Глава 1. Засада

Эр-Рияд, Саудовская Аравия — Москва, Россия 20 октября

Ясин Рузи неторопливой походкой уставшего от тяжкого труда человека шел по шумной улице, по широкому тротуару, навстречу сплошному потоку машин. Было жарко, к вечеру мостовые Эр-Рияда раскалились, точно сковородка, в воздухе стоял резкий запах бензина, плавали сизые клубы выхлопных газов. Земля аравийского полуострова щедро давала нефть, столько, что хотя ее и отправляли за океан во чревах гигантских супертанкеров, оставалось еще вполне достаточно, чтобы прямые широкие улицы саудовской столицы заполонили десятки тысяч личных авто.

На скромного палестинца никто не обращал внимание. Идет себе и идет человек, честно отработавший день. И на самом деле Рузи лишь полчаса назад покинул электростанцию, питавшую энергией целый район Эр-Рияда, сдав свою смену болтливому сирийцу. Саудовцев там вообще не было, если не считать начальника и его помощника, которые сами никогда и ничего не делали. Жители королевства чурались настоящей работы, той, после которой порой болит все тело, сводит мышцы, от которой градом катится по лицу пот. У них было все, кроме нужды зарабатывать себе на кусок хлеба, и уроженец Рамаллы порой начинал ощущать ненависть к этим холеным, избалованным судьбой людям. Ему-то приходилось вкалывать с детства, бросив школу, кое-как лишь научившись читать и писать, ведь после гибели отца кто-то должен был кормить младшего брата и двух сестер, да еще престарелую мать. А когда не стало и их, Ясин перебрался в эту страну, где одновременно ненавидели и презирали чужаков, и были рады тем, кто готов делать тяжелую работу.

Расстегнув воротник рубашки, Рузи подошел к прилавку уличного кафе, попросив банку содовой. И в тот самый миг, когда он дернул ключ, вскрывая ее, палестинец заметил слежку. Ему мгновенно стало холодно в самый зной, когда Ясин понял, что двое неторопливо прогуливавшихся по улице мужчин, не разговаривавших между собой, но державшихся рядом, наблюдают именно за ним, не сводя взглядов с мгновенно покрывшейся под рубашкой липким потом спины.

— Еще! — хрипло произнес Рузи, удивляясь, с каким трудом слова покидают глотку.

— Все в порядке?

Кажется, торговавший за стойкой египтянин действительно забеспокоился, поняв, что с очередным посетителем что-то не так.

— Да, — Рузи махнул рукой. — В порядке.

Схватив холодную банку, словно гранату, он влился в поток прохожих и боковым зрением заметил двинувшихся следом незнакомцев. Здесь, в толпе, он был в безопасности, на виду сотен прохожих ему никто ничего не посмеет сделать, но вечно не будешь бродить по улицам, таская за собой «хвост». Оставалось лишь понадеяться на удачу да на свои быстрые ноги.

Ясин прошел еще полквартала, время от времени замедляя шаг, и каждый раз убеждаясь, что «хвост» никуда не делся. Эти двое шли следом, как привязанные, заставляя палестинца нервничать. Конечно, он прибыл в Саудовскую Аравию вполне легально, чтоб заработать, благо платили здесь щедро, доллары от продажи нефти текли рекой в эту страну, жители которой так привыкли к роскоши и уюту. А еще сюда не было хода израильским спецслужбам, которые не упустили бы возможности по душам поговорить с одним из младших командиров «Хамас», успевшим отличиться несколькими смелыми и жестокими акциями, стоившими жизней многим мальчишкам из ЦАХАЛ. Евреи славились тем, как умеют мстить, находя своих врагов повсюду, но саудовский король никогда не пустил бы их в свою страну, ни явно, ни тайно. Во всяком случае, Ясин Рузи искренне верил в это до сегодняшнего дня.

Бывший палестинский боевик все же дождался удобного момента. Вот он бредет неспешно, ничего не замечая вокруг, а вдруг бросается в узкий переулок со всех ног. Расслабившиеся соглядатаи пришли в себя спустя пару секунд, но и этого оказалось достаточно. Рузи пробежал извилистый переулок, промчался по нему, как ветер, отрываясь от преследователей. Слыша только шум ветра в ушах, да удивленные возгласы редких прохожих, палестинец выскочил на соседнюю улицу, и тотчас едва не попал под колеса массивного белоснежного Шевроле «Субурбан».

— Шайтан!

Хромированный бампер ударил палестинца в бок, словно тараном. От боли в глазах на миг потемнело, но беглец нашел в себе силы вновь подняться на ноги, в последний миг избежав участи оказаться под широкими колесами Шевроле.

Ясин Рузи отскочил в сторону, а из резко затормозившего внедорожника вдруг выскочили сразу четверо, в масках, черных комбинезонах, поверх которых были надеты бронежилеты, с компактными пистолетами-пулеметами Р-90 производства бельгийской «Фабрик Насьональ».

— Стоять! — В спину Рузи ударил злой окрик, и тотчас над самым ухом с визгом пролетела пуля.

Ясин рванул, что было сил. Прохожие в ужасе разбегались в разные стороны, в толпе было уже не укрыться, но палестинец не хотел сдаваться. Он слышал за спиной частые шаги, кто-то снова крикнул, приказывая остановиться, а затем что-то ужалило спину раскаленной иглой, а через миг тело пронзил электрический импульс.

Боец саудовского спецназа, сжимая в руках пистолет-пулемет, подошел к подрагивавшему в конвульсиях телу, из спины которого торчали два спиральных провода, соединявших гарпун-электрод с новомодной американской игрушкой, «Тазером», электрошоковым устройством дистанционного действия. Невесть в чем провинившийся мужчина явно был жив, пребывая в жалком состоянии. Спецназовец с омерзением скривился, увидев натекшую из-под мелко дрожавшего тела дурно пахнущую лужу.

— В машину его, — приказал приблизившийся к телу командир. — Быстро! Нас ждут!

Четыре крепкие руки подхватили безвольное тело, бросив его на заднее сидение «Субурбана», и машина, взревев мощным движком, сорвалась с места, бесцеремонно распихивая в стороны плотный поток многочисленных легковушек, буквально забивших улицу.

Понемногу Ясин Рузи пришел в себя, поняв, что его уж успели увезти куда-то в пригород. С обеих сторон сидели молчаливые крепыши в полной экипировке и опущенных на лицо масках.

— Что происходит? — осмелился подать голос Рузи. — Куда мы едем?

— Приедем — узнаешь. А пока закрой рот!

Ясин предпочел заткнуться, тем более, говорить из-за прикушенного языка и так было больно, и тело ломило, наверное, после удара. Молчать пришлось еще минут десять, пока «Субурбан», попетляв по улочкам, не остановился во дворе какого-то дома. Один из провожатых, сидевший слева от Рузи, выбрался из машины, а тот, что был справа, ткнул палестинца в бок стволом Р-90, коротко приказав:

— Выходи!

Ясин кое-как выбрался из салона внедорожника, и тотчас стоявший возле машины боец толкнул его в спину, указав в сторону дома:

— Иди!

У входа стояли еще двое, тоже в черном, в масках, бронежилетах, но вооруженные только пистолетами. Они чуть расступились в стороны, пропуская палестинца, за которым следом шел, тяжело дыша в затылок, безликий спецназовец.

Ясин Рузи оказался в большой, светлой, и почти совершенно пустой, если не считать пару стульев, комнате. И один из стульев был уже занят. Навстречу палестинцу поднялся незнакомый мужчина, бородатый и крючконосый, в полевой форме саудовской армии. Черный берет было аккуратно сложен и всунут под погон. Взглянув на его погоны, Рузи обомлел, едва увидев на плечах незнакомца короны и скрещенные сабли под двумя крупными звездами.

Саудовский генерал пристально посмотрел на обмершего палестинца, остановив взгляд на мокром пятне на его штанах и брезгливо поморщившись, фыркнув ругательство себе под нос. Рузи попятился, но вдруг почувствовал, что кто-то стоит за его спиной, близко, на расстоянии вытянутой руки. И в этой руке может оказаться все, что угодно.

— Не бойся, мой друг, — раздался вдруг позади знакомый, но давно забытый голос. — Здесь тебе ничто не грозит!

Обернувшись, Рузи не поверил своим глазам, увидев того, кого меньше всего ожидал встретить здесь и сейчас. Полковник Хашеми стоял перед ним, такой же поджарый, порывистый в движениях. Не узнать иранского инструктора, наставлявшего бойцов «Хамас» в лагере беженцев на берегу Иордана, было нельзя, хотя сейчас офицер Корпуса Стражей исламской революции был одет в новенькую, еще не обношенную толком, форму капитана королевской саудовской армии.

— Амир?! Откуда вы здесь? Что происходит?

— Благодарю, генерал, — Нагиз Хашеми между тем поклонился незнакомому офицеру, молча наблюдавшему за происходящим. — Это именно тот человек.

— Он и впрямь так ценен? Я вижу жалкое и запуганное до неприличной слабости ничтожество, полковник! Боюсь, вы в нем ошиблись, а ошибка, даже малейшая, может нам вскоре дорого обойтись!

— Он был совсем другим в Газе и Рамалле! И, да, он ценен и нужен мне!

Исмаил бин-Зубейд поморщился. Командир Первой бригады специального назначения Королевских сухопутных войск знал, что королевство нередко поддерживает террористов за рубежом, как было в Афганистане, Чечне, еще кое-где, но на своей земле король беспощадно боролся с любыми проявлениями экстремизма. И сам бин-Зубейд, командир элитной бригады спецназа, был разящим мечом в руках государя, но сейчас настоящий террорист, по локоть запачкавший руки в крови своих жертв, стоял перед ним, но вовсе не для того, чтоб быть казненным по жестоким, но справедливым законам этой страны.

— В кого ты превратился, Ясин? — с сожалением покачал головой Нагиз Хашеми, тоже окинув пристальным взглядом с головы до ног своего бывшего соратника. — Влачишь жалкое существование раба, лишь бы заработать несколько монет на кусок хлеба! Беглец, скрывающийся в чужом краю под чужой личиной! Ты больше не желаешь бороться за независимость своего народа, принесшего так много жертв во имя этой цели?

— Я не готов стать шахидом, амир, а иначе на родной земле мне жизни не будет. Яхуды бы меня нашли и убили, а я хочу жить, я не готов предстать перед Всевышним!

— Скажи, Ясин, помнишь ли ты, как я нес тебя на себе, истекающего кровью, как мы укрывались от израильских патрулей в грязных норах, в воронках от бомб? Или ты забыл обо всем?

— Я помню, амир! И ради тебя готов пожертвовать своей жизнью, она и так с того дня принадлежит тебе!

— Так далеко заходить, я надеюсь, не придется, Ясин, но нас все же ждут большие дела, и я нашел тебя, потому что нуждаюсь в верном и умелом помощнике. И мне нужны будут еще люди, здесь, в этой стране, ставшей для вас новым домом.

— Я смогу найти их, и немало, — горячо воскликнул Рузи. — Я приведу бойцов, сколько нужно! Мы скрываемся здесь, нам позволяют жить и работать, но нас презирают, считают низшими существами, и многим из моих братьев это не по нраву!

Бывший террорист понемногу приходил в себя, поняв, наконец, что никто не собирается казнить его, бросать в тюрьму или передавать израильским властям, что было вполне равнозначно той же казни. Он все еще опасался хмурого и злого саудовского генерала, но присутствие бывшего инструктора, не раз ходившего на израильские территории вместе с бойцами «Хамас», все же вселяло уверенность.

— Вам осталось недолго копить свой гнев, — усмехнулся полковник Корпуса Стражей исламской революции, находившийся в королевстве, как и его собеседник, незаконно, под чужим именем, лишь благодаря помощи генерала бин-Зубейда, своего неожиданного союзника. — Собери людей, скажи, совсем скоро я дам знак, скажу, что делать! Найди тех, кому веришь, кто на самом деле надежен! Это мой новый приказ тебе!

— Слушаюсь, эфенди!

Безликий спецназовец, державший оружие наготове, снова появился на пороге, словно получив мысленный приказ своего командира. Он махнул рукой Ясину, а Хашеми произнес, взглянув тому в глаза:

— Скоро настанет твой час! Жди моего знака, а пока живи тихо и незаметно, как жил прежде. Я скоро тебя отыщу, брат!

Палестинец, сопровождаемый бойцом бин-Зубейда, исчез, а сам генерал обратился к иранскому полковнику:

— Мне этот человек не кажется надежным! Я ему никогда не доверился бы!

— Скоро нам понадобится много людей, а незаметно переправить их через границу трудно. Я не хочу, чтобы вы рисковали, генерал, вы и так помогли нам, передав столько необходимого снаряжения, ввезти которое в королевство мы бы иначе не сумели. И я не хочу, чтобы гибли ваши люди, да и немногие будут готовы обратить оружие против братьев. Неважно, что это месть вашему королю, ведь придется убивать обычных солдат, тех, с кем ел за одним столом, а это трудно. Ясин найдет достаточно бойцов, чтобы исполнить наш план. На острие удара все равно будут мои «пасдараны», а палестинцы нужны, чтоб отвлекать внимание, сеять растерянность, панику. С этим они справятся. И вскоре ваш король горько пожалеет о том, что отправляет на плаху преданных ему людей!

— Пусть настанет это час, я жду с нетерпением! — воскликнул Исмаил бин-Зубейд. — Он рубит головы верным слугам своим, полагаясь на помощь неверных, а это неугодно Господу! И я готов стать орудием мести в руках Всевышнего, пусть это и стоило бы мне жизни!

Нагиз Хашеми, скрывавшийся под личиной саудовского армейского капитана, покинул дом, выбранный для встречи с Рузи, растворяясь в многомиллионном городе. Здесь он ничего и никого не боялся, сливаясь с толпой, легко меняя облик, да и никто не мог искать его здесь. О существовании иранского полковника знал лишь генерал бин-Зубейд, а ему Хашеми старался доверять.

На тихой улочке Нагиза ждал скромный по местным меркам Нисан «Патрол», за рулем которого сидел один из бойцов бригады самого Хашеми, выбранных для того, чтобы исполнить операцию «Гнев Пророка», о которой по обе стороны Персидского залива знало не больше десятка человек. Всего с полковником в Саудовскую Аравию прибыло четверо верных пасдаранов — те, о ком знал саудовский генерал. И еще десяток действовал здесь совершенно нелегально, пересекая границу с разных направлений и разными способами. О них никто не знал, но они всегда были рядом, частью охраняя своего командира, а частью изучая будущие цели, которые спустя считанные недели или даже дни им предстояло атаковать, ввергнув королевство в хаос.

— Едем, Махмуд, — приказал Хашеми, устало плюхнувшись на заднее сиденье внедорожника и подставляя лицо потоку прохладного воздуха, бившему из кондиционера. — На базу!

«Нисан» сорвался с места, напоследок огласив тихую улочку ревом мотора. Полковник Хашеми усмехнулся, видя суету людей на улицах огромного города. Привыкшим к спокойно жизни в достатке, им вскоре предстояло познать настоящий ужас, когда привычный мир рухнет без остатка. И он, Нагиз Хашеми, заставит их черствые сердца наполниться страхом.

Аркадий Самойлов давно уже перестал бояться. За месяцы, проведенные бывший главой российского Правительства в одиночной камере импровизированной тюрьмы, оборудованной в Раменском, он успел подумать о многом, смирившись заранее с любой уготованной ему участью. Самойлов, выросший в семье потомственных партийных функционеров, не был верующим, и даже в последние годы, когда по праздникам первые лица и приближенные к ним повадились посещать храмы, остался в стороне от этого поветрия. И все же теперь он стал сознавать, что высшая справедливость есть, и кто-то на небесах, незримый, но всемогущий, посылает ему справедливую кару за предательство. И оставалось лишь надеяться, что он же, тот, кому разные народы давали разные времена, не оставит Россию и ее народ в беде, простив им все вольные или невольные грехи.

За долгие недели заточения, прерываемого лишь появлением молчаливых солдат, приносивших пищу, американские армейские сухпайки, да выводивших пленника на недолгие прогулки, у Самойлова было время подумать обо всем. Сперва он боялся, да и как тут не бояться, но теперь страх сменился иным, неожиданным чувством — бывшему премьер-министру России стало стыдно.

День за днем проводил сжигаемый изнутри болью Самойлов в своей камере. Ему создали неплохие условия, обставили тесное помещение приличной мебелью, поставили телевизор и радиоприемник, даже стереосистему откуда-то притащили и давали книги, стоило лишь попросить. Никто не грубил арестованному, тем более, не бил, но даже вежливые надзиратели оставались надзирателями, а тюрьма со всеми удобствами не переставал быть местом заточения.

Несколько раз поначалу Самойлова навещал темнокожий мужчина с генеральскими погонами, Мэтью Камински, командовавший всеми американскими войсками в России, как сообщил он сам. К удивлению аркадия, американец вполне сносно говорил по-русски, даже лучше, чем сам Самойлов по-английски, так что удалось пообщаться наедине.

Как долго я останусь здесь? — поинтересовался Аркадий Самойлов.

— Вас передадут новому правительству России, но пока оно только формируется, и за вас буду отвечать я лично и мои солдаты. Как только в вашей стране вновь появится сильная власть, вы покинете это место, и пусть ваши соотечественники решают, что с вами будет дальше.

— Те, кто пришел нам на смену на ваших штыках, никогда не станут сильной властью, — поморщился Самойлов. — Швецова выбирал народ, ему верили, его уважали все, даже враги, ведь это был лидер. А тех, кто сменил его, кто выбрал? Вы назначили тех, кто вам удобен, но люди просто будут презирать этих марионеток, заклеймив их предателями.

— В Ираке и Афганистане поначалу тоже было не просто, но мы справились, так что теперь там можно обойтись без нашего вмешательства. Здесь будет еще проще. Ваш народ будет ругаться, но едва ли перейдет от слов к делу. А с теми, кто все же готов действовать, мы справимся, благо, их едва ли окажется слишком много.

Это был первый разговор по душам. Затем Камински заглядывал к высокопоставленному заключенному еще несколько раз, они обсуждали происходящее в мире, но всякий раз американский генерал проявлял железную уверенность в том, что все произойдет именно так, как было задумано некогда в Вашингтоне.

А затем Аркадий понял, что во внешнем мире что-то происходит. Проснувшись ранним утром, он ощутил напряженную суету за стенами своей камеры. Разумеется, никто не спешил сообщить арестанту причину такой активности, и тем больше было его удивление, когда распахнулась тяжелая стальная дверь, и на пороге появился никто иной, как Натан Бейл. За ним следом в камеру вошел Реджинальд Бейкерс, с которым Самолйов лично знаком не был, но узнал с первого взгляда. а на заднем плане виднелись хмурые физиономии двух сержантов легкой пехоты в полной боевой экипировке.

— Добрый день, господин Самойлов, — произнес Бейл, проходя на середину камеры. — Смотрю, вы обжились тут, — усмехнулся он. — Да уж, много всего изменилось с последней нашей встречи.

— Чем обязан, господа?

Аркадий был растерян, и что-то в глубине души, какое-то шестое чувство, подсказывало, что не нужно ожидать ничего хорошего от этого внезапного визита.

— Господа, вы свободны, — меж тем обратился к солдатам Бейкерс. — Дайте нам полчаса!

Дверь закрылась, отрезая троих мужчин от окружающего мира.

— У нас есть новости для вас, Аркадий, — сообщил Бейл, усаживаясь за стол, на котором в беспорядке были разбросаны книги.

— Что же?

— Новая российская администрация, на переговоры с которой мы прибыли сюда, в Москву, настаивает на вашей выдаче, господин Самойлов, — вместо Бейла продолжил его спутник. — Вас хотят судить за государственный переворот и гибель президента Швецова. И наш президент считает, что это будет справедливо.

— Так же, как справедливо было лгать мне, обещая, что в случае смещения Швецова Россия избежит войны? И вы знаете, господа, что Алексей Швецов погиб не по моей вине, я никогда не хотел его смерти!

— Такие детали мало кого будут заботить, — пожал плечами Натан Бейл, все такой же грузный, шумно дышащий, кажется, поседевший еще больше. — Алексея Швецова ваш народ уважал, что бывает редко, и все будут следить за судом над его убийцей.

— Вы знаете, почему это произошло! Вы угрожали блокадой, войной, вы подговорили меня на переворот! И теперь я должен отвечать своей жизнью за вашу ложь?!

— Вы ответите за свои преступления. Если убийство совершено, мотивы убийцы, конечно, интересны, но наказание следует не за мотивы а за дела. Вы отстранили от власти законного президента, вас никто не принуждал к этому, напротив, вы сами убеждали ваших военных в необходимости такого шага.

— Это была провокация, — мрачно ответил Самойлов. — За свои грехи я отвечу перед своим народом, но и вам не остаться в стороне, господин Бейл.

— Господин Самойлов, мы здесь как раз для того, чтоб предостеречь вас от смертельной ошибки, — прервал бывшего министра Бейкерс. — Независимо от того, что двигало вами, вас будут судить и назначат справедливое наказание. Но в наших силах сделать так, чтоб оно не было слишком жестоким, но только в том случае, если никто не узнает о роли господина Бейла в событиях в России. Доказать вы все равно ничего не сумеете, только дадите тему «желтой прессе», но тогда участь ваша будет незавидна. Поверьте, мы имели немало рычагов влияния в России прежде, тем более у нас громадные возможности сейчас, когда независимость вашей страны — пустая формальность.

Аркадий Самойлов замер, открыв рот и тяжело дыша. Он пытался переварить услышанное, пропустить через себя прямую, ничем не прикрытую угрозу, а глава АНБ между тем спокойно продолжил:

— Ваше молчание в недалеком будущем — плата за вашу спокойную старость. Если проявите послушание, то, возможно, удастся обойтись без сибирских лагерей и подобных ужасов. В сущности, вы уже никому не интересны, все, что могло произойти — произошло, и ваша роль в случившемся не так уж весома. Но это вопрос принципа. Мы предлагаем вам соглашение и готовы щедро стимулировать соблюдение условий договора.

— Пытаетесь запугать меня, грозя своими тайными связями? Хотите вымолить молчание? На самом деле это вы, господа, у меня в кулаке, — зло рассмеялся пришедший в себя Самойлов. — Целиком, со всеми вашими гнилыми потрохами! Вы теперь, словно нашкодившие мальчишки, пытаетесь убедить меня молчать, но зачем, если меня ждет тюрьма, возможно, до конца своих дней? Да, доказательств у меня немного, но и просто мое слово еще кое-чего стоит, и молчать я не собираюсь, господа, вовсе нет!

— Тем хуже для вас, — сказал, словно выплюнул, Натан Бейл. — У вас еще есть время подумать. Надеюсь, вы примете верное решение.

Бейкерс ударил кулаком в дверь. Лязгнул замок, и на пороге вновь появились двое солдат в полном снаряжении. Один даже держал наперевес автоматический карабин М4, словно ожидая, что арестованный вот прямо сейчас попробует вырваться с боем из своей камеры.

— Мы закончили, — произнес, обращаясь к часовым, вышедший первым Бейл. — Проводите нас!

Снова с лязгом закрылась дверь, клацнул замок, и Аркадий Самойлов устало опустился на краешек жесткой койки. Чего-то подобного он ждал, но всерьез готов не был. И теперь, объявив свое решение, он не собирался отступать. Он уже преступил закон и теперь, где-то в глубине души, надеялся так хотя бы частично смыть свой грех, совершенный из страха, и стоивший так многих жизней. И Самойлов не сомневался, что ему будут мешать. Но иного пути у бывшего главы Правительства России попросту не было.

Военно-транспортный самолет С-17А «Глоубмастер-3» совершил посадку на авиабазе в Раменском ранним утром. Все происходило в штатном режиме, пилоты связались с диспетчером, получили разрешение, и вскоре громадный транспортник уже катился по бетонке. Здесь, на крупнейшей военной базе американского контингента в России, никогда не наступал покой, день сменялся ночью, но напряженная суета длилась бесконечно. Рокот турбин над летным полем не смолкал ни на минуту, одни самолеты приземлялись, доставляя все необходимое имущество для снабжения многотысячной военной группировки, другие, напротив, взлетали, увозя с собой тех, кому пора было возвращаться за океан, честно отработав свой контракт. А еще кружили над Раменским беспилотные разведчики, настоящий бич поднимавших голову террористов, готовые обрушить на противника град «Хеллфайров» и управляемых бомб. И потому на появление еще одного самолета просто никто не обратил внимание.

— Погрузчик подали, — сообщил командир экипажа, остававшийся в напичканной дисплеями и контрольными панелями кабине С-17. — Опустить аппарель!

Кормовая рампа, закрывавшая проход в грузовой отсек «Глоубмастера», плавно опустилась, коснувшись покрытия посадочной полосы и образовав подобие пандуса, по которому в чрево самолета смог заехать юркий электрокар-погрузчик. Подхватив массивный контейнер, он вытащил его наружу, затем проделав такую операцию еще несколько раз. За всем со стороны наблюдала группа сосредоточенных людей в камуфляже, но без знаков различия, чем резко выделялась на фоне суетившихся повсюду военных.

На них косились с недоумением и некоторым подозрением, но не подходили с разговорами, люди в погонах вообще привыкли жить в обстановке секретности, не задавая лишних вопросов. А странные гости между тем занимались своим делом, распаковывая привезенные контейнеры и извлекая из них то, что могло быть лишь частями некоего летательного аппарата. Сперва появился сплюснутый с боков остроносый фюзеляж, затем хвостовая балка, широкие длинные лопасти, и вот на летном поле уже стоит окрашенные в ровный серый цвет вертолет. Единственным, что отличало его от множества таких же геликоптеров, рядами выстроившихся вдоль посадочной полосы, были скромные размеры и отсутствие кабины пилота.

— Готово, сэр! — доложил старшему группы начальник бригады техников, когда сборка беспилотного вертолета MQ-8B «Файрскаут» была завершена. — Разрешите проверить системы в пробном вылете?

— Тестируйте все на земле, — отрицательно помотал головой сотрудник АНБ, прибывший в Россию под чужим именем, под видом представителя «Нортроп Грумман», корпорации, продвигавшей беспилотные вертолеты на рынок и помогавшей осваивать их Армии и ВМС США. — Чужое внимание нам ни к чему!

— Слушаюсь, сэр!

Техник не был доволен полученным ответом, ведь вскоре вертолет предстояло пустить в дело, и лучше бы сейчас убедиться, что к этому делу он готов и какая-нибудь система не даст сбой, когда «Файрскаут» уже будет в воздухе. Но и привлекать окружающих лишней активностью тоже не хотелось — техник также являлся сотрудником АНБ, и понимал кое-что в конспирации.

Команда агентов разведывательного ведомства появилась в России после недолгой беседы главы АНБ с новым Советником Президента по национальной безопасности, состоявшейся в салоне вылетевшего из Москвы двумя днями ранее «Боинга».

— Самойлов решил пойти на принцип, это плохо, — задумчиво произнес Натан Бейл. — Если бывший русский премьер сделает заявление, к его словам не могут не прислушаться, люди начнут сомневаться, задавать вопросы, утечка информации почти неизбежна, и тогда весь мир узнает о нашей роли в перевороте в России. Репутация Соединенных Штатов пострадает. Или наш президент, узнав обо всем, повесит ответственность на нас лично, и тогда Америка отмоется от грязи… нашей кровью.

— Мердок ценит нас, слишком сильно, чтоб пожертвовать в угоду крикливой «общественности», — возразил Реджинальд Бейкерс, хотя на душе у директора АНБ тоже скреблись кошки. — Нет, этого не случится.

— Возможно. Но я уже не молод, пора уходить на покой, и старость я хочу встретить уважаемым человеком, а не изгоем, живущим в затворничестве где-нибудь в лесах Висконсина или Орегона. Я не собираюсь трястись от страха, ожидая, что же Самойлов скажет на суде. От этой угрозы нужно избавиться, и немедленно. Он не согласился на сделку и сам должен понимать, что за этим последует.

— Избавиться от Самойлова будет нелегко, — задумчиво произнес Бейкерс. Моральная сторона вопроса не слишком сильно заботила его, полжизни планировавшего тайные операции во всех уголках земного шара, намного меньше, чем чисто технические вопросы. — Если что-то случится, пока Самойлов в Раменском, все подозрения однозначно падут на нас. Да и не даст генерал Камински нам развернуться в его владениях, это несомненно. А когда Самойлова передадут русским, у нас окажется еще меньше возможностей что-либо предпринять. Те немногие из русских, кто сотрудничает с нами, ненадежны, слишком трусливы и двуличны, чтоб на них всерьез полагаться.

— У вас есть агенты влияния в среде русских террористов, Реджинальд? Почему не воспользоваться их услугами? Инспекторов ООН встретил теплый прием! Поторопить Президента с решением о выдаче Самойлова русским мы можем, и когда министра повезут в российскую тюрьму, по дороге его может жать какая-нибудь неприятность!

— Русские власти сейчас настороже, и они тоже имеют своих информаторов. Да и действовать нужно своими силами, без посредников — поручить такую миссию кому попало я не готов. Нет, этот вариант почти невозможен. Но вот обставить все так, чтоб подозрения пали на террористов… Да, Натан, ты прав, в пути возможны всякие неожиданности, тем более, на русских дорогах!

Бейкерс задумался, замолчав и даже закрыв глаза, чтоб ничто не отвлекало его от размышлений. И спустя несколько минут сообщил:

— Мне нужно посадить в Раменском транспортный самолет, и чтоб никто не задавал лишних вопросов о его грузе и пассажирах. Я могу полагаться только на своих людей, никаких наемников, чтобы информация не разошлась всюду.

— Это возможно, — пожал плечами Бейл. — Генерал Камински не станет проявлять ненужное любопытство, он военный, знает, что такое тайна, да и не лезет в политику. Но почему не отдать личное распоряжение ему самому?

— Слишком многие будут посвящены в детали операции, в армии невозможно, чтобы генерал приказал какому-нибудь сержанту напрямую, распоряжение пройдет через множество звеньев военной иерархии, а это почти наверняка утечка информации. Нет, Натан, действовать будем сами!

Через трое суток «Глоубмастер», о содержимом трюма которого не имел представления ни один человек в России, приземлился в Раменском. Команда техников, не теряя времени даром, собирала беспилотный вертолет. В последнюю очередь из грузового отсека С-17А выкатили тележки две тележки. На одной покоились две противотанковые ракеты «Хеллфайр», на второй — цилиндрический контейнер LAU-131/A с семью неуправляемыми снарядами FFAR, простым, даже примитивным на первый взгляд, но мощным и надежным оружием. А в самолете между тем уже развернули пост управления, и два оператора были готовы поднять винтокрылого «робота» в воздух.

— Мы готовы к взлету, сэр! — доложил техник, вытянувшись по стойке смирно перед старшим группы, задумчиво наблюдавшим за тем, как операторы загружают свои компьютеры.

— Ждите приказа! Двухминутная готовность!

Тем временем на военной базе началась какая-то суета. По периметру летного поля выстроились вооруженные многоствольными пулеметами GECAL-50 пятидесятого калибра «Хаммеры», лязгали затворами карабинов М4 пехотинцы из Десятой легкой, а в воздух поднялась сразу пара «Апачей Лонгбоу» с полной боевой нагрузкой.

— Начинается, — усмехнулся сотрудник АНБ, глянув в сторону пропускного пункта.

Сопровождаемая взглядами десятков американских солдат, на территорию военной базы медленно втянулась небольшая колонна. Медленно — потому что на шоссе перед въездом были уложены, точнее, разбросаны в хаотичном порядке, бетонные блоки, между которыми машинам приходилось лавировать, сбрасывая скорость до минимума, причем путь этот проделывать под прицелами не менее, чем трех пулеметов.

Гостей остановили лишь на минуту, начальник караула на пропускном пункте бегло прочитал документы, махнув рукой в сторону летного поля и отступив с дороги. Первым в пределы военной базы въехал русский бронеавтомобиль «Тигр», похожий на подросший и набравший в весе «Хаммер», покрытый пятнами камуфляжа, тяжеловесный и угловатый. За ним следовал еще более массивный бронетранспортер БТР-ВВ «Медведь», и еще два «Тигра» замыкали колонну.

Пулеметные турели на крышах машин были сейчас пусты, хотя обычно несли самое разное вооружение, от ПКМ до «Утеса» или гранатомета АГС-30. Но те, кто прибыл в Раменское, решили, что не ходят в гости, вооружившись до зубов, тем более, четыре пулемета не казались бы чем-то серьезным на фоне всего того арсенала, который нацелился на русские бронемашины, едва они выкатились на летное поле.

Колонна остановилась, и из головного «Тигра» выбрался наружу плечистый мужчина в сером «городском» камуфляже и черном разгрузочном жилете полицейского образца. Он расслабленно держал за цевье новенький «Абакан», автомат АН-94, с восьмидесятых годов прошлого века приходивший на смену «калашниковым», да так и не пришедший, но осевший в арсеналах различных спецподразделений. Человек в камуфляже прошелся вдоль колонны, словно не замечая сомкнувшегося вокруг кольца американских солдат, направивших на «Тигры» и «Медведя» десятки штурмовых винтовок и, по меньшей мере, пять крупнокалиберных пулеметов. А где-то над головами стрекотали барражировавшие над авиабазой «Апачи», одного залпа которых хватило бы, чтоб превратить конвой в пепел.

К колонне подлетел «Хаммер», самый обыкновенный, без пулеметной турели, затормозил в десятке метров, выпустив из своего чрева генерала Мэтью Камински. Командующий Десятой пехотной подошел к русскому, и тот, став по стойке смирно, произнес на неплохом английском:

— Полковник Быстрицкий, Служба исполнения наказаний! Мы прибыли за Самойловым, господин генерал!

— Арестованного сейчас доставят прямо сюда. Придется подождать пару минут.

— Хорошо, что ваше правительство согласилось, наконец, выдать нам его, — заметил русский полковник. — Давно пора.

Генерал Камински на самом деле был несколько удивлен той поспешностью, с которой вдруг решился вопрос о выдаче Аркадия Самойлова. Долгое молчание из Вашингтона сменилось вдруг торопливым приказом, что выглядело странным. Но делиться своими соображениями с русским американец не стал, лишь безразлично пожав плечами:

— Это ваши дела, вам с ними и разбираться. Да и у нас хватает забот кроме как сторожить вашего бывшего министра. Теперь сами делайте с ним, что хотите.

Камински оценивающе оглядел русского офицера, могучего мужика лет сорока с обветренным лицом и мрачным взглядом внимательных глаз. Уделил внимание и оружию, как раз такому, которое предпочитали профессионалы, готовые мириться с некоторой капризностью механизма — если сравнивать в «неубиваемым» АК, разумеется — но нуждавшиеся в большей точности огня.

Тем временем Быстрицкий, чувствуя конечно, что его изучают, вернулся к своей колонне, хлопнув ладонью по борту командирского «Тигра» и зычно приказав:

— Бойцы, к машинам! Становись!

Из броневиков высыпали люди в таком же серо-синем камуфляже, бронежилетах и «разгрузках», большинство по давней привычке скрывали свои лица под черными вязаными шапочками-масками. На голове самого полковника была такая же, но тот ее закатал высоко на лоб, на манер подшлемника.

Бойцы Десятой легкой пехотной, увидев перед собой не меньше взвода вооруженных русских, напряглись, но гости просто выстроились возле машин, подчеркнуто держа свое оружие стволами вниз. Кто-то, отойдя в сторонку, закурил под хмурым взглядом своего командира, кто-то разговаривал с товарищами, не забывая посматривать по сторонам. Но вот от казарм показались несколько вооруженных «Хаммеров», и конвой, вновь становясь единым целым, напрягся, насторожился.

Миновав оцепление, внедорожники остановились, и из одного из них выбрался сопровождаемый парой плечистых пехотинцев Самойлов. На арестованного он сейчас не сильно походил, одетый не в тюремную робу, каких, вероятно, и не было на военной базе, а в обыкновенный спортивный костюм. Вообще бывший министр больше был похож на высокопоставленного пенсионера на отдыхе в каком-нибудь элитном санатории.

— Вот он, — Камински указал на министра, обращаясь к Быстрицкому. — Забирайте ваш «груз», полковник!

Русский офицер, ничего не ответив, лишь перехватив поудобнее за цевье свой «Абакан», шагнул навстречу бывшему главе Правительства России.

Лязг замка заставил вздрогнуть Аркадия Самойлова, погрузившегося в чтение так, что перестал замечать происходящее вокруг. Когда тяжелая стальная дверь камеры распахнулась, бывший глава российского правительства уже стоял возле своей койки, отложив в сторону открытый томик сочинений Макиавелли.

В камеру вошли трое, и от их присутствия помещение сразу стало невероятно тесным. Двое, обычные солдаты в камуфляже и бронежилетах, только вооруженные не винтовками, а резиновыми дубинками, замерли по обе стороны от входа, а третий, офицер, на боку которого висела, оттягивая пояс, пистолетная кобура, шагнул к Аркадию.

— Господин Самойлов, собирайтесь. У вас три минуты.

— Что происходит? Что за спешка?

Страх, чувство, казалось, давно забытое, уступившее место безразличию, вновь вцепился ледяными когтями в затрепетавшее сердце бывшего министра. Но американский офицер тотчас успокоил его, сообщив сухо:

— Вас передают русским властям. Конвой уже прибыл на базу, нас ждут. Поторопитесь!

Ничего не ответив, Аркадий принялся собирать вещи, которых, собственно, у него почти и не было. Бритвенные принадлежности, зубная паста и щетка в футляре легли в небольшую сумку. Туда же он на всякий случай бросил смену белья и пару рубашек, а затем, уже направившись было к выходу, вернулся, подобрав с заправленной койки недочитанную книгу.

— Следуйте за мной, — приказал американский офицер, выходя из камеры и увлекая с собой Самойлова. Солдаты двинулись следом, будто отсекая арестованному пути к бегству.

Снаружи тюремного блока их ждали два «Хаммера», вокруг которых переминались с ноги на ногу трое солдат, вооруженных уже по-настоящему, карабинами М4, у одного — даже с прицепленным под цевье раструбом подствольного гранатомета.

— В машину! — Провожатый указал на один из «Хаммеров».

Самойлова буквально запихнули на заднее сидение, рядом пристроился один из конвоиров, и машины, взревев моторами, помчались в сторону летного поля. Через пару минут они остановились, миновав цепочку вооруженных до зубов солдат, и Самойлов, которого вытащили из внедорожника едва не за шиворот, увидел несколько камуфлированных «Тигров», таких, которые в последнее время получал столичный ОМОН и другие подразделения правопорядка.

Возле машин собралось около двадцати человек в камуфляже, отличавшемся от американской формы, к тому же вооруженных автоматами Калашникова. А вокруг — десятки американцев, тоже вооруженных до зубов. Оказавшись снаружи, под открытым небом, Самойлов поежился — отовсюду на него были направлены штурмовые винтовки, а с турелей на крышах нескольких «Хамви» нацелились пулеметы.

К бывшему министру подошел плечистый мужик в полной экипировке, державший в руке черный автомат со сложенным на бок прикладом.

— Гражданин Самойлов, я полковник Быстрицкий, начальник вашего конвоя, — представился человек в сером камуфляже. — Мы доставим вас в изолятор Лефортово.

— Все, полковник, забирайте своего подопечного, — произнес, встревая в разговор, генерал Камински. — Мне, признаться, надоело возиться с ним.

— Прошу сюда, — Быстрицкий указал на массивный «Медведь», стоявший с распахнутыми задними дверцами. Возле бронемашины замерли четверо в полной амуниции и с укороченными автоматами АКС-74У в руках. — Забирайтесь!

Прежде, чем поставить ногу на подножку, Аркадий Самойлов все же обернулся, найдя взглядом не двинувшегося с месте Камински, крикнув тому по-английски:

— Спасибо за гостеприимство, генерал! Может быть, еще увидимся когда-нибудь!

Американец ничего не ответил, а вот русский полковник сильно толкнул министра в спину:

— Живее, прошу вас!

Из машины кто-то, чье лицо было скрыто под маской, протянул руку, помогая Самойлову забраться внутрь и подталкивая его к пустому сидению, протянувшемуся вдоль борта. Быстрицкий, забравшийся следом, разумеется, без посторонней уже помощи, достал из-под сидения обтянутый камуфляжем бронежилет, протянув его своему подопечному:

— Наденьте это!

— Зачем? Для чего он мне?

— Так безопаснее. Это армейский бронежилет 6Б23 с керамическими панелями, четвертый класс защиты по ГОСТ, — пояснил полковник. — С десяти метров «держит» пулю, выпущенную из АК-74. Надевайте, живее! Филиппов, помоги господину министру!

Тот самый безликий боец в маске подошел к Самойлову, помогая ему застегнуть надетый через голову тяжелый бронежилет, в котором Аркадий ощутил себя невероятно неповоротливым и неуклюжим.

— Все, выдвигаемся! — скомандовал Быстрицкий, спрыгивая на землю и снаружи закрывая двери. Тяжелые бронированные створки с глухим лязгом сомкнулись, в последний миг пропустив в десантное отделение бронемашины приказ полковника, разнесшийся над летным полем: — По машинам!

Работавший вхолостую двигатель «Медведя», урчавший где-то рядом, будто под ногами, поменял тональность, и Самойлов, даже не выглядывай в небольшое окошко-бойницу, забранное бронированным стеклом, ощутил, что они уже движутся. Попытавшись удобнее расположиться на жестком сидении, Аркадий посмотрел на двух бойцов в масках, положивших автоматы себе на колени. Те делали вид, что не замечают министра, и Самойлов не решился завязывать разговор.

«Медведь» затормозил лишь раз, перед пропускным пунктом, а затем с минуту ехал очень медленно, огибая разбросанные на шоссе бетонные блоки под прицелом американских пулеметов. Военная база Раменское осталась позади.

Агент АНБ, со стороны наблюдавший за тем, как аркадия Самойлова грузят в русский бронетранспортер, дождался, когда колонна тронется, и лишь тогда негромко скомандовал, обращаясь к своим подчиненным:

— Поднимайте «птичку» на крыло!

С гулом запустился четрехсотдвадцатисильный двигатель «Аллисон», отрывая от земли полуторатонный винтокрылы беспилотник. Набрав полсотни метров высоты, «Файрскаут» развернулся, уходя за пределы авиабазы и одновременно снижаясь до считанных метров, чтобы исчезнуть из поля зрения радаров, сканировавших воздушное пространство на десятки миль вокруг. Небо над военной базой никогда не было пустым, и потому на взлете беспилотного вертолета обратили внимание лишь диспетчеры, контролировавшие воздушное движение, но и они, предупрежденные о испытательных полетах, вскоре забыли об этом событии, сосредоточившись на заходившем на посадку «Гэлакси», прибывшем из британского Фэйрфорда.

— «Птичка» в квадрате Браво, — сообщил один из операторов, управлявших полетом MQ-8B прямо из грузового отсека «Глоубмастера» в ручном режиме. — Мы готовы, сэр!

Беспилотник, пользуясь огромным преимуществом в скорости, на бреющем прошел вдоль шоссе, намного опередив русский конвой. Затем отвернул в сторону, зависнув над узкой лентой то ли большого ручья, то ли мелкой речушки, что текла параллельно лента асфальта. Здесь, примерно в миле от дороги, он принялся терпеливо ждать, словно затаившийся хищник, чувствовавший приближение беспечной жертвы.

— Цель в зоне поражения, — сообщил один из операторов, не снимавший рук с рукоятки управления, напоминавшей джойстик компьютерной приставки.

— Набор высоты до тысячи футов! Оружие к бою!

«Файрскаут» неожиданно взмыл в небо, нависая над шоссе, по которому мчалась вереница камуфлированных броневиков. Люди внизу еще не подозревали, что сама смерть смотрит на них сквозь объективы бортовых камер беспилотного вертолета.

— Цель помечена! — сообщил оператор, когда лазерный луч, невидимый для невооруженного глаза, уткнулся в камуфлированный борт массивной русской бронемашины, той самой, внутри которой находился министр Самойлов. — Готов к атаке!

— Уничтожить цель!

Оператор вдавил кнопку пуска ракет, и управляемый снаряд AGM-114 «Хеллфайр» сорвался с пилона. Набрав скорость свыше трехсот метров в секунду, он летел параллельно подсвечивавшему цель лазерному лучу. Если даже с земли заметили атаку, предпринять там ничего не могли. Через несколько мгновений противотанковая ракета врезалась в борт «Медведя», контактный взрыватель подал команду на детонацию кумулятивной восьмикилограммовой боеголовки, и струя раскаленной плазмы пронзила тонкую броню, выжигая все, что находилось внутри.

— В десятку! — воскликнул оператор, наблюдая на экране последствия ракетной атаки. — Цель поражена! Прямое попадание!

— Огонь по головной машине!

«Медведь», получивший ракету в борт, перевернуло, развернув поперек дороги, так что горящий остов перекрыл движение. Один из замыкавших «Тигров» успел отвернуть, управляемый водителем-асом, но второй на скорости не меньше девяноста километров в час врезался в горящий бронетранспортер. Головная машина, вырвавшаяся вперед на несколько сотен метров, лишь теперь затормозила, поворачивая назад, и именно в этот миг по ее борту мазнул луч лазерного целеуказателя.

— Пуск! — скомандовал агент АНБ, и оператор, управлявший MQ-8, второй раз нажал на гашетку.

«Хеллфайр», выпущенный с большой высоты, буквально упал на «Тигр» в тот миг, когда из него выбрались несколько человек, бросившихся к горевшим бронемашинам. Ракета, точно брошенное с силой копье, вонзилась в широкую плоскую крышу, и кумулятивная боеголовка сдетонировала, выбросив огненную иглу, с легкостью пронзившую лист стальной брони, чтоб добраться до внутренностей машины и ее топливных баков. Пары топлива вспыхнули мгновенно, и взрыв сбил с ног тех, кто оказался возле «Тигра», ударив им в спину тугой волной горячего воздуха, раскидав людей по асфальту.

— Запускайте НАР! — приказал командир группы, видевший на большом мониторе суету уцелевших после первой атаки людей, тех, что находились в замыкающей машине и теперь бежали к «Медведю», будто надеясь кого-то спасти. — Там никто и ничто не должно уцелеть!

Там, внизу, на шоссе, так и не поняли, откуда пришла за ними смерть. Несколько русских солдат, оглушенных, испуганных, растерянно вертели головами, надеясь обнаружить угрозу, но когда они услышали шелест обрушившихся из поднебесья ракет, было слишком поздно. В последний миг один из русских, заметив темную точку возле горизонта, вскинул руку, указывая точно в объектив бортовой камеры MQ-8 и что-то крича своим товарищам. А через секунду на подмосковной автостраде разверзся ад.

Семь ракет FFAR с кассетными боеголовками М261 MPSM накрыли участок автострады, рассыпая над ним полсотни осколочно-кумулятивных суббоеприпасов М73 двойного назначения. Огненный вал поглотил все, что находилось на земле, чтобы, когда пламя спало, оставить лишь пылающие остовы машин и обугленные куски плоти.

— Как в тире, мать твою! — помотал головой оператор, управлявший беспилотником.

— Возвращайте «дрон» обратно, — приказал агент АНБ. — Сворачиваемся!

Израсходовавший весь боекомплект «Файр Скаут» лег на обратный курс, напоследок пройдя над шоссе, усеянным гоящими обломками и трупами. Сотрудник АНБ довольно потер ладони — приказ был выполнен, им удалось провернуть все под носом у русских. Он еще не знал, что дорогие «Хеллфайры» были истрачены напрасно — главной цели уже не было там, где ей полагалось находиться.

Колонна остановилась примерно через полчаса после того, как позади осталось Раменское. Самойлов, прикинув, с какой скоростью могут двигаться бронированные машины по приличной дороге, сразу понял, что даже до московских пригородов им ехать еще столько же, даже больше. И насторожился, гадая о причинах столь внезапной остановки.

Мотор «Медведя» вновь перешел на холосты обороты, и Аркадий услышал едва проникавший под броню снаружи новый звук, уже очень сильно отличавшийся от гула автомобильных двигателей. Что-то этот звук напоминал, но министр так и не сообразил, что именно — по броне снаружи хлопнули пару раз, и один из сопровождавших Самойлова конвоиров распахнул двери десантного отсека.

— Господин министр, выходите, — приказал Быстрицкий, глядя снизу вверх на недоуменно морщившегося Самойлова. — Побыстрее! Филиппов, помоги господину министру!

Прежде, чем дернувшийся боец хотя бы попытался вытолкнуть главу правительства из глубокого чрева «Медведя», тот сам, неуклюже ступая на узкие подножки, спрыгнул на асфальт, уже внизу аккуратно подхваченный под локоть самим полковником. Странный звук, который Самойлов расслышал еще сидя в бронемашине, окутал его со всех сторон, а, осмотревшись вокруг, Аркадий увидел и его источник. Перед колонной прямо на пустое шоссе приземлился разрисованный коричнево-зелеными пятнами камуфляжа вертолет Ми-8, молотивший широкими лопастями несущего винта наполненный выхлопными газами воздух.

— За мной! — Полковник потянул Самойлова к вертолету, возле которого стояло несколько человек в таком же, как у остальных, сером камуфляже, с оружием наизготовку. — Живее!

— Что происходит? Зачем это?

— Просто предосторожность, господин министр. Вы слишком ценны, чтоб рисковать, поэтому остаток пути проделаете по воздуху. Я буду с вами.

Чем ближе они подходили к вертолету, тем сильнее бил в лицо поток воздуха, взвихренного продолжавшим вращаться винтом. В глаза набилось немало пыли и песка, но Самойлов разглядел прицепленные на решетчатые пилоны по бортам Ми-8 обтекаемые гондолы, из которых грозно торчали ребристые пламегасители автоматических пушек. А в проеме одного из иллюминаторов по левому борту геликоптера был виден крупнокалиберный пулемет НСВ, нацеленный в сторону от шоссе.

— Прошу вас! — Быстрицкий посторонился, пропуская вперед, в салон вертолета, наполненный гулом и рокотом, своего подопечного. Тот неловко забрался внутрь по узкой металлической лесенке, опершись о протянутую изнутри руку какого-то бойца в маске и с висевшим поперек груди автоматом.

Полковник ловко забрался следом за Самойловым, и тот самый боец, встречавший их в проеме, втянул внутрь лесенку, рывком захлопнув сдвижную дверь пассажирского отсека.

— Располагайтесь, — предложил Быстрицкий. — Уж извините, не VIP-салон. Много времени полет не займет, так что комфортом решили пренебречь.

— И все же спрошу еще раз — зачем такие меры безопасности? — поинтересовался Самойлов, устраиваясь на сидении, кажется, еще более жестком, чем в «Медведе». Вертолет был в десантной модификации, два ряда сидений протянулись вдоль бортов, так что люди находились друг к другу лицом.

Вертолет медленно оторвался от земли, покачиваясь в восходящих воздушных потоках, и Самойлов, глянув в иллюминатор, увидел, как колонна бронемашин умчалась в сторону столицы на полной скорости, рассекая на удивление редкий поток транспорта.

— В Кремле не хотят рисковать, — сообщил полковник Быстрицкий. — А я выполняю приказы, и только. И сейчас мне приказано вас доставить в следственный изолятор в целости и сохранности. Вероятно, ваша смерть была бы на руку многим, и кто-то в Москве понимает это очень хорошо. Прошла информация о том, что так называемые «партизаны» что-то готовят, они наводили справки о времени и маршруте, которым должен был ехать конвой. Но не беспокойтесь, господин министр, сейчас вы в безопасности, пока я и мои ребята рядом с вами!

Вертолет шел на небольшой высоте, метров двести, наверное, и Самойлов в иллюминатор мог видеть квадраты городских кварталов и прямые ровные линии автострад, даже различал иногда ползущие по ним машины, похожие на муравьев, суетившихся вокруг своего муравейника. Чем ближе к самой Москве, тем интенсивнее становилась эта суета. Но город пилоты обошли стороной, словно не хотели пугать обывателей. В прочем, тех давно уже трудно было чем-то испугать.

— Почти прибыли, — сообщил полковник, указывая на серый прямоугольник летного поля. — Сейчас будем садиться.

— Это не похоже на Лефортово!

— Так и есть, — согласился Быстрицкий. — Это тренировочный центр батальона оперативного реагирования столичной полиции, раньше здесь проходил подготовку спецназ ФСИН. Здесь много вооруженных людей, и сюда очень сложно попасть чужаку. На ближайшее время это место станет вашим домом. А переселиться на нары никогда не поздно, — криво усмехнулся полковник.

Вертолет описал круг над военным городком, опустившись в центре посадочной площадки. Со стороны ближайших строений к нему двинулись два «Тигра», сопровождаемые приплюснутой тушей БТР-80, громыхавшего по бетону всеми своими восемью колесами.

Самойлов ощутил легкий толчок, когда вертолет опустился на землю. Еще выли над головой турбины, еще вращались винты, а Быстрицкий уже подталкивал своего подконвойного к выходу:

— Живее, шевелитесь!

Вокруг Ми-8 сомкнулся строй вооруженных до зубов спецназовцев, кажется, готовившихся прямо сейчас отражать массированную атаку врага разом со всех сторон. Небольшая круглая башенка бронетранспортера вращалась из стороны в сторону, поводя спаренными пулеметными стволами.

Сквозь цепь вооруженных бойцов протиснулись двое, которых Самойлов узнал сразу. С первым, облаченным в простой полевой камуфляж, да еще и пистолетную кобуру к поясу прицепившим, причем отнюдь не пустую, он был знаком постольку-поскольку, но уж в лицо главу московского УВД помнил. А вот второго, одетого в гражданское, знал куда лучше.

— Здравствуй, Николай!

Аркадий протянул руку бывшему министру внутренних дел, и сейчас занимавшему тот же, пусть чуть иначе названный, пост. Большими друзьями, они, возможно, и не были, но по долгу службы общались часто и подолгу, считаясь приятелями, как, в прочем, все, входившие в кабинет министров, сформированный Швецовым.

— Вот и свиделись снова, Аркадий. — Фалев, словно сомневаясь, не сразу ответил на рукопожатие. — И как оно, в американской тюрьме?

— Пока сравнивать не с чем, — усмехнулся Самойлов. — Это ты приказал везти меня с такими хитростями что ли? Зачем? Перестраховщиком ты вроде не был никогда.

— Предчувствие, если хочешь. И оно не подвело. Пока вы были в воздухе, решили ничего не сообщать. Наземный конвой попал в засаду между Жуковским и Люберцами. Все, кто там был, погибли, все до единого. А теперь сам решай, прав я был или это перестраховка?

Услышав слова министра, Быстрицкий, никого не стесняясь, зло выругался. Николай Фалев взглянул на него, промолвив:

— Мне жаль ваших людей, полковник!

— Я должен был быть вместе с ними!

— Тогда вы просто сгорели бы заживо в одной из машин. У них не было шансов, конвой расстреляли при помощи ПТУР, с гарантией сто процентов. А так вы остались живы и сможете еще отомстить тем, кто убил ваших бойцов, полковник! Мы этого не оставим, разыщем этих сволочей, кем бы они ни были и где бы ни скрывались теперь!

— Я должен был быть там!

Полковник так и остался стоять возле вертолета, когда несколько дюжих бойцов с масками на лицах окружили Самойлова, уводя его к одному из «Тигров». Бывший премьер лишь обернулся, крикнув через строй:

— Мне очень жаль, полковник! Из-за меня погибли ваши люди!

Быстрицкий не ответил ничего, вместо него сказал Фалев:

— Выходит, на твой счет, Аркадий, мы не ошиблись. Ты знаешь что-то настолько важное, что мертвый кому-то нужнее, чем живой.

— Из обвиняемого я превращаюсь в свидетеля?

— И не думай даже, — жестко возразил глава МВД. — За то, что сделал, ты ответишь по законам. По нашим российским законам, — веско добавил он. — Но если ты еще хоть чем-то способен помочь тому, что осталось от твоей страны, сделай это, смой грех предательства! Я не буду предлагать тебе никаких сделок, но взываю к твоей совести. Она у тебя, надеюсь, осталась?

Аркадий Самойлов ничего не ответил, лишь опустил глаза, стараясь не встречаться с взглядом мрачно сопевшего рядом милицейского полковника, единственного, перед кем сейчас бывший глава правительства России ощущал какую-то неловкость. Фалев, тоже помолчав полминуты, глянул на кого-то, стоявшего за спиной бывшего премьера, коротко приказав:

— Увозите!

Арестованного посадили в бронированный «Тигр», который укатил к серым коробкам казарм в сопровождении бронетранспортера, облепленного спецназовцами в полной экипировке. Фалев, оставшийся на летном поле в компании начальника московской полиции, произнес, уставившись в пустоту:

— Быстрицкого жалко. Мы его людей попросту подставили. Он хороший офицер, опытный, таких немного сейчас. В отряд к себе брал настоящих бойцов, гонял их до седьмого пота, зато всегда о них говорили, как о лучших из лучших.

— Возможно, и неплохо, что так случилось. Людей все же мы найдем и обучим, а Быстрицкий теперь будет служить не за оклад, а за совесть. А куда направить его жажду мести, мы всегда найдем!

Летное поле подмосковной части Внутренних войск опустело. Лишь несколько техников суетились вокруг вертолета, проводя его осмотр, заправляя, чтобы винтокрылая машина была готова к немедленному вылету по первой команде. Воцарившееся всюду затишье никого не обманывало, здесь, как и в других местах, были готовы к бою в любой миг.

Натан Бейл лениво щелкал компьютерной мышью, сидя в одиночестве в своем кабинете. Одно за другим он открывал окна российских новостных сайтов, с трудом вспоминая язык, который давно учил, и которым не пользовался всерьез уже много лет, с тех пор, как отошел от оперативной работы «в поле».

Запищал телефон, лежавший здесь же, на столе. Глянув на экран, на высветившийся номер, советник президента по национальной безопасности криво усмехнулся, подняв трубку:

— Хочешь поговорить о проблемах, Реджинальд? — поинтересовался он вместо приветствия.

— Если бы так, я звонил бы своему психоаналитику, — ответил в тон глава АНБ. — Хотя поговорить есть о чем. Например, откуда русские моли знать о нашей операции? одно из двух — или среди наших людей их агенты, или у меня паранойя в тяжелой стадии.

— Все может быть, Реджинальд, но, возможно, это лишь совпадение. Кстати, русские не предают огласке происшествие. О гибели их полицейских ничего не сказано, но по «ящику», нигде. Кажется, они не знают, что со всем этим делать. И уж наверняка не свяжут уничтожение конвоя с нами.

— Самойлову повезло, чертовски повезло! И хорошо бы, чтоб он понял намек и предпочел молчать на следствии и суде. Тем более, достать его сейчас будет в тысячу раз сложнее. Придется задействовать армию, посвящать Камински в наши замыслы. Тогда утечка неизбежна.

— Предлагаю просто подождать, — предложил рассудительный и хладнокровный Бейл. — И проработать новый план тщательнее. Чтобы, если Самойлов сглупит, не дарить ему второй шанс.

Бейкерс отключился, а Натан Бейл, выключив монитор, откинулся на спинку кресла, закрыв глаза, уставшие от мерцания экрана. Причин для волнения на самом деле не было, бывший глава ЦРУ привык к многоходовым комбинациям, результата которых приходилось ждать месяцы, годы. И был уверен сейчас, что добьется своего. Ну а такую досадную промашку с устранением Самойлова тоже можно использовать себе на пользу, если подать все в правильном свете.

 

Глава 2. Чистка рядов

Москва, Россия 20 октября

Массивные створки дверей распахнулись, и Криштиану Мануэль Да Силва, едва переступив порог конференц-зала, вскинул руки, закрывая ладонями глаза от мерцания вспышек фотокамер. На главу международной комиссии мгновенно нацелились десятки объективов, а сидевшие в первом ряду журналисты вскочили, отталкивая друг друга и пытаясь дотянуться до бразильца своими микрофонами и диктофонами. На миг эмиссар ООН почувствовал себя солдатом на передовой, идущим в атаку на позиции врага.

Да Силва пошел к длинному столу, накрытому зеленой скатертью, за ним в просторное, ярко освещенное помещение с высокими сводами прошли остальные члены делегации ООН, а за ними потянулись представители русской администрации, сейчас державшиеся в стороне, жавшиеся по углам, словно нашкодившие школьники, вызванные в кабинет директора.

— Господа, прошу внимания!

Криштиану Мануэль поднял руку, привлекая общее внимание, и напряг глотку, пытаясь перекрыть многоголосый гул. В конференц-зале сейчас собрались десятки, если не сотни репортеров, пребывавшие в сильном возбуждении, тем более что появления международных эмиссаров пришлось ждать гораздо дольше, чем предполагалось.

Толпа утихла, рвавшиеся вперед журналисты вернулись на места, и лишь вспышки камер продолжали мерцать до рези в глазах. Да Силва обвел взглядом аудиторию, выждал несколько мгновений, пока нервная суета стихла окончательно, а затем, чеканя каждое слово, заговорил:

— Господа, международная комиссия внимательно и беспристрастно изучила ситуацию в России, и готова представить свои рекомендации Генеральной ассамблее ООН. Вам я изложу их вкратце. Мы полагаем, что в настоящий момент нецелесообразным является требовать от правительства США вывода американских войск с территории России. Русская администрация, несмотря на ее несомненные усилия, пока не способна обеспечить порядок на территории страны, и нападение террористов на кортеж международных наблюдателей, в результате которого погибли мои коллеги и друзья, тому подтверждение. Русские власти не контролируют ситуацию. Замена же американских войск международным миротворческим контингентом также не является целесообразной сейчас. Это вызовет неизбежную сумятицу, которой, несомненно, воспользуются террористы, добивающиеся окончательной дестабилизации обстановки в стране. И пока единственным противовесом этим силам является американский военный контингент. Это решение я считаю объективным и единственно верным сейчас. И еще, это наша дань памяти господину Бэнь Цифоу, представителю Китайской Народной Республики, трагически погибшему от рук террористов.

Едва Да Силва умолк, зал наполнился возбужденными голосами. Фотовспышки замерцали еще яростнее, журналисты разом, с низкого старта, рванули к президиуму.

— Господин Да Силва, означает ли ваше заявление, что американцам отныне предоставлен карт-бланш на действия в России? вы развязали им руки!

— Отнюдь, господа! В России продолжат работать международные наблюдатели, но по террористам должен быть нанесен решительный удар, это наша официальная позиция! Американские войска в этой стране получат статус миротворческих сил, и будут действовать под контролем международного сообщества и исключительно в рамках международного права! В России должен быть восстановлен порядок, а тех, кто пытается взорвать эту страну, прикрываясь патриотическими лозунгами, ввергнуть ее в хаос, мы станем преследовать и уничтожать! И пока русские власти не в силах разобраться со своими внутренними проблемами, мы будем помогать им всем, чем только возможно!

Вновь полыхнули фотовспышки, журналисты пытались перекричать друг друга, задавая свои вопросы, напирая на жиденькую цепочку сотрудников службы безопасности. Все внимание репортеров, представлявших крупнейшие медийные агентства всего мира, в основном, разумеется, европейские, и, отчасти, американские, было приковано к Да Силве. Никто не заметил, как Вадим Самойлов, державшийся все это время в тени, и в прямом, и в переносном смысле, приблизился к Валерию Лыкову, и, прикрывшись ладонью, произнес:

— Теперь у нас нет шансов. Присутствие американцев одобрено ООН, они никуда не уйдут. Последняя надежда рухнула.

— Ты всерьез верил, что кто-то посмеет указывать янки, что им делать?!

Глава русского правительства фыркнул, раздраженно помотав головой, и продолжил, разом помрачнев:

— Но как все удачно для этих ублюдков сложилось! С самого начала американцы были уверены, что ооновские наблюдатели не станут помехой, будто сами нажимали на курок!

— Это сделали наши «партизаны», сомнений нет, — возразил такой же мрачный Захаров. — Фалев ведь уже дал подробный отчет. Убитых в стычке со спецназом боевиков опознали. Это мы, Валера, мы собственными руками отдали свою страну во власть врага!

— Да, возможно, стреляли русские, но цель им указал кто-то чужой, я уверен в этом, несмотря на тысячи отчетов!

Завершение речи Да Силвы русские министры слушали уже молча. А тот в прямом эфире сообщил миллионам зрителей, прильнувших к экранам телевизоров на всех континентах о том, что оккупация России признана не преступлением, а благом. И никто, ни глава международных наблюдателей, ни члены временной русской администрации, ощутившие себя ничтожными и беспомощными, как никогда, не знали еще, что война, уже ступившая на улицы Москвы, продолжается, собирая свою скорбную жатву.

Черная «Волга» представительского класса, расталкивая сплошной поток машин, с трудом пробилась к тротуару. Двадцать лет назад перед таким автомобилем всюду бы открывалась зеленая улица. Но теперь, когда даже самые ничтожные «слуги государства» пересели на роскошные «Мерседесы», «Ауди» и БМВ, когда бывшие уголовники разъезжали по улицам города на длинных лимузинах с таким эскортом, которого не мог позволить себе и президент, на сверкавший черными лакированными боками седан едва ли обращали внимание. Чего и требовалось его единственному пассажиру.

— Вадим, меня не жди, — произнес расположившийся на заднем сидении «Волги», даже лишенной спецсигналов, с самыми обычными номерами, мужчина, немолодой, крупный, но не толстый, скорее, коренастый и вполне умеренно упитанный. — Покрутись пока по району, вернешься через полчаса.

— Слушаюсь, Антон Павлович!

Сидевший за рулем молодой коротко стриженый белобрысый парень коротко кивнул. Он остановился на несколько секунд возле стеклянного фасада ничем не примечательного кафе, расположенного в цоколе высотного здания на Малой Бронной, выпустив своего пассажира и тотчас двинувшись дальше, встраиваясь в бесконечный поток. А тот, кто остался стоять на обочине, пригладил редеющие на макушке седые волосы, провел ладонь по щеточке ухоженных усов и уверенно двинулся к входу в то самое заведение, и теперь уже поток прохожих расступался перед этим крепким, хотя и немолодым, уверенным и невозмутимым мужчиной.

Внутри было несколько темно и не слишком людно, так что увидеть тех, кто должен был находиться здесь, можно было от порога. За одним из дальних столиков расположились двое, тоже разом обернувшиеся к входной двери. Один — молодой, высокий, подтянутый, гладко выбритый, с ухоженными волосами, и слишком напряженный, слишком сосредоточенный, это было видно даже с двадцати шагов. Тот, кто сидел рядом, напротив, казался совершенно невозмутимым, расслабленным. Он был заметно старше, шире в плечах. Оба ничем не выделялись из толпы, ни поведением, ни даже одеждой — на одном кожаная куртка, сейчас расстегнутая, на втором джинсовая, утепленная, все же осень уже вошла в российскую столицу, как армия победителей, и по улицам ветер гонял пожухшие листья, опадавшие со стоявших еще в некоторых дворика вязов и кленов.

— Что случилось? — вошедший в кафе мужчина, отличавшийся от собеседников неброским, но качественным костюмом, серым в тонкую вертикальную полоску, выглядел раздраженным. — Что за спешка? Мы же договаривались — личные встречи только в случае исключительной необходимости! Мне пришлось уйти с работы, меня видели, возможно, следили. Сейчас за каждым могут следить, после того, что вы устроили! Всем ясно — у террористов есть свой человек в управлении полиции, нас проверяют постоянно!

— Именно из-за этого мы и пошли на крайние меры, — произнес старший из двоих мужчин, коротавших время за чашечкой кофе. — Это касается вашей безопасности, полковник!

Тот, кто уселся на высокий стул с узкой спинкой, сейчас пребывал в не вполне привычном облике. Полковник столичного УВД Марков, начальник управления дорожной полиции, пришедшей на смену прежней ДПС, привык видеть вокруг атрибуты собственной власти. Только сегодня скромная «Волга» пришла на смену роскошному «Мерседесу» и неизменному «Гелендвагену» с группой вооруженных до зубов «волкодавов», без которых Марков, чье имя было в размещенных в Интернете террористами списках предателей, едва ли решился бы вынести мусор из квартиры. И скромный костюм обычно уступал место мундиру с золотом на воротнике и рядами орденских планок на мощной груди того, кто не всегда был кабинетным служакой. Но новые обстоятельства требовали нового обличия.

— Что случилось? — повторил Марков, напрягшийся, подавшийся вперед. — Что мне угрожает?

— Ваше начальство право, когда ищет «крота». Но теперь нам стало ясно, что и среди наших бойцов есть информатор, работающий на коллаборационистов. Это человек, посвященные во многие наши тайны, тот, от кого у нас нет секретов. Он может знать о вашем существовании, хотя факт сотрудничества мы держали втайне с самого начала. Но этому хитрому продажному ублюдку известно очень многое, так что ни в чем нельзя быть уверенным теперь.

— Кто-то может сдать меня?

Теперь Марков заволновался уже всерьез. На лбу выступила испарина, он невольно коснулся воротника рубашки, оттягивая его, словно хотел расстегнуть, будто стало вдруг нечем дышать.

— Это возможно, хотя мы старались обеспечить секретность, — произнес звенящим от напряжения голосом более молодой из двоих мужчин. — Но предатель очень осведомлен. Например, он точно знал позиции наших групп при атаке на кортеж, так что полицейский спецназ безошибочно блокировал именно те дома, где находились наши люди. Мы потеряли много хороших бойцов и надежных товарищей, заплатили огромную цену за свою дерзость. А ведь об этом практически никто не знал. Никто, кроме моего товарища. Даже я знал только часть деталей.

Марков с волнением перевел взгляд с одного своего собеседника на другого, невольно напрягаясь, словно готовясь к прыжку. Несмотря на нынешнюю свою работу, полковник успел пройти суровую школу, несколько лет поносив на плече шеврон СОБРа, а это чего-то стоило. И сейчас он был готов действовать.

— И еще один человек знал подробности нашего плана, — продолжил молодой. — Только один. Тот, кто только и мог сообщить об этом противнику, сперва позволив нашим бойцам сделать свое дело, а затем выведя на них спецназ, безошибочно, так, что у наших товарищей не было ни малейшего шанса вырваться из западни живыми. Этому человеку мы доверяли, считали его своим соратником, а он предал нас, подтвердив верность новым хозяевам десятками смертей наших братьев. Это вы, полковник!

Марков не мешкал больше. Вскочив со стула, словно пружиной подброшенный, он выхватил из-под пиджака тяжелый вороненый «Грач», девятимиллиметровый полуавтоматический пистолет системы Ярыгина, направив ствол на своих собеседников. И рука его при этом нисколько не дрожала. Кто-то рядом, увидев оружие, закричал, раздался женский визг, несколько посетителей, занявших столики ближе к выходу, бросились наутек.

— Сидеть на месте! — рявкнул полковник. — Дернется хоть один, и я выпущу в вас весь магазин. Даже не шелохнитесь! Сейчас я уйду отсюда, а потом бегите и вы, потому что с этой секунды на вас начнется охота. Вас затравят, как диких зверей, загонят в угол и прикончат!

Он ногой отпихнул в сторону стул, сделал шаг назад, и в этот миг за окном затрещала автоматная очередь, а затем раздался хлопок гранатного взрыва. На мгновение полковник утратил концентрацию, отвлекся на то, что происходило снаружи, и чего он никак не ожидал сейчас. И тотчас оба сидевших за столом мужчины разом выхватили из-под одежды пистолеты.

Собираясь на эту встречу, Максим Громов нервничал, и близость оружия не могла его успокоить. Заботливо почищенный и смазанный ПМ, удобно устроившийся в открытой оперативной кобуре на поясе, нисколько не вселял уверенности, хотя бывший «белый воротничок» уже успел оценить важность надежного оружия в руках.

— Мы пойдем туда просто так, без подготовки, — обратился он к невозмутимому, спокойном как камень, Слюсаренко. — А если это ловушка? Что если там нас ждет засада?

— Удивлюсь, если нам не приготовят никаких сюрпризов, — ухмыльнулся бывший полковник ФСБ, сноровисто набивая патронами магазины своего бесшумного ПСС, с которым, кажется, ни на мгновение не расставался. — Кроме нас с тобой только Марков знал все подробности готовящейся акции, во всяком случае, он знал гораздо больше, чем кто-либо еще. Он же и сообщил нам маршрут кортежа, и не мог не понимать, что на этом маршруте мы подготовим засаду. А вычислить позиции не так уж трудно, ведь контролировать нужно было не весь город, а лишь одну, пусть и большую, улицу. И наших людей он видел в лицо, так что знал, кого нужно искать в толпе.

— И после всего этого мы придем к нему навстречу вдвоем, почти с пустыми руками?! Если Марков — двойной агент, он туда может с собой всех столичных «полицаев» привести! Мы там окажемся в западне, это же самый центр, до Кремля, блин, рукой подать, там на каждом углу по патрулю!

На самом деле Максим Громов практически не сомневался в выводах товарища. Атака на кортеж, в котором, как выяснилось, вместо американцев ехали международные инспекторы, присланные в Россию ООН, стоила многого. Половина партизан так и осталась там, не сумев вырваться из кольца, сомкнувшегося вокруг их позиций, как всем казалось, тщательно замаскированных. Но противник, несмотря на все ухищрения, точно знал, куда бить, и те, кто остался жив к вечеру восемнадцатого октября, уцелели только благодаря своей дерзости и плотности огня, какой от них, окруженных, лишенных выхода, никто не ожидал. Но все равно это был провал, поражение, причиной которого стало предательство. И изменника следовало покарать.

— Полагаешь, наш полкан так и признается своему начальству, что его пригласили на чашку кофе знакомые террористы, а он стесняется и просит послать с ним взвод спецназа? — Слюсаренко рассмеялся: — Нет, все будет тихо. Если Марков привлечет дополнительные силы, ему многое придется объяснить, и за предательство его уже кончат свои же братья по оружию, а это его точно не устроит. Если ублюдок и попробует от нас избавиться, он сделает это тихо, не устраивая «маски-шоу». А скученность и суета нам будет только на руку, — добавил полковник. — В толпе затеряться проще, и уйти потом каким-нибудь закоулком, в каждом дворе по менту все равно не поставят, ну а поставят — так это уже их проблемы! — Иван хлопнул по боку, туда, где под курткой у него висела кобура с бесшумным ПСС. — Когда на Ленинке акцию планировали, ты тоже думал, что там нас обложат и повяжут, а ведь прорвались же. Почти все прорвались, — вздохнул он, вдруг помрачнев лицом.

Громов согласился, ведь все равно следовало поставить точки над «i», развеяв все сомнения и отделив друзей от скрытых врагов. В кафе, ничем не примечательное среди множества подобных заведений, они появились вместе, заняв столик подальше от окон, словно Слюсаренко опасался, что их могут увидеть с улицы. Он был все так же невозмутим и уверен в себе, а вот Громов все же нервничал, стараясь удержаться от того, чтоб проверять каждую минуту, на месте ли «макаров».

Партизаны рисковали. Розыск террористов, атаковавших конвой ооновцев, шел вовсю. На улицах были видны усиленные патрули полиции, на дорогах шли бесконечные проверки. Напуганные горожане старались реже покидать свои дома, чтобы лишний раз не сталкиваться с раздраженными стражами порядка. В прочем, в скромном кафе посетителей хватало, и на двоих мужчин никто не обратил особого внимания.

Марков появился в условленное время. Человек, занимавший высокий пост в управлении московской полиции, и с самого начала своей работы сотрудничавший с партизанами, снабжая их ценнейшей информацией, выглядел несколько взволнованным, хоть это и можно было списать на внезапность встречи и спешку.

— Нас предал тот, кому мы полностью доверяли, — произнес долго ждавший этого момента Громов, глядя в глаза собеседнику. — Этот человек принес в жертву жизни наших братьев, чтоб доказать верность новым своим хозяевам. Этот предатель — вы!

Рука Максима только коснулась рифленых щечек ПМ, а Марков, вскочив из-за стола, уже выхватил массивный девятимиллиметровый «Грач», опередив даже опытного Слюсаренко.

— Сидеть, не двигаться! Даже не дышите, если не хотите, чтоб я выпустил в вас весь магазин прямо сейчас, — рыкнул полицейский. — Руки прочь от оружия!

И в этот миг прямо за окном привычный уже гул большого города разорвала автоматная очередь, затем еще одна, а потом с громким хлопком разорвалась граната. Марков отвернулся лишь на миг, утратив бдительность, но этого хватило Слюсаренко. Бывший чекист выхватил компактный ПСС, уже заряженный, с патроном в стволе, и нажал на спуск. Дважды клацнул затвор, со звоном под ноги упали горячие гильзы, но звуков выстрелов не было слышно. И все равно грузного Маркова отбросило назад на два шага, как раз на ближайший столик.

Тело полковника, харкавшего кровью, хрипевшего, выпучив глаза, еще только оседало на пол, когда к нему подскочил Громов, и, вытащив из-за пояса «Макаров», выпустил в грудь предателя половину магазина. Грохот выстрелов заметался в тесном помещении кафе, оглушив посетителей, ударив в нос кислой пороховой гарью.

Удивительно, но Марков все еще оставался жив. Изо рта его хлестала кровь, но полковник, цепляясь за стену, пытался подняться на ноги.

— Бронежилет надел, сволочь, — бесстрастно произнес Слюсаренко, нависая над своей жертвой.

Бывший чекист еще единожды нажал на спуск, и выплюнутый ПСС десятиграммовый кусок свинца ударил предателю в лоб. Пуля, способная пробить два миллиметра закаленной стали с двадцати пяти шагов, разнесла вдребезги голову Маркова. Всюду брызнула кровь, и Иван брезгливо сморщился, когда брызги заляпали его ботинки и брюки.

— Теперь уходим, — крикнул Слюсаренко опешившему Громову. — Снаружи, кажется, уже заварилась серьезная каша, Макс!

— Какого черта там происходит?!

— Я все же решил подстраховаться, попросил кое-кого приглядеть за нами со стороны. И, кажется, наш приятель тоже явился на встречу с товарищами! Нужно уходить, пока нас не взяли в кольцо!

Иван двинулся к выходу из кафе, но остановился, подобрав с пола выпавший из рук казненного предателя увесистый семнадцатизарядный «Грач»:

— Этому выродку он уже ни к чему!

Слюсаренко выскочил на тротуар, сжимая по пистолету в обеих руках, а за ним бежал Громов, стиснув до боли в ладони свой ПМ. И только оказавшись на улице, партизанам пришлось упасть на грязный асфальт, укрываясь от шквала автоматного огня, бившего со всех сторон. Длинная очередь, пройдя над головами, свинцовым градом хлестнула по стеклянной витрине кафе. Внутри кто-то пронзительно закричал, а растянувшихся на тротуаре партизан обдало потоком стеклянных брызг. На московских улицах вновь кипел бой, в котором русские снова убивали русских.

Капитан Борис Харламов поудобнее пристроил свою бесшумную снайперскую винтовку ВСС, также известную, как винторез, на подоконнике. Теперь в перекрестье оптического прицела ПСО-1 четырехкратного увеличения он видел вход в то самое кафе, куда неведомо зачем должны были явиться террористы, расстрелявшие иностранных инспекторов на Ленинском несколько дней назад.

— Я — Второй, позицию занял, готов работать!

— Вас понял, Второй, — раздалось в ответ в крохотном наушнике снайпера. — Ждите приказа

Харламов оттянул назад рукоятку затвора, досылая в ствол ВСС девятимиллиметровый патрон СП-5, один из десяти, набитых в магазин. А еще три таких же магазина пока находились в карманах его разгрузочного жилета. С таким боекомплектом и с такой удобной позиции капитан московской полиции мог простреливать всю улицу, без проблем выводя из строя даже имеющих бронежилеты противников.

В эти же минуты о готовности доложили еще два снайпера, расположившиеся в высотных зданиях и нацеливших свое оружие на то же самое кафе. Противнику, пришедшему прямо в западню, отныне некуда было деться.

Доклады о готовности, поступавшие не только от снайперов, но и от стягивавшихся к объекту групп захвата, получал лично начальник столичной полиции генерал Викторов, в свою очередь сообщавший о ходе операции лично министру внутренней безопасности Фалеву. Именно последний и сообщил информацию о встрече террористов, получив ее ни от кого то, а от командования американским контингентом. Офицер из штаба генерала Камински без обиняков сообщил, что информатор американской разведки встречается с лидерами террористов, и безгранично было удивление русских стражей порядка, узнавших, кто оказался этим информатором.

— Зачем американцам сдавать нам своего информатора? — недоуменно спросил Викторов своего непосредственного начальника, после того, как внимательно выслушал его.

— Такой же вопрос я задал американцам. Разумеется, мне не ответили, но, кажется, более ничего не утаили. Возможно, теперь, когда они могут распоряжаться в России, как у себя дома, им этот агент уже не интересен. Я не знаю, зачем они это делают, но мы не можем не использовать момент. Нужно организовать захват террористов, сделать все так, чтобы они оказались в наших руках — или в могиле!

Для высших чинов столичной полиции не было секретом, что террористы имеют информаторов в органах, вопрос был лишь в том, насколько серьезен уровень доступа предателей, а потому при планировании операции проявили небывалую прежде осторожность. В назначенный час, за считанные минуты до того, как преступники должны были появиться — если верить американцам — в ничем не примечательной забегаловке, к кафе выдвинулись группы захвата. Уже в дороге бойцам сообщили задачу, так что возможности предупредить о готовящейся облаве агенты террористов практически не имели.

Спецназ стягивался к кафе, замыкая его в кольцо, готовый ринуться в бой, а со стороны за деловитой суетой наблюдали сквозь окуляры оптических прицелов снайперы, одним из которых был Борис Харламов. Имея за плечами десятилетний стаж службы в СОБРе, капитан стал настоящим профессионалом, хладнокровным убийцей. На его счету уже было два десятка целей, в основном — грязные бородатые ваххабиты, на которых он с товарищами охотился в горах Кавказа. Была и парочка «родных» российских уголовников, ликвидированных здесь же, в Москве, или в области. И сейчас ему предстояло стрелять в своих, русских, пусть и преступивших закон. Это опытного стрелка нисколько не тревожило.

— Снайперам открывать огонь по готовности! — раздалось в наушнике гарнитуры, и Харламов сдвинул вниз флажок предохранителя, а указательный палец его нежно коснулся спускового крючка.

В прицел было видно, что вокруг кафе вдруг началось какое-то движение. К входу в заведение направилась белая «Газель», но за полсотни метров до места ей перекрыла путь вывернувшая с парковки «девятка». Харламов увидел, как из легковушки выскочили трое, у каждого в руках было оружие. Прежде, чем ветер донес звук выстрелов до служившей позицией снайпера квартиры, Борис уже наложил перекрестье прицела на грудь одного из террористов, укрывшегося за своей машиной. Палец потянул спусковой крючок, и в этот миг что-то со страшной силой ударило Харламова в грудь, сбив с ног, бросив на утоптанный пол. А через мгновение мир вокруг наполнился нестерпимо ярким светом, и снайпер почувствовал невероятную легкость. Он успел со стороны взглянуть на собственное неподвижное тело, под которым уже скопилась лужа темной крови, а затем взмыл в небеса, навсегда покидая полный страданий и несправедливости мир.

Сергей Сазонов повел стволом СВД, осматривая в оптический прицел подступы к кафе. Там, внутри, были его командиры, его товарищи, и их нужно было прикрыть, подстраховать на случай неприятностей. Сазонову было не привыкать сидеть в засаде. В составе сводного отряда специального назначения ФСБ он четырежды успел побывать в Чечне, там оточив до совершенства навыки, полученные на курсах снайперов. Там Сергей стал единым целым со своей винтовкой, научившись ценить это простое, неприхотливое и мощное оружие.

Кто-то считал самозарядную винтовку Драгунова морально устаревшей, ей искали замену, уже который год, но никак не могли найти, несмотря на все усилия. Возможно, потому все же, что на самом деле винтовка ничуть не устарела. Даром ли американцы, англичане и немцы перевооружали, пусть и частично, своих армейских снайперов с точных, но не скорострельных «болтов» на полуавтоматы типа «Марк-11» или хеклеровской MSG-90. Конечно, СВД не годилась для стрельбы на километр, и ее пуля не смогла бы пробить борт бронетранспортера, но для того, чтобы вогнать кусок свинца в голову «духа» за шесть сотен шагов, и точности и мощности СВД было более чем достаточно. Это и доказал Сазонов, после каждой командировки которого численность боевиков сокращалась по крайней мере, на десяток.

— Внимание, — произнес находившийся рядом корректировщик, изучавший уличную суету десятью этажами ниже через мощный бинокль Leica Rangemaster, дававший более широкий угол обзора, чем винтовочный прицел, к тому же оснащенный встроенным лазерным дальномером, позволявшим мгновенно определять дистанцию до любого объекта с точностью до сантиметров. — Вижу «клиента»!

— Я готов!

Снайперская пара партизан заняла позицию на крыше высотки на пересечении Большой и Малой Бронной, всего в трех сотнях метров от кафе, куда на встречу с каким-то полицейским чином должны были прибыть их командиры. Полковник Слюсаренко решил подстраховаться, и потому Сазонов сейчас был здесь со своей СВД, в прицел наблюдая, как заходит в кафе плотно сбитый мужчина, выбравшийся из строгой черной «Волги». Даже не подозревая, насколько он уязвим, информатор повернулся к снайперу широкой спиной, так и просившей, чтоб послать в нее пулю Б-30, бронебойную, одиннадцатиграммовую, одну из десяти, покоившихся в магазине винтовки. Сергей сдержался, не позволив вырваться на свободу инстинктам. Пока еще рано было обнаруживать себя.

По примеру и совету более опытных товарищей Сазонов «модернизировал» свою СВД еще в первую командировку на Кавказ. Странно, но для самой распространенной снайперской винтовки в России практически не выпускались никакие аксессуары, даже самые необходимые. Если американский снайпер, неважно, армейский или полицейский, мог подогнать штатную винтовку под себя, вплоть до регулировки длины приклада, то отечественные «меткие стрелки» вынуждены были применять то оружие, которое сходило с заводского конвейера в первозданном виде.

Находясь на позиции, стрелку трудно держать винтовку на руках часами, готовясь к выстрелу и не зная, когда появится противник, и потому опытнее снайперы снабжали свое оружие сошками. Так же поступил и Сазонов, свинтив необходимую деталь с противотанкового гранатомета РПГ-7 и приспособив под свое оружие. И сейчас, установив сошки на бетонный парапет, обрамлявший утыканную антеннами крышу высотки, он мог расслабиться, сберегая силы для самого главного, для того, ради чего он и появился здесь. А на «скелетном» интегрированном прикладе СВД занял место резиновый затыльник, входивших в комплект подствольного гранатомета ГП-30, и служивший отличным амортизатором, поглощавшим неслабую отдачу винтовки и делавший стрельбу из нее значительно комфортнее.

— Что-то происходит, — произнес корректировщик, заставив Сазонова насторожиться. — Какое-то движение. Черт, это «полицаи»!

Белый микроавтобус подкатил почти к самому входу в кафе, когда его настигла группа прикрытия. Неприметная «Лада» перегородила путь «Газели», и водитель последней выехал на тротуар, распугивая прохожих. Сазонов видел, как его товарищи, едва покинув салон легковушки, в упор открыли огонь по «Газели» с расстояния не более десятка метров. И в тот же миг один из них упал, повалившись на асфальт.

— Внимание! Открытое окно на третьем этаже, на три часа! Возможно, позиция снайпера!

Сазонов, переложив прицел в указанном направлении, сразу заметил узкую щель, приоткрытую фрамугу окна, а за ним, в глубине комнаты — темную фигуру, удерживавшую в руках нечто продолговатое, что могло быть только оружием. Модернизация СВД не ограничилась установкой сошек. Простой, надежный, но все же далеко не совершенный прицел ПСО-1, армейский стандарт, созданный полвека назад, уже давно уступил место более продвинутому ПСП-1 переменной кратности. И теперь Сергей отчетливо видел силуэт своего врага, приближенного в девять раз выставленной на максимальное увеличение оптикой, тщетно пытавшегося укрываться в глубине помещения.

— Цель наблюдаю!

Снайпер противника, занявший такую удобную позицию, сумел выстрелить лишь раз, вторую пулю выпустить он уже не успел. Сергей Сазонов оказался быстрее. Винтовка в его руках чуть дрогнула, затыльник рамочного приклада СВД ударил в плечо, отрывистый сухой щелчок выстрела утонул, затерялся в шуме большого города, и через мгновение разогнавшаяся до восьмисот с лишним метров в секунду пуля легла точно в силуэт цели, оборвав чью-то жизнь. А внизу уже шел бой, выстрелы не смолкали, и каждую секунду безжалостная смерть, вновь вышедшая на улицы российской столицы, забирала с собой еще кого-нибудь, не различая правых и виноватых.

Александр Колобов чувствовал себя неуклюжим, неповоротливым в тяжелом снаряжении спецназа. Сейчас сержант столичной полиции был похож на готового к решительному бою рыцаря, облаченного в свои доспехи. Его спину и грудь плотно облегал тяжелый бронежилет армейского типа, из тех, что способны были остановить пулю, выпущенную из АКМ. Защитный шлем «Сфера» давил на голову, внушая обманчивое чувство защищенности, а на коленях лежал девятимиллиметровый автомат ОЦ-14 «Гроза» в штурмовом исполнении — без подствольного гранатомета, с передней «тактической» рукояткой удержания. К автомату у Александра были при себе четыре снаряженных магазина, восемьдесят бронебойных патронов СП-6 с шестнадцатиграммовой пулей со стальным сердечником. А на бедре в открытой кобуре висел пистолет «Грач».

Точно так же, как Колобов, были экипированы еще восемь полицейских, что тряслись сейчас в салоне бронированного микроавтобуса «Газель-Ратник». Машина, внешне ничем не отличавшаяся от сотен таких же, разъезжавших по улицам Москвы, защищала своих пассажиров от автоматного огня, в упор выдерживая попадание пули калибра 7,62 миллиметра. И едва ли кто-то из видевших «Газель» людей мог предположить, что она везет вооруженный до зубов отряд спецназа.

Никто из полицейских, в прочем, не представлял, куда и зачем они едут. Их подняли по тревоге, выдали оружие и амуницию, погрузили в машину, и, ничего не говоря, вывезли на улицы Москвы. Все, что происходило сейчас, было непривычно, никогда прежде к спецоперациям не готовились так, как сейчас — точнее, к ним именно готовились, теперь же группа захвата буквально уходила в неизвестность.

— Бойцы, внимание, — голос командовавшего группой старшего лейтенанта отвлек полицейских от своих мыслей и сомнений, втайне терзавших, наверное, каждого. — Слушай боевую задачу! Нам приказано нейтрализовать группу террористов, предположительно, тех самых, что совершили нападение на конвой ооновских наблюдателей. По достоверной информации они будут находиться в кафе на Малой Бронной. Наша задача — захватить террористов, в случае, если будет оказано малейшее сопротивление, уничтожить!

Командир достал из-за пазухи несколько фотографий разного качества, частью весьма старых, а частью сделанных явно считанные дни, может даже часы назад.

— Наши фигуранты, — сообщил лейтенант, протягивая снимки сидевшему ближе всего бойцу. — Вот этот человек — Иван Слюсаренко, бывший полковник ФСБ. Имеет опыт агентурной и оперативной работы, прошел тактико-специальную подготовку. Участвовал в спецоперациях на Северном Кавказе. Настоящий «волкодав». У террористов он отвечает за тактическое планирование и боевую подготовку. В совершенстве владеет всеми видами стрелкового оружия, особо опасен при задержании.

Колобов, до которого дошли фотографии, передаваемые из рук в руки, увидел хмурого мужчину средних лет, коротко стриженого, с седыми висками, смотревшего в объектив камеры чуть исподлобья, сурово и спокойно, с какой-то каменной уверенностью. Даже на фото этот человек внушал уважение, а в жизни, наверное, эффект должен был оказаться еще ощутимее. Это был лидер, боец, и оставалось лишь сокрушаться, что такой человек оказался по другую сторону баррикад.

Уже передавая соседу фотографии Слюсаренко, Александр вдруг понял, что встречался с этим человеком вживую. Несколько мгновений он вспоминал, а затем словно переместился в тихий московский дворик, по которому были разбросаны тела его товарищей, угодивших под ракетный залп с американского беспилотника. И сам сержант лежал на земле, тщетно пытаясь встать, а над ним нависал сжимавший оружие человек. он мог выстрелить, добить беспомощного, оглушенного полицейского, но вместо этого просто опустил оружие и ушел, а колобов тогда так и не решился выстрелить в спину.

— А это — Громов Максим, — продолжил посвящать своих подчиненных в подробности начавшейся операции старший лейтенант, передавая вторую порцию фотографий. — Ранее работал в корпорации «Росэнергия», сперва в аналитическом отделе, затем стал заместителем Захарова по особым поручениям. Очень умен, расчетлив, отвечает у террористов за планирование и психологические операции. Срочную службу восемь лет назад проходил в морской пехоте на Тихом океане, уровень владения оружием — средний. Это один из идейных лидеров террористов здесь, в Москве. Громова по возможности нужно брать живым, вероятно, он координирует действия нескольких групп террористов Центральном регионе и обладает важной информацией.

Полицейские кивнули. Каждый в этот миг лишь мог мысленно посмеяться над наставлениями, которые, конечно, выдумал не лично их командир. Когда начнется бой, огонь будет вестись на поражение, не даром каждый боец имел вдоволь бронебойных патронов к своей штатной «Грозе», пришедшей на смену опасным для самих себя АКС-74У и маломощным пистолетам-пулеметам «Кедр» и «Клин». И тогда будет не до арестов. А в том, что стрелять придется, никто уже и не сомневался — все успели почувствовать фанатизм и ярость, с которой сражались так называемые партизаны, даже оказываясь в безвыходной ситуации.

Лишь один Колобов вспоминал, как встретился с Громовым в том же самом дворике. Тогда аналитик террористов был совсем плох, ему тоже досталось при взрыве американской ракеты, не различавшей правых и виноватых. Этот парень едва держался на ногах, а передвигаться без посторонней помощи, кажется, вовсе был не в состоянии. Что ж, значит, он все-таки выжил и сейчас уже планирует что-то еще. А это значило, что террористов нужно остановить, и сделать это придется любой ценой.

— Задача ясна, товарищи бойцы?

Лейтенант обвел пристальным взглядом своих людей, хмурых, сосредоточенных, молчаливых.

— Так точно! — грянуло в ответ нестройным хором.

— Есть вопросы?

На этот раз ответом было молчание, и командир лишь удовлетворенно кивнул. Какие могу быть вопросы, все предельно ясно и просто. Есть враг, уже запятнавший свои руки кровью невиновных, и его нужно уничтожить, а для этого у полицейских есть все, что только может быть нужно. Оставалось лишь действовать.

Бронированная «Газель» затормозила на светофоре на перекрестке Гашека и Красина, а затем, миновав Большую Садовую, выехала на Малую Бронную, где и находилось чем-то привлекшее внимание террористов кафе. Микроавтобус, лишенный спецсигналов и синих полос, двигался в общем потоке, к счастью, не слишком интенсивном здесь, но все же достаточно плотным, чтобы сидевшие в бронекапсуле полицейские начали нетерпеливо ерзать, поглядывая по сторонам. Каждому начинало казаться, что пока они медленно тащатся, протискиваясь сквозь вставшие стеной легковушки и «маршрутки», террористы обсудят все свои дела, успеют еще выпить по чашечке кофе, а потом спокойно уйдут.

— Внимание, приготовиться всем! — рыкнул старший лейтенант, передергивая затвор своего девятимиллиметрового «Грача». — Оружие к бою!

Колобов оттянул назад рукоятку заряжания, досылая в ствол «Грозы» первый патрон. Вообще оружие под тяжелые девятимиллиметровые патроны было, пожалуй, идеальным для городских боев. Прежние малокалиберные АКС-74У, не зря получившие прозвища типа «огрызка» или «окурка», были опасны не столько для противника, сколько для всех вокруг. Легкие высокоскоростные пули калибра 5,45 миллиметра, с легкостью прошивавшие даже тяжелые бронежилеты, обладали непредсказуемой траекторией и были склонны к рикошетам, а в тесноте городской застройки это чревато ранением самого себя. Кроме того, пули сохраняли убойность на расстоянии, намного превышавшем прицельную дальность стрельбы, а никому не хотелось случайно подстрелить какого-нибудь прохожего за километр от места боя.

Оружие под пистолетный патрон калибра девять миллиметров, хоть «макаров», хоть «люгер», обладало меньшей мощностью и эффективной дальностью стрельбы, и для города, где перестрелка на дистанции больше двухсот метров — редкость, подходило чуть лучше. Но маломощные пистолетные пули могли быть остановлены бронежилетом, даже легким, без титановых вставок, иным преградами. Можно было расстрелять весь магазин «Клина» или «Бизона», а жулик, укрывшийся за обычной легковушкой, остался бы не только жив, но цел и невредим, разве что испуган не на шутку. А вот тяжелые низкоскоростные пули патронов СП-5 и СП-6, применявшихся в «Грозе», «Вале», «Винторезе», еще нескольких менее известных системах, идеально сочетали небольшую дальность поражения и высокую мощность на приемлемых дистанциях. Да еще и бесшумное оружие на их базе было гораздо совершеннее, чем обычный «калаш» с отъемным глушителем. И то, что сейчас все полицейские из группы захвата имели штурмовые автоматы ОЦ-14, было замечательно.

