Глава 1. Великий поход

Архангельская область, Россия — Вологодская область, Россия

3 ноября

При заходе на посадку самолет ощутимо качнуло, и Гарри Хопкинс, громко выругавшись от неожиданности, запоздало схватился за край жесткого сидения, чудом избежав падения. Он покосился на расположившегося по соседству оператора, и тот, словно почувствовав чужой взгляд, приоткрыл глаза.

— Не люблю летать, — виновато усмехнулся Хопкинс. — Становится не по себе, стоит только представить, что под тобой тысячи футов пустоты.

— А еще русские террористы с ракетами «земля-воздух», — хмыкнул невозмутимый, как обычно, Уильям Бойз. — Их здесь полно, Гарри, в этих чертовых лесах!

Хопкинс, вытянув шею, выглянул в узкий иллюминатор, увидев над собой серые облака, похожие на клочья ваты, а внизу — стремительно приближающуюся землю, иссеченную шрамами шоссе, железных дорог, кое-где покрытую пестрыми лоскутьями жилых массивов. В этот миг, словно желая подтвердить весомость слов Бойза, пилоты транспортного самолета, доставившего съемочную группу «Би-Би-Си» в Архангельск, в зону ответственности Армии США, сбросил ложные цели. По оба борта снижавшегося по глиссаде самолета повисли в пустоте на несколько секунд гроздья ярких искр, тепловые ракеты-ловушки, призванные отвлечь на себя вражеские зенитные ракеты с инфракрасным наведением, самые распространенные, равно и самые опасные. В прочем, Хопкинс, успевший набраться военного опыта в прежних командировках, сомневался, что этого будет достаточно, чтоб обмануть русские SA-18.

— Американцы, как могут, прикрывают свои аэродромы, но диверсанты все равно устраивают засады на приземляющиеся или взлетающие самолеты, — сообщил оператор. — Пару дней назад подбили «Черный ястреб», это есть в сводках, янки признали сами. Подстерегли при заходе на посадку, всадили две ракеты. Чудом никто не погиб, пилоты смогли посадить вертушку на авторотации, но девять хороших американских парней сейчас в госпитале, и кое-кто из них больше не сможет ходить на своих двоих.

— Вот дерьмо!

Гарри Хопкинс представил, как сейчас через визир прицела ПЗРК за их самолетом наблюдает какой-нибудь русский террорист. Вот сейчас позвучит зуммер сигнала захвата цели, русский парень нажмет на спуск, и ракета, летящая, опережая звук, вонзится в турбину, разворотив ее, оторвав плоскость взрывом. И тогда самолет, могучая стальная птица, беспорядочно завертится в воздухе, рассыпая клочья обшивки, и болидом устремится к земле. На полной скорости он врежется в склон, быть может, вот этого пологого холма, поросшего редким лесом, и к небу поднимется столб пламени. А когда прибудут спасатели — им от аэродрома пара минут лета на вертолете — самолет превратится в бесформенную груду обгоревшего металла, а от его пассажиров и экипажа не останется ничего, что можно будет предать потом земле.

— Знаешь, меня уже сбивали один раз, — хмыкнул Хопкинс. — В Афганистане, в две тысячи шестом. Только это был не SAM, а LAW, русский «Ар-Пи-Джи-7». Талибы выпустили залпом три реактивные гранаты по нашему С-130 на взлете. Одна из них взорвалась у меня на глазах, у самого борта, когда сработал самоликвидатор. Не самое приятное чувство, когда по тебе палят с земли какие-то бородатые дикари, а рядом, вокруг — несколько тонн легковоспламеняющегося авиатоплива. В тот раз обошлось, но, черт возьми, не хочется пережить это еще раз!

Тем временем транспортный C-27J «Спартан» американских ВВС коснулся посадочной полосы. Тридцатитонную машину еще раз ощутимо тряхнуло, так что у Хопкинса лязгнули зубы, и он снова выругался, на этот раз, скорее, от радости, что полет завершился. Самолет по инерции проехал еще несколько сотен футов по бетонке, наконец, замерев. Грузовая аппарель в хвостовой части плавно начала опускаться, впустив в грузовую кабину свет отгорающего дня, развеявший царивший внутри душный полумрак. Хопкинс поспешно вскочил со своей скамьи, подхватив одну из огромных сумок, лежавших у ног единственных пассажиров транспортной машины в этом вылете. Бойз, не дожидаясь приказа, и, крякнув от натуги, подхватил второй баул, в котором кроме скудных пожитков привыкших к спартанским условиям репортеров хранилось самое ценное — аппаратура. За камеру отвечал, разумеется, оператор, потому Уильям почти весь полет нежно обнимал сумку, словно долгожданное дитя.

— Что ж, вот мы и на месте, — промолвил Хопкинс, направляясь к выходу. — Разомнемся немного?

Рампа, открыв проем грузового люка, уже коснулась бетона, образовав пологий спуск. Журналисты, придерживая висевшие на плече сумки и рюкзаки, выбрались из трюма «Спартана», с наслаждением вдохнув свежий воздух, даже не замечая пропитавшие его запахи выхлопных газов, резины, машинного масла. Американский транспортный самолет доставил их на одну из оперативных баз Сто первой воздушно-штурмовой дивизии, бывший русский аэродром, когда-то активно использовавшийся для военных и гражданских целей, затем опустевший, пришедший в состояние полной разрухи, и вновь оказавшийся нужным с приходом американцев.

Оглядевшись, Хопкинс рассмотрел несколько ангаров, легкие конструкции, способные защитить технику от дождя и холода, построенные совсем недавно новыми хозяевами этих мест. Ворота одного из ангаров были открыты, и внутри, в полумраке, угадывались очертания большого самолета. Вдоль посадочной полосы открыто стояло также немало летательных аппаратов. Можно было узнать легкий C-27J, в точности такой же, как и тот, на котором прибыли оба британца. Крылатая машина совместной разработки «Локхид-Мартин» и итальянской «Аления», принятая на вооружение Армией США несколько лет назад, позволила экономить ресурс более тяжелых С-130 «Геркулес», когда требовалось везти не слишком большой груз на не слишком дальнее расстояние. В прочем, «Локхиды», крылатые труженики, без которых не обходилась ни одна военная операция, тоже использовалась более чем активно. Как раз в эти минуты массивный С-130, окрашенный в серый цвет с едва различимыми опознавательными знаками ВВС, нанесенными на фюзеляж и плоскости черной краской, готовился к взлету, прогревая моторы.

Над головами отошедших в сторону от ожидавшего разгрузки самолета англичан прошел на малой высоте камуфлированный UH-60A «Блэк Хок». Широкие двери в бортах были сдвинуты, открывая турели с шестиствольными пулеметами «Миниган» М134, установленные в проемах по обоим бортам. Выполнив вираж над охваченным вечной непрекращающейся суетой аэродромом, опорной базой одного из аэромобильных батальонов дивизии, вертолет приземлился, и из него высыпалось с полдюжины десантников в полной экипировке, тотчас разбредшиеся по летному полю.

— Гарри, это, наверное, за нами? — Бойз указал на приближавшийся со стороны ангаров военный внедорожник «Хаммер», уверенно направлявшийся к только что прибывшему самолету.

— Надеюсь, черт возьми! Местное командование, вроде, должно быть в курсе нашего визита.

— Полагаешь, они будут рады нас видеть?

Бойз ухмыльнулся, он хорошо знал, как относятся делающие свою грязную работу военные к появлению репортеров, которых мало того, что нужно охранять, так они еще обычно стараются облить грязью простых солдат, устраивая шумные скандалы на экранах телевизоров и в недрах «всемирной паутины». В прочем, американцы все же согласились принять у себя журналистов русского бюро «Би-Би-Си», и Хопкинсу оставалось лишь гадать, какой ценой Найджелу Шарпу, его шефу удалось добиться этого.

Покрытый пятнами камуфляжа «Хаммер» — Хопкинс опознал в машине последнюю модификацию М1114, бронированную, способную защитить от огня русского АКМ — остановился в паре метров от британцев. Распахнулась боковая дверца, и наружу выбрался американский офицер в полевом камуфляже, без оружия, если не считать штатную «Беретту» М9 калибра девять миллиметров на поясе. Американец был невысок, коренаст и смуглокож. Он уверенно двинулся к англичанам, сопровождаемый взглядом оставшегося за рулем капрала-водителя.

— Господа, я лейтенант Алонсо, — козырнул офицер. — Мне приказано вас доставить в штаб дивизии! Генерал Костас хочет вас видеть!

— В таком случае, поехали, лейтенант, — пожал плечами Хопкинс. — Только помогите нам с грузом!

Баулы с аппаратурой и сумки с дорожными пожитками забросили в «Хаммер» при помощи американского офицера. Лейтенант, судя по внешности, явно «латинос», даже распахнул заднюю дверцу, пропуская в салон британцев. Теперь, оказавшись под броней, Гарри Хопкинс почувствовал себя в настоящей безопасности, и это спокойствие только укрепилось, когда сзади к их «Хаммеру» пристроился еще один, с установленным на турели автоматическим гранатометом «Марк-19». Высунувшийся из люка стрелок, положивший руки на гашетки, был готов обрушить град сорокамиллиметровых гранат в ответ на любую угрозу.

На окраине Архангельска в глазах рябило от людей, мужчин и женщин в форме американской армии. На улицах всюду мелькали военные «Хаммеры» и грузовики, над головами несколько раз с треском и гулом пролетали вертолеты. Дважды небольшой кортеж останавливали на блок-постах, и несколько секунд Гарри Хопкинсу пришлось провести, глядя в черный зрачок дульного среза мощного «Браунинга» М2 пятидесятого калибра, способного разорвать в клочья бронированный внедорожник, если только дежурившему за ним пулеметчику хоть что-нибудь покажется подозрительным в пассажирах остановленной машины.

В штабе дивизии, размещенном в каком-то административном здании — на месте таблички, висевшей над входом, остался только четкий квадрат — тоже было людно. Грохотали по паркету десантные ботинки, гудели вентиляторы, охлаждавшие десятки компьютеров. В самом просторном помещении, все стены которого были увешаны плазменными экранами, британцев, которых сопровождал по-прежнему лейтенант Алоснос, ждал сам командующий Сто первой воздушно-штурмовой дивизией.

— Господа, — генерал Альберт Костас пожал руку сначала Хопкинсу, потом его оператору, опустившему кофр с камерой на пол, себе под ноги. — Не скажу, что рад вашему присутствию здесь. Мы ведем войну с русскими террористами, и нам некогда нянчиться еще с несколькими гражданскими.

— Мы можем сами о себе позаботиться, генерал, сэр, — с вызовом ответил Гарри. — Я не штатский, вернее, не всегда им был. Я три года провел в Королевской морской пехоте, а мой напарник, — Хопкинс указал на оператора, молча стоявшего рядом, — служил в Первой бронетанковой дивизии во время «Бури в пустыне». Для ваших парней, генерал, мы не станем обузой.

Вместо того чтоб ответить, Альберт Костас подошел к одному из экранов, прикрученных под самым потолком, и, взяв со стола пульт управления, вывел на монитор карту северной части России, от западной границы до уральского хребта. Хопкинс узнал очертания Кольского полуострова, архипелага Новая земля, Ямала, этого газоносного сердца покоренной страны. Без труда смог он отыскать и Архангельск. Часть карты была залита успокаивающим зеленым цветом, от океанского побережья и до некой линии на юге, за которой простиралась тревожная краснота.

— Вот это, господа, зона ответственности американских вооруженных сил, — сообщил генерал, указывая на карту. — А, по сути, это зона ответственности Сто первой воздушно-штурмовой дивизии, моих парней. В Мурманске и на всем Кольском полуострове хозяйничают морские пехотинцы, охраняют базы русского Северного флота, склады ядерного оружия. Они подчиняются непосредственно командному центру Раменское, генералу Камински. Дальше, за Уралом, тоже размещены подразделения морпехов, Третья экспедиционная дивизия генерала Флетчера. У них работы тоже хватает, поверьте. Но за то, что происходит на всей остальной территории, в четырех русских штатах общей площадью почти триста пятьдесят миллионов акров, отвечаю только я, я и мои солдаты. Протяженность периметра безопасности, за которым уже начинается юрисдикция русских властей, превышает тысячу миль. И для того, чтобы поддерживать здесь безопасность, у меня есть только семнадцать тысяч простых американских парней. При этом мне категорически запретили прикрыть демаркационную линию минными полями, так как, якобы, на них может случайно подорваться какой-нибудь русский любитель охоты или собиратель грибов из местных жителей. Есть только линия на карте, но реальной границы, рубежа безопасности, нет. Мы держим в воздухе десятки «дронов», десятки патрулей на вертолетах, но все равно террористы проникают в нашу зону ответственности и делают здесь свои грязные дела. Я не могу выставить посты по периметру, ведь иначе не останется ни одного человека в резерве. Приходится охранять отдельные объекты, химические предприятия, электростанции, самое главное — строящийся нефтепровод, на котором работают десятки американских специалистов. Да еще эти кретины, большие боссы из «Юнайтед Петролеум» наняли для охраны своих объектов чеченцев, и теперь мне еще приходится присматривать за этими выродками, которые даже хуже самих русских. От тех хоть понятно, чего ожидать, а эти чертовы дикари вообще непредсказуемые. У меня нет ни одного свободного бойца. Мы вынуждены здесь просто ждать появления русских и реагировать на их атаки, вместо того, чтобы действовать на упреждение. Мне известны координаты нескольких их баз, но Вашингтон до сих пор не дал добро на проведение полномасштабной операции.

— Но, генерал, сэр, есть ведь русские силы безопасности, полиция, — заметил Хопкинс. — Сообщите русским, и они сделают все сами, а вашим парням не придется рисковать лишний раз!

— Если я сообщу русским, через пять минут обо всем узнают террористы. Кроме своих людей я никому здесь не доверяю, в русскую полицию как раз и вербуются агенты партизан, чтоб снабжать своих засевших в гребаной тайге приятелей информацией и оружием!

Британец понимающе кивнул. Это для него тоже было не в новинку. Прежняя система власти рухнула, все приходится создавать заново, при этом времени на обдумывание нет. Приходится принимать на службу любого, кто изъявит такое желание, и среди добровольцев неизбежно окажется полно террористов, которые уже сейчас разрушают структуру изнутри. Нечто похожее творило и сейчас происходит в Ираке. Правда, министр Самойлов лишь распустил своим последним приказом армию и полицию, Саддам же пошел дальше, приказав открыть тюрьмы и выпустить на улицы тысячи откровенных уголовников, буквально заливших кровью растерзанную войной страну. Но это едва ли означало, что ситуация в России намного лучше.

— Полагаю, вы уже поняли, что у меня и моих людей слишком много работы в этой чертовой стране, джентльмены, — жестко произнес генерал Камински. — У нас нет ни времени, ни желания, ни сил, чтобы опекать двух гражданских искателей острых ощущений. И не важно, кем вы были раньше, сейчас вы — еще двое штатских, за безопасность которых обязаны отвечать мои солдаты и я лично. Поэтому я настоятельно прошу вас избегать авантюр, господа! Вас всегда будут сопровождать мои подчиненные, выполняйте все их распоряжения, это в целях вашей же безопасности! Если будете следовать этим нехитрым, черт возьми, правилам, от пребывания здесь и у меня и у вас самих останутся самые лучшие воспоминания!

— Есть, сэр!

Британцы знали, что лучше не спорить. Это была для каждого из них отнюдь не первая командировка на войну, пусть даже и необъявленную. Но люди здесь гибли, и военные, и гражданские, и потому командующий дивизией был готов ограничить свободу слова, возможно, предельно жестко, но это была не слишком высокая цена, отданная за сохранность жизней переданных под его опеку журналистов, тем более, иностранцев. Ну а «горячие» репортажи… Что ж, некоторые ухитряются сделать головокружительную карьеру, вовсе не покидая офиса.

— Мы хотели бы поучаствовать в патрулировании вместе с вашими десантниками, генерал, — попросил Хопкинс. — Посмотреть на все изнутри. Мы здесь не для того, чтобы делать репортажи, сидя в штабе. И уверяю, сэр, мы не станем подавать иск против Армии США, даже если с нами что-то произойдет!

— Это не прогулка по парку, черт возьми, джентльмены! Моя дивизия несет потери каждый день. Русские постоянно проникают за периметр, устраивают диверсии на нефтепроводе, закладывают фугасы на дорогах, обстреливают наземный и воздушный транспорт. Впрочем, в последние дни активность противника резко пошла на спад. Если за прошлую неделю мы зафиксировали пять пусков зенитных ракет, то на этой неделе отмечен лишь один такой случай. Правда, ублюдки удачно отстрелялись, повредили одного «Черного ястреба». К счастью, обошлось без погибших. Вертолет подбили прямо над аэродромом, пилотам удалось приземлиться, хотя четверо моих парней все равно отправились в госпиталь после жесткой посадки. Леса, которые еще неделю назад кишели чертовыми партизанами, внезапно опустели. Русские как будто исчезли куда-то, и я ни черта не понимаю, что происходит! «Предейтор» провел разведку двух баз террористов, обнаруженных почти на самой демаркационной линии. Там пусто, ни одной живой души. Как будто ублюдки уходят из лесов. Я бы направил своих парней для подтверждения данных разведки, но после недавнего рейда Пентагон контролирует каждый мой шаг, и приходится ждать санкции из-за океана! Но вами, господа, рисковать я не стану в любом случае! Пока останетесь здесь, в командном центре! И это не обсуждается!

Журналисты переглянулись понимающе, а затем Гарри Хопкинс, уставившись на генерала, словно кадет, стоящий на плацу, отчеканил:

— Так точно, сэр!

— Лейтенант Алонсо покажет, где вас разместят. Пока можете быть свободны, джентльмены.

Следуя за своим провожатым, британцы вышли из штаба, миновав еще один пост. Двое десантников в полной экипировке грозно сжимали карабины М4, словно готовились прямо сейчас отражать атаку толпы кровожадных русских партизан. Остановившись, Хопкинс осмотрелся, увидев то же самое, что видел и прежде, попадая в подобные места. Различия были в климате и местности, где-то представлявшей собой сырые джунгли, где-то состоявшей из одних только голых скал, отшлифованных ветром нагромождений камней. Отличался и язык, на котором говорили местные аборигены, и имя бога, к которому они обращались. Но за этими деталями скрывалось всегда одно и то же — видимый порядок здесь, за сплошными рядами постов, а вокруг этого островка кажущейся безопасности — хаос, где прав тот, кто крепче держит свой «калашников». Да и здесь кажущийся незыблемым порядок мог рухнуть в любой миг, достаточно грузовика с парой тонн пластиковой взрывчатки, и десятка отчаянных парней, не боящихся смерти.

— Странно, я думал, тут война не прекращается ни на миг, — заметил вполголоса Бойз. — А если верить генералу, они ищут русских, землю носом роют, и не могут найти ни одного ублюдка!

— Затишье перед бурей. Возможно, русские копят силы перед серьезным делом. Например, атака на Архангельск. Как тебе такой вариант?

— Возможно, ты прав, дружище! Но если так, то мы с тобой здесь появились в самое время, — усмехнулся Хопкинс. — Увидим все из первых рядов, черт возьми, когда начнется, и Шарп получит свой эксклюзив!

В эти дни многие гадали, с чем связана странная пассивность русских партизан, внезапно почти полностью прекративших свои атаки. Генерал Костас, пользуясь передышкой, старался накопить резервы, исподволь ожидая в любой миг нового удара буквально отовсюду. Британские репортеры, рассчитывавшие, что окажутся в гуще событий с первых минут, чувствовали некоторое разочарование, но им тоже хватало терпения. Что-то подсказывало Хопкинсу, что эта тишина не продлится долго. В этом он был прав, чутье не подвело опытного журналиста, сделавшего карьеру на всевозможных конфликтах в «третьем мире». Но представить, где могли оказаться русские партизаны, внезапно покинувшие свои лесные базы, не мог никто, ни опытный американский генерал, ни англичане, для которых эта командировка была чем-то сродни сафари.

Пост дорожной полиции вынырнул из-за мутной пелены моросящего дождя, когда до границы с Удмуртией оставалось километра три. Внешне все выглядело, как обычно, бетонная коробка, поднятая над шоссе на сваях на несколько метров, внизу — две патрульные «Лады» в сине-белой окраске, с проблесковыми маячками на крыше и гербовыми щитами на лакированных бортах. Возле машин переминались с ноги на ногу трое в бронежилетах, у одного даже был автомат, свисавший с плеча АКС-74У. Этот-то полицейский и взмахнул требовательно полосатым жезлом, приказывая остановиться.

Водитель, сидевший за баранкой огромного тягача «Сканиа» взглянул на сидевшего по соседству напарника:

— Прорываемся?

Он был готов сейчас вдавить педаль газа в пол до упора, и тогда взвоет мощный дизель, сейчас мерно урчащий где-то под ногами, и многотонный тягач с груженым прицепом запросто снесет полицейский пикет. Тот, кто сидел за рулем тягача, прежде управлял БТР-80, случалось ему попадать на своей боевой машине и под обстрел, и водитель знал, что самое важное в таких ситуациях — скорость.

— Отставить, — сквозь зубы процедил второй дальнобойщик. — Это обычная проверка. Не дергайся!

Патрульные, к сожалению, не слышали этот разговор, иначе они проявили бы большую осторожность и бдительность. Но полицейские ничего не подозревали, просто остановив проезжавшую мимо машину для обычной проверки.

Фура, скрипнув рессорами, замерла, и все трое стражей порядка двинулись к машине. Двое встали чуть в стороне, а один из патрульных, сбив на затылок фуражку, заглянул в кабину:

— Так, что везем? Куда едем? Права, сопроводительные на груз!

— Вот, пожалуйста, — шофер, молодой крепкий парень, гладко выбритый, в чистой спецовке, протянул прозрачный пластиковый конверт с пачкой накладных, добавив к ним запаянное в пластик же водительское удостоверение. — Стройматериалы везу, краску, шпаклевку, пену монтажную. Бумаги все в порядке!

— Проверим. Разберемся.

Передав документы своему напарнику — третий патрульный, вооруженный автоматом, держался в стороне, пытаясь наблюдать за всем и сразу — полицейский изучающее посмотрел на водителя и его сменщика, устроившегося на соседнем сидении. Оба дальнобойщика были между собой чем-то схожи, молодые, крепкие, подтянутые, одежда чистая, словно первый раз надета, даже почти не смялась. Полицейский внимательно посмотрел на шоферов, наткнувшись на столь же пристальный взгляд двух пар настороженных глаз в ответ.

Пост здесь появился не так давно, людей во вновь создаваемой русской полиции едва хватало, чтобы поддерживать порядок в крупных городах. Да и движение на шоссе было не слишком оживленное, в основном ездили туда-сюда жители ближних деревень, да мотались такие вот дальнобойщики с самым разным грузом, рискуя всякий раз нарваться на шайку дорожных грабителей, с которыми только начали бороться стражи порядка. На дороге могло случиться всякое, например, фура, остановленная патрульными, вполне могла оказаться угнанной, а те, кто сидел в кабине — бандитами, жестоко убившими настоящих водителей.

— Порядок, — полицейский, проверявший документы, передал бумаги своему напарнику, так и стоявшему на подножке кабины. — Чисто!

— Ну-ну, — усмехнулся начальник смены, и, взглянув на того, кто сидел за рулем «Скании», неожиданно потребовал: — Выйти из машины! Груз к досмотру!

Что-то этому патрульному не понравилось. Он служил в дорожно-патрульной службе не первый год, видел всякое, и сейчас чутье подсказывало полицейскому, что эту фуру не стоит отпускать просто так. Возможно, причиной были слишком напряженные водители, очень внимательно наблюдавшие за каждым шагом патрульных. Или, быть может, ему не понравилась сама машина, будто бы груженая, но слишком высоко сидевшая, словно шла почти порожняком. Но офицер решил развеять свои подозрения здесь и сейчас.

— Командир, да что за дела?! Видишь же, документы в ажуре!

— Рот закрой, — грубо оборвал нытье водителя полицейский. — Отпирай фуру! Живо!

Шофер, спрыгнув на землю, поежился от сырости и холода и медленно двинулся вдоль машины, сопровождаемый двумя полицейскими. Один из них держал руку на кобуре, готовый выхватить оружие и сделать выстрел в упор за несколько десятых секунды. Все были напряжены, ждали друг от друга только повода, чтобы немедленно начать действовать. Оставшийся в кабине «Скании» сменщик водителя нервно поглядывал на третьего патрульного, который так и стоял на обочине с автоматом на плече, вот только ствол «укорота» был направлен точно на тягач, а палец полицейского уже лежал на спуске.

На открытом балконе, опоясывавшем по периметру коробку поста, появился еще один полицейский. Бросил вниз, на асфальт, недокуренную сигарету, глянул ей вслед, исчез где-то, и через несколько секунд возник вновь, но уже с автоматом в руках, готовый поддержать огнем своих товарищей.

— Ну, открывай! — потребовал старший из патрульных. — Шевелись!

— Командир, может, не надо? Видишь, пломба стоит! Мне хозяин потом за такие дела голову снимет, — принялся канючить шофер. — Бумаги же в порядке! Я месяц как на эту работу устроился, и так на птичьих правах! Может, договоримся?

Полицейские переглянулись между собой, потом синхронно взглянули на водителя, не произнеся ни слова. Водитель, все поняв, сунул руку в карман брюк, достав пачку мятых купюр, отсчитал пару тысячных, сунув их в протянутую ладонь полицейского. Деньги тотчас исчезли, словно в воздухе растворились, а патрульный бесстрастно произнес:

— Все в порядке, можете ехать. Счастливой дороги!

Водитель буквально влетел в кабину, плюхнувшись на свое место. Не дожидаясь, пока патрульные передумают, он дернул рычаг ручного тормоза, и «Скания», рыкнув изношенным мотором, тронулась, набирая скорость и оставляя позади пост. Через десять минут тягач пересек границу Удмуртии.

— Чуть не попали, — хмыкнул напарник сидевшего за «баранкой» дальнобойщика. — Я уж думал, все, крыша!

— Упыри, — фыркнул водитель. — Если бы я им еще пару «косарей» дал, так еще и сопровождение бы до «точки» нам организовали! Им все одно, хоть американцы, хоть черт лысый, только бы бабло собрать!

Шоферы, пережившие несколько напряженных минут, делились впечатлениями, приходя в себя и лишь теперь толком осознав, какой опасности избежали. А в запечатанной и опломбированной фуре выдохнул с облегчением бывший гвардии старший сержант Олег Бурцев, ослабив хватку на цевье ручного пулемета РПК-74М.

Если бы полицейские все же открыли фургон, они бы увидели коробки с потолочной плиткой, заваренные в пленку банки с эмалью, все, как и полагалось. Возможно, они поленились бы вытаскивать тяжелые коробки, и тогда, к своему счастью, остались бы живы, так и не узнав, что коробки эти были поставлены всего в два ряда. А за ненадежной преградой, в тесноте и духоте, терпеливо ждал прибытия на тщательно замаскированную базу десяток мужчин и женщин, партизаны, уцелевшие бойцы из отряда Алексея Басова во главе со своим командиром. Они уже провели в глухом нутре фуры, колесившей по пустым шоссе, почти сутки, питаясь сухим пайком, лишенные глотка свежего воздуха. Многие спали, приходя в себя после утомительных блужданий по лесам, игры в прятки с американскими солдатами из Сто первой воздушно-штурмовой, другие возились с оружием, сноровисто набивали патронами рожки, словно готовились принять бой в ближайшие минуты.

Партизаны, от которых на ближайшие часы требовалось лишь одно — вести себя как можно тише, сидели прямо на металлическом полу, кто-то постелил бушлат, и, свернувшись на нем калачиком, подложив под головы туго набитый рюкзак, крепко спал, не обращая внимания на тряску. В дальнем углу фуры был установлен биотуалет, без которого поездка превратилась бы в настоящий кошмар, ведь остановки по требованию предусмотрены не были однозначно.

В тот миг, когда «Скания» затормозила на посту, партизаны подскочили, словно их током ударило. Бойцы мгновенно похватали оружие, а Бурцев, опустившись на колено, вскинул пулемет, готовый шквалом огня смести любого, кто сунется внутрь фуры. А в следующую секунду он, скорее всего, умер бы, после того, как находившиеся снаружи полицейские изрешетили бы фуру, не дав ни малейшего шанса тем, кто находится внутри.

— Отбой, — негромко приказал напряженный, точно сжатая возвратно-боевая пружина, полковник Басов, положив на колени «калашников», который схватил в тот же миг, как только водитель ударил по тормозам. — Всем отдыхать! До точки два часа!

Партизаны, мгновенно расслабившись, опускали оружие. Некоторые негромко переговаривались между собой. Сам Басов, словно обессилев, привалился к борту фуры, спиной ощущая вибрацию. Полковник ощущал запахи пота, металла, ружейной смазки, скопившиеся в замкнутом пространстве, но это он, привыкший помногу часов проводить под танковой броней, не считал помехой. Для того, кому приходилось слышать рев восьмисотсильного дизеля, работающего на предельных оборотах, или газовой турбины ГТД-1250 за спиной, мерное урчание автомобильного мотора и легкая тряска — просто ничто. Но на душе полковника все равно было неспокойно.

Алексей Басов обвел взглядом лица своих бойцов, скрытые полумраком. Олег Бурцев, севший по-турецки, закрыл глаза, словно задремал, но пулемет из рук не выпустил. Бывший десантник готовился к бою каждый миг своей новой жизни. Рядом с ним, улегшись на жестком холодном полу, расположился Азамат Бердыев. Тоже танкист в «прошлой жизни», он спал, будто копил силы для предстоящих схваток, и полковник Басов был уверен, что силы вскоре понадобятся не только бывшему командиру экипажа Т-80У Кантемировской дивизии, но и всем им, партизанам, «последним патриотам России», как их называли иногда люди, никогда не бывавшие в бою.

Полковник покосился через левое плечо, убедившись, что Жанна Биноева никуда не исчезла, так и сидит на корточках, привалившись к борту фургона, словно оцепенев, придерживая упакованную в камуфлированный чехол винтовку СВД-С. Бывший снайпер из отряда чеченских боевиков, она заслужила право сражаться плечом к плечу с партизанами, но своей для них не стала, и держалась в стороне, всегда хмурая, неразговорчивая, будто каждый миг ожидавшая удара и готовая немедленно ударить в ответ. Она привыкла драться просто за право своего существования, пулей, ножом, если придется, голыми руками, зубами.

Второй женщиной в отряде была Ольга Кукушкина. Она не умела метко стрелять, вообще почти не умела обращаться с оружием, хотя и применяла его уже не раз, и убивала, защищая свою жизнь. Но зато Ольга была самым опытным, а, по сути, единственным медиком в группе, и ей немало бойцов были обязаны тем, что еще оставались живы и здоровы, если не считать нескольких свежих шрамов. Ее каждый из партизан был готов защищать до последнего патрона, до последней капли крови.

Многие бойцы пытались наладить с девушкой более близкие отношения, и это полковник понимал — здоровым крепким мужикам, месяцами скрывавшимся по лесам, игравшим в гляделки со смертью каждый день, хотелось нежности, женской ласки. В прочем, никто не перегибал палку. А сама Ольга с некоторых пор стала больше времени проводить с Жанной Биноевой, дважды спасавшей ее. И сейчас отрядный фельдшер мирно дремала, не обращая внимания на тряску, положив голову на обтянутые камуфлированной тканью колени чеченки, и улыбаясь чуть заметно каким-то своим грезам.

Увидев это, Басов и сам не сдержал мимолетную улыбку, которая тотчас исчезал, стоило ему перевести взгляд на забившегося в дальний угол спутника, единственного из группы, кто был без оружия, более того, руки его были крепко стянуты, а глаза замотаны куском плотной ткани. Капитан ВВС США Эд Танака был опасен даже в таком состоянии, все же американских летчиков неплохо учили выживать. Да от него и требовалось немного, поднять шум во время очередного досмотра, привлечь внимание полицейских, и тогда путешествие партизан прервется быстро и кроваво. В прочем, пока пленный вел себя неприметно, спал или делал вид, что спал, понимал, наверное, что все они в одной лодке, а шальная пуля не различает своих и чужих.

Полковник глянул на часы. Оставалось пробыть взаперти еще больше часа, прежде, чем фура доберется до укрытой где-то в глуши базы. Басов уже собрался подремать, когда рядом с ним присел Олег Бурцев.

— Не нравится мне все это, командир, — пробормотал десантник. — Сидим тут, как шпроты в консервной банке! Ничего не видим, ничего не слышим! Если кто-то нас сдаст, даже сопротивляться не сможем, в фарш покрошат снаружи в несколько стволов, потом только трупы пересчитывай!

— Кому ты не доверяешь, боец? Мне? Генералу? За баранкой наши люди, все будет путем! Да и пулемет тебе на что, для красоты?

— Да дело даже не в этом, — отмахнулся Бурцев. — Куда мы хоть едем-то? Зачем? Бежим от кого?

Это и впрямь было похоже на бегство. Окольными путями, избегая оживленных автострад, объезжая полицейские посты, партизанский отряд мчался в буквальном смысле в неизвестность. Они победили, заманили в ловушку американцев, нанесли врагу такие потери, каких он не знал с самого дня окончания операции «Доблестный удар», и все равно вынуждены были отступить. Горстка измотанных, в большинстве своем раненых людей, вот и все, что осталось от отряда. Победа досталась такой высокой ценой, что полковник Басов втайне жалел о ней. И теперь они бежали, вынужденные прятаться, тайком крались по своей земле, вздрагивая от каждого шороха, не выпуская оружие из рук.

— Мы выполняем приказ командования, сержант, — сурово произнес Басов, взглянув в глаза своего бойца. — А приказы не обсуждаются! Порядок уже забыл, дисциплину? Все, что могли, мы сделали, и теперь кому-то наши стволы требуются в другом месте.

Полковник и сам не знал, чем вызван приказ о передислокации. Взяв с собой все, что были в силах унести, партизаны погрузились в неприметную фуру на овощном складе на окраине райцентра Коноша, чтобы пересечь тайком чуть не полстраны. Басов не мог знать, что в эти дни по русским дорогам колесило немало таких же «дальнобойщиков», как те, которые везли его отряд к неведомой базе. Десятки фур пролетали по пустынным шоссе, внезапно сворачивая с них, исчезая в лесной глуши, чтобы вновь появиться на автострадах, но уже без груза, с новыми документами.

«Скания» съехала с асфальтовой ленты шоссе на проселок, и тряска сразу стала гораздо ощутимее, так что самые невозмутимые бойцы проснулись, осоловело моргая. Партизаны, находившиеся в фургоне без связи с внешним миром, не могли видеть, как фура ткнулась в запертые ворота, высокие, окрашенные в зеленый цвет, за которыми были видны ряды одно- и двухэтажных строений, похожих на казармы или бараки. Водитель нажал на клаксон, дважды, затем, с секундным перерывом, еще два раза. Ворота немедленно распахнулись, и появившийся в проеме человек в камуфляже, с висевшим на плече АК-74, сделал приглашающий жест, отступая вглубь тщательно подметенного двора.

Наконец, тягач остановился, и Алексей Басов, легко, точно молодой, поднялся на ноги, закидывая за спину туго набитый рюкзак и держав автомат за цевье.

— Группа, подъем, — негромко, но так, что услышал его каждый, скомандовал полковник. — Прибыли! Оружие и вещи с собой!

С лязгом распахнулись двери прицепа, с которых только что безжалостно была сорвана пломба. Партизаны услышали приглушенные голоса, какую-то возню, затем в рядах коробок образовался проем и кто-то, заглянув внутрь, в душный мрак, произнес:

— Выходи! Приехали!

— Группа, к машине! — раздался голос полковника.

Басов первым спрыгнул на потрескавшийся асфальт, осмотревшись по сторонам. Кирпичные коробки зданий, аккуратные дорожки, крытые беседки, тщательно подстриженные, как по линейке, кусты, клумбы и удивительное безлюдье всюду, если не считать водителей фуры и пары молодых мужчин с автоматами, запиравших изнутри глухие ворота. Следом за полковником посыпались на землю, как горох из дырявого мешка, остальные бойцы, настороженно озиравшиеся по сторонам. Последним выгрузили пленного, ему пришлось помогать, поддерживая под локти.

— В одну шеренгу становись, — скомандовал Басов. — Равняйсь! Смирно!

Партизаны торопливо выстроились в ряд вдоль фуры, и, словно этого только и дожидаясь, из ближайшего барака-казармы вышли двое, тоже в камуфляже, но не державшие на виду оружие. Когда они приблизились, Басов, узнав одного из этих двоих, по въевшейся в кровь привычке подтянулся, громко отрапортовав:

— Товарищ генерал, группа в количестве одиннадцати человек прибыла!

— Вольно, — вполголоса произнес в ответ генерал Бражников. Командующий партизанским движением в северном секторе обвел внимательным взглядом из-под седых кустистых бровей лица мужчин и женщин, замерших молча в строю. Кто-то увидел бы перед собой уставших, затравленных, измученных постоянным ожиданием засады, нападения, предательства людей. Генерал видел бойцов, готовых убивать и умирать ради той идеи, в которую они верили. Никого не заставляли воевать, здесь остались те, для кого такой выбор был осознанным. И каждый знал, на что идет, что может ждать его. Знал — и не думал отступить.

— С прибытием бойцы! — гаркнул, повысив голос, генерал, и партизаны невольно вытянулись в струнку, пожирая глазами начальство. — Вот ваш новый дом, — он обвел рукой вокруг себя. — Это бывший пионерский лагерь, давно уже заброшенный, фактически бесхозный. Мало кто знает о нем. Здесь вы проведете несколько ближайших дней, возможно, недель. За это время вам предстоит пройти интенсивный курс боевой подготовки, освоить новое оружие и снаряжение. О вашем присутствии здесь не должна знать ни одна живая душа. Здесь вы вместе с бойцами других отрядов, которые прибудут позже, будете ждать приказа.

Партизаны слушали молча, внимательно, впитывая каждое слово. Все, что происходило с ними в последние дни, было странным, никто не считал нужным давать объяснения. Бойцы принимали это, как должное, зная, что в решающий момент все карты будут открыты. И им вновь придется играть в прятки со смертью, и кто-то неизбежно потерпит поражение. А желанная победа станет еще чуточку ближе.

— Ведите людей в третий блок, полковник, им нужно хорошенько отдохнуть, — распорядился Бражников. — Пока еще для этого есть время. Сержант, проводи бойцов! пленного — на гауптвахту! Смотрите, не помните!

Один из охранников, дежуривших на воротах, рысью бросился к партизанам, увлекая их за собой, к одному из бараков, на самом деле вполне добротных, аккуратно выглядевших построек даже с занавесками на окнах и стоявшими на подоконниках цветами в пластмассовых горшках.

— Располагайтесь, — приказал Басов, пропуская внутрь своих бойцов, тащивших тяжелые рейдовые рюкзаки. — Сегодня по плану всем полный отдых! Занятия начнутся с завтрашнего дня! Прием пищи через час! Оружие держать при себе!

Партизаны шумно прошли по длинному темному коридору, обе стены которого были прорезаны множеством дверей, ведущих в просторные, довольно скудно обставленные палаты. Было заметно, что часть мебели вывезли, но столы, стулья, даже шкафы и, самое важное, койки, остались. На стенах висели какие-то картины, кое-где просто пустые рамки. Бойцы, громко переговариваясь, разбрелись по палатам, и пустое, давно привыкшее к безмятежной тишине помещение наполнилось звуками голосов, даже смехом.

Олег Бурцев, бросив на пол рюкзак и прислонив к стене пулемет, с наслаждением плюхнулся на аккуратно заправленную одеялом казенного образца кровать, раскидав руки и вытянув гудевшие от напряжения ноги. Только тот, кому приходилось неделями жить в землянке в лесу, спать на голой земле, может понять, каково это, просто лежать на настоящей кровати и видеть над головой крышу, а не свод блиндажа и тем более не звездное небо поздней осенью. И пусть всему этому скоро придет конец, пусть счастье не продлится долго, пока бывший гвардии старший сержант просто наслаждался счастливыми минутами, заставив себя забыть об окружающем мире, полном трудностей и угроз.

Услышав негромкие шаги и чье-то дыхание, Олег резко поднялся, садясь на постели. На пороге стояла Ольга Кукушкина. Она уже где-то оставила оружие и ранец со снаряжением, сбросила бушлат, оставшись в свитере цвета хаки и камуфлированных мешковатых штанах. Девушка успела умыться, и сейчас пыталась пригладить вставшую дыбом мокрую челку.

— Не спишь?

— Просто задумался, — пожал плечами Бурцев. — Даже не привычно, когда тебя охраняют, не надо стоять на посту полночи, бродить по лесу. Я уже отвык от того, чтоб просто жить в казарме.

— Думаешь, это надолго? Нас же не для того сюда привезли, чтоб мы ели и спали, ни о чем не заботясь?

— Нет, конечно. — Олег не питал иллюзий насчет того, что могло жать партизан в недалеком будущем. — Нам просто дали передышку, и мой совет тебе, воспользуйся этим. Это не конец войны, просто перемирие, и закончиться все может в любой миг.

Ольга подошла ближе, присев на край кровати. Посмотрела в окно, за которым открывалась панорама погрузившегося в какую-то полудрему пионерлагеря, ныне давшего приют более опасным постояльцам. Олег вдруг почувствовал запах ее кожи, аромат, пробивавшийся сквозь пот, бензин. Он почувствовал внутреннее напряжение, дрожь, какая охватывала десантника прежде перед прыжком с парашютом.

— Тебе проще, ты сильный, тебя учили воевать, убивать, — вполголоса произнесла Ольга, продолжая смотреть в окно. Там, снаружи, неторопливо прогуливался часовой, время от времени поправляя ремень висевшего за плечом автомата. — Если в тебя стреляют, ты можешь выстрелить в ответ. А мне просто страшно. За последние недели я слишком часто чувствовала своим затылком дыхание смерти. Мне кажется, я не выдержу. Наш командир, он вообще будто из стали, из танковой брони! Вы солдаты! А кто я?

Девушка говорила монотонно, без эмоций, словно сама с собой, и при этом глядела в пустоту, совершенно не замечая суеты за окном. А Олег молча слушал, опасаясь перебить ее словом, да ходя бы слишком резким вздохом, любым движением, понимая, что может чувствовать Ольга, совсем еще ребенок, оказавшийся в самом пекле необъявленной войны, оторванный от привычно жизни, вынужденный видеть чужие страдания каждый день, и не могущий при этом хотя бы кому-нибудь рассказать о страданиях собственных.

— Я не солдат, Олег, я не могу стрелять, видя, как кто-то умирает от моих пуль, и потом спокойно засыпать, ни о чем не думая. А для вас я только помеха! Все пытаются меня защищать, и умирают! Ты смог бы жить спокойно, зная, что ради этого кто-то другой, твой товарищ, расстался с жизнью?!

Вместо ответа Олег, подчиняясь внезапному порыву, просто обнял девушку за плечи, притянув ее к себе и услышав, как бьется ее сердце, колотится часто-часто, словно вот-вот вырвется из груди. Ольга вздрогнула, но не сделала даже попытки освободиться. Вместо этого она ткнулась лицом в грудь Бурцеву, взволновано засопев.

— Не говори так, — произнес негромко, почти прошептал на ухо девушке Олег, несмело коснувшись ладонью ее волос. — Ты ни в чем не виновата. Наши парни умирали, но не из-за тебя, просто они решили так сами. Все мы решили стать солдатами, и знаем, что можем умереть. Мы к этому готовы, даже хотим этого, лишь бы смерть не оказалась напрасной. Те, кто защищал тебя — и защитил, ведь ты еще жива! — могут быть счастливы, они погибли не зря. Если надо, я тоже умру, заслонив тебя от пуль, и буду рад, что погиб именно так. Ты нужна нам, нужна отряду, благодаря тебе многие из нас живы, не стали калеками, не истекли кровью. Все потому что ты оказалась рядом! Потому все и готовы защищать тебя, ведь жизни многих теперь принадлежат тебе! И ты такой же боец, как и все мы, ничем не хуже!

— Мне страшно, понимаешь, просто страшно! Никто не боится, одной мне жутко до дрожи!

— Все боятся, — прошептал на ухо девушке Олег, которого колотила нервная дрожь, словно ток пропустили по мышцам. От прикосновения к гибкому, крепкому девичьему телу бросало то в жар, то в холод, и бывший сержант-десантник из последних сил пытался сохранить самообладание. — Все боятся, страх это нормально. Но можно подчиниться ему, а можно бороться. Если что-то меня пугает, я могу стрелять в это, и буду так делать, и тогда можно победить страх. Не стесняйся показывать, что тебе страшно, выпусти страх наружу, и станет легче!

Олег все крепче обнимал девушку, прижимая ее к широкой груди. А та не протестовала, наверное, впервые почувствовав себя по-настоящему в безопасности, когда рядом есть тот, кто может защитить от любой угрозы, заслонить собой, кто всегда протянет руку. Они будто остались только вдвоем, весь мир вращался вокруг них. Наступила тишина, которую нарушало лишь мерное дыхание, да голос Олега, что-то продолжавшего нашептывать прижавшейся к нему девушке.

Звук шагов в коридоре заставил обоих вздрогнуть. Ольга отпрянула от Бурцева, и в этот миг на пороге возникла Жанна Биноева. Чеченка, как была в полном снаряжении, «разгрузке», даже с пистолетом на бедре, вошла в комнату. Она пристально взглянула на неожиданно почувствовавшего растерянность десантника, и Олег увидел, скорее даже угадал в этом взгляде тщательно скрытую усмешку.

— Собирайтесь, на обед пора, — произнесла Жанна, и, не дожидаясь ответа, вышла из комнаты.

Ольга, словно вспугнутая птица, вскочила, бросившись следом за чеченкой. А Олег еще несколько минут сидел на сбитой постели, приходя в себя от пережитого. Наконец, тряхнув головой, он встал, направившись на запах каши с мясом, который волнами расходился от самой настоящей полевой кухни.

Генерал Бражников отошел от окна, прошел через комнату, дойдя до стола, огромного, точно аэродром, и почти пустого, если не считать нескольких кружек с горячим чаем и работающего ноутбука, дорогой модели в ударостойком и водонепроницаемом металлическом корпусе. Старшие офицеры ужинали здесь же, прервав на полчаса импровизированный военный совет. Им не мешали, за дверью кабинета, когда-то принадлежавшего директору пионерлагеря, если верить поблекшей табличке на двери, переминался с ноги на ногу часовой, оберегавший покой отцов-командиров.

— Вашим бойцам, полковник, придется попотеть, пусть на курортный отдых не рассчитывают, — мрачно произнес Бражников, присев на краешек стола. — Скажете, насколько хорошо они обращаются с ПРГ?

— Со ста метров в цель размером с борт грузовика попасть сможет любой!

— Неплохо, — кивнул генерал. — Но этого будет мало. Они должны научиться попадать со ста метров в цель размером с форточку! За пару ближайших недель вашим бойцам предстоит в совершенстве освоить противотанковые гранатометы, превратиться в настоящих снайперов-гранатометчиков! Они должны стать мастерами городской войны!

— К чему вы готовите нас, товарищ генерал? Чего нам ждать?

Басов в упор уставился на Бражникова, буквально придавив того тяжелым взглядом. Полковник принимал правила игры, не задавал лишних вопросов, просто исполняя приказы и не сомневаясь, что в точности так же каждый из его людей станет подчиняться командам, не забивая себе голову лишними мыслями. Но сейчас, когда вокруг творилось что-то непонятное, покорно молчать Басов, чувствующий ответственность за своих людей, просто не мог.

— Предстоит серьезная, крупная операция, — выдавил из себя Бражников, кажется, еще не решивший, стоит ли открывать правду обычному командиру отряда, одному из многих. — Очень крупная и очень важная, возможно, способная решить исход нашего противостояния. И вашим людям, полковник, оказано высокое доверие тем, что их привлекли к участию в это акции.

— Чего вы ждете от нас? Нам всем будет проще, если вы объясните, к чему готовиться? Все мои бойцы — профессионалы, в совершенстве овладевшие искусством партизанской войны за минувшие месяцы, американцы из Сто первой дивизии подтвердят это!

— Вы и ваши люди стали мастерами лесной войны, теперь вам предстоит научиться воевать в городе против превосходящих сил гораздо лучше вооруженного противника, полковник! Все эти ваши атаки на нефтепровод, мины на дорогах, засады ПЗРК у американских аэродромов, они не дали желаемого эффекта. Да, результат есть, противник несет потери, но об этом знаем только мы и они. Требуется огласка, весь мир должен узнать о том, что Россия не покорилась, что в нашей стране есть люди, которых не устраивает сложившийся порядок, и что у этих людей самые решительные намерения! Необходима публичная демонстрация, и в ней вашему отряду как раз предстоит принять участие!

— За время наших действий на севере только мой отряд повредил или вывел из строя до десяти летательных аппаратов противника, уничтожил не менее полусотни солдат противника, причем почти всегда в условиях их численного превосходства, на их территории. Разве этого мало? Что мы еще должны сделать?

— Все просто, полковник. Просто, и вместе с тем невероятно сложно. Сейчас здесь, и в некоторых других местах, удаленных от цивилизации, скапливаются партизанские отряды, отозванные из своих оперативных районов. Мы снимаем с фронта не все силы, часть бойцов остается, их задача — имитировать высокую активность, отвлечь на себя внимание противника, пока мы готовим главную операцию. В ближайшее время вам передадут новую партию оружия, самого разного, возможно, пополнят людьми, проверенными, обстрелянными бойцами, которым вы можете доверять. После этого объединенные силы партизан под моим командованием должны будут захватить город, не слишком крупный, но и не маленький, город, который формально находится под контролем американцев. Мы возьмем этот город под свой контроль, и будем оборонять его столько, сколько потребуется. Этот город станет последним рубежом, с которого мы не вправе сойти!

— Зачем это? Нас сомнут! Мы соберем силы в кулак и вполне будем способны выбить американцев, конечно, если против нас не будет действовать целая бригада. Но и они стянут войска и раздавят нас за пару дней! И тогда воевать за свободу России станет некому! В прямом столкновении мы не выдержим! Мы сами добровольно придем в западню, из которой уже не будет выхода, генерал!

— Это решение не тактическое, а политическое. И оно уже принято, так что думайте лучше о том, как выполнить его! Мы возьмем под свой контроль какую-то территорию и заявим об этом на всю страну, на весь мир. Это будет война в прямом эфире, как раз такая, какую любят американцы! Мы озвучим свои требования, чтобы все поняли, что партизаны — это не горстка кровожадных фанатиков, какими нас рисуют западные масс-медиа. А под объективами телекамер американцы не смогут действовать слишком жестко, им придется применять силу ограничено, с оглядкой на посторонних наблюдателей. Они не смогут сравнять город с землей ковровыми бомбардировками, вынуждены будут посылать солдат, и мы найдем, чем их встретить!

— Чтобы выдержать такую осаду, нам потребуется большое количество портативного противотанкового и зенитного вооружения! Потребуются снайперские винтовки, мины всех типов! Нужно этот город превратить в неприступную крепость, при том, что враг бросит против нас танки, тяжелую технику!

— Вы все получите, — уверенно произнес Бражников. — Вас снабдят достаточным количеством и РПГ, и ПТУР, и ПЗРК, полковник! Железа мы жалеть не будем! Весь мир должен увидеть нашу стойкость и готовность идти до конца! И не нужно, в конце концов, преувеличивать возможности американцев! Они сильны сейчас своей высокой мобильностью, это верно. Вы и сами должны понимать, насколько быстро противник стягивает свои силы, стоит ему только обнаружить нашу диверсионную группу. Благодаря господству в воздухе американцы могут быстро перебрасывать свои контингенты, создавая локальное численное превосходство, но их огневая мощь в действительности не так высока. В России больше нет армейских тяжелых подразделений, остались только легкие силы, десант, горные стрелки. Танки и серьезная бронетехника есть только у Морской пехоты, но их мало, всего несколько десятков «Абрамсов» на всю страну. Артиллерии тоже мало, почти нет реактивных систем залпового огня, а авиация немногого стоит, когда приходится действовать в плотной городской застройке, это мы сами осознали еще во время штурма Грозного в девяносто четвертом, и с тех пор мало что изменилось. Мы заставим противника действовать на своей территории, на своих условиях, полковник! Излюбленная американцами концепция дистанционной войны, когда они сидят в бункерах за сто миль от поля боя и только жмут на кнопки, здесь не сработает! Мы навяжем противнику бой на выгодных нам условиях, нанесем ему такие потери, что обожравшиеся гамбургеров налогоплательщики там, в Штатах, поймут — игра не стоит свеч! Они выйдут к Белому Дому и потребуют вывести войска из России! И их президент, которому наверняка не хочется слишком рано покидать свой Овальный кабинет, вынужден будет так и поступить, разумеется, под вызывающим уважение предлогом, но это уже детали. Американцы уйдут с нашей земли! А вы понимаете, что это будет значить, полковник?

— Да. Это будет победа!

В словах генерала была истина, Басов это признавал. Американцы не сталкивались еще ни разу за всю новейшую историю с по-настоящему стойким противником. Когда готовились к штурму Багдада, запасли тысячи пластиковых мешков, ждали жестоких уличных боев, когда пацан с РПГ способен сжечь вместе с экипажем современный, напичканный электроникой, стоящий миллионы долларов танк. Ничего не случилось тогда, американцев пропустили почти без сопротивления, и они поверили, что так будет впредь всюду, куда бы они ни пришли. Но Алексей Басов не сомневался — его бойцы не дрогнут, они встанут на пути вражеских танков, и будут стоять столько, сколько смогут, а потом еще столько, сколько нужно.

Американцам придется с боем брать каждую улицу, каждый дом, и потери в какой-то момент для них действительно станут непомерными, слишком большими для армии, привыкшей воевать почти без потерь. Им не поможет высокотехнологичное оружие, удача окажется на стороне того, кто крепче держит в руках винтовку и у кого глаз острее. Вот только полковник не мог сказать с уверенностью, как долго придется биться его людям прежде, чем противник решит, что пролитой крови вполне достаточно, как долго потребуется держаться в кольце осады.

— Товарищ генерал, мы все готовы выполнить приказ! Я и мои бойцы не подведут, не сойдут со своих позиций, пока еще будут оставаться силы, чтоб нажать на курок! Но надолго нас не хватит, наши возможности не сопоставимы с возможностями противника. Мы сможем отразить штурм, но ресурсов, чтобы выдержать долгую осаду, у нас не хватит. Защитники Брестской крепости хотя бы верили, что Красная армия придет им на выручку и отбросит фашистов, и потому держались. Держаться же, зная, что никто не поможет, трудно. Нас возьмут в кольцо, и будут медленно душить, а мы ничем не сможем отвечать. Рано или поздно мы ослабнем.

— От нас с вами требуется на самом деле не так уж много, полковник, — помотал головой Бражников. — Американцы сразу не начнут, будут составлять планы, копить силы. И мы тоже получим время, чтоб укрепиться, подготовить позиции. Мы заранее накопим достаточно снаряжения, чтобы продержаться хотя бы пару недель, большего от нас никто не ждет. Возможно, полковник, к тому времени наше положение не будет столь уж безвыходным. Уверяю, мы с вами — это еще не все сопротивление, у нас появятся союзники, и уже американцы окажутся в западне. Все, что должны сделать мы — отвлечь их, заставить забыть о том, что происходит за спиной, вызвать на себя огонь, оттянуть силы врага с других направлений. И эту задачу мы с вами не имеем права не выполнить!

Басов кивнул, начиная понимать что-то. Он не сомневался, что партизанским движением руководят здравомыслящие люди, во всяком случае, прежде все приказы были вполне логичными. И если сейчас кто-то принял решение лишить партизан мобильности, их единственного преимущества, собрать их всех вместе и дать бой американцам на руинах какого-то города, значит, есть что-то то еще, о чем не следует знать ни ему, ни даже генералу Бражникову. Американцы, привыкшие уже к мелким вылазкам партизан, применившиеся к их тактике, будут растеряны, бросят все силы, чтоб залить пожар мятежа кровью самих мятежников. А войск здесь, в России, у них не так уж много. Где-то отыщется слабина, и тогда кто-то другой нанесет решающий удар.

— С завтрашнего дня ваши люди начнут проходить курс специальной подготовки, — сообщил генерал. — Постепенно к вам будут присоединяться другие отряды. Я не могу точно сказать, когда начнется операция, но это произойдет не позднее, чем через две-три недели, так что придется вашим «рейнджерам», полковник, попотеть!

— К этому мы готовы, — кивнул Басов, хорошо усвоивший не сложную, в общем-то, истину о том, что лучше пролить много пота, чем умыться собственной кровью. — А что будем делать с пленным американцем? Потащим его дальше за собой?

— Пока пусть останется здесь. У американцев в плену есть наши люди, в том числе, полковник, и из вашего отряда. Возможно, попробуем организовать обмен. В любом случае, отбить у нас пленного здесь янки не смогут, руки короткие, а применение ему как-нибудь найдем!

Разговор был закончен. Басов встал, одернул смятый китель без знаков различия — все партизаны так ходили, но командиров безошибочно узнавали, даже если никогда их не видели прежде. Будь они в поле, полковник еще и «разгрузку» бы натянул с подсумками, набитыми «рожками» к АК-74 и ручными гранатами, но здесь можно было позволить себе расслабиться. Самую малость, ограничившись лишь «стечкиным» в кустарного производства оперативной кобуре на поясе, но и это дорогого стоило. И все же сейчас партизаны отдыхали, предоставив возможность охранять себя бродившим вдоль периметра крепко сбитым парням, неразговорчивым, настороженным и вооруженным до зубов.

Уже стоя на пороге кабинета, Алексей обернулся, окликнув склонившегося над ноутбуком Бражникова:

— Товарищ генерал, а какой город выбран для предстоящей операции? решение уже принято?

