из лифтов поднял их на восьмой этаж, где жила Ли. От лифтовой шахты на восемь кабин лучами разбегались недлинные коридоры, за ними виднелись полупрозрачные двери квартир. Дверь распахнулась, едва Ли приблизилась к ней. Из квартиры вылетела белая пушистая собачонка.

— Тим, назад! — закричала женщина с густыми каштановыми волосами. Шпиц послушно побежал к ней. Из-за угла застенчиво выглядывал черноволосый мальчик лет четырех.

— Не пугайтесь, — сказала Ли гостям, — у меня тут целое общежитие! Понаехали, как будто Ленинград резиновый!

— Сколько можно тебя ждать, Лийка! — воскликнула хозяйка шпица, — мы уже голодные, как звери!

— Так ели бы! Не пугайтесь, это вот Мо и Рей, я их привезла из ФТА, у них внутри сплошь гнусные пережитки капитализма, но они постараются вести себя прилично!

— Ну спасибо, Ли! — буркнула Мо, входя в прихожую. Квартира в новом доме впечатляла — высокий потолок, просторная залитая белым светом прихожая с множеством зеркал, пять дверей — в комнаты, кухню и коридорчик с туалетными комнатами. Вошли в гостиную —необъятную пятиугольную почему-то комнату, с голографической стеной, словно обрывающейся в простор синих Уральских гор; с распахнутой дверью на широкий балкон, с темно-зеркальным покрытием пола, продуманно-небрежно разбросанной мебелью в синих тонах. В центре располагался богато накрытый стол. Темноволосая женщина восточного вида обняла Ли.

— Ну наконец-то! Это перед праздником у вас такая ударная вахта?

— Да ладно, сама-то и в праздники работаешь! — ответила Ли.

— Да уж, даже этот отпуск едва не сорвался, — согласилась Гуля.

— А где Сергей?

— Пошел младшую укладывать. Кстати, Колюня, тебе тоже пора спать! — прикрикнула Гуля на четырехлетнего сына. Тот скуксился и быстро ускользнул с материнских глаз подальше.

— Шикарно тут у тебя, — признала Мо. Ли уселась за стол. Ей вдруг вспомнилась мать — с какой надеждой Ли привезла ее в эту новую квартиру. До сих пор в материнских глазах Ли была «дурочкой наивной, не знающей жизни» и «не умеющей жить», неудачницей, которая только и делает, что рискует жизнью ради других, в то время, как другие за ее счет устраиваются. Может быть, эта квартира — пусть и дают квартиры не в собственность, но ведь все равно в пожизненное пользование — убедит мать в том, что Ли в жизни все-таки состоялась как личность? Что она пользуется признанием в обществе?

В первый момент мать и вправду впечатлилась. Она даже сказала «молодец, доченька!» — чего Ли никак не ожидала. Но правда, мать отчего-то помрачнела, была в плохом настроении, а через пару дней устроила настоящий скандал — как в детстве, с криками «А кто тебе дал все это? Кто тебя родил, кто тебя воспитывал, кто тебя сделал такой умной?» Поскандалив, мать уехала, и с тех пор Ли с ней еще ни разу не общалась.

— Ты чего, Лийка? — Гуля обняла ее за плечи. Меж бровями разведчицы залегла складочка.

— Вспомнилось что-то плохое? — тихо спросила Гуля. Ли тяжело вздохнула. Наверное, Гуля воображает себе, что Ли переживает военные травмы, взрывы, побег из Хаббы, полет на разбитом геликоптере, опасные будни разведчицы, да хотя бы армейские старые воспоминания.

Вот только все это она уже отработала во время реабилитации. С этим психологи поработали. Это для Ли трын-трава.

Стыдно сказать, по какому поводу она переживает на самом деле.

— Все нормально, — сказала она, стаскивая руку Гули с плеча, — давайте жрать уже наконец! Зовите Ринатика и Сергея, где они? Машка, твоя собака сперла колбасу, обрати внимание!

На столе было все, чего душа пожелает — но никто с готовкой не возился, почти все принесли снизу из домовой кухни. Пироги с капустой и грибами, дымящуюся семгу, суши — это для Рината, он любит, картофель, запеченный с травами, салаты. И только плов, настоящий казахский плов в чугунке на почетном месте в центре стола — приготовила сама Гуля. Сергей, который наконец вырвался из спальни, усыпив дочку, разлил по стопкам водку.

— Ой, а можно мне вино лучше? — заныла Мо.