Салон «Газели» наполнился лязгом металла, щелкали затворы и предохранители. Микроавтобус проталкивался к обочине, вдоль которой выстроились в ряд припаркованные автомобили. Сразу несколько бронемашин, замаскированных под обычные мирные «Газели», подъехали к кафе с разных сторон, блокируя пути отхода и готовясь выбросить из своих чрев десятки вооруженных до зубов полицейских.

— Приготовились! — повторил командовавший группой захвата старший лейтенант, натягивая на лицо вязаную шапочку-маску, до этого скатанную на лбу тугим валиком.

Александр Колобов поудобнее перехватил «Грозу», и без того лежавшую в ладонях, как влитая. В тот же миг пронзительно заскрипели тормоза, «Газель» резко остановилась, так неожиданно, что полицейских побросало друг на друга, а сам сержант, не удержавшись на краешке сидения, свалился на пол. А через секунду по бронированному корпусу микроавтобуса свинцовым градом забарабанили пули.

Закаленная сталь выдержала шквал огня, дав ошеломленным полицейским возможность придти в себя. Лейтенант первым опомнился, подскочив к двери пассажирского салона:

— На выход, за мной!

Широкая бортовая дверь бронированной «Газели» не сдвигалась, как обычно, а распахивалась, разделяясь на две створки, служившие дополнительным прикрытием при спешивании. Стараясь не высовываться из-за них, лейтенант, выбравшийся наружу первым, открыл частый огонь из «Грача», враз опорожнив магазин. А за ним уже выпрыгивал и Колобов.

— Огонь на подавление! — рыкнул командир группы захвата. — Прижмите их!

Старший сержант столичной полиции спрыгнул на асфальт, отскочив в сторону на несколько шагов, и, опустившись на одно колено, развернулся в том направлении, откуда слышались выстрелы и летели пули. Теперь он увидел развернувшуюся поперек дороги серую «девятку», наверное, выехавшую с парковки, а за ней — трех человек в гражданском, но с «калашниковыми». Низко пригибаясь, держась так, чтоб между ними и полицейскими находился корпус их машины, эти трое поливали короткими очередями, и Колобов видел, как пули высекали искры из бронированных бортов «Газели».

Сержант плотнее прижал к плечу затыльник «Грозы», и, поймав на миг в отверстие диоптрического прицела силуэт одного из нападавших, нажал на спуск, ощутив упругий толчок отдачи, а затем увидев, как террорист падает на землю. В тот же миг рядом с ним осел на асфальт еще один, голова которого буквально взорвалась кровавым фонтаном. А опомнившиеся полицейские уже накрыли машину террористов шквалом огня, медленно продвигаясь вперед.

Артем уже привык к кличке Сверчок, давно перестав в ней слышать что-то унизительное, насмешку. Да и не было для этого причин, если фамилия его была Сверчков, а одно только упоминание клички совсем недавно заставляло забиваться поглубже в свои норы прятавшихся в горах на границе недобитых чеченских ваххабитов. Когда Артем вместе с товарищами, такими же бойцами спецназа Внутренних войск, получали приказ, все, и друзья, и враги, знали, что иначе, чем с головой назначенного к ликвидации очередного «амира» обратно на базу они не вернутся. Так было всегда. А теперь бывший капитан «внутряков» сидел на переднем сидении потертой «Лады», рядом с водителем, вглядываясь в поток проезжавшего мимо транспорта.

— Слышь, Сверчок, нам тут долго еще болтаться? — раздался с заднего сидения унылый голос Тохи, Антона Бокова, бывшего десантника, даже сейчас надевшего под легкий бронежилет тельняшку. — Что там отцы-командиры?

— Будет приказ — снимемся, — безразлично пожал плечами Артем, не прекращая наблюдения.

— Да просто не прикольно как-то торчать тут, посреди улицы, в машине, стволами доверху набитой. Если сунутся «полицаи», придется шуметь!

— Жалко их, если сунутся, — хмыкнул сидевший на водительском месте Роман Бычков, по позывному Бык, тоже бывший «внутряк», более того, сослуживец Сверчкова, только дослужившийся лишь до прапорщика.

Артем усмехнулся. Действительно, на троих у них было три автомата, три пистолета, десяток гранат, в основном легкие наступательные РГД-5, и без счету патронов, наверное, на взвод бы хватило, ну на отделение уж точно. А на «сладкое» под задним сидением лежали не слишком тщательно укрытые два противотанковых гранатомета РПГ-22, не новая и не самая мощная модель, но для городского боя, где серьезной бронетехники не могло быть точно, едва ли не избыточно эффективная. И все это — ради того, чтобы их командиры могли спокойно поговорить с каким-то жирдяем, приехавшим минут пять назад на черной «Волге» и скрывшимся в дверях дешевого кафе.

Трое бойцов, за плечами каждого из которых были годы службы и такие переделки, о которых порой не хотелось вспоминать, ведь заодно пришлось бы вспомнить и навсегда ушедших товарищей, откровенно маялись скукой, но о задаче не забывали. Припарковав машину в полусотне метров от кафе, партизаны наблюдали за уличным движением, фиксируя и транспорт, и пешеходов, а Боков, расположившийся сзади, вооружился широкополосным сканером, прослушивая рабочие частоты столичной полиции. И именно он первым заметил опасность.

— Переговоры на полицейской волне, — сообщил Тоха, заставив обернуться Сверчка. — Кто-то к нам едет!

— Что?!

— Сам послушай! — Боков щелкнул тумблером, и из динамика компактной рации разалось: — «… угол Спиридоньева и Малой Бронной! До точки две минуты!». — И тотчас в ответ: — «Гранит, ждите команды! Алмаз, доложить о готовности! Прием!»

— Твою же мать, — протянул Сверчков. — Не зря, стало быть, нас сюда пригнали!

Тройка партизан не была единственной вооруженной силой в окрестностях. Подступы к кафе прикрывали еще, по меньшей мере, две такие же группы, а уже их с почтительного расстояния были готовы поддержать огнем снайперы. Капитан Сверчков не был уверен, что именно сейчас их кто-то не разглядывает в оптический прицел, и хорошо, если этот «кто-то» — свой.

— Всем внимание, — приказал капитан. — Смотреть в оба! Они должны быть рядом!

— А это не они?

— Вот суки!

Бычков указал на белую «Газель» без каких-либо опознавательных знаков, пробиравшуюся через поток машин, нахально подрезая легковушки, так что путь ее сопровождался резкими сигналами клаксонов. Девяносто девять человек из ста не заметили бы в микроавтобусе ровным счетом ничего необычного, но те, кто сидел в салоне потрепанной неизвестного происхождения «девятки» к большинству обывателей не относились. Кое-какие детали бросились в глаза Сверчкову, и он, без лишних слов достав и лежавшей в ногах сумки автомат, приказал своим товарищам:

— Группа, к бою!

Сам Сверчков и Боков вооружились новенькими АК-74М, чернеными, со складными «объемными» прикладами из черного пластика. Автоматы под низкоимпульсный патрон 5,45 миллиметра было не лучшим вариантом для боя в городе. Но мощности имевшихся в наличии пистолетов-пулеметов против закованных в броню спецназовцев из полицейской группы захвата точно не хватило бы, а оружие под патрон 9х39 с тяжелой низкоскоростной пулей и имелось только на вооружении полиции. У партизан было припрятано кое-где лишь с десяток «Валов» и «Винторезов», прихваченных с бывших мест службы после приказа о всеобщей демобилизации. Да и привычны были каждому «семьдесят четвертые», до последнего винтика.

Быку, как водителю, такое оружие все же было слишком неудобным, и потому он уже возился с укороченным АКС-74М, более привычным для всех, чья служба проходила за «баранкой». Загнав магазин в приемник, Быков оттянул назад затвор, отпустил, досылая патрон в ствол, и затем уже откинул каркасный приклад, поставив оружие между ног и с напряжением наблюдая за «Газелью».

Микроавтобус полз по улице, словно танк, уверенно держа путь к тому самому кафе, внутри которого оставались командиры партизан и их таинственный информатор. Сканер, лежавший на сидении рядом с Тохой, оставался на полицейской частоте, и все трое партизан услышали пронзившее эфир:

— Захват! Всем группам — вперед!

— Начали, мужики, — приказал Сверчков. — Блокируем «Газель» и гасим из всех стволов! Бык, жми!

«Девятка» сорвалась с места так резко, что заскрипели покрышки, и тотчас развернулась поперек дороги, на пути «Газели». Водитель микроавтобуса попытался уклониться от столкновения, сманеврировав, но бронированная морда его машины врезалась в лакированный борт крохотного «Матиса», отшвырнув почти игрушечную легковушку на «встречку», а затем микроавтобус остановился.

— На выход, — крикнул Сверчков, распахивая дверцу и вскидывая «калашников». — Огонь!

Двери «Газели», на самом деле специального бронированного автомобиля ГАЗ-2990 «Ратник», только открывались, когда капитан нажал на спуск. АК-74 привычно дернулся в сильных руках, хлестнув свинцом по белоснежному борту. Сверчков видел, как пули высекли снопы искр, оставляя отметины на корпусе и стеклах, и ничего более.

— Броня, — крикнул ставший справа Быков. — Хрен возьмешь!

— Возьмем! Тоха, «граник»!

— Понял! — Антон Боков нырнул в салон «девятки», достав из-под сидения зеленый тубус РПГ-22. — Готов!

Партизан лишь успел вскинуть раструб на плечо, когда голова его взорвалась фонтаном крови, и тело повалилось на асфальт. А затем от «Газели» грянул шквал огня. Пули забарабанили по корпусу «Лады», без труда пробивая его. Сверчков нырнул за машину, пригибаясь к земле, а прапорщик Быков чуть промедлил, и командир увидел, как его тело отбросило назад, заваливая на спину. Из нескольких ран в груди хлестала кровь.

— Суки!!!

Сверчков чуть высунулся из-за машины, положив на капот «девятки» ствол автомата, выпустил полмагазина в сторону полицейских, медленно двинувшихся к нему. Спецназовцы в тяжелых бронежилетах, глубоких пулезащитных шлемах с прозрачными забралами и видневшимися из-под них черными масками, с компактными автоматами «Гроза», выполненными в компоновке буллпап, казались неуклюжими, обманчиво неповоротливыми. Партизан видел, как двух противников волна свинца смела с ног. Один из них был явно жив, судя по вполне осмысленным движениям. Возможно, жив был и второй, пуля патрона 7Н6 со стальным сердечником далеко не всегда пробивала титановые пластины тяжелого бронежилета, хотя при попадании почти наверняка треснули кости и внутренние органы тоже неслабо ушибло.

Капитан вновь нажал на спуск, треснул выстрел, сверкнул бледным росчерком трассер, а затем ударник сухо клацнул, подав сигнал о том, что рожок пуст. Не мешкая, партизан вытащил из кармана гладкий шар гранаты РГД-5, вытащил кольцо предохранителя и, замахнувшись, швырнул гранату в сторону противника, а сам сунулся в салон легковушки.

Хлопнул взрыв, кто-то закричал, выстрелы смолкли на миг, и этого хватило Сверчкову, чтобы достать второй гранатомет. Но выстрелить он не успел — очереди загрохотали вновь, прошивая тяжелыми пулями «Ладу» насквозь, и партизан со всех ног бросился к кафе, и уже на бегу увидел, как из заведения выскочили его командиры, оба — с оружием в руках. На мгновение они замерли у входа, озираясь по сторонам, а затем бросились бежать, удаляясь от Сверчкова, которого попросту не заметили. И тотчас откуда-то со стороны донеслись звуки выстрелов, а над головой завизжали пули.

Когда генерал Камински вошел в помещение оперативного центра, находившиеся внутри офицеры разом вытянулись по стойке смирно, отдавая честь проходившему мимо них командующему. Лишь несколько операторов, замерших возле своих консолей, оставались безучастными к происходящему, вглядываясь в мерцание мониторов.

— Вольно, господа!

Мэтью Камински кивнул, отвечая на приветствие своих подчиненных. Его здесь уважали, за воинское искусство, за смелость, граничащую с дерзостью, а также за то, что он ценил каждого своего солдата, заведомо рискуя их жизнями лишь тогда, когда иного пути к победе уже не оставалось.

— Господа, прошу внимания, — обратился генерал к офицерам, столпившимся вокруг главного монитора, отображавшего план Раменского и прилегающих территорий. — По данным разведки русские в настоящее время готовят спецоперацию в центре Москвы против террористов. Кажется, им удалось отыскать тех самых сукиных детей, которые атаковали кортеж с международными наблюдателями.

Командующий не счел нужным сообщать, что без его санкции русские силы безопасности даже не узнали бы о появлении террористов. Хотя и сам он получил указания от представителей разведывательного сообщества, находившихся при штабе «стабилизационных сил». Просто информатор ЦРУ под кодовым именем «Шериф», ныне сотрудник аппарата столичного управления полиции, получив сигнал о встрече от своих «друзей»-террористов, с которыми вошел в контакт по указанию куратора из Лэнгли, этому самому куратору и сообщил о времени и месте, получив в ответ приказ на встречу идти.

Полковник русской полиции не мог предполагать, что его избрали жертвой, а информация о контакте через пару минут ушла во вновь созданное Министерство внутренней безопасности России, где ее восприняли всерьез, двинув в указанную точку все наличные силы. И сейчас Мэтью Камински хотел понаблюдать за тем, чем же закончится эта авантюра.

— Я должен знать, что там происходит каждую секунду, до мельчайших подробностей, — произнес командующий Десятой пехотной, оглядев своих подчиненных. — Координаты места известны, и мне нужны там глаза и уши. Направьте туда «дрон»!

— Сэр, потребуется время на подготовку, — виновато отозвался один из офицеров. — Сейчас в воздухе только один «Хищник», ведет разведку периметра авиабазы. Нам нужно хотя бы пять минут, чтоб поднять еще один, генерал, сэр.

— Отчет пошел! Действуйте!

Техники, дежурившие на летном поле, уложились в отведенное время, словно специально старались доставить удовольствие ждавшему в штабе генералу. Через четыре минуты сорок секунд от земли оторвался, уйдя в набор высоты, RQ-7A «Шэдоу», принадлежавший расквартированной здесь же, в Раменском, механизированной «промежуточной» бригаде, недавно заменившей части Третьей механизированной дивизии. Вооруженная бронемашинами «Страйкер» разных модификаций, бригада должна была выполнять полицейские функции, но пока в каких-либо операциях участвовали лишь ее беспилотники и прочие разведывательные средства.

— Генерал, сэр, «дрон» будет над целью через пятнадцать минут! Каков наш статус, сэр?

— Наблюдение! Пока — только наблюдение, лейтенант!

Разогнавшийся до двух сотен километров в час «Шэдоу» достиг указанного района точно в срок, а там, сбросив скорость до минимума, лег в вираж, нацелив вниз объективы своих камер — иного снаряжения этот легкий беспилотник не нес. Но на летном поле в Раменском на всякий случай уже находился в полной готовности тяжелый «Рипер», вооруженный целым арсеналом управляемых ракет и бомб.

— Вот это здание, — оператор указал на экран. — Кажется, там идет бой, сэр!

— Вывести на главный монитор, — распорядился Камински, и, когда картинка на большом экране сменилась, увидел суету людей на мостовой и всполохи взрывов. — Черт возьми, серьезная заваруха у этих русских!

Бортовые камеры RQ-7A бесстрастно фиксировали все, что происходило на земле. Видевшие картинку с приличным увеличением офицеры в оперативном штабе могли наблюдать, как к зданию, избранному целью операции, подъезжают машины, высаживая русские команды SWAT, медленно замыкавшие кольцо вокруг группы каких-то людей, выглядевших сугубо гражданскими, но вооруженных до зубов и яростно отбивавших все атаки.

— Настоящая война, сэр! — заметил кто-то из стоявших рядом.

— Пусть эти русские и дальше друг друга убивают, нашим парням меньше работы, — усмехнулся генерал.

Беспилотный самолет «Шэдоу», намертво привязанный к земле радиокомандной линией связи, неторопливо кружил над центральными кварталами российской столицы, лишь немного выше крыш домов, позволяя находившимся в штабе офицерам Армии США наслаждаться шоу.

— Psja krew! — выдохнул Камински, когда взорвалась, превратившись в сгусток пламени, одна из полицейских машин, какой-то микроавтобус, за корпусом которого укрывались русские стражи порядка.

Выразить как-то еще свое удивление генерал не сумел. Поднятый по личному приказу министра Фалева вертолет Ми-8МТВ-5 приблизился к вторгнувшемуся в воздушное пространство Москвы американскому беспилотнику на полтысячи метров, так, что летчики видели «дрон» невооруженным взглядом.

— Земля, я «Сокол», цель наблюдаю, жду приказа! — произнес командир экипажа, запрашивая наземный пункт управления.

Опытный пилот, для которого небо Чечни стало родным, он не раз бывал под огнем противника, вытаскивая из западни разведгруппы или прикрывая попавшие в засаду армейские колонны. Сейчас ему предстояло выполнить несравнимо более простую задачу.

Десятью минутами ранее диспетчер аэропорта Шереметьево обнаружил в воздушном пространстве столицы неопознанный объект, направлявшийся к центру города. Еще через две минуты об этом было доложено главе Министерства внутренней безопасности.

— Американцы, суки, — зло выругался Фалев, ударив кулаком по лакированной крышке стола в своем кабинете. — Опять высматривают! Они же сами установили себе зону ответственности, как они смеют вторгаться в наше небо?!

Выслушивавший гневную тираду своего начальника глава столичной полиции ничего не ответил, да и нечего ему было сказать. А Фалев уже окончательно пришел в ярость:

— В прошлый раз они нанесли воздушный удар, стоивший многих жизней. Погибли мирные граждане и наши люди, а американцы даже не посчитали нужным принести извинения! Они ни во что нас не ставят! Я не позволю этому повториться вновь! Приказываю уничтожить нарушителя воздушного пространства!

— Но, господин министр, Николай Сергеевич, у нас нет полноценных средств ПВО! Да и если мы собьем этот БПЛА, то американцы…

— А мне начхать на то, что скажут или сделают американцы! Довольно нас держать за тупое быдло! Беспилотник сбить немедленно! Поднимайте вертолеты в воздух!

Распоряжение министра было выполнено, и первый геликоптер авиаотряд московской полиции, сейчас выполнявший несвойственные функции перехватчика, оказался у цели через семь минут. Его летчики тем более не задумывались о возможных последствиях. Они просто получили приказ и были готовы исполнить его, ожидая последнего подтверждения с земли.

— «Сокол», я земля, — раздался в шлемофоне командира экипажа полицейского Ми-8 голос далекого диспетчера. — Приказываю цель уничтожить!

— Принято, земля! Выполняю!

На подвеске Ми-8 были установлены не привычные блоки с неуправляемыми ракетами, способными превратить несколько гектаров густой «зеленки» в филиал ада, а пара подвесных пушечных контейнеров УПК-23-250 с двуствольными пушками ГШ-23. сократив дистанцию до беспилотника до трех сотен метров, пилот вертолета направил свою машину точно на цель и нажал на гашетку. Торчавшие из-под обтекателей стволы харкнули огнем, к похожему издали на крест «Шэдоу» протянулись огненные пунктиры трассеров, и легкий беспилотник вспыхнул, в воздухе разваливаясь на мелкие куски, рухнувшие вниз.

— Я «Сокол», цель поражена!

Развернувшись, Ми-8 направился обратно на базу, выполнив свою миссию. А на земле для сослуживцев удачливого пилота все складывалось не так гладко, как это было в небе. Бой в центре Москвы, едва ли не у стен Кремля, не думал стихать, словно это проливавшаяся щедро на столичных улицах кровь подпитывала его.

Когда Громов и Слюсаренко покинули уютное помещение кафе, на улице уже шел бой. Партизаны едва успели укрыться за ближайшей припаркованной машиной — с противоположной стороны улицы по ним ударили разом с нескольких стволов, прижимая к землей, лишая свободы маневра.

— Что, мать их, здесь происходит? — Максим Громов, от волнения бледный, бешено вращавший глазами, прижался к лакированному борту «Тойоты», послужившей временным укрытием. Он слышал, как по машине барабанят пули, рвавшие в клочья обшивку. — Что это?!

— Засада! Нас все же ждали, твари!

Иван Слюсаренко старался не поддаться панике, хотя не бояться было сложно. Стреляли отовсюду, на мостовой уже хватало неподвижных тел, а над головами, где-то в вышине, раздавался отчетливо стрекот вертолета. И все же полковнику приходилось и раньше попадать в засады, равно как и организовывать их. И после того, как ему с тремя сослуживцами, из которых один был ранен и едва мог двигаться, пришлось сутки бегать по горам Дагестана с полусотней «духов» на хвосте и еще невесть сколькими на маршруте, испугать его перестрелкой было не так просто.

— Надо рвать отсюда, Макс, — решил полковник. — Сейчас зажмут со всех сторон, и тогда точно хана — или лапки кверху и привет «Лефортово», или отстреливаться до последнего патрона, пока гранатами не закидают. Наши здесь есть, они прикроют, это я подстраховался в последний момент. Так что давай, по моей команде бежим к переулку, там во дворах следы заметем! Готов?

— Конечно нет, ни хрена я не готов! Давай, командуй, полковник!

— Вперед!!!

Слюсаренко первым выскочил из-за импровизированного бруствера. На бегу он несколько раз выстрелил из трофейного «Грача» в сторону белой «Газели», вокруг которой мелькали фигуры к тяжелых шлемах «Сфера» и городском камуфляже. После очередного выстрела затвор встал на задержку, оставшись в заднем положении, и полковник швырнул пистолет с пустым магазином в сторону. Громов, чуть замешкавшийся и отставший на несколько шагов, тоже выпустил несколько пуль из своего ПМ, без особого эффекта, разве что, заставив противника инстинктивно укрыться. А большего им было и не нужно.

— Стоять! — раздалось откуда-то слева. — Стоять, суки! Оружие на землю, руки в гору, мать вашу!

Двое в тяжелых бронежилетах, со скрытыми под масками лицами, подскочили из-за угла, держа на прицеле партизан. Слюсаренко замер, растерявшись. Он не успевал выстрелить, полицейские первыми бы открыли огонь, в упор расстреляв беглецов. Успел кто-то другой. Раздался характерный сухой «кашель» АК-74, и один из спецназовцев завалился на спину. И в тот же миг что-то прожужжало возле головы Слюсаренко, словно огромная и очень сердитая пчела, и второго полицейского отбросило на тротуар, а на груди у него появилась рваная дыра, из которой фонтаном уже била кровь.

— Хрен встали?! — к партизанам подскочил парень с АК-74М в руках и зеленым тубусом противотанкового гранатомета за спиной. — Ходу! Валим отсюда! «Полицаев» полно, отовсюду лезут, суки!

— Сейчас!

Слюсаренко, узнавший одного из своих бойцов, подскочил к ближайшему из убитых полицейских, вытащив из его мертвых рук компактный автомат МА-91 под девятимиллиметровый патрон СП-6, идеальное оружие для боя в городе накоротке, к тому же знакомое до последней царапины бывшему офицеру ФСБ. Заодно полковник прихватил из подсумков на бронежилете мертвеца пару прямых двадцатиместных магазинов, сунув их в карманы куртки. — Ну, побежали! По сторонам смотреть!

Их попытались остановить почти сразу. Из-за поворота появился серый внедорожник УАЗ «Патриот». Машина остановилась на пути партизан, и из нее выпрыгнули на мостовую четверо в камуфляже, с компактными «Грозами». Слюсаренко успел выстрелить первым, короткой, в три патрона, очередью из трофейного МА-91 срезав ближнего из противников и заставив остальных укрыться. Тяжелые пули ПАБ-9 прошили бронежилет, словно лист бумаги, не оставив противнику ни одного шанса. Их новый попутчик поддержал полковника огнем из «калашникова», и даже Громов инстинктивно выстрелил дважды из пистолета, после чего затвор так и остался в заднем положении, сигнализируя о необходимости перезарядки.

Иван выстрелил еще, пытаясь достать отделенных преградой в виде массивного корпуса «Патриота» полицейских, но увидел, как пули лишь высекают искры из его бортов.

— Броня, не достать! — крикнул Сверчков, лицо которого было страшным от ярости.

Один из полицейских высунулся из-за внедорожника, целясь в партизан из «Грозы», и тотчас упал на землю, заливая асфальт кровью из развороченной прямым попаданием головы. Через секунду с криком свалился с ног еще один, зажимая простреленное бедро, а за ними последовал и третий. Этот умер тихо и быстро — пуля, прилетевшая невесть откуда, пробила ему грудь, легко прошив пластину бронежилета, и остановилась, лишь добравшись до сердца.

— Снайпер работает! Это наш! Нас прикроют!

— В проулок, бегом! — приказал Слюсаренко.

За спиной взвыла «сирена», пронзительно завизжали тормоза. Бело-синяя «Газель» с московским гербом на дверцах выкатилась на тротуар, и из нее уже выпрыгивали вооруженные до зубов полицейские. Загрохотали выстрелы, раздались чьи-то команды.

Сергей Сазонов мог бы сейчас исполниться чувства собственного величия. Он один, заняв господствующую высоту, вооружившись мощной и точной винтовкой с превосходным прицелом, мог безнаказанно уничтожить большую часть солдат противника. Но у бывшего офицера ФСБ было дело, работа, слишком напряженная и тяжелая, чтобы заниматься ерундой вроде самолюбования.

— На два часа, — сообщил корректировщик, имевший больший угол обзора и видевший одновременно почти все, что происходило на улице. — Наших в клещи взяли!

— Вижу!

Сазонов действительно видел в прицеле трех партизан, путь которым перегородил полицейский УАЗ, а за ним, как за бруствером, укрылись трое людей в сером камуфляже. Еще один страж порядка бесформенной кучей тряпья развалился на асфальте, нарвавшись на очередь в упор.

Вот один из полицейских высунулся над высоким капотом, вскидывая короткий автомат и не зная, что его голова уже попала в перекрестье прицела. Сазонов потянул спусковой крючок, почувствовав привычный толчок приклада СВД в плечо, на пол со звоном упала дымящаяся гильза, а через полсекунды повалился на асфальт и первый противник.

Профессиональные снайперы давно и безуспешно спорили о том, какая винтовка лучше — полуавтомат или продольно-скользящим затвором. Сазонов для себя выбор сделал. Не успел первый из полицейских испустить дух, а ствол СВД уже покинула пуля, предназначавшаяся второму. Не тратя времени на перезаряжание, Сергей успел сделать три выстрела за семь секунд, и ни один из них не закончился промахом. Такое невозможно было бы, имей он винтовку с ручным заряжанием, и точность последней не смогла бы окупить потраченное время, тем более, за три-четыре сотни метров и точности «драгуновки» было более чем достаточно в купе с пробивной способностью тяжелых бронебойных пуль Б-30.

Словно добрый ангел-хранитель со снайперской винтовкой, Сазонов проводил трех своих товарищей взглядом, пропущенным сквозь линзы оптического прицела, а затем перенес внимание на то, что творилось в другом конце улицы. Группы прикрытия партизан свое дело сделали, полицейских остановили на дальних подступах к кафе, не дав замкнуть кольцо, но теперь товарищи Сергея гибли, один за другим, под шквальным огнем.

— На десять часов, — подсказал корректировщик, на всякий случай державший под рукой автомат Никонова АН-94, знаменитый, но мало кем виденный вживую в силу малосерийности выпуска «Абакан», с оптическим прицелом УСП-1, так что мог при крайней нужде поддержать товарища на ближней дистанции точным огнем. — Наши там, за «Калиной»!

— Наблюдаю! — коротко отозвался Сазонов, увидев изрешеченную «Ладу», за корпусом которой укрылись двое, огрызавшиеся автоматными очередями. Еще один партизан растянулся на асфальте в луже собственной крови и россыпи стреляных гильз.

Легковушка была никакой защитой, когда огонь по ней вели сразу с трех стволов бронебойными девятимиллиметровыми патронами СП-6, насквозь прошивавшими ее с сотни метров. Вот одна из пуль вслепую нащупала цель — один из партизан растянулся на земле, выронив оружие.

Закрепить успех полицейские не смогли — одного из них в тот же миг достала выпущенная из СВД пуля, оборвав тонкую нить его жизни. Еще один, почувствовав, что попал под огонь снайпера, завертелся, пытаясь обнаружить угрозу. Ему пуля снесла половину лица, так и оставшись под тяжелой «Сферой». Третий, запаниковав, бросился бежать. В него выстрелили одновременно Сазонов и остававшийся в живых партизан, вогнавший в спину противнику с десяток пуль из АКС-74У.

Бывший офицер ФСБ сейчас даже не задумывался над тем, что выводит из строя не чеченских бандитов, а прежних своих братьев по оружию, которые и сейчас верили, что стоят на страже порядка и борются с террористами, опасными преступниками. Возможно, потом он и успеет обдумать все это, но пока Сергей Сазонов видел перед собой противника, которого нужно уничтожить, чтоб другие смогли выполнить задачу и выбраться живыми из этой переделки.

— Пора уходить! — напомнил Сергею напарник. — Если окружат, с этой крыши нам только в мертвецкую дорога!

Сазонов успел увидеть, как партизан, которого он только что спас, взвалил на плечо своего товарища, потащив его в какой-то узкий переулок. Снайпер поднял винтовку, сложив сошки под стволом, и бросился рысцой за своим напарником, уже успевшим упрятать в чехол дальномер, чертовски дорогой, чтоб рисковать его целостностью.

Дверь, ведущая с чердак на крышу, с лязгом захлопнулась за спиной снайпера, и сгустившийся вокруг мрак на несколько секунд стал непроницаемым. Постепенно зрение приспособилось к темноте, и партизаны двинулись к люку, что вел на лестничную площадку. И, едва выскочив, нос к носу столкнулись с тремя спецназовцами в бронежилетах и глубоких шлемах.

На секунду все замерли от неожиданности, а затем с обеих сторон грянули выстрелы. Напарник Сазонова в упор, от живота, очередью в полмагазина из своего «Абакана» свалил ближайшего полицейского, так что тот кубарем скатился по ступеням, заставив своих товарищей отпрыгнуть в стороны. А через мгновение и самого партизана настигли пули, выпущенные из тяжелого «Грача». В отличие от полицейских, на снайперах не было бронежилетов, и напарник Сергея испустил дух мгновенно, буквально изрешеченный с расстояние в десяток шагов.

Сам Сергей успел придти в себя. Оглушительно ухнула СВД, и тяжелая пуля снесла с ног одного из двух противников, угодив ему в середину груди. Даже если титановая пластина бронежилета и не была пробита, у этого бойца осталась хорошо, если половина целых ребер, а все внутренности превратились в кровавый фарш.

Третий из спецназовцев вскинул компактный ПП-2000, новенький, только поступивший на вооружение, но выстрелить не успел. Еще один выстрел из СВД, после которого уши словно оказались ватой забиты, и противник валится с ног, сползая по стене и оставляя на ней кровавый след.

Держа наперевес винтовку, Сазонов бросился вниз по ступеням, перепрыгивая через трупы. У подъезда его ждала машина, еще немного, и бой останется позади. Но для этого нужно было еще пройти девять этажей, а затем — метров двадцать по двору, и эти двадцать метров могли стать последними в жизни бывшего оперативника ФСБ.

Добраться до переулка Слюсаренко с товарищами не успел. Затрещали автоматные очереди, засвистели пули, несколько ударили в асфальт у самых ног. Развернувшись, полковник с одной руки выпустил длинную очередь из МА-91, благо невысокая дульная энергия тяжелых пуль это позволяла. Скорее всего, ни в кого не попал, но хоть немного перепугал, выиграв несколько драгоценных секунд.

— Валите отсюда, живее, — приказал полковник спутникам. — Ходу!

Громов, вооруженный лишь пистолетом без патронов, кинулся по переулку, а Сверчков задержался на мгновение. Пока Иван менял опустевший магазин в автомате на полный, один из взятых с тела убитого полицейского, второй партизан, опустившись на колено, положил на плечо раструб гранатомета. «Газель», вокруг которой держалось с полдюжины спецназовцев, была как на ладони, метрах в восьмидесяти. С громким хлопком РПГ-22 выстрелил, и кумулятивная граната умчалась к цели, оставляя за собой росчерк дымного следа.

— Ложись!!! — крикнул Сверчков, и в тот же миг грянул взрыв.

Бронированный микроавтобус оторвало от земли на пару метров, отшвырнув на тротуар. Тех, кто был рядом, взрывной волной сбило с ног, разбросав в разные стороны, словно кегли в боулинге.

— Теперь валим! — Слюсаренко, справившийся с магазинов МА-91, встал во весь рост, слегка шатаясь, и неровным шагом направился к переулку, увлекая за собой товарища.

Они ворвались в переулок, распугав укрывавшихся там прохожих видом оружия и перекошенными от ярости и адреналина лицами. Кто-то бросился наутек, но на это партизаны внимания не обратили, продолжая свой путь.

— Сейчас перекроют весь район, — решил Слюсаренко. — Надо убраться подальше, пока колечко не захлопнулось!

— Далеко на своих двоих не уйдем, — возразил прибившийся к группе партизан, забросивший за спину АК-74М.

— На своих двоих и не надо! — Максим Громов, первым добравшийся до выхода из переулка, бросился к только остановившемуся у тротуара Мицубиси «Паджеро», из которого вышел водитель.

Партизан на бегу нажал на затворную задержку «макарова», даже не заменив пустой магазин. Хозяин джипа, немолодой упитанный мужик, ничего не успел сообразить, когда Максим ткнул его стволом под подбородок, крикнув в лицо:

— Ключи от машины! Живо!

— Э, пацан, ты чего? — В голосе толстяка звучал испуг, хотя тот еще толком не успел проникнуться ситуацией.

— Ключи, падла!!!

Сверчков, подскочивший следом, без разговоров ударил владельца «Паджеро» в живот прикладом автомата, заставив того согнуться вдвое, и торопливо вытащил из кармана связку ключей на массивном брелоке.

— Макс, за руль, — приказал Слюсаренко. — Этого назад грузите, пригодится!

Толстяка, пытавшегося отдышаться после мощного удара, запихали на заднее сидение, где ужа расположился Сверчков. Громов повернул ключ в замке зажигания, и огромный внедорожник, взревев мотором, сорвался с места, встраиваясь в не слишком плотный поток, двигавшийся от центра города.

— Проедем, сколько получится, хотя бы пару кварталов, — решил полковник, поставив автомат промеж ног, но так, чтоб можно было легко достать его. — А там пешком, переулками!

На заднем сидении сопел, фыркал и кашлял хозяин угнанной машины, которого сам Слюсаренко вполне был готов использовать в качестве заложника, если вырваться из кольца облавы все же не удастся. Другое дело, оценит ли кто-нибудь жизнь этого человека настолько дорого, чтоб пропустить трех опасных террористов. В этом полковник уверен не был.

«Паджеро», впечатлявший и внешними габаритами, и простором салона, весьма удобного, уверенно катил по шоссе, заставляя хозяев «бюджетных» легковушек расступаться, освобождая ему путь. Громов, заскучав, потянулся к панели автомагнитолы, включив радио, как оказалось, настроенное на новостную волну. Очередной информационный выпуск как раз только начинался в эти мгновения. И уже через несколько секунд все трое партизан, а вместе с ними и пришедший в себя хозяин джипа, замерли, вслушиваясь в слова диктора:

— По последним данным в Южно-Сахалинске высадилось не менее пехотного батальона Сил самообороны Японии, одновременно с морским десантом на восточном побережье острова. Акватория вокруг острова в настоящее время блокирована японским флотом, в воздухе патрулируют истребители. По неподтвержденным данным имели место боевые столкновения с размещенным на Сахалине американским гарнизоном, о последствиях на данный момент ничего неизвестно.

Диджей сбивался, чувствовалось, что читает не заранее отшлифованный текст. В голосе его слышалось волнение и растерянность. Так мог чувствовать себя тот, кто на всю страну объявляет о начале настоящей войны.

— Японцы на Сахалине? Что за херня?! — Громов помотал головой, взглянув на Слюсаренко.

— Новость последних минут, — вновь торопливо зазвучал из динамика голос ведущего. — К берегам Сахалина направляется из центральной части Тихого океана американская эскадра во главе с атомным ударным авианосцем «Джон Стеннис». Части американской морской пехоты, дислоцированные вдоль российско-китайской границы, перебрасываются во Владивосток.

— Вот как, — хмыкнул Иван Слюсаренко. — Самураям надоело смотреть, как пилят Россию, и они решили себе тоже отхватить кусок, да пожирнее. Все же на Сахалине и нефть есть, и еще кое-что полезное.

— Но ведь это агрессия против американцев! Они считают Россию своей собственностью, значит, сейчас японцев попытаются скинуть обратно в океан. А это значит — война!

Громов был взволнован ничуть не меньше безымянного диктора столичного радио. Он пытался просчитать возможные варианты развития событий, опираясь на те крохи информации, что узнал из выпуска новостей, и приходил к одному и тому же результату.

— Война? Не думаю, — помотал головой полковник. — Американцам она пока не нужна, да и япошки отнюдь не так слабы, чтоб полагаться на легкую победу над ними. Штаты сами вооружили их своим лучшим оружием, и на рожон никто поэтому не полезет, как мне кажется. Да, конечно, Россию янки считают своей добычей, но формально на ее территорию не претендовали, и защищать ее не станут. А у наших продажных «вождей народа», окопавшихся в кремле, силенок не хватит. Главное, что пока о нас могут и забыть, отвлекутся на насущные проблемы. И я этому вполне рад!

Бывший полковник ФСБ уставился в окно, отвлеченно рассматривая панораму столицы, встречный поток машин. То, что происходило на дальних рубежах его страны, было серьезно, но сейчас Иван Слюсаренко просто радовался тому, что вновь остался жив, и старался в этот миг не думать о тех парнях, что погибли, прикрывая его, пали от рук таких же русских. Он обязательно вспомнит их, всех и каждого, но это будет не сейчас.

 

Глава 3. Курильская сага

Японское море 20 октября

Лейтенант Хироси Одзава, впившись пальцами обеих рук в леерное ограждение, не отводил взгляда от горизонта, словно там, в серой дымке, пытался рассмотреть очертания далекой земли. На самом деле ему это не удалось бы сделать, будь лейтенант вооружен даже самым мощным биноклем — только операторы радиолокационных станций десантного корабля «Осуми», двигавшегося курсом на север на всех парах, на мерцающих зеленоватым сиянием мониторах видели береговую линию.

Отчаявшись увидеть землю, Одзава скосил взгляд, привычно обнаружив в какой-то паре кабельтовых по правому борту «Осуми» силуэт фрегата «Ойодо» типа «Абакума» — «цепного пса» десантной эскадры, направлявшейся прямым курсом к острову Сахалин. Тяжелые волны, почти неощутимые для десантного корабля при его четырнадцати тысячах семистах тоннах полного водоизмещения, прихотливо играли фрегатом, крохой «всего» в две с половиной тысячи тонн и длиной от носа до кормы «только лишь» сто девять метров. В прочем, по сравнению с «Осуми» совсем не впечатлял и следовавший по левому борту, тоже примерно в двух-трех кабельтовых, эскадренный миноносец «Миоко» типа «Конго» — младший брат американского «Орли Берк», так же, как и последний, оснащенный системой управлении оружием «Иджис».

«Миоко», в подпалубных пусковых установках которого находилось девяносто зенитных ракет «Стандарт» SM-2, был основой противовоздушной обороны эскадры. Если команда эсминца подведет, то десантным кораблям — в состав группы помимо величественного «Осуми» вошли также танкодесантные корабли «Немуро» типа «Ацуми» и «Сацума» типа «Миура», следовавшие в кильватерной колонне — придется полагаться только на свои зенитки «Вулкан-Фаланкс». Но пока эсминец, возвышавшийся несокрушимой скалой, уверенно резал волны скошенным форштевнем, и сотни моряков и солдат на борту десантных судов могли чувствовать себя спокойно. Тем более, рядом был и фрегат — «Ойодо» был ключевым рубежом противолодочной обороны, хотя на появление здесь вражеских субмарин никто всерьез не рассчитывал.

Хироси Одзава не сомневался, что в точности так, как он любуется стремительными обводами эскортных кораблей, моряки с фрегата и эсминца разглядывают громаду десантного транспорта. «Осуми» действительно впечатлял — одна из крупнейших единиц Морских Сил самообороны, почти пятнадцать тысяч тонн водоизмещения, длина сто семьдесят девять метров, сквозная полетная палуба, как у настоящего авианосца, и по-авианосному же смещенная к правому борту надстройка-«остров». Именно с высоты надстройки лейтенант и созерцал открывавшуюся ему панораму.

— Мы всего в полусотне миль от цели. Скоро будет дан приказ начать высадку!

Прозвучавший справа от лейтенанта голос заставил Одзаву, погрузившегося в свои мысли, вздрогнуть, торопливо обернувшись. Рядом, с наслаждением затягиваясь только что прикуренной сигаретой, стоял командир роты Хироси Одзавы, капитан Такедо Йоши.

— Наконец-то наши политики решились взять то, что по праву принадлежит Японии, — довольно улыбаясь, словно и не ждал его впереди бой, первый, и, возможно, последний для молодого офицера, улыбнулся Йоши. — Северные территории не могут быть ничьими больше! Где-то там, на этих берегах, погиб мой дед, отражая русский десант в сорок пятом! Его взвод погиб до последнего человека, а дед встал к пулемету и продолжал вести огонь, пока русские, подкравшись сзади, не забросали его окоп гранатами! Он погиб, как самурай, и нам всем должно быть стыдно, что мы сейчас только решились сделать то, ради чего семь десятилетий назад были принесены такие жертвы!

Глаза Такедо Йоси горели, в нем кипел праведный гнев. Молодой, полный честолюбия и неподдельного уважения к предкам — самурайский меч давно погибшего деда не зря и сейчас висел на переборке тесной каюты — офицер негодовал, видя, как политики годами не прекращают бессмысленные споры, о чем-то пытаются договориться. И вот вся эта шелуха оказалась сброшена.

— А мой прадед погиб в тридцать восьмом, во время Номонганского инцидента, — вспомнил и лейтенант Одзава. — Он был летчиком-истребителем, летал на Ki-27. Те, кто видел, как все случилось, рассказали, что при заходе на посадку самолет моего прадеда атаковали русские. Сразу четыре И-16 навалились на него, почти полностью израсходовавшего и топливо, и патроны. Одного из русских мой прадед сбил, расстреляв остатки боекомплекта, а потом пошел на таран, ценой собственной жизни расправившись с еще одним врагом.

— Смерть, достойная воина, лейтенант! Ваш прадед сейчас в храме Ясукуни без сомнения, смотрит на нас! И мы не должны осквернить эту память! Мы помним своих славных предков, так надо и самим хоть немного походить на них, чтобы заслужить уважение тех, кто уже на небесах!

Такая возможность — заслужить благосклонность славных пращуров — должна была преставиться, и очень скоро. Причем не одному только Одазве или его командиру — на борту десантных кораблей находилось почти семьсот десантников, кроме того — несколько десятков танков и бронемашин, призванных усилить удар пришедшей с моря армии. И если уже устаревшие, но не списанные пока ввиду отсутствия замены «Немуро» и «Сацуми» могли высадить людей и технику лишь при помощи катеров, или еще проще — по носовой рампе прямо на берег, как это делали те же американцы на Окинаве шестьдесят лет тому назад, то «Осуми» обладал несравнимо большими возможностями.

Сейчас на палубе десантного корабля теснились тяжелые вертолеты CH-47J «Чинук», американской конструкции, но произведенных в Японии фирмой «Кавасаки». Всего шесть машин — больше взять на борт было просто нельзя, не хватило бы места. Они доставят на берег людей и легкое вооружение, позволяя кораблю оставаться на безопасном расстоянии.

А для тяжелой техники предназначалась пара катеров на воздушной подушке LCAC, пока ждавших своего часа в доковой камере, в кормовой части огромного судна. Для них не в тягость и пятидесятитонный танк, а уж людей эти посудины могли брать на борт и вовсе без счета.

Десантная эскадра на полном ходу приближалась к острову Карафуто, пожирая мили океанского простора. И в недрах кораблей, в тесных кубриках, готовились к решительному броску сотни пехотинцев, бойцы Пятой пехотной дивизии — у Сил самообороны не было подразделений морской пехоты, но и обычные солдаты имели вполне достойную подготовку, и с легкостью могли исполнить родившийся в правительственных кабинетах Токио замысел.

Солдаты и офицеры на палубе и во внутренних помещениях «Осуми» еще наслаждались последними спокойными минутами, а адмирал Хэйто, находившийся уже который час в боевом информационном посту, изучал карту тактической обстановки, покрытую многочисленными отметками, обозначавшими воздушные и надводные цели.

— У северной части острова крейсируют американские боевые корабли, — докладывал один из офицеров штаба командующему эскадрой. — Два эскадренных миноносца типа «Арли Берк» и фрегат. Идут на сближение с нашей эскадрой курсом с северо-востока. Дальности действия их «Гарпунов» и «Томагавков» уже сейчас хватит, чтобы поразить десантные корабли в момент высадки, господин адмирал.

Американское командование заранее было извещено о морских маневрах японского флота, и адмирал Хэйто понимал, что присутствие рядом с его кораблями эсминцев ВМФ США лишь обычная предосторожность, да еще банальное любопытство. В прочем, слишком долго вводить в заблуждение американцев не получится.

— Они не решатся открыть огонь сразу, а когда их командование примет какое-то решение, десант уже закрепится на берегу. К тому же нас поддержит авиация с баз на Хоккайдо. Американского флота нам не стоит опасаться!

Авиация уже была в воздухе, внушая одним своим присутствием уверенность тем, кому вскоре предстояло идти на штурм чужих берегов. Над эскадрой кружил самолет дальнего радиолокационного обнаружения Е-2С «Хокай», в свое время переданный Силам самообороны американцами, и теперь передвижения американцев же и отслеживавший с заоблачных высот, наполняя схему тактической обстановки новыми марками целей.

— Американский контингент на Карафуто малочислен, не более роты морской пехоты в Южно-Сахалинске, но они как раз занимают местный аэродром, придется выбрасывать десант прямо на головы американцам.

— Мы должны действовать решительно, без компромиссов, — отрезал Хэйто, — но если удастся, обойтись без лишней крови. Американцы сильны, здесь и сейчас мы можем их разгромить наголову, но они придут в себя очень быстро и нанесут ответный удар. Под Владивостоком находится Третья экспедиционная дивизия Морской пехоты США почти в полном составе, пятьдесят тысяч отлично обученных и вооруженных бойцов, а также Первое авиакрыло, всего более полутора сотен «Хорнитов» и «Харриеров», базирующихся на бывших русских военных аэродромах в Приморье. Они прикрывают китайскую границу, но очень быстро могут оказаться здесь. Пусть лучше эти морские пехотинцы в Южно-Сахалинске останутся целыми и невредимыми, они будут нашим «живым щитом», лейтенант.

Адмирал Хэйто всецело поддерживал решение политиков, наконец, вспомнивших о том, что исконные японские территории до сих пор остаются в руках чужаков, но иллюзий на счет войны с американцами не испытывал нисколько. Да, оснащены Силы Самообороны были неплохо, намного лучше даже, чем русская армия, ныне разгромленная или капитулировавшая, но вся их техника — ничто против закаленных в настоящих боях американских солдат, летчиков и морских пехотинцев.

— Господин адмирал, мы достигли рубежа высадки, — сообщил, оторвавшись от компьютерного экрана, один из находившихся в боевом информационном посту офицеров. — До берега пятьдесят миль!

— Объявить боевую тревогу! Вертолеты в воздух!

По лабиринтам отсеков и коридоров «Осуми» прокатился рев сирен, а затем он потонул в дробном топоте сотен тяжелых солдатских ботинок. Лейтенант Хироси Одзава, застигнутый сигналом тревоги на открытой галерее рубки, со всех ног бросился вниз, следом за своим непосредственным командиром, перескакивая через две ступени. Сотни людей разом охватила нервная суета.

Солдаты в своих кубриках торопливо застегивали лямки разгрузочных жилетов, засовывая в подсумки снаряженные магазины, и, хватая стоявшее рядом оружие, бежали наверх, на полетную палубу. А там уже техники заканчивали последние приготовления, и пилоты занимали места в кабинах громоздких «Чинуков».

— Рота, становись! — крикнул, надсаживая связки, капитан Йоси. — Смирно!

Сотня пехотинцев в полной экипировке, с увесистыми ранцами за спиной, висевшими на груди штурмовыми винтовками «Тип 89», замерли, построившись в две шеренги. А за их спинами уже медленно раскручивались лопасти несущих винтов тяжелых транспортных геликоптеров CH-47J, и слитный гул турбин обволакивал палубу «Осуми», заглушая команды Такедо Йоси.

— Рота, внимание! Слушай боевую задачу! Нам приказано высадиться под прикрытием боевых вертолетов на аэродроме Южно-Сахалинска, административного центра острова, самого крупного населенного пункта, и удерживать его до прибытия подкреплений с материка. Аэродром сейчас занят американской морской пехотой численностью до роты. Американцев приказано разоружить, в случае сопротивления уничтожить. Мы вернем земли предков в лоно Японии! Банзай!

— Банзай!!! — рявкнули в один голос сотня вооруженных до зубов солдат.

— Рота, начать погрузку в вертолеты! Взлетаем через три минуты!

Солдаты, неуклюжие из-за навьюченного на каждого снаряжения, потянулись к распахнутым люкам «Чинуков», занимая места на жестких сидениях, протянувшихся вдоль бортов. Каждый вертолет мог взять на борт свыше сорока полностью экипированных бойцов, и сейчас две пехотные роты готовились вылететь на Сахалин, чтоб обрушиться, как снег на голову, на ничего еще не подозревавших американцев.

Но прежде, чем оторвался от палубы хотя бы один из транспортных вертолетов, в воздух над эскадрой взмыла пара ударных AH-1S «Кобра», под крыльями которых были прицеплены управляемые и неуправляемые ракеты. Произведенные в Японии по американской лицензии, и незначительно доработанные уже специалистами местной фирмы «Фуджи», боевые вертолеты должны были прикрыть высадку десанта в тот самый опасный миг, когда он, буквально пребывающий между небом и землей, больше всего уязвим.

Лейтенант Хироси Одзава почувствовал, как внутри все сжимается, когда пол кабины под ногами ощутимо качнулся. Огромный вертолет, десантный отсек которого был до отказа набит вооруженными солдатами, медленно оторвался от палубы, и, уйдя разворотом в сторону от массивной рубки, взял курс на северо-запад, к берегам Карафуто.

— Волнуешься, лейтенант?

Капитан Йоси сидел бок о бок с Одзавой, но все равно, чтоб быть услышанным соседом, вынужден был повышать голос, перекрикивая вой турбин. Хироси ничего не ответил, лишь с сомнением пожав плечами, и командир ободряюще хлопнул его по плечу:

— Крепче держи оружие и стреляй первым, и тогда останешься жив! Американцы нас не ждут, не думаю, что сопротивление будет серьезным!

Полдюжины «Чинуков», выстроившись широким фронтом, шли к берегам острова. По флангам, выдвинувшись чуть вперед, держались боевые вертолеты. А из огромной, просторной, похожей на пещеру док-камеры «Осуми» уже выскальзывали на водную гладь, поднимая фонтаны пены и брызг, катера на воздушной подушке LCAC. Каждая из этих платформ, способных буквально летать над водой со скоростью сто километров в час, несла по танку «Тип 90».

А за ними уже неслись к берегу самым полным ходом, рассекая волны тупыми носами, оба танкодесантных корабля, готовые выбросить на негостеприимную землю целую роту со всей бронетехникой и средствами поддержки. И тогда у американского гарнизона Карафуто, очередных захватчиков, попирающих исконно японскую землю, исчезнет призрачный шанс на то, чтобы удержать не принадлежавший им остров.

Луч радара, развернутого на летном поле аэродрома Южно-Сахалинска, очертил над островом очередной круг, и оператор увидел, как высвечиваются на экране отметки целей. И цели эти двигались кратчайшим курсом к острову.

— Лейтенант, сэр, — оператор окликнул скучавшего поодаль офицера Корпуса морской пехоты, самого главного сейчас и на аэродроме, и на всем этом сыром, пронизанном противным ветром острове. — Сэр, кто-то к нам приближается! Группа воздушных целей со стороны океана, не менее семи отметок! Высота тысяча футов, скорость до ста пятидесяти узлов, сэр!

— Вертолеты? Чьи они?

— На запрос не отвечают, сэр!

Сопряженная с радаром аппаратура в автоматическом режиме уже попыталась установить принадлежность неопознанных вертолетов, так внезапно материализовавшихся в опасной близости от острова. Но на тех геликоптерах, что сейчас мчались над океанскими волнами, не было ответчиков системы «свой — чужой».

— Дальность, энсин!

— Семьдесят миль, сэр!

— Дай связь с материком! И продолжай наблюдение!

Полдюжины тяжелых «Чинуков», сопровождаемые парой «Кобр», не в состоянии были скрыться от всевидящего ока радара, и те, кто был на борту, могли в любой миг стать мишенями для американских пилотов. На летном поле в Южно-Сахалинске кроме нескольких вертолетов разных типов в полной готовности находилось и звено штурмовиков AV-8B «Харриер», способных играючи разделаться с винтокрылыми машинами. Но лейтенант, не готовый взять на себя ответственность, помедлил, позволив нападавшим выиграть время. И в тот миг, когда он понял, что неизвестные вертолеты здесь появились с недобрыми намерениями, стало уже поздно.

Пилот ударного вертолета AH-1S «Кобра» увидел серый квадрат аэродрома, по периметру которого тянулись служебные здания, а в дальнем конце был виден застекленный куб терминала. А еще он увидел выстроившиеся в ровную линию вертолеты, почти такие же «Кобры», только более современной модификации, несколько «Си Хоков» и «Ирокезов», окрашенных в одинаковый серый цвет. А еще там были самолеты, распластавшие широкие короткие крылья, готовые взмыть в небо, превращая это небо для десантных вертолетов в смертельную ловушку.

— Лейтенант, уничтожить самолеты! ПТУР к бою!

Наводчик-оператор, сидевший в передней кабине, прильнул к наглазнику прицела, наводя на стоявшие на земле «Харриеры» управляемые ракеты BGM-71D «Тоу». Восьми снарядов, подвешенных под короткими крылышками вертолета, было достаточно, чтоб очистить аэродром от противника прежде, чем десант окажется на земле.

— К атаке готов! — спокойно доложил наводчик, совместив прицельную марку с силуэтом первой цели.

— Пуск!

С земли вертолет был еще едва различим, темная точка чуть выше линии горизонта. Первая ракета была выпущена с трех с лишним километров, почти предельной дальности. Покинув тубус пускового контейнера, она устремилась к земле, разматывая тонкую нить провода, так что с борта «Кобры» могли контролировать ее полет, корректируя отклонения. Через двенадцать секунд управляемый снаряд достиг цели, и взрыв шестикилограммовой кумулятивной боеголовки разрушил так и не сумевший оторваться от земли «Харриер».

— Огонь по второму! — приказал командир экипажа японской «Кобры».

С высоты чуть менее километра была почти не видна суета людей на земле, но вспышку, сопровождавшую попадание второй ракеты, пилоты разглядели. А затем вертолеты на полной скорости промчались над летным полем, обрушив на стоявшие на земле машины шквал огня из автоматических трехствольных пушек М197. двадцатимиллиметровые снаряды в клочья разрывали американские вертолеты, распиливали пополам грузовики и заправщики, расчищая плацдарм для десанта.

Сидевший в чреве одного из «Чинуков» лейтенант Одзава вздрогнул, когда выглянувший в десантный отсек летчик прокричал:

— Одна минута!

— Внимание! — скомандовал встрепенувшийся Такедо Йоси. — Приготовиться к высадке!

Со всех сторон раздался лязг затворов, щелчки предохранителей, и под этот звук шасси CH-47J коснулись замусоренной бетонки. Плавно опустилась кормовая аппарель, впуская в тесный отсек ветер и свежий, но уже наполнившийся запахами гари воздух.

— На выход! — скомандовал Одзава, чей взвод первым высаживался на Сахалин. — Занять оборону вокруг вертолета!

Солдаты посыпались на летное поле, образовав вокруг «Чинука» кольцо, ощетинившееся во все стороны стволами штурмовых винтовок «Тип 89» и единых пулеметов «Тип 62», устаревших, но еще вполне годных для того, чтоб поддержать огнем свою пехоту. А рядом уже приземлялись другие вертолеты, высаживая десант, так что вокруг сразу стало тесно.

— Первое отделение — к терминалу, — приказал Одзава, державший наперевес свою винтовку и пытавшийся одновременно смотреть во все стороны. — Остальным обеспечить прикрытие! Вперед!

Вокруг уже хватало следов боя. «Кобры», что сейчас кружили над головами, основательно обработали аэродром, превратив в хлам всю находившуюся здесь технику. В тот миг, когда Хироси Одзава поднял голову, взглянув на вертолеты, из-под крыла геликоптера вырвалась дымная стрела ракеты, и за ангарами грянул взрыв, и туда же потянулись мерцающие нити трассеров, с огромной скоростью выпускаемых боровой пушкой AH-1S. Но американцев еще хватало. Со стороны локатора, ажурная решетка которого продолжала вращаться, бежали люди в камуфляже, касках, с винтовками М16. затрещали выстрелы, что-то с визгом промчалось возле самого лица Одзавы, а еще одна пуля ударила в бетон у его ног. Рядом вдруг кто-то закричал от боли.

— Залечь! — не сразу сообразив, что это в него стреляют, хотят его убить, крикнул срывающимся голосом лейтенант, направляя в сторону американцев винтовку. — Открыть огонь!

Слева и справа затрещали автоматы, секунду спустя к ним присоединился пулемет, засвистели пули. Впервые с момента своего создания Силы Самообороны Японии приняли настоящий бой.

Одзава, почти не целясь от волнения, выпустил за пару очередей весь магазин. Затем, дрожащими руками сменив опустевший рожок, откинул закрепленные под стволом сошки, и следующую очередь дал уже прицельно. Кажется, даже попал, во всяком случае фигурка в непривычном сером «пиксельном» камуфляже повалилась на бетон, и больше не шевелилась. Американцы, их и было то человек шесть всего, тоже залегли, отстреливаясь, но без особого успеха.

— Вперед! — скомандовал Одзава, воодушевленный первым успехом, и сам вскочил и, низко пригибаясь к земле, бросился к противнику.

Где-то сбоку заухал пулемет, и над летным полем с гулом промчался рой тяжелых пуль. Лейтенант увидел выехавший на бетонку камуфлированный «Хаммер», с плоской крыши которого плевался огнем крупнокалиберный «Браунинг». Его очереди косой прошли по японским солдатам, лишенным укрытий. Несколько тел швырнуло на бетон, а пули, прошивая их насквозь, забарабанили по борту не успевшего подняться в воздух «Чинука».

Через несколько секунд на японских пехотинцев обрушился огонь со всех сторон. Морские пехотинцы, занимавшие Южно-Сахалинск, не пытались понять, что происходит, они просто приняли бой, защищая свои позиции так, как делали это в Кандагаре или Басре. От одного из зданий, похожих на ангары, ударил автоматический гранатомет «Марк-19», который сами американцы называли почему-то «тяжелым пулеметом». Несколько сорокамиллиметровых гранат разорвались в гуще бойцов лейтенант Одзавы, и тот видел, как взрывами разрывает тела, как осколки отсекают руки и ноги, как искалеченные солдаты, заливая кровью бетон, бьются в агонии.

— Они перестреляют нас, как в тире! — дрожащим от растерянности голосом крикнул Хироси Одзава, обращаясь к своему командиру.

Капитан Такедо Йоси, тоже распластавшийся на земле, вжимаясь в покрытый трещинами бетон, поднес к губам рацию, завопив, что было мочи:

— Эдо-один, это Осака-три, нужна поддержка с воздуха! Помечаю цели!

Такедо достал из разгрузки продолговатый цилиндр дымовой гранаты, и, приподнявшись на локте, швырнул ее в сторону «Хаммера», огрызавшегося пулеметным огнем. Столб синего дыма заслонил американцев, а капитан, размахнувшись, уже бросал вторую гранату туда, откуда с гулом прилетали, рассыпаясь над посадочной полосой, выпущенные «Марк-19» гранаты.

«Кобра» появилась над аэродромом неожиданно, вынырнув из-за горизонта. Вертолеты все это время кружили над городом, наверное, чтобы сбить прицел американским зенитчикам, если такие вообще здесь были. И теперь одна из винтокрылых машин на бреющем прошла над аэродромом. Нос ее окутался пламенем, и к вооруженному пулеметом «Хаммеру» протянулся поток трассирующих снарядов. Взрыв разнес американский джип в клочья, накрыв находившихся рядом моряков, а из-под крыльев сделавшей вираж «Кобры» уже вырывались огненными каплями неуправляемые ракеты калибра семьдесят миллиметров. Волна НУРС ударила в то самое здание, откуда молотил, не останавливаясь, гранатомет. Зазубренная стена взрывов скрыла строение от взглядов японских солдат, и стрельба мгновенно стихла.

— Встать, — приказал Одзава, чувствуя, что вражеский огонь враз ослаб. — Вперед, в атаку!

И он сам вскочил, бросившись к зданию терминала, на удивление выглядевшему нисколько не пострадавшим. Лейтенант увидел бегущих навстречу людей в американском камуфляже и, почти не целясь, выпустил несколько коротких очередей, теперь уже не поддаваясь панике и не давя на спуск до тех пор, пока ствол не покинет последний патрон.

Рядом продолжали стрелять, одиночными или короткими очередями, также экономя патроны, которых каждый взял столько, что еле можно было унести, но которые, как назло, закончатся в самый неподходящий момент. Американцы, наткнувшись на неточный, но плотный огонь, развернулись и бросились назад. Сразу двое упали, словно неожиданно споткнувшись обо что-то, настигнутые выстрелами японских солдат.

— Американские морские пехотинцы, предлагаю прекратить сопротивление! — Одзава вздрогнул, когда над летным полем раскатился усиленный мегафоном голос капитана Йоси. — Бросайте оружие, и сохраните свои жизни! У вас нет шансов! Остановите напрасное кровопролитие!

— Не стрелять! — одновременно приказал своим бойцам лейтенант Хироси Одзава, продолжая держать на прицеле терминал, за окнами которого была заметная какая-то нервная суета.

Эхо произнесенных капитаном слов еще металось над летным полем, а со стороны пассажирского терминала показалась одинокая фигурка человека в американском «цифровом» камуфляже, но без оружия. Он шел медленно, не спуская глаз с нацеленных на него винтовок. Когда до японцев оставалось не больше десятка шагов, навстречу американцу выступил сам Хироси Одзава. Его винтовка «Тип 89» висела на плече, стволом вниз, но оружие остальных солдат было направлено на американского офицера.

— Я лейтенант Браун, Корпус Морской пехоты США, — назвался американец, явившийся без оружия. Даже набедренная кобура была пуста сейчас. — Я хочу обсудить условия сдачи для своих бойцов.

— Условие только одно — сложите оружие и выполняйте все наши приказы. В этом случае все ваши люди останутся живы, раненым будет оказана необходимая помощь. В случае сопротивления мы все сравняем с землей, и раскаиваться в своем упрямстве вам будет уже поздно!

— Вы сами понимаете, что сделали сейчас? Это же война, без всяких условностей и оговорок! Через пару часов здесь будет весь американский флот, и вас уничтожат вместе с этим островом, безо всяких переговоров!

— Именно потому вы нужны нам живыми, — усмехнулся капитан Такэдо. — Пока наши позиции здесь слабы, пока нас на острове немного, чтоб оборонять его, вы и ваши оставшиеся люди станут нашим живым щитом, лейтенант! так что бросайте оружие и выходите на летное поле, и без глупостей!

Через несколько минут со стороны терминала на взлетную полосу потянулась вереница людей в серо-синем камуфляже. Под пристальными взглядами японских солдат, оцепивших летное поле, они бросали на бетон винтовки, выстраиваясь неровной шеренгой. А рядом сами японцы укладывали в два ряда тела своих и вражеских солдат, укрывая их найденным здесь же брезентом еще из русских запасов. За то, чтоб захватить аэродром, нападавшим пришлось заплатить дюжиной жизней, а многочисленным раненым сейчас оказывали помощь ротные санитары. Американские морские пехотинцы потеряли не менее двадцати человек — часть трупов еще оставалась под руинами разрушенного ракетами ангара.

Через несколько минут, когда разоруженные американские морпехи были согнаны в один из дальних ангаров, оставшись под охраной отделения японцев, на аэродроме закипела напряженная работа. Большая часть солдат расчищала летное поле, выбрасывая за его пределы обломки расстрелянных на земле самолетов и вертолетов. К ним присоединился найденный среди брошенной аэродромной техники бульдозер, и дело пошло веселее. Спустя полчаса полоса бетона, способно выдержать, судя по виду, даже вес «Руслана» с полной нагрузкой, была очищена.

Капитан Такеда направился к развернутому узлу связи, уже нацелившему в зенит свои антенны. Он знал, что по ту сторону пролива Лаперуза, на туманных берегах Хоккайдо, связисты уже больше часа ждут вестей от высадившейся в Южно-Сахалинске пехоты. И, поднеся к губам микрофон, капитан произнес единственное слово:

— Рассвет!

Через несколько неуловимых мгновений кодовый сигнал был получен в штабе Северной армии Сил Самообороны Японии. И такой же сигнал был получен от высадившихся с моря войск, форсированным маршем уже выдвинувшихся к Южно-Сахалинску. Первый этап операции по возвращению Северных территорий был пройден с полным успехом.

Через десять минут разрешение на взлет получили экипажи десятков транспортных самолетов, в полной готовности стоявших на взлетных полосах авиабаз по всей Японии. Одновременно в небе оказалась едва ли не вся транспортная авиация Сил Самообороны, и эта огромная, завывающая турбинами, стая железных птиц ринулась на север, через проливы, к вздыбившимся сопками берегам Сахалина. С-130 «Геркулес» американского производства, японские Кавасаки С-1А и новейшие, только запущенные в производство стасорокатонные С-2 за считанные десятки минут преодолевали расстояние, отделявшее их от цели, приземляясь в Южно-Сахалинске, над которым не смолкал рокот авиационных турбин и мощных дизелей сгружаемой с самолетов техники.

Командующий Третьей экспедиционной дивизией морской пехоты США генерал Флетчер прибыл в командный центр во Владивостоке сразу, как только получил сообщение от дежурного офицера. Но за то ничтожно малое время, затраченное на дорогу, успело измениться слишком многое.

Штаб был похож на растревоженный улей. Десятки операторов сидели за мониторами, не отводя взглядов от мерцавших экранов. Бегали из стороны в сторону офицеры, передавая из рук в руки разведсводки, что-то монотонно бубнили радисты, нацепив на головы гарнитуры и не замечая ничего вокруг. Лишь стоявшие в карауле на входе морпехи в полной экипировке хранили каменное спокойствие, возвышаясь над суетой, точно изваяния.

— Сэр, мы окончательно потеряли связь с гарнизоном Сахалина, — сообщил генералу растерянный майор, с облегчением вздохнувший, увидев своего командира, на которого теперь и ложился груз ответственности. — Двадцать минут назад они сообщили, что ведут бой с японским десантом, после этого на связь не выходили, сэр!

— Япошки высадили десант на Сахалин?! Эти желтые обезьяны зарвались! Но какого черта мы проморгали их вторжение?! Как это возможно?!

— Генерал, сэр, японцы заранее сообщили о проводимых маневрах своего флота. Поэтому в штабе не придали особого значения их эскадре, приблизившейся к Сахалину. А когда началась высадка десанта, стало слишком поздно.

— Какова обстановка сейчас? Что там происходит?

Генерал Флетчер был растерян ничуть не меньше своего штаба. Происходящее не укладывалось в голове. Японцы, которых никто не принимал всерьез, решились сделать то, на что не решались в бытность России самостоятельной и хотя бы внешне сильной. Стремительным броском преодолели проливы, высадившись на Курилы и Сахалин, вступили в бой с американским контингентом, одержав победу, и все это — при полнейшем молчании их дипломатов, равно как и Белого Дома. В прочем, генерал был уверен, что в Вашингтоне сейчас тоже царит полная неразбериха.

— В непосредственной близости от берегов Сахалина сейчас находится не менее десятка японских эсминцев и фрегатов, полностью блокировавших все подходы с моря. За ними ведут наблюдение наши эскадренные миноносцы «Бенфолд» и «Момсен», а также фрегат «Родни М. Девис» в полной готовности к нанесению удара. Мы уже получали рапорты о контактах с подводными лодками, разумеется, тоже японскими. У самураев в строю два десятка неатомных субмарин, аналогичных русским лодкам класса «Кило». Практически все японские подлодки вооружены ракетами «Гарпун». И сейчас у нас против них нет ни одной «рыбки».

— Передайте капитанам наших кораблей мой приказ, в столкновение не вступать, вести наблюдение с безопасного расстояния, — распорядился Флетчер. — Разрешаю только ответный огонь! Еще не хватало, чтоб япошки пустили на дно наш эсминец! А что в воздухе?

— Полно японских самолетов, генерал, сэр! На радарах десятки целей! Их транспортные машины курсируют между Хоккайдо и Сахалином, очевидно, доставляя подкрепления и технику. В воздушном пространстве Японии находится, по меньше мере, один Е-767 AWACS, с которого можно контролировать воздушную обстановку до самой Камчатки.

— Какими силами они располагают в данный момент на островах?

— Сахалин занят частями Пятой пехотной дивизии. Численность до батальона, если оценивать по вместимости участвовавших в высадке десантных судов. Что они доставили воздухом, нам пока не известно, сэр. А на Курильские острова высадилась Первая воздушно-десантная бригада «Кутей», японский армейский спецназ.

— Слишком мало данных! Необходима более детальная разведка! Скоро умники в Пентагоне и на Капитолии придут в себя, и к этому моменту у меня должен быть полный расклад, майор!

— Генерал, сэр, Сахалин окажется в досягаемости ближайшего спутника «Ки Хоул-11» не менее чем через полчаса! До этого мы не сможем видеть, что творится на земле!

— Это недопустимо! — Флетчер ударил по столу тяжелым кулаком, заставив вздрогнуть от неожиданности находившихся рядом штабных офицеров. — У нас, что, уже нет самолетов? Приказываю провести воздушную разведку немедленно!

— Но у нас нет «дронов» с такой полетной дальностью, — с сомнением пожал плечами майор. — Только у ВВС, сэр.

— Значит, направьте к Сахалину обычные самолеты с живыми пилотами, черт вас дери, майор! Теперь в Уэст-Пойнте, что, учат обсуждать приказы командира?!

— Сэр, а если японцы откроют огонь? Мы рискуем потерять машины и людей!

— Если это случится, тем хуже для японцев! Нам ничто тогда не будет связывать руки!

Генерал Флеминг отвернулся, дав понять подчиненному, что разговор закончен. Теперь он изучал экран, отображавший тактическую обстановку вдоль восточного побережья России. Многочисленные маркеры обозначали воздушные и надводные объекты, хотя бы на миг попавшие в поле зрения радаров — наземных, морских, авиационных — или оптических систем наблюдения. И меток, обозначавших недружественные цели, было заметно больше. Во всяком случае, генерал мог хотя бы в общих чертах представлять происходившее в небесах и на море, но то, что творилось на занятых японцами островах, пока оставалось покрытым завесой неизвестности.

Полковник Джим Гленн резко отдал ручку управления двигателем, и спаренные турбины «Дженерал Электрик», выйдя на максимальную тягу, легко оторвали его двухместный F/A-18F «Супер Хорнит» от земли, утягивая в подернутое облачной дымкой небо. Истребитель был послушен каждому движению руки опытного пилота, выполнив идеальный разворот и направившись в сторону океанского побережья. Полковник покосился влево, убедившись, что его ведомый держится крыло в крыло.

— Внимание, — произнес полковник, щелкнув переключателем бортовой рации. — Набрать высоту десять тысяч, скорость пятьсот узлов. Держись как можно ближе!

— Роджер, командир! — донеслось в ответ по волнам радиоэфира, и одноместный F/A-18E ведомого придвинулся еще ближе, так, что, казалось, самолеты сейчас зацепятся плоскостями.

Командир эскадрильи Морской пехоты США лично отправился в этот вылет, во-первых, потому что должен был подать пример своим летчикам, во-вторых, потому что был из них самым опытным. Остальные, конечно, тоже не мальчишки, но Гленн выполнял боевые задачи еще в иракском небе в две тысячи третьем, бомбил талибов, и даже успел записать на свой счет русский «Фланкер». Правда, боя, по сути, не было, русский истребитель едва успел оторваться от земли, когда Гленн вогнал ему в заднюю полусферу «Сайдлвиндер» с расстояния в полторы мили, но большинство пилотов, и не только из его эскадрильи, вообще видели вражеские самолеты лишь на земле, горящими после бомбового удара.

Пара «Супер Хорнитов» быстро достигла береговой линии, и вскоре под крыльями раскинулась серая поверхность моря. Шли налегке, каждая машина несли лишь по паре ракет воздушного боя AIM-9 на законцовках крыльев, а под плоскостями обеих машин вместо бомб были подвешены контейнеры TARS с разведывательной аппаратурой. Каждая гондола длиной восемнадцать футов несла целую батарею фотокамер, работавших как в видимом, так и в инфракрасном диапазоне, а также систему записи информации, позволявшую «сбрасывать» данные на наземный пункт обработки в режиме близком к реальному времени.

Звено находилось над Татарским проливом в тот миг, когда в кабинах обеих машин пронзительно зазвучал зуммер бортовой системы предупреждения об облучении. Сенсоры комплекса РТР AN/ALR-67(V)3 уловили направленные на истребители импульсы чужого радара, извещая об этом пилотов.

— Я в захвате! — сообщил немного взволнованным голосом ведомый.

— Это японский АВАКС, висит над Хоккайдо, — успокоил напарника полковник Гленн. — Не думаю, что они посмеют нам мешать! Меняем курс на ноль-один-пять, летим к Южно-Сахалинску! Снизиться до ста футов!

Истребители нырнули к водной поверхности, исчезнув с экрана японского «летающего радара» и продолжая путь к намеченной цели. Но об их приближении на земле уже знали.

Командир зенитно-ракетного комплекса «Тип 81» Tan-SAM был готов к появлению противника задолго до того, как отметки недружественных целей возникли на экране радиолокатора. Самолет дальнего радиолокационного обнаружения Е-767, нарезавший круги над центральной частью острова Хоккайдо, передал координаты и направлении движения «гостей», и боевой расчет был готов к работе уже несколько минут.

— Контакт! — сообщил оператор, когда испущенный вращающейся антенной решеткой импульсно-доплеровского радара луч вернулся на приемник, отразившись от возникших в воздухе посторонних объектов. — Две цели по пеленгу сто, дальность двадцать пять километров, идут на малой высоте! На запрос не отвечают!

— Американцы, — оскалился старший офицер. — Недолго пришлось ждать! Приготовиться к бою! Доложить по достижении целями рубежа пуска!

Двадцать пять километров — ничто, если бой ведется на околозвуковых скоростях. Еще не успел прозвучать приказ командира расчета, чей ракетный комплекс «Тип 81» был пока единственным приведенным в боевую готовность из доставленных на Сахалин, а американские самолеты вошли в зону поражения.

— Цели уничтожить! Огонь!

Пусковая установка с размещенными на ней зенитными ракетами плавно развернулась, и два управляемых снаряда с шестисекундным интервалом соскользнули с направляющих. Тепловые головки самонаведения захватили цели через несколько мгновений. На экране радара было отчетливо видно, как маневрируют не ожидавшие такого приема американцы. Но дистанция стрельбы была слишком мала, чтоб вражеские пилоты имели хоть какой-то запас времени. Еще три секунды — и одна отметка исчезла с экрана.

— Цель номер два уходит в сторону океана, — сообщил оператор локатора. — Цель ставит радиоэлектронные помехи! Цель вне зоны досягаемости!

Командир расчета удовлетворенно усмехнулся. Отработанные десятки раз на учениях навыки позволили ему и его людям одержать первую настоящую победу. Все прошло даже проще, чем на полигоне, словно американцы нарочно позволили сбить себя. Ну а насчет беглеца он нисколько не сомневался, какая участь ждет того вскоре.

Их атаковали внезапно. Взвыла сирена бортовой системы предупреждения об облучении, а через миг дымная стрела зенитной ракеты настигла самолет ведомого. Снаряд разорвался в паре футов под брюхом F/A-18E, и полковник Гленн видел, как смертельно раненая стальная птица заваливается на правое крыло, камнем падая на землю. За мгновение до того, как внизу расцвел огненным цветком взрыв, командир эскадрильи все же увидел раскрывший купол парашюта, и теперь оставалось лишь молить Господа, чтобы высоты хватило для смягчения падения.

— Земля, мы атакованы, ведомый сбит, — сообщил Джим Гленн, надеясь, что японцы не смогут заглушить радиосвязь. Только теперь он понял, насколько серьезным был это разведывательный вылет. И раз уж японцы осмелились высадиться на занятый американской морской пехотой остров, глупо было полагать, что они позволят летать над ним теперь чужим самолетам.

Гленн развернул «Супер Хорнит» в сторону океана. зуммер системы предупреждения умолк на несколько секунд, когда истребитель покинул зону действия японских радаров, но тотчас вновь взвыл, наполняя кабину мерзким писком.

— Шершень-восемь, это Небесный глаз, — раздалось в наушниках пилота. — Мы ведем тебя! Будь осторожен, с юга быстро приближаются две цели, вероятно, истребители!

— О, дьявол! Вашу мать!

«Летающий радар» Е-2С «Хокай», поднятый в воздух для поддержки разведчиков, позволял видеть все на сотни миль вокруг, но помочь пилоту сейчас могло лишь чудо. Повернув голову, он увидел у самого горизонта две черные точки, с каждой секундой заметно увеличивавшиеся в размерах.

Поднятые по тревоге истребители F-15J «Игл», американская конструкция, выпускавшаяся в Японии уже больше двадцати пяти лет по лицензии, стремительно настигали цель. Они тоже летели налегке, лишь по паре ракет «воздух-воздух» средней дальности AIM-120 да столько же AIM-9 ближнего боя, неощутимая нагрузка для таких мощных машин.

— Шершень-восемь, уходи к материку, — давал указания командир экипажа американского АВАКСа. — Тебя встретят!

Гленн энергичным маневром развернул свой истребитель, и в этот миг зуммер системы предупреждения изменил тональность.

— Я атакован, — прокричал в эфир полковник. — По мне выпущены ракеты!

Он хорошо знал, что делать в таком случае. Тело действовало на одних рефлексах, да и не было времени на размышления, когда дистанция между тобой и противником каких-то тридцать километров, ничто для сверхзвуковых ракет AMRAAM.

Система постановки помех AN/ALE-47 исторгла из себя поток дипольных отражателей, рассыпавшихся позади удиравшего истребителя мерцающим облаком, о которое разбились лучи бортовых локаторов преследователей. Одновременно Гленн активировал буксируемую ложную цель AN/ALE-50 компании Райтеон. Ему еще ни разу не приходилось пользоваться новинкой в боевых условиях, но вбитые в подкорку на тренировках навыки не подвели.

Джим Гленн усмехнулся. Наверное, сидевшие за штурвалами F-15 потомки камикадзе сейчас гадают, в какую из множества возникших целей им стрелять. Один из уже выпущенных AIM-120, приняв за вражеский самолет облако нарезной фольги, взорвался позади и далеко в стороне от курса истинной цели. Вторая ракета навелась на буксируемую цель, испускавшую мощный сигнал, аналогичный отраженному от F-18 сигналу вражеских радаров. Буксируемая цель действовала на ракеты, точно огонь свечи ночью на мотыльков, приманивая их к себе, отвлекая от настоящего самолета.

— Херовы джепы! — презрительно фыркнул Гленн, убедившись, что все ракеты, выпущенные по нему, прошли мимо. — Желтые ублюдки!

«Супер Хорниту» нужно было пересечь наискось Сахалин, затем преодолеть пролив, и тогда никакие японцы за ним не сунутся. Тем более, впереди уже ждет прикрытие. Но противник тоже понимал это, заставив Гленна вспомнить, что максимальная скорость его F/A-18F на пятьсот километров в час ниже, чем у японских «Орлов».

Его настигли над береговой линией. Один из противников выпустил пару ракет «Сайдвиндер». Полковник активировал систему постановки помех, и за кормой его машины рассыпались фейерверком тепловые ракеты-ловушки. И тотчас над крылом бледными росчерками мелькнули трассеры — кто-то из японцев решил не полагаться на технику, открыв огонь из бортовой пушки «Вулкан».

Джим Гленн успел осознать всю ошибочность американкой политики, когда лучшим оружием снабжали всех подряд, кто бил кулаком в грудь, называя себя союзником Америки и приверженцем демократии. Эти русские хотя бы поставляли своим сателлитам заведомо худшее, нарочито упрощенное оружие с заниженными характеристиками. Сейчас, правда, стало иначе, последние модификации «Фланкеров» и «Фулкрэмов» арабы с папуасами получали раньше, чем ВВС России, но это издержки времени. А вот ему пришлось вступить в бой с лучшими истребителями, когда-либо созданными в Штатах.

Выполнив резкий разворот, так что в глазах на миг потемнело от навалившейся на тело свинцовой тяжестью перегрузки, полковник залпом выпустил оба своих «Сайдвиндера» в ближайшего «японца». Он видел, как дымные следы ракет пересеклись с траекторией F-15, и самолет буквально развалился в воздухе, настигнутый волной осколков. А через мгновение очередь из «Вулкана» прошлась отбойным молотком по фюзеляжу «Супер Хорнита». Двадцатимиллиметровые снаряды оторвали левую плоскость, и истребитель клюнул носом, устремляясь к земле.

— Всем, кто слышит, я подбит! Падаю! — кричал Джим Гленн в эфир, пытаясь нашарить вслепую рычаг катапульты. — Покидаю самолет!

Пиропатроны сорвали с креплений плексигласовый колпак фонаря пилотской кабины, а затем мощный удар порохового ускорителя вытолкнул из рассыпавшегося на куски самолета кресло с накрепко притянутым к нему летчиком. Уже когда над головой с хлопком раскрылся купол парашюта, замедлив падение, Гленн осмотрелся, увидев поднимавшийся над сопками столб дыма, но полковник так и не понял, был ли то его истребитель, или японская машина.

Генерал Флетчер нервно ходил по командному центру, бросая взгляд на огромный экран, подернутый «крупой» помех. Проплывавший в безвоздушном пространстве разведывательный спутник был еще слишком далеко, испускаемый им сигнал не коснулся нацеленных в небо антенн. А на земле, на раскиданных вдоль китайской границы аэродромах, уже приводились в боевую готовность эскадрильи «Хорнетов» и «Харриеров» Морской пехоты. Получив приказ, пилоты натягивали на себя летные комбинезоны, техники выкатывали на взлетные полосы тележки с уложенными плотными рядами авиабомбами, в баки крылатых машин хлынуло густым потоком топливо.

Командир Третьей экспедиционной дивизии Морской пехоты США сделал выводы из собственных ошибок, и теперь вместо пары самолетов к захваченному вероломными японцами острову была готова выдвинуться целая армада, десятки боевых машин. Но для того, чтоб вылет был максимально эффективным, нужна была разведка, координаты целей, тех, которые следует уничтожить в первые мгновения атаки. И потому Флетчер ждал сигнала с приближавшегося к Сахалину спутника.

Оператор, физически ощущавший нетерпение командующего, оторвавшись на миг от консоли, произнес:

— Сэр, спутник войдет в зону приема через десять секунд!

Орбитальный аппарат видовой разведки «Ки Хоул-11», описывая очередной виток вокруг земного шара, приближался к западной части Тихого океана, направив объективы своих сверхмощных камер к поверхности. Через несколько мгновений мелькание помех на экране сменилось четким изображением города, рассеченного на неправильные четырехугольники кварталов прямыми линиями улиц.

— Есть картинка!

И одновременно другой офицер, терзавший аппаратуру связи, произнес, обращаясь к Флетчеру:

— Сэр, на связи генерал Камински из Раменского!

Командующий Третьей экспедиционной дивизией морской пехоты подошел к терминалу видеосвязи.

— Мэтью, добрый день! — поприветствовал Флетчер своего начальника. — В прочем, если его можно назвать добрым. Я только что получил подтверждение о потере двух истребителей над Сахалином. О судьбе пилотов ничего неизвестно.

— Скверные новости, — поморщился командующий американским контингентом. — Если наши парни живы, нужно вытащить их оттуда. Запросите японцев, пусть пропустят спасательные вертолеты.

— Мэтью, какого черта мы будем вступать в переговоры с японцами? Они первыми атаковали, и я готов нанести ответный удар. Авиация пустит на дно их эскадру, после чего накроем их позиции на острове «Томагавками». Мы получаем данные со спутника, и вскоре будем знать всю их систему обороны.

— Не думаю, что это будет так просто, Боб! Насколько мне известно, японцы перебрасывают на Курилы и Сахалин войска со своей территории непрерывно, к тому же к островам приближается их эскадра, не меньше дюжины вымпелов. За ними следят наши субмарины. А на Хоккайдо в полной готовности находятся десятки истребителей.

— Значит, сначала «Томагавки» полетят на Хоккайдо! Нам плюнули в лицо, Мэтью, и я не собираюсь просто утереться и делать вид, что все в порядке!

— Но тебе придется сделать это, Боб! Принято решение не нагнетать обстановку, с японцами попробуем договориться по дипломатическим каналам. Сейчас не время начинать новую войну с передовой азиатской державой!

— Какого дьявола, Мэтью?! — рассвирепел Флетчер. — Мы им вломили от души в сорок пятом, повторим и сейчас. Мой дед воевал на Сайпане и Окинаве!

— Хочешь послать на верную смерть своих парней?! Так не терпится писать на них «похоронки», Боб? Я тоже получаю разведданные, и знаю, что к настоящему моменту японцы развернули на Сахалине два дивизиона зенитных комплексов малой дальности «Tan-SAM» и дивизион «Пэтриот», а также перебросили эскадрилью истребителей F-15 и еще одну, вооруженную модернизированными F-4 «Фантом», оптимизированными для противокорабельных операций. Наши эсминцы, вместо того, чтобы крушить оборону японцев, будут вынуждены отбиваться от волн противокорабельных ракет. Кстати, на Сахалине развернута, по меньшей мере, одна батарея противокорабельных ракет берегового базирования SSM-1. Под их прикрытием продолжается переброска частей Пятой пехотной дивизии со всей штатной техникой. Японцы превращают острова в неприступную крепость!

— Черт возьми, мы просто будем сидеть и смотреть, как они там окапываются? Мэтью, у них в плену несколько десятков моих моряков! Я их не оставлю!

— Боб, мы вытащим твоих парней! Имей терпение!

— Сутки, Мэтью, — веско произнес Флетчер, исподлобья уставившись в черный глазок объектива видеокамеры. — Если через сутки кризис не будет разрешен, я отдам приказ об атаке, и мне плевать на трибунал!

Генерал ударил кулаком по кнопке отбоя так, что пластик консоли жалобно заскрипел. Все, что ему оставалось — ждать, причем пребывая в полном неведении. А это было для боевого офицера самым тяжким испытанием.

В Кремле о японской агрессии узнали несколькими минутами позднее, чем в Раменском и Владивостоке, но даже чуть раньше, чем это стало известно в Пентагоне и на Капитолии. Ни стихийно созданные на Сахалине отряды самообороны, ни сформированные считанные недели назад подразделения полиции не пытались дать отпор врагу, уступая его полному превосходству на земле и в воздухе, но информация с острова все же шла.

Члены временной администрации России собрались быстро, хотя из-за этой спешки на пару часов автомобильное движение в столице оказалось почти полностью парализовано. К оплоту власти, вздымавшему краснокаменные стены в сердце Москвы, мчались под завывание сирен и нервное мерцание «мигалок» вереницы черных «Мерседесов» и «Ауди», заставляя зло ругаться стоявших в километровых пробках автовладельцев, пассажиров городских автобусов и маршруток.

Министры новой России, покидая свои лимузины, шумной толпой входили в кремлевские палаты, проходили мимо застывших неподвижно часовых, заполняя зал заседаний. Высокие, в два человеческих роста, тяжелые створки сомкнулись за спиной последнего вошедшего, и Валерий Лыков, стоявший во главе длинного стола, произнес, привлекая внимание собравшихся:

— Господа, занимайте свои места! Начнем!

Низкий бас человека, способного перекричать работающий на максимальных оборотах танковый дизель, гулко разнесся под сводами зала, сиявшего мрамором и позолотой. Министры, разом притихнув, задвигали стульями, зашелестели раскладываемые на столе бумаги, раздались щелчки замков папок и атташе-кейсов.

— Господа, времени мало, ситуация очень сложная, — начал глава правительства, возвышаясь над своими коллегами каменной глыбой. — Японцы, не предъявляя никаких требований, высадились около часа назад на Сахалин и Курильские острова, к настоящему моменту полностью их контролируя. По имеющимся данным, в момент высадки они вступили в бой с американской морской пехотой, дислоцированной на Сахалине. Американцы капитулировали. Также есть информация об имевших место над Татарским проливом воздушных боях. Сейчас на острова из Японии постоянно перебрасываются войска, идет усиление японской группировки.

— Японцы фактически объявили войну Штатам, — заметил Ринат Сейфуллин. — Не думаю, что американцы спустят им это с рук! Наверняка скоро последует ответный удар, и хорошо, если по Сахалину, а не по Токио!

— Американцы пребывают в бездействии, — возразил Лыков. — Их войска на Дальнем Востоке приведены в повышенную готовность, но остаются на своих базах. Флот тоже крейсирует на большом удалении от Сахалина, если не считать пары эсминцев в наших территориальных водах.

— Странная осторожность, — нервно усмехнулся Вадим Захаров, тоже присутствовавший на заседании временной администрации. — Обычно они не тратят много времени на раздумья.

— Скорее всего, американцы сами не знают, что делать. Не от японцев они ждали чего-то подобного, уж наверняка. Их правительство растеряно, тем более, Япония в военном отношении достаточно сильна, чтобы хотя бы защитить свою территорию и оккупированные острова. Это не Сербия или Ирак, и в Белом Доме это понимают, потому и медлят.

С этим мнением Лыкова согласились все присутствовавшие. О возможностях восточного соседа было известно очень хорошо, и последствия военной операции против него каждый представлял довольно отчетливо. Сто восемьдесят тысяч офицеров и солдат только в сухопутных войсках, первоклассная техника, частью поставленная самими американцами, частью созданная японскими гениями инженерного искусства, самый мощный в Азии флот — с этой силой не считаться было невозможно.

— В конечном итоге, меня мало волнует позиция американцев, — произнес, хлопнув по столу широкой ладонью, Лыков. — Японцы оккупировали нашу, российскую территорию. Наши отцы и деды погибали на этих берегах в сорок пятом, и хотя бы ради памяти о них мы не должны прощать такое оскорбление. Это агрессия против нашего государства, и мы должны ответить адекватно!

Министры зашумели. И это мнение лавы правительства разделяло большинство присутствовавших. О силе Японии здесь все имели представление, равно как и о том, что ее мощь совсем недавно была несопоставима с могуществом России. Даром ли о своих территориальных претензиях японцы громко кричали у себя дома, не осмеливаясь всерьез что-то предъявить русским властям. Так, гадили потихоньку, браконьеров посылали в наши территориальные воды, но не более. А вот теперь решились, и момент выбрали самый подходящий для этого.

— Господин Фалев, какие ответные меры мы можем принять непосредственно сейчас? — Лыков тяжелым взглядом уставился на главу министерства внутренней безопасности, употребив официальное обращение, вместо более привычного имени-отчества, и это было верным признаком зарождающегося в премьерской душе гнева.

— На Дальнем Востоке помимо территориальных подразделений охраны порядка развернута оперативная бригада полиции, численностью свыше четырех тысяч человек, легкое вооружение, до гранатометов и ПТРК. Подчиняется непосредственно мне, приказ могу отдать хоть сейчас. По сути, это легкая пехота, идеально подходящая для действий в условиях Сахалина. Но доставить ее на остров нам нечем.

Под мрачным, полным бессильной злобы и самой черной тоски взглядом Лыкова глава МВД перевел дух, продолжив:

— Авиации, за исключением вертолетов, в нашем распоряжении нет, ни боевой, ни транспортной. Флот представлен полутора десятками сторожевых кораблей, самое мощное вооружение которых — универсальные пушки калибра до ста миллиметров. Все, что осталось на плаву после бомбежек, и что несет ударное вооружение, американцы держат под особой охраной, медленно разделывая остатки флота на металл. Десантных кораблей у нас тоже нет. Мы бессильны, Валерий Степанович!

Лыков вздохнул, тяжело, по-стариковски, опустившись в удобное кресло с высокой спинкой. Он, привыкший быть частью властного аппарата мощнейшей державы, ждал совсем иного доклада сейчас, хотя и понимал, что это лишь мечты. Враг, формально признавая независимость России, лишил ее былой силы, и теперь отсюда, из-за высоких кремлевских стен, лишь оставалось смотреть в бессилии на то, как алчные соседи, осмелев, вырывают куски посочнее из тела некогда могучей родины.

— Господа министры, совещание закончено, — произнес, наконец, с трудом вновь поднявшись на ноги и при этом опираясь кулаками о стол, Лыков. — Вы свободны. Всем спасибо!

Дождавшись, когда притихшие министры покинут зал, глава администрации вышел из него последним. Добравшись до своего нового кабинета, он запер двери изнутри, достал из дальнего угла стенного сейфа непочатую бутылку «Столичной», и, свинтив пробку, прямо из горлышка принялся хлебать обжигающую жидкость, словно воду. Не закусывая, даже не чувствуя, что пьет.

Когда из Раменского позвонил генерал Камински, Валерий Лыков был уже пьян, даже не откликнувшись на стук в дверь и крики секретаря. Ему снился Афганистан, извилистый серпантин горных дорог, пыль над ползущей по теснине колонной, лязг гусеничных траков и нещадно палящее с небесных высот южное солнце. Те дни, когда он был молод, а его страна — по-настоящему сильна. Он не знал еще о том, что агрессоры встретили на Сахалине такой отпор, какого не ожидали.

Полковнику Гленну везло до самой последней минуты. Он успел покинуть истребитель прежде, чем тот охватило пламя, и крылатая машина стала разваливаться на куски. Катапульта сработала с идеальной точностью, на заданной высоте раскрылся купол парашюта, но в тот момент, когда полковник уже почти стоял обеими ногами на земле, удача ему все же изменила.

— О, черт! — крикнул в голос пилот, едва попытавшись встать на ноги после приземления. Правую голень пронзила такая боль, словно в кость согнали стальной прут. — Дьявол!!!

Крик это, наверное, был слышен далеко. Эхо испуганно металось меж склонов сопок, поросших редким ельником. А Джим Гленн уже был готов рыдать от отчаяния. С самого первого дня в ВВС ему внушали мысль о том, что, что бы ни случилось в воздухе, его спасут, за ним прилетят, заберут в безопасное место, нужно лишь дождаться. И сейчас встроенный радиомаяк посылал импульсы, указывая его местоположение спасателям. Но прежде, чем те прилетят, явится враг. Нужно спрятаться, подальше уйти от места приземления, от обломков своего истребителя, но сделать это с одной здоровой ногой было почти невозможно.

— Выродки желтомордые! — выругался вновь полковник, погрозив кулаком небу, в котором уже полностью растаял инверсионный след уцелевшего в схватке F-15J. Японец победителем убрался к себе на аэродром, а за американским летчиком наверняка уже идут.

Распаковав контейнер с НАЗ — носимым аварийным запасом — полковник торопливо рассовал по карманам комбинезона его содержимое. Аптечка, упаковки сухого пайка, деньги для расчетов с местными, причем не только доллары, а настоящие золотые монеты. Все это могло пригодиться, но больше, чем нарезанной бумаге с портретами старых президентов, Гленн доверял девятимиллиметровому пистолету М11, он же «Зиг-Зауэр» модели Р-228, отличной швейцарской машинке. Если джепы все же выследят полковника, это будет его последний шанс, жаль, патронов маловато, всего два магазина, двадцать шесть патронов.

Передернув затвор, полковник сдвинул флажок предохранителя — еще не хватало споткнуться и подстрелить самого себя — и двинулся по лощине, у входа в которую он и приземлился. Где он точно находится, Гленн не знал, помня лишь, что это центральная часть острова, сравнительно мало населенная, что, пожалуй, и к лучшему, ведь для русских он такой же враг, как для японцев, и от встречи с «аборигенами» глупо было ждать хорошего.