Командующий, подняв взгляд на своего подчиненного, помолчал несколько секунд, решая, наверное, стоит ли открывать карты прямо сейчас. Затем молча выдвинул ящик стола, вытащив сложенную гармошкой карту, и положил ее перед собой. Басов, подчиняясь безмолвному приказу, подошел к столу, и прочитал название, в которое ткнулся указательный палец генерала:

— Нижнеуральск!

— Свободен, полковник! — махнул рукой Бражников, и командир партизанского отряда вышел за порог, плотно прикрыв за собой дверь.

Проходя по пустому длинному коридору, в котором гулким эхом отдавался каждый шаг, Басов увидел своих бойцов, бредущих нестройной колонной со стороны походной кухни. Сегодня партизаны еще могут насладиться тишиной. Завтра все изменится, и эти несколько часов ничегонеделанья окажутся единственной наградой партизанам за постоянный риск, вечную близость смерти, с которой они уже успели порядком свыкнуться за прошедшее время.

Басов вышел из административного корпуса, остановился, взглянув вверх. В этот момент с серого низкого неба, казалось, лежавшего на верхушках деревьев, упали первые капли холодного осеннего дождя.

 

Глава 2. Охота на волков

Ставропольский край, Россия — Архангельская область, Россия

3 ноября

Колонна разномастных автомобилей пересекла административную границу Чеченской республики и на рассвете. Вереница из десятка внедорожников, среди которых были и отечественные «Нивы», и «Рейнджроверы», и даже огромный, сверкающий лаком на бортах и хромированными дугами кенгурятника «Ландкрузер», на полной скорости, под гул моторов и рев клаксонов промчалась мимо бетонной коробки поста ДПС. Пост был давно заброшен, в окнах не осталось ни одного целого стекла, а вокруг пустых проемов растеклись ореолы копоти. Рядом, на тесном пятачке стоянки, громоздился обугленный остов автомобиля, в котором с трудом можно было узнать патрульную «Ладу».

— Русские нас не ждут, — усмехнулся Тамерлан Цараев, гордо взглянув на сидевшего за баранкой командирского «Рейнджровера» Ваху, восемнадцатилетнего пацана из Гудермеса. — Свалимся, как снег на голову, даже проснуться не успеют, шакалы!

Ваха довольно оскалился, чувствуя себя причастным к чему-то великому. Так же в точности, наверное, отправлялся в свой поход на Буденовск и сам Шамиль почти двадцать лет тому назад. Правда, в банде, пересекшей границу, не было никого из свидетелей тех событий, здесь вообще было немного опытных бойцов. Тамерлан был самым старшим, ему исполнилось целых двадцать четыре, и весь его боевой опыт ограничивался расстрелом милицейской машины на окраине родного Гудермеса, да парой заложенных возле райотдела фугасов. Остальные были и вовсе пацанами, озверевшими от чувства безысходности. Им нечего было ждать дома, в Чечне негде было работать с тех самых пор, как русские ушли, а на смену им пришли американцы. И если раньше ваххабиты платили за заложенные фугасы, теперь и этот промысел не приносил дохода — ваххабитов американцы увезли куда-то в Россию, за большие деньги, а таких пацанов, как Ваха, например, не взяли.

Банда образовалась стихийно, просто собрались приятели, у которых были еще приятели, а у тех — какие-то друзья, и все вместе одинаково страдали от безделья. Работы не было, зато было оружие, оно было в каждом доме, пожалуй, а кое-кто знал, где остались схроны, заложенные еще ваххабитами, когда в Чечне были русские. Поэтому сейчас в ногах у Вахи стоял АКМС со сложенным прикладом, сам Цараев положил на колени новенький, два дня назад оттертый от смазки АК-74 с пластиковым цевьем и прикладом, а развалившийся на заднем сидении Ахмед баюкал тяжелый ПКМ с лентой-«соткой» в стальном коробе, примкнутом к пулемету снизу.

— Ахмед, — окликнул пулеметчика, также бывшего при командире за штурмана и радиста, Тамерлан. — Что у нас по курсу?

— Станица Осиновская, двадцать километров! А следом — Нефтекумск, большой город!

Цараев задумался. С ним почти полсотни человек, правда, бойцы в основном никакие, но стрелять или бросать гранаты умеет каждый, чем им еще было заниматься-то, если ни школы, ни училища так и не открылись, и работать негде. С оружием проблем не было, боеприпасов тоже хватало, но Тамерлан знал, что в крупных русских городах есть уже и милиция, вернее, полиция, и отряды самообороны, «народные дружины», и там хватает бывших солдат, даже спецназовцев. И потому соваться сразу в большой город было как-то боязно.

— Ахмед, дай связь, потребовал главарь, и, поднеся к губам рацию, произнес: — Муслим, это Тамерлан! Как слышишь?

— Слышу тебя, амир!

Цараев довольно ухмыльнулся. Для этой стаи, безжалостной, уже опьяневшей от крови, он стал вожаком, авторитет которого никто и не думают оспаривать. Они уже грабили и убивали в соседних районах, но в обнищавшей без подпитки из Москвы Чечне грабить было нечего, да и нарваться на такую же банду можно в любой миг. А рядом, только руку протяни — Россия, большая, богатая, беззащитная, однажды уже проигравшая войну маленькому горскому народу. Там их никто не мог ждать.

— Муслим, проедешь станицу, встанешь на дороге, чтоб никто мимо тебя не проскочил к городу! Всех, кто поедет, мочи! Понял меня?

— Все понял, амир! Сделаю!

Заслон позволит выиграть время, пока банда резвится в Осиновской. Пять человек, с двумя пулеметами — этого должно хватить, чтоб перекрыть шоссе на час, а больше и не надо. Главное — подавить сопротивление, а потом можно все делать не спеша.

Шоссе, совершенно пустое, делало поворот, изгибаясь, точно туго натянутый лук. Ваха чуть сбросил скорость, опасаясь вылететь в кювет. Ни он, ни его командир не видели, как вскочил на ноги лежавший за пригорком пацан из казачьей станицы. Он торопливо набрал номер на мобильнике, сказав всего три слова, а затем поднял уложенный рядом мопед, и, торопливо запустив затарахтевший на всю степь движок, сорвался с места, растворяясь в степи. Он был местным, знал короткий путь, такой, каким машина никогда не пройдет, а вот легкий мотоцикл при некотором умении водителя — запросто. Зато можно оказаться в станице почти на полчаса раньше тех, кто едет по шоссе, или даже еще раньше, если поддать газку и не жалеть мотор.

Ни мальчишка, спешивший вернуться в станицу, ни предвкушавшие кровавое веселье в застигнутом врасплох русском поселке чеченцы не догадались хотя бы на миг взглянуть в небо. И никто не увидел скользящий под облаками черный крест, силуэт беспилотного разведчика, уже больше получаса вьющегося над колонной боевиков, с той самой секунды, как она пересекла границу Чеченской республики.

Осиновская бурлила. Станица, одна из тех, что притулились возле самой границы Чечни, гудела, как растревоженный улей. По улицам бежали полуодетые мужчины, на ходу застегивая пуговицы, влезая в путавшиеся рукава. Все они собирались у здания поселковой администрации, там уже было не меньше полусотни жителей. Где-то запричитала женщина, но ее грубо прогнал домой запоздавший отец семейства.

— Мужики, банда здесь будет минут через сорок, — громко произнес, воздев над головой кулак, глава администрации. — Сашка их видел, насчитал восемь машин, значит, человек сорок там есть точно. Едут по шоссе, никуда не сворачивают. Нужно их встречать!

— Давай, Степан, командуй! — раздалось из толпы. — Мы готовые, говори, куда идти, кому идти!

Станичники действительно были готовы. Каждый второй пришел на сходку с оружием, в основном с дробовиками или нарезными охотничьими карабинами, но мелькали в руках казаков, выглядевших хоть и взволнованными, но решительными, и АКМ и АК-74. Казаки привыкли сами стоять за себя, еще и других защищать, как исстари повелось, и оружие было у многих. Когда премьер-министр распустил армию, жители этих мест подались домой не с пустыми руками. Они видели, как сослуживцы, еще не выйдя за порог части, сбивались в банды, захватывали оружие, иногда даже убивая пытавшихся навести порядок офицеров, и сами решили запастись на всякий случай. И теперь кое-кто уже успел вооружиться по полной программе, надев бронежилеты и держа в руках каски, обтянутые маскировочными чехлами. Правда, таких было мало, с десяток всего.

— Встретим «духов» за околицей, в станицу пускать нельзя, — решил станичный атаман. — Баб и детей всех в подпол, чтоб пулей шальной не задело! Здесь оставим с десяток хлопцев понадежнее, мало ли какая паскуда с тылу к нам сунется! Остальным строиться, выступаем через десять минут! Гордеич, у тебя, я слышал, гранаты в хате заначены?

— Есть маленько, — хмыкнул Гордев, плечистый усатый парень, служивший в ростовском ОМОНе и как раз торчавший в очередной командировке в Чечне, когда все началось. — И не только гранаты, всякое есть!

— Ну, тогда тащи, не жмись! Сейчас пожалеешь, потом поздно будет, только если себя подрывать!

Молодой казак кивнул, соглашаясь, и направился к своему жилищу, поманив с собой двоих приятелей — груз был не легонький, ящик РГД-5 и десяток мин разных типов, взятых как-то на базе боевиков, которых до этого сами омоновцы же и покрошили в короткой, но кровавой стычке.

— Все, хватит гутарить, — громыхнул с крыльца администрации атаман. — По коням, хлопцы!

Казаки, вооруженные, многие в камуфляже, рассаживались по машинам, набиваясь по семь-восемь человек в салон обычного «уазика», и машины, поднимая клубы пыли, срывались с места, устремляясь к выезду из станицы. Времени было в обрез, банда могла налететь в любой момент, и лишь предусмотрительность атамана, тоже воевавшего, только не на Кавказе, а в Афганистане, и выставившего недавно наблюдателей на дорогах помогла избежать внезапного нападения. Но все равно самое важное и трудное было еще впереди.

Засаду устроили в двух километрах, укрыв технику в овраге. Большая часть казаков залегла за невысоким холмом, в том числе и сам атаман, вооружившийся полуавтоматическим карабином «Сайга-М2» под отечественный автоматный патрон калибра 7,62 миллиметра. Карабин, снабженный неплохим оптическим прицелом-«шестикратником», мог сойти за снайперскую винтовку, тем более, особой дальнобойности от него не требовалось, до шоссе было метров двести всего. За счет удлиненного до пятидесяти пяти сантиметров ствола он занимал промежуточное положение между стандартным АКМ и снайперской СВД, уступая последней в дульной энергии. По сути, атаман держал в руках нечто вроде иракской снайперской винтовки «Табук», снискавшей недобрую славу среди американских и британских солдат во время последней иракской кампании, только изготовлено оружие было несравнимо более качественно.

Рядом с атаманом плюхнулся Гордеев, грязный, в запылившемся камуфляже. Еще не отдышавшись, поднял оставленный на позиции АКС-74, направив его на шоссе, и только потом доложил:

— Готово, батько!

— Добре! — кивнул председатель, чувствуя, как все внутри цепенеет. Когда-то ему приходилось убивать, видеть, как гаснет взгляд застреленного в упор врага, как с кровью, сочащейся из ран, его покидает сама жизнь. Но эти времена прошли, и сейчас атамана попросту колотило. Он знал — когда начнется, все пройдет, но пока ничего не мог с собой поделать.

— Только скажи, и ка-а-ак жахнет! — Гордеев показал подрывную машинку, от которой куда-то в сторону шоссе змеились тонкие провода.

— Жди! Без команды не подрывай!

Казаки опередили банду минут на десять, но, чтоб подготовить достойную встречу, им хватило и этого, пускай и в обрез. Только успели занять позиции, кое-как укрывшись, над шоссе взметнулся столб пыли, и из него вынырнули, одна за другой, машины, много, не меньше полудюжины — хвост колонны терялся в пыльном мареве. Дорогие японские внедорожники и потрепанные «Нивы», из окон которых торчали автоматные стволы, мчались к станице на полной скорости.

Казаки, три десятка крепких мужиков, напряглись, усиливая хватку на цевье оружия. На полотно шоссе сейчас были направлены стволы автоматов и охотничьих карабинов «Сайга» и «Тигр», кто-то готовил к бою дробовики, самозарядные «Вепрь-12» и помповые ИЖ-81 и МР-133, но их черед должен был придти в самом крайнем случае, если дойдет до ближнего боя.

Головная машина миновала кучку камней, щедро политых известью, вешку, не заметить которую с той позиции, что занял атаман, было невозможно даже без оптики. Глава администрации покосился на Гордеева, кажется, от напряжения даже затаившего дыхание.

— Товсь! — выдохнул атаман, сдвигая вниз флажок предохранителя своей «Сайги», и, через мгновение почти крикнул: — Давай, жми!

Гордеев со всей силы вдавил кнопку подрывной машинки, и вдоль обочины шоссе взметнулись фонтаны огня, дыма и земляных комьев. Четыре мины МОН-100, осколочные, направленного действия, установленные вдоль дороги с промежутком сорок-пятьдесят метров, сработали одновременно, и на колонну чеченцев обрушился свинцовый град. Каждая мина была начинена четырьмя сотнями роликов, выкашивающих все живое в секторе до десяти метров, и теперь поток картечи рвал лакированные борта бандитских внедорожников.

Две машины, в момент взрыва оказавшиеся в секторе поражения, слетели с шоссе, сметенные ударившим в борт плотными снопами картечи, на всей скорости свалившись в овраг. Гордеев, в ОМОНе служивший как раз подрывником, сомневался, что там мог остаться хоть кто-то целый, а, скорее всего, не было там и живых. Еще одна «Нива», задетая лишь краем облака осколков, резко затормозила, развернувшись поперек дороги, и мчавшийся следом за ней «Лэндкрузер», пытаясь избежать столкновения, под скрежет тормозов и визг покрышек вылетел с асфальта. Досталось и остальным, кому больше, кому меньше. Не пострадали только головная машина, побитый «Рейнджровер», и замыкающая пятидверная «Нива».

Колонна остановилась. Мины, когда-то приготовленные чеченскими боевиками, чтобы подрывать русские колонны, но захваченные вместе с другим снаряжение отрядом омоновцев, остановили чеченскую банду. И как только внедорожники замерли, даже мгновением раньше, атаман нажал на спуск, посылая в сторону противника первую пулю из своей «Сайги». Секундой позже затрещал автомат Гордеева, вбившего короткую очередь в борт выкатившегося на обочину «Лэндкрузера», а затем открыли огонь и остальные казаки, обрушив град пуль на машины бандитов. Через пару секунд выстрелы звучали уже без перерыва, в основном, одиночные, немногие счастливые владельцы автоматов били короткими очередями, экономя патроны.

— Огонь! Не жалеть сукиных детей, — крикнул атаман, за полуминуты расстрелявший целый магазин, все десять патронов, и сейчас торопливо перезаряжавший карабин. — Всех валить на месте, хлопцы! Эти бы нас жалеть не стали, и другим пускай впредь наука будет!

Атаман вскинул «Сайгу», шероховатое пластиковое цевье удобно легло в ладонь, уперся в плечо эргономичный приклад. В прицеле вдруг возник выбравшийся с водительского места «Ландкрузера» чеченец, одетый в гражданское, но нацепивший поверх «разгрузку» и сжимавший в руках АК-74. Боевик едва держался на ногах, вертел головой из стороны в сторону, еще не придя в себя после удара.

— Сукин ты сын! — прорычал сквозь зубы атаман, приникая к наглазнику оптического прицела.

Казак замер, затаил дыхание, и, дождавшись, когда цель будет неподвижна, нажал на спуск. Первая пуля ударила чеченца в плечо, развернув его лицом точно к позиции станичников, и вторую пулю атаман вогнал своей жертве точно в середину груди.

Чеченцы между тем приходили в себя. От колонны послышались выстрелы, сперва редкие, затем слившиеся в сплошной треск. Распахнулась задняя дверца головного внедорожника «Рейнджровер», но вместо очередной бородатой рожи в проеме показался конический пламегаситель на стволе ПКМ, выплюнувший язычок пламени, и длинная очередь раскатисто грянула над колонной. Над головой атамана зажужжали свинцовые осы, и он нырнул за гребень холма. Рядом чертыхнулся Гордеев — он как раз менял магазин, когда шальная пуля, прилетевшая от шоссе, ужалила казака в плечо.

— Жив, хлопец?

— Нормально, батько, — сквозь зубы процедил бывший омоновец, пытаясь взвести затвор. — Руку зацепило малехо, левую! Заживет до свадьбы!

От машин вновь ударил пулемет, длинная очередь стегнула по пригорку, за которым залегли казаки. Кто-то закричал от боли, его сосед молча сполз в низину, поймав грудью сразу несколько пуль. Боевики под прикрытием пулеметного огня пытались укрыться за машинами, уже поняв, что их противник занял позиции только с одной стороны шоссе. Стреляя на бегу, они скатывались в неглубокий овраг, оттуда открывая ответный огонь. Некоторые скатывались уже мертвыми — казачьи пули отыскивали свои цели, но и казаки уже несли потери. Один из боевиков, добравшись до спасительного кювета, остановился на самом краю его, развернулся, опустившись на колено посреди дороги, и успел выстрелить из подствольника. Взрывом ВОГа накрыло сразу троих, а через миг и чеченца срезала короткая очередь из казачьего АКМ.

— Батько, не сдюжить, — крикнул сквозь шум боя один из казаков. — Патронов уже кот наплакал!

— Вот курвины дети!

Атаман высунулся из-за пригорка, вдавив затыльник приклада «Сайги» в плечо, уже занывшее от отдачи. Перекрестье прицела легло на обтянутую кожаной курткой широкую спину боевика, бежавшего к обочине, подволакивая левую ногу. Казак нажал на спуск, чувствуя толчок отдачи, возле лица мелькнула дымящаяся гильза. Первый выстрел оказался неточным, пуля прошла выше и левее. Атаман привычно, словно вернулся в прошлое на двадцать пять лет, вновь оказавшись в ущелье под Баграмом, взял поправку, выстрелив трижды подряд. Он видел, как пули впиваются в спину, рвут ткань и плоть, швыряя тело на усыпанный гильзами и осколками стекла асфальт.

— Так тебе, паскуда!

Появившуюся на шоссе «Ниву» заметили не сразу. Ждали, что кто-то придет на выручку попавшей в засаду банде со стороны границы, а машина мчалась от райцентра, и когда казаки всполошились, было уже поздно. Назначенный в заслон ТАмреланом Цараевым Муслим, услышав по рации, что банда ведет бой, не долго раздумывал, двинувшись обратно. Остановив «Ниву» в трех сотнях метров от места боя, чеченцы высадились, бросившись к высотке, с которой и вели огонь казаки.

Об первого станичника Муслим едва не споткнулся, и, прежде, чем тот что-то сообразил, расстрелял его в упор из пулемета РПК. Еще один русский возник из-за бугра, как чертик из коробочки. Он только успел вскинуть карабин, нарезной охотничий «Лось-7», и тотчас был сметен шквалом автоматного огня, скатившись под ноги боевикам.

— Вперед, — крикнул Муслим, бросившись вверх по склону, и, подражая старшим братьям, добавил: — С нами Аллах!

Навстречу боевикам уже летели пули. Короткие автоматные очереди перемежались одиночными выстрелами из карабинов и ружей, и двое чеченцев повалились на землю, истекая кровью. Сам Муслим упал, откатившись за камень, и оттуда обдал холмик свинцом из своего пулемета. Рядом гудел ПКМ, редкими очередями огрызался АК-74. обходной маневр боевикам не удался, но их братья, пользуясь заминкой, успели выйти из-под обстрела, занимая позиции с другой стороны шоссе.

Стычка на фланге отвлекла казаков, не все из них имели такой боевой опыт, чтоб удерживать назначенные сектора огня, пока рядом их товарищи и «духи» в упор расстреливают друг друга, отделенные парой десятков шагов. Станичники отвлеклись, ослабили огонь, и этим немедля воспользовались прижатые к шоссе боевики. Двое чеченцев, пригибаясь, петляя из стороны в сторону, побежали от головного «Рейнджровера» к замершему посреди шоссе пикапу «Шевроле» с четырехместной кабиной, кузов которого был затянут брезентом. Он ехал в хвосте колонны, и был лишь чуть задет краем взрыва мины МОН-100. Несколько поражающих элементов прошили борт, убив тех, кто находился внутри, но в целом машина выглядела целой.

— Тикать надумали, сукины дети! — крикнул с азартом Гордеев, указывая на бандитов, мчавшихся быстрее зайцев. Прижимая локтем здоровой руки приклад АКС-74, он дал короткую очередь, видя, как пули уходят высоко вверх, никого даже не напугав. — Ах ты, черт! Батько, уйдут ведь!

— Черта с два, не уйдут! А-а, курвы!!!

Атаман высунулся над гребнем, и тотчас нырнул за укрытие, когда с шоссе грянул настоящий шквал огня. Укрывавшиеся за машинами или засевшие в овраге боевики били длинными очередями, не жалея патронов, чтоб прикрыть своих дружков.

— Твари!

Атаман перекатился правее, за огромный валун, и, приподнявшись над ним, выстрелил трижды подряд. Один из бежавших по дороге чеченцев, остановившийся, чтобы огнем прикрыть товарища, завалился на спину, выронив АКМС, которым воспользоваться так и не успел. Второй же продолжал бежать, не обращая внимания на свистящие вокруг пули.

— Сучье племя! — прорычал атаман, прикладываясь к прицелу. Он рванул спусковой крючок, уже не слыша звука выстрела, отрывистого, резкого, как удар бича, не чувствуя отдачи. Пуля прошла возле самой головы боевика, только дернувшегося в сторону, но продолжившего свой бег.

От шоссе длинной очередью ударил ПКМ, словно зашедшись в кашле. Несколько пуль чиркнули по валуну, служившему укрытием атаману, и каменное крошево впилось казаку в лицо, заставив того от души выругаться. А чеченец уже добрался до «Шевроле», но не полез в кабину, чтобы попробовать завести заглохший мотор и сбежать, вырваться из западни. Вместо этого он ловко запрыгнул в кузов пикапа, сорвав брезентовое полотнище.

— Вот, Гордеич, нам, кажись, и хана!

Атаман зло сплюнул на землю, увидев развернувшийся к позициям казаков ствол крупнокалиберного пулемета ДШКМ. А через секунду на дульном срезе полыхнуло пламя, словно чеченец сварку включил, и по склону свинцовым градом ударили тяжелый пули.

Когда позади мчавшегося со скоростью сто километров в час «Рейнджроера» громыхнуло, Тамерлан Цараев выругался, помянув шайтана, а Ваха едва не потерял управление. Внедорожник вильнул из стороны в сторону, чуть не вылетев в кювет. Пронзительно заскрипели тормоза. Что-то стукнуло по корпусу, и не сразу главарь чеченцев понял, что это пуля, прилетевшая откуда-то из степи.

— Засада! — крикнул Тамерлан. — Справа от дороги!

Сидевший позади Ахмед пинком распахнул дверцу, и тотчас оглушительно ударил его пулемет, а салон затянуло кислой пороховой гарью. Чеченец выпустил почти половину ленты, отсекая свинцовой завесой засевших возле дороги русских от сгрудившихся на шоссе машин, часть из которых уже охватило пламя.

— На выход, живо, — приказал Цараев, первым выпрыгивая из «Рейнджровера». — Ахмед, прикрывай нас! Эти шакалы на том холме! Не дай им поднять головы, брат!

Из степи зазвучали выстрелы, редкие, одиночные. Над головами чеченцев засвистели пули, а одна из них ударила в потрескавшийся асфальт у самых ног Цараева, выбив сноп искр.

— А, шайтан! — Боевик отпрыгнул, укрывшись за капотом «Рейнджровера», и вскинул АК-74, выпустив длинную очередь куда-то в пустоту.

Чеченцы выбирались из машин, и тотчас падали, сраженные редкими, но точными выстрелами русских. Не раз боевики точно так же устраивали засады, расстреливая метавшихся в панике врагов из укрытия, и теперь сами угодили в западню. Тамерлан Цараев бросил взгляд назад, увидев пикап «Шевроле», выглядевший абсолютно неповрежденным.

— За мной, Ваха, — приказал вожак своему бойцу. — Ахмед, прикрой нас, сколько сможешь! Прижми их к земле на пару минут! Ну, бегом!

Пулеметчик, установив ПКМ на капот, выпустил очередь по холмику, с которого обстреливали колонну, а Тамерлан, согнувшись в три погибели, выскочил из-за машины, бросившись к пикапу. За ним, что-то закричав бессвязно, кинулся Ваха, на ходу стреляя в сторону противника из АКМС. Цараев добежал до изрешеченного «Лендкрузера». Машину развернуло поперек дороги, дверцы ее были распахнуты, и на асфальт выпали тела боевиков, так и не успевших сделать ни одного выстрела. Нырнув за высокий борт внедорожника, Тамерлан, зарычав сквозь зубы, выпустил весь магазин в сторону русских, чувствуя, как вырывается из рук мгновенно раскалившийся АК-74.

Ваха, тяжело, с присвистом дыша, опустился на колени рядом с Цараевым. Вожак чеченцев, меняя опустевший рожок, приказал:

— Бежим к пикапу! Я первый, ты следом! Прикрывай меня! Просто стреляй, отвлеки этих шакалов!

— Я понял, амир!

— Приготовились, — Тамерлан Цараев подобрался, сжался в комок, чувствуя, как все тело колотит нервная дрожь. — Побежали!

Они выскочили из-за «Лендкрузера», Ваха, остановившись на миг, вскинул автомат, и тотчас, сдавленно вскрикнув, осел на асфальт, усыпанный стреляными гильзами. А Тамерлан уже забрался в кузов «Шевроле», стаскивая брезент, под которым был укрыт крупнокалиберный пулемет ДШКМ на самодельном станке. Он был уже заряжен и взведен, и все, что оставалось чеченцу, это развернуть оружие на цель, впившись до боли в ладонях в спаренные рукоятки на затыльнике пулемета, а затем нажать на гашетку.

Грохот выстрелов оглушил Тамерлана. Чеченец почувствовал, как вибрирует пол кузова под ногами, принимая отдачу. Под ноги со звоном посыпались гильзы, а над шоссе протянулась цепочка трассеров, бледными всполохами умчавшихся к холму. Первая очередь хлестнула по склону. Цараев взял поправку, второй очередью накрыв самый гребень.

— Вот вам, шакалы! — с азартом закричал боевик, чувствуя, как содрогается от мощной отдачи пулемет.

Что-то с лязгом ударило в самодельный щиток, прикрывавший стрелка от пояса до плеч, а затем пули градом забарабанили по кабине и низким бортам кузова. Развернув пулемет, Тамерлан выпустил в ответ остатки ленты, торопливо нырнув за новой, которых множество было уложено под ногами, заранее набитых патронами.

Что-то мелькнуло под облаками, черная точка, стремительно увеличивающаяся в размерах. Гул вертолетных турбин на миг заглушил все прочие звуки, даже не смолкавший треск выстрелов потонул в этом могучем рокоте. Под треск лопастей над шоссе низко-низко пролетела винтокрылая машина, и порыв ветра, порожденный винтом, швырнул в лицо Цараеву горсть мелкого песка и пыли.

Тамрелан увидел, как Ахмед, держа пулемет на весу, открыл огонь вслед стремительно промчавшемуся над головами чеченцев вертолету. Его поддержали и другие боевики. А Цараев, глянув в другую сторону, увидел, как из поднебесья на шоссе стремительно пикирует второй вертолет. Главарь бандитов торопливо откинул затвор ДШКМ, заправляя свежую ленту в пулемет. Он почти успел, оставалось только дослать патрон в ствол. В этот миг под короткими крыльями вертолета что-то сверкнуло, а через две секунды реактивный снаряд FFAR калибра семьдесят миллиметров прямым попаданием уничтожил пикап вместе с пулеметом и самим Тамерланом, так и не успевшим выстрелить.

Низкий утробный рокот ДШКМ, проклятой «сварки», памятной еще по афганской юности, перекрыл звуки перестрелки. Тяжелые пули ударили в склон холма, а одна угодила точно в тот самый валун, за которым залег атаман, разнеся его в пыль. Осколки каменными иглами впились в лицо, и казак запоздало закрыл ладонями глаза.

Рядом кто-то закричал от боли. Пятидесятиграммовая бронебойно-зажигательная пуля Б-32 калибром 12,7 миллиметра со стальным сердечником оторвала неосторожно выглянувшему из укрытия станичнику руку по локоть, и теперь он, вскочив на ноги, вертелся на месте, ничего не замечая вокруг и пытаясь пережать культю, из которой хлестала потоком кровь.

— Подавить пулемет, — хрипло прокричал атаман. — Весь огонь на пулеметчика! Заткните его, хлопцы!

Сразу несколько казаков открыли частый огонь из карабинов и ружей по «Шевроле», заставив чеченца скрыться. В этот миг еще один боевик высунулся из-за соседней машины, уже превращенной в настоящее решето. Он забросил на плечо цилиндр противотанкового гранатомета РПГ-26. Звук выстрела на миг заглушил треск автоматов, и над асфальтом скользнула дымная стрела реактивной гранаты.

— Батько, атас! — успел крикнуть Гордеев, пытавшийся стрелять, удерживая «калаш» здоровой рукой. — Гранатомет!

Кумулятивная граната ПГ-26 взорвалась в десятке шагов от атамана, и того отшвырнуло на жесткую землю. Перед глазами казака вспыхнул настоящий фейерверк, а когда он пришел в себя, первым, что увидел, были пронесшиеся над шоссе на бреющем серыми тенями вертолеты.

Морские пехотинцы, грохоча ботинками, бежали по бетонному покрытию летного поля к вертолету UH-1Y «Веном», уже раскручивавшему лопасти несущих винтов. Рядом с ним замер, прижавшись к серым квадратам взлетной полосы, ударный AH-1Z «Вайпер» с полным вооружением на внешней подвеске, пусковыми установками противотанковых ракет «Хеллфайр» и блоками семидесятимиллиметровых НАР. Капитан Энрике Мартинес, полностью экипированный, с карабином М4А1 с подствольным гранатометом, в надвинутой на самые глаза каске, наблюдая за суетой на летном поле краем глаза, выслушивал последние указания своего командира.

— «Хищник», выполняя контрольный облет, обнаружил автоколонну, движущуюся на северо-запад, — сообщил командир батальона морской пехоты, лично вышедший провожать своих людей. — Восемь машин, у пассажиров оружие. Вероятно, это чеченцы. Случаи нападения бандитов на мирное население в соседних регионах уже были, капитан, как и жертвы среди гражданских. Сейчас этот отряд в квадрате Ромео-восемь, «Пионер» его сопровождает. Я приказываю вам остановить чеченцев, разоружить их и заставить вернуться обратно! Ваш позывной — «Птица-один», капитан! С вами пойдет «Гадюка» огневой поддержки, ее позывной «Птица-два», я, как обычно «Гнездо». Будьте на связи, обо всех изменениях докладывайте немедленно! Если вам окажут сопротивление, разрешаю применить оружие!

Полковник Джек Райс требовательно взглянул на своего офицера, и Энрике, что было духу, гаркнул прямо в лицо своему командиру:

— Есть, сэр! Приказ ясен, сэр!

— Выполняйте, капитан! И не рискуйте напрасно своими парнями!

Мартинес, придерживая висевший на плече карабин, бросился к вертолету, последним поднимаясь на борт готовой взмыть в небо винтокрылой машины. Его бойцы уже были внутри, рассевшись на жестких сидениях. Ухватившись за поручень, капитан рывком забросил свое тело в десантный отсек, занимая место за пулеметом М134 «Миниган», установленным в проеме.

— Взлетаем, сэр! — крикнул сквозь вой спаренных турбин «Дженерал Электрик» пилот в глубоком шлеме и очках, почти полностью скрывавших его лицо.

Вертолеты оторвались от земли почти одновременно, синхронно развернувшись и взяв курс на север. Взглянув направо, Мартинес увидел что «Кобра», основной вертолет огневой поддержки Морской пехоты, переживший очередную модернизацию, бог весть какую по счету за полувековую карьеру, и теперь почти не уступавший по возможностям армейскому АН-64 «Апач», заняла эшелон полусотней футов выше. Кто-то из моряков, тоже заметив эскорт, помахал рукой, и капитан увидел, как пилоты «Гадюки» машут в ответ, приветствуя братьев по оружию.

Встречный ветер продувал насквозь десантный отсек, в котором теснились полторы дюжины полностью экипированных бойцов. Моряки щурились, прикрывая глаза руками, кто-то опустил на глаза пластиковые очки, спасаясь от настоящей песчаной бури, поднятой винтами взлетавших вертолетов. Энрике Мартинес глянул вниз, увидев, как исчезает, уносясь назад, знакомая панорама аэродрома Грозный-Северный, основной базы американской морской пехоты здесь, в Чечне, переименованного самими американцами в Кэмп-Индия. Как на ладони были видны стоявшие вне ангаров, в полной готовности к взлету, вертолеты и самолеты. По периметру летного поля выстроились «Хаммеры» и бронемашины LAV-25, образовавшие последний рубеж обороны авиабазы. И возле одного из бронетранспортеров, нацелившего тонкий, как жало, ствол автоматической пушки куда-то в небо, командир морских пехотинцев увидел неподвижную фигуру девушки, покрывшей голову черным траурный платком.

Лейла Дадоева, последняя из своей семьи, истребленной чеченскими боевиками в Урус-Мартане, вышла провожать в очередной вылет своего спасителя. Энрике Мартинес знал, что чеченка так будет ждать его возвращения на краю летного поля, глядя в небо, и безошибочно узнает тот вертолет, что принесет обратно на базу капитана. И лишь увидев, как он снова ступит на землю, живой и невредимый, Лейла молча развернется и уйдет обратно в штаб.

Геликоптер набирал высоту, карабкаясь куда-то под облака. Мелькнули окраины чеченской столицы, еще носящие на себе следы отгремевших почти полгода назад боев, зазмеилась серая лента дороги, по которой ползли неторопливо редкие грузовики и автобусы, курсировавшие между поселками.

Весь полет занял не больше десяти минут. С воздуха невозможно было понять, где заканчивается территория Чечни, и начинается Ставропольский край. Всюду одинаковая серая блеклая степь, рассеченная полосой автомобильного шоссе, пару раз мелькнули в стороне хутора, обнесенные высокими заборами, похожие на приготовившиеся к вражескому штурму крепости.

— Капитан, сэр, смотрите, — один из моряков, замотавший лицо до самых глаз клетчатым платком-шемахом, указывал на дорогу, служившую единственным видимым ориентиром. — Вон они!

Несколько машин, в основном внедорожники, сгрудились на шоссе, полностью перекрыв движение. Между ними была видна какая-то суета, люди, похожие с высоты четырех сотен футов на муравьев, бегали туда-сюда.

Командир морских пехотинцев достал ноутбук, подключенный к «тактическому интернету». Несколькими кликами мыши он вызвал на экран картинку напрямую с камер кружившего в трех с половиной тысячах футов над местом боя беспилотного разведчика RQ-2С «Пионер», недосягаемого для возможного огня с земли, просто невидимого для тех, кто находился внизу, занятый всецело истреблением себе подобных.

— Посмотрим, какие тут есть сюрпризы, — хмыкнул Мартинес, вглядываясь в понятную до мелочей для опытного глаза картинку. — Отлично! Слева от шоссе группа целей. Укрыты за гребнем холма. Вероятно, это местные. Дьявол, они же устроили засаду на банду!

«Дрон», паривший под облаками, сканировал землю в инфракрасном режиме, и никакой камуфляж, самый искусный, не мог спасти от его всевидящего взгляда. Установленная на стабилизированной платформе под фюзеляжем электронно-оптическая камера Wescam DS-12, способная вести съемку как в видимом, так и в инфракрасном диапазоне, позволяла капитану Мартинесу видеть все, что происходило внизу, точно рассчитывая каждый свой маневр.

— Снижайся до двухсот футов, — приказал пилоту Энрике Мартинес. — Пройди вдоль автострады!

«Веном», полого скользя к земле, пролетел над асфальтовым полотном шоссе, и капитан Мартинес смогу понять, что не все люди там, внизу, бегают. Вокруг машин хватало неподвижно лежавших фигур, а на обочине были видны черные проплешины взрывов.

— Там идет бой, сэр! — заметил морпех, сидевший напротив Мартинеса и с интересом наблюдавший за происходящим на земле.

Что-то сверкнуло внизу, и Энрике увидел летящие вслед их геликоптеру трассеры, похожие на искры над костром. Пули с дробным грохотом забарабанили по днищу, и один из десантников закричал от боли, сжимая обеими руками колено, штанина на котором мгновенно потемнела от крови.

— Хесус Мария! — выдохнул Мартинес. — Мы под обстрелом! Эти ублюдки в нас стреляют! Гнездо, — вызвал он командный центр, — здесь Птица-один, мы атакованы с земли! Открываем ответный огонь! — И сразу же переключаясь на другую частоту, обратился к своему грозному эскорту: — Птица-два, нужна огневая поддержка!

Внизу вновь сверкнула вспышка, и командир морпехов увидел, как дымная игла реактивной гранаты настигает вертолет. Пилот UH-1Y, настоящий ветеран, помнивший небо Ирака и Афганистана, отлично узнавший на своей шкуре, что такое зенитный огонь, вышел из-под обстрела энергичным маневром, так что моряки едва не выпали наружу, а ракета бессильно взорвалась в нескольких десятках метров, когда сработал самоликвидатор. А «Кобра», набирая высоту, уже заходила на цель.

Энрике Мартинес увидел, как из-под крыльев «Кобры» сорвались огненными каплями неуправляемые ракеты «Гидра-70», и там, куда они обрушились, вспухли огненные шары. А затем на носу AH-1Z вспыхнуло пламя, и по шоссе свинцовым валом прокатился град двадцатимиллиметровых снарядов, выпускаемых автоматической трехствольной пушкой М197 со скоростью полторы тысячи штук в минуту. Длинная очередь буквально разрезала пополам угловатый черный внедорожник, возвышавшийся на обочине, вместе с теми, кто скрывался за его высоким бортом.

— Ублюдки! — Энрике Мартинес подскочил к турели с «Миниганом», щелкнув тумблером подачи питания. — Гребанные выродки!

Капитан ухватился за рукоятки управления огнем, вдавив клавишу гашетки, и от дульных срезов всех шести стволов вниз, к дороге, устремился сплошной поток пламени. Турель почти полностью гасила отдачу, которую не смогу бы выдержать ни один человек, только вибрация передавалась стрелку, водившему стволами из стороны в сторону и отчетливо видевшему, как шквал пуль рвет на куски тела боевиков, пытавшихся укрываться за машинами.

— Капитан, сэр, — один из моряков тронул Мартинеса за рукав, указывая в сторону. — Ублюдки пытаются сбежать!

— Черта с два!

Покрытая толстым слоем пыли и грязи «Нива» сорвалась с места, и, лавируя меж расстрелянных, буквально изрешеченных шквалом огня с земли и с воздуха машин, двинулась в сторону далекой отсюда границы. Энрике Мартинес повел стволами, взяв упреждение, и вновь нажал на гашетку. Звук пулеметной очереди, похожий на звериный рык, заглушил все остальные звуки, и морпех подхватил этот рык, когда увидел, как рой пуль, выпущенных из «Минигана», накрыл удиравшую машину свинцовым облаком.

— «Птица-два», я «Птица-один», — Мартинес щелкнул тангетой рации, вновь вызывая экипаж вертолета огневой поддержки. — Зависни в полумиле от шоссе, веди наблюдение! Будь готов прикрыть нас огнем!

— Роджер, «Птица-один»!

— Будь внимателен, — напомнил Мартинес. — По данным разведки противник располагает ПЗРК!

«Кобра», из-под крыльев которой хищно щерились обтекателями блоки ракет, взмыла над затянутым дымом шоссе, уходя в сторону по широкой дуге. Мартинес, протиснувшись между пилотами, приказал:

— Садимся!

— Есть, сэр!

«Веном», разгоняя лопастями дымную пелену, коснулся земли полозьями шоссе в сотне ярдов от дороги, и Энрике Мартинес первым спрыгнул на землю. Отскочив в сторону, он припал на колено, вскидывая карабин и беря на прицел горящие остовы машин. Следом за ним выскакивали, рассыпаясь цепью, остальные морпехи. Ротный старшина Бенджамен Коул, сошедший на землю следом за своим командиром, плюхнулся на живот, упирая в землю сошки пулемета М240, готовый смести любого противника, какой мог уцелеть в разверзшемся на шоссе аду, шквалом пуль калибра 7,62 миллиметра.

— Вперед, — приказал Мартинес, встав и махнув рукой в направлении дороги. — Смотреть в оба! Если кого-то увидите — огонь на поражение! Джилли, прикрой нас! Будь на связи! Пошли, парни!

Капрал Стивен Джиллис упал за ближайший камень, направив на шоссе полуавтоматическую винтовку Mark-11 mod.0. В мощный оптический прицел «Леупольд» LRT переменной кратности он мог видеть все, что происходит среди вздымавшихся над автострадой клубов дыма и пыли, и был способен с первого выстрела вогнать пулю калибра.308 в цель размером с лист блокнота за сотню ярдов. Остальные моряки, не сводя стволов и напряженных взглядов с ленты дороги, загроможденной горящими машинами, редкой цепью двинулись вперед.

— Внимание, движение на двух часах! — раздался в наушнике чуть искаженный шумом помех голос снайпера, прикрывавшего моряков. Услышав это, Энрике Мартинес развернулся, и ствол его карабина оказался направлен прямо в грудь выскочившему из-за расстрелянной машины чеченцу.

— Эй, стоять, — крикнул капитан, даже не поняв, что произнес это по-английски. — Брось оружие!

Это был совсем еще мальчишка, на вид лет восемнадцати или еще моложе. Но на нем был разгрузочный жилет, на голове — зеленая повязка, как у настоящего вахабита, а в руках — автомат АКМС с кривым магазином и складным плечевым упором.

— Оружие на землю! Живо!

Чеченец помедлил пару секунд. На него уже были нацелены с полдюжины стволов, морпехи обступили боевика со всех сторон, и их пальцы подрагивали на спусковых крючках. Парень затравленно глядел на американцев, он был напуган, перепачкан копотью, а из ушей бежали по грязным щекам струйки крови. Внезапно чеченец, оскалившись, точно безумец, и что-то прокричав, вскинул «калашников».

— Огонь!

Морпехи нажали на спуск, не дожидаясь команды капитана Мартинеса. Затрещали автоматные очереди, сам Энрике выпустил в упор три или четыре патрона, и видел, как чеченца сбило с ног свинцовым шквалом. И тотчас где-то за спиной раздались частые выстрелы из снайперской винтовки, отрывистые, сухие, как удары кнута.

— Джилли, доклад! — прокричал в микрофон Мартинес.

— Пулемет на семи часах! Цель поражена! Чисто!

— Чертов сопляк, — Мартинес, не ослабляя хватку на оружии, подошел ближе к расстрелянному едва ли не целым отделением чеченцу, убедившись, что зрение его не подвело. Это был мальчишка, даже бороду отрастить еще не успел, так, какая-то клочковатая щетина. Но, черт возьми, у него было оружие в руках и он хотел стрелять в морских пехотинцев, хотя достаточно было просто бросить автомат на землю, и тогда этот пацан остался бы жив.

— Сэр, кто-то идет, — один из моряков, вооруженный вместо карабина полуавтоматическим дробовиком «Бенелли» M1014 JSCS двенадцатого калибра, указал на фигуры людей, возникшие по другую сторону дороги. Один из незнакомцев размахивал чем-то белым над головой, но Мартинес уже видел оружие в его руках.

— Внимание! Огонь открывать по команде! Смотреть по сторонам!

К американцам вышли трое, явно не чеченцы. Первым шагал плечистый упитанный мужик с роскошными усами подковой. В одной руке у него был белый платок, второй он держал за цевье странную винтовку, похожую на АК, но с необычно длинным стволом, трубой оптического прицела над ствольной коробкой и ортопедическим прикладом с вырезом. Слева от него пружинисто шагал парень в потертом выцветшем камуфляже с трехцветным шевроном на рукаве и с автоматом АК-74 на плече, а справа — еще один мужчина в штатском и с обычной двустволкой.

— Стоять! — крикнул Мартинес, на этот раз уже по-русски. — Ни с места! Кто такие?

Этих троих парни Мартинеса могли снять за три секунды, но капитан видел движение на гребне невысокого холма и был уверен, что он и его моряки тоже на прицеле. Правда, сам холм был на мушке у «Кобры», зависшей вне досягаемости из стрелкового оружия, и одного залпа хватило бы, чтобы срыть холмик до основания.

— Я глава администрации станицы Осиновской, — назвался усатый мужик. — Эти бандиты хотели напасть на наш поселок. Мы — отряд местной самообороны. Спасибо, что вмешались!

— Стойте на месте, — повторил командир морских пехотинцев. — Иначе откроем огонь!

Поднеся к губам микрофон рации, Энрике Мартинес переключился на частоту базы, четко произнеся:

— Гнездо, это Птица-один! Противник уничтожен, у нас есть раненый! Здесь вооруженные гражданские из числа местных жителей, Гнездо! какие будут указания?

— Птица-один, приказываю разоружить все незаконные формирования, — немедленно отозвался командир батальона, словно только и ждал, когда Мартинес выйдет на связь. — Повторяю, гражданских разоружить!

Переговоры заняли не больше минуты, и все это время трое русских, так и не выпустившие оружие из рук, хотя и направившие стволы в землю, стояли неподвижно, словно изваяния. На каждого было направлено не меньше двух стволов. Напряжение повисло в воздухе, становясь таким же ощутимым, как запах горелой резины, от которого першило в горле. Морпехи едва сдерживались от того, чтобы нажать на курок, изрешетив ничем не прикрытых русских, выглядевших на удивление спокойными.

— Вы обязаны сдать оружие, — потребовал Мартинес, выйдя вперед и взглянув в глаза назвавшемуся главным русскому.

— С какой стати? Посмотри вокруг! На нашу станицу хотела напасть вооруженная до зубов банда, рыл сорок, не меньше! Нас никто не защитит кроме нас самих! Здесь ни власти, ни закона! И мы не обязаны выполнять ваши приказы, эта территория вне вашей зоны ответственности! Это из-под вашего крылышка сюда притащилась целая банда, и не в первый, между прочим, раз!

— Это не бандиты, это дети, — помотал головой Мартинес. — И вы их расстреляли из засады.

— У этих детей до черта оружия, и совсем не игрушечного! Они сюда не погулять приехали, мать вашу! Подумай, что они сделали бы с нашими женщинами, если бы нам нечем было их остановить! Американец, это наша земля, и мы хотим ее защищать, защищать наших детей, наших жен, наши дома! И будем это делать! Мы не воюем с вами, и не воюем с чеченцами, но никому не позволим приходить в наш дом с оружием, грабить и насиловать! Если хотите стрелять — жмите на курок сейчас!

— Черт возьми! — разозлился офицер. Энрике Мартинес понимал, что приказ штаба ошибочный, оттуда, наверное, плохо видно, кто бандиты и террористы, а кто просто спасает свои жизни. И он принял решение, сказав русскому: — Убирайтесь отсюда, живо! Если через пять минут мы увидим кого-то из вас, откроем огонь!

Русские развернулись, двинувшись обратно на холм под пристальными взглядами моряков, постоянно ожидавших какой-то хитрости. И лишь окончательно убедившись, что русские уходят, Энрике Мартинес скомандовал:

— Собрать оружие! Стаскивайте трупы на обочину! Выставить наблюдение!

Пока четверо моряков, вооруженных снайперской винтовкой и пулеметом, контролировали подходы к шоссе, остальные, в том числе и капитан Мартинес, считавший, что офицерские погоны даны вовсе не для того, чтобы отлынивать от работы, занялись тем, что один из морпехов назвал, матерясь, «генеральной уборкой». Кто-то тащил на обочину тела убитых чеченцев, подхватив их за руки-ноги. трупы выкладывали в ряд, и Энрике Мартинес с удивлением понял, что из десяти мертвецов девять погибли, не дожив и до восемнадцати лет, и короткие бородки не могли обмануть командира морских пехотинцев.

— Это же пацаны, — с удивлением воскликнул моряк, только что кинувший на обочину замотанный в обрывки камуфляжа кусок пропеченного мяса, в котором едва угадывались очертания человеческого тела. — Сопливые щенки, а не «духи»!

— Эти щенки всей стаей запросто порвут кого угодно, — хмыкнул Мартинес, указав на кучу оружия, собранного в разгромленной колонне.

Трофеи американцам достались солидные. Кроме АК разных модификаций морпехам достались почти целыми три пулемета ПКМ и пара легких РПК с рожками или дисковыми магазинами. В одной из машин нашли целый вещмешок, полный ручных гранат, а в другой — связку противотанковых гранатометов РПГ-26. Энрике Мартинес только поежился, представив на миг, что гранатометы не лежат мирно в багажнике, а оказались в руках чеченцев в тот миг, когда над шоссе появились американские вертолеты. Талибы, набившие руку, еще воюя с советскими солдатами, залпом из десятка РПГ могли сбить вертушку почти со стопроцентной вероятностью. Глупо было полагать чеченских боевиков, сражавшихся с русскими уже почти двадцать лет, менее искусными.

— Какого черта мы торчим в Чечне, если местные устраивают набеги на соседние штаты, как какая-то орда варваров? — мрачно спросил капитана один из его бойцов, утирая текущий по лбу градом пот. — Мы просто смотрим, отгородившись высокими стенами. А эти сопляки где-то добыли чертову кучу стволов и наверняка устроили бы настоящую резню, если бы не эти русские. Между собой муслики, кажется, уже навоевались, и теперь решили взяться за соседей.

Энрике Мартинес помотал головой, ничего не ответив. Банда, уничтоженная посреди степи, была не первой, устроившей такой рейд, и их предшественники оказались несколько удачливее. Русские до сих пор не создали эффективной полиции, порядок поддерживался в отдельных городах, жителям же небольших поселков, отрезанных от цивилизации десятками миль безжизненной равнины, оставалось полагаться на самих себя — или на Господа Иисуса. Чечня была похожа на кипящий котел. Несколько месяцев подряд, с самой капитуляции русских, там шла настоящая резня между кланами, поделившими всю территорию бывшей республики.

Последнее время наступило затишье, сильные урвали себе по куску и пока переваривали добычу, слабые оказались уничтожены, но напряжение никуда не исчезло. Еще немного — и адское варево хлынет через край, заливая все вокруг. Но командир морских пехотинцев понимал, что их слишком мало, чтобы устанавливать в этом диком краю свои порядки. Двадцать четвертый экспедиционный батальон Морской пехоты, в чьей зоне ответственности находился этот регион, насчитывал всего две с половиной тысячи человек, из них почти полторы было расквартировано в чеченской столице, а остальные малыми гарнизонами стояли в других городах крупных поселках. Этих сил еще как-то могло хватить, чтоб напомнить местным о присутствии американцев, но для вмешательства в происходящее было явно недостаточно. В Чечне каждый мужчина, мальчишка мог быть солдатом. Оружия тоже хватало, его в каждом доме было полно, и людей, умеющих воевать, тоже было полно, многие вообще ничего больше не умели, только нажимать на курок. Среди местных было немало таких, кого еще учили инструкторы из Турции, Саудовской Аравии, Иордании. Тронь их — и вспыхнет настоящая война, потому, наверное, командование и предпочитало делать вид, что никаких чеченцев рядом вообще нет, а те делали вид, что не замечают в упор американцев, безвылазно сидевших на своих укрепленных базах.

— Интересно, где «духи» достали такую кучу оружия? — спросил, скорее самого себя, чем своего командира, моряк, остановившийся отдышаться. — Они воюют непрерывно, должны были истратить все запасы, но вместо этого с каждым днем у них все больше стволов на руках! Как будто готовятся к очередной войне! Все новое, гранатометы, ракеты, видели даже снайперские винтовки пятидесятого калибра и ПЗРК!

Энрике Мартинес пожал плечами, помотав для убедительности головой. Морские пехотинцы даже не пытались охранять границы, лишь для видимости вели наблюдение с беспилотников, и караваны боевиков, приходящие с юга, могли беспрепятственно передвигаться по территории Чечни, перевозя все, что угодно. Ну а то, что на большей части попадавшего в республику оружия были клейма иранских и китайских государственных заводов, могло оказаться просто случайностью. Или не могло, но об этом американские морские пехотинцы старались не задумываться.

— А ведь эти русские едва не устроили стрельбу, когда вы потребовали их сдать оружие, капитан, сэр, — заметил тот же морпех.

— В таком случае, нам пришлось бы не сладко, — скривился, сплюнув под ноги, капитан Мартинес. — Надо было бы таскать и их трупы тоже, будь я проклят!

Разговорчивый морпех кивнул, наверное, как и его командир, представивший, что сделал бы с русскими, вооруженными охотничьими ружьями, штурмовой вертолет «Кобра». Это был бы даже не бой, так, стрельба по мишеням в тире, ведь местные, в отличие от пришедших с юга чеченцев, не имели ни одного РПГ.

— Здесь раньше жили казаки, особая каста, — сообщил Энрике Мартинес, блеснув знаниями. На самом деле все время, что его батальон находился в Чечне, офицер читал, стараясь узнать как можно больше о том мире, в который он попал. Читал, используя для этого каждую свободную минуту, жадно, запоем, все подряд, что попадалось на глаза, словно боялся не успеть прочесть нечто важное.

— Казаки?

— Когда у русских не было даже коммунистов, а был царь, казаки считались элитными войсками, почти как «рейнджеры». В мирное время они растили хлеб и пасли скот, селились на границе Российской Империи, первыми оказываясь на пути любого врага. А когда их призывали на службу, казаки должны были явиться со своим оружием в отличие от остальных солдат, которые получали все необходимое из арсеналов. У них часто укрывались преступники, и власти не имели шансов получить этих преступников обратно для суда и наказания. Казаки всегда жили по своим законам, никому не подчиняясь. Они ценили свободу. Когда в России произошла революция, казаки воевали с коммунистами до последнего, и были уничтожены почти все. Те русские, которых мы видели — потомки настоящих казаков. Они могут постоять за себя и никому просто так не дадутся, даже нам. Если станет по-настоящему горячо, проще их всех уничтожить сразу, не дав времени на ответный выстрел. Если бы эти парни получили побольше настоящего оружия, они бы сами навели порядок в Чечне и никого не пустили через свои границы. И знаешь, я их понимаю, ведь эти люди защищают свои дома и свои семьи, они ни на кого не хотят нападать, хотя бы потому, что им есть, что терять.

Моряки, ругаясь сквозь зубы, между тем закончили свою работу. Трупы сбросили в овраг у дороги, и, не долго думая, облили бензином из канистры, отыскавшейся в одной из принадлежавших прежде самим чеченцам машин, а затем зажгли. Пламя взметнулось высоко над степью, и морпехи поморщились от запаха горелого мяса, волной растекшегося по округе.

Отойдя от места огненного погребения, Энрике Мартинес задумчиво взглянул на кучу оружия, собранного на месте боя его людьми. Подошел ближе, подняв с земли АК-74, повертел автомат в руках, убедившись, что он был хотя и старого образца, еще с деревянным цевьем и прикладом, но в идеальном состоянии, будто только утром его взяли со склада. «Калашников» американский офицер уважал, как и любой, кому приходится пользоваться оружием не в тире, а в бою, когда от надежности механизма зависит собственная жизнь. АК-74 был настолько надежен, насколько этого можно вообще ждать от творения рук человека. В прочем, менять на него свой М4 Энрике Мартинес не собирался, ведь карабин при должной заботе был не менее безотказным, превосходя «калашников» в точности.

Морским пехотинцам достался неплохой арсенал. Среди того, что подобрали с тел погибших чеченцев, кроме «калашниковых» калибра 7,62 и 5,45 миллиметра, было несколько пулеметов, в том числе два могучих ПКМ, на которые пулеметчики из взвода Мартинеса смотрели не без зависти. Нашлась также пара снайперских винтовок СВД, одна из них — в десантной модификации, со складывающимся прикладом и укороченным пламегасителем.

— Что будем со всем этим делать, командир? — спросил старшина Коул, незаметно подошедший к пребывавшему в раздумье капитану. Разговаривая, морпех смотрел не на собеседника, а на ближайшие холмы, и туда же был направлен ствол М240, который старшина держал наперевес без видимого усилия, несмотря на килограммов веса.

— По правилам мы должны доставить все на базу, и там уничтожить.

— Именно так мы и обязаны поступать, верно. Но мне кажется, командир, ты что-то задумал?

Бенджамен Коул испытующе взгляну на капитана, и Мартинес согласно кивнул — скрывать хоть что-то от того, с кем вместе они встретили атаку русских танков, кто собой закрывал капитана от пуль и рвущихся вокруг снарядов, Энрике не мог и не хотел.

— Мы не всегда будет такими же расторопными, как сейчас, сержант, — произнес негромко Энрике Мартинес. — Сегодня русским повезло, но в другой раз, когда нас рядом не будет, много они смогут сделать против такой же банды с охотничьими ружьями? Мы не вмешиваемся в дела местных, ничего не делаем, что защитить мирное население, и, по мне, будет справедливо, если мы позволим русским самим себя защищать. Думаю, это оружие может им пригодиться, во всяком случае, это лучше, чем пустить его под пресс!

— Как бы из этого оружия русские потом не стали стрелять в нас же! Они могут и не оценить твою заботу, капитан!

— Мы сюда явились непрошеными, разрушили их страну, и ничего не делаем, чтобы вернуть мирную жизнь. Русским есть за что нас ненавидеть, верно. Но я думаю, у тех парней, которых мы с тобой видели здесь, найдутся дела поважнее, чем устраивать партизанскую войну. Например, защищать свои дома и свои семьи от всяких выродков. И я хочу им помочь в этом, сержант!

Коул ничего не ответил, только пожав плечами. Ни он, ни один из морских пехотинцев не стал возражать и тогда, когда Энрике Мартинес приказал оставить на месте половину трофеев и почти все боеприпасы, приказав погрузить в вертолет лишь гранатометы и снайперские винтовки — его щедрость все-таки имела разумные границы.