— Я же говорю, у нее пережитки капитализма! — заявила Ли, — нет уж! Вино будет потом. У нас в тоталитарной Холодной Зоне все пьют водку!

— И играют на балалайках! И ездят на медведях! — добавил Ринат. Гуля уже отбирала у Сергея водку и наливала одновременно другой рукой красное крымское в бокал Мо.

— Ну давайте — за основание СТК! — провозгласила Маша.

— Что бы мы все без него делали! — добавил Сергей, опрокидывая в себя стопку. Водка весело побежала по пищеводу, Ли улыбнулась и полезла за салатом.

— Дайте ребенку поесть! Садись, Коленька, сюда, — Маша засуетилась вокруг довольного мальчика.

— Гуля у нас мать-героиня уже. А мы все отстаем, — заметил Ринат. Ли фыркнула.

— А мы между прочим тоже собираемся с Костей. На следующий год, — заявила Маша, — потому что нам главврач базы так и заявил, на следующий год мы создадим условия. Там надо искусственную тяжесть и все такое, а то ребенок развиваться не будет! Хотя с другой стороны, на Луне дети уже рождаются, а там еще хуже. Правда, к Земле зато ближе.

— Кстати, если кто не знает, — Ли глянула на своих гостей, — Маша у нас марсианка!

Глаза Рея широко раскрылись.

— Ну скажи еще, что ты первый раз слышишь, что СТК осваивает Марс! — поддела его Мо.

— Нет, я в курсе. Но первый раз вижу живую марсианку! — признался Рей. Маша тряхнула густыми каштановыми волосами.

— Ну и как, ничего? Кстати, я в Ведущем Коллективе Сырта.

— Круто! И в партии?

— Да, — скромно призналась Маша.

— Гулька тоже, и Сергей тоже, — сообщила Ли, — ведь мы все бывшие коммунары. И юнкомы. Это все-таки создает определенный… э-э… отпечаток.

— Ну и подумаешь, а мне вот ваша партия ни на фига не нужна! — буркнул Ринат, — хотя я тоже бывший коммунар. Это меня будут постоянно проверять, комиссии всякие, чистки постоянно. Я уж как-нибудь пешком постою! Тем более, что я тоже три года был в ВК нашей обсерватории, хотя и не партийный.

— Ринат, кстати, тоже космический житель, — добавила Ли, — в отличие от меня, отступницы, он остался в науке, написал, кстати, уже пару интересных работ по солнцу. Живет на орбитальной станции!

— Ну я там не постоянно живу, — смутился астрофизик, — но несколько месяцев в году — да. А как иначе? Наблюдать же надо!

Плов оказался очень вкусным, прямо-таки таял во рту. От водки и крымского Ли слегка развезло. Обрывки разговоров доносились до нее словно сквозь туман.

— А завтра куда?

— Да конечно, на Невский. Там такое гуляние бывает на день СТК — больше нигде не увидишь!

— Здорово Ли придумала, что собрала всех нас здесь!

— Сереж, а у вас там как дела?

— У нас нормально, мы на заводе сейчас такую систему организации пробуем — на смену всего пять человек. Новую автоматику поставили, я лично год переучивался. В принципе, там для обслуживания цеха нужно восемь человек, но мы пробуем впятером. У нас персонала не так много, многие молодые едут учиться, на производстве вкалывать не так-то просто! Но мне нравится!

— Там песка очень много, вездеход забивается напрочь. И да, песок на Марсе действительно красноватый. Мы такие щиты на мотор ставим…

— Да я пока еще только учусь. И занимаюсь медицинскими диагностерами, это очень интересная область.

— А я тоже поступила на салверологию, но — военную.

— Это здорово, будем коллегами! На самом деле, у нас самая важная профессия, Мо… Мофана тебя зовут, да? И она не отомрет даже тогда, когда наконец врачи избавят нас от всех этих инвалидностей и кошмаров. И войны кончатся. Потому что каждому человеку необходим сопровождающий — кто-то, кто знает психологию, медицину, жизненный менеджмент, все вот это вместе, кто всегда окажется рядом, поддержит, поможет. Мы — спутники, сопровождающие.

— А ты работаешь в доме ухода?

— Да. У нас в основном пожилые люди, но встречаются и те, кто помоложе. Очень много инвалидов, Мофана. После войны еще. Больных людей очень много. Наша профессия очень нужна.