Звук летящего вертолет Джим услышал минут через двадцать. Подпрыгивая на одной ноге, он едва успел доковылять до ближайшего дерева, и уже из-под его раскидистой кроны увидел прошедший на малой высоте геликоптер. Он узнал германо-японский ВК-117, легкую многоцелевую машину типа «Кайовы», так же способную нести неплохой арсенал, вплоть до управляемых ракет «Тоу». Сейчас подвески были пусты, зато в проемах распахнутых люков были видны головы людей в обтянутых маскировочными чехлами касках, смотревших куда-то вниз, и Гленн не сомневался в том, что, точнее, кого они пытаются разглядеть.

Дождавшись, когда вертолет скроется за гребнем ближайшей сопки, полковник двинулся дальше, ковыляя, матерясь сквозь зубы, часто останавливаясь и вслушиваясь в доносившиеся из зарослей звуки. Больше никто над сопками не летал. Путь шел под уклон, становясь все более крутым, и Гленн неожиданно для самого себя оказался на обочине шоссе. А из-за поворота в этот же миг показалась пара больших джипов, очертаниями похожих на «Хаммеры», а следом высунулась острая морда шестиколесной бронемашины.

— Ублюдки!!!

Гленн, почти крича от пронзавшей ногу боли, бросился вверх по склону, боковым зрением отметив, что колонна остановилась. Из машин выпрыгивали люди в камуфляже, а плоская башня вооруженной автоматической пушкой бронемашины разворачивалась, нацеливаясь на сопку. В спину раздались визгливые крики, какое-то птичье чириканье, а затем затрещали одиночные выстрелы.

Полковник карабкался наверх, чувствуя, как скользит под подошвами тяжелых ботинок сырая трава. Над головой просвистели пули, и Гленн, вытащив из кармана пистолет, не целясь, выстрелил трижды куда-то себе за спину, даже не рассчитывая попасть. В отчет раздались уже автоматные очереди, а затем застрекотал спаренный пулемет японской боевой разведывательной машины «Тип 87» — Джим не сразу опознал ее. Автоматическая пушка «Эрликон» пока молчала, для ее калибра беглый американский летчик был слишком мелкой целью. Пули взрыхлили землю слева и справа, перебили ствол деревца, словно циркулярной пилой разрезав, так что щепки впились в лицо пилота.

— Твари! — прохрипел Гленн, на четвереньках карабкаясь на самую кручу. — Желтые выродки!

В спину кто-то кричал, преследователи были все ближе, загоняя пилота, как дикого зверя. Снова затрещали выстрелы, и что-то толкнуло Джима в спину, швырнув с размаху на землю. Полковник попытался встать, но тело пронзила резкая боль, что-то теплое потекло по боку под комбинезоном.

— Черта с два, — прошипел Гленн, переворачиваясь на спину и целясь в преследователей из пистолета.

«ЗИГ-Зауэр» в руках пилота дрожал, но все же полковнику удалось поймать в прорезь прицела низкорослого солдата в камуфляже непривычной расцветки. С трудом он нажал на спусковой крючок, громыхнул выстрел, оружие в руке подкинуло стволом чуть не в зенит. Полковник, вспомнивший некстати, что в прошлую войну делали японцы со сбитыми американскими пилотами или моряками с утонувших кораблей, снова нажал на курок. Он стрелял до тех пор, пока откатившийся затвор пистолета не встал на задержку. И в тот же миг откуда-то сбоку ударил пулемет.

Очередь казалась бесконечной. Шквал свинца смахнул японских пехотинцев со склона, точно кегли. И одновременно с грохотом взорвалась бронемашина, так и стоявшая неподвижно на шоссе. Стоявших рядом солдат ударной волной сбило с ног, и потому, когда взорвался один из «хаммерообразных» джипов, пострадавших почти не было. Но Гленн увидел мелькнувший в воздухе снаряд, выпущенный из РПГ откуда-то со склона. А за спиной, где-то совсем близко, сухо харкали автоматы, заставляя уцелевших каким-то чудом японцев уползать за машины, извиваясь на пыльном асфальте шоссе.

Чьи-то крепкие руки ухватили Джима за плечи, таща вверх по склону. В поле зрения показалось чье-то лицо, измазанной полосами маскировочной краски. Незнакомец, дыхнув водочным перегаром и табаком, что-то сказал, явно ободряющее, на языке, незнакомом Гленну.

Полковника утащили на противоположный склон сопки. Кто-то ловко принялся перетягивать его торс бинтов из вскрытого перевязочного пакета, попутно воткнув в бедро иглу шприц-тюбика. Через несколько мгновений после укола боль куда-то отступила, хотя и не заглохла окончательно.

Звуки боя, доносившиеся со стороны шоссе, стихли, словно обрезало. И Гленн понял, что его окружают люди в камуфляже с трехцветными бело-сине-красными шевронами на закатанных по локоть рукавах и с «калашниковыми» в мускулистых руках. В прочем, один из бойцов баюкал обмотанную лохматой маскировочной лентой снайперскую винтовку Драгунова, а у другого из-за плеча торчал раструб противотанкового гранатомета РПГ-7.

— Это же русские! О, черт! — выдохнул Джим Гленн, обводя взглядом хмурые лица русских солдат, невесть откуда свалившихся на остров. Лица, кстати, были все больше молодые, даже юные, пацаны лет двадцати, но во взглядах сверкала сталь.

Откуда-то прозвучала короткая фраза, явно приказ, и русские расступились, пропустив к пленному коренастого усатого мужика в таком же камуфляже, с пулеметом ПКМ в руках. Ствол пулемета еще дымился после интенсивной стрельбы.

На полевых погонах русского, явно командира, Гленн увидел две маленькие звездочки, но сопоставить их с каким-то званием Российской Армии не сумел, в голове все путалось. Офицер что-то произнес по-русски, явно обращаясь к полковнику, затем повторил на скверном английском, путая падежи и коверкая окончания:

— Кто вы такой? Имя, звание, род войск?

— Авиация Морской пехоты США, полковник Гленн, командир эскадрильи. Мой самолет был сбит японцами. Кто вы?

— Партизаны! — русский усмехнулся, затем добавил: — Прапорщик Ефремов, Вооруженные Силы России. И вам пока придется остаться с нами, полковник, ваших на Сахалине все равно больше нет. И нам нужно уходить — японцы наверняка успели вызвать подкрепление, сейчас их здесь будет полно! Идти можете?

— Ногу подвернул, или вывихнул, — поморщился Гленн. — Да, прапорщик, я могу идти! Но куда?

Полковник понял, что русские, спасшие его от преследования, убивать пленника пока не собираются. Более того, ему даже оставили «ЗИГ-Зауэр» и патроны, не то всерьез не принимая американского пилота, не то полагаясь на него в случае опасности. И сейчас Джим Гленн вполне был готов сражаться вместе с русскими против вероломных японцев, на руках которых уже была кровь американских солдат.

— Идем, — повторил русский, и что-то скомандовал своим бойцам. Те забросили автоматы за плечо, а двое двинулись вперед. Отряд спешил убраться подальше от места схватки.

Оставляя за собой разгромленную колонну и трупы японских солдат, своей кровью заплативших за восстановление территориальной целостности Империи, отряд русских солдат растворился среди сопок. Пытаясь шагать в ногу со своими нежданными спасителями, полковник Джим Гленн вдруг понял, что спасательный вертолет за ним сюда явится не скоро, а если кто-то рискнет, то спасать уже придется спасателей. Его парням, возможно, вскоре придется понять, что пришлось пережить их дедам в небе над Окинавой и Гуамом шестьдесят лет назад. Этот остров просто так никому не поддастся.

 

Глава 4.И на Тихом океане

Сахалин, Россия 20 октября

Серое небо, низкое настолько, что, казалось, зацепится за верхушку ближайшей сопки и порвется, пролившись мелким холодным дождиком, светлело с каждой минутой, но до восхода оставалось еще не меньше двух часов. Павел Ефремов, бесшумно пройдя через затихший лагерь, остановился, с невероятной нежностью, какой трудно было ожидать от здорового, увешанного оружием мужика, посмотрев на своего спящего бойца. Тот, восемнадцатилетний мальчишка, чуть заметно улыбался каким-то своим грезам, забыв наверное, что находится посреди глухого леса. И Ефремов вдруг тоже улыбнулся, решив дать своему товарищу еще несколько минут, чтоб тот хотя бы во сне мог побыть там, куда попасть ему на самом деле уже едва ли придется.

Из леса донесся тревожный крик какой-то местной пичуги, и прапорщик Ефремов разом напрягся, перекидывая из-за спины свой верный ПКМ. С пулеметом, уже несколько раз спасшим ему жизнь, Павел не расставался ни на минуту. Это был самый верный, самый преданный, надежный и бескорыстный друг. И только он мог помочь сейчас, если птица в чаще верещала не из-за дурного сна, а потревоженная приближавшимся врагом.

Прапорщик выждал несколько минут, обратившись в слух, но больше ничего подозрительного не происходило. Опустив пулемет стволом вниз, Ефремов сделал глубокий выдох. Он прошел еще несколько шагов по периметру лагеря, окинув взглядом спавших вповалку своих людей, закутавшихся кто в бушлат, кто в брезент, кто в кусок маскировочной сети. Всего шесть человек, он — седьмой, самый старший и по званию, и по возрасту. Семеро, вот и все, что осталось от Российской Армии на острове Сахалин. Этот хмурый неприветливый лес, раскинувшийся вокруг, стал для них домом, укрыл их от чужих взглядов. Но надолго ли они здесь в безопасности, и так ли дороги их жизни, чтобы, сохраняя их, таиться в чаще, как звери?

Прапорщик провел ладонью по щеке, ощутив колючую щетину. Здесь, в лесном, наскоро разбитом лагере, не было времени даже на элементарные вещи, и Ефремов подумал, не отпустить ли ему настоящую бороду. Тем более, раз уж назвались партизанским отрядом, надо соответствовать. Даром что и его бойцы, хоть и было самому старшему из них всего двадцать четыре, уже так заросли щетиной, что встреть их кто-нибудь на узкой лесной тропке, точно бы испугался.

Еще раз взглянув на небо, из темно-серого ставшее уже пепельным, прапорщик опустился на корточки возле спящего бойца, слегка толкнув его в плечо:

— Онищенко, подъем!

Солдат вскочил, как пружиной подброшенный, и, не успев даже открыто глаза, уже вслепую пытался нашарить автомат, лежавший рядом, на земле. Нашел, сдвинул флажок предохранителя АК-74, причем в положение «автоматический огонь», и лишь после этого окончательно проснулся.

— Твоя смена, Степан, — полушепотом произнес Ефремов. — Через два часа подъем, пора выступать. Я пока покемарю, а ты бди, боец! Разбудишь меня сначала!

— Есть, товарищ прапорщик!

— И смотри у меня, красноармеец, — стараясь подавить зевоту, пробормотал Ефремов, — не спать на посту! Смотри вполглаза, а слушай в оба уха, усек? И если что где шумнет, лучше сразу меня поднимай!

Онищенко понимающе кивнул, успев немного умыться водой из фляжки, за ночь едва не превратившейся в лед, и уже сбросив с себя мягкие тенета сна. Ефремов уснул, едва коснувшись головой скатанного в тугой валик бушлата, увидев, как его сменщик плавно, скользящим шагом, движется по периметру лагеря, вертя головой во все стороны. А погрузившись в сон, прапорщик вновь будто вернулся в прошлое, на несколько дней назад, снова вспомнив, как все начиналось.

Остановившись посреди плаца, непривычного пустого, и оттого казавшегося еще более просторным, прапорщик Ефремов вытащил из кармана мятую пачку «Беломора», и, вытряхнув чудом уцелевшую сигарету, торопливо прикурив, с наслаждением затянулся. Было еще утро. Солнце, выкарабкавшееся из-за сопки, тусклыми несмелыми лучами осветило военный городок, рассеяв ночной мрак, и теперь с высоты небосвода взирало на пустой простор плаца.

Было тихо, так тихо, что не хотелось даже дышать, рассеивая это странное безмолвие. Осмотревшись по сторонам, прапорщик, с чувством и толком попыхивавший беломориной, выдыхая колечки сизого дыма, увидел вдалеке, возле боксов для техники, прогуливавшегося взад-вперед часового, как положено, в полной выкладке — каске, бронежилете, с АК-74 на плече и подсумком со снаряженными магазинами на боку. Больше никто на глаза Ефремову не попадался — пустота.

Так пусто и безлюдно в расположении Тридцать девятой мотострелковой бригады стало лишь недавно. Прежде по плацу, по которому теперь ленивой походкой прогуливался Павел Ефремов, с утра и до темноты маршировали восемнадцатилетние салабоны, отрабатывая строевую подготовку, а когда не маршировали — то орудовали метлами, драя асфальт чуть не до зеркального блеска. Шутки про покрасить траву в зеленый цвет — лишь отчасти шутки. Нормальные командиры знают, что солдата нужно занять хоть чем-нибудь, любой работой, даже бессмысленной, чтобы у него не оставалось времени на всякую ерунду и «залеты», а офицерам потом не пришлось выяснять, как так вышло, что «дедушки» до смерти забили кого-нибудь из «молодых» просто от скуки и нерастраченной энергии. Сейчас же мусора хватало, под ногами шелестели опавшие листья, лежали окурки, скомканные сигаретные пачки. Видя это, прапорщик лишь сокрушено покачал головой.

— Товарищ прапорщик?

Часовой, заметив Ефремова, в нарушение всех уставов и инструкций покинул пост, подойдя бодрой рысью.

— Ну, чего еще, Онищенко? — Ефремов скучающе зевнул, взглянув на бойца, теребившего ремень «калашникова», ни много ни мало, с примкнутым штык-ножом, красиво блестевшим в лучах взбиравшегося все выше по небосклону светила.

— Товарищ прапорщик, что-нибудь новенькое слышно?

Ефрейтор Онищенко, честно выполнявший приказ отцов-командиров, охраняя укрытые за прочными воротами кирпичных боксов танки и бронемашины, был рад возможности поболтать — за минувшие два часа он вообще не видел ни одной живой души.

— Боец, а у тебя курево есть? — вопросом на вопрос ответил Ефремов, который тоже был не прочь потрепаться о чем угодно.

— Виноват, товарищ прапорщик!

— Ну, кто же так служит, красноармеец?!

Онищенко был хорошим солдатом, исполнительным, расторопным, но имел ужасный по меркам самого Ефремова недостаток — не курил. Совсем. Но службу нес исправно, этого не отнять.

— Майор, наверное, скоро выберется под солнышком погреться, — усмехнулся, сплевывая под ноги, прапорщик. — Он хоть водярой затарился неслабо, но все ж не цистерна там.

При упоминании самого старшего по званию офицера Онищенко инстинктивно взглянул в сторону здания штаба — кое-как оштукатуренной двухэтажной кирпичной коробки с гнилыми рамами и прохудившейся крышей. Там уже вторую неделю, отгородившись от всего мира батареей полулитровых бутылок, скрывался зам командира бригады по воспитательной работе майор Полозов. Послав эту самую работу куда подальше, единственный офицер, оставшийся в гарнизоне, ушел в запой, напоминая о своем существовании только доносящимися из окна второго этажа куплетами блатных песен и вылетавшими из того же самого окна пустыми полулитровыми бутылками.

— Эх! — Онищенко сочувствующе вздохнул. — Ну, нельзя же так!

Водку прапорщик Ефремов уважал — иначе в этом медвежьем углу было никак. Унылая служба, день за днем одно и то же, могла свести с ума кого угодно. Офицеры и прапорщики по негласному графику, поочередно погружались в нирвану, но сейчас, когда на весь гарнизон осталось всего полсотни человек, в основном — рядовые, да несколько сержантов, уходить в запой было невозможно. А хотелось, что скрывать. Но прапорщик понимал, что нельзя, а вот его непосредственный начальник просто «съехал с катушек», сорвавшись так, что теперь было не остановиться.

— Сломался мужик, — кивнул прапорщик.

Осуждать майора Ефремов все же не спешил, потому, как было, от чего сломаться. Стоило только вспомнить первые дни после приказа о всеобщей демобилизации, прозвучавшего на всех частотах, по всем телеканалам, которые только можно было принять здесь, в южной части острова Сахалин, и прапорщика передергивало.

Большинство солдат, узнав, что дембель наступил раньше положенного срока, просто собрали вещички и, уговорив шкипера какой-то шаланды, поставив пару ящиков водки, отбыли на материк. Так же поступили и офицеры — кроме Полозова, которому попросту некуда было податься. Устав, субординация, чины и звания — все это было отброшено за ненадобностью, послано куда подальше. Командиры никого не держали, никому больше не приказывали. Но кое-кому из солдат полученной свободы оказалось мало.

Ефремов помнил, как толпа дагестанцев, ингушей и прочих уроженцев далекого Кавказа, поддав для храбрости, направилась к оружейным, возле которых в растерянности топталась пара часовых — даже без оружия, только со штык-ножами. Пьяные, а может еще и обкурившиеся вдобавок, кавказцы, подбадривая себя криками, шли, не замечая ничего на своем пути. Кто-то высказал хорошую мысль — глупо возвращаться на гражданку с пустыми руками, пара сувениров типа АК-74 пришлась бы очень кстати.

Какого-то сержанта, русского, а потому не человека в глаза горцев, пытавшегося остановить толпу, свалили на землю и долго избивали ногами, оставив на плацу окровавленный кусок мяса в рваном камуфляже. Увидев это, Ефремов бросился к майору Полозову, застав того с бутылкой водки в руках.

— Товарищ майор, их нужно остановить! — с порога, без стука ворвавшись в кабинет, заявил Ефремов. — Вы видите, что творится? Эти ублюдки сейчас взломают оружейные комнаты, и тогда нам всем хана!

— Я над ними больше не командир! Да и ты, прапорщик, тоже! Пусть берут что хотят, и валят отсюда подальше! Что, у нас автоматов мало?! Десятком больше, десятком меньше! Все склады же забиты! На всю страну хватит!

Без стеснения послав майора на три буквы, Ефремов помчался к арсеналу, чудом опередив толпу разгоряченных кавказцев. Перепуганные часовые не пытались остановить злого прапорщика, а тот, не теряя ни минуты, добыл надежный, хотя и весьма тяжелый ПКМ, заправил в него ленту на сто патронов, и, на всякий случай еще надев бронежилет, с пулеметом наперевес вышел навстречу горцам.

— Всем стоять!!!

Хриплый вопль прапорщика разнесся по всему гарнизону. Ефремов знал, что управлять толпой можно, если показать свое полное превосходство, можно даже в одиночку диктовать свою волю полусотне горячих голов, только бы те почувствовали перед собой вожака, а не трясущееся от страха ничтожество.

Горцы замерли — они шли, зная, что встретят пару обделавшихся сопляков, а увидели совсем иное, то, чего не ждали. Но они были стаей, в стае были сильны, могли порвать кого угодно, действуя как единое целое. Они уже успели попробовать чужой крови, почувствовали силу, поверили в свое могущество, в то, что остановить их здесь и сейчас никто не сможет.

— Слышь, прапор, уйди с дороги, — крикнул кто-то. — Так и быть, не будем тебя опускать!

Вместо ответа Ефремов, крякнув от натуги, вскинул тяжелый, двенадцатикилограммовый ПКМ и нажал на спуск, дав длинную, сразу на пол-ленты, очередь поверх голов толпы. А секунду спустя раструб пламегасителя уже уставился в грудь напиравшим кавказцам.

— Стоять, суки!!!

— Э-э-э, брат, ты что?! — раздался испуганный голос — кажется, до разгоряченных «горцев» начало доходить, что все они могут так и остаться на пороге вожделенного арсенала. — Зачем сразу стрелять? Давай по-хорошему, а?

— Все назад, на хрен, или сам я вас разом сейчас опущу, твари! — прорычал Ефремов, грузный, сильный, из-за тяжелого бронежилета казавшийся еще крупнее. — Положу всех! Назад!!!

Павел Ефремов не служил в «горячих точках», не был в Чечне и Дагестане, когда там шли бои, не был там и позже, когда все вроде бы стихло. Он никогда не стрелял в людей, но сейчас людей перед прапорщиком не было, и он был готов без колебаний давить на спусковой крючок до тех пор, пока не закончится лента.

Ефремов видел перед собой бешеных зверей, опьяневших от вкуса крови, от чувства безнаказанности, был готов убивать их, и толпа поняла это. Ряды дагестанцев и их «соседей» дрогнули, а затем вся людская масса откатилась назад. Умирать в этот день никто не захотел. Через час, побив кого-то из солдат славянской национальности, словно оправдываясь друг перед другом за робость, вся эта толпа покинула расположение, двинувшись в сторону Южно-Сахалинска на трех угнанных из гаража «Уралах». Останавливать их прапорщик Ефремов и не подумал.

Через пару дней после приказа о роспуске армии в военном городке, где был расквартирован танковый батальон Тридцать девятой бригады, осталось всего человек тридцать — сержанты, несколько рядовых, майор Полозов, забаррикадировавшийся своем кабинете в компании нескольких десятков бутылок водки и ящика консервов, и сам Ефремов. Желая внести ясность, прапорщик на правах старшего по званию собрал личный состав, убедившись, что остались нормальные ребята, а не та полууголовная гопота, которую удавалось призвать, и из-за которой офицеры, пытавшиеся поддерживать хоть какой-то порядок, массово спивались.

— Бойцы, армии больше нет, — начал свою речь Ефремов. — Вы все теперь — гражданские лица. Приказывать вам я не могу и не стану. Вы служили своей родине, как могли, теперь все для вас закончилось. Можете идти на все четыре стороны. Возвращайтесь домой, парни!

— А вы, товарищ прапорщик?

— Я останусь здесь до тех пор, пока кто-то не наведет порядок, — решительно произнес Ефремов. — Здесь вокруг — горы оружия, я не хочу, чтобы оно оказалось разворовано всякими ублюдками, и потом весь Сахалин оказался бы залит кровью. Я буду охранять арсеналы, пока с материка не пришлют замену. Я знаю, что в Москве уже начали создавать новую армию, скоро вспомнят и о нас.

— Тогда мы тоже останемся! Вам одному не справиться! А оружие-то нам выдадут?

Остались все, и теперь расположение охраняли днем и ночью — охраняли серьезно, не расставаясь с оружием. Восемнадцатилетние парни, державшие автомат в руках только во время присяги, сразу стали казаться более взрослыми, получив по надежному АК-74 и полному боекомплекту. И службу они несли так, как не делали этого прежде. Ефремов не пытался приказывать, только просил, но каждую его просьбу оставшиеся по своей воле на острове бойцы выполняли, как не стали бы исполнять приказ самого Верховного главнокомандующего. И, как оказалось, рвение не было напрасным.

Через пару дней после того, как из гарнизона убрались дагестанцы, возле КПП остановился прикативший со стороны Южно-Сахалинска «Лендкрузер». Находившийся там по чистой случайности Ефремов наблюдал, как из огромного, словно дом, джипа выбрались четверо плечистых парней, похожих друг на друга, точно братья. Все бритые почти наголо, с золотыми перстнями на толстых пальцах и массивными золотыми цепями, обвивавшими короткие шеи и с перебитым носами профессиональных борцов.

Трое, отойдя в сторонку, но не сводя взглядов с кирпичной коробки караулки, закурили, став в круг. А четвертый, могучий человечище, коротко стриженый, накачанный так, что водолазка едва не лопалась по швам при каждом движении огромного туловища. Двинулся прямиком к КПП.

Не торопясь, «бык» приблизился к перекладине шлагбаума, за которой нервно переминался с ноги на ногу часовой, готовый сорвать с плеча «Калашников», но отчего-то не решавшийся это сделать прямо сейчас.

— Эй, пацан, открывай ворота, — прогудел бритый, сплевывая сквозь зубы. — Давай-давай, салабон! Мы ждать не будем!

— Чего надо, дистрофик?

Прапорщик Ефремов с неизменным ПКМ на плече и наполовину выкуренной папиросой в уголке рта вышел из караулки, став напротив качка. Ответ на собственный вопрос он уже знал — местные «братки» решили подсуетиться, поправив свои дела. За спиной прапорщика, в арсеналах мотострелковой бригады, хранились тысячи «стволов» — от пистолетов Макарова до станковых гранатометов и ПЗРК. Да и техника тоже не была лишней — Ефремов слышал, что в девяностые в Омске с завода бандюки пытались угнать Т-80, чтобы явиться на нем на очередные разборки. Тогда не прокатило, а вот сейчас вполне могло получиться.

— Ну, ты даешь, братан, — довольно оскалился «бык», поиграв могучими мускулами. — Дистрофик! А мне по приколу!

Ефремов сплюнул сквозь зубы от раздражения — почему-то всякие ублюдки постоянно называли братьями тех, кого в следующую секунду собирались «опустить».

— Веселый ты мужик, — от души рассмеялся бритый. — Это хорошо!

— Так чего надо то?

— Короче, прапор, все просто. Нам много не нужно, так, по мелочи, — принялся деловито излагать качок. — Подгони «калашей» с полсотни, ну, патроны, ясное дело. Можно еще «макаровых» хоть сколько-нибудь. Еще что? Ну, гранаты, «эфки» или «эргедешки», по барабану, лишь бы побольше. «Мухи» тоже пригодятся. Да, и такую машинку, какую ты мацаешь, тоже прихвати! — Бритый кивком указал на пулемет: — Уважаю! Меня сразу реально вставила!

— А может мне еще и раком стать? Штаны не снять сразу, не нагнуться перед тобой, чтоб удобнее было? — и сразу, не давая опомниться братку: — Валите на хрен отсюда, пока я добрый, и пока караул в ружье не поднял. Повторять не буду! Еще минута — и так здесь и ляжете!

«Хозяин жизни» открыл рот от удивления, но быстро пришел в себя. Миг — и в метнувшейся за спину руке удобно устроилась тяжелая «Беретта». Вот только еще раньше Ефремов взял на изготовку ПКМ, в ствол которого уже был загнан первый патрон.

— А теперь я злой! — сообщил прапорщик, и нажал на спуск.

Длинная очередь хлестнула по «Лендкрузеру». Пули калибра 7,62 миллиметра порвали шипованые покрышки, прошили лакированный борт дорогущего внедорожника, высадили стекла, выбили фонтанчики земли под ногами у братка, заставив того отпрыгнуть назад на несколько метров.

— Ну, сука, — прошипел пришедший в себя качок, вытаращив глаза на изрешеченный, изгрызенный свинцом джип, дорогущую игрушку, враз ставшую просто грудой металлолома. — На чем же мы отсюда поедем-то!

— Пешком гуляй, пока можешь! Сейчас я сосчитаю до десяти, и тогда ты уже никуда отсюда не уедешь, если только в цинк твою тушу запаяют!

— Ну, прапор, падла, я тебе все припомню! Ты у меня еще на четырех костях будешь стоять, сапог!

«Лендкрузер», от былого лоска которого после «легкого тюнинга» из ПКМ не осталось и следа, с дороги убирать не стали. Дождавшись, когда четверка спортсменов скроется за горизонтом, прапорщик Ефремов, не размениваясь на мелочи, собрал личный состав — всех свободных от несения службы.

— Эти мордовороты вернутся, не сомневаюсь, — хмуро произнес прапорщик, изучая свое погрустневшее «воинство». — И церемониться с нами не будут. Здесь, за вашими спинами, столько всего, что они вдесятеро больше народу положат, чем нас здесь осталось, и не поморщатся.

Оставшиеся с Павлом Ефремовым бойцы, пацаны восемнадцати-девятнадцати лет, помрачнели. Красоваться, хвастаясь перед товарищами новеньким, только вытертым от смазки АК-74 это одно, а знать, что совсем скоро доверенное тебе оружие предстоит применить по назначению, стреляя в живых людей — совсем другое.

— Когда эта падаль вернется, мы должны быть готовы, — уверенно, заражая своих солдат собственным каменным спокойствием, произнес прапорщик, заглядывая в глаза каждому из пацанов по очереди. В ответных взглядах он видел многое — робость, сомнения, и лишь изредка откровенный страх. — Смотреть в оба, с оружием не расставаться даже в сортире! Всем немедленно получить двойной боекомплект, гранаты — обязательно! Каски, бронежилеты! И будьте готовы действовать! Если появятся чужие — валите их немедля, иначе они нас всех завалят!

Прапорщик Ефремов знал, что солдаты из гарнизона продавали местным жителям и патроны для «поохотиться», и толовые шашки — глушить рыбу, которой здесь было полным полно. Он и сам пару раз грешил этим, но одно дело — толкнуть автоматный рожок мужику из соседнего села, который потом, если самому повезет, еще и мясом поделится, и совсем другое — открыть арсенал для откровенных бандитов.

— Ублюдки скоро соберутся с силами и вернутся, — усмехнулся прапорщик. — Но мы к этому будем готовы!

На войне Ефремову не пришлось побывать, но не нужно быть Рэмбо, чтобы подготовиться к обороне, имея под рукой целый арсенал. Наскоро обученные бойцы опутали весь охраняемый периметр бессчетным множеством растяжек, использовав несколько ящиков гранат Ф-1. К ним добавились и мины, противопехотные «прыгающие» ОЗМ-72 со сплошным радиусом поражения до двадцати пяти метров, и даже древние, но чудовищно эффективные, особенно против обычной пехоты, МОН-100 направленного действия.

Закончив с инженерными приготовлениями, бойцы во главе с прапорщиком двинулись на стрельбище, и там каждый без исключения выпустил не меньше, чем по магазину патронов, вдобавок швырнув хотя бы по одной гранате. Мальчишки, которым дали в руки настоящее оружие, сразу почувствовали себя умелыми воинами, и страх в их глазах уступил место азарту.

Случилось все, когда не прошли еще и сутки с визита «спортсменов». Перед рассветом часовой с КПП разбудил прапорщика, сообщив, что слышит из-за леса шум моторов и голоса. Ефремов, вскочив с постели, успел только накинуть бронежилет, даже не застегивая его на боках, да подхватить АКМ с прибором бесшумной стрельбы, на который временно сменил пулемет. Прапорщик только выскочил из караулки, когда над погруженным во тьму гарнизоном взметнулся настоящий фонтан огня, и что-то пронзительно засвистело и захлопало.

— Это у артиллерийских складов! — безошибочно определил прапорщик, за которым, пыхтя и бряцая амуницией, бежали бойцы бодрствующей смены караула. — За мной!

На бегу передергивая затворы, бойцы рысью бросились туда, где взмывали над крышами боксов рукотворные звезды, ярко освещая ограждение военной части. Сигнальные мины СМ, установленные по периметру вместе с настоящим «летальными» минами, оказывали шоковое воздействие на неподготовленных людей. Грохот, свист, яркий свет — растеряться было легко. Так и получилось с десятком «спортсменов». Перекусить стальную сетку забора они смогли без проблем — это только в кино к проволочным заграждениям подведен электрический ток в десять тысяч вольт. Но, оказавшись в расположении, незваные гости и представить не могли, что вдоль забора тянется полоса шириной метров пятнадцать, буквально нашпигованная минами и растяжками.

В темноте кто-то нечаянно задел тонкую проволоку контактного натяжного взрывателя, приведя в действие сигнальную мину. А пока появился караул, петлявший меж каменных коробок боксов, запертых на висячие амбарные замки, «братки», ошарашенные происходящим, напоролись на «настоящую» мину ОЗМ-72.

С негромким хлопком вышибной заряд подбросил боевую часть на полтора метра над земле, а затем оглушительно громыхнул взрыв и завизжали осколки. Концентрическая волна стальной шрапнели срезала сразу нескольких человек, многие были ранены, а тем временем подоспел прапорщик со своими людьми.

— Огонь! — приказал Ефремов, и первым вскинул АКМ, послав в сторону бестолково метавшихся бандитов первую очередь.

Прапорщик впервые стрелял в живых людей, и не мог поверить, как все оказалось легко и просто. АКМ в его руках вибрировал, выплевывая свинец, и темные фигуры, одна за другой, падали на землю. Затрещали «калашниковы» часовых, выплескивая шквал огня на чужаков, и через полторы минуты умолкли даже стоны раненых. В ответ не прозвучало ни одного выстрела.

Когда все закончилось, Ефремов осмотрел то, что осталось от непрошенных гостей, сперва побегавших по минному полю, а затем попавших под ураганный огонь автоматчиков. Среди окровавленных кусков мяса нашлось немало оружия — пистолеты ТТ и «Макаровы», многие с самодельными «глушителями», пара «ксюх» — автоматов АКС-74У, и совсем экзотические пистолеты-пулеметы «Тип 79», китайские, под 7,62-миллиметровый патрон ТТ. Штамповка, грубая, примитивная даже на вид, но оттого не менее смертоносная в ближнем бою. А еще — никелированная девятимиллиметровая «Беретта-92F». Знакомая «пушка», лежавшая рядом с особенно крупным куском мяса, при жизни бывшим большим и сильным человеком.

— Добегался, спортсмен, — зло сплюнул Ефремов, чувствовавший, как мелкой дрожью колотит все тело — ему впервые пришлось убивать, но осознал происшедшее прапорщик только тогда, когда все закончилось. — Вот и вернулся!

Очень хотелось выпить, но все, что мог позволить себе прапорщик, это вытащить трясущимися пальцами из новой, недавно распечатанной пачки, сигарету, торопливо закурив. За спиной топтались, шумно дыша и переминаясь с ноги на ногу, пацаны, только что побывавшие в бою, пусть в этом бою по ним не выпустили ни одной пули.

— Орлы, — хрипло произнес Ефремов, взглянув на своих бойцов. — Герои! Чисто сработали! Хвалю за службу!

— Служим России! — выдохнули разом солдаты, только что прошедшие крещение огнем.

С той ночи прошло много дней, ничего подобного больше не повторялось. То ли перебитые у забора «братки» были самыми борзыми, то ли вообще единственной такой группировкой, а может, остальные просто поняли, что здесь с ними, с их блатным авторитетом никто не станет считаться. Но бойцы малочисленного гарнизона с тех пор оружие из рук не выпускали ни на секунду. Вот и сейчас вышедший на плац, подышать свежим воздухом прапорщик Ефремов кроме полагавшегося ему по званию ПМ в поясной закрытой кобуре нес на плече укороченный «калашников». На малых дистанциях, да в умелых руках, девятимиллиметровый «Макаров» был страшной вещью, что бы там про него ни говорили, ну а если потребуется высокая плотность огня — под рукой всегда АКС-74У.

— Возвращайся на пост, боец, — приказал Онищенко прапорщик. — Потом поговорим! Пойду пока, прогуляюсь, посмотрю, что нового!

Ефрейтор, поправив висевший за спиной автомат с примкнутым штык-ножом, развернулся, неторопливо двинувшись к ангарам с техникой. Там, за тяжелыми створками ворот, за несколькими слоями кирпича, ждали своего часа танки Т-80БВ — главная ударная сила бригады, сила, которой едва ли теперь суждено было быть использованной. А прапорщик, настоящий хозяин здесь с тех пор, как майор Полозов нырнул в граненый стакан с сорокаградусным «топливом», двинулся по территории, осматриваясь и запоминая все, что попадалось на глаза. Но далеко он не ушел.

Низкий пульсирующий гул пришел из-за сопок, затем превратившись в металлический стрекот. Инстинктивно запрокинув голову, Ефремов увидел, как из-за вершины холма вынырнула целая стая вертолетов, настоящий рой винтокрылых машин, на огромной скорости промчавшийся над расположением батальона.

— Это наши? — Онищенко, придерживая болтавшийся за спиной АК-74, бежал к застывшему от изумления Ефремову. — Товарищ прапорщик, наши прилетели!

— Хрен тебе, а не наши, — зло ответил Ефремов, успевший рассмотреть вертолеты, увидеть над каждым из них два винта на пилонах над кабиной и в самой корме, непривычный рисунок камуфляжа. — Это же «Сикорские»! Американские «вертушки»!

— Американцы?!

Американцы на Сахалине были уже давно — и в то же время их как бы и не было. На континенте их хватало — во Владивостоке, на Камчатке, там, где располагались базы Тихоокеанского флота. На острове же американских военных почти не было.

В гарнизоне знали, что небольшой отряд американских морпехов, кажется, только одна рота, высадился в Южно-Сахалинске, взяв под контроль аэропорт, но здесь, в расположении батальона, чужаков не видели еще ни разу. Лишь изредка в заоблачной дали пролетали над островом американские самолеты, направлявшиеся на материк или возвращавшиеся с него. И потому такая внезапная активность насторожила всех.

Павел Ефремов, не раздумывая, направился в свою каптерку, где находился телефон — обычный стационарный, сейчас, после того, как многие ретрансляторы сотовой сети подверглись бомбежке, и до сих пор не были восстановлены, более надежный, чем любой другой способ связи.

Торопливо накручивая диск допотопного аппарата, прапорщик по памяти набрал первый попавшийся номер, После нескольких длинных гудков, когда Ефремов уже думал положить трубку и попытаться еще раз, в динамке раздалось безразлично-сонное:

— Милиция, райотдел, дежурный лейтенант Соколов.

— Прапорщик Ефремов, Тридцать девятая мотострелковая бригада. Лейтенант, что происходит? У нас над расположением какие-то «вертушки» кружат! Кажется, американские!

— Это японцы, — прозвучал неожиданный ответ. — Японцы высадились на Сахалин. В Южно-Сахалинске выбросили десант, а мимо нас только что прошла на север целая колонна бронетехники.

— Японцы?!

— Точно, — подтвердил лейтенант. — Сам видел! Я связался с областной «управой», там сказали, что между янки и япошками был бой в аэропорту!

— Говоришь, колонна техники? И много?

— Несколько танков, бронетранспортеры, типа наших «восьмидесяток».

— А танки — танков сколько?

— Да не считал я, прапорщик, — голос милицейского лейтенанта звучал раздраженно. — Мы как увидели, обалдели от такого все, не до математики было.

— Добро, лейтенант! Бог даст, я нынче их сам пересчитаю!

Личный состав собрался быстро. Те, кто остался в гарнизоне, служили не по принуждению, а просто потому, что верили в нужность своего дела, и теперь приказы исполнялись не в пример быстрее. Две дюжины молодых парней, все как один с оружием в руках, построились на давно не метеном плацу, поедая взглядами хмурого и насупленного прапорщика.

— Значит так, бойцы, — начал свою речь Ефремов, остановившись перед строем. — На Сахалин только что высадились японские войска. Соседи решили прибрать к рукам нашу землю. Перед американцами мы прогнулись, япошки думают, что и перед ними тоже прогибаться будем. Я знаю, что янки японцев сюда не звали — те явились непрошенными. Мы с вами — последние из тех, кто был призван защищать свою Родину! Нам запретили считать себя солдатами, но мужиками то, русскими мы с вами остались, и этого нам никто не смеет запретить. И я не хочу видеть, как на русскую землю лезет всякая желтомордая сволочь! Сперва японцы, за ними китайцы поползут — а где нам, русским жить останется? У нас есть оружие, мы умеем его применять, и мы можем защитить свою страну от непрошенных гостей!

Павел Ефремов чувствовал, как сам все больше и больше заводится от каждого произнесенного слова. Он сознавал всю мощь даже единственного батальона — отдай кто-нибудь, кто не боится рисковать, такой приказ, и на Сахалине через час следа бы не осталось от янки. А тех, кто придет им на смену, встретят залпы танковых орудий. Но такого приказа прапорщик не дождался, и теперь каждый вечер из выпусков новостей узнавал, что временное правительство России снова и снова просит американских солдат остаться на территории страны — гарантом мира и стабильности. Ну а те, нехотя, разумеется, соглашаются, на всякий случай, стягивая свои войска поближе к нефтяным и газовым месторождениям.

— Мы старались сделать из вас солдат, я учил вас, как и все остальные, учил тому, что знал, учил так, как умел. Приказывать вам я не могу. Ваши жизни нужны вашим близким, тем, кто ждет вас дома. Но тем, кто готов дать свой последний бой врагу, кто готов защитить свою страну, и кто готов погибнуть в этом бою, я предлагаю сделать шаг вперед. Кто со мной, бойцы?

Прошла долгая минута, показавшаяся прапорщику вечностью, прежде, чем неровный строй солдат раскололся. Вперед шагнули не многие — всего десяток, но отчего то Ефремов сразу поверил в этих парней, в то, что им можно доверить прикрыть собственную спину.

— Вы — за мной, — приказал прапорщик вышедшим из строя солдатам. — Остальным разрешаю вернуться в казармы! Р-р-азойдись!

Выстроившись в колонну по двое, добровольцы, пытаясь шагать в ногу, двинулись вслед за Ефремовым, безошибочно направившимся к танковым боксам, где ждали в неволе своего часа прекрасные Т-80. Ефрейтор Онищенко вынырнул из какого-то проулка, бросившись наперерез Ефремову:

— Товарищ прапорщик, я с вами!

— Не терпится сдохнуть, сопляк?

— Товарищ прапорщик, я вам пригожусь, — настаивал ефрейтор. — Мне идти все равно некуда, я детдомовский, меня никто не ждет. И в армию я сам пошел, откосить и не пытался! Я же присягу давал!

— Все давали! Как дали, так и обратно позабирали!

— Я — механик-водитель, в батальоне не последний, а вам в таком деле нужны лучшие!

Онищенко был прав, и Ефремов это знал. Танк в руках этого мальчишки танцевал не хуже балерины из Большого Театра, словно это был не кусок стали в сорок две тонны весом, а живое существо, могучее и грациозное. И, вспомнив все это, прапорщик сказал, взглянув в глаза Онищенко:

— Запрягай коней, хлопцы! Пора нам повоевать немного!

Их было слишком мало для серьезного боя, но и японцев не могло быть очень много. Прапорщика никогда не учили, как воевать при почти полном отсутствии данных о противнике, его местоположении, силах, намерениях, хотя бы приблизительных. Но все, чего хотелось Ефремову — увидеть в перекрестье прицела силуэт вражеской боевой машины и нажать на спуск. И это он мог сделать.

Танк Т-80БВ, облепленный плотными рядами «киричиков», навесных элементов комплекса динамической защиты «Контакт», с лязгом и скрипом выкатился на плац из темного нутра бокса, пропахшего железом и дизтопливом. А следом за ним покинул свое укрытие гусеничный бронетранспортер-тягач МТ-ЛБ, рабочая лошадка мотострелков, способная почти всюду проползти на своих широких гусеницах, немалый груз вытаскивая на широкой стальной «спине». Правда, из вооружения один только пулемет ПКТ в маленькой башенке по правому борту — для серьезного дела маловато. Да и броня тонкая, только против осколков и пуль, и то очередь в упор из «браунинга» пятидесятого калибра порвет ее в клочья. Ну да этой машине не в лобовую атаку идти.

— Боекомплект в «маталыгу», — приказал Ефремов, с натугой открывая ворота арсенала. Там, в полутьме, виднелись длинные ряды оружейных ящиков. — Живее, бойцы! Патронов тащи побольше!

Образовав живую цепь, присоединившиеся к Ефремову мотострелки передавали друг другу увесистые цинки с автоматными патронами, один за другим исчезавшие в десантном отсеке МТ-ЛБ. Кто-то раскупорил ящик с ручными гранатами РГД-5, торопливо вкручивая запалы, хранившиеся, как полагается, отдельно. Сам прапорщик открыл продолговатый окрашенный в зеленый цвет ящик, вытащив из него раструб гранатомета РПГ-7. положил на плечо, приложился к оптическому прицелу, и, довольно, хмыкнув, скомандовал бойцам:

— Выстрелы к «гранику» загружать под завязку! Все, сколько найдем! Сами и на броне прокатимся, не хрен!

Приготовления были закончены через полчаса. Под завязку загрузив бронетранспортер, солдаты расположились на его плоской широкой крыше, свесив ноги и выставив во все стороны стволы. Ефремов был с ними, большой и неповоротливый из-за тяжелого бронежилета и надетой поверх «разгрузки». На грудь прицепил каску, обтянутую маскировочной сеткой, на коленях лежал верный ПКМ с заправленной лентой-«соткой».

Рядом сидели его солдаты, те, кто был готов сражаться с врагом, а не просто нести службы по уставу. Тоже экипированные не хуже каких-нибудь «рейнджеров». Люди сосредоточенно молчали, никто не шутил, все были собраны, мрачны. В вои восемнадцать-двадцать лет каждый понимал, что, возможно, истекают последние отпущенные ему минуты на этой грешной земле. Но отступить они не могли, хотя втайне и надеялись выжить.

— Ну, красноармейцы, погнали! — Ефремов хлопнул по броне, и механик-водитель дал передний ход. — С Богом!

Танк, которым управлял ефрейтор Онищенко, выполз из расположения первым, заставив сидевших на броне МТ-ЛБ бойцов наглотаться солярной гари. Маленькая колонна двинулась к сопкам, за которыми проходило единственное приличное в этой части острова шоссе. Там Павел Ефремов рассчитывал повстречать японцев.

Высадка передовых подразделений Пятой пехотной дивизии Сил Самообороны Японии прошла, как на учениях, четко и гладко. Катера на воздушной подушке LCAC, преодолев отделявшие эскадру от побережья мили на скорости в сорок узлов, выползли на песчаный берег, опустились аппарели, и по ним медленно сползли на сушу угловатые громады танков «Тип 90». Генерал Хейхатиро Муцу, наблюдая, как неуклюже ворочаются эти пятидесятитонные махины, ощутил непоколебимую уверенность в будущем. Нет на всем Карафуто силы, способной остановить их неторопливую поступь.

Прошли времена, когда японские танки представляли собой плохо вооруженные неуклюжие коробки, броню которых можно было пробить из винтовки. Основной боевой танк «Тип 90» представлял собой вершину инженерного искусства. Гладкоствольная пушка калибра сто двадцать миллиметров, такая же, как на знаменитом американском «Абрамсе», система управления огнем фирмы «Мицубиси» с тепловизором и лазерным дальномером, дизель в полторы тысячи лошадиных сил, сообщающий боевой машине скорость свыше сорока километров в час — все это не могло не внушать уважения. Но танками боевая мощь десанта не ограничивалась, хотя они и были ее становым хребтом.

Рядом с кораблями на воздушной подушке на берег выползли, опустив носовые аппарели, уткнувшись срезанными носами в мокрый песок, танкодесантные «Сацума» и «Немуро». Устаревшая конструкция не позволяла, в отличие от флагмана эскадры «Осуми», высаживать десант из-за горизонта, зато каждый из этих кораблей мог принимать на не меньше десятка боевых машин, в том числе и танки, и сейчас на берег Карафуто по опушенным рампам стекал настоящий стальной поток, фырчащий дизелями и пышущий струями выхлопных газов.

— Господин генерал, — к Хейхатиро Муцу подбежал командир батальона, который был выбран для высадки в первой волне. — Господин генерал, десантирование идет по плану! На берегу уже более половины техники и личного состава!

— Что слышно из Южно-Сахалинска?

Вертолетный десант должен был захватить контролируемый американцами аэродром, и именно туда надлежало прибыть главным силам Пятой пехотной дивизии. Если воздушный мост не будет организован, генералу Муцу придется остаться на Карафуто с несколькими сотнями людей и десятком танков, а это не та сила, справиться с которой американцы не сумеют.

— Аэродром под нашим контролем, господин генерал, — доложил ликующий командир батальона. — Потери незначительны, большая часть американцев взята в плен! Из штаба передали, что транспортные самолеты уже в воздухе!

— Отлично! Тогда немедленно выдвигаемся к Южно-Сахалинску! Необходимо укрепить оборону аэропорта, насколько это возможно, и прикрыть высадку главных сил!

Пехотный батальон, усиленный танковой ротой, был лишь авангардом армии вторжения, но и он являлся силой, которой ничто не могло противостоять на этом острове. К этой минуте на берегу была уже большая часть техники и почти все десантники. Лишь катера на воздушной подушке LCAC, развернувшись на одном месте, скрылись за горизонтом в фонтанах пены и брызг, чтобы через полчаса доставить на сушу с борта флагманского «Осуми» еще дожидавшиеся в его трюме своей очереди танки.

— По машинам! — приказал генерал, рысцой кинувшись к командирской бронемашине «Тип 82», замершей с открытыми люками в ожидании своего самого важного пассажира.

Прежде, чем скрыться под броней, командующий Пятой пехотной дивизией еще раз бросил взгляд на открывавшуюся с берега панораму, на подернутые туманом склоны вонзавших вершины в облака сопок, поросших девственным лесом, на песчаный пляж, перепаханный гусеницами танков и колесами бронемашин. Прекрасный край, нетронутая природа, скрывающая богатства, так необходимые Японии, уже истощившей свою землю — уголь, нефть, руды металлов. И это было лишь начало.

— Двинулись, — скомандовал генерал Муцу, опуская бронированную крышку люка. — Колонна — вперед!

Выгрузка еще только подходила к концу, когда к сопкам с перепаханного колесами и гусеницами пляжа двинулась грозно урчащая моторами вереница боевых машин. Командующий Пятой пехотной хотел оказаться в Южно-Сахалинске первым, чтобы на летном поле местного аэродрома встретить своих прибывающих из Японии солдат. В прочем, Японией теперь, с этой самой минуты, стала и та земля, которую попирала своими рубчатыми широкими колесами его КШМ, петлявшая по извилистой дороге, стиснутой склонами сопок.

Первым по узкой дороге двинулся, оторвавшись от главных сил почти на километр, разведдозор. Боевая разведывательная машина «Тип 87», сопровождаемая японской новинкой, четырехосным бронетранспортером «Тип 96», находилась постоянно на связи с колонной, и генерал Муцу слышал заполнившие эфир переговоры. В случае возможной засады дозор примет удар на себя, позволив основным силам приготовиться к бою. Пары танков, десятка боевых машин пехоты «Тип 89» и новейших бронетранспортеров «Тип 96» хватит, чтоб смести любую преграду. А если их огневой мощи окажется мало, в хвосте колонны ползла, кроша старый асфальт стальными лентами гусениц, зенитная самоходная установка «Тип 87», созданная на базе уже устаревавшего танка «Тип 74». Пара ее автоматических «Эрликонов» могла выпускать в минуту свыше тысячи снарядов калибра тридцать пять миллиметров, настоящая лавина огня. В свое время так поступали русские еще в Афганистане — японский генерал очень хорошо изучил историю войн и конфликтов последних десятилетий, самые незначительные, но жизненно важные, быть может, детали — придавая своим колоннам зенитные самоходки «Шилка», буквально сметавшие своим огнем толпы атакующих моджахедов.

— Держать дистанцию, — произнес в микрофон рации генерал Муцу, отрезанный от окружающего мира броней командно-штабной машины. — Вести постоянное наблюдение!

Боевые машины ползли по извилистому шоссе с давно не чиненым покрытием, в Японии таких дорог, наверное, и не найти, а русским, кажется, плевать, где и как ездить. Но и по такой трассе бронемашины двигались с приличной скоростью, неумолимо приближаясь к Южно-Сахалинску. Дважды колонна проезжала через небольшие городки, пугая местных жителей ревом моторов и лязгом гусениц. Остановить японцев никто не пытался, люди просто в страхе разбегались, выглядывая вслед стальной грохочущей змее из-за углов и из переулков.

Потом снова потянулись сопки, поросшие лиственницами и пихтами. Шоссе плавно изгибалось, как бы опоясывая невысокую гору с плоской вершиной. Разведдозор исчез за поворотом, а колонна сбавила ход, дабы не выскочить по инерции с шоссе, справа вздымавшегося склоном сопки, а слева проваливавшегося его продолжением на пару десятков метров вниз. Над дорогой повисли плотные клубы выхлопных газов, словно дымовая завеса.

Сильный грохот проник под броню командирской «Тип 82», и тотчас закричал механик-водитель, пытаясь отвернуть, избегая столкновения с внезапно вспыхнувшей боевой машиной пехоты «Тип 89». КШМ на миг зависла над оврагом, затем вновь каким-то чудом выползя на шоссе. Генерал Муцу, прильнувший к прибору наблюдения, увидел, как вспыхнул ехавший в голове колонны танк, и его башню оторвало от корпуса, подбросив в небо.

— Колонна, назад! — крикнул командующий. — Это засада! Открыть ответный огонь!

Склон сопки, возвышавшейся над шоссе, полыхнул вспышками выстрелов, и к замершим перед преградившим путь вперед танком бронемашинам устремились дымными стрелами противотанковые гранаты.

Прапорщик Ефремов не был местным по рождению, на свет он появился в Нижнем Новгороде, а годы юности провел в Красноярске, но, отслужив на Сахалине семь лет, изучил окрестности, и теперь смог выбрать почти идеальное место для засады. Сопка с плоской вершиной, заросшая не слишком густым хвойным лесом, господствовала над местностью. По ее западному склону вилась лента шоссе, единственного, пригодного для движения большого количества техники.

— Значит так, Земцов, — обратился прапорщик к сержанту, командиру танка, — ставь свой «самовар» на северном склоне, так, чтоб дорога была на линии огня. О маскировке не забудь! Как с боекомплектом?

— Автомат заряжания загружен полностью, товарищ командир! Двадцать восемь кумулятивных и бронебойно-подкалиберных!

— Отлично, — кивнул довольный прапорщик. — Все, сержант, дуй на исходную! Позывной твой пусть будет… «коробка»! Жди моей команды, будь на связи постоянно, но сам в эфир не выходи! Японцы, они же ой какие хитрожопые, наверняка радиоразведку будут вести! Как дам сигнал, бей во все, что увидишь, снаряды не экономь!

Танкист ловко вскарабкался на броню, исчезнув в башне, и через минуту его боевая машина, всеми сорока двумя тоннами своего веса прокладывая новую дорогу в лесу, поползла на указанную позицию, оглашая окрестности стрекочущим воем турбины. А облепленная стрелками МТ-ЛБ продолжила восхождение к вершине.

Оказавшись на гребне сопки, Ефремов приказал спешиться, и бойцы принялись выгружать набитые в «десант» бронемашины ящики с оружием и боеприпасами.

— Япошки скоро появятся, не спать! — подбадривал своих людей прапорщик, обозревая окрестности в мощный бинокль. — Шевелись, пацаны!

Десять человек занимали позиции на вершине сопки, торопливо окапываясь. Саму МТ-ЛБ тоже замаскировали, накрыв лохматой сетью и добавив еще ветвей, ее башенный пулемет ПКТ мог оказаться очень полезным в бою, и Ефремов решил не отгонять машину в тыл, несмотря на ее, откровенно говоря, никакую защиту.

— Бойцы, внимание! — Ефремов заставил людей отвлечься от разгрузки, и, увидев, что все слушают его, произнес: — План следующий. Разбиваемся на пары, занимаем позиции равномерно вдоль гребня. Каждой паре — один РПГ-7, один пулемет, рацию обязательно, хоть какую, но чтоб работала. Ждем, когда вся колонна окажется перед нами, по моей команде открываем огонь из гранатометов. Первое дело — загасить «броню», потом мочим пехоту! Начинаем с головной и замыкающей машин. Нужно заблокировать колонну, потом будем выбивать по очереди, что останется. Не увлекаться, по команде отходим, мне живые солдаты нужны, а не павшие геройской смертью. Силенок у нас не хватит, чтоб их разгромить, тут, может, батальон, а нас и взвода не наберется. Но напугаем мы этих сукиных детей до мокрых подштанников! Надолго нас запомнят! Вопросы есть? Тогда по местам, бойцы!

Через несколько минут в мягкой земле, усыпанной хвоей, появились неплохо замаскированные окопчики, едва ли различимые со стороны шоссе. Один из них занял сам Ефремов. Перед собой прапорщик поставил верный ПКМ, заботливо почищенный, смазанный, с заправленной лентой. Под рукой было еще две коробки, каждая на сто патронов. Но главным калибром прапорщика был гранатомет РПГ-7. Напарник Ефремова, младший сержант по фамилии Гончар, тащил на плече четыре кумулятивные гранаты ПГ-7ВЛ, похожих на конические дубинки, а также одноразовый гранатомет РПГ-18 «Муха», вконец устаревший, но не переставший быть от этого эффективным. Ну и, разумеется, автомат с приличным боекомплектом и рацию, старую, тяжелую, но работавшую — и это был самым важным.

— Витек, закурить есть? — поинтересовался Ефремов, поудобнее устраиваясь на дне неглубокого окопа. — Ждать-то, поди, придется долго. Я прикинул, минут через тридцать здесь японцы появятся, не раньше.

— Угощайтесь, товарищ прапорщик! — боец протянул помятую пачку «Беломора», и Ефремов, вытащив сигарету, прикурил, с наслаждением затянувшись. — А если они здесь не пойдут? Другой дорогой?

— Так нет их, дорог-то, здесь больше! Тут они пойдут, голубчики! Никуда от нас, на хрен, не денутся!

Ждать подтверждения своих слов Ефремову долго не пришлось. Звук моторов, далеко разносившийся в опустившейся на сопки тишине, прапорщик услышал задолго до того, как на шоссе появились разрисованные пятнами камуфляжа бронемашины. А когда они выползли из-за поворота, дорога уже оказалась под прицелом полудюжины РПГ.

— Всего две? Чего-то маловато, — протянул Гончар, покосившись на командира.

Ефремов, поднеся к губам микрофон, нажал на клавишу передачи, произнеся:

— Это разведка! Пропустить, огня не открывать! Сигнал к атаке — зеленая ракета!

Никто не ответил, но прапорщик знал, что приказ услышан. И сам, не теряя времени, засунул в казенник сигнального пистолета СПШ цилиндр ракеты — не хватало еще привлекать внимание японцев лишними переговорами.

Дозор, трехосная бронемашина, что-то типа БРДМ-2, с большой плоской башней, и громоздкий, угловатый восьмиколесный БТР, на крыше которого был установлен, словно в насмешку, единственный пулемет на турели, обогнул сопку, исчезнув из поля зрения, но звук моторов не смолкал, и через пару минут из-за поворота потянулась колонна.

— Явились, сучьи дети! — со злым азартом прошептал Ефремов. — Так, что тут у вас? Ага, головной танк, еще танк, бэтээр, БМП, еще БМП… — он перечислял проезжавшие мимо на небольшой скорости машины, нацелившие стволы пушек и пулеметов в сторону склона. Прапорщик насчитал десяток колесных и гусеничных боевых машин, по российским штатам мотострелковая рота. Но на этом колонна не закончилась. — Так, это что за хреновина? КШМ что ли? Она, точно! Об-на, еще и самоходка!

Командно-штабная машина, вооруженная лишь двумя пулеметами на турелях, зато утыканная антеннами, точно еж, и подпиравшая ее зенитная установка с парой длинноствольных автоматических пушек, калибром наверняка миллиметров тридцать, как не сорок, привлекли особое внимание прапорщика. Первая — потому что велик был соблазн уничтожить начальство, хотя бы на время лишив японцев управления, и под это дело перебив их, растерянных, побольше. А ЗСУ была опасна своей огневой мощью, пожалуй, после танков именно она была самым серьезным противником, а может, даже и более серьезным, чем танки, афганские «духи» бы наверняка согласились с этим. Ну, танками есть, кому заняться.

— Сержант, к бою! Готовь «Муху»!

Сам Ефремов взвалил на плечо заряженный РПГ-7, приникнув к наглазнику прицела, через который в деталях видел выбранную в качестве цели гусеничную БМП с плоской широкой башней, из которой торчало жало автоматической пушки, двигавшееся из стороны в сторону, словно хоботок комара, учуявшего кровь.

Прапорщик вскинул сигнальный пистолет, нажав на спуск, и зеленый шар ракеты взмыл над сопкой с шипением и искрами. И в тот же миг Ефремов выстрели из гранатомета. По ушам ударил грохот, отозвавшийся звоном в голове, а к БМП устремилась кумулятивная граната ПГ-7ВЛ с бронепробиваемостью до полуметра стальной брони. Отмечая свою траекторию дымным жгутом, граната ткнулась в борт бронемашины, и мощный взрыв разорвал ее коробчатый корпус на куски, срывая башню и отшвыривая ее в овраг.

Одновременно выстрелил из своего легкого РПГ-18 и Гончар, метивший в колесный бронетранспортер. «Муха» не подвела, БТР вспыхнул, и кто-то, охваченный огнем, вывалился из распахнувшегося кормового люка, чтобы, пробежав несколько метров, упасть на обочине и уже не вставать.

— «Коробка», прием! — Ефремов кричал в микрофон рации, вызывая экипаж Земцова. — Гаси танки! Как принял? По танкам — огонь!

Звук выстрела прапорщик, конечно, не услышал, Т-80Б все же стоял у подножья сопки, в полукилометре примерно. Зато Ефремов увидел, как от попадания в борт кумулятивного снаряда вспыхнул японский «Тип 90», большой, угловатый, с широкой квадратной башней. Второй танк резко сдал назад, и выпущенный по нему Земцовым снаряд лишь взрыл землю, ломая асфальт.

А с вершины сопки были гранатометы. Первый залп вывел из строя полдюжины бронемашин, некоторые от детонации боекомплекта взорвались. Кроме РПГ-7 вниз по склону посылали гранаты легкие «Мухи», прихваченные вторыми номерами расчетов.

— Гончар, заряжай!

Ефремов дождался, когда напарник вставит в ствол до упора выстрел, и, поймав в прицел уцелевшую чудом КШМ, нажал на спуск. Снова грохот, такой, что все остальные звуки словно враз пропали, снова дымная струя маршевого двигателя, и вот топорщившаяся штырями многочисленных антенн «Тип 82» взрывается, вспыхивая, как свечка.

Уцелевший танк выстрелил во все стороны дымовые гранаты, и шоссе затянула молочно-белая пелена, в которой лишь едва угадывались очертания боевой машины. Грянул выстрел, и японский снаряд разорвался на склоне сопки, чуть выше укрытия Т-80. танк Земцова в ответ тоже выстрелил, промахнувшись. Вольфрамовая игла подкалиберного снаряда, выпущенного в упор, метров с пятисот, пронзила дымовую завесу, улетев невесть куда.

А тем временем на обочину выползла, разворачивая щерившуюся стволами спаренных пушек башню, зенитная установка. Раздался громкий треск, словно рвали какую-то плотную материю, и поток снарядов хлестнул по вершине сопки.

— Заряжай! — крикнул Ефремов, когда несколько выпущенных японцами снарядов разорвались в полусотне метров перед его окопом. А еще несколько, в этом прапорщик не сомневался, накрыли позицию другой «двойки». — Живее, твою мать!

Гончар дрожащими от страха и возбуждения руками сунул в дымящийся ствол очередной выстрел, и Ефремов, торопливо прицелившись, нажал на спуск. Грохот, дымная стрела, скользящая вниз по склону — и взрыв гранаты в паре метров от ЗСУ, продолжавшей поливать высотку длинными очередями, сметавшими все.

— Ах ты, сука! Гончар, шевелись! Заряжай!!!

Сержант успел вогнать «дубину» кумулятивного выстрела в ствол РПГ-7, и в этот миг кто-то из бойцов Ефремова попал, вогнав ПГ-7ВЛ в борт самоходки. Взрыв разнес на куски ее корпус, башню отбросило на шоссе, а Ефремова и его напарника оглушило так, что они на какое-то время перестали слышать друг друга.

Где-то за поворотом, с позиции Ефремова было не видать, отрывисто ухали танковые пушки — японские танкисты вели дуэль с Земцовым, маневрируя на пятачке и время от времени выпуская дымовые гранаты. Русская танковая пушка 2А46 метала тяжелые оперенные «гвозди» подкалиберных снарядов с фантастической скоростью, делая по выстрелу каждые шесть-семь секунд, а противник, маневрируя, прячась за остовами уже уничтоженных машин, огрызался из своего «Рейнметалла», всякий раз низко ухавшего, выпуская ответный снаряд. А из уцелевших бронемашин уже высаживалась японская пехота, и над шоссе затрещали выстрелы винтовок и заухали тяжелые пулеметы.

— Твари узкоглазые! — Ефремов, отбросив в сторону трубу РПГ-7, лег за пулемет. Не без труда поймал в прорезь прицела ПКМ группу японцев, жавшихся к бронетранспортеру, и дал длинную, патронов на двадцать, очередь.

Вражеские солдаты, как кегли, сбитые точным ударом, повалились на асфальт, но убиты и ранены были не все. В ответ грянули выстрелы, пули ударили в землю в считанных метрах от Ефремова, заставив того выругаться от испуга и неожиданности.

— Гончар, стреляй! Прижимай их к земле, тварей!

Над ухом прапорщика закашлял «калашников» его второго номера. И одновременно со всех сторон застрекотали пулеметы, обрушивая на суетившихся на шоссе японцев град пуль. За склоном ухал ПКТ, бивший длинными очередями с замаскированной МТ-ЛБ. Ответная стрельба стала беспорядочной, какой-то панической.

Прапорщик видел, как японцы, отстреливаясь, покатились в овраг, самой природой приготовленный для них окоп — или могилу, в которой хватит места на всех. Ефремов не отпускал спусковой крючок, пока не закончилась лента. К этой секунде уже немало трупов распласталось на покрытом копотью и грязью, потрескавшемся асфальте.

Звуки стрельбы вдруг перекрыл сильный грохот, и засевшие на сопке бойцы увидели клуб дыма, поднимающийся над вспыхнувшим японским «Тип 90», экипажу которого все же изменила удача. Подкалиберный бронебойный снаряд угодил ему в башню, вызвав детонацию боекомплекта. Благодаря продуманной конструкции, удачному расположению укладки, танк не разнесло взрывом на куски, лишь разрушило башню. Возможно, даже экипаж его выжил, отделавшись ранениями и контузиями. Но теперь машина Земцова осталась единственной здесь в своем классе, и отважный сержант вывел свой Т-80Б на шоссе.

Завывая турбиной, лязгая гусеницами, танк пополз по дороге, своей бронированной грудью сметая сожженные бойцами Ефремова БМП и бронетранспортеры. Выполз, развернул башню… и открыл огонь в сторону, противоположную от японской колонны. Снова часто-часто заухала пушка, и прапорщик с запозданием вспомнил о японском дозоре, который как раз сейчас и добивали танкисты — разведчики решили вернуться, поддержав своих, и нарвались на кинжальный огонь.

С дозором Земцов и его бойцы справились быстро, в четыре выстрела, а затем громыхающий Т-80 принялся утюжить остатки японской колонны. Мерно застучал спаренный пулемет ПКТ, длинными очередями сметая бежавших к оврагу японцев, к нему присоединился зенитный крупнокалиберный «Утес», к которому встал сам Земцов.

— Ерш твою медь! Куда лезешь, чудило?! — выругался Ефремов, и, нашарив на дне окопа рацию, закричал в эфир: — «Коробка», твою мать, назад, на позицию! Куда прешь, сержант?!

От оврага раздались хлопки, и прапорщик увидел дымные росчерки противотанковых гранат, выпущенных пришедшими в себя японцами. На броне Т-80 распустили огненные лепестки сразу три взрыва. Танк замер на месте, заскрежетав катками, громко лязгнув траками, а затем медленно двинулся задним ходом, по пути кормой зацепив и столкнув в овраг японскую бронемашину.

— Прикрываем его, — произнес в микрофон рации Ефремов. — Прижать япошек! Шквальный огонь!

С сопки снова ударили из всех стволов, заставив японцев укрыться поглубже в овраге. И за треском очередей прапорщик не сразу различил новый звук, пришедший откуда-то сверху. А когда заподозрил неладное, было поздно. Над шоссе, загроможденным сгоревшей техникой, пролетели на малой высоте два вертолета непривычных очертаний, с узкими, поджарыми фюзеляжами, красными кругами на бортах и полными подвесками ракет.

— Воздух! Прочь с позиций, отходим к лесу! «Коробка», экипажу покинуть машину!

Отдав распоряжения, Павел вскочил, выбравшись из окопа, и, прижимая одной рукой к груди пулемет, а второй пытаясь одновременно удержать рацию и РПГ-7, кинулся к лесу, слыша за спиной стрекот винтов. Рядом, спотыкаясь и матерясь сквозь зубы на каждом шаге, бежал Гончар.

«Кобры» между тем набрали высоту, и, развернувшись, дали по гребню сопки залп неуправляемыми ракетами. Семидесятимиллиметровые НУРСы градом обрушились на вершину, перепахивая взрывами усыпанную хвоей землю. Думный куст поднялся на пути Ефремова, и ударная волна, словно ладонь великана, смахнула прапорщика с ног. И лишь благодаря этому его не зацепила очередь, выпущенная из двадцатимиллиметровой пушки М197 с одного из промчавшихся с жужжанием над головой вертолетов.

— Командир, жив? — Гончар, по-пластунски подобравшись к Ефремову, хлопал его по щекам, одновременно пытаясь утащить под крону разлапистой пихты, с которой осколками уже срезало половину ветвей.

— Хватить меня лупить, — прохрипел прапорщик, с трудом вытолкнувший воздух, застрявший где-то между глоткой и легкими. — Лучше встать помоги, пулемет, падла, тяжелый!

Сержант протянул руку, и Ефремов, так и не расставшийся с ПКМ, поднялся на ноги. Осмотрелся — и застонал, увидев перепаханные изрытую воронками взрывов вершину сопки, засыпанные землей окопы. И изломанные тела в камуфляже рядом.

— О, господи!

— Командир, давай к лесу, иначе нас сейчас оприходуют, — поторопил Гончар. — Возвращаются вертушки!

Японские «Кобры», продолжавшие держаться вместе, снова появились над сопкой, и из-под их коротких прямых крылышек брызнули дымные струи неуправляемых ракет. Снова взрывы, дрожь земли под ногами, а затем один из вертолетов вдруг выполнил неуклюжий вираж, и Ефремов с Гончаром увидели тянущийся за ним шлейф дыма. и только после этого понял, что где-то рядом стучит, захлебываясь огнем, тяжелый пулемет.

С Т-80, укрывшегося на склоне, бил «Утес», и в воздухе, на фоне серых облаков, вспыхивали росчерки трассеров. Экипажу Земцова повезло, первая же очередь угодила в один из вертолетов, что-то в нем серьезно повредив, судя по тому, что винтокрылая машина немедля вышла из боя, направившись к горизонту. А вторая «Кобра» уже заходила в атаку, нацеливаясь на огрызавшийся огнем танк.

— Кретины, — простонал Ефремов, видя, как огненными каплями умчались к Т-80 выпущенные японцами ПТУР. — Глупцы!

Вспышка, грохот взрыва, танк окутало пламя. А затем прапорщик увидел, как распахиваются его люки, и оттуда, в клубах дыма вываливаются фигурки в темных комбинезонах.

— Скорее, туда, — приказал прапорщик. — Пацанов надо вытащить!

Не слыша стрекота винтов над головами, они бросились вниз по склону, к танку. Динамическая защита «Контакт» приняла на себя главный удар, взрыв ракет не пробил броню, но все равно тем, кто был внутри, досталось не слабо. Ничего не соображавшие после контузии танкисты только и смогли, что покинуть боевую машину, растянувшись на земле под ее гусеницами. Даже автомат из укладки захватить не смогли.

— Живы? — Ефремов, запыхавшийся во время резкого спуска по крутому склону, подскочил к танкистам. Все закопченные, так что и не узнать сразу, кровь струится по лбу и из ушей.

Вместе с Гончаром кое-как подняли на ноги всех троих. Земцов, немного придя в себя, взглянул на прапорщика, довольно ощерившись, точно сытый зверь:

— Все же мы их уделали! Обоих!

Подтверждением слов танкиста были догоравшие на шоссе танки, расстрелянные практически в упор, и, несмотря на всю японскую электронику и немецкие пушки, даже не оцарапавшие броню Т-80. но танк сделал свое дело, и Ефремов, чувствуя, как сердце обливается кровью, объявил свое решение:

— Машину бросаем, уходим в лес пешим порядком! Надо шагать, пацаны, иначе всем хана! Хоть как, но надо идти!

Земцов кивнул, тыльной стороной ладони вытер струившуюся из носа кровь и хрипло произнес:

— Мы готовы, товарищ прапорщик! А остальные где? Еще кто жив ли?

— Не знаю я, Андрюша, не знаю, — вздохнул Ефремов. — Там, на сопке, такое творилось! Эх!

Спотыкаясь на каждом шагу, танкисты двинулись следом за Ефремовым, а Гончар с автоматом наперевес прикрывал тылы, бросая встревоженные взгляды на шоссе. Кто-то там был, меж остовов бронемашин было заметно движение, но, кажется, уцелевшие в засаде японцы в бой больше не рвались. Вертолет тоже куда-то исчез, видимо, больше не видя целей, достойных его огневой мощи.

Беглецы взобрались выше по склону, к позиции МТ-ЛБ. Ефремов первым вломился в кусты, наполовину состриженные осколками, и наткнулся грудью на три автоматных ствола.

— Командир, я же чуть не выстрелил, — выругался один из бойцов, сидевших в засаде возле бронемашины. — С вами больше никого? Неужели это все?!

Оказывается, сбитые залпами НУРС с вершины сопки солдаты хотели уехать на «маталыге», и прапорщик с товарищами успели в самый раз. Из трех выживших бойцов один был ранен осколками в руку, другой — в ногу.

— «Броню» оставим здесь, — приказал Ефремов. — Будем своим ходом выбираться!

— Пешком? И далеко мы уйдем?

— Всяко дальше, чем уедем, — отрезал прапорщик. — Разгружайте машину! Потащим на себе, сколько сможем. Патроны, гранаты, РПГ, сухпай и перевязочные пакеты обязательно! Веселее, ребята, — подбодрил помрачневшее воинство Ефремов. — Мы только что не меньше роты япошек положили, кучу «брони» сожгли! Они нас не скоро забудут, а как начнут забывать, то напомним еще! Пойдем не быстро, зато дороги не нужны, где хотим, там и пройдем!

Груз МТ-ЛБ разделили между собой, стараясь брать лишь то, без чего совсем никак. Сам Ефремов нес кроме пулемета, с которым буквально уже сросся, два цинка с патронами и гранатомет РПГ-7. Остальные были нагружены не меньше, но и в десантном отсеке бронетранспортера еще осталось немало оружия и снаряжения. В тот миг, когда отряд был уже на опушке леса, с небес донесся нарастающий гул, и солдаты увидели летевший с юга самолет. Запрокинув головы, они следили за крылатой машиной, пока та не скрылась за сопками. А на смену ей с юга, из облаков, уже появилась следующая, обрушив на поросшую хвойным лесом долину рокот турбин.

— Японцы! — Ефремов сплюнул себе под ноги. — Мы их умыли кровью, но это не в счет. Скоро их тут будет полно! А здорово было бы сбить хоть один их самолет, тогда зареклись бы тут летать! Ладно, бойцы, за мной шагом марш! Начали мы все же неплохо, и продолжим в том же духе! Еще повоюем!

Отряд, оставляя за собой поле выигранной битвы, растворялся в лесу. На шоссе приходили в себя уцелевшие японские солдаты, совсем не так представлявшие себе возвращение острова в лоно империи. А над головами летели и летели самолеты.

Хейхатиро Муцу пришел в себя в тот момент, когда его уложенное на носилки тело грузили в санитарный вертолет. Когда он открыл глаза, то увидел чье-то обеспокоенное лицо, и услышал взволнованное:

— Господин генерал, вы слышите меня?

— Что это было?

— Засада, — сообщил офицер, сопровождавший своего командира к вертолету, только прибывшему из Южно-Сахалинска. — Ее устроили русские. Уничтожили большую часть техники, а затем отступили. Вы ранены, вас сейчас доставят в полевой госпиталь, господин генерал!

— Русские? — Муцу не поверил услышанному. — Не американцы? Уверены?

— Мы вызвали вертолеты, с воздуха их позиции удалось уничтожить, несколько русских погибло. Кроме того, сожгли их танк.

Генерал попытался привстать на носилках, которые тащили двое солдат, но тело пронзила боль, и все, что он успел увидеть, это уложенный в ровный ряд вдоль обочины шоссе тела. Их было много.

— Какие потери? — спросил Хейхатиро Муцу.

— Большие, господин генерал. Не меньше пятидесяти убитых, множество раненых. Эти русские устроили бойню здесь!

Муцу застонал, на этот раз не от телесной, а от душевной боли. Свой первый настоящий бой возрожденная японская армия проиграла с чудовищным счетом. Сами пришли в засаду, даже не озаботившись разведать маршрут, а русских вообще не принимали в расчет, ждали неприятностей лишь от американцев. И теперь его солдат укладывают на обочине, даже ничем не укрывая, потому что тел оказалось слишком много.

— Высадка продолжается?

— Да, господин генерал, все идет по плану. В Южно-Сахалинск постоянно прибывают подкрепления морем и воздухом, город полностью под нашим контролем. Американские корабли держатся в отдалении, их авиация тоже не препятствует нам.

— Это хорошо, — прошептал командующий Пятой пехотной дивизией.

Носилки с генералом аккуратно подняли в грузовой отсек приземлившегося на шоссе UH-1H с красными крестами на бортах и хвостовой балке. Вертолет оторвался от земли и, развернувшись, направился на север, туда, где аэродром гудел от царившей суеты, и земля дрожала при приземлении очередного самолета, прибывавшего с Хоккайдо. Оккупация шла полным ходом.

 

Глава 5. Ночная охота

Архангельская область, Россия 20 октября

Полицейский «уазик» медленно проехал по тихой окраинной улочке Коноши. Сидевший рядом с водителем страж порядка лениво окинул взглядом серую коробку овощебазы, возле которой была заметная не слишком напряженная суета. Сезон уборки урожая закончился совсем недавно, и теперь несколько мужиков в грязных бушлатах и камуфлированных штанах, перекликаясь осипшими голосами и матерясь, таскали сгруженные с потертого ГАЗ-53 мешки. Один за другим они исчезали в проеме распахнутых ворот овощебазы, сгибаясь под тяжестью груза, а затем возвращались уже налегке, чтоб взвалить на плечи очередной мешок.

Когда патрульная машина исчезла из поля зрения, один из грузчиков, высокий, худой, с коротко стрижеными пепельного цвета волосами, махнул рукой, скомандовав:

— Товарищи офицеры, перекур! Три минуты!

Мужики с радостью побросали мешки, кто-то и впрямь закурил, другие, в том числи и бывший за бригадира генерал Бражников, командовавший партизанскими отрядами Архангельской области, просто болтали друг с другом. Никто не заподозрил бы в этих заросших щетиной, грязных, пропахших табачным дымом людях тех самых террористов, за которыми охотилась вся американская армия, развернутая вдоль строившегося на севере нефтепровода.

— Товарищи, попрошу внутрь, — приказал Бражников, заставив кое-кого в спешке побросать на землю недокуренные папиросы. — Поработали, отдохнули, теперь пора и поговорить!

Один за другим все прошли в гулкую и душную пустоту склада, оказавшись в лишенном окон помещении, вдоль стен которого высились штабеля ящиков, а по углам громоздились какие-то мешки наподобие картофельных. В прочем, места хватило для стола и полудюжины складных стульев, на которых и расположились партизаны.

В тот момент, когда они уже готовы были начать, в склад вошел еще один человек, при виде которого многие командиры многозначительно переглянулись, кое-где послышался шепоток. Но генерал Народно-освободительной армии Китая Чжоу Байши, словно не замечая этого, прошел к столу, усевшись на остававшийся еще пустым стул.

— Что ж, все в сборе, — кивнул Бражников, обведя взглядом разом притихших партизанских командиров. — Пожалуй, можно начать, товарищи офицеры. Вопрос на сегодня один, но важный, настолько важный, что от него, возможно, в недалеком совсем будущем будет зависеть судьба нашей родины.

Те, кто тайком, путая следы, прибыл на склад на окраине Коноши, знали, что генерал Бражников не склонен к громким словам и пафосным речам. И потому прозвучавшее сейчас из уст боевого офицера казалось тем более неожиданным и значительным. Если региональный координатор партизанского движения и хотел приковать к себе намертво внимание своих подчиненных, лучшего способа сделать это невозможно было и выдумать.

— Мы ведем борьбу с захватчиками и поддерживающими их предателями всеми силами, добились определенных успехов, нанеся противнику ощутимый ущерб, но в стратегическом плане мы проигрываем, наши победы имеют значение лишь здесь и сейчас, — продолжил генерал. — Не только в Штатах, но даже и в Москве почти ничего не знают о наших успехах, и только потому, что успехи эти на самом деле недорогого стоят. Только лишь силой оружия мы не сможем ничего сделать, тем более, оружия у нас немного, как и людей, обученных и надежных. Наши китайские союзники делают все, что возможно, снабжая нас лучшим, что имеют сами. — При этих словах Бражников перевел взгляд на невозмутимого Чжоу Байши. — Но и их возможности не безграничны, к тому же, нужны бойцы, а их немного.

— В последнее время снабжение оставляет желать лучшего, — скривился полковник Федоров, бритый наголо крепыш в камуфлированных штанах и ватнике, которому трехдневная щетина на лице добавляла сходства с обычным колхозником-алкашом. Таким его и знали местные, вечно похмельного оборванца, за плечами которого, на самом деле, были обе «Чечни», Дагестан и в придачу недавняя скоротечная война с Грузией.

— Мы делаем все, что возможно, — ответил неожиданно вместо уже открывшего рот Бражникова китаец, взглянув в глаза Федорову, напротив которого и сидел. — Но американцы усилили контроль на границе, все грузы досматриваются, в воздухе дежурят истребители, в лесах и степях полно патрулей. Мы уже потеряли два самолета и десять своих людей. Это ничего не отменяет, мы готовы и впредь исполнять свои обязательства и обеспечим вас всем, что нужно, но времени придется тратить больше, а поставки осуществлять небольшими партиями.

— Мы и так на голодном пайке! В обрез всего, связи, прицелов, даже гранатометов на счет! А вы еще прелагаете ждать и довольствоваться крохами!

— Мое правительство не готово вступить в войну с США, что неизбежно, если американцы уличат нас в поставках оружия в Россию. Но если бы мы не хотели помогать, я не сидел бы здесь и не разговаривал с вами сейчас!

— Довольно! — повысил голос Бражников. — Да, всего не хватает, но это не повод для того, чтоб сложить оружие. К тому же кое-что мы можем дать вам прямо сейчас, не прибегая к помощи извне. Не только вас, собравшихся здесь, волнует будущее России, есть и еще патриоты, и пусть они не идут в атаку с оружием в руках, их вклад в борьбу не менее весом.

Генерал подошел к одному из ящиков, уложенных вдоль стены склада. Откинув тяжелую крышку, он извлек короткий, сантиметров тридцать, толстый цилиндр с резиновым наглазником и кронштейном. Положив устройство на стол, Бражников сообщил:

— Это ночной прицел НСПУ-5, он же изделие 1ПН83. Дает увеличение в три с половиной раза. При использовании в пассивном режиме, без дополнительной подсветки, позволяет распознавать лица людей на дальности до трехсот метров в ясную ночь. При отсутствии естественного освещения дальность наблюдения снижается, при использовании инфракрасного прожектора, соответственно, возрастает, как и демаскирующие признаки, в прочем. Может быть установлен на винтовку СВД или пулемет ПКМ. Полагаю, многие из вас имели дело с таким оборудованием прежде, и смогут обучить пользоваться им остальных товарищей.

Открыв другой ящик с непонятной, полустершейся маркировкой, генерал извлек еще одну массивную трубу прицела, несколько более длинную и более массивную, словно с какими-то наростами, пояснив:

— А это комбинированный прицел ПОНД-4 типа «день-ночь», пятикратного увеличения. Стандартное крепление позволяет его устанавливать как на СВД, так и на автомат АК-74М. Разумеется, необходима пристрелка оружия. В любом случае, наши шансы в бою даже с американцами, возрастают. Теперь пусть они боятся ночи, а не мы. Таких прицелов сейчас имеется десять штук, столько же и НСПУ-5. распределите их между отрядами поровну, но и с учетом потребностей и подготовки ваших людей.

Партизаны кивнули, соглашаясь. Боевого духа у них и их людей хватило бы на дивизию заморских солдат. Но когда в руках у тебя — потертый «калаш», в лучшем случае РПГ-7, а враг бросает в бой штурмовые вертолеты и вооруженные беспилотники «Предейтор», одной воли к победе может оказаться мало, и все, что ждет храбрецов — скорая гибель в сражении.

— И откуда такое добро? — с подозрением поинтересовался полковник Федоров. — И в лучшие времена у меня на всю разведроту было три-четыре прицела.

— Мы не одни сражаемся с захватчиками! Прицелы, которые я доставил, несколько недель назад поступили на снабжение вновь созданного полицейского подразделения специального назначения в Ленинградской области. А неделю назад на складе произошел пожар, уйма имущества сгорела синим пламенем. Сосчитать, сколько именно погибло в огне прицелов, невозможно, да никто и не станет этим заниматься. Так что не смейте впредь жаловаться на снабжение, вы и так получаете все, что только возможно достать. Дело не в железе, дело в нашей решимости, товарищи! У нас еще есть дело! Те, кто рассчитывает только на силу, должны понять, что сила как раз на стороне врага. Нужно бить по умам, по сердцам, и такая возможность есть. А предоставили нам ее чеченские ублюдки, которых американцы наняли якобы охранять свой нефтепровод, а на самом деле — проводить планомерное систематическое истребление населения на оккупированных территориях. Известно несколько таких фактов, например, казнь жителей деревни Некрасовки или расстрел автобуса с колхозниками.

— Об этом известно всем, с чеченцами пора разобраться раз и навсегда! — в один голос воскликнули сразу несколько партизанских вожаков. — Они должны заплатить!

— Прежде мы не проводили акций, направленных конкретно против чеченских наемников, — сообщил Бражников. — Причиной тому было нежелание нести излишние потери, бойцов и так мало, а среди чеченцев случайных людей нет, за плечами каждого огромный опыт. Это настоящие головорезы, которых натаскивали турецкие и Саудовские наставники, а оснастили всем необходимым американцы, не пожалевшие долларов ради этого. Схватка с ними стоила бы нам очень многих жизней, потому мы оставляли их безнаказанными. Но сейчас ситуация изменилась в корне. Мы дадим им бой, товарищи!

Алексей Басов уже понимал, к чему клонит Бражников. Ситуация изменилась, и изменил ее ни кто иной, как сам полковник, вернее, сидевшая под охраной в лесном лагере Жанна Биноева, бывший снайпер из банды Турпала Исмаилова.

— По достоверным данным, — генерал покосился на Басова, и остальные тоже взглянули на полковника с интересов, — чеченцы ведут видеоархив, снимая все свои подвиги. Привычка, наверное, такая.

— Инстинкты, как у зверья, — хмыкнул Федоров. — Ну ладно, на Кавказе они перед своими спонсорами отчитывались, отрабатывали зарплату, вот и ходили везде с камерами, а здесь то для кого видео? Пиндосы уж точно не одобрят!

— Как бы то ни было, у чеченцев есть записи и того, что произошло в Некрасовке, и прочих выходок. Даже самый предвзятый трибунал не сможет откреститься от таких доказательств, и мы с вами, товарищи офицеры, обязаны заполучить их. Если раньше столкновения с чеченцами носили случайный характер, теперь охота на них пойдет всерьез. Мы должны захватить видеоархив, переправить материалы в Москву, а там их уже сумеют передать в руки международных наблюдателей ООН.

— И что, после этого пиндосы смотаются? — Снова выступил Федоров, в голосе которого звучала ирония. — Так они же не при делах!

— Американцы останутся наверняка, но чеченцев они вынуждены будут отправить обратно в горы, оказавшись наедине с нами. Боевики служат для янки цепными псами, а заодно живым щитом. Мы их этого щита лишим, и тогда гибнуть в боях станут уже не никому ненужные горцы, а американские парни, за смерть каждого из которых их гребаный президент будет отчитываться перед всякими конгрессменами и иже с ними. И если кто-то сочтет, что потери слишком велики, американские войска выведут из России. Пусть не сразу, но если мы сейчас исполним задуманное, это станет намного более реально. И тогда мы победим!

Генерал Бражников вновь посмотрел в лицо каждому из своих людей, заглянул в глаза, словно надеясь в ответном взгляде увидеть сомнения, нерешительность, робость. Но те, кто тайком прибыл в Коношу из окрестных лесов, хранили спокойствие, раз сделав выбор и теперь намереваясь идти по своему пути до конца.

— Товарищи офицеры, прошу поближе. Располагайтесь поудобнее, места на всех хватит, — предложил генерал, а затем, взглянув на державшегося в сторонке майора Конюхова, потребовал: — Карту!

На стол перед Бражниковым лег подробный план южной части архангельской области. Указав на одну точку, генерал сообщил:

— База чеченцев находится здесь, это строительный городок американской нефтяной компании. Укрепленный лагерь на несколько сотен гражданских и военных, есть небольшой аэродром для вертолетов и беспилотников. Но здесь на самом деле банда Исмаилова появляется редко и не в полном составе, в основном они перемещаются вдоль периметра американской зоны ответственности, проводя зачистки деревень и устраивая «шмон» на дорогах. Маршрут нам известен, все же чеченцы не на своих двоих ходят, а дорог, пусть даже пригодных для вездеходного «Хаммера», в этом районе немного.

— У «духов» транспорт, а нам пешочком приходится, — снова поморщился от досады Федоров. — Как мы за ними будем гоняться?

— А гоняться и не нужно. Мы вынудим их прибыть в определенную точку, заманим, и будем ждать уже там. Они явятся, в этом я уверен, и попадут прямиком в засаду.

— Как это удастся? — поинтересовался уже Басов.

— Удастся, — усмехнулся в ответ не сомневавшийся в успехе, кажется, ни на йоту, генерал. — И ваши, полковник, бойцы, этому должны поспособствовать!

Алексей Басов кивнул, что-то начиная понимать. Снова его бойцам, а, возможно, и самому ему, придется рисковать, подставляясь под пули. Это было похоже на танец на лезвии ножа, но иначе никак, ведь кто-то же должен был защищать свою страну — не президентов и министров, не Москву или Кремль, а народ, простых людей, которые мечтали лишь о мирном небе над головой и о том, что никто не станет врываться ночами в их дома, убивая и насилуя по своему извращенному желанию. А ради этого полковник Басов был вполне готов прогуляться и по остро оточенному лезвию.

Сутки спустя бывший гвардии старший сержант Олег Бурцев лежал за редким кустарником, уже растерявшим свою листву. Из-за этого ненадежного укрытия боец наблюдал за серой лентой разбитого шоссе, соединявшего две деревеньки, приткнувшиеся у самой южной кромки Архангельской области. Удобно устроившись на куске брезента, брошенном на влажную и холодную землю, партизан расслабленно смотрел вдаль. Взгляд его скользил по горизонту, в то время как рука нежно касалась шероховатого пластика складывающегося приклада ручного пулемета РПК-74М, установленного на сошки. Раструб щелевого пламегасителя уставился как раз на шоссе, пока абсолютно пустое, если не считать проехавшего полчаса назад куда-то трактора. Но Олег ждал кое-кого иного.

Брезент не пропускал к телу влагу, щедро напитавшую почву, а верху Бурцев накинул на себя кусок маскировочной «лохматой» сетки, что входила в экипировку снайперов. В результате с шоссе, находившегося в сотне метров перед позицией Олега, невозможно было заметить совершенно слившегося с местностью пулеметчика, как, в прочем, и с намного меньшего расстояния.

— Они точно здесь будут? Три часа уже простатит нагуливаем, — буркнул, обращаясь к своему соседу, партизан, чувствуя, как холод от выстуженной земли сковывает тело.

Бурцев был не одинок. Вместе с ним за движением на безжизненном пока шоссе наблюдали еще трое, в том числе сам командир отряда полковник танковых войск Басов. Он, также закутавшийся с головой в масксеть, сейчас устроился по левую руку от Олега, придвинув к себе поближе автомат с подствольником и зеленый цилиндр противотанкового гранатомета PF-89. Этот китайский аналог привычной и знакомой до последней царапины отечественной «Мухи», уже проверенный в деле, партизаны зауважали, оценив его мощь, надежность и неплохую точность. И вскоре им предстояло еще раз вновь оценить их.

— Будут, — односложно ответил Басов, не отводя взгляд от горизонта, за которым терялась извилистая грязная лента разбитого шоссе. — Жди, воин!

Кроме Басова и сержанта ждали, укрывшись в становившемся с каждым новым осенним днем все более прозрачным подлеске, еще двое. Чуть в стороне залег, накрывшись лохматой накидкой от снайперского комплекта «Кикимора», Азамат Бердыев, тоже наверняка изготовивший к бою гранатомет. А четвертый партизан, расположившийся в сотне метров, у поворота, должен был подать знак, увидев любое движение со стороны уходившего к ближайшему поселку шоссе.

Звук моторов затаившиеся в подлеске бойцы услышали на несколько мгновений раньше, чем тоновый сигнал в наушниках портативных радиостанций. Пульсирующий рык донесся со стороны скрытой за поворотом шоссе деревни, ощутимо усиливаясь каждую секунду.

— Приготовились! — приказал Басов, откидывая складную пистолетную рукоятку противотанкового гранатомета и придвигая к себе коробочку подрывной машинки, соединенной огнепроводным шнуром с тремя стограммовыми шашками тротила, привязанными к подножию старой сосны, разросшейся у самого шоссе.

Бурцев тоже изготовил к бою гранатомет, а затем передернул затвор пулемета, досылая в ствол патрон, первый из сорока пяти, набитых в удлиненный рожок. Машины приближались, легкий ветерок, тянувший как раз со стороны села, принес запах бензиновой гари.

Полковник, которому не было нужды проверять своих бойцов, коснулся пальцем большой кнопки на пульте управления. Триста грамм взрывчатки — этого с лихвой хватит, чтоб свалить старое дерево, выросшее возле самой дороги, а если расположить заряд с умом, можно предугадать, в какую сторону завалится ствол. Остается лишь выждать, выбрать момент, чтобы все приготовления не оказались ненужными. Ствол сосны перекроет узкую ленту шоссе, а объехать преграду невозможно — по обе стороны овраги с крутыми склонами, настоящие противотанковые рвы, не зря именно тут и облюбовали место для засады партизаны.

Машины показались из-за поворота, два плоских широких «Хаммера», разрисованных коричнево-зелеными пятнами камуфляжа. На крыше замыкавшей машины, на турели, был установлен даже пулемет ПКМ, и из люка торчала чья-то голова в вязаной шапочке и зеленой налобной повязке. Полковник напрягся, где-то внутри включился воображаемые секундомер, отсчитывая мгновения. Джипы ехали быстро, если взорвать заряд слишком поздно, успеют просто проскочить под падающим деревом, ну а если поспешить, могут и развернуться, рванув обратно к деревне, и остановить их будет уже нечем.

— Как хозяева, мать их, — прошептал под нос себе бывший десантник, успевший насмотреться на чеченских «воинов джихада» в их родных горах. Но там бандиты были совсем другими, прятались, таились, лишь иногда нанося удары в спину, здесь же, кажется, не боялись ничего и никого, словно это они захватили страну, а не их заморские хозяева. — Погодите, выродки!

Олег Бурцев положил на плечо четырехкилограммовую пластиковую трубу гранатомета, в примитивный оптический прицел отчетливо наблюдая головной «Хаммер», даже разглядев сидевших внутри людей, не меньше, чем троих, рассмотрев и торчавшие из открытых окон стволы автоматов. Противника больше, и вооружен он серьезнее, но у партизан есть важное преимущество — никто всерьез не ожидает их появления здесь, а это значит, первый удар враг пропустит. И надо сделать так, что отвечать на огонь засады после первого залпа было уже некому.

— Начали! Бойцы, не спать!

Алексей Басов вдавил кнопку подрывной машинки, и через пару секунд раздался хлопок взрыва. Одинокая сосна окуталась облаком дыма, а затем ее ствол начал медленно клониться к земле, нависнув над шоссе. Водители «Хаммеров» увидели это, и одновременно оба ударили по тормозам, превратив свои внедорожники в отличные мишени.

— Огонь!

Олег выстрелил первым. Грохот выстрела на несколько секунд оглушил его, и когда сработал детонатор воткнувшейся в борт «Хаммера» кумулятивной гранаты, взрыв прозвучал для сержанта словно через толстый слой ваты. Внедорожник буквально смело с шоссе, сбросив в овраг, где охваченная огнем машина завалилась на бок, испуская клубы черного густого дыма.

Бердыев, позиция которого находилась чуть дальше, выстрелил с секундным опозданием, но за рулем второго «Хамви», видимо, сидел битый жизнью малый. Он резко сдал назад, и граната, вместо того, чтобы врезаться в машину, разорвалась перед ней, в десятке метров. «Хаммер» вильнул из стороны в сторону, задом съехав в кювет. А Бурцев, отбросив еще дымившийся тубус PF-89, уже подхватил свой пулемет, ловя силуэт машины в прорезь прицела.

— Олег, гаси их! — крикнул Басов, поднимая с расстеленного на земле брезента свой АК-74М с подствольным гранатометом.