— Уходим отсюда, парни, — приказал капитан Мартинес, бросив последний взгляд на место короткого, но ожесточенного боя. — Все в вертолет!

Морские пехотинцы, один за другим, забрались в десантный отсек UH-1Y «Веном», рассаживаясь на жестких сидениях. Пилот, дождавшись, когда все оказались на борту, предупредил:

— Взлетаем!

Вертолет плавно оторвался от земли, окутанный клубами пыли, и, набирая высоту, лег на обратный курс, в сторону чеченской границы. «Кобра» огневой поддержки заняла привычную позицию выше и правее, словно сторожевой пес, готовый в любой миг по команде хозяина броситься на любого врага. А еще выше парил беспилотный разведывательный самолет RQ-2 «Пионер», в баках которого горючего оставалось только на обратный путь до базы.

Моряки уже не видели, как к месту боя со стороны казачьей станицы подошла небольшая колонна, три машины, битком набитые вооруженными казаками. Станичники споро загрузили оставшееся на месте стычки оружие, сложенное на обочине, забросили цинки с патронами, и, не забыв обыскать прилегающую территорию, двинулись обратно. А в это время вертолеты Морской пехоты уже летели над окраинами Грозного.

С высоты нескольких сотен футов Энрике Мартинс, положивший на колени карабин М4А1, смотрел на город, раскинувшийся во всю ширь, до самого горизонта. Были видны покрытые копотью, разрушенные артиллерийским огнем и бомбардировками дома, свидетели давних боев, сотрясавших чеченскую столицу. С ними соседствовали современные небоскребы, громады из стекла и стали, построенные буквально в последние дни перед началом операции «Доблестный удар». Их строили русские, на русские деньги, но для чеченцев. С тех пор ни в Грозном, ни где-либо в Чечне, не строили почти ничего, если не считать полуподпольных нефтяных скважин и нефтеперегонных заводов, единственного намека на промышленность. Даже скот в горах почти не растили, вместо этого его угоняли друг у друга, забираясь и в соседние регионы. Но, несмотря на это, в городе было многолюдно, на улицах хватало дорогих авто, роскошных седанов «Мерседес» и БМВ, внедорожников «Лексус», даже «Хаммеров».

Пролетев над городом и вызвав оживление среди бродившего по улицам люда, вертолеты приземлились на аэродроме Грозный-Северный, единственном островке спокойствия в бурлящем море, раскинувшемся вокруг. Каменная стена, сложенная из толстых плит, обрамленная минными полями, отрезала кусок чеченской земли от окружающего мира, на который поверх ее гребня, увитого колючей проволокой, уставились стволы шестидюймовых гаубиц М777, минометов, сорокамиллиметровых автоматических гранатометов и пулеметов «Браунинг» пятидесятого калибра. И как только Энрике Мартинес ступил на бетон летного поля, к нему молча приблизилась Лейла Дадоева. Девушка, не произнеся ни слова, протянула капитану флягу, наполненную чистой водой, опуская взгляд.

— Спасибо!

Энрике Мартинес сделал большой глоток, передав флягу старшине Коулу. Сосуд пошел по рукам, словно морские пехотинцы причащались, будто в храме. На них смотрели со всех сторон, но никто не пытался шутить или как-то комментировать происходящее. К этому странному ритуалу уже привыкли, только новички, лишь недавно прибывшие на базу по замене, уставились на происходящее с удивлением.

— Спасибо, — еще раз поблагодарил капитан Мартинес чеченку по-русски, протягивая ей заметно полегчавшую флягу.

Лейла так же молча развернулась, двинувшись к казармам, расположенным вдоль кромки летного поля. А навстречу ей уже выкатывался из-за ангаров «Хаммер» с красными крестами, чтоб забрать раненого морпеха и доставить его в госпиталь.

— Всем вернуться в расположение, — приказал Энрике Мартинес. — Отдыхайте, парни! Вы все хорошо сегодня поработали!

Сам командир отправился в штаб, где его доклада уже ждал полковник Райс. Рассказ Мартинеса об инциденте на шоссе не произвел особого впечатления на командира батальона. Здесь, в Чечне, стреляли каждый день, все воевали со всеми, и это была лишь одна из многочисленных стычек. Люди уже привыкли к крови и постоянной близости смерти. Короткий бой, конечно, вошел в оперативную сводку, увязнувшую в потоке информации, соединявшем базу в Грозном с вышестоящими штабами, и вскоре об этом происшествии забыли, чтобы вспомнить намного позже.

События в Чечне были тайной для большинства жителей огромной страны, и не потому, что о них молчали. Просто для миллионов москвичей, петербуржцев, жителей других русских городов и деревень от псковских лесов до камчатских сопок все это имело значение намного меньшее, чем то, чем они будут завтракать, кормить своих детей. Ничего не знал о происходящем и Хусейн Шарипов, до которого новости вообще доходили долго с тех пор, как полевой командир, перешедший на легальное положение, прибыл в Архангельскую область. Американцы щедро платили ему и его людям за то, что чеченцы решали чужие проблемы, обеспечивая безопасность строящегося нефтепровода. Решали так, как умели, кровью заливая любые попытки сопротивления, но северные леса скрывали все, а американцы… Американцы как раз и платили щедро, не жалея долларов, за то, чтобы никогда больше об этих проблемах не слышать.

Хусейн Шарипов давно забыл о своей родине, не интересуясь новостями, изредка доходившими до него с увенчанных снежными шапками гор, а в последнее время он оказался не в курсе даже того, что происходило вокруг. Последние недели боевик провел в американском госпитале, ставшем для вольнолюбивого чеченца настоящей тюрьмой. Он уже вполне пришел в себя после долгого перехода через дикие леса, раны зажили и силы вернулись. Только по ночам снились братья, так и оставшиеся в той русской деревне навсегда.

Джеймс Уоллес навестил полевого командира лишь раз, вскоре после того, как Шарипова доставил в госпиталь патруль Сто первой воздушно-штурмовой дивизии, подобравший едва державшегося на ногах, истекавшего кровью чеченца у самой границы американской зоны ответственности. Агент ЦРУ без приглашения, без стука вошел в отдельную палату, у дверей которой дежурили, сменяя друг друга, американские десантники. Хусейн, лежавший неподвижно на жесткой койке, молча наблюдал за гостем, сверкая яростным взглядом. А американец подошел к окну, задумчиво глянув наружу, молча подвинул стул поближе к кровати, и, усевшись на него, закинул ногу на ногу.

— Ты нам прибавил головной боли, — процедил сквозь зубы Уоллес. — Создал немало чертовых проблем! Какого дьявола тебе потребовалось лететь на русскую территорию?!

— Это была месть. Я должен был отомстить за своих братьев, взять с русских плату кровью. Это закон моего народа, закон гор.

— Ты кретин! — Уоллес с вызовом посмотрел в глаза Шарипову, при этих словах нервно дернувшемуся, словно намеревался вскочить с постели. — Мы платим тебе деньги, и неплохие деньги за то, чтобы ты делал для нас работу. А об этом мы тебя не просили. Ты угробил своих людей, разозлил русских. Я начинаю сомневаться, Хусейн, правильно ли поступил, решив пристроить тебя к нашим делам.

Чеченец сверкнул глазами, презрительно скривившись:

— Вы, американцы, привыкли все мерить деньгами. А мы, горцы, еще помним, что такое мужская честь. У нас свои обычаи, тебе не понять их!

— А мне начхать на ваши обычаи, — фыркнул Джим Уоллес. — Пока ты здесь, ты и твои люди будут жить по нашим правилам. Вы будете дышать, ходить, думать так, как мы, как я прикажу! За это, черт возьми, вам и платят, и очень хорошо платят, будь я проклят! У себя на родине ты не заработал бы и десятой части того, что получаешь здесь, Хусейн, подумай об этом! И вы должны делать то, что вам приказывают, а не устраивать здесь частную войну, пока это не в наших интересах! За своеволие я урезаю ваше жалование вдвое на ближайший месяц!

Разведчик резко поднялся, и, не глядя на сверкавшего свирепым взглядом Шарипова направился прочь из палаты. Но на пороге все же остановился, и, оглянувшись, сообщил:

Ты останешься здесь, в госпитале, и пробудешь столько, сколько я решу, Хусейн. Не пытайся выйти отсюда — если перешагнешь через порог, тебя пристрелят, как бешеного пса. И твоя свора тоже пока посидит на коротком поводке, они и так уже сделали все, на что были способны!

Уоллес ушел, и у порога палаты, одноместной, тесной, с единственным узким окошком, появился охранник. Сперва дежурил негр, молчаливый, постоянно перекатывавший во рту жвачку, высокий, как баскетболист. Его сменил сержант-латиноамериканец, этот был низкорослым, но шириной плеч чуть не вдвое превосходил самого Шарипова. Третьим в смене тоже был чернокожий, только щуплый, похожий на мальчишку, постоянно бродивший по узкому коридорчику, будто не знал, куда девать переполнявшую его энергию. В палату ни один из часовых не заходил, но Хусейн мог видеть своих сторожей каждый раз, когда появлялся санитар, чтоб сделать очередной укол или просто принести пищу. Охранники маячили в проеме, держа одну руку на резиновой дубинке, прицепленной к поясу, а вторую ладонь положив на кобуру с табельным девятимиллиметровым пистолетом М9, явно готовые пустить его в ход в любой миг.

На несколько недель мир для Хусейна Шарипова сжался до стен больничной палаты, превратившейся в тюрьму. Он почти ничего не знал о происходящем снаружи, о судьбе своих людей, тех, кто не попал в роковой вылет. Чеченцу не приносили газеты, не дали телевизор или хотя бы радиоприемник. Оставили только потрепанный Коран. Санитары, изредка заходившие в его палату, редко произносили больше пары слов, а часовые вообще не разговаривали, словно были все немыми.

Единственной связью с внешним миром было окно, ведущее во двор, и Хусейн часами наблюдал, как американские десантники, сменявшие друг друга, залечивая свежие раны, играли в футбол или баскетбол, или просто бродили из стороны в сторону. Особняком держались люди из частных военных компаний, нанятых «Юнайтед Петролеум». Отдельную группу составляли гражданские специалисты, их было мало, потому что работников нефтяной компании с первых дней охраняли с особой тщательностью. Но русским партизанам время от времени удавалось добраться и до них тоже.

Мир за стенами жил своей жизнью, не слишком спокойной, но ставшей уже привычной. А Хусейн Шарипов, в какой-то миг потеряв счет дням, только спал и ел. И однажды ночью, проснувшись от чувства неясной тревоги, ощущения того, что он уже не один, что рядом есть кто-то, терпеливо ожидающий его пробуждения.

Чутье битого волка не подвело Хусейна Шарипова. Подскочив на постели, уже готовый к удару, к стремительному броску, он увидел сидящего в дальнем углу незнакомца. Это был старик с седой бородой, в чалме и просторном одеянии, как у арабских бедуинов. Он уставился на Шарипова немигающим взглядом, перебирая в руках четки, выточенные их оникса.

— Кто ты? Как ты сюда попал?

Старик внимательно смотрел на Хусейна, словно изучал его, хотел заглянуть в самую душу чеченца. Он молчал, и это начало злить Шарипова, но тяжелый взгляд буквально придавил боевика к постели, не давая ему шевельнуться.

— Что тебе здесь нужно?

Шарипов вдруг почувствовал страх. Колючий взгляд из-под седых кустистых бровей просвечивал его насквозь, будто рентгеном. Чеченцу показалось, что перед ним призрак, а не живой человек. казалось, ночной гость даже не дышал. Просто сидел неподвижно и смотрел. А потом, наконец, заговорил.

— Салям алейкум! Я пришел, чтоб напомнить тебе, кто ты есть. Скажи, тебе нравится прислуживать неверным? Есть из их рук? Выполнять их приказы, точно сторожевой пес?

— Что?! Что ты говоришь?!

— Ты стал рабом у неверных псов, забыл, кто ты есть! Тебе приказывают идти вперед — ты идешь, приказывают убивать — убиваешь, а теперь приказали ждать, забыть о том, что ты мужчина — и ты будешь ждать, пока твои хозяева не решат иначе, не дадут новую команду! Это позор для тебя и всего твоего рода! Ты, чеченец, никому и никогда не служивший, продался за жалкие бумажки!

— Что за ерунда, старик?!

Шарипов почувствовал злость, оттого что этот человек, непонятно каким путем проникший в эту палату, прошедший мимо охраны, был прав. Американцы поманили его долларами — и вольный полевой командир пошел за ними и повел своих лучших людей, своих братьев. Ему приказывали, и он выполнял приказы, теряя своих бойцов и утешая себя мыслью, что оставшиеся в живых поделят между собой награду, причитавшуюся тем, кто погиб.

— Американцы заставляют тебя убивать своих врагов. Они боятся вас, и русских, и чеченцев, потому что вы — волки, а они — тупой скот. И они решили уничтожить своих врагов руками других врагов. Твои братья гибнут во имя чего? Чтобы последний чеченец убил последнего русского, и все вокруг, вся эта страна и твои родные горы достались американцам? Неверные должны истреблять друг друга во славу Всевышнего! Эта книга, — старик указал на Коран, лежавший на небольшом столике. — Ты читаешь ее? Считаешь себя правоверным, только потому что совершаешь намаз и произносишь слова молитвы? Этого мало! Неверные ведут войну против нас, натравливая на нас других неверных, чтобы воспользоваться плодами победы! Пришел час выбирать, на чьей ты стороне, и в какого Бога ты веришь!

Незнакомый старик подался вперед, в глазах его вспыхнули молнии. Хусейн Шарипов вдруг понял, что даже почти не дышит, будто боится пропустить хотя бы одно слово из сказанного.

— Ты много лет воевал, был ранен не раз, ты знаешь, что такое смерть! Скажи, во имя чего ты терпел все эти лишения? Зачем умирали твои братья, которых ты вел в бой!

— Я воевал за свою страну, — прохрипел, с натугой выдавливая слова из глотки, мгновенно пересохшей. — Чтобы Чечня и ее народ были свободны. И был готов ради этого умереть, как любой из тех, что шли за мной.

— Но почему ты сейчас не там, не в горах? Разве вы победили?

— Русские ушли с нашей земли. С кем воевать теперь?

— Русские ушли, но их сменили американцы. Чем одни неверные лучше других? Ты слишком рано посчитал себя победителем! Твой народ не свободен и сейчас, по твоей земле ступает нога чужаков. Американцы ведут себя, как хозяева в твоем доме, а ты здесь, верно служишь им. Думаешь, такова воля Господа?! Ты должен вернуться, обратить свое оружие против неверных! Пусть они уничтожают друг друга, подрывая свои силы, а горцы никому не должны служить, они не могут быть рабами, но только хозяевами! Возвращайся в Чечню, Хусейн, собери своих братьев, прогони чужаков с родной земли! Твой край богат, там есть нефть, за которую весь мир готов щедро платить, и это богатство принадлежит только твоему народу! Чечня должна быть свободной и богатой, и ради этого чеченцам вновь придется пролить свою кровь! Пусть пламя священной войны вспыхнет вновь! У тебя найдутся друзья, братья по вере со всей Азии придут на помощь, встанут плечо к плечу с тобой! Ответь, неужели ты ни разу не задавал себе вопрос, почему Всевышний хранит тебя все это время!?

Чувство, которое возникло где-то в груди Хусейна Шарипова, было, казалось бы, давно и навсегда забыто им. Этому чувству не было места в жизни полевого командира, беспощадного воина, ведущего на смерть моджахеддинов. Но сейчас чеченцу стало стыдно.

Боевик истово верил в то, что его хранит Аллах, как тогда, в ущелье на границе с Грузией, когда он обязан был погибнуть под бомбами русских штурмовиков, как погиб почти весь его отряд. И теперь, когда боевики попали в засаду в русской деревне, Хусейн Шарипов выжил один из всех и смог добраться до своих, раненый, почти без оружия. Он не сбился с пути, не умер от бессилия, не истек кровью, а оказался здесь, в палате американского госпиталя.

— Ты много раз мог погибнуть, должен был погибнуть, но ты жив, потому что ты еще нужен Господу! Пришел час доказать, что ты правоверный не словами, а делами! И пусть отныне не будет хозяев над тобой, но ты сам станешь хозяином, гордым и сильным! Такова воля Аллаха!

Хусейн Шарипов так и остался сидеть на постели, и в голове его эхом звучали слова странного старца. А незваный гость исчез, словно в воздухе растворившись. Чеченец так и не понял, когда тот выскользнул из палаты, прокравшись мимо крепко спавшего охранника, мимо задремавшей медсестры, прикорнувшей в свете настольной лампы. Он незамеченным покинул госпиталь, пройдя по безлюдным в этот поздний час коридорам, и растворился в спящем городе.

Уходя, командир подразделения психологической войны Корпуса стражей исламской революции, по пути успевший сменить личину, превратившийся из дервиша в обычного гастарбайтера откуда-нибудь из Средней Азии, обернулся, увидев, как свет зажегся в окне палаты Хусейна Шарипова. Майор Парзан Фариди усмехнулся. Его слова достигли цели, зерна упали на плодородную почву. Психологический портрет чеченского полевого командира, составленный еще саудовскими специалистами, и переданный ими через полковника Нагиза Хашеми, оказался точен до мелочей.

В следующий раз Хусейн Шарипов встретился со странным дервишем, будто способным проходить сквозь стены, оставаясь незамеченным для всех, кроме того, к кому он являлся, уже за пределами госпиталя. Джим Уоллес все же разрешил чеченцу вернуться к своим людям, опасаясь бунта боевиков, сидевших взаперти на базе. Свою ошибку сменивший гнев на милость агент ЦРУ так и не осознал до конца.

 

Глава 3. Тигр готовится к прыжку

Камчатский край, Россия — Приморский край, Россия

8 ноября

Капитан первого ранга Владимир Шаров, широко шагая, подошел к трапу, перекинутому на берег с борта подводной лодки Б-464 «Усть-Камчатск», ошвартованной у причальной стенки базы Тихоокеанского флота в бухте Ильичева близ Петропавловска-Камчатского. Субмарина была похожа на огромного кита округлостью обводов, а рубка возвышалась над водой, точно плавник. Сходства добавляло резиновое противогидролокационное покрытие, обтягивавшее корпус подводной лодки, похожее на лоснящуюся кожу морского млекопитающего. Только не знала история этого мира с самого зарождения в нем жизни существ длиной почти семьдесят три метра и весом за три тысячи тонн. Это был не фантастический исполин, обитатель морской пучины, а творение человеческих рук, совершенное в своем роде и чудовищно смертоносное в умелых руках. Таких, как у бывшего капитана первого ранга бывшего Военно-морского флота России Владимира Шарова.

У трапа, там, где прежде стоял вахтенный матрос или целый мичман, путь моряку заступил американский морской пехотинец. Губастый перекачанный негр, на котором форма едва не лопалась по швам, натягиваясь при каждом движении, хмуро уставился на подошедшего Шарова из-под среза легкой кевларовой каски. Часовой был полностью экипирован, его могучий торс покрывал бронежилет, поверх него морпех натянул разгрузочный жилет, а на плече висел карабин М4

— Пропуск, сэр!

Владимир Шаров привычно протянул запаянную в пластик карточку со своей фотографией, именем, написанным латиницей, и штрих-кодом. Морской пехотинец, несмотря на свой дикий вид, сноровисто провел по глянцевой поверхности ручным сканером, и, дождавшись подтверждающего сигнала, бесстрастно произнес:

— Проходите, сэр!

Американец отступил в сторону на шаг, и Шаров ловко, точно восемнадцатилетний, взбежал по крутому трапу, оказавшись на борту подводной лодки. Под ногами упруго вибрировала обшивка, толстый слой резины скрадывал звук шагов. Прежде, чем нырнуть в распахнутый люк, Владимир Шаров остановился, сунув руки в рукава камуфляжного бушлата без каких-либо знаков различия, широко расставив ноги, и задумчиво посмотрел вдаль.

Над головой хрипло кричали чайки, белыми росчерками кружившие в вышине. От самого берега на восток уходил простор Тихого океана, серая поверхность которого сливалась где-то далеко-далеко с затянутым серыми свинцовыми облаками небом. Время от времени из них начинал сыпаться мелкий моросящий дождик-чилима, водяная взвесь, висевшая в воздухе клубами сырости. Колышущаяся дымка скрывала линию горизонта, смазывала ее серым маревом. И где-то там, на самой границе неба и земли, угадывались сквозь пелену дождя стремительные обводы эскадренного миноносца «Ховард» ВМС США, бросившего якорь на внешнем рейде.

Боевой корабль, пожалуй, самый совершенный в своем классе, принадлежащий к типу «Арли Берк» Block IIA, олицетворял здесь и сейчас господство американцев на море, а на суше их присутствие воплощалось в роте морских пехотинцев, охранявших периметр военно-морской базы бывшего Тихоокеанского флота России, доживавшего, кажется, последние свои дни. А доносившийся порой из-за облаков гул турбин патрульных самолетов «Орион», базировавшихся на одном из располагавшихся неподалеку аэродромов, напоминал о том, что и русское небо теперь безраздельно принадлежит чужакам.

Порыв ветра, налетевший вдруг с океана, бросил в лицо Шарову гроздь холодных брызг. Капитан проворчал что-то себе под нос, подняв воротник бушлата до самых глаз. Обернувшись, он окинул хмурым взглядом панораму военно-морской базы, ставшую знакомой до последней мелочи за те недели, что провел здесь, на самом краю континента, бывший моряк-североморец. Сбегали по склонам сопок вниз квадраты казарм, офицерских общежитий и хозяйственных построек. Кое-где вздымались в небо ажурные иглы антенн. Были видны бродившие по улицам военного городка люди, и на многих из них Владимир Шаров разглядел непривычный, режущий глаз американский камуфляж. А далеко в море уходили серые стены пирсов, возле которых покачивались на волнах черные «туши» субмарин, между которыми сновали беспрестанно буксиры и разъездные катера.

Здесь, на базе Восемнадцатой бригады подводных лодок Тихоокеанского флота, находились сейчас все четыре дизель-электрические подлодки проекта 877 типа «Варшавянка», некогда считавшиеся лучшими в своем классе. За минувшие со дня их создания годы у противника, да и в составе российского флота появились более совершенные субмарины, но и теперь прозванные противником за исключительно малую шумность «Черными дырами» подлодки сохраняли высокие возможности. Начало операции «Доблестный удар» застало субмарины в базе, и только поэтому ни одна из них не погибла в боях, не исчезла в океанской бездне, навсегда уйдя на дно, как ушли стратегические ракетоносцы, пораженные американскими торпедами, напоровшиеся на минные поля, тайком выставленные вражескими субмаринами у русских берегов, у выходов из баз. Но дни подводных лодок Восемнадцатой бригады, прежде одним только фактом своего существования остужавшей горячие головы в столицах сопредельных государств, были сочтены.

Приказ об утилизации был отдан давно, и сейчас на базе вовсю кипела работа. Кто-то за кремлевскими стенами, наверное, не без подсказки из Вашингтона, решил, что новой России ни к чему иметь военный флот, тем более, слишком дорого и неэффективно вооружать его подводными лодками, благо, отныне интересы страны на море защищали со всем рвением корабли под звездно-полосатым флагом. И прибывшие со всей страны бригады спешили сделать все, чтобы превратить грозное оружие, рукотворных хищников океанских просторов в груду бесполезного металлолома. И одним из тех, кто выполнял этот приказ, стал Владимир Шаров.

Одернув бушлат, капитан шагнул в проем люка, ловко спустившись по крутому трапу, скользкому от вездесущей влаги. Оказавшись в отсеке субмарины, уже приговоренной кем-то безликим и бесчувственным к уничтожению, Шаров окунулся в привычный шум работающего оборудования, шагов и громких разговоров. На борту Б-464 трудилось больше тридцати человек, и наблюдавшие за происходящим с берега американцы не могли усомниться в том, что эта бригада, частью состоящая из кадровых русских моряков, а частью — из гражданских специалистов с судоремонтных заводов, занята подготовкой подлодки к утилизации.

— Товарищ капитан, — навстречу Шарову шагнул вахтенный, на этот раз свой, русский, бывший капитан-лейтенант с Северного флота, прежде служивший на торпедной атомной подлодке. — Товарищ капитан, работы идут согласно графику. Никаких происшествий за время дежурства не произошло!

— Вольно, — кивнул Шаров, перешагивая высокий порог отсека.

Капитан словно вдруг переместился в прошлое на несколько месяцев, вокруг вновь воцарился привычный по прежней службе порядок. Будто и не было на берегу чужаков, попиравших покоренную русскую землю, будто не было той стремительной, жестокой войны, в которой Шарову и тем, кто сражался с ним плечо к плечу, выпало узнать, что такое участь побежденных. На борту субмарины время словно застыло. Привычная смена вахт, форма, даже подчеркнуто уставные обращения, словно в пику американцам. На самом деле так и было отчасти, те, кто поднялся на борт «Усть-Камчатска», не считали себя отставниками, продолжая служить родине, и готовясь вскоре принять бой.

Владимир Шаров успел изучить эту подводную лодку до последнего винтика, знал уже каждую царапину на водонепроницаемых переборках, разделявших корпус «Усть-Камчатска» на шесть отсеков. Эта субмарина стала вторым домом для капитана, настоящий дом которого давно опустел, и туда незачем было возвращаться. Именно поэтому Владимир Шаров без колебаний принял предложение вернуться на службу, даже не задумываясь над ценой этого.

Шаров прошел по узкому коридору в помещение главного командного поста, отделенное от прочих отсеков. Навстречу ему попадались люди в спецовках, при виде капитана сторонившиеся, пропуская его. Многие отдавали честь, прикладывая ладони к пластиковым каскам — о технике безопасности американцы не забывали, обязав соблюдать ее и весь персонал базы. В ответ Шаров кивал, а кое с кем здоровался за руку, продолжая затем свой путь.

Главный командный пост сиял чистотой. Здесь царил идеальный порядок, каждая мелочь находилась на своем месте. Сюда во время боя должна была стекаться вся поступающая извне информация, попадая в процессоры боевой информационно-управляющей системы «Лама». Вычислительный комплекс МВУ-110 «Узел» обрабатывал все данные, представляя их в удобном для восприятия виде командиру корабля, чтобы тот мог быстро принять верное решение в ситуации, когда времени на размышление не могло и быть.

Сейчас большая часть мониторов была отключена, мерцали лишь два экрана, за которыми сидели молодые парни в рабочих спецовках, сноровисто стучавшие по клавишам. При появлении капитана оба вскочили, демонстрируя выправку, какой не могло быть у гражданского моряка, тем более у работяги с завода.

— Вольно, — махнул рукой Шаров. — Докладывайте! Что нового?

— Товарищ командир, еще раз провели тестирование всех корабельных систем, — сообщил один из техников. — Норма по всем показателям! Хоть сейчас можно отдать швартовы и выходить в плавание!

— Отлично, — довольно улыбнулся Шаров. — Молодцы! Хвалю!

— Служу России! — в один голос отозвались оба техника, вытягиваясь по стойке смирно.

— Вызовите начальника бригады, — распорядился капитан, усаживаясь в свое кресло у главного пульта.

Динамики системы внутренней связи разнесли приказ по отсекам, и через десять минут на пороге командного поста возник кряжистый немолодой мужик в такой же, как у всех, робе ремонтника, с болтавшимися на шее защитными очками из прозрачного пластика. Этот бравировать выправкой не стал, просто войдя в забитое оборудованием помещение и встав напротив командира.

— Как у нас дела, Виталий, — спросил Шаров, подняв взгляд. — Успеваем?

— Все по графику. Топливные баки «под крышку», заряд аккумуляторных батарей на максимуме. Можно хоть до Лос-Анжелеса идти прямо сейчас. Главный электродвигатель в норме, все до винтика проверили. Покрытие корпуса кое-где подлатали. Осталось только загрузить провиант и боекомплект, и можно поднимать якоря. Все, что мы могли сделать здесь и сейчас, мы сделали, командир!

Владимир Шаров удовлетворенно кивнул:

— Отлично поработали! Теперь только осталось дождаться приказа из Центра.

— Скорее бы, — вздохнул Виталий Егоров, пятидесятитрехлетний сварщик с Северодвинского судостроительного завода. — Надоело уже ждать!

— Немного осталось. А ты так и не передумал?

— Нет, не передумал, — мотнул головой Егоров. — Я с вами. Может, и сгожусь на что, — усмехнулся бывший заместитель командира БЧ-3 дизель-электрической подлодки. — Ты же знаешь, капитан, некуда мне возвращаться, и незачем. А у американов должок передо мной, надо бы получить, что причитается.

Владимир Шаров невесело вздохнул. Его собеседник потерял всю семью в тот день и час, когда американские крылатые ракеты обрушились на Северодвинск. Сбившийся с курса из-за ничтожной неполадки в системе наведения «Томагавк» упал на жилой дом, и жизни полусотни человек, детей, женщин, стариков, которые не в силах были убежать, оборвались тогда. И все остальные, кто собрался сейчас на борту подлодки, делая вид, что готовят ее к последнему переходу во Владивосток, к месту окончательной утилизации, были такими же одиночками, лишившимися в одночасье всего. Их никто не ждал в большом мире, никто не пытался узнать, куда все они, несколько десятков мужчин разных возрастов, вдруг пропали, зачем покинули свои дома.

А Виталий Егоров, ожидая, что еще скажет командир корабля, вспомнил, как впервые встретился с Шаровым почти два месяца назад. В тот день ему пришлось работать на борту атомохода «Брянск». Стратегический ракетоносец привели на буксире, с него уже сняли грозные баллистические ракеты «Синева», из реактора извлекли топливные элементы, превратив смертоносное оружие в мертвый кусок металла. Но новым хозяевам России этого было мало, и, как только подлодка встала в сухой док на судостроительном заводе, внутрь ринулись десятки рабочих, принявшись кромсать, разрушать ее изнутри, словно стая голодных термитов.

Одним из них был и Егоров. Ему пришлось перерезать трубопроводы, перекусывать проводку, исключая возможность скорого восстановления атомохода. Привыкший строить корабли и провожать их в сове первое плавание, он теперь, как и десятки его товарищей, уничтожал творение собственных рук и едва сдерживал слезы при мысли о том, что вынужден делать, чтоб заработать на кусок хлеба.

Смена закончилась, и заводской автобус повез припозднившихся работяг по домам. В какой-то миг в салоне почти не осталось пассажиров. Виталий задремал и проснулся, вздрогнув, оттого, что кто-то сел на сидение рядом с ним.

— Что голову повесил? — прищурившись, спросил Слава Перов, непривычно напряженный, сосредоточенный, всматриваясь в изможденное лицо приятеля.

— Сам как думаешь? — огрызнулся Егоров. — Или тебе такая работа нравится? Лишь бы только денег срубить, неважно, как? Верно, деньги не пахнут!

— Не ершись, Виталий Семеныч, — покачал головой Перов. — Зря ты так, слушать обидно!

Егоров опустил голову, вздохнул, пытаясь унять клокотавшую в душе ярость, а затем, уже спокойнее, процедил сквозь зубы:

— Знаешь, сколько я на этом заводе работаю? Дольше, чем ты, парень, на веете живешь! Сколько кораблей при мне на воду спущено было, и в каждом хоть винтик, да моей рукой завинчен! А теперь сам же их на иголки резать должен! — Виталий поднес к лицу своего товарища широкие, мозолистые ладони: — Вот этими самыми руками бы паскуд душил! Всех, и наших и чужих!

— Чего же в партизаны не подашься тогда?

Сказано это было вроде как с усмешкой, но взгляд Славы Перова был совершенно серьезен. Молодой рабочий оценивающе, с ожиданием, смотрел на старшего товарища.

— Какой из меня партизан, — вздохнул, разом обмякнув, Егоров. — Кому старик такой как я нужен. Все одно, здесь гнить!

— Ты, Виталий Семеныч, прежде, чем руки опускать да крест на себе ставить, послушай, да на ус намотай. Есть разговор к тебе, давно уже собирался, да все как-то решиться не мог.

— И что ты скажешь, чего я не знаю?

— Может, что интересное и скажу. Кстати, ты срочную на флоте служил, верно? В подплаве?

— И срочную, и сверхсрочную, — кивнул Егоров, гадая, к чему эти расспросы. — Здесь, на Северном и служил. Подводник, точно. Помощник механика на Б-59. А что?

— И служил ты на подлодке, и строить их умеешь, — задумчиво протянул Перов. — Как раз для таких, как ты, есть тут работенка. Дело стоящее, не сомневайся. Могу тебя порекомендовать, только если молчать будешь обо всем.

— Что за работа?

— Давай так, я тебе адрес скажу, время, кого найти, о чем спросить, а ты просто сходи. Не пожалеешь, Виталий Семеныч, не сомневайся!

Что-то было в словах, во взгляде этого молодого парня, семью которого и его самого война обошла стороной, не оставив на сердце таких ран, что изводили самого Егорова. И тот согласился.

Место, куда следовало придти, находилось на самой окраине. Добравшись, Егоров увидел какой-то автосервис, несколько кирпичных коробок, обнесенных немаленьким забором с колючей проволокой и парой хмурых мужиков в черной униформе с желтыми шевронами «Охрана». Выслушав Виталия, они открыли ворота, объяснив, куда идти и кого спрашивать.

На собеседовании присутствовали сразу трое. Из них выделялся резко молодой парень в дорогой кожаной куртке, в вороте которой был виден пиджак и галстук, кажется, тоже не дешевый. Двое других были одеты скромнее, в камуфляж, свитера, джинсы. Один чуть крупнее, выше и шире в плечах, второй — худощавый, невысокий. Обоим явно за сорок, или и того больше, но выглядели мужики крепкими, на ногах держались уверенно.

— Мы набираем бригаду для работы далеко отсюда, — сообщил парень в кожанке. — Далеко и долго. Предпочтение отдаем одиноким, чтоб могли работать, не отвлекаясь на посторонние мысли. Вы вдовец?

— Жена погибла при бомбежке, — хмуро кивнул Егоров. — Сын еще раньше. Был пожарным, сгорел, спасая людей. Никого у меня нет. А что за работа? Товарищ мне ничего толком не сказал.

— По специальности работа, — произнес мужчина постарше, тот, что был не таким крупным. — Вы знаете, что остатки русского флота по требованию американцев сейчас спешно уничтожаются? Это происходит везде и рук не хватает, чтобы все успеть к нужному сроку.

— Такой работы полно и здесь!

— Подождите, — поднял руку парень в дорогой куртке. — Знаю, господин Егоров, вам это не по душе. Нам тоже. Поверьте, в России есть немало людей, которым не по душе сложившееся положение дел. И они делают многое, чтоб изменить эту ситуацию. С самых первых дней новая власть сделала все возможное для воссоздания русской армии взамен распущенной последним приказом премьера Самойлова. И сейчас у нас есть несколько десятков тысяч хорошо вооруженных, отлично подготовленных бойцов, семь полицейских бригад, по одной на каждый федеральный округ, и еще несколько отдельных батальонов, размещенных в крупных городах и на стратегических объектах. Они подчиняются не местным властям, а напрямую центру, Москве, и мы точно знаем, какие приказы готовы выполнять эти солдаты и офицеры. В их распоряжении легкая бронетехника, артиллерия и даже боевые вертолеты. И восемьдесят процентов их личного состава — ветераны, за плечами которых опыт всех войн последнего десятилетия, в которых участвовал хотя бы один русский солдат. Эти подразделения лояльны назначенному американцами временному правительству ровно до тех пор, пока это нужно нам. Это наша новая армия, и она только ждет того, чтобы вступить в бой. Но это будет бой на своей земле, и американцев здесь ничто не будет сдерживать от применения любого, самого разрушительного оружия. Войну нужно перенести на территорию врага, а для этого армии недостаточно — нам нужен новый флот.

— Сейчас все уцелевшие в боях корабли скапливаются в главных базах флотов, в Североморске, Кронштадте, в Севастополе и Владивостоке, — неожиданно произнес невысокий худощавый мужчина в потертом бушлате, с красным обветренным лицом, выдававшим в нем человека, много времени проводящего на свежем воздухе, и, возможно, на палубе вышедшего в открытое море корабля. — Там находится все, что еще сохранило боеспособность. Утилизация идет полным ходом, с кораблей снимают вооружение, механизмы. Но американцы доверили всю работу нам, сами только присматривают, не слишком бдительно, и не всегда бывают в курсе, что творится на борту каждого конкретного корабля или подлодки. Часть флота, большую его часть, мы вынуждены действительно пускать на слом, но что-то, напротив, готовим к бою, тайно оснащая их всем необходимым, даже проводя некоторую модернизацию. В частности, такая работа уже сейчас идет на Тихом океане, где флот понес относительно малые потери, и немало боевых единиц осталось на плаву. И для такой работы нам нужны надежные и опытные люди, специалисты-судоремонтники и моряки, которые составят новые экипажи этих субмарин и кораблей. Мы отбираем одиноких, тех, кто может надолго покинуть дом, и никто не станет выяснять, где он и что делает. Нам нужны такие, как вы. Специалистов с подобным вашему опытом и здесь, в Северодвинске, по пальцам можно перечесть, вы — настоящий мастер своего дела.

Виталий Егоров криво усмехнулся, не замечая слишком грубую лесть:

— Вы слишком много обо мне знаете, кажется. Раскрываете мне все свои тайны, будто уже знаете, какое решение я приму. А вот я понятия не имею, кто вы такие. А вы не боитесь, что я просто сдам всех вас разом?

— Мы кое-что узнали о вас, достаточно, чтобы не опасаться, что вы побежите сейчас же к американцам, — усмехнулся парень в кожаной куртке. — Иначе этот разговор просто не состоялся бы, испытывай мы хоть какие-то сомнения. Вы, разумеется, можете отказаться. Тогда вы просто уйдете, никто не станет вам мешать, поверьте. Но готовы ли вы продолжать и дальше заниматься тем, чем занимаетесь сейчас, уничтожая на радость чужакам творения собственных рук?

— И все же я хотел бы знать, кто вы такие? Вы, возможно, что-то обо мне знаете, но я вас вижу впервые, и мне это не по нутру.

— Меня зовут Максим Громов, раньше я работал в нефтяной компании, а сейчас являюсь одним из членов Объединенного штаба партизанских отрядов. Мне поручен товарищам отбор людей для выполнения заданий особой важности. Именно таких, к какому мы хотим привлечь и вас, господин Егоров. Здесь так же присутствуют генерал-майор Аляев, бывший начальник Главного разведывательного управления, а также капитан первого ранга Шаров.

Услышав свое имя, тот из спутников Громова, что был выше ростом и тоньше сложен, просто кивнул, а его товарищ, коренастый крепыш с обветренным лицом неожиданно произнес:

— Я командовал атомной подлодкой «Северодвинск». Был назначен за считанные дни до того, как все началось. Ведь и вы тоже строили ее, верно?

— Да, — согласно кивнул Егоров. — Жаль, что жизнь ее оказалась такой короткой.

— Мы немало успели сделать, американцы нас запомнят надолго. Вы отлично поработали, благодаря вам и таким же работягам, как вы, немало моих моряков осталось в живых и сейчас готовы продолжить борьбу. Но для этого нам нужно оружие. И я, мы, хотим, чтоб вы помогли нам создать его!

— Мы набираем бригаду специалистов, которые должны подготовить к походу подводную лодку типа «Варшавянка», одну из тех, что входят в состав Тихоокеанского флота, — подхватил Громов. — Команда для нее почти сформирована. После того, как в Вашингтоне решили, что флот новой России не нужен, проблемы с тем, чтоб закрыть вакансию, у нас нет, — усмехнулся он невесело.

Егоров помотал головой, словно пытаясь развеять одолевавшие его сомнения:

— Одна подлодка? Полагаете, вас хватит надолго? Хорошо, если успеете пустить на дно хотя бы один эсминец «звездно-полосатых», но едва ли вы сумеете сделать большее!

— Возможно, эта единственная подлодка станет той песчинкой, которая склонит чаши весов в нашу пользу, козырем, который позволит выиграть партию, тузом, припрятанным в рукаве, — покачал головой Громов, взявший на себя разговор с Егоровым и предоставив товарищам право остаться сторонними наблюдателями. — Самое главное сейчас для нас — иметь ее готовой к выходу в открытое море и быть уверенными, что на борту ничего внезапно не сломается, когда подлодка отойдет на пару сотен миль от берега. А эту работу мы хотим поручить именно вам.

Все трое уставились на Егорова, своими пристальными взглядами просвечивая его, точно рентгеном. Наверное, было не сложно угадать, о чем думает перешагнувший пятидесятилетний рубеж мужчина, потерявший все, что могло заставить его жить даже в этом подлом мире. Нет ни одного родного человека, только пустая квартира на городской окраине, куда так не хочется возвращаться после трудного рабочего дня, чтобы вновь не вслушиваться в звенящую тишину. Работа, правда, была, но, словно в насмешку, теперь каждый день ему приходилось рушить то, что, порой сам же и создавал. Новые хозяева платили щедро, но это имело значение для других, молодых, тех, кому было о ком заботиться.

— Я готов, — спокойно произнес Егоров, понимая, что не будет пути назад. скорее всего, обратно он уже не вернется, как бы ни вышло дальше. но это как раз Виталия волновало меньше всего. — Когда отправляться?

— Через пару дней, — так же спокойно, словно и впрямь мог предвидеть будущее, сообщил Максим Громов. — Вам сообщат. Оставьте свой номер и ждите. Можете собрать вещи, но не слишком много, на месте получите все необходимое.

Молчаливые охранники проводили Виталия до выхода со странной автобазы. Всю дорогу домой он вспоминал, прокручивая, точно кинопленку, этот странный разговор, удивляясь, как точно эти люди предсказали его поведение. Егоров успел подумать о многом, но только одна мысль так и не посетила его — мысль о том, правильно ли он поступил, приняв необычное предложение.

Через два дня, как и было обещано, ему позвонили, приказав собираться. У подъезда Виталия уже ждала машина, неприметная «Газель», доставившая его и еще полдюжины смутно знакомых мужчин с судостроительного завода на аэродром. А там, у распахнутого грузового люка готового к взлету транспортного тяжеловеса Ан-12Б их уже ждал Владимир Шаров. Подводник, как и прежде, был облачен в камуфляж, застегнув бушлат по самое горло.

— Прошу на борт, товарищи, — произнес моряк, делая приглашающий жест рукой. — Взлетаем через пятнадцать минут. В воздухе пробудем десять часов, после чего приземлимся в Магадане. Комфорта не обещаю, но до места доберемся наверняка!

Протискиваясь между уложенными в штабеля ящиками с непонятной маркировкой, Виталий Егоров прошел следом за Шаровым в переднюю часть грузовой кабины, где находились сидения для нескольких пассажиров. Как только люди оказались на борту, немедленно поднялась грузовая аппарель, сомкнулись створки люка, и через несколько минут транспортный «Антонов», влекомый вышедшими на взлетный режим турбовинтовыми двигателями АИ-20М, оторвался от земли, взяв курс в сторону уральских гор.

Когда поднялись на приличную высоту, наверное, километров пять-шесть, как предположил Егоров, в кабине стало ощутимо холодать, да и дышать оказалось не так легко, что на земле. Кое-кто из попутчиков разговаривал, другие просто спали, закутавшись в теплые куртки и надвинув на лица шапки. Сам Виталий осторожно подсел к Шарову, и, дождавшись, когда тот обратит на него внимание, спросил:

— Товарищ капитан, вам только ремонтники нужны? Если вы изучали мою подноготную, знаете, наверное, где я служил срочную.

— Северный флот, подводник, — кивнул Шаров. — БЧ-5. Знаю, тогда готовили неплохо, получше, чем сейчас. Но это было давно.

— Все, что я забыл, вспомню. А все, чего не знал, узнаю. Я не хочу стоять на берегу и смотреть, как вы уходите в свой последний поход. Я тоже хочу воевать за свою родину!

— Если с вашей помощью нам удастся восстановить лодку, привести ее в боевую готовность после того, как она несколько месяцев стояла у причальной стенки почти без обслуживания, ваш вклад в победу будет большим, чем у кого-либо, включая и меня.

— Этого мало. Я хочу остаться на борту. Я все обдумал и принял решение. Вы же знаете, на суше меня ничто не держит.

— Я знаю и сочувствую.

— Так в чем же дело? Я смогу быть полезным для вас!

Владимир Шаров пристально посмотрел на Егорова, словно пытаясь отыскать в нем какую-то слабину, понять, бравада ли это, или решение уверенного в себе и в своих действиях человека.

— Скорее всего, все, кто выйдет в море под моим началом, погибнут, и у них не будет даже могилы. Мы не ждем орденов и оркестра после возвращения в базу. Это дорога в один конец. Подумайте об этом, пока мы еще остаемся на суше, времени на размышления будет достаточно. А когда все будет готово, примете окончательное решение, и я не стану возражать, как бы вам ни хотелось поступить.

Грузовой Ан-12Б приземлился, как и было обещано, в Магадане. На посадочной полосе ремонтников уже ждал автобус, в котором кроме немолодого водителя сидели еще трое, неразговорчивые, настороженные, постоянно посматривавшие на стоявшие возле ног большие сумки, сквозь которые проступали очертания чего-то угловатого. Виталий Егоров сразу распознал пулемет ПКМ по его патронному коробу в одном из баулов, решив, что и в остальных должно быть укрыто нечто подобное, может, даже посерьезнее.

Скрежетнув изношенным мотором, автобус тронулся, миновав без помех ворота аэродрома, жившего привычной жизнью, принимавшего и отправлявшего в полет самолеты, связывавшие этот дальний уголок России со все остальной страной. Ехали не слишком долго, остановившись на берегу в каком-то рыбацком поселке. Выбравшись из салона, Виталий с наслаждением потянулся, глядя на серую морскую гладь, уходившую от самых ног к горизонту, сливаясь с ним где-то далеко-далеко. Шумел прибой, над головой хрипло кричали чайки.

— За мной, — приказал Шаров, направляясь к стоявшему у пирса баркасу, на палубе которого суетились несколько человек в тельняшках и бушлатах. — Оставшийся путь проделаем по воде. Прошу на борт!

Один за другим завербованные Шаровым с компанией кораблестроители поднялись на палубу баркаса по узкому шатком трапу, опасно прогибавшемуся под ногами и жалобно скрипевшему при каждом шаге. Вместе с прибывшими из Северодвинска остались и двое из трех молчаливых крепышей, сопровождавших их на автобусе. Закинув на плечо свои объемные и явно не слишком легкие сумки, эти парни, остававшиеся все такими же немногословными, как и при первом знакомстве, легко пробежали по трапу на зависть своим подопечным, очутившись на палубе.

— Отдать швартовы! — крикнул, высунувшись из рубки, шкипер, пожилой мужик с огромной бородой, похожий на партизана, только выбравшегося из тайги и знавшего, что война с фашистами уже закончилась. — Отваливаем!

Один из матросов, парнишка лет восемнадцати в тельняшке, стоявший на пирсе, ловко отвязал от кнехта канат и в один прыжок оказался на палубе. Тарахтя дизелем, баркас отошел от берега, и вскоре суша совершенно скрылась из виду. Несмотря на то, что Виталий Егоров жил у моря, выходить в море ему случалось очень не часто, и сейчас мужчина, облокотившись о леера, смотрел на горизонт, на тяжело вздымавшиеся серые волны, раскачивавшие баркас, уверенно державшийся на заданном курсе.

— Красиво, — раздалось рядом, и Виталий, обернувшись, увидел, что рядом встал у лееров один из охранявших их людей, самый старший. Громилой он не казался, просто крепко сбитый и не слишком высокий, но было видно, как натягивается на плечах ткань куртки, обрисовывая могучие бицепсы. А еще он был наголо обрит, буквально до зеркального блеска.

— Красиво, — подтвердил Егоров. — Дикие места. Кажется, кроме нас тут и людей больше нет.

— Почти. Мало здесь людей, а там, куда идем, еще меньше. Да это и хорошо, пожалуй. Меньше глаз, спокойнее работать. Ты же из ремонтников? Мы уже нескольких отвозили, из Находки. А вы откуда?

— Из Северодвинска все, — не стал делать тайну из очевидного Виталий.

— Далековато, — хмыкнул бритый, шмыгнув перебитым носом. — Будем знакомы, Беркут Тарас. А это Заур Алханов, — представил он своего спутника, настоящего джигита с орлиным профилем и черными, как первосортный антрацит, глазами, внимательный взгляд которых беспрерывно скользил по горизонту.

Тарас протянул широкую крепкую ладонь, и Виталий, тоже назвавшись, пожал ее, почувствовал силу своего нового знакомого.

— Будем за вами присматривать на месте, — сообщил Беркут, чуть заметно усмехнувшись. — Чтоб никто не обижал.

— А не спалитесь? Там же американцы?

— Их мало, и не суются они никуда. Там, куда идем, ничего такого нет. Вот на базах атомных ракетоносцев действительно чихнуть нельзя, сразу янки набегут со всех сторон. Мы туда и не суемся почти, не рискуем зря. Да и мы же со стороны за вами приглядывать будем, но если что, явимся сразу.

— Вы сами-то кто? Спецназ?

— Я — да, а парни кто откуда. Заур, вот, например, из «голубых беретов», Девяносто восьмая гвардейская парашютно-десантная дивизия. Не дали им тогда развернуться «отцы народа», сразу раком встали перед пиндосами, ну да теперь отыграемся!

Плавание продлилось долго, ночь баркас встретил посреди открытого моря, и лишь на утро из тяжелых свинцовых волн поднялись покрытые лесом сопки. Виталий Егоров жадно смотрел на то, как вздымается суша из морской пучины, заслоняя собою горизонт. Впереди были берега Камчатки.

На базе бригады подводных лодок было немноголюдно, и те, кто здесь уже находился, занимались своими делами, не обращая внимания на вновь прибывших. Баркас на берегу встретил американский офицер, сопровождаемый тремя морскими пехотинцами в полной экипировке. Пока старший, сверяясь со списком, раздавал сошедшим с баркаса пропуска, запаянные в пластик, моряки молча стояли рядом, направив на сгрудившихся у сходней ремонтников стволы карабинов М4.

После недолгой заминки на пирсе морские пехотинцы пропустили прибывшую с материка бригаду на территорию базы. Первое, что бросилось всем в глаза — полное запустение. Казалось, обживать военный городок начали лишь недавно, а до этого он оставался покинутым не месяцы даже, а годы. Виталий Егоров смогу выяснить довольно быстро, что на базе находится всего несколько десятков морских пехотинцев США, главная задача которых — охрана складов минно-торпедного вооружения, которое в решающий час так и не было погружено на субмарины, ожидавшие приказа на выход в море, но дождавшиеся лишь сообщения о капитуляции.

Подлодки, когда Егоров увидел их впервые, не произвели особого впечатления. Выстроившись в ряд, они уткнулись в причальную стенку округлыми носами. Из воды поднимались покатые корпуса, над которыми вздымались ограждения рубки, непропорционально массивные, словно топором вырубленные, в отличие от плавных, зализанных обводов корпусов самих субмарин. Размеры подлодок не внушали особого уважения тем, кому приходилось бывать на борту ракетных крейсеров «Антей» и стратегических ракетоносцев «Дельфин», длина которых превышала полторы сотни метров. В сравнении с этим семьдесят метров полной длины «Варшавянки» не казались чем-то внушительным, хотя Егоров, как и любой человек, связанный с флотом, представлял, на что способны дизель-электроходы проекта 877 в открытом море. Их главным достоинством была не высокая огневая мощь, хотя шесть торпедных аппаратов калибра пятьсот тридцать три миллиметра — это тоже серьезный довод в любой схватке, а исключительная малошумность, то есть высокая скрытность, какой не обладали атомные субмарины.

Когда группа ремонтников проходила по пирсу под бдительными взглядами крутившихся здесь американских морпехов, Владимир Шаров указал на одну из подлодок, сообщив:

— Это Б-464 «Усть-Камчатск». На ней вы будете работать.

Подводник обвел столпившихся перед ним людей, мужчин самых разных возрастов, русских и представителей иных национальностей, суровым взглядом человека, привыкшего командовать в экстремальных условиях и привыкшего к беспрекословному исполнению своих приказов.

Через несколько недель подлодка должна быть полностью готова к переходу во Владивосток для окончательной утилизации, — произнес Шаров. — И вы должны сделать все, чтобы она не пошла на дно на середине пути. Американцы не поверят нам, если лодку не разрежут на металлолом у них на глазах!

Ремонтников разместили в пустовавшей казарме подплава, дали остаток дня на то, чтобы придти в себя, а уже на следующее утро началась работа. Свободного времени не было вовсе, каждую минуту северодвинские корабелы, к которым чуть позже присоединилась еще группа рабочих из Владивостока, проводили на борту Б-464, готовя подлодку к очередному и, скорее всего, последнему для нее походу. Работали по двенадцать-пятнадцать часов в сутки, так, как сам Виталий Егоров не работал уже давно. Шаров тоже каждый день проводил на борту субмарины, наблюдая за ходом работ, по нескольку раз на дню обходя отсеки, иногда просто молча стоя рядом с трудившимися ремонтниками.

Как ни странно, американцы так ни разу не появились на борту подводной лодки, ограничившись лишь часовым на берегу, у трапа, тщательно проверявшим документы, хотя запомнить в лицо всех русских рабочих можно было уже на третий день их пребывания на базе. Американцы вообще мало во что вмешивались, в основном лишь охраняли периметр, не выпуская за пределы базы ремонтников, а также отгоняя местных жителей, под шумок пытавшихся поживиться чем-нибудь полезным в домашнем хозяйстве, или просто тем, что можно перепродать. Все общение Шарова с истинными хозяевами базы сводилось лишь к ежедневным докладам местному коменданту, молодому офицеру в звании коммандера, о ходе работ и готовности подводной лодки к переходу во Владивосток. На сегодня эта встреча только предстояла, и Владимиру ШАрову было, чем порадовать американца, но сперва он сам, своими глазами хотел убедиться, что решающий час настал.

Капитан вышел из помещения центрального поста, оставив неразговорчивых техников заниматься своими делами, колдуя над компьютерами. Шаров уверено направился в носовую часть субмарины, неторопливо шагая по пустым безжизненным отсекам. На подлодке находилось сравнительно немного людей, чуть больше половины от штатной численности команды. Этого хватало, чтобы подготовить субмарину к походу, одновременно не вызывая лишних подозрений американцев. Потому сейчас в помещениях царила пустота. Тишина лишь нарушалась приглушенным звуком шагов и голосами работавших в отсеках техников.

Шаров вошел в торпедный отсек, пустой, как и большинство других помещений подлодки. Большая часть его объема была занята стеллажами, тоже абсолютно пустыми. Здесь должен был находиться боекомплект субмарины, восемнадцать торпед разных типов, в том числе телеуправляемые и самонаводящиеся всех существующих на вооружении Российского флота моделей. Благодаря системе автоматического перезаряжания, или системе дистанционного автоматизированного управления торпедными аппаратами «Мурена», они могли быть помещены в торпедные аппараты без какого-либо участия самих подводников и намного быстрее, чем это было возможно сделать руками в тесноте и горячке боя. Массивные казенники торпедных труб выступали из переборки.

Шесть торпедных аппаратов позволяли сделать залп, от которого не в состоянии будет увернуться ни один противник. Но главное в подводной дуэли — обнаружить врага, зачастую более скрытного, прежде чем сам окажешься обнаруженным. Как правило, первый выстрел становился и последним в стремительном бою в ледяной бездне океана. И для того, чтобы найти первым свою цель, у «Усть-Камчатска» было все необходимое. Под торпедными аппаратами была расположена огромная антенна бортового гидроакустического комплекса МГК-400 «Рубикон», позволявшего обнаруживать подводную цель за десять с лишним миль. Возможно, та техника, что была в распоряжении противника, превосходила по возможностям гидроакустическую станцию далеко не новой «Варшавянки», но и сам «Усть-Камчатск» мог стать фантастически тихим и незаметным, доставляя чужим акустикам немало неприятных сюрпризов. Владимир Шаров, прекрасно помнивший все характеристики своего нового корабля, был уверен, что его подлодка окажется для противника «крепким орешком».

Здесь же, в носовой части корпуса, находилась и специальная гидроакустическая станция миноискания МГ-519 «Арфа». Очень полезная вещь, по мнению самого Шарова, узнавшего кое-какие подробности скоротечной войн на океане, приведшей к почти полному разгрому российского флота. Американские противолодочные мины «Кэптор» были крайне неприятной штукой, неприятной и дьявольски опасной, и Владимиру не хотелось бы напороться во время перехода на такое минное поле, оказавшись там слепым и абсолютно беспомощным.

Капитан подошел к одному из торпедных аппаратов, прикоснувшись мозолистой ладонью к толстой стальной трубе. Здесь никто не мешал Шарову, позволив командиру остаться наедине со своими мыслями. Никто из моряков, готовивших подлодку к скорому выходу в море, не должен был видеть своего капитана таким, задумчивым, мрачным, полным сомнений. То, что предстояло вскоре выполнить Владимиру Шарову и тем, кто добровольно ступил на борт «Усть-Камчатска», было самоубийством, но ни один из тридцати мужчин, вновь надевших военную форму, не собирался отступать.

Время истекало, уходили последние мирные минуты, и командиру вернувшейся в строй подлодки некогда было предаваться размышлениям. Шаров направился обратно, пройдя над пустыми пока кубриками, находившимися как раз под палубой. Вскоре они заполнятся матросами, а пока там царила почти стерильная чистота. А еще ниже находились аккумуляторные батареи, которым предстоит питать механизмы субмарины в подводном положении, сообщая стальной рыбе подвижность. Сейчас они были полны энергии, запаса которой хватило бы, чтоб преодолеть несколько десятков миль в океанской толще.

Вернувшись в помещение центрального поста, Шаров первым делом приказал вахтенному:

— Всех офицеров ко мне! Немедленно!