— А я домой хочу поехать, в Нигерию. И там воевать! У нас люди все еще голодают! У нас там очень плохо.

— Ринат, а у вас какая техника сейчас стоит? С Церерой связали наконец?

— Рей, а это правда, что вы — пришелец из прошлого?

— Ну какой я пришелец! Но в общем — да. Меня заморозили еще до войны.

— Галактика, это же безумно интересно!

— А ты чем конкретно занимаешься на Марсе? Ли говорила, ты вообще звездами раньше занималась, но там…

— Нет, я больше именно аренолог. На планетологию переквалифицировалась в итоге. Ездим, картографируем, образцы собираем. Ох, там здорово! Я не могу даже передать…

— Вот ты космический житель — а скажи, к звездам-то когда полетим?

— Я не специалист. Но работы ведутся. Вроде, теоретическое обоснование прокола пространства уже есть.

— Какие звезды — вон у Мофаны люди еще голодают в Африке! Да и у нас в СТК как будто все уже гладко! Не у всех же такие квартиры, как у Ли!

— Ли заслужила!

— Никто и не спорит.

— Тихо! — Ли подняла руку. Хмель мигом слетел с нее, лицо зарумянилось.

На белой стене появилось изображение — бесконечно родное смуглое лицо Бинха. Черные щелочки глаз. Все в комнате замолчали, и только маленький Коля что-то напевал себе под нос.

— Аньён, — произнесла Ли дрогнувшим голосом. Бинх слегка улыбнулся.

— Весело у вас!

— Завтра праздник, — ответила Ли, — как жаль, что ты не можешь приехать!

— Не отпускают, — ответил Бинх. С реабилитации и впрямь не отпускали, а ему оставалось еще минимум два месяца. Он находился сейчас в спецсанатории на берегу Черного моря. Впрочем, Ли моталась туда уже несколько раз, они встречались, могли наконец-то обнять друг друга.

Бинх и Ли напряженно смотрели друг другу в глаза. Пауза тянулась, но они не замечали этого.

— У нас тоже будет праздник, — наконец произнес Бинх, — на море. Мы поедем в Ялту смотреть. Наверное, необыкновенная красота — говорят, все море расцветает. Ну-ка, раз уж остальные тоже здесь, я хочу поздороваться! Гуля, привет! Сергей!

— Привет! — Гуля помахала ему рукой, Сергей улыбнулся.

— Это ваш наследник?

— Да, конечно, это Коля. Коленька, смотри, видишь дядю? Это Бинх. Он разведчик, как тетя Ли, а сейчас он в санатории.

Бинх ласково говорил со всеми. Его взгляд задержался на Рее и Мо. Ли понимала, о чем он думает сейчас — именно эти люди бежали вместе с ней. Она спасла их тогда. Позже он передал информацию — никто из оставшихся тогда под землей подопытных не выжил. ХАББА перемолола всех.

Впрочем, они не выжили бы в любом случае.

Бинх поднял узкую ладонь с длинными крепкими пальцами, и Ли вдруг остро захотелось ощутить эту ладонь, она знала ее прикосновение, ее ласку. Она снова встретилась глазами с Бинхом — они чувствовали одно и то же и понимали, что чувствует другой. Но оба они умели никак и ничем не выдавать своих чувств.

Бинх попрощался, и его изображение погасло.

— А ты теперь как? — спросила Гуля, — пока здесь работаешь?

— Да, я в штабе и немного в школе КБР преподаю. Бинх вот тоже. Его тамошняя контрразведка вычислила недавно, и он вернулся сюда.

— Ну теперь хоть поживете по-человечески, дома, — вздохнула Мо. Ли покачала головой.

— Мы слишком ценные спецы, чтобы дома жить. Я уже готовлюсь.

— И куда теперь? — спросила Гуля жадно. Ли засмеялась.

— Ну сейчас, выдам тебе все военные тайны! И куда, и когда, и зачем.

— Куда положено! — сурово добавил Сергей, все рассмеялись. Ли смеялась вместе с другими и чувствовала, как растет стена, отделяющая ее от остальных за этим столом. Веселых. Счастливых, у которых вся жизнь впереди. Настоящая жизнь — с напряженной счастливой работой, с поиском и открытиями, с любовью, детьми, путешествиями, общественными дискуссиями и решениями, один маленький пульс в биении сердца огромной планеты. Половины планеты. А ей — на другую половину. Где все не так, все — не по-человечески. И дело даже не в риске — вон и Машка рискует, и Ринат. И Мо собирается сражаться за социализм.