Бурцев нажал на спусковой крючок, и на стволе пулемета вспыхнуло пламя, а по корпусу «Хаммера» ударил град пуль. Не размениваясь по мелочам, партизан выпустил за одну очередь почти весь рожок, буквально изрешетив машину, к счастью, не бронированную. Бронебойные пули 7Н24 с сердечником из карбида вольфрама, которыми был набит примкнутый к пулемету магазин, боеприпасы дефицитные, но каким-то чудом попадавшие на лесные базы партизан, буквально разорвали обшивку американского внедорожника, прошивая насквозь тех, кто был внутри в этот нерадостный для них миг.

Олег видел, как распахнулась дверца водителя, и кто-то вывалился из машины в овраг, возможно, еще живой, но, скорее всего, смертельно раненый. И тотчас сам Басов, словно желавший развеять все сомнения, выстрелил из подствольника. Прочертив в небе дугу, осколочный ВОГ-25 угодил точно в кювет, завершив свой недолгий полет хлопком взрыва. Возможно, тот, кто выбрался из «Хаммера», рассчитывал укрыться в овраге, но просчитался. Выпущенная навесом, словно из миномета, граната разорвалась как раз на дне впадины, наполнив ее на несколько неуловимых мгновений роем визжащих осколков, от которых не было спасения.

— Я проверю, — решил Басов, поднимаясь во весь рост и держа наперевес «калаш». — Олег, прикрывай!

— Есть!

Бурцев торопливо сменил магазин на полный, которых у него было еще полдюжины в нагрудных карманах «разгрузки», зарядил пулемет, взяв на прицел свалившийся в кювет «Хаммер». А полковник, чуть пригибаясь, двинулся к машине, тоже держа ее на прицеле. Басов обходил внедорожник по дуге, не перекрывая своему товарищу линию огня, и Олег был готов обрушить настоящий шквал свинца на «Хаммер», увидев хоть намек на движение внутри — пленных брать они сегодня все равно не собирались.

Алексей, дойдя до «Хаммера», осторожно спустился по склону оврага, скользкому от сырости. Удерживая автомат одной рукой, полковник распахнул заднюю дверцу, и под ноги ему вывалился труп какого-то бородача в американском камуфляже и вязаной шапочке с нашитым на манер кокарды флагом республики Ичкерия.

Басов, отпихнув ногой мертвеца в сторону, заглянул в салон внедорожника — на заднем сидении еще один труп, по груди наискось тянется цепочка пулевых отверстий, а все нутро машины забрызгано кровью. А вот тот, кто сидел рядом с водителем, неожиданно оказался жив. Полковник заметил слабое шевеление, а затем боевик, молодой совсем парень, не успевший даже бороду толком отрастить, застонал. Потом, повернув голову, словно ощущал чужое присутствие рядом, чеченец открыл глаза. Басов догадывался, что видит этот контуженный парень — немолодого, спокойного, немного угрюмого человека в камуфляже, грязном, потертом, как и его владелец, небритый и чумазый.

Взгляды бывшего русского офицера и чеченского боевика, на свою беду польстившегося обещанными американцами долларами и спустившегося с родных гор, встретились на мгновение. А затем Басов, не колеблясь, нажал на спуск. Автомат в его руках дернулся, выпустив короткую, в три патрона, очередь. Пули, ударившие в грудь боевика, отбросили его тело к противоположному борту машины, а полковник, уже забыв про свою жертву, двинулся вверх по склону. Он задержался лишь у выпавшего из «Хаммера» тела, отцепив от разгрузочного жилета гранату Ф-1, выдернув из нее чеку, и засунув «лимонку» под труп. Теперь, если кто-то потревожит покой мертвеца, то жить тому идиоту останется не дольше четырех секунд, а за это время из глубокого оврага не уйти далеко.

— Как там? Что за стрельба? Проблемы? — спросил полковника ожидавший того на прежней позиции Бурцев. Бердыев с четвертым их товарищем уже скрылись в лесу, и только сержант остался, прикрывая своего командира.

— Порядок полный. Один живой оставался. Надо уходить, пока здесь еще тихо!

— Скоро чухнутся, твари, — усмехнулся двинувшийся за командиром Олег, повесивший пулемет на плечо, чтобы можно было в любую секунду открыть огонь, пусть не очень точный, но плотный.

— Конечно, чухнутся! Наверняка сам амир приедет, за своих абреков мстить. Да уж скорее бы, ждать долго не охота!

Бурцев понимающе усмехнулся, стараясь бежать наравне с командиром и при этом еще контролировать фланги. В Кремлевке не должно было оставаться чеченцев, наверняка, но случается всякое, и не хотелось проморгать появление какого-нибудь заблудившегося патруля, свернувшего не на том повороте и увидевшего горящие машины своих товарищей, а также компанию уходящих к лесу людей, явно не похожих на местных грибников, да еще увешанных оружием по самое некуда.

Партизаны направились к осеннему лесу, прозрачному, уже почти не дававшему укрытия. Позади остались расстрелянные, сожженные машины, трупы чеченцев. Их, конечно, хватятся, очень скоро, начнут искать тех, кто устроил засаду, полагая, что искать надо далеко. Но на самом деле партизаны будут близко, так близко, что никто и представить не сможет, ведь для Басова и его бойцов все лишь начиналось, и погибшие в засаде чеченцы должны оказаться лишь первыми, но далеко не единственными жертвами.

Хусейну Шарипову, командовавшему всеми отрядами чеченских наемников, о гибели его людей сообщил ни кто иной, как Джеймс Уоллес. Именно агент ЦРУ первым узнал о найденных на дороге расстрелянных «Хаммерах», когда боевики еще пытались сквозь заполненный атмосферными помехами эфир докричаться до своих на ультракоротких волнах.

— Русские постарались, — сообщил Уоллес после того, как изложил суть проблемы. — Даже с воздуха видно, что это засада, твои не случайно на партизан напоролись, ждали их там.

Сгоревшие машины были обнаружены с беспилотного «Предейтора», выполнявшего патрульный облет в приграничной полосе. Стоило только Уоллесу и оказавшемуся по случаю рядом майору Гроверу из Сто первой воздушно-штурмовой увидеть сделанные с увеличением с небольшой высоты снимки, оба пришли к одному и тому же выводу. Согласился с этим и Шарипов, которому Джеймс показал несколько кадров, полученных с борта RQ-1.

— Шакалы, исподтишка напали, — прорычал Хусейн, словно и не помнивший, как сам в чеченских предгорьях не столь уж давно устраивал засады на русские армейские колонны. Он взглянул на стоявшего в стороне Исмаилова, спросив: — Это твои люди были? За этот район отвечаешь ты, как же допустил, чтоб русские подкараулили и убили твоих братьев, Турпал?!

— Раньше такого не было, — нахмурился чеченец, зло сверкая налившимися глазами из-под кустистых бровей. — Раньше русские наших нукеров стороной обходили! Боялись, как и впредь бояться будут!

Турпал был зол и растерян, узнав о гибели семи своих бойцов. Кое-кого из погибших он очень хорошо знал еще по тем временам, когда они сражались с федералами в Чечне, считал их своими братьями, и теперь чувство долга и заветы стариков требовали отмщения.

— Отправь туда кого-нибудь, надо осмотреться на месте, — предложил Шарипову Уоллес, не сомневаясь, что его слова будут истолкованы верно — как приказ, требующий беспрекословного исполнения. — Надо навести порядок!

— Турпал, отправишься туда лично, — решил Хусейн, взглянув на своего подчиненного. — Возьми бойцов, сколько надо, самых лучших. Твои люди там погибли, тебе и мстить за них. Найди этих русских, спусти с них шкуры, удави на их собственных кишках, чтоб никто впредь не смел убивать наших братьев!

— Я все сделаю, амир! — горячо воскликнул чеченец, вновь сверкая взглядом. — Я отомщу, клянусь Всевышним!

— Мне не клятвы нужны, а головы этих неверных собак! Ступай!

В направлении Кермлевки, деревеньки, возле которой бойцы Исмаилова и попали в засаду, выдвинулась целая колонна. Чеченский командир не мелочился, взяв с собой всю технику, какой располагал его отряд, и три десятка бойцов, самых лучших. Русские все же заставили относится к себе с уважением даже никого кроме себя не уважавших чеченцев. Заставили тем, что никогда не сдавались, тем, что принимали бой, зная даже, что противника в пять-шесть раз больше, и погибали в этом бою все до единого, но не отступали ни на шаг.

Спустя пару часов немногочисленные жители Кремлевки высыпали из домов, напуганные басовитым гулом моторов, приближавшимся к их деревне. По единственной улице, на которую, как бусины на нитку, были нанизаны дома, ползла бронемашина «Кобра», двухосная, на высоких колесах, с V-образным, точно у лодки, днищем, способным выдержать взрыв мощного фугаса без особого ущерба для тех, кто в этот момент находится внутри. Машина была создана по опыту войн в Ираке и Афганистане, где противник предпочитал не честный бой, а тактику засад, и для таких войн она подходила более всего. В свое бронированное чрево «Кобра» могла вместить десяток полностью вооруженных солдат.

Следом за «Коброй» катились три камуфлированных «Хаммера» с пулеметами на крышах, а за ними тяжело полз шестиколесный «Кугар-НЕ», тоже бронетранспортер нового поколения, с усиленной противоминной защитой, созданный для конфликтов «малой интенсивности», где оружием врага были не танки и штурмовая авиация, а снайперы и заложенные вдоль дорог самодельные мины. Он вдоволь успел поколесить по разбитым, пыльным дорогам Ирака прежде, чем его доставили на борту военно-транспортного «Глоубмастера» в Россию, подарив толпе полудиких чеченских горцев, теперь по странной прихоти судьбы защищавших здесь интересы американских вкладчиков «Юнайтед Петролеум».

Колонна проехала до середины деревни, сопровождаемая испуганными взглядами крестьян, и там остановилась, источая клубы едкого дыма из выхлопных труб. Распахнув тяжелую бронированную дверь «Кобры», Турпал Исмаилов легко спрыгнул на землю, держа за цевье потертый АКМ с подствольником ГП-25, оружие, с которым прошел сквозь огонь и воду, и которому не изменял никогда. Чеченец медленным взглядом скользнул по толпе, чувствуя сгустившийся над деревней страх. Кажется, собрались все жители, в основном, старики, хотя мелькали и дети, и несколько крепких мужиков средних лет. А еще были женщины, в основном, некрасивые, усталые, уже немолодые, изможденные тяжелым трудом, но несколько симпатичных лиц и аппетитных фигурок, которые невозможно было скрыть даже под ватниками и спортивными штанами, Исмаилов все же заметил, довольно оскалившись.

— Все с машин, — приказал Турпал, крикнув так, что его услышали даже за шумом работавших на холостых оборотах моторов. — Стройся!

С лязгом распахнулись дверцы машин, наружу посыпались вооруженные до зубов боевики, рассредоточившиеся вокруг колонны, ощетинившись во все стороны стволами автоматов. Собравшаяся вокруг толпа дрогнула, попятившись.

— Кто здесь главный? — спросил Исмаилов, обращаясь к жителям Кремлевской, при этом стараясь говорить с нарочито заметным акцентом. — Ты, иди сюда! Быстро!

Выбранный чеченцем из толпы мужик, немолодой, но крепкий, в телогрейке, из-под которой была видна застиранная тельняшка, и заштопанных на коленях джинсах, неуверенно двинулся вперед. Его тотчас окружили со всех сторон боевики, не забывавшие контролировать и собравшуюся вокруг толпу.

— Рядом с вашей деревней убили моих людей, — произнес Турпал. — Устроили на них засаду и расстреляли. Вы об этом знали, но молчали, пока мы сами их не обнаружили. Вы знаете, кто сделал это? Если выдадите нам убийц, мы уйдем и не тронем вас.

— Мы ничего не знаем, — чуть дрогнувшим голосом произнес русский. — Кто-то пришел, пострелял и ушел в лес. Мы ничего не знаем, — повторил он.

— Ты лжешь, — фыркнул Исмаилов, а затем, резким движением перехватив АКМ, нажал на спуск.

Короткая очередь смела с ног русского, бросив на землю грузное тело. Кто-то вскрикнул, толпа качнулась вперед-назад, словно готовясь живой волной захлестнуть взявших наизготовку оружие боевиков… и ничего не произошло.

— Обыскать все, каждый дом, каждый сарай, — приказал своим бойцам Исмаилов. — Всех разогнать! Иса, Ахмад, тащите девок в бронемашину! — Турпал указал на мелькнувших в толпе, за спинами то ли отцов, то ли мужей, двух девушек, наверняка сестер, одинаково златовласых, круглолицых, только у одной спускалась по плечам коса с руку толщиной, а вторая подстриглась коротко.

Чеченцы, словно спущенные с цепи псы, ринулись по селу, криками, пинками и ударами прикладов загоняя жителей в их дома и врываясь следом, переворачивая все внутри в поисках несуществующих партизан. Из двух домов жильцов просто выгнали, приготовив место для ночлега — спать в тесноте десантных отсеков бронетранспортеров никому не хотелось, а поиски русских обещали затянуться.

А двух девушек телохранители Исмаилова схватили, растолкав в стороны пытавшихся защитить их мужчин, и потащили к «Кугару», чтоб до поры сберечь от похотливых товарищей. Потом, когда амир натешится с ними вдоволь, что-то перепадет и его людям, а если и нет, то они сами разыщут себе добычу.

Почти никто не пытался остановить чеченцев. Лишь какой-то молодой парень, наверное, жених одной из девушек, бросился на боевиков, вооружившись ржавым ломом. Его застрелили на ходу, свалив короткой очередью из АКМС, и прошли мимо, даже не замечая трупа. Все шло своим привычным чередом.

Алексей Басов выругался себе под нос, увидев, как бандиты бросают плачущих, вырывающихся из последних сел девчонок в бронемашину. Дневной канал установленного на АК-74М комбинированного прицела ПОНД-4, недавнего подарка Бражникова, позволял при пятикратном увеличении рассмотреть все, происходившее ввиду хорошо замаскированного наблюдательного пункта, в достаточных подробностях, и от этого становилось только гаже на душе.

— Суки! — чуть не плача, выдохнул полковник. — Выродки!

Он мог бы сейчас перебить с полдюжины чеченцев, с четырех сотен метров, да с такой оптикой это было несложно сделать даже из «калаша», тем более, за месяцы пребывания в партизанах Басов достиг немалых успехов в стрельбе. Но тогда нечего и думать о том, чтоб выполнить главную задачу. Сейчас от партизан требовалось лишь одно — заставить врага поверить, что партизан здесь нет, заставить расслабиться, забыть хоть немного об осторожности. И потому лично возглавивший малочисленную разведгруппу Басов вынужден был, скрипя зубами, чувствуя, как обливается кровью сердце, наблюдать, как дикари расстреливают местных, насилуют женщин, тех женщин, которых собирался защищать полковник, когда-то давным-давно произнося слова воинской присяги.

Жанна Биноева, тоже наблюдавшая расправу над деревенскими в компактный, но мощный бинокль, ничего не сказала, вообще не произнесла ни звука, даже не отреагировав на брань полковника. Вместо этого она вглядывалась в лица бывших своих братьев по оружию, и, наконец, увидев того, кого искала, произнесла, сухо, ни к кому не обращаясь:

— У головной бронемашины, трое, тот, кто вам нужен — крайний справа для нас.

Басов взглянул в указанном направлении, а оптика, которой он завладел на правах командира, ну и еще потому, что на большинство автоматов она просто не могла быть установлена, передала необходимые детали. Действительно, возле угловатого, совершенно неуклюжего на вид МРАПа стояли, о чем-то болтая, трое бородачей, направив к земле стволы автоматов. Тот, на которого указала чеченка, был с непокрытой головой, а камуфлированную кепи держал в руке — второй рукой он придерживал висевший на плече АКМ. На вид молодой, лет тридцати, даже курчавая рыжеватая бородка не старила его слишком сильно, высокий и худой, вернее даже тощий. Запомнить такого было не трудно.

— Долговязый и мосластый? Он?

— Верно. Это Арби, оператор. Еще в горах он больше с камерой, чем с автоматом, так и теперь.

Решение взять с собой пленницу, которой полагалось коротать время под охраной в базовом лагере отряда, далось полковнику нелегко. Любой другой вообще пустил бы бывшую снайпершу в расход, и был бы прав на все сто, но Басов помнил, как они сражались плечом к плечу со съехавшими с катушек дезертирами, и отдать такой приказ не мог. Более того, именно Биноева и рассказала о видеоархиве боевиков, и теперь должна была опознать того из своих бывших соратников, кто мог хранить записи их «подвигов».

— Отлично! — кивнул Басов. Теперь и он видел прицепленный к «разгрузке» чеченца футляр с компактной камерой. — Можно уходить! Стоп, а это еще кто такие?

Басов увидел, как к оператору приблизились трое. Одного полковник узнал сразу — Турпал Исмаилов, полевой командир, вожак одной из самых жестоких банд и правая рука Хусейна Шарипова, не так давно забравшего из мертвых рук Хаттаба и Шамиля Басаева упавшее было, знамя «священной войны». А вот те, что были с «амиром», привлекли внимание партизана. Один явно европеец, гладко выбритый, словно специально чтоб выделяться из толпы заросший горцев. На плече его висел американский автоматический карабин М4, кажется, с подствольным гранатометом. А рядом шагал высоченный плечистый негр, тащивший за рукоятку для переноски пулемет М60 с укороченным стволом. Матово блестевшие ленты, набитые патронами, крест накрест обхватывали торс темнокожего пулеметчика, точь-в-точь как у какого-нибудь революционно матроса из старого советского кино.

— Рядом с вашим командиром, кто это такие? — спросил Басов у лежавшей рядом на подстилке из пожухшей травы Биноевой.

— Американцы, из нефтяной компании. Эти двое давно с отрядом, вроде наблюдателей. Вроде бывшие десантники и наверняка воевали уже где-то. Они никогда ни во что не вмешивались всерьез, но, кажется, бойцы настоящие.

— Что ж, пожалуй, скоро мы это и проверим, — усмехнулся Алексей, и, обернувшись к тем, кто залег чуть поодаль, приказал: — Уходим!

Полковник, был не одинок, наблюдая за зверствами чеченцев, едва успевших войти в деревню. Густой кустарник на краю поселка укрыл кроме него и пленной снайперши еще троих. Один из партизан, удобно пристроивший на толстой ветке винтовку СВД, сейчас медленно водил стволом, через оптический прицел ПСО-1 следя за перемещениями боевиков, а двое его товарищей, вооруженных, как сам Басов, лишь автоматами, прикрывали фланги и тыл, утроившись чуть поодаль на случай, если противник решит прочесать окрестности.

— Фролов, Синицын, остаетесь здесь, — приказал полковник. Снайпер, буквально слившийся со своей винтовкой, даже не шелохнулся, словно не слышал обращенных к нему слов, а второй боец по-уставному коротко ответил:

— Есть!

— «Клиента» запомнили? Сейчас «чехи» на ночлег будут располагаться, следите, куда он пойдет! В случае обнаружения в контакт не вступать, уклоняйтесь от боя, уходите к лесу. Хотя, надеюсь, не сунутся «черти» сюда пока!

Наблюдательный пост, вверенный паре партизан, покидали, переползая по-пластунски. Лишь удалившись на пару сотен метров, встали, и, уже особо не таясь, двинулись к чаще. Басов шел замыкающим, повесив автомат на плечо стволом вниз, но шагавшая впереди Биноева чувствовала его напряженный взгляд, буравивший ее обтянутую камуфляжем спину. Полковник не доверял чеченке, не скрывая этого. Наверное, он даже хотел, чтобы она дала ему шанс выстрелить, но Жанна покорно выполняя все приказы, и от этого басов напрягался еще сильнее.

Возвращения разведки ждали на почтительном удалении от Кремлевки, в двух километрах примерно, почти четыре десятка бойцов, партизаны из отрядов Басова и Федорова, прежде действовавшего западнее. Теперь же командиры, подчиняясь приказу Бражникова, слили свои силы воедино, в мощный кулак, и сейчас готовились двинуть их в бой. А для того, чтоб каждый удар не пропал даром, и нужна была разведка.

Басова и его людей встречали все кроме боевого охранения, прикрывавшего подступы к временному лагерю. Двадцать пять человек, вооруженных до зубов, с нетерпением смотрели на полковника. И тот не заставил ждать долго, сообщив:

— Банда только что вошла в село, — сообщил Алексей Басов. — Турпал Исмаилов там. Полагаю, прочесывать местность начнут уже завтра, а пока будут местных трясти, так что до рассвета никуда не денутся.

— Сколько их? Как вооружены?

Партизаны понимали, что вскоре придется дать бой, и хотели этого, помня, сколько крови успели пролить нанятые американцами горцы. Пожалуй, чеченских бандитов ненавидели сильнее, чем даже самих янки, тем более, среди партизан хватало тех, кто успел повоевать еще на Кавказе, вдоволь насмотревшись на «художества» двуногих зверей.

— Две бронемашины типа МРАП, с усиленной противоминной защитой, на турелях пулеметы. Еще три «Хаммера», тоже вооруженных, но, кажется, небронированных, старая модель какая-то. Всего я насчитал тридцать два человека.

— У чеченов «броня»? — уточнил Федоров. — Вот это хреново! Из «калашей» бэтэр поцарапать можно, разве что!

— Это не «броня», а так, «полброни», — отмахнулся не терявший уверенности Басов. — МРАП — это просто бронированный грузовик, очень большой, так что и спьяну не промахнешься по такому. Защищены примерно как БТР-80, пулю СВД держат минимум со ста метров, а из вооружения — только один «браунинг» с дистанционным управлением. И проходимость такая, что только по автострадам, а по проселку уже еле тащатся. Они под фугасы «заточены», так что из РПГ перегасим враз. Хуже, что «духи» расползлись по деревне, если оплошаем, возьмут кого из местных в заложники, и тогда все к черту покатится!

— Значит, надо сработать четко, — заметил заместитель Федорова, не разделявший пессимизма своего командира. — Тихо войдем, всех передавим, чтоб ни одна сука и рыпнуться не успела!

— Именно так! Будем действовать быстро, тихо и точно, — подтвердил план Басов. — Силы у нас примерно равны, у противника есть тяжелая техника, а на нашей стороне — внезапность. Чечены уверены, что нас рядом нет. Так всегда бывало прежде, когда мы с ними схлестывались — быстро перегасим, кого сможем, и уходим, пока остальные раскачиваются. Фактор внезапности нужно использовать по полной. Запомните — наша главная задача захватить видеоархив! Мы за этим здесь, эти кассеты важны, будет у нас видео — «духи» сами уйдут!

Партизаны, собравшиеся вокруг полковника, мрачно кивали. Первая часть плана завершилась полным успехом — узнав о гибели своих людей, чеченский амир примчался на место, прямиком в заботливо подготовленную засаду. Провокация удалась, вызвав вполне ожидаемый ответ, но мало кто из людей, окружавших сейчас полковника, был готов идти в бой ради каких-то видеокассет. К горцам у многих был свой счет, и Басов понимал, что удержать бойцов окажется очень непросто. Но они, в отличие от самих чеченцев, были отрядом, а не бандой, продолжая подчиняться приказам.

— Товарищи бойцы, всем внимание! Действуем так. С наступлением ночи снайперы и пулеметчики занимают позиции по периметру деревни, на дальности наиболее эффективного огня, — принялся излагать план боя Басов. — Их задача на этом этапе — наблюдение и разведка системы обороны противника. После того, как будут выявлены все посты, а посты «духи» выставят точно, штурмовые группы скрытно входят в сам поселок, снимают часовых, после этого атакуют. Повторю еще раз, наша главная цель сейчас — забрать кассеты, а не перерезать побольше «зверей»! Если записи попадут на какой-нибудь телеканал, в Интернет, они взорвут весь мир! Захватив видеоархив, немедленно уходим в лес под прикрытием снайперов. Если чеченцы организуют преследование, уводим их за собой, поглубже в лес, после чего блокируем и уничтожаем. Задача саперов — оборудовать минное поле вот здесь. — Полковник ткнул в карту автоматным патроном, которым пользовался вместо указки. — Заведем их на мины, зажмем с флангов и положим всех. Но только если они станут преследовать, в противном случае просто отходим! Время для кровной мести еще придет! Эти кассеты по-настоящему важны, если видео попадет в открытый доступ, достанется и «духам» и их американским хозяевам!

Партизаны слушали молча, внимательно, впитывая каждое слово. случайных людей здесь не было, каждый выбрал свой путь раз и навсегда, порвав с привычной жизнью, уйдя в лес, чтобы не пользоваться благами цивилизации, жить в землянках, таиться, на каждом шагу ожидая вражеской засады, чтобы устраивать засады самому, убивая тех, кого ненавидели всей душой. И этим двадцати пяти мужчинам разных возрастов, пребывавшим в разных званиях, одинаково грязным, небритым, в пропитавшемся влагой обтрепавшемся камуфляже, Алексей Басов верил, как себе, даже больше. Верил всем вместе и каждому по отдельности, и хотел, чтобы все, кто был рядом, встретили новый рассвет живыми и здоровыми. Но еще больше он хотел выполнить приказ, сознавая, что не все из его товарищей увидят, как вновь восходит солнце над бескрайним северным лесом.

— Командирам отделений приказываю разделить своих людей на группы по три-четыре человека, — продолжал инструктаж Басов. — Снайперов выделить в отдельную группу, вместе с пулеметными расчетами. Снайперам и пулеметчикам всем обязательно ночную оптику, бойцам штурмовых групп — бесшумное оружие и ПНВ. Быть готовыми к ближнему бою. Чем позже ублюдки поймут, что мы рядом, тем меньше риск потерь. Гранатами пользоваться запрещаю, можно повредить «груз», так что сдать все командирам отделений! Подствольники с автоматов снять и тоже сдать старшим! Вместо боевых гранат всем получить вот это.

Полковник вытащил из подсумка разгрузочного жилета предмет, лишь отдаленно похожий на настоящую гранату. Несколько бойцов, отслуживших во Внутренних войсках, переглянулись понимающе, большинство же смотрело вопросительно, и Басов пояснил:

— Светозвуковая граната «Заря-2». Ослепляет противника яркой вспышкой и оглушает, не оказывая поражающего воздействия, осколков не дает. Эффект при взрыве в помещении огромный, с минуту противник вообще будет небоеспособен.

Запас свето-шумовых гранат из какого-то милицейского арсенала, не иначе, партизанам доставил лично Бражников, видимо, заранее спланировавший предстоящую операцию. И теперь партизаны, доставая непохожие на привычные РГД-5 или Ф-1 гранаты из ящика, с некоторым недоверием вертели их в руках.

— Товарищ командир, а на хрена эти хлопушки? — раздалось удивленно из толпы партизан. — Почему не боевые? Одна РГД — и все, кто в избе, уже у Аллаха!

— Отставить разговоры, боец! — привычно отрезал полковник, а затем все же пояснил: — Потому что нельзя повредить видеозаписи. И если «духи» оставят при себе кого-то из местных в качестве заложника, я не хочу, чтоб он погиб просто потому, что оказался там и тогда, где и когда его не должно быть. Еще вопросы?

Вопросов не было. Если кто и сомневался в чем-то, держал при себе свои мысли, и полковник остался вполне удовлетворен этим.

— Саперной группе еще одна задача, — продолжил Басов, не обращая внимания на скептические взгляды своих людей. Он знал, что партизаны все равно выполнят приказ — своему командиру они доверяли ничуть не меньше, чем он сам им. — Заминировать выезды из деревни. Если «духи» попробуют прорваться с «броней», за пределы села живым не должен выйти ни один из них! Вопросы есть, товарищи бойцы?

Вопросов не было, ответом Басову было спокойное молчание и уверенные хмурые взгляды тех, кому пару часов спустя предстояло смотреть в глаза самой смерти.

— Разойдись, — приказал полковник, удовлетворенно кивнув. — До захода солнца время на отдых и подготовку снаряжения. Выступаем с темнотой!

Толпа, сомкнувшаяся вокруг командира, рассеялась, расходясь по временному лагерю. Над головами партизан колыхалось полотнище маскировочной сетки, под которой и вынуждены были ютиться несколько десятков человек. А полковник Басов, оставшись на несколько минут в одиночестве, устало опустился на пустой ящик из-под патронов, закрыв глаза, и просто постаравшись изгнать из сознания все мысли, метавшиеся там. с техникой медитации Алексей не был знаком, в глубине души считая все это обычным выпендрежем, но сейчас невольно пользовался ею или чем-то подобным, пытаясь собрать в кулак все силы и обострить до предела интуицию.

Олег Бурцев, пристроившись у подножья могучего кедра, неторопливо набивал патронами стальные рожки от «калашникова». Назначенный командиром одной из штурмовых троек, бывший десантник сменил на время уже привычный РПК-74М на видавший виды автомат АКМ. Сейчас автомат стоял рядом, прислоненный к дереву, и ствол его раздулся от навинченной цилиндрической насадки прибора бесшумной и беспламенной стрельбы ПБС-1.

Именно такие АКМ вместе с пистолетами должны были стать главным оружием «штурмовиков», потому что единственные из арсенала партизан, могли считаться хотя бы относительно бесшумным оружием. Автоматы под 5,45-миллиметровый патрон глушителей попросту не имели, а более подходящих для предстоящей миссии «Винторезов» и «Валов» под дозвуковой патрон калибра девять миллиметров у отряда Басова не было, что и к лучшему, ведь иначе начались бы проблемы со снабжением — уж больно дефицитными были такие боеприпасы. В прочем, сейчас Бурцев не отказался бы от автомата АС, какие видел часто еще в Чечне, в руках спецназовцев ГРУ, да и у своих разведчиков из десантно-штурмовой дивизии.

— Бурцев, ко мне, — крикнул отвечавший за снабжение в партизанском отряде прапорщик, сейчас радовавшийся, точно ребенок, прибывшим с последним транспортом окрашенным в зеленый цвет ящикам, из которых уже полдня доставал всякие смертоносные новинки вроде противотанковых мин ТМ-83. — Сержант, получи на свою группу!

Снабженец протянул Бурцеву устройство, напоминающее отдаленно большой объектив от фотоаппарата, снабженный широкими перекрещивающимися ремнями. Сержант посмотрел на прибор с подозрением, затем перевел взгляд на прапорщика:

— Что за хреновина?

— Не пользовался такими раньше? Это пассивные очки ночного видения НПО-2 «Наглазник», они же изделие 1ПН74. Дальность обнаружения человека — двести пятьдесят метров, сутки кряду могут проработать без замены аккумулятора. Также можно использовать как бинокль с увеличением в два и шесть десятых раза. И прочные, как молоток. Короче, боец, — отмахнулся партизан, — вот тебе инструкция по применению и техническое описание. Ознакомься и доведи до личного состава. И, кстати, это приказ!

Олег, кивнув, сунул в кармашек разгрузки тонкую книжечку, забрав заодно у прапорщика еще два комплекта очков ночного видения. Видимо, кто-то в штабе партизанского движения действительно возлагал большие надежды на предстоящую операцию, раз позаботился и о таком снаряжении. И если у партизан приборов ночного видения будет достаточно, а у противника их не будет или окажется слишком мало, исход ночного боя, можно сказать, уже предопределен.

— И вот это тоже держи, — прапорщик протянул противогазную сумку, набитую чем-то тяжелым. — Велено выдать всем, приказ полковника!

Заглянув внутрь, Бурцев увидел то, что и ожидал — не меньше десятка шоковых гранат «Заря-2», с уже вкрученными запалами УЗРГМ. Практически безобидные по сравнению с привычкой РГД-5, на самом деле такие гранаты были вполне эффективны для кое-каких задач.

— Смотри, — напутствовал прапорщик Олега, — обратно «ноктовизоры» вернешь, сколько получил, и в точно таком же состоянии! На вес золота приборы!

Бурцев лишь усмехнулся. Тыловая привычка к бережливости, граничащей с откровенной жадностью, у снабженца сохранилась даже после месяцев «партизанщины», хотя на самом деле он был неплохим мужиком, да и бойцом не из последних. Но на этот раз в атаку пойдут те, у кого опыта больше, и не удивительно, что Олег оказался одним из них, ведь почти половина из собравшихся под началом Басова партизан раньше служила в танкистах, артиллеристах и тому подобных ракетчиках. Полноценных же бойцов, десантников, «внутряков» или хотя бы обычных мотострелков, было до обидного мало.

Забрав «подарки», Олег вернулся к облюбованному дереву, под раскидистой кроной которого на брезент так и лежали еще пустые магазины для АКМ, и здесь же стоял вскрытый цинк с патронами калибра 7,62 миллиметра с пулей УС — утяжеленной, с дозвуковой скоростью, что в сочетании с насадкой глушителя позволяло здорово маскировать звук выстрелов. Правда, убойная сила такой пули снижалась, как и эффективная дальность стрельбы, но для боя накоротке, буквально на расстоянии удара штыком, это было не столь важно.

По пути Бурцеву встретились трое саперов, лучшие в отряде специалисты по всевозможным минам. Нагрузившись мешками и подсумками, они бодро прошагали куда-то за пределы лагеря, а с ними шли еще двое партизан, налегке, если не считать оружия и множества магазинов, от которых карманы разгрузок едва по швам не лопались. Сейчас саперы установят на выездах из села свои «адские машины», приготовив неприятный сюрприз чеченцам. И лишь после того, как пути отхода будут блокированы, придет черед его, Олега Бурцева, и тех, кто передан под его начало, чтоб нанести решающий удар.

Над лагерем партизан на несколько вечерних часов повисла напряженная тишина, нарушаемая лишь тяжелым дыханием да лязгом металла. Бойцы готовились к ночной схватке, спеша снарядить побольше магазинов, лишний раз почистить и смазать оружие, поправить заточку боевых ножей. И вот, наконец, все, что можно сделать, было сделано. На хмурый северный лес опустились сумерки, и Алексей Басов, забросив за спину автомат, негромко скомандовал:

— Становись!

Партизаны, вскакивая с мест, собрались в неровный строй. Кто-то еще возился с застежками разгрузочного жилета, другие поправляли автоматные ремни. Дождавшись, пока завершится вся эта нервная суета, которая только и выдавала волнение партизан, полковник произнес, в упор глядя на своих людей:

— Выступаем через пять минут. С наступлением темноты всем группам быть на исходных. Окончательный план атаки — только после доклада наблюдателей и оценки обстановки. Все, мужики, с Богом! За мной, шагом марш!

Вереницей партизаны двинулись прочь из лагеря. Здесь тоже оставили нескольких бойцов, на всякий случай, не для обороны даже, что могут четыре человека сделать против, например, взвода, а просто по привычке ничего не бросать без присмотра.

Стараясь не выбиваться из общего ритма, Жанна Биноева шагала бок о бок с русскими партизанами. Ей было проще, чем этим суровым, молчаливым, злым мужчинам, в большинстве своем, довольно молодым, но, как один, готовым вновь заглянуть в глаза самой смерти. Чеченка шла налегке, с небольшим ранцем за спиной, без оружия, и мало кто понимал, зачем она вообще здесь. Наверное, и сам полковник Басов не мог ответить на такой вопрос. Просто Жанна вдруг подошла к нему, еще там, в лагере, произнеся глухо:

— Я хочу идти с вами.

— Зачем? — Басов, как и многие, набивавший патронами автоматные рожки, поднял взгляд, пристально уставившись на Биноеву. — Хочешь перебежать к своим? Вроде глупо, они же тебя убьют, и весь разговор. Тем более, если решат, что это ты нас и навела на банду.

— Они не свои. Были когда-то, там, в горах, когда мы пытались вас прогнать из своего дома, со своей земли. Но вот вы ушли, наш край свободен, а они пришли сюда, не для того, чтоб мстить, а просто ради американских денег. Мужчина воюет с мужчинами, а они — с женщинами и детьми, которых сжигают заживо.

— Не может ваша порода иначе, никак не может.

— Те, кого я считала своими братьями, хотели меня убить, потому лишь, что я заступилась за русскую девчонку. Они мне должны, все! Помоги мне получить с них этот долг!

Басов посмотрел на Жанну каким-то другим взглядом, словно не только слушал слова, но и мысли читал непостижимым пока способом. Он помолчал с минуту, а чеченка не стала нарушать тишину.

— Пойдешь с нами, — решил, наконец, полковник. — Оружия не дам пока, и буду присматривать за тобой.

— Разве мало я сделала? Не я, так и вас бы здесь не было, вы бы ни о чем не узнали!

— Я все сказал. Не нравится — оставайся здесь, только связанная по рукам и ногам.

Жанна не колебалась. Упрямо мотнув головой, она процедила:

— Я иду. Можешь не ждать, не убегу и предупреждать не буду никого. Только подумай, так, как стреляю я, из твоих людей мало кто сможет, даже не каждый десятый.

Все же полковник сдержал обещание, не дав оружия. И, тем не менее, Жанна вместе с отрядом вновь оказалась на опушке леса, откуда видна была деревня, занятая чеченцами. Свет горел в редких окнах, партизаны вышли к цели уже в ночи. Первым делом командир подозвал к себе наблюдателей, так просидевших в секрете половину прошедшего дня. Сидели, как оказалось, не зря.

— «Духи» расположились в трех домах в дальнем конце села, — сообщил один из партизан, подкрепляя свои слова пометками на плане деревни, вручную набросанном самим полковником прежде. — Жильцов выгнали, одного пристрелили, труп так у дома и остался лежать. Двух девчонок туда утащили, суки! А машины загнали в проезды.

— Где посты? Сколько?

— Трое засели со стороны леса, еще один у техники и один бродит вокруг домов. Кажется, совсем нападения не боятся, твари!

— Они же уверены, что мы уже ушли. Раньше так и было каждый раз. Ну не местных же им бояться, с вилами и кольями?

Тихо, скользя между деревьями, точно бесплотные тени, партизаны окружали село, держась пока на почтительном расстоянии от него. Вышли на позиции снайперы, взявшие деревню в прицел своих СВД. Пулеметные расчеты расположились на самых удобных позициях, откуда из одного ПКМ и одного РПК-74 с пассивными ночниками НСПУ-5 можно было простреливать почти всю Кремлевку. А бойцы штурмовых групп, сжимаясь перед броском в тугие пружины, готовились к атаке, выслушивая последние приказы, какие можно было еще успеть отдать, пока не прозвучал первый выстрел.

— Значит так, бойцы, — произнес Басов, вокруг которого собрались командиры штурмовых звеньев. Был здесь и Олег Бурцев, внимательно слушавший полковника. — Разведка доложила, что «чехи» засели в трех домах на окраине, со стороны леса выставили посты, без шума хрен подберешься к ним с того направления.

Расположение деревни партизанам было известно хорошо, успели изучить все подходы. Кремлевка стояла не на самом шоссе, а вдоль ответвившегося от него под углом проселка. Между этим самым проселком и автострадой тянулись картофельные и еще бог весть какие грядки, заваленные сейчас кучами побуревшей ботвы. А с другой стороны к селу подступал вплотную, на три-четыре сотни метров, лес. Именно с этой стороны чеченцы ожидали нападения.

— Направление атаки — от шоссе, через поля и деревню. Группа прикрытия занимает позицию со стороны леса. Вы начинаете, все остальные работают после. Сигнал для снайперов и пулеметчиков — взрывы шоковых гранат. До этого момента приказываю всем хранить радиомолчание, в эфир выходить только после начала атаки. И повторю еще раз, нам нужно захватить их оператора, видеоархив. И сделать это без лишних потерь.

Алексей хотел сказать просто «без потерь», но ни перед самим собой, ни перед своими товарищами лукавить не стал, понимая, что в эту ночь прольется кровь не только врагов.

— У кого какие вопросы? — Басов обвел внимательным взглядом полдюжины партизан, вставших перед ним полукругом. — Потом думать будет поздно.

В ответ никто не произнес ни слова, и полковник, глубоко вздохнув, приказал:

— По местам! Начинаем через пять минут! Удачи, парни!

Партизаны бросились врассыпную, придерживая висевшее на плечах и за спиной оружие. Несколько мгновений — и они растворились в ночной тьме, уже плотной завесой окутавшей весь мир. Полковник Басов поднес к глазам ночной бинокль БН-3, и окружающий мир стремительно метнулся навстречу ему, все предметы приблизились вмиг в четыре с половиной раза, стали различимыми мелкие детали, какие и днем не всегда можно было рассмотреть. В окнах одного из занятых чеченцами домов горел свет, но очень слабо. В деревне царила тишина, которую так и подмывало назвать мертвой, не было заметно почти никакого движения — лишь ходил по центральной улице оставшийся в карауле боевик, еще не знавший, что из ночного мрака к нему крадется сама смерть.

Олег Бурцев, извиваясь, точно змея, полз вдоль высокого тесового забора. Подтягиваясь на локтях и отталкиваясь коленями, он продвигался к углу, слыша, как ползут следом его товарищи. В штурмовую тройку, продвигавшуюся сейчас к захваченной чеченцами избе, входили Азамат Бердыев, быстро переквалифицировавшийся из танкиста в диверсанта-разведчика, и еще один боец по имени Илья, морпех-контрактник с Северного флота. Этот в отряде был новичком, прибыв с последним пополнением лишь неделю назад, но успел доказать товарищам свой опыт, и теперь замыкал боевые порядки группы. Оба партизана были вооружены пистолетами, Бердыев — бесшумным ПБ на базе «макарова», старой, не слишком мощной, но надежной моделью, а Илье достался тяжелый АПБ, переделанный автоматический «стечкин» с приставным глушителем.

Пистолетами пользовались не от хорошей жизни — в отряде нашлось всего с десяток АКМ, годных для установки приборов бесшумной стрельбы. В прочем, сейчас Олег сам сменил бы автомат на тот же ПБ, с ним бы ползти через полдеревни было не в пример удобнее. Для большего удобства Олег, хоть и оставив на себе бронежилет, вытащил из него титановые пластины, так что защита теперь была чисто символическая. И магазинов взял немного, всего четыре, не считая того, что был примкнут уже к автомату. И даже так ползти, извиваясь на пузе, было чертовски неудобно.

Добравшись до угла, Олег встал на колено, подняв АКМ, и осторожно выглянул. Надвинутые на глаза очки ночного видения победили ночную тьму, окрасив окружающий мир в зеленый цвет. Весило «изделие 1ПН74» все же побольше килограмма, и охватывавшие голову широкие ремни крепления ощутимо давили, но зато теперь Бурцев мог видеть отчетливо все на несколько сотен метров, безошибочно отыскивая дорогу. Например, он видел лениво бродившего у крыльца одного из домов чеченца, за спиной которого болтался АК-74.

Очки ночного видения позволяли разглядеть мельчайшие детали, например то, что часовой был очень молод, наверное, потому и доверили пост ему, пока старшие товарищи спокойно спали в избе, прогнав — дай то Бог, чтоб просто прогнав! — настоящих ее хозяев. В той самой избе, где на ночлег расположился и оператор боевиков с драгоценным видеоархивом.

Бывший десантник наблюдал, как часовой идет к его укрытию, останавливается, не дойдя метров тридцать, разворачивается и неторопливо движется назад. Когда противник оказался примерно на середине своего маршрута, Олег махнул рукой замершим рядом, прижимаясь к забору, товарищам:

— Через улицу, бегом! За тот сарай! Прикрываю!

Азамат и Илья, низко пригнувшись, метнулись в ночь, отлично видимые для Олега, но для любого другого почти неразличимые во тьме. Все те несколько мгновений, что потребовались бойцам, чтоб наискось пересечь двадцать метров открытого пространства и нырнуть за покосившийся сарай, Бурцев целился в спину чеченскому боевику, до боли вжав в плечо приклад АКМ. Стрелять было нельзя, ПБС лишь приглушит звук, но кто-то все равно услышит его, и тогда партизан встретят огнем из всех стволов, еще и из укрытий.

Товарищи Олега исчезли из виду как раз в тот миг, когда чеченец вновь развернулся, двинувшись в обратную сторону. Теперь массивный цилиндр глушителя смотрел ему в середину груди, и Олег едва сдерживался, чтоб не нажать на спуск. И вдруг где-то за домой забрехала собака, заставив партизана вздрогнуть, а чеченца — метнуться в проход между строениями, торопливо стаскивая автомат с плеча.

Невидимый пес гавкнул, потом вдруг лай резко оборвался. Чеченец исчез в темноте, оттуда донесся характерный звук, который Бурцев давно уже ни с чем не мог спутать, звук выстрела из оружия с глушителем, из пистолета. Всего лишь хлопок, сопровождаемый лязгом затвора, но именно он стал сигналом к атаке.

Умар Магомадов едва сдерживался, чтоб не уснуть. Его оставили в карауле, но забыли предупредить, когда придет смена, и чеченец не был уверен, что о нем вообще вспомнят до рассвета. И все же спать было нельзя, и потому он ходил из стороны в сторону, порой останавливаясь и вслушиваясь в долетавшие со стороны дальних домов звуки.

Было тихо. Русские, как забились днем в свои дома, так и сидели там, не высовывая носа. А те, кто рисковал, могли увидеть лежавший посреди деревни труп, который Исмаилов запретил трогать. Еще один покойник валялся под стеной дома, наверное, его хозяин, который не захотел пускать амира и его телохранителей к себе на постой. Турпал тогда достал пистолет и выстрелил глупому русскому в голову, тоже запретив трогать его. Для остальных жителей этого урока хватило, чтоб забиться по углам, пережидая ночь.

Кроме Умара в караул заступило еще четверо, из них боевик мог видеть только Ширвани, охранявшего машины. Можно было и поболтать, но Магомадов не решился — вдруг амир решит проверить посты, все может случиться.

Когда загавкала собака, Умар вздрогнул от неожиданности. Псов здесь хватало, в каждом дворе было по лохматой дворняге. Когда отряд входил в село, его сопровождал бешеный лай рвавшихся с цепей псов. Нескольких чеченцы пристрелили, а остальные, словно могли что-то понимать, притихли, попрятавшись по конурам, в точности как и их хозяева. Но теперь собака буквально захлебывалась лаем, и Магомадов, стащив с плеча «калашников», бросился на звук.

Лай вдруг резко оборвался, и когда чеченец обошел дом, то увидел, что на конце длинной цепи, прикрепленной к вбитой в бревна железной скобе, лежит что-то лохматое, тихо поскуливающее и дрожащее. Боевик подошел чуть ближе, заметив, что бок псины блестит от хлещущей потоком из ран крови. Умар, еще ничего не поняв, сделал по инерции еще шаг, и почувствовал, как что-то холодное и твердое уткнулось ему в затылок. В нос ударил запах ружейного масла и пороха.

— Ствол на землю, — прошептал кто-то на ухо оцепеневшего от ужаса чеченца. — Бросай, живо!

Магомадов послушно выпустил из рук АК-74, так и не сделавший ни одного выстрела. С тихим лязгом автомат упал ему под ноги.

— На колени! — последовал новый приказ.

Чеченец опустился на колени, продолжая чувствовать прикосновение ствола к затылку. Вдруг что-то ударило его сзади с невероятной силой, заставив весь мир взорваться нестерпимым светом. Упавший на землю с простреленным черепом чеченец так и не услышал звука выстрела.

— Давай за мной! — Илья вытаскивая из подсумка светошумовую гранату, уже бежал к дому, увлекая за собой и Бердыева. — Вперед!

С нескольких сторон к избе, в которой устроились на ночлег человек десять боевиков, рванули размытыми тенями партизаны. Часовой, охранявший машины, в последний миг увидел их, бросился наперерез, вскидывая автомат — и нарвался на короткую очередь, выпущенную Олегом Бурцевым. Полдюжины пуль, вошедшие в грудь чеченцу, отбросили его тело назад, а через миг в окна занятого его товарищами дома уже летели светозвуковые «Зори». И в этот же миг открыли огонь укрывшиеся в лесу снайперы, в два точных залпа покончившие с чеченским секретом, расположившимся на краю села. Путь отхода штурмовых групп был открыт, но для них самих все лишь начиналось.

Бросил гранату и Олег, на бегу выдернувший чеку и ударивший в оконное стекло окованным сталью затыльником приклада. Сам прижался к стене, дождавшись, когда внутри громыхнет так, что даже снаружи на секунду заложило уши. Хлопок сопровождался яркой вспышкой, затем внутри кто-то испуганно завизжал не по-русски.

Выбив ногой хлипкую дверь, Бурцев ворвался на крыльцо, едва не споткнувшись о катавшегося по полу боевика, прижимавшего к лицу обе ладони и что-то завывавшего. Короткая очередь, почти беззвучная после взрыва «Зари», сопровождаемая лязгом затвора АКМ — и чеченец затих.

— Илья, Азамат, вперед, — приказал своим товарищам Бурцев, в тесноте деревенского дома сразу лишившийся маневра со своим автоматом. — Прикрываю! Рыжего ищите!

Бердыев распахнул дверь, ведущую в жилую часть дома, и тотчас изнутри загрохотали выстрелы. Пули с визгом впивались в стены, высекая щепу, и длинная, толстая, точно швейная игла, заноза вонзилась в щеку Олегу. Выстрелы сопровождались бессвязными выкриками на чеченском и русским матом, правда, произносимым с явным акцентом.

— К стене! Не высовываться! — скомандовал Бурцев.

Выстрелы стихли, как обрезало. Невидимый стрелок в одну длинную очередь, кажется, выпустил все тридцать патронов из рожка. Наверное, ослепленный и оглушенный чеченец нашарил автомат, но поменять магазин уже не сумел, не оправившись еще от воздействия сразу нескольких светозвуковых гранат «Заря». Азамат первым нырнул в проем и в упор расстрелял вывалившегося прямо на него полуголого боевика, выпустив тому в грудь полмагазина своего ПБ, так что бандита снесло с ног.

В нос партизану ударил запах жженых тряпок. Присмотревшись, Бердыев увидел разбросанные по столу недокуренные самокрутки, тут же лежал пакет с коноплей. Азамат шагнул во тьму, и что-то тихо хрустнуло под ногами. Боец нагнулся, увидев одноразовый шприц, а рядом лежал стянутый петлей резиновый жгут.

— Выродки! — фыркнул Бердыев. — Торчки хреновы!

Чеченцы, ошеломленные атакой, приходили в себя, но медленно, слишком медленно. Кто-то сунулся из боковой комнаты, но напоролся на Илью. Бывший морпех не сплоховал, тремя выстрелами из АПБ свалив беспомощного противника, а затем послав еще пару пуль в кого-то, маячившего в глубине помещения.

— Олег, тут какие-то диски! — Азамат схватил со стола небольшую сумку, сквозь которую прощупывалось что-то твердое, угловатое, но при этом не слишком тяжелое, явно не автоматные рожки. — Оно?

— Больше ничего? Тогда хватай это дерьмо, и сваливаем отсюда! Я прикрою!

Бурцев сделал шаг вперед, став на пороге самой большой комнаты. Здесь вповалку, на полу, на каком-то диванчике, на продавленной тахте, спало с полдюжины боевиков. Натыкаясь друг на друга, они пытались добраться до своего оружия. Одному это удалось, но прежде, чем чеченец успел взвести затвор АКМС, Олег короткой очередью оборвал его жизнь, а затем, сменив магазин, спокойно, точно в тире, принялся расстреливать остальных. Двое ринулись к окну, выбив стекла. Один выскользнул, извернувшись ужом, второму повезло меньше, когда Бурцев крест-накрест располосовал его спину автоматными очередями.

Бердыев с Ильей уже выскочили наружу, прихватив и сумку с кассетами, и Олег, понимая, что запас удачи их группы подходит к концу, бросился следом. Буквально скатившись с невысокого крыльца, он кинулся за своими товарищами, взяв курс к лесу. Пулеметная очередь загрохотала, кажется, над самым ухом, и бывший десантник, как бежал, с размаху плюхнулся на землю, увидев, что так же поступил и Бердыев. А вот Илья чуть помедлил, и свинцовый шквал накрыл его, швыряя на утоптанную землю истекающее кровью тело.

— К забору, ползком, — скомандовал Олег. Приподнявшись, он вслепую выпустил из АКМ пару очередей в том направлении, откуда бил пулемет, стегая ночь мерцающими пунктирами трассеров. — Прижмись!

Пулемет ухал, не умолкая, затем к нему прибавился и треск автоматов. Кто-то из боевиков смог придти в себя быстрее, чем рассчитывали партизаны.

— Вслепую бьют, твари! — процедил Азамат.

— Хоть и вслепую, а если зацепят, так тут и ляжем! Давай, к лесу по-пластунски, за мной!

Где-то рядом, кажется, над головами, захлебывались свинцом десятки стволов. А через пару секунд раздался низкий рык двигателя одной из бронемашин, и Олег, чуть обернувшись, увидел, как ее угловатая туша неуклюже заворочалась в погруженном во мрак проулке между соседними домами.

Турпал Исмаилов вырвался из тяжкого забытья как раз в тот миг, когда все вокруг начало взрываться. Грохот оглушил чеченского командира, яркая вспышка ударила по глазам. Рядом истошно завизжала русская девка, с которой амир развлекался перед тем, как отойти ко сну. Избитая, насильно напоенная водкой, что нашлась у местных в доме, она так и осталась в комнате, и сейчас в ужасе металась, пытаясь укрыться от шума и света.

— А, шайтан!

Исмаилов попытался встать с кровати, но лишь свалился на четвереньки. Он не понимал, что происходит, но чувствовал, что эту ночь может и не пережить. А жить хотелось.

— Помогите! — ввинчивался в мозг испуганный женский крик. — Спасите! Не надо!

— Тварь, заткнись!

Исмаилов на ощупь отыскал девушку, пару раз ударив ее по лицу. И когда он умолкла, услышал донесшиеся из соседней комнаты, где отдыхали трое бойцов из личной охраны, частые негромкие хлопки, сопровождавшиеся звуками падения грузных тел на пол. В груди у Турпала похолодело, и сердце замерло на миг. Кто-то рядом убивал его людей, делая это спокойно и методично.

— Спаси меня, Аллах! — взмолился ослепший и почти оглохший боевик. Но вместо божественной милости явились лишь тяжелые шаги, звучавшие все ближе.

Исмаилов, двигаясь на четвереньках, добрался до стола, на который свалил все свое оружие, даже не думая, что изнасилованная русская девчонка может воспользоваться им, пока сам Турпал будет спать. Чеченец нашарил кобуру с пистолетом и вытащил из нее тяжелый АПС. Передернул затвор, опустив флажок предохранителя, и в тот миг дверь в его комнату открылась.

На пороге из тьмы соткался силуэт человека, в руках у которого угадывалось оружие, пистолет с очень длинным и необычно толстым стволом. А вместо головы у «ночного гостя» был какой-то угловатый нарост. Исмаилов не сразу понял, что его противник надел ночные очки, и теперь видит все происходящее, точно ясным днем.

Боевик подскочил к забившейся в угол русской девушке:

— Вставай, тварь! — Турпал рывком поднял свою жертву на ноги, заслонившись ею от тех, кто пришел, чтоб забрать ее жизнь. — Эй, русские, если выстрелите, убьете свою шлюху, — крикнул в темноту Исмаилов. — Если и умрем, то вместе!

Те, кто стоял на пороге, замешкались, решая, стоит ли жизнь чеченского командира жизни неизвестной деревенской девчонки, которой, возможно, лучше было умереть после того, что с ней сделали бандиты. Исмаилов не стал дожидаться решения. Он выстрелил дважды в перегородивший путь темный силуэт, и, когда тот поник, оседая на пол, выпустил еще четыре пули подряд в того, кто стоял сзади и чуть левее. А затем Турпал бросился бежать.

Ему удалось выскочить из дома, увидев по пути окровавленные тела своих людей. А снаружи уже кипел бой. Строчили автоматы, в ответ тихо хлопало снабженное глушителями оружие русских, звучали крики, отборный мат, божба. И сквозь все это Турпал смог различить низкий утробный звук запустившегося дизельного двигателя.

Кто-то, словно прочитав мысли самого амира, решил удрать из обреченной деревни, воспользовавшись самым подходящим транспортом, и сейчас заводил угловатый. Казавшийся неуклюжим, бронеавтомобиль MRAP. Подарок американцев, не пожалевших дорогую технику для своих новых помощников, был единственным, что могло спасти сейчас жизнь Турпала, и Исмаилов, отшвырнув прочь упиравшуюся русскую девку, со всех ног кинулся к бронемашине.

Малкольм Мейсон проснулся оттого, что мир вокруг утонул во вспышке ярчайшего, нестерпимого света, проникавшего сквозь плотно сжатые веки, кажется, прямо в мозг. А по ушам ударил грохот взрыва, на несколько мгновений поглотившие все прочие звуки.

Бывший морской пехотинец еще не понял, что происходит вокруг него, в занятой отрядом чеченских «охранников нефтепровода» русской деревне, но проснулись вбитые в подсознание инстинкты, и тело начало действовать без участия разума. Мейсона как будто смахнуло с жесткой койки на грязный дощатый пол. Американец закатился под кровать, успев вытащить спрятанный под подушку пистолет. Ощутив в ладони рифление рукоятки девятимиллиметровой «Береты», бывший морпех почувствовал себя увереннее. Что бы ни творилось вокруг, он не был беспомощен и беззащитен, и тот, кто посчитает ослепленного и оглушенного мужчину легкой добычей, сам рискует превратиться в жертву.

— Малкольм? — Голос Роберта Стаута звучал издалека, хотя напарник Мейсона находился в этой же комнате. — Малкольм, ты жив? Что за хрень?!

— Шоковые гранаты! Это чертовы русские! Оружие под рукой?

— Всегда при мне!

Нужно выбираться отсюда, пока про нас не вспомнили, — решил Мейсон, выползая из-под кровати. Он едва успел вслепую схватить висевший на высокой спинке карабин М4А1, когда в соседней комнате, тоже тесной и грязной, кто-то истошно завизжал, а затем вопль стих, уступив место частым хлопкам.

— Оружие с глушителем! Русские здесь!

Мейсон разлепил веки. Перед глазами вспыхивали яркие пятна, но все же он смог разглядеть выросший на пороге комнаты темный силуэт. Неизвестный повел из стороны в сторону стволом пистолета, вздувшимся цилиндрической насадкой глушителя, и в этот миг Мейсон нажал на спуск.

Карабин в руках морпеха вздрогнул, треснула короткая очередь, и того, кто стоял на пороге, снесло с ног потоком высокоскоростных пуль. Не мешкая, Мейсон сорвал с разгрузочного жилета гладкий шар осколочной гранаты М67, выдернул чеку и бросил гранату в соседнюю комнату, одновременно ныряя в дальний угол.

Громыхнул взрыв, полыхнула вспышка, кто-то закричал, а Малкольм Мейсон уже ворвался в комнату, увидев лежавшие на полу тела, брызги крови на стенах и кого-то, кричавшего от боли и катавшегося по полу.

— Вперед! — приказал Мейсон своему напарнику. — Боб, выходишь первым! Я страхую тебя с тыла!

— Как выберемся из дома, куда потом? Есть план?

— Со всех ног к MRAP'у, и валим из поселка! Неизвестно сколько здесь русских и я вовсе не хочу познакомиться с каждым из них!

— Отличный план, — осклабился Стаут. — Ну, я пошел! Прикрывай!

Темнокожий десантник, держа наперевес тяжелый пулемет М60Е4, первым выскочил во двор, и тотчас дал длинную очередь по мелькнувшим впереди темным силуэтам. Свои, чужие — неважно, для двух американцев каждый, кто стоял на пути, был врагом. Пулемет нервно забился в могучих руках американца, харкая свинцом, и Стаут услышал, как за спиной коротко затрещал карабин Мейсона.

— К машине, бегом! — крикнул Малкольм, крутившийся из стороны в сторону, очерчивая круги стволом винтовки.

Кто-то выскочил из-за дома, бросился к американцам, на бегу вскидывая автомат, ствол которого тоже увенчивал толстый цилиндр глушителя. Мейсон вскинул карабин, нажав на спусковой крючок подствольного дробовика ХМ26. Выстрел показался оглушительным, сноп картечи, выпущенной с какого-то десятка шагов, сбил с ног противника, а Малкольм уже со всех ног бежал к бронемашинам.

По поселку уже прокатились звуки боя, пока еще суматошного, неорганизованного. Со стороны одного из занятых чеченцами домов длинными очередями был пулемет, стрекотали автоматы. Хлопки снабженного глушителями оружия, бившего в ответ, были почти неразличимы на фоне этого шума.

Американцы, прежде державшиеся за домом, оказались в проулке, на открытом пространстве, пересечь которое было необходимо, чтоб добраться до техники. Их заметили. Со стороны леса, вздымавшегося впереди стеной непроглядного мрака, полыхнуло дульное пламя, и вокруг засвистели пули. Что-то обожгло плечо Стауту, толкнув его назад.

— Черт, зацепило, — прошипел Роберт, едва не выронивший из рук ставший вдруг неподъемным пулемет. — Я ранен!

— Держись!

Кто-то кинулся наперерез двум американцам, стреляя на бегу, причем звук выстрелов был почти неразличим. Мейсон, на бегу успевший сменить магазин, развернулся, от живота выпустив из М4 длинную очередь. Их атаковали со всех сторон, появляясь внезапно, стреляя сходу и нарываясь на ответный огонь. И когда очередной темный силуэт, соткавшийся на пути, завопил на смеси английского, русского и чеченского, Малкольм едва удержался от того, чтоб пальнут в него из подствольного дробовика.

— Не стреляйте! Это я! Я с вами!

Турпал Исмаилов был то ли полураздет, то ли полуодет, испуган и растерян. Массивный «стечкин», который он сжимал в руках, сейчас был едва ли опаснее обычной палки.

— За машину, живо! — приказал Мейсон, ныряя за борт массивной «Кобры».

Прижавшись спиной к броне, американец перевел дух. Он слышал, как по противоположному борту «Кобры» с грохотом и лязгом ударила автоматная очередь, но не испугался, зная, что теперь надежно защищен.

— В машину! — скомандовал бывший морпех. — Роберт, в десантный отсек! Турпал, с пулеметом справишься? Нужен стрелок! Я за руль!

— Мои люди еще живы! Мы бросим их?!

— Можешь остаться подыхать с ними, если хочешь, — отмахнулся Мейсон. — Это не наша война! Русские здесь из-за вашей кровожадности, они пришли за тобой! Сделай им подарок, свою голову!

Малкольм распахнул тяжелую бронированную дверь, запрыгивая в кабину RG-31, на водительское место. Он знал, что баки полны, можно ехать отсюда хоть до Архангельска без остановок. Оказавшись внутри «Кобры», американец сразу почувствовал себя уверенным — здесь ему почти ничего не грозило. Девятитонный бронетранспортер был непростой мишенью для легкого оружия русских партизан.

— Боб, шевелись! — поторопил Мейсон напарника, неловко карабкавшегося в проем люка, пытаясь одной здоровой рукой подтянуть самого себя и одновременно удержать пулемет.

Стаут оказался внутри в тот миг, когда Малкольм запустил двигатель. Мощный дизель, укрытый под бронированный капотом, похожим на хищную крокодилью морду, завелся с полуоборота, добавив уверенности в недалеком будущем.

По корпусу RG-31 вновь хлестнули пули, оставляя глубокие царапины на бронированных стеклах. Мейсон уже захлопывал тяжелую дверь, когда в проем сунулся Исмаилов.

— Не уезжай, американец! Я с вами!

— К пулемету! У русских в лесу снайперы!

Мейсон отжал рычаг переключения передач, и «Кобра», басовито рыкнув дизелем, тронулась с места. И в тот же миг дом, тот самый, где ночевали в компании чеченских боевиков оба американца, исчез в пламенном шаре взрыва. Вспышка ослепила тех, кто находился в бронемашине, а по бортам «Кобры» застучали разбросанные в стороны щепки и останки тел тех, кто так и остался в здании.

— О, черт!!!

— Это «Шмель», реактивный огнемет с «вакуумной» боеголовкой, — опознал примененное оружие Исмаилов. — У русских есть такие, точно!

— К черту русских, — прохрипел из глубины десантного отсека Стаут. — Малкольм, вытаскивай наши задницы отсюда живее!

Мейсон вывел «Кобру» на единственную деревенскую улицу, здраво рассудив, что в темноте по бездорожью на такой тяжелой машине он уедет не дальше деревенской околицы, пока какой-нибудь русский не всадит им в борт еще один заряд из «Шмеля» или еще чего-то подобного.

Турпал Исмаилов, кажется, забывший, что рядом умирают его бойцы, его братья, встал к пулемету, прильнув к небольшому экрану прицельной системы. Повинуясь его движениям, установленный на дистанционно управляемой турели над головами беглецов «браунинг» М2 вращался из стороны в сторону, посылая в направлении леса короткие очереди с низким уханьем. Слышно было, как со звоном ссыпаются с крыши стреляные гильзы, падая под колеса «Кобры».

В тот миг, когда со стороны Кремлевки раздались хлопки гранатных взрывов, полковник Басов вздрогнул так, словно гранаты рвались рядом с ним, а не почти в полукилометре от наблюдательного пункта.

— Снайперам — огонь! — приказал стряхнувший с себя оцепенение партизан.

Сухо защелкали винтовки СВД, посылая тяжелые пули в сторону поселка. Глушителями они снабжены не были, но сейчас скрытность не имела значения, зато важно было, что каждый из пяти снайперов смотрел на мир сквозь электронно-оптические преобразователи ночных прицелов НСПУ-5. Благодаря ночной оптике, работавшей безотказно, партизаны видели чеченские посты, расположенные со стороны подступавшего к поселку леса, и теперь били точно в метавшихся в растерянности часовых.

— Всем внимание, — скомандовал Басов, нажимая тангету рации. — Прикрывать отход штурмовых групп! Отсекайте от пацанов «зверей»!

Со стороны поселка донеслись звуки стрельбы, слишком энергичной, чтоб быть осознанной и эффективной. Захваченные врасплох чеченцы просто палили во все стороны, отовсюду ожидая нападения, но именно этот беспорядочный огонь и грозил наибольшими потерями партизанам. Кто-то из боевиков уже выскакивал из домов, и тотчас по ним, суматошно бегавшим из стороны в сторону, открывали огонь снайперы.

— Первый, это Пятый, груз на месте, — раздалось в нацепленной на голову гарнитуре у Басова. — Мы отходим! Обеспечьте прикрытие!

— Вас понял, Пятый, отозвался полковник. — Прикрываем! Маршрут отхода по плану!

Дело было сделано лишь наполовину, партизаны захватили видеоархив боевиков, и теперь им предстояло вынести его из села под огнем приходивших в себя чеченцев. Бойцы штурмовых групп, вооруженные через одного пистолетами и светозвуковыми гранатами «Заря», совершенно бесполезными в настоящем бою, отступали, отстреливаясь из всех стволов, а вслед им били пулеметы, молотили автоматы, кое-где уже рвались гранаты.

— Пулеметчикам — фланговый огонь, — приказал Басов. — Отсекайте «чехов» от наших пацанов!

Оба пулемета, ПКМ и легкий РПК-74, заговорили наперебой, и ночь разрезали мерцающие нити трассеров. Нескольких чеченцев, пытавшихся преследовать партизан, срезало сразу, остальные отступили к домам, продолжая вести шквальный огонь.

— Они в избах, как в дотах, — нервно крикнул один из снайперов. — Там не достать!

— Давай «Шмеля» им!

Двое партизан вскинули на плечи десятикилограммовые тубусы реактивных огнеметов РПО-А, самого мощного оружия, что было в арсенале партизан. Оружия, предназначенного как раз для такого случая. Выстрелы прогремели почти одновременно, и к одному из занятых чеченцами домов устремились огненные стрелы реактивных гранат. Мгновение — и партизаны зажмурились от яркой вспышки. Огненный шар вспух на месте дома, когда пришли в действие термобарические заряды, испепелившие всех, кто находился не только за стенами, но и рядом в радиусе нескольких метров.

— Броневик! — тот же самый снайпер указывал на темную громаду МРАП, сорвавшуюся с места, направляясь за оклоицу, куда-то в сторону шоссе. — Они уходят!

— Никуда не уйдут, — спокойно усмехнулся Басов, видевший, что чеченцы загоняют себя в ловушку.

В тот миг, когда бронемашина оказалась за деревней, пришел в действие сейсмический взрыватель противотанковой мины ТМ-83, установленной в двадцати метрах от проселка еще два часа назад, приводя ее в боевое состояние. Он передал исполнительный сигнал на второй, инфракрасный взрыватель противобортовой кумулятивной мины, и в ту секунду, когда МРАП поравнялся с ней, «адская машина» пришла в действие.

Мина, воздействовавшая на цели на расстоянии, по принципу «ударного ядра», взорвалась, выбросив в сторону МРАПа сгусток огня и расплавленного металла, разогнанный до сверхзвуковой скорости. Возможно, многослойная танковая броня и выстояла бы, но тонкий борт бронемашины, не рассчитанной на такое оружие, поддался. Алексей басов видел, как американский броневик перевернуло на бок, сбрасывая с шоссе, когда по его внутренностям прокатилась волна пламени.

Они все же вырвались из охваченной агонией русской деревни. Позади еще шел яростный бой, взрывались расстрелянные из гранатометов дома, а двое американцев вместе с неудачливым чеченским командиром были готовы кричать от радости. За ними не погонятся, конечно же, нет, русские убьют тех, кто остался в поселке, и уйдут, растворятся в бескрайнем лесу.

— Мы это сделали! — осклабился Мейсон, мертвой хваткой вцепившийся в баранку и не снимавший ноги с педали газа, утопленной заподлицо с полом кабины. — Сделали!

— Гони, — кричал сзади Стаут, которого швыряло по всему десантному отсеку, впрочем, довольно тесному, к тому же заваленному всевозможным снаряжением. — Жми!

«Кобра» перла вперед, сминая заборы, подпрыгивая на ухабах, перепахав по пути чей-то город. Под колеса летела лента разбитого проселка, дизель под бронированным капотом надсадно ревел, таща тяжелый броневик вперед. и никто не ожидал, что ночь вдруг озарится вспышкой взрыва, а затем что-то невидимое ударило в борт с такой силой, что машину толкнет на обочину.

Руль вдруг перестал слушаться Малкольма, и неуправляемая «Кобра», скатившись в овраг, начала заваливаться на бок. А внутри уже все горело, кричал Стаут, выл чеченский командир. Малкольм Мейсон, по привычке пристегнувшийся, как только оказался в кабине на водительском месте, беспомощно повис на ремне, оглушенный и испуганный. Он чувствовал, как сзади разгорается пламя, и понимал, что оно скоро доберется до топливных баков, превратив МРАП в крематорий.

— Американец, ты жив? — прозвучал сдавленный голос Исмаилова. — Надо выбираться отсюда!

— Помоги ремни расстегнуть!

Чеченец подполз к Мейсону, и, не желая возиться с пряжками, выхватил боевой нож, в два взмаха перерезав широкие ленты ремней безопасности. Малкольм с натугой распахнул дверь, порадовавшись мимоходом, что ее не заклинило, и вывалился наружу, буквально упав на руки собравшимся вокруг горящего броневика людям.

Исмаилов, выбравшийся из МРАПа следом, что-то неразборчиво закричал, вскинув автомат, но был мгновенно скручен и разоружен. Руки его заломили за спину, связав ремнем его же АКМС, и толкнули прочь от бронемашины.

— Тащите эту падаль подальше, — прозвучал голос с командирскими нотками. — Этот драндулет рванет с минуты на минуту!

Мейсон обмер, поняв, что сказаны эти слова были по-русски. А между тем его уже толкали в ночную тьму, в лес, в этом месте с обеих сторон стискивавший дорогу. Люди, что вели его, довольно грубо подгоняя ударами прикладов в спину, были похожи меж собой. Небритые, на лицах не то грязь, не то маскировочная краска, как у каких-нибудь рейнджеров. На всех потрепанный камуфляж, разгрузочные жилеты, подсумки которых были набиты магазинами, в руках новенькие «калашниковы» разных модификаций, у некоторых еще и с подствольными гранатометами.

— Стоп! — скомандовал тот же голос. — Ну-ка, посмотрим, кого мы выловили!

Пленников вытолкнули в центр живого круга, образованного дюжиной вооруженных людей. Малкольм Мейсон впервые видел тех самых русских террористов, что называли сами себя партизанами. Крепкие мужики лет сорока или моложе, спокойные, суровые, во взглядах ожидание… и интерес. Один из них, на вид чуть старше, коренастый, как и остальные, до зубов увешанный оружием, такой же небритый, растолкал своих товарищей, подойдя к американцу и его спутнику.

Под пристальным, пронизывающим взглядом русского Мейсон поежился, а Исмаилов затрясся мелкой дрожью. Сейчас, стоя на коленях, он выглядел как затравленный зверь, боязливо озирался по сторонам, всюду натыкаясь на мрачные взгляды поглаживающих оружие русских.

— Это Исмаилов, их вожак! — воскликнул кто-то из партизан, указывая на чеченца.

— Большая удача! А точно он? — Командир русских обернулся к кому-то, произнеся: — Посмотри на своего брата!

Сквозь строй прошла девушка, тоже одетая в камуфляж, правда, безоружная. Ее Мейсон сразу узнал. Снайпер из отряда Исмаилова, якобы переметнувшаяся к русским и убившая при побеге немало боевиков. А еще спасшая от насильников русскую девчонку, с которой вместе и покинула банду.

— Это он, — сухо произнесла чеченка, словно не услышав ничего про «брата», и, развернувшись, ушла, растворяясь во тьме.

— Ну, а ты кто такой? — русский взглянул на Мейсона, будто не слыша, как скулит от страха чеченский командир, враз утративший свой грозный вид. — На «духа» не похож вроде.

— Я гражданин Соединенных Штатов, работаю в «Юнайтед Петролеум», служба безопасности! Не убивайте меня, лучше обменяйте на своих пленных, потребуйте выкуп! За меня заплатят, очень хорошо заплатят! У компании много денег, просите, сколько захотите!

Малкольм Мейсон говорил, захлебываясь словами, и понимал, что все тщетно. Те, кто спокойно, с каким-то странным интересом его разглядывали, не убирая рук от оружия, не польстятся на деньги, да и не поверят его испуганному лепету.

— Американец? Один из тех, что разрушили мою страну, убивали моих друзей? Ради чего? Ради нашей нефти, руды, еще чего-то? Неужели какая-то нефть стоит человеческих жизней, тысяч жизней?! Зря ты пришел на мою землю, американец. Зря вы все пришли сюда!

Русский развернулся и направился прочь, но вдруг остановился, и, взглянув на кого-то из своих бойцов, коротко, на выдохе, бросил:

— Расстрелять. Обоих. И уходим отсюда!

Мейсон оцепенел, услышав этот приказ, и в полной неподвижности наблюдал, как двое партизан выступили вперед, вскидывая АК-74. Турпал Исмаилов завизжал, повалился на землю, извиваясь и крича, кажется, он даже плакал, пытаясь не смотреть на русских. Малкольм Мейсон не стал молить о пощаде. Он просто смотрел, как партизаны взводят оружие, неторопливо целятся, а затем ствол одного из «калашниковых» полыхнул пламенем, и что-то ударило американца в грудь, с такой силой, что душу его вырвало из оков плоти и потянуло куда-то в темное ночное небо, бесстрастно мерцавшее бриллиантами высоких северных звезд.

Алексей Басов не сразу разглядел генерала Бражникова среди толпившихся на перроне железнодорожного вокзала Коноши местных. Региональный координатор партизанского движения ничем не выделялся из десятков крестьян, ожидавших прибытия пригородного поезда. Камуфляжный бушлат, разумеется, без знаков различия — в таких ходила полвоина сельских жителей — джинсы и утепленные резиновые сапоги. За плечами — пухлый рюкзак. Разве что выглядел генерал крепче и сильнее запойных мужиков, куривших и глотавших пиво из стеклянных бутылок под пристальными взглядами полицейского патруля.

— Здравия желаю! — по-уставному поприветствовал командира Басов. Разве что произнесены эти слова были нарочито негромко, так что переминавшиеся с ноги на ногу в двух десятках метров стражи порядка просто не могли ничего услышать.

Откуда-то из-за горизонта раздался гудок тепловоза, затем перрон накрыла волна гула работающего дизеля, и асфальт под ногами ощутимо завибрировал. Толпа засуетилась, стягиваясь к кромке платформы.

— Вот, товарищ генерал, — Басов протянул своему командиру оптический диск в бумажном конверте. — Записи из Некрасовки и еще пара подобных сцен. Полагаю, самое важное.

Кивнув, Бражников убрал конверт, лишенный всяких надписей, во внутренний карман бушлата.

— Кто-то лишится головы, когда эти записи попадут в эфир, пусть даже в Интернет. Какие у вас потери, полковник?

— «Двухсотых» четверо, десяток «трехсотых», но тяжелых только двое. У Федорова еще двое в безвозвратных потерях. Убитых «духов» не считали, но больше половины банды уничтожено, в том числе их вожак и двое американских инструкторов.

— Это лишь начало, — вздохнул Бражников, взглянув на приближавшийся к перрону, сбавляя скорость, поезд. — Кремлевку ждет печальная учась. Уверен, «звери» там появятся и очень скоро, и все зальют кровью. Гибели своих они не простят, покуда чувствуют за собой силу.

— Этого не произойдет! Все, что случилось — начало и для нас. Прикрываться мирными жителями мы не станем ни в коем случае, а лучше нанесем удар первыми, тогда, когда этого никто не будет ждать!

Поезд остановился, и толпа вооруженных корзинками, ведрами, замотанными в полиэтилен и брезент лопатами жителей Коноши ринулась на штурм вагонов. Покосившись на них, Бражников кривовато усмехнулся:

— Надо спешить, а то на подножке ехать придется! Полковник, тебе и твоим людям приказываю пока воздержаться от активных действий, только реагировать на вылазки янки и «духов». Каждый из вас вскоре пригодится, но пока для решающей битвы время еще не пришло. Добытые вами записи я передам, кому следует, и вскоре их увидят миллионы! За выполнение задачи объявляю вам благодарность! — и добавил уже без лишнего пафоса: — Спасибо, полковник! Вашим людям еще не раз придется рисковать!

— К этому мы готовы, лишь бы все не зря!

— Результат будет, полковник, — уверил генерал, крепко пожимая руку собеседнику. — И ждать вам недолго! До встречи!

Бражников влился в толпу, медленно всасывавшуюся в вагоны, растворившись в ней. А Басов двинулся на привокзальную площадь, где его ждал вместе с колхозным грузовиком ГАЗ-53 Олег Бурцев. Партизанам предстояло еще сделать много дел на своей тайно базе в окрестных лесах, готовясь к предстоящим операциям.

 

Глава 6. Рейд

Эр-Рияд, Саудовская Аравия — Республика Алтай, Россия — Архангельская область, Россия 25 октября

Фырча мотором, огромный грузовик, сверкающий хромированными бамперами и яркими эмблемами на бортах фургона, медленно пятился, передвигаясь буквально на несколько сантиметров в минуту. Водитель, пользуясь зеркалом заднего вида, пытался попасть точно в проем открытых ворот складского здания на окраине столицы саудовского королевства. Ему помогал рослый горбоносый человек в яркой оранжевой робе, взмахами рук регулировавший движение. Еще один, тоже смуглый, с ястребиным носом, но невысокий, жилистый, словно высушенный горячим пустынным ветром самумом, стоял чуть в стороне, наблюдая за процессом.

— Левее, — командовал регулировщик, сопровождая свои слова жестами. — Еще левее! Нет, хватит, теперь правее! Ты, что, ослеп?! О, шайтан!

Борт грузовика со скрежетом коснулся створки ворот, и водитель запоздало отвернул, наконец, сумев вписаться в проем. На лакированной поверхности осталась глубокая борозда, сверкавшая неокрашенным металлом. Когда машина оказалась наполовину внутри здания, тот, кто сидел рядом с ее шофером, выбрался из кабины, скрывшись в складе. Водитель, остававшийся на месте, закурил, выдыхая терпкий табачный дым в открытое окно.

Регулировщик уже был внутри, невидимый для посторонних. Последним в воротах исчез его низкорослый напарник, напоследок цепким взглядом обшаривший пустынную улицу, вдоль которой выстроились склады, ангары, гаражи. Не было видно ни одной живой души, никто не следил, не таился, наблюдая из укрытия за жизнью открывшейся несколько недель назад строительной фирмы. Арендованный склад, полдюжины работников, не то сирийцев, не то ливанцев, никого не заинтересовали, и майор Корпуса стражей Исламской революции Махмуд Фехди, удовлетворенно кивнув самому себе, скрылся внутри. Пасдаран знал, что еще двое его братьев наблюдают за происходящим со стороны, и успеют дать сигнал о появлении чужаков, но также ему было известно, что настоящие профессионалы смогут быстро и тихо уничтожить такой пост. Во всяком случае, Фехди сделал бы это без особых усилий.

— Как там? — полковник Нагиз Хашеми, сменивший камуфляж на спецовку рабочего, вопросительно взглянул на своего бойца.

— Все тихо, эфенди! Никакого движения!

Генерал королевских сухопутных войск Саудовской Аравии Исмаил бин-Зубейд протянул Хашеми руку, приветствуя его на европейский манер. Командующий Первой бригадой специального назначения тоже поменял мундир на промасленную куртку водителя с большим овальным логотипом на спине, и кепку с длинным козырьком и такой же эмблемой.

— Здесь все, что нужно, — саудовец хлопнул ладонью по фургону. — Все, что вы просили, полковник. Скажите вашим людям, пусть выгружают скорее!

— Махмуд, Ибрагим, начать разгрузку!

По приказу Хашеми двое пасдаранов забрались в фургон, спуская оттуда тяжелые ящики с маркировкой на английском и арабском языках. А сам Хашеми и после недолгих раздумий присоединившийся к нему генерал бин-Зубейд принялись оттаскивать ящики к стене склада, в дальней части которого стояли две машины, роскошный Шевроле «Субурбан», сверкавший глянцем бортов, и потрепанный, запылившийся Лендровер «Дефендер», каких немало каталось по пустыням Аравийского полуострова.

— Здесь форма Национальной гвардии, — сообщил бин-Зубейд, указав на один из ящиков. — Двадцать комплектов. Но я не представляю, что вы сделаете при таком количестве бойцов. у вас слишком мало людей, полковник!

— Еще десять бойцов прибудут на днях. Я хотел просить вас, генерал, встретить их, провести через посты на границе. И какое-то количество боевиков приведет Рузи. Он найдет своих соотечественников, скрывающихся в королевстве от мести израильтян. Это хорошие солдаты, многих обучил я сам. Я в них верю.

— Я встречу ваших людей, полковник, — кивнул саудовец. — Но большего не просите. Я рискую и не хочу лишиться головы прежде, чем увижу, как свершится месть!

— Вы сделали все, что нужно, и даже больше, генерал. Мы отомстим за предательство и неправедный суд над вашими братьями!

Нагиз Хашеми открыл один из ящиков, доставленных сменившим облик саудовским генералом, достав из него австрийскую штурмовую винтовку «Штайр» AUG. Полковник оценивающе взвесил в руках компактный автомат, довольно цокнув языком. При весе меньше четырех килограммов винтовка обладала темпом стрельбы шестьсот пятьдесят выстрелов в минуту и могла комплектоваться подствольным гранатометом М203 американского производства.

Иранец несколько раз передернул затвор, приложился к полуторакратному оптическому прицелу, совмещенному с рукояткой для переноски, пощелкал предохранителем, удобно расположенным под большим пальцем правой руки.

— Отлично!

Иранский полковник отложил «Штейр», чтобы извлечь из другого ящика «Хеклер-Кох» НК-33А3 калибра 5,56 миллиметра с выдвижным прикладом. Повертев ее в руках, Хашеми снова кивнул, криво усмехнувшись. «Калашников» все равно оставался вне конкуренции, простой и надежный, работающий безотказно всегда и везде, в любых руках, но на территории врага следовало пользоваться более подходящим оружием.

— Все, что вы просили, теперь в ваших руках, полковник, — повторил бин-Зубейд. — И еще, вот здесь все, что удалось узнать о системе охраны важнейших нефтяных терминалов. Данных мало, там несет службу Национальная гвардия. Но кое-что мне и моим людям все же удалось выяснить. Не подведите меня!

Нагиз Хашеми убрал крохотную флэшку в нагрудный карман. Генерал выполнил все свои обещания, но полковник не полагался лишь на своего союзника. Пасдараны, нелегально прибывшие в королевство, ставшие последним резервом своего командира, облазали окрестности Янбу и Абкейка, рискуя быть схваченными охраной. Но их риск оказался не напрасным, и теперь Хашеми многое знал о том, как несут службу Саудовские национальные гвардейцы.

— Генерал, у меня будет к вам еще она просьба, — произнес иранец. — Полагаю, вы сможете исполнить ее. Я знаю, что ваша разведка проводила операции в России, в Чечне, участвовали в финансировании и подготовке чеченских боевиков. И теперь мне необходимо знать, с кем из полевых командиров вы взаимодействовали.

— Для чего вам это, полковник? Россия далеко!

— Но американцы есть и в России. Мы ударим разом по всем нашим врагам и повсюду.

— Это будет не просто, полковник. Это операция Службы общей разведки, а они не делятся такими секретами. — Бин-Зубейд задумался, а затем продолжил: — Я попробую что-нибудь выяснить, полковник.

Нагиз Хашеми чувствовал какую-то дрожь в груди при мысли о том, что вскоре ожидание закончится. Были уже сделаны почти все необходимые приготовления, вскоре настанет час нанести удар. Пусть он будет в спину, подлым, но враг не заслужил иного. Пока смертоносный груз будет ждать в темноте склада, но вскоре стволы, доставленные арабским генералом, заговорят по всему королевству, разжигая пламя войны.

Грузовик уехал, растворившись на улицах бурлящего мегаполиса. А далеко на севере, в загадочной России, готовились встречать свою «посылку» те, кто уже вел беспощадную войну с захватчиками и предателями.

Внедорожник «Лендкрузер» свернул с укатанной грунтовки в степь, и Максим Громов почувствовал, как тяжелая машина подпрыгнула на ухабе. А затем тряска стала вовсе непрерывной, так что когда джип остановился, у партизанского командира болело уже все тело, в особенности та его часть, на которой Громов сидел.

— Приехали, что ли? — устроившийся рядом с громовым на заднем сидении внедорожной «Тойоты» Ринат Сейфуллин окликнул своего начальника охраны, восседавшего рядом с водителем.

— Мы на месте, Ринат Шарипович, — подтвердил бритый наголо здоровяк с перебитым носом и половиной железных зубов, бывший полковник спецназа ГРУ, ветеран, орденоносец, с некоторых пор перебравшийся на вольные хлеба, и теперь обеспечивавший личную безопасность бывшего нефтяного магната и олигарха. И обеспечивавший на совесть.

— На выход, — скомандовал Сейфуллин, и первым распахнул дверцу, выбираясь из салона «Лендкрузера» на свежий воздух.

Громов, покинув машину следом, с наслаждение потянулся, осматриваясь по сторонам. Так и хотелось запеть «степь да степь кругом…», потому что до самого горизонта, сколько хватало взгляда, раскинулась поросшая ковылем равнина, лишь далеко на юге вздыбившаяся невысокими холмами, отчего-то вызвавшими вдруг ассоциации с могильными.

Автоколонна из двух «Лендкрузеров» сугубо городского вида, тем не менее, неплохо справлявшихся со степным бездорожьем, и потрепанного ГАЗ-66 военного образца, с брезентовым тентом, остановилась посреди безлюдной пустоши. Телохранители Сейфуллина мгновенно образовали вокруг машин — и своего хозяина — защитный периметр. Внешне они вполне походили на охотников, выбравшихся на природу, пострелять сайгаков или джейранов. На каждом из десятка крепких молодых мужчин был камуфляж, такой, какой продается в любом «Рыболове-охотнике», на многих — разгрузочные жилеты, в основном, престижных импортных марок. Собственно, и сами Сейфуллин с Громовым были экипированы так же, добротно и удобно. Разве что, не злоупотребляли оружием — Ринат нацепил на пояс кобуру с увесистым ижевским полуавтоматическим МР-445 «Варяг» редкого сорокового калибра, младшим братом нового армейского пистолета Ярыгина. Максим Громов вообще оставался с пустыми руками, и не сильно нервничал из-за этого, оружия вокруг хватало, как хватало и тех, кто неплохо умел пользоваться им.

Большая часть телохранителей Сейфуллина, даже на вид мужиком крепких и опытных, не мучимых артрозом старцев, но и не сопливых пацанов, вооружилась полуавтоматическими нарезными карабинами «Тигр», созданными на базе снайперской СВД, или «Сайга», представлявшими собой, ни больше, ни меньше, самозарядную модификацию АКМ с улучшенной эргономикой. Все карабины были снабжены оптическими прицелами, через которые телохранители сейчас и рассматривали окрестности. А для ближнего боя несколько человек имели под рукой полуавтоматические дробовики «Вепрь-Молот» двенадцатого калибра. Весь арсенал — в рамках закона, но с таким вооружением, помноженным на боевой опыт и выучку, отряд мог противостоять любому противнику.

К Ринату Сейфуллину рысцой подбежал один из его людей, выглядевший в своем камуфляже и с «Тигром» наперевес как заправский «солдат удачи», доложил:

— Инфракрасные маркеры установлены, полоса помечена, площадка подготовлена! Мы готовы!

— Подождем, — произнес, кивнув, уставившийся на горизонт министр экономики новой России, привычно не обращавший внимания на суету телохранителей на заднем плане.

Самолет должен прибыть через пять минут, — сообщил, взглянув на часы, выбравшийся из второго внедорожника Чжоу Байши. Китайский генерал тоже с отсутствующими видом взглянул на горизонт, словно собирался прямо здесь и сейчас предаться медитации.

— Главное, чтоб с местом не ошиблись, — хмыкнул Громов, прекрасно знавший, что колонна прибыла точно туда, куда было нужно, даром, что ли в каждой машине было по приемнику спутниковой навигационной системы «Бэйдоу-1», сейчас вызывавшей намного больше доверия, чем американская «Навстар-GPS».

Степь еще была окутана сумерками, но на востоке небо уже светлело, предвещая скорый восход. Но прежде, чем сверкнул первый робкий солнечный лучик, из поднебесья донесся мерный стрекот мотора, и все трое, Громов, Сейфуллин и китайский генерал, запрокинув головы, увидели соткавшийся из сумрака самолет, приближавшийся с южной стороны.

— Ух, ты, — удивился Ринат. — Я такой в детстве только видел последний раз! Неужто еще летают?

Легкий транспортный биплан Ан-2, точнее, его лицензионная китайская копия Y-5A, заходил на посадку почти беззвучно, лишь чуть потрескивал работавший на малых оборотах тысячесильный поршневой мотор АШ-62. Новые партизаны, в отличие от своих героических предшественников полувековой давности, не разжигали костры, отмечая посадочную полосу, но и демаскируя себя для любого стороннего наблюдателя. Китайские пилоты, используя ночные очки, видели инфракрасные маяки, безошибочно направив машину между ними.

Пробежав по степи с полсотни метров, китайский «кукурузник» остановился, и к нему тотчас двинулся ГАЗ-66. Дверь в борту Ан-2 распахнулась, к ней задним ходом осторожно подъехал грузовик, и двое бойцов Сейфуллина, которым помогали и китайские пилоты, принялись перетаскивать в кузов длинные увесистые ящики. Здесь, посреди степи, под покровом сумерек, происходила передач очередной партии оружия русским партизанам.

— Поехали, посмотрим, что там интересного, — решил Сейфуллин, впервые присутствовавший при таком событии, распахивая заднюю дверцу «Лендкрузера».

Внедорожник доставил бывшего олигарха и его спутников к самолету в тот момент, когда большая часть его груза уже оказалась в «газике». Китайцы, подававшие ящики из самолета, увидев Чжоу Байши, отдали честь, словно на параде. А Максим Громов, ловко забравшись в накрытый брезентовым тентом кузов ГАЗ-66, принялся изучать содержимое ящиков.

— Этого должно хватить, чтоб ваши товарищи перестали обвинять нас в недопоставках, — заметил китайский генерал, вскарабкавшийся следом. — Вы должны понять, на какой риск нам приходится идти, доставляя оружие через границу. За штурвал садятся настоящие мастера, но и они постоянно рискуют. Сплошного радарного поля вдоль границы у американцев нет, «дыр», через которые можно проскользнуть, полно. Но если по роковому стечению обстоятельств в небе окажется один из их АВАКСов, для моих соотечественников это будет полет без возврата. Приходится весь путь проделывать на предельно малых высотах, пятьдесят-сто метров, порой даже меньше, а это значит, что случайно заметивший наш самолет американский патруль просто расстреляет его из пулеметов и винтовок. Мы уже теряли свои машины и людей, к счастью, живыми американцам никого не удалось захватить.

— Я все понимаю, генерал, — кивнул Громов. — Мы ценим вашу помощь и благодарны вам за нее!

Максим не лгал, не преувеличивал. Только один этот самолет доставил полсотни переносных зенитно-ракетных комплексов FN-6, немногим уступавших отечественной «Игле», и так необходимых партизанам, когда в небе господствовала авиация врага. А еще ночные прицелы, очки ночного видения, приемники навигационной системы, аппаратуру спутниковой связи, позволявшую работать через спутники-ретрансляторы «Фыньхоуо-1» подразделениям уровня взвода и выше. Все то, без чего партизанам останется лишь ждать своей гибели, прячась по лесам на своих базах.

Содержимое одного из ящиков, точнее, длинного, метра полтора, пластикового кейса с ручками для переноски, особенно заинтересовало Громова. Открыв замки, Максим увидел уложенное на поролоновой подкладке оружие, сразу вызвавшее ассоциации с противотанковым ружье. Длинный толстый ствол с массивным квадратным пламегасителем, над стволом труба газоотводного узла, сошки, рукоятка для переноски, на прикладе мощный резиновый затыльник-амортизатор. Отдельно была уложена массивная труба прицела и несколько широких коротких магазинов размером с коробку из-под конфет.

— Пятидесятый калибр? — Громов, уже видевший подобное оружие, в том числе и в действии, вопросительно взглянул на Чжоу Байши.

— Да, 12,7 миллиметра, ваш стандартный патрон. Это QBU-10, только начала поступать на вооружение специальных подразделений НОАК. Полуавтоматическая. Здесь десять единиц со всеми принадлежностями, в том числе тепловизионным прицелом. Решили испытать в боевых условиях.

— Что ж, неплохо, — криво усмехнулся Максим Громов. — Внушает уважение. А термооптика — вообще мечта. Думаю, применение для них найдется быстро. А это что такое?

Максим легонько ткнул носком ботинка в клетчатую «челночную» сумку, туго набитую чем-то мягким. Генерал Байши, расстегнув «молнию», вытащил кусок ткани, окрашенной камуфляжным рисунком:

— Маскировочная накидка. Синтетический материал поглощает тепло человеческого тела, делая бесполезными приборы ночного видения. Это не первая партия, такими уже пользуются ваши бойцы, действующие в северных районах страны.

Громов с китайским генералом спрыгнули на землю, чтоб не мешать укладывать в «газик» все новые ящики, извлекаемые из грузового отсека самолета. Пока молчаливые телохранители Сейфуллина занимались погрузкой, сам он с интересом обошел вокруг Ан-2, даже коснулся рукой его обшивки, словно не верил, что самолет настоящий. Чжоу Байши, усмехнувшись, произнес:

— У нас эти самолеты производятся до сих пор и используются воздушно-десантными войсками и спецназом. Ваш Антонов создал уникальную конструкцию. Двигатель предельно простой, а значит наименее подверженный поломкам, неприхотливый к топливу. Малая мощность компенсируется подъемной силой бипланных крыльев, и в результате такой самолет может брать на борт до полутора тонн груза, доставляя его за две тысячи километров. Ему не нужны специально оборудованные аэродромы, и управлять им просто, с этим справится пилот любой квалификации. Наши воздушно-десантные войска используют эти самолеты.

Тем временем в кузов ГАЗ-66 перекочевал последний ящик, и спрыгнувший на землю телохранитель Сейфуллина доложил своему хозяину:

— Мы закончили! Можем выдвигаться!

— Отлично, — кивнул Ринат. — Не будем терять время! — Ему очень не хотелось, чтоб вся их суета оказалась замечена с борта какого-нибудь американского беспилотника, которые постоянно «висели» над приграничной полосой. — По машинам!

— Я с вами не поеду, — неожиданно сообщил Чжоу Байши. — Мне приказано вернуться в Китай. Оттуда буду руководить поставками, а здесь меня сменит кто-нибудь из моих заместителей, он прибудет со следующим транспортом.

— Что ж, тогда до встречи, генерал, — Громов первым пожал руку китайцу. — С вами приятно работать. Надеюсь, вскоре вы сможет приехать в Россию снова, но уже легально, под своим именем, ни от кого не скрываясь!

Байши попрощался с партизаном, поклонившись при рукопожатии, затем протянул руку Сейфуллину, тоже чуть поклонившись при этом. А пилоты уже разворачивали свой Y-5, заметно полегчавший, но с долитыми баками — в кузове ГАЗ-66 именно для этого привезли двухсотлитровую бочку. Ухватившись за протянутую одним из членов экипажа руку, генерал исчез в проеме, дверь за ним тотчас захлопнулась, и «Антонов», тарахтя поношенным мотором, начал набор скорости.