Чтобы собраться, подводникам, уже успевшим обжитьсяна борту субмарины, потребовалось две минуты. Обведя пристальным взглядом сосредоточенные лица своих подчиненных, командиров боевых частей, капитан негромко произнес:

— Товарищи, считаю подлодку готовой к походу. Провизия на борту, топлива залито под крышку. Ждать больше нечего. Сегодня из Центра был получен приказ начать операцию. Мы сделали, все, что возможно, а достаточно ли этого, мы сможем проверить в бою!

Моряки понимающе переглянулись. Этот миг должен был настать, и теперь пути назад не было ни у кого. Но каждый из тех, кто стоял перед Владимиром Шаровым, знал, что его ждет, и был готов идти до конца.

Спустя полчаса командир подлодки вошел в кабинет, ранее принадлежавший заместителю командира базы по воспитательной части. Теперь здесь расположился принявший обязанности коменданта базы коммандер ВМС США Моррис. Американский офицер, не вставая из-за стола, ожидающе взглянул на своего русского коллегу.

— Сэр, мы закончили ремонтные работы на борту субмарины и готовы к переходу во Владивосток, — сообщил Шаров. — Мы ждем вашего распоряжения, сэр!

Американец помолчал несколько минут, опустив глаза вниз, как будто изучая лежавшие перед ним бумаги, и лишь выждав достаточно, произнес в ответ:

— Нам пришлось пересмотреть ваш маршрут. Японцы заблокировали судоходство между Сахалином и Курильскими островами, там патрулируют их корабли и субмарины, готовыми пустить на дно любого, кто пересечет границу запретной зоны. Мы расцениваем эти угрозы всерьез, и не хотим рисковать. Вот ваш маршрут.

Коммандер встал, одернув форму, и подошел к стене, на которой так и осталась висеть карта Дальнего востока, по которой, наверное, ставил задачи своим подчиненным еще командир бригады подводных лодок Тихоокеанского флота.

— Вы обогнете Камчатский полуостров, пройдете северной частью Охотского моря вдоль побережья, затем Татарским проливом, и далее, также придерживаясь побережья, во Владивосток. Вас будут сопровождать самолеты и вертолеты патрульной авиации. У берегов Сахалина возможна встреча с японцами, но они предупреждены о вашем появлении. Они превратили Сахалин в настоящую крепость и могут открыть огонь в ответ на любую провокацию. От вас требуется предельная сдержанность, капитан.

— Нам проблемы не нужны, — пожал плечами Шаров, внимательно следивший за тем, как американский офицер тупым концом карандаша показывает будущий путь «Усть-Камчатска».

— К вам присоединятся несколько моих офицеров, на случай, если японцы решат, что вы — пираты, и захотят вас потопить.

Шаров лишь кивнул, понимая, что никто не отпустит пусть безоружную, но потенциально опасную субмарину без присмотра, а несколько морских пехотинцев вполне смогут заставить команду привести подлодку туда, куда и полагается, не сбившись с курса.

— Готовьтесь к выходу в море через два часа, капитан, — приказал американец. — Можете идти!

На борту подлодки уже царило нервное возбуждение. Люди не могли усидеть на месте, сновали туда-сюда, кто-то громко разговаривал, смеялся, неуклюже шутил, пытаясь тем скрыть волнение от своих товарищей и самого себя. Кадровые подводники еще как-то держались, но гражданская часть команды впала в какую-то прострацию.

— Товарищи подводники, внимание, — произнес Владимир Шаров, находившийся в центральном посту, в микрофон. Его слова раскатами эха разнеслись по отсекам, транслируемые по системе внутренней связи. — Объявлена двухчасовая готовность к выходу в море. Всем занять свои посты!

Суета на борту «Усть-Камчатска» усилилась, но одновременно стала более упорядоченной. Моряки бросились по местам, располагаясь за пультами управления. Виталий Егоров, тоже находившийся в главном посту, словно старший помощник, спросил капитан:

— Чего нам еще ждать?

— Пассажиров! Одних нас гулять не отпускают, решили дать «нянек»!

Егоров понимающе кивнул. Глупо было бы рассчитывать на иной расклад, но как раз к этому подводники были вполне готовы.

Американцы появились через полчаса. Три камуфлированных «Хаммера» выехали на пирс, и из них выбралось с десяток морских пехотинцев в полной экипировке, с карабинами М4, в бронежилетах и даже легких кевларовых касках PASGT-H. Возглавлял небольшой отряд моряк в повседневной форме.

— Я лейтенант Стоун, — представился моряк вышедшему на палубу встречать американцев Шарову. — Субмариной командую я, а вы обеспечиваете доведение моих приказов до всех моряков и их исполнение.

— Разумеется, сэр!

Американец, не обнаружив в ответе Шарова и тени иронии, распорядился:

— Разместите моих людей! Сколько ваших моряков на борту субмарины?

— Считая гражданских специалистов, тридцать два человека. Не беспокойтесь, для ваших людей места хватит. Но будет лучше, если они не станут бродить по отсекам с винтовками наперевес.

— Это не вам решать.

Морские пехотинцы один за другим нырнули в люк в борт рубки-«плавника», высоко вздымавшейся над скрытым большей частью в воде корпусом подлодки. Под ногами упруго пружинило прорезиненное противогидролокационное покрытие. Обтягивая целиком корпус «Варшавянки», оно поглощало импульсы сонаров, затрудняя обнаружение подлодки в активном режиме эхопеленгации. А для того, чтобы «Варшавянку» сложно было обнаружить в пассивном режиме, лишь прослушивая шумы моря, ее создатели тоже придумали немало хитростей. Все оборудование, способное громко шуметь, было установлено на вибропоглощающих стендах, специальных амортизаторах, принимавших колебания механизмов на себя. Но главной изюминкой была движительная установка подводной лодки.

Шаров, пропустив вперед американского лейтенанта, последним спустился внутрь, и матрос захлопнул крышку люка, тяжелую стальную плиту, призванную, как и каждый квадратный сантиметр семидесятидвухметрового корпуса, выдерживать давление воды в сотни атмосфер. Офицеры прошли в помещение центрального поста, и там сразу стало тесно. Виталий Егоров забился в дальний угол, стараясь не мешаться под ногами, как и остальные подводники, а лейтенант Стоун, полностью войдя в роль командира, начал отдавать распоряжения.

— Запустить двигатели! Все по местам!

В кормовой части ожили два дизельных генератора 4ДЛ-42МХ, сообщая свои полторы тысячи киловатт каждый главному электродвигателю ПГ141. В этом и заключалась одна из особенностей подлодок проекта 877, в свое время ставших едва ли не революцией в подводном кораблестроении. В отличие от субмарин прежних поколений, винт приводился в движение электродвигателем, который лишь питался от генераторов. Не было передаточных механизмов, напрямую соединявших дизельные двигатели и винт, а значит, не было лишних источников вибрации и шума. К тому же можно было удобнее расположить агрегаты и механизмы, между которыми не было теперь прямой связи.

— Вам сообщили маршрут перехода? — поинтересовался Стоун у Шарова, стоявшего в стороне навытяжку, как прилежный курсант.

За спиной русского офицера замер этакой камуфлированной скалой чернокожий капрал-морпех, державший наперевес карабин М4А1. Еще дин морской пехотинец стоял снаружи, в коридоре, заставляя проходивших мимо подводников прижиматься вплотную к переборке. Вид вооруженных людей заметно нервировал моряков. Они привыкли к сокрушительной мощи торпед и сверхзвуковых крылатых ракет, но редко видели или тем более держали в руках хотя бы обычный пистолет. А сейчас пистолетов, и не только их, вокруг хватало, и те, кто держал оружие в руках, выглядели как люди, готовые немедленно пустить его в ход.

— Да, лейтенант. Нам потребуется преодолеть около полутора тысяч миль, что займет примерно семь суток при десятиузловом ходе. Все необходимые припасы погружены, даже с избытком.

— Пойдем исключительно в надводном положении, капитан! В этих водах действует японский флот, контролирующий акваторию от Курил до Сахалина. Наши корабли держатся у берегов Приморья, а с Гавайев движется авианосная ударная группа. Ситуация напряженная, нельзя провоцировать японцев, они готовы применить оружие в любой миг.

— Все понятно, лейтенант. Предлагаю вам подняться на ходовой мостик. Насладимся круизом!

Они поднялись наверх, американский лейтенант — первым, следом Шаров, не забывший накинуть бушлат, а за ними двое американских морских пехотинцев, не расстававшихся с оружием. Как только Владимир появился на мостике, в лицо ему ударил порыв холодного ветра, налетевший со стороны океана. Над головами, словно приветствуя подводника, пронзительно заверещали чайки.

— Все готово, лейтенант, — сообщил Шаров своему спутнику. — Нам нужен лишь ваш приказ!

— Отходим!

— Есть! — Капитан поднес ко рту микрофон, вызвав центральный пост: — Малый вперед!

Вода за кормой подлодки немедленно вспенилась, и субмарина начала отдаляться от пирса. Ветер заметно усилился, и лейтенант Стоун поежился, поводя плечами. Шаров, заметив это, вновь вызвал центральный пост:

— Вахтенный, распорядитесь подать на мостик бушлат и ушанку!

Берег между тем отступил назад, растворяясь в сером мареве тумана. Подлодка уверенно шла своим курсом, зарываясь округлым носом в тяжелы волны, порой полностью захлестывавшие палубу. Лейтенант Стоун задумчиво уставился на горизонт, закутавшись в принесенный матросом бушлат и сразу приободрившись при этом. Он уже думал о завершении похода, о том, как снова ступит на сушу, а эту подлодку, призрак было мощи русского флота, пустят на утилизацию, превратив окончательно в груду безобидного и, возможно, чем-то даже полезного железа.

Владимир Шаров тоже думал о будущем, хотя размышлять было не о чем. Уставившись на горизонт, он словно смотрел сквозь время. Лейтенант Стоун покосился на русского офицера, казавшегося понурым и смертельно уставшим. Шаров сделал вид, что не заметил этот полубезразличный взгляд.

Капитан чувствовал, как в груди учащенно забилось сердце, и кровь, щедро сдобренная адреналином, хлынула по жилам. Вытащив из кармана пачку «Беломора», Шаров вытряхнул сигарету, щелкнул зажигалкой и с наслаждением затянулся. Несмотря на то, что курить на подлодке было запрещено, справиться с этой привычкой подводник не мог, как ни старался, и потому спешил воспользоваться представившимся случаем. Но и это не помогало сейчас унять волнение.

Шаров точно знал, что поход завершится отнюдь не через семь суток, и не в гавани Владивостока, ныне безраздельно принадлежавшей американцам, ставшей их новой базой на Дальнем Востоке взамен потерянных сейчас, после демарша японцев, баз на Окинаве и других островах Империи. Это была удобная цель для внезапной атаки, но не она была конечным пунктом начавшегося похода. Скорее всего, подлодка будет все равно уничтожена в итоге, но вовсе не так, как того хотели американцы, не под резаком на судостроительном заводе, а на просторах Тихого океана, в сражении, и гибель ее окажется не напрасной. Однако прежде, чем вышедшая в море «Варшавянка» могла дать бой, следовало произойти еще целой цепи событий, и многие из них уже начинались в эти самые минуты.

Открыв дверь, Тарас Беркут на несколько секунд замер на пороге. Эта задержка была едва уловима, но ничтожных мгновений бывшему офицеру спецназа хватило, чтоб оценить обстановку, запомнив все до мельчайших деталей. В здании, снаружи неотличимом от обычного склада, предназначенного для хранения не особо ценных вещей, была оборудована полноценная казарма. Двухъярусные койки у стен, посредине несколько столов и стульев, возле одной из стен — телевизор. Не хватало только окон, но света было достаточно, чтобы рассмотреть лица тех, кто находился внутри. Пятеро расселись вокруг стола, еще четверо растянулись поверх заправленных постелей, а один, сдвинув в сторону часть мебели и раздевшись по пояс, энергично отжимался на грязном утоптанном полу.

В просторной комнате было сильно накурено, под высоким потолком витали клубы сизого дыма. Беркут невольно поморщился — курящий боец почти начисто лишен нюха, которому порой доверия больше, чем глазам и ушам, зато самого его можно учуять за сто метров.

— Группа, смирно!

Взметенные командой, бойцы торопливо выстроились посредине помещения, уставившись на вошедшего командира. А Беркут внимательным взглядом обвел тех, с кем совсем скоро ему предстояло идти в бой. Молодые мужчины, лет под тридцать, некоторые чуть старше, крепкие, «в самом соку», не сопливые салаги, но и не отяжелевшие пенсионеры. Все в камуфляже без знаков различия, некоторые уже в разгрузочных жилетах, но оружия нет почти ни у кого, лишь у двоих в кобурах торчали пистолеты, да ножи были почти у каждого.

Тарас Беркут мог многое рассказать о каждом из тех, кто сейчас молча, вопросительным взглядом буравил его. Бывший майор российской армии провел не один час и даже не один день, изучая личные дела тех, кто был избран, чтобы нанести ответный удар по врагу, окончательно уверовавшему в свою победу. Он знал каждого из тех, кого видел перед собой, по имени, знал все подробности биографии, место рождения, имена родителей, мог назвать без запинки имена командиров и номера тех частей, в которых доводилось служить этим парням, продолжавшим свою войну и сейчас, несмотря на приказ свыше.

— Я — майор Беркут, ранее служил в Двадцать второй отдельной бригаде специального назначения, — представился спецназовец. — С этой секунды я ваш командир. Вас отобрали из сотен кандидатов для выполнения особой операции. Армейский спецназ, ВДВ, морская пехота, антитеррористические подразделения Внутренних войск. Вы лучшие из лучших, у вас лучшая подготовка, у каждого за плечами боевой опыт, многие состоят в партизанском движении с момента его возникновения. Только вам наше командование сочло возможным доверить выполнение особого задания. Многие из вас не знакомы друг с другом, но времени на то, чтобы сработаться, у нас будет достаточно. Операция, в которой вам предстоит участвовать, начинается с этой самой минуты. Вы дали свое согласие заранее, и теперь пути назад ни у кого из нас нет. Нас ждет транспорт, чтобы доставить в порт, после этого нам предстоит морской переход, и, вероятно, бой.

Бойцы слушали молча, со всем вниманием. Эти люди не были случайными, они собрались здесь не по приказу, а потому, что не могли иначе. Они хотели боя и были готовы к нему. В любой армии таких немного, ничтожная часть от числа тех, кто надевает военную форму, но они неизменно есть. Именно таких прирожденных бойцов, не привыкших сомневаться в приказах, мало ценивших собственную жизнь и тем более жизнь врага, и должен был отобрать Тарас Беркут. И теперь он понял окончательно, что смог справиться с задачей.

— Познакомимся, — сухо произнес майор. — Представьтесь по очереди. Имя, прежнее место службы, звание.

— Тохтырбеков Керим, — выпалил скуластый крепыш в расстегнутом камуфляже, коротко, почти наголо стриженый, с раскосыми глазами цвета антрацита. — Спецназ Внутренних войск, старший лейтенант, командир взвода.

— Как у вас с водолазной подготовкой, лейтенант?

— Срочную служил в морской пехоте на Балтике, — сообщил Тохтырбеков то, что Беркут знал о нем и без лишних слов. — Думаю, навыки еще сохранились.

— Это хорошо, полезные навыки. Это всех касается, бойцы. Возможно, очень скоро нам придется много плавать и нырять в отнюдь не дружественных водах. А как у вас с английским?

— Давно не было практики, майор, сэр, — на одних рефлексах ответил боец, и лишь тогда понял, что вопрос, как и ответ, прозвучали по-английски. — Нужно поработать над произношением, и словарный запас неплохо пополнить, но раньше не хватало времени.

— Время у вас будет, — усмехнулся майор, и, взглянув на стоявшего слева от Тохтырбекова партизана, произнес, вновь переходя на русский: — Ну, что ж, продолжим. Следующий!

— Карпенко Илья, прапорщик, — отчеканил рослый худощавый парень с перебитым носом, тот самый, что старательно отжимался. Он успел только натянуть тельняшку с обрезанными рукавами, и было видно, как перекатываются под кожей, лоснящейся от пота, бугры мышц. — Восемьсот десятая бригада морской пехоты, разведывательная рота, командир отделения, снайпер.

— Из каких систем приходилось работать?

— СВД, СВУ, СВ-98, «Винторез», «Штайр».

— В командировках где был, прапорщик?

— Дагестан, вторая Чечня, потом весь Северный Кавказ, Южная Осетия.

— Хорошо! Следующий!

Каждый из десяти партизан, тщательно отобранных из множества других бойцов, по очереди назвался, упоминая номера своих частей. Некоторым Беркут задавал вопросы, что-то уточняя, а, скорее, просто проверяя, не подводит ли его память. Бойцы отвечали четко и быстро. Закончив процедуру знакомства, майор, не теряя времени, скомандовал:

— На выход, бойцы! Личные вещи с собой! Грузиться в машину!

Бойцы быстро, но без суеты подхватили стоявшие в пирамиде у стены автоматы, забросив на плечи тяжелые рюкзаки и сумки с личными вещами, давно уже уложенными в ожидании приказа, и, топоча тяжелыми ботинками, один за другим выскочили из здания склада. Почти вплотную к выходу был припаркован неприметный тентованый ГАЗ-66, в кузов которого ловко вскарабкались партизаны, рассаживаясь на деревянных сидениях вдоль бортов и заталкивая под скамьи свою поклажу. Сам Беркут, выходивший последним, запрыгнул в кабину, где его уже ждал Заур Алханов. Бывший десантник сейчас выглядел совсем не воинственно, он был одет в спецовку, заляпанную пятнами масла. С лязгом захлопнув дверцу, Тарас приказал:

— Гони в гавань! Давай, жми! Нас уже ждут!

«Газик», чихнув мотором и выпустив клуб черного дыма из выхлопной трубы, сорвался с места, двинувшись в сторону побережья. Конечным пунктом маршрута был рыбацкий поселок, скопление разномастных домов, теснившихся по берегам небольшой бухты, которую рассекали несколько длинных пирсов. У одного из них группу диверсантов уже ждали.

Грузовик резко затормозил, но прежде чем он остановился, Тарас Беркут уже спрыгнул на землю, хлопнув ладонью по кузову, и зычно гаркнув:

— С машины! На баркас, бегом! Живее, бойцы!

Бойцы, один за другим, под истошные крики вившихся над гаванью чаек побежали по узким сходням на борт качавшегося на волнах у причала судна. Это был двадцатиметровый траулер со смещенной к корме надстройкой и нанесенным большими буквами на скулах названием «Таймень». Над палубой возвышалась ажурная стрела крана. С мостика за тем, как на его корабль грузятся пассажиры, наблюдал бородатый шкипер в тельняшке и наброшенном поверх нее на плечи ватнике.

— Семеныч, все на борту! — крикнул Беркут, последним взбежавший по сходням. — Мы готовы!

— Добро! Петя, отдать швартовы! Отваливаем!

Молодой матрос пробежал вдоль борта на бак, торопясь исполнить приказ хмурого шкипера. Канаты, крепко привязавшие траулер к берегу, скользнули в воду, и одновременно взревел укрытый под палубой дизель. Труба выплюнула клуб дыма, и вода за кормой вспенилась под ударами лопастей гребного винта.

— Внутрь, — прикрикнул Беркут на своих людей, столпившихся на палубе. — Все вниз!

Партизаны, лучшие из лучших, тщательно отобранные из сотен или даже тысяч бойцов, один за другим нырнули в открытую дверь в борту надстройки, протискиваясь миом чего-то, тщательно укутанного брезентом. Какие-то предметы, продолговатые, уложенные штабелем на манер бревен так, что занимали почти все свободное пространство на палубе «Тайменя».

Спустившись в тесный кубрик, партизаны невольно охнули, увидев настоящие горы оружия. На столах, рундуках, просто прислоненные к переборкам каюты, стояли автоматы, пулеметы, снайперские винтовки, темно-зеленые трубы противотанковых гранатометов и реактивных пехотных огнеметов РПО-А «Шмель», простого и мощного оружия, действие которого уже успел испытать на себе противник.

— Вашу мать! — присвистнул лейтенант Тохтырбеков. — Мы сейчас, что, пойдем штурмом брать пиндосскую базу в Гонолулу?

Прапорщик Карпенко, подойдя к одному из столов, взял в руки ручной пулемет, внимательно осмотрев его, и, взглянув на командира, спросил:

— Товарищ майор, а что это за стволы такие? Я такое в первый раз вживую вижу!

Действительно, среди арсенала, собранного в каюте траулера, не было ни привычных АК-74, ни даже новых «Абаканов», как не было пулеметов ПКМ или снайперских винтовок Драгунова. Почти все оружие оказалось иностранного производства, за исключением лишь гранатометов РПГ-26 и огнеметов, лучше которых все равно найти что-либо было невозможно.

— Это ручной пулемет «Негев», произведен в Израиле, — пояснил Беркут, взяв из рук Карпенко заинтересовавшее того оружие. — Калибр 5,56 миллиметра. Используется также как вооружение боевых машин. Лента на двести патронов укладывается в брезентовую сумку, которая крепится на оружии. Легче и удобнее, чем патронный короб ПКМ. При установке специального переходника можно использовать обычные секторные магазины, правда, только израильского образца, от штурмовой винтовки «Галил». Вес без патронов семь с половиной килограммов, скорострельность — тысяча выстрелов в минуту. Неплохое оружие, достаточно надежное и эффективное.

Партизаны разошлись по каюте, рассматривая аккуратно разложенное оружие. Все без труда узнали американские карабины М4, часть из которых была снабжена даже подствольными гранатометами. Карпенко, отложив пулемет, коснулся пластикового ложа снайперской винтовки с массивным стволом и длинной трубой оптического прицела:

— Это же AW, английская! Откуда здесь такая «пушка»?

— Верно, это снайперская винтовка Экьюрейси Интернейшнл AW, калибр 7,62 миллиметра, — подтвердил командир группы. — Они ограниченно поступили на вооружение российских спецслужб еще несколько лет назад, в основном, использовались спецназом ФСБ и Службой безопасности президента. — Беркут перевел взгляд на лейтенанта Тохтырбекова, задумчиво рассматривавшего поочередно сжатую в левой руке массивную вороненую «Беретту-92», и легкий, почти невесомый «Глок-17», лежавший на правой ладони партизана: — Пистолеты нам тоже достались из арсеналов «чекистов». А автоматы и пулеметы — трофеи, захваченные в Грузии, так же, как и боеприпасы к ним. Все оружие новое, некоторые стволы не сделали ни единого выстрела, прежде, чем попасть сюда. Прямо на складах брали тогда.

Партизаны с интересом рассматривали оружие, которое большинство из них видело лишь на страницах журналов да на выставочных стендах. Они перекладывали с места на место пистолеты, примеривались к американским карабинам, оценивающе разглядывали пулеметы и снайперские винтовки. Взрослые мужчины были сейчас похожи на детей, только что распаковавших долгожданные новогодние подарки и увидевших под оберткой именно то, о чем они уже давно мечтали.

— Здесь только оружие натовского стандарта, — заметил один из партизан. — Это не спроста, верно? Обычно так снаряжают диверсионные группы, действующие в глубоком тылу противника.

Тарас Беркут, пропустив реплику мимо ушей, словно ничего и не слышал, вышел на середину каюты, громко произнеся:

— Группа, внимание!

Разговоры тотчас стихли. Десять человек, отложив оружие, разом уставились на своего нового командира, а тот, дождавшись, когда все сосредоточат свое внимание на нем, продолжил:

— Бойцы, ставлю ближайшую задачу! В южной части Татарского пролива мы должны обнаружить и перехватить подводную лодку «Усть-Камчатск» типа «Варшавянка», идущую из своей базы курсом во Владивосток. На ее борту находится наш экипаж и подразделение американских морских пехотинцев численностью до отделения. Американцев приказано уничтожить, подлодку захватить!

— А что потом?

— Сначала выполните эту задачу, — отрезал Беркут. — На слаживание и подготовку плана операции у нас около двух суток. За это время мы все должны стать единым целым, научиться понимать друг друга даже не с полуслова, а читать мысли, работать парами и четверками, прикрывая друг друга при штурмовых действиях. Задача ясна?

— Так точно!!! — в один голос ответили партизаны.

В таком случае у вас полчаса, чтобы обжиться на борту, после этого общий сбор группы на палубе. Занятия начинаются немедленно!

Покинув кубрик, в котором сразу стало тесно, и негде было развернуться десятку крупных мужчин, майор Беркут не пошел сразу на палубу. Вместо этого он завернул в тесный закуток, где прямо на полу были уложены три массивных свинцовых цилиндра диаметром около пятнадцати сантиметров и примерно полметра. Нанесенная на них черно-желтая маркировка буквально кричала — «Радиация!», «Опасно!», «Не подходи!», «Не тронь!». Но Тарас без страха коснулся ладонью гладкого, идеально отполированного бока. С нежностью он поглаживал холодный металл, и при этом мечтательно улыбался. Сейчас майор был счастлив, оказавшись одним из тех, кому выпала честь отомстить за гибель тысяч братьев по оружию, тысяч русских солдат и офицеров, за жителей русских городов, погибших под американскими бомбами.

Траулер «Таймень», тарахтя работавшим на половину от возможной мощности, уверенно резал волны скругленным, совсем не клиперским носом, направляясь курсом на север. За кормой таял, исчезая в волнах, берег Приморья. Пройдет еще много часов прежде, чем проступят очертания побережья Сахалина, и траулер войдет в Татарский пролив. Океан сейчас казался безжизненным, на горизонте не было видно ни одного корабля. В этих краях уже витала тень новой войны, на этот раз с Японией, уже считавшей эти воды и эти берега своими, и готовой ради этого проливать свою и чужую кровь. Но вся эта суета казалась пустяком Тарасу Беркуту по сравнению с тем, что вскоре предстояло исполнить ему и тем, кого он отобрал в свой отряд.

 

Глава 4. Оружие возмездия

Дальний Восток, Россия — Японское море

10 ноября

Железнодорожный состав медленно, со скоростью усталого пешехода, проползал через проем ворот. Фырчащий локомотив оставил позади бетонную коробку контрольно-пропускного пункта, с которого за ним внимательно наблюдали вооруженные до зубов часовые. Двухколейная ветка вела к скоплению низких, наполовину врытых в землю строений, похожих на какие-то крепости и таковыми являвшихся на самом деле. Сложенные из толстых бетонных плит, армированных сталью, сооружения являлись хранилищами ядерного оружия, и вместе со служебными постройками, казармами и небольшой железнодорожной станцией проходили по документам, отмеченные грифом «совершенно секретно», как «объект 1201».

Совсем недавно здесь несли службу подразделения Двенадцатого Главного управления Министерства Обороны России, обеспечивавшие безопасность одной из немногих действующих ремонтно-технических баз, и секретный объект медленно приходил в упадок одновременно с сокращением ядерных арсеналов великой страны. Но теперь все изменилось. Машинист и его помощник из окон медленно ползущего по рельсам тепловоза видели выстроившихся у пропускного пункта американских морских пехотинцев, не снимавших рук с оружия. За их спинами был виден разрисованный пятнами камуфляжа «Хаммер» с крупнокалиберным трехствольным пулеметом GAU-19/A на турели. Стрелок, дежуривший у оружия, был готов в любую секунду нажать на гашетку, выпустив рой из сотен тяжелых пуль.

По другую сторону от проема ворот, сейчас медленно закрывавшихся за въехавшим на территорию базы небольшим составом, стояла бронемашина LAV-25. Ствол ее автоматической пушки «Бушмастер» был обращен наружу, словно американцы, отныне хозяйничавшие на территории объекта особой важности, в любой миг ждали атаки извне, из-за высоких бетонных стен, увитых километрами колючей проволоки.

Состав, двигаясь все так же медленно, достиг высокого перрона, и остановился, лязгнув буксами вагонов. Тотчас к нему двинулись электрокары-погрузчики, которыми управляли люди в спецовках. Американский офицер, вышедший встречать эшелон, приказал по-русски сопровождавшим его рабочим:

— Начать разгрузку!

Открылись опломбированные двери вагонов, и техники принялись выгружать на электрокары тяжелые металлические цилиндры. Американцы, наблюдавшие за происходящим, не могли сдержать довольных улыбок. На их глазах ядерный арсенал России превращался в бесполезный хлам. Здесь, на «объекте 1201» происходила утилизация ядерных боеприпасов, собранных со всего Дальнего Востока. Боевые части межконтинентальных ракет, извлеченных из своих бетонных шахт, зарядные отделения торпед, крылатых и противолодочных ракет Тихоокеанского флота, ядерные снаряды и мины демонтировались русскими специалистами-ядерщиками под бдительным наблюдением американских морпехов. Электронная начинка уничтожалась здесь же, а ядерное взрывчатое вещество, помещенное в свинцовые контейнеры, увозили на запад, за Урал, чтобы там захоронить навечно.

— Давайте живее! — поторопил старшего группы техников американский офицер, стоявший в конце перрона, широко расставив ноги и положив правую ладонь на оттягивавшую пояс кобуру с полуавтоматической «Береттой» М9.

— Не гони, не картошку разгружаем, — отмахнулся рабочий. — Не дай бог, уроним что-нибудь, потом светиться все будете ночью!

Стальные вилы погрузчика подхватили штабель массивных свинцовых цилиндров, и электрокар, развернувшись на пятачке, двинулся к открытым воротам хранилища, возле которых тоже стояли в карауле американские морпехи, державшие винтовки наперевес. От их бдительных взглядов не могло укрыться ничто, происходящее на территории военной базы, но все же никто не заметил, как один из трудившихся на перроне работяг махнул рукой водителю электрокара. Затем все произошло так быстро, что никто сразу не успел даже испугаться. Тяжелые цилиндры соскользнули с погрузчика, ударившись о бетонные плиты, выстилавшие перрон и выбив фонтаны искр.

— Мать вашу! — Бригадир с места отпрыгнул назад на несколько метров, увидев катящуюся к нему по бетону металлическую болванку. — Все вон отсюда!

Один из грузчиков подбежал к раскатившимся по земле боеголовкам, сейчас нисколько не выглядевшим чудовищно смертоносными, какими они были на самом деле. Склонившись над одной из них, от опрометью кинулся прочь, громко закричав:

— Там трещина! Герметичность оболочки нарушена!

Русский рабочий толкнул опешившего командира американских морских пехотинцев себе за спину, точно хотел своим телом принять поток жесткого излучения. Остальные кинулись врассыпную, едва не сбивая с ног часовых, нервно сжимавших оружие и озиравшихся по сторонам.

— Какого дьявола происходит?! — Американский командир, тот, кто был здесь равным богу в эти минуты, чьи приказы следовало исполнять беспрекословно, остановил начальника занимавшейся выгрузкой бригады атомщиков.

— Боеголовка повреждена! Корпус треснул! Возможна утечка радиации!

— О, проклятье!

— Нужно объявлять эвакуацию, — настойчиво произнес бригадир, побледневший от страха. — Живо! Без защитного снаряжения здесь нельзя оставаться ни секунды! Иначе такую дозу схватим, что и недели не протянем!

— Я вызову специальную команду из Владивостока!

— Дайте приказ увести отсюда людей! Я не самоубийца!

Офицер колебался несколько секунд, делая выбор между чувством долга и инстинктом самосохранения. Он боялся радиации, представляя последствия, которые будут мучить его и его людей всю оставшуюся жизнь. Все сомнения развеял подошедший к разбившейся боеголовке русский рабочий со счетчиком Гейгера.

— Тысяча микрорентген! Прибор зашкаливает!

— Тревога! — немедленно скомандовал офицер стоявшему рядом моряку. — Капрал, объявить общую эвакуацию! Выполнять, быстрее!

Бронемашина LAV, оснащенная эффективной системой защиты от оружия массового поражения, оказалась единственным действительно безопасным местом. Ее экипаж торопливо задраивал люки, запуская вентиляционную установку. Избыточное давление, нагнетаемое внутри БТР, препятствовало проникновению радиоактивной пыли. Остальные же моряки, лишенные каких-либо средств защиты, торопились скорее покинуть опасное место. Вместе с ними бежали и русские рабочие и техники, в лучшем случае, имевшие лишь абсолютно бесполезные сейчас респираторы. Машинисты с тепловоза, доставившего груз боеголовок, тоже не стали медлить, присоединяясь к бегущим.

Живой поток хлынул в распахнутые ворота, источая почти ощутимый сейчас физически животный страх перед невидимой и беспощадной смертью, от которой не было спасения. Через несколько минут на территории «объекта 1201» осталось лишь с полдюжины русских рабочих и отгородившиеся ото всех опасностей окружающего мира броней LAV-25 морпехи. Они не видели, как двое атомщиков вытащили из кузова припаркованного возле одного из складов «Урала» противотанковые гранатометы РПГ-7.

Две реактивные гранаты ударили в борт бронемашины, и кумулятивные струю расплавили металл, выжигая боевое отделение. Американцы умерли почти мгновенно, но за ничтожные доли секунды, отделявшие жизнь от смерти, успели испытать жуткие мучения, заживо сгорая в тесноте заброневого объема.

— За дело, мужики, живее, — приказал бригадир, прежде, чем стих грохот взрыва. Сейчас он ничуть не казался испуганным, словно это уже был другой человек. — Вскрыть третий вагон! Михалыч, давай за резаком!

Четверо бросились к запечатанному вагону, сбивая пломбы и срывая замки фомками, а их товарищ уже тащил сварочный аппарат. Поравнявшись со старшим, он злорадно усмехнулся:

— Сейчас приготовим этим сукам подарочек! Не нарадуются, мрази!

Шесть человек работали, как одно целое, хотя каждый занимался своим делом. Вагон был вскрыт за минуту, и изнутри на руках вынесли три массивных цилиндра из серого металла, помеченных малопонятной маркировкой и знаками радиационной опасности. Их быстро погрузили в кузов «Урала», и один из атомщиков запрыгнул в кабину, поворачивая зажигание.

— Михалыч, как тут?

Бригадир подошел к своему товарищу, надвинувшему на лицо маску и увлеченно резавшему один из лежавших на земле конусов.

— Готово! — сварщик встал, откладывая в сторону свой инструмент. — Вот он, заряд!

Мужчина извлек наружу две увесистей полусферы, чувствуя, насколько они теплые, даже сквозь рукавицы. Он держал на ладонях саму воплощенную смерть — несколько килограммов оружейного плутония, ядерное взрывчатое вещество, начинку боеголовки 15Ф173 межконтинентальной баллистической ракеты Р-36М2 «Воевода». В момент, когда два полушария сталкивались под запредельным давлением, высвобождалась энергия, эквивалентная восьмистам тысячам тонн тротила, достаточно, чтобы стереть с лица земли целый город. Но сейчас это были лишь два куска металла, смертельно опасного только для того, кто прикасался к ним голыми руками.

— Все, Костя, считай, меня уже нет, — негромко произнес Михалыч, опуская свою добычу на землю. — Ты бы отошел, что ли.

— Думаешь, поможет? Ну протяну пару лишних месяцев, а оно мне нужно? Давай-ка закончим скорее, пока пиндосы не чухнулись!

В кузове «Урала» нашлось несколько килограммов пластида, которым облепили, точно глиной, обе полусферы, воткнув во взрывчатку сразу полдюжины взрывателей. Бригадир Костя взял в руки подрывную машинку, самую примитивную, не какой-нибудь радиодетонатор, которому можно поставить помехи. Теперь для взрыва ему лишь требовалось вдавить большую кнопку, замыкая электрическую цепь.

— Валите, быстрее, — приказал он своим помощникам, двое из которых уже сидели в кабине грузовика. — У вас окно минут десять, не больше! Они накроют частой честью все в радиусе с полста километров! Помните, куда доставить груз?

— Помним. Костя, а ты, что, не с нами?

Бригадир качнул головой:

— Мужики, вы только не подведите! Ну, давайте, с Богом!

Дизельный движок заревел, точно раненый зверь, и «Урал» сорвался с места. Грузовик просто снес бампером участок ограждения, выскочив на заросший проселок, уводящий вглубь тайги. Дождавшись, когда машина исчезнет, Костя взглянул на устало присевшего рядом, прямо на землю Михалыча:

— Что, пора?

— Давай закурим, что ли, напоследок!

Оба затянулись, с наслаждением глотая едкий табачный дым. Откуда-то из-за горизонта донесся становящийся все более громким рокот, над лесом мелькнула темная точка, быстро увеличивавшаяся в размерах.

— Летят, суки, — проворчал Михалыч. — Недолго ждали.

— Что ж, теперь пора. Прощай, дружище!

Бригадир вдавил кнопку детонатора, и пилоты зависшего над складом атомного оружия UH-60A «Блэкхоук» увидели вспышку взрыва на земле. Мощный заряд пластиковой взрывчатки распылил плутониевые полушария, превратив их в мелкую пыль, медленно осевшую на кровли строений, технику, просто на землю.

Датчики, установленные на геликоптере, показали резкий скачок радиационного фона. Летчики немедленно увели машину из опасной зоны, высадив десант, восемь полностью экипированных специалистов из подразделения защиты от оружия массового поражения, в миле от цели.

В это время «Урал» с грузом остановился посреди никому неизвестной лесной дороги в тридцати километрах от обезлюдевшей военной базы. Тяжелые цилиндры перегрузили в неприметный внедорожник УАЗ, а грузовик загнали в заросли, накрыв куском маскировочной сети и набросав поверх веток.

Американское командование во Владивостоке действовало быстро, сознавая степень опасности. В течение часа в воздух были подняты сотни вертолетов авиации Морской пехоты США и беспилотников, взявших под наблюдение весь Приморский край и прилегающие регионы. На дорогах появились посты, движение замерло.

Пропавший «Урал» обнаружили быстро, и в тот же момент солдаты из подразделения радиационной защиты, вошедшие на территорию базы, сообщили о сильном радиоактивном заражении местности. На какой-то момент поиски остановились, и этого хватило, чтобы пробиравшийся лесными просеками, не отмеченными ни на одной карте УАЗ со своим опасным грузом проскользнул в едва заметную брешь. Еще дважды сменив машины, беглецы, преодолевшие несколько сотен километров за считанные часы, достигли берега, перебравшись на неказистую посудину. Им пришлось провести на борту полсуток, прежде чем появились другие пассажиры, и седой шкипер отдал приказ выходить в море.

Примерно в это же время американские морпехи, облаченные в тяжелые костюмы радиационной защиты, начали осмотр русского ядерного арсенала. Несмотря на то, что радиационный фон оказался превышен в десятки раз, раскатившиеся по перрону боеголовки оказалась абсолютно невредимыми. Зато рядом нашелся счетчик Гейгера, неисправный, зашкаливавший тотчас, стоило ему оказаться рядом с большой массой металла. Еще через несколько минут обнаружилась пропажа трех шестидюймовых ядерных артиллерийских снарядов, доставленных на «объект 1201» для утилизации. В это время траулер «Таймень» взял курс на подернутые дымкой берега Сахалина.

Владимир Шаров, поднявшись на мостик, поморщился, когда по лицу стегнул порыв ледяного ветра, бросив в лицо тучу мелкой водяной пыли. Подняв воротник бушлата, капитан поднес к глазам мощный бинокль. Подводная лодка «Усть-Камчатск» входила в Татарский пролив, и высококлассная оптика позволяла видеть берега. Подводник лишь тяжко вздохнул, увидев не такую уж далекую сушу. Справа из морских волн вырастали прибрежные дюны приморских пляжей, всецело принадлежавших американцам, а слева вздымались окутанные туманной дымкой сопки острова Сахалин, где ныне хозяйничали японцы.

Обстановка на Дальнем Востоке с каждым днем становилась все более накаленной, хотя стороны и избегали слишком резких действий. Американцы и японцы, спешившие поделить земли России, внимательно следили друг за другом. Капитан был уверен, что за субмариной, идущей десятиузловым ходом в надводном положении, ни от кого не таясь, внимательно наблюдают с обоих берегов. Пролив в северной части имел ширину не более десяти километров, так что от берега до берега можно было достать огнем обычной ствольной артиллерии, и уж тем более не сложно было пустить на дно такую уязвимую подлодку. В прочем, пушки с обеих сторон пока молчали.

— Пост РЛС вызывает мостик, — раздалось в динамике внутрикорабельной связи. — Обнаружена воздушная цель по азимуту девяносто. Дальность тридцать километров, цель быстро приближается!

— Черт! — Шаров ударил по ограждению мостика, поймав на себе косые взгляды находившихся здесь моряков из временной команды «Усть-Камчатска».

Операторы поискового радара МРК-50 «Каскад» первыми увидели непрошенного гостя, и прежде, чем он стал различим невооруженным глазом, прошло несколько долгих минут. Владимир Шаров сперва услышал гул турбин, а затем рассмотрел на самом горизонте темную точку, быстро увеличивающуюся в размерах.

Вертолет, снизившись примерно до полусотни метров, промчался над подлодкой, наискось пересекая ее курс. Моряки увидели на плоском днище винтокрылой машины большой красный круг, опознавательный знак ВВС Японии. Все, включая и капитана, как завороженные следили за маневрами геликоптера, удалившегося т подлодки, а затем, выполнив вираж, вновь начавшего сокращать дистанцию.

— Сволочи, — буркнул Шаров. — Кружат, как коршуны, мать их так!

Вертолет, тяжелый МСН-101 европейского производства, выпускаемый в Японии с недавних пор по лицензии, занял позицию по правому борту «Усть-Камчатска», метрах в ста, четко держась на высоте не более полусотни метров. В проеме грузового люка в фюзеляже геликоптера были видны силуэты членов экипажа, с интересом рассматривавших с высоты птичьего полета русскую субмарину.

— Сволочи, — повторил почувствовавший себя куском мяса на тарелке Шаров. — Засадить бы вам ракету в брюхо, чтоб глаза не мозолили!

Капитан произнес эти слова вполголоса, поскольку именно в этот миг на мостике появился лейтенант Роберт Стоун. Американский офицер, разбуженный вахтенным, на ходу натягивал теплый бушлат, тоже задрав голову и следя за вертолетом, тенью преследовавшим подлодку.

— Мне это не нравится, — заявил Шаров, хмуро взглянув на Стоуна.

— Придется терпеть, — помотал головой американец. — Приказываю ничего не предпринимать, нельзя провоцировать японцев! Хорошо, что вообще позволили нам войти в эти воды, ведут себя тут, как хозяева!

Грохот турбин опустившегося еще ниже к поверхности воды вертолета заглушал слова, и собеседникам, находившимся друг от друга на расстоянии вытянутой руки, приходилось почти кричать, чтобы быть услышанными. Владимир Шаров вдруг почувствовал страх. Вертолет с давних пор стал самым опасным врагом подводников, и близость винтокрылой машины, принадлежащей отнюдь не дружественной стране, здорово нервировала опытного моряка.

Геликоптер сопровождал подлодку еще примерно полчаса, а затем, резко увеличив скорость, ушел в сторону Сахалина. А на радаре «Усть-Камчатска» уже появились новые отметки.

— Цель надводная, групповая, — сообщил оператор РЛС. — Пеленг сто десять, дальность десять. Быстро приближается!

Две серые тени соткались из тумана по левому борту подлодки, заставив Шарова выругаться от души. Словно стая хищников, набрасывающаяся на беззащитную добычу, два катера устремились наперерез «Усть-Камчатску», вспарывая лихо скошенными форштевнями тяжелые, будто свинцом налитые волны. Владимир Шаров тотчас опознал ракетные катера Морских сил самообороны Японии типа «Хаябуса», одинаковые, точно близнецы-братья. Каждый из пятидесятиметровых кораблей водоизмещением двести тонны нес по четыре противокорабельные ракеты SSM-1B, почти точную копию американского «Гарпуна». С ходового мостика подлодки можно было разглядеть спаренные трубы транспортно-пусковых контейнеров на корме обоих ракетных катеров. Но сейчас их мощь казалась излишней, когда противников разделяли считанные сотни метров.

— Твою мать!

Шаров с ужасом наблюдал за тем, как развернулась орудийная башня, возвышавшаяся на носу одного из катеров. Ствол автоматической трехдюймовой пушки «Ото-Мелара» оказался направлен точно на надстройку «Усть-Камчатска».

Сердце в груди подводника судорожно сжалось. Он впервые в этот миг оказался на прицеле и только сейчас осознал, насколько это страшно и унизительно, быть беспомощной жертвой. Вот сейчас узкоглазый комендор на борту японского катера нажмет на спуск, и очередь шестикилограммовых снарядов, выпущенная в упор, разнесет на куски, прошьет насквозь корпус подлодки, и их поход закончится, едва успев начаться. Расстрелянная в упор субмарина уйдет под воду, и над его, Владимира Шарова, головой, сомкнутся тяжелые волны.

— Holly shit! — негромко выругался лейтенант Стоун, которого, наверное, в этот миг посетили схожие мысли.

Катера стали по оба борта «Усть-Камчатска», сбавив ход до десяти узлов и направив на подлодку длинные стволы автоматических универсальных артустановок. Они казались отражением друг друга, стремительные, быстрые, пока сдерживавшиеся, но способные разгоняться за считанные минуты до сорока шести узлов, буквально летая по волнам и с легкостью настигая свои жертвы.

— Не нравится мне наш эскорт, — покачал головой капитан Шаров.

Американец только сплюнул, негромко выругавшись. Все, что они могли противопоставить японцам — десяток винтовок морских пехотинцев, поднявшихся на борт «Усть-Камчатска» перед выходом в море. Но радиограмма уже умчалась по волнам эфира во Владивосток и была получена командующим расквартированной там дивизией морской пехоты, который не мог бросить своих людей.

Стрекот винтов, обрушился на палубы кораблей, следовавших борт о борт, точно связанные невидимой нитью. Окрашенный в монотонно-серый цвет вертолет SH-60B «Си Хок» промчался над волнами на бреющем, демонстрируя всем желающим подвешенные на пилонах оперенные цилиндры противокорабельных ракет AGM-119B «Пингвин» и опознавательные знаки авиации Морской пехоты США.

— Наконец-то! — с облегчением выдохнул Роберт Стоун, провожая взглядов ушедший на второй заход геликоптер.

Поднеся ладонь ко лбу, словно отдавая честь, лейтенант наблюдал за маневрами «Морского Ястреба», кружившего над палубами японских катеров. Противники были в равном положении — дальности стрельбы автоматических трехдюймовок «Хаябус» хватало с лихвой, чтоб смахнуть с неба назойливую «вертушку», а американские пилоты могли первым и единственным залпом потопить оба катера, мощи стадвадцатикилограммовых кумулятивно-фугасных боеголовок «Пингвинов» для этого было более чем достаточно. Несколько минут они испытывали друг друга на прочность, заставив понервничать экипаж подлодки, которая запросто могла попасть под перекрестный огонь. А затем оба катера резко изменили курс, расходясь в стороны и оставляя за собой пенные шрамы кильватерного следа.

— Следуйте прежним курсом, капитан, — распорядился Стоун, заметно повеселевший. — Никаких действий не предпринимайте. На провокации поддаваться нельзя! Ваша задача — привести эту подлодку в порт, а с японцами мы как-нибудь разберемся!

— Все ясно, лейтенант!

Стоун исчез в люке, спустившись вниз, в центральный пост, а Шаров остался наверху вместе с двумя своими моряками. Капитан понимал, что приближение противника первыми обнаружат операторы РЛС, но все равно до боли в глазах вглядывался в горизонт, пытаясь первым заметить опасность, угрожающую его кораблю.

Акватория по курсу «Усть-Камчатска» оставалась чиста, пока подлодка преодолевала узость Татарского пролива. Только над головами подводников несколько раз пролетали вертолеты, поочередно американские «Си Хок» и МН-53Е «Си Стэльен». Последние несли опознавательные знаки ВВС Японии. Это было словно напоминанием о том, кто здесь хозяин, в этих исконно русских водах, и Владимир Шаров лишь морщился, точно от зубной боли, при появлении чужих винтокрылых машин.

— Ничего, суки, — зло бормотал капитан первого ранга, провожая взглядом очередной вертолет, уходивший к линии горизонта. — Недолго вам летать! Пообрываем крылышки!

Минуты шли, сливаясь в часы, и с каждым прошедшим мгновением «Усть-Камчатск» оказывался все ближе к южному устью татарского пролива. И все чаще Владимир Шаров смотрел на часы, снова и снова запрашивая у штурмана текущие координаты субмарины. Ожидание становилось все более мучительным, и капитан нервно расхаживал по мостику, словно мечущийся в тесной клетке вольный зверь.

— Радиорубка — мостику, — раздался голос в динамике. — Принимаем сигнал бедствия. Траулер «Таймень» просить помощи!

В этот момент подали голос сигнальщики, указывая на столб черного дыма, тянувшийся к небу от самого горизонта. Аварийное судно оказалось достаточно близко, и капитан Шаров решительно приказал:

— Лечь на курс двести пятьдесят пять! Подготовить аварийную партию!

«Усть-Камчатск» медленно, неуклюже развернулся, нацеливаясь носом на дым, поднимавшийся над волнами. Подлодка, вырванная из родной стихии, казалась чудовищно неповоротливой, да так оно, в сущности, и было. Ее уделом была глубина, ледяная бездна, в которую не проникает солнечный свет. Там она была почти неуязвима, оттуда могла разить торпедами, жалить, словно змея.

Лейтенант Стоун выскочил из люка, будто чертик из коробочки. Подскочив к Шарову, он чуть не ухватил русского моряка за грудки:

— Какого черта, капитан?! Почему меняете курс?!

— Мы получили сигнал SOS, — спокойно ответил подводник. — Гражданское судно терпит бедствие. На борту пожар. Мы обязаны оказать помощь!

— Я передам координаты аварийного корабля во Владивосток, они пришлют вертолет!

— Это закон, лейтенант! Если мы знаем, что кому-то нужна помощь, и способны помочь, мы обязаны это сделать! Иначе мы не моряки, не офицеры! Этот траулер сгорит и уйдет на дно, пока ваш вертолет досюда доберется! Поймите, каждая секунда сейчас дорога, бесценна для этих несчастных!

Несколько секунд они стояли лицом к лицу, глядя в глаза друг другу, тяжело дыша. Наконец, Роберт Стоун махнул рукой, процедив сквозь зубы:

— Черт с вами, капитан! Делайте, что нужно! Я скажу своим людям, они помогут!

Четверо морпехов в полной выкладке появились на мостике одновременно с несколькими русскими моряками, уже надевшими ярко-оранжевые спасательные жилеты. Владимир Шаров, увидев оружие в руках американцев, только зло фыркнул, понимая, какой помощи он может дождаться от них.

А попавший в беду траулер был уже виден невооруженным глазом. Небольшое судно с массивной рубкой с ажурной стрелой крана над палубой легло в дрейф. Над ним высоко поднимался густой столб жирного черного дыма, и было видно, как несколько человек бестолково мечутся вдоль его бортов.

— Станем по левому борту, — решил Шаров. — Радиосвязь есть?

— Никак нет, — тотчас доложил радист. — Только успели передать сигнал бедствия.

— А, черт! Ладно. Сигнальщик, запроси их. Передай, что мы готовы принять на борт пострадавших!

На рубке «Усть-Камчатска» вспыхнул прожектор, часто замерцав. Матрос, открывая и закрывая створки, морзянкой передал послание экипажу траулера. В ответ кто-то выскочил на нос окутанного дымом корабля, замахав руками. Флажный телеграф оказался единственным средством связи с внешним миром для терпящих бедствие рыбаков.

— Я отдал приказ связаться с Владивостоком, — сообщил лейтенант Стоун. — Они высылают спасательный вертолет, капитан.

— Хорошо. А мы пока постараемся сделать все, что возможно.

Подводная лодка, сбавив ход, подошла к левому борту траулера так близко, что можно было прочитать его название невооруженным глазом. Несколько матросов в ярко-оранжевых спасательных жилетах выскочили на палубу субмарины, держа наготове спасательные круги.

— Лейтенант, ваши люди здесь совершенно ни к чему, — неожиданно огрызнулся Шаров на Стоуна. — Так и будут дышать мне в затылок, изображая пассажиров?

Американец, поморщившись, обернулся к замершим изваяниями морпехам, приказав:

— Смит, Гарсиа, ступайте вниз, помогите русским! Дженкинс и Уинтерс пусть идут с вами!

— Есть сэр!

Двое моряков нырнули в проем люка, через пару минут появившись в сопровождении двоих своих товарищей на палубе — их камуфляж среди черных бушлатов подводников сразу бросался в глаза. А те, кто остался на мостике, сверху наблюдая за суетой русских матросов, взяли наизготовку свои карабины, готовые обрушить на палубу траулера, которую полностью затянуло дымом, град свинца. Роберт Стоун тоже коснулся ладонью открытой кобуры, взявшись за рукоятку девятимиллиметрового пистолета «Беретта» М9.

Владимир Шаров видел, как из дымной пелены проступил силуэт согнувшегося вдвое человека. Он легко перепрыгнул с «Тайменя» на палубу «Усть-Камчатска», оказавшись рядом с одним из американских морских пехотинцев. Возникла какая-то суета, американец вдруг соскользнул в воду, лейтенант Стоун рванул из кобуры пистолет, и в этот момент сухо и часто затрещали выстрелы.

Тарас Беркут напрягся, чуть согнув ноги и сжав спрятанный в кармане засаленного ватника нож. Подводная лодка, корпус которой вздымался над водой, подобно лоснящейся туше какого-то фантастического кита, приближалась. Ограждение рубки возвышалось надо всем, точно сторожевая башня, заслоняя дневной свет.

Командир диверсионной группы покосился на сжавшегося за фальшбортом слева от него Заура Алханова, державшего в обеих руках по легкому пластиковому «Глок-17». Десантник, перехватив взгляд Беркута, молча кивнул. В этот момент развешанные по борту траулера автомобильные покрышки приняли на себя удар корпуса подлодки, и бывший майор спецназа, словно подброшенный мощной пружиной, прыгнул вперед.

Беркут слово порвал завесу, созданную парой дымовых шашек БДШ, зажженных на корме и носу судна, имитируя сильный пожар. Почувствовав под ногами упругую резину противогидроакустического покрытия, которым была обтянута «Варшавянка», Тарас выхватил из кармана стреляющий нож разведчика НРС-2.

Американский морпех первым кинулся к перебравшемуся с горящего траулера моряку, спеша оказать помощь. Он не сразу заметил, что русские, так спешившие на выручку рыбакам, остались стоять на месте, как вкопанные. А Тарас Беркут, в один бросок оказавшись лицом к лицу с американцем, ударил того, вогнав клинок под подбородок, и тотчас, когда противник затрясся в конвульсии, освободив оружие.

У спецназовца было в запасе лишь несколько ничтожно неуловимых мгновений. Еще один морпех, что-то визгливо крикнув, вскинул карабин, но двигался он невероятно медленно. Беркут направил на него рукоятку своего ножа, нажав на спуск. Звук выстрела не был слышен благодаря специальной конструкции патрона СП-4. Стреляющее устройство, вмонтированное в ручку ножа, сработало, и цилиндрическая пуля калибра 7,62 миллиметра ударила в грудь американского моряка, сбив его с ног. А затем майор упал ничком, слыша, как над головой со свистом полетели пули, сметая в серые волны приходивших в себя американцев.

Прапорщик Карпенко залег на плоской крыше рубки рыболовного траулера, как раз под ажурной мачтой, увенчанной решеткой простенькой РЛС. В руках бывшего снайпера морской пехоты был американский автоматический карабин «Кольт» М4А1, на рукоятку для переноски которого он сам установил компактный оптический прицел трехкратного увеличения. Пожалуй, это было излишне, когда расстояние до цели составляло двадцать метров, но от Ильи сейчас требовалась абсолютная меткость.

— Тебе придется стрелять точно и быстро, как никогда, — напутствовал перед операцией майор Беркут. — Ты не должен зацепить своих!

— Так оружие даже не пристреляно!

— Сначала сделай дело, потом хоть сколько пристреливай, — отрезал командир. — И права на ошибку у тебя сегодня нет.

Карпенко плотнее прижал к плечу телескопический раздвижной приклад карабина, неожиданно удобно лежавшего в руках. Когда траулер ткнулся в борт подлодки, находившейся в надводном положении, прапорщик напрягся. Автоматическая винтовка под малокалиберный патрон — не лучший выбор для снайпера, но именно сейчас это было то, что нужно. На дистанции в несколько десятков метров М4 точностью не уступит специальной снайперской винтовке, зато есть возможность стрелять очень быстро, не теряя времени на перезарядку, чем не может похвастаться какой-нибудь «Штейр» или AW.

Прапорщик поймал в объектив оптического прицела одного из американцев, находившихся на открытом мостике. Их было трое, и Карпенко выбрал крайнего слева, державшего оружие наизготовку. Яркая красная точка, служившая прицельной маркой, легла ему на середину груди, обтянутой серым «пиксельным» камуфляжем. И в тот миг, когда майор Беркут перемахнул на палубу субмарины, Илья Карпенко нажал на спуск.

Затыльник приклада легко, почти неощутимо толкнул в плечо, треснул одиночный выстрел, и снайпер увидел, как заваливается на спину его первая мишень. Легкая пуля М885 калибра 5,56 миллиметра прошила кевларовый бронежилет, наверняка выведя противника из строя. Илья прицелился в следующего, лицо которого было покрыто брызгами крови убитого морпеха, и выстрелил прежде, чем тот успел что-то предпринять. Две пули ударили американца в грудь, сваливая с ног, наверняка превратив кости в крошево, несмотря на бронежилет.

На мостике началась какая-то возня, так что стрелять стало невозможно. Моряки в черных бушлатах, кажется, пытались обезоружить третьего американца, единственного оставшегося в живых. Карпенко перевел взгляд на палубу, передвинув переводчик в положение «автоматический огонь» и попутно оценив удобство конструкции. В отличие от АК здесь флажок находился слева над рукояткой управления огнем, так что до него можно было без труда дотянуться пальцем стреляющей руки.

Снайпер видел, как следом за Беркутом на палубу субмарины перепрыгнул Заур Алханов, в обеих руках сжимавший по пистолету. Он сразу открыл беглый огонь, и один из американцев свалился замертво, грудью принял град девятимиллиметровых пуль. Но второй уже вскинул карабин, взяв на прицел вертевшегося волчком партизана.