Дело в том, что не будет у нее вот этой счастливой, только теперь доставшейся людям, только теперь построенной настоящей человеческой жизни. Еще немного, вернется с реабилитации Бинх, пройдет подготовку — и все кончится. И снова окунаться в совсем чужой мир, о котором все они, ее друзья, не имеют ни малейшего понятия. Рей и Мо, наверное, поняли бы ее. Но у них теперь будет нормальная, счастливая жизнь — а у Ли не будет такой жизни никогда.

И самое главное — все это она выбрала сама. Сознательно.

Но зато в следующий раз, и это уже наверняка, внедряться они будут вместе с Бинхом.

И надо смеяться — ведь люди же смеются, радуются жизни, надо быть, как все.

— Ой, смотрите! — вдруг закричал Коля и бросился к окну. Небо полыхнуло разноцветной зарницей. Несколько раз — алым, фиалковым, рыжим.

— Тренируются, что ли, к завтрашнему? — удивилась Мофана. Коля полез на подоконник, но больше салютов не было.

— А я вот о другом думаю, — сказала вдруг Гуля, когда бокалы вновь опустели, — иногда так сложно все. Ведь допустим, и в ФТА не все мучаются. Кто-то живет хорошо — у кого есть деньги, конечно. А нам хорошо здесь. Но ведь и у нас многим не так-то хорошо жить — кто-то не хочет в армии служить, кому-то хочется стать богатым, побольше денег заработать… хотя это вообще-то пока можно. Но все равно по-настоящему богатым, как при капитализме, не стать.

— Так ведь это все инды, — пренебрежительно заметил Ринат, — нормальных людей все устраивает.

— А я понимаю, что она имеет в виду, — Ли звякнула бокалом о тарелку, — я тоже иногда думаю: вот раньше люди мечтали о коммунизме. Фактически мечтали о том времени, в котором мы живем. Им казалось, что это — светлое будущее. Что все так замечательно, все счастливы! Как у Ефремова — подъем из инферно! Все счастливы! Всем хорошо! Счастье для всех даром…А ведь этого нет, совсем нет! Очень многие несчастны у нас. Многие, как ты говоришь, нормальные люди — просто приспособились. Другие даже и приспособиться не могут, конечно, можно их назвать индами или еще как, сказать, что они сами виноваты. Но факт остается фактом — светлого будущего так и не возникло! Счастливы не все. Может быть, счастливо большинство, я не знаю — но не все. Некоторые даже хотят в ФТА, и многие бы хотели вернуться в прошлое, которое было до войны. Хотя это уже невозможно.

— Так все и не могут быть счастливы! — Машка мотнула каштановой шевелюрой, — не могут быть одновременно счастливы эксплуататор и эксплуатируемый. Подлец и порядочный человек. Палач и жертва. А ведь сколько веков, тысячелетий длилось это инферно, и люди пока что и не умеют жить нормально, им еще нужно время, может быть, сто, двести лет, чтобы освоиться с нормальной жизнью. Чтобы не было таких желаний — быть палачом, эксплуататором, жрать окружающих. Ведь еще только первые шаги сделаны — только собственность стала общенародной, базис общества стал социалистическим… а до настоящего коммунизма пока еще дальше, чем до звезд. Так что правильно они мечтали о светлом будущем! И мы пока еще можем только мечтать!

— Ну это не совсем так, — возразил Сергей, — мы можем не только мечтать. И у нас уже есть это будущее, есть коммунизм. Пока это только островки новой жизни среди океана старой — но они есть.

— Верно! — воскликнула Ли, — я часто думала так о нашей школе — ведь эти наши школы-коммуны — лишь островки среди старой жизни, среди бедствий, среди отчуждения.

— И не только школы, почему же! — возразила Машка, — у нас на Марсе труд неотчужденный. У нас… я не была в школе-коммуне, но в нашем юнкомовском отряде тоже был островок будущего. И в центре юных космонавтов. При капитализме такие островки были невозможны, если их даже создавали — они вырождались в приятные клубы для себя самих. А сейчас только они и возможны, сейчас, когда все принадлежит обществу, и нет собственников. Только так и будет расти настоящее светлое будущее! Из островков, которые будут становиться все шире, охватывать все больше людей!

А в том мире, подумала про себя Ли, куда мне предстоит вернуться — надо создавать другие островки — борьбы, революции. Если у нас созданы экономические условия для роста коммунистических отношений — то там общий кризис капитализма ведет к массовому недовольству, и легко будет создавать такие очаги борьбы и самоуправления.