Дождавшись, когда самолет, оторвавшийся от земли, растворится на сером фоне предрассветного неба, Ринат Сейфуллин скомандовал продолжавшим держать периметр телохранителям:

— По машинам! Уходим отсюда!

Министр экономики новой России все же нервничал. Возможно, для своих он и был фигурой неприкосновенной, охрана к тому же неслабая, все с боевым опытом, но если их колонну перехватят американцы, то объяснить, почему в кузове грузовика вместо туши какого-нибудь кулана уложены ПЗРК в заводской упаковке, окажется весьма непросто. И для любого американского сержанта весь авторитет Сейфуллина окажется пустым местом.

— Груз нужно скорее доставить на север, — напомнил Громов. — Нашим людям это оружие необходимо. Зенитные ракеты хоть как-то уравняют их шансы против американских вертолетов.

— Самое большее, через сутки, оружие будет на месте, Максим. Не стоит беспокоиться. На ближайшем аэродроме в полной готовности стоит самолет, экипаж которого подчиняется только мне. Выгрузим оружие, и через несколько часов оно будет в вологодской области. А там уже твои люди пусть принимают товар.

— Хорошо, я предупрежу! Груз будут ждать!

С тех пор, как Сейфуллин присоединился к партизанам, многое стало проще. Не нужно теперь гнать через полстраны фуры со всяким барахлом, в которых под двойным дном спрятано оружие, и гадать, не окажутся ли они добычей обыкновенных дорожных бандитов. Не нужно стало прятать доставленное через границу снаряжение в вагонах товарных поездов, которые могут ползти до цели и неделю, и две, застревая чуть не на каждом полустанке из-за родного бардака.

Пусть американцы стерли бы Рината Сейфуллина в порошок, для своих он был фигурой, влиятельным человеком, для которого разрешено многое, недоступное большинству других. Посадить самолет без досмотра? Пожалуйста! Вывезти с военного аэродрома груз этого самолета, разумеется, тоже без проверок? Не проблема. Вопрос был лишь в том, когда эта деятельность будет замечена теми, кому о ней знать не нужно. Но пока, в прочем, все шло неплохо.

А пока партизаны, трясшиеся в салоне катившегося по степи внедорожника «Лендкрузер», обсуждали маршрут, в грузовом отсеке Ан-2, продуваемом всеми ветрами, скорчился на жестком сидении генерал Чжоу Байши. Он чувствовал волнение в эти минуты, невольно приникнув в грязному иллюминатору, словно хотел первым увидеть заходящий в атаку американский истребитель. Самолет пролетал над границей, прижимаясь к самой земле, и если бы не мастерство пилотов, то давно уже «Антонов» врезался бы в склон холма. Он возвращался домой извилистым маршрутом, едва не касаясь шасси песчаного дна долин, которыми крался к линии границы. Но вот тревожное ожидание осталось позади, из кабины выглянул пилот, сообщив своему единственному пассажиру:

— Мы в воздушном пространстве Китая. Посадка через двадцать минут!

Чжоу Байши кивнул, ничего не ответив. Его нелегальное пребывание в России закончилось, он снова может быть тем, кем является. Вопрос только, почему его так срочно отозвали обратно. В козни МГБ генерал не верил, это не подковерные интриги. Значит, опытному разведчику нашлась работа здесь.

Ровно через двадцать минут внизу мелькнули огни большого аэродрома. Сделав круг над авиабазой, подсвеченный с земли прожекторами Y-5 коснулся бетонного покрытия посадочной полосы. В иллюминатор были видны накрытые брезентом истребители J-10, способные подняться в небо, на защиту воздушных рубежей родины, в течение десятка минут после приказа. Здесь же стояли устаревшие штурмовики Q-5, созданные когда-то на базе русского МиГ-19 и постепенно уходившие в запас.

Транспортный самолет остановился, вышедший из кабины пилот распахнул дверь, спуская узкий железный трап, и генерал Байши спустился на землю. А там его уже ждали.

— Генерал Юхэй, — Чжоу Байши кивком поприветствовал офицера Генерального штаба НОАК, которого знал и по службе, и просто как хорошего товарища. Сейчас тот, сверкая золотом погон, стоял на летном поле. — Генерал, почему меня так спешно вернули в Китай? В России я только начал налаживать разведсеть, обзавелся нужными связями!

— Вы нужны здесь, Чжоу, потому что изменились обстоятельства. Вам известно, что русские острова Сахалин и Курилы оккупированы японской армией?

— Это, кажется, известно всему миру! И в России этим недовольны многие!

— В Токио, наконец, отбросили все сантименты, взяв то, что хотелось. И американцы, на удивление, никак на это зримо не отреагировали. Да, их войска на Дальнем Востоке приведены в боевую готовность, а с Гавайев к Сахалину движется авианосная эскадра, но это, кажется, демонстрация силы для своих обывателей, а не для японцев. Войны не будет, а это может означать, что японцы двинутся дальше. К углю и нефти Сахалина они могут захотеть присоединить и нефть Камчатки, всей Сибири. Население Японии на пятнадцать миллионов человек меньше, чем население России, тогда как территория меньше в четыреста пятьдесят раз. Им нужно жизненное пространство, Чжоу, так же, как и нашему народу! И если Япония продолжит экспансию, Партией уже принято решение о вводе на территорию России наших войск. Если русские сами не в силах удержать за собой свои земли, мы не позволим стать их хозяином кому-то другому. Для этого и вы нужнее сейчас в Пекине, товарищ. И туда мы вылетим немедленно!

Вместе они дошли до легкого вертолета Z-11, местной лицензионной копии французского многоцелевого AS.350 «Экюрель». Приняв на борт двух высокопоставленных пассажиров, винтокрылая машина взвилась в воздух, унося их в сторону ближайшего крупного аэропорта, где уже стоял на взлетной полосе трансконтинентальный авиалайнер. На протяжении всего полета, и уже потом, в салоне четырехмоторного гиганта Y-10, несущего его в столицу, генерал Чжоу Байши думал о том, в каком качестве он вернется — если вернется когда-нибудь — в Россию. Освободителем и союзником, помощь которого бесценна, или еще одним захватчиком. Но пока в России его все же знали, как друга, и оружие, доставленное русским партизанам не без его, генерала, помощи, уже пригождалось тем, кто пытался вернуть настоящую свободу своей стране. И очередной бой для них уже начинался.

Командующий Сто первой воздушно-штурмовой дивизией Армии США прибыл на передовую базу аэромобильного батальона единственным пассажиром обычного многоцелевого UH-60A «Блэк Хок». Лопасти вертолета еще лениво вращались по инерции, а генерал Альберт Костас уже вошел в ангар, переоборудованный в штаб предстоящей операции, той, о которой кроме него самого знало не больше трех человек. Спустя несколько минут число посвященных должно было возрасти многократно.

В просторном помещении, заставленном легкими сборными столами и рядами стульев, было уже довольно тесно, в воздухе висели клубы табачного дыма, пахло крепким кофе. При появлении командующего два десятка человек вскочили разом, становясь по стойке смирно и уставившись на промчавшегося быстрым шагом мимо них генерала.

— Вольно, джентльмены! — Костас махнул рукой, и несколько секунд слышался только звук передвигаемых стульев.

У дальней стены ангара уже натянули полотняный экран, напротив, под потолком, подвесили коробку проектора, а чуть в стороне на пластиковом столе установили ноутбук, военную модель в ударостойком водонепроницаемом корпусе. Рядом стоял навытяжку какой-то лейтенант, буквально пожиравший глазами подошедшего генерала.

— Начнем, господа, — произнес в полнейшей тишине, нарушаемой лишь дыханием множества людей, Костас. — Сегодня мы собрались здесь, чтобы обсудить план специальной операции, направленной против русских террористов, так называемых партизан. Их вылазки становятся все более наглыми, мы несем потери каждый день, наша дивизия, все американские войска, находящиеся в России. Наши, хм… союзники, тоже. Всем известно, что в засаду русских террористов попала мобильная группа службы безопасности «Юнайтед Петролеум». В результате погибло свыше двадцати человек, в том числе и двое граждан США. Противник лишился только пяти человек убитыми. Террористы почувствовали силу, решили, что способны победить нас, и оттого наглеют! Они нападают — мы защищаемся, никогда не зная точно заранее, где ждать очередного удара. Мы теряем инициативу, господа, позволяя жалкой горстке отщепенцев больно кусать нас и давая сдачи! Этому пора положить конец!

Почти никто из присутствовавших не знал, что подтолкнуло Костаса к решительным действиям, не дожидаясь официальной санкции ни из Раменского, ни тем более из Вашингтона. Никто из собравшихся на базе аэромобильного батальона офицеров не присутствовал при недолгом, но эмоциональном разговоре командующего Сто первой воздушно-штурмовой и Рональда Говарда, представлявшего всесильную корпорацию «Юнайтед Петролеум», случившемся в штабе дивизии в Архангельске сутками ранее.

— Русские ухватили нас за горло, — мрачно заявил менеджер нефтедобывающей компании. — У нас проблемы, генерал, и решить их могут сейчас ваши парни, да и то, если не станут мешкать. Партизаны устроили засаду на чеченских наемников не просто так — они захватили видеоархив, в том числе записи их расправ над местным населением. Если эти записи попадут на телевидение или в Интернет, для моих боссов это будет катастрофа, генерал!

— Вы сами себе вырыли яму, господин Говард! Какого черта вы вообще притащили этих дикарей из их гор сюда? Не знали, на что они способны? Хотели запугать местных? А теперь трясетесь при мысли о том, что кто-то увидит забавы ваших цепных псов? Так какого дьявола я должен рисковать жизнями своих солдат, спасая ваши задницы?! Армия США — не частная охранная фирма, мы не обязаны защищать интересы вашей корпорации такой ценой!

— Вы ошибаетесь, генерал! Вы и ваши солдаты здесь как раз для того, чтоб служить нам, чтобы охранять меня и моих людей, прокладывающих чертов нефтепровод по чертовой русской тайге! А русские своими действиями создают угрозу нашей безопасности и безопасности проекта, генерал! Пока эти долбанные записи еще где-то рядом, на одной из баз русских партизан, и мы можем их вернуть — или уничтожить! Нам известно, кто именно участвовал в нападении, известно, где базовый лагерь этой группы, остается лишь придти туда и взять то, что у нас украли! Лучше всего, избавившись при этом от свидетелей. И вы, генерал, отдадите своим людям такой приказ! А я добьюсь того, что такой же приказ получите вы сами, и не выполнить его не сможете!

Рональд Говард был взволнован и испуган. И в страхе оказался способен на многое. Вскоре лично Эндрю Стивенс, заместитель председателя ОКНШ, отдал распоряжение Костасу о проведении акции возмездия. И вот теперь генерал ставил боевую задачу своим людям, зная, что вскоре им придется рисковать жизнями ради непорочной репутации каких-то «шишек» из Вашингтона и черт знает, откуда еще. И еще командующий Сто первой знал, что его бойцы такую задачу выполнят.

Альберт Костас обвел мрачным взглядом сидевших перед ним людей. Все они были офицерами, хотя не все носили нашивки Армии США. Здесь были и летчики, и морские пехотинцы, хотя офицеры Сто первой дивизии составляли большинство присутствовавших. На первом ряду, чуть с краю, сидел командир аэромобильного батальона майор Гровер — на базу его подразделения и прилетел генерал. При упоминании о потерях майор болезненно поморщился, и это не ускользнуло от внимания Костаса.

— Первым будет докладывать представитель ЦРУ, — сообщил командующий дивизией. — Прошу, мистер Уоллес!

— Сэр, — выходец из Лэнгли встал с места, одернув камуфляж безо всяких знаков различия, в каком ходил здесь постоянно, стараясь сливаться с толпой. — Благодарю, сэр! Господа, прошу слушать внимательно, времени мало, и не хотелось бы напрасно его терять, повторяя одно и то же. Последнее время я, мои коллеги, действовавшие в тесной связке с армейской разведкой, занимались сбором данных о дислокации партизан, действующих на участке ответственности Сто первой дивизии. Противнику долгое время удавалось водить нас за нос, но все изменилось с захватом в плен десантниками майора Гровера одного из этих партизан. Не сразу, но он начал давать показания, указав координаты нескольких баз своего отряда. Его слова мы проверили, используя спутники и беспилотные самолеты-разведчики, и сейчас можем сказать, что террористы создали разветвленную инфраструктуру вдоль демаркационной линии. Существует несколько баз, постоянных и временных, расположенных вне населенных пунктов, но в непосредственной близости от них. Террористы пользуются поддержкой местных жителей, но стараются быть автономными. Это будет нам на руку — они не смогут прикрыться живым щитом из гражданских от наших ракет и бомб.

На экране за спиной Уоллеса менялись снимки, сделанные с разной высоты, в видимом и инфракрасном спектре, отображавшие планировку партизанских баз, затерянных в бескрайних лесах русского Севера. Лишь наметанный взгляд профессионалов мог различить среди лесных дебрей отлично замаскированные блиндажи, которые соединяли протоптанные обитателями лесной базы тропки. Все лишенные растительности участи были накрыты маскировочной сетью, растянутой в паре метров над землей. На некоторых снимках были видны темные точки — обитатели тайной базы, выбравшиеся в момент пролета разведчика из своих укрытий.

— Противник неплохо маскирует свои лагеря, используя особенности рельефа. Каждая такая база представляет собой, как вы можете видеть, группу из нескольких землянок, причем пространство между ними завешивается маскировочными сетями. Русские стараются избежать обнаружения авиацией, но их средства маскировки довольно примитивны, и не могут скрыть террористов от инфракрасных сенсоров, которыми оснащены все наши разведчики. Рядом с каждой базой находится хотя бы одна дорога, но между ней и самим лагерем расположен густой лес. Разумеется, существуют тропы, но нам они неизвестны. Со слов пленного, оборона каждой такой базы основана на плотных минных заграждениях, прикрывающих весь периметр кроме пары проходов, обнаружить которые с воздуха невозможно. Также по периметру расположены замаскированные огневые точки, между которыми перемещаются пешие патрули. Террористы превратили свои лесные убежища в настоящие крепости. По оценкам аналитиков, при наземной атаке мы можем понести потери до сорока процентов личного состава, и это при использовании минометов и артиллерии. Противник хорошо знает местность, заранее подготовив рубежи обороны. Наступать придется под огнем замаскированных снайперов и пулеметов, по минным полям, возможно, дополненным всякими ловушками типа охотничьих капканов. Такой вариант недопустим, поэтому мы вместе с генералом Костасом разработали план аэромобильной операции.

Уоллес, переведя дух, взглянул на командующего Сто первой дивизией, и тот, кивнув агенту ЦРУ, произнес:

— Благодарю, мистер Уоллес. Русским пора преподать хороший урок, и мы сделаем это. Честь нанести сокрушительный удар по террористам, устроив показательную порку, я доверяю майору Гроверу и его батальону. Сразу сообщаю, что действовать придется на территории, находящейся под юрисдикцией русских властей. Мы выбрали одну из баз террористов, на которой сейчас находится до тридцати их бойцов. Этой группой командует Алексей Басов, бывший полковник Российской Армии, танкист.

Спутниковый снимок на заднем фоне сменился на фотографию человека средних лет, заросшего двухдневной щетиной, одетого в полевой камуфляж с двумя черными звездочками на погонах. Позади можно было рассмотреть выстроившиеся в ряд танки, накрытые маскировочной сетью. Над ними развевался на флагштоке бело-сине-красный стяг.

— Это фото было сделано на Кавказе примерно десять лет назад. Тогда Басов, еще в звании подполковника, командовал танковым батальоном. Он является военным преступником. В ходе операции «Доблестный удар» этот человек лично расстрелял взятого в плен пилота «Харриера» авиации Морской пехоты, сбитого над позициями русских. У нас есть показания полудюжины свидетелей, подтвердивших это. Басов — настоящий ублюдок, жестокий, не признающий никаких правил. Он собрал в своем отряде настоящих головорезов, без исключения имеющих боевой опыт. Они будут сражаться с нами до последнего, защищая свой лагерь, если дать им хоть один шанс подготовиться к обороне. На этой базе, как мы полагаем, есть большие запасы оружия и снаряжения. Это интересует всех — и разведку и нас с вами, несущих все большие потери от зенитных ракет и огня снайперов, вооружившихся первоклассными винтовками пятидесятого калибра и новейшими ПЗРК, сделанными в Китае.

На экране высветились снимки одного из лесных лагерей, сделанные явно как с самолета, так и с околоземной орбиты. Присутствующие могли отчетливо видеть расположение блиндажей и сетью опутавшие их тропы.

— Этот лагерь находится в тридцати милях от демаркационной линии. Там ублюдки зализывают раны, готовясь к новым вылазкам. Там они и сдохнут. Для успешного осуществления операции мы будем взаимодействовать с Военно-Воздушными Силами и, при необходимости, нам готова оказать поддержку авиация Морской пехоты. Сама акция состоит из трех основных этапов. На первой стадии по выявленным позициям террористов будет нанесен ракетный удар с воздуха. За действия ВВС отвечает полковник Руперт, командир, Девяносто второго бомбардировочного авиакрыла. Прошу, полковник!

— Генерал, сэр, — Колин Руперт встал, обведя взглядом остальных офицеров. — Господа, план таков. Бомбардировщики В-52 атакуют ракетами лагерь террористов, не покидая пределы нашей зоны ответственности. В операции будут задействованы лучшие экипажи, которые не допустят ошибок. Прежде, чем в лагере террористов высадятся ваши люди, генерал, все плохие парни будут уничтожены, так и не поняв, что умирают. Мы не оставим им никаких шансов, сметем с лица земли!

— Парни из Военно-воздушных сил берут основную работу на себя в этой операции, — продолжил Костас. — Как только «Стратофортрессы» отбомбятся по базе русских, к ней вылетит десант, два взвода из батальона майора Гровера. Их будут сопровождать «Апачи». Задача десанта — не устраивать войну, а подтвердить результаты бомбардировки, собрать трофеи и добить тех ублюдков, которых пощадят ракеты. Я не настаиваю на том, чтобы брать пленных. Это второй этап операции, а третий — отход обратно за демаркационную линию вместе с добытыми трофеями. От пуска первой ракеты до момента, когда вертолеты с бойцами майора Гровера покинут русское воздушное пространство, должно пройти не более получаса. Это должна быть идеальная операция, в ходе которой все ублюдки сдохнут, и не прольется ни капли американской крови!

— Генерал, сэр, насколько интенсивным может быть сопротивление террористов? — прозвучал вопрос одного из присутствовавших офицеров-десантников. — Они, как известно, располагают ракетами «земля-воздух», это может стать чертовски опасно для вертолетов с десантом!

— Когда вертолеты появятся возле базы террористов, там не должно остаться никого, способного применить эти чертовы ракеты. Я полагаюсь на авиацию, и верю, что Военно-воздушные силы не подведут.

— Мы сделаем все, что нужно, сэр, — подтвердил полковник Руперт. — Противовоздушная оборона террористов перестанет существовать. Но неожиданности всегда возможны, поэтому десант будет поддерживать «ганшип» из Четвертой эскадрильи специального назначения. Ее командир, майор Рассел, присутствует здесь. Он прикроет огнем ваших людей на земле!

Задавший вопрос десантник умолк, понимающе кивнув. Ему приходилось видеть «летающие канонерки» АС-130 «Спектр» в действии, и он знал, на что способны орудия этих уникальных самолетов. Лавина огня, создаваемая его «бофорсами» и «гатлингами» сметала все, расчищая путь наступавшим силам. Зная, что где-то над головами кружит этот крылатый линкор двадцать первого века, солдатам становится спокойнее и легче, и они станут думать уже не о том, как выжить под огнем противника, а о победе.

— На подготовку к операции даю двадцать четыре часа, — подвел итог генерал Костас. — Наблюдение за базой террористов вести непрерывно с применением беспилотников и разведывательных спутников.

— Простите, генерал, сэр, — поднялся с места майор Гровер. — Русские о нашей операции знают? База террористов находится формально на их территории. Они могут быть недовольны.

— Русские ничего не знают и узнают не раньше, чем на головы ублюдкам высадятся ваши десантники, майор! Я не хочу допустить утечку информации и не поверю ни на мгновение, что в русской администрации, что в местной, что в центральной, нет осведомителей террористов. Мы сделаем все сами, и мне чхать на то, что подумают и скажут русские!

На этом брифинг был завершен. Альберт Костас покинул передовую базу Сто первой дивизии в полной уверенности, что для его противника грядущий рейд окажется полной неожиданностью. Привлеченных сил вполне хватило бы, чтоб одним ударом стереть русских в порошок, и тем более важным становилось то, чтобы удар не был нанесен в пустоту. Но тайны уже не было.

Недостроенный коттедж на окраине Архангельска давно уже не привлекал ничье внимание. Сам по себе домик был вполне скромным, всего два этажа, гараж, просторная веранда. Рядом с ним из-за настоящих крепостных стен вздымались шпили четырехэтажных дворцов со спортзалами и бассейнами, с банями, саунами, чуть не с закрытыми теннисными кортами. Кто сказал, что красиво живут только в Москве? На русском Севере богатых тоже хватает, вот и вырос под Архангельском элитный поселок. Правда, с началом американской оккупации хозяева всей этой роскоши куда-то попрятались, но недавно жизнь стала понемногу возвращаться в поселок, и началось все именно с этого невзрачного, «бюджетного» коттеджа.

Сперва появилась бригада строителей, зашуганные гости из Азии, а, может, и из Сибири, благо, не так уж далеко и до нее. Похожие друг на друга, как близнецы, косоглазые, желтокожие, о чем-то чирикающие меж собой на непонятном языке, в прочем, матерящиеся вполне по-русски. Приехали и замкнулись в том самом коттедже, оглашая весь поселок звуками дрели и перфоратора. А еще пара молодых людей в аккуратных синих комбинезонах, приехавших на фургоне Газель» с фирменными логотипами, установила на крыше тарелку спутниковой антенны. И несколько антенн штыревых, вознесшихся в небо на несколько метров. Пару дней на пришельцев косились, с интересом наблюдали за их суетой, затем привыкли, будто забыв.

Слиться с местным населением для разведгруппы Народно-освободительной Армии Китая оказалось не так сложно. Майор Третьего департамента Генерального штаба НОАК Шао Дуэнь успел изучить русский язык еще в Советском Союзе, куда китайские офицеры иногда все же приезжали. Там же он научился и ругаться по-русски. А его подчиненных готовили уже в Китае потомки русских же эмигрантов. И теперь четверо китайских офицеров, никем незамеченные, вели электронную разведку под боком у американцев. За полмесяца работы они достигли многого — уточнили расположение вражеских войск, вскрыли несколько шифров, выяснили даже имена командиров некоторых рот и взводов, и вот теперь наткнулись на нечто, очень интересное.

— Товарищ майор, американцы с базы стратегических бомбардировщиков под Мурманском уже второй раз запрашивают сводку погоды на юге Архангельской области, — доложил молодой не по годам капитан. — Эту же информацию затребовали в штабе Четвертой эскадрильи специального назначения.

— Четвертая вооружена тяжелыми штурмовиками АС-130?

Майор Шао помнил это прекрасно, но, чувствуя, что перехваченные переговоры имеют особое значение, решил проверить самого себя.

— Так точно, товарищ майор! — кивнул капитан.

— Эти самолеты используются обычно для точечных ударов по слабо защищенным наземным целям, — задумчиво пробормотал майор. — И для поддержки специальных подразделений. Возможно ли, чтоб американцы готовили десант на российскую территорию? «Ганшип» АС-130 идеально подходит для миссии прикрытия.

— Вероятность высока, но непонятно, при чем тут тяжелые бомбардировщики. Под Мурманском базируются В-52 «Стратофортресс».

— Лейтенант Ван, какова активность американцев в районе демаркационной линии сейчас?

Сидевший за установленными в подвале коттеджа мониторами молодой офицер вздрогнул, словно от выстрела, услышав вопрос командира, сорвал с головы наушники и скороговоркой доложил:

— Наземные силы активности не проявляют, но в воздухе вдвое больше, чем обычно, беспилотных разведчиков. Сменяют друг друга, постоянно держась в пределах квадрата сорок один.

Именно в этом районе находилась оперативная база одного из русских партизанских отрядов, это майор Шао знал точно, ведь там же, в лесном лагере, уже которую неделю был и его товарищ по оружию, прикомандированный в качестве технического специалиста к местным повстанцам. Его предшественник, майор Жэнь Цзимэн, героически погиб, вызвав неподдельное уважение самих русских, но выпавшее, было, знамя оказалось подхвачено вновь. Кто-то в Пекине не хотел утратить контроль над освободительной борьбой русских ни на минуту.

— Эфир прослушивать постоянно, о любых сообщениях, в которых будет упоминаться этот район, докладывать немедленно, — распорядился майор. — Передайте сообщение русским о возможном десанте, готовящемся в самое ближайшее время!

Шифровка была получена в региональном штабе партизанского движения через двадцать минут. Не только китайцы вели разведку, у партизан на американской территории хватало своих людей, и об активности противника было известно уже довольно давно. Только ее цель оставалась неясной до последнего мгновения. Теперь же сообщение китайцев развеяло все оставшиеся сомнения.

Еще через полчаса склонившийся над терминалом спутниковой связи в партизанском лагере капитан НОАК Фань Хэйгао взглянул на нетерпеливо переминавшегося рядом полковника Басова, сообщив:

— Центр приказывает готовиться к отражению американского десанта. Высадка вероятна в ближайшие двенадцать часов. Ожидается применение тяжелых штурмовиков «Спектр».

— Что ж, этого стоило ожидать, — пожал плечами Алексей Басов. — После нашей вылазки и засады, устроенной чеченцам, их хозяева не могут не попытаться отомстить. Ваши товарищи нам здорово помогают, капитан! Теперь мы будем готовы ко всему!

Вокруг мерно текла партизанская жизнь. Отряд, после победы вернувшийся на свою базу, зализывал раны — бой с чеченскими наемниками дался нелегко, и если бы не Ольга Кузнецова, список убитых не ограничился бы человеками. Здесь, в лесу, в отрыве от цивилизации, она ухитрялась залечивать раны, предупреждая заражение крови и гангрену, поднимая на ноги проливавших свою кровь партизан.

Ну а пока раненые приходили в себя, их здоровые товарищи занимались боевой подготовкой, осваивая поступавшее юга оружие. Люди отдыхали от войны. Только те могли так сильно ценить каждое мгновение тишины, кому приходилось смотреть смерти в глаза, не раз ставя на кон собственную жизнь. И здесь, в тиши сурового леса, они надеялись просто насладиться покоем, но мечты рухнули. Война пришла по следу партизан.

— Что будете делать, полковник?

Китайский офицер вдруг ощутил себя мишенью в тире, по которую уже целится хладнокровный стрелок, готовый в любой миг нажать на спуск. И от этого чувства ему стало не по себе.

— Американцы хотят воспользоваться эффектом внезапности, прихлопнуть нас всех здесь разом. Если упустим время, они сравняют с землей нашу базу и все вокруг на несколько верст, им это по силам. Нужно вывести личный состав из лагеря. У нас есть график пролета американских разведывательных спутников?

— Так точно! — Фань Хэйгао вновь склонился над ноутбуком, замолотил по клавишам, вызывая нужный файл. — Сейчас мы находимся в зоне видимости спутника оптической разведки типа «Ки Хоул-11», американцы могут отслеживать все наши перемещения. Спутник уйдет за горизонт через полчаса, у нас будет не менее часа, прежде чем появится еще один аппарат. Вести наблюдение круглосуточно не могут сейчас даже американцы, у них не хватит спутников для этого.

— Но остаются еще беспилотники! Сколько над нами сейчас «дронов»? — уточнил Басов, незаметно сам для себя перешедший на вражеский слэнг.

— «Предейтор» RQ-1A Сто первой аэромобильной дивизии на удалении не больше трех километров, ходит по кругу на средней высоте. Еще один чуть дальше, километрах в десяти. Это «Серчер» израильского производства, принадлежит охране нефтепровода. Американцы могут получать с него данные напрямую.

— Черт, им же запрещено летать южнее демаркационной линии!

Алексей Басов со злости ударил кулаком в ствол дерева, на что китаец лишь сухо усмехнулся:

— На американцев не распространяются никакие правила, тем более, те, которые они же сами и установили.

— Нужно что-то придумать, обмануть их беспилотники, иначе нам и шагу не ступить незамеченными за пределы лагеря!

Басов взглянул в серое небо, вдруг явно ощутив на себе недобрый чужой взгляд, усиленный электронно-оптическими камерами. Полковнику показалось, что именно сейчас кто-то спокойно рассматривает его сквозь прорезь прицела, уже положив палец на спусковой крючок.

— Я думаю, с этим мы справиться сможем!

Труднее всего было вытерпеть, пока истекут эти тридцать минут. Никто не мог точно сказать, на какую точку на поверхности планеты обращены объективы камер высокого разрешения американского разведывательного спутника, мчавшегося где-то в черном безмолвии космоса, ведется ли наблюдение за тщательно, казалось бы, замаскированным в лесной глуши лагерем. Но полковник не хотел рисковать, вынуждая противника действовать раньше, чем это будет нужно ему, Алексею Басову. Но как же оказалось сложно, просто сидеть и ждать, представляя, как летят, стелясь низко над лесом, нацеленные на лагерь партизан вражеские ракеты, как следом за ними мчится волна вертолетов.

Наконец, секундная стрелка на командирских часах добралась до нуля. Американский спутник исчез за горизонтом, вся его сложнейшая начинка стала бесполезной. А за несколько минут до этого майор НОАК Шао Дуэнь получил шифрованное сообщение по электронной почте. Требовательно взглянув на своего подчиненного, склонившегося над ноутбуком по соседству, офицер приказал:

— Лейтенант Ван, ставьте помехи!

Китайский разведчик легко, почти невесомо коснулся нескольких клавиш, и в тот же миг операторы, находившиеся за десятки километров, управляя полетом БПЛА, раздраженно выругались, когда четкая картинка на широкоформатных экранах сменилась мельканием «крупы». Все попытки восстановить сигнал неизбежно натыкались на неудачу. Завеса помех отсекла станции управления от продолжавших теперь уже бессмысленное кружение над серым русским лесом беспилотников. По-прежнему объективы их камер были обращены к земле, но

— Американцы сейчас глухи и слепы, — торжествующе сообщил Фань Хэйгао, взглянув на напряженного Басова. За секунду до этого он получил ответ на свою шифровку, тоже по электронной почте, практически открыто. Всего несколько ничего не значащих для непосвященного слов, но и этого было достаточно. — Но долго это не продлится, у нас считанные минуты! Нужно торопиться, полковник!

— Группа, становись, — разнеслась по лагерю передаваемая вполголоса, от человека к человеку, команда. — Общее построение!

Свой отряд полковник Басов разделил на несколько отделений численностью пять-семь человек, добившись того, что каждое отделение было вполне автономной боевой единицей. В каждой группе был снайпер или пулеметчик, еще один боец вооружался РПГ или реактивным огнеметом «Шмель» — последних в арсенале партизан оставалось наперечет — а остальные должны были их прикрывать в ближнем бою. Такая организация, отчасти заимствованная у чеченских боевиков и их «идейных братьев», продвигавших джихад во всем мире, оказалась эффективной и оправданной. И вот теперь, собрав командиров отделений, полковник коротко обрисовал ситуацию, изложив план предстоящей операции:

— Личный состав приказываю вывести за пределы лагеря, разместить в радиусе не более полутора километров. На большем удалении оборудовать посты стрелков ПЗРК. Сколько у нас комплектов в наличии?

— Осталось семь, товарищ командир. Очередная партия должна прибыть только через несколько дней.

— Надеюсь, хватит и этого. Если американцы намерены применить свои «канонерки», это серьезно. Только их огня хватит, чтоб сравнять с землей нашу базу и перепахать весь лес на пару метров в глубину, но для этого им придется войти в зону поражения зенитных ракет. И мы своего упустить не должны! Кроме того, по периметру лагеря установить дополнительные минные заграждения, немедленно! Американцы сначала нанесут воздушный удар, постараются поразить все наши огневые точки, а потом высадят десант прямо сюда, нам на головы. И как только их солдаты окажутся на земле, мы атакуем! Авиация не будет работать, когда есть опасность зацепить своих, поэтому до высадки десанта наши позиции никто не должен обнаружить! А потом янки окажутся в западне, и просто так мы их из нее не выпустим! Собьем как можно больше их «вертушек» и «канонерок», а десант загоним на мины! Они умоются кровью в эту ночь!

В преддверии боя Басов не чувствовал страха, хотя волнение все же было, с этим он справиться до конца так и не сумел. Но он был на своей земле, где знакома каждая кочка, где каждый кустик станет защитой, и рядом были уже проверенные в деле бойцы, ставшие за месяцы партизанства настоящими мастерами «малой войны». У них хватало оружия и решимости сражаться, так что американцев Алексей не боялся ничуть. Наоборот, внутренне уверившись в том, что они появятся, полковник подгонял время, чтобы скорее закончилось тягостное ожидание.

— Всем отделениям постоянно быть на связи, но до появления противника соблюдать радиомолчание, не выдавать себя ни в коем случае. По моей команде выдвигайтесь на дальность эффективного огня и уничтожайте всех, кого увидите. В ближний бой не вступать, не увлекаться! Получив приказ, немедленно отходить! На всякий случай, условный сигнал к атаке — зеленая ракета, при отходе дам две красные ракеты. Американцы вполне могут подавить радиосвязь, в этом случае не паниковать. Наша тактика — массированный огневой налет и немедленное отступление. Если повезет, выведем янки прямиком на мины!

Алексей Басов понимал, что его две дюжины бойцов не выстоят против превосходящих сил противника, но это и не требовалось. Американцы надеются застать партизан врасплох, а застанут их готовыми к бою, на заранее оборудованных позициях. Полковник не стремился к тому, чтоб уничтожить поголовно всех, кто явится с севера, но лишь хотел нанести максимальный ущерб, сохранив своих людей. Лес большой, партизанам будет, где укрыться, так что, как ни жалко лагерь, обреченный на разрушение, придется его «подарить» американцам.

— Они пошлют против нас лучших своих бойцов, — напутствовал своих партизан Басов, каждому по очереди заглянувший в глаза и увидевший, как и всякий раз прежде, в ответных взглядах лишь холодную решимость. — Сто первая воздушно-штурмовая дивизия — это армейская элита. Не «Дельта», конечно, и даже не рейнджеры, но эти солдаты приучены побеждать или умирать в бою, но не отступать. Но мы с ними уже встречались не раз и не раз выходили победителями. Мы били их на их территории, а теперь встретим на своей земле и разгромим в пух и прах! Они хотят отомстить за своих товарищей, но наших братьев пало от их пуль тоже немало, у нас тоже есть особый счет к врагу! Они полагаются на мощь своей авиации, но мы вынудим их ввязаться в ближний бой, когда победит не тот, у кого точнее ракеты, а тот, у кого острее штык! Они еще уверены, что явятся внезапно, но мы будем ждать их, и приготовим славную встречу!

Партизаны, подстегнутые приказом и ожиданием скорого появления противника, не мешкали. Саперы, нагрузившись всевозможными «адскими машинами», исчезли в лесу, превращая подступы к лагерю в неприступный рубеж. Заросли опутала паутина «растяжек», под деревьями вместо грибов выросли противопехотные мины всех типов, какие только нашлись, и «прыгающие» ОЗМ-72, и ПМН-4 нажимного действия, прозванные «черными вдовами», и другие. Правда, теперь минеры готовились отражать атаку изнутри, а не извне. Вместе с ними ушли бойцы, тащившие за плечами длинные трубы ПЗРК — им Басов отводил едва ли не главную роль в предстоящей схватке.

Сам Басов направился в землянку, оборудованную под санчасть, где хозяйничала так и оставшаяся с партизанами Ольга Кузнецова. Девушку, не раз вытаскивавшую с того света раненых бойцов, все в лагере были готовы носить на руках, и не только в переносном смысле. И появлению командира она не удивилась.

— Оля, тебе нужно немедленно покинуть лагерь, — с порога заявил Алексей Басов. — Скоро здесь будет жарко, и тебе не место здесь. Американцы готовят удар по нашей базе, я не могу рисковать тобой.

— А я не могу оставить отряд, тем более, если моя помощь будет нужна здесь! — неожиданно заупрямилась Ольга. — Я единственный человек, кто хоть что-то смыслит в медицине, без меня половина ваших раненых переселилась бы на погост!

— Это так, но здесь будет настоящая мясорубка, пойми! Они будут бомбить все вокруг!

— Но все бойцы остаются здесь, и будут сражаться? Я чем хуже них? Я тоже умею стрелять, вы сами учили меня!

— Остаются все, кроме раненых, тех, кто слишком слаб. Их мы успеем вывезти. А ты не хуже, ты единственная у нас, и потому я не готов тобою рисковать. Умеющих нажимать на спусковой крючок мужиков здесь хватает, но тех, кто способен вытащить пулю и зашить дырку так, чтоб раненый не сдох через пару дней от гангрены, нет, только ты. Поэтому отправляйся на запасную базу вместе с ранеными. Дам тебе еще одного бойца, на всякий случай. Пусть будет при тебе. И китайского «советника» с вами отправлю, от греха подальше, пусть в тылу отсидится, заодно и за тобой приглядит. И не смей больше возражать, я все-таки командир, и это мой приказ!

Ольга нахмурилась, стиснув кулаки, но все же ничего не сказала в ответ, хотя во взгляде ее Алексей прочитал очень многое, особенно о себе самом и своих приказах. Но он не мог позволить ее остаться и, возможно, умереть, если его расчет не оправдается и американцы выкинут какой-нибудь сюрприз. Или просто если их окажется слишком много.

А когда Басов вышел из землянки, снаружи его встретила Жанна Биноева. С недавних пор ее перестали держать взаперти, но до сих пор никто не знал, что с ней делать. Командование оценило ее помощь, ведь ни о каком видеоархиве без бывшей снайперши партизаны не узнали бы вовек. Но дальнейшая ее судьба осталась неопределенной.

— Меня тоже отправишь в тыл, полковник? — Жанна преградила Басову путь. — Я слышала ваш разговор. Верно, девчонке здесь не место, к тому же она еще пригодится.

Биноева если и была старше Ольги, то, от силы, на пару лет, но говорила о ней, как о ребенке. И Басов понимал ее, на войне быстро взрослеешь, если вообще остаешься в живых.

— Я могу вам пригодиться, — заметила Биноева. — Сам знаешь, я умею стрелять!

— Хочешь получить оружие? Почему готова воевать сейчас, а раньше не хотела?

— Американцы мне не братья, на них мне плевать. Они обманули моих соплеменников, подставили под ваши пули за свои доллары. Их я буду убивать без колебаний.

Полковник задумался на минуту, изучая Жанну, рассматривая ее с ног до головы, словно вдруг впервые увидел, а затем решил, глянув в упор на чеченку:

— Оружие я тебе дам. И сам буду рядом, пригляжу за тобой, если что. Вот, держи, — и он протянул Биноевой свой АК-74М. — Справишься?

— А СВД нет?

— Заслужи, — усмехнулся полковник. — Я велю тебе к нему ночной прицел выдать. Умеешь пользоваться?

— Да уж, успела научиться.

Жанна Биноева не добавила, что училась она на русских солдатах в своих родных горах. Ну а Басов решил не уточнять, все понимая без слов. Она была врагом, и сейчас не стала другом, но лишний ствол в руках того, кто сумеет с ним справиться, никогда не помешает. И уже через полчаса Жанна, приладив на автомат комбинированный прицел ПОНД-4, величайшую ценность партизанского отряда, сноровисто набивала патронами автоматные рожки, умело размещая их в подсумках новенькой разгрузки «Выпь». Она ловила на себе взгляды проходивших мимо партизан, самые разные, от удивленных, до полных ненависти. Но оспорить приказ Басова не посмел ни один из укрывшихся в лесном лагере бойцов.

А затем полковник подвел к Жанне Олега Бурцева, и, указав на девушку, приказал:

— Будешь сегодня в паре с ней. Считай, это твой «второй номер».

— Справился бы и один, не впервой, — помотал головой десантник, на груди которого висел РПК-74М со сложенными под стволом сошками.

— Это приказ, сержант! Пойдете вдвоем. У нас все равно дефицит снайперов, а кроме тебя я никому не доверю ее… прикрыть, — подобрал он слово, красноречиво при этом скривившись. — Вся ясно, боец?

— Так точно! — И Олег хмуро глянул на Жанну, старательно снаряжавшую магазины патронами из стоявшего у ног цинка.

Через два часа, когда сумерки опустились на промокший насквозь осенний лес, а небо на западе очистилось от облаков, предвещая ночью заморозки, все приготовления были завершены. Саперы, вернувшиеся из дебрей с пустыми руками, дожили:

— Заграждения установлены. И мышь не пробежит! Если выгоним янки на мины, ни один не уцелеет. Сразу не убьет, так покалечит так, что проще самим будет застрелиться!

— Главное, чтоб свои не напоролись, — хмыкнул Басов, принимая из рук своего бойца от руки начерченный план с обозначенными проходами.

Санитарная землянка уже опустела, раненых, которых сопровождала и Ольга Кузнецова, увезли на партизанском ГАЗ-53 в соседнюю деревню. Полковник знал, там партизан укроют и никому не сдадут. Ну а на всякий случай им все же оставили небольшой арсенал.

— Отряд, становись! — разнеслась, наконец, по лагерю команда, и партизаны, те, кто еще оставался на базе, выстроились ровной шеренгой под маскировочной сетью

Басов оглядел свое воинство. Все уже с оружием, в полной экипировке, разгрузочные жилеты набиты магазина, в подсумках полно гранат. У многих на оружии ночные прицелы, кто-то нацепил на амуницию футляры с очками ночного видения, которых теперь хватало на половину отряда, не меньше. Большая часть бойцов в «лохматых» костюмах, позволяющих буквально сливаться с лесом, становясь неразличимыми невооруженным взглядом уже с десятка шагов, и в похожих на старые плащ-палатки маскировочных накидках, делающих их владельца невидимым в инфракрасном спектре. Кое-кто даже измазал лица и руки маскировочной краской. Что ж, тоже не лишнее, ночью лучше быть темным, чем привлечь внимание врага белой кожей.

Полковник чуть усмехнулся в усы. Волки, свирепые, быстрые, беспощадные, настоящие хищники. Стая, способная порвать любого врага, неважно, явится чужаков пятьдесят, сто или пятьсот. А если недругов окажется слишком много, каждый из стоявших перед Басовым бойцов без колебаний примет смерть, зная, что гибнет за правое дело. свой путь они выбрали сами, и отступать теперь не собирались. Да и некуда было отступать.

— Что ж, бойцы, все, что могли, мы сделали, теперь остается лишь ждать, — произнес Басов. — Янки скоро явятся, не сомневаюсь. И мы должны будем встретить их со всем радушием. Так, чтоб ублюдки от восторга захлебнулись в собственной крови! Так что приказываю всем выдвигаться на позиции. Покинуть лагерь!

Отряд, разбившись на несколько групп, направился к лесу, занимать позиции по периметру базы. На себе несли почти все оружие и боеприпасы, что было в лагере, кроме той, весьма скромной части, что укрыли в хорошо замаскированных схронах в окрестностях. Этому искусству многих научил никто иной, как чеченские боевики, а учителями те оказались неплохими, и бывшие спецназовцы умели теперь не только искать, но и устраивать ухоронки, которые иной не заметил бы и с трех шагов. Последним уходивший Басов с грустью посмотрел на заботливо замаскированные землянки. Жаль, если все это уничтожат, но лучше потом своими руками копать новые укрытия, чем кто-то станет рыть могилу для тебя самого.

Олег Бурцев назад не оглядывался и по покинутому лагерю не тосковал. Вместо этого он смотрел вперед, в обтянутую камуфляжем спину Жанны Биноевой, шагавшей в ногу с остальными партизанами. Чеченка не шла, а будто скользила по сырой траве, бесшумно, даже не приминая ее. Двигалась плавно, перетекая с места на место с какой-то дикой, почти животной грацией, несмотря на набитую магазинами «разгрузку», на автомат, висевший за спиной. Наверняка она чувствовала пристальный взгляд своего «напарника», но виду не подавала, бодро шагая в указанном направлении по проходу, оставленному в минном поле, замкнувшем партизанский лагерь в кольцо.

Бывший десантник не понимал, зачем им нужна эта чеченка, не понимал странной прихоти своего командира, хотя и обсуждать приказ не стал. Просто перед выходом из лагеря он ухватил Биноеву за лямку разгрузочного жилета и сказал, заглянув в ее бездонные черные глаза:

— Все время будь рядом, чтоб я тебя видел. Бежать даже и не думай — пулю все равно не обгонишь, а колебаться я не буду!

— Я запомню.

Жанна кивнула в знак согласия, принимая предложенные правила, но Олега это не успокоило. И теперь он шел в паре метров следом за ней, одновременно по приобретенной в последнее время привычке вслушиваясь в доносившиеся из леса звуки, стараясь вычленить из них те, что мог произвести только человек, и при этом держа чеченку на прицеле. Ручной пулемет РПК-74М, ставший уже почти продолжением рук Бурцева, висел у него на плече, и ствол был направлен в спину Биноевой, а указательный палец нервно поглаживал спусковой крючок. Трудно было заставить себя относиться как к… нет, не другу, конечно, но хотя бы к союзнику, к тому, кого ты привык считать своим врагом.

— Стой! — негромко приказал спутникам Олег, когда группа, а всего их было четверо, добралась до вершины небольшого холма, поросшего ельником. — Здесь останемся!

От лагеря их теперь отделяло чуть больше километра, причем с высотки даже можно было рассмотреть возвышавшиеся над землей своды блиндажей, если, разумеется, знать, куда смотреть и что искать. Бурцев развернул на земле кусок брезента, на который и улегся, установив перед собой пулемет на сошках. Рядом оборудовали позиции его товарищи. Один из них, бывший омоновец по имени Слава, был вооружен сразу тремя одноразовыми противотанковыми гранатометами PF-89, давно и прочно сменившими у партизан ставшие вдруг дефицитом отечественные «Мухи». У второго, Бориса, служившего раньше в артиллерии, имелся реактивный огнемет «Шмель», простое и страшное оружие, разве что, весьма тяжелое, далеко с таким не убежишь. Оба партизана влились в отряд Басова сравнительно недавно, и держались пока особняком от «стариков», но в деле уже успели показать себя, как настоящие бойцы, и Бурцев не опасался сейчас за свою спину, веря в товарищей.

Вообще люди в отряд приходили постоянно. Немного, по двое-трое, но это были настоящие бойцы, сознательно выбравшие войну, понимавшие, с каким противником придется драться, и готовые биться до конца. За плечами большинства был немалый опыт, встречались и те, кто еще не «нюхал пороху», но недостаток умения они с лихвой компенсировали граничащей с безумием храбростью и презрением к собственным жизням, не говоря уж о жизнях чужих. И в этих лесах, ставших родными для нескольких десятков молодых крепких мужчин, они чувствовали себя полновластными хозяевами.

— Сидим тихо, мужики, — напомнил Олег товарищам. — Не курить, громко не разговаривать! Лучше вообще не шевелиться, черт знает, может прямо над нами какой-нибудь пиндосовский беспилотник сейчас летает!

Отчасти бывший гвардии сержант был прав, американских «дронов» в небе хватало, но непосредственно над лагерем они не летали, ведя наблюдение за подходами к базе партизан. Направлять дорогие игрушки в самое пекло генерал Костас запретил, не желая терять понапрасну свои БПЛА, уязвимые даже для автоматного огня, как показа недавний опыт. Именно поэтому выход партизан из лагеря остался незамеченным.

Убедившись, что товарищи восприняли предупреждение всерьез, Олег снова обратил внимание на Биноеву. Чеченка тоже устроила себе позицию у подножья старой ели, расположившись на брезенте, и теперь изучая окрестности в прицел, используя его ночную «ветвь». Сумерки, опустившиеся на лес, уже превратились в ночную тьму, и сам Олег тоже достал из герметичного футляра, укрепленного на разгрузочном жилете «Тарзан-М22», ночные очки 1ПН74, эффективность которых успел оценить еще при недавнем нападении на чеченцев.

Стоило только щелкнуть тумблером, и мрак рассеялся, мир предстал перед десантником в зеленых тонах. Стали видны засевшие в нескольких метрах товарищи, с такого расстояния даже их лица можно было различать без проблем. В неестественном свете ноктовизора они казались похожими на каких-то зомби из фильма ужасов. Слава, увидев, что командир смотрит на него, довольно оскалился, хлопнув ладонью по лежавшему рядом цилиндру гранатомета, и показал большой палец.

Олег посмотрел на застывшую, словно оцепеневшую, Жанну Биноеву. При взгляде на нее партизан невольно положил руку на пулемет, словно ожидая, что чеченка вот прямо сейчас вскочит, расстреливая своих спутников, а потом рванет в лес, к долгожданной свободе. Девушка почувствовала его напряженный взгляд, покосилась через плечо, а затем вновь отвернулась, продолжая наблюдение.

Жанна Биноева старалась не замечать косых, подозрительных взглядов партизан. Трое русских, вооруженных до зубов, кажется, готовились не столько сражаться с американским десантом, сколько пресекать возможные ее побег. Причем пресекать без всяких церемоний — на поражение.

Парень с пулеметом смотрел больше именно на Жанну, а не по сторонам, причем смотрел, не выпуская из рук оружия. Биноева ничего не говорила, никак не выдавала, что ощущает эти взгляды и сгустившееся между ними напряжение. Она не собиралась бежать, не собиралась стрелять в спину, но и объяснять это не хотела. Равно как объяснять и то, что американцы стали и ее врагами. Русские, наконец, оставили Чечню, многолетняя война ее народа как будто закончилась победой, но пришедшие из-за океана завоеватели вновь стравили горцев с русскими, заставляя и тех и других проливать свою кровь ради чужих интересов, чьей-то наживы.

Командир партизанского отряда, кажется, почти поверил Жанне в ее готовности помочь. Во всяком случае, не побоялся дать ей в руки оружие, зная, на что она способна, пусть и приставил при этом аж троих соглядатаев. Но до их нервной суеты девушке было немного заботы. Оборудовав себе позицию, она вела наблюдение, пользуясь отличным русским ночным прицелом, позволявшим на расстоянии три-четыре сотни метров и в полночь видеть, как днем. Проходили минуты, превращаясь в часы, но ничего не происходило. Над лесом царила тишина, в которой отчетливо был слышен издалека любой звук вроде шороха крыльев или крика ночной птицы, вышедшей на охоту.

Тем временем ночь вступила в свои права, а вместе с ней на северный лес опустился и мороз. Через полчаса лежания на брезенте Олег Бурцев почувствовал, что, несмотря на бушлат и теплые штаны, тело начинает коченеть. Изо рта уже вырывался пар при каждом выдохе, температура явно опустилась ниже нуля, и Бурцев понял, что даже без американцев здоровым и невредимым ему утро встретить будет не суждено. Значит, придется потом вставать в очередь к Ольге Кузнецовой, чтоб фельдшер отряда по-быстрому помогла ему справиться с простудой.

Приглушенный гул достиг слуха Бурцева, и тот напрягся, пытаясь не потерять этот новый, чуждый для дико леса звук. Шум, доносившийся с северо-востока, нарастал, становясь все более отчетливым.

— Тревога, — негромко скомандовал Олег, сдвигая флажок предохранителя РПК-74М. Ожидание, изматывающее сильнее, чем самый тяжелый марш-бросок, заканчивалось, теперь главное не упустить момент. — К оружию!

Партизаны встрепенулись. Теперь каждый слышал этот звук, в котором без труда угадывался шум летящих вертолетов. И, кажется, их было много.

— Наконец-то! А мы-то уж заждались вас, сучар! — сам себе усмехнулся Олег, испытав настоящее облегчение. Их долгое сидение в засаде оказалось не напрасным, американцы все-таки появились, не зная, что идут прямиком в западню.

У подножья огромной ели зашевелилась Жанна Биноева. Все время, проведенное партизанами в лесу, она не произнесла ни слова, и теперь молча возилась с автоматом. Олег в этот момент даже забыл о своей подозрительности, весь поглощенный ожиданием предстоящей схватки. Исход боя был неведом, но бывший десантник намеревался сделать все, чтобы победить, оставшись в живых, и если для этого понадобится помощь пленной чеченки, что ж, пусть так и будет.

Стрекот винтов звучал все громче, и Бурцев взглядом шарил по небу, пытаясь увидеть силуэт крадущегося над лесом вертолета. Расчеты ПЗРК наверняка уже видели, но стрелять, выдавая себя, не спешили. Вот когда десант окажется на земле, тогда и начнется самое интересное. Взовьются над лесом зенитные ракеты, и американцы окажутся здесь одни, без средств эвакуации, лицом к лицу с партизанами, уже замкнувшими вокруг покинутой базы кольцо засады.

— Черт, где же вы? — Бурцев чувствовал, как тело начинает потряхивать мелкой дрожью. Противник был рядом, но заметить его никак не удавалось. — Куда же вы пропали?

Что-то промелькнуло в ночном небе, что-то быстрое, намного меньшее, чем любой вертолет. Холмик, облюбованный партизанами, обдала волна монотонного гула, никак не могущего быть шумом винтов геликоптера. И прежде, чем Олег понял, что это было, лес озарила яркая вспышка, а там, где располагались тщательно замаскированные землянки партизан, вздулся огненный шар.

— Ложись, — крикнул сержант, утыкаясь лицом в землю. — Ракетная атака!

Еще два взрыва прогремели почти одновременно, сливаясь в протяжный рокот, к небу поднялись столбы багрового пламени, а земля ощутимо заходила ходуном. Затем до холма добралась ударная волна, подрастерявшая свою сокрушительную мощь, но все же ощутимая. Словно раскаленным пустынным ветром пахнуло в лицо, срывая с ветвей хвою, взметая усыпавший землю мелкий лесной мусор.

— Лежать, не высовываться! — скомандовал Олег, собственным телом накрыв свой пулемет.

Над лесом, словно раскаты грома, прокатились еще несколько взрывов, от которых не переставал дожать земля. Пламя вздымалось, опадало и снова вспыхивало там, где недавно был лагерь партизан. Бурцев вдруг представил, что было бы с ним, с его товарищами, окажись они в эти секунды в своих землянках, и его передернуло от запоздалого осознания бренности своего бытия. Никакие блиндажи в три наката тут точно не спасли бы, судя по силе взрывов. Американцы не пожалели ракет, сперва сровняв с земле укрепления партизан, а уж затем появившись лично, чтобы доделать начатое.

— Летят! — крикнул один из бойцов. — Вон они, с севера!

Олег, перевернувшись на спину, увидел, как прямо над ним промчался, сопровождаемый воем турбин, вертолет. А в стороне были видны еще несколько, и все они стремились туда, где догорали остатки партизанского лагеря. Партизан щелкнул клавишей портативной рации, переходя на прием, но эфир, вместо команды к атаке, донес лишь треск и завывание помех. Сорвав с головы гарнитуру, Олег вскочил, и, держав наперевес автомат, низко пригнувшись, бросился к лагерю, петляя между деревьев.

Для полковника Руперта антитеррористическая операция началась на удивление буднично, даже скучно. Он прошел по летному полю бывшей базы российской Дальней Авиации, теперь ставшей домом для Девяносто второго тяжелобомбардировочного крыла, привычно занял место в кабине стоявшего на взлетной полосе В-52Н «Стратофортерсс», и, выслушав от всех членов экипажа доклады о готовности, запросил у диспетчера разрешение на взлет.

— Громила-один, я Башня, взлет разрешаю, — отозвался руководитель полетов. — Полоса свободна. Ветер боковой, пять узлов, обледенения нет. Удачной охоты, Громила-один!

— Роджер, Башня! Парни, взлетаем!

Взвыли разом все восемь турбореактивных двигателей, выходя на максимальные обороты, и громадный бомбардировщик медленно начал разгоняться. Со стороны вообще казалось фантастикой, что этот гигант может отрываться от земли, будто нарушая законы физики. Но Колин Руперт в фантастику не верил, зато точно знал возможности своей машины и своего экипажа.

Бомбардировщик, набрав положенную скорость, медленно поднялся в небо, оставляя позади охваченную привычной суетой базу. Полковник Руперт, не выпуская из рук рычаги штурвала, скомандовал:

— Набор высоты двадцать тысяч, курс один-семь-ноль. Держать скорость пятьсот двадцать миль в час! Штурман, время до цели?

— Выйдем на рубеж пуска через шестьдесят восемь минут, командир, если погода не помешает!

Руперт кивнул, приготовившись мысленно к долгому и однообразному полету. Участие экипажа было необходимо лишь на взлете, а теперь, когда бомбардировщик набрал высоту, оказавшись над облаками, достаточно было ввести в процессор автопилота курс и скорость, после чего люди на борту В-52 превращались лишь в пассажиров.

Огромный «Стратофортресс» легко преодолевал расстояние до цели. Самолет, способный поднять в воздух до двадцати трех тонн нагрузки, сейчас летел налегке. Внутренние отсеки были пусты, и только под каждой из плоскостей на пилонах висели продолговатые «тела» управляемых ракет AGM-142 «Раптор» совместного американо-израильского производства. Кто-то в штабе решил не экономить дорогостоящие боеприпасы, решив, что точечный удар выгоднее и эффективнее, чем ковровая бомбардировка, после которой в пепел обращаются целые гектары девственного леса. В-52 в очередной раз «сменил квалификацию», вновь превратившись в носителя «умного оружия», вполне соответствующего войнам двадцать первого века.

Экипаж, доверившись бортовой электронике, безошибочно удерживавшей бомбардировщик на заданном курсе, занимался, кто чем мог, коротая время. И, наконец, штурман, единственный, кто всерьез контролировал полет, сообщил:

— До выхода на рубеж пуска шесть минут!

— Автопилот отключить, — скомандовал Руперт. — Принимаю управление на себя. Экипаж, приготовиться. За дело, парни!

Вновь ладони полковника легли на штурвал, а остальные летчики уже колдовали над консолями, проверяя оружие, загружая координаты цели, тестируя системы. Для них война была похожа на компьютерную игру, пилотам не приходилось идти в атаку по чужой земле под огнем фанатичного врага, да и в небе у них не было больше достойного противника, но все же свою работу эти профессионалы привыкли делать качественно.

— Две минуты до рубежа атаки!

«Стратофортресс», пожирая мили — и галлоны топлива, залитого доверху в почти бездонные баки — приближался к границе американской зоне ответственности. Линия, скорее условная, просто дань традициям, подачка «международному сообществу», не желавшему, чтобы американцы делили русский пирог сами по своему разумению. Но для летчиков все же это был рубеж, за которым возникала, пусть призрачная, но угроза. В прочем, для летевшего в пяти с лишним километрах над землей В-52 никакие ракеты русских опасности по-прежнему не представляли.

— Оружие к бою, — приказал Колин Руперт.

— Ракеты готовы! Жду команды!

— Пуск!

Бомбардир нажал на клавишу, и от пилона отделился белоснежный цилиндр первой выпущенной ракеты. Мгновение, вспышка включившегося маршевого двигателя — и веретенообразный оперенный снаряд уносится к горизонту с околозвуковой скоростью, выпростав за собой длинный язык пламени. Факел работающего двигателя еще некоторое время был виден на фоне чернильной тьмы, но затем исчез и он, и ракета окончательно превратилась в мерцающую точку на экране, уверенно ползущую к его центру.

Инерциальная система наведения должна была вывести ракету в район цели с минимальной погрешностью. А затем управление на несколько десятков секунд перейдет к оператору, сейчас пассивно следившему за полетом с борта В-52. Инфракрасная система наведения AGM-142 позволит откорректировать ее курс, «положив» ракету точно на цель, укрытие русских террористов, похоронив их там заживо, сделав все так быстро, что люди, ставшие мишенями, едва ли успели бы испугаться.

Выпущенная с максимальной дистанции крылатая ракета преодолела восемьдесят километров за несколько минут. Экран перед оператором осветился, когда активизировалась тепловая система наведения. В инфракрасном спектре очертания предметов стали размытыми, но на блеклом фоне четко выделялось скопление точек, казавшихся раскаленными на фоне остывающей земной поверхности, скованной ночным морозом.

— Вижу цель!

Точным движением оператор совместил прицельную марку с блиндажом, где укрылись ничего не подозревающие террористы. Мгновение — и ракета ударила в выстланный дерном свод. Взрыв фугасной боеголовки весом триста сорок килограммов сорвал кровлю, оставляя на месте заботливо выстроенной землянки дымящуюся воронку глубиной несколько метров.

— Вторая — пуск!

Одна за другой сошли с направляющих еще три ракеты, подвешенные под крыльями «Стратофортресса». Бомбардировщик избавился от своего груза за несколько минут, и каждое выстрел точно поразил свою цель. Крылатые ракеты «Раптор» с гулом и воем пролетали над окутанным тьмой лесом, обрушаясь на лагерь партизан, и над тайгой разносились громовыми раскатами взрывы. Словно ангелы возмездия, они безошибочно находили свои жертвы в кромешной тьме, оставляя после себя лишь дымящийся пепел.

— Все цели поражены!

— Черт возьми, для парней из Сто первой хоть что-нибудь осталось? — капитан Митчелл покосился на оператора, сидевшего позади пилотов. — Жалко, если они зря слетают!

— Отличная работа, — кивнул Руперт. — Лечь на обратный курс. Мы свое дело сделали, парни, возвращаемся на базу!

Огромный «Стратофортресс», озаряемый мертвенным светом луны, и сам похожий на вырвавшегося из преисподней демона, плавно выполнил разворот. Под крылом клубились облака, зиявшие многочисленными прорехами. Ночь обещала быть морозной и ясной.

Бомбардировщик, опираясь на длинные скошенные крылья, неторопливо плыл на север, приближаясь к своей базе. Пилоты могли расслабиться — свою часть работы они сделали идеально, так что можно уже помечтать о возвращении на землю. А навстречу им, низко стелясь над ночным лесом, уже мчались к оставшемуся после ракетного удара пепелищу вертолеты с десантниками из Сто первой воздушно штурмовой дивизии. Акция возмездия продолжалась.

 

Глава 7. «Воздушная кавалерия»

Архангельская область, Россия 25–26 октября

Грузовик доставил десантников прямо на летное поле, содрогавшееся от гула турбин готовых к взлету винтокрылых машин. Не меньше десятка вертолетов, десантных и огневой поддержки, были готовы взмыть в воздух. Экипажи уже получили приказ и теперь ждали только своих пассажиров, тех, кого они должны были доставить в самое пекло.

Джеймс Салливан, распахнув дверцу кабины, спрыгнул на бетон, хлопнув ладонью по деревянному борту и сопроводив свои действия приказом:

— Отделение, на выход! Становись!

Десантники посыпались на бетонные плиты, перемахивая через задний борт тяжелого грузовика и выстраиваясь возле него в шеренгу. Они замерли, щурясь от слепящего света прожекторов, озарявших летное поле, разгоняя ночной сумрак. Пехотинцы поправляли висевшее на груди оружие, затягивали ремешки касок, проверяя, прочно ли закреплены на них пока поднятые вверх приборы ночного видения. А рядом выгружались другие отделения, тоже подгоняемы злыми нервными криками сержантов. Два взвода, полсотни вооруженных до зубов десантников, готовились отправиться в рейд против русских террористов.

— Отделение, равняйсь! — Салливан увидел выбравшегося из «Хаммера» командира взвода, прибывшего на летное поле тоже в полной экипировке. — Смирно!

Лейтенант Ромеро, облаченный в камуфлированный комбинезон BDU, перетянутый ремнями модульной подвесной системы MOLLE, с карабином М4А1 на плече, прошел пружинистым шагом мимо замерших десантников, дошел до края шеренги, развернулся на каблуках, а потом заговорил, перекрикивая даже гул турбин стоявшего в двух десятках шагов UH-60A «Блэк Хок».

— Внимание, бойцы, — зычно гаркнул командир взвода, глядя на десантников так, словно впервые видел их и теперь внимательно изучал каждую деталь экипировки. — Повторяю задачу! Взвод под прикрытием ударных вертолетов «Апач» высадится на базу русских террористов. Перед высадкой по ней будет нанесен ракетный удар, противодействие со стороны русских ожидается незначительное. Наша задача — зачистить базу, захватить пленных, если такие будут, всех, кто окажет сопротивление, уничтожать на месте! И еще, необходимо забрать с места проведения операции любые электронные устройства, все, что является носителями данных. Диски, кассеты, флэш-карты, все, что сможете там найти! Наша разведка нуждается в информации, и мы должны раздобыть ее, чтоб знать, что замышляют русские, и кто помогает им по обе стороны границы! Есть вопросы?

Вопрос был у Джеймса Салливана, впервые услышавшего про носители информации, которые требовалось искать на пепелище, оставшемся после бомбежки. Но сержант промолчал, понимая, что на месте все станет ясно. И если авиация накроет русских в их логове, то, чем черт не шутит, может десантники смогут выполнить и этот странный приказ.

— Бойцы, вам сегодня выпала возможность отомстить за своих погибших товарищей, — неожиданно продолжил лейтенант. — Мы можем положить конец террору, уничтожить своего врага в его логове, ничего не подозревающего, беспечного! Будьте готовы действовать быстро, решительно, без пощады!

Ромеро не зря сказал про месть. Половина бойцов отделения Салливана прибыла сюда из Штатов, прямиком из учебного лагеря, после того, как сержант со своими людьми столкнулись в лесу с русскими партизанами. Погибли хорошие парни, к тому же настоящие профессионалы, выжившие в Грозном, и уступившие какой-то горстке бегающих по лесам оборванцев.

— Сержант, командуйте! — приказал лейтенант Ромеро, отступая на шаг назад.

— Отделение, начать погрузку! К вертолету, бегом!!!

Восемь увешанных оружием и снаряжением бойцов разом развернулись, бросившись к вертолету, гостеприимно распахнувшему широкие сдвижные двери в бортах. В проеме одной из них на турели был установлен шестиствольный пулемет «Миниган», страшное оружия против лишенной укрытий пехоты. И русские террористы уже не раз на себе познали всю его смертоносную мощь.

Салливан забрался в десантный отсек «Черного ястреба» последним, усевшись на краешке жесткой скамьи и поставив карабин себе промеж ног, уперев его прикладом в пол кабины.

— Все на борту? — К сержанту обернулся пилот в огромном шлеме. — Готовы? Держитесь крепче, парни! Взлетаем!

Турбины над головами десантников взвыли еще громче, и геликоптер, молотя воздух широкими лопастями несущего винта, оторвался от земли. Вместе с ними взмыли еще три UH-60A с десантом на борту, а вместе с ними — вертолет радиоэлектронного противодействия ЕН-60А «Квик Фикс-3», тот же «Черный Ястреб», почти неотличимый внешне, но несущий мощные генераторы электронных помех, способные вырубить связь на десятках квадратных километров. А чуть позже в небо поднялась пара ударных AH-64D «Апач Лонгбоу». Стрекоча винтами, вертолеты, словно рой механической саранчи, на максимальной скорости двинулись на юг, к демаркационной линии, за которой десантников ждал бой.

Когда группа пересекла границу зоны ответственности, лейтенант Эд Танака опустил на лицо очки ночного видения, включив одновременно подсветку приборной доски. Тесная кабина бронированного «Апач Лонгбоу» озарилась мертвенным зеленоватым светом. Вертолет огневой поддержки, сейчас несущий на внешней подвеске полный набор вооружения — восемь ракет «Лонгбоу Хеллфайр» и тридцать восемь семидесятимиллиметровых НАР «Гидра» в двух девятнадцатизарядных сотовых установках, летел, чуть обогнав десантные геликоптеры, как бы готовый принять на себя вражеский огонь.

— Джимми, как ты?

— Все о'кей, командир, — ответил сидевший в передней кабине, под колпаком из пуленепробиваемого стекла, уорент-офицер Мерфи, оператор вооружения.

Первый боевой вылет после той схватки над русской степью — это не шутка. Сам Танака здорово нервничал, хотя и не знал, почему. Тогда им очень сильно повезло. Русская ракета вывела из строя двигатели и трансмиссию, но кабина выдержала град осколков. При падении бронированный фюзеляж вертолета принял удар на себя, пилоты отделались лишь ушибами и легким испугом, а потом подоспели свои, успели раньше русских, вытащили летчиков из разрушенной машины, отправили в тыл. А через несколько часов война закончилась, как тогда казалось, полной и безоговорочной победой. И вот теперь экипаж вновь в деле. Впереди — ночь, опустившаяся на казавшийся бескрайним дремучий русский лес, а сзади вертолеты с парнями из Сто первой, решившими надрать задницы русским террористам.

Десантные вертолеты сопровождала пара «Апачей», сила, которой хватило бы, чтоб сравнять базу партизан с землей за несколько минут, ну а уж после того, как по ней отбомбились В-52, Эд Танака вообще не понимал, зачем нужно такое прикрытие. Но приказ был отдан, и два AH-64D, «летающие танки» из Двести двадцать девятой бригады армейской авиации летели впереди и парой сотен футов выше «Черных Ястребов», пронзая темноту лучами надвтулочных радаров, вглядываясь в нее сенсорами инфракрасных прицельных систем FLIR, для которых будто не существовало темноты.

— Мы в пяти милях от зоны высадки, — сообщил Джеймс Мерфи, являвшийся еще и штурманом, и сейчас сверявшийся с бортовой навигационной системой. — О, черт, командир, ты это видишь!

Темноту прямо по курсу «Апача» разорвала яркая вспышка, над лесом набух огненный шар, рассеявшийся клубами багряного дыма. А за первым взрывом последовали еще два, почти одновременно, и, с небольшим интервалом, еще один.

— Это «Стратофортрессы», — догадался Танака. — Они там все сотрут в порошок!

— Значит, нам меньше работы. Приглядим за парнями, пока они копаются в руинах, и вместе вернемся на базу!

Мерфи тоже волновался, лейтенант чувствовал это и понимал своего напарника. Страх быть сбитым вновь никуда не делся, тем более, сейчас, когда под бронированным днищем «Апача» простирался русский лес, это было вполне реально. Но подготовленных, по-настоящему опытных пилотов было немного, и экипаж Танаки снова бросили в бой, доверив важную миссию. И теперь, помня, что от их действий зависят жизни четырех десятков товарищей, мчавшихся к цели в десантных отсеках UH-60A, пилоты «Апач Лонгбоу» собрали в кулак всю свою волю.

— До точки одна миля!

— Наберем высоту и пройдем над зоной высадки, — решил Танака. — Убедимся, что там чисто!

«Апач Лонгбоу», поднявшись еще на сотню футов, заложил вираж, промчавшись над пепелищем, в которое превратился лагерь русских террористов, которым не помогла никакая маскировка. Сейчас на месте блиндажей зияли еще дымящиеся воронки — ракеты, выпущенные с В-52, били без промаха, точно накрыв все цели.

Сенсоры прицельной системы были обращены к земле, обшаривая ее, фут за футом. Работавшие в тандеме низкоуровневая телевизионная и инфракрасная системы позволяли сквозь ночь увидеть человека за милю. Сейчас экипаж полагался больше на эти приборы, да на собственные глаза, чем на радар «Лонгбоу», пока бездействовавший. В любой миг навстречу вертолету, по дуге облетавшему то, что осталось от лагеря террористов, могли взвиться зенитные ракеты, и при мысли об этом лейтенант Танака почувствовал, как в груди холодеет, а ладони покрываются липким потом. Но на земле было тихо, никто не стрелял по «Апачу», словно подставлявшемуся нарочно под огонь, никто не пытался убежать, спрятаться.

— Никакой активности в зоне высадки не наблюдаю, — произнес в эфир Эд Танака. — На земле чисто!

— Вас понял, — отозвался командовавший десантом лейтенант из Сто первой, находившийся в одном из следовавших за «Апачами» UH-60A. — Первый взвод, начать высадку!

Танака потянул рычаг штурвала, уводя свою винтокрылую машину в сторону, освобождая место для маневров десантным вертолетам. «Апач» завис над лесом, набрав еще пару сотен футов высоты и нацелив вниз ствол установленной на подфюзеляжной турели тридцатимиллиметровой М230А1, готовой огрызнуться огнем при любом признаке врага.

— Смотри в оба, Джим, — напомнил Танака, сам вертя головой из стороны в сторону. — Не хочу сновать попасть на госпитальную койку!

— Все под контролем, командир!

Пилоты «Апач Лонгбоу» видели, как четыре из пяти вертолетов снизились, одновременно зависнув над пепелищем. Пятый, машина радиоэлектронного подавления ЕН-60А, уже включившая свои «глушилки», ходил по кругу на приличной высоте, маневрируя, чтобы гипотетический противник, таившийся в ночной мгле, не мог взять точный прицел. А четыре десантных «Ястреба» одновременно выбросили казавшиеся тонкими нитями фалы, и по ним скользнули вниз солдаты.

Погруженный в какие-то свои, толком не оформившиеся мысли, сержант Салливан вздрогнул, когда пилот UH-60A заглянул в десантный отсек, крикнув громко, так что все услышали даже сквозь шум турбин:

— Одна минута!

— Приготовиться, парни, — скомандовал разом стряхнувший с себя оцепенение сержант, оттянув назад рукоятку заряжания карабина и досылая в ствол первый патрон из тридцати, набитых в пластиковый магазин. — Оружие к бою!

Десантники одновременно взвели затворы. Джеймс щелкнул предохранителем М4, запирая спусковой механизм, и, сдвинув вперед по направляющим ствол подствольного гранатомета М203, вогнал в камору тупоголовую осколочную гранату М406.

В этот самый момент летчик вновь высунулся из кабины, показав кулак с вытянутым большим пальцем, и Джеймс Салливан, поднявшись на ноги, шагнул к проему десантного люка. Ухватившись за опущенный вниз трос рукой в кевларовой перчатке, он в последний миг сдвинул флажок предохранителя карабина, а затем бесстрашно шагнул в пустоту.

Спуск, сопровождаемый свистом в ушах, который не мог заглушить даже рокот турбин зависшего над головой вертолета, занял не больше двух секунд. Сержант, привычно поджав ноги, пружинисто ступил на землю, и тотчас отскочил в сторону, прижав на колено и нацелив ствол карабина на высившийся стеной непроглядного мрака лес. А за ним уже соскользнул по колышущемуся на ветру тросу вооруженный пулеметом рядовой Родригес, направивший свой М249 SAW в противоположную сторону, готовый встретить атаку недобитого противника шквалом огня. Пристегнутая к пулемету коробка с лентой на двести патронов позволяла создать настоящую завесу огня на несколько секунд, невероятно ценных для оказавшегося буквально между небом и землей десанта.

— Живей, живей, — кричал сквозь шум винтов сержант Салливан. — Занять оборону по периметру! Обезопасить зону высадки!

Надвинув на глаза закрепленный на каске прибор ночного видения, Джеймс Салливан теперь обозревал окрестности во всех оттенках зеленого, и надвигавшийся со всех сторон лес перестал быть таким пугающе мрачным. Первобытный ужас отступил, рассеялся суетой множества вооруженных людей и отрывистыми командами, звучавшими одновременно со всех сторон.

С зависших над разрушенным лагерем русских партизан UH-60A «Блэк Хок» скользили по тросам десантники, один за другим ступая на землю и занимая оборону. А над головами кружили «Апачи», готовые прикрыть высадку всей своей огневой мощью. Кроме того, десант мог рассчитывать и на поддержку «Черных ястребов», вооруженных шестиствольными М134 «Миниган», способными выпускать шесть тысяч пуль в минуту, мгновенно сметая все, что окажется в пределах досягаемости.

— Все на земле, сержант, сэр! — к Салливану подскочил один из его бойцов, придерживавший на груди карабин. — Высадка завершена!

И одновременно раздался громкий голос лейтенанта Ромеро, назначенного старшим десантной группы:

— Первый взвод, занять оборону по периметру! Вести наблюдение! Второй взвод, осмотреть территорию! Ищите трофеи и выживших!

Второй взвод — это и отделение Салливана, и потому сержант, не мешкая, махнул рукой, указывая на ближайшее укрытие террористов:

— За мной! Обыскать здесь все!

Сейчас на месте добротной землянки, в которой русские прятались, точно медведи в берлоге, осталась лишь яма с неровными краями, похожая на пустую могилу, только больше в несколько раз, к тому же заваленная бревнами, досками, каким-то мусором.

— Здесь настоящее месиво, сержант, — воскликнул Родригес, с пулеметом наперевес стоявший у самого края дымившегося провала. — Командование хочет, чтоб мы рылись на этой свалке, собирали компакт-диски? Что еще за чушь?!

— Отставить, солдат! Джонсон, О'Хара, вниз, — скомандовал Джеймс Салливан, встав на краю провала. — Остальным обеспечить прикрытие! Смотреть по сторонам, парни, и держать пальцы на спуске!

Двое десантников осторожно, чтоб не сломать себе что-нибудь в темноте, спустились вниз, раскидывая в стороны обломки досок, обрывки маскировочной сети. Через пару минут один из солдат растерянно сообщил, задрав голову и пытаясь отыскать среди нависших над ним темных силуэтов командира:

— Сержант, сэр, здесь пусто! Трупов нет, только какой-то хлам!

— Инфракрасное сканирование показало, что в этих укрытиях люди! Сенсоры зафиксировали тепло!

Вместо ответа десантник протянул сержанту обломки какого-то предмета, и Салливан с удивлением узнал керосиновый примус. В родном Арканзасе на ранчо отца был такой, полезная штука, особенно когда внезапно вырубали электричество.

— Похоже, ублюдки обманули тепловизоры, — пожал плечами боец. — Вот откуда было это тепло, сержант!

— Что за черт?! Лейтенант, сэр, — Салливан окликнул взводного. — Сэр, мы ничего е нашли!

— Какого дьявола? В остальных землянках тоже пусто! Ни одного вонючего ублюдка!

Какое-то подозрение успело закрасться в душу Джеймса Салливана. Возвышавшийся со всех сторон неприступной стеной лес снова дохнул леденящим страхом, безотчетным, беспричинным, сковавшим сердце холодом.

— Ракета! — вдруг раздался рядом растерянный возглас одного из бродивших по пепелищу десантников. — Здесь кто-то есть!

Зеленая искорка взвилась в небо, вспыхнув на несколько секунд мерцающим сиянием. Лейтенант Ромеро открыл рот, будто что-то собираясь сказать, и тотчас земля содрогнулась от взрыва. Яркая вспышка, усиленная ночной оптикой, заставила Джеймса Салливана вскрикнуть от боли в глазах, а потом пришла ударная волна, смахнувшая сержанта и тех, кто стоял рядом, словно кегли, повалив их на землю.

Когда внезапно пропала связь, Алексей Басов не удивился и не растерялся. Он взглянул на своих товарищей, спокойно сказав:

— Поставили помехи. Они предсказуемы, и это нам на руку. Я вам говорил, что наверняка попытаются лишить нас связи. Американцы любят возиться со своими игрушками. Значит, они уже рядом! Действуем по плану!

Полковник загнал в камору сигнального пистолета толстый цилиндр ракеты, а затем взял в руки винтовку СВД, на которую временно сменил свой автомат. Мощная самозарядная винтовка с ночным прицелом НСПУ-5, тяжелым и громоздким, но надежным, сейчас была эффективнее, и Басов не желал, чтоб хотя бы одна из выпущенных им пуль не нашла бы свою цель.

— Вертолеты, — громко прошептал Азамат Бердыев, расположившийся в засаде вместе со своим командиром. С некоторых пор бывший танкист-«кантемировец» стал кем-то вроде личного телохранителя, все время держась рядом, готовый идти за Басовым хоть в пекло. — Близко!

Гул и стрекот винтов обрушились с неба, и над головами промелькнули черными тенями, прошедшие на предельно малой высоте вертолеты. Алексей Басов видел, как они зависли над разгромленным лагерем, как по тросам, казавшимся тонкими ниточками, соскользнули на землю десантники.

— Внимание, — скомандовал полковник, поднимая руку с зажатым в ней сигнальным пистолетом. — Приготовились!

Рассыпавшиеся по изрытой взрывами поляне американские десантники оказались под прицелом десятков стволов, совершенно об этом не подозревая. Залегший слева от Басова пулеметчик повел из стороны в сторону стволом ПКМ, готовый по сигналу накрыть прогалину свинцовым дождем. А залегший по правую руку Бердыев уже положил на плечо тубус гранатомета PF-89.

Басов нажал на спуск, и зеленый шар сигнальной ракеты с шипением взвился в небо, вспыхивая в его чернильной тьме сверхновой звездой. И одновременно Басов скомандовал:

— Огонь!

С гулким грохотом выстрелил гранатомет, и с секундным опозданием прерывисто заухал пулемет, захлебываясь огнем. Взрыв реактивной гранаты осветил поляну, по которой, словно коса, прошлась от края и до края длинная очередь пулемета, сметая лишенных укрытия американцев. А затем выстрелы загрохотали со всех сторон, свинцовой волной накрыв то, что осталось от партизанского лагеря. Где-то на противоположном конце поляны громыхнул «Шмель», и термобарическая граната разорвалась в самой гуще врага. Алексею Басову прежде довелось видеть, как выстрелом из РПО разнесло целый дом. Сейчас, на открытой местности, эффект был не столь силен, но все рано по поляне как будто шестидюймовая гаубица ударила.

— Шквальный огонь! — крикнул полковник, вскидывая свою СВД.

Вжав приклад плотнее в плечо, Басов повел стволом, поймал в перекрестье прицела метавшуюся по краю поляны фигуру, и нажал на спуск. Затыльник упруго толкнул в ключицу, винтовка дрогнула в руках, звук выстрела, отрывистый и резкий, потерялся на фоне не смолкавшей пальбы, а через мгновение полковник увидел, как американский десантник заваливается на спину.

Поляну обстреливали со всех сторон — из пулеметов, снайперских винтовок, автоматов, гранатометов. Заходился огнем ПКМ, рядом отрывисто трещали «калашниковы», сам Басов трижды выстрелил из «драгуновки». Вспышки взрывов, накрывших поляну, «засветили» ночной прицел НСПУ-5, но в кого-то полковник все же попал, хотя оценить результаты стрельбы уже не мог.

Было видно, как уцелевшие американцы беспорядочно мечутся по поляне, падают, ползут куда-то под кинжальным огнем. Несколько секунд в ответ партизанам не раздалось ни одного выстрела, а затем из тьмы над головами возник грохочущий вертолет, из-под крыльев которого вырвались огненные стрелы, и лес в сотне метров от позиции Басова исчез в стене пламени. А затем винтокрылая машина развернулась на месте, и из-под плоского днища ее фюзеляжа брызнули мерцающими каплями трассирующие снаряды.

Сержанту Салливану повезло. Взрыв выпущенной русскими гранаты лишь оглушил его, заодно сшибив с ног, и только поэтому пулеметная очередь, стальной плетью стегнувшая по поляне, не зацепила десантника. Джеймс перекатился за бревно, часть стены разрушенной ракетами русской землянки, укрываясь от свистевших над землей пуль, и в этот миг по десантникам ударили разом со всех сторон.

Из леса с шипением вылетело разом несколько гранат, накрывших растерянных бойцов, а затем открыли шквальный огонь пулеметы и автоматы. Затаившиеся на опушке леса русские били в упор, с трехсот-четырехсот метров расстреливая замешкавшихся десантников, не успевших найти себе укрытия.

Возле Салливана повалился на землю смутно знакомый темнокожий капрал из первого взвода. Его грудь была разворочена несколькими пулями, изо рта хлестала кровь. Парень прожил еще несколько мгновений, уставившись полными ужаса и боли глазами на Джеймса. Он хрипел, что-то пытался сказать, но вместо слов исторг только кровавую пену, пузырившуюся на губах, а затем, шумно, с присвистом, выдохнул, и замер без движения, разом обмякнув.

— О, господи! — Сержант высунулся из-за бревна. — Получите, ублюдки!

Не целясь, все равно было непонятно, где противник, Салливан выпустил полмагазина одной очередью, а затем выстрелил из подствольника, послав гранату куда-то в сумрак леса. Рядом застрочил пулемет. Покосившись, сержант увидел Родригеса, тоже залегшего, укрывшись за бревнами, и поливавшего опушку леса короткими очередями из М249. Трассеры вспыхивали во тьме, алыми стежками протянувшись над поляной.

Слева и справа зазвучали выстрелы из карабинов, одиночные и короткие очереди. Десантники приходили в себя, отвечая на первый шквал скупым, точным огнем. Захлопали подствольные М203, послав несколько гранат в сторону леса, скорее всего, без особого результата, разве что заставив русских укрыться, на миг ослабив натиск.

— Родригес, где командир? Где лейтенант?

— Там, — пулеметчик махнул рукой куда-то во тьму. — Я его там видел, сэр!

Салливан, извиваясь, точно змея, ползком двинулся в указанном направлении. Двигаться так в полном снаряжении, бронежилете, с подсумками для десятка автоматных магазинов, ручных гранат и выстрелов для подствольного М203 было неудобно. Несколько пуль ударили в землю возле лица сержанта, заставив десантника вскрикнуть от испуга. Рядом взорвалась прилетевшая из леса граната. По пути Джеймс Салливан трижды натыкался на трупы, к счастью, никого из своего отделения не нашел. Еще один десантник, раненый, пытался забиться в какой-то ров, волоча за собой культю оторванной правой ноги.

— Лейтенант, сэр? — Сержант толкнул в плечо лежавшего, раскинув руки, словно пытавшегося обнять мерзлую, твердую, как камень, землю, командира. — О, дьявол!

Лейтенант Ромеро умер, чтоб сделать такой вывод, не требовалось быть патологоанатомом. Не живут люди с половиной черепной коробки, а если и живут, то очень недолго. Но предаваться панике было некогда. Сержант Салливан все еще отвечал за восемь парней из своего отделения, отбивавшихся от русских. Стащив с тела командира рацию, Джеймс закричал в микрофон, молясь, чтоб кто-то услышал его, чтобы рация работала:

— Прием, всем кто слышит, Наземная группа вызывает авиацию! Нужна поддержка с воздуха! Мы атакованы, кто-нибудь, прикройте нас!

— Я вас слышу, — раздался четкий голос в динамике. — Обозначьте свое положение и пометьте цели! Повторяю, дайте целеуказание!

— Черт возьми, русские в лесу, они везде, по всему периметру! Похоже, перемещаются постоянно! Мы здесь в западне, прикройте нас огнем!

— Отходите к центру поляны, иначе можем накрыть вас вместе с террористами!

Сержант поднял с земли тубус противотанкового гранатомета М136, лежавший рядом с телом своего командира. Забросив РПГ за спину, Джеймс бросился прочь от опушки леса, сверкавшей вспышками дульного пламени. Над головой Салливана пронесся вертолет, черное пятно на фоне черного неба, а затем от него брызнули миниатюрными болидами ракеты, и на опушке леса вздулись огненные шары взрывов, лопнувшие с жутким грохотом. А «Апач» развернулся, открыв огонь по чему-то на земле из пушки, и сержант увидел, как снаряды срезают деревья.

А затем над лесом взмыла крохотная искорка, метнувшаяся к вертолету. Пилоты запоздало попытались набрать высоту, отстрелив тепловые ложные цели, вспыхнувшие в ночном небе диковинным фейерверком, но зенитная ракета, наводясь на пышущие жаром турбины, разорвалась у борта AH-64D. С земли было видно, как вертолет качнулся, потеряв устойчивость, а затем двинулся к лесу, теряя высоту. В этот миг из тьмы взмыла еще одна ракета «земля-воздух», ударившая «Апач» в бронированное днище. Вспышка взрыва ослепила десантников, и охваченный огнем вертолет рухнул на землю, заливая все вокруг горящим топливом, хлеставшим из пробитых баков.

Увидев взмывшую над лесом зеленую ракету, Олег Бурцев вскочил, со всех ног припустив к опушке. Буквально пролетев сотню метров, он с размаху упал на землю, и, едва уняв дрожь во всем теле, приложился к пулемету. Поймав в прицел группу вражеских солдат, от которой сержанта отделяло не больше трех сотен метров, он нажал на спуск, поведя стволом слева направо и видя, как валятся срезанные 5,45-миллиметровыми скоростными пулями американцы.

— Огонь из всех стволов! — крикнул Олег подоспевшим товарищам, отставшим от него на несколько шагов. — Гранатометчики, цельте в скопления пехоты!

Первый магазин Бурцев отстрелял за несколько секунд, отомкнул его, откинув в сторону, вслепую нашарил в кармане «разгрузки» снаряженный рожок, вставил в пулемет и снова нажал на спуск, расстреливая в упор бестолково суетившихся американских десантников.

Рядом закашлял, выплевывая раскаленный свинец, АК-74 Жанны Биноевой. Пользуясь ночной оптикой, она безошибочно отыскивал цели, пытавшихся укрыться американцев, накрывая тех короткими, в два-три патрона, очередями, и видя, как ее жертвы безвольно разваливаются на земле. А тем временем один из партизан пристроил на плече метровую пластиковую трубу огнемета «Шмель», выпустив в сторону противника гранату. Выстрел оглушил тех, кто был рядом, из казенного среза ударила струя дыма и огня, а шестикилограммовый снаряд умчался к цели, чтобы вспухнуть через мгновение огненным шаром, поглотившим сразу нескольких врагов.

В ответ с поляны ударил пулемет, и Олег почувствовал, как что-то горячее с визгом прошло над самой его головой, срезая ветви с деревьев и взрыхляя землю вокруг.

— Пулемет справа! — Бурцев засек огневую точку по вспышкам дульного пламени. — Слава, гаси его из «граника»!

Тащивший связку гранатометов партизан опустился на колено, вскинул на плечо цилиндр PF-89, замер, прицеливаясь, и выстрелил. Звук показался оглушенным выстрелом «Шмеля» бойцам даже тихим, а над тем местом, откуда строил пулемет, поднялся столб дыма и огня.

— Отлично! Прижмите их к земле, огня не прекращать!

Огнеметчик, использовав свое самое мощное оружие, уже взялся за автомат, а его напарник еще раз выстрелил из гранатомета. Сам Олег продолжал бить теперь уже короткими очередями, целя в любое движение, какое только мог заметить. В ответ тоже стреляли, несколько пуль впилось в ствол лиственницы, за которой устроился Бурцев, и щепки ужалили десантника в лицо и руки.

— Воздух! — крикнул боец с РПГ, услышав приближающийся стрекот винтов. — Вертолет! Летит сюда!

Вертолет они так и не увидели, зато через пару секунд земля содрогнулась от взрывов, и вокруг поднялась стена огня. С шелестом над головой пронеслись ракеты, ударная волна швырнула в лицо лесной мусор, забила глаза частичками коры и хвои. Потом заработала автоматическая пушка, и снаряды, с гулом проносившиеся между деревьев, начали взрываться вокруг, срезая осколками кусты, а при прямом попадании срубая вмиг деревья.

— Черт, где же ЗРК? — Бурцев уткнулся лицом в землю, закрывая руками не столько самого себя, сколько пулемет. — Какого черта они ждут?!

Словно в ответ на обвинение десантника в небе сверкнули огненными точками зенитные ракеты. Партизаны увидели, как сразу две подряд настигли круживший над поляной американский вертолет, и тот, охваченный огнем, упал прямо на головы вражеских десантников, осветив всю поляну, так что стали ненужными всякие ночные прицелы.

Казалось, будто над головами партизан включили огромную дрель, и по земле хлестнула огнем и свинцом очередь из «Минигана» с борта одного из UH-60A. Шквал пуль накрыл позицию группы Бурцева, и Олег увидел, как падает, буквально разрезанный пополам парень, стрелявший из «Шмеля». Что-то горячее ужалило в ногу самого сержанта, заставив того вскрикнуть от боли, а затем от злости, обращаясь к своему напарнику:

— Сковырни «вертушку», Слава! Гранатометы остались?

Олег помнил, как однажды вместе с полковником им почти удалось сбить «Апач» из противотанковых гранатометов. А сейчас цель была легче, почти неподвижная, зависшая на малой высоте, всего в полусотне метров над землей, и у партизан был шанс.

— Сейчас сделаю тварей!

Услышавший приказ своего командира боец вскинул последний РПГ, целясь в зависший над поляной вертолет, от борта которого к земле протянулся даже не поток трассеров, а настоящая струя огня. Поймав в объектив простенького оптического прицела силуэт плевавшегося огнем «Черного ястреба», партизан нажал на спуск. С громким хлопком кумулятивная граната покинула ствол PF-89, взмыв в небо.

Пилот американского вертолета заметил опасность, попытался уклониться энергичным маневром, и, возможно, это получилось бы у него. Но одновременно по «Блэк Хоку» выпустили еще две гранаты с разных точек, и одна из них врезалась в борт вертолета, разорвавшись в десантном отсеке.

Лишенный полноценной защиты геликоптер вспыхнул, камнем падая на землю, где ликовали одержавшие еще одну победу партизаны.

— Сожрали, суки! — Олег Бурцев вскинул кулак, словно грозя ночному небу, перечеркнутому наискось нитями трассеров, вспыхивавших и тотчас гаснувших над головами партизан.

«Черный ястреб», упав на землю бесформенной грудой металла, ярко горел, и на фоне пламени отчетливо были видны силуэты метавшихся в панике американских десантников. А из леса по ним продолжали бить пулеметы, летели, разматывая за собой языки огня, реактивные гранаты, хлопали, взрываясь, выпущенные из подствольников ВОГи.

В ту секунду, когда звучавшие из динамиков спокойные рапорты десантников сменились паническими криками, которые заглушала ураганная стрельба, генерал Альберт Костас ударил кулаком по столу. Командующий Сто первой дивизией следил за ходом операции против террористов с передовой базы одного из своих батальонов, того самого, бойцы которого штурмовали лагерь русских боевиков.

— Мы атакованы, — звучал из мощного динамика голос кого-то из взводных командиров, чудом уцелевшего после первого залпа. — Плотный огонь со всех направлений! Большие потери, много убитых! Нужна огневая поддержка!

— Черт возьми, как это могло произойти?! — Костас, которого буквально трясло от бессильного гнева, обвел взглядом растерявшихся офицеров, с земли координировавших операцию. — Это измена! Русские знали заранее о нашем рейде! Наши парни угодили прямиком в засаду!

Тех, кто находился в штабе, на несколько мгновений охватила паника. План, тщательно проработанный, выверенный до мелочей, рухнул в один миг, когда русские, остававшиеся незамеченными все это время, открыли огонь, атаковав десантников.

— Вытаскивайте оттуда парней, немедленно, — приказал пришедший в себя, кое-как справившись с гневом и шоком, генерал Костас. — Немедленная эвакуация! Я прекращаю операцию! И вызывайте самолеты, пусть сравняют с землей весь этот чертов лес!

— Генерал, сэр, вертолеты попали под обстрел с земли! Русские применяют РПГ и ПЗРК, сбиты «Апач» и «Черный ястреб»! «Птички» не смогут там приземлиться, чтоб подобрать людей!

— Какого черта? Мы не можем бросить там наших парней! Приказываю авиации подавить огневые точки террористов! Что у нас есть поблизости? Направляйте туда все, что можете, сейчас же!

— «Хорниты» авиации Морской пехоты будут в квадрате через тридцать минут!

— «Спуки» в шести милях от точки!

«Воздушная канонерка» АС-130 была главным козырем, до поры припрятанным атакующей стороной в рукаве, и теперь Альберт Костас мог полагаться лишь на ее сокрушительную огневую мощь. Он — и те бойцы, что гибли сейчас за сотни миль от теплого и уютного штаба, посреди русского леса, скованного ночным морозом.

— Пусть «ганшип» обеспечит поддержку десанта, — решил командующий Сто первой дивизией. — Необходимо зачистить зону высадки, чтоб вертолеты могли приземлиться, взять к себе на борт наших парней и взлететь! Довольно уже потерь!

— Есть, сэр!

Приказ генерала Костаса был немедленно передан на борт тяжелого штурмовика AC-130U «Спуки», уже час барражировавшего вдоль границы зоны ответственности. Огромный «Локхид» немедленно изменил курс, направившись на выручку своим десантникам, попавшим в огневой мешок и изо всех сил державшим оборону.

— Сэр, подлетное время восемь минут, — сообщил штурман «Спуки» офицеру управления огнем.

Плывущий над погрузившимся во тьму лесом самолет был мало отличим от обыкновенного транспортного С-130, на базе которого и создавался в свое время. Лишь при ближайшем рассмотрении можно было заметить большое количество антенн, которыми ощетинился фюзеляж и плоскости самолета. Но самым заметным отличием были торчавшие по левому борту орудийные стволы, направленные к земле и готовые обрушить свинцовый шквал на все, что попадет в поле зрения бортового радара Хьюз AN/APQ-180, инфракрасной системы AN/AAQ-117 или низкоуровневой телекамеры ALLTV, и будет признано враждебным. Это был настоящий летающий линкор с огневой мощью танка, не зря «Спуки» был вооружен, как и ранние модификации М1 «Абрамс», орудием калибр сто пять миллиметров.