Карпенко опередил противника на долю секунды. Протрещала короткая очередь, всего в три патрона, карабин норовисто дернулся в умелых руках опытного снайпера, и американца снесло с ног, швыряя в лизавшие корпус подлодки волны. А на «Усть-Камчатск» уже перебирались остальные бойцы. Илья только теперь понял, насколько сильно был напряжен. Прапорщик выдохнул, откладывая в сторону карабин. Он с нежностью коснулся рифленого пластикового цевья. Незнакомое оружие не подвело в решающий момент.

Заур Алханов первым скрылся в люке, оказавшись внутри подлодки. Беркут, бежавший следом, только успел крикнуть в спину:

— В отсеках не стрелять!

Партизаны бросились в центральный пост, сбивая с ног, расталкивая замешкавшихся подводников, встречавшихся на пути. Они успели изучить чертежи и схемы подлодки проекта 877 во время недолгого плавания на «Таймене», и представляли, куда идти. На бегу Тарас выхватил из подплечной кобуры, скрытой под грязным ватником, массивную «Беретту-92». Кусок металла, весивший больше килограмма, приятной тяжестью лег в ладонь. Как бы то ни было, ощущение близости оружия прибавляло решимости, пусть даже применять его здесь и сейчас было опасно.

Двое партизан ворвались в помещение командного поста, залитое ярким светом люминесцентных ламп. Двое американских морпехов торчали точно посередине не слишком просторного отсека, обернувшись на шум и движение.

— Стоять, мать вашу, ни с места! — рявкнул Тарас Беркут, направив в лицо темнокожему капралу «Беретту». — Брось оружие! Руки вверх!

Алханов, не тратя время на разговоры, подскочил к одному из противников, сбив его с ног и ударив в лицо рукояткой своего «Глока». Второй морской пехотинец отскочил к переборке, выпуская из рук оружие. Было видно, как он побледнел, не отводя взгляда от зиявшего чернотой «зрачка» пистолетного ствола.

— Керим, — Беркут взглянул на старшего лейтенанта Тохтырбекова, вбежавшего следом в помещение центрального поста. — Керим, забери их оружие! Обыщи, свяжи чем-нибудь!

Бывший «внутряк» со сноровкой опытного в таких делах человека принялся обшаривать ошеломленных американцев. Его страховал не расслаблявшийся ни на минуту Алханов. В этот момент в коридоре, ведущем в центральный пост, раздалась какая-то возня, затем матерная тирада, и, наконец в отсек влетел помятый американский офицер, почему-то одетый в черный бушлат. Не удержав равновесие, он растянулся у ног Беркута, а следом уже вошел коренастый крепыш с обветренным лицом в офицерской форме.

— Это их командир, лейтенант Стоун, — сообщил моряк. Он стащил с головы пилотку, обнажив обширную лысину, и, словно теперь только вспомнив, представился: — Командир корабля капитан первого ранга Шаров.

— Майор Беркут, командир диверсионной группы. Вы его сами скрутили, товарищ капитан?

— Кода мостик обстреляли, я его с ног сбил. Этот ублюдок все же ствол успел достать и мичмана моего ранил. Потом уж я навалился как следует. У вас медик есть? Помощь моему моряку нужна! Он наверху остался, один, если покойников не считать!

— Сделаем!

— Кажется, все, командир, — Тохтырбеков, закончив вязать руки пленным американцам, через плечо глянул на Беркута. — Лодка наша?

— Вы скольких пиндосов сейчас положили? — вдруг спросил Шаров.

— Трое американцев были на мостике, четверо на палубе, и вот эти двое, — Тарас указал на забившихся в угол морпехов. — Девять, выходит.

— Десять их было! Черт, еще один где-то затаился! Он может вывести лодку из строя!

В этот миг по отсекам разнесся приглушенный звук выстрела.

Мастер-сержант Лукас понял, что подлодка захвачена, когда услышал в отсеках громкие крики и увидел людей с оружием, не похожих ни на русских моряков, ни, тем более, на морских пехотинцев США. Он не знал ничего о судьбе своих товарищей и лейтенанта, не представлял, кто взял субмарину на абордаж и какими силами, тем более не догадывался даже о намерениях врага, продемонстрировавшего решительность и хитрость. Но он был свободен и еще мог что-то предпринять.

Лукас бросился к командному пункту. У него было оружие, табельный пистолет М9 с полным магазином. Свой карабин мастер-сержант оставил в каюте, да и неудобно было с ним в такой тесноте. Но, сделав десять шагов, морпех изменил план. В фильмах герой-одиночка запросто расправлялся с целой шайкой террористов, в жизни все иначе. Скорее всего, он погибнет без особой пользы, а противнику гибель пары-тройки бойцов не причинит особых проблем.

Морпех бросился к радиорубке, понимая, что остался на борту русской подлодки единственным, кто может подать сигнал тревоги. Он плечом распахнул дверь, не запертую к счастью, оказавшись в тесном помещении. Русский моряк с наушниками на голове вскинул голову.

— Прочь, — рыкнул Лукас, схватив подводника за шиворот. — Пошел вон!

Русский едва ли понял приказ, но смысл уловил. Морской пехотинец просто отшвырнул его к переборке, вытащив из кобуры пистолет, и шагнул к приборной консоли. Он разбирался в технике, но для того, чтобы разобраться с русской рацией, требовалось время и внимание. Всего несколько слов, прозвучавших в эфире — и у террористов, что бы они ни задумали, ничего не выйдет. Нужно лишь дать знак.

Мастер-сержант отвлекся на миг от русского моряка, пытаясь разобраться в настройках радиостанции, и тот воспользовался случаем. Он вскочил на ноги, бросившись на Лукаса. Американец вскинул пистолет, дважды нажав на спуск. Выстрел оглушил морпеха, видевшего, как по одежде его противника расплываются темные пятна. Две пули ударили русского в упор, в грудь, с ничтожных двух шагов. Но тот, уже умирая, набросился на мастер-сержанта, повалив его на пол, навалившись сверху всем телом.

— Сдохни! Гребанный ублюдок!

Лукас, ткнув ствол пистолета в живот моряка, выстрелил еще дважды, чувствуя, как вздрагивает уже безжизненное тело. Он спихнул с себя труп, встав на четвереньки и мотая головой. В ушах звенело, от запаха сгоревшего пороха пробрал кашель. Морской пехотинец стал подниматься на ноги, и в этот миг дверь в радиорубку распахнулась.

— Оружие на пол! Не двигайся, замри!

В отсек вошли двое, оба с оружием, и провалы стволов уставились точно в лицо Лукасу. Несмотря на то, что приказ прозвучал на английском, морпех понял, что перед ним русские террористы. И еще он понял, что эти двое без колебаний убьют его, вздумай сержант не подчиниться.

Пистолет с глухим стуком упал на пол. Вмиг американца скрутили, связав руки за спиной обрывком нашедшегося здесь же провода, заодно обшарив его одежду.

— Сукин сын, ты успел что-нибудь передать в эфир? — один из русских, громила с перебитым носом и белой ниткой старого шрама на лице навис над морским пехотинцем, уставившись на того взглядом голодного волка. — Отвечай!

— Нет, не успел! Ничего не успел!

— Ублюдок! — Русский обернулся к своему спутнику, приказав: — Уведи эту падаль к остальным! Присматривай за ним!

Второй террорист, смуглый, чернявый, похожий на араба, схватил Лукаса за плечо, выталкивая из радиорубки и не опуская ни на миг мощный «Глок-17». А навстречу им ввалился русский капитан в черном мундире, запачканном в крови, хотя сам подводник выглядел целым и невредимым. Увидев лежавшее возле переборки тело радиста, шкипер выругался, а затем ударил Лукаса кулаком в лицо с такой силой, что сломал американцу нос.

Русский террорист, тот самый громила с волчьим взглядом и перебитым носом, оттащил моряка от своей беспомощной жертвы, и конвоир вытолкал мастер-сержанта наружу. По узкому коридору навстречу бежали моряки и какие-то люди в смеси камуфляжа и гражданской одежды. Многие из них держали на виду оружие. Мастер-сержант Лукас понял, что субмарина окончательно перешла в руки врага.

Тяжело дыша, Владимир Шаров прислонился к переборке, бессильно сжимая кулаки. Проводив полным ненависти взглядом пленного американца, он взглянул на Беркута:

— Эта мразь убила моего человека! Михайлова пристрелил, сука! Я его голыми руками порву!

— Спокойно, капитан, — спецназовец положил на плечо моряку тяжелую ладонь. — Остынь. Обещаю, пиндос на этом свете долго не задержится, но пока не время. Хорошо, что он не успел выйти в эфир. Твой парень просто герой!

Шаров в ответ лишь нахмурился:

— Это нам мало поможет. Их командир успел вызвать спасателей, когда мы приняли ваш сигнал бедствия. Они могут появиться с минуты на минуту.

— Мы к этому будем готовы. На палубе дежурят мои бойцы с ПЗРК, они встретят американцев! А нам нужно пока погрузить на подлодку свое снаряжение и боезапас!

— Боезапас?

— На траулере торпеды. Полагаешь, можно пиратствовать с голыми руками?

Командир «Усть-Камчатска», теперь уже полноправный, первый после Бога и главный человек на борту, лишь присвистнул. Когда он поднялся на палубу, то увидел, как на «Таймене», притянутом швартовами к субмарине, стаскивают брезент, которым была накрыта корма суденышка. А под ним лежали в ряд длинные «тела» тяжелых торпед.

— Открыть крышку первого торпедного аппарата, — скомандовал Шаров сопровождавшему его матросу. — Приготовиться к погрузке боезапаса!

Стрела лебедки начала медленно подниматься, подхватив с палубы траулера первую торпеду. Ее поддерживали снизу остававшиеся на борту «Тайменя» матросы, хотя едва ли их сил хватило бы, чтоб удержать весившую почти две тонны стальную «сигару». Торпеда медленно проплыла над головами стоявших на палубе «Усть-Камчатска» моряков, скользнув в распахнутый зев торпедного аппарата, расположенного выше ватерлинии. Она легла на стеллаж, занимая свое место в торпедном отсеке.

Владимир Шаров вдруг понял, что улыбается, чувствуя, как подлодка превращается в настоящий боевой корабль, хищника глубин. Все, на что была способна субмарина еще несколько минут назад — таранить противника в самоубийственном броске. Теперь же они могли атаковать надводные и подводные цели, уничтожая все в радиусе десяти миль и на глубинах до полукилометра.

— Пойдете с неполным боекомплектом, — предупредил Беркут. — У нас шесть противокорабельных торпед 53-65К и столько же противолодочных ТЭСТ-71М с телеуправлением. Все что есть. Да больше бы это корыто, — он указал на траулер, — не подняло бы все равно.

— Штатно подводная лодка типа «Варшавянка» должна нести восемнадцать торпед, но и это уже неплохо. Теперь потягаемся с американцами!

Погрузка боезапаса на борт подлодки в открытом море была сложным и долгим процессом, требующим усилий множества людей и полного сосредоточения. Одна за другой торпеды исчезали в чреве «Усть-Камчатска», опускаясь на ложементы устройства автоматической перезарядки «Мурена». Тем временем партизаны продолжали перегружать на борт подлодки оружие и снаряжение. Тарас Беркут, взвалив на плечо набитый битком всякой всячиной десантный рюкзак, не без труда протискивался по узким коридорам. Какой-то моряк высунулся навстречу, тотчас скрылся обратно, и уже потом, когда спецназовец прошел мимо, окликнул в спину:

— Майор? Ты что ли?!

Беркут, обернувшись, увидел Виталия Егорова. Немолодой монтажник с Северодвинского кораблестроительного был одет в форму, хотя сидела она так, что гражданский был виден в нем за километр.

— Ух, ты, какие люди, — усмехнулся Тарас. — А ты здесь как?

— Вспомнил флотскую молодость. Мне сказали, намечается что-то серьезное, вот и решил с остальными. На берегу мне делать все равно нечего.

— Да, дружище, сейчас такое заварится, что скучно никому не будет! Каждый понадобится, у кого руки на своем месте!

— А вы теперь с нами? Выходит, дальше вместе? А куда?

— Узнаешь скоро. Поверь, далеко!

Они попрощались, разбежавшись каждый по своим делам, и точно зная, что еще не раз судьба сведет их вместе в тесном мирке подводной лодки, отделенном от остальной вселенной стальными переборками прочного и легкого корпуса. Беркут быстро избавился от своего груза, двинувшись в обратный путь. Лишних рук сейчас не было, работали все, и каждый чувствовал, что нужно спешить.

— Капитан, — командир спецназа окликнул Шарова. — Скажи своим, пусть принимают ракеты!

Сам Беркут подхватил сразу два из восьми темно-зеленых тубусов ПЗРК «Игла», уложенных в ряд на палубе траулера. А еще по одной ракете в транспортно-пусковом контейнере взяли Алханов и Тохтырбеков, легко перепрыгнувшие на подлодку, где их уже ждал капитан.

— Бегом на надстройку, — приказал подводник. — Приготовить ракеты! Американский вертолет на подходе!

Спецназовцы, лучше всех умевшие обращаться с зенитными ракетами, поднялись на открытый мостик, откуда открывался отличный обзор до самого горизонта. Переносные зенитно-ракетные комплексы штатно входили в состав вооружения «Варшавянок» для самообороны в надводном положении, но опытных стрелков в их экипажах обычно не было, подводников обучали владению совсем другим оружием.

Все, чего хотел сейчас капитан Шаров — скорее отдать приказ о погружении, исчезнуть с поверхности, скрыться в толще воды, куда не просто проникают даже импульсы гидролокаторов, где они станут неуязвимыми и почти всемогущими, повелителями этих вод. Но слишком многое еще нужно было погрузить на борт «Усть-Камчатска», чтобы тот из простого куска металла, по странной прихоти судьбы способного нырять к морскому дну, превратился в полноценную боевую единицу. Подводная лодка оставалась крайне уязвимой сейчас, будучи лишена маневра, и два партизана, вооруженные ПЗРК, были единственной защитой.

Девять из двенадцати торпед, доставленных на «Таймене» к месту рандеву, были уже перегружены на борт субмарины, когда на экране локатора МРК-50 возникла отметка воздушной цели.

— Вертолет, — доложил оператор РЛС «Каскад». — Приближается с юго-запада, дальность пятьдесят пять!

— Приготовиться к бою!

Партизаны, занявшие все свободное пространство на открытом мостике, синхронно забросили на плечи тубусы ЗРК, готовые встретить чужака ракетным залпом. Они не обращали внимания на суету вокруг, всматриваясь до рези в глазах в линию горизонта. Вертолет первым заметил Керим Тохтырбеков. Его взгляд уловил движение, сфокусировавшись на темной точке, быстро увеличивающейся в размерах.

— Готов? — бывший офицер Внутренних войск покосился на Алханова, и тот лишь молча кивнул.

Спасательный вертолет НН-60J «Джейхок», вылетевший из Владивостока, быстро сокращал дистанцию. Он летел на высоте не более пятисот метров, быстро снижаясь. Пилоты уже видели подлодку, по левому борту которой покачивался на волнах траулер. Видели они и мелькавших на палубах людей. Ни один из кораблей не выглядел терпящим бедствие, и спасатели немного расслабились. У них на борту был полный комплект специального оборудования, в том числе поисковый радар и лебедка для подъема пострадавших из воды, и абсолютно никакого оружия, если не считать пистолеты и сигнальные ракетницы.

Керим Тохтырбеков плавно разворачивался на месте, сопровождая взглядом вертолет, облетавший по кругу корабли. На плече его лежал десятикилограммовый контейнер ПЗРК «Игла», и палец уже коснулся спускового крючка.

— Огонь! — выдохнул партизан, нажимая на спуск, и полусекундой позже так же поступил Заур Алханов.

В тот момент, когда на головки наведения ракет был подан охладитель, экипаж спасательного вертолета попытался вызвать по радио моряков. Американские летчики успели удивиться полнейшему молчанию, хотя не сомневались, что внизу их слышат. Затем оба одновременно увидели вспышки, полыхнувшие на мостике. Стартовые двигатели вытолкнули из тубусов управляемые ракеты, и к вертолету, снизившемуся уже до какой-то сотни метров, протянулись две дымные нити.

— О, черт, ракеты! Мы под обстрелом!

Командир экипажа, успевший на своей шкуре почувствовать, что такое зенитный обстрел, действовал на автомате, на голых рефлексах. Он летал в опасном небе Афганистана, доставляя разведывательные группы, вытаскивая рейнджеров и десантников из-под огня террористов, и знал, что нужно делать. Резко рванув на себя рычаг управления, пилот заставил винтокрылую машину начать набор высоты, одновременно переводя турбины на максимальную мощность и меняя курс. Ракеты, две яркие искры на фоне серых облаков, ушли куда-то в заднюю полусферу, стремительно сокращая дистанцию до цели.

— Земля, это Эхо-шесть, я атакован! — вопил в эфир летчик, надеясь, что кто-то слышит его сейчас.

Две ракеты 3М39 русского ЗРК «Игла», разогнавшиеся до шестисот метров в секунду, быстро настигали неповоротливую и отнюдь не скоростную цель, обрекая экипаж «Джейхока», двух пилотов и двух спасателей, на скорую смерть. Маневрируя на пределе возможностей вертолета, пилот смог выиграть лишь несколько секунд, а затем сработали дистанционные взрыватели, и осколочно-фугасные боевые части ракет обрушили на корпус геликоптера поток шрапнели.

Осколки разорвали обшивку, перебив топливопроводы и разрушив гидравлику. Неуправляемый вертолет, по причудливой спирали падая вниз, вспыхнул, и огненным болидом рухнул в воду в пяти сотнях метров от подлодки, быстро исчезнув в волнах. По поверхности растеклось масляное пятно, обрамленное какими-то обломками.

— Как думаешь, они успели что-то передать? — Заур Алханов посмотрел на напарника, опуская на палубу еще дымящий раструб.

— Хорошо бы, если нет. Тогда у нас будет хоть какая-то фора. Вертолет все равно начнут искать, но немного времени мы бы выиграли.

Занимавшиеся погрузкой снаряжения матросы и партизаны почти не обратили внимания на короткую схватку в небе. В эти самые минуты Беркут вместе с прапорщиком Карпенко осторожно протискивался в люк в борту надстройки «Усть-Камчатска», сопя от натуги. Они несли большой металлический цилиндр, украшенный жуткими символами радиационной опасности, сопровождаемые перепуганными взглядами подводников, большая часть из моряков никогда прежде не сталкивалась с радиацией так близко, и сейчас испытывали неподдельный ужас.

— Мужики, посторонись, — произнес сдавленным от напряжения голосом Карпенко, протискиваясь в узкий проем. Груз, весивший больше сорока килограммов, оттягивал руки, да и нести его было неудобно, даже если не думать о жутковатых символах. — Уроню — все светиться будем разным цветом, как елки новогодние!

Тарас Беркут, увидев, как побледнели стоявшие рядом матросы, попытавшиеся сжаться заподлицо с переборкой, и поспешил успокоить не на шутку перепуганных подводников:

— Расслабьтесь! Без детонатора это просто кусок железа, никакой опасности, если только им по башке кого-нибудь не двинуть! Радиации нет, здесь свинцовая оболочка в полтора сантиметра!

Три металлические болванки, помеченные знаками радиационной опасности и малопонятной непосвященным маркировкой, скрылись в отсеках «Усть-Камчатска». Партизаны, перешедшие на борт субмарины с траулера, перенесли их так бережно и осторожно, будто это были их долгожданные первенцы. А следом с «Тайменя» перебрался неприметный человек в гражданском, с большой лысиной, в огромных, точно иллюминаторы, очках, типичный интеллигент, выглядевший чужаком среди массы вооруженных людей в разномастной военной форме.

— Это что за кадр? — Шаров нахмурился, увидев так сильно не вписывавшегося в обстановку человека. Тот едва не поскользнулся, ступив на покрытую резиной палубу «Усть-Камчатска», и устоял только благодаря подхватившим его под руки морякам.

— Наш самый главный специалист. Без него и мы, и вы здесь не нужны.

Командир субмарины недоверчиво посмотрел на партизана, решив, что это шутка, но тот был совершенно серьезен, ни тени иронии, ни в голосе, ни во взгляде.

— Все, погрузку закончили, — доложил Тарас Беркут, когда на подлодку перегрузили последний вьюк со снаряжением диверсантов, забив до отказа один из кубриков. — Все мои на борту!

Этого момента Владимир Шаров ждал с большим нетерпением. Все то время, пока его подлодка оставалась в надводном положении, она была чертовски уязвима. Капитан спешил скрыться на глубине, где никто не сможет их найти, где никто не сможет им угрожать всерьез. Но оставалось еще кое-что, о чем не мог забыть моряк.

— Как быть с пленными американцами? — Капитан вопросительно взглянул на Беркута. — Берем с собой?

— На подлодке так много места? Да и мои люди не могут отвлекаться для их охраны, а эти четверо могут быть опасны. Вывести лодку из строя им по силам.

— Что тогда?

Вместо ответа спецназовец окликнул одного из своих бойцов:

— Тащите пиндосов наверх! Заура и Илью сюда!

Партизаны появились через пару минут, подгоняя тычками в спины американцев, неуклюже переваливавшихся с ноги на ногу и подавленно смотревших по сторонам. Их выстроили в шеренгу, не развязывая руки, стянутые обрывками проводов и всем, что попадалось под руку при штурме подлодки.

Тарас Беркут вынул из кобуры вороненую «Беретту», щелкнув флажком предохранителя. Его товарищи тоже были наготове, держа пленных на прицеле, а те с ужасом смотрели на оружие, оцепенев, словно кролики, зачарованные взглядом удава.

— Держи, капитан! — Тарас неожиданно протянул оружие Шарову рукояткой вперед. — Отомсти за своего парня! Они это заслужили!

Подводник отшатнулся назад, молча мотая головой. Тогда Беркут, ничего не говоря, вскинул руку, и, приставив ствол ко лбу американского офицера, нажал на спуск. Раздался выстрел, брызнула кровь, мгновенно смытая набегавшими волнами, и тело свалилось в воду. Партизан, все так же молча направил оружие на следующего в шеренге, без колебаний выстрелив ему точно в лоб. Третьего постигла та же участь, он лишь крепко зажмурился перед тем, как сухо треснул пистолетный выстрел. А четвертый, тот самый морпех, пытавшийся запереться в радиорубке, что-то вдруг истошно завопил, и, как был со скрученными руками, прыгнул в воду, мгновенно скрывшись в волнах.

— А черт! — Беркут подался за ним. — Сволочь!

Над водой показалась голова американца. Он держался на плаву из последних сил, неуклюже барахтаясь, извиваясь змеей, бешено работая ногами, захлебываясь, фыркая, когда вода вливалась в глотку, и что-то крича по-английски и по-испански. Заур Алханов, став рядом со своим командиром, поднял руку, взяв американца на прицел своего «Глок-17» и открыл огонь. Первая пуля прошла миом цели, подняв фонтанчик воды, но вторая и следующие легли точно. Волны окрасились багровым, прозвучал последний бессвязный вопль, и вода сомкнулась над головой беглеца.

Партизан спрятал пистолет в подплечную кобуру. Владими Шаров, снова обретя дар речи, произнес лишенным эмоций голосом:

— Так нельзя. У них не было ни единого шанса. Это же просто убийство. Они пленные и заслуживают особого отношения.

— Вот такая у нас война, — бесстрастно ответил Беркут. — Они враги, и единственное, чего мне никогда не будет жалко для них, так это пули. Нам некогда с ними возиться и не нужна лишняя обуза. Я не горжусь тем, что делаю, но и отрицать не собираюсь. Мы поступили так, как было нужно для успеха всей операции. Ни одна мелочь не может угрожать ей!

Партизаны исчезли в проеме люка, а волна, перехлестнувшая через опустевшую палубу, смыла оставшиеся на обшивке брызги крови, словно уничтожая следы жестокой казни.

— Все по местам! — на лице капитана Шарова явственно читалось облегчение. — Приготовиться к погружению!

Моряки и спецназовцы один за другим ныряли в проем, и через минуту палуба опустела. Тяжелый люк, выдерживающий давление в десятки атмосфер, захлопнулся с глухим стуком. Упали в воду швартовы, и «Таймень», за кормой которого вспенилась вода, отвалил в сторону, взяв курс на восток в направлении Сахалина. А «Усть-Камчатск», тоже быстро набирая скорость, двинулся прежним курсом, направляясь на юг параллельно берегам Приморья.

В центральном посту Владимир Шаров, возвышавшийся гранитным утесом над сидевшими у пультов и индикаторов подводниками, выслушивал доклады, звучавшие из динамика внутрикорабельной связи.

— Первый отсек к погружению готов! Второй отсек к погружению готов!

Донесения следовали одно за другим. Все члены немногочисленного экипажа, исключая спецназовцев, стояли на своих местах, ожидая приказов капитана, чувствовавшего в эти секунды непривычное волнение.

— Начать погружение! — четко произнес Шаров. — Глубина сто метров!

В балластные цистерны хлынула забортная вода, и субмарина, получив отрицательную плавучесть, стала стремительно зарываться в волны. Надстройка, точно плавник, рассекала волны, оставляя росчерк кильватерного следа, быстро таявшего за кормой. Стоявший у глубиномера мичман четко отсчитывал метры, отделявшие теперь субмарину от поверхности:

— Шестьдесят. Восемьдесят. Сто!

Было слышно, как скрипят переборки, на которые воздействовало колоссальное давление тысяч тонн воды, в толще которой продолжал свой путь «Усть-Камчатск». Теперь любая брешь в капсуле прочного корпуса грозила почти неизбежной и очень скорой гибелью, но Владимир Шаров верил в свой корабль.

Осмотреться в отсеках! — приказал капитан, видевший, как блестят глаза его моряков. Каждый чувствовал, что в эти самые минуты начинается нечто, о чем узнает весь мир, нечто, имеющее огромное значение для миллионов людей в обоих полушариях планеты. И дали начало этим событиям, еще смутным, нечетким, именно они, офицеры и матросы Военно-морского флота России, возродившегося сейчас после сокрушительного поражения в подлой войне.

— Товарищ капитан, какой курс? — спросил рулевой, замерший у штурвала.

— Следовать прежним курсом! Идем во Владивосток, нас ведь там ждут!

Субмарина, наконец, попала в свою естественную среду. Здесь, на глубине, она вновь стала незаметной, точно призрак, и при этом смертельно опасной. Сигары торпед уже лежали в кромешной тьме труб торпедных аппаратов. И Владимир Шаров точно знал, что вскоре появится достойная цель. Он решительно вел свою подлодку сквозь сумрачную бездну Японского моря прямым курсом к долгожданному возмездию.

 

Глава 5. Надежда

Республика Удмуртия, Россия — Рязанская область, Россия — Владивосток, Россия

11 ноября

Дверь в учебный класс еще только начала открываться, чуть слышно скрипнув, и два десятка молодых мужчин, расположившихся за партами, низковатыми для взрослых людей, вскочили, грохоча мебелью и шурша камуфляжем. Инструктор, сопровождаемый взглядами своих учеников, медленно, заметно подволакивая левую ногу, прошел к длинному столу, затем развернулся лицом к классу, произнеся:

— Вольно! Присаживайтесь!

Все опустились обратно на свои места. Сел и Олег Бурцев, придвинув неудобный деревянный стул поближе к парте. Вся обстановка в классе явно не менялась со времен тех самых пионеров, что когда-то приезжали на летних каникулах в этот лагерь, затерянный в удмуртских лесах. Деревянные столы и стулья, окрашенные в бледно-зеленый цвет, были настолько низкими, что колени бывшего сержанта ВДВ упирались снизу в крышку стола.

Не лучше чувствовали себя и остальные, два десятка партизан, собравшиеся на очередное занятие. Но никто не жаловался ни на отсутствие особого комфорта, ни на напряженный режим учебы. Привыкшим жить в лесу, спать в сырой землянке а то и вовсе под открытым небом, лишь укрывшись бушлатом, и то, что было, казалось шикарным отелем. Ну а занятия, длившиеся по четырнадцать-шестнадцать часов с перерывами для приема пищи, перемежавшиеся многокилометровыми марш-бросками в полной выкладке по заросшему лесу, тоже не были в тягость тем, кто целыми неделями находился в рейдах на вражеской территории.

— Сегодня мы с вами поговорим о портативных противотанковых средствах ближнего боя, — произнес с кафедры инструктор, начиная очередное занятие. — Если точнее, то о ручных противотанковых гранатометах. Многие из вас имеют уже какой-то опыт обращения с таким оружием, кто-то впервые получит его лишь сегодня. За отведенное нам время каждый из вас должен научиться в совершенстве владеть самыми распространенными типами РПГ, стать настоящим противотанковым снайпером. В поле стрелок-гранатометчик мало что способен сделать сам по себе даже в оборонительном бою, и тем более в наступлении. Прежде, чем он приблизится к своей цели на расстояние прицельного выстрела, он в девяти случаях из десяти будет уничтожен огнем артиллерии или прикрывающей бронетехнику пехоты. В городском бою расклад совсем иной, расстояние видимости зачастую в несколько раз меньше дальности выстрела даже из самых несовершенных гранатометов. Тяжелая техника на улицах большого города ограничена в маневре, в то время как хорошо подготовленный боец в условиях плотной застройки может выбирать наилучшую позицию для атаки, оставаясь невидимым ни для кого до самого последнего момента. Подойти к цели и произвести выстрел становится намного проще, но у вас у всех будет, скорее всего, единственный шанс. Либо вы уничтожите цель, либо сами будете уничтожены ответным огнем в случае промаха. Исправлять ошибку будет некогда. Поэтому вы должны научиться попадать в цель с первого выстрела в любых условиях на любой дистанции, вплоть до предельной.

Инструктор, которого его подопечные знали, как Ивана Ивановича, смотрел на аудиторию, сверкая яростно горящими глазами из-под кустистых бровей. И он, и те, кто молча, жадно вслушивались в его речь, представляли, что значит подойти к танку, огнедышащему закованному в полуметровую броню монстру на сотню шагов, в то время как вокруг рвутся снаряды, свистят пули, сыплются с небес мины, которые не отличают правых от виноватых. И в этом аду нужно остаться спокойным и расчетливым, хладнокровно ждать, когда цель под лязг гусениц и рев мотора приблизится еще на десяток метров, и тогда уже стрелять, не думая о том, что в следующую секунду тебя уже может не оказаться в живых.

Кто-то из сидевших сейчас в бывшей ленинской комнате старого пионерлагеря прочувствовал все это лишь на полигоне, зная, что платой за ошибку станет только злая ругань командира, да, может, пара внеочередных нарядов, если «залет» окажется слишком серьезным. Пожалуй, только сам инструктор видел все по-настоящему, на узких извилистых улицах охваченного пламенем Цхинвала, ожидая, когда сквозь пелену дыма проступят очертания грузинского танка. Многие из тех, кто был с ним тогда рядом, так и остались на посеченном осколками асфальте. Он выжил и теперь спешил передать оплаченный кровью опыт тем, кому вскоре предстояла схватка с намного более умелым и опасным противником на своей родной земле.

Инструктор поднял с длинного стола примерно метровой длины цилиндр, окрашенный в зеленый цвет, и, держа его перед собой на весу обеими руками, сообщил:

— Реактивный противотанковый гранатомет одноразового действия РПГ-26 «Аглень». Весит менее трех килограммов, но кумулятивная боевая часть его гранаты способна пробить при попадании под прямым углом катаную стальную броню толщиной до четырехсот сорока миллиметров. Это очень высокий показатель, — пояснил инструктор, добавив: — Прицельная дальность до двухсот пятидесяти метров, хотя реально произвести точный выстрел с такой дистанции сможет далеко не каждый. Транспортно-пусковой контейнер стеклопластиковый, что способствует снижению веса и удешевлению оружия.

— «Абрамс» ему все равно не по зубам! — прозвучала чья-то реплика из глубины класса.

Сидевшие в первых рядах партизаны обернулись, пытаясь рассмотреть скептика. Но инструктор, так бесцеремонно прерванный, ничуть не смутился.

— Защита танка М1 «Абрамс» последних модификаций эквивалентна тысяче тремстам миллиметрам броневой стали, но только в лобовой проекции. Да, это серьезный противник, но у него хватает уязвимых мест. Ослабленными зонами являются зазор между корпусом и башней, кормовая ниша башни, где размещена большая часть боекомплекта, а также борта в средней и задней части корпуса. Так что при наличии некоторой доли выдержки даже «Абрамс» можно вывести из строя огнем РПГ-26. Но танк — не единственный ваш противник. На поле боя танки составляют меньшую часть бронетехники, БМП и БТР не менее опасны для пехоты, а для них мощность «Аглени» можно полагать даже избыточной.

Иван Иванович продемонстрировал порядок приведения гранатомета в боевую готовность и обратно в безопасное положение, продублировав весь процесс несколько раз и комментируя каждое действие.

— Гранатомет состоит на вооружении с тысяча девятьсот восемьдесят пятого года и до сих пор считается одним из лучших в своем классе, — заметил инструктор. — Он прост, надежен и эффективен, и способен уверенно поражать любую легкую бронетехнику.

Партизаны слушали внимательно, хотя многим из них «Аглень», как и ее сокрушительное действие, были знакомы не понаслышке, не по параграфам учебных пособий. Они в настоящем бою, когда ценой малейшей ошибки становится собственная жизнь, смогли оценить это мощное и простое оружие. Кое-кто сам мог бы прочитать лекцию не хуже, чем этот немолодой хромой мужчина, но все молчали, пытаясь хотя бы своим вниманием выказать уважение тому, кто своими глазами видел ад.

— Гранатометы типа РПГ-26 являются сверхштатным оружием, которое может и должен иметь каждый боец, и при массовом применении могут оказать сильное воздействие на противника. Реактивные гранатометы одноразового применения достаточно легки и компактны, удобно размещаются на амуниции, не создавая особенных помех при передвижении, в том числе скрытном. Это есть современный аналог тех противотанковых гранат, которыми наши деды остановили под Москвой фашистские танки много лет тому назад. Это оружие постоянно совершенствуется, оставаясь благодаря своей простоте и относительной дешевизне, наиболее массовым в классе ручных гранатометов. Одним из наиболее современных образцов, доступных нам сейчас, является вот эта система.

Иван Иванович положил на стол «Аглень», взяв вместо нее более толстый тубус, снабженный массивным приливом с одной стороны, и короткой трубкой оптического прицела с другой. Олег Бурцев сразу узнал это оружие, которое не раз прежде держал в руках, успев оценить по достоинству его мощь и простоту.

— Противотанковый гранатомет Norinco PF-89. Разработан и производится в Китае. В целом аналогичен отечественному РПГ-26, но обладает на восемьсот граммов большим весом, а также большей бронепробиваемостью, составляющей при попадании по прямой до шестисот тридцати миллиметров монолитной брони. Снабжен маломощным оптическим прицелом, облегчающим наведение, и складывающейся пистолетной рукояткой, делающей его несколько более удобным в обращении.

Подтверждая свои слова делом, инструктор откинул рукоятку, открыв спусковой крючок. Теперь гранатомет был готов к бою.

— Освоить этот гранатомет можно за несколько минут. Он легко приводится в боевое положение и возвращается обратно в безопасное состояние, если отпала необходимость в выстреле. Один солдат может взять с собой несколько таких гранатометов в дополнение к основному оружию.

Инструктор под пристальными взглядами двух десятков своих учеников отложил в сторону чудо китайской «оборонки», и, глядя куда-то поверх голов партизан, продолжил свой рассказ.

— Возможностей представленных гранатометов вполне достаточно для поражения всех существующих типов БТР и БМП с любого ракурса и дистанции вплоть до максимальной. Но средства защиты тоже развиваются, и даже легкая бронетехника становится все более неуязвимой. Наш противник имеет уже значительный опыт городских боев и делает все, чтобы уменьшить вероятный потери. Для этого, в частности, на боевые машины устанавливаются противокумулятивные экраны. Они могут быть резинотканевыми или решетчатыми, но, независимо от конструкции, действуют одинаково, вызывая преждевременную детонацию боевой части на безопасном расстоянии. Не менее эффективной является динамическая защита, по терминологии противника — «реактивная броня». При срабатывании элементов ДЗ разрушается противотанковый боеприпас либо кумулятивная струя отражается встречным направленным взрывом.

— Разрешите? — Один из курсантов неожиданно поднял руку: — Иван Иванович, разве американская техника оснащается штатно динамической защитой? Кажется, они всегда полагались на толщину брони, не утруждая себя дополнительными мерами безопасности!

Инструктор умолк, покачал головой, а затем произнес спокойно:

— Боюсь, у вас устаревшие сведения. Боевые машины пехоты М2 «Брэдли» оснащаются комплектами динамической защиты с девяностых годов прошлого века. А с недавних пор элементы навесной динамической защиты ARAT устанавливаются и на танки «Абрамс». Да, мы, русские, были первыми, кто массово использовал этот способ защиты, позволивший без существенного прироста массы боевых машин повысить их неуязвимость против кумулятивных боевых частей и, отчасти, подкалиберных бронебойных снарядов. Но наш противник тоже учится, перенимая лучшее из мирового опыта. Вам предстоит схватка с сильным, умелым, отлично вооруженным врагом. И чтобы его победить, у вас будет лучшее оружие. Например, реактивный гранатомет РПГ-27 «Таволга».

Инструктор поднял со стола еще один защитного цвета цилиндр, сделав это не без напряжения. Тубус гранатомета был заметно длиннее и в полтора раза толще на вид.

— Его вес превышает восемь килограммов, но реактивная граната ПГ-27 имеет тандемную кумулятивную боевую часть, что позволяет бороться с целями, оснащенными системами динамической защиты. Первый заряд, сравнительно маломощный, вызывает срабатывание элементов динамической защиты, а второй, намного более могущественный, воздействует на сам корпус. Бронепробиваемость без учета ДЗ — шестьсот миллиметров стальной брони при угле встречи шестьдесят градусов. Из-за увеличения массы выстрела эффективная дальность снизилась до ста сорока метров, но в условиях городского боя это не критично. Это один из самых мощных и компактных образцов персонального противотанкового оружия во всем мире, позволяющий обычному пехотинцу противостоять основному боевому танку и выходить победителем из такой схватки.

Иван Иванович, настоящее имя которого теперь уже некому было вспоминать, неожиданно замолчал, склонив голову. Его не пытались окликнуть, терпеливо ожидая. А инструктор думал о том, что, окажись в их руках тогда, в августе восьмого такое прекрасное оружие, возможно, грузинские танки и не прошли бы до центра Цхинвала, раскатав своими гусеницами по пути городки русских миротворцев. Но у них, отряда осетинского ополчения, был лишь один РПГ-7 на десятерых, да дюжина выстрелов самых первых модификаций, способных разве что оцарапать броню новейших вражеских танков, оснащенных всеми возможными системами защиты.

Все, что могли сделать спешно брошенные навстречу вражеской стальной армаде бойцы — это умереть под шквалом огня. И они умирали, один за другим, разорванные осколками, посеченные бьющими в упор пулеметными очередями. Умирали, отчаянно вцепившись в родную землю, делая каждый шаг по ней для врага все более и более трудным. И продержались до той минуты, когда помощь все-таки подошла, сходу отбросив противника обратно в его логово.

В тот день погибли все, кого знал тот, кто назвался здесь и сейчас Иваном Ивановичем. А он словно в насмешку судьбы, остался жив и почти невредим, отделавшись осколком в колене, извлечь который не смогли и по сей день. Тогда он не знал, для чего жить, и только теперь понял, что благодаря его оплаченному кровью опыту эти молодые парни, некоторым едва исполнилось двадцать, могут получить хотя бы крохотный шанс уцелеть в той мясорубке, в которую так спешат попасть по собственной воле.

— Вам предстоит сражаться с опасным, решительным, прекрасно обученным противником, обладающим абсолютным превосходством в технике, — наконец, нарушил молчание немолодой инструктор. — Но и у самого сильного врага есть уязвимые места. И за то время, что отведено для наших с вами занятий, вы должны узнать их, научиться пользоваться слабостью противника и побеждать его в условиях, когда победить, кажется, невозможно. А для этого необходима практика!

Через несколько минут Олег Бурцев уже стоял на коленях, придерживая лежавший на плече тубус гранатомета РПГ-26. Танк, большой, неуклюжий, какой-то угловатый, точно вырубленный топором из цельной глыбы металла, появился из-за поворота, на миг подставив борт. Олег прикинул дистанцию, оценив ее в полторы сотни метров. Сержант нажал на спуск, и над ухом оглушительно грохнул выстрел. Дымная стреляя реактивной гранаты мелькнула на мгновение, а затем на броне вражеского танка полыхнуло пламя.

— Хорошо, — одобрительно кивнул Иван Иванович. — Получаете зачет. Надеюсь, в реальной стрельбе повторите свой результат. Следующий!

Бурцев отошел в сторону, уступая место своему товарищу. Скоротечный поединок, как и большая часть практических занятий, происходил в виртуальной реальности. Универсальный тренажер 1У35М, размещенный в одном из корпусов пионерлагеря, позволял имитировать стрельбу из различных видов оружия с высокой достоверностью, не привлекая ненужного внимания. Инструктор на своем компьютере мог видеть весь процесс прицеливания, вводя данные о ветре или освещенности. Конечно, этого было мало, и компьютерные игры перемежались выездами на полигон.

Каждый раз по пути на стрельбище Олег, да и другие партизаны, думали, что их пребывание на этой базе тайна отнюдь не для всех. Бойцы выезжали группами по двадцать человек, и каждый раз их сопровождали офицеры Сил внутренней безопасности, структуры, заменившей собой и армию, и милицию.

Полицейские были немногословны, стараясь не вступать в беседы. Партизан грузили в закрытые «Уралы» и КАМАЗы, беспрепятственно миновавшие КПП, высаживали на стрельбище, оборудованном всеми мыслимыми и немыслимыми мишенями, и предоставлял свободу действий. И бойцы отрывались по полной, от зари до зари расстреливая мишени из автоматов, пулеметов, снайперских винтовок, РПГ, даже пистолетов. Патронов всегда было полно, так что по возвращении у всех шумело в ушах, некоторые после интенсивных стрельбы даже теряли слух на несколько дней, но учеба не останавливалась ни для кого.

Партизан обучали настоящие фанаты своего дела. Инструктор-подрывник, упитанный мужик лет сорока с пышными усами пшеничного цвета и небесно-голубыми глазами, нежно поглаживая стоявшую на столе «адскую машинку», объяснял:

— Это противотанковая противобортовая мина ТМ-83. она действует по принципу «ударного ядра», сродни кумулятивному эффекту, но дальность поражения значительно выше. Ее вес двадцать восемь килограммов, из них почти десять — взрывчатое вещество. Мина способна пробивать броню толщиной сто миллиметров с пятидесяти метров. Ее невозможно обнаружить обычными средствами вроде навесных танковых тралов и миноискателей, и почти невозможно обезвредить при обнаружении. У нее два детонатора — сейсмический и инфракрасный. Первый приводит мину из «спящего» режима в боевое состояние, а затем, когда цель, танк или бронемашина, окажется в зоне поражения, воздействуя теплом на инфракрасный датчик, происходит подрыв. При попытке снять ее взрыватель реагирует на тепло человеческого тела, так что единственный безопасный способ обезвреживания — расстрел из пулемета с приличной дальности. Самое главное, ее можно установить на значительном расстоянии, например, от дороги, исключив обнаружение. В любом случае, зная о наличии таких мин, противник вынужден будет действовать осторожно, тратя много сил на инженерную разведку.

Дождавшись, когда курсанты сделают записи в своих конспектах, инструктор, расхаживавший перед аудиторией, добавил:

— Мина — не абсолютное оружие, она не всегда позволит уничтожить технику противника, но может сковать его действия, лишить маневра, направить именно той дорогой, на которой подготовлена засада. А еще мина — это страх. Когда ты знаешь, что каждый шаг по чужой земле может стать последним, что под каждым камнем тебя может ждать смерть, когда ты видишь тех, кого она забрала раньше тебя, становится трудно контролировать эмоции. Трудно заставить солдат идти в атаку, если впереди мины. Они остановятся, став хорошими мишенями, и будут уничтожены, пусть и вовсе не минами, но «минная боязнь» иногда действует лучше, чем любое иное оружие.

Во время этих занятий партизаны, для многих из которых подобное было в новинку, познакомились и с иными типами «адских машин». Они узнали, насколько удобна и эффективна мина направленного действия МОН-50, простая в применении и дьявольски смертоносная. Научились устанавливать и снимать противотанковые мины ТМ-89 и более старые ТМ-62, получили навыки работы с противопехотными ОЗМ-72, выкашивавшими все в радиусе тридцати метров. И все же большая часть времени уходила на подготовку к городским боям со всей их кошмарной спецификой.

Для отработки действия внутри зданий на территории лагеря был создан Лабиринт. В целом корпусе снесли все переборки, заменив их легкими передвижными перегородками, позволявшими за полчаса создавать любую планировку. Иногда партизаны действовали при свете дня, иногда — в кромешной тьме, когда окна закрывали деревянными щитами. Вот и сейчас группа из десятка бойцов нацепила на головы очки ночного видения ОНВ-5, готовая ворваться внутрь. О том, что их там ждет, знал только инструктор, дававший последние наставления:

— При зачистке помещения взгляд и ствол — это одно целое. Увидел — выстрелил! Время на прицеливание не должно тратиться абсолютно. Помните — вас там ждут, готовы к вашему появлению, пристреляли все входы и выходы. Все против вас, поэтому действуйте быстро.

Партизаны кивали, поглядывая друг на друга. Оружие у каждого было заряжено боевыми патронами, но благодаря отличной шумоизоляции звук бешеной стрельбы не проникал наружу. Убедившись, что все готовы, инструктор скомандовал:

— Пошли!

Олег опустил на лицо прибор ночного видения, включая инфракрасную подсветку, позволявшую видеть и в полнейшей темноте на десять метров. Он рывком влетел в помещение. Впереди мелькнул очерченный флуоресцентной краской человеческий силуэт, и партизан нажал на спуск, едва не оглохнув от грохота своего пулемета.

РПК-74 выплюнул щедрую порцию свинца, и Бурцев двинулся дальше. Он шел первым, простреливая насквозь длинный узкий коридор, а бойцы, двигавшиеся следом, зачищали комнаты, сперва швыряя в проемы светозвуковые гранаты «Заря», заменявшие сейчас настоящие. Олег привычно открыл рот пошире, зажмурившись за миг до ярчайшей вспышки, хотя электроника ночных очков автоматически меняла уровень освещения.

Тонкую проволоку, натянутую поперек коридора над самым полом, Олег заметил лишь тогда, когда уже коснулся ее. Он успел лишь крикнуть, предупреждая товарищей, и тотчас раздался оглушительный хлопок взрывпакета. Партизана, потерявшего связь с реальностью, вытащили наружу, а там уже поджидал свирепый инструктор.

— Ты только что уничтожил половину собственной группы, если не всю целиком! — накинулся он на Бурцева, с трудом державшегося на ногах. — Ты хоть представляешь что такое взрыв гранаты в замкнутом пространстве?! То, что ты испытал, это лишь слабое его подобие! От осколков некуда деться, рикошетом достанет всюду. Взрыв такой громкий, что барабанные перепонки лопаются!

Олег, старясь не шататься, слушал молча. Он почувствовал, как что-то теплое струйкой стекает по верхней губе. Лизнул, почувствовав на языке солоноватый вкус крови. Инструктор, заметив, что его курсант едва держится на ногах, уставившись куда-то на горизонт остекленевшим взглядом, наконец, раздраженно махнул рукой:

— Ладно, марш к фельдшеру, боец. А остальным продолжать. Вперед, пошли!

В санчасти Олег постепенно пришел в себя. Присев на кушетку, он привалился спиной к холодной стене, закрыв глаза. Ольгу Кукушкина, дежурившая в этот день, опустилась рядом с ним, кончиками пальцев вдруг погладив по щеке. От прикосновения солдат вздрогнул, но смог справиться с собой. Он вдруг захотел обнять девушку, почувствовать тепло ее тела, как чувствовал запах волос и легкое дыхание, но не смог пошевелить и пальцем.

— Зачем вы это делаете? — тихо промолвила Ольга, глядя куда-то в пустоту. — Вы же сами себя готовы убить. Я уже из троих шальные пули выковыривала, а уж сколько контуженых и покалеченных, не сосчитать! Если не воюете, то готовитесь к войне, и так всю жизнь! А нам каково? Легко ли ждать вас, гадая, вернетесь ли живыми, на своих двоих или на коляске, чтобы всю оставшуюся жизнь провести прикованными к инвалидному креслу или того хуже?

— Если сейчас рискнем, не станем прятаться, то потому кому-то не придется мучаться и ждать, потому что негде будет гибнуть. И чтобы такой день настал, придется еще повоевать немного. А там как карты лягут, у каждого своя судьба, наперед никто не знает!

Теплые губы вдруг коснулись его небритой щеки, и тут же девушка, словно испугавшись самой себя, отскочила, нарочито грубо произнеся:

— Все, ступай. Нечего тебе тут отсиживаться, все уже прошло, здоров как бык.

Олег ушел, возвращаясь к группе, а вскоре и Ольга покинула медпункт, сдав дела сменщику. Она прошла в свою казарму, где жила в тесном закутке, отделенном от остального помещения фанерными стенами. «Женскую» часть Кукушкина делила с Жанной Биноевой — единственных девушек в отряде решили поселить вместе, и вообще здесь старались не разбивать без нужды сработавшиеся группы, члены которых уже вполне притерлись друг к другу.

Чеченка была на месте. Она вместе с другими снайперами, которых набрался всего десяток на весь лагерь, занималась отдельно. Меткие стрелки были «штучным товаром», отшлифовывая свое мастерство под присмотром двух опытных наставников, сугубых практиков. Один из них провел десять лет в Чечне и Дагестане, а другой успел застать даже конфликт в Приднестровье и еще множество «малых» войн, стоивших большой крови. Выполнив дневную программу, вволю набегавшись по окрестным лесам, теперь Жанна сидела на заправленной койке, пождав под себя правую ногу, и чистила неразлучную СВД.

Ольга, войдя в комнатку, первым делом налила кипятка из стоявшего здесь же чайника, бросив в кружку пакетик с заваркой. Затем, глянув на сосредоточенно орудовавшую шомполом чеченку, спросила:

— Жанна, будешь чай?

Биноева молча кивнула, не отрываясь от своего занятия. Она вообще мало разговаривала, держась в стороне от всех, но исправно выполняя приказы своего командира. В отряде до сих пор не знали, как к ней относиться, помня о прошлом этой хрупкой на вид девушки со снайперской винтовкой. Но слово полковника Басова было для бойцов законом, а тот приказал считать ее таким же членом группы, как всех остальных. И все же нечто, похожее на дружеские отношения, у чеченки было лишь с Ольгой. И то Кукушкина подозревала, это лишь из-за вынужденного соседства.

Заварив чай для Жанны, Ольга, растянувшаяся поверх покрывала на своей койке, вдруг взглянула на чеченку, неожиданно спросив:

— Скажи, это трудно, убить человека?

Биноева, подняв взгляд, внимательно посмотрела на Ольгу:

— Лучше не проверяй. Твое дело — спасать жизни, а не отнимать их, и у тебя это неплохо получается.

— Я такой же боец, как и остальные. Мужики вообще с ума посходили, будто до сих пор на поле боя. Я каждый день кого-то штопаю, вправляю суставы, разбираюсь с контузиями, и это на учениях.

— Мужчины должны воевать, это их удел, для того они и рождаются.

— Ты не мужчина, но воюешь дольше многих. Скажи, скольких ты застрелила?

— Считать придется долго, — глухо буркнула чеченка. Перед мысленным взглядом вдруг встали немногие запомнившиеся лица тех, чьи жизни она забрала. Среди них были и русские солдаты, и американцы, и даже такие же чеченцы, ее братья, отныне ставшие ее врагами.

— Я смогу убить? Ты знаешь людей, так ответь!

— Если придется стрелять, ни на секунду не думай, что перед тобой живой человек. Твой враг — это мишень, в которую нужно попасть, чем точнее, тем лучше. А убить не так уж сложно, если защищаешь свою жизнь или жизнь того, кто тебе дорог. Нажать на курок легко, потом не просто смириться с мыслью о том, что сделала. Но это быстро проходит, — невесело усмехнулась Жанна.

Разговор угас сам собой. Допив чай, Ольга, зараженная примером подруги, тоже взялась за оружие. Компактный АКС-74У давно стал ее неразлучным спутником. Девушке не приходилось стрелять в людей, но она хорошо научилась обращаться с автоматом, в какой-то миг перестав ощущать его тяжесть и, наоборот, чувствуя себя неполноценной, не такой как все, если рядом, на расстоянии вытянутой руки не было этого куска холодно железа.

Время, проведенное среди партизан, не прошло бесследно для Ольги, удивлявшейся, насколько сильно она изменилась. Теперь она достаточно метко стреляла, могла собрать и разобрать оружие с закрытыми глазами за минуту, и уход за «Калашниковым», обязательная чистка, смазка, превратился в своего рода ритуал. Ольга верила, что когда-нибудь эта бездушная железяка отблагодарит ее за заботу.

Конец дня прошел в какой-то несущественной суете, женщины обустраивали свой быт, как каждая понимала это. Не было секретом, что этот лагерь в лесной глуши лишь временно пристанище и для них двоих, и для всех, кого судьба привела сюда, но такова уж женская натура, считать домом то место, где сейчас находишься. И не важно, что будет потом.

Наутро после обязательного марш-броска, который партизаны совершали с полной выкладкой, и в котором девушки не участвовали, неожиданно пришел приказ об общем построении. Бойцы, тяжело дышавшие, разгоряченные, потянулись к плацу, большой площадке в центре лагеря, когда-то заасфальтированной, а сейчас превратившейся в обычную лужайку, по краям которой торчали клочья пожухшей травы.

Ольга Кукушкина, спешившая на построение вместе со всеми, видела измученные, покрытые испариной лица партизан из своего отряда, которых возглавлял сам Алексей Басов. Полковник тренировался наравне со всеми, и только что наматывал круги по периметру лагеря в полной выкладке, которая включала, помимо основного оружия, девятьсот патронов в магазинах и пачках в РД, шесть ручных гранат, два десятка выстрелов для подствольника. А, кроме того, бинокль или ночные очки, противогаз, саперную лопатку, плащ-палатку, спальник, и прочие мелочи, типа перевязочного пакета, фляги или боевого ножа. Он только успел завершить десятый круг, и теперь грудь Басова тяжело вздымалась, а лицо, несмотря на легкий морозец, раскраснелось.

— Отряд, становись, — рыкнул полковник так, что его было слышно за сотню метров. И куда только делось сбитое под конец дистанции дыхание. — Равняйсь! Смирно!

Партизаны выстраивались по периметру плаца, образовывая ровные «коробочки» отрядов. Здесь собралось уже больше пяти сотен бойцов, и теперь посреди лагеря колыхалось настоящее живое море. Ольга, заняв положенное место в последней шеренге, чтоб не смущать суровых командиров, лишь теперь поняла, как много обитателей лагеря на самом деле. Всюду ее взгляд натыкался на хмурые лица партизан, молодых и уже в летах, русских, кавказцев, азиатов, уроженцев самых дальних уголков необъятной России.

Когда шеренги замерли, из штабного корпуса вышел генерал Бражников, сопровождаемый полудюжиной офицеров и каким-то совершенно штатским с виду парнем в джинсах и кожанке, похожим на настоящего «братка». Учитывая, что он прибыл на базу на огромном лакированном «Лэндкрузере», который стыдливо приткнулся в дальнем углу огороженного периметра, сходство было почти полным.

— Товарищи бойцы! — Голос генерала Бражникова пульсирующими волнами прокатился над рядами партизан, явившихся на построение в полном снаряжении, и производивших впечатление грозной силы, способной смести любого противника. — Товарищи бойцы, должен вам сообщить, что время обучения подошло к концу. Верю, вы получили необходимые навыки, узнали многое, что может пригодиться вам в боях. И бой ваш начнется очень скоро. Настал час нанести решающий удар по нашему врагу, вышвырнуть чужаков прочь с нашей родины! Это будет битва, от которой содрогнется весь мир!

Генерал чеканил слова, разносившиеся над лагерем, погрузившимся в почти полную тишину, если не считать дыхания сотен здоровых крепких мужчин и тарахтения дизельных генераторов, работавших круглые сутки.

— Мы накопили достаточно сил, и пора закончить эту войну, в память о павших товарищах, о тех, кто был дорог нам и погиб от рук врага! Вскоре вы покинете этот лагерь, чтобы появиться там, где на не ждут, и дать последний и решительный бой. И я знаю — мы победим!

Его слушали, жадно впитывая каждое слово. Те, кто застыл в едином строю, взяли в руки оружие потому, что слова честь и родина не были для них пустым звуком. Их было не так уж много, тех, кто проявлял свой патриотизм в бою с настоящим врагом, а не в крикливых митингах, схватках с ОМОНом на столичных площадях и пьяных погромах спальных районов. Но они были и были готовы сражаться до смерти или победы. И смотревший на своих солдат генерал Бражников понимал, что первое для них намного вероятнее, чем второе.

— Наши товарищи сейчас уже начали бой далеко от этих мест, и ждут, когда мы придем к ним на помощь. И мы явимся, чтобы побеждать!

Прозвучала команда «Разойдись», и строй распался. Было объявлено, что занятия на сегодня отменяются, и бойцы принялись торопливо паковать свои пожитки, готовясь покинуть гостеприимную базу, на которой успели пролить не мало пота и даже собственной крови. Бражников вновь исчез в штабе, вызвав к себе командиров отрядов.

— Скоро начнется! — хмыкнул Олег Бурцев, уставившись в спины офицеров.

Покидавший плац партизан не мог слышать, как штатский, обращаясь к генералу Бражникову, с легкой усмешкой произнес:

— Стадо у нас есть, теперь ему нужен хороший пастырь. И одного такого, кажется, мы нашли!