Ли улыбнулась и налила себе крымского вина.

— Давайте выпьем! За мировую Революцию!

 

2.

На минус третьем, защищенном подземном этаже Ленинградского Штаба КБР, в длинном узком кабинете за столом, покрытым темно-красной скатертью, сидели пять человек.

Бинх и Ли — на одной стороне, а на другой — член ВК партии Михаил Плетнев, начальница Третьего управления Карима Султанова и директор западного отдела внешней разведки Тадеуш Новак.

— На основе вашей, товарищ Морозова, информации, — говорил Плетнев, — было принято решение. Партия поручила Комитету форсировать план «Восход». Не скрою, это было непросто. По этому вопросу не было ни общественной, ни широкой партийной дискуссии. Это естественно — сам план «Восход» строго засекречен. Но у вас есть допуск. План будет развернут уже в следующем году. Ваши соображения, товарищи? Чон?

Бинх наклонил голову.

— Мое мнение по Европе — это будет натягивание совы на глобус, — произнес он, — в Европейской Федерации нет и не предвидится революционной ситуации. Правда, Зона Развития в Восточной Европе более перспективна. Но и там сейчас нет предпосылок и не будет к следующему году.

— Нам понятно, что предпосылок нет и революционной ситуации в Европе пока нет, — терпеливо ответил Плетнев, — поэтому мы готовы поддержать «Восход» военными силами. Если вас что-то смущает в этом — противник уже четыре раза пытался осуществить планы, аналогичные «Восходу», например, в Гонконге недавно. Это был план «Золотая заря», с вербовкой нескольких тысяч агентов и организацией массовых беспорядков и переворота на этом фоне. Были и другие планы — «Циклон», «Банана», «Ветер свободы».

— Я думаю, вы понимаете причины, по которым план «Восход» должен быть осуществлен сейчас, — вступила Султанова, — информация товарища Морозовой и других источников, а также разведка в последние пять лет однозначно говорят о том, что от концепции «интерактивной реальности» западные инфоконцерны переходят к новой концепции — «управляемой реальности». Это вам тоже известно. Начинается массовое производство мини-излучателей, фармакологическая продукция уже прошла испытания, комплекс управляемой реальности уже сформирован и начаты пилотные продажи. Товарищ Морозова, вы испытали эту управляемую реальность на себе — скажите, к чему это приведет?

По спине пробежали мурашки. Ли подняла голову.

— Капиталистическая система всегда стремилась управлять потребителем и работником, о классовой борьбе мы знаем, управление потребителем производилось с помощью рекламы, создания новых потребностей, эта реклама становилась все агрессивнее. В концепции «интерактивной реальности» она почти достигла потолка — потребителю очень трудно не купить навязываемые товары, даже влезая при этом в долги. Но «управляемая реальность» окончательно лишит человека свободы воли. По сути, операторы управляемой реальности получат полный доступ к кошельку человека, сами рассчитают, сколько и на что он потратит и сами произведут его руками покупки. При этом потребитель будет считать, что хочет всего этого сам. И что это личный выбор. Идеальный управляемый рынок. Кроме того, «управляемая реальность» позволит свести на нет классовую борьбу, превратив рабочих в марионеток, делающих все, что угодно, по команде. Я думаю, что «управляемую реальность» сделают очень дешевой и даже будут навязывать, причем не только в Федерации, но и в Зоне Развития — там, вероятно, под видом наркотиков и с массовыми излучателями. Контролировать пролетариат и люмпенов в Зоне Развития еще важнее.

Она задумалась. Сидящие за столом молча ждали.

— Потеряет значение игровая и развлекательная индустрия, исчезнет интернет. Все это не нужно, потому что любые чувства будут воспроизводиться химическим путем, а содержание галлюцинаций мозг достроит сам. ФТА ожидает полная перестройка, новый научно-технический скачок. Хотя по сути это регресс.

— Именно так, — подтвердила Султанова, — и это все означает для нас следующее: через несколько лет все население ФТА превратится в психически больных людей, нуждающихся в лечении и реабилитации. Там не будет речи не только о понимании классовых интересов — эти люди побегут на любую работу с нужным градусом энтузиазма. Там не будет речи даже о здоровой психике. У нас нет и не может быть такого количества психиатров, салверов, психологов. Мы получим миллиарды безнадежно больных людей. Кроме того, они смогут создать абсолютных солдат и бросить на нас армию, состоящую из безумных фанатиков.