— Начать поиск целей, — приказал офицер управления огнем. — Оружие к бою! Наблюдателям быть предельно внимательными, у противника есть ракеты «земля-воздух»!

Командир экипажа и четверо операторов, осуществлявших управление всем арсеналом «Спуки», находились глубоко в чреве АС-130, в бронированном помещении, стены которого были покрыты мониторами. Сюда стекались все данные от поисковых систем, комплекса самообороны самолета, способного противостоять атаке зенитных ракет, и бортовой навигационной системы. Это был мозг «воздушного линкора».

Сейчас операторы пытались обнаружить позиции противника, используя телевизионную и инфракрасную системы, и их команды ждали стрелки, обслуживавшие установленные на борту «Спуки» орудия, уже заряженные и взведенные. Тяжелый штурмовик лег в широкий вираж, описывая над лесом круг на высоте в десять тысяч футов, почти предельной для ПЗРК и позволявшей вести достаточно эффективный огонь.

— Наши парни здесь, — один из операторов указал на экран. — Это бывший лагерь террористов, десантники держат там оборону. Русские укрылись в лесу, их сложно заметить с воздуха, сэр!

— Свяжитесь с наземной группой, пусть отойдут к центру поляны, дальше от леса. Не хочу, чтоб наши снаряды задели своих! После этого открываем заградительный огонь по опушке, отгоним подальше русских!

— Слушаюсь, сэр!

«Спуки», не приближаясь к месту боя ближе, чем на три километра, полностью замкнул круг. Стволы орудий шевельнулись, словно пытаясь что-то высмотреть или вынюхать на земле, окутанной мраком, а затем полыхнули пламенем. Ухнула стапятимиллиметровая гаубица М102, посылая к земле первый снаряд. Вторя ей, затрещала автоматическая пятиствольная GAU-12/U, выпустив за секунду целый поток свинца, тридцать снарядов калибра двадцать пять миллиметров. Чуть позже открыл огонь сорокамиллиметровый «Бофорс». Из-за кассетного питания он был не стольку скорострелен, но этот недостаток с лихвой окупался фугасным действиям килограммовых снарядов, перепахивавших сейчас землю, выкорчевывая за раз целые деревья.

— Какая-то активность на северной опушке, — доложил оператор, ведущий поиск целей при помощи инфракрасной системы производства «Тексас Инструментс». — Это противник!

— Перенести огонь! Давайте «сто пятые» снаряды!

Увенчанный ребристой насадкой дульного тормоза ствол гаубицы шевельнулся, выцеливая обнаруженного противника, а затем загрохотали выстрелы. Казалось, над осенним ночным лесом разбушевалась запоздалая гроза. «Спуки» ходил кругами, ведя непрерывный огонь из всех стволов, порой просто по площадям, но командир экипажа представлял каково там, внизу, оказаться под градом снарядов. Теперь-то русским точно будет не до боя, лишь бы ноги унести поскорее. АС-130 был королем неба, богом-громовержцем, которому не могло быть равных здесь и сейчас. Но все изменилось в один миг, когда над лесом взвились огненными шарами зенитные ракеты, метнувшиеся по чернильной чаше ночного неба к штурмовику.

— Ракетная атака, — дрогнувшим от волнения голосом крикнул наблюдатель. — Мы под обстрелом!

— Принять меры противодействия! Сбросить ложные цели!

Кассеты AN/ALE-40, установленные под фюзеляжем «Спуки», отстрелили целые гроздья тепловых ракет-ловушек, рассыпавшихся вокруг АС-130, поспешно менявшего курс, уходя в набор высоты. Офицер управления огнем, уверенный в том, что его самолет отнюдь не столь беспомощен и уязвим, каким мог показаться, сохранял спокойствие ровно до той секунды, когда одна из ракет разорвалась под гондолой двигателя. Поврежденная турбина вспыхнула, выпустив длинный язык огня, и «Спуки», лишившийся разом четверти подъемной тяги, провалился на левое крыло.

Тарахтя маломощным мотором, тяжелый «Урал» с коляской выбрался на просеку. Почти уже заросшая, она была неразличима с воздуха, не отмечена на картах, но все же по этой тропе вполне мог проехать мотоцикл с двумя пассажирами и не слишком тяжелым грузом. Целая сеть таких тайных дорог раскинулась вокруг лагеря партизанского отряда, и по одной из них теперь и мчался, подскакивая на ухабах и кочках, «Урал».

— Стой, — партизан, сидевший позади водителя, хлопнул его по плечу. — Тормози! Слышишь?

Мотоцикл встал, и они услышали одновременно доносившийся с неба низкий гул турбин, то удалявшийся, то нараставший, словно невидимый во тьме самолет ходил кругами. А затем к этому звуку присоединились новые, пульсирующий треск и глухие удары, и земля под ногами вдруг дрогнула от разрывов упавших на нее совсем неподалеку снарядов.

— Здесь подождем, — решил водитель. — Доставай!

Напарник откинул брезент, которым была накрыта коляска, вытащив из нее две полутораметровые пластиковые трубы зенитных комплексов FN-6. Взвалив на плечи шестнадцатикилограммовые контейнеры, партизаны встали посреди просеки, глядя в небо. И, наконец, увидели выплывший из-за облаков самолет. Он величаво полз по черному небу, озаряя его всполохами выстрелов, и можно было даже заметить алые пунктиры снарядных трасс, наискось протянувшиеся к земле. Он летел на приличной высоте, не меньше двух километров, но был достаточно велик и шумен, чтобы видеть и слышать крылатую машину с земли.

— Это «ганшип», сука, — произнес один из партизан. — Точно, он!

— Цель в зоне досягаемости! Приготовиться! Огонь по моей команде! Сейчас засадим пиндосам!

Два стрелка одновременно навели оружие на цель. Зуммер сообщил обоим о том, что тепловые головки самонаведения захватили цель, и первый стрелок нажал на спуск. Стартовый двигатель вытолкнул ракету из пускового контейнера, и лишь когда она удалилась на несколько метров, включился маршевый двигатель, уводя ее в зенит, следом за пролетевшим над просекой «Спуки». А затем в небе словно фейерверк вспыхнул, когда с «Локхида» сбросили ложные цели.

— Все, пора сваливать, — решил командир. — Давай за мной!

Оба прыгнули на мотоцикл, водитель толкнул педаль стартера, и «Урал», застрекотав двигателем, сорвался с места, уносясь по просеке. Партизаны не видели, как одна из выпущенных ракет ушла в сторону, сбитая с толку ложной целью, и взорвалась вдалеке от «ганшипа». А вторая поразила его в двигатель, и самолет, прекратив огонь, немедленно развернулся курсом на север, уходя из опасной зоны и неуклюже при этом покачиваясь в полете.

Полковник Тарас Беркут немигающим взглядом следил за мерцающей точкой, медленно перемещавшейся по экрану радара. Сидевший перед монитором оператор, обернувшись к возвышавшемуся за его спиной офицеру, опиравшемуся обеими руками на спинку кресла, доложил:

— Воздушная цель пересекла демаркационную зону десять минут назад. Появилась с севера. Держится в пределах квадрата десять — сорок один. Судя по характеру сигнала, это транспортный самолет Локхид «Геркулес», господин полковник!

Командир полицейского батальона оперативного реагирования, расквартированного в архангельской области, нахмурился, стиснув зубы. Его вызвали на контрольную вышку местного аэродрома, нарушив сон, и сейчас Беркут был зол на всех, кто помешал ему, но, несмотря на злость и сонную одурь, пытался понять, что происходит. В этом небе нечасто появлялись гости, обычно охранявшие нефтепровод американцы держались в пределах своей зоны, и любое нарушение границы стразу становилось заметно на фоне практически пустого неба. И сейчас появившийся с севера «Локхид» медленно кружил в перекрестии лучей радаров, точно попавшая в паутину муха.

— Американцы вторглись в наше воздушное пространство без нашего разрешения, даже без запроса?! Свяжитесь с ними, выясните, что это значит!

— Уже связались. В штабе Сто первой дивизии нам сообщили, что проводят контртеррористическую операцию.

— Высокомерные ублюдки! — Беркут ударил кулаком по спинке кресла, так что оно жалобно хрустнуло, а оператор, следивший за показаниями локатора, вздрогнул от испуга и неожиданности, вспомнив некстати, что полковник одним ударом ломал кирпич. — Они должны были хотя бы предупредить! Это наверняка АС-130, тяжелый штурмовик, янки используют их для поддержки своего спецназа! Значит, там уже высадился или вот-вот высадится их десант!

— Господин полковник, больше никаких воздушных целей в этом квадрате нет!

— Вертолеты могли проскользнуть ниже линии радара, это «ганшипу» нужна высота! Американцы решили нас еще раз ткнуть мордой в дерьмо! Передайте мой приказ готовить к вылету вертолеты!

Беркут, спустившись с башни, ворвался в казарму, где расположилась одна из его рот. Сотня бойцов, вымуштрованных за минувшие месяцы самим полковником по спецназовской методике, была основой правопорядка на этом участке демаркационной линии, отсекавшей от России огромный кусок территории, где американцы были полноправными хозяевами.

— Рота, тревога! В ружье!

Спавшие полицейские вскочили, непонимающе мотая головами, но вбитые в подсознание рефлексы взяли свое, и люди, еще не осознав, что происходит вокруг, уже одевались, натягивали «разгрузки» и бронежилеты, бросаясь после этого к стойке с оружием. Сам Беркут уже держал в руках АН-94 со сложенным прикладом.

— Построение на летном поле через две минуты, — скомандовал Беркут. — За мной, бегом марш!

Грохоча по бетону ботинками, рота покинула казарму, пробежав по летному полю. Три вертолета Ми-8МТВ в камуфляжной окраске, с подвешенными на пилоны блоками НУРС и пушечными контейнерами, уже выкатили из ангаров, и сейчас пилоты прогревали двигатели.

Полицейские, добежав до середины посадочной площадки, торопливо, но без суеты построились в две шеренги, разбившись повзводно. Все уже были в полном снаряжении, с оружием, многие даже в касках. Сотня хмурых лиц обратилась к полковнику, сотня пар настороженных глаз следила за каждым его жестом, за каждым движением.

— Рота, внимание! Несколько минут назад американская авиация нарушила границу воздушного пространства и нанесла удар по нашей территории. Они утверждают, что проводят операцию против партизан, но не удосужились даже сообщить нам об этом заранее. В очередной раз американцы нарушили взятые на себя договоренности, указав нам, кто на самом деле здесь хозяин. Они делают, что хотят, на нашей земле и в нашем небе, как будто нас здесь уже нет. Я не могу допустить этого! Приказываю немедленно грузиться в вертолеты! Мы вылетим к границе и заставим американцев вернуться в свою зону ответственности, если придется, то и силой оружия! На своей земле мы сами наведем порядок! Кто готов оспорить мой приказ?

В ответ из строя не донеслось ни звука. Кто-то еще не вполне соображал, что происходит, а кто-то уже был готов к бою, в нетерпении поглядывая на стоявшие рядом Ми-8, уже раскручивавшие винты.

— Рота, начать погрузку! К вертолетам бегом марш!

Строй рассыпался, бойцы бросились к вертолетам, уже готовым сорваться в небо. Один за другим полицейские исчезали в проемах распахнутых дверей, с топотом бежали по опущенным на бетон кормовым аппарелям модернизированных Ми-8. Полковник Беркут поднялся на борт последним, дождавшись, пока его люди займут свои места в тесноте десантного отсека, и сразу же направился к пилотам, скомандовав:

— Взлетаем!

Три вертолета медленно оторвались от земли, уходя от аэродрома курсом на севере. Уже в воздухе Беркуту сообщили с контрольной башни о том, что «Геркулес» неожиданно покинул воздушное пространство страны, вернувшись в американскую зону ответственности.

Услышав новый доклад, генерал Костас выругался, а затем, обернувшись к оператору, произнес:

— Какого черта там происходит? Мне нужны полные данные! Где, дьявол вас забери, разведка?! Направьте туда все «дроны», соединитесь со спутниками!

Теперь командующий Сто первой дивизией понял окончательно, что его просто обвели вокруг пальца, заманив десант в ловушку, из которой не было выхода. Потеряв за минуту два вертолета, он чуть не лишился еще и «Спуки», благо, живучий «Локхид» был достаточно прочен, чтоб не развалиться от попадания единственной ракеты.

— Дайте связь с командиром десанта, — потребовал Костас.

— Слушаюсь, сэр!

Минуту оператор колдовал над консолью, а затем в динамике раздался искаженный помехами голос:

— На связи Браво-один!

— Браво-один, это командный центр, — ответил генерал. — Какова обстановка?

— Русские ведут плотный огонь из стрелкового оружия и гранатометов, у нас большие потери, много раненых. Мы держим оборону в их лагере, но блокированы со всех сторон. Нам нужна поддержка с воздуха и эвакуация, и немедленно, иначе скоро вам не с кем будет разговаривать, командный центр!

— Мы вас оттуда вытащим, Браво-один! Продержитесь несколько минут! Сейчас истребители расчистят зону высадки и вас заберут вертолеты!

Отключившись, Альберт Костас снова набросился на одного из операторов:

— Где самолеты Морской пехоты? Где их «Хорнеты»?!

— Через минуту будут в воздухе, сэр!

Базировавшиеся под Санкт-Петербургом истребители Корпуса морской пехоты стали последней надеждой генерала Костаса, и их появление должно было изменить ход боя. Они были достаточно быстрыми, чтоб не опасаться маломощных русских ракет, и несли достаточную нагрузку, чтобы выжечь с одного захода всех партизан, укрывавшихся в лесу. Вот только с точностью у пилотов «маринз» порой возникали проблемы, так что бомбы могли с равной вероятностью накрыть и чужих, и своих.

Командующий Сто первой воздушно-штурмовой не знал, что полчаса назад четверо русских партизан смогли подобраться к взлетной полосе американской базы под Питером на пять сотен метров. Позади остались посты, проволочные заграждения и минные поля, и теперь диверсанты могил видеть озаренную прожекторами бетонку, в дальнем конце которой еще продолжалась какая-то суета вокруг готовых к вылету самолетов.

— Минируем и отходим в темпе, — приказал старший группы, капитан-лейтенант Сибирцев, бывший командир минно-артиллерийской боевой части сторожевого корабля «Ярослав Мудрый».

Двое партизан ползком двинулись дальше, к самому краю полосы, обрамленной сигнальными огнями и расчерченной полустершимися линиями разметки. А сам Сибирцев вместе с четвертым членом группы, старшим мичманом Моревым, остались прикрывать. Сжимая до боли в ладонях автоматы, они пытались одновременно смотреть во всех направлениях, чтоб первыми обнаружить появление врага.

Мичман, бывший командир расчета артиллерийской установки АК-176М мало ракетного корабля «Пассат», невольно отвлекся на работу саперов, устанавливавших возле взлетной полосы массивные цилиндры, оболочка которых раскрылась, подобно бутону, обнажив нацелившиеся в небо датчики.

— Это что за мины? — Морев окликнул своего командира. — Таких не видел никогда. Да и зачем, кого тут взрывать?

— Мина противовертолетная ПВМ. Может сбивать не только вертолеты, но и низколетящие самолеты, например, на взлете. Самое то для нас. Они даже на вооружение толком не поступили, и янки к такому точно не готовы!

Моряки-балтийцы, сменившие ракеты и пушки своих эсминцев на автоматы и РПГ, морскую стихию променявшие на земную твердь, продолжали сражаться. Их осталось мало, многие вернулись домой, решив, что их служба закончилась, из тех же, кто остался, немало уже лежало в земле. Но противник рано решил списать их со счетов.

Через пару минут две мины ПВМ были установлены, замаскированы и поставлены на боевой взвод. Саперы, бывшие морские пехотинцы, для которых такие дела были не в новинку, прикопали рядышком еще несколько противопехотных ОЗМ-72, оставив неприятную неожиданность для вражеских саперов или патрулей. А еще через две минуты — партизаны не проползли и сотни метров — акустический датчик одной из мин обнаружил цель. Боевая часть развернулась в сторону источника звука, инфракрасный взрыватель захватил приближающийся самолет, и в тот момент, когда американский F/A-18C едва успел набрать полторы сотни метров высоты, произошел взрыв.

Пилот, сидевший за штурвалом «Хорнета», ничего не успел понять, даже не заметил момента атаки. Ударное ядро, сгусток огня и раскаленного металла, бывшего мгновение назад облицовкой кумулятивной воронки мины, ударил в днище фюзеляжа, и истребитель, вспыхнув, рухнул на землю, чтобы тотчас подорваться на собственных бомбах, сдетонировавших от удара. Катапульта выбросила летчика из кабины за секунду до взрыва, и ударная волна настигла его уже в воздухе.

— Полеты прекратить, — немедленно последовал приказ командира базы. — Вероятно, это ПЗРК. К месту падения направить спасательный вертолет и спецназ! Может быть, пилот все-таки выжил.

Партизаны очень хорошо видели результаты своей работы. Горящие обломки взорвавшегося над самой землей истребителя чудом не зацепили никого из них, упав совсем близко. Сибирцев, обернувшись назад, удовлетворенно покачал головой, сказав:

— Вот так-то, получили, сучьи дети! Все, братишки, полундра, сматываемся поживее! Сейчас забегают твари!

Через три минуты генералу Костасу сообщили, что десант не получит авиационную поддержку в ближайшие полчаса.

— Генерал, сэр, две роты моих парней в полной готовности ждут на летном поле, — сообщил майор Гровер. — Вертолеты уже заправлены, летчики в кабинах! Я хочу вытащить оттуда своих людей, во что бы то ни стало, сэр! Прошу, отдайте приказ! Мы сомнем русских!

— Отставить, майор! Мы и так послали в это пекло слишком многих. Террористы наверняка ждут вашего появления и готовы к встрече! Прикажите наземной группе прорываться из окружения, а пилоты пусть ищут новую точку для эвакуации! Туда уже летят все беспилотники, без поддержки ваших бойцов мы не оставим, поверьте!

Командир батальона уже забыл обо всех договоренностях и ограничениях, это было не важно сейчас, когда где-то в глухом лесу умирали его солдаты. Он был готов лететь немедленно, но генерал Костас оставался непреклонен, и те, кто окружал его, заражались этим спокойствием обреченного. Слишком много уже пролилось крови, чтоб беречь человеческие жизни. Но смерть собирала урожай по обе стороны фронта.

Олег Бурцев не верил, что этот кошмар закончился. Казалось, мир вокруг взорвался весь, разом. Со всех стороны гремели взрывы, снаряды сыпались с неба, и невозможно было укрыться от шквала огня. Американская «летающая канонерка» смела за несколько минут полгектара леса, огромные деревья вырывало с корнями даже при близком взрыве гаубичного снаряда, а от прямого попадания просто крошило в мелкие щепки. А затем все закончилось, и наступившая тишина показалась оглушительной.

— Живы? — Бурцев пытался отыскать своих бойцов. — Кто есть, отзовитесь!

— Я здесь.

Жанна Биноева была не только живой, но и почти невредимой. Не то щепка, не то осколок на излете скользнул по ее голове, и сейчас кровь струилась по лицу чеченки, но она даже не ощущала этого. Сумела она сберечь и свое оружие, инстинктивно накрыв его собственным телом.

— Боря? Слава? Черт возьми, вы где?!

— Они были там. — Биноева указала в сторону кивком головы. — Я посмотрю.

— Сидеть на месте! Дернешься — прикончу сразу!

Бурцев, стараясь не выпускать чеченку из поля зрения, двинулся туда, где последний раз видел своих товарищей. Пройдя десять шагов, он выругался, едва удержавшись от того, чтоб не стошнить. От Бориса осталось немногое после того, как под его ногами взорвался снаряд калибра двадцать пять миллиметров. Тело разорвало пополам, раскидав кругом внутренности, половину черепа снесло осколком, и по стволу ближайшей ели стекало мозговое вещество.

— О, черт!

— Командир, помоги, — раздался слабый голос рядом.

Слава, услышав ругань Бурцева, позвал его, и Олег, подойдя, снова выругался. Товарищ еще дышал и даже оставался в сознании, но жизнь покидала его с каждой каплей крови, хлеставшей из страшной раны на животе. Земля вокруг уже была влажной, словно после дождя.

— Сейчас, потрепи, брат, — приговаривал Бурцев, пытаясь разорвать вдруг ставшими такими непослушными пальцами обертку перевязочного пакета. — Держись, Славик! Все будет путем, сейчас починим тебя, еще бегать будешь!

Положив тампон на рану, Олег прижал его посильнее, чувствуя, как пульсирующими толчками из-под его ладоней продолжает течь кровь. Затем распаковал аптечку и вколол в бедро Славе, тыча иглой шприц-тюбика прямо сквозь штанину, дозу промедола, а затем еще две подряд.

Неожиданно со стороны позиций американцев грянул настоящий шквал огня. Кажется, разом ударили со всех стволов. Пулеметная очередь прошла над самой головой Бурцева, заставив того уткнуться лицом в кучу опавшей хвои. Рядом с хлопком разорвалась граната, выпущенная из подствольника, чуть дальше громыхнули еще два взрыва. Наперебой затрещали карабины вражеских десантников.

Подняв голову, Олег увидел, как американцы, пригибаясь к земле, короткими перебежками движутся прямо на него, стреляя на бегу во все стороны. Встать в полный рост было невозможно — воздух наполнился визжащим свинцом, вгрызавшимся в древесные стволы, отлетавшим от них рикошетом. Олег поднял лежавший на земле пулемет, выпустив остатки магазина куда-то в сторону американцев, затем, когда вместо очередного выстрела раздался лишь сухой щелчок бойка, торопливо поменял рожок, отметив, что в кармане разгрузочного жилета остался только один полный.

— Эй, русский, — Жанна Биноева окликнула Олега, указав рукой в небо. — Смотри, ракета!

Над лесом вспыхнула красная искорка, и, прочертив дугу, погасла. А следом взвилась еще одна ракета, и тоже красная.

— Сигнал к отходу! Надо убираться, для нас бой закончен!

Олег Бурцев почувствовал облегчение и неожиданный прилив сил. Полковник Басов понял, что он и его отряд сделали все, что только могли, дав бой превосходящим силам противника, нанеся им такой ущерб, какого враг и не ждал. Но все же теперь сказывало превосходство американцев, и численное, и, особенно, в огневой мощи. Партизаны оставили позиции, но противник, кажется, только теперь опомнившись, перешел в атаку.

— Тащи раненого, — предложила Жанна Биноева, озираясь по сторонам. — Я буду вас прикрывать! Мне все равно его не сдвинуть с места!

Бурцев не верил чеченке нисколько, но сейчас выхода не было. Закинув за спину свой пулемет, он повесил на плечо АК-74 своего раненого товарища, подхватив и самого его. Наркотик на время заглушил боль, и Слава мог хотя бы стоять на ставших ватными ногах, опираясь на плечо Бурцева. А Жанна двинулась рядом, держав наготове автомат.

— Внимание! — Олег первым увидел мелькнувшие между деревьев силуэты благодаря очкам ночного видения, вновь надвинутым на глаза. — Сзади! Стреляй!

Биноева развернулась, от живота выпустив веером очередь патронов в десять. Один из преследователей, который отделяло от партизан не меньше полутора сотен метров, повалился на землю, и тотчас там, куда он упал, полыхнуло пламя. Ударная волна, сопровождаемая потоком осколков, сбила с ног находившихся рядом людей. Сквозь грохот взрыва до Бурцева донеслись истошные крики, полные боли.

— Там мины, — оскалился партизан. — Теперь не догонят! И шагу вперед не сделают, суки!

Американский десантник, напоровшийся на противопехотную мину ПМН-4, кричал, катаясь по земле. Пятидесятиграммового заряда взрывчатки оказалось достаточно, чтоб оторвать ему обе ступни, вогнав в плоть осколки его собственных костей.

— Убираемся, в темпе! — крикнул Бурцев. — Бегом!

Гул низколетящего вертолета накрыл лес, заглушив все прочие звуки. Олег остановился, запрокинув голову и скользя взглядом по темному небу.

— Под дерево! — крикнула чеченка, направившая в небо ствол автомата. — Что ты встал?!

Вертолет неожиданно появился над лесом, пройдя на бреющем над верхушками деревьев, затем набрал немного высоты, и к земле от него протянулись росчерки трассеров. Тридцатимиллиметровые снаряды, выпускаемые с ужасающим темпом бортовой автоматической пушкой, вонзались в землю, и от их взрывов сдетонировали мины. Несколькими длинными очередями «Апач» проделал в минном поле приличный проход, и по нему тотчас двинулись замешкавшиеся, было, американцы. А вертолет, сделав круг над их головами, вновь открыл огонь, и волна снарядов накрыла бежавших партизан.

Бурцев вскрикнул, когда осколок вошел ему в бедро, и повалился на землю, пытаясь собою заслонить раненого. Рядом растянулась Биноева. Американский вертолет, выпустив еще пару коротких очередей, промчался над пытавшимися отползти под дерево партизанами, развернулся на девяносто градусов и выпустил по лесу несколько НУРС, разорвавшихся в зарослях.

Джеймс Салливан зубами разорвал упаковку перевязочного пакета, прижав бинт к кровоточащей ране на бедре раненого десантника, лишь стонавшего сквозь зубы. Сержант с силой обернул бинт вокруг ноги, поверх пропитавшейся кровью штанины, завязав концы в узел.

— Мы тебя вытащим, — пообещал он, наклонившись к уху товарища. — Помощь на подходе, парень!

Над самым ухом вновь ударил пулемет Родригеса. Десантник уже отстрелял из своего М249 целую ленту, две сотни патронов, и только что заправил вторую, примкнув снизу к «Миними» массивный пластиковый короб. Трассеры повисли над перепаханной взрывами поляной, протянувшись куда-то к лесу. Русские ответили немедленно, разом открыли огонь несколько автоматов, и Салливану пришлось вжаться в землю, молясь, чтобы его не задело рикошетом.

— Ублюдки, — выругался Родригес, тоже залегший, и слышавший, как со свистом проносятся над головой пули террористов. — Никак не уймутся, мать их!

— Сейчас успокою выродков, — буркнул Салливан, загнав в камору подствольного гранатомета цилиндр осколочной гранаты.

Сержант на мгновение высунулся из укрытия и тотчас нажал на спуск. Хлопнул М203, и граната, пролетев над поляной, разорвалась где-то в подлеске. А Джеймс снова плюхнулся на землю, и вовремя — в нескольких дюймах над ним с гулом пролетела пуля.

— Черт, тут снайпер! — испуганно воскликнул Родригес.

— Засек его?!

— На двух часах, сержант!

Джеймс Салливан поднял лежавший у ног цилиндр противотанкового гранатомета М136, пристроив метровой длины трубу поудобнее на плече и взведя спусковой механизм. Сержант успел пожалеть, что американская армия до сих пор не обзавелась чем-то вроде русского капсульного огнемета «Шмель», чудовищную мощь которого многие десантники уже успели испытать на себе. Мощности кумулятивной боеголовки РПГ было все же недостаточно против пехоты, но Салливан прицелился и нажал на спуск.

— Получите, гребаные ублюдки!

Грохот выстрела ударил по ушам, отозвавшись тупой болью где-то под черепной коробкой. На опушке леса полыхнуло, пламя взрыва поднялось и тотчас опало.

Пока сержанту и его людям везло. Из всего отделения были ранены лишь двое, и то несерьезно. Еще одного десантника контузило, так что у него кровь до сих пор текла из ушей и он ничего не слышал, благо, каждый из оказавшихся здесь бойцов отлично владел стандартным языком жестов, так что понять друг друга они могли и без слов.

Внимание, слушай мою команду, — разнесся над позициями десантников голос принявшего на себя командование оставшимися людьми лейтенанта из первого взвода. — Будем прорываться к точке эвакуации. Первый взвод, отвечаете за раненых! Второй взвод, прикрываете остальных! Эй, сержант, вы ведь из второго взвода?

— Да, сэр, так точно сэр, — отозвался Салливан, на которого указал незнакомый офицер. — Второй взвод!

— Где ваш взводный, сержант? Он жив? Ранен?

— Он убит, лейтенант, сэр!

— Временно назначаю вас командиром взвода, сержант! Обеспечьте нам прикрытие, помогите вытащить раненых! Бойцы из вашего взвода пойдут в арьергарде! Вам все ясно? Командуйте, сержант!

— Есть, сэр! Все ясно, сэр! — рявкнул Джеймс Салливан. — Взвод, внимание, слушай меня! Первое отделение на левый фланг, второе — на правый. Третье отделение — в тыл, не дайте ублюдкам стрелять нам в спины! Выведем наших парней отсюда целыми! Приготовились все! Нас прикроют с воздуха вертолеты и «дроны»!

Слушая четкие, уверенные приказы, десантники и сами ощутили уверенность. Салливан, ставший на фланге, защищая раненых, заменил магазин М4 на полный, зарядил подствольный гранатомет, машинально пересчитав оставшиеся боеприпасы, и теперь был готов рывком вскочить и броситься бежать туда, куда укажут. Его товарищи тоже проверяли оружие, нервно поглядывая друг на друга и бросая взгляды во тьму, в сторону леса, из которого уже почти не стреляли.

— Направление — северо-запад, — продолжал деловито командовать лейтенант, скрытый сумраком. — Нам нужно пройти меньше мили до ближайшей удобной площадки, вертолеты встретят нас там. Вперед!

Десантники вскочили и, на бегу открыв шквальный огонь в сторону леса, бросились бежать. Сержант Салливан видел, как кто-то тащит под руки раненых, иных пришлось нести на носилках, благо, взводные санитары и их прихватили с собой. И пока первый взвод изо всех сил бежал к лесу, бойцы Салливана оставались на месте, поливая свинцом опушку, отделяя противника от своих товарищей завесой огня.

— Уходим, — наконец, приказал сержант, убедившись, что остальные уже почти добрались до леса, сходу опрокинув заслоны русских. — Живее, парни!

С грохотом над головами бойцов пронесся «Апач», обрушивший на лес шквал огня из бортовой пушки, снаряд которой запросто мог перерубить ствол дерева при прямом попадании. Волна воздуха, поднятая лопастями несущего винта, прокатилась по земле, взметнув валявшийся повсюду мелкий лесной мусор, опавшую листву, хвою, ветки и куски сухой коры.

Колонна десантников, над которыми добрым ангелом кружил плюющийся огнем «Апач Лонгбоу», втянулась в лес, и тотчас впереди раздались взрывы, а затем — истошные вопли.

— Стоп, всем стоп, — разнеслась новая команда. — Не двигаться! Впереди минное поле! Санитар, сюда, быстрее!

— О, дьявол! — Джеймс Салливан, опустившись на колено, вскинул карабин, прижимая приклад к плечу. — Загнали нас прямо в ловушку, выродки!

Сержант почувствовал, как ледяными пальцами ужас впивается в его сердце, сковывая его холодом. Мины были страшнее любого противника. Нельзя увидеть, нельзя испугать, безмолвная и беспощадная смерть, не различающая правых и виноватых. Одно неверное движение — и тебя разорвет на куски, а заодно достанется и тем, кто окажется рядом. И лучше уж сразу быть убитым, чем остаться никчемным калекой на всю жизнь. Пытаться обнаружить или обезвредить мины ночью, да еще под огнем оставшихся где-то поблизости русских террористов было чистым самоубийством.

— Оставаться на месте, — скомандовал Салливан. — Стоять, где стоите! Даже не шевелиться!

И тотчас рядом, ударив по ушам тугой волной, грянул новый взрыв. Уже услышав приказ, один из десантников по инерции сделал шаг, зацепив тонкую растяжку контактного взрывателя ОЗМ-72. «Прыгающая» мина взвилась над землей, подброшенная вышибным зарядом, и взорвалась, оказавшись на высоте человеческого роста.

Волна осколков смела всех, кто находился ближе двадцати пяти метров. Стальные ролики, которыми была начинена мина, рвали в клочья кевлар бронежилетов, прошивали титановые пластины, калеча или сразу убивая наповал бойцов. Рядом с Салливаном упал, забившись в агонии, солдат, из груди которого, пробитой стальными роликами, хлестала кровь.

— Проклятье!

Сержант Салливан не мог поверить, что он сам еще жив. Осколки с визгом промчались слева и справа, чудом не зацепив десантника.

«Апач» вновь с гулом и рокотом пролетел над головами, принявшись вгонять очередь за очередью прямо в землю, и там, куда ударили выпущенные с вертолета снаряды, взметнулись новые взрывы.

— Медленно, вперед, — раздался приказ. — Смотреть по сторонам! Санитары, займитесь ранеными! Третий взвод, обеспечить прикрытие! Остальным продолжать движение!

Геликоптер, продолжая плеваться огнем, сделал круг над опушкой, и когда он оказался над лесом, сразу с двух сторон к нему метнулись огненными искрами на черном ракеты. Десантники с земли видели, как «Апач» окутался тучей ложных целей, фейерверком вспыхнувших в ночном небе, но тепловые головки наведения китайских FN-6, словно стремясь опровергнуть общее мнение о качестве китайской техники, видели цель, продолжая сокращать расстояние. Боевые части ракет взорвались одновременно, с разницей, неуловимой для обычного человека, и AH-64, завертевшись вокруг своей оси, рухнул куда-то в чащу.

— Черт возьми, это уже слишком! — командовавший оставшимися десантниками лейтенант уже бежал вдоль строя своих бойцов. — Мы потеряли слишком многих! Сержант, — офицер указал на Салливана. — Сержант, возможно, экипаж жив, взрыва не было. Возьмите нескольких бойцов, идите туда, вытащите пилотов и выходите на точку эвакуации. Если что-то пойдет не так, вертушка заберет вас с места падения, сержант. Я не хочу больше никого здесь оставлять!

— Слушаюсь, сэр! Первое отделение, за мной! Бегом!

Полдюжины десантников, подхватив оружие наперевес, бросились в гущу леса, запомнив, где упал сбитый вертолет. Джеймс Салливан, перепрыгивая через торчавшие из земли узловатые корни, думал лишь о том, чтобы скорее оказаться на борту «Черного ястреба» летящего курсом на базу.

Эд Танака заставил «Апач Лонгбоу» зависнуть на одном месте, как раз над головами своих десантников, разворачивая вертолет по часовой стрелке и стреляя попеременно из пушки и ракетами во все, что попадало в объектив прицельно-поисковой инфракрасной системы TADS. Сейчас AH-64D представлял отличную мишень для вражеских ПЗРК, но, скорее всего, стрелки испарились вместе с несколькими акрами леса, перепаханного огнем АС-130. «Спуки» расширил вдвое поляну, занятую десантниками.

Установленная на подфюзеляжной турели пушка М230А1 выплюнула очередную порцию свинца, сметя шквалом снарядом приличный участок растительности, сквозь которую бортовые сенсоры вертолета уловили тепло, исходящее от укрывшихся там людей. Русские маскировались искусно, применяясь к местности, но авионика «Апач Лонгбоу» позволяла обнаруживать цели в любой время суток, при любой погоде, и сейчас экипаж винтокрылого штурмовика мог видеть все, что происходило на земле.

— Движение на двух часах, — сообщил уорент-офицер Мерфи, следивший за показаниями тепловизора. — Пехота противника!

— Неуправляемыми ракетами — огонь!

Два снаряда FFAR с грохотом покинули ячейки пусковых установок, подвешенных под крыльями «Апача», и там, где были русские, взметнулись два взрыва, от которых концентрическими волнами разошлись осколки. Земля приняла в себя еще одну порцию раскаленного металла.

Вертолет лейтенанта Танаки один кружил над полем боя, огрызаясь огнем. «Черные ястребы» ожидали в стороне сигнала, готовые принять на борт десантников — живы и мертвых. «Апач» уже израсходовал больше половины боекомплекта, только противотанковые ракеты «Хеллфайр» оставались в неприкосновенности — для этого точного и мощного оружия не было достойных целей. В распоряжении Танаки и Мерфи оставалось пять сотен тридцатимиллиметровых снарядов и с десяток неуправляемых ракет FFAR в двух пусковых установках, подвешенных под короткие крылья.

— Браво-один, это Апач-два, — лейтенант вызвал по радио командира наземной группы. — Мы готовы прикрыть эвакуацию. Вызывайте вертолеты, мы поддержим огнем. Активность противника резко снизилась.

Действительно, русские ослабили огонь, словно выбились из сил. Мощь АС-130 сделала свое дело, орудия «ганшипа» отогнали противника, и прежде чем он придет в себя, вернувшись, и довершив начатое, десант окажется в вертолетах.

В небе, точно по курсу «Апача», вспыхнул красный шар сигнальной ракеты, взмывшей откуда-то из лесной чащи. Похожий на рукотворную звезду, он повис в вышине на несколько секунд, а затем медленно угас, по дуге падая вниз.

— Что за хрень? — Танака подозрительно нахмурился.

— Русские подают друг другу сигналы, — догадался Мерфи. — Эфир же забит помехами, радио не работает!

— Ублюдки сами себя выдали! Будь готов открыть огонь, сейчас узнаем, что они задумали!

«Апач Логнбоу», промчавшись над головами десантников, уже связавшихся с вертолетами, полетел к лесу. На экране системы FLIR вдруг возникли силуэты людей, мелькавшие между деревьев в полумиле по курсу вертолета.

— Вижу их, — сообщил Мерфи. — Двое или трое. Кажется, бегут со всех ног!

— Давай из пушки! Прижми их!

Автоматическая М230 загрохотала, выпустив очередь в полтора десятка снарядов. Взрывы скрыли противника из виду, и Танака изменил курс, заходя на цель сбоку. Сам он никогда не оказывался на земле под обстрелом с вертолета, но мог представить, каково это, когда ты бежишь со всех ног, а над головой кружит бронированная винтокрылая машина, плюющаяся огнем, для которой не станет помехой ночная тьма.

— Я их потерял! — это Мерфи пытался нашарить куда-то подевавшихся русских. — Наверняка под деревьями прячутся! Опустись на полсотни футов!

Танака отдал от себя рычаг управления, заставив «Апач» нырнуть к земле, едва не цепляясь плоским днищем о верхушки уцелевших деревьев. В небе сбоку что-то вспыхнуло, и командир экипажа увидел мчащуюся прямо на него ракету.

— О, дьявол! Мы атакованы! Ракета справа!

— Еще одна слева! Мы в клещах! Сбрасывай ловушки, командир!

Устройства выброса ложных целей М-130 выпустили целую серию патронов с тепловыми «обманками», ярким созвездием вспыхнувшими вокруг атакованного «Апача», а Танака попытался резким маневром сорвать захват. Он успели увидеть, как первая зенитная ракета, пронзив облако ложных целей, зашла в хвост, а затем вертолет содрогнулся от взрыва, и приборная панель тотчас вспыхнула тревожным алым светом.

— Левый двигатель поврежден! Пробито топливопровод! Перекрываю подачу топлива!

Потерявший устойчивость вертолет развернуло на девяносто градусов, и в этот миг его настигла вторая ракета, поразившая правую турбину.

— Я потерял управление! — крикнул Танака. — Мы теряем высоту! О, дьявол, мы падаем! Мерфи, сейчас тряхнет! Приготовиться к удару!

«Апач» завертелся вокруг своей оси, лишившись стабилизации и подъемной силы. Все, что успел сделать командир экипажа, это перекрыть доступ горючего, избежав почти неминуемого в ином случае взрыва. А затем болтавшийся из стороны в сторону АН-64 швырнуло на кроны деревьев, и дальше, вниз, к земле.

Продолжавший вращаться на авторотации винт срезал верхушки сосен, ломая лопасти об их толстые стволы, и искалеченный вертолет рухнул на землю, заваливаясь на бок. Хвостовая балка обломилась, винт врезался в землю, пропахав огромную борозду, сила инерции развернула фюзеляж, столкнув его со стволом могучей пихты, а затем все закончилось.

— Мерфи, ты жив? — Эд Танака не мог поверить сам, что остался живым, и, кажется, почти невредимым. Амортизатор его кресла, крепившегося не к полу кабины, а к ее потолку, поглотил силу удара. — Слышишь меня, Мерфи?

Сидевший впереди оператор не отозвался. Танака отстегнул привязные ремни, откинув боковую стеклянную панель, и, чувствуя, как все тело скручивает жгутом от боли, вывалился из кабины на усыпанную опавшей хвоей холодную землю.

— Проклятье! — пилот сплюнул кровь, натекшую из прокушенной губы, затем кое-как сумел подняться сперва на четвереньки, затем встать в полный рост, опираясь о борт вертолета.

Танака подошел к передней кабине, заглянул в нее, и увидел, что его напарник неподвижно обвис, притянутый к своему креслу ремнями. Сквозь покрывшийся царапинами и трещинами плексиглас фонаря невозможно было понять, жив тот, и потерял сознание, или уже мертв.

— Дьявол, Мерфи, что мне теперь делать с тобой?! И что мне вообще делать?!

Лейтенант Танака оказался один в чужом, страшном, темном лесу. Его тошнило, кружилась голова, тело ломало от боли, но этому пилот был даже рад, ведь боль могла означать лишь то, что он еще жив. Танака вытащил из набедренной кобуры девятимиллиметровую «Беретту», оттянул затвор, загнав патрон в ствол. Пятнадцать патронов в пистолете, еще столько же в запасном магазине, это уже шанс на то, чтоб остаться в живых.

С оружием в руках Танака сразу почувствовал себя увереннее. Свои были совсем близко, он, наблюдавший за всем сверху, точно это знал. Нужно пройти все милю, может даже меньше, и он окажется на точке эвакуации. Но прежде следовало выяснить, что случилось с Мерфи — бросать напарника, который мог быть еще жив, лейтенант не собирался.

Танаке почти удалось вскрыть кабину, когда боковым зрением он заметил какое-то движение в лесу. Пилот отскочил за фюзеляж вертолета, вскидывая пистолет, и в этот самый момент между деревьями мелькнули чьи-то силуэты. Лейтенант безмолвно взмолился, чтобы это были свои, спасательная команда, которая заберет его с собой, защитит, не оставит один на один с притаившимися где-то рядом русскими.

К вертолету вышли двое. Один остался позади, опустившись на колено и держа наизготовку оружие, а второй медленно двинулся к вертолету. Он прошел ярдов тридцать, прежде чем замерший от страха Танака увидел, что в руках неизвестный держит «калашников». Все сомнения развеялись мгновенно.

Танака, удерживая «Беретту» двумя руками, прицелился и выстрелил подряд трижды, чувствуя, как отдача выкручивает ему кисти. Приближавшийся террорист упал, но пилот не был уверен, что попал в него хотя бы раз. А от леса немедленно ударил автомат. Несколько пуль выбили искры из бронированного борта «Апача», служившего укрытием лейтенанту. Танака еще несколько раз выстрелил, а затем бросился бежать, направляясь в самую чащу.

Сзади снова отрывисто закашлял АК, огрызаясь короткими очередями. Пули вонзались в землю у самых ног Танаки, со свистом проносились рядом, натыкаясь на стволы деревьев и выбивая из них щепки, длинные, тонкие и острые, как иголки. Пилот бежал, петляя из стороны в сторону, пытаясь сбить прицел, но что-то ударило его в спину, обжигая огнем, бросая тело на землю.

При падении Танака ударился лицом о торчавший из земли корень, распоров щеку. От внезапной боли он едва не лишился сознания, а когда все же сумел встать на колени, первым, что увидел, был направленный ему в лицо ствол автомата.

— Не двигаться!

Произнесено было по-английски, с акцентом. Танака вскинул пистолет, но тот, кто держал автомат, ударом ноги выбил из его ослабевших рук «Беретту». А следующий удар опрокинул пилота на спину, и ствол АК ткнулся ему в нос. Лейтенант поморщился от запаха пороховой гари — из автомата явно много и совсем недавно стреляли.

— Не шевелиться! — последовал строгий окрик. — Дернешься — прострелю башку!

Лежа на земле, лицом вверх, летчик увидел выступивших из темноты людей, их было трое или четверо, все с оружием, с АК-74, не узнать которые было невозможно. На этот раз русские все же успели раньше.

Олег Бурцев инстинктивно пригнулся, когда над головой промчался, беспорядочно болтаясь в воздухе, американский «Апач». Вертолет, потерявший управление, зацепился о кроны деревьев, а затем с грохотом упал на землю. Он рухнул совсем рядом, в двух, может, трех сотнях метров, как раз на пути.

— Мы пойдем туда, — неожиданно решил Бурцев. — Надо проверить!

— Проверить что?

Жанна Биноева остановилась, уставившись на своего спутника.

— Экипаж мог выжить, вертолет же не взорвался! Мы должны посмотреть, что там!

— Бой закончен, ты же сам сказал! И у нас раненый! Его нужно вытаскивать!

— Здесь я решаю, что делать, — отрезал Олег. — Все равно место падения по пути. Мы идем к вертолету!

Бурцев решительно двинулся к месту падения, надеясь, что не сильно ошибся в расчетах, ведь иначе придется побродить по ночному лесу, риску не то подвернуть ногу, не то свернуть себе в темноте шею. Слава, цеплявшийся за шею Бурцева, лишь постанывал при каждом шаге сержанта. Пока действовала анестезия, партизан просто не чувствовал, что медленно умирает, но жизнь слабела в нем с каждой каплей крови.

— Держись, браток, — ободряюще произнес Бурцев. — Еще немного! Мы тебя вытащим, а в лазарете быстро заштопают!

Сам Олег чувствовал, что недолго сможет оставаться на ногах. Воспользовавшись минутной паузой, партизан наложил себе повязку, вколов последний остававшийся шприц-тюбик с обезболивающим, но понимал, что этого хватит на пару часов, а потом усталость и потеря крови сделают свое.

Пройдя не больше полутора сотен метров, Олег убедился, что правильно выбрал направление. Сперва партизанам стали все чаще попадаться срезанные лопастями падавшего вертолета деревья. Затем под ногами заскрипели куски не то обшивки, не то самих лопастей, разрушившихся при столкновении с могучими стволам вековых елей. И, наконец, Олег увидел впереди угловатую «тушу» упавшего «Апача». Вертолет был сильно поврежден, хвост обломился, кабину пилотов смяло, подфюзеляжная турель с тридцатимиллиметровой пушкой валялась в двух десятках метров от самого геликоптера.

— Тихо! — Бурцев поднял руку, дав знак остановиться. — Янки могли послать сюда спасателей!

Олег осторожно положил на землю своего раненого товарища, сам опустился на колено, целясь в сторону вертолета из РПК-74. С минуту партизан вглядывался в сумрак, пытаясь обнаружить признаки жизни. Прибор ночного видения позволял взгляду проникать сквозь ночную тьму, но цвета и очертания предметов искажались порой до неузнаваемости.

— Будешь прикрывать меня отсюда, — сказал Олег, покосившись через плечо на замершую под деревом Жанну. — Я пойду, проверю, что там. Смотри в оба!

Партизан осторожно, стараясь обходить место падения по дуге, двинулся к «Апачу», держа пулемет наизготовку. Боковым зрением он увидел, как чеченка вскинула автомат, приникая к окуляру прицела ПОНД-4. Только сейчас десантник понял, что его спутница может выстрелить в спину, затем добьет раненого и спокойно растворится в лесу, оставив после себя лишь трупы. Олег уже хотел вернуться назад, как вдруг возле вертолета сверкнуло дульное пламя, сопровождаемой запоздалым грохотом выстрелов, и у самой головы партизана завизжали пули.

Олег упал, вжимаясь в землю, услышав, как затрещал АК-74 Биноевой. Чеченка стреляла короткими очередями, скорее всего, отчетливо видя свою цель при помощи ночной оптики. Пули высекли фонтаны искр из обшивки разбившегося вертолета, и Бурцев успел заметить мелькнувший между деревьями силуэт, удалявшийся от партизан.

— Куда, сука?! — прошипел сквозь зубы Олег. — Не уйдешь!

Партизан почувствовал азарт охотника. Противник был совсем близко, он был уязвим здесь, на земле, лишившийся своего вертолета, и убегал, спасая собственную жизнь. Его спина мелькала в сотне метров впереди, и Бурцев на бегу выпустил короткую очередь из пулемета.

Американский пилот исчез, скрывшись за деревьями, и Олег бросился за ним со всех ног, едва не наткнувшись на ствол автомата. Инстинктивно Бурцев вскинул пулемет, и лишь теперь рассмотрел лицо того, кто в него целился.

— Командир? — Бурцев узнал полковника. — А где американец? Упустили?

— Вон он, — Басов указал на пленного, которого ударами приклада гнал из-за кустов Азамат Бердыев. Американец, такой же грязный, как и его конвойные, в порванном комбинезоне, затравленно озирался. По его лицу струилась кровь из глубокой ссадины на голове. — Далеко не ушел, паскуда.

— Что с ним делать? И что с нашими?

— Здесь все, кто остался, кажется. Больше никого не видел, вы первые. Нам здорово досталось, сержант, но и пиндосы получили свое сегодня!

Вместе с Басовым оказалось всего лишь пятеро партизан. Уставшие, грязные, почти все были ранены. Подсумки разгрузочных жилетов были пусты, за время недолгого боя они израсходовали почти весь боекомплект. У Олега у самого остался лишь один магазин, тот, что сейчас был примкнут к пулемету, да еще несколько ручных гранат.

— У меня Слава ранен, — сообщил Бурцев. — И самого меня зацепило. Кажется, осколок. А Боря убит.

— А чеченка? Она где?

— Со мной. Охраняет Славу.

— Кажется, я в ней не ошибся, — хмыкнул Басов. — Сейчас мы на одной стороне, у нас общий враг, сержант. И эта девчонка может оказаться полезной!

Олег лишь молча пожал плечами. В горячке боя он и впрямь перестал думать о Жанне, как о противнике, видя в прорези прицела другого врага, и думая, как уничтожить его.

— Времени у нас не осталось, нужно уходить, — решил Басов. — Все, что нужно и можно, мы сделали, американцы надолго запомнят эту ночь.

— С пиндосом как? — Азамат Бердыев взглянул на командира, боковым зрением продолжая наблюдать за американцем. — Кончить его?

Партизан навел «калашников» на оцепеневшего от пережитого шока и ужаса пилота, готовый выстрелить, но Басов помотал головой:

— Отставить, боец! Пленного заберем с собой. Думаю, он еще будет нам полезен. Все, построиться в походный порядок! Бойцы, понесете раненого! Олег, давай с пулеметом в головной дозор! Патроны есть?

— Последний «рожок»!

— Держи! — Полковник бросил Бурцеву увесистый пластиковый магазин, взятый из рук одного из своих спутников. Сам Басов держал за цевье винтовку СВД с массивным ночным прицелом. — Все, что есть! Давай, сержант, двигай! Наверняка янки попытаются забрать пилотов, могут появиться в любую секунду! Уходим!

Бурцев, привычно повесив РПК-74 на плечо, двинулся прямиком в ночной сумрак. Прибор ночного видения по-прежнему давил на голову, позволяя видеть сквозь ночь. Бурцев старался видеть, слышать и замечать все, что происходило вокруг, зная, что от его внимания зависят теперь жизни товарищей. Остальные партизаны шли следом, поотстав на сотню метров, и если путь окажется прегражден противником, Олегу первому принимать бой и, возможно, погибать, спасая своих братьев.

Сержант успел пройти с километр, медленно, часто останавливаясь и для того, чтоб осмотреться и вслушаться в доносящиеся из леса звуки, и чтобы дать отдых раненой ноге, наскоро перевязанной, но, несмотря на вколотый шприц-тюбик промедола, доставлявшей немало неприятных ощущений. Знакомый уже звук, донесшийся издалека, заставил Бурцева опуститься на колено, вскидывая вверх пулемет. Вертолет черной тенью с рокотом и гулом пронесся над головой, на малой высоте, направляясь туда, откуда лишь партизаны. А затем Олег услышал грохот выстрелов, сделанных явно из серьезного калибра, не АК-74 и даже не ПКМ. Кто-то за спинами партизан еще вел бой.

Бурцев поднялся на ноги, поморщившись от боли в бедре, распоротом американским осколком, и медленно двинулся дальше. Если кто-то из его товарищей и сумел уцелеть, бывший десантник сейчас не смог бы помочь. Раненый, почти без патронов, он мог лишь умереть под огнем американских солдат, а такого удовольствия доставлять врагу партизан не собирался еще долго.

Ходить по дремучему лесу, да еще ночью, было чертовски сложно. Несмотря на прибор ночного видения, Джеймс Салливан несколько раз едва не упал, запинаясь об узловатые корни, а однажды чуть не свалился в неглубокий овраг. Для того чтоб преодолеть меньше мили, сержанту и бойцам из его отделения, вызвавшимся участвовать в спасательной миссии, пришлось потратить почти полчаса. Десантники шли осторожно, озираясь, не ослабляя хватку на оружии, готовые встретить врага градом пуль.

— Всем предельное внимание, — напомнил Салливан. — Эти русские — мастера устраивать засады. И под ноги смотрите, здесь могут быть мины. Кажется, ублюдки ими засыпали все вокруг!

Десантники, и без того настороженные, напряглись так, что были готовы стрелять на любой шорох. Солдаты понимали, что каждая секунда промедления может оказаться фатальной для пилотов сбитого «Апача», но и бежать вперед сломя голову никто не желал.

— Родригес, держись ко мне поближе! — приказал Салливан пулеметчику, пыхтя и споя шагавшему чуть правее с «Миними» наперевес. — Патронов еще много?

— Половина ленты, сержант!

— Бывало и хуже, черт возьми!

Место падения вертолета нашли почти сразу, по рассыпанным всюду обломкам, по деревьям, перерубленным лопастями несущего винта, словно гигантским топором. Половина отделения осталась на месте, заняв позиции под прикрытием леса, а остальные осторожно двинулись к лежавшему на земле АН-64, сильно поврежденному при падении.

— Пригнуться! — скомандовал Салливан, крадущийся вместе с двумя своими десантниками к искореженному вертолету, возле которого не было заметно никаких признаков жизни.

Сам сержант к вертолету не подошел, остался вместе с Родригесом страховать своих бойцов, присев на колено в десятке ярдов от «Апача», пока его товарищи осматривали то, что осталось от винтокрылой машины. Один из них чертыхнулся, а затем сообщил Джеймсу:

— Сержант, сэр, здесь один пилот, мертвый! Задняя кабина открыта, есть немного крови! Кажется, мы опоздали, сэр!

— Ищите следы! Под ноги смотреть! Барнс, попробуй достать тело!

Пока один из бойцов пытался вскрыть кабину, его товарищ, опустившись едва ли не на четвереньки, бродил вокруг, пытаясь отыскать следы.

— Тут гильзы, свежие, — негромко произнес он, взглянув на Салливана. — От «беретты», девятимиллиметровые!

— Проклятье! Русские, кажется, успели раньше!

— Наверное, они увели пилота с собой, сержант, сэр! Мы попробуем их догнать? Далеко они уйти не могли!

— Чтобы присоединиться к тому парню в «Апаче»? — Салливан кивком указал на тело первого летчика, которого его боец все-таки смог вытащить из смятой кабины. — Это их лес, мы тут гости, к тому же незваные. Я не собираюсь бродить здесь без поддержки. Будем продвигаться к точке эвакуации. Барнс, Фиорети, несите тело, я вас прикрываю! Ну, бегом!

Двое десантников, подхватив труп пилота, рысцой кинулись к лесу, ожидая каждый миг, как треск автоматных очередей разорвет ночное безмолвие, и на них со всех сторон кинутся притаившиеся в засаде русские партизаны. Джеймс Салливан, держа у плеча карабин М4, дождался, пока его бойцы доберутся до зарослей, соединившись с прикрывавшими их товарищами, и последним покинул место падения. На этот раз десантники не успели вовремя, русские забрали с собой выжившего пилота, а, может, и не стали с ним возиться, пристрелив и бросив тело где-нибудь поблизости.

— Движемся к точке эвакуации, — повторил свой приказ Салливан, присоединившись к остальным бойцам. — Родригес, Кроуфорд, в головной дозор! Живее, парни! Нужно пройти примерно милю! Вперед, бегом!

Они рванули с места, чувствуя прилив сил. Ужасы боя, суматошного, жестокого, стоившего жизней многим хорошим парням, остались позади. Просто небольшая пробежка, пусть и в полной выкладке, и «Черный ястреб» унесет их прочь из этого страшного леса, встречающего непрошенных гостей летящим в упор свинцом и рассыпанными на каждом шагу минами.

Стрекот вертолета десантники услышали не сразу, оглушенные собственным тяжелым дыханием и стуком рвавшихся из груди сердец. Винтокрылая машина, летевшая на малой высоте, вынырнула из-за деревьев, пройдя над самыми головами инстинктивно присевших солдат. Салливан остановился, провожая ее взглядом, и увидел, как вертолет разворачивается, вновь приближаясь к ним. А когда расстояние сократилось до нескольких сотен футов, в лицо десантникам ударил яркий луч прожектора, поймавший горстку американцев в круг слепящего света.

— Какого черта?! Что это?! — Салливан почувствовал растерянность, понимая, что совсем непохоже на эвакуацию диверсионной группы из вражеского тыла.

Вертолет медленно приблизился, поток ветра, поднятый бешено вращавшимся винтом, швырнул в лица десантников пыль и труху, лежавшую под ногами, а с неба раздался металлический голос, усиленный мощным динамиком:

Американские солдаты, вы незаконно находитесь на территории России! приказываю оставаться на месте и сложить оружие!

— Это русские, — понял Салливан. — Мать их, это русские! Огонь! Отгоните «вертушку»!

Родригес первым выполнил приказ, вскинув М249 и послав в сторону опустившегося еще ниже вертолета длинную очередь. Салливан даже увидел искры, высекаемые пулями из округлых бортов русского Ми-8, нависшего над горсткой десантников. Сам сержант сделал несколько выстрелов из карабина, целя в остекление пилотской кабины.

Вертолет взвился на полсотни метров вверх, уходя из-под огня, а затем под его короткими крылышками вспыхнуло пламя, и на землю обрушился огненный шквал. Висевшие на пилонах автоматические пушки ГШ-23 в подвесных установках УПК-23-250 зашлись в длинных очередях, перепахивая поляну, по которой заметались в панике американцы. Салливан успел увидеть, как рядового Родригеса разорвало пополам от прямого попадания снаряд калибра двадцать три миллиметра, прежде чем самого его настигла очередь. Сержант упал, вжимаясь в землю и накрыв руками голову, словно это могло остановить осколки рвавшихся вокруг снарядов.

А вертолет, залив пламенем всю округу, уже опустился к самой земле, и из распахнутой двери в борту посыпались люди в камуфляже, с оружием в руках, бросившиеся к ошеломленным американцам. Сержант Салливан попытался встать на ноги, но подскочивший русский ударом одним ноги выбил из его рук карабин М4, а вторым свалил обратно на землю самого сержанта, грозно нависнув над ним и направив в лицо Джеймсу свой АК-74.

— Лежать, не шевелиться! — произнес по-английски русский, лицо которого было скрыто черной вязаной маской, а голову облегал массивный противопульный шлем.

Вертолет вновь поднялся в воздух, пройдя по кругу над лесом. Рядом с Салливаном на землю повалился один из его солдат, тоже обезоруженный, охраняемый сразу двумя русскими солдатами в полной экипировке. Один был вооружен также АК-74, а второй держал наперевес пулемет «Печенег», и, судя по выражению глаз, только и ждал, чтоб применить его.

Откуда-то прозвучала отрывистая команда на русском, и американцев рывком подняли на ноги, тыча в спины стволами. С них сорвали все оружие, гранаты, ножи, запасные магазины. Кто-то стащил с головы Салливана каску с прибором ночного видения. Из темноты выступил коренастый человек, единственный, кто не скрывал свое лицо, скатав шапочку-маску на лбу. В руках он держал необычного вида автомат, не похожий на привычный «калашников», с подствольным гранатометом на кронштейне.

— Я полковник российских сил внутренней безопасности Беркут, командир оперативного полицейского батальона, — представился русский на неплохом английском. — Кто вы? Ваша часть, звание и имя?

— Сержант Салилван, Сто первая воздушно-штурмовая дивизия Армии США, командир отделения. Что это значит, полковник? Прикажите отпустить меня и моих людей!

— Вы не в том положении, чтоб требовать, сержант. Сперва объясните, как вы оказались здесь? Вы нарушили демаркационную линию незаконно, и задержаны за это.

— Вы открыли огонь по моим людям, по американским солдатам! Вы ответите за гибель моих солдат!

— Сержант, вы забыли, что первыми стали стрелять как раз вы, — мрачно произнес русский офицер. — На своей земле мы вправе требовать от вас подчинения! Возможно, я и отвечу перед вашим командованием, но прежде я могу отдать приказ, и вас расстреляют в этом лесочке вместе с вашими людьми! И никто вас сейчас не защитит!

Джеймс Салливан понял, что этот человек, уже немолодой, со скуластым широким лицом и перебитым носом, с очень хорошо заметным шрамом на лбу, не шутит и запросто отдаст такой приказ. А его бойцы, со всех сторон окружившие избитых американцев, этот приказ выполнят, возможно, даже с удовольствием. А потом все, что случилось, спишут на партизан. И никто ничего не станет выяснять.

А русский, сполна насладившись ужасом пленников, обернулся к своим солдатам, что-то приказав, и американцев злыми криками, тычками стволов и ударами прикладов в спины погнали к приземлившемуся вертолету, к которому присоединился еще один, круживший над головами, направив к земле стволы подвешенных под крыльями пушек и установленных в проемах иллюминаторов крупнокалиберных пулеметов.

Американских десантников буквально закинули в грузовой отсек Ми-8, а следом забрались и сами русские, заняв узкие сидения, установленные побортно, так что пленным осталось лишь расположиться на металлическом полу. Потом в вертолет погрузили пропитавшиеся кровью брезентовые свертки, и сержант Салливан понял, что не всем его солдатам повезло остаться в живых. Затем турбины над головами взвыли на несколько тонов выше, и Джеймс по вибрации фюзеляжа понял, что они уже в воздухе. Для него эта операция закончилась, хотя и совсем не так, как мечтал совсем недавно думавший о «Черном ястребе» и возвращении в привычную казарму сержант.

 

Глава 8. Эхо далекой битвы

Тихий океан — Вашингтон, США 26 октября

Пилот стоявшего на старте истребителя F/A-18E «Супер Хорнит» дождался взмаха матроса в ярко-зеленом жилете, и резко отдал рычаг управления двигателями. Турбины взвыли, выходя на предельные обороты.

— Я Альфа-семь, готов к взлету! — доложил летчик на пост управления полетами.

«Супер Хорнит», надежно удерживаемый на месте захватами катапульты, ощутимо подрагивал в такт бьющемуся в камерах сгорания реактивных двигателей пламени. Поток раскаленных газов, вырывавшихся из сопел турбин, лизал огнеупорное покрытие летной палубы, отражаясь от поднятого позади истребителя щита.

— Я Альфа-семь, обороты на максимуме! Прошу разрешения на взлет!

— Роджер, Альфа-семь, взлет разрешаю! Старт!

Мощный удар толкнул вперед тридцатитонный самолет, сообщая ему начальное ускорение. Челнок паровой катапульты подбросил истребитель, и через миг под крылом F/A-18E раскинулась зеленоватая гладь океана, а серая громада атомного ударного авианосца CVN-74 «Джон С. Стеннис» превратилась в темную точку где-то у самого горизонта.

Авианосец, оставив за кормой гавань Перл-Харбор, двигался кратчайшим курсом к восточным берегам России. Несколько последних месяцев в русских территориальных водах почти не было американских военных кораблей, как в прочем и судов любой другой державы, но изменившаяся обстановка потребовала срочной демонстрации силы, и «плавучий аэродром» покинул базу.

«Джон Стеннис», на борту которого находилось полсотни истребителей «Хорнит», шел к берегам России не в одиночестве. Вокруг авианосца, на расстоянии от нескольких кабельтовых до нескольких миль, расположилось полдюжины кораблей эскорта, эскадренные миноносцы «Эрли Берк». Сами по себе обладавшие колоссальной ударной мощью, в сочетании с авиакрылом «Стенниса» эсминцы становились боевой машиной, которой не было равных в этой части Тихого океана.

Авианосная ударная группа пребывала в постоянной готовности к бою. в небо целились укрытые под палубой эскадренных миноносцев ракеты «Стандарт» и «Асрок», щерились в пустоту стволы универсальных пятидюймовок «Марк-45» и сверхскорострельных зениток «Вулкан-Фаланкс». Лучи радаров опутали небо на десятки миль вокруг невидимой паутиной, и любая воздушная цель, едва коснувшись этих призрачных «нитей», тотчас становилась видимой на экранах радаров. А толщу воды на пути эскадры пронзали импульсы мощных сонаров, пока не встречавшие препятствий — никто не осмеливался становиться на пути армады поз звездно-полосатыми флагами. Разрезая остриями лихо скошенных форштевней пенные гребни высоких волн, авианосная ударная группа уверенно приближалась к цели на максимальной скорости, буквально пожирая мили.

Истребитель «Супер Хорнит» заложил вираж над «Стеннисом», набирая высоту. Над авианосцем уже кружил летающий радар Е-2С «Хокай» и боевой воздушный патруль — пара F/A-18E. А к ним могли в любой миг присоединиться остальные истребители авиакрыла, выбрасываемые четырьмя паровыми катапультами со скоростью одна машина каждые двадцать секунд. Всего за пять минут небо над эскадрой могло наполниться стаями истребителей, большинство которых выстроилось сейчас на палубе вдоль бортов, заправленные, с подвешенными под плоскостями ракетами «воздух-воздух».

Диспетчеры, обслуживавшие авиакрыло, сбились с ног, сменяя друг друга каждые три часа. Полеты не прекращались ни на минуту, самолеты и вертолеты взлетали и садились на палубу, и гул турбин не смолкал ни на миг. Но в помещение боевого информационного поста, находившегося глубоко под палубой, эти звуки не проникали. В этих стенах, обшитых кевларовой броней, звучало лишь жужжание вентиляторов, охлаждавших многочисленные компьютеры, а пол под ногами многочисленных офицеров чуть заметно вибрировал в такт укрытым на самом дне огромного корабля турбинам, приводившим в движение огромные гребные винты, увлекавшие статысячетонную махину атомного авианосца к пока еще далеким русским берегам.

— Адмирал, сэр, получены данные со спутников, — произнес офицер оперативно группы, обращаясь к командующему эскадрой, стоявшему чуть в стороне от остальных, наблюдая за сосредоточенной суетой подчиненных.

Вице-адмирал Йохансон подошел к огромному экрану, на котором появился первый снимок, сделанный разведывательным спутником «Ки Хоул-11». Очертания острова Сахалин командующий эскадрой уже давно не спутал бы ни с какой другой сушей, и теперь он вглядывался в монитор.

Обращенные к экрану лица офицеров в зеленовато-синем мерцании казались неестественно бледными. Снимки сменяли друг друга, позволяя разглядеть с огромной высоты то весь остров, от берега до берега, то городские кварталы Южно-Сахалинска, крупнейшего города на этом клочке суши.

— Японцы продолжают наращивать свою группировку, — заметил Йохансон, изучая панораму летного поля местного аэродрома. На взлетных полосах стояли казавшиеся громадными даже с орбиты транспортные самолеты С-2 и С-130, а вдоль бетонки выстроились, крыло в крыло, окрашенные в серый цвет истребители.

— Не меньше двух эскадрилий F-15, - произнес один из офицеров. — И еще я вижу там F-4.

— Японцы используют модернизированные «Фантомы» в качестве ударных истребителей, — пояснил адмирал. — Носителей противокорабельных ракет. А «Иглы», вероятно, должны стать основной противовоздушной обороны острова. Нашим парням придется несладко, если в Вашингтоне все же решатся и спустят нас с цепи!

— По имеющимся данным на Сахалине уже полностью развернута Пятая пехотная дивизия японских Сил самообороны, это не менее девяти тысяч солдат с артиллерией и бронетехникой. В центральной части острова находятся два дивизиона зенитно-ракетных комплексов «Пэтриот», а в окрестностях Южно-Сахалинска обнаружены позиции ЗРК малой дальности «Тип 81» и новейших «Тип 03» средней дальности. Кроме того, на остров уже переброшены береговые противокорабельные ракетные комплексы SSM-1B, вот их пусковые установки.

Офицер разведки указал на колонну автомобилей, за кабинами которых были уложены большие трубы, собранные в пакеты по шесть штук — транспортно-пусковые контейнеры крылатых ракет.

— Японцы готовятся к отражению атаки с моря и с воздуха, — задумчиво произнес адмирал Йохансон. — Хотят превратить остров в неприступную крепость. Признаюсь, на меня они уже произвели впечатление, господа!

— Это не все, сэр. Зенитные ракеты и истребители — часть их обороны, но гораздо опаснее японские эсминцы, крейсирующие вдоль внешней кромки Курильского архипелага. Корабли класса «Конго» — аналоги наших «Эрли Берк». У Сахалина находятся, по меньшей мере, три таких эсминца. Они также оснащены системой управления оружием «Иджис» и вооружены ракетами «Стандарт-2MR». Нашим пилотам придется преодолеть этот заслон, и не думаю, что обойдется без потерь.

— Черт, мы сами вооружили этих обезьян лучшей техникой, а теперь думаем, как с ними справиться! — Адмирал раздраженно помотал головой, гневно сжав кулаки. — Но ударного вооружения японские миноносцы не несут, верно, если не считать ракет «Гарпун»?

— Им это и ни к чему, если учесть, что в течение двух минувших суток свои базы покинуло не менее шести японских подводных лодок типа «Оясио». Это неатомные субмарины, также вооруженные ракетами «Гарпун» или их японскими модификациями. Они чертовски скрытные, самое то для прибрежного мелководья и действий в проливах между островами. Эти воды могут стать для нас смертельно опасными, адмирал, сэр! Кажется, японцы уже считают себя хозяевами здесь и чужаков не ждут!

Адмирал Йохансон поморщился. Находясь здесь, в боевом информационном посту атомного ударного авианосца, среди сотен тонн броневой стали и кевлара, можно было поверить, что находишься в полной безопасности. Но ощущение собственной неуязвимости было лишь кажущимся, обманчивым и очень неверным. И адмирал знал это, помня об участи «Авраама Линкольна», так и не вернувшегося из похода в воды России. конечно, японцы не имели ни такого оружия, ни такого опыта, как русские, но и они могли быть опасны, очень опасны. А адмирал мечтал о том, чтобы все, кто вышел в море под его началом, вернулись домой живыми.

— Черт с два! Мы их побили в сорок пятом, сделаем это и теперь! Да, избежать потерь не удастся, но все мои люди, до последнего матроса, знали, на что шли, поступив на службу! Мы будем двигаться прежним курсом и ждать дальнейших распоряжений из штаба! А пока потрудитесь привести все системы в боевую готовность и быть готовыми к отражению атаки! Удвоить бдительность! Я не хочу, чтоб мой флот стал мишенью для косоглазых выскочек!

Выполняя приказ адмирала, в небо через несколько минут подняли еще пару «Супер Хорнитов», и заслон на пути призрачной воздушной угрозы стал почти непробиваемым. Четверка многоцелевых истребителей, получая данные с корабельных локаторов и с борта АВАКС, могла выдержать бой с многократно превосходящими силами врага. Йохансон не верил до конца, что японцы решатся сделать первый ход, но был готов ко всему, как и его моряки, тысячи мужчин и женщин, ожидавших боя.

Казалось, внимание всего мира на несколько дней переместилось с просторов России на ее восточные рубежи, несколько клочков суши, ничтожных в сравнении с огромной, живущей сразу в девяти часовых поясах страной, но для кого-то невероятно ценных и желанных. События на Сахалине, предчувствие грядущей новой войны между теми, между кем ее не могло быть, отвлекли многих. И все же генерал Бражников, прибывший в Москву в обычном вагоне обычного поезда, знал, что вся эта возня не делает его путь более безопасным. И американцы, и местные иуды продолжали незаметно, без лишнего шума охотиться на немногочисленных партизан, и не отказались бы получить в свои руки — мертвым, но лучше все-таки живым — одного из членов штаба движения. И потому генерал был вдвойне осторожен.

Поезд прибыл на вокзал, лязгнули сцепки вагонов, и состав остановился, а купе наполнились суетой дождавшихся окончания поездки людей. Железная дорога продолжала функционировать, хотя поезда ходили реже, чем раньше, и потому свободных мест не было. На это и рассчитывал Бражников, выбрав именно такой транспорт — затеряться в толпе, смешаться с безликой людской массой, в которой найти его будет не просто. А искать генерала могли, со всем возможным рвением, и причина того лежала в его нагрудном кармане.

Бражников украдкой сунул руку за пазуху, убедившись, что оптический диск в простом бумажном конверте никуда не пропал, а затем подхватил сумку с дорожными пожитками, и влился в поток пассажиров, двигавшийся к выходу из вагона.

Москва встретила генерала шумом и гомоном, по перрону метались люди, провожая или встречая кого-то, или сами готовясь к отъезду. Огромный город своей суетой и многолюдностью оглушил, ошеломил привыкшего к тишине небольших провинциальных городков Бражникова, изо всех сил старавшегося сейчас выглядеть уверенным и целеустремленным, собрав в кулак все свое внимание.

Генерал шагал по перрону, забросив за спину сумку, ввинчиваясь в пульсировавшую на пути толпу, аккуратно раздвигая стоявших у него на дороге людей и пытаясь одновременно видеть все происходящее вокруг. В стороне мелькнул полицейский патруль — трое рослых парней в сером «городском камуфляже, сбитых на затылок кепках и с компактными пистолетами-пулеметами «Клин» на плече. Равнодушные, но в то же время внимательные взгляды скользили по толпе, иногда становясь осмысленными, задерживаясь на чьем-то лице не несколько мгновений.

— Товарищ генерал, — кто-то, незаметно подобравшись сзади, ухватил Бражникова под локоть, так что партизан от неожиданности вздрогнул. — товарищ генерал, идемте со мной. Скорее!

Встречавшего его на перроне человека Бражников знал. Бывший полковник ФСБ Иван Слюсаренко был одним из руководителей партизанского движения здесь, в столице, к тому же настоящим боевым офицером. Сейчас чекист увлекал своего спутника к автостоянке перед вокзалом, нацелившись на микроавтобус «Фольксваген» синего цвета, в меру потрепанный, но вполне вписывавшийся в городской пейзаж.

— Как поездка, товарищ генерал? Без приключений?

— Нормально, — кивнул Бражников. — Долго, зато спокойно. А как тут?

— Все тихо, вас точно никто не ждет. Кажется, американцы пока еще не поняли, что произошло.

— Поняли, очень хорошо поняли, — возразил генерал, останавливаясь перед распахнутой дверцей микроавтобуса. — По базам наших отрядов на севере был нанесен мощный удар. Американцы нарушили границу зоны ответственности, атаковав наши лагеря всеми силами. Потери огромны!

— Значит, вы успели как раз вовремя. И нужно сделать все, чтоб жертвы оказались не напрасны!

Бражников забрался в салон «Фольксвагена», и Слюсаренко прыгнул за руль, запустив мотор и встраивая микроавтобус в мчавшийся мимо вокзала поток машин. Генерал не был единственным пассажиром — в машине его поджидали еще двое. Максим Громов не мог пропустить появление курьера с важной информацией, несмотря на то, что его имя значилось в первых строках списка разыскиваемых преступников. Его спутник, напротив, пока ухитрялся не попасть в поле зрения спецслужб, потому, наверное, что сам имел к ним непосредственное отношение. Бывший начальник Главного разведывательного управления Генерального штаба генерал-майор Сергей Аляев стал бы желанной добычей для врага, но он сумел остаться призраком, из тени руководящим действиями партизан не только здесь, в столице, но и на большей части территории России.

— Итак, вы доставили нам записи? — Аляев вопросительно взглянул на Бражникова.

— Да. Вот они. — Генерал протянул разведчику диск. — Теперь они ваши. За этот кусок пластмассы отдали жизни многие отличные ребята, и многие продолжают умирать сейчас. Не хочу, чтобы их гибель оказалась напрасной.

— Не окажется. Они погибли не зря, и вы сами вскоре в этом убедитесь!

— Но зачем вам было рисковать? — удивился Громов. — Не проще сбросить записи по e-mail?

— Вы недооцениваете АНБ, — усмехнулся Аляев. — Сеть они наверняка контролируют, и если даже не сумеют предотвратить передачу информации, смогут отследить получателя и отправителя, физически найдут их. Проект «Юнайтед Петролеум» сулит колоссальные прибыли, вы сами это должны понимать лучше меня, и ради этого американцы будут делать все, что их затея не оказалась сорвана. И армия, и все их разведки сейчас заняты лишь одним делом — защитой интересов корпорации.

— Верно, — кивнул Громов. — И у них это пока получается весьма неплохо!

«Фольксваген» соблюдая ограничение скорости, двигался в общем потоке, и его пассажиры, разговаривая, смотрели по сторонам. Внешне ничто не напоминало о недавней войне, не было заметно никаких признаков врага, ничего, что говорило бы об оккупации. На улицах полно людей, дороги забиты транспортом, и личными авто, и маршрутками, рестораны, кафе и магазины открыты и даже в разгар рабочего дня явно не страдают от отсутствия клиентов. Пожалуй, только полицейские патрули, слишком часто мелькавшие повсюду, могли быть признаком того, что в городе неспокойно.

— Что вы сделаете с записями? — поинтересовался Бражников у Аляева, обращаясь к старшему по званию, и не то чтобы игнорируя Громова, но все же всем своим видом давая понять, что тот был и остается гражданским лицом.

— Думаю, мы передадим их иностранным журналистам, представителям крупнейших информационных агентств, аккредитованным здесь, в столице, в том числе при штабе американской группировки. Разошлем сразу побольше копий. Если эти записи пустят в эфир, это будет сильнейший удар по «Юнайтед Петролеум». А раз Вашингтон поддерживает корпорацию, послав сюда войска для ее безопасности, это будет удар и по американской администрации.

— Я не верю, что записи будут обнародованы. Американцы ценят свободу слова до определенного момента.

— В этой ситуации каждый преследует свои интересы, — ответил вместо бывшего начальника ГРУ Максим Громов. — «Юнайтед Петролеум» стремится к прибылям от нашей нефти, американское правительство, прибрав к рукам русские нефтяные месторождения, стремится к энергетической независимости, прежде всего, от хитрых и вероломных арабских шейхов. Пожалуй, выгода Капитолия все же больше, чем корпорации, ведь заодно можно ухватить за горло еще и европейцев. Нам в свое время сами американцы не позволили заниматься шантажом, по-быстрому организовав переворот и оправданное им вторжение, но, как кажется, лишь для того, чтобы сделать все самим. Ну а масс-медиа, им же нужны рейтинги, и потому хоть кто-то да рискнет сорвать куш, ведь всерьез привлекать публику к экранам им пока нечем.

— А как же вторжение японцев на Сахалин?

— Уже не интересно, — усмехнулся Громов. — Который день крутят одно и то же. Стороны стягивают войска, копят силы, но ничего не происходит пока, и аудитории становится скучно. А вы привезли как раз то, что надо, генерал! Конечно, янки попытаются прикрыть лавочку, но всех сразу не заткнуть даже им. К тому же мы одновременно запустим ролики в Интернет, так что увидеть их сможет половина населения планеты. Правда, с экрана телевизора это кажется более солидным, вызывающим большее доверие.

— И все же мне кажется, игра не стоит свеч, — вздохнул Бражников. — Что значит авторитет и репутация, когда на кону — свободный доступ к колоссальным запасам ресурсов? Да, неприятно, но неужели вы верите, что «Юнайтед Петролеум» свернет свою деятельность? В лучшем случае, распустят чеченцев, но ведь нефтепровод охраняет американская армия, а ее нам не победить. В лучшем случае все предыдущие схватки удавалось сводить к ничьей, ущерб, который мы нанесли американцам, ничтожен, а наши потери ужасны.

— Верно, — неожиданно произнес Аляев. — Мы проанализировали результаты последних операций партизан на севере, и пришли к тому же выводу. Потери сторон в боевых столкновениях равны, но американцы имеют возможность перебрасывать резервы из других регионов, для нас же каждый боец на счету, и восполнять урон нечем. Ставка на подрыв боевого духа противника тоже не оправдалась — американское командование замалчивает потери, так что даже в соседних подразделениях иногда не знают точного числа своих убитых и раненых товарищей. К тому же наших сил недостаточно для прямого столкновения с армейскими подразделениями противника, атаки же на нефтепровод не дали серьезных результатов. Темп работ несколько снизился, но и только.

— У меня лично сложилось впечатление, что американцы не реагировали всерьез на наши вылазки, — заметил Бражников. — Они до сих пор ограничивались лишь обороной.

— Это так. Они ждут зимы, когда нашим людям станет трудно скрываться в лесах. Боеспособность неизбежно снизится, к тому же противник реализует свое техническое превосходство. Сейчас за нас играет лес, густая растительность позволяет избежать обнаружения с воздуха. Это подтвердила последняя операция американцев, стоившая им немало крови только потому, что они не смогли с воздуха вскрыть наши позиции, а наземную разведку проводить побоялись. Зимой же отсутствие лиственного покрова и разница в температуре позволит американцам применять тепловизоры с большой эффективностью.

Бражников лишь согласно кивнул. Партизаны нарочно старались держаться подальше от населенных пунктов, не подставляя гражданских под удар. Но одно дело жить в лесу летом, и совсем другое — зимой, в тридцатиградусный мороз прятаться в землянках. Без постоянного отопления люди просто замерзнут, а малейшее тепло, от печки, например, можно будет обнаружить издалека, с той техникой, какой располагает враг, это совсем не сложно. Партизаны, укрывающиеся в своих лагерях, станут мишенями для американских ракет, и мало кто из них сможет протянуть до весны. Придется или постоянно кочевать, нигде не задерживаясь больше, чем на сутки, или, впившись намертво в мерзлую землю, отражать атаку за атакой американцев. Да и питания потребуется больше, чтоб поддерживать достаточно сил, а снабжение партизанских отрядов отнюдь не становилось лучше со временем.

— Американцы просто пытаются избежать ненужных потерь, тянут время, выжидают, — продолжил Аляев. — Они уступили нам инициативу, чтобы потом отыграться за все. Но мы не можем им этого позволить! Записи, которые вы добыли и доставили сюда с таким риском — это первый удар, который мы нанесем на идеологическом фронте. Американцы спокойны и решительны до тех пор, пока верят в свою силу. Мы подорвем эту веру в них! Для всего мира партизаны — это кучка прячущихся по лесам отщепенцев, нас никто не считает силой, способной влиять на ситуацию. И пока мы действуем разрозненными отрядами, жалим лениво отмахивающихся американцев, как мошкара, так и будет. Пора объединить наши силы в один кулак и нанести решающий удар, заявить о себе всему миру! Пора изменить тактику и стратегию, если мы все еще хотим победить в этой войне!

Бражников вдруг заметил, что они уже полчаса кружат по окрестностям вокзала. Слюсаренко, следуя в общем потоке, маневрировал на развязках, мастерски втираясь в малейший просвет между машинами, разворачиваясь, срезая путь какими-то переулками, но продолжая кататься по одному и тому же району. А еще от внимания генерала не укрылись сменявшие друг друга каждый пять минут автомобили, как привязанные следовавшие за микроавтобусом. Неновый «Форд» с поцарапанным передним крылом и «десятку» с помятым бампером трудно было не заметить, если иметь хоть немного внимательности. Но, судя по тому, что спутники Бражникова не обращали внимания на хвост, это были свои. Во всяком случае, сам генерал очень хотел надеяться на это.

— Посмотрите в окно, — воскликнул Максим Громов, указывая рукой на полные прохожих улицы столицы. — Разве похоже, что рядом идет война? Даже здесь никто ни о чем не знает. Где-то в лесах русские, американцы и чеченцы истребляют друг друга, где-то льется кровь, но в Москве все спокойно. Здесь не слышны выстрелы, не рвутся бомбы, се верят, что наступил мир! Американцы сумели убедить всех, в том числе и самих себя, что принесли спокойствие в Россию, предотвратили гражданскую войну, восстановили порядок ценой малой крови! Война идет где-то на периферии, а здесь ничто о ней не напоминает. Наблюдатели ООН прилетели в нашу страну, но пока не решились выбраться за пределы столицы. Американцы установили настоящую информационную блокаду. Ни о наших, ни об их потерях не говорится в открытую, хотя гробы с телами американских парней продолжают лететь через океан на запад. Пора заявить всему миру о том, что в России есть, кому сражаться за свободу этой страны! Записи, что вы доставили, это лишь начало, генерал! Сейчас военную победу можно обратить в поражение, если представить все в правильном свете. Американцы сильнее нас, в честном бою нам не победить, и потому путь грубой силы не для нас. К тому же время работает на противника.

— Принято решение отвести все отряды с линии боевого соприкосновения, — продолжил Аляев. — Партизанская война в чистом виде не приносит результата. Американцы заняли оборону на своих базах, отвечая на наши комариные укусы редкими, но мощными ударами. Мы теряем людей, расходуем ресурсы напрасно. Мы соберем все силы и возьмем под контроль какой-нибудь город, проведем масштабную операцию, о которой невозможно будет молчать. Распространение записей со зверствами чеченцев привлечет внимание к России, и когда к нам обратятся взгляды из-за рубежа, мы и продемонстрируем свою силу и возможности. Соберем журналистов, заявим о себе на весь мир!

— Не понимаю, — помотал головой Бражников. — Эта акция обречена с самого начала! Даже если мы и сможем скрытно перебросить сотни людей в какой-то город, даже если сможем, пользуясь внезапностью, взять его под контроль, мы просто загоним самих себя в западню. Американцы пустят в ход всю свою огневую мощь, сравняют этот город с землей, и весь мир узнает об очередной победе над терроризмом! Пока мы можем добиваться численного перевеса лишь за счет растянутости вражеских коммуникаций, но если соберемся разом в одном месте, янки тотчас туда сгонят всех, кто есть, со всех уголков России. Да, всех, кто у них есть, в одно место… — вдруг совсем другим тоном, словно разговаривая с самим собой, произнес генерал, и, взглянув на своих собеседников, добавил: — И в этом случае могут не успеть среагировать на то, что творится у них за спиной.

— Это решение было принято единогласно, и вы будете выполнять приказ. Вам придется вернуться в Архангельскую область, чтобы собрать там всех, кто еще сохраняет боеспособность. Все отряды должны отойти резервные базы и быть готовыми выдвигаться по первому приказу туда, куда мы сочтем нужным. И это не обсуждается, генерал!

— И какой же город вы избрали для этой операции?

— Нижнеуральск. Небольшой промышленный город, менее двухсот тысяч населения, самое то, чтобы оборонять его с нашими силами. При этом он находится в зоне интересов американцев, в городе даже есть небольшой гарнизон, окопавшийся на местном аэродроме. Там мы дадим последний и решительный бой! И там мы одержим победу!

Бражников с сомнением покачал головой. Враг обладал большей огневой мощью, лучшей разведкой, и партизаны сводили на нет эти преимущества за счет высокой мобильности и хорошего знания местности. Они были готовы воевать и умирать, потому что верили в свое дело, но загнать их в город, собрать всех вместе, чтобы американцам проще было со всеми разом расправиться…

— Я не согласен с этим решением, — твердо произнес Бражников, взглянув в глаза Аляеву. — Мы погубим всех! Сейчас наши бойцы — призраки, внезапно появляющиеся и так же внезапно исчезающие в пустоте. А вы хотите их превратить в мишени! Не знаю, что вы задумали на самом деле, но слишком многое ставите на кон!

— Мишень не может ответить огнем! Бойцы получат все, что нам удалось накопить, все запасы оружия и снаряжения. Китайские товарищи немало смогли нам передать, да и мы сами ищем дополнительные источники снабжения. У партизан будет достаточно зенитных и противотанковых ракет, гранатометов и снайперских винтовок, чтобы превосходство врага в технике перестало иметь решающее значение. Американцам придется посылать в бой своих солдат, жертвовать ими, и в какой-то момент уровень потерь превысит допустимый, и это будет наша победа.

— Этот город просто раскатают по камню огнем артиллерии и ударами авиации!

— Да, ущерб неизбежен, как и потери среди наших людей, но это война! Что же до разрушения города, без ядерного оружия это придется делать долго, гораздо дольше, чем сможет сохранить свою решимость наш враг. Катастрофу Дрездена и Токио им повторить не удастся!

— Что ж, если вы прикажете, я немедленно установлю связь с командирами отрядов, действующих в моем секторе, и передам им все необходимые инструкции.

— Да, я приказываю. А вы обязаны выполнить мой приказ. Я отлично сознаю риск этого замысла, но, поверьте, и те преимущества, которые сулит нам хотя бы частичный успех. Действовать нужно очень быстро, не только мы имеем информаторов во вражеских структурах, противник тоже ведет разведку. Предателей хватает, и мы смогли выявить далеко не всех, так что каждый день, каждый час промедления может обойтись нам очень дорого. Если наши группы перехватят на марше…

Аляев не закончил, да и не нужно было. Бражников понял все без лишних слов. В городе, скрываясь в плотной застройке, действуя, как привыкли, небольшими группами, партизаны смогут противостоять даже американской авиации. В чистом поле же, тем более, если противник будет готов к столкновению, шансов у них просто не останется.

— Каковы на данный момент силы партизан в вашем секторе? — поинтересовался бывший глава ГРУ.

— До тысячи бойцов. Но есть проблемы с оснащением. Тяжелого оружия мало, ПЗРК вообще по пальцам одной руки можно пересчитать.

— Эту проблему мы решим, есть резервы, как раз на такой случай. Какую-то часть бойцов вам придется оставить на прежних позициях. Когда начнется переброска основных сил, потребуются отвлекающие удары по коммуникациям, думаю, сотни штыков для этого хватит. Им мы тоже подбросим побольше оружия и снаряжения.

— Переправить из Заполярья на Урал несколько сотен людей с оружием… — Бражников недоверчиво хмыкнул: — Кажется, непростая задача.

— Непростая, но решаемая. Один из путей переброски вам, кстати, предстоит вскоре испытать лично, дело не терпит отлагательств, и жать неделю, пока вы будете трястись в плацкартном вагоне, уже невозможно.

Только теперь Бражников понял, что они давно уже оставили позади вокзал. «Фольксваген» пробирался по переполненным столичным магистралям куда-то в пригороды. Слюсаренко, сидевший за рулем, без дополнительных напоминаний двигался в нужном направлении, демонстрируя изрядное водительское мастерство и неплохое знание местности, объезжая пробки какими-то закоулками и неуклонно приближаясь к выбранной цели.

Микроавтобус выбрался из городских кварталов, сверкающие сталью и стеклом высотки остались позади, а по обе стороны шоссе потянулись бетонные заборы и тяжеловесные серые коробки заводских цехов, каких-то складов, автобаз, перемежаемые заправками и автосервисами. Движение стало чуть менее интенсивным, и Слюсаренко придавил педаль газа.

— У нас опасные враги, но есть и союзники, — произнес генерал Аляев. — Мы многое можем на самом деле, но, как в сказке, можно исполнить только одно желание. Сейчас еще не время открыть все козыри, но кое-что пришла пора использовать немедленно.

«Фольксваген» свернул с широкой автострады, и, проехав еще с километр, уткнулся в ворота, за которыми Бражников увидел летное поле аэродрома. На дальнем краю бетонки возвышались ангары, вздымалась к небу контрольная вышка, ощетинившаяся антеннами.

Машину партизан пропустили с секундной заминкой. Пожилой мужчина в черной униформе охранника лишь глянул на водителя, и тотчас ворота распахнулись. Полковник ФСБ, сидевший за рулем и все время поездки не проронивший ни слова, направил машину к стоявшему на взлетной полосе Як-40 с логотипами какой-то частной авиакомпании на белоснежном фюзеляже. Уже издали был слышен гул прогреваемых перед вылетом турбин.

— Не слишком ли рискованно? — с подозрением поинтересовался Бражников. — Поезд надежнее, проще затеряться в толпе. Даже автобус лучше, хотя бы можно спрыгнуть на ходу!

— Риск ничтожен, — возразил Громов. — Этот самолет везет работников на нефтепровод, тот самый, который строят американцы. Но экипаж наш, самолет приземлится на аэродроме под Вологдой, бывшая военная «точка», сейчас, по сути, бесхозная. Американцев там точно нет, с остальными мы договоримся. Оттуда будете добираться своим ходом. Никакого контроля при посадке не будет, гарантирую.

— Подарок тех самых друзей, которые пока предпочитают оставаться в тени, — пояснил Аляев. — Здесь с вас никто не спросит документы, даже имя ваше ни к чему. Сейчас мы должны действовать быстро, иначе и я предпочел бы для вашего возвращения иной вид транспорта.

— Что ж, поверю на слово, — пожал плечами Бражников. — Надеюсь, вы в своих «друзьях» уверены так же, как я — в вас.

Генерал выбрался из салона микроавтобуса, забросив на плечо сумку, и двинулся к самолету, у которого уже стоял трап. Немолодая стюардесса при входе лишь кивнула на его приветствие, чуть посторонившись, чтоб новый пассажир прошел в салон. Бражников оказался последним, кого ждали перед вылетом. Было занято побольше половины мест, но генерал пристроился в хвосте, подальше от остальных. Через минуту объявили взлет, турбины Як-40 взвыли на несколько тонов выше, и самолет двинулся с места, набирая скорость.

С земли еще долго наблюдали за лайнером, до тех пор, пока он не превратился в черную точку на горизонте. Генерал Аляев закурил, задумчиво уставившись куда-то в пустоту, а затем, помолчав несколько минут, сказал, покосившись на Громова:

— Бражников прав. Он хороший офицер, все уже понял без слов, и мне не по нутру использовать такого человека втемную. То, что мы задумали, это самоубийство. Мы принесем в жертву лучших наших людей, сделав их мишенями для американцев.

— Вы сами были за реализацию плана. Для того, чтоб нанести главный удар, нужна отвлекающая операция такого масштаба, чтобы сковать все силы врага хотя бы на несколько дней. Это вы сказали, не я. Без вашего согласия весь этот замысел так и остался бы пустыми разговорами, генерал!

— Верно, я так сказал. Просто люди — это не цифры на бумаге. Никогда не думал, что придется посылать столько парней на убой.

— Но ведь они не тупое стадо, у них будет оружие! Это будет не бойня, а бой!

— И все же мне их жаль. Но менять ничего не будем, чувства сейчас не имеют значения. Если будем медлить, придерживаться нынешней тактики, все равно большая часть наших людей будет уничтожена, пускай и чуть позже, но это лишь агония. Пути назад все равно у нас нет, значит, пойдем вперед и сделаем все, чтобы жертвы оказались не напрасны. Мы заставим американцев сойти с ума от ужаса!

Партизаны вернулись в машину, и Слюсаренко развернулся, вновь направляясь к воротам, возле которых дежурил все тот же немолодой охранник. Суета партизан, готовившихся к решительному, и, скорее всего, последнему вне зависимости от его исхода бою, оставалась никем незамеченной. Внимание большинства и здесь, в Москве, и по другую сторону Атлантики, было по-прежнему обращено к нескольким клочкам суши на восточной окраине огромной страны. По обе стороны океана ждали, когда затянувшаяся тишина будет нарушена залпами орудий и свистом падающих из поднебесья бомб.

Разведывательный спутник «Ки Хоул-11», наматывавший круги над подернутой облаками гладью Тихого океана, исправно посылал снимки на землю, в центр обработки данных, откуда они рассылались многочисленным потребителям, находившимся сразу на нескольких континентах. Но спутник не был единственным источником информации. Луч японского радара, описывавший круги над Сахалином, захватил новую воздушную цель, и оператор тотчас подозвал старшего офицера:

— Неопознанный объект приближается с запада! Высота полета девятнадцать километров! На запросы не отвечает!

Неизвестный самолет, появившийся со стороны материка, был уже в зоне досягаемости зенитных ракет комплексов «Пэтриот». Перехватчики F-15J «Игл» тоже могли уничтожить его, и потому начальник дежурной смены был спокоен:

— Это снова американцы. Скорее всего, стратегический беспилотный разведчик RQ-4 «Глобал Хок». После того, как мы встретили их истребители, сомневаюсь, что они еще раз рискнут жизнями своих летчиков!

— Что прикажете делать?

— Наблюдать! Пусть смотрят, все равно они увидят только то, что мы захотим показать!

Сопровождаемый лучами радаров, «Глобал Хок» занял позицию над южной частью острова, описав несколько широких кругов. Все это время его электронно-оптические камеры высокого разрешения делали снимки в видимом и инфракрасном спектре, а луч бортового радара скользил по сопкам, подсвечивая позиции японских войск. Продержав расчеты зенитно-ракетных комплексов в напряжении почти два часа, RQ-4 развернулся, ложась на обратный курс, и вскоре исчез из поля зрения локаторов. На земле так и не узнали об еще одном непрошенном госте.