Максим Громов покинул лагерь через полчаса, еще через полчаса вернулся Алексей Басов. Собрав своих бойцов, он сообщил:

— Выдвигаемся через два часа, транспорт сейчас придет!

Вскоре на территорию лагеря въехало сразу несколько фур, при виде которых партизанам сразу вспомнился долгий путь сюда. Они не ошиблись, и полковник Басов скомандовал погрузку, указав на один из грузовиков, в прицепе которого и предстояло путешествовать его отряду в условиях, далеких от понятия комфорт.

— В пути пробудем не меньше суток, — сказал полковник, стоявший возле фуры, перед строем своих бойцов. — По прибытии нас ждет бой!

— А куда мы едем?

— Вообще-то это пока секретная информация, — усмехнулся Басов, — но ненадолго. Конечный пункт нашего маршрута — Нижнеуральск. Там будем биться!

Едва Олег услышал название родного города, сердце его предательски екнуло. Но предаваться воспоминаниям было некогда. Партизаны быстро грузились в фуру, возле которой в нетерпении курили водители, немолодые помятые дядьки, абсолютно безобидные на вид. Через десять минут с лязгом сомкнулись двери фургона, и тягач тронулся, покидая пределы базы и выезжая на неприметный проселок. Последние часы тишины стремительно таяли, чтобы уступить место грохоту яростной схватки, пережить которую было суждено не каждому.

Внедорожник Тойота «Лэндкрюзер», огромный, словно дом, сверкающий хромированными бамперами и колесными дисками, легко переваливался через ухабы, уверенно пробирался по луже грязи, в которую после затяжных дождей превратилась единственная улочка небольшой деревеньки, отмеченной далеко не на каждой карте. У того, кто сидел за рулем джипа, карты были правильные, и дорогу он нашел безошибочно, не потратив ни минуты лишней и даже не уточняя маршрут у местных, только пару раз сверившись с навигатором. И теперь «Крузер», на черных бортах которого тускло играли блики, медленно ехал мимо покосившихся заборов и кривобоких сараев, меся густую грязь рубчатыми «внедорожными» покрышками.

— Похоже, мы на месте, — произнес водитель, взглянув на сидевшего по соседству спутника, когда по левую руку показался дом, обнесенный новым тесовым забором. В отличие от соседних участков, здесь царил порядок, а небольшой беспорядок был вызван явно подходившим к концу строительством. — Вон он!

Шофер, молодой, коротко стриженый парень в кожаной куртке, настоящий «крутой», которому не хватало для полноты образа массивной золотой цепи на крепкой шее, да пары «гаек», указал на суетившегося возле дома человека. Тот как раз перестал снимать стружку с длинной доски, услышав шум мотора, и теперь смотрел с интересом на нежданных гостей. Одет хозяин дома был не по погоде легко, в зеленую майку и камуфляжные штаны. Рядом, на сложенных штабелем досках, уже оструганных и ошкуренных, лежал камуфлированный бушлат.

— Точно, он, — кивнул пассажир «Лэндкрюзера», с прищуром глянув на выпрямившегося в полный рост крестьянина. — Молодец, Максим! Ну, что, пойдем, поговорим, что ли?

— Так не зря ехали, — пожал плечами тот, кого назвали Максимом, нажимая на тормоз.

Внедорожник, казавшийся посреди запустения настоящим бельмом на глазу, остановился у недостроенного забора. Новые бревна уже были вкопаны по периметру участка, но между ними кое-где зияли большие прорехи, как раз японскому внедорожнику проехать, не поцарапавшись.

Водитель спрыгнул на землю, угодив в неглубокую лужу и печально наблюдая, как грязь засасывает дорогие ботинки с высоким берцем. Обувь была похожа на армейскую, но стоила столько, сколько зарабатывал не всякий офицер, обеспечивая владельца невероятным комфортом. Следом выбрался из теплого нутра дорогого внедорожника пассажир, высокий, прямой, как клинок. Выглядел он лет на двадцать старше водителя, но двигался легко, стремительно и одновременно плавно, перетекая с места на место. Выцветшие волосы и красноватые глаза выдавали в нем альбиноса. Он был одет в камуфляжный бушлат, обычные джинсы и такие же высокие и тяжелые «внедорожные» ботинки.

Хозяин дома, отложив в сторону рубанок, молча наблюдал за приближающимися гостями, которых совершенно не ждал. Его могучая грудь ходила ходуном, щеки раскраснелись от долгой работы на холоде. Он был уже не молод, за пятьдесят, даже старше, грузен, но явно силен, раз один таскал целые штабеля теса и нераспущенные на доски бревна.

— Здравствуй, Сергей Николаевич! — Альбинос шагнул вперед, протягивая крепкую ладонь. — Далеко ты забрался, еле отыскали!

Они обменялись рукопожатием, стоя друг напротив друга, глядя глаза в глаза, и хозяин дома, криво усмехаясь, произнес в ответ:

— От деда домик остался. Давно пора было взяться, да времени все как-то не было. А теперь вот крышу подлатал, забор поправил. Сарай надо еще починить, покосился, того гляди завалится.

— Весь в делах!

— А тебя каким ветром занесло, Сергей Романович? Не ждал, не ждал! Что, чайку, или в сельпо сбегать?

— Заезжали по пути, — хмыкнул альбинос, доставая из-за пазухи пакет, из которого торчало бутылочное горлышко с криво наклеенной акцизной маркой.

— Ну, тогда в дом пошли, чего на пороге базарить! Парнишка с тобой, или подвез только!

— Мы вместе. Максим, знакомься, — альбинос указал на хозяина дома: — Генерал-полковник Сергей Буров, бывший командующий группировкой Федеральных сил в Чечне. А это Максим Громов, — представил он своего спутника.

— Машинку-то на двор загоните, мало ли, поцарапает кто!

По знаку своего спутника Громов вернулся за руль, аккуратно проведя «Лэндкрюзер» через обширную брешь в заборе. Затем все трое прошли в дом, поднявшись на небольшое крылечко, Буров первым, заметно подволакивая плохо гнущуюся ногу, за ним широко шагал Сергей Аляев, а замыкал небольшую процессию Громов, взявший из рук напарника пакет с бутылкой водки и закуской, прикупленной по дороге.

Оказавшись внутри, бывший глава ГРУ с интересом осмотрелся. В доме приятно пахло свежим деревом, под потолком сушились веники каких-то трав, распространявших необычный, но приятный аромат. На столе стоял настоящий медный самовар, а рядом с ним, словно в сюрреалистическом натюрморте, ноутбук в металлическом корпусе. На стене висели сразу два ружья. С древней, почти антикварной двустволкой ТОЗ-Б соседствовал полуавтоматический дробовик «Вепрь-12 Молот» с удлиненным стволом и складной «тактической» рукояткой под цевьем.

— Неплохо ты тут устроился, — хмыкнул Аляев, опускаясь на массивный деревянный табурет.

— Обживаюсь, — пожал плечами Буров. — Ну, что, разливай, Сергей Романович!

На столе появились граненые стаканы, которые тотчас наполнились прозрачной, как слеза, водкой. Максим Громов ловко порезал колбасу, а Буров выставил на стол банку соленых огурцов. Наконец, все расселись. Выпили с удовольствием. Закусили.

— Не скучновато тебе здесь, Сергей Николаевич? — прищурившись, поинтересовался Аляев, взглянув на сидевшего напротив Бурова. — В этакой-то глуши?

— Самое то. Тихо, спокойно, никакой суеты. Я свое отвоевал, пора и на отдых, старые раны зализывать!

— А вот кое-кто еще воюет, и останавливаться не собирается.

— Знаю я про вашу войну! — Буров подался вперед, через стол. Из-под старика-пенсионера на миг вновь проступил тот, по чьему слову в атаку шли полки и дивизии, кто сметал целые селения огнем артиллерии. — Сколько уже пацанов молодых под нож пустили?! Сотни?! Тысячи?! Не наиграетесь в спасителей отчизны, мать вашу, а про их матерей, жен, детей и думать не хотите!

Громов, сидевший будто бы в стороне, отстраненно наблюдая за происходящим, вдруг вскинулся, гневно сверкнув глазами:

— О них мы и думаем, не хотим, чтоб те жили под пятой каких-то чужаков! Мы никого не гоним на бойню! Просто еще есть те, кто готов умереть ради великой цели, а не прятаться в глуши, прикидываясь немощным стариком!

— Ты, что, сопляк?! Забылся?

Буров привстал, опершись на кулаки. Громов и глазом не повел, только усмехнувшись:

— Не пугай, я свое отбоялся уже! Не меньше твоего успел под пулями побегать, и не флажки на карте переставлял — в глаза смотрел тем, кого пришлось убивать!

— Ну-ка, остыньте, — повысил голос Аляев. — Сергей, мы потому к тебе и приехали, что дело плохо. Вся эта партизанская война, диверсии, засады, только истощают наши силы. Гибнут наши лучшие бойцы, которых не так много, а враг лишь становится злее, не выбирая средства. Еще немного — и мы сдадимся, потому что некому будет сражаться. У нас есть силы для серьезного удара, но только для одного. И для того, чтобы он достиг цели, нам нужен ты. У тебя одного есть опыт успешной обороны крупного города, и ты нам нужен. Не говори, что устал и хочешь на пенсию!

— Опыт? Успешный? Мои войска раскатали в тонкий блин, не запыхавшись!

Про водку и закуску уже забыли. Это не были посиделки старых и не слишком близких друзей, а нечто уже совсем иное. Судьбоносное.

— И все же ты один из немногих, кто командовал крупными силами в обороне. Причем разнородным. У нас есть и еще люди, например полковник-танкист, выживший едва ли не один из своего полка, но он заточен под выполнение узкого круга задач. Это не то.

— Что же вы задумали, ребята?

— Все просто, — честно ответил Аляев. — Мы захватим город, объявим об этом на весь мир и там будем обороняться от американцев, насколько это возможно. стянем в кулак все силы, всех, кто есть. Дадим генеральное сражение, и посмотрим тогда, у кого крепче нервы.

— Чего-то ты не договариваешь! Давай начистоту!

— Можно и так, — не стал спорить бывший глава ГРУ. — Мы рассчитываем на поддержку из Кремля. Там не все продались американцам, поверь, просто многие колеблются. А если мы оспорим власть и янки, и нынешнего «временного» правительства, игнорировать это будет уже нельзя. Москва должна будет занять чью-то сторону, и у меня есть основания считать, что они поддержат нас. Это будет противостояние не страны и горсти отщепенцев, почти бандитов, а двух держав!

— И нас сомнут еще раз, уже окончательно. Нашу армию разбили за трое суток, когда у нас было все — ракеты, флот, самолеты. Теперь счет пойдет на часы. Засядем в каком-то городе, нас возьмут в кольцо, начнут долить из орудий, бомбить без перерыва день и ночь. Нет, долго это не продлится.

— Тогда, в мае, нам было, куда отступать, каждый чувствовал это подсознанием. Сейчас все, край, шагнем назад и рухнем в пропасть, из которой нет возврата. Мы будем драться до конца!

— Самоубийство. Или ты вновь забыл мне рассказать о чем-нибудь еще? Я угадал?

Генерал Аляев кивнул, а затем принялся говорить. Он рассказывал не долго, четко излагая свои мысли, а Буров молчал, впитывая каждое слово.

— Никто не должен больше узнать о том, о чем сейчас узнал ты, — настойчиво потребовал начальник ГРУ, глядя прямо в глаза своему собеседнику. — Эта операция имеет наивысшую степень секретности. Нет никаких документов, никаких материальных носителей информации, подтверждающих существование подобного плана. Теперь ты — один из немногих посвященных. Если возникнет угроза разглашения, лучше сразу пусти себе пулю в висок!

Когда бывший глава военной разведки умолк, его собеседник тяжело выдохнул, произнеся:

— Я согласен встать под ваши знамена. Это единственный наш шанс, и если я смогу помочь хоть чем-то, я сделаю это. Если выгорит, это будет безоговорочная победа, а если проиграем, то последствий своего поражения не увидим. Какой же город вы выбрали для этой демонстрации?

— Южноуральск. Городок в Курганской области, недалеко от китайской границы. Сто пятьдесят тысяч населения, несколько заводов, ни один из которых не работает последний год. Самое главное — рядом аэродром, который используют американцы для транзитных перевозок грузов и людей из европейской части страны на Дальний Восток и в Среднюю Азию. Это одна из наших важнейших целей. Враг должен сразу понять, против кого направлен удар!

Аляев протянул карту, и Буров, склонившись над ней, углубился в раздумья, время от времени берясь за линейку, что-то замеряя. Наконец он сказал:

— План неплох. В городе и окрестностях нет крупных сил, способных нам помешать. Захват пройдет без особых трудностей и лишней крови. У нас будет несколько дней форы, пока противник соберется с мыслями и перейдет к контрмерам.

— Американцы не имеют права применять войска вне отведенных им зон ответственности, — напомнил Громов. — Чтобы вмешаться, им потребуется очень серьезный повод!

— Они его найдут. Наши действия поставят под угрозы их могущество, репутацию, так что они явятся в Южноуральск. И нам придется сражаться с самой мощной армией современности. И иного выбора, кроме как победить их, у нас нет. За несколько дней, пока они станут накапливать силы, нужно будет превратить этот город в сплошную полосу укреплений. Каждый шаг по его улицам должен уносить жизнь вражеского солдата. Это будет неприступная цитадель. Главный козырь американцев — авиация, и ее нужно выключить из игры, вывести за скобки уравнения, навязав им ближний бой. Иначе нас раздавят. Бесконтактной войны не может быть. Вторая сильная их сторона — бронетехника, которой мы мало что сможем противопоставить.

— Не совсем так, — вновь встрял Максим Громов. — Наши… союзники, скажем, регулярно поставляют нам тяжелое вооружение. У нас хватит гранатометов и ПТУР, чтобы спалить все их бронемашины. Есть крупнокалиберные снайперские винтовки, тоже серьезная штука. Я сам видел, на что они способны, и не на стрельбище, а в бою. Когда американцы войдут в город, из каждого окна в них будет целиться РПГ.

— И все равно танк — страшная сила, даже накоротке. Нужно подготовить к этому ваших бойцов. Не каждый найдет в себе силы подпустить стальное чудовище весом в полсотни тонн на сто шагов и вогнать потом гранату под башню. Но это нужно сделать. Потери врага в технике должны стать запредельными. Мы должны убедить их, что танки в городе не воюют, заставить идти в бой пешком, окончательно уравняв шансы. Тем более, этих самых танков у американцев не так много сейчас. После того, как они вывели из России Третью механизированную дивизию и Второй отдельный бронекавалерийский полк, свою главную ударную силу, танки находятся только на вооружении Морской пехоты. Около пятидесяти М1 «Абрамс» дислоцировано в Сибири и на Дальнем Востоке в составе Третьей экспедиционной дивизии, и еще полтора десятка на Кавказе, где развернута одна экспедиционная бригада. Это все, что могут противопоставить нам американцы.

— Не так уж много, — хмыкнул Аляев. — Хотя «Абрамс» — не самая легкая мишень, можно запросто обломать зубы об их шкуру из обедненного урана. Но и наши бойцы кое-чего стоят. Мы уничтожим их все до единого! Никто не отступит!

— Это вовсе не будет просто. Потери окажутся чудовищны. Сколько бойцов вы можете выставить?

— Часть сил придется использовать для отвлекающих ударов, да и скрытная переброска крупных сил с севера, из зоны строительства нового нефтепровода, сопряжена с рядом трудностей. Но на три-четыре тысячи можно рассчитывать в любом случае.

— Удерживать город такими силами не просто. Враг будет обладать свободой маневра, сам выберет направление удара. Вы хоть представляете возможные потери? хорошо, если уцелеет один из четырех ваших солдат!

— Жертвы неизбежны, — кивнул Сергей Аляев. — Многие погибли, и многим еще предстоит умереть. Но они знают, на что идут. Иначе нельзя. Либо мы сейчас нанесем удар, либо нас перебьют поодиночке спустя недолгое время. Вам нужно будет продержаться всего несколько дней, неделю, ведь это не так много, верно? Вы сможете сделать это?

— Да. Мы выстоим. Или погибнем все, но не отступим ни на шаг. Пора дать решающий бой!

Сергею Бурову потребовалось лишь полчаса, чтобы собраться в путь. Нехитрые походные пожитки привыкшего к полевому быту офицера легли в вещмешок, и вскоре «Лэндкрузер» вновь пробирался по разбитому проселку. Генерал, бросив прощальный взгляд назад, лишь вздохнул с сожалением:

— Сарай так и не поправил, да уж когда теперь сподоблюсь!

Больше Буров, расположившийся на заднем сидении мощного внедорожника, не проронил ни слова. Громов, пару раз обернувшись украдкой, увидел на его лице отрешенное выражение. Генерал уже мысленно возводил оборонительные рубежи, строил систему огня, представляя воочию стальную лавину, сметающую никому не известный город в глуши. Он молчал всю дорогу, молчал на борту грузового Ан-26, вылетевшего в Свердловск, и позже, в тесном салоне неприметного УАЗа, забравшего всю троицу прямо с летного поля и двинувшегося кратчайшим путем в Курган. Лишь когда на окраине города, в обычной квартире неприметной пятиэтажки его встретили командиры партизанских отрядов, стягивавшихся отовсюду в Нижнеуральск, Сергей Буров, вперив тяжелый взгляд по очереди в каждого из десятка суровых крепких мужчин, медленно произнес:

— От вас требуется немногое, господа офицеры, всего лишь победить врага, никогда прежде не знавшего поражений. Цена не имеет значения, как не имеют значения жизни, ни ваши, ни моя. Все, что угодно ради победы. Мы войдем в этот город и превратим его в неприступную крепость. У нас не будет превосходства над врагом в численности или огневой мощи. Но это не имеет значения тоже. Мы дошли до края, пора остановиться и взглянуть в лицо смерти. И я знаю, что вы сможете выполнить приказ!

Никто ничего не сказал в ответ, но во взглядах этих решительных, отбросивших всякую ненужную суету людей Буров прочитал многое. Те, кто пришел сюда, переступили ту черту, за которой смерть еще может страшить. Генерал, обведя пристальным взглядом ставших плечо к плечу людей, отступил на шаг назад, подойдя к столу, и, указав на разостланную на нем карту города, произнес:

— Прошу всех сюда! Я предлагаю следующий план обороны города.

Партизаны, встав в круг, склонились над картой, испещренной множеством условных символов. Началось обсуждение предстоящего сражения. Каждый из присутствовавших знал, насколько велики будут потери, но каждый при этом истово верил, что именно его смерть обойдет стороной. Они готовились воевать, еще не зная, что их братья далеко от этих мест уже начали свой бой.

Генерал Арнольд Флетчер помассировал виски, чувствуя, как их сводит от тупой ноющей боли. Зажмурившись, командующий Третьей экспедиционной дивизией Морской пехоты США несколько секунд сидел неподвижно, откинувшись на спинку глубокого кресла. Затем, резко выдохнув, открыл глаза, уставившись на лежавший перед ним на столе отчет. Несколько минут генерал вчитывался в ровные строчки текста, порой перечитывая какие-то отрывки заново. Разведка постаралась на славу, подготовив эту выжимку из множества донесений, поступавших из десятков источников, сваливаясь настоящей лавиной на головы безвестных аналитиков.

Отложив документ, командующий взглянул на собравшихся в кабинете офицеров, все это время терпеливо ждавших. Здесь были не только морские пехотинцы, но и моряки в ранге не ниже коммандера. Когда-то здесь, в этом просторном кабинете, как и во всем здании, хозяйничали офицеры русского Тихоокеанского флота. Теперь эти стены привыкали к другим владельцам.

— Итак, господа, новости с Сахалина не слишком радужные, — произнес Флетчер. — Японцы продолжают укреплять свою оборону. К его берегам направляются еще два эсминца с зенитными ракетами «Стандарт». Когда они займут свои позиции, противовоздушная оборона острова станет непроницаемой.

— Наша авианосная группа через двенадцать часов окажется на рубеже атаки, — сообщил представитель ВМФ. — Это уравняет силы на море. А с выходом на позиции ударных подлодок «Лос-Анджелес» мы вернем утраченное превосходство. Истребители и «Томагавки» перемелют японскую оборону в пыль!

Неожиданно подал голос начальник разведки дивизии, чьи подчиненные и составляли лежавшую сейчас на краю стола аналитическую справку:

— Сэр, не думаю, что японцы сейчас решатся на агрессивные действия. Они захватили острова, убедив самих себя в собственной силе, но на большее пока не станут претендовать. В любом случае, мы за ними присматриваем, и сможем упредить любые их ходы, генерал.

— Там, на чертовом острове, мой пилот! Он до сих пор жив, прячется где-то от хреновых джапов! А мы не можем его оттуда вытащить!

Арнольд Флетчер крепко, до боли сжал кулаки, с трудом удержавшись, чтобы не ударить по столу. При упоминании о пилоте сбитого японцами F/A-18E «Супер Хорнит», остававшегося на вражеской территории, остальные офицеры тоже помрачнели. Судя по сигналам радиомаяка, периодически появлявшимся в эфире, летчик оставался на свободе, перемещаясь по острову. Не в традициях Морской пехоты было бросать своих, но пока спасательная операция казалась невозможной.

— Для того чтобы вытащить нашего парня, нужно нанести масштабный удар по острову и крейсирующим у его берегов кораблям, — заметил один из штабных офицеров. — Необходимо подавить глубоко эшелонированную противовоздушную оборону. С моря Сахалин прикрыт эсминцами с ЗРК большой дальности «Стандарт» SM-2, кроме того, на нем развернуты несколько батарей зенитных комплексов «Chu-SAM» и «Tan-SAM», а в воздухе постоянно патрулируют истребители F-15 «Игл», поддерживаемые АВАКСом.

— Черт, мы неплохо вооружили этих узкоглазых! — выругался командующий, не испытывавший радости от того, что его парням вскоре, возможно, придется гибнуть от своего же, американского оружия.

— Вашингтон не даст санкцию на вторжение на Сахалин. Тем более, пока мы не навели порядок в собственном тылу, — напомнил начальник штаба. — Атака террористов на ядерный арсенал — это очень серьезно!

От напоминания командующий дивизией морской пехоты сморщился, точно проглотил горькое лекарство.

— Есть новая информация?

— Никак нет, сэр, — отрицательно мотнул головой начштаба. — Поиски похищенных боеголовок ведутся непрерывно, на них брошены все силы. Все дороги перекрыты, транспорт досматривается. В воздухе находятся вертолеты, оснащенные специальной аппаратурой, реагирующей на радиоактивное излучение. Думаю, русские спрятали свои бомбы в каком-то бункере. Они не могли их провезти мимо всех кордонов, сэр!

— Мне не важно, что вы думаете! Три боеголовки — это серьезно! они могут рвануть в любой момент, вы понимаете?! Обстановка и так накалена до предела, мы и японцы готовы вцепиться друг другу в глотки! Найдите чертовы бомбы! Я должен что-то доложить генералу Камински, он ждет от меня результат, а я жду его от вас!

— Мы их найдем, сэр!

Совещание закончилось, офицеры разошлись, получив новую порцию инструкций от генерала Флетчера. Весь Дальний Восток России уже много часов жил в состоянии чрезвычайного положения. Похищение ядерных зарядов вызвало настоящий шок в штабах всех уровней. Призрак ядерного шантажа встал в полный рост, здорово перепугав большезвездных генералов. Мысль о том, что где-то, возможно, в считанных шагах, могут лежать готовые к взрыву атомные бомбы, многих заставила потеть и испуганно дрожать. Поисковые группы буквально землю носом рыли, сбиваясь с ног, но результат, несмотря на все усилия, оставался пока нулевым. Об этом Арнольд Флетчер и сообщил генералу Камински.

— Террористы вывезли с территории арсенала три атомных снаряда калибра сто пятьдесят два миллиметра, относящиеся к классу тактических боеприпасов. В принципе, они готовы к применению в любой момент. Боеголовки такого типа не имеют сложных предохранительных механизмов.

— Без средств доставки террористы мало что смогут сделать с этими снарядами, — возразил вовсе не казавшийся впавшим в панику командующий американским оккупационным контингентом. — Вряд ли у них есть подходящая пушка.

— Они могут сделать «грязную бомбу» вроде той, что взорвали на территории арсенала. Террористы вскрыли оболочку одной боеголовки и взрывом разрушили сердечник. Урановая пыль накрыла приличную территорию, вызвав радиационное заражение в радиусе мили. Ничто не помешает им поступить так же еще раз.

— Значит, у вас есть лишний повод отыскать чертовы бомбы, Арнольд! В любом случае, боеголовки не должны покинуть подконтрольную вам территорию! Подумайте, что будет, например, если русские смогут взорвать бомбу на Сахалине или где-нибудь на японских островах?

— Возможно, Мэтью, в таком случае стоит сообщить о пропаже боеголовок, чтобы избежать провокации?

— Исключено! В Белом Доме и Пентагоне настаивают на полной секретности! Вы должны найти бомбы, генерал! Сделайте это, и как можно быстрее! И никакой огласки, Арнольд!

Камински отключился, и Флетчер еще несколько минут сидел перед объективом камеры, хмурясь и сжимая кулаки. Его отвлек вошедший в кабинет флотский офицер. Судя по тому, как бесцеремонно лейтенант ворвался к командующему, что-то произошло.

— Докладывайте! — вскинулся генерал, в нетерпении подавшись чуть вперед.

— Сэр, чрезвычайная ситуация! В районе Сахалина исчезла русская подлодка. Субмарина класса «Кило» шла из базы на Камчатке во Владивосток для утилизации. На ее борту находилось отделение морских пехотинцев. Около часа назад с ее борта было получено сообщение о терпящем бедствие судне в квадрате Чарли-шесть. Туда был направлен спасательный вертолет. Его пилот успел выйти в эфир, он сообщил, что атакован, после чего исчез. Подлодка на связь тоже не выходит, сэр!

— Атакован?! Кем? Японцами?

— Не могу знать, сэр! По крайней мере, в воздухе в этот момент никакой активности не наблюдалось!

Флетчер задумался, пытаясь привести в порядок спутанные мысли. Смутная тревога, появившаяся в душе, была скверным признаком. Генерал чувствовал, что неприятности, начавшиеся с похищения атомных боеголовок, и не думают заканчиваться.

— Поиски подлодки уже начались?

— Сэр, в ста милях от квадрата Чарли-шесть находится патрульный самолет «Орион». Можем направить туда также еще один вертолет.

— Отправьте туда авиацию немедленно! У русских есть патрульные корабли, пусть они пошлют в этот квадрат что-нибудь! Обследуйте всю акваторию, каждый дюйм!

Лейтенанта как ветром сдуло. Чтобы отправить радиограмму, ему потребовалось несколько минут. Противолодочный самолет Р-3С «Орион», круживший над северной оконечностью острова Сахалин, немедленно изменил курс, на полной скорости направившись на юг. Луч бортового локатора лизнул водную гладь, пока не встречая на пути никаких препятствий. А из Находки в открытое море вышел патрульный катер береговой охраны «Мираж» проекта 14310, самая мощная боевая единица воссоздаваемого русского флота. Стремительно разгоняясь до пятидесяти узлов, он тоже направлялся в квадрат, из которого последний раз вышла на связь пропавшая подлодка.

Арнольд Флетчер, прилагавший немалые усилия, чтобы заставить себя считать происходящее случайностью, стечением обстоятельств, не мог и представить, как близко уже находится беглая субмарина.

Подводная лодка Б-464 «Усть-Камчатск» бесшумно кралась к своей цели, отделенная от поверхности моря восьмидесятиметровой толщей морской воды. При скорости десять узлов субмарина была практически не слышна, буквально не существуя для вражеских сонаров. Зато ее акустик, имевший в своем распоряжении надежный и мощный гидролокатор МГК-400 «Рубикон», очень хорошо слышал шум винтов чужого корабля.

— Цель надводная по пеленгу двадцать, — доложил лейтенант, сидевший перед консолью. ГАС работала сейчас в режиме шумопеленгации в целях обеспечения предельной скрытности подлодки, и потому акустик не мог определить точно дистанцию до неизвестного судна. — Следует малым ходом.

— Подвсплыть на перископную глубину, — приказал капитан первого ранга Владимир Шаров. — Продуть балласт! Уменьшить скорость до четырех узлов! Поднять перископ!

Субмарина, приобретая положительную плавучесть, устремилась к поверхности, словно спеша вырваться из холодной бездны. Всплытие прекратилось на глубине пятнадцать метров. Над волнами поднялась труба перископа.

Владимир Шаров приник к экрану. В отличие от старых оптических устройств, командирский перископ «Варшавянки» ПК-8.5 был намного более сложным электронным комплексом. Он обеспечивал круговой обзор днем и ночью при увеличении от полутора до шести крат. На мониторе мелькнул чуть размытый силуэт корабля — скошенный форштевень, орудийная башня в носу, две пирамидальные надстройки, наклонная мачта с множеством антенн, длинный полубак с посадочной площадкой для вертолета.

— Это «Арли Берк! — Капитан Шаров хищно оскалился: — Тревога! Все по местам! Торпедные аппараты к бою!

Подводная лодка находилась в полусотне миль от побережья, следуя курсом на Владивосток. Эти воды давно и безраздельно принадлежали врагу, но именно сюда направил свой корабль Владимир Шаров. «Усть-Камчатск» был готов к бою, и сигнал тревоги застал немногочисленный экипаж на своих местах. Акустики непрерывно прослушивали окружающее пространство, торпедисты стояли у своих пультов. В двух из шести торпедных труб подлодки покоились в кромешной темноте восьмиметровые сигары противолодочных торпед ТЭСТ-71М с телеуправлением. Еще два торпедных аппарата были заряжены противокорабельными 53-65К, несколько примитивными, но идеально подходящими для того, для чего их когда-то создавали. А в двух других находились приборы гидроакустического противодействия МГ-74М «Корунд-2М».

— Пеленг двадцать пять, дальность сорок семь кабельтовых, — сообщил стоявший у перископа Шаров, и один из подводников быстро ввел данные в систему управления торпед. — Третий и четвертый аппараты товсь!

— Третий и четвертый есть товсь!

Моряков охватило какое-то лихорадочное возбуждение. Каждый чувствовал приближение боя, но не все могли справиться с неизбежным волнением. И, тем не менее, подводники действовали четко и слаженно, готовясь нанести неотвратимый удар из глубины.

— Убрать перископ! — приказал капитан. — Погружение пятьдесят!

Массивная труба скользнула в ограждение рубки. Каким бы маленьким не казался перископ, его вполне мог обнаружить вражеский радар. Для того, чтобы избежать этого, конструкторы приняли некоторые меры, например, головка перископа была облицована радиопоглощающим материалом, к тому же на нем установили приемник системы радиотехнической разведки, предупреждавший об облучении чужими РЛС. И все же Владимир Шаров предпочел не рисковать. Теперь, когда цель была опознана, он заставил подлодку вновь скрыться в спасительной бездне, продолжая сближаться с вражеским эсминцем.

— Цель прямо по курсу! — доложил акустик, непрерывно следивший за американским кораблем.

— Открыть крышки торпедных аппаратов!

Неожиданно корпус «Варшавянки» содрогнулся, будто от барабанной дроби. Акустический импульс, посланный вражеским сонаром, коснулся обшивки «Усть-Камчатска», возвращаясь на эсминец четким эхо. И тотчас капитан Шаров скомандовал:

— Третий и четвертый аппараты — пли!

Две торпеды 53-65К выбросило из торпедных труб навстречу американскому эсминцу. Кислородные турбины раскрутили гребные винты, разгоняя весившие две тонны торпеды до сорока трех узлов. Двигаясь на глубине десть метров, они шли кратчайшим курсом к цели, буквально поглощая расстояние. Акустические головки наведения захватили шум винтов эскадренного миноносца «Арли Берк».

На борту «Усть-Камчатска» Владимир Шаров не отрываясь наблюдал за стрелкой секундомера, ползущей по циферблату. По расчетам торпеды должны были поразить цель через шесть минут, двигаясь с максимальной скоростью, и капитан ждал, когда бездна огласится грохотом взрывов, но вместо этого акустик срывающимся на крик голосом сообщил:

— Всплеск по левому борту! Торпеды! Мы атакованы!

— Приборы гидроакустического противодействия в режим постановки помех! Пятый торпедный аппарат — пли!

Похожий на утолщенную сигару, увенчанную гребным винтом в кольцевой насадке «Корунд» выскользнул из торпедного аппарата «Усть-Камчатска», ринувшись навстречу приближавшимся торпедам. Мощные помехи, испускаемые имитатором цели, ослепили и оглушили системы акустического наведения приближавшихся торпед, и тотчас последовал новый приказ:

— Погружение двести! На курс девяносто пять! Полный ход!

— Опасно, товарищ капитан, — чуть дрогнувшим голосом произнес старший помощник, взглянув на Шарова: — Можем наткнуться на подводные скалы! Здесь небольшая глубина!

— Выполнять приказ! Срочное погружение!

Субмарина, приняв дополнительный балласт, набирая скорость нырнула к самому дну, туда, куда никогда не проникал свет солнца. Подводная лодка пересекла термоклин, границу между слоями воды с различной температурой, сквозь которую с трудом проникали шумы. В тот момент, когда акустические системы наведения американских торпед «Марк-46» отстроились от помех, созданных имитатором «Корунд», «Усть-Камчатск» оказался вне зоны досягаемости. Подводники с облегчением выдохнули, а через минуту акустик доложил о двух взрывах, прогремевших на поверхности с секундным интервалом. На мостике «Варшавянки» раздались ликующие вопли — подводники только что выиграли свой первый бой. А на поверхности боролись за свои жизни американские моряки.

Для командира эскадренного миноносца ВМС США DDG-65 «Бенфолд» все произошло настолько внезапно, что он не успел толком ни испугаться, ни удивиться. Эсминец курсировал в нескольких десятках миль от Владивостока. Фазированные антенные решетки многофункционального радара AN/SPY-1D ни на миг не прекращали излучать энергию в пространство, возмущая радиоэфир. Корабль являлся первым, дальним рубежом обороны гавани, превратившейся после потери японской территории в крупнейшую базу американского флота на Дальнем Востоке. В случае если оккупировавшие Сахалин японцы решились бы на дальнейшие действия, именно локаторы «Бенфолда» должны обнаружить их самолеты, а покоившиеся в ячейках установки вертикального пуска «Марк-41» сорок шесть зенитных ракет «Стандарт» станут той преградой, которую агрессор не сможет преодолеть без потерь.

— Какова обстановка? — кэптен требовательно взглянул на энсина, следившего за показаниями радара.

— На радаре три надводные цели. Держатся близь берегов Сахалина. Над Хоккайдо групповая воздушная цель. Движется по замкнутому маршруту, не покидая воздушного пространства Японии.

— Этот АВАКС. Япошки тоже наблюдают за нами!

Моряки, все до единого, включая и командира, были напряжены до предела. В какой-то миг в этих водах стало слишком тесно. Любое неосторожное движение могло привести к немедленному столкновению и неизбежным жертвам. Американцы и японцы стягивали силы, готовясь к бою, не спуская друг с друга глаз.

Вот и сейчас за «Бенфолдом» пристально следили сразу три японских эсминца, почти ни чем не уступавшие «Арли Берку», также несущие ракеты «Стандарт». А где-то в морской пучине бесшумно скользили чужие подлодки, готовые в любой миг нанести удар. Американский эсминец вел их поиск непрерывно. За его кормой протянулась многометровая буксируемая антенна гидролокатора SQR-19, чутко улавливавшая все шумы бездны.

— Кэптен, сэр, слышу шум винтов по пеленгу ноль-пять-пять, — неожиданно прозвучал доклад акустика. — Подводная цель!

— Идентифицировать цель!

В базах данных боевой информационно-управляющей системы «Иджис», на которую замыкались все средства поиска и оружейные системы эскадренного миноносца, хранились акустические портреты тысяч кораблей и подлодок, но командир «Бенфолда» был уверен более чем на сто процентов, что им посчастливилось обнаружить японскую подлодку. И он не был намерен отпускать ее просто так.

— Сэр, это русская подлодка класса «Кило»!

— Какого черта? — на лице капитана удивление сменилось растерянностью. — Что за чертовщина? Сонар в активный режим! И дайте связь с базой!

Антенна гидролокатора SQS-53, установленная в массивном обтекателе в носу эсминца, испустила акустический импульс, просвечивая толщу воды на много миль по курсу, точно рентгеном. На экране возникла четкая отметка цели.

— Дальность до цели четыре мили, — доложил акустик, и тотчас, на полтона выше: — Торпеды! Мы атакованы!

— Дьявол! Подлодку противника уничтожить! «Асрок» — огонь!

Нос эсминца окутался дымом, и из этого облака взмыли в небо две ракеты RUM-139A противолодочного комплекса ASROC. Описав параболу, они упали в воду в миле от вражеской — теперь в этом не было сомнения — субмарины. Еще в полете отделились головные обтекатели, и в воду вошли почти под прямым углом две торпеды «Марк-46».

— Торпеды в пятнадцати кабельтовых! — доложил перепуганный акустик, представивший, как стальные «рыбины» скользят под волнами, неся смерть ему и еще трем сотням моряков, находившихся на борту атакованного эсминца.

— Курс на торпеды! Приготовиться к удару!

Эсминец класса «Арли Берк», несмотря на колоссальную огневую мощь, был почти беспомощен против удара из-под воды. На нем не было реактивных бомбометов типа русских РБУ-6000, способных уничтожить атакующие торпеды. Это оружие считалось устаревшим, и от него отказались. И теперь «Бенфолд», набирая скорость, покорно шел навстречу гибели.

Две тяжелые торпеды 53-65К ударили американский эсминец в борт ниже ватерлинии, в скулу. Корабль водоизмещением восемь с половиной тысяч тонн содрогнулся от взрывов их трехсоткилограммовых боеголовок от носа до кормы. Ударная волна смяла обшивку, уткнувшись в герметичные переборки, отражаясь от листов брони толщиной в дюйм, прикрывавших механизмы, топливные танки и боевой информационный пост, где сосредотачивалось управление всеми системами корабля. А за не внутрь уже хлынул поток соленой воды, мгновенно заполнявшей отсеки, превращая трюм эсминца в смертельную ловушку для сотен моряков.

В командном посту на секунду погасло освещение, и капитан вздрогнул, еще чувствуя, как вибрирует под ногами палубный настил. Затем лампы вспыхнули вновь, заливая своим ровным светом просторное помещение, заполненное перепуганными людьми в форме.

— Доложить о повреждениях! — потребовал пришедший в себя первым командир.

— Разрушена носовая часть корабля ниже ватерлинии! Поврежден обтекатель гидролокатора! В отсеки поступает вода! Число погибших уже превысило сто человек, сэр!

— Включить трюмные помпы! Эвакуировать людей с нижних палуб!

Кораблю длиной сто пятьдесят метров две торпеды могли причинить фатальные повреждения, но не уничтожить его. Все зависело от действия экипажа, и капитан знал, какие отдавать приказы, чтобы спасти свой эсминец. По его команде были задраены люки водонепроницаемых переборок, разделявших корабль на тринадцать отсеков. Насосы начали откачивать воду, вливавшуюся сквозь огромнее пробоины, а в медицинский отсек уже поступали первые пострадавшие.

— Мы лишились маневренности, сэр, но сохранили подвижность, — доложил старший помощник. — Ремонтные бригады уже начали устранять повреждения.

— Приказываю взять курс на Владивосток!

Неуклюже разворачиваясь, эсминец медленно направился к далекому берегу, пока на его борту моряки лихорадочно пытались сделать все, чтобы удержать свой корабль на плаву. Навстречу уже спешил спасательные вертолеты и катера, готовые принять матросов с пострадавшего судна. А генерал Флетчер, получивший тревожное донесение, уже начал действовать.

— Все истребители в воздух, — приказал генерал. — Это может быть начало полномасштабной атаки! Как только хоть один японский корабль или самолет приблизится к нашим берегам, приказываю уничтожить его!

Распоряжение, проходя по цепочке промежуточных звеньев, достигали конечных исполнителей. С ревом взмывали в небо, занимая позиции на подступах к городу, тяжелые F/A-18E авиации морской пехоты. На кораблях, находившихся вблизи Сахалина, объявили тревогу, и моряки торопливо вводили координаты целей в системы управления крылатых ракет «Томагавк», готовые обрушить шквал огня на захваченный японцами остров. К их удивлению, противник вовсе не выглядел готовящимся к нападению.

— Генерал, сэр, — в кабинет Флетчера ворвался начальник разведки. — Сэр, японцы только что сообщили, что не атаковали наш эсминец. Это провокация!

— Какого черта?! Кто хотел пустить его на дно?

— С «Бенфолда» сообщили, что их торпедировала русская подлодка класса «Кило». У нас нет причин сомневаться в этом.

— Откуда она могла здесь взяться?

— Возможно, сэр, это та самая, что исчезла при переходе с Камчатки, — предположил офицер. — Скорее всего, на ее борту террористы, иначе объяснить то, что случилось, я не могу.

— Дьявол! Что здесь творится? — Генерал раздраженно помотал головой, собирая мысли в кулак. — Направьте в этот район все патрульные самолеты, все наши «Орионы»! Найдите этих ублюдков и отправьте их в ад!

— Опасно, сэр! Здесь действуют японские подлодки, можем по ошибке обстрелять не ту цель!

— Свяжитесь с японцами, потребуйте вернуть все их субмарины в порты. Если откажутся, пусть пеняют на себя! И дайте, черт возьми, связь с Раменским! Думаю, командующему стоит знать, что за чертовщина у нас происходит!

В акватории Японского моря набирала обороты самая масштабная за истекшие полгода поисковая операция. Базировавшиеся на Камчатке противолодочные самолеты Р-3С «Орион» один за другим поднимались в воздух, направляясь на юг. К ним присоединялись вертолеты SH-60B «Си Хок» из-под Владивостока. В волны сыпались десятки гидроакустических буев, накрывая эти воды частой сетью, проскользнуть сквозь которую, казалось, не в силах был никто. Но «Усть-Камчатск», выполнивший первую за время своего существования реальную атаку, и одержавший настоящую победу, тихо, самым малым ходом никем не замеченный крался на восток.

— Внимание, говорит командир корабля, — прокатился по отсекам ушедшей к самому дну подлодки вырывавшийся из динамиков голос капитана Шарова. — Сегодня вы доказали, что по праву носите погоны моряков российского флота! Мы отомстили за павших товарищей, но это только начало! Нам с вами доверена честь освободить свою родину от врага!

Моряки, замирая, внимали каждому слову своего капитана. Сегодня они впервые почувствовали свою силу, ощутили себя настоящими мужчинами. В их груди, наконец, исчезло чувство стыда за собственное бессилие, трусливый страх. Первый боя завершился безоговорочной победой, они были живы и свободны, а враг вот-вот должен был испустить дух. И эти люди теперь были готовы на многое.

— Мы направимся к берегам Америки, чтобы нанести удар по земле врага. У нас на борту оружие, способное испепелять целые города за одно мгновение. С этой секунды с нами будут считаться все, и когда мы продемонстрируем свою настоящую мощь и решимость, враг выполнит наши требования. Наша страна снова станет свободной. Мы нанесем последний и решающий удар в затянувшейся войне. Наш курс — акватория Тихого океана. Идем к чужим берегам!

Подводники удивленно смотрели друг на друга. Не каждый был готов поверить услышанному, но после того, что происходило у них на глазах, после того, что каждый из них успел сделать собственными рукам, сомневаться в словах командира тоже никто не мог. Люди чувствовали, как в груди медленно закипает ярость. Они, наконец, были способны что-то изменить и теперь рвались в бой.

Владимир Шаров, закрыв дверь каюты, устало опустился на узкую койку, заставив себя не слышать доносящиеся из-за тонкой переборки голоса возбужденных матросов. Начиналось самое важное дело в его жизни, как теперь абсолютно точно понял это капитан, не один год бороздивший морские просторы. «Усть-Камчатск», направляемый его волей, пронзал безмолвные пучины холодного моря, готовясь вступить в свой последний бой. Они рвались к чужим берегам, неся войну на землю врага, и в одном из отсеков субмарины, под свинцовой обшивкой, дремало атомное пламя, готовое в любой миг вырваться на волю, жадно поглощая все на своем пути. А далеко позади, на родной земле, которую Шаров уже не надеялся увидеть вновь, уже кипела яростная битва, и вскоре многим стало не до пропавшей в океане подводной лодки.

 

Глава 6. Ответный удар

Архангельская область, Россия

13 ноября

Остановившись на перекрестке, Джим Уоллес достал из кармана камуфлированного бушлата российского образца, на который он сменил временно привычный «вудлэнд», смятую пачку сигарет. Вытряхнув одну, разведчик зажал ее в уголке рта, но прикуривать не стал. В ЦРУ шла мощная кампания за здоровый образ жизни, и потому секретный агент почти не курил, не стал он изменять своей привычке и сейчас.

Прямо перед Уоллесом, шагах в пятидесяти, вздымалась глухая стена из красного кирпича, высотой футов восемь. Только ворота, створки которых были сейчас плотно сомкнуты, нарушали ее монолитность. Стена не казалась несокрушимой, это не было укрепление, но она неплохо скрывала от посторонних взглядов, от ненужного чужого внимания то, что творилось во дворе дома, одного из многих особняков, образовавших уже целый район на окраине Архангельска. Обычный дом, каких было уже немало построено рядом. Два этажа, гараж-пристройка, ничего особенного. Но именно он заинтересовал резидента ЦРУ и командование американского контингента.

Несколько минут Джеймс рассматривал особняк, за стенами которого, кажется, ничего не происходило. Обитатели этого района не отличались открытостью, словно соревнуясь между собой в высоте стен и прочности ворот. Но с соседних участков доносились голоса, звуки музыки — где-то работало радио — хотя бы собачье гавканье. А обитатели этого особняка стремились только к одному — не напоминать никому о своем присутствии лишний раз. И о них будто бы забыли. Все, кроме Джеймса Уоллеса.

Постояв еще несколько минут, разведчик выбросил сигарету, и, свернув за угол, нырнул в безопасное нутро бронированного М1114 «Хаммер», устроившись на заднем сидении армейского вездехода. Сидевший впереди, рядом с водителем, полковник Эндрю Макгуайр обернулся:

— Мистер Уоллес, вы уверены, что именно этот дом — то, что мы ищем? Похоже, если там кто и был, то они вымерли все до единого. Никакой активности!

Они вели наблюдение за особняком уже второй день, с земли и с воздуха, непрерывно, каждую минуту. Именно сейчас занимал позицию поднявшийся в небо полчаса назад беспилотный разведчик RQ-1A «Предейтор».

Беспилотник, достигнув высоты две тысячи метров, описал первый круг, в центре которого оказался тот самый дом, привлекший внимание разведки. Благодаря бортовым камерам высокого разрешения DLTV находившиеся на земле могли без труда видеть все, что творилось за высокими стенами. Правда, смотреть было не на что — двор большую часть времени пустовал, обитатели особняка сидели внутри почти безвылазно.

— Это он, майор, — уверенно кивнул Уоллес. — По документам дом достраивается, и там трудится бригада рабочих откуда-то из Средней Азии. Скорее всего, нелегалы. Они приезжают из бывших советских республик, работают за гроши в рабских условиях. Почти то же самое, что мексиканцы в Штатах, и так же связаны с криминалом.

Полковник Макгуайр кивнул. За время, проведенное в России, герой штурма Грозного, совсем недавно назначенный командующим бригадой Сто первой воздушно-штурмовой дивизии Армии США и получивший новое звание, кое-что узнал о местных порядках, да и в его родной стране было нечто похожее. Люди, что в западном полушарии, что в восточном, мало отличались. Схожими оказались и нравы.

— Вы же знаете, как долго и с какими усилиями я искал этот дом, полковник! Вместе с вашими солдатами мы обшарили весь город и окрестности, землю носом рыли день и ночь, непрерывно сканировали эфир, фильтровали те потоки мусора, что переполняют Интернет, даже прослушивали телефонные разговоры! Пришлось попотеть, но мы добились своего! Вот за этой стеной китайский пункт радиотехнической разведки!

Агент ЦРУ торжествующе уставился на полковника, не заметив, как его губы против воли скривились в кровожадном оскале.

— Китайцы, конечно, мастера конспирации, но и они допускают ошибки. Для начала, владельца этого особняка мы так и не нашли, непонятно, кто нанял этих азиатов, — продолжил Уоллес. — Кто-то же должен им платить. А еще у этого дома очень высокий расход электроэнергии. Не похоже, что там включают только перфоратор и электрочайник. Судя по данным энергетической компании, там или используют мощное промышленное оборудование, которому в таком месте нечего делать, либо гоняют день и ночь несколько мощных компьютеров. Да и антенны очень интересные, кто бы ни жил там, он явно не только слушает местную FM-радиостанцию. Полагаю, стоит познакомиться с обитателями этого симпатичного домика поближе.

— Если только они не против такого знакомства. Я не хочу терять своих людей, Джеймс, но мы ведь не знаем, что ждет непрошеных гостей там, внутри. Если эти азиаты — те, о ком мы думаем, они наверняка припасли немало неприятных сюрпризов. Не проще ли было вызвать авиацию? Один «Апач» сравняет эту хибару с землей без какого-либо риска для моих парней!

— Это будет крайним вариантом, и я предпочту не доводить ситуацию до него, — помотал головой Уоллес. — Во-первых, мы можем ошибаться, и тогда погибнут невиновные. Но дело даже не в жертвах среди гражданских. Мне нужны живыми обитатели особняка, хотя бы кто-то из них. И мне нужно их оборудование, целое и невредимое. Да за один только алгоритм взлома кодов управления нашими «дронами» парни из Форт-Мид душу готовы продать! Китайцы нас смогли удивить! Дьявол, да даже сейчас, когда мы их обложили со всех сторон, они могут сделать немало неприятных сюрпризов. Например, перехватят контроль над «Хищником», что сейчас кружит над нами, и он атакует нас. Поэтому, полковник, что бы ни встретили за этими стенами ваши люди, они должны взять агентов противника живыми! Пусть даже им самим ради этого придется умереть!

Эндрю Макгуайр поморщился от досады. Все хитроумные комбинации разведки почему-то всегда сводились в итоге к одному — под огонь каких-нибудь ублюдков шли его солдаты, своими жизнями исправляя неизбежные ошибки рыцарей плаща и кинжала. Вот и теперь десантникам Сто первой дивизии предстояло войти в особняк, наугад, не зная ничего, но твердо помня приказ — брать противника живыми. Даже если ради исполнения этого приказа придется умереть американским парням.

— Полковник, сэр, — сидевший рядом с Уоллесом лейтенант, державший на коленях лэптоп в кевларовом корпусе, обращался к своему командиру, будто не замечая агента ЦРУ. — Сэр, «дрон» уже на месте. Мы получаем картинку!

Щелкнув пару раз по клавишам, офицер вывел на экран изображение с камер RQ-1, вставшего «на круг» над особняком, так заинтересовавшим военных и разведку. Как и следовало ожидать, во дворе было пусто, трудолюбивые обитатели лишний раз не выходили на свежий воздух.

— Нет, ошибки быть не может, — мотнул головой Уоллес, словно пытаясь убедить в правильности решения самого себя. — Это точно они. Вашим парням, майор, нужно быть начеку!

Беспилотник, круживший на высоте около семи тысяч футов, держал особняк и подходы к нему в поле зрения ботовых камер постоянно. И потому все увидели, как во двор вышел человек. Он спустился с крыльца, прошел на середину двора, и запрокинул голову, словно увидев кружащий самолет. Он был обнажен по пояс, невысок, узкоплеч, но выглядел жилистым, крепким и очень подвижным, как тот, кто занимается постоянно физическим трудом.

— Сколько там людей, внутри? — спросил полковник Макгуайр. — Это хотя бы вам известно?

— Трое или четверо, не больше. Чертовы китайцы похожи друг на друга, как две капли воды!

Тем временем поселок охватила суета, напряженная, хотя и тщательно скрываемая от постороннего взгляда. На улицах появились армейские «Хамви» с вооруженными до зубов десантниками внутри, блокировавшие все подступы к особняку.

— Мои люди на исходных позициях, — сообщил Макгуайр, выслушав доклады по рации. — Теперь китайским ублюдкам не уйти. Улицы перекрыты. Снайперы расположились на чердаках трех ближайших домов. Штурмовая группа на подходе.

— Отлично! Пора начинать! Дайте своим бойцам «зеленый свет»!

Полковник поднес ко рту микрофон, произнеся только одно слово:

— Атака!

Камуфлированные «Хамви», взревев моторами, выкатились из переулков, замкнув особняк в кольцо. Установленные на турелях на их крышах пулеметы и автоматические сорокамиллиметровые гранатометы нацелились на стены, и стрелки положили руки на гашетки. Десантники, выскакивая из машин, используя их бронированные корпуса, как укрытие, передергивали затворы карабинов, взяв на прицел ворота.

С небес на притихший поселок обрушился рокот турбин. Многоцелевой вертолет UH-60A «Блэк Хок» пронесся на бреющем над крышами домов, зависнув над опустевшим двором взятого в осаду особняка. Связки стволов пулеметов М134 «Миниган», установленных в широких проемах люков в бортах геликоптера, развернулись в сторону дома, готовые обрушить на него настоящий шквал свинца, выпуская по сотне пуль в секунду.

Вертолет снизился до считанных десятков футов. К земле протянулись тросы, и восемь десантников скользнули по ним вниз, точно пауки. Миг — и они уже на земле, разбегаются по двору, окружая дом. Командир штурмовой группы, припав на колено, вскинул карабин М4, нажав на спусковой крючок подствольного гранатомета. Граната угодила точно в оконный проем, с хлопком разорвавшись внутри. Одновременно захлопали гранатометы других бойцов, и облако слезоточивого газа заполнило пустые комнаты, затекая во все щели.

— Вперед! Пошли!

Командир десантников махнул рукой, первым сделав шаг в сторону дома. В окне второго этажа мелькнула вспышка дульного пламени, и поток свинца ударил в лица бежавшим десантникам. Что-то обожгло грудь командира, вдруг стало трудно дышать, а затем весь мир потонул в ярчайшей вспышке.

Получасом ранее майор Шао Дуэнь открыл глаза, несколько минут вслушиваясь в звуки, проникавшие из-за прочных стен роскошного особняка, настоящего замка, ставшего на многие месяцы домом для трех офицеров Третьего департамента Генерального штаба НОАК. Все было тихо, раскинувшийся вокруг поселок, место обитания здешней «элиты», словно соревновавшейся друг с другом в количестве этажей, площади бассейнов и высоте стен, словно впал в оцепенение.

Майор, который спал прямо на полу, на тонком матрасе, резко вскочил, принявшись делать зарядку. Несколько упражнений из техники у-шу согрели тело, разогнав по жилам кровь. Сон как рукой сняло, сознание было светлым и чистым, восприятие окружающей действительности обострилось до предела. Пора было начинать новый день.

Покинув свою комнату, майор спустился в подвал, просторный, словно бункер, с мощными сводами, будто здесь прежние хозяева особняка готовились переждать третью мировую войну. Здесь, среди множества компьютеров, соединенных в общую сеть, в сплетении перевитых жгутами проводов, точно паук в своей паутине, нес вахту лейтенант Ван. Отсюда, из этого подвала, офицер НОАК, специалист радиотехнической разведки, мог контролировать действия противника на сотни километров вокруг, прослушивая переговоры, отслеживая перемещения вражеских вертолетов и самолетов. Мощные процессоры с программным обеспечением, разработанным лучшими компьютерщиками Китая, ломали все шифры американцев.

— Товарищ майор, — лейтенант, увидев командира, не оторвался от монитора. — Товарищ майор, я уже несколько минут фиксирую возросшую активность противника. Перемещение крупных сил по земле и по воздуху.

— Почему не разбудил сразу? В каком районе активность?

— Здесь, в окрестностях Архангельска! Они только что подняли в воздух беспилотный разведчик!

— Куда он направляется?

Майор Шао почувствовал смутную тревогу. Каждый день для них, трех офицеров китайской разведки, мог стать последним. Вокруг был враждебный город, наполненный тысячами вражеских солдат. Стоило огромных усилий, чтобы трое китайцев оставались никем незамеченными, продолжая свою работу во вражеском тылу. Для местных жителей они были рабочими-узбеками. Ради этого все трое кроме русского языка вынуждены были изучить и узбекский, общаясь на нем между собой в присутствии посторонних. В прочем, такие случаи были редкостью, разведчики жили в полнейшей изоляции, покидая пределы особняка раз в несколько недель. К ним давно уже привыкли, перестали замечать, и все равно все трое чувствовали напряжение, нараставшее с каждым днем.

Лейтенант Ван, перехватывавший данные телеметрии, уходившие с беспилотника «Предейтор» на наземную станцию управления, вызвал на экран карту города и окрестностей, вздрогнув, и, обернувшись к командиру, сообщив:

— «Дрон» движется в нашем направлении!

Не дожидаясь приказа, разведчик запустил сканирование радиочастот, выхватив обрывок переговоров, услышав которые, почувствовал, как холодеет в груди.

— Товарищ майор, американский снайпер докладывает о готовности открыть огонь! Он где-то рядом!

Шао Дуэнь ударил кулаком об стену, на миг потеряв самообладание. Казалось, приняты все меры предосторожности, но противник смог отыскать их среди сотен тысяч людей, и теперь дом оказался в стальном кольце. Китайцы могли точно знать, где находятся вражеские снайперы, взявшие на прицел каждое окно, где находятся штурмовые группы, и бессильно наблюдали, как все туже затягивается петля вокруг них.

— Держи! — Майор бросил своему напарнику автомат АКМ, повесив точно такой же, со спаренными магазинами, смотанными синей изолентой, на плечо. Сунул за пояс девятимиллиметровый пистолет «Тип 59», копию русского ПМ, и положи в карман две гранаты.

— Нам не прорваться! Нас сомнут! — растерянно произнес лейтенант, переводя взгляд с монитора на своего командира.