О перспективах в таком случае я говорить не буду — додумайте сами. Это почти верная гибель планеты.

Она посмотрела на Новака. Тот обратился к разведчикам.

— Товарищи, мы планируем поручить вам инсайдерскую часть плана «Восход» в южной Польше, Чехии и Словакии. Связанный с этим риск вам известен. У вас есть вопросы? Товарищ Чон?

— Есть ли смысл вообще поднимать пролетариат этих областей? — спросил Бинх, — в отсутствие революционной ситуации…

— Вам же удавалось организовать рабочих для борьбы даже в Федерации! — возразил Новак. Бинх качнул головой.

— Это была экономическая борьба, забастовки. Нормальный процесс. Для политической фазы, для революции требуется гораздо больше.

— Без инсайдерской части план «Восход» неосуществим, — отрезала Султанова, — это была бы просто армейская операция. Учитывая все еще сохраняющуюся мощь армий ФТА, она может стать провальной, не говоря уже об огромном количестве жертв и недопустимой более опасности для экологического баланса планеты. И без того дышащего на ладан. Вам необходимо поднять рабочих, люмпенов, всех возможных союзников Зоны Развития. В Федерации тоже будут работать люди. Мы направляем вас в самый перспективный очаг будущего восстания, потому что вы у нас — лучшие. Потому что у вас — получится!

— Сколько у нас времени? — холодно спросила Ли.

— Около двух лет. Не считая времени на подготовку.

— Изначально план «Восход» был рассчитан на десять лет внедрения и раскачивания, — возразил Бинх.

— У нас нет этого времени! — воскликнул Новак, — «Управляемая реальность» наступает, вы же знаете.

— Кроме того, — добавила Султанова, — через год в ФТА начнется финансовый кризис. Внеочередной. Наши агенты работают и в банковской системе противника. Этот кризис немного, но подтолкнет революционную ситуацию.

Плетнев прищурился, глядя на разведчиков.

— Товарищи, положение очень серьезно. Через несколько лет будет поздно. Когда капитализм исчерпает рынок, созданный «Управляемой реальностью», он неизбежно бросит армию на нас. Непобедимую, зомбированную армию. Новая — четвертая мировая — война означает неизбежную гибель планеты. Теперь уже действительно неизбежную. Победить сейчас, уничтожить капитализм так, как он должен быть уничтожен — руками его могильщика — трудно, но пока еще можно. У нас есть для этого средства. У нас есть люди. Вы готовы к такой работе,товарищи?

Партиец смотрел на Бинха в упор. Тот не опускал глаз.

— Я готов, — произнес он спокойно. Плетнев перевел взгляд на Ли.

— Товарищ Морозова?

— Я готова, — ответила Ли.

 

3.

Двое стояли на высоком балконе. Смугло-желтая рука — рядом с белой на гладкой полированной планке перил.

— Страшно подумать, что все теперь зависит от нас, — произнесла женщина.

— Мы не одни, — возразил мужчина, — в каждой части ФТА будут работать наши люди. Мы отвечаем лишь за один участок.

— Но это важный участок.

— Да, он важен. И от нас зависит многое, это правда.

Смуглая рука переплелась с белой.

— Само выживание человечества, — голос женщины дрогнул.

— Так было всегда, — ответил мужчина, — всегда были люди, от которых зависело все выживание человечества. А может быть, оно зависит от каждого.

— А помнишь, — ее светлая, похожая на одуванчик, голова склонилась к острому плечу мужчины, — помнишь, Маркс писал, что когда будет преодолена частная собственность на средства производства, когда утвердится коммунистическая общественная формация — тогда только и начнется настоящая история человечества.

— Так и есть, — качнулась темная голова мужчины, — подумай, чем была история до сих пор! Кровавые дрязги, войны, дурман, вранье, насилие. Все, что было до сих пор — только растянутые на тысячелетия родовые схватки. Человечество еще должно родиться. Выйти из своей земной колыбели. Разлететься по Вселеннной. Стать настоящим, достойным звания разумного. Мы не увидим этого — мы живем в преддверии настоящей истории.

— Это неважно, что мы этого не увидим, — тихо откликнулась женщина.

— Да, неважно, — мужчина обнял ее за плечи, — и все-таки нам повезло. Мы хотя бы увидим восход.

Июнь 2015