Беспилотный разведчик RQ-3 «Дарк Стар», созданный по технологии «стеллс», практически невидимый для радаров, похожий на морскую рыбу-ската, кружил под облаками над самыми позициями Пятой пехотной дивизии, вскрывая ее систему обороны. Самая искусная маскировка не была преградой для его сенсоров, и вскоре в штабе Третьей экспедиционной дивизии Морской пехоты знали координаты целей, по которым в случае приказа будет нанесен первый удар.

Беспилотные разведчики и спутники работали в тесной связке, перегружая потоками информации каналы связи. Через несколько минут очередной пакет разведданных поступил в ситуационный центр, расположенный глубоко под зданием Пентагона. Посмотрев на снимки, сменявшие друг друга на нескольких экранах сразу, генерал Эндрю Стивенс поморщился, покосившись на своего начальника, и произнес:

— Джепы готовят нам теплый прием! Их группировка на Сахалине за прошедшее время выросла вдвое. Смотрите, новые позиции ЗРК здесь и здесь! Вокруг Южно-Сахалинска они создали уже два кольца обороны. И еще пусковые установки противокорабельных ракет на восточном побережье! А это что? — Генерал указал на снятый на взлетной полосе самолет с характерной «тарелкой» антенны радара кругового обзора над фюзеляжем. — Это же Е-2С «Хокай», самолет дальнего радиолокационного обнаружения!

— Да, они наращивают силы, укрепляют оборону, — кивнул Дональд Форстер. Начальник Объединенного комитета начальников штабов был задумчив и мрачен, как и все, кто собрался в здании военного ведомства в эти минуты. — На Сахалине несколько батарей зенитных ракет и две эскадрильи истребителей, и это не считая тех, что базируются на Хоккайдо и легко могут поддержать своих. А Курилы прикрывает флот, не меньше полудюжины эсминцев и фрегатов, в том числе вооруженные ракетами «воздух-воздух» большой дальности «Стандарт-2».

— И еще подводные лодки! То ли шесть, то ли все десять штук, поджидающие наш флот на дальних подступах! А на островах заняла оборону воздушно-десантная бригада!

— Да, японцы в эти клочки суши вцепились крепко! Еще бы, прирост территории почти на четверть, серьезные запасы минерального сырья, а местного населения практически нет. У японцев много хорошего оружия, американского оружия! Но опыта у их армии нет! Как бы хорошо ни были обучены их солдаты, летчики, моряки, настоящий боевой опыт есть только у нас, и японцы это знают!

Совсем недавно Страну восходящего солнца здесь, в Вашингтоне, считали своим союзником, словно и не было жестокой войны каких-то полвека назад, сгоревших в ядерном огне городов, пущенных на дно флотов. Япония получала лучшее оружие, многое производила сама, не завися уже от Штатов, и теперь была готова обратить это оружие против своих создателей. Оба, и Стивенс, и Форстер, понимали, что если приказ будет отдан, американские парни пойдут в бой и победят, но легкой эта победа не станет.

— Мне пора в Белый дом, — произнес, наконец, начальник ОКНШ, отворачиваясь от экранов. — Президент желает знать последнюю информацию, и немедленно. Кажется, на Капитолии всерьез обеспокоены происходящим. А вы, Эндрю, продолжайте собирать данные!

— Слушаюсь, сэр! Мы постоянно следим за ситуацией на Сахалине! Используем все средства!

Кортеж, сопровождаемый мотоциклистами дорожного патруля, домчал генерала Форстера до Белого дома за двадцать семь минут. А там его уже ждали. В Овальном кабинете, святая святых власти, символе демократии, собрались почти все члены совета безопасности. Войдя внутрь через дверь, услужливо распахнутую молчаливым и бесстрастным агентом Секретной службы, Дональд Форстер увидел нервно расхаживавшего по кабинету президента Мердока, время от времени останавливавшегося напротив огромного французского окна и бросавшего бессмысленные взгляды на ухоженную лужайку.

Советник по безопасности Натан Бейл развалился в кресле, откинувшись на высокую спинку. Напротив устроился глава президентской администрации, но, в отличие от разведчика, Алекса Сайерс был напряжен, сидел на самом краешке, держа спину прямо, точно лом проглотил. Пожалуй, только Реджинальд Бейкерс, расположившийся в некотором отдалении, в дальнем углу просторного помещения, выглядел спокойным, сосредоточенным, но отнюдь не нервным.

— Генерал, — Джозеф Мердок взглянул на вновь вошедшего. — Генерал, какие новости с Тихого океана?

— Господин президент, сэр, мы ведем непрерывное наблюдение за действиями японцев и готовы вмешаться в любой момент. Сейчас противник продолжает перебрасывать на Сахалин войск, развернув несколько дополнительных батарей зенитно-ракетных комплексов а также еще одну эскадрилью истребителей F-15 «Игл». Кроме того, к эскадре, прикрывающей Сахалин и Курилы с востока, присоединились еще два японских эсминца. И еще две подводные лодки покинули свою базу, вероятно, тоже направляются к островам, господин президент.

— Японцы пытаются вам помешать? Надеюсь, никто не собирается больше посылать туда наших парней, генерал?

— Кажется, японцы не возражают, чтоб мы смотрели на их приготовления, — развел руками Форстер. — Они видят наши беспилотники, но сбить даже не пытаются, хотя могут сделать это без особых затруднений.

— А какова судьба нашего летчика, генерал?

— Сбитый над Сахалином «Хорнит» уже несколько дней был главной темой многочисленных журналистов. Публика ожидала возвращения пилота, строила догадки относительно того, жив он или же уже мертв, в плену или на свободе. Но истину знали немногие, и почти все они собрались в эти минуты в стенах Белого дома.

— Летчик жив, мы следим за сигналом его радиомаяка, господин президент. Но выслать спасателей я пока не готов, разумеется, если только вы не прикажете сделать это. Боюсь, они разделят участь того, кого призваны спасти — японцы вполне могут открыть огонь. Сейчас мы применяем только «дроны», господин президент, это безопасно, рисковать же людьми лично я не готов.

— Пилота учили выживать на враждебной территории, — заметил Натан Бейл. — Думаю, еще пару дней он сможет продержаться.

Джозеф Мердок вновь подошел к окну, отвернувшись от своих собеседников. Минуты две он молча созерцал пейзаж, и никто не осмелился побеспокоить президента. Лишь Бейл и Бейкерс украдкой переглянулись, словно пытались передать друг другу на расстоянии какие-то потаенные мысли. Им было, что сказать друг другу, но не сейчас и не здесь.

— Господа, час назад я принял посла Японии, — наконец сообщил президент США, повернувшись к терпеливо молчавшим членам совета безопасности. — Он уверил меня, что его правительство не претендует на какую-либо иную часть российской территории, как и территории любой другой страны, но Сахалин и Курилы — исконная японская земля, которую они готовы защищать от вторжения всеми средствами. Мне дали понять, что по доброй воле японцы с этих проклятых островов не уйдут. Они в открытую бросили нам вызов, бросили вызов Соединенным Штатам, нам, однажды уже разгромившим их империю!

Неожиданно Мердок зарычал, ударив кулаком по крышке старинного стола так, что дерево жалобно скрипнуло. Все, кто находился в Овальном кабинете, невольно вздрогнули от неожиданности, впервые увидев президента в таком состоянии.

— Нам плюнули прямо в лицо и предложили утереться, черт возьми! Они смеются над нами! Русское правительство не в счет, за ними нет силы, все, что могут сейчас в Кремле, это лишь громко кричать и махать кулаками, но и только. Россия принадлежит нам, по праву победителей, и я не могу позволить, кому попало делить ее на части, забирая себе лакомые куски! Нас поставили перед выбором — или признать права Японии, расписавшись в собственной немощи и нерешительности, или прибегнуть к силе, неизбежно понеся огромные потери. Мы долго вооружали японцев, дали им лучшую технику, позволили создать и подготовить армию, и теперь жертв не избежать.

— Выбор непрост, — усмехнулся Реджинальд Бейкерс, сам пребывавший в некоторой растерянности. — Или лишиться уважения, или заплатить жизнями лучших людей страны. Если отступим, нас перестанут бояться, если проявим твердость, прольется много крови.

— Генерал, а что сейчас мы можем противопоставить японской группировке на Сахалине? — Джозеф Мердок, кажется, не обратив внимания на реплику главы АНБ, взглянул на Форстера.

Председатель Комитета начальников штабов ответил без раздумий, помня все наизусть, словно прилежный ученик на экзамене.

— Под Владивостоком в полной готовности находится Третья экспедиционная дивизия Морской пехоты генерала Флетчера, сорок восемь тысяч моряков при поддержке полутора сотен боевых самолетов. Часть морпехов придется оставить для прикрытия границы с Китаем, но в любом случае наше превосходство над противником будет бесспорным. А с востока к островам приближается авианосная ударная группа во главе с «Джоном Стеннисом». Это еще полсотни самолетов и около двухсот крылатых ракет «Томагавк» кораблей эскорта. В случае необходимости можем двинуть следом еще и «Рональд Рейган», он в полной готовности стоит на рейде Сан-Диего вместе и может снятьс с якоря в течение часа. Кроме того, к Курилам уже направлены три ударные подлодки класса «Лос-Анджелес», также вооруженные «Томагавками». Уже сейчас мы превосходим противника по всем параметрам, и японцы это знают. Если вы отдадите приказ, контроль над островами будет возвращен в течение тридцати шести часов, господин президент!

Джозеф Мердок задумался. История повторялась. Снова, словно фигуры на шахматной доске перед началом партии, занимали свои позиции войска. По половине земного шара передвигались дивизии и эскадры, готовящиеся нанести удар. Но если в прошлый раз все было ожидаемо, теперь все произошло внезапно, и решиться, вот так сразу отдать приказ, было сложно. В прочем, сейчас и противник оказался далеко не столько сильным, и все же это была война.

— Какой ценой? Сколько американцев, мужчин и женщин, расстанутся с жизнями за эти тридцать шесть часов? Сколько детей станут сиротами, сколько жен овдовеют?

— Потери не будут казаться столь тяжелыми, если победа достанется нам, — пожал плечами Натан Бейл. — Жертв все равно не избежать, такова война. Но, возможно, войны удастся избежать. Нужна демонстрация силы, японцы должны понять, что им не победить. Мы сильнее, и в Токио знают это. Если проявим решимость, японцы уступят, им тоже не нужна война, они не захотят проливать кровь. Самурайский дух, кодекс бусидо — все это осталось в седой древности, нынешняя Япония иная.

— А если не уступят? Нынешнюю Америку тоже многие считают иной, не готовой на жертвы, привыкшей к сытости, — фыркнул президент Мердок.

— Мы уже доказали, что это не так, господин президент, — возразил генерал Форстер. — Мы готовы и умеем воевать, и весь мир уже смог увидеть это! Если проявим твердость, все поверят в нашу готовность идти до конца!

— Хорошо, в таком случае будем придерживаться прежней линии, — решил президент. Немного успокоившись, он опустился в свое кресло, уперев локти в столешницу. — Продолжим накапливать силы, после чего предъявим Токио ультиматум. Им все равно не тягаться с нами, и сами японцы это понимают, конечно. Если же будут упрямиться, тогда, наверное, пустим в ход «Томагавки». Мы все равно добьемся своего, господа! А что сейчас происходить в России? С нашими парнями, надеюсь, все в порядке?

Президент вновь взглянул на Форстера, и тот немедленно ответил:

— Все десантники вернулись на базу, генерал Костас, командующий Сто первой, лично прибыл на русскую военную базу, чтобы забрать наших парней.

— Черт возьми, эти русские зарвались! — воскликнул Сайерс. — Взять в плен американских солдат! Это уже слишком!

— Несколько десантников были убиты в столкновении с русской полицией, — добавил Дональд Форстер. — Кто первым открыл огонь, неизвестно. В конечном счете, потери списали на террористов, и инцидент можно считать исчерпанным на данный момент.

— Исчерпанным?! — Президент Мердок вновь буквально взорвался, вскакивая с места. — Девятнадцать наших парней вернулись из этого рейда, упакованными в пластик! За полчаса потеряли три вертолета, причем ничего не известно о пилоте одного из сбитых «Апачей»! Какого черта вообще генерал Костас решил провести эту операцию?! Пентагон не давал санкцию, насколько мне известно! Поправьте меня, Дональд, если это не так!

— Это была инициатива Костаса, — согласно кивнул председатель ОКНШ. — На нем и вся ответственность. Но я понимаю генерала — его дивизия несет потери почти каждый день, в засадах, на минах, вот он и решил нанести ответный удар, достав террористов на их территории. Вернее, попытался это сделать. Альберт Костас — настоящий патриот и опытный командир.

— Он отправил на бойню своих солдат, без разведки, без прикрытия! Девятнадцать убитых за одну ночь, раненых вдвое больше! Устроили «День рейнджера», черт возьми! А русская полиция берет в плен наших отступающих, да что там, бегущих десантников! Кстати, что там с ракетами, которыми сбили наши вертолеты?

— ПЗРК китайского производства, — доложил Натан Бейл. — Их становится все больше у террористов. Люди из ЦРУ, работающие в России, делают все необходимое, чтобы перекрыть каналы поставки. Пока без особого успеха, господин президент.

— Китайские ракеты, китайские винтовки, китайские мины! Китай вооружает наших врагов, а мы им не в силах помешать! Что, черт возьми, происходит?! Бейл, перед тем, как я отдал приказ на проведение операции «Доблестный удар», вы меня уверяли, что русские не окажут серьезного сопротивления! Но за пять месяцев, прошедших с капитуляции русских, наши потери стабильно высоки. Американские солдаты гибнут каждый день — умирают в засадах, подрываются на фугасах, горят в вертолетах, сбитых зенитными ракетами! Как и когда мы сможем остановить это? И сколько, черт возьми, нам еще потребуется гробов, прежде, чем русских удастся усмирить?

Джозеф Мердок шумно дышал, сжимая в гневе кулаки. Лидер мощнейшей державы мира чувствовал себя беспомощным. Он не мог отдать приказ своей армии, потому что для этого не было ни малейшего повода, да и объявлять войну второй по силе державе было слишком неразумно.

— Думаю, господин Крамер сможет вам сказать больше, — усмехнулся Бейл. — Его люди работают в России, он владеет ситуацией.

— Кажется, уже никто ничем не владеет! Нас рвут со всех сторон! Китайцы, японцы, сами русские со своим двуличием! И даже бомбить некого, одних слишком опасно, других нельзя без причины, а на кого-то просто жаль тратить бомбы!

— Господин президент, — осторожно начал директор ЦРУ, — господин президент, с самого начала лично я был против военной операции против России.

— Черт возьми, Крамер, я помню это! — огрызнулся Мердок. — Верно, вы предлагали сидеть, сложа руки, и ждать, пока спятившие русские реваншисты нанесут ядерный удар по Соединенным Штатам! Я оказал вам доверие, поставив во главе ЦРУ, и жду, что вы и ваша служба наведут порядок в России! Оставьте свое нытье при себе! Вы должны выявить и перекрыть каналы снабжения, оставить русских террористов без оружия, а еще лучше — поймать и живыми притащить журналистам китайских эмиссаров, которые помогают проклятым «партизанам»!

— Господин президент, сэр, как бы то ни было, нельзя ждать быстрой и легкой победы над русскими, если не действовать жестко и решительно, — промолвил, откашлявшись, генерал Форстер. Глава Объединенного комитета начальников штабов исподлобья взглянул на Джозефе Мердока, продолжив: — Разгромив русскую армию, мы вовсе не победили, но, напротив, создали себе более опасного врага. Теперь вместо громоздких и неповоротливых корпусов и дивизий против нас действуют отряды из десятков, в лучшем случае, сотен партизан, мобильные, отлично вооруженные для ближнего боя. Против нас сражаются не обыватели, взявшие в руки винтовки, а профессионалы, офицеры бывшей российской армии, имеющий немалые боевой опыт. Их немного, но их подготовка и оснащенность современным оружием позволяют им одерживать победы. Так называемые партизаны пнезапно появляются там, где мы ждем их меньше всего, наносят удар и исчезают, смешиваясь с местным населением, а русские власти в лучшем случае просто бездействуют, в худшем же тайно поддерживают так называемых террористов. И победить их можно ценой огромных усилий. Придется бить в полную силу, не отделяя вражеских солдат от гражданского населения, а мы сами связали себя какими-то обязательствами, превратили собственных солдат в мишени.

— Предлагаете выжигать целые деревни, генерал? Заливать их напалмом, как во Вьетнаме? Этого я от вас, право, не ожидал! — усмехнулся Мердок.

— У нас выбор невелик, господин президент! Или ударить в полную силу, всем своим арсеналом, не задумываясь о последствиях и не считая побочный ущерб, и рассчитывать в этом случае на победу, или уйти из России. Только так. Генерал Костас решил ответить на вылазки русских, но просчитался, и его дивизия понесла потери. Но это потому, что он полагался лишь на собственные силы, был слишком осторожен, чтоб не вызвать гнева здесь, в Вашингтоне. Но поступил он верно, просто недооценил врага, его способности и его осведомленность о наших действиях. Мы знаем о противнике не так уж много, и потому сперва должна поработать разведка. Нужно искать их базы, склады с оружием, и, конечно, перекрыть пути поставки оружия из сопредельных государств, а после этого — нанести один удар, но в полную силу. В открытом бою террористы не выстоят перед нашей огневой мощью. Мы победим, и неважно, какой ценой, господин президент, ведь победителей не судят!

Президент вновь подошел к окну, отвернувшись от своих собеседников. Ему никто не мешал, присутствовавшие даже не шевелились, и, наконец, Мердок, обернувшись, процедил сквозь зубы:

— Господин Крамер, даю вам неделю, чтобы вскрыть схему снабжения русских террористов оружием, и не важно, кто это делает, китайцы или кто-либо другой. в противном случае можете попрощаться со своей должностью. все полученные данные сообщайте генералу Форстеру и командующему нашими войсками в России генералу Камински. И пусть они решат сами, как следует поступить. Все, совещание окончено, господа! Продолжайте работать!

Загрохотав мебелью, члены совета безопасности толпой вывалились из Овального кабинета, оставив в одиночестве главу Соединенных Штатов. Молчаливые агенты Секретной службы сомкнули строй, готовые собой заслонить президента от любой опасности.

В кармане Натана Бейла неожиданно завибрировал мобильный, и одновременно за трубку схватился Реджинальд Бейкерс. Увидев номер звонящего, советник президента по безопасности прищурился:

— Это Говард!

— Какие-то проблемы в России, — кивнул Бейкерс, прочитав короткое сообщение, присланное с того же номера. — Проклятье!

Говарду позвонил Бейкерс, едва выйдя на лужайку перед Белым домом. Взгляды стоявших в карауле морпехов в парадной форме, идеально, без единой складочки, сидящей на тренированных телах, главу АНБ не смутили.

— Что происходит, Рональд?

— Если есть под рукой лэптоп, выйди в Сеть, — раздался в динамике нервный голос руководителя проекта «Полярный экспресс». — Все забито роликами с «забавами» чеченских ублюдков! Русским все же удалось не только достать записи, но и вывезти их из зоны боевых действий! И рейд десантников ничего не дал, только трупы!

— Значит, проблемы у вас, Рональд, у вашей корпорации! Правительство США тут не при чем!

— Проклятье, Бейкерс, вы должны что-то сделать, пока публика приходит в себя! Террористы уже разослали записи журналистам, представителям американских и европейских агентств, и скоро это дерьмо пустят в эфир! Заблокируйте Интернет, отключите серверы, что вы там еще можете сделать!

— Я могу многое, но не всегда это оправдано! Рональд, из-за вашей авантюры с чеченскими наемниками здесь, в Вашингтоне, мы открыто давили на командующего Сто первой дивизией, и он едва ли будет молчать о том, кто приказал ему провести эту операцию, если Костаса спросят. А его спросят, президент в ярости от последних новостей о провале и числе жертв! Вы нас подставили, всех разом, черт возьми!

Бейкерс вдавил клавишу до хруста, отключаясь, и бросил трубку в карман пиджака. Затем, взглянув на своего спутника, он произнес:

— Кретины! Залили половину России кровью и думали, что никто ничего не узнает! А теперь развлечения этих дикарей увидит весь мир!

— Но мы то не при делах, — усмехнулся Бейл. — Это удар по репутации «Юнайтед Петролеум», а не по администрации США!

— Русские переиграли нас! Добыли нужную информацию, обнародовали ее, да еще и заманили наших солдат в засаду! Двадцать покойников при неясном числе потерь со стороны самих террористов! Настоящая бойня! Это разгром, и о нем тоже скоро станет известно!

Неожиданно резкая боль пронзила грудь Бейла, и советник по безопасности схватился за сердце, шумно выдохнув. Бейкерс заботливо подхватил бывшего главу ЦРУ под локоть, озираясь по сторонам в поисках помощи. Стоило погромче крикнуть, и появятся или морские пехотинцы, или крепкие парни из Секретной Службы, и те и другие знают, что делать, их обучали не только стрелять и с одного удара ломать ребра. Реджинальд Бейкерс уже набрал побольше воздуха в грудь, но Бейл уже пришел в себя, негромко произнеся:

— У меня очень скверные предчувствия, Реджинальд. Но ты все же должен что-то сделать, пока Говард окончательно не впал в истерику!

В эти минуты по всему миру уже десятки тысяч людей, прильнув к своим мониторам, следили за тем, как жуткого вида бородачи в камуфляже и с зелеными повязками на головах в упор расстреливают вздымающего над головой распятие священника на пороге деревенской церквушки. Волны шока уже разошлись по десяткам стран.

Гарри Хопкинс выругался, нажав на клавишу, и на картинка на экране застыла. Тогда британец выругался еще раз, а затем взглянул на стоявшего у него за спиной главу московского офисе «Би-Би-Си»:

— Откуда это дерьмо, Найджел? Такой мерзости я давно не видел!

Британский репортер оказался одним из первых, увидевших расстрел пассажиров автобуса, перехваченного на глухом перегоне группой чеченцев, искавших русских террористов. Хопкинс с отвращением смотрел на сведенные злобным оскалом бородатые лица тех, кто выстрелами в упор, а от и вовсе ударами ножей добивал лежавших на обочине русских крестьян, среди которых почти не было мужчин, зато хватало детей и их матерей. А оператор, единственный, кто оставался невидимым, ходил между трупов, крупным планом снимая залитые кровью лица, искаженные ужасом и болью.

— Запись нам прислали по почте, вот конверт. — Найджел Бриггс показал бумажный квадрат. — Естественно, отправитель неизвестен. И мы не единственные счастливчики, Гарри. Кое-кто из коллег, работающих здесь, в Москве, тоже получил похожие записи. Эти чеченские ублюдки успели создать целый архив, мать их!

— Мы пустим это в эфир? Рейтинги нам обеспечены!

— Не знаю, черт возьми, — растеряно пробормотал Бриггс. — Рейтинги, да, конечно, но это будет хороший удар по американцам, ведь на форме чеченцев логотипы «Юнайтед Петролеум», они числятся сотрудниками службы безопасности корпорации. А за нефтяной компанией стоят люди из Администрации, не зря же нефтяников охраняет Армия США. Если вывалим на всеобщее обозрение эту грязь, нам не простят, да, Гарри!

— Не мы, так другие, кто-то не удержится от такой возможности!

— Но мне моя голова и кресло под моей задницей пока еще достаточно дороги, я не готов рисковать, — помотал головой Найджел Бриггс. — Все это может оказаться провокацией, вся эта грязь.

— Если так, шеф, мы можем сами разобраться во всем! Я готов съездить на место, посмотреть, что к чему! Отправь в командировку меня и Уильяма!

— Там же война, Гарри! Я американцы не очень рады репортерам, предпочитают обделывать свои делишки без лишних глаз и ушей!

— Тем более мне нужно быть там, — напирал Хопкинс. — На войне я провел половину своей сознательной жизни, Найджел! Черт возьми, я был на Балканах, в Ираке, в Палестине, и не думаю, что в России будет страшнее! Ты же можешь договориться с американцами, чтобы они разрешили нам работать в своей зоне ответственности?

— Будет непросто, — задумался Бриггс, но по его взгляду Гарри Хопкинс уже понял, что шеф московского бюро «Би-Би-Си» ухватился за идею. Запахло эксклюзивном, Найджел Бриггс знал, на что способен его подчиненный. — Вас будут опекать постоянно, держать на коротком поводке, не дадут ступить и шагу!

— Ты, главное, сделай так, чтобы мы с Уильямом были там, все остальное — моя забота, Найджел! Дай мне неделю, и у нас будет «горячий» репортаж!

В эти часы не только Бриггс, но и главы представительств других информационных агентств, аккредитованных в Москве, мучились сомнениями, получив копии чеченского видеоархива. Кто-то решил рискнуть, выпустив в эфир кадры расправ над русским населением, из принципа или в погоне за вниманием аудитории. Другие, более осторожные, отложили записи в сторону, чтобы воспользоваться ими потом, при более удобном случае — или не воспользоваться вовсе.

Но было уже поздно. Глобальная компьютерная сеть уже была переполнена чеченским видео. Ролики копировались с сайта на сайт, став доступными пользователям всего мира, и тысячи пар глаз по всей планете впивались в мерцающие мониторы, вслушивались в крики умирающих и злой рык их убийц. Этому шествию из страны в страну, с континента на континент, не могло уже помешать ничто, не запреты, не окрики из Вашингтона, не попытки АНБ заблокировать серверы и отключить линии связи.

Полковник русской полиции Тарас Беркут был, возможно, одним из первых, увидевших записи. Сидя в своем кабинете, предельно скромно обставленной каморке на базе батальона оперативного реагирования, офицер с каменным выражением лица уставился в монитор. Казалось, он смотрит куда-то в бесконечность, сквозь экран, не замечая мелькающие кадры. На мониторе снова и снова умирал сельский священник, пытавшийся встать на пути и двуногой нелюди, вновь вспыхивала изрешеченная сотнями пуль церквушка, и гул пламени заглушал истошные крики сгоравших заживо людей, моливших о пощаде.

Осторожный стук в дверь заставил Беркута отвлечься от монитора. Обернувшись к входу, полковник грозно рыкнул:

— Кто?

— Господин полковник, — раздался из-за двери голос дежурного, — прибыл командующий бригадой! Требует вас!

— Мать его, — недовольно буркнул Беркут. — Иду, лейтенант!

Командир бригады ждал полковника возле вертолета. Гордо расправив плечи, на которых красовались полевые генеральские погоны, он бродил взад вперед, грозно хмурясь и морща лоб.

— Господин генерал… — Беркут остановился в нескольких шагах перед своим командиром, приложив ладонь к козырьку.

— Какого хрена ты тут творишь, полковник?! Что все это значит?! почему меня среди ночи будят американцы и жалуются, что ты со своими дуболомами взял в плен их солдат?! Ты что, рехнулся?! Погоны долой, мать твою!!!

— Господин генерал, я следовал инструкциям! Американцы без предупреждения пересекли границу зоны ответственности, нанесли удар по нашей территории!

— Что?! Молчать, полковник!!! Твои люди убили американских солдат!!! Ты это понимаешь?!

Бывший полковник службы исполнения наказаний, высоко вскарабкавшийся по карьерной лестнице после капитуляции российского правительства, казалось, мог в любой миг лопнуть от переполнявшего его гнева. Сжимая кулаки и брызжа слюной, он грозно надвигался на Беркута, несмотря на то, что был на голову ниже своего подчиненного.

— Я приказал американцам сложить оружие, в ответ они открыли огонь, — спокойно произнес Тарас. — Были ранены двое моих людей. Один сейчас в санчасти. А инцидент с американцами, кажется, уже исчерпан. Пленных мы отпустили, передали лично в руки их командованию. Даже извинились.

Тарас Беркут вспомнил, как его бойцы выталкивали из вертолета американских десантников. Грязные, в порванном камуфляже, многие со свежими повязками, американцы были растеряны и напуганы. После того, как их обыскали и отобрали оружие, доблестные бойцы Сто первой дивизии, явно не такого приема ожидавшие на русской земле, окончательно впали в уныние. Кто-то пытался жаловаться, что-то требовать, но все слова наталкивались на молчание русских полицейских.

Американцев заперли в пустой казарме, не забыв выставить охрану, но пленные даже не думали о побеге. Так, взаперти, они провели несколько часов, пока на рассвете с американской стороны не прибыл вертолет, доставивший на базу батальона хмурого и злого американского генерала. На летное поле под конвоем вывели пленных, не тратя время на формальности, и несколько самых трудных часов для бойцов десантных войск Армии США закончились. Во всяком случае, им повезло больше, чем многим другим, чьи тела видел сам Беркут на месте боя.

— Инцидент с американцами может и исчерпан, но не с тобой, полковник! Ты открыл огонь по нашим союзникам!

Командующий бригадой продолжал напирать на Тараса Беркута, сотрясая кулаками и свирепея се больше с каждой секундой.

— Эти союзники покрывали и покрывают чеченских бандитов, якобы охраняющих нефтепровод, а на самом деле вырезающих наши, русские деревни! Вы видели, что появилось в Сети? С каждым часом роликов все больше! Я был в той деревне, Некрасовке, видел, что от нее осталось. Ни одной живой души! Всех жителей согнали в церковь, заперли там и сожгли заживо! Всех — детей, стариков, женщин! А янки пытались меня убедить, что это партизаны!

— Нет никаких партизан, есть террористы, и точка! Это тебе понятно, полковник?!

— Если и есть террористы, то только по другую сторону демаркационной линии! И прибыли они сюда прямиком с чеченских гор! Вы хотите, господин генерал, чтоб я и мои люди терпели все это дерьмо?! Чтобы делали вид, будто ничего не происходит, пока рядом режут беззащитных женщин и стариков?! Мне предложили вернуться в строй, сказали, что нужно защищать Россию! Но кого я должен защищать на самом деле?

— Отставить, полковник! Тебе вернули погоны, чтобы ты обеспечивал порядок на вверенной территории, боролся с террористами и бандитами, теми, кто прячется по лесам, а не с американцами! Они пытались сделать твою работу, полковник! Готовь дела к передаче, ты будешь отстранен от командования! Жди приказа!

— Есть, господин генерал!

Появившийся со стороны здания штаба дежурный офицер, бежавший со всех ног к своим командирам, придерживая на голове норовившую свалиться под ноги фуражку, отвлек и генерала и Беркута, несмотря на угрозы и брань, остававшегося спокойным, как скала. Лишь желваки, вздувшиеся на скулах, выдавали напряжение, разрывавшее полковника изнутри.

— Господин полковник, нарушение воздушной границы! Три минуты назад на радаре появился неопознанный вертолет, движется из американской зоны!

— Связь установили?

— Попытались, но без толку! На запросы не отвечает, курс не меняет!

— Что, мать твою, здесь вообще происходит? — нахмурился командир бригады. — Что у тебя творится, полковник?!

— Скоро выясню, господин генерал, — усмехнулся Беркут, и, взглянув на дежурного, приказал: — Капитан, вертолет к вылету, немедленно! Полные баки, пушки, НУРСы! Тревожную группу на летное поле! Построение через десять минут в полной экипировке! Выполнять!!!

Дежурный, развернувшись на каблуках, бросился обратно к штабу, подстегиваемый командой полковника. Через пару минут несколько человек в летных комбинезонах метнулись к одному из стоявших у кромки летного поля Ми-8МТВ-5, следом за ними двинулся тяжеловесный заправщик АЦ-4,3-131 на базе полноприводного грузовика ЗИЛ.

— Ты что надумал, полковник? Решил продолжить охоту на американцев?! Приказываю остаться в расположении!

— Господин генерал, — Беркут с усмешкой взглянул на своего командира. — Господин генерал, с чего вы взяли, что это американцы? Кому-то захотелось полетать в нашем воздушном пространстве, и я хочу взглянуть на них! Но даже если это и янки, какого черта они летают вне своей зоны ответственности? Зачем вообще было устанавливать границы? Они сами придумали эти правила, но нарушают их при первой необходимости, ни с кем не считаясь! Чья это земля, генерал, наша или американцев?!

— Полковник, приказываю ничего не предпринимать! Только шаг сделай, и можешь распрощаться с погонами!

— Пошел ты… господин генерал!

Тарас Беркут, оставив беззвучно открывавшего и закрывавшего рот командующего на взлетной полосе, уже бежал обратно к штабу.

— Сгною, полковник!! Вернешься — пойдешь под трибунал!!!

Беркут как будто не слышал угроз пришедшего в себя командующего бригадой. Для того чтобы натянуть разгрузочный жилет и повесить на плечо стоявший в шкафу АН-94 «Абакан», полковнику потребовалась ровно минута, и когда он покинул штаб, над летным полем уже стоял гул прогреваемых турбин вертолета, заглушивший даже дробный топот поднятого по тревоге взвода.

 

Глава 9. Законы гор

Архангельская область, Россия 26 октября

Гул турбин зависшего над посадочной площадкой UH-60 «Блэк Хок» показался оглушительным, и Хусейн Шарипов закрыл уши ладонями. Стоя в почтительном отдалении, чеченский полевой командир наблюдал за тем, как из приземлившегося вертолета вытаскивают облаченные в камуфляже тела, укладывая их в неровный ряд. Затем к вертолету подкатил громоздкий «Хаммер» с красными крестами на бортах, и выбравшиеся из него двое американских солдат помогли выбраться из вертолета своим товарищам, едва не на руках донеся тех до машины. После того, как были погружены раненые, санитарный джип, развернувшись на месте, с ревом умчался куда-то, скрывшись из виду. Возле вертолета остались лишь трупы да еще трое десантников, бледных, трясущихся от страха и волнения. Один нервно закурил, двое других просто опустились на корточки, отводя взгляды от прикрытых кусками брезента трупов.

— Кажется, все прошло совсем не так, как задумывали американцы, — мрачно произнес стоящий рядом с Шариповым Ахмед Дагоев, державший у бедра за цевье АКМС с «подствольником». — Это уже не первый вертолет, доставивший мертвецов.

— Неверные шакалы не умеют воевать, тем более, с русскими! Думали, что те так просто дадут себя убить?! Спросили бы хотя бы нас, чего стоят в бою русские солдаты! Эта ночь отобьет у американцев всякую охоту воевать очень надолго!

Чеченцы наблюдали за тем, как возвращаются из рейда на территорию партизан бойцы Сто первой воздушно-штурмовой дивизии. Ночной рейд, к которому американцы так старательно готовились, завершился настоящей резней. Десантники попали в засаду, и те, кому посчастливилось вырваться из ловушки живыми, пусть даже и ранеными, еще не могил никак придти в себя, не могли поверить, что вернулись из жуткого русского леса. Позже придет скорбь по павшим товарищам, тем, кому повезло гораздо меньше, но сейчас американские парни просто радовались жизни, кажется, не вполне понимая, что происходит вокруг.

— Они привыкли к слабому противнику, и не могли поверить, что встретят врага, равного себе и готового к смерти! — воскликнул Ахмед.

— Зато мы точно знаем, чего стоят русские солдаты, и не допустим такой ошибки. Идем, надеюсь, все наши люди уже собрались!

Никто даже не взглянул на чеченских боевиков, даже генерал Альберт Костас. К диким горцам уже привыкли, по-своему даже научились ценить их, хотя и продолжали считать жестокими грязными дикарями. Но сейчас командующий Сто первой дивизией даже е думал о чеченцах. Вместе с майором Гровером и Джимом Уоллесом, старавшимся держаться подальше от кадровых военных, генерал встречал тех, кто вернулся из рейда — и живыми и мертвыми.

— Русские окунули нас с головой в дерьмо! — зло бросил Гровер, сплюнув себе под ноги. — Это позор для десантных войск!

Вертолеты, возвращавшиеся из-за демаркационной линии, доставляли трупы. Тела убитых в ночном бою солдат Сто первой воздушно-штурмовой дивизии, укладывали на краю летного поля, раненых тотчас увозили в полевой госпиталь. В штабе еще подсчитывали потери, но генерал Костас был полностью согласен со словами своего командира батальона.

— Наши парни угодили в засаду, — выдавил из себя мрачный командир дивизии. — Их ждали, были готовы. Авиация отбомбилась в пустоту, а десант, только оказавшись на земле, попал в клещи. Русских предупредили. Уоллес, — Костас отыскал взглядом державшегося в стороне агента ЦРУ. — Кажется, это по вашей части? Откуда террористы могли узнать о нашей операции?

— Вряд ли кто-то из ваших людей работает на террористов, генерал. Скорее всего, они прослушивают наши переговоры, ведут радиоперехват. В последнее время все чаще у террористов обнаруживают современные средства связи, в основном китайского производства. Радиостанции со сменой рабочих частот, с шифрующими приставками, спутниковые радиостанции. У партизан хватает техники, они вполне могут вести радиоэлектронную борьбу. Перед высадкой была отмечена потеря связи с беспилотными разведчиками, которые вели наблюдение за лагерем русских террористов. В течение примерно двадцати минут отсутствовала картинка, получаемая от «Дронов». После того, как связь восстановилась, оказалось, что база русских пуста. Полагаю, это не было случайным совпадением. Кто-то «забил» помехами канал связи, кто-то, работающий с террористами в одной связке.

— А до этого один раз произошел сбой в системе управления «Предейтора», и беспилотник открыл огонь по нашим вертолетам, преследовавшим русских, — припомнил Гровер. — Погибло несколько парней, и нам так и не удалось захлопнуть ловушку. Системная ошибка проявилась очень кстати для русских, успевших выскользнуть из кольца облавы. Террористам удалось сделать то, что считалось невозможным — перехватить управление RQ-1.

— Черт возьми, это секретная информация! — раздраженно воскликнул Уоллес. — Не стоит об этом упоминать на каждом шагу, майор!

— При помощи ноутбука и «уоки-токи» такое не сделать, — хмыкнул Костас. — Потребуется много аппаратуры, которую не будешь постоянно перетаскивать с собой с места на место, а это значит, должна быть постоянная база, и не на Урале, а где-то здесь, рядом. Выродки у нас под носом! Уоллес, вы здесь представляете разведывательные службы, так займитесь делом! Пока террористы просто прослушивают наши переговоры, но могут перейти и к большему, например, заглушить связь. Или взять на себя управление нашими беспилотными разведчиками «Предейтор» и «Рипер» и направить их оружие на нас же. Один раз русским удалось такое, хотя это и считалось невозможным в принципе. Умники в Вашингтоне до сих пор гадают, как это получилось у террористов, и не гарантируют, что подобное не повторится впредь, они сами так прямо и сказали. Найдите ублюдков, черт возьми! Никто не может безнаказанно убивать моих солдат!

— Генерал, сэр, это будет не просто, — растерялся разведчик. — Нужно время, нужны люди. Логово террористов может быть буквально где угодно! Придется прочесывать огромную территорию, тысячи домов, прослушивать эфир на всех частотах, отслеживать переписку в Интернете!

— Проклятье, Уоллес, не говорите мне о трудностях! Скажите, когда вы сможете найти этих ублюдков! Больше я ничего не хочу слушать!

Альберт Костас буквально взорвался, и Джим Уоллес вздрогнул, отшатнувшись назад. сейчас генерал жаждал крови, хотел отомстить за смерть своих солдат, но, скорее, за свой собственный позор, оправдаться перед собственным командованием за непростительную ошибку.

— В дивизии есть батальон радиоэлектронной борьбы, — сказал Костас, выпустив пар и немного успокоившись. — У этих парней имеется нужна техника, и необходимый опыт. Поставьте им задачу, и они ее выполнят. Я передам в ваше распоряжение все, что нужно, Уоллес, но найдите террористов! Позвольте мне поверить, что вы здесь для дела, а не для идиотских авантюр!

На летном поле тем временем появился грузовик. Выбравшиеся из кузова солдаты принялись укладывать тела своих товарищей в черные пластиковые мешки. Десантники работали молча, злые, хмурые. Прибывший с бойцами сержант не отдавал команды, его люди все делали сами. Мешки с мертвецами, один за другим, подняли в кузов, уложив штабелем, и грузовик, напоследок рыкнув дизелем и выплюнув из выхлопной трубы облако едкого дыма, уехал. Рейд во вражеский тыл, наконец, был закончен и для тех, кому не удалось вернуться обратно живыми.

Чеченцы, на которых никто не обращал внимания, двинулись к рядам длинных, похожих на бараки строений, собранных буквально за считанные часы из готовых частей, доставленных сюда на вертолетах несколько недель назад. В этих зданиях, назначение которых не могло вызывать сомнений, с некоторых пор размещались чеченские боевики, официально все еще числившиеся сотрудниками службы безопасности «Юнайтед Петролеум».

Войдя в казарму, Хусейн Шарипов брезгливо поморщился. Даже ему, привыкшему, вроде бы, ко всему, было тяжело дышать спертым воздухом, наполненным запахом пота, оружейной смазки и табачного дыма. В небольшом помещении, рассчитанном человек на двадцать, находилось сейчас вдвое больше крупных мужчин, причем находились они здесь почти безвылазно уже несколько суток, за этим бдительно следили американцы. Чеченские боевики здесь, в городке строителей нефтепровода, оказались на положении пленников, и от этого еще больше злились, а потому сильнее потели.

— Умар, Ширвани! — С порога Шарипов окликнул своих заместителей, торопливо подбежавших к амиру, став перед ним по стойке смирно. Да и остальные чеченцы притихли, заметив присутствие своего вожака.

— Мы собрали всех, — сообщил бритый наголо Ширвани. — Люди готовы, амир!

— Хорошо, — кивнул Хусейн, и, обведя взглядом своих бойцов, сидевших или лежавших на расставленных вдоль стен койках, громко произнес: — Братья, русские шакалы убивают наших товарищей и безнаказанными уходят от погони. Американцы запретили нам мстить, приказали сидеть здесь и чего-то ждать! Они обращаются с нами, как с цепными псами, запрещают наказывать убийц наших братьев, но и сами ничего не могут сделать! Они отправились воевать с русскими, но обратно привезли лишь трупы своих солдат, а русские до сих пор живы! Я не собираюсь больше подчиняться приказам неверных! Как мы можем считать себя мужчинами, горцами, если наши братья, погибшие от русских пуль, остаются неотомщенными?! Разве может так поступать джигит?!

Толпа взорвалась гневными криками, кто-то поминал аллаха, кто-то — шайтана, и через одного чеченцы проклинали неверных псов, разом и русских и американцев. Несколько дней, проведенных фактически взаперти, озлобили их до предела, как и надменные приказы американцев, с презрением смотревших на немытую толпу горцев.

— Американцам не победить русских, но и нам они запрещают воевать! Нам платят деньги, но за доллары они не купят нашу честь. Мы — волки, а не цепные псы! У горцев хозяина нет! Я собираюсь вылететь туда, где сейчас русские, и убить их всех, отомстив за погибших братьев! Я знаю, где найти нашего врага! Кто готов отправиться со мной, кто готов отмыть свою честь кровью неверных собак?

Толпа вновь взорвалась яростными воплями, качнувшись вперед, со всех сторон напирая на Шарипова. А тот, взмахнув рукой, направился к выходу, увлекая за собой своих бойцов. Остаться не захотел никто. Бряцая оружием, на бегу затягивая ремни разгрузочных жилетов, несколько десятков чеченских боевиков покинули казарму, перепугав до смерти оказавшихся рядом русских рабочих и нескольких американских инженеров.

Путь чеченцев лежал на аэродром, занимавший большую часть рабочего городка. С одного края вытоптанной поляны располагались склады с топливом и ангары, а вдоль другого выстроилась техника. Огромный, как дом, Ми-26, в грузовой отсек которого запросто помещался бронетранспортер, не интересовал Шарипова, равно как и пара легких, юрких Ми-2, использовавшихся для патрульных облетов нефтепровода. Эти машины имели слишком маленькую дальность полета и ничтожную для исполнения задуманного чеченским командиром вместимость. Но когда полевой командир увидел транспортный вертолет Ми-8, глаза его загорелись.

— Найдите пилотов, — приказал Хусейн. — Живее, притащите сюда того, кто может управлять вертолетом!

Полдюжины боевиков направились к приземистому строению, в котором находился диспетчер, руководивший полетами, и там же была комната отдыха для экипажей вертолетов. Через минуту с той стороны прозвучало несколько выстрелов, заставивших Шарипова поморщиться, а чуть позже вновь появились посланные за летчиками чеченцы. Перед собой они вели двух человек в летных комбинезонах, подгоняя тех ударами прикладов и тычками автоматных стволов в спины.

— Эй, что это значит? — один из пилотов, русский, раздраженно подскочил к Хусейну Шарипову. — Какого черта вы творите? Что происходит?!

— Этот вертолет может подняться в небо? Нужно лететь, немедленно!

— Что? Нас не предупреждали ни о каких полетах сегодня!

Чеченец без замаха ударил летчика кулаком в живот, и тот согнулся пополам, шумно выдохнув. Шарипов ударом ноги свалил русского на землю и принялся избивать его. Летчик лишь пытался прикрыть голову руками, содрогаясь всем телом под ударами.

— Еще раз спрашиваю, — Хусейн взглянул на второго пилота, выглядевшего гораздо моложе и явно перепуганного до ужаса. — Вертолет может взлететь сейчас?

— Нужно проверить, сколько топлива, — затараторил летчик, со всех сторон окруженный вооруженными чеченцами. На своего товарища, стонавшего от боли, скорчившись у ног боевиков, он старался даже не смотреть. — Машина должна быть исправна.

— Это хорошо, — оскалился чеченский командир. — Я собираюсь лететь сюда, — он достал из кармана карту, ткнув в нее пальцем. — Здесь русская деревня. Там должны быть партизаны. Если их там нет, проверим вот эту деревню, соседнюю. — Палец Шарипова переместился в другой угол сложенной вчетверо карты, скользя точно вдоль границы американской зоны ответственности. — Потом следующую, пока не найдем этих шакалов. Облетим всю границу американской зоны!

— Большое расстояние, — дрогнувшим голосом произнес летчик, перепуганный до смерти. — Нужно залить баки по самую горловину, если хотите еще и вернуться обратно. И всем разом лететь нельзя, вас слишком много, слишком большая нагрузка. Чем легче вертолет, тем дальше он улетит.

— Хорошо! Полетит двадцать человек, считая меня, с оружием. Столько ваш вертолет поднимет?

— Да, конечно! Двадцать это нормально, двадцать потянем, доберемся, куда хотите!

— Тогда бегом заправлять вертолет! Умар, проследи за этим шакалом! Пусть пошевеливается!

— Слушаюсь, амир! — чеченец кивнул, перевешивая из-за спины на плечо свой АКС-74.

— И эту падаль возьмите с собой, пусть работает, — приказал Шарипов, ткнув носком ботинка в бок так и лежавшего на земле избитого летчика.

Для Федора Смирнова первый после ранения рабочий день начался так, что бывший командир ракетоносного полка морской авиации Северного флота не хотел даже гадать, как он может завершиться. Еще минуту назад летчик сидел в комнате для пилотов, играя со смутно знакомым командиром экипажа обслуживавшего нефтяников Ми-26Т в домино, и вот его уже гонят на летное поле зло кричащие чеченцы, поторапливая тычками автоматных стволов в спину.

На бетонке Федора, вместе с которым боевики прихватили еще одного летчика, совсем молодого парня, ждала целая толпа вооруженных бородачей. Один из них, с зеленой повязкой на лбу, испещренной арабской вязью, требовательно произнес по-русски с тем самым жутковатым акцентом, который так пугал непривычных людей:

— Нам нужен вертолет! Сейчас!

— Вы, что, охренели?! Какой вертолет? Я ничего не знаю!

Вместо ответа чеченец ударил Смирнова в живот без замаха, так, что воздух разом вышибло из легких, а затем, когда пилот повалился на землю, принялся избивать его ногами, что-то злобно рыча. Федор лишь пытался закрыть руками голову. А когда он пришел в себя, то увидел, как к горловинам топливных баков Ми-8Т присоединяют заправочные шланги, а рядом бегает тот самый молодой летчик.

— Очнулся? — над Смирновым раздался голос с чеченским акцентом. — Хватит лежать, свинья! Вставай! Работать, если не хочешь, чтоб я тебе глотку прямо сейчас перерезал!

Вертолет готовили к вылету, и рядом переминались с ноги на ногу человек двадцать боевиков, увешанных оружием. Пока несколько чеченцев заправляли винтокрылую машину, другие грузили внутрь цинки с патронами, забросив в грузовую кабину и тяжелый пулемет «Утес».

Приблизившись к своему товарищу, Федор Смирнов, морщась от боли в разбитых губах, спросил:

— Что это значит? Чего они хотят?

— Хотят найти партизан! Они сказали, что перережут мне горло, если не буду выполнять приказы!

— Все будет путем! — Смирнов хлопнул парня по плечу. — Мы им нужны, только попугают, но ничего не сделают! Ты вертолетом то умеешь управлять?

— У меня налет десять часов, — растерянно произнес молодой пилот. Смирнов понял, что ему лет двадцать всего.

— Ладно, прорвемся! Я Федор, а тебя как звать?

— Леха. Алексей.

— Вот что, Алексей, давай в кабину, будешь вторым пилотом. Придется пока слушаться этих чурок!

Смирнов уселся в пилотское кресло, кривясь от боли и ломоты в избитом теле. Болело все и сразу, тяжелые ботинки чеченского боевика основательно прошлись по ребрам, так что каждый вдох сопровождался жуткой болью. Стараясь двигаться медленно и плавно, летчик надел наушники, покосился на занявшего соседнее кресло напарника:

— Готов?

— Так точно!

Сзади, из грузовой кабины, доносилась возня, лязг металла и гортанные возгласы. Двадцать вооруженных до зубов чеченцев рассаживались на скамьях, установленных вдоль бортов Ми-8. Из проемов иллюминаторов наружу уже уставились раструбами пламегасителей пулеметы — справа ПКМ, а слева тяжелый «Утес» калибра 12,7 миллиметра.

— Запуск турбин!

Пальцы Федора Смирнова легко, словно пальцы пианиста, пробежались по приборной панели, касаясь тумблеров и клавишей. Над головами пилотов с гулом ожили спаренные турбовальные двигатели ТВЗ-117, и широкие лопасти несущего винта медленно начали разгон, взвихривая воздух и заставляя закручиваться миниатюрными смерчами пыль, покрывавшую бетонку.

— Взлетаем!

Тяжелый вертолет медленно оторвался от земли, взмывая над аэродромными строениями. Развернувшись по дуге, винтокрылая машина направилась на юг, к той призрачной линии, за которую сами американцы не рисковали заходить, если не были уверены в своих силах.

— Десятый, я земля, приказываю вернуться! Немедленно садитесь!

— Эй, — Смирнов высунулся в проем двери кабины пилотов, окликнув чеченцев: — Нас запрашивает контрольная вышка! Требуют, чтоб приземлились!

— Делай, что я говорю! — рыкнул вожак чеченцев, злой, резко пахнущий потом и оружейной смазкой, нависнув над пилотами. — Не вздумай садиться, или выпущу кишки!

Вертолет по кругу прошел над аэродромом, и летчики видели воцарившуюся там суету. Кто-то выскочил на летное поле, размахивая руками, а эфир пронзали истеричные приказы диспетчера, буравчиком ввинчивавшиеся в мозг Смирнова. Вдруг в рокот турбин вплелся новый звук, отрывистый и резкий, и пилот увидел протянувшиеся к земле пулеметные трассы. Чеченцы разом ударили с обоих бортов, обдав летное поле свинцовой волной. Было видно, как тяжелые пули сбивают с ног метавшихся по земле людей, рвут в клочья обшивку стоявших вдоль взлетной полосы вертолетов.

Пулеметы рычали в два голоса примерно минуту, выпустив несколько сотен пуль, прошедшихся по аэродрому свинцовым шквалом. Длинная очередь, выпущенная из «Утеса», вспорола покатый бок цистерны топливозаправщика, и над аэродромом вспух черно-рыжий шар взрыва. Несколько чеченцев добавили из автоматов, не слишком надеясь во что-то попасть, но добавив суеты и неразберихи.

— Летим, — приказал чеченец, занявший половину кабины пилотов и не выпускавший из рук массивную девятимиллиметровую «Берету-92». — Вперед!

Оставляя за собой разгромленный аэродром, усеянное телами летное поле, над которым медленно поднимался черный столб дыма, Ми-8, сопровождаемый стрекотом винтов, исчез за горизонтом, направляясь в сторону демаркационной линии, за которой чеченцев ждал еще один бой.

Когда полковник Басов скомандовал привал, Олег Бурцев едва не рухнул, как подкошенный, туда, где его застал оклик командира. Бывший десантник опустился на холодную землю, чувствуя, что снова встать уже не сможет. Все тело одеревенело, ноги от пятки до бедра сводило судорогой, ступни, будто огнем горели. Последний переход дался Олегу с трудом, силы уже были на исходе, и лишь упрямство, желание сделать что-то назло уверенному в своей победе врагу, заставляло сержанта шагать вперед сквозь предрассветный сумрак, которому уже уступила место ночная тьма.

— Двадцать минут привал, — негромко произнес Басов, единственный из отряда, кто оставался на ногах и сейчас озирался по сторонам, не выпуская из рук тяжелую винтовку СВД, с которой не расставался все эти часы. — Не курить, громко не разговаривать! По сторонам смотреть!

Для полковника тех, кто был с ним сейчас, время превратилось в замкнутую петлю, словно пьяных киномеханик поставил закольцованную пленку. Снова бег через глухую чащу, по своей земле. Вновь за спиной — поле выигранной битвы, но цена победы оказалась непомерно высока, и горстке уцелевших предстоит скрываться от идущих по следу охотников, отстреливаясь последними патронами, отбиваясь из последних сил, пытаясь подороже продать свои жизни. Они выиграли бой, но война была уже, кажется, проиграна без права на реванш.

Партизаны, из которых после приказа полковника словно вынули какой-то невидимый стержень, безвольно расселись на холодной земле, приходя в себя после стремительного броска. Несколько минут над прогалиной, стиснутой со всех сторон давно уже потерявшим листву кустарником, стояло лишь тяжелое дыхание уставших людей. Восемь мужчин и одна женщина приходили в себя после стремительного, из последних сил, броска через заросли. Разговаривать и не хотелось, лишь бы унять бешено колотившееся в груди сердце, да и курить, учитывая, что впереди был столь же долгий и изнурительный переход, не стоило, это понимал каждый. К тому же запах дыма в этом девственном лесу разнесся бы далеко, достигнув того, кому вовсе не стоило знать о присутствии рядом горстки измотанных бегом партизан, почти безоружных и едва ли способных долго обороняться.

Сам Басов, заставлявший себя быть примером для бойцов, подошел к самодельным носилкам, на которых неподвижно лежало укрытое бушлатом тело, казавшееся необычно грузным, большим.

— Как Слава? — Полковник взглянул на двух бойцов, сидевших на земле возле носилок.

— Жив. Пока дышит. Командир, не протянет он долго! Врач нужен, больница нормальная!

Алексей Басов лишь кивнул в ответ. Раненого товарища несли по очереди, лишь единственная в отряде женщина была от этого освобождена. Пока кто-то тащил носилки, другие забирали его оружие, потом, через километр или меньше, менялись местами. Партизаны торопились, хотя уже не верили, что раненого удастся донести туда, где ему помогут. Но бросить товарища, еще живого, никто не мог, кажется, даже думать об этом люди боялись.

Неожиданно партизан пошевелился, и, открыв глаза, мутным от переполнивших его организм наркотиков взглядом уставился на склонившегося над ним полковника.

— Командир, пить дай, пожалуйста, — едва слышно прохрипел, с силой выталкивая из себя каждое слово, Слава. — Пить хочется!

— Потерпи, брат. Тебя ранило в живот, нельзя тебе пить.

Партизан закрыл глаза, вновь проваливаясь в забытье, но когда Басов уже хотел отойти, вновь пришел в себя, произнеся с неожиданной твердостью:

— Оставьте меня здесь. Я свое отвоевал.

— Ерунду не говори, — отрезал полковник. — Мы своих не бросаем! Прихватят, то всех разом, а если выберемся, тоже вместе!

Отойдя от носилок, Алексей Басов скользнул взглядом по еще одному попутчику, сидевшему под деревом, спиной прислонившись к шероховатому стволу и устало закрыв глаза. Этот человек резко отличался от других своей одеждой — на нем был не камуфляж и «разгрузка», а летный комбинезон с яркими нашивками на рукавах — и отсутствием оружия. А еще тем, что руки его были крепко стянуты за запястья ремнем.

Почувствовав на себе чужой взгляд, американский пилот открыл глаза, уставившись на полковника. Басов усмехнулся. Если раньше пленник смотрел со страхом, ожидая, наверное, что его прямо сейчас прикончат, пустят пулю в затылок, то теперь в глазах американца была видна лишь усталость. Он бежал со всеми наравне, продирался сквозь заросли, подгоняемый конвоирами, но еще сильнее — собственным страхом, страхом того, что если он будет тормозить отряд, от него избавятся, бросив в этой чаще.

— Как думаешь, командир, нас ищут? — Это Бурцев негромко окликнул застывшего на краю поляны полковника.

— Надеюсь, нет. Пиндосам мы все-таки вломили по первое число, у них сейчас хватит забот.

Полковник посмотрел вверх. Над головой сплетались ветви деревьев, с которых давно уже облетела листва, сейчас шелестевшая под ногами при каждом шаге. В этом прозрачном лесу негде было теперь прятаться, взгляд, направленный сверху, легко обнаружит беглецов, а на фоне скованной ночным морозцем земли тепло их тел будет замечено вражескими хитрыми приборами за несколько верст. Оставалось лишь полагаться на необычайное везение или промысел Божий, это уж как кому больше нравится.

— Бойцы, подъем, — приказал Басов, в ответ услышав недовольное ворчание встававших на ноги партизан. — Держитесь, мужики! Еще пару верст пройти, и выйдем к деревне! Давайте, еще немного!

Бойцы привычно вешали на плечи оружие, кто-то торопливо прикладывался к флягам, делая последние глотки ледяной воды. Двое партизан с кряхтением подхватили носилки.

Жанна Биноева тоже поднялась, забросив на плечо «калашников». Она старалась держаться в стороне от остальных, хотя сейчас измотанные до предела люди не обращали внимания на чеченку. А ей, привыкшей бродить по родным горам, тоже было нелегко, и только какая-то злость, кипевшая внутри, придавал сил.

— Автомат отдай, — Олег Бурцев протянул руку, взглянув на Жанну. Другая рука касалась черного пластика цевья легкого РПК-74М.

— Боишься, в спину выстрелю?

— Дура, — беззлобно фыркнул партизан. — Идти легче будет. Ну, как знаешь!

Бывший десантник повернулся к чеченке широкой, перехваченной ремнями разгрузочного жилета спиной, двинувшись в голову колонны, на свое законное место. Там его пулемет был как раз к месту.

— Бойцы, вперед, — приказал Басов, убедившись, что все, даже пленный американский летчик, готовы продолжить движение. — Соблюдать дистанцию, смотреть в оба!

Полковник не расслаблялся ни на минуту. Наверняка рейд американцев поднял по эту сторону демаркационной линии настоящую бурю. Партизан терпели до определенного момента, это было известно. В Москве проамериканский режим старался, как мог, демонстрируя хозяевам свою лояльность, проводя рейды и облавы, здесь же все выглядело иначе. Таким, как сам Басов, не помогали, но и не мешали слишком активно, во всяком случае, пока этого не требовали прямо из Кремля. Но события минувшей ночи не могли пройти бесследно. Сейчас партизан будут искать, с земли и с воздуха, и вероятность того, что разгромленный отряд наткнется на поисковую группу здесь, в, по сути, тылу, была не такой уж и маленькой.

Размеренно шагая по слежавшейся опавшей листве, поправляя время от времени норовившую соскользнуть с плеча увесистую СВД, Алексей Басов не сразу разобрал новый звук, донесшийся откуда-то из-за горизонта, а когда смог отделить его от ставшего уже привычным шелеста лесного мусора и тяжелого дыхания товарищей, немедленно скомандовал:

— Стоять! Ну-ка, замерли! Замерли все!

Партизаны привычно бросились врассыпную, приникая к стволам деревьев, приседая на корточки и вскидывая автоматы. Замешкался лишь пленный летчик, но один из конвоиров без колебаний свалил американца с ног, лицом в землю, и сам навалился сверху, прижимая пленника всем своим весом, лишая возможности не то, что шевельнуться, но даже и дышать. Мгновение — и отряд готов встретить шквалом огня атаку с любого направления. И вновь — тишина, лишь напряженное дыхание измотанных бегом по лесам людей.

— Проклятье! — теперь Басов отчетливо слышал стрекот вертолета, с каждой секундой звучавший все отчетливее, громче. Звук приближался с севера, оттуда, откуда только и могла придти настоящая опасность.

— Все в укрытия! Не шевелиться! Не дышать!

Прозрачные кроны деревьев, уже потерявших свою листву, не могли служить настоящим укрытием даже для невооруженного взгляда, а Басов неплохо представлял, что может нести на себе вражеский вертолет, кроме глаз пилотов и наблюдателей. Сейчас на фоне скованной ночными заморозками земли тепло, испускаемое телами партизан, будет заметно для американских приборов за несколько миль, даже приближаться не придется, выпустят пару «Хеллфайров» с восьми верст, и полетят дальше.

Басов понял вдруг, что и сам не дышит, будто так может остаться незамеченным. Стволы его бойцов были направлены теперь в небо, и сам полковник тоже целился куда-то в серые облака из СВД, плотно прижав к плечу «скелетный» приклад снайперской винтовки. Глупо, конечно, но лучше уж так, чтоб перед смертью хотя бы верить, что и врагу тоже достанется, чем сдохнуть, даже не пытаясь сопротивляться.

Вертолет прошел на небольшой высоте, обрушив на хмурый лес вой турбин и стрекот бешено вращавшегося винта. Басов узнал привычный Ми-8, гражданскую версию, без пилонов по бортам, предназначенных для подвески ракет и пушечных контейнеров. Геликоптер пролетел с огромной скоростью, так что едва ли кто-то из его пассажиров мог хоть что-нибудь различить внизу.

Через полминуты звук винтов стих, исчезнув где-то за горизонтом, но не смолк окончательно, чего и ждал Басов. Вертолет, зачем бы он ни появился здесь, кружил в отдалении, держась одного квадрата.

— Командир, что это могло быть? — Бердыев неслышной тенью очутился возле полковника. — Кажется, это вертушка нефтяников. Я, похоже, видел эмблемы «Ю-Пи» на фюзеляже!

— Это еще что за херь? Нефтяникам тут точно нечего делать!

— А ведь они где-то рядом с деревеней зависли, — вдруг сообразил Азамат. — Слышишь, кружат?

— Твою мать! — Басов сплюнул под ноги. — Бойцы, внимание! Остаетесь здесь, с раненым! Со мной идут Бурцев и Бердыев! Остальным организовать оборону, ждать нашего возвращения! За пиндосом в оба смотреть, — напомнил командир, указав на пленного, уже поднявшегося на ноги и пытавшегося отряхнуть комбинезон. Сделать это со связанными руками было не так уж просто.

— Полковник, меня возьмешь с собой? — Жанна Биноева встала перед Басовым, придерживая за ремень висевший за спиной стволом вниз АК-74. — Стрелять я умею, не сомневайся. Вот сержант твой подтвердит.

Мгновение командир молчал, что-то обдумывая, а затем, коротко кивнув, произнес:

— Ты тоже пойдешь.

— Может, поменяемся тогда?

Чеченка указала на СВД, которую держал в руках Басов, хлопнув ладонью по пластиковому цевью «Калашникова». — Все равно я точнее стреляю.

— Держи!

Алексей Басов без колебаний протянул Биноевой винтовку, взяв из ее рук взамен автомат, свой же АК-74М, который отдал Жанне перед ночным боем. Вместе с СВД полковник протянул два широких магазина:

— Все, что осталось. В рюкзаке еще пара пачек есть, но набивать «рожки» некогда уже.

— Хватит и этого, если там не рота, — пожал плечами Жанна. — А если рота, все равно там ляжем, хоть бы целый цинк патронов был.

— И вот еще, — словно только вспомнив, полковник достал из десантного рюкзака РД-54 футляр, протянув его чеченке: — Прицел. «Ночник» сними, до темноты, думаю, все закончится.

Жанна Биноева ловко, оточенными движениями, отсоединила от СВД массивный ночной прицел НСПУ-5, заменив его на обычный оптический ПСО-1. Прицел со щелчком встал на боковую планку крепления «ласточкин хвост». Сейчас, при свете нарождавшегося дня, четырехкратная оптика вполне позволяла реализовать все возможности надежной, мощной и достаточно точной для своего класса самозарядной винтовки.

— Пристреливать некогда, — бросил Басов. — Все, выдвигаемся!

Полковник махнул рукой, увлекая за собой бойцов. Первым, по-прежнему, двигался Олег Бурцев, державшийся на острие удара со своим пулеметом, как обладавший наибольшей огневой мощью из всех четверых. О том, что патронов хватит на пару минут боя, бывший десантник старался не думать.

— Бегом, бегом! — подгонял своих людей Басов, сбросивший уже рюкзак и бежавший налегке, только с автоматом и несколькими магазинами в заметно полегчавшей после боя с американским десантом «разгрузке». — До деревни километра три всего, шевелись! Живее!

Перепрыгивая через стволы поваленных деревьев, спотыкаясь о торчавшие из земли узловатые корни, четверо партизан ломились сквозь заросли, с треском, шумом, иногда — с приглушенным матом, рискуя сбить дыхание. Не успели. Позади осталось не меньше двух километров, когда партизаны услышали сначала раскатистую очередь, могучий «голос» крупнокалиберного пулемета, а затем — беспорядочный треск автоматов, перекрываемый хлопками гранатных разрывов. В деревне, где ждали возвращения товарищей раненые партизаны вместе с отрядным фельдшером, шел бой.

Ольга Кукушкина открыла глаза, резко садясь на постели, и не сразу поняла, что ее сон нарушило едва ощутимо прикосновение к плечу. Как она уснула, Ольга не помнила. Вся ночь прошла в ожидании, порой ей мерещились звуки взрывов и автоматных очередей, будто доносившиеся из леса, иногда — голоса выходящих к поселку людей. Растерянно моргая, девушка уставилась на китайского «советника», непривычно взволнованного, утратившего обычное непроницаемое выражение лица.

— Что? — коротко спросила Ольга.

Капитан Фань Хэйгао, полностью собранный, в камуфляже, разгрузочном жилете, с автоматом на плече, указал подбородком куда-то на стену:

— Вертолет. Приближается. Летит быстро.

— Сюда? К нам?

Сон как рукой сняло. Ольга вскочила на ноги, на ходу просовывая руки в рукава камуфлированного бушлата. Девушка так и уснула одетая и обутая, готовая в любой миг в дорогу. Ее оружие тоже было рядом, и Ольга почувствовала себя увереннее, чувствуя в руках тяжесть АКС-74У. привычно оттянув рукоятку затвора, загнала в ствол патрон, один из тридцати, набитых в пластиковый магазин.

— Нам нужно уходить, — произнес китайский офицер. — Они будут здесь через несколько минут!

— Как уходить? Куда?

Четверо раненых партизан, слишком слабых, чтобы наравне с товарищами остаться в лагере и принять бой, лежали в соседней комнате обычной деревенской избы. Ее прежние жильцы ушли к соседям, пустив партизан, и Ольга не была уверена, что сделали они это только лишь из желания помочь. Отношение местных жителей к обитателям лесов было неоднозначным, это девушка поняла, пока еще жила своей скучной жизнью в Некрасовке. Да, в патриотизме партизан не сомневался никто, но именно из-за них по деревням прокатывались волны обысков и зачисток, из-за них по дорогам метались банды чеченцев, которые могли ограбить или убить, вырезать целое село. Но сейчас партизаны, приехавшие на раздолбанном ГАЗ-53, были силой, жители небольшой деревушки ничего не могли противопоставить их автоматам, и уступили свое жилье, наверное, молясь всю ночь о том, чтобы непрошенные гости поскорее убрались куда подальше. Не зря боялись.

— Если это нас ищут, то найдут, — промолвил Фань Хэйгао. — А если найдут, в живых не оставят.

— Там раненые, у одного половины ноги нет! Как же они нас отыскали так быстро?! Куда мы пойдем?

Рокот турбин проник за толстые бревенчатые стены избы, заставив Кукушкину вздрогнуть. Китаец усмехнулся:

— Теперь уже никуда!

Подскочив к окну, Ольга увидела, как вертолет, пузатый Ми-8, пролетел над деревней, сделав широкий круг и пойдя на посадку за околицей. А через пару минут вновь поднялся в небо, принявшись нарезать круги над поселком, на высоте метров сто, сопровождаемый истеричным лаем крестьянских дворняг, рвавшихся с цепей.

В комнату вошел Игорь, партизан, вместе с Ольгой и китайским разведчиком сопровождавший раненных. Тоже в полном снаряжении, готовый к бою, и явно очень растерянный, судя по бегающему взгляду и бледности лица.

— Будет шмон, — сообщил боец, двадцатилетний парень, попавший из стен военного училища в самое пекло настоящей, хотя и необъявленной войны, успевший досыта наесться замешанной с кровью грязи, и желавший сейчас только одного — пережить начавшийся день. — Группу высадили.

— Кто это? Американцы?

С дальнего конца деревни раздались крики, женский визг, затем — несколько коротких очередей. Ольга уже могла безошибочно узнать сухой «кашель» АК-74.

— Что там происходит?

Кукушкина чувствовала себя загнанной в клетку. Враг был близко, и некуда бежать. С четырьмя ранеными мужиками, один из которых не что бегать, ходить не мог, оставив половину ноги на противопехотной мине, нечего было и думать выбраться отсюда. Грузовик, правда, под рукой, но прорваться по единственному проселку — это не фантастика, а просто надежный способ самоубийства, тем более, когда у противника вертолет.

— Нужно посмотреть, осторожно, — предложил Фань Хэйгао. — Нам отсюда не уйти, значит, нужно отвлечь врага, увести отсюда их!

Китаец направился к выходу, но на его пути встал один из раненых бойцов, бывший не то моряк, не то морпех с Северного флота по имени Юра. Бледный от потери крови, едва держащийся на ногах, с перевязанной головой, он твердо произнес:

— Делайте, что хотите, но нам тоже дайте оружие! Мы не сможем воевать, но умереть, как солдаты, еще способны!

— Это безумие! Мы оттянем от деревни силы противника, они вас не найдут! Просто сидите тихо и ждите!

Раненый партизан шагнул вперед, грозно нависая над китайцем, который оказался ниже на голову и в полтора раза уже в плечах:

— Сперва вас положат, долго возиться не придется, потом займутся нами. Дайте оружие!

Игорь молча протянул своему товарищу автомат, добавив пару рожков. Затем, подумав, отцепил от «разгрузки» кобуру с ПМ и одну гранату РГД-5. и, так же молча, вышел из дому, громче, чем нужно, хлопнув дверью.

— Я иду с вами, — решила Ольга. — Двое — хорошо, но трое, это еще лучше!

— Ты женщина, тебя не тронут, — помотал головой китайский капитан. — Если это американцы, пленным ничего не грозит. Подержат у себя, и передадут вашим властям. Если это русские, тем более все будет в порядке. Мы пока не воевать идем, просто наблюдать. Я лично еще не готов умирать! Мы вернемся!

Двое партизан, держа оружие наизготовку, выкатились из избы, провожаемые взглядами занявших позиции у окон раненых товарищей. Капитан Фань шел первым, вжимаясь в доски забора и вжимая в плечо приклад АК-74, ствол которого никогда не был направлен в одну точку, все время перемещаясь вместе с взглядом. Игорь шел следом, больше смотря не вперед, а назад, прикрывая тылы.

О близости врага узнали прежде, чем увидели его своими глазами. Женский крик, чей-то перепуганный мат, и гортанные возгласы на чужом для этих краев языке заставили выругаться и Игоря:

— Там «духи»! Чеченцы!

Осторожно выглянув из-за угла, парень увидел с десяток бородатых людей в камуфляже и полном снаряжении, ощетинившихся стволами автоматов. Еще трое тем временем вытаскивали из дома его жителей, бросив на землю немолодого мужика в ватнике, следом — какую-то женщину, скорее всего, жену. Из самого дома доносился грохот, стук передвигаемой мебели, звон разбитого стекла.

— Русский, где партизаны? — к растянувшемуся на земле мужику подошел один из боевиков, заросший бородой по самые глаза. — Скажи, где они прячутся, и мы уйдем! Нам нужны только они, на вас мне плевать! Где они? Ну!

Чеченец несколько раз пнул скорчившегося у его ног местного жителя по ребрам, услышав в ответ сквозь стоны:

— Крайний дом… у дороги… там! Не бейте больше, пожалуйста!

— Тварь! — Чеченец смачно сплюнул, а затем, повелительно взмахнув рукой, приказал стоявшим за его спиной боевикам: — За мной! Вперед!

Банда двинулась по единственной улице, и наблюдавший за происходящим из-за угла партизан Игорь прошипел сквозь зубы:

— Нужно что-то делать! Эти никого не пощадят! Все перевернут вверх дном, но наших найдут! Ты даже не знаешь, что они творят с пленными! А если Ольга им попадется живой…

Продолжать партизан не стал, все и так было ясно. Капитан Фань Хэйгао лишь согласно кивнул, он уже неплохо представлял, на что способны чеченские наемники, «охрана нефтепровода», делавшие за американцев здесь всю грязную работу, причем с удовольствием и за смешную оплату. А Игорь передвинул флажок переводчика огня своего АК-74, поймав в прорезь прицела одного из чеченцев, тащившего на плече вороненый ПКМ. Над ухом прозвучал характерный щелчок — китаец тоже снял оружие с предохранителя.

— Надо их увести подальше, — решил Игорь, нервно тиская цевье «калашникова». — К лесу. Беги, занимай позицию на опушке, прикроешь меня!

— Лучше ты беги, я их приведу к тебе.

Фань Хэйгао видел, как сильно волнуется его напарник. Это было понятно, они оказались в западне, с одной стороны — сильный, отлично вооруженный и беспощадный враг, с другой — раненые товарищи, которых старались вывезти из пекла, но только для того, чтобы принести их в жертву чеченским боевикам. Китайский офицер прибыл в Россию не для того, чтобы умирать за русских, ведь его подвиг все равно остался бы никому неизвестным, как и само существование агента китайской разведки. Но он получил приказ оказывать помощь, и сейчас единственным способом выполнить приказ было принять бой.

— Это не твоя война, — помотал головой русский. — Ты здесь чужой, ты не должен умирать за нас!

Партизан был прав, и китайский «советник» не просто мог, а обязан был уйти, раствориться в сером, хмуром лесу. Как офицер, выполняющий полученный приказ, он так и поступил бы, но сейчас капитан не мог, просто не мог оставить наедине с толпой озверевших бандитов своих спутников, перепуганного насмерть мальчишку, женщину и нескольких обессилевших калек.

— Не спорь, действуй! Давай, шевелись! — Фань Хэйгао толкнул в плечо впавшего в ступор партизана. — Живее! Сейчас они будут здесь! Беги к лесу, я следом! Попробуй огнем отсечь погоню!

Дополнив приказ еще одним сильным толчком в грудь, китаец, больше ничего не дожидаясь, вскинул автомат, нажав на спуск. АК-74 в его руках задрожал, харкнув раскаленным свинцом в сторону сгрудившихся посреди узкой улицы чеченцев. Первая же очередь прошлась по рядам боевиком невидимой косой. Фань Хэйгао стрелял в упор, и видел, как выпущенные им пули сшибают с ног боевиков. Отстреляв половину магазина, китаец вскочил на ноги, и, низко пригибаясь, бросился в проулок между домами, петляя от забора к забору.

Русская деревня содрогнулась от ужаса, когда по ней пошли вооруженные до зубов чеченцы. Вернее, не прошли — ворвались, высадившись с вертолета, а затем промчались ураганом, сметая на своем пути все, что попадалось на глаза. Под гул турбин кружившего над поселком на небольшой высоте Ми-8, под надсадный лай рвавшихся с цепей лохматых дворняг, под истеричные вопли женщин и плач маленьких детей бойцы полевого командира Шарипова врывались в дома, безжалостно избивая всех мужчин, даже древних стариков, каких здесь было большинство. Нет, чеченцам никто не сопротивлялся, их не встречали с двустволками или хотя бы с топорами, наоборот, местные старались забиться поглубже, но их вытаскивали, и одного за другим гнали к командиру, проводившему не слишком тщательный, но неизбежно кровавый допрос.

Двое бойцов швырнули на землю перед стоящим в центре поселка полевым командиром очередного пленника, мужика средних лет, довольно крепкого, но подчинявшегося приказам своих конвоиров, словно тупая скотина на привязи. После первых же ужаров русский, даваясь слезами, скуля от страха и боли, рассказал все, что хотели знать чеченцы.

— Шакал! — презрительно сплюнул сквозь зубы Хусейн Шарипов, несколько раз с наслаждением впечатав носок тяжелого ботинка в бок русского и услышав отчетливый хруст костей. Наверняка раздробил ребро, скорее даже несколько. — Жалкая тварь!

Обернувшись к обступившим командира и пленного бойцам, вожак чеченцев приказал:

— Русских брать живьем! Вперед!

И в этот миг загрохотали выстрелы. Стоявший рядом с Шариповым Ахмед Дагоев завертелся волчком, завалившись на спину. Из зияющих ран на груди хлестала темная, почти черная кровь. Кто-то рядом закричал от боли, тонко, по-бабьи, на высокой ноте.

Шарипов заученным движением упал на живот, и, не целясь, выпустил длинную очередь из АКМ. Затем перекатился, укрывшись за углом забора, и, привстав на колено, выстрелил еще раз, заставив невидимого противника скрыться. В этот момент открыли огонь остальные бойцы, отрывисто затрещали их автоматы, раскатисто ухнул пулемет, веером рассыпая раскаленный свинец.

— Он к лесу побежал! — крикнул самый глазастый из «нукеров» Шарипова. — Он всего один!

— А, шайтан! Ширвани, возьми людей, беги за этим шакалом!

— Ширвани ранен, амир!

— Шайтан! — снова выругался Хусейн. — Умар, давай ты! Возьми троих, догоните ублюдка, принесите мне его голову! Остальные, за мной! Русские еще здесь, я их чую!

Разделившись, отряд двинулся дальше. Уже на бегу Хусейн Шарипов вытащил из кармашка рацию, вызвав остававшихся в вертолете бойцов:

— Арби, русский бежит в лес, на запад! Задержите его, убейте!

Ми-8, с грохотом промчавшись над головами чеченцев, ушел в сторону опушки, и через несколько секунд до Шарипова донеслись пулеметные очереди. Чеченец знал, как это страшно, когда над головой кружит изрыгающий пламя вертолет. Сейчас винтокрылая машина была на их стороне, поливая из всех стволов пытавшегося скрыться русского, по пятам за которым шли бойцы Умара.

К нужному дому боевики вышли за пару минут, безошибочно отыскав его среди покосившихся изб и кривобоких сараев. Шарипов увидел торчащий из-за угла зад грузовика, а на земле — довольно свежую колею, тянувшуюся к проселку, проходившему в паре сотен метров от села.

— Окружай!

Чеченцы бросились врассыпную, направив на каждое окно, на каждый дверной проем добротного бревенчатого дома по нескольку стволов. Кто-то на всякий случай приготовил гранаты. Изнутри не было слышно ни звука, никаких признаков жизни. Один из бойцов, покосившись на замершего в ожидании командира, осторожно спросил:

— Амир, может, мы опоздали? Наверное, они успели бежать.

— Ступай, проверь! Мы прикроем!

Чеченец успел сделать три шага, после чего в одном из окон полыхнули искорки дульного пламени, и короткая очередь, угодившая боевику в грудь, снесла того с ног. Немедленно Шарипов и все его люди открыли огонь, пальцы инстинктивно вдавили спусковые крючки, и десятки пуль обрушились на толстые стены русской избы, в щепу кроша бревна, выбивая стекла в низких окошках.

— Вперед! Бросай гранаты!

О желании взять русских живыми, было забыто. Сам Шарипов вытащил из подсумка гладкий шар РГД-5, большим пальцем рванул проволочное колечко чеки и, коротко размахнувшись, швырнул гранату в ближайшее окно. Одновременно стоявший рядом с амиром боевик, вскинув АКС-74, выстрелил из «подствольника». Два взрыва грянули почти одновременно, из окон вырвались языки пламени, кто-то внутри закричал.

— Вперед! Пошли, пошли! С нами Аллах!

Шарипов первым бросился к дому, взлетел на низкое крыльцо, ударом ноги распахнул дверь — и тотчас отскочил в сторону, пропуская мимо себя поток пуль. Тому, кто шел следом за амиром, не повезло, разогнавшиеся до сверхзвуковых скоростей свинцовые иглы калибра 5,45 миллиметра прошили его тело насквозь, не помог и бронежилет. А Хусейн уже стрелял внутрь, в темный проем, выпустив за секунду остатки магазина. Затем поменял «рожок» на полный, вытащенный из нагрудного кармана «разгрузки», и уже только потом, держа наизготовку автомат, шагнул через порог.

Все, чего хотелось Ольге Кукушкиной, это забиться в какой-нибудь темный угол, подальше от тех ужасов, что подстерегали ее за толстыми, в два бревна, стенами избы, оборудованной под лазарет. Спрятаться, накрыться с головой ватным одеялом, как в детстве, когда родители дотемна не приходили домой, и маленькая девочка вздрагивала от каждого шороха. Но сейчас у фельдшера партизанского отряда на это не было права. Из всех пяти человек, оставшихся в доме, лишь она одна была действительно здоровой, способной уверенно передвигаться на своих двоих без посторонней помощи. И, черт возьми, она была способна постоять и за себя, и за тех, кто доверил ей свои жизни.

— Может, и обойдется, — пробасил перебинтованный по самый подбородок Юра, баюкавший на руках автомат и нервно касавшийся кончиками пальцев скобы предохранителя. — Может, у них что сломалось, вот и сели здесь. Сейчас починятся, и дальше себе полетят.

Ольга промолчала. С некоторых пор она не верила в случайности и чудеса, а потому лишь поближе подвинула к себе лежавший на краю стола АКС-74У, с которым за проведенные среди партизан недели уже вполне освоилась. Снайпером, конечно, не стала, но очередью метров за сто в грудную мишень попадала наверняка. И сейчас близость знакомого, уже ставшего привычным и таким же необходимым, как, например, одежда, автомата вернула, пусть и отчасти, чувство уверенности, совсем уже, было, покинувшее девушку. Что бы ни случится, Ольга была уверена, что просто так своим врагам она не дастся.

Приглушенные звуки выстрелов заставили вздрогнуть обоих. Из всех раненых только Юра оставался на ногах и в сознании, остальным Ольга нарочно вколола морфин, безжалостно расходуя и так подходившие к концу запасы медикаментов. И сейчас оба, и партизан, и Кукушкина, разом схватив оружие, подскочили к окнам, встав не в проеме, а в стороне, чтобы не задело шальной пулей.

Где-то в центре деревни трещали выстрелы, заходились длинными очередями автоматы, и звуки боя неумолимо приближались к приткнувшейся на краю села избе. Юрий, взглянув на Ольгу, предложил:

— Может, все же успеем смыться? Закинем ребят в «газик», и вперед? Прорвемся!

— От вертолета смыться? И кто закидывать будет? Тебя самого хоть неси, я что ли одна должна надрываться? Остаемся здесь, некуда нам бежать!

Ощущение безвыходности было самым страшным испытанием. Действительно, спасаться было поздно, оставалось ждать, и ждать пришлось не слишком долго.

— Идут!

Юрий указал на улицу, и Ольга увидела приближавшихся к дому людей. И сразу все внутри похолодело. Десяток вооруженных до зубов бородачей с зелеными повязками на головах, в вязаных шапочках, неторопливо подошли к дому. Один из них, повесивший автомат поперек груди, повелительно махнул рукой, и несколько человек бросились в разные стороны, окружая дом. Остальные стояли на месте, лишь поудобнее перехватили оружие, готовые в любой миг обрушить на избу шквал огня.

— Что теперь? — Девушка чувствовала, что вот-вот брызнут слезы. Чеченцы были в двух десятках метров, и остановить их сейчас ничто не сможет. Они придут в дом, раненых убьют, скорее всего, не слишком быстро, а саму Ольгу… — Что делать?!

В этот момент один из боевиков двинулся к дому, осторожно, приставными шагами. Остальные наблюдали, стоя открыто, уверенные в себе, ничего не боявшиеся.

— А вот что! — Юрий вскинул автомат, стволом выставил стекло, и нажала на спуск. — Суки, жрите, мать вашу!!!

Грохот выстрелов заметался под потолком комнаты, оглушив Ольгу. В нос ударил резкий запах горелого пороха, под ноги со звоном посыпались раскаленные цилиндры стреляных гильз. Срезанный очередью в упор чеченец завалился на бок, чтобы больше уже не встать. А через мгновение остальные открыли ураганный огонь из всех стволов.

— Оля, ложись! — крикнул партизан, отпрыгивая от окна. — На пол! В угол! Не вставай, голову не поднимай!

Прочные стены выдержали первый натиск, пули не могли прогрызть сложенные в два слоя вековые бревна, но, залетая в проемы окон, рикошетом начинали метаться от стены к стене как раз на уровне человеческой груди. Юра, перевернув стол крышкой к окну, закатился за импровизированный бруствер, высунув из-за него автомат и выпустив невесть куда остатки магазина. Он сунул руку в карман за новым рожком, и в этот миг что-то увесисто упало на дощатый пол, покатилось, остановившись у самых ног сжавшейся в комок Ольги.

— Граната! Берегись!

Юрий изо всех оставшихся сил отшвырнул девушку в дальний угол комнаты, усыпанной щепками и осколками стекла, а сам навалился на шар РГД-5 за миг до того, как догорел замедлитель в запале. Взрыв подбросил тело партизана на полметра вверх, запахло горелым мясом, все затянуло едким дымом. И в этот миг что-то оглушительно рвануло в соседней комнате, там, где лежали на койках, раскладушках, просто на полу, застеленном каким-то тряпьем, раненые.

Ольга, ничего не слыша сквозь звон в ушах, встала на четвереньки. Она даже не ощутила боли от впившихся в ладони стеклянных крошек, которыми был густо усыпан пол. В носу что-то хлюпало, во рту стоял знакомый привкус крови. Избу затянуло дымом.

Какое-то движение за окном привлекло внимание девушки, почти полностью утратившей связь с реальным миром. Она успела увидеть, как на крыльцо поднялись, один за другим, несколько чеченцев. Беззвучно — в уши по-прежнему, словно по килограмму ваты запихали — распахнулась входная дверь, на пороге возник темный силуэт. Не сознавая до конца, что делает, Ольга схватила «укорот», зачем-то вновь передернула затвор, увидев, как по дуге под ноги ей полетел выброшенный патрон, и, ухватив автомат за магазин, нажала на спуск.

Отдача едва не вывернула девушке запястья, но звук выстрелов после грохота взрывов гранат уже не казался достаточно громким. Кукушкина видела, как боевика, ставшего на пороге, словно переломило пополам. И тотчас в ответ затрещали выстрелы, пули с визгом пронеслись над головой девушки. А в дом уже вваливались боевики, от которых в просторной прежде комнате стало тесно. Из рук ничего не соображавшей Ольги вырвали автомат, попутно ударив ее несколько раз по лицу и ребрам прикладами и сапогами, и потащили Кукушкину на улицу, ухватив за руки и за волосы, что-то гортанно выкрикивая.

Во дворе уже было полно бородатых громил, увешанных оружием буквально с ног до головы. Они что-то громко кричали, потрясая в воздухе автоматами, а когда следом за Ольгой из дома выволокли за ноги одного из раненых партизан, еще живого, судя по бессвязному мату, сыпавшемуся с его уст, чеченцы радостно заулюлюкали.

— Тащи этого барана сюда, — крикнул кто-то, стоявший над Ольгой, которую просто швырнули на землю, будто забыв о девушке в тот же миг. — Сейчас башку ему резать будем!

Партизана поставили на колени, и один из боевиков, вытащив из ножен широкий тесак, зашел ему за спину. Рванув голову пленного на себя, он сделал стремительное движение вооруженной рукой, и клинок вскрыл горло партизана буквально от уха до уха. На землю багровым дождем хлынула горячая кровь.

Толпа заорала что-то бессвязное, охваченная экстазом, и в тот миг, когда голова убийцы вдруг взорвалась кровавым фонтаном, чеченцы еще не поняли, что случилось. А когда пришли в себя, стало уже поздно. Звук выстрела был неразличим на фоне прочего шума, но последствия видели все. Прилетевшая будто из пустоты пуля ударила в грудь еще одного боевика, свалив его с ног замертво. Остальные вскинули оружие, кто-то бросился к дому, другие попытались укрыться за хлипким палисадником, когда со стороны леса грянула длинная очередь, и шквал пуль с противным визгом пронесся над самой головой Ольги. Еще двое чеченцев повалились на землю, и лишь тогда остальные открыли беспорядочный огонь. А со стороны недальнего леса отрывисто звучали выстрелы, и после каждого кто-то из бандитов валился на землю, убитый наповал или просто раненый, добавляя своими криками и мольбами о помощи еще больше паники и неразберихи. Беспощадные охотники в одно мгновение превратились в почти беспомощную добычу.

Капитан Народно-освободительной армии Китая Фань Хэйгао никогда даже не задумывался над тем, где и как ему предстоит расстаться с жизнью. Как любой нормальный человек, он хотел жить, но как офицер, сознательно выбравший военную службу, верил, что если и умрет, то, защищая родную страну от врага. И не мог он даже представить, что встретит смерть за тысячи километров от родного Нанкина, в безымянной русской деревне, и придет она к нему в облике бородатых злых горцев, спустившихся прямиком со склонов Кавказа. Но не зря убеленные сединами, покрытые шрамами инструкторы натаскивали капитана на полигоне, не зря гоняли его по полосе препятствий, вбивая вместе с навыками бойца жажду жить. И сейчас Фань Хэйгао не был намерен покорно склонять голову перед своей гибелью.

Ударив первым, китайский разведчик выиграл драгоценные мгновения, заставил противника запаниковать, замешкаться. Но враг ему в этом бою достался намного более опытный, чем сам капитан Фань, и опыт этот был получен злобного вида бородачами не на стрельбищах, а в настоящем бою. Чеченцы приходили в себя не больше пяти секунд, а затем вслед капитану Фаню грянул шквал автоматного огня. С секундной задержкой заухал пулемет, и над головой прожужжали тяжелые пули, в щепу крошившие тесовые доски заборов.

Китаец припустил со всех ног, явственно ощутив тяжелое дыхание погони за своей спиной. Завернув за угол высокого глухого забора, он торопливо перекинул магазин АК-74, выпустив куда-то в сторону преследователей пару длинных очередей, и снова бросился бежать, слыша позади злые крики. Перемахнув одним прыжком через невысокий палисадник, Фань Хэйгао направился к лесу, серой стеной вздымавшемуся метрах в пятистах. Нужно было лишь пересечь покрытое бороздами поле, а там, остается надеяться, русский товарищ поддержит огнем, отвлечет погоню на себя, заставит противника занять оборону.

Кто-то всерьез разозлился на китайского офицера. С небес на землю обрушился рокот низколетящего вертолета, по лицу Фань Хэйгао скользнула тень. Ми-8 прошел над самыми крышами, развернулся, и от его покатого борта к земле брызнули потоки трассеров. Очередь прошла у самых ног капитана, китаец упал, и тотчас вновь вскочил, со всех ног припустив к лесу. Когда село осталось за спиной, от опушки раздались выстрелы, это Игорь, успевший занять свою позицию, прикрывал товарища огнем. Все же молодой партизан собрал волю в кулак, не растерялся, четко выполнив приказ, и теперь обстреливал преследователей короткими, скупыми очередями. Чеченцы, рассыпавшись цепью, залегли, открыв шквальный огонь из всех стволов. Пули с визгом летали над головой Фань Хэйгао, тоже вжавшегося в дно широкой борозды.

Треск автоматных очередей вдруг потонул в стрекоте вертолетных лопастей. Ми-8, поливая раскинувшееся за деревней поле, давно сжатое и убранное, медленно летел на малой высоте. Пули вгрызались в мерзлую землю, срезая ветви разросшихся у кромки поля кустов. Китаец, чуть приподнявшись на локтях, выстрелил несколько раз в сторону залегших на окраине деревни чеченцев, а затем, перевернувшись на спину, выпустил остатки магазина в приближавшийся вертолет. Он целился в блестящий плексигласом округлый нос, в кабину пилотов, вбивая туда очередь за очередью, и Ми-8 вдруг дернулся, резко подскочив вверх на сотню метров и изменив курс. Стрелки, стоявшие за пулеметами, продолжали палить во все стороны, но резкий маневр сбил им прицел.

Китаец вскочил, и, низко пригнувшись, бросился туда, откуда строчил автомат его товарища. Русский партизан, увидев Фань Хэйгао, вскочил с колен, и, дождавшись, когда китаец поравняется с ним, кинулся вглубь леса, в настоящие заросли, способные укрыть и от чужих взглядов и от крупнокалиберных пуль.

— Держись деревьев, — напомнил капитан Фань Игорю. — Под кронами нас сложнее заметить с воздуха! Давай, бегом!

Звук летящего вертолета снова вытеснил все прочие шумы окружающего мира. Летчики, кажется, пришли в себя, и теперь Ми-8, огрызаясь пулеметным огнем с обоих бортов, настигал беглецов. Загрохотали очереди, что-то промчалось возле головы Фань Хэйгао, жужжа, точно огромная сердитая пчела. Несколько пуль перебили ствол молодого деревца, и щепки, тонкие и острые, словно иголки, занозами впились в лицо китайца. И только тогда он понял, что бежит один.

— Игорь! — Фань Хэйгао подскочил к своему товарищу, растянувшемуся на земле, и силившемуся встать. Русский одной рукой пытался оттолкнуться от земли, а второй зажимал рану в боку, и было видно, как сквозь пальцы струйками стекает кровь.

— Все, хана мне пришла, — прохрипел Игорь Ерохин. — Беги, не жди! Я тут их задержу, сколько смогу!

Над головами с рокотом промчался вертолет, заходя на второй круг. Сейчас он мог сколько угодно крутить карусель, двое беглецов, вооруженных лишь автоматами, были для его экипажа просто мишенью, не более того.

Фань Хэйгао в растерянности застыл над лежавшим у его ног товарищем. Китайский офицер не мог бросить еще живого напарника, но понимал при этом, что и помочь не сможет, разве что умрет рядышком. Рана была слишком серьезной, да и унести русского на себе китаец далеко не сумел бы, выбившись скоро из сил. А Игорь, ударив китайца кулаком в грудь, прикрикнул:

— Беги! Уходи давай! Что смотришь?

Китайский разведчик отшатнулся. Смерть прошла стороной, и его товарищ выкупил жизнь Фань Хэйгао, и сейчас медленно умирал, истекая кровью.

— Сейчас «духи» будут здесь! Давай, двигай! Только оставь мне патроны!

Капитан Фань молча, как сам Игорь прежде, еще в доме, вытащил из нагрудного кармана «разгрузки» пластиковый рожок, вложив его в ладонь товарища. А затем, поднявшись на ноги, бросился в гущу леса, ни разу не оглянувшись.

Со стороны деревни раздались выстрелы, отрывисто затрещали автоматные очереди, и пули с визгом пролетели над головой вжавшегося в землю партизана, срезая ветки и вонзаясь в стволы деревьев. Игорь, перевернувшись на живот, приложился к автомату, крепко вжав приклад в плечо. Оставленный китайцем магазин он положил рядом, на расстоянии вытянутой руки. Партизан уже не чувствовал волнения, тем более в нем не оставалось страха, это лишнее сейчас чувство словно вытекало с каждой каплей крови, сочившейся из кое-как перевязанной раны в боку.

Игорь повел стволом, поймав в прорезь прицела темный силуэт приближавшегося боевика. Чеченцы двигались короткими перебежками, прикрывая друг друга, стреляли скупыми короткими очередями, стараясь прижать к земле своего невидимого противника. их было четверо, Игорь пересчитал своих врагов. Четверо живых, полных сил бойцов, против одного, уже замершего на грани жизни и смерти. Один из них, низкорослый, в вязаной шапочке, задвинутой на самые глаза, с короткой бородой, оказался ближе всех, его партизан и выбрал своей жертвой.

— Сука, получи! — Игорь задержал дыхание и, дождавшись, когда выбранный в качестве первой мишени боевик замрет на несколько секунд, нажал на спуск. — Получи!

Короткая, патронов в пять, очередь свалила чеченца с ног, отбросив его назад. Игорь был уверен, что попал в цель, промахнуться с полутора сотен метров он не мог. Один противник выбыл из строя, не важно, раненый или убитый, а трое оставшихся тотчас залегли, открыв шквальный огонь.

— Выродки, — прохрипел партизан, перекатываясь к подножью дерева.

Из-за этого укрытия Игорь выпустил еще две короткие очереди, даже не рассчитывая попасть в цель. В ответ снова затрещали выстрелы, а затем один из боевиков, вскочив на ноги, низко пригибаясь бросился к лесу, стремительно сокращая расстояние между собой и позицией партизана.