— Отставить, лейтенант! За мной!

Они взбежали по высокой крутой лестнице, наткнувшись на капитана Чана Бинхао. Тот замер посреди комнаты, словно окаменев, но окрик майора Шао вернул его к жизни:

— Капитан, на тебе второй этаж! Живее! Занять оборону! Лейтенант, ты со мной!

Грохот вертолетных турбин проник сквозь стены, заглушая последний слова Шао Дуэня. Подскочив к окну, майор увидел, как с зависшего над двором «Блэк Хоука» по тросам скользят фигуры десантников. Американцы бросились к дому, на бегу открыв огонь из подствольных гранатометов. В соседней комнате зазвенело разбитое вдребезги стекло, затем раздался громкий хлопок. Майор сделал вдох, почувствовав, как легкие словно обожгло огнем.

— Слезоточивый газ! Лейтенант, противогазы!

Оба натянули маски, и разом вскинули автоматы, встав в стороне от оконных проемов. Четверо вражеских бойцов, державшие наизготовку карабины М4, были уже в десятке метров от стены. Майор Шао поймал в прорезь прицела американца, жестами подававшего команды остальным десантникам, и нажал на спуск. АКМ отрывисто рыкнул, выплевывая поток свинца, и вражеского офицера сбило с ног, швырнув на штабель досок. Упал, будто споткнувшись, еще один противник. Двое других нырнули за груду битых кирпичей.

Шао Дуэнь, слышавший, как рядом захлебывается огнем автомат лейтенанта, выпустил короткую очередь, заставив американцев прижаться к земле. Он видел, как пули выбивают искры и каменную крошку, раскалывая кирпичи. На лицо вдруг набежала тень. Вертолет UH-60A, развернувшись к дому бортом, завис над улицей. В широком проеме распахнутого грузового люка вспыхнуло пламя, и в лицо китайцу хлестнули огненные трассы.

Шестиствольный пулемет М134 «Миниган» обрушил на особняк шквал свинца. Лейтенанта Ванна отшвырнуло к стене, почти перерезав пополам одной бесконечной очередью. Пули выбивали стекла, впиваясь в стены. Одна из них рикошетом ужалила майора Шао в бедро.

Прошипев сквозь зубы ругательство, офицер бросился вглубь дома, уже слыша, как взрывы крушат стены, как ревут во дворе моторы бронированных «Хамви». На втором этаже последний раз коротко протрещал АКМС капитана Чана, а затем дом содрогнулся от взрыва. Штукатурка обсыпала с ног до головы майора. Уже слыша, как грохочут в коридорах тяжелые ботинки десантников, ворвавшихся внутрь, он нырнул в проем люка, буквально скатываясь по крутой лестнице в подвал.

Эфир вдруг наполнился бессвязными криками, и полковник Макгуайр зло выругался.

— На связи Альфа-три, команда Альфа под обстрелом! — звучало из динамика. — Несем потери, Альфа-лидер убит!

— Ублюдки! — Офицер щелкнул клавишей, четко произнеся: — Воздух-один, прикрыть штурмовую группу! Снайперам зеленый свет! Огонь по готовности!

— Полковник, какого черта?! Китайцев нужно брать живыми! Отмените приказ!

Макгуайр раздраженно обернулся, взглянув на Джима Уоллеса:

— Я не собираюсь гробить своих парней! Вы не командуете операцией!

— Ваши головорезы там все разнесут, камня на камне не оставят! Нам нужны пленные, нужна их аппаратура! Проклятье!

С треском ожил шестиствольный пулемет, установленный на «Черном ястребе», только что высадившем штурмовую группу. Сотни пуль обрушились на стены особняка, впиваясь в кирпич, затекая свинцовым потоком в оконные проемы, заставляя противника искать укрытия, забиваясь в самые глухие углы. «Миниган» зашелся в бесконечной очереди, под прикрытием которой десантники бросились к своим раненым товарищам, спеша перетащить их в укрытие.

Вспышка дульного пламени сверкнула в одном из окон второго этажа. Очередь, выпущенная из АКМ, ударила в борт UH-60, зависшего в сотне метров от особняка. Несколько пуль калибр 7,62 миллиметра, влетевших в проем грузового люка, впились в грудь пулеметчика. Тяжелый глухой шлем, в котором невозможно было повернуть голову, и бронежилет выдержали, но стрелка сбило с кресла, швырнув на дно десантного отсека.

— Черт, по нам стреляют! — пилот рванул штурвал, уводя вертолет из-под огня.

Китайский капитан, вбив в камуфлированное брюхо «Черного ястреба» еще несколько очередей, видя, как пули высекают снопы искр из металла. Торопливо сменил магазин, перенося огонь на суетившихся во дворе бойцов группы захвата.

Американский снайпер, засевший на чердаке роскошного коттеджа в пятистах метрах от цели, напрягся, когда в объективе телескопического прицела Leupold переменной кратности появился человеческий силуэт. Штаб-сержант Сто первой воздушно-штурмовой дивизии занял эту позицию двадцать минут назад. Хозяева дома едва ли были этому рады, но их разрешения никто не спрашивал. Снайперская пара, стрелок и корректировщик, просто вошли, не слушая испуганных воплей какого-то толстяка и его некрасивой жены, забившихся в кладовку при виде оружия.

— Пятьсот десять ярдов, — сообщил корректировщик, вооруженный станцией оптической разведки. — Ветер встречный.

Снайпер крепче сжал цевье полуавтоматической винтовки M110 SASR, превращаясь в живой лафет. Прицельная марка легла на середину груди противника, и стрелок нажал на спуск. Отрывисто треснул выстрел, а через три четверти секунды тяжелая пуля М118 калибра.308 «Винчестер» весом одиннадцать граммов ударила в грудь китайского разведчика, отбрасывая тело от окна.

— Цель поражена! Западный сектор чист!

Эндрю Макгуайр, услышав доклад снайпера, рявкнул в микрофон:

— Штурмовые группы вперед! Снесите к дьяволу эту стену!

Из-за угла выкатился «Хамви». Широкий люк в крыше распахнулся, и десантник, сидевший на заднем сидении, встал, опустив обе ладони на рукоятки автоматического гранатомета «Марк-19». Направив короткий толстый ствол на глухую стену, солдат нажал на гашетку, выпустив одной очередью десяток кумулятивно-осколочных сорокамилиметровых гранат М430. Одновременно еще двое бойцов, выбравшись из-под брони, выстрелили из одноразовых РПГ М136.

Такого напора стена не выдержала. Во все стороны разлетелись осколки красного кирпича, и тотчас в пролом ринулись десантники, мгновенно рассредоточивавшиеся по всему двору, обрушив огонь своих карабинов М4 на выщербленные пулями и осколками стены особняка.

Несколько бойцов ворвались внутрь. Под толстыми подошвами ботинок хрустело битое стекло, все было обсыпано толченой штукатуркой, стены покрывались оспинами пулевых отверстий. Увидев лежавшего в конце коридора человека, бежавший первым капрал нажал на спуск, вогнав короткую очередь в уже мертвое тело. В этот миг он увидел силуэт человека в полумраке комнаты.

— За ним! Он в подвале!

Подбежавший к люку десантник бросил вниз гранату, тотчас отскочив в сторону и прижавшись к стене. Под ногами глухо грохнул взрыв, из черного провала полыхнуло пламя. Десантники, держа оружие наготове, скатились вниз по узким ступеням, увидев среди посеченных осколками компьютеров окровавленное тело.

— Приказано брать живым, — напомнил командир, целившийся в противника, едва дышавшего, из пистолета. — Не шевелиться! Бросай оружие!

Китаец, по лицу которого текла кровь, выпустил из ослабевших рук взведенный «макаров». Десантники обступили его со всех сторон. Последним движением майор НОАК Шао Дуэнь достал из кармана пульт дистанционного управления, и, прежде, чем сознание отключилось, нажал до хруста в пальцах единственную кнопку. Через секунду на месте особняка взметнулся столб огня.

Заряд взрывчатки весом в полтонны разнес дом на кирпичи. Под ногами содрогнулась, будто в агонии, земля, а ударная волна, накрывшая квартал, не оставила ни одного целого стекла в радиусе километра. Не успевший удалиться на безопасное расстояние «Черный ястреб» накрыло облаком каменного крошева, и пилотам едва ужалось удержать винтокрылую машину в воздухе.

— Дьявол! — Джеймс Уоллес испуганно вскрикнул, когда по крыше «Хамви» забарабанили осколки, каменным дождем обрушившиеся на поселок. Он увидел, как обломок кирпича ударил по каске пробегавшего миом десантника, и тот свалился под колеса бронеавтомобиля.

— Ублюдки!

Выругавшись, полковник Макгуайр выскочил из машины, не слыша предостерегающих окликов своего адъютанта. Полковник бросился туда, где еще не рассеялась дымная пелена. На месте особняка осталась только неровная воронка, засыпанная горячим пеплом. По краям ее угадывались остатки стен. Всюду лежали тела убитых десантников, кричали от боли раненые.

— Господи! — Эндрю Макгуйар опустился на колени над телом солдата, которому полностью оторвало голову. — Какого черта, цэрэушник?! Ты подставил моих людей!

— Вы знали, полковник, что это опасно! Никто не догадывался, что чертовы китайцы заложат под дом вагон взрывчатки!

Уоллес, стоя в паре шагов от Макгуайра, озирался по сторонам, всюду видя кровь, искалеченные тела, разорванные на куски чудовищным взрывом. От чудовищной картины разрушения агенту ЦРУ, не впервые видевшему человеческие смерти, стало не по себе. Вокруг суетились десантники, а Джеймс стоял посреди этого хаоса и подавленно озирался.

— Черт, как после бомбежки, — потерянным голосом произнес полковник, провожая взглядом санитаров, забравших изуродованное тело.

— Нужно осмотреть здесь все, — распоряжался между тем метавшийся по пепелищу Джим Уоллес. — Каждый камешек! Соберите все останки, направьте их лабораторию, как можно скорее. Нужно установить личности тех, кто подорвал здесь сам себя. Если выяснится, что это люди из китайской разведки, их офицеры, мы возьмем Пекин за яйца так, что узкоглазые не посмеют шелохнуться!

Еще только предстояло подсчитать потери, явно исчислявшиеся десятками, а вереница санитарных машин не успела достигнуть госпиталя, когда командующий Сто первой воздушно-штурмовой дивизией Армии США получил первое донесение о результатах операции. Альберт Костас с нетерпением ждал рапорта от полковника Макгуайра на командном пункте, а его приказов ждали десятки офицеров, украдкой бросавших нетерпеливые взгляды на генерала.

— С угрозой в тылу покончено, — удовлетворенно произнес Костас узнавший об уничтожении вражеской разведывательной группы, словно пропустив мимо ушей предварительные цифры потерь. — Теперь наши действия никто не сможет упредить! Всем группам — зеленый свет!

Поток приказов и условных сигналов хлынул по линиям связи, на миг испытавшим настоящую перегрузку. На аэродромах, расположившихся вдоль демаркационной линии, пришли в движение подстегнутые долгожданным приказом десантники. Раскручивались лопасти стоявших в полной готовности к взлету геликоптеров, а высоко над облаками взяли курс к цели беспилотные разведчики, уверенно двинувшиеся к границе американской зоны ответственности.

Беспилотный ударный самолет MQ-9A «Рипер» шел на малой высоте, едва не цепляясь двадцатиметровыми плоскостями за верхушки вековых елей, зелеными стрелами тянувшихся к небесам. Два оператора, находившиеся на американской военной базе под Архангельском, уверенно управляли машиной весом более двух тонн, заставляя ее в точности следовать складкам местности. Обычно так пытались укрыться от радаров, уходя на сверхмалые высоты, но нынешний противник не имел РЛС, зато на земле повсюду могли находиться наблюдатели, вооруженные всего лишь портативными рациями, и именно от их глаз и ушей операторы и пытались спрятать до назначенного срока боевой беспилотник.

— Мы в пятнадцати милях от точки, — сообщил один из офицеров, сверившись с показаниями спутниковой навигационной системы. — Выйдем к цели с юго-запада.

— Отлично! Оружие к бою!

Американцы синхронно коснулись приборных панелей, активируя системы наведения подвешенных под узкие прямые плоскости «Рипера» ракет и бомб. В отличие от своих предшественников, предназначенных только для разведки, «Рипер» был уже полноценным боевым комплексом, способным самостоятельно отыскивать цели и поражать их с высочайшей точностью и без какого-либо риска для людей, им управлявших, по этому параметру отставляя далеко позади всевозможные самолеты-«невидимки».

В этом вылете MQ-9 нес максимальную нагрузку. На узле подвески под правым крылом находилась связка из четырех управляемых противотанковых ракет AGM-114K «Хеллфайр-2», в прочем, сейчас им предстояла несколько иная работа, чем прожигать броню вражеских танков. А под левой плоскостью были подвешены две пятисотфунтовые бомбы GBU-12 «Пейвуэй-2» с лазерным наведением.

Этого арсенала, дополненного высокоточной бортовой системой целеуказания, могло хватить, чтобы надолго вывести из строя крупный и хорошо защищенный объект, например, военного аэродрома или батареи ЗРК, но сейчас целью было выбрано нечто иное, не менее важное, но отлично укрытое от посторонних взглядов. Обнаружить нынешнюю цель стоило немалых усилий, и потому операторы, выводившие «Рипер» на боевой курс, чувствовали особую ответственность за предстоящее задание.

— Вижу цель, — сообщил оператор, наблюдавший за окружающим миром с помощью инфракрасной прицельно-поисковой системы Raytheon AN/ASS-52(V). — По правому борту, две мили.

— Набираем высоту! Приготовиться к атаке!

«Риппер», получив очередную команду с земли, взмыл над лесом, ложась в вираж. Объективы камер были направлены к земле, вернее, к скоплению укрытых маскировочными сетями землянок и блиндажей, одной из баз русских террористов, обнаруженной несколько дней назад из космоса. Кстати, и сейчас за маневрами беспилотника наблюдали со спутника «Ки Хоул-11», появившегося над горизонтом несколько минут назад, совершая очередной виток над поверхностью планеты.

Картинка, передаваемая с MQ-9 в режиме реального времени, появилась на большом плазменном экране в штабе Сто первой десантной дивизии, и генерал Альберт Костас вместе со своими помощниками увидел поросшую редким лесом прогалину, на которой едва угадывались очертания строений, судя по размеру, способных укрыть человек двадцать, а то и больше, обеспечив для них какое-то подобие условий для выживания на много дней.

Русские постарались на славу, опутав свой лагерь сотнями квадратных метров маскировочной сети. Им было несравнимо сложнее прятаться, чем, например, афганским боевикам, ведь здесь не было ни гор, ни глубоких пещер. И все же различить этот лагерь с высоты уже в сто метров было почти невозможно, спасали только инфракрасные приборы, для которых хитрый камуфляж не был помехой.

— Вижу три цели, — сообщил оператор. — Отставить, четыре цели. Перемещаются по периметру лагеря. Часовые!

— Ищи средства ПВО! Нужно обеспечить безопасную высадку десанта!

«Рипер» двигался по кругу радиусом в милю, центром которого стала база террористов. Он до сих пор оставался незамеченным с земли, а вот его операторы видели все, происходившее внизу. Террористы беспечно бродили по лагерю, даже не смотря вверх, не ожидая угрозы с неба.

— Пулемет на северной окраине! Пятидесятый калибр!

— Вижу! Пометил его!

— Еще один на востоке! И наверняка зенитные ракеты в блиндажах!

— Ими они воспользоваться не успеют! А это что такое? На южной окраине, видишь?

Внимание оператора привлекла непонятная конструкция, накрытая маскировочной сетью, полностью размывавшей ее истинные очертания.

— Возможно, радиостанция, — с сомнением произнес вглядывавшийся в мерцание монитора офицер. — Не похоже, что это оружие.

Слышавший переговоры операторов Костас понял, что база террористов неплохо для их возможностей прикрыта от атаки с воздуха. Два хорошо замаскированных тяжелых пулемета с легкостью могут уничтожить вертолеты с десантом, но сейчас они уже были на мушке, оставалось только спустить курок. И Альберт Костас, вспомнивший вдруг свой недавний провал, гибель десятков своих парней, скомандовал:

— Начать атаку! Огонь!

Лазерный луч, невидимый для невооруженного взгляда, вонзился в один из крупнокалиберных пулеметов, точно копье. Одно движение руки оператора — и параллельно ему к земле падает сошедшая с пилона ракета AGM-114. ПТУР, упавшая огненной каплей из небесной черноты, поразила цель с нулевым отклонением, и над лесным лагерем прогремел первый взрыв.

— По цели два — пуск!

Второй «Хеллфайр» промчался над погруженным в сон лесом, прямым попаданием уничтожив второй пулемет, так и не успевший сделать ни одного выстрела. Партизаны, разбуженные взрывами, только успели соскочить с коек и нар, когда бомба «Пэйвуэй» с лазерным наведением пробила свод одного из блиндажей, разорвавшись внутри. К небу взметнулся столб пламени, ударная волна сбила с ног немногих успевших выбраться наружу бойцов. А небо над головами оглушенных, растерянных, перепуганных людей уже раскалывалось от рокота турбин приближавшихся вертолетов.

Пол десантного отсека Ми-8АМТШ неожиданно провалился из-под ног, заставив выругаться командира взвода Сил внутренней безопасности. В этот момент пилот летевшего на низкой высоте, над самыми верхушками деревьев вертолета, высунувшись на миг из кабины, крикнул сквозь гул двигателей:

— Снижаемся! Всем приготовиться! Минута до точки высадки!

Полицейские, сидевшие вдоль бортов, разом опустили на головы каски, затягивая ремешки под подбородками. Раздался лязг затворов. Группа, двадцать человек, готовилась к высадке. И точно такая же суета сейчас воцарилась на борту двух других вертолетов, шедших рядом, бок о бок.

— Бойцы, внимание, — гаркнул лейтенант, державший за цевье автомат АК-74М с ночным прицелом НСПУ-5. — Напоминаю, открывать огонь при любом намеке на сопротивление! Там должна была поработать американская авиация, но это не значит, что на земле нас не ждут! Давить огнем все, что шевелится!

Полицейские разом кивнули. Каждый боролся с волнением, как мог, и крайний инструктаж перед высадкой тоже был неплохим средством для этого. А командир продолжил:

— Пулеметчики идут первыми! Занимаете оборону, прикрываете высадку! «Вертушки», после того, как все выгрузимся, будут готовы поддержать нас с воздуха! Все, парни, собрались!

Вертолеты находились в полутора километрах от разгромленной базы партизан, когда чернильная тьма под их брюхом выплюнула, одну за другой, две зенитные ракеты. Огненные стрелы взвились навстречу вертолетам, и пилоты, дергая на себя штурвалы, разом выругались, включая устройства сброса ложных целей. Вокруг крутивших виражи винтокрылых машин повисли гроздья тепловых ракет-ловушек.

— Твою мать! — Командир взвода едва удержался на ногах, когда вертолет выполнил лихой разворот, пытаясь уйти от приближавшихся ракет.

Одна из ЗУР взорвалась в стороне, обманутая ложной целью. А вторая, скользнув у самого борта Ми-8АМТШ, настигла другой вертолет, разорвавшись в двух метрах от него. Винтокрылую машину закрутило вокруг своей оси, и лишь когда до земли оставался десяток метров, пилотам поврежденного вертолета удалось выровнять машину, совершив посадку в лесной чаще. А впереди уже открылась панорама разрушенной бомбовым ударом партизанской базы.

На насадках дульных тормозов автоматических пушек ГШ-23, установленных в подвешенных по бортам вертолета контейнерах УПК-23-250, вспыхнуло пламя. Огненные полосы протянулись к земле, распускаясь огненными цветками взрывов. Рой снарядов вспорол тьму, накрывая стальным градом все, что осталось от замаскированного лагеря. Свинцовый шторм промчался по поляне, круша все, что встречалось на пути, расчищая путь для готового к броску десанта.

— Приготовиться к высадке! — крикнул лейтенант, взяв наизготовку «калашников». Шасси Ми-8 коснулись земли, откинулась широкая кормовая аппарель, и офицер скомандовал: — Вперед, пошли!

Стальная стрекоза, молотя винтами, на несколько мгновений прижалась к изрытой взрывами земле, выпуская из своего гулкого чрева десантников. Пулеметчики, держа наперевес тяжелые «Печенеги» с лентами-«сотками», первыми сбежали вниз по пандусу, обрушив на подступавшую со всех сторон тьму длинные очереди. Цепочки трассеров наискось перечеркнули ночь.

Командира партизанского отряда смахнуло с настила нар, швырнув на пол землянки. Сверху на него посыпались клочья коры. Земля ощутимо дрожала, словно в агонии.

— Все на выход, живо, — крикнул партизан, поднимаясь на ноги и срывая со стены автомат, как всегда, заряженный и готовый к бою. — Шевелитесь! На нас напали!

Его бойцы, ничего не соображая спросонья, спрыгивали с нар, столпившись у выхода. Никто не предупредил их об атаке, станция радиоперехвата в Архангельске внезапно исчезла со связи, словно перестав существовать, и партизан разбудил грохот взрывов.

Командир первым поднялся по вырытым в земле ступеням, вдохнув холодный лесной воздух, наполненный пороховой гарью. На ходу передернув затвор АКС-74 и дослав в ствол патрон, он успел отбежать от землянки на пятнадцать шагов, всюду видя следы бомбежки и трупы часовых, застигнутых ударом на своих постах. Позади раздался оглушительный грохот, партизана оторвало от земли, швырнув на твердую, скованную ночным морозом землю, и над головой провизжали осколки.

— О, черт! — застонав, он перевернулся на спину, увидев, что землянка, вмещавшая дюжину человек, превратилась в жерло вулкана, извергающее пламя. В небе мелькнул крестообразный силуэт самолета.

Кое-как поднявшись на ноги, партизан на миг замер в растерянности, не зная, что делать и куда бежать. Вокруг все взрывалось, отлично замаскированный лагерь, служивший домом партизанскому отряду, был перепахан воронками вдоль и поперек, а большинство его обитателей погибли, даже не успев проснуться.

Новый звук накатил на базу откуда-то из-за горизонта. Партизан узнал стрекот вертолетных винтов, с каждым мгновением становившийся все более отчетливым.

Пулеметы «Утес», установленные на универсальные станки, и служившие основой ПВО небольшой базы, были уничтожены. Но у партизан оставалось еще кое-что, чего противник не мог ожидать. Командир, чувствуя, как тело пронзает боль от головы до пяток, бросился к границе лагеря. Сорвав маскировочную сеть, он опустился на сидение пусковой установки «Джигит» на которой были укреплены два тубуса ПЗРК «Игла».

— Подавитесь, суки! — мстительно произнес партизан, почти ничего не видевший сквозь кровь, залившую лицо.

Лафет развернулся в ту сторону, где находился источник звука. Тепловые головки наведения ракет захватили цель, сигнализировав зуммером, и партизан залпом выпустил обе ЗУР. Факелы двигателей стартовавших ракет вспыхнули в ночном небе сверхновыми звездами, и через несколько секунд в небе полыхнули два взрыва. А затем из-под облаков обрушился огненный шторм.

Очереди автоматических пушек ударили в считанных метрах от пусковой установки ЗРК. Вокруг партизана всюду рвались снаряды, щедро напитывая землю осколками. Взрыв прогремел рядом, воздух наполнился сталью, а в лицо пахнуло жаром, словно здесь и сейчас распахнулись адские врата. Сознание рухнуло в бездну, а когда партизан снова пришел в себя, лежащий на земле, на краю большой воронки, вокруг уже хозяйничали враги.

Вертолет, натужно ревя турбинами, медленно поднялся вверх, оставляя двадцать десантников наедине с ночной мглой. Заняв круговую оборону, полицейские выставил во все стороны стволы автоматов и пулеметов, готовые встретить стеной огня уцелевших партизан. В ночные прицелы они могли видеть то, что осталось от лагеря после удара американской авиации. На месте добротных блиндажей чернели воронки, все было перемолото в прах.

— Все знают, что делать? — напомнил лейтенант, державший наизготовку автомат. — Осмотреть здесь все, обшарить каждую щель! Первое отделение — на северную окраину, второе на южную! Третье отделение — за мной! Не расслабляйтесь, ребята!

Полицейские рассеялись по пепелищу. Держа друг друга в поле зрения, они обыскивали лагерь, всюду натыкаясь на чудовищные разрушения и останки его обитателей.

— Похоже, для нас тут работы не осталось! — глухо произнес пулеметчик, державший наперевес новенький «Печенег» с «ночником», озиравшийся по сторонам со смесью испуга и восхищения выпущенной на свободу мощью, превратившей хорошо укрепленный лагерь в братскую могилу.

— Сохранять бдительность! По периметру могут быть установлены мины, — напомнил командир взвода, сам выглядевший потрясенным увиденной картиной. — Всем смотреть под ноги!

Большая часть партизан погибла, не успев проснуться. Удар был нанесен быстро и точно, но полицейские не теряли бдительности, готовые стрелять в собственную тень. Стволы «калашниковых» очерчивали дуги, целясь в каждый темный уголок, и пальцы, замершие на спусковых крючках, сводило судорогой.

Вспышки дульного пламени полыхнули на северной окраине лагеря, и мрак наполнился рубиновыми искрами трассеров. Судя по звуку, били из РПК, хлестнув длинной, во весь «рожок», очередью по рассредоточившимся по руинам лагеря полицейским. И тут же на западной стороне наперебой «заговорили» два или три АКМ. Несколько пуль просвистели возле самой головы лейтенанта, заставив того испугано-зло выругаться.

— Пулеметчики, огонь на подавление! — крикнул полицейский. — Прижмите их!

Два «Печенега» обрушили на очаг сопротивления шквал огня, сметавший все на своем пути. Припав на колено, командир взвода развернулся в сторону опасности, крепко вжав в плечо затыльник приклада АК-74М. В окуляре ночного прицела НСПУ-5 мелькнул размытый силуэт. Попасть в горячке боя в своего офицер не опасался — все его бойцы на снаряжении носили теплоконтрастные метки, прекрасно различимые в «ночник».

Вбив в фигуру партизана две короткие очереди, лейтенант увидел, как тот согнулся, затем повалившись на землю. Еще один враг, отстреливаясь на бегу, скатился в огромную яму, оставшуюся от уютной землянки, и офицер швырнул вслед ему ребристый шар гранаты Ф-1. Грохнул взрыв, сопровождаемый жутким криком, взвизгнули осколки, рикошетом отскакивавшие от крутых склонов, полыхнуло пламя, а затем все неожиданно стихло.

— Все целы? — лейтенант, держа оружие наизготовку, встал во весь рост, озираясь по сторонам. — Командирам отделений доложить о потерях!

Трех партизан, контуженых, растерянных, уничтожили за полминуты. Полицейским короткая перестрелка стоила двух легко раненых, которым взводный санинструктор уже оказывал необходимую помощь. За это взводный мог быть спокоен, и потому переключил внимание на более важные дела:

— Внимательно все здесь осмотреть! Всех выживших — ко мне, при сопротивлении валить на месте!

— Господин лейтенант, — раздался возглас из тьмы. — Сюда, господин лейтенант! Есть живой!

Офицер, повесив АК-74М на плечо, бросился на голос, перепрыгивая через воронки-оспины, оставленные двадцатитрехмиллиметровыми снарядами и обломки бревен, торчавшие из земли. Несколько бойцов, вставших в круг, при его появлении расступились, пропуская командира.

На земле лицом вниз лежал человек. Сперва лейтенанту показалось, что партизан мертв, хотя он не был сильно покалечен, но стоявший над телом, сообщил:

— Он жив. Похоже, единственный, кто остался! Всюду трупы!

Партизан, распростершийся у ног полицейских, едва заметно пошевелился. Лейтенант, указав на одного из своих бойцов, скомандовал:

— Переверни его! Осторожнее!

Две пары крепких рук бережно оторвали от земли партизана застонавшего, переложив его лицом вверх. Затем бойцы отошли в сторону, а лейтенант опустился на корточки рядом с пленным. Партизан зашелся в кашле, содрогаясь всем телом от боли и захлебываясь собственной кровью. Он с ненавистью смотрел на полицейского, мечтая только о том, чтобы нашлись вдруг силы вцепиться тому в глотку в последнем броске, но тело уже не слушалось.

Лейтенант встал, снимая с плеча автомат. Сдвинув флажок переводчика огня в крайнее нижнее положение, он направил ствол в голову партизана. Лицо того исказилось от ненависти.

— Так надо, — произнес лейтенант отрешенным голосом. — Сегодня никто не должен выжить!

Сухо треснул одиночный выстрел, упала, звякнув о камешки, гильза, резко пахнущая пороховой гарью. Стоявший неподалеку полицейские от неожиданности вздрогнули, и кое-кто сам едва сдержался, чтобы не нажать на спуск. Лейтенант забросил «Калашников» за спину, двинувшись дальше по пепелищу и на ходу стирая с лица брызги крови. Он успел привыкнуть к подобному и не испытывал брезгливости.

— Господин лейтенант, осмотр закончен, — доложил один из взводных, оказавшийся на пути командира. — Выживших нет, только трупы!

Лейтенант кивнул с одобрением. Офицер был уверен, что теперь никто не расскажет, почему и куда исчезли партизанские отряды, сейчас тайными тропами стягивавшиеся к маленькому рабочему городку на Урале, оставив вместо себя малочисленные заслоны, всеми силами пытавшиеся отвлечь внимание противника. Конечно, вскоре все выяснится, но главное сейчас — выиграть время. Враг узнает обо всем лишь тогда, когда сам окажется под прицелом.

— Выставить оцепление! Тела собрать в центре лагеря! — принялся отдавать приказы лейтенант.

Знакомый звук турбин заставил полицейских задрать головы, выискивая в ночном небе мерцающие бортовые огни приближавшихся вертолетов. Несколько «Черных ястребов», поджарые силуэты которых были хорошо знакомы русским полицейским, прошли над пепелищем, а затем, один за другим, пошли на посадку, приземляясь в северной части лагеря. Провожавший их взглядом лейтенант невольно скривился от злости, но на его чувства всем было просто плевать. Новые хозяева тайги прибыли полюбоваться на дело своих рук.

Турбины над головой взвыли на полтона громче, и земля вдруг резко провалилась вниз. В тот момент, когда шасси десантного вертолета UH-60A «Блэкхоук» оторвались от покрытия взлетной полосы, Гарри Хопкинс схватился за привязной ремень, зажмурившись. Сидевший рядом с ним Уильям Бойз, обычно подшучивавший над фобией своего напарника, на этот раз был серьезен и тоже весьма напряжен:

— Парни из ВВС должны были расчистить для нас площадку. Думаю, не будет никаких проблем, просто небольшая прогулка.

— Твоими бы устами, билли, — покачал головой Хопкинс, который, как и его партнер, знал, как легко можно в этих местах нарваться на ракету «земля-воздух» даже над, казалось бы, безопасной территорией, и как сложно при этом остаться в живых.

— Как долго лететь? — Бойз обратился к одному из трех десантников-американцев из Сто первой дивизии, сопровождавших в этом путешествии британских репортеров.

Солдат, низкорослый жилистый негр, подвижный, как капля ртути, вытащил из ушей наушники-«затычки», и, приблизив лицо к лицу британца, сообщил:

— Лагерь террористов в сорока милях от разделительной линии. Пробудем в воздухе около тридцати минут.

Десантники вели наблюдение за проносившейся под плоским брюхом «Черного ястреба» землей, погруженной во тьму. Один из них занял место возле установленного в проеме люка пулемета «Миниган». Шестиствольное чудовище, способное выпустить в секунду сотню пуль калибра 7,62 миллиметра, могло отогнать любого врага, оказавшегося на пути, но против ПЗРК и это могучее оружие было беспомощно.

Вертолет, рассекая холодный воздух яростными ударами широких лопастей, мчался над угрюмым жутковатым лесом, и лишь изредка в стороне мелькали огоньки деревень, затерянных в глуши.

— Черт возьми, как тут могут жить люди, — негромко промолвил Бойз, наклонившись к Хопкинсу. — Здесь практически нет дорог, нет ничего, что мы называем цивилизацией. Эти русские — странные люди!

— Это их край и их жизнь, к которой они привыкли. Правда, молодое поколение бежит в большие города. Ты сам видел, сколько стоит опустевших поселков всюду. А те, кто остается, пьют от рассвета и до заката. Мало кто из местных доживет до пятидесяти, а если и доживет, то жизнь его превратится в мучения.

— И этот народ так противится американцам, которые, возможно, вытащат Россию из пучины дикого средневековья!

Журналистам было о чем задуматься. Проведя в этой стране много времени, познакомившись со многими русскими, они каждый день получали новую пищу для размышлений.

— Американцы со своим нефтепроводом несут сюда свет цивилизации, — заметил Бойз. — Строят дороги, налаживают связь. Дают этим людям работу, и тот, кто готов приложить усилия, может разбогатеть.

— И они же, пусть и руками наемников, выжигают целые деревни, устраивая массовые казни, — воскликнул Хопкинс, вспомнив увиденные недавно кадры расправы чеченских боевиков над мирными жителями, уничтоженными под видом борьбы с террористами. — Знаешь, стоит задуматься, нужен ли прогресс, купленный такой ценой! И не говори, что все это творится без ведома самих американцев!

— Их точку зрения мы знаем. Возможно, теперь сможем услышать мнение и другой стороны. Генерал Костас лично обещал нам возможность поговорить с пленными террористами!

— Это было бы сенсацией, — согласился Хопкинс, лицо которого при этой мысли приняло мечтательное выражение.

Вертолет промчался над погрузившимся в сон лесом, производившим какое-то мистическое впечатление на тех, кто смотрел с высоты птичьего полета. Казалось, он уставился на грохочущую стальную птицу мириадами глаз, внимательных, суровых, совершенно нечеловеческих, но несомненно разумных. Это был край, нетронутой природы. Налет цивилизации, принесенный сюда людьми, отвоевавшими у бескрайнего леса крохотные клочки земли для своих домов, казался хрупким, уязвимым. Впору было поверить в древних богов, покровителей леса и природы, нашедших в этих северных землях последнее пристанище.

Десантники, сопровождавшие британских журналистов, насторожились, не снимая рук с оружия. Пулеметчик щелкнул тумблером, подавая питание, и повел из стороны в сторону связкой стволов своего «Минигана». Уильям Бойз, скоса глянув на своего напарника, произнес:

— Похоже, демаркационная линия позади. Мы на «индейской территории»!

Через несколько минут «Черный ястреб» пошел на посадку, опустившись посреди большой поляны. Лишь ступив на землю, Гарри Хопкинс понял, что совсем недавно здесь и находился лагерь русских террористов. Теперь от него осталось немногое, развалины блиндажей, разрушенных точными попаданиями бомб, и трупы их обитателей.

Навстречу англичанам из тьмы возник человек в американском камуфляже и полном снаряжении.

— Я майор Гровер, командир аэромобильного батальона, — представился офицер. — Я отвечаю за вашу безопасность на месте.

— Нам здесь что-то угрожает? Я думал, вы разобрались с плохими парнями!

Хопкинс демонстративно осмотрелся. Вокруг было полно вооруженных солдат, и явно не только американцев из Сто первой воздушно-штурмовой дивизии. А еще на окраине лагеря по соседству с парой отлично узнаваемых UH-60A был виден русский вертолет, лопасти винта которого еще лениво вращались по инерции. И еще один вертолет летал над лесом, вычерчивая в воздухе круги, центром которых оставался захваченный американскими солдатами лагерь.

— Живых террористов здесь нет, — разочаровал репортеров майор. — Мы обшарили все на милю вокруг по земле и по воздуху. Тех немногих, кто уцелел после воздушного удара, уничтожили русские, высадившиеся здесь первыми.

— Это была совместная операция?

Гровер кивнул:

— Верно. Мы взяли на себя разведку и поддержку с воздуха, русские — атаку с земли. Они пытаются доказать свою лояльность, истребляя своих же. А наше командование решило показать, как мы соблюдаем установленные правила. Американская армия не имеет права самостоятельно проводить боевые операции южнее демаркационной линии. Террористы этим пользовались, создавая базы не территории, находящейся под юрисдикцией местных властей и делая оттуда вылазки. Это было безопасно. До недавнего времени.

— Сколько здесь было террористов? — Хопкинс устроил импровизированное интервью, пока его напарник снимал картину разрушений, не забыв поймать в кадр и солдат, продолжавших что-то искать на пепелище.

— Мы нашли останки семнадцати человек. Но эта база явно была рассчитана на большее число обитателей, порядка тридцати человек. Здесь хранилось много оружия, настоящий арсенал, в том числе ПЗРК китайского и русского производства. Все это уже заинтересовало нашу разведку. Самое странное, куда подевались русские. Они словно вымерли, исчезают без следа!

— При атаке на террористов обошлось без потерь? — Хопкинс задавал вопросы, выстреливая их со скоростью пулемета, вцепившись в майора, точно голодный клещ.

— Мы не рисковали напрасно, предоставив это русским, все же это их территория. Пусть сами наведут порядок на земле, которую считают своей. Террористам удалось повредить их вертолет зенитной ракетой. При высадке десанта несколько их полицейских были ранены в перестрелке.

— Я хочу осмотреть все более подробно, майор. Если вы не против, сэр, мы побеседуем с вашими людьми?

— Не выходите за оцепление, джентльмены, если хотите вернуться домой целым куском, а не по частям, — напутствовал Гровер. — Подходы к базе террористы плотно заминировали, а наши саперы только начали здесь работать.

Хопкинс и Бойз переглянулись, и оператор нервно сглотнул. Побывав в «горячих точках» на нескольких континентах, оба видели, во что превращаются неудачники, наткнувшиеся на мину. И порой выжившие завидовали мертвым, избавленным от необходимости оставаться никому не нужными калеками.

— Пожалуй, мы останемся здесь, — поспешно изменил свое решение Хопкинс. — И виды отсюда неплохие, верно, Билли?

Оператор, не отрывавшийся от своей камеры, только кивнул. Американское командование позволило им побывать на месте событий после долгих споров, и теперь репортеры пользовались подвернувшимся шансом. В прочем, они увидели вовсе не то, на что действительно рассчитывали.

Вокруг, не замечая журналистов, деловито суетились люди в камуфляже и с оружием в руках. Осмотром базы занимались в основном американские десантники, ворошившие груды обгоревших обломков. Русские, стоявшие в оцеплении по периметру, мрачно косились на них, нервно тиская автоматы. Британцы, едва появившись на месте боя, мгновенно ощутили эту напряженность, тщательно подавляемую обеими сторонами. Но скрыть ее полностью было невозможно.

— Поговорим с этим парнем? — Хопкинс указал своему спутнику на русского полицейского.

Невысокий плечистый сержант, из-за бронежилета и «разгрузки» казавшийся вовсе квадратным, стоял, расставив ноги на ширину плеч и уперев прикладом в землю пулемет и невозмутимо покуривая смятую сигарету. Увидев журналистов, он выплюнул окурок себе под ноги, не меняя позу.

— Я Гарри Хопкинс, телеканал «Би-Би-Си», — представился репортер. — Ответите на пару вопросов?

— Англичанин? Вы хорошо говорите по-русски.

— Тем не менее, я чистокровный британец, родился и полжизни провел в Лондоне. Скажите, что вы чувствуете, глядя на все это? — Хопкинс обвел рукой вокруг. — Вы убивали своих соотечественников.

— Я не испытываю радости, просто делаю свою работу. Когда мы, русские, станем едины, перестанем воевать друг с другом, то чужакам на нашей земле не останется места. У них не будет повода принуждать нас к миру. Тех, кто не понимает этого, мы будем уничтожать.

Пробегавший мимо русский офицер что-то крикнул, не останавливаясь, и боец, повесив пулемет на плечо, рысью бросился следом, оставив репортеров.

— Пожалуй, мы увидели и услышали здесь все, что возможно, — произнес смотревший вслед русским, Хопкинс. — Пора возвращаться, Билли.

«Черный ястреб» подхватил журналистов, унося их на север, чтобы, промчавшись на бреющем над черным дремучим лесом, высадить внутри безопасного периметра базы аэромобильной бригады Сто первой дивизии Армии США. А там уже царил настоящий хаос.

Военный лагерь гудел, как растревоженный улей. Все сразу пришло в движение, людей охватила настоящая лихорадка. Мимо вертолета, шасси которого едва успели коснуться бетонного покрытия посадочной площадки, пробежали построившиеся плотной колонной десантники с карабинами в руках и огромными рюкзаками за плечами. Следом с грохотом по плитам проехала вереница бронированных «Хамви», с зачехленными пулеметами на турелях. А над головами роились, кружась на сверхмалых высотах, UH-60A «Блэкхоук», тоже битком набитые бойцами воздушно-штурмовой дивизии. И все это было пронизано очень хорошо ощутимым духом беспокойства и нарастающей тревоги.

— Какого черта? — Хопкинс непонимающе вертел головой. — Что, Штаты решили все же объявить войну Северной Корее?

Гул турбин, обрушившийся с неба раскатами грома, заглушил слова журналиста. Казавшийся с земли громадиной транспортный С-17А «Глоубмастер» величаво заходил на посадку, стремительно вырастая в размерах. А в стоявший на краю взлетной полосы пузаьый С-130 «Геркулес» уже грузилась техника. Пятившийся задом «Хамви» медленно полз по опушенной аппарели. Водитель, выполняя подаваемые жестами команды регулировщика, осторожно сдавал назад по несколько футов, пока машина не оказалась в грузовом отсеке пузатого «Локхида».

— Смотри, там генерал Костас? — Бойз указал своему напарнику на командующего дивизией, как раз в этот миг выбравшегося из бронированного чрева вездехода М1114. вокруг сразу сомкнулось кольцо вооруженных до зубов десантников, словно ожидавших в любую секунду набега русских партизан.

— Думаешь, он согласится дать интервью?

Репортеры бегом бросились к Костасу, окруженному полудюжиной офицеров, что-то обсуждавших между собой. Увидев британцев, генерал нахмурился.

— Сэр, что происходит? Чем вызвана такая активность?

Командующий несколько секунд молчал, решая, стоит ли тратить свое время на навязанных верху журналистов.

— Приказ генерала Камински, объявлена повышенная боевая готовность. Возникла чрезвычайная ситуация. Террористы несколько часов назад захватили город на Урале, и русские власти могут не справиться с кризисом. Одна воздушно-штурмовая бригада будет находиться на аэродроме в ожидании приказа о передислокации.

— Террористы захватили город?!

— Русские стягивают туда все силы, но этого может оказаться недостаточно. Армия США готова оказать им помощь в любой момент. Дипломаты что-то там решают, а мои парни будут ждать команды в самолетах, готовые вылететь немедленно и навести порядок. Похоже, почти все террористы собрались в одном месте, и мы получили шанс прихлопнуть побольше ублюдков разом, — кровожадно оскалился генерал. — Самое время покончить с ними!

Сопровождавшие Костаса офицеры оттеснили опешивших от таких новостей репортеров, и генерал двинулся на летное поле, по которому метались десантники. Уильям Бойз, придержав за рукав двинувшегося, было, следом, Хопкинса, произнес ему едва ли не на ухо:

— Гарри, мне кажется, здесь мы только зря теряем время. Вся эта мышиная возня в здешних лесах — это ерунда. Настоящие дела творятся далеко отсюда и прямо сейчас!

— Ты чертовски прав, Билли! Что-то серьезное заварилось, я чувствую это! Как думаешь, в одном из самолетов найдется для нас свободное местечко?

— Собираешься ждать, когда генерала и его парней спустят с цепи? Где твоя хватка, приятель?! Военные долго будут строить планы, все рассчитывать, они же не любят соваться в пекло, очертя голову. Ждать нельзя, Гарри! Мы должны быть там первыми!

Хопкинс ухмыльнулся в ответ. Глаза репортера уже горели азартом. Запах сенсации дразнил профессиональное чутье, и журналист был готов мчаться к ней, сметая все преграды, доказывая, что в своем деле он лучший. Неважно, что в конце пути их могла ждать сырая яма в земле, каменный мешок или просто братская могила. Профессия журналиста всегда была связана с риском, будь это репортаж с линии фронта в очередной стране третьего мира, или расследование делишек мафии в родном городе. Но игра стоила свеч.

— Боюсь, генерал Костас нас просто так не отпустит, — заметил Бойз, мысленно уже представлявший уральские горы. — Он дорожит своими погонами!

— В такой суете он не сразу заметит наше исчезновение. Главное, не терять времени!

— Да и русские не будут рады нашему появлению.

— Пусть Шарп подергает за ниточки в Москве. У него есть кое-какие связи. Думаю, оно того стоит!

Уильям Бойз не сомневался. На горизонте отчетливо замаячила сенсация, репортаж с места событий. Это не дремучий лес черт знает где. И не такой уж фантастикой кажется репортаж с лидерами террористов, показавших свою силу. Ради этого шеф московского бюро «Би-Би-Си» может и напомнить о себе старым знакомым среди местной «элиты».

Репортеры в какой-то момент перестали замечать суету вокруг. Десантники собирались, скапливались, занимая места в транспортных «Геркулесах» и «Глоубмастерах», готовые к решительному броску на юг, туда, где уже кипели бои. Они подчинялись приказу, не задумываясь больше ни о чем, а двумя британцами уже полностью овладела идея, ведь те сами были хозяевами собственной жизни, никому не подчиняясь, имея право игнорировать число звезд на любых погонах. А далеко от этих мест, у отрогов уральских гор, уже творились действительно серьезные дела.

 

Глава 7. Право первого удара

Нижнеуральск, Россия

13 ноября

Жанна Биноева сразу поняла, что машина свернула с шоссе на проселок. Для этого ей не требовалось даже открывать глаза. Девушка просто почувствовала, как немолодой УАЗ-«буханка» запрыгал на ухабах, словно норовистый скакун, жалобно скрипя амортизаторами. Дорога, по сути, неширокая просека с накатной колеей, уводила вглубь леса, и она же вела к нижнеуральскому аэродрому.

УАЗ остановился через двадцать минут, и в этот миг Жанна открыла глаза. В полумраке салона, лишенного окон, она увидела лица троих своих спутников. Молодые крепкие парни, похожие, точно братья, даже одетые одинаково, в застиранный камуфляж «флора» и разгрузочные жилеты «Пионер-М23», немногословные, они были сейчас ощутимо напряжены.

Всю дорогу, пока «буханка петляла по разбитым пустым шоссе, партизаны пытались казаться невозмутимыми. Один почти всю дорогу делал вид, что дремлет, другой успел набить патронами несколько рожков к своему «Калашникову», а третий играл во что-то на мобильном телефоне, порой улыбаясь, наверное, когда переходил на новый уровень, а иногда хмурясь и матерясь шепотом себе под нос. Но теперь все трое резко подобрались, нервно переглядываясь между собой, порой бросая косые взгляды на чеченку.

— Мы на месте, — произнес водитель, обернувшись назад. — На выход!

Трое партизан среагировали первыми. Разом взведя затворы своих АК-74, они выскочили из замершей посреди лесной дороги «буханки». Держав автоматы наизготовку, бойцы добежали до придорожных зарослей кустарника, взяв на прицел подступавший со всех сторон лес. И только тогда из машины выбралась Жанна Биноева. Она закинула на право плечо длинный брезентовый чехол, а на левое — простой брезентовый «сидор», полупустой, и, остановившись возле машины, осмотрелась. Утром выпал снег, припорошив серую землю, и теперь в нем оставались четкие следы рубчатых подошв тяжелых армейских ботинок. Ощутимо похолодало, изо рта вырывались облачка пара.

Жанна, несмотря на многозначительные взгляды своих спутников, аж подпрыгивавших в нетерпении, замерла на краю дороги, на мгновение обратившись в слух. Кроме звука работавшего вхолостую двигателя ее ушей не достигал больше никакой посторонний шум. Даже птицы, нахохлившись, молча сидели на ветках.

— Идем на запад, — приказала Жанна, взглянув на компас. — Примерно полтора километра. Займем позицию на опушке.

Партизаны разом кивнули молча, и один из них, на ходу вешая автомат на плечо, направился в указанном направлении. Двое других встали по бокам Биноевой, готовые прикрывать ее от любой опасности огнем и собственными телами. Сегодня в их небольшой группе была главной именно Жанна, от нее зависел исход предстоящей операции, и потому эти русские парни, опытные солдаты, в том числе успевшие побывать и на Кавказе, защищали ее, чеченку, как самое ценное в своей жизни.

— Жди нас, — произнесла Жанна обращаясь к водителю, крепко сбитому усатому мужику с блестящей лысиной и потертым АКС-74 со спаренными магазинами, смотанными синей изолентой. — Смотри во все глаза и слушай во все уши. Если через час нас не будет, уходи. Мы выйдем к городу сами. Или не выйдем.

— Ни пуха! — прозвучало в ответ, и Биноева, на ходу бросив ставшее уже привычным «К черту!», двинулась прочь с дороги, раздвигая жидкие заросли кустарника.

Шагая по сосновой роще, слыша шелест опавшей хвои под ногами, Жанна быстро посмотрела на часы. В график они укладывались, до назначенного срока оставалось еще полчаса, достаточно, чтобы выйти на исходный рубеж и наскоро оборудовать себе позицию. Учитывая, что позиция эта будет находиться более чем в километре от противника, группа прикрытия, сопровождавшая Биноеву, ей самой казалась слишком многочисленной. Но это решение принимала не она.

Партизаны достигли кромки леса за несколько минут до условленного времени. Опустив тяжелый чехол под ноги, Жанна достала из кармана «разгрузки» компактный бинокль, принявшись изучать открывшуюся панораму аэродрома Нижнеуральска.

Времена, когда здесь базировалась пара старых бипланов Ан-2 да несколько вертолетов Ми-2 и Ми-8, почти не поднимавшихся в воздух, обслуживаемых десятком техников, прошли. Теперь провинциальный аэродром напоминал настоящую авиабазу.

По периметру, вдоль взлетной полосы Биноева увидела несколько огневых точек, укрепленных бетонными блоками и брустверами из мешков с песком. Из-за них торчали стволы пулеметов «Браунинг» М2 пятидесятого калибра и сорокамиллиметровых автоматических гранатометов «Марк-19», взявшие на прицел подступы к аэродрому. Где-то там были и минометы, способные накрыть огнем опушку леса. Между огневыми точками тянулась спираль из колючей проволоки, какую не преодолеешь наскоком. Все, как на фотографиях, которые партизаны долго изучали прошлым утром, планируя предстоящую атаку.

— Авиабаза используется, как перевалочный пункт при транспортировке грузов из Средней Азии и Афганистана в Россию, а также из европейской части страны на Дальний Восток и в Сибирь. Аэродром охраняет рота парашютистов из Восемьдесят второй десантной дивизии, — сообщил Алексей Басов. — Всего, считая техников и обслуживающий персонал, там около полутора сотен человек. Тяжелого вооружения у них нет, боевой авиации тоже, но укрепились американцы серьезно. По периметру пулеметные гнезда. Есть минометная батарея, пара легких М224 калибра шестьдесят миллиметров. В качестве мобильного средства поддержки — «Хамви» с пулеметами и АГС. Там на километр вокруг чистое поле, никаких укрытий, подобраться незаметно можно только под прикрытием дымовой завесы. Подойдем — всех положат из «крупняка». К тому же по периметру аэродрома установлены мины. Минное поле не слишком плотное, но соваться наобум — значит потерять многих бойцов, а скрытно разведать не получится, охрана ведет наблюдение и днем и ночью, в том числе при помощи тепловизоров. И, самое главное, на этом аэродроме базируются беспилотные разведывательные самолеты RQ-1 «Предейтор», используемые для контроля границы с Казахстаном. Так что какая-то поддержка с воздуха у противника все же есть.

— На мины я людей не отправлю, — решительно произнес генерал Буров, рубанув воздух широкой ладонью. Ему хватило секунды, чтобы представить, словно наяву видел, как цепи партизан идут прямо на бьющие в упор «браунинги», под градом сорокамиллиметровых гранат, и каждый шаг может оказаться последним, под каждой кочкой может подстерегать терпеливая, безмолвная смерть. Мины вселяли ужас в сердца даже опытных солдат, ведь здесь вся выучка бесполезна. — Это будет самоубийство! Каждый боец понадобится нам здесь, в городе! Поэтому не будем ничего выдумывать, войдем на аэродром, как все, через КПП.

— Подъездная дорога простреливается насквозь! У ворот несколько пулеметов, КПП превращен в настоящую крепость! Того, кто сунется, разорвут в клочья в упор из полудюжины стволов!

— Значит, охрану на КПП нужно отвлечь, — пожал плечами Сергей Буров. — Смотри, полковник, — он указал на спутниковый снимок высокого качества. — Здесь частный сектор, укрыть людей и технику не сложно. От крайних домов до въезда на аэродром чуть больше километра, и этот километр нужно преодолеть одним рывком. Нам потребуется немного времени, минут пять, чтобы сблизиться с противником вплотную. А уж тогда можно покрошить янки в упор, и хрен они что сделают! И эти пять минут ваши люди, полковник, должны выиграть! Нужно обстрелять аэродром, вызвать панику!

— Мы сможем это сделать!

— И еще, полковник, когда ваши бойцы окажутся на аэродроме, пусть не спешат убивать всех подряд, — напомнил генерал. — Нам потребуются пленные, лишний козырь, побить который американцам будет нечем. Живой щит, если хотите. Так что пусть ваши бойцы не стреляют в тех, кто поднимет руки!

С этого разговора прошло не так много времени, примерно сутки, но за эти часы пустые слова превратились в план, одной из составляющих частей которого была Жанна Биноева и трое сопровождавших ее партизан. Те за все время пути произнесли, хорошо, если десяток слов, сейчас вовсе перейдя на язык жестов. Пока чеченка выбирала себе позицию, ее «свита», рассредоточившись, заняла круговую оборону, готовая огнем встретить любого непрошенного гостя.

Присев на корточки, Жанна опустила на землю брезентовый чехол, достав из него массивную винтовку на сошках. Ее толстостенный ствол длиной семьдесят восемь сантиметров был увенчан насадкой пламегасителя, служившего также дульным тормозом, частично компенсировавшим отдачу. Мощная QBU-10 калибра 12,7 миллиметра с некоторых пор стала таким же продолжением рук и взгляда Биноевой, как и привычная СВД. Она чем-то напоминала старые противотанковые ружья, с первого взгляда производя впечатление мощи. Над длинным стволом протянулась газоотводная трубка, а под ним сжались сошки, без которых стрелять из этого оружия было бы невозможно. Под прикладом тоже был дополнительный телескопический упор. Конечно, современные танки даже этой винтовке были «не по зубам», но для всего остального ее возможностей хватало с лихвой.

Чеченка присоединила к винтовке широкий коробчатый магазин на пять патронов, один из пяти снаряженных, которые были у чеченки. В подсумки подвесной системы «Кикимора» они не уместились, и потому Жанне пришлось сложить боекомплект в вещмешок. Затем она включила питание электронно-оптического прицела. По сравнению с привычным ПСО-1 это был просто верх технического прогресса. В массивном блоке помимо собственно прицела были объединены баллистический вычислитель, лазерный дальномер и тепловизор, превращавшие китайскую крупнокалиберную винтовку, и без того мощную, в универсальное оружие. Правда, расплатой за это стал внушительный вес — больше тринадцати килограммов без патронов и прицела, слишком много, чтобы бегать с ней по лесам и горам. Но, стреляя с заранее подготовленной позиции, с этим можно было смириться.

— Будем работать отсюда, — сообщила Жанна своим спутникам. — До цели тысяча двести метров, все как на ладони.

Партизаны не возражали. Снайпер был главным действующим лицом сейчас, и решения Биноевой никем не подвергались сомнению. Бойцы принялись оборудовать себе позиции, готовые прикрыть спину девушке. Один засел в кустах, разложив рядом с собой в ряд три тубуса противотанковых гранатометов РПГ-26. Остальные тоже попытались замаскироваться, проверяя оружие. Жанна взглянула на часы — до начала атаки оставалось всего три минуты.

Установив винтовку на сошки, девушка приникла к прицелу, изучая панораму аэродрома при многократном увеличении и промеряя расстояние до наиболее важных целей и приметных ориентиров. Между ангарами и какими-то хозяйственными постройками перемещались солдаты и техники в комбинезонах. Между огневыми точками неторопливо бродили парные патрули, но больше разговаривали между собой, а не вели наблюдение. Это было нормально для тылового гарнизона, Жанна успела насмотреться на таких еще в Чечне. Война далеко, здесь о партизанах только слышали, вот и расслабились. У пулеметов и АГС, правда, находились американские десантники в полной экипировке, готовые обрушить шквал огня на любого непрошенного гостя. Но целью были не они.

Оторвавшись на миг от окуляра, Жанна Биноева глянула в небо. Она хорошо запомнила слова своего командира, и мысль о том, что именно в эти минуты в небе может оказаться американский беспилотник, здорово напрягала, заставляя постоянно озираться. Если сейчас кто-то на базе решит поднять в воздух «дрон» с простенькой инфракрасной камерой, ее лежку обнаружат сразу же, кроны деревьев не станут серьезным укрытием. Вряд ли американцы станут долго размышлять, накроют из минометов или станковых гранатометов — сорокамиллиметровый автоматический «Марк-19» может вести навесной огонь на две тысячи двести метров, хватит, чтобы от чеченки и ее спутников остались только куски начиненного стальной шрапнелью мяса.

— Поглядывайте вверх, — шепотом произнесла Жанна, обращаясь к одному из партизан, нервно тискавшему цевье АКС-74. — И по сторонам смотреть не забывайте! Не хочу получить пулю в спину!

Парень молча кивнул. Он и так вертел головой беспрестанно, пытаясь одновременно смотреть во все стороны. Все, что могли четверо диверсантов противопоставить американской технике, их тепловизорам, беспилотникам и прочему — свои глаза и уши. Не самый удачный расклад, оставалось полагаться только на внезапность, и помнить, что второго шанса противник им не даст.