Уперев цевье АК-74 в выступавший из земли корень, ставший для партизана бруствером, Игорь плавно нажал на спусковой крючок, и отдача ударила его в плечо неожиданно сильно, чуть не вырвав оружие из ослабевающих рук. Чеченец споткнулся, повалившись на землю, но тотчас снова вскочил, с колена открыв огонь. И следующая очередь, посланная партизаном, наискось перечеркнула его грудь, мгновенно оборвав нить жизни горца, на свою беду покинувшего когда-то родной аул.

Бледный росчерк трассера, покинувшего ствол «калашникова», подсказал Игорю, что магазин пуст. Партизан торопливо сменил рожок, вжимаясь в землю, чтобы не оказаться на пути шальной пули. А с неба все громче звучал рокот вертолетных турбин — боевики вновь двинули в бой свое самое мощное оружие.

— Твари, — прохрипел Игорь, передергивая затвор и пытаясь прицелиться. Перед лазами словно колыхалось багровое марево, силуэты приближавшихся чеченцев двоились, оружие вдруг стало неподъемно тяжелым, норовя выскользнуть в любой миг из разжимавшихся пальцев.

Чеченцы стреляли на бегу, заставляя партизана прижиматься к земле. Не целясь, Игорь дал длинную очередь, не меньше чем на половину магазина, и в тот же миг что-то ударило его в правое плечо. Автомат выпал из рук партизана, вдруг переставшего чувствовать собственную руку. Рядом отчетливо прозвучали гортанные возгласы на незнакомом языке, раздался треск ветвей и шелест листвы под тяжелыми ботинками.

— Ну, суки, идите сюда, скорее, — оскалившись в серое небо, произнес партизан, отцепив от «разгрузки» гранату. Ребристый шестисотграммовый шар Ф-1 лег в ладонь, и Игорь зубами вцепился в проволочное кольцо чеки, пытаясь выдернуть его.

Шаги звучали все ближе, как и голоса. Партизану даже показалось, что он чувствует запах немытых тел, перебивший даже пороховую гарь. Наконец, чека оказалась извлечена из гранаты, и Игорь замахнулся, вкладывая в бросок оставшиеся силы. Чья-то крепкая рука легла поверх его пальцев, намертво прижимая рычаг предохранителя к корпусу «лимонки».

Игорь дернулся, пытаясь освободить руку, но кто-то, остававшийся невидимым, мертвой хваткой сжал гранату. А затем произнес на ухо партизану знакомым голосом:

— Не торопись, братишка, шахидом стать! Еще повоюем, погеройствуем!

Над головой грянули автоматные очереди, граната, наконец, выскользнула из разжавшихся пальцев, и оказалась в ладони Азамата Бердыева. А тот, не колеблясь, швырнул ее куда-то в чащу, а затем сорвался и сам, от живота стреляя короткими очередями. А Игорь почувствовал, как его подхватили чьи-то крепкие руки, утаскивая вглубь леса, подальше от деревни, в которой, судя по доносившимся с той стороны звукам, кипел нешуточный бой.

 

Глава 10. Cпасатели

Архангельская область, Россия 26 октября

Заросшая цепким кустарником лощина вывела партизан точно к поселку. Шли осторожно, часто останавливались. Олег Бурцев, двигавшийся первым, плавно перетекал с места на место, скрадывая шаги. Бывший сержант-десантник не был профессиональным охотником, до того, как оказаться в казарме, он даже в лесу почти не бывал, не охотился в детстве с рогаткой на ворон, но, став солдатом, в совершенстве овладел искусством охоты на человека. В кавказских горах он стал одним из лучших в этом деле, записав на свой счет немало побед. Он научился отнимать человеческие жизни на расстоянии, одной короткой очередью из пулемета, когда даже лицо жертвы не видно, и в ближнем бою, ножом или лопаткой. Сначала было трудно нажимать на курок, сознавая, что убиваешь человека, чьего-то сына, мужа, отца или брата. Потом сержант увидел то, что осталось от двух пацанов из его батальона, попавших в плен к боевикам, и после этого понял, что не всякую тварь, даже ходящую на двух ногах, можно считать человеком.

Сейчас сержанта ждал бой, Олег в этом не сомневался. И от того, успеет ли он первым обнаружить противника, зависел исход этого боя. В условиях, когда схватка происходит едва не на расстоянии вытянутой руки, в зарослях, где не помогут ни тепловизоры, ни разведывательные спутники, первый выстрел зачастую оказывается и последним. И потому сержант, крепко обхватив цевье висевшего на плече РПК-74М, периодически замирал, обращаясь в слух. Шелест опавшей листвы, хруст ветки, даже дыхание могли выдать затаившегося врага. Даже запах имел значение здесь, в лесу, где можно издалека учуять пот, оружейную смазку или табачный дым.

Командир партизанского отряда полковник Басов так же неслышно, как его подчиненный, появился из-за спины Олега, став по левую руку и вскинув в готовности автомат. Поводя из стороны в сторону стволом АК-74М, Басов напряженно вслушивался в лесное безмолвие. Несколько секунд ничего не происходило, а затем поднявшийся легкий ветерок донес до партизан отрывистый треск, который невозможно было спутать ни с чем.

— Стреляют! Это «калашников»! — тотчас опознал звуки Бурцев. — Это в деревне!

— Там наши, — мрачно выдохнул Басов. — Вперед, за мной!

Полковник рванул с места, вламываясь в сплетение ветвей. Скрытность уступила место скорости. Впереди погибали их товарищи, и партизаны торопились, спеша вступить в бой.

— Сержант, бегом, — подгонял Басов, вырвавшийся вперед. Полковник ловко перепрыгивал через торчавшие из земли корневища, вырываясь из цепкой хватки спутанных ветвей. — Живее, «десант»!

Звуки боя становились все отчетливее. Перестрелка сместилась куда-то правее, переговаривались несколько автоматов, порой к ним присоединялся пулемет — его гулкое уханье было нетрудно разобрать даже на расстоянии. Невидимый пока пулеметчик молотил длинными очередями, не экономя патроны. Так стреляют, когда хотят прижать противника к земле, придавить его шквалом огня, неточного, но яростного, лишить маневра.

— Это там, — Бурцев указал на источник звука. — Метров сто, командир!

Партизан, оторвавшихся от товарищей, нагнал Азамат Бердыев. Бывший танкист-гвардеец из Кантемировской дивизии тяжело дышал, приходя в себя после стремительного броска через дебри. А вот вынырнувшая следом за ним из-за плотной стены потерявшего свою листву кустарника Жанна Биноева даже не запыхалась. Молчаливая чеченка немедленно скинула с плеча тяжелую СВД, взяв ее наизготовку и нацелившись на ближайшую рощу.

— Олег, на правый фланг, прикроешь нас, — приказал Басов. — Азамат, со мной.

— А я?

Чеченская снайперша пристально взглянула на полковника, направив ствол винтовки в землю.

— Заходи слева, — решил полковник. — Работай по тылам. Если кто сунется из села, отсекай их!

— Я поняла!

Жанна сделала шаг к лесу, и тут ее настиг окрик Басова:

— Не рискуй и не подставляйся. Не увлекайся, за спину поглядывай. Не дай себя поймать!

Биноева взглянула на партизана с удивлением, растерявшись на миг и не сумев подыскать слова, чтоб ответить. Но полковник уже нетерпеливо взмахнул рукой:

— На позиции, живее!

Девушка бросилась в заросли, растворяясь в серой полумгле осеннего леса. Ее движения не сопровождались никаким шумом, словно это призрак плыл над усыпанной опавшими листьями землей, а не ступал человек из крови и плоти. Не трещали ветви, не бряцало оружие, не шуршала ткань бушлата. Басов, проводив чеченку задумчивым взглядом, тряхнул головой, и, взглянув на своих товарищей, терпеливо ожидавших приказа командира, произнес:

— За мной, вперед!

Олег Бурцев, чуть отставший, чтоб страховать своих товарищей, слышал, как впереди, се ближе и ближе, короткими очередями бьет одинокий «калашников». Кто-то, вцепившись в лесную опушку, как в последний рубеж, отчаянно отбивался, наверняка отстреливая последние патроны. А затем автомат умолк.

— Живее, за мной!

Басов, держав автомат наизготовку, ломанулся с треском и хрустом через подлесок, не заботясь о маскировке. Оставив за собой настоящую просеку, полковник едва не запнулся о растянувшегося у подножья высокого дерева человека, узнав в нем одного из своих бойцов, тех, кого сам полковник послал с ранеными от греха подальше в эту деревеньку. И тотчас внимание Басова привлекло какое-то движение левее. Полковник резко развернулся, вскидывая автомат. Вышедший прямо на него чужак, бородатый, с зеленой повязкой на лбу и АКМ в руках, явно ожидал здесь найти лишь раненого, загнанного, лишенного сил партизана, а не готового к схватке волкодава. Он замешкался лишь на мгновение, возможно, пытаясь понять, враг перед ним, или это кто-то из товарищей первым успел подобраться к обреченной жертве.

Басов, не колеблясь, нажал на спуск, и короткая очередь из АК-74М буквально смела с лица земли противника. Где-то впереди хлопнула разорвавшаяся граната, через секунду рядом затрещал автомат чуть припозднившегося Бердыева, и немедленно от деревни ударил в ответ пулемет. Тяжелые пули прожужжали возле лица Басова, и тот поспешно упал, выставив перед собой автомат.

— Ну, суки, держитесь!

Бивший от села ПКМ, выдав длинную очередь, умолк, и Басов, привстав на колено, выстрелил из подствольного гранатомета, а затем добавил из автомата, в две очереди добив магазин и немедленно сменив рожок на новый. Полковник увидел, как от окраины деревни приближаются, двигаясь короткими перебежками, несколько фигурок в камуфляже. Поймав в прорезь прицела силуэт одного из противников, Басов выстрелил, отметив, что его мишень упала, больше не подавая признаков жизни. Но остальные разразились настоящим шквалом огня, сухо закашляли автоматы, и к ним присоединился ПКМ, как оказалось, вовсе не уничтоженный — скорее, стрелок просто менял ленту.

РПК-74 сержанта Бурцева ответил короткими очередями с правового фланга, и на фоне этого совершенно не слышны оказались выстрелы из СВД, но вот эффект их оказался более чем заметен. Один за другим повалились, ткнувшись в мерзлую землю лицом, двое из бежавших к партизанам вражеских бойцов. Остальные залегли, огрызаясь автоматным огнем.

— Надо отходить, — почти прокричал устроившийся рядом с Басовым Азамат. — Это чечены, и, похоже, их там до черта! У меня последний магазин остался!

Полковник, ничего не сказав, просто ударил кулаком по земле. Патроны были на исходе, как и силы, а там, в деревне, за спинами боевиков, непонятно что забывших на этой исконной русской земле, могли еще оставаться их товарищи, возможно, живые. А он, Алексей Басов, ничем не мог сейчас помочь, и даже геройская гибель его самого и его спутников едва ли уже что-то могла изменить. Этот бой полковник проиграл.

Приглушенный хруст ветвей за спиной заставил Басова перекатиться на спину, вскидывая автомат. Он едва не выстрелил, но успел знать в человеке с раскосыми глазами и скуластым лицом китайского «советника». Капитан Фань Хэйгао, тяжело дыша, рухнул на землю по правую руку от полковника, и, безбожно коверкая слова от волнения, произнес:

— Ваши раненые остались там… и Ольга… мы пытались отвлечь врага…

— Наши там? В деревне?! Живы?

— Я… не знаю…

Снова заговорил пулемет, прижимая к земле партизан, и под прикрытием свинцового шквала один из чеченцев вскочил, закидывая на плечо зеленый тубус гранатомета РПГ-26. Боевик даже успел взвести оружие прежде, чем выпущенная из снайперской винтовки пуля калибра 7,62 миллиметра разворотила его грудь — Жанна Биноева не старалась покрасоваться, стреляя точно в голову, как это делали иные менее удачливые ее братья по оружию. Красиво, конечно, но меньше вероятность попадания, а от выстрела по корпусу и бронежилет не спасет, даже если противник не будет убит на месте, много ли он проживет с раздробленными ребрами и отбитыми в кровавую кашу внутренностями.

Пулемет, оттянувшийся к самой околице села, умолк, и Алексей Басов, успевший перезарядить подствольный гранатомет ГП-30, выстрелил в сторону чеченцев, отметив машинально, что в подсумке осталось всего два ВОГ-25. в ответ снова застучали автоматы. Противники перешли к позиционной войне, чеченцы понимали, что, попытавшись атаковать, умоются кровью, и половина их так и останется лежать на перекопанном картофельном поле. Ну а русские атаковать даже не собирались, отступить же прямо сейчас не давало отчаянное упрямство людей, выросших на вере в силу подвига.

Пульсирующий гул, пришедший откуда-то с небес, заставил Басова поднять голову, а затем — выругаться, грязно, длинно, зло. Разорвав облака, над деревней на малой, метров сто всего, даже меньше, высоте летел вертолет. Тот самый, заставивший партизан мчаться со всех ног к селу. И он уже развернулся покатым блестящим носом точно к позиции бойцов полковника.

— Это чеченцы, — взволнованно выкрикнул китайский разведчик. — Этот вертолет их привез!

Ми-8, раскрашенный в цвета американской нефтяной компании, опустился еще ниже, так что можно было разглядеть за покатым блистером пилотской кабины силуэты летчиков. А затем он развернулся, обратив к партизанам борт, и из проемов иллюминаторов по земле хлестнули огненные струи пулеметных очередей.

— Уходим! — крикнул Басов, первым вскакивая на ноги. — Под деревья! В укрытие! Азамат, тащи Игоря! Никого не бросать!

Первая очередь из «Утеса» оказалась не точной, пули с визгом промчались над головами партизан. Но, как только те побежали, выдав себя движением, стрелки чеченцев смогли корректировать огонь. Несколько крупнокалиберных пуль ударили в стволы деревьев, высекая из них щепу. Остававшиеся на земле боевики, ободренные мощной поддержкой, тоже открыли ураганный огонь. Громыхнул выстрел из РПГ, и граната с шелестом промчалась над головами партизан, разорвавшись в десятке метров перед ними.

— Суки!!! — Басов остановился, вскинув автомат, и выпустил по нависшему над беглецами вертолету остатки магазина в одну очередь сквозь сплетавшиеся над головой ветви.

Бежавший следом Олег Бурцев тоже остановился, открыв огонь в воздух из своего пулемета, но легкие пули калибра 5,45 миллиметра лишь царапали обшивку плевавшегося огнем Ми-8, да и то, если не сходили с траектории, рикошетом отскакивая от веток. Партизаны снова побежали, подгоняемые пулеметным огнем с небес. Чеченцы все никак не моги их нащупать в довольно густом подлеске, просто били по площадям, но и этого хватало, ведь никто не хотел поймать своим телом шальную пулю из «Утеса», запросто способную оторвать руку или обезглавить не хуже любой гильотины, разве что выглядело бы это еще менее аппетитно.

— Давай, давай! Ходу! — Басов, бежавший последним, подгонял своих бойцов. — Живее!

Бердыеву, на себе несшему раненого партизана, пришлось хуже всего. Несколько раз он чуть не упал, запинаясь о кочки и торчавшие из земли корни, и только чудом не выпустил из рук оказавшееся неподъемным тело товарища. Бывший танкист слышал, как за спиной по очереди стрекочут автомат его командира и ручной пулемет Бурцева — партизаны прикрывали отход, расходуя последние патроны.

— Брось… — едва слышно прохрипел Игорь, своим немалым весом буквально придавивший к земле Бердыева. — Оставь меня, брат…

— Пошел ты, — зло, сдавленно прохрипел Азамат. — Русские на войне своих не бросают!

Вертолет с грохотом и гулом промчался над головами партизан, затем, судя по звуку, развернулся, ложась на обратный курс. и вдруг рокот турбин словно раздвоился, доносясь одновременно с разных сторон. Басов, растерявшись, замер, запрокинув голову. Он был отличной, уязвимой мишенью в этот миг, но чеченцы, что стояли за пулеметами, так же, как русский полковник переставшей существовать армии, уставились на пикировавший с большой высоты вертолет. Это тоже был Ми-8, только разрисованный зелено-коричневыми пятнами камуфляжа, и со свисавшими с пилонов пусковыми установками НАР и подвесными пушечными контейнерами.

— Что за черт?! — Басов, наблюдавший за маневрами многотонных винтокрылых машин, словно устроивших в небе над селом странный танец, удивленно помотал головой. — Это кто еще?! Проклятье!

Партизаны не могли слышать наполнившие эфир переговоры, приказы с требованием приземлиться, звучавшие на русском, и ответ, тоже данный по-русски, но с жутким горским акцентом, и совершенно нецензурный. Зато они видели, что произошло в следующие секунды. «Утес» с борта чеченского Ми-8 огрызнулся короткой очередью, неточной, прошедшей в стороне от второго вертолета. И тотчас от камуфлированного геликоптера протянулись огненные струи трассеров, буквально разрезавших принадлежавший ранее нефтяникам вертолет напополам. Охваченная огнем машина камнем рухнула к земле, а второй Ми-8, развернувшись, неожиданно дал ракетный залп по улепетывавшим к селу чеченцам, а затем пошел на посадку.

Жанна Биноева едва успела занять позицию на опушке леса, когда чуть в стороне, там, где оставались русские, вспыхнула яростная стрельба. Чеченка продиралась через дебри, порой теряя деревню из виду совершенно, и лишь отрывистый сухой кашель «Калашниковых» служил надежным ориентиром для той, у кого одинаково хорошо были развиты все чувства, словно у дикого зверя. Да она и сама чувствовала себя горным хищником, прежде выслеживавшим и безжалостно истреблявшим пришедших в родной край чужаков. Теперь Жанна Биноева сражалась на другой стороне.

Заросли поредели, и чеченка, державшая на перевес тяжелую СВД-С, увидела окраину деревни, в которой уже начиналась какая-то нездоровая суета. Внимание Жанны привлекла большая группа вооруженных людей, всего с десяток. Остановившись, Биноева вскинула винтовку, со всей силой вжимая в плечо затыльник приклада. Прицел поглотил расстояние, и чеченка увидела, как боевики образовали круг, в центр которого швырнули кого-то, повалившегося на землю, словно мешок с картошкой. Чеченцы вскинули над головами руки, размахивая оружием, что-то закричали — было видно, как широко раскрываются их рты, хотя до позиции Биноевой не донеслось ни звука. А затем один из боевиков сделал шаг, выйдя из строя и нависнув над своей жертвой. Рывком он поставил пленника на колени и тотчас выхватил из ножен нож с широким клинком. Подняв тесак над головой, чеченец обвел взглядом своих товарищей, и в какой-то миг его лицо оказалось в фокусе оптического прицела ПСО-1.

— Ублюдок! — прошептала Жанна Биноева, мгновенно узнавшая Хусейна Шарипова и уже безошибочно догадавшаяся, что увидит в следующий миг.

Все произошло быстро. Вожак чеченцев сделал резкое движение рукой, и стоявший на коленях у его ног пленник осел на землю, захлебываясь собственной кровью, хлеставшей из рассеченного до самого позвоночника горла. Боевики вновь принялись размахивать оружием, кто-то стал стрелять в воздух очередями, другие просто кричали, словно стая обезумевших от крови голодных зверей.

А Хусейн Шарипов повелительно взмахнул рукой, в которой продолжал сжимать окровавленный клинок, и к его ногам один из боевиков бросил еще одно тело, хрупкое и изящное, несмотря на камуфлированный бушлат, в который была одета очередная жертва. Толпа вновь кровожадно взревела, скалясь в жутких гримасах.

— Звери! Прости им, Господи!

Казалось, чеченцы нарочно позируют перед Жанной, наблюдавшей за их кровавыми потехами почти с полукилометровой дистанции сквозь окуляр оптического прицела. Она видела, как Шарипов протянул свой клинок одному из боевиков, и тот, приняв оружие из рук амира, шагнул к обреченной жертве под гогот и крики своих братьев. Так же, как Шарипов только что, чеченец поставил пленника на колени, и Биноева, едва увидев, кого собирались казнить боевики, выругалась. Русской девчонке не повезло. Как ни старался предводитель партизан, как ни пытался он отправить подальше от любой возможной опасности Ольгу Кукушкину, смерть отыскала ее, явившись в тихую деревушку в обличье толпы грязных, злых, опьяневших от запаха свежей крови бородатых двуногих нелюдей.

Кажется, жертва, окруженная со всех сторон вопящими от ярости чеченцами не сознавала до конца происходящее. Наверное, она была ранена или контужена — судя по выбитым окнам и испещренным пулевыми отметинами стенам ближайшей избы, из окон которой еще курился дымок, явно от взрыва гранаты, партизаны не сдались без боя. И наверняка для чеченцев победа не была бескровной. Впрочем, даже если бы Ольга понимала все, сопротивляться было бы глупо, тем более глупо было бы просить о пощаде, тем лишь больше раззадоривая своих убийц.

Время вдруг замедлилось для Жанны Биноевой, затаившей дыхание и слившейся на несколько мгновений в единое целое со своей винтовкой. Чеченка видела, как клинок в руке боевика прочертил в воздухе блестящую дугу, и начал медленно опускаться, чтобы рассечь нить жизни беспомощной пленницы, которая только и могла, что молиться о милосердной скорой смерти.

Прицельная марка легла точно на грудь чеченца. Жанна рассмотрела его лицо, поняв, что это совсем еще молодой парень, только успевший отрастить бороду, но ни юность, ни кровное родство не могли остановить сейчас Биноеву. Палец на спусковом крючке напрягся, потянув его назад. Отрывисто грянул выстрел, отдача привычно лягнула чеченку в плечо. Пуле, специальной снайперской 7Н1 со стальным сердечником, чтобы преодолеть отделявшее стрелка от цели расстояние, потребовалось больше секунды, но все равно она летела, намного опережая звук, и прежде, чем бандиты что-то поняли, один из них повалился на землю с развороченной прямым попаданием грудью. Он придавил собой Ольгу, и лишь тогда его товарищи услышали звук выстрела.

Боевики, поняв, что находятся под обстрелом, среагировали мгновенно. Возможно, они и превратились из борцов за свободу в стаю безжалостных зверей в людском обличье, но от этого не перестали быть опытными бойцами. Чеченцы бросились врассыпную, не дожидаясь следующего выстрела, и через секунду пространство перед домом опустело.

Несколько человек скрылись за высокой поленницей, потемневшей от времени — такую преграду невозможно было пробить даже из мощной СВД. Лишь один замешкался, всего на пару секунд, но этого хватило Жанне Биноевой. Сухо треснул выстрел, приклад вновь врезался в плечо, и пуля, промчавшись над заросшим бурьяном полем, толкнула боевика в обтянутую камуфляжем спину, швырнув уже безжизненное тело на ту самую поленницу, до которой он так и не смог добраться.

В ответ немедленно открыли ураганный огонь оставшиеся чеченцы, отыскавшие себе какие-то укрытия. Сразу двое высунулись из-за штабеля наколотых дров, принявшись поливать длинными очередями из АКМ опушку леса. Действуя как автомат, Жанна Биноева взяла на прицел одного из них, остававшегося вне укрытия несколько непростительно долгих секунд. Указательный палец потянул спусковой крючок, выбирая свободный ход, затем резкий рывок и снова выстрел. В прицел было видно, как голова боевика взорвалась кровавым фонтаном, и его тело осело за импровизированный бруствер.

Еще один чеченец, сжимая автомат, высунулся из-за угла им же расстрелянной несколько минут назад избы. Он одновременно с Жанной, наблюдавшей за всем происходящим в окуляр ПСО-1, увидел, как придавленная телом убитого боевика партизанка, придя в себя, пытается освободиться, столкнув с себя остывающую тушу. Чеченец, оскалившись, вскинул АКМС, решив добить пленницу, и в тот же миг Жанна нажала на спуск. Выпущенная из СВД пуля отклонилась от траектории на пару сантиметров, ударив в угол дома возле самого лица боевика. Чеченец инстинктивно дернулся назад, продолжая оставаться на виду.

— Шайтан!

Выругавшись, Жанна Биноева вновь нажала на спуск, спеша исправить ошибку. Сейчас она была счастлива, что держит в руках именно русскую полуавтоматическую СВД, из которой можно было делать по выстрелу каждую секунду. В этом конструкция гениального Евгения Драгунова до сих пор не имела равных, однозначно выигрывая у более точных иностранных систем с ручным перезаряжанием, типа английской AW. Будь у Жанны винтовка с болтовым затвором, ее противник успел бы укрыться, а так он лишь начал осознавать, что попал на прицел, когда вторая пуля снесла его лицо, и кровавые брызги заляпали стену дома, служившего боевику укрытием.

Жанна Биноева ощутила себя ангелом смерти, карающим клинком в деснице Всевышнего, и от такой кощунственной мысли ей самой стало страшно. Но она продолжала стрелять, вгоняя в появлявшиеся на виду хотя бы на миг силуэты ее бывший братьев пулю за пулей. Чеченцы забыли, ради чего начали войну, предали память предков, превратившись в кровожадную свору, которую легко было купить, и теперь расплачивались за это.

Первый магазин опустел мгновенно, Жанна торопливо сменила его и продолжила стрелять. Она видела, как Ольга Кукушкина сперва неловко поднялась на четвереньки, а затем и выпрямилась во весь рост, инстинктивно кинувшись бежать к лесу. По ней пытались стрелять, но всякий раз из чащи звучали выстрелы в ответ, и тот, кто неосторожно покидал свое укрытие, падал замертво с пробитой грудью или разбитой головой. Жанна Биноева в эти минуты не чувствовала жалости, ее вообще покинули всякие чувства. Сознание работало, словно баллистический вычислитель, определяя поправки на ветер, рассчитывая упреждение, и каждая новая пуля, покидавшая ствол СВД-С, находила очередную жертву.

Грянул новый шквал огня, накрывший свинцовой волной позицию Биноевой. Жанна упала на землю, слыша, как пули с визгом пролетают над головой, впиваясь в древесные стволы. Слишком долго снайперша оставалась на одном месте, и теперь по этому клочку зарослей вели огонь из всех стволов, не жалея патронов. Извиваясь змеей, прикрывая собственным телом винтовку, чеченка отползла на десяток метров в сторону, и лишь затем поднялась на ноги, низко пригнулась и двинулась по дуге туда, где все интенсивнее звучала автоматная стрельба, перемежавшаяся басовитым уханьем пулемета. Ее новым союзникам, кажется, в самый раз пришлась бы любая помощь.

Чеченцы, застигнутые снайперским огнем в деревне, еще продолжали поливать шквальным, направленным в никуда огнем опушку леса, выпуская магазин за магазином, а Жанна Биноева уже сменила позицию. Углубившись в заросли, она прошла метров триста, снова выйдя на самую кромку дебрей, и отсюда увидела перекопанное, заваленное кучами полусгнившей ботвы картофельное поле, превратившееся в поле яростной битвы.

Партизаны, укрывшись в лесу, вели не слишком интенсивный огонь, явно экономя патроны. Зато чеченцы, оказавшиеся явно в проигрышном положении на открытом пространстве, не мелочились. Строчили автоматы, заходился молотивший длинными очередями пулемет, время от времени рвались выпущенные из подствольников гранаты.

Опустившись на колено, Жанна вскинула винтовку, прильнув к прицелу так, что резиновый наглазник врезался в кожу. Она увидела, по меньшей мере, трех противников, у одного из них, залегшего за кучей прелой ботвы, был пулемет ПКМ, и пулемет этот ни на минуту не прекращал огня. Жанна, пытаясь выровнять дыхание, сбившееся после быстрого бега по зарослям, прицелилась в пулеметчика — со своей позиции Биноева не видела, но скорее угадывал его, но менять дислокацию было некогда. Она заставила себя не думать о мишени, как о человеке, своем соплеменнике. Метка прицела легла туда, где должно было находиться тело стрелка. Резкое движение указательного пальца, тугой толчок приклада в плечо, уже начавшее неметь, грохот выстрела — и там, куда целилась Жанна, взметнулся фонтанчик земли.

Пулемет умолк, а один из державшихся рядом боевиков вскочил едва не в полный рост, и тотчас повалился на землю, поймав собственной грудью вторую пулю. Но со стороны села уже бежали, низко пригибаясь, петляя из стороны в сторону, еще боевики, пять или шесть, не меньше. Бежали, стреляя на ходу, не прицельно, на подавление, ведя нечто, могущее называться «беспокоящим огнем».

— Полковник, что ты тянешь?! — прошипела себе под нос Жанна, уже целясь в одного из боевиков. — Отходи!

Чеченцы, спешившие на подмогу своим товарищам, растянулись редкой цепью, превратившись в ряд мишеней на стрельбище для затаившегося в зарослях снайпера, от огня которого сейчас не могло быть спасения. Выбранный мишенью бандит остановился, присев на колено, вскинул автомат, но, прежде чем он успел сделать хотя бы выстрел, пуля 7Н1, разогнавшаяся в стволе СВД-С до восьмисот двадцати метров в секунду, ударила его в правое плечо, свалив на землю. Больше боевик не шевелился.

Чеченка не успела насладиться метким выстрелом. Немедленно ударил оживший вдруг пулемет, и Биноева упала на землю, уклоняясь от пуль. Хлопнул выстрел подствольного гранатомета, и граната ВОГ-25 рванула совсем близко, так что Жанна почувствовала ударную волну. Откатившись в сторону, девушка вновь вскинула винтовку, крепче прижимая к плечу затыльник приклада СВД. Прицельная марка легла на грудь увлеченно палившего из автомата боевика, и девушка, уже не колеблясь, выстрелила, почувствовав тугой удар отдачи.

Боевики, оказавшись под обстрелом, остановились, залегли, посылая в ответ неточные очереди, прошивавшие жидкий подлесок. Вдруг один из них встал на колени, закидывая на плечо зеленую трубу противотанкового гранатомета. И вновь Жанна Биноева оказалась быстрее, и чеченец завалился на бок, поймай своей грудью пулю. Остальные еще сильнее вжались в землю, попав посреди чистого поля под снайперский огонь. Нельзя было атаковать, как невозможно стало отступить, просто двигаться стало вдруг опасно, любое шевеление мог заметить вооруженный снайперской винтовкой враг. Против такого врага был лишь один способ, и чеченцы не замедлили его применить.

В сухой треск автоматных очередей вплелся новый звук, нараставший с каждой секундой, пока собой не заглушил шум перестрелки. Вертолет, привычный по прошлым временам Ми-8, шел низко под облаками. Оказавшись над полем, он развернулся бортом к лесу, и к земле протянулись огненные ленты пулеметных трасс.

Жанне Биноевой повезло, словно сам Аллах укрыл ее от визжащего свинцового ливня, вдруг хлынувшего с небес. Первая очередь не зацепила ее, просто перерубив полопал ствол ближайшего дерева. В лицо чеченке впилось несколько длинных, точно иглы, щепок, но она заставила себя не чувствовать боль, встала и бросилась бежать, с нежностью и заботой прижимая к груди свою винтовку. Лишь на мгновение чеченка ощутила радость от того, что вертолет не был вооружен никакими ракетами, но только пулеметами — от залпа реактивных снарядов типа С-8 ее не спасло бы ничто.

Рык пулемета, не смолкавший где-то над головой, тяжелого «Утеса» или его младшего брата «Корда», сливался с ревом турбин летевшего на бреющем вертолета. Потоки крупнокалиберных пуль прошивали насквозь кроны голых, давно уронивших листву деревьев, в щепу разбивая стволы. Патронов пулеметчики не жалели, не прекращая стрельбу ни на секунду, щедро заливая огнем любой клочок земли, на котором им хотя бы мерещился призрак движения. А зажатые перекрестным огнем посреди поля чеченцы, ободренные мощной поддержкой, тем временем поднялись, бросившись к лесу и стреляя на бегу, выпуская магазин за магазином, пытаясь обойти с флангов горстку партизан, взять их в клещи, чтобы потом прикончить всех до единого.

Пулеметы били, не переставая, расчищая огненным шквалом путь тем, кто сражался, стоя на земле. Чеченцы, нажимавшие на гашетки «Утесов», увлеклись, перестав смотреть по сторонам. Увлеклись картиной избиения и те, кто находился в кабине пилотов, контролируя все их действия и ожидая — не без основания — какого-нибудь подвоха от этих силой посаженых за штурвал людей. Никто не успел среагировать вовремя, когда из-за облаков спустился второй вертолет, тоже Ми-8, только покрытый серо-зелеными разводами камуфляжа и несущий оружие на пилонах по обоим бортам. А потом новый «игрок» зашел в хвост захваченному чеченцами вертолетом, и что-либо предпринимать стало уже поздно.

Нависнув над пилотом, Тарас Беркут, занявший почти все свободное пространство кабины Ми-8МТВ-5, вглядывался в затянувшую линию горизонта дымку, скрывавшую очертания холмов. Вертолет мчался на малой высоте, менее чем в сотне метров над землей, порой резко набирая высоту, чтобы обогнуть вздымавшиеся на пути вершины сопок.

— Запроси базу, — приказал Беркут, обернувшись к сидевшему позади, в своем уголке штурману. — Где цель?

— Неопознанный вертолет не покидал квадрата «десять — тридцать четыре», господин полковник! Кружит в этом районе уже около получаса!

Нарушитель воздушного пространства, наперехват которого спешил полковник Беркут, не мог укрыться от наземных радаров, сканировавших небо на несколько сотен верст вдоль границы американской зоны ответственности, да, кажется, чужак и не пытался прятаться, уверенный, что его никто не осмелится остановить.

— Что в этом квадрате?

— На карте обозначен населенный пункт, — сообщил штурман, оторвав глаза от карты и переведя взгляд на Беркута. — Чужак барражирует рядом с ней, будто ведет поиск. Мы будем на точке через десять минут.

— Ублюдки! Это наше небо, не они здесь хозяева!

Покинув кабину пилотов, полковник Беркут обвел мрачным взглядом сидевших вдоль бортов бойцов. Два десятка вооруженных до зубов полицейских хмуро смотрели в пустоту перед собой, словно медитируя в наполненной грохотом десантной кабине вертолета. Люди даже почти не разговаривали, лишь изредка перебрасываясь парой коротких фраз с соседями — до тех, кто сидел хотя бы в паре метров, было не докричаться, если только не рвать глотку, пытаясь перекрыть гул турбин. Этим людям полковник доверял, не то, что штабным крысам, трясущимся за собственную шкуру. Беркут не сомневался, что каждый из тех, кто отправился в этот вылет, до конца будет выполнять приказы своего командира. Настоящие волкодавы, все без исключения — с боевым опытом, кое у кого есть награды, и не мало, купленные ценой собственной крови, пролитой в чеченской «зеленке» или ущельях Южной Осетии.

— Командир, смотри! — один из десантников указал в иллюминатор. — Вертолет! Вот он!

Беркут, подскочив к иллюминатору, увидел ушедший куда-то в заднюю полусферу Ми-8 в яркой окраске нефтяной компании. Чужак держался еще ниже, и, похоже, не понял в этот миг, что уже не в одиночестве кружит под серыми облаками.

— Набирай высоту, — приказал Беркут, вновь ворвавшись к пилотам. — Заходи в хвост!

Ми-8МТВ-5 резко взмыл под облака, заложив левый вираж, и через несколько секунд Беркут увидел перед собой, полусотней метров ниже, чужой вертолет. И еще полковник увидел, как от борта Ми-8 к земле протянулись росчерки трассирующих пуль.

— Они кого-то обстреливают там, внизу! — командир экипажа обернулся к полковнику.

Беркут, нацепив наушники, и вцепившись обеими ладонями в спинку плотского кресла, произнес, выходя в эфир:

— Неопознанный вертолет, вы находитесь в российском воздушном пространстве! Приказываю немедленно совершить посадку! Садитесь, иначе откроем огонь!

Беркут даже не ждал, что ему ответят, но услышал сквозь треск помех чей-то мат на ломаном русском. А затем чужой вертолет развернулся к ним бортом, и воздух пронзила нить трассеров. Очередь, выпущенная явно из крупнокалиберного пулемета, прошла возле самого борта полицейского Ми-8МТВ-5. Больше полковник не колебался ни мгновения.

— Цель уничтожить! Огонь на поражение!

Пилот, услышав приказ командира, положил пальцы на гашетки. Несколько секунд, чтоб взять в прицел маневрирующий вертолет, а затем спаренные пушки ГШ-23, подвешенных под крылья установок УПК-23-250 изрыгнули поток раскаленной стали. Вражеский Ми-8 не мог уклониться от кинжального огня, и Беркут вместе с летчиками мог наблюдать, как снаряды, выпущенные в упор, рвут обшивку, и охваченная огнем машина валится к земле, рассыпаясь на куски, закручивая в небе причудливую дымную спираль.

Что-то сверкнуло внизу, под брюхом вертолета, и Тарас Беркут увидел, как рой мерцающих светлячков тянется от земли. По фюзеляжу Ми-8МТВ-5 словно барабанная дробь прокатилась, когда его настигла пулеметная очередь. Несколько пуль по касательной чиркнули плексигласовые панели фонаря пилотской кабины.

— Мать вашу! Нас обстреливают с земли! — Летчик указал на едва различимые в своем камуфляже фигурки людей, бестолково метавшихся по перепаханном полю.

— Уничтожить их! И смотри, не накрой село!

— Есть уничтожить!

Вертолет, подчиняясь движениям рук опытного пилота — тоже ветеран, еще в Чечне не раз вытаскивавший людей из-под обстрела боевиков — набрал полсотни метров высоты, уходя из-под беспорядочного огня. Чеченцы, суетливо бегавшие внизу, стали похожи на муравьев. Сейчас они были видны, как на ладони. Кто-то просто пытался удрать, но были и такие, кто еще сопротивлялся. Что-то сверкнуло внизу, и к вертолету протянулась дымная полоса.

— Граната! — Пилот рванул штурвал, выполнив такой резкий маневр, что бойцы в грузовом отсеке едва не попадали со своих сидений. — По нам стреляют из РПГ!

Реактивная граната прошла мимо, не причинив вреда геликоптеру, и когда сработал самоликвидатор, в сотне метров от борта Ми-8 вспух огненный клубок взрыва. Второго шанса летчик своим противникам не дал. Палец вдавил гашетку, и из-под крыльев Ми-8МТВ-5 вырвались огненные стрелы неуправляемых ракет С-8. Первый же залп снес с лица земли горстку боевиков, так и не успевших добраться до поселка. Картофельное поле покрылось сплошным ковром разрывов, огненный вал докатился почти до самой деревни, наверняка во многих домах, если не во всех, вышибло стекла, но большего ущерба ужалось избежать.

— Давай вниз, — приказал Беркут. — Приземляйся! Мы высадимся, зачистим село! Будь готов прикрыть нас!

— Принял, командир!

Вертолет нырнул к земле, а полковник полиции уже вернулся в десантный отсек. Забросив на плечо неразлучный АН-94, он громко произнес, перекрикивая гул турбин:

— Приготовиться к высадке! Первое отделение, занять круговую оборону, прикрываете десантирование! Возможно сопротивление, так что оружие держать наготове! В селе чеченцы, численность неизвестна, возможно, от десяти и более!

Шасси Ми-8МТВ-5 едва коснулись земли, и тут же опустилась кормовая аппарель, заменившая на последних модификация винтокрылого труженика не такой удобный двустворчатый люк. Первым вертолет покинул пулеметчик, вооруженный новеньким «Печенегом». Внешне неуклюжий, неповоротливый из-за тяжелого бронежилета 6Б13, способного выдержать выстрел в упор с десяти метров из АКМ, и противопульного шлема СШ-90, он кубарем скатился по рампе, отпрыгивая в сторону, чтобы не мешать бежавшим следом бойцам.

Опустившись на колено, стрелок, держа оружие на весу, прицелился в ближайшую избу, готовый смести шквалом огня любого, кто появится на виду. А следом уже выпрыгивали остальные бойцы, замыкая вертолет в кольцо. Через минуту на земле был весь взвод, только двое полицейских остались на борту Ми-8, заняв места за пулеметами, установленными на шкворнях в проемах иллюминаторов. Вертолет немедленно взмыл вверх, готовый поддержать десант огнем.

Тарас Беркут, держа наизготовку взведенный и снятый с предохранителя АН-94 с подствольным гранатометом и колиматорным прицелом ПК-А, огляделся, убедившись, что все его люди рядом. Взвод уже распался цепью, направив на село стволы автоматов и пулеметов. Под ногами еще дымилась земля, принявшая в себя немало свинца. Увидев в нескольких шагах от себя изорванный труп в камуфляже, полковник приблизился, ногой перевернув его на спину. Грязная неопрятная борода, вязаная шапочка с зеленой лентой, покрытой затейливой вязью арабских букв, АКМС и американский камуфляж «вудлэнд».

— И сюда «чехи», суки, добрались! — фыркнул один из полицейских, без труда, как и его командир, опознавший выходца с далеких склонов Кавказа.

— Не расслабляться, — напомнил почувствовавший, как клокочет в груди злость, Беркут. — В оба смотреть! Оружие к бою!

Закованные в кевларовую броню и титан полицейские двинулись к деревне, обходя дымящиеся воронки, меж которых можно было разглядеть обрывки ткани и какие-то обуглившиеся бесформенные куски, то немногое, что осталось от застигнутых ракетным залпом на открытом пространстве боевиков. Время от времени под ногами звенели стреляные гильзы, отмечавшие позиции сражавшихся тут чеченцев.

— Первое отделение, проверить вертушку, — приказал Беркут, указав на искореженный фюзеляж сбитого Ми-8, над которым поднимался столб черного дыма. — Искать выживших! Вперед! Остальные, за мной, к селу!

Несколько полицейских, постоянно прикрывая друг друга, двинулись к вертолету, уже горевшему. При падении фюзеляж пострадал мало, только отломилась хвостовая балка, да лопасти продолжавшего вращаться винта разлетелись множеством обломков. Тарас Беркут отвлекся лишь на миг, наблюдая за маневрами своих бойцов, и тотчас со стороны поселка ударил, заходясь длинной очередью, пулемет, а через секунду с грохотом выстрелил гранатомет. Мгновенно упав ничком, Беркут открыл огонь из «Абакана», и со всех сторон его поддержали остальные бойцы.

Когда с земли стали стрелять, Федор Смирнов инстинктивно дернул штурвал, уводя вертолет из-под огня. Ему никогда прежде не приходилось оказываться под зенитным огнем, но навыки, вбитые на тренировках, никуда не делись. Несколько пулеметных и автоматных очередей прошли стороной, лишь несколько пуль впилось в днище Ми-8, не причинив никакого вреда. А нависавший над пилотами чеченец, не ожидавший такого маневра, едва не свалился с ног, успев ухватиться за спинку пилотского кресла.

— Что делаешь, а?! — взревел боевик, вытаскивая из кобуры вороненую «Беретту-92». — Развернись бортом, чтоб пулеметчики видели этих шакалов!

— Пошел на хрен! На такой высоте нас из «калаша» можно завалить, если по кабине очередь дать! Это же не «крокодил», тут брони нет!

— Делай, что говорю, если хочешь жить!!!

Чеченец ткнул стволом пистолета в затылок Смирнову, крича в ухо и брызжа слюной. Федор видел, как дернулся его напарник, подался вперед, словно хотел наброситься на боевика, но в последний миг остановился.

— Ствол убери, — прорычал сквозь зубы бывший командир ракетоносного полка. — Или сам за штурвал сядешь! Ты умеешь «вертушкой» управлять? Нет?! Так и стой спокойно, мать твою!

— На земле я перережу тебе глотку, шакал!

Внезапно ожила рация, закрепленная на лямке разгрузочного жилета. Вместе с треском и шелестом помех из динамика донеслась смесь русских и чеченских фраз:

— Арби, здесь снайпер, к северу от деревни! Положил нескольких наших! Головы не поднять! Это засада! Прикройте нас с воздуха!

— Понял, амир! — ответил боевик, придавив тангету рации, и затем, обращаясь уже к пилотам, приказал: — Заходите с севера! Пройдете вдоль деревни! Опускайтесь еще ниже!

— Какого хрена ниже?! Нас же вдоль и поперек располосуют даже из стрелкового, а если у них ПЗРК?

— Выполняй, русская свинья!!!

В десантном отсеке пятеро боевиков возились с пулеметами, тяжелым «Утесом» и ПКМ, установленных кое-как в проемах иллюминаторов. Спотыкаясь о гильзы, щедро усыпавшие пол, Они как раз закончили заправлять снаряженные ленты, когда вертолет вышел на цель, оказавшись над кромкой леса, где укрывался безжалостный русский снайпер. Оба пулемета разом открыли огонь, выпустив рой пуль, накрывших заросли редкого кустарника. Бледные искры трассеров уходили к земле, гасли в кронах деревьев, перепахивая напитанную влагой землю.

— Зависни, — приказал Смирнову чеченец. — Мои люди должны хорошо видеть цель!

— Тогда сами станем целью, — огрызнулся пилот. Боевик, утробно зарычав, замахнулся, будто хотел ударить, но в это время ожила уже бортовая радиостанция Ми-8, и твердый голос приказал садиться.

Федор боковым зрением уловил какое-то движение сзади-сверху, и, едва не вывернув шею, успел увидеть уходящий в заднюю полусферу камуфлированный Ми-8МТВ-5.

— Он занимает позицию для атаки, — крикнул Смирнов. — Надо подчиниться, или нас разнесут на куски!

Боевик, выругавшись, выскочил в десантный отсек, и пилоты услышали, как он приказывает обстрелять второй вертолет. Загрохотал могучий «Утес», и пунктир трассирующих пуль, повисший в пустоте, на миг связал две винтокрылые машины. А затем под крыльями второго Ми-8, невесть откуда появившегося под этим хмурым небом, полыхнуло пламя, и Федор Смирнов почувствовал, как дрожит под свинцовым градом его вертолет.

Пилот, впившись в рычаги штурвала, пытался удержать машину, превратив падение хоть в какое-то подобие полета. До земли — полсотни метров, приборная доска осветилась тревожным красным светом, турбины захлебываются, и все, что нужно было Федору Смирнову, бывшему асу авиации Северного флота, это вырвать у судьбы несколько секунд, выровняв уже охваченный огнем вертолет. мгновение — и шпангоуты фюзеляжа не выдержат, лопнув, и тяжелые турбины провалятся в десантную кабину, превращая в кровавое месиво тех, кто еще мог оставаться в живых.

— Падаем, — кричал молодой пилот Алексей, смотревший, не отрываясь, как стремительно приближается земля. — Мы падаем!

— Держись! Бери штурвал, тяни вверх!

Вертолет, расстрелянный в упор, не слушался больше управления. Тяжелую машину развернуло, закрутило, точно в водовороте.

— Приготовится к удару! — успел крикнуть Смирнов прежде, чем Ми-8 с размаху рухнул на землю.

Вертолет завалился на левый борт, моментально сломав лопасти все еще продолжавшего вращаться винта. Переломилась хвостовая балка, кабину немедленно затянуло гарью и в затылки пилотам дыхнуло нестерпимым жаром.

— Покинуть машину, — прохрипел Смирнов. — Леха, шевелись! Что застыл?!

Пилот, отстегнув ремни, подскочил к напарнику, толкнул того и увидел, как безвольно мотнулась голова молодого летчика, изо рта которого вытекла струйка крови.

— О, черт!

Смирнов, выбив панель блистера, выскользнул в проем, упав на землю. Что-то впилось в ладонь, проткнув ее насквозь, словно шип, какой-то обломок, возможно, кусок лопасти или обшивки. Закричав от боли, Федор вскочил, увидев перед собой, метрах в ста, несколько фигур в камуфляже и с оружием, растянувшихся редкой цепью. Один из вооруженных людей что-то крикнул, требовательно взмахнул рукой, и остальные вскинули оружие, нацелив сразу несколько стволов на пилота, замершего в нерешительности в считанных шагах от охваченного огнем вертолета, вот-вот готового взорваться.

— Стой! — сквозь шум в ушах, словно ватой забитых, смог расслышать Смирнов, пытавшийся выпрямиться во весь рост. — Ни с места! Руки вверх!

Его могли убить в любой миг, просто чтоб не рисковать, выпустить пару очередей, и идти дальше. Федор Смирнов, вдруг почувствовавший, что очень хочет жить, опустился на колени, поднимая руки над головой так высоко, как только мог. Вертолет, от которого он смог отойти метров на двадцать, должен был вот-вот взорваться — в баках уже оставалось совсем мало горючего, зато топливных паров хватало, и это было самое страшное. Но до взрыва оставалось еще несколько секунд, а вот приближавшиеся осторожно люди в камуфляже, черных масках с провалами глаз вместо лиц, с оружием в напряженных руках, не дали бы бывшему командиру полка ни мгновения лишнего.

С грохотом отодвинулась в сторону широкая дверь, ведущая в десантный отсек, и на пороге во весь рост в клубах дыма и копоти встал чеченский боевик Арби. Он все так же сжимал в правой руке массивную «Беретту-92», из которой пока не успел сделать ни одного выстрела. По лице чеченца текла кровь, камуфляж был порван, тоже весь в крови, но боевик все еще стоял на своих двоих. Он хотел спастись, он тоже очень хотел пожить еще хотя бы немного, и торопился, чувствуя, как пламя обжигает спину. Но на пути оказался стоявший на коленях русский летчик, чудом каким-то уцелевший при падении. Арби вскинул пистолет.

Бойцы Тараса Беркута, увидев вооруженного человека, бородатого, с зеленой повязкой на окровавленной голове, не мешкали. Разом ударили два АК-74, и прежде, чем сбитый выпущенными в упор пулями боевик упал, к ним присоединился «Печенег», басовито ухнувший, выпустив короткую очередь. Чеченца сбило с ног, и в тот же миг земля содрогнулась от взрыва, и там, где лежал чадивший вертолет, к небу взметнулся столб огня, земли и изорванного металла. Полицейских, стоявших слишком близко к месту взрыва, повалило с ног, прихлопнув ударной волной. Кто-то пришел в себя почти сразу, другим потребовалось с минуту, чтобы очухаться, и только тогда бойцы оперативного батальона поняли, что тот парень, первым выбравшийся из вертолета, еще жив. Он полз, выбрасывая далеко вперед руки, впиваясь ногтями в землю, подтягиваясь вперед, и так снова и снова, а за ним оставался смазанный кровавый след. В тот миг, когда первый полицейский добежал до Федора Смирнова, тот окончательно потерял сознание, чтобы придти в себя вновь уже в больничной палате.

Алексей Басов не без труда поднялся на ноги, выругавшись себе под нос. Ракетный залп, смахнувший с поля горстку чеченцев, едва не накрыл и позиции партизан. Все же НУРС — штука не слишком точная, да и не старались вести прицельный огонь те, прилетевшие на камуфлированном Ми-8МТВ-5, последней модификации знаменитого винтокрылого труженика.

Несколько ракет взорвались в полусотне метров от зарослей, служивших укрытием для группы партизан. Первым придя в себя, Басов огляделся, увидев отряхивавшегося от комков земли Азамата Бердыева. Рядом энергично мотал головой Фань Хэйгао, из ушей которого текли струйки крови.

— Живы? — спросил, не узнавая собственный голос, Басов. — Все целы? Тогда ноги в руки, и валим, пока гости за нас не взялись! Живее, бойцы!

Партизаны, подхватив оружие, к которому патронов оставалось на счет, двинулись вглубь леса, даже не думая о том, чтобы заметать следы. Если захотят, отыщут с воздуха все равно. Но Басов был уверен, что ближайшее время нежданным спасителям будет не до них — со стороны села слышались звуки боя, захлебывались огнем автоматы и пулеметы, вновь рвались гранаты. Оставшиеся в живых чеченцы явно были намерены подороже продать свои жизни.

— Давай, мужики, пошевеливайся, — подгонял своих спутников Басов. Сам он, держа наготове автомат, остановился, пропуская товарищей вперед и прикрывая тыл. — Живее!

В стороне захрустели ветки, зашелестела листва под чужими ногами, и полковник, присев на колено, вскинул АК-74М, готовый встретить чужака очередью в упор. Ветви раздвинулись, и Басов выдохнул с облегчением, узнав Олега Бурцева. Сержант выглядел целым, его даже не поцарапало, кажется.

— Ты как? — спросил Басов, выпрямившись во весь рост и опустив автомат стволом в землю. — Живой?

— Порядок, командир! А что там вообще происходит? — Десантник кивком указал в сторону деревни.

— Не знаю, и знать не хочу! Нужно сваливать, пока за нами следом никто не увязался! Все, что смогли, мы сделали!

— Наши целы все? А чеченка где?

— Кто со мной был, целы. Про девчонку ничего не знаю, по ней с «вертушки» садили из пулеметов. Все, боец, хватит языком чесать! Марш в голову колонны, будешь за дозор!

— Есть!

Бурцев, придерживая висевший на боку пулемет — к нему оставалось примерно полмагазина — бросился догонять остальных партизан, уже прошедших по лесу метров триста, а Басов еще с минуту оставался на месте, и лишь потом двинулся следом, постоянно оглядываясь за спину.

Ольга Кукушкина бежала, не чуя под собой ног и только слыша свист пуль вокруг. Стреляли всюду, в спину доносились злые гортанные возгласы чеченцев, кто-то пробовал бежать за ней, но тотчас падал, сраженный меткими выстрелами. Невидимый ангел-хранитель не знал промаха и бил без промедления, и бородатые звери, убившие всех товарищей девушки, остановились, не осмелившись идти за ней. А Ольга все бежала и бежала, наискось через поле, поросшее уже увядшим бурьяном, спотыкалась, падала, обдирая до крови колени и ладони, вновь вскакивала, не чувствуя боли в сбитых ногах. Наконец, она ворвалась в лес, и голые ветви больно хлестнули девушку по лицу, едва не оставив ее без глаз.

Ольга остановилась, отрезвленная болью, и опустилась на корточки, пытаясь успокоить дыхание. Мышцы ног сводило, ныло в груди, а легкие, казалось, горели огнем. И все же она вырвалась, оставив позади смерть.

Девушка прислушалась, и сквозь стук собственного сердца расслышала звуки боя, автоматные очереди, редкие взрывы гранат. А затем над головой девушки, едва не цепляясь днищем за верхушки деревьев, пролетел вертолет, оглушив ее грохотом своих турбин. Винтокрылая машина развернулась, и на ее борту замерцало дульное пламя, когда установленные в проемах иллюминаторов пулеметы открыли огонь, обстреливая что-то в считанных сотнях метров от того места, где пыталась придти в себя Ольга Кукушкина.

Девушка снова бросилась бежать, чувствуя при каждом шаге боль в бедрах и колющую боль в груди. Преодолев метров сто, Ольга повалилась на землю, тяжело дыша. И тотчас услышала неподалеку от себя шелест листвы под чьими-то шагами, а затем показавшийся неожиданно знакомым голос произнес над самым ухом:

— Долго лежать собралась?

Ольга вскочила, едва не ткнувшись лицом в обтянутую камуфляжем грудь Жанны Биноевой. Чеченка спокойно стояла и смотрела на нее, держа за цевье в левой руке черную винтовку с длинной трубой оптического прицела. Кукушкина невольно отскочила назад, затем спросила:

— Что происходит? Как ты здесь оказалась?

— С вашим командиром пришла. Он сейчас вместе с вашими увяз в перестрелке по самые уши, а нам нужно уходить, и поскорее.

— Бежать? Надо нашим помочь!

— Ну и помогай, — усмехнувшись, пожала плечами чеченка. — Я тебе помогла, разве мало? Еще что нужно? Я ухожу!

— Так нельзя!

Ольга бросилась к Жанне, ухватив ее за лямку разгрузочного жилета, но та выскользнула из захвата, почти крикнув в лицо Кукушкиной:

— У меня последний магазин, десять патронов! Я в смертницы не записывалась! Уходим, пока нас не заметили с воздуха! Давай, двигай, я пойду сзади, присмотрю за тобой! Что встала?! Бегом!

Биноева с силой толкнула Ольгу в плечо, чуть не сбив с ног, и та, развернувшись, побежала, с треском продираясь сквозь заросли, даже не пытаясь обойти кустарник. Автоматные очереди все еще звучали где-то неподалеку, и вертолет продолжал кружить на небольшом расстоянии, заставляя девушку боязливо смотреть в небо, из-за чего та трижды чуть не упала, споткнувшись о корни, торчавшие из прелой листвы.

Чудом увернувшись от росшей на высоте человеческого роста ветки, которая запросто могла выхлестать глаза, Ольга Кукушкина выскочила на лесную прогалину, на которую с другой стороны выходили люди с оружием. Они шли вереницей, один за другим, и были почти неразличимы из-за своей камуфлированной одежды на фоне серого осеннего леса. Ольга остановилась, подавшись назад, и тут один из людей, тот, что ступал первым, взмахнул рукой, окликнув ее:

— Оля! Живая! Парни, это же Ольга!

Бывший гвардии старший сержант Олег Бурцев, опустив висевший на плече пулемет стволом вниз, шагнул навстречу Ольге, а затем обнял ее, крепко прижав к своей груди. Девушка вдыхала запах пота, дыма, пороха раскаленного металла, исходивший от партизана, и поняла, что это самый сладкий аромат, какой только можно себе представить.

Остальные партизаны, обступив обнимавшуюся парочку, хлопали Ольгу по плечам, что-то радостно говорили. Даже Фань Хэйгао улыбался, часто кивая, хотя глаза китайца, как и прежде, не выражали абсолютно никаких проблесков эмоций.

Вышедшая следом из леса Жанна Биноева встала в стороне, забросив за спину верную СВД. Чеченку заметил Алексей Басов, замыкавший порядок партизан. Подойдя к снайперше, он негромко произнес, заглянув ей в глаза:

— Ты хорошо стреляла сегодня. Спасибо.

— У меня было время, и было на ком тренироваться, — с вызовом ответила чеченка, пытаясь скрыть растерянность — от этого сурового, молчаливого русского она ожидала совсем иных слов. Вернее, вообще не ждала ничего, обычно командир партизан не открывал рта из-за пустяков, но сейчас нарушил свое правило.

Басов нахмурился, словно только теперь понял, где осваивала стрелковое искусство Жанна Биноева. Полковник и впрямь порой забывал, что прежде, чем придти в отряд, эта хрупкая на вид, молчаливая и замкнутая девушка так же метко, как сейчас в американцев и их «союзников», стреляла в русских пацанов, подстерегая их в сырых кавказских ущельях. А вот сама она ничего не забыла.

— Нам нужно уходить, — произнес, отворачиваясь, Алексей Басов. — Полицаи сейчас разделаются с боевиками, и тогда вспомнят о нас. От «вертушки» далеко не уйти, и патронов на счет. Все, бойцы, делай движение, — гаркнул полковник. — Движемся к точке сбора! Бурцев, в головной дозор! Раненого в центр колонны! Все, бойцы, ноги в руки, и бегом марш!

Партизаны, подхватив оружие, двинулись вглубь леса, спеша встретиться со своими товарищами, все это время пребывавшими в неведении. Еще долго они слышали отзвуки стрельбы, приглушенные взрывы — в селе не затихал бой.

Как только от деревни стали стрелять, Тарас Беркут немедленно упал, вжавшись в мерзлую, сырую землю. Выставив перед собой «Абакан», полковник тоже дал в ответ очередь, туда, где заметил какое-то неясное движение среди домов и покосившихся сараев.

Справа от полковника плюхнулся на землю пулеметчик, уперев в кочку сошки своего «Печенега» и немедленно дав длинную очередь, патронов в двадцать, стараясь придавить противника огнем, ошеломить его, позволив своим товарищам перегруппироваться. Стреляли и остальные полицейские, затрещали наперебой автоматы, над левым ухом Беркута бухнула несколько раз мощная СВД-К.

— Видишь их? — Полковник окликнул снайпера, прильнувшего к оптическому десятикратному прицелу 1П70 «Гиперон».

— Трое отходят к дому, у одного пулемет!

Словно в подтверждение слов полицейского, со стороны деревни ударил ПКМ, и длинная очередь свинцовой плетью стегнула по позициям полицейских. Кто-то рядом закричал от боли, ему вторил голос, зовущий санитара. Двое бойцов, передвигаясь по-пластунски, стали тащить раненого товарища в глубокую канаву. Остальные, стараясь не маячить на виду, открыли шквальный огонь. Сам Беркут дал длинную очередь, а затем, приподнявшись на локтях, выстрели из подствольного гранатомета ГП-30, укрепленного на специальном кронштейне-переходнике под цевьем АН-94.

— Воздух, я Земля, нужна поддержка, — произнес полковник в микрофон рации. — Мы под обстрелом! Как слышишь?

— Слышу тебя, Земля! К работе готов, жду целеуказания!

В полукилометре от деревни Ми-8МТВ-5 развернулся, заходя на цель. Беркут, торопливо поменяв магазин «Абакана» на рожок, снаряженный трассерами, выпустил длинную очередь, и огненные росчерки протянулись над полем, распускаясь огненными цветками на дощатой стене сарая, из-за которого попеременно били несколько автоматов и пулемет.

— Огонь по метке, — приказал полковник, вновь связавшись с экипажем вертолета, молотившего лопастями воздух уже над головами залегших полицейских. — Как понял!

— Цель вижу! Работаю!

С грохотом неуправляемые снаряды С-8 покинули стволы пусковых установок, и окраина деревни окуталась клубами огня и дыма. Сарай, служивший укрытием чеченцам, взрывом разбило в щепу вместе с самими боевиками, а пилоты, не удовлетворенные сделанным, дали длинную очередь из спаренных пушек ГШ-23-2, перепахав окраину деревни. Беркут, вскочив на ноги, словно пружиной подброшенный, взмахнул над головой автоматом:

— Вперед! цепью, за мной! Пулеметчики и снайперы — обеспечить огневое прикрытие!

Дым над позициями уцелевших боевиков еще не рассеялся, когда ударили два «Печенега», заставляя уцелевших чеченцев искать укрытия. Несколько частых выстрелов из СВД-К оказались почти неразличимы на этом фоне, но пулеметчик боевиков, выживший после ракетной атаки, хотя и контуженый, завалился на землю, когда его грудь разворотило прямым попаданием пули калибром 9,3 миллиметра весом шестнадцать с половиной граммов со стальным сердечником.

— Вперед, — скомандовал своим бойцам Беркут. — «Духов» валить всех! Огонь на поражение!

Полковник добежал до невысокого забора, опустился на колено, вскинул автомат, прижав к плечу приклад АН-94. Из-за ближайшего дома выскочили двое, бородатые, в американском камуфляже и с русскими автоматами в руках. Беркут остановился, припав на колено, прицелился, совместив красную точку коллиматора с силуэтом чеченца, и нажал на спуск. Короткая, в два патрона, очередь — и боевик завалился на спину.

Второй чеченец успел выстрелить из АКМ, свалив бежавшего следом за Тарасом бойца — пуля угодила в пластину бронежилета, и полицейский не был даже ранен. А через миг снайпер, остававшийся на другом краю поля, вновь выстрелил из СВД-К, с такого расстояния не дававшей промаха, и чеченца буквально швырнуло об стену дома, на которой остались кровавые мазки.

— Не дайте им захватить заложников! — крикнул Беркут своим бойцам, и, легко, несмотря на немалый вес снаряжения, перемахнув через покосившийся хлипенький заборчик, бросился дальше, увлекая остальных за собой.

Чеченцы, те немногие, кто еще оставался жив, не собирались сдаваться — они понимали, что их ждет, уж явно не плен и не гуманный суд. Отступать им тоже было некуда, вокруг сотни верст чужой земли, где врагом был каждый встречный. И потому они отбивались яростно, как загнанные в угол крысы, бросаясь в самоубийственные во всех смыслах атаки.

Ударная волна от взорвавшейся в полутора десятках метров ракеты сбила Хусейна Шарипова с ног, и пушечная очередь, выпущенная с русского вертолета, прошла над головой, чудом не зацепив амира. Он видел, как снаряд калибра двадцать три миллиметра разорвал пополам бежавшего следом Зелимхан. Моджахеддин выскочил из укрытия, успев только вскинуть на плечо раструб гранатомета РПГ-26, когда обрушившаяся с небес огненная плеть перерубила его. Верхняя часть тела боевика плюхнулась на землю возле самого лица Шарипова. Чеченец вскочил на ноги, увидев на месте сарая, за которым прятались его бойцы, дымящуюся воронку, вокруг которой были рассыпаны головешки.

— А, шайтан! Будьте прокляты, шакалы! Умрите!

Вертолет с грохотом пролетел над головой сидевшего на земле боевика, набирая высоту. Рядом трясли головами, приходя в себя, еще двое бойцов из отряда амира Шарипова, и Хусейн догадывался, что кроме них живых горцев в проклятом русском поселке не оставалось.

— Русские, амир, — крикнул юный Мовсар, вскакивая на ноги. Из носа и ушей боевика струилась неестественно темная, почти черная кровь. — Русские здесь! Вон они!

— Шакалы!!!

Хусейна Шарипов вскинул АКМ, выпустив от живота веером весь магазин в сторону камуфлированных силуэтов, неуклюже переваливавших через невысокий забор. Кажется, даже попал в кого-то — чеченец видел, как его противники падали, но тотчас вновь поднимались на ноги, открывая ответный огонь.

— Ахмед, Мовсар, уходите, — приказал Шарипов, оточенными движениями меняя рожок. — Бегите, прячьтесь в лесу!

Полевой командир видел, как русские солдаты в тяжелом снаряжении, в противопульных шлемах, бронежилетах, способных выдержать, наверное, выстрел даже из СВД, обходят горстку чеченцев с флангов. У противника было превосходство во всем, и Хусейн Шарипов, увидев, что его бойцы замешкались, крикнул, хрипло, зло, словно ворон каркает над мертвечиной:

— Пошли прочь! Бегом! Я остановлю кафиров здесь!

Мовсар еще колебался, он был юн и боялся проявить трусость в глазах старших товарищей, но Ахмед схватил товарища за рукав, потащив вглубь деревни. Приближавшиеся русские, заметившие движение, немедленно открыли огонь, затрещали автоматы, и в перестуке коротких очередей отчетливо были слышны отрывистые щелчки, которыми сопровождались выстрелы из снайперских винтовок.

Припав на колено, Хусейна Шарипов вскинул автомат, поймав в прицел громоздкую, угловатую фигуру вражеского солдата. Выстрел, толчок приклада в плечо — и русского сбивает с ног шквалом свинца. Еще одна короткая очередь, и стоящий рядом спецназовец, идущий с пулеметом наперевес, валится на землю. Мертвый, живой — неважно, главное, что братья смогут пробежать еще десяток метров не под обстрелом.

Сухо щелкнул боек, когда магазин опустел. Шарипов отбросил в сторону автомат, и, пригнувшись, бросился к присыпанному трухой и пеплом ПКМ, с виду абсолютно целому, принадлежавшему Умару. От самого моджахеддина мало что осталось после ракетной атаки русского вертолета, тот истекавший кровью кусок пропеченного мяса вообще имел намного сходства с человеком, а на оружии каким-то чудом не было ни царапины. Подхватив пулемет, к которому был пристегнут короб с лентой-«соткой», чеченец выпустил длинную очередь в упор по ближайшему русскому спецназовцу, и тот, взмахнув руками, завалился на спину.

— Умирайте, шакалы! Сдохните!!! — рычал Хусейн Шарипов, ни на миг не отпуская спусковой крючок.

Пулемет в руках чеченца нервно дергался, словно живой, харкаясь раскаленным свинцом. Ухватив ПКМ за сошку, боевик просто водил стволом из стороны в сторону, заливая огнем пространство перед собой.

Русские стреляли в ответ, Шарипов видел вспышки пламени на дульных срезах нацеленных, кажется, точно ему в грудь автоматов. Били снайперы, но пули, словно стороной облетали стоявшего во весь рост чеченца. А затем возле самого лица Хусейна что-то вспыхнуло ослепительно ярко, в грудь словно ударил тяжелый молот, вмиг вышибив весь воздух из легких, и боевик провалился в черную бездну беспамятства.

Тарас Беркут на бегу забил в ствол ГП-30 тупоголовый цилиндр гранаты. Пробегая мимо убитого боевика, он лишь на миг задержался, взглянув на растянувшееся на земле тело. Лицо бородача в натовском камуфляже, с нашитым на рукаве флажком никогда и никем не признанной республики Ичкерия, было забрызгано кровью. Рядом лежал ПКМ с погнувшимся от взрыва стволом. Осколочный ВОГ-25 рванул едва не под ногами чеченца, и того чудом не разнесло на куски — на расстоянии пары шагов даже маломощный выстрел из подствольника может многое.

— Прочесать деревню, — приказал Беркут бежавшим рядом бойцам, постоянно ожидавшим новой атаки чеченцев. — Обыскать каждый дом, каждый сарай, каждую конуру! Я хочу знать, сколько тут еще «духов», и какого черта им потребовалось в этой глуши!

— Господин полковник, там несколько «чехов», мертвые! Кажется, снайпер работал! И еще кто-то, по виду, наши, тоже «двухсотые», в доме!

Проследовав за командиром отделения, первым наткнувшимся на трупы, Тарас Беркут понял, что его боец, парень опытный, повоевавший еще в Чечне, совершенно прав. Четыре трупа, явные ваххабиты, лежали рядом с рассыпавшейся поленницей в куче стреляных гильз и пустых рожков, явно отбивались яростно, но на каждом из них было лишь по одному пулевому отверстию. И здесь же, рядом с трупами боевиков, лежал какой-то парень в камуфляже, тельняшке, несвежих повязках. Его горло было перерезано от уха до уха, и, увидев возле одного из чеченцев здоровый тесак, Беркут догадался, кто устроил эту казнь.

— В доме еще трупы, — сообщил один из полицейских, указывая на изрешеченную пулями избу с выбитыми окнами. — Похоже, там был лазарет, все в повязках, и сумка с лекарствами. Их забросали гранатами!

— Вот суки! — прорычал полковник. — Ищите этих выродков, землю носом ройте!

Полицейские, предусмотрительно держась группами, разошлись по деревне, осматривая дома. Они врывались в дома, пугая забившихся в подполья и просто темные углы местных, на глазах которых разворачивалась настоящая война. Тарас Беркут, которого сопровождали сразу трое бойцов, двинулся к избе, заметив распахнутую калитку. Какое-то смутное движение за окном заставило его насторожиться, и в тот миг, когда стекло со звоном посыпалось вниз, выбитое ударом автоматного ствола, Беркут уже падал на землю. А затем раздались выстрелы, и стоявший слева от полковника полицейский, замешкавшийся лишь на миг, с хрипом повалился рядом с командиром, пуская кровавые пузыри. Две или три пули вошли ему в живот, превратив внутренности в кровавую кашу, и Беркуту лишь оставалось смотреть беспомощно, как умирает его боец.

— Не стрелять, — крикнул, вжимаясь в землю за покосившимся низким забором, полковник, увидев, что пулеметчик уже прикладывается к своему «Печенегу». — Огня не открывать!

Из дома тоже перестали стрелять, выпалив, наверное, разом целый рожок, и до полицейских донесся чей-то голос:

— Русские, уходите! У нас здесь заложники, мы им бошки отрежем, если не уберетесь! Мы хотим отсюда уйти, а вы нам не мешайте, или всех убьем!

Русские слова были исковерканы жутким акцентом, а в голосе слышался страх. Беркут понимал, что человек в таком состоянии и с оружием в руках способен наделать немало дел, не задумываясь о последствиях.

— Бросайте оружие и выходите, — крикнул, продолжая прятаться за забором, полковник, пытавшийся понять, сколько в доме людей. — Тогда мы вам ничего не сделаем! Даю тридцать секунд! После этого мы войдем, и убьем каждого, кто будет держать оружие в руках! Ты понял меня? Время пошло!

Вместо ответа вновь гранула длинная очередь, и тот же голос истерично прокричал, срываясь на визг:

— Пошли на…, русские! Убирайтесь, или убьем заложников! Повторять больше не буду!

Жестом поманив к себе одного из полицейских, Беркут, указывая на дом, произнес:

— Подползи к окну, по моей команде бросай дымовые шашки! И еще пару гранат, только чеку не вынимай!

Сейчас полковник пожалел, что они, хотя и называются полицией, не имеют тех спецсредств, что полагаются настоящим стражам порядка. Пара шоковых гранат «Заря», способных ослепить и оглушить кого угодно, и еще что-нибудь со слезоточивым газом здорово бы помогли сейчас. Боевики, что заперлись в доме, не могил видеть происходящее вокруг, обзор с одной стороны закрывали кусты и забор, с другой — сараи. Подобраться вплотную было проще простого, но при штурме у чеченцев, которые и так были на взводе, найдется секунда, чтобы подорвать себя вместе с заложниками и полицейскими, этого вполне можно было ждать.

— Русские, слышите меня? — вновь завопил боевик, пока боец Беркута, извиваясь ужом в своем бронежилете и прочем снаряжении, по-пластунски полз к дому. — Я их убью, всех! Эй, ты, тварь, иди сюда!

Раздалась какая-то возня, а затем рыдания и перепуганный женский крик:

— Пожалуйста, не трогайте! Не убивайте! Не надо, пожалуйста!

— Выродки! — зло выдохнул Беркут, осознавший, что от его команд и действий его бойцов зависят сейчас жизни тех, кто не был в этой стычке ни на чьей стороне, просто оказавшись в не лучшее время в неподходящем месте.

Полицейский, неуклюже извиваясь, уже добрался до цели, скорчившись под самым окном. В левой руке он держал дымовую шашку, в правой — гранату Ф-1 со вставленной чекой. Видя это, Тарас Беркут встал и, пригибаясь так, чтобы его нельзя было увидеть, двинулся в обход, придерживая висевший на плече «Абакан». Перед этим он успел скомандовать своим бойцам, продолжавшим целиться по окнам:

— Как только дам знак, уходите, так, чтоб вас было видно!

После этого Беркут Когда между ним и домом оказался сарай, полковник перевалился через забор, в два широких шага оказавшись у крыльца захваченной боевиками избы.

На секунду Беркут замер, стараясь успокоить дыхание. Затем стащил с плеча автомат, передвинув флажок предохранителя в положение «автоматический огонь». Чеченцы, засевшие в доме, не видели его, даже не подозревали о его присутствии, и в этом было преимущество Тараса. Ну, еще, наверное, в тяжелом бронежилете, имея какой, можно и рискнуть, подставившись под автоматную очередь. Но и Беркут мало что знал о противнике, самое скверное, непонятно было, сколько внутри врагов.

Заняв исходную позицию, полковник сделал знак своим людям, укрывшимся за забором. Те встали, держав оружие на виду, и, развернувшись, двинулись к окраине деревни, быстро скрывшись за соседним домом. Можно было начинать.

Отдышавшись, полковник выглянул из-за угла, махнув рукой своему бойцу, так и сидевшему, замерев, под окном, из которого раздавались бессвязные вопли на смеси чеченского и русского:

— Давай!

Полицейский, вскочив на ноги, словно пружиной подброшенный, швырнул в оконный проем, оскалившийся остатками стекла, сперва дымовую шашку, а затем ребристый шар ручной гранаты, с отчетливо различимым грохотом упавшей на дощатый пол.

Сквозь толстые бревенчатые стены Тарас Беркут услышал вопль чеченцев. И прежде чем они поняли, что взрыва не будет, прежде, чем заметили кольцо на запале гранаты, полковник уже выставил плечом хлипкую дверь, бронированным ураганом взмыв по невысоким ступенькам крыльца, и ворвался в дом.

Беркуту хватило секунды, чтоб оценить ситуацию. Боевиков двое, стоят посреди комнаты с оружием в руках и смотрят, не отрываясь, на подкатившуюся им под ноги «лимонку». Комнату уже затянуло клубами плотного дыма, в котором были различимы трое, женщина и двое детей, совсем маленьких, жавшихся к ней, девочка и мальчик, забившиеся в дальний угол.

Один из чеченцев, что-то бессвязно завизжав, вскинул АКМС, и в этот же миг Беркут выстрелил, дав длинную очередь из своего «Абакана». Сейчас не нужен был колиматорный прицел, и высокая точность, за которую Беркут и выбрал личным оружием именно АН-94, тоже оказалась ни к чему. Боевика, так и не успевшего нажать на спуск, снесло свинцовым шквалом, отбросив на стену. Автомат из его рук с грохотом выпал.

Второй чеченец, вдруг бухнулся на колени, высоко вскидывая руки над головой, и громко крича:

— Сдаюсь! Не стреляй! Я сдаюсь!

Он был еще совсем пацаном, только-только борода нормальная стала расти. Он был испуган, Беркут видел это, и не хотел умирать. Полковник в один шаг оказался возле кричащего, молящего о пощаде бандита, ударив того прикладом в челюсть, добавил ногами по ребрам, метя точно в кость, а затем схватил обмякшее тело за лямку разгрузки, без особой натуги вытащив наружу. Навстречу уже бежали остальные бойцы, и то-то помогал выбраться из задымленного дома заложникам, успокаивая их, пытаясь выдавить из себя что-то ободряющее.

Беркут бросил пленника на траву, и вокруг сомкнулось живое кольцо из полицейских. Полковник требовательно спросил:

— Еще кого нашли? Осмотрели деревню?

— Зачистили все, командир! Деревню сверху донизу обшмонали! Обшарили каждый закоулок! Живых «духов» не осталось! Трупы оттащили на окраину, оружие тоже собрали!

Полицейские были злы. За несколько минут боя они потеряли убитым одного из своих товарищей, еще четверо были ранены, и двое из них — весьма серьезно. От больших потерь спасла броня, и, конечно же, отличная выучка, и теперь каждый понимал, для чего их свирепый полковник гоняет их по полосе препятствий, придумывая все новые пакости едва ли не каждый день. Именно потому, что они пролили прежде так много пота, сегодня пролилось на удивление мало крови. Но еще ничего не закончилось.

— С этим что? — один из взводных, за несколько минут боя потерявший убитым одного из своих людей, указал на медленно приходившего в себя чеченца. — На базу?

— Тащить с собой это дерьмо? — Беркут вскинул брови, словно удивляясь. — Потом что, вертушку отмывать? Может, ты возьмешься?

— Если «чехи» сами, или по команде пиндосов, перешли демаркационную линию, и у тех, и у других будут большие проблемы! Нам нужны доказательства, командир!

— Хватит и трупов!

Пленный боевик, прекрасно понимавший разговор, догадался, что его ждет. На коленях он пополз к полковнику, захлебываясь в рыданиях, сквозь которые было слышно:

— Пожалуйста… я расскажу все… все, что хотите! Не убивайте!

Тарас Беркут равнодушным взглядом смерил чеченца целовавшего его пыльные, испачканные навозом берцы. Он не чувствовал ни злости, ни, тем более, жалости. Пожалуй, была лишь усталость. Несколько минут стычки растянулись для полковника в вечность. Он понимал, что засевшие в Кремле или где поближе «народные вожди» ничего не сделают, побоятся даже заикнуться американцам о случившемся в этой глуши, ведь реальной силы за ними не было. Было досадно оттого, что сегодня так много крови было пролито напрасно.

Полковник не стал объяснять своему товарищу, слишком молодому, чтобы понять это, что ни живые боевики, ни трупы чеченцев, хоть десяток, хоть сотня, ничего не изменять. Их земля до тех пор не будет принадлежать им, пока русские слишком слабы, чтобы выгнать чужаков.

Ничего не говоря, Беркут под удивленными взглядами своих бойцов, спокойно достал из набедренной кобуры массивный вороненый «Грач», передернул затвор и, щелкнув флажком предохранителя, ткнул стволов в лоб чеченца.

— На шаг назад, — негромко приказал он захлебывавшемуся слезами боевику, а затем повторил, повысив голос: — Отойди назад!

Боевик подчинился. Беркут спокойно прицелился и нажал на спуск. Одиночный выстрел был слышен далеко по всей деревне. Пуля калибра 9 миллиметров вошла в лоб чеченцу, оставив аккуратное отверстие, и снесла ему половину затылка. Брызги крови и мозгового вещества разлетелись во все стороны, и кто-то из полицейских выругался, стряхивая с себя кровавые ошметки.

— Все, здесь закончили. Сворачиваемся, — спокойно произнес Беркут, убирая пистолет обратно в кобуру. — Вызывайте вертушку!

— Что с этим? — один из полицейских, баюкая на руках снайперскую винтовку СВДК, указал на труп чеченца с половиной головы.

— Тела «духов» свалить где-нибудь за деревней и сжечь! Найдите где-нибудь здесь керосин, солярку, что угодно! Оружие и документы грузите в «вертушку»!

Когда вертолет с полицейскими на борту набирал высоту, на окраине селения как раз разгорелся во всю жуткий костер. Столб дыма, густого, жирного, ввинчивался в небо черной колонной, а над поселком плыли запах горелого мяса. Тарас Беркут лишь раз глянул вниз, затем переведя взгляд на лежавшее на полю десантного отсека Ми-8МТВ-5 тело погибшего в короткой схватке полицейского, прикрытое куском брезента. В хвосте салона сидели раненые, уже перевязанные взводным санинструктором. Все молчали, хмурились, мрачно тиская оружие в мозолистых руках.

Рокот турбин набиравшего высоту вертолета затихал, по мере того, как винтокрылая машина приближалась к линии горизонта. Русские были уже далеко, но лишь когда на деревню опустилась полная тишина, Хусейн Шарипов рискнул покинуть свое укрытие. Ругаясь, боевик выбрался из кучи сухого навоза, озираясь по сторонам. Вытащив из кобуры тяжелый автоматический АПС, Хусейн был готов открыть огонь в ответ на любое движение.

Опасаясь быть замеченным местными, чеченец двинулся туда, откуда доносился запах горелого мяса, и, прокравшись через поселок, увидел страшный костер. Среди языков пламени можно было рассмотреть очертания человеческих тел, сваленных в одну кучу и щедро залитых каким-то топливом.

— О, Аллах, за что мне это! Мои братья мертвы, зачем ты меня оставил?!

Шарипов упал на колени, закрыв лицо ладонями и, никого не стесняясь, зарыдав. В эти минуты полевой командир ничего не замечал вокруг себя, его можно было взять голыми руками, без стрельбы, ножом, вилами. Он привел сюда своих людей, чтоб отомстить, но русские обманули чеченцев, заманив их в засаду. И теперь Хусейн остался один, на чужой, опасной земле, где любой встречный хотел его смерти.

Когда слезы иссякли, Шарипов встал, и на несколько секунд замер в нерешительности. Он был один, почти без оружия. Русские хорошо потрудились, собрали все до последнего патрона, что принесли с собой чеченцы. Странно, что они не заметили пропажу «трупа» Хусейна. Боевик, оглушенный взрывом гранаты, пришел в себя прежде, чем на него наткнулись собиравшие трофеи спецназовцы. Он успел уползти, забиться в нору, переждав зачистку, и удивляясь при этом, как остался жив и почти цел, хотя упавший прямо под ноги ВОГ-25 должен был мало, что не разорвать его на куски. Наверное, его хранил Аллах, как тогда, в горном ущелье на самой границе Чечни.

Хусейн Шаприпов осмотрел свое снаряжение. Автомат пропал, пополнив, видимо, коллекцию трофеев русских солдат, но «Стечкин» остался, как и шестьдесят девятимиллиметровых патронов. В карманах «разгрузки» было еще три рожка с патронами 7,62 миллиметра, и пара выстрелов к подствольному гранатомету, но АКМ Шарипова пропал, и боевик без сожаления избавился от лишнего груза. Еще при нем оставался боевой нож, не какой-нибудь, а отличный швейцарский «Victorinox», и, самое главное, три гранаты РГД-5. Вот и все, ни пищи, ни воды, если не считать трех глотков в прицепленной к поясу фляге. И вокруг на сотни километров — чужая, бесконечно враждебная земля. Никто не поможет, никто не будет искать, даже не зная, что кто-то из отправившихся в рейд чеченцев выжил. Американские «хозяева», скорее всего, просто спишут их со счетов, забудут о существовании целого отряда.

Еще раз проверив застежки разгрузочного жилета, Хусейн Шарипов двинулся к лесу. Компас остался при боевике, и найти север не представляло труда. Где-то там, далеко, начинается зона ответственности американцев, там жизнь, безопасность. но прежде нужно преодолеть бескрайний лес, совсем не такой, как в родных горах, не попасться на глаза русским партизанам, свившим гнезда в этих дремучих чащах, и просто жителям окрестных русских селений, для которых одинокий чеченец, практически безоружный, раненый, окажется желанной добычей. Не оборачиваясь, не оглядываясь на костер, сложенный их тел его братьев, но навсегда запомнивший об этом, полевой командир Хусейн Шарипов уверенно двинулся к лесу. Через пять дней его, еле переставляющего ноги, подберет патруль американской Сто первой воздушно-штурмовой дивизии. Чеченцу, измотанному долгим переходом, истощенному, истекающему кровью, но яростно цепляющемуся за жизнь, помогут, его доставят в госпиталь, вытащат буквально с того света.

Когда в иллюминаторе заходящего на посадку Ми-8МТВ-5 показалась оперативная база батальона полиции, Тарас Беркут увидел именно то, что и ожидал. По периметру посадочной площадки расположились два камуфлированных «Тигра», и установленные на турелях крупнокалиберные «Корды» были нацелены на снижающийся вертолет. А на противоположной стороне летного поля затаилась плоская «туша» бронетранспортера БТР-80, и спаренные стволы башенной пулеметной установки тоже были запрокинуты в зенит. С такой дистанции могучий КПВТ мог буквально разорвать на куски вертолет несмотря на его солидное бронирование. Мятежного полковника встречали.

— Командир, что делать будем? — Один из взводных низко наклонился, нависнув над хранившим каменное спокойствие Беркутом.

— Не дергайся, это за мной, вы не при делах! Держи своих «волкодавов» на коротком поводке, лейтенант!

— Да мы их по плацу размажем в пять секунд, командир! Эти крысы тыловые, мы их порвем, только знак дай!

— Лейтенант, я нарушил прямой приказ, не забывай! Мы не банда, мы солдаты, и должны отвечать за свои проступки! Не делай хуже, ни себе, ни своим бойцам!

Вертолет, вращая лопастями, приземлился, и как только шасси его коснулись бетонных плит, выстилавших летное поле, один из «Тигров» и бронетранспортер двинулись к Ми-8. следом за ними шли, прикрываясь броней, полицейские из комендантской роты. Рассыпавшись цепью, они взяли вертолет на прицел, направив на него свои «Печенеги» и АК-74.

Развернулась башня БТР-80, способного теперь огнем в упор за секунду превратить боевой вертолет в груду пылающего металла, братскую могилу для нескольких десятков полицейских. Из-за бронетранспортера вышел командир бригады, уверенно двинувшийся в винтокрылой машине.

— Полковник Беркут, выходите без оружия, — крикнул генерал, держа правую руку на кобуре с табельным «Грачом». — Руки держать над головой! Не делай глупостей!

Тарас Беркут усмехнулся, стоя на пороге кабины, подмигнул своим бойцам, сидевшим словно в оцепенении, и, держав в левой руке за цевье АН-94, спрыгнул на землю. Автомат полковник немедленно бросил на бетон, заведя руки за голову. К нему подскочили сразу трое крепышей в полной экипировке, в тяжелых противопульных шлемах и масках. Один из полицейских ткнул в затылок полковнику стволом АКС-74, пока двое других освобождали карманы разгрузки офицера от магазинов, гранат, клинков. Из кобуры вырвали табельный пистоле, а затем и саму кобуру сорвали. Все это время Беркут и обыскивавшие его бойцы находились под прицелом турельного «Корда», способного в один миг смахнуть свинцовым шквалом всех четверых.

— Что, полковник, вольная охота закончилась? — Командир бригады, сопровождаемые еще двумя бойцами в полной выкладке, тоже скрывавшими лица под масками, так что только глаза и были видны сквозь узкую прорезь, приблизился к Беркуту. — Ты здорово попал! Оставление части без приказа, неподчинение старшему по званию, захват вертолета! Что ты там еще успел натворить? Это серьезные воинские преступления, полковник! Тебя ждет трибунал и зона!

С этими словами генерал подступил вплотную к Тарасу, так и стоявшему навытяжку, с заведенными за голову руками, и резким движением сорвал с рукава шеврон с триколором — добраться до погон, скрытых под «разгрузкой» и бронежилетом, он бы никак не смог.

— Ты не оправдал оказанное тебе доверие! — сказал, словно плюнул в лицо Беркуту, генерал.

Тарас ничего не ответил, даже рта не открыл, пока на него изливался поток брани и угроз. А когда командир бригады умолк на миг, переводя дыхание, коротко, коленом ударил того в живот. Генерал, захрипев, согнулся пополам, оседая на бетонку, и Беркут добавил ботинком в бок, свалив комбрига на землю.

Сделать что-нибудь еще полковнику не дали. На спину обрушился удар приклада, Беркута сбили с ног, принявшись вчетвером обрабатывать ногами. Он еще попытался подняться, даже зацепил кого-то, но тут на затылок полковника опустился чей-то приклад, и из глаз Тараса посыпались искры.

— Ублюдок, — прохрипел, все никак не в силах отдышаться, поднявшийся кое-как на ноги генерал, которого заботливо поддерживал один из бойцов комендантской роты. — Ты же сгниешь заживо, полковник! Сдохнешь в каменном мешке!

Командир бригады ушел, утащили и избитого так, что целого места не осталось, Беркута. Его погрузили в вертолет, такой же Ми-8. сам полет Беркут почти не запомнил. Уже на борту ему вкололи анестетик, на скорую руку обработали раны. Все, что было после, слилось для Беркута в меняющуюся череду лиц, надменных, злых, отмеченных печатью власти, и одновременно — страхом перед настоящими хозяевами этих краев, предпочитавшими избавляться от своих врагов руками других врагов.

Суда, как такового, не было. Просто Беркута втолкнули в какое-то тесное, затхлое помещение и прочитали ему приговор, торопливо, не отрывая глаз от бумажки с текстом. В себя полковник окончательно пришел в камере, в тот самый момент, когда тяжелая — из РПГ, наверное, не пробить — дверь с лязгом распахнулась. На пороге появился незнакомый мужчина, одетый не в камуфляж или китель, как все вокруг, а в цивильный костюм, причем явно не дешевый.

Непрошеный гость, за спиной которого маячили сразу двое конвоиров, не выпускавших из рук резиновые дубинки, прошел в тесное, сырое помещение, присев на привинченный к каменному полу железный табурет. Лежавший на откидной койке Беркут привстал на локте, вперив взгляд в незнакомца, с интересом осматривавшего скудный интерьер камеры:

— Вы кто? Что нужно?

Беркуту было безразлично все, происходящее вокруг. Просто этот парень в чистом, дорогом костюме, с дорогими часами на левом запястье, слишком сильно не вписывался в ставшее уже привычным окружение.

— У вас, господин бывший полковник, явно большие проблемы, — не представившись, произнес незнакомец. — Десять лет лагерей — это серьезно. Но, возможно, это только начало. Кое-кто из ваших бойцов уже рассказал о расстреле пленного чеченца, а это еще лет десять. А если из-под сукна достанут отчет о действиях вашей группы против террористов, когда из огневого мешка ушел целый партизанский отряд, ваше положение станет совсем скверным. Если о вашей помощи партизанам станет известно американцам, они потребуют вашей выдачи, и мы, законное правительство России, вынуждены будем поступить именно так, ведь мы же не поддерживаем террористов!

— Какого черта вам нужно?! Вы кто такой?

— Меня зовут Ринат Сейфуллин, — все же снизошел до того, чтоб открыть свою тайну, незнакомец. Фамилию эту Беркут слышал, в этом бывший полицейский не сомневался, и слышал часто. — Скажите, как вы относитесь к американцам?

— Я убивал их. Еще до того, как все началось. Выполняя приказ командования, я и моя группа из состава Двадцать второй бригады специального назначения пыталась освободить президента Швецова. Во время выполнения этой операции мы вступили в контакт с подразделением американских «коммандос».

— Ведь это была знаменитая группа «Дельта», — усмехнулся Сейфуллин. — Вы не считаете то, что произошло, ошибкой? Ведь американцы говорят, что пришли к нам с миром, протянули руку помощи!

— Протянули, ну да. А второй рукой прикармливают чеченских выродков, которые делают за янки всю грязную работу. Американцы убили двух зайцев, черт возьми. Ослабили напряженность на Кавказе, вывезя сюда самых отъявленных боевиков, и расправляются с отрядами партизан, не проливая ни капли своей крови. Я ненавижу американцев, за их двуличие, их циничность. Чеченцы хотя бы могут честно воевать, они не боятся идти в бой, не прячутся за спинами других.

— Тем не менее, вы пошли на службу новой власти, понимая, разумеется, что фактически будете служить американцам?

— Если бы я понял это сразу, ушел бы в лес. Я верил, что вы, — наконец, Тарас Беркут узнал нового министра экономики России, попутно даже не удивившись, что такой высокий чин может делать в камере следственного изолятора, — что вы будете спасать Россию, станете бороться за ее независимость, а не отдадите на откуп американцам. Я все ждал приказа, был готов обратить оружие против чужаков, и мои люди тоже ждали этого. А вы оказались просто ничтожными тварями.

— Силы были неравны, — пожал плечами Сейфуллин, нисколько не обидевшийся, во всяком случае, внешне, на произнесенные оскорбления. — И сейчас, стоит нам только дать повод, нас сметут. Американцы могут отступить только перед тем, кто силен, а мы были слабы. Что такое эти несколько бригад, пусть мы и старались оснастить их лучшим оружием, против нескольких американских дивизий, десятков тысяч бойцов, прошедших Ирак, Афганистан? Вы напрасно ждали приказа, полковник. И напрасно посчитали меня и моих товарищей трусами. Мы не были готовы послать на убой лучших людей, понимая, что их жертва лишь усугубит ситуацию. Сейчас нам дали хотя бы видимость свободы, мы можем делать что-то сами, осторожно, исподтишка, оглядываясь на американских наблюдателей. Хотя бы формально Россия еще существует. Мы воссоздавали армию, отбирая в нее лучших, кого только могли найти, копили силы. Теперь время ожидания завершилось. Мы готовы сделать свой ход. И для этого нам нужны такие люди как вы, полковник!

— Хватит называть меня полковником! Я был и остался майором Российской Армии! Что вы от меня хотите? Зачем вы здесь?

Сейфуллин встал, пройдясь от стены к стене — всего три не слишком широких шага, не самый долгий путь — затем остановился перед сидевшим по-прежнему на нарах Беркутом, взглянув тому в глаза:

— Я хочу узнать, готовы ли вы умереть, зная, что ценой своей жизни купите свободу для миллионов русских? Подумайте, не спешите, и дайте мне ответ на простой вопрос — что важнее для вас, жизнь или долг?

— Что я могу сделать? Я один, в камере!

— Вы не один! Нас много, и то, что нас не замечают, это хорошо. И у нас теперь есть оружие, способное уравнять наши шансы с врагом. И вы один из тех немногих, майор, кто способен применить его, заставив страх навеки поселиться в сердцах миллионов американцев. Если вы согласитесь, двери камеры откроются для вас. Я дам вам это оружие. Но, скорее всего, этот бой станет последним для вас и для тех, кто захочет быть с вами.

— А если я откажусь? Сольете компромат на меня американцам? Чтобы они меня судили, как пособника террористов?

— Вы можете отказаться, и тогда останетесь в этой камере. Ничего не произойдет. Никто не сдаст вас американцам, вас не станут устранять, как опасного свидетеля. И, возможно, через десять лет, выйдя на свободу, вы сможете вернуться к нормальной жизни. Вот только кто может знать, будет ли в том мире, что строят чужаки на руинах нашей родины, место для такого как вы.

Тарас Беркут помолчал. Последние слова незваного гостя были лживыми, бывший офицер спецназа понимал это. Сам факт встречи говорил о многом, и, узнай об этом кто-то посторонний, министру экономики новой России недолго останется пользоваться всеми благами своего высокого поста. Ничего не было сказано прямо, но майор не сомневался, что выбить факты из Сейфуллина будет не слишком сложно, он неплохо представлял методы спецслужб, а кое-что прежде сам опробовал на практике, с неизменно положительным результатом. Если майор откажется, это человек в дорогом костюме уйдет, и вскоре не станет самого майора, знающего уже слишком много. Вот только отказываться бывший офицер Спецназа ГРУ Российской Армии и не собирался.

Через неделю в сводках промелькнуло сообщение о повесившемся в камере следственного изолятора офицере российской полиции. Это случилось в тот самый день, когда его должны были этапировать в лагерь где-то под Норильском. Проводить расследование никто не стал, хватало иных забот. Тело, почему-то в закрытом гробу, закопали на одном из военных кладбищ, буднично, быстро, без почестей и лишней суеты. В те минуты, когда земля барабанила по крышке гроба, Тарас Беркут уже сидел в грузовой кабине Ан-26, летевшего курсом на восток, и под крылом воздушного судна раскинулась бескрайная тайга, а где-то впереди угадывался уже блеск Тихого океана.

Декабрь 2012 — Апрель 2013,

Рыбинск.