Ощутимо подморозило. Жанна чувствовала, что пальцы коченеют, теряют подвижность. Не помогали тонкие перчатки. Да и лежать на схваченной легким морозцем земле тоже не доставляло особого удовольствия.

Вновь прильнув к прицелу, Жанна принялась рассматривать летное поле. Большая часть техники находилась в ангарах, и только в начале взлетной полосы стоял казавшийся огромным С-130 «Геркулес», турбовинтовой транспортный самолет, четырехдвигательный, способный поднять в воздух девятнадцать с половиной тонн груза или девяносто двух пассажиров. Все это Биноева очень хорошо запомнила, а еще она помнила, что вместимость топливных баков составляет двадцать с лишним тонн легковоспламенимого авиационного керосина.

Жанна посмотрела на шкалу дальномера — до цели ровно тысяча шестьсот метров. Для ее оружия дистанция близкая к предельной. Энергия тяжелой пули калибра 12,7 миллиметра будет еще достаточно велика, но отклонение окажется слишком большим. Однако и цель такая, по которой промахнуться невозможно.

Метрах в ста от «Геркулеса», судя по всему, готового к взлету, Жанна заметила «Урал»-заправщик, в цистерну которого помещалось пять тонн керосина. И если она не пуста сейчас, эта цель не менее заманчива.

Жанна догадывалась, что не одна она сейчас шарит цепким взглядом по бетону летного поля. По периметру авиабазы заняли позиции еще три группы снайперов, также вооруженных крупнокалиберными винтовками QBU-10, и готовых обрушить на аэродром град тяжелых пуль. Противник не ждал атаки всерьез, позволив подойти на расстояние выстрела, и партизаны были намерены воспользоваться этим.

Последний взгляд на часы — до условленного времени остается лишь минута. Жанна сосредоточилась на цели, ничего больше не видя и не слыша, словно переместившись в параллельный мир. Стрельба на полтора километра даже из такого мощного оружия требовала полной сосредоточенности. Девушка беззвучно сдвинула рычажок предохранителя, и подушечкой указательного пальца коснулась спускового крючка, ведя обратный отчет. На отметке «двадцать» перекрестье прицельных нитей легло на серый округлый борт «Геркулеса», вокруг которого суетилась пара техников в ярких комбинезонах. Сердце вдруг сбилось с ритма, застучав учащенно. На счете «десять» Жанна крепче обхватила пистолетную рукоятку, окончательно становясь с оружием единым целым, и когда воображаемая стрелка секундомера коснулась нуля, она нажала на спуск.

По ушам ударил грохот выстрела, и приклад ткнулся в плечо, так что заныли кости, когда первая пуля БС, бронебойно-зажигательная с вольфрамовым сердечником, разгоняясь до восьми сотен метров в секунду, покинула ствол винтовки. Несмотря на надульник, сила отдачи была очень велик, но Жанна, не замечая этого, еще дважды подряд вдавила спусковой крючок, вгоняя одну за другой три пули точно в топливный бак готового к взлету «Геркулеса». Над аэродромом словно разразилась гроза, когда самолет взорвался. В небо поднялся столб огня, брызги горящего топлива дождем хлынули на летное поле. Жанна видела, как ударная волна сбивала с ног людей, находившихся в сотнях метров от вспыхнувшего С-130, отрывая их от земли с пугающей легкостью.

— Твою мать! — выдохнул за плечом один из партизан, прикрывавших Жанну, когда их позицию обдало потоком горячего воздуха, а земля под ногами ощутимо задрожала.

По периметру авиабазы вдруг взметнулись фонтаны огня и вывороченной взрывами земли. Жанна Биноева на миг даже решила, что это американские минометчики пристреливаются, а затем поняла, что видит детонирующие мины. То ли ударная волна оказалась настолько мощной, то ли обрушившиеся с неба осколки зацепили датчики цели, но от заграждения уже почти ничего не осталось. Сейчас можно было атаковать прямо через поле, шагая в полный рост прямо на молчавшие пулеметы, все равно никто из американцев не смог бы дать отпор.

На аэродроме словно открылись врата ада, но Биноевой этого было мало. Мгновенно перенеся прицел на топливозаправщик, она дважды выстрелила, опустошая магазин, и увидела, как машина, цистерна которой, судя по всему, была полна, взлетела на воздух. Работа автоматики сказывалась на точности огня, при движении массивного затвора прицел неизбежно оказывался сбит, но зато Жанна могла вот так, с интервалом в секунду, вогнать в цель две пули подряд, и видеть, как «Урал» превращается в шар огня, слизывающего все, до чего мог дотянуться.

На аэродром обрушился свинцовый шквал. Три снайпера открыли огонь одновременно. Выбитые крупнокалиберными пулями, вылетели, рассыпаясь мириадом осколков, стекла диспетчерской вышки, и те, кто находился на ней, попадали на пол, ища укрытия. Никто не пытался никем командовать. Жанна видела, как мечутся в растерянности солдаты, как техники в своих ярких комбинезонах отлично видимые даже сквозь пелену мглы, прячутся по углам.

— Вот это стрельба! — вновь раздалось позади.

— Смотри по сторонам! — неожиданно зло огрызнулась Жанна, и партизан, забывший о своей задаче, и увлеченно следивший за тем, что творится на аэродроме, осекся.

Чеченка торопливо заменила опустевший магазин, не отрываясь при этом от прицела, все делая на ощупь. В клубах дыма мелькнуло красное пятно — пожарная машина, мчавшаяся наискось через летное поле. На выдохе девушка нажала на спуск, уложив три пули в кабину, и еще две вбив в двигатель. Снова взрыв, перевернувшаяся машина вспыхивает, из смятой кабины тянутся чьи-то руки. Но это уже не важно.

Жанна действовала быстро, ни одного лишнего движения, ни секунды, потраченной зря. Еще один опустевший магазин летит в сторону, а новый со щелчком входит в горловину приемника. Затвор рывком назад до упора, затем отпустить рукоятку. Ствол плавно смещается в сторону, словно провожая своим «взглядом» выкатившийся из-за ангара грузовик. В кузове — солдаты, стволы винтовок торчат во все стороны. Грузовик мчится к воротам, у которых начинается какая-то суета.

Биноева на секунду задержала дыхание, совместив перекрестье прицельных нитей с колесом грузовика, большого, с угловатой, точно топором вырубленной кабиной, и нажала на спуск. Первая же пуля оторвала колесо, и машина на полной скорости перевернулась. По бетону безвольными куклами рассыпались выпавшие из кузова солдаты, так и не успевшие присоединиться к своим товарищам, уже не пытающимся сдерживать натиск партизан.

С позиции снайперши было видно, как люди в привычном камуфляже «флора» врываются на территорию охваченного паникой аэродрома. Минуя КПП, партизаны разбегались по летному полю, короткими очередями сметая встававших на их пути американцев, еще не пришедших в себя.

— Все, мы свое дело сделали, — произнесла Жанна Биноева, поднимаясь на ноги. Сама себя она слышала плохо, звук словно проникал сквозь толстую подушку. — Дальше стрелять опасно, можно зацепить своих. Надеюсь, они смогут все закончить сами!

Чеченка быстро, но аккуратно принялась упаковывать винтовку в брезентовый чехол, сложив сошки и прикрыв оптический прицел. Забросив чехол с оружием на плечо, девушка поморщилась, зашипев сквозь зубы от боли в отбитой отдаче ключице. Подхватив рюкзак с патронами, Жанна мимоходом представила, какой синяк теперь будет на плече, да и шевелить рукой стало уже не очень комфортно.

— Уходим! — девушка махнула рукой своим спутникам, двинувшись вглубь леса.

— Черт, вот это дел наделали, — восхищено выдохнул партизан, шагавший плечо к плечу с Жанной. — Разнесли там все в пух и прах! Не думал, что такое можно сделать с помощью винтовки!

— Дело не в оружии, а в том, в каких оно руках! Давай, шевелись! Если что-то пойдет не так, не хочу попасть под раздачу!

Партизаны сомневались, что американцы смогут отразить атаку. Звуки боя еще были слышны, со стороны аэродрома доносились приглушенные взрывы, похожие на раскаты грома, порой были слышны автоматные очереди, короткие, скупые. Но Жанна не думала задерживаться, свою часть работы она выполнила, предоставив другим завершить начатое. Биноева уверенно бежала к лесному проселку, слыша позади хриплое дыхание своих спутников, сопровождавшееся тяжелым топотом армейских ботинок по подмерзшей земле.

Группа буквально вывалилась на просеку, с хрустом вломившись в заросли кустарника. Жанна остановилась, успокаивая дыхание, а ее спутники мгновенно заняли круговую оборону. От «уазика», тарахтевшего мотором вхолостую, бежал водитель, придерживая висевший на плече автомат.

— Ну, вы сильны, — усмехнулся он, взглянув на Биноеву. — Даже здесь слышно было, как вдарило! Земля под ногами затряслась!

— Это только начало! А нам нужно вернуться в город, там сейчас начнется самое интересное!

Все торопливо погрузились в машину, и «буханка», рыкнув порядком изношенным движком, сорвалась с места, развернувшись на пятачке по-танковому и двинувшись в обратный путь. Со стороны Южноуральска еще не было слышно звуков боя, в городе наступало обычное утро. А над авиабазой все еще гремели взрывы.

Водитель, сидевший за баранкой ГАЗ-66 с брезентовым тентом нервно барабанил пальцами по баранке, посотянно косясь на циферблат часов. Сидевший рядом командир тоже нервничал, и когда над аэродромом полыхнуло, гул взрыва еще не успел докатиться до дачного массива, а партизан уже крикнул:

— Гони! Вперед!

Взревел мотор, и грузовик вылетел из тесного проулка, зажатого высокими дощатыми заборами дач, на главную дорогу. Стрелка спидометра дошла до упора, мотор уже не рычал, а надсадно стонал, а водитель только жал на газ. Километр, отделявший застроенный дачами и коттеджами пригород от контрольно-пропускного пункта аэродрома машина буквально пролетела за несколько секунд, резко затормозив в ста метрах от ворот, увитых колючей проволокой. Грузовик развернуло поперек дороги, и на асфальте остались четкие следы.

— Вот это ни хрена себе шарахнуло! — выдохнул водитель, увидев, как над серыми кубиками ангаров вздымается столб огня.

Грохот взрыва был таким, что в ушах зазвенело, и земля встала на дыбы. Что творилось на авиабазе, не хотелось даже представлять. Казалось, загорелся сам воздух. Все взрывалось, ударная волна сминала постройки, словно те были сделаны из бумаги. Американские десантники, дежурившие на КПП, вместо того, чтобы бить в упор из своих «браунингов» и «Марк-19» по «газику», в панике искали укрытия. Многие были оглушены, контужены, а с неба сыпались пылающие куски обшивки взорвавшегося «Геркулеса», падали капли горящего керосина.

Тем временем бойцы, сидевшие в кузове, откинули брезентовое полотнище, и на охваченный нервной суетой КПП уставился короткий ствол автоматического гранатомета АГС-17 «Пламя». Один из партизан уже примкнул похожую на огромную консервную банку коробку с лентой, и еще четыре такие же коробки лежали у его ног.

— Огонь! — приказал командир расчета, высунувшись из кабины.

Американцы на пропускном пункте не успели придти в себя, когда на них обрушился град свинца. Выстрелы сопровождались частым лязгом затвора, и бетонная коробка КПП скрылась за сплошной стеной разрывов. Первую ленту опустошили за полминуты, торопливо перезарядив АГС и не дав противнику ни мгновения, чтобы опомниться. Тридцатимиллиметровые ВОГ-17 градом сыпались на головы десантников. Каждый выстрел был ненамного мощнее обычной ручной гранаты РГД-5, но ни один пехотинец, как бы хорошо он ни был обучен, не смог бы метать гранаты со скоростью четыреста штук в минуту, укладывая их в круг диаметром пять метров.

Мимо «газика», с кузова которого бил, не переставая, гранатомет, промчались два УАЗа. Они лишь чуть сбросили скорость, добравшись до бетонных блоков, уложенных перед КПП поперек дороги. В этот миг они оказались на прицеле сразу трех пулеметов, но некому было нажимать на гашетки, встречая партизан кинжальным огнем.

— Не стрелять! — крикнул командир расчета АГС. — Своих накроем!

Партизаны уже были внутри, преодолев периметр за минуту. Их никто не пытался остановить. Американские десантники и техники только приходили в себя после внезапной атаки, не понимая, откуда по ним ведут огонь. Чужаков сперва просто не заметили, а потом, когда заговорили «калашниковы», стало слишком поздно.

— Давай-ка туда, — решил партизан, сидевший в кабине ГАЗ-66, хлопнув водителя по плечу. — Поближе!

Грузовик медленно двинулся к КПП, и теперь находившиеся в нем бойцы могли увидеть результат своей работы. За брустверами, сложенными из мешков с песком, и способных защитить от автоматной очереди в упор или осколков, лежало с полдюжины тел в американском камуфляже. Они были похожи на изломанных кукол, разбросанных капризным ребенком. Всюду кровь и копоть, и ни одной стреляной гильзы — открыть ответный огонь часовые просто не успели.

В грохоте взрывов, не смолкавших на аэродроме, почти не была слышна автоматная стрельба. Партизаны узнали привычный сухой треск АК-74, пару раз донесся гулкий «голос» крупнокалиберного пулемета, но он почти сразу смолк, сменившись хлопками взрывов. Нескольким американским солдатам удалось добраться до бронированного «Хамви», попытавшись остановить партизан огнем «Браунинга» М2 пятидесятого калибра, но вездеход сожгли, всадив в него две гранаты РПГ-26.

— Эй, мужики, давай сюда! — из колышущейся пелены дыма, затянувшей аэродром, появились двое партизан с автоматами наперевес. — Заезжай!

«Газик» медленно проехал между бетонными блоками, оказавшись на территории авиабазы. Партизаны, жестами дававшие команды водителю, подошли, сообщив:

— Будем вам пленных грузить! В кузове место есть?

— Там у нас АГС, вообще-то, — растеряно пожал плечами командир расчета, спрыгнувший из кабины на усыпанный какими-то обгоревшими обломками асфальт.

— Ну а нам, что, пешком их в город гнать? Здесь точно не оставим! Да их немного, два десятка всего!

— Маловато вроде.

— Уж сколько есть, — усмехнулся партизан, вешая АКС-74 на плечо, стволом вниз. Боя для него уже закончился. — Кого поймали, уложили мордами в асфальт, да скрутили. Американцы — парни крепкие, контуженные даже отстреливались и раненые. Да и не шарились мы там особо.

— Хрен с вами, — махнул рукой гранатометчик. — Ведите уже!

Пока партизаны в «газике» наводили порядок, освобождая место в кузове, пятеро их товарищей привели горстку перепуганных американцев. Пленные, большей частью техники, растерянно озирались, затравленно глядя на своих конвоиров, вернее, на их оружие. Некоторые были ранены, но большинство выглядело вполне целыми и невредимыми, если не считать душевной травмы. Еще двадцать минут назад они спокойно стояли на своих постах или отдыхали в казарме, кто-то дремал, кто-то сидел в Интернете, другие как раз собирались позвонить за океан своим близким. И вдруг гремят взрывы, все горит, рушится, а затем врываются страшные русские, безжалостно убивая всех, кто хотя бы успевает коснуться оружия, а тех, кого пощадили, гонят куда-то, не давая времени придти в себя.

— Красавцы! — усмехнулся командир гранатометчиков, оглядев сбившихся в кучу американцев, у которых были связаны за спиной руки, проводами, проволокой, даже отстегнутыми от автоматов ремнями. Сейчас эта грязная толпа, буквально источавшая страх, не была похожа на тех солдат, что играючи за какие-то двое суток разгромили русскую армию, парадным строем пройдя по улицам Москвы. — Давай, парни, грузи их живее!

Пленных забрасывали в кузов, как мешки с картошкой, укладывая на деревянный пол, лицами вниз. А те даже не пытались сопротивляться, покорно выполняя все приказы партизан. В глазах американцев, привычное течение жизни которых вдруг рухнуло в один миг, отчетливо читался ужас. Они еще не поняли, что происходит, и очень сильно хотели жить.

Тем временем подтянулись остальные партизаны, проводившие зачистку аэродрома. Трое оказались ранены, их уже успели перевязать. Еще двух несли на кусках брезента, уже неподвижных, начавших остывать. Среди американских десантников все-таки нашлись те, кто не растерялся в этом аду, и будь таких чуть больше, дерзкий до безумия план мог обернуться провалом и намного большей кровью.

— «Двухсотых» в мой УАЗ, — приказал помрачневший командир штурмовой группы, на скулах которого вздулись желваки. — Все, мужики, здесь закончили, уходим! Пора в город, все самое интересное там! — Подозвав бойца с рацией, он произнес в гарнитуру, которую держал в руках, не нацепляя на голову: — Алмаз, я Рубин, мы возвращаемся! Встречайте!

— Рубин, ждем вас, — прозвучало в ответ отчетливо и громко, точно говоривший находился не в нескольких километрах, а на расстоянии вытянутой руки. — Маршрут прежний, мы вас прикроем, если что!

Выслушав распоряжения, командир партизан махнул рукой, дав знак своим людям:

— Грузитесь живее! Погнали!

Распределившись по машинам, партизаны двинулись в обратный путь. За собой они оставляли тела убитых врагов и разгромленный аэродром, на котором еще только разгорались пожары. Уже въехав в пригороды Нижнеуральска, бойцы услышали интенсивную стрельбу и частые взрывы, донесшиеся откуда-то из центра города. Там начинался бой.

Все началось два дня назад. Отряд полковника Басова прибыл в Нижнеуральск, рано утром, перед самым рассветом, когда большинство жителей еще досматривали последние сны. Появление партизан осталось никем не замеченным, и уже это увеличивало шансы на успех операции многократно.

Тяжелая фура-рефрижератор, утробно урча мощным двигателем, мягко затормозила у бетонной коробки поста ДПС, переименованной по новым временам в «дорожную полицию». От будки, возвышавшейся на сваях, к огромному, пышущему жаром и сверкающему фарами-люстрами тягачу «МАН» двинулись двое постовых, зевая на ходу и одергивая смятую форму.

— Куда едем? Что везем? — спросил, представившись, усатый лейтенант, прикрывая широкой ладонью рот. — Документы!

— Вот, все здесь, — водитель привычно протянул права, лежавшие поверх пачки товарно-транспортных накладных и путевых листов. — Пожалуйста.

Шофер, молодой парень с огненно-рыжей шевелюрой и трехдневной щетиной на щеках и подбородке, тоже выглядел помятым, каким и должен казаться человек, проведя за баранкой полсуток кряду. Его напарник, мужик постарше, с огромной лысиной и пышными усами, вообще только проснулся, когда фуру остановили, и сейчас выглядывал из кабины, осоловело моргая.

— Мясо везем мороженое, и молоко свежее, — пояснил водитель. — Товарищ инспектор, ну мне ехать надо! — поторопил он изучавшего бумаги полицейского. — К семи часам уже нужно разгрузиться!

— Ладно, езжай! Все в порядке! Счастливой дороги!

Махнув рукой, лейтенант вместе со своим напарником двинулся обратно к посту, уже забыв про фуру и дальнобойщиков. Он не видел, как громадный «МАН» проехав по улицам города, вернул не к одному из торговых центров, как раз готовившихся к открытию, а к стройплощадке, обнесенной глухим забором из профнастила.

Сторож, крепкий коротко стриженый мужчина средних лет, в идеально сидевшем на нем камуфляже, торопливо распахнул ворота, и фура медленно въехала в огороженный периметр. Если бы кто-то вел наблюдение за этой стройкой с воздуха, он бы увидел, как из фургона спрыгивают на землю один за другим люди в полной экипировке, в камуфляже, разгрузочных жилетах, с оружием в руках и огромными рейдовыми рюкзаками за спиной. Не теряя времени, они рысцой бросились к зиявшей провалами не застекленных окон каменой коробке недостроенного здания, вокруг которого в беспорядке стояли ярко-оранжевые экскаваторы, скреперы и бульдозеры. Минута — и двор опустел, только сторож двинулся вдоль забора, обходя свои владения.

Оказавшись в заваленной строительным хламом подсобке, Алексей Басов построил свой отряд. Тридцать пять человек стояли перед ним плечо к плечу, бросив под ноги рюкзаки. Не всех из них полковник знал так хорошо, как хотел бы. Многие бойцы пришли в отряд с последним пополнением лишь неделю назад, перед самой отправкой. Другие стали за минувшее месяцы Басову ближе, чем собственная семья, такие, как хмурый сержант-десантник Олег Бурцев, с нежностью и заботой баюкавший свой пулемет. Но все они были настоящими профессионалами, готовыми сражаться, убивать и умирать за свою Родину, все верили в великую цель, ради которой можно проливать кровь.

— Отряд, внимание, — негромко, но веско, так, что прошедший по шеренге шепоток мгновенно стих, произнес Алексей Басов. — Мы прибыли в Южноуральск, и это место на несколько ближайших дней станет нашим домом. Покидать здание без моего разрешения строго запрещаю. Никто не должен догадываться о нашем присутствии! Мы на враждебной территории, не смейте об этом забывать!

Полковник обвел строй партизан пристальным тяжелым взглядом, словно пытаясь каждому заглянуть в душу. Они находились в тылу врага, и любая случайность, самое мелочное разгильдяйство могло привести к обнаружению и уничтожению отряда, и тогда каменная коробка недостроенного здания из укромного логова превратится в смертельную ловушку.

— Первое отделение, выставить наблюдательные посты, — приказал Басов, убедившись, что его понял каждый боец. — Остальным готовить оружие и снаряжение. И вот еще, — он достал из подсумка «разгрузки» несколько сложенных гармошкой карт, обычные туристские схемы Южноуральска. — Это должен получить каждый командир отделения. Через двое суток все бойцы должны знать наизусть расположение всех городских улиц, так, будто родились в этом городе! Есть вопросы?

— Зачем мы здесь, товарищ полковник?

Басов, прищурившись, взглянул на подавшего голос бойца, замершего, вытянувшись по стойке смирно, на левом фланге шеренги. Полковник несколько секунд просто молчал, словно впервые видел этого человека и теперь пытался запомнить его получше.

— Мы здесь для того, — наконец ответил командир, — чтобы освободить свою страну, вышвырнуть прочь из нее явившихся непрошенными чужаков!

Строй распался, партизаны разбрелись по зданию, и пустые помещения, заваленные строительным мусором, наполнились гулким звуком шагов и голосами. Несколько человек, поднявшись на верхние этажи, должны были вести наблюдение, просматривая с высоты окрестные кварталы. О базе партизан никто не должен был узнать, но если что-то пойдет не так, именно эти бойцы встретят незваных гостей огнем, позволив своим товарищам занять позиции и приготовиться к бою. А те, кто пока был свободен от несения караула, направились в подвал, просторный, словно бункер, тоже забитый всяким хламом.

— Снимайте доски! — приказал Басов, указав на участки пола, явно настеленные сравнительно недавно.

Из тайников извлекли связки противотанковых гранатометов, которых оказалось так много, что кое-кто восхищенно присвистнул. По рукам пошли зеленые тубусы легких «Агленей», «Таволг» и огнеметов «Шмель». Кто-то держал на вытянутых руках раструб многоразового гранатомета РПГ-29 «Вампир» длиной в человеческий рост. А затем на свет появились длинные тубусы переносных зенитно-ракетных комплексов, отечественных 9К38 «Игла» и их китайских аналогов FN-6, уже хорошо знакомых многим партизанам.

— Каждый боец, кроме снайперов и пулеметчиков, должен получить не меньше двух РПГ или РПО, — приказал Басов. — «Вампирами» будут вооружены специально выделенные группы! Патронов и гранат тоже берите по полной, сколько сможете унести!

Боеприпасы были здесь же, десятки цинков с автоматными и винтовочными патронами всех калибров. Олег Бурцев, увидев знакомую маркировку, прихватил себе один, с бронебойными патронами 7Н24 калибра 5,45 миллиметра. Благодаря сердечнику из карбида вольфрама они могли прошивать бронежилеты, как бумагу, да и бронированный борт американского «Хамви» не стал бы для них серьезной преградой. Заодно сержант набил в подсумок гранат, новеньких РГН, трехсотграммовых, с насечкой на корпусе для образования осколков. Благодаря запалу новой конструкции, эти гранаты взрывались мгновенно, при соприкосновении с преградой, так что у противника не было нескольких секунд, чтобы укрыться, тем более, отбросить гранату.

Партизаны быстро распределили оружие и боеприпасы между собой, и теперь были готовы к любому повороту событий. Имея на руках несколько десятков мощных гранатометов и реактивных огнеметов, они могли превратить недостроенное здание в неприступную крепость, штурм которой даже при поддержке бронетехники приведет лишь к чудовищным жертвам среди атакующих. А учитывая, что в тайниках нашлось множество сухих пайков, стандартных, армейских, и целые сумки с медикаментами и перевязочными пакетами, осада стройки могла затянуться на недели.

Поднимаясь из подвала, Олег Бурцев, тащивший в обеих руках по связке РПГ-26 вдобавок к висевшему на плече пулемету, увидел сидевшую на корточках возле окна, наполовину забранного фанерой, Жанну Биноеву. Чеченка, ничего не замечая вокруг себя, возилась со своей СВД. Винтовке она вообще уделяла внимания больше, чем всему остальному, что ее окружало. Вот и сейчас девушка занималась «тюнингом», крепила к черному пластиковому цевью складные сошки, снятые с гранатомета РПГ-7. Самого гранатомета, кстати, поблизости нигде не было, зато был большой брезентовый чехол с лямками для переноски, из которого торчал толстый, почти орудийный ствол, увенчанный массивным пламегасителем.

— Ты патроны уже получила? — спросил, задержавшись на миг возле Жанны, Бурцев. — Я видел там снайперские есть, думаю, тебе бы не помешали!

Биноева, подняв голову, только молча кивнула, вновь склонившись над винтовкой. А навстречу Олегу уже бежала Ольга Кукушкина.

Партизан на миг замер, любуясь санинструктором отряда. Волосы стянуты в хвост, перехваченный резинкой, глаза блестят от волнения, охватившего в эти минуты всех, на щеках румянец. Как и все, она тоже была одета в камуфляж, и даже вооружилась компактным АКС-74У, болтавшимся за спиной. Сержант, видевший пару раз, как девушка дырявит из своей «ксюхи» мишени на стрельбище, знал, что автомат Ольга носит не просто потому, что так положено.

— Помоги, — попросила девушка, ухватив десантника за плечо. — Там, в подвале, «медицины» много, мне одной придется полдня таскать! Хочу оборудовать медпункт пока здесь, на всякий случай!

— Идем!

Свалив у стены РПГ, Олег вернулся в подвал, подхватив там две тяжеленные клетчатые «челночные» сумки, набитые упаковками с противошоковым, обезболивающим, чем-то еще, жизненно необходимым для оказания первой помощи.

— Ведь это твой родной город, правда? — вдруг спросила Ольга Кукушкина, остановившись посередине лестницы. — Хотел сюда вернуться? У тебя кто-нибудь остался здесь?

— Мать здесь, — буркнул в ответ Олег. — Одна осталась. Не знаю, смогу ли увидеть.

Ольга вдруг прижалась к партизану всем телом, коснувшись его руки. Бурцев вздрогнул, точно его током ударило, а потом сам обнял девушку за плечи, чувствуя тепло е тела даже сквозь амуницию.

— Не грусти, — негромко, почти шепотом, произнесла Ольга. — Ты обязательно увидишь маму. Она ведь тебя ждет!

— Хоть одним глазом бы взглянуть, как она там. Полгода здесь не был, даже больше, она ведь вообще ничего про меня не знает!

— Полковник запретил покидать эту базу. Лучше не рискуй. Мы же здесь не просто для того, чтоб сидеть безвылазно, верно?

— Думаю, скоро начнется. Не зря же мы оружием завалились по самую макушку! Того, что здесь, в подвале, лежит, хватит на батальон, а нас тут двух взводов не наберется!

— Снова война?

Ольга помрачнела, опустив взгляд.

— Опять кровь, смерть, — лишенным малейшего оттенка эмоций произнесла она. — Никак не могу привыкнуть. Сколько уже видела ран, скольких сама зашивала, вытаскивала осколки, пули, а все равно каждый раз как впервые. Когда-нибудь это закончится? Все словно с ума сошли, убивают друг друга!

— Мы здесь как раз для того, чтоб положить этому конец. Но прежде умрут еще многие, и многим же потребуется твоя помощь. Без тебя кое-кого из нас уже не было бы в живых. Ты нам нужна, и нужна сильная! Все будет хорошо, мы победим, и все закончится, снова наступит мир! Но сначала за него придется повоевать!

Наверху раздались шаги, зазвучали голоса, и Ольга резко отстранилась от Олега. Оба старались не смотреть друг на друга, чувствуя странную неловкость. Подхватив сумки с медикаментами и перевязочными пакетами, Бурцев двинулся наверх, в тесную комнату, которую Ольга выбрала для медпункта. Девушка, тоже тащившая огромную сумку, шла следом. Навстречу им попадались партизаны, нагруженные оружием, цинками с патронами, пакетами с армейскими рационами.

Отряд обживался на своей новой базе, заодно готовя ее к бою. Наблюдатели сменяли друг друга, продолжая следить за обстановкой и пока не замечая никакой подозрительной активности. Но возле окон, заложенных до середины кирпичом или мешками с цементом, были уложены зеленые пластиковые цилиндры противотанковых гранатометов, гранаты и набитые патронами рожки. А где-то уже разогревали банки с тушенкой, кипятили чай, кто-то перебирал струны гитары.

Каждый понимал, что затишье не продлится долго, не для того партизаны тайно прибыли в пока еще ничего не подозревавший город, чтобы сидеть в этом укромном месте, никому не показываясь на глаза. Они вполне были готовы к бою, но спешили насладиться каждой мирной минутой, как никто, сознавая хрупкость человеческого существования. Никто не знал, когда поступит новый приказ, когда они заявят о своем существовании, начав играть в открытую.

Пожалуй, рядовым бойцам было все же проще, чем их командиру. Партизаны просто ждали команды, которую были готовы исполнять, а думать за всех них приходилось Алексею Басову, и тем, кто стоял над ним в иерархии партизанского движения. Полковник тоже сознавал ценность и уязвимость человеческой жизни, и не хотел, чтобы его люди гибли просто так. Война была не смыслом его существования, а просто средством добиться цели, и он не был готов терять своих людей без пользы.

Сменив камуфляж на обычную одежду, полковник Басов выскользнул за ворота, оказавшись на погруженной в какую-то полудрему улице. Здесь жизнь текла привычным руслом, мимо проходили жители окрестных домов, спешившие на работу или с работы, по делам или просто так выбравшиеся погулять. Их взгляды безразлично скользили по полковнику, ни за что не зацепляясь. Люди видели перед собой крепкого, но уже немолодого мужчину, одетого скромно, даже слишком, возможно, рабочего со стройки, ничем не отличавшегося от десятков таких же, трудившихся здесь несколько недель подряд.

Басов, осмотревшись, увидел желто-красный ЗИЛ аварийной газовой службы, и, быстро посмотрев по сторонам, уверенно направился к нему. Дверь в задней стенке фургона распахнулась, и полковник, ловко подтянувшись, оказался внутри. Тотчас заскрежетал движок, и машина тотчас снялась с места.

— Ну, здорово, полковник! — крупный мужик в спецовке, с обветренным красным лицом и седым ежиком коротко стриженых волос, протянул руку. — Как добрался?

Басов обменялся рукопожатием с генералом Буровым, почувствовав, что его ладонь словно оказалась в тисках. Бывший командующий грозненским гарнизоном, возможно, отяжелел, но силы в его руках хватило бы на двоих.

— Без приключений, — ответил Алексей. — Бойцы занимаются по плану, обживаются на новом месте.

— Пусть не увлекаются, — хмыкнул один из находившихся в фургоне людей, тоже одетый в спецовку газовщика. — Им там недолго торчать!

Всего внутри находились пятеро, разного возраста, разной комплекции, но одинаково одетые в рабочие робы, выглядевшие слишком новыми и необношенными, будто только из магазина. И еще одно роднило этих людей — стальной блеск в глазах, взгляды, полные решимости и непоколебимой уверенности, властные, спокойные, выдававшие постоянную работу мысли.

— Значит, так, полковник, обстановка сейчас такая, — оборвал своего подчиненного Буров. — Всего в городе пять отрядов, за три сотни бойцов. Распределились равномерно по всей территории. Оружия и боеприпасов у вас полно, но не все это только для вас — когда начнем, подтянется второй эшелон, с ним тоже нужно поделиться.

В эти часы не только бойцы из отряда Басова обживались на новом месте. Партизаны пробирались в город тайно, в грузовых фурах, товарных вагонах, поодиночке на пригородных автобусах. Укрытиями для них стали склады при железнодорожной станции, заброшенный кирпичный завод, автосервис почти в самом центре города, недостроенное здание школы. Сотни бойцов, вооруженных до зубов, закаленных схватками с самим жестоким и умелым врагом, готовились овладеть сонным городом, в котором никто даже не думал о войне. Приводя в порядок оружие, подгоняя снаряжение, просто пользуясь случаем чтобы отоспаться в нормальных условиях, а не в лесу на сырой земле, они все ждали приказа.

— Когда начнем, товарищ генерал? И где?

— Когда доработаем план. Ваш отряд будет работать в черте города. Задача — захват городского УВД. Всего в Нижнеуральске около пятисот полицейских, включая дорожно-патрульную службу. Кроме главка есть два райотдела, отделение на железнодорожном вокзале и посты на всех выездах из города. Это наши приоритетные цели. Также необходимо захватить городскую администрацию и местную телевизионную студию. Нападения здесь никто не ждет всерьез, но оружия у них полно, вплоть до пулеметов, и людей толковых тоже хватает. Наша общая задача — взять под контроль территорию города, нейтрализовав и разоружив полицию. И сделать это нужно без лишней крови!

Алексей Басов лишь кивнул, соглашаясь. Они начали решающее сражение с захватчиками, но первыми, с кем предстоит вступить в бой партизанам, будут свои же, русские, пусть и занявшие не ту строну в этой войне. Но они тоже служат своей стране, верят, что служат России. Братья будут убивать братьев.

— Все начнется через два, максимум, три дня, — сообщил Буров. — Мы ждем сигнала из Центра, а до того нужно сидеть тихо, как мышь под веником! Пока разведаем цели, обдумаем все. Нам нужна не бойня и не затяжная осада, а быстрый и, по возможности, бескровный ошеломляющий удар. Никаких уличных боев — до этого еще дойдет!

— Если они нас не ждут и не готовы к нападению, значит, возьмем в кольцо и прижмем шквальным огнем. И не дернутся!

— Не ждут, верно, — согласился Сергей Буров. — Ну а насчет не готовы… Давай прокатимся, полковник, сам все увидишь!

ЗИЛ, вырулив из переулка на главную дорогу, встроился в не слишком плотный поток транспорта, направившись к центру города. Навстречу попадались автобусы и маршрутки, «Газели», сновавшие между торговыми точками и обычные легковушки. Патрули дорожной полиции, мелькавшие на перекрестках, не пытались остановить «аварийку», и вскоре грузовик, сбавив скорость, проехал мимо городского управления полиции.

— Там постоянно под полторы сотни человек, но больше половины это кабинетные работники, — пояснил Буров, указывая на серое четырехэтажное здание, перед которым на небольшой парковке теснились патрульные машины. — В основном личный состав патрулирует жилые массивы.

— Не Брестская крепость, — хмыкнул Басов. ЗИЛ притормозил в двухстах метрах от УВД, и его пассажиры могли рассмотреть цель будущей атаки в подробностях. — Главное — скрытно сосредоточиться, выйти на позиции. Гранатометов у нас полно, можем этот домик по кирпичу разобрать!

— Не надо делать за американцев их работу! При захвате города необходимо избежать лишних жертв и разрушений, это приказ, полковник! Это тебе не по лесам бегать, здесь своя специфика!

Басов поморщился. Городские бои ему тоже были не в новинку, но штурмовать населенные пункты полковнику приходилось, сидя под сорока тоннами танковой брони, и проблем с сохранностью чужого имущества не возникало. Все попытки сопротивления пресекались предельно просто — огнем в упор из танковой пушки 2А46. Обычно пары снарядов калибра сто двадцать пять миллиметров хватало, а если этого оказывалось мало, можно было запросить поддержку гаубичной батареи или реактивных установок «Град», равнявших с землей целые кварталы. Теперь Алексею Басову предстояло вести в бой своих людей на равных условиях с противником.

— Задача у вас не простая, — заметил между тем Буров. — Численного перевеса нет. Главные силы войдут в город позже, а пока мы решили не размещать здесь слишком много людей. Техникой вас поддержать тоже не можем, нету ее, техники. У «полицаев», кстати, есть пара бронированных «Уралов» и одна «Газель».

— «Урал» — не Т-80, - пожал плечами Басов, внимательно рассматривая здание УВД. — «Граников» у нас на всех хватит. Будем воевать не числом, а умением.

— Учти, там оружейка, всего полно, — напомнил генерал, указывая на полицейский участок. — Осаду могут держать долго. Такой возможности мы им предоставить не можем.

— Сил моего отряда будет недостаточно, товарищ генерал. Нужны еще люди, хотя бы человек двадцать-тридцать. Обязательно снайперы и пулеметчики.

Полковник уже изучил обстановку. Здание УВД было построено в виде буквы «п», с внутренним двором. Напротив короткой перекладины, выходившей на улицу Дзержинского, располагался небольшой парк, за которым возвышались безликие коробки многоэтажек. Со всех остальных сторон располагались жилые кварталы. Слева — ряды пятиэтажных «хрущевок», обращенных к будущему объекту атаки глухими торцами, справа — высотка, на первом этаже которой находились какие-то офисы. Сзади, напротив массивных ворот из толстой листовой стали тоже пятиэтажка.

Особых мер безопасности не было видно. На крыльце переминались с ноги на ногу двое полицейских в бронежилетах и с АКС-74У на плече, скорее для вида. Ни огневых точек, ни заграждений — здесь явно не ждали нападения.

— Атаковать лучше из парка, — решил Басов. — Войдем через главный вход. Нескольких снайперов нужно разместить на чердаках соседних домов.

— Людей ты получишь, а вот снайперы потребуются в другом месте. Тех трехсот штыков, что уже в городе, хватит для блокирования «полицаев», а главные силы мы направим против принадлежащей американцам авиабазы. Все должны знать, против кого на самом деле направлена наша атака! Это не внутренние разборки, на которые янки просто могут не обратить внимание!

— Американцы не смогут ударить нам в тыл?

— У них для этого недостаточно сил. На этом аэродроме обслуживающий персонал и одна рота охраны. Да и заняты они будут!

— Что ж, тогда УВД мы возьмем. За это я ручаюсь, товарищ генерал!

— А иначе и быть не может, — усмехнулся Буров. — Этот город должен стать нашим за пару часов. И тогда об этом узнает весь мир! Мы победим!

ЗИЛ тронулся, проехав мимо здания УВД, возле которого царила обычная суета. Попетляв по переулкам, фургон вернулся к стройплощадке, и полковник Басов, попрощавшись со своими товарищами, выбрался наружу.

— Скоро все начнется, — напомнил Буров напоследок. — Два-три дня, не больше. Будь готов!

Алексей Басов быстро проскользнул в щель между створками ворот, воровато оглянувшись. Сторож, уже другой, в черной униформе с огромным шевроном «Охрана» на спине, быстро закрыл ворота, а полковник нырнул в подъезд, мельком увидев в окнах верхних этажей головы наблюдателей и неосторожно выставленный наружу ствол автомата.

Полковника приветствовали. Попадавшиеся навстречу партизаны вытягивались по стойке смирно перед своим командиром, а тот, что-то отвечал, иногда просто кивая. Басов видел, что его бойцы уже окончательно освоились на новом месте, им, привыкшим к кочевой жизни, для этого не требовалось много времени. Кто-то уже расстилал спальник, другие возились с оружием, а были и те, кто уселся в кружок, склонившись над картами, которые успели получить все командиры взводов.

— Как тут? — спросил Басов оставленного за старшего партизана.

— Все спокойно. Посты выставили, боекомплект пополнили. Долго нам придется ждать?

— Ждать будете столько, сколько нужно. И сидеть тихо, носа не высовывать никуда. Давай-ка, объявляй общий сбор, — вдруг решил полковник, осмотревшись по сторонам и увидев настоящий лабиринт каких-то комнат, залов, переходов. Найти лучший полигон для тренировки, пожалуй, было не просто. — Отработаем зачистку здания, пока есть время.

Превратив недостроенное здание в тренировочную площадку, партизаны бегали по полутемным лабиринтам два долгих дня, доводя себя до изнеможения. Каждый понимал, что ждет впереди, и все работали честно, выкладываясь по полной. Алексей Басов, подавая пример, занимался вместе со всеми, штурмуя занятые «противником» этажи, зачищая комнаты, прикрывая своих товарищей. И все эти дни никто из жителей окрестных домов даже не догадывался о новых обитателях стройплощадки, с некоторых пор привлекавшей только бездомных да искателей острых ощущений. А на утро третьего дня пришел приказ о начале операции.

В предрассветных сумерках отряд погрузился в две машины — фургон ЗИЛ с надписью «Водоканал» и грузовую «Газель» неизвестной принадлежности с цельнометаллическим кузовом, в котором царила кромешная тьма. Правда, в этот рейд шли не все — Буров сдержал свое обещание, и Жанна Биноева, лучший и единственный снайпер отряда вместе с тремя бойцами покинула тайную базу еще раньше по личному распоряжению генерала. Ей предстоял свой бой, не менее важный. Не было с партизанами и Ольги Кукушкиной — санинструктора решили оставить под охраной единственного сторожа, решив не рисковать девушкой напрасно. А небольшая автоколонна отъехала от опустевшей стройки, двинувшись по сонным улицам к центру города, прямиком к зданию УВД.

Полковник Басов, ехавший в «зилке», окинул мрачным взглядом своих бойцов. На лицах партизан, несмотря на ранний час окончательно проснувшихся, застыла маска мрачной решимости. Все были собраны, напряжены, никто не разговаривал, лишь изредка перекидываясь парой слов. Многие в нервном возбуждении возились с оружием.

— Внимание, бойцы, — произнес Басов, и на него уставились тринадцать пар глаз. — Задача наша всем ясна, поэтому просто напомню, что придется воевать со своими, с русскими. Они не предатели, просто они запутались, ошиблись. Но они могут нам помешать, а уговаривать их, что-то объяснять, просто нет времени. Нас ждет бой, и я не могу дать такой приказ, поэтому считайте это просьбой, но постарайтесь не убивать. С этими людьми рядом нам еще жить.

Ему никто не ответил, да полковник и не ждал этого. На войне всегда кому-то приходится умирать, крови избежать невозможно. И единственное, чего сейчас желал Алексей Басов, чтобы этим кем-то оказались не его люди, не бойцы его отряда.

Машины остановились в переулке возле парка. Басов, уже полностью экипированный, легко выпрыгнул из фургона. На его плече висел автомат АК-74М с подствольником и колиматорным прицелом ПК-А, посаженым на прилив «ласточкин хвост» на ствольной коробке.

Полковник остановился возле машины, осмотрелся. Прохожих еще не было, город только просыпался. За черными изломанными стволами деревьев, за кронами, лишившимися листвы, угадывались очертания здания УВД. Под ногами чавкала грязь — ночью выпал снег, но уже растаял, превратившись в бурое месиво.

— На выход, — приказал Басов, взяв «Калашников» наперевес. — Оружие к бою!

Партизаны посыпались из фургонов, точно горох, мгновенно занимая круговую оборону. Построившись, отряд двинулся по парку. Попадавшиеся навстречу собачники, выгуливавшие своих четвероногих питомцев, сначала в растерянности замирали, видя перед собой несколько десятков вооруженных до зубов людей, а затем, поняв, что на их форме нет никаких знаков отличия, бросались наутек. Их не останавливали, это уже не имело значения. Отныне прятаться не имело смысла.

— Занять позиции, — приказал Басов. — Огонь по моей команде! Не забывайте про опознавание!

На плечах каждого партизана, в том числе и самого полковника, были белые повязки, отлично различимые даже в сумерках. Примитивная, но действенная система «свой-чужой», позволявшая избежать потерь от дружественного огня, особенно в свалке ближнего боя.

Пока партизаны рассредоточивались по парку, командир заглянул в «Газель». Там, в полумраке, рассеиваемом мерцанием разноцветных индикаторов, один из бойцов не отходил от приборов.

— Как у тебя, Ваня?

Капитан Народно-освободительной Армии Китай Фань Хэйгао, колдовавший над пультом мобильной станции радиопротиводействия, давно привык к своему «новому» имени. Оторвав глаза от приборов, партизан взглянул на командира, сообщив:

— Норма. Все частоты могу забить помехами на раз! Никто их не услышит!

— Отлично! — одобряюще кивнул полковник. — Включишь «глушилку», когда начнем. Пока слушай их диапазон, может что интересное найдешь, — напутствовал Алексей Басов, убедившись, что здесь тоже все готово к началу атаки. Одно слово — и противник, еще ничего не подозревавший, окажется в полной изоляции, а это пугает порой сильнее, чем самый мощный обстрел, когда ты не имеешь представления, что происходит вокруг, не знаешь, что делать

Отойдя в сторону, полковник вытащил рацию из кармана, произнеся в динамик:

— Кобальт, а Гранит, доложите обстановку! Прием!

— Гранит, я Кобальт, вышли на исходные, — раздалось в ответ сквозь слабый шелест атмосферных помех. — Ждем приказа!

Кольцо осады замкнулось вокруг городского управления полиции. Партизанские отряды, до сих пор никем не обнаруженные, блокировали здание со всех сторон. Если кто-то прослушивал эфир, он должен был сейчас поднимать тревогу, но это не имело значения — каждое окно уже взято на прицел, и хватит одного единственного слова полковника Басова, чтобы на УВД обрушился ураган свинца.

— Ждать моего приказа! Готовность три минуты!

— «Полицаи», — вдруг раздался рядом приглушенный возглас. — Патруль!

В сумерках отчетливо мелькнул белоснежный борт полицейской машины. Из «Лады», притормозившей в том же переулке, выбрались двое в серой форме, с АКС-74У на плече. Они увидели мечущиеся по парку тени, уверенно двинувшись к ним.

— А, черт! — Басов ударил кулаком по стволу осины. — Как же не вовремя!

Полицейские приблизились на два десятка метров, и только тогда заметили оружие в руках бегавших по опавшей листве людей. Они замешкались на считанные секунды, и Басов, вскинув АК-74, выпустил в них длинную очередь.

Треск выстрелов казался оглушительным в опустившейся на городе тишине. Один из патрульных молча свалился, а второй, забыв про собственное оружие, бросился бежать.

— Уйдет, сука! — сквозь зубы прошипел Басов.

Азамат Бердыев, державшийся возле своего командира, вскинул АКС-74, тоже снабженный подствольным гранатометом ГП-25, и дал короткую очередь, а затем еще одну. Полицейский, словно запнувшись, взмахнул руками и завалился лицом вниз, растянувшись на асфальте.

— Вперед, вперед, — крикнул Алексей Басов. — В атаку! Открыть огонь!

По всему парку разом загрохотали выстрелы, в треск АК-74 вплеталось уверенное уханье пулеметов, а затем на стоянке перед УВД взорвалась одна из припаркованных машин. На миг вспышка ослепила рассыпавшихся по парку партизан. В окнах ближайших домов жалобно зазвенели стекла, где-то рядом истошно запищала автосигнализация. На просыпавшиеся улицы Южноуральска пришла война.

 

Глава 8. Рубеж обороны

Нижнеуральск, Россия

13 ноября

Олег Бурцев добежал до старой осины, опустившись на колено и вскинув свой РПК-74М. Толстый, в два обхвата, ствол, служил идеальным укрытием для партизана, взявшего под прицел парадное крыльцо УВД. Затвор уже был взведен, и Олег сдвинул вниз флажок предохранителя. Щелчок показался оглушительным грохотом в царившем вокруг безмолвии. Не только Бурцев в эти минуты занимал позицию. По осеннему парку в рассветных сумерках метались беззвучно, словно призраки, еще два десятка партизан, перебегая от дерева к дереву, направляя стволы на темный фасад серого здания городского «главка».

— Ждать приказа, — разнеслось шепотом от одного бойца к другому, по цепочке. — Без команды не стрелять!

Партизаны не рисковали, сведя радиообмен к минимуму, приказы передавались голосом, но больше жестами. Сейчас в парке не было слышно ни одного постороннего звука, только возбужденное дыхание готовых к стремительной атаке бойцов да треск сухих веток, когда кто-то делал неловкое движение. Две дюжины автоматных и пулеметных стволов были готовы извергнуть настоящий поток раскаленного свинца. Все ждали только одного — приказа, и тогда остановить порыв партизан не сможет уже ничто.

Олег Бурцев тоже был готов к бою. В руках — пулемет, к которому пристегнут секторный магазин на сорок пять патронов калибра 5,45 миллиметра, разумеется, полностью снаряженный. Еще четыре набитых «рожка» в подсумках разгрузочного жилета «Тарзан-М22», чуть давившего сейчас на плечи и грудь. А кроме этого — четыре осколочные гранаты РГН, вес которых почти не ощущался на фоне всего остального. Разумеется, боевой нож «Булат» в прочных ножнах, перевязочный пакет и прочие мелочи, сейчас не столь важные.

Партизан приложился к пулемету, сквозь прорезь прицела рассматривая крыльцо. Под козырьком стояли трое полицейских — огоньки горящих сигарет выдавали их положение. Один в полной экипировке, с АКС-74У, в бронежилете, даже в глубоком противопульном шлеме. Остальные в повседневной форме, из оружия только пистолеты ПМ. О чем-то разговаривают, порой ветер доносит звуки смеха. Стоят открыто, не подозревая, что уже стали чьей-то мишенью. Не чувствуя дыхания медленно подступающей смерти.

Олегу потребовалось бы не больше двух секунд, чтобы одной короткой очередью в упор срезать всех троих. От противника его отделяло чуть менее двухсот метров. Потребуется минимальная поправка, высокоскоростные малокалиберные пули летят по очень настильной траектории, в упор. Бронежилет не спасет — вольфрамовые сердечники прошьют кевлар, как бумагу, и титановые пластины тоже не остановят их. Те трое, курившие на крыльце, были покойниками, без вариантов, стоит только прозвучать команде «В атаку!».

Бурцев не чувствовал волнения или душевных терзаний. Это был для него далеко не первый бой, а то, что стрелять придется в своих, русских, не трогало десантника. Потом, конечно, все придет, и боль, и опустошение, но сейчас эти люди в серой униформе были для Олега только целями, который нужно поразить как можно быстрее и точнее, стоит только прозвучат приказу полковника.

Краем глаза пулеметчик фиксировал движение, это выходили на позиции остальные бойцы отряда. Залегая за кустами, даром, что лишившимися листвы, или у подножья деревьев, они оставались до поры невидимыми, но сами были готовы действовать немедленно.

Треск выстрелов за спиной, там, где остановились доставившие партизан машины, заставил Олега вздрогнуть. Он отчетливо различил «калашников», выпустивший несколько коротких очередей. А затем по парку прокатилась отрывистая команда:

— Огонь!!!

Двадцать с лишним стволов ударили одновременно. Над безлюдной улицей, над парковкой, заполненной, хорошо, если на треть, протянулись, сплетаясь в фантастическую огненную сеть, нити трассеров. Первый залп был направлен на верхние этажи УВД, и сотни пуль мгновенно выставили стекла. Осколки со звоном обрушились вниз. Скорее всего, этим ущерб от обстрела и ограничился — на верху находились кабинеты следователей и начальства, пустые в этот ранний час. Все же командование рассчитывало обойтись без ненужных жертв, и Олег в душе был с этим согласен — патроны лучше поберечь для американцев.

Трое, курившие на крыльце, на миг замешкались, и Бурцев, в последний миг чуть сместив прицел, нажал на спуск. На стволе РПК-74 полыхнуло пламя, и пули с визгом чиркнули по стене в паре метров от полицейских. Один из них вскрикнул, хватаясь за плечо, и его товарищи, подхватив раненого, проворно нырнули внутрь.

За спиной затрещали ветки. Проломив в зарослях низкого кустарника настоящую просеку, рядом с Бурцевым плюхнулся на мерзлую землю Азамат Бердыев.

— Смотри, сейчас будет весело! — усмехнулся, подмигнув Олегу, партизан.

Бердыев вскинул на плечо темно-зеленый раструб гранатомета РПГ-26 «Аглень», прицелился, и затем нажал на спуск. Громыхнул выстрел, оглушив Бурцева, и реактивная граната, скользнув над мостовой, ударила в борт стоявшей на парковке у крыльца УВД патрульной машины. Яркая вспышка взрыва ослепила на миг, полицейский УАЗ, пораженный прямым попаданием, превратился в огненный шар.

— Вот и началось веселье! — громко крикнул выглядевший перевозбужденным Азамат, отбросив еще дымящийся тубус и вскинув АКС-74 с подствольником.

Бердыев выпустил короткую очередь в направлении УВД, его поддержал и Бурцев, а затем на стены управления обрушился настоящий град свинца.

— Вперед, — скомандовал вынырнувший из-за кустов Басов, тоже стрелявший на бегу. — Вперед, пошли! Пулеметчикам обеспечить огневое прикрытие!

Партизаны, низко пригибаясь, короткими перебежками бросились к УВД, в какой-то миг оказавшись на мостовой. Олег Бурцев выпустил длинную очередь над головами своих товарищей, наискось хлестнув по фасаду здания, в котором уже не осталось ни одного целого окна. «Добив» рожок, десантник быстро поменял магазин, рывком взведя затвор и дав еще одну очередь.

Живая волна уже почти достигла парковки, на которой что-то ярко горело, когда в окнах УВД полыхнули вспышки дульного пламени, и в лицо партизанам хлынули струи свинца. Бурцев видел, как сразу трое его товарищей повалились на асфальт. Следом упал еще один, замер на миг, а затем ползком, подволакивая ногу, двинулся к ближайшей машине, пытаясь уйти из-под огня.

— Вперед, — зло крикнул Алексей Басов. Полковник, опустившись на колено, стрелял из своего АК-74М короткими, в три-четыре патрона, очередями, рыча от ярости и возбуждения. — Не останавливаться! Пулеметчикам подавить огневые точки противника!

Ответный огонь вели из окон первого и второго этажей. Олег прицелился в крайнее правое, выпустив в черный квадрат проема с десяток патронов. Он видел, что оказавшиеся на дороге, вне укрытия партизаны замешкались. Несколько человек бросились назад, в парк, подгоняемые длинными очередями опомнившихся защитников УВД. До укрытия добрались не все — еще двоих накрыл свинцовый вихрь, свалив на грязный асфальт. Но полудюжине партизан удалось прорваться сквозь становившийся все более плотным огонь, добравшись до парковки. Олег Бурцев видел, как они переползают от машины к машине, пытаясь достигнуть мертвой непростреливаемой зоны.

— А, черт, — Басов, залегший в паре метров от Олега, от отчаяния ударил кулаком по земле. — Черт! Ну, суки!

На асфальтовой мостовой, превратившейся в нейтральную полосу, осталось семь неподвижных тел, лежавших в россыпи стреляных гильз. Интенсивность огня как-то вдруг резко спала. Партизаны выпускали короткие очереди по окнам, на этот раз уже никого не жалея, в ответ тоже стреляли. Несколько пуль со свистом пронзили потерявшие листву кроны осин над головой Бурцева, вгрызаясь в древесные стволы. Рядом кто-то приглушенно застонал, задетый не то шальной пулей, не то рикошетом.

— Атака захлебнулась, — выдохнул полковник, меняя магазин своего АК-74М. — Опомнились «полицаи»! Просто так к ним уже не подойдешь! И парней теперь не вытащить оттуда, — зло добавил он, подразумевая полдюжины партизан, засевших на парковке среди остовов сожженных патрульных машин. — Надо было сразу из «шмелей» по ним!

— Так ведь вроде свои же все, русские, — неуверенно заметил Бурцев. — И генерал приказал…

— Свои все здесь, в этом парке, да вон, на асфальте лежат тоже свои! А эти суки, если хотели Родину защищать, в лес бы уходили, а они здесь, в тепле, при деньгах, при власти! Не стране служат — пиндосам, выродки!

Басов несколько раз выстрелил одиночными в сторону УВД, нависавшего над округой мрачным бастионом. Олег, которому померещилось какое-то движение в окне, вбил туда короткую, на пять патронов, очередь. Возможно, кого-то он и зацепил, во всяком случае, движение там прекратилось.

— В лоб не возьмем, а долго топтаться нельзя! — вздохнул Басов, откладывая в сторону автомат, и скомандовав: — Огня не открывать! Не стрелять никому!

Приказ передали по цепочке, от бойца к бойцу. А сам полковник, встав во весь рост, вышел из-за деревьев, размахивая над головой куском белого бинта. В окнах полицейского управления вновь наметилось какое-то движение. Бурцев, крепче обхватив цевье РПК-74М, напрягся, легко касаясь указательным пальцем вогнутой поверхности спускового крючка. Он уже различал нечеткие силуэты в оконном проеме, и трудно было удержаться от того, чтобы не дать по ним пару очередей. А на той стороне тоже медлили, хотя сейчас полковника, стоявшего открыто, можно было срезать одной очередью.

— Эй, мужики, не стреляйте! — крикнул, напрягая связки, Басов, стоявший в полный рост на тротуаре. — Поговорим! Кто там у вас старший? Выходи!

Несколько секунд ничего не происходило, если не считать какую-то тщательно скрываемую суету на втором этаже УВД. Олег, наблюдавший за всем через прорезь прицела, был уверен, что в его командира целятся не меньше десятка стволов. Если что-то пойдет не так, если у кого-то в осажденном «главке» просто сдадут нервы, шансов у полковника просто не будет. Но вместо выстрелов из темного проема окна раздался зычный голос:

— Я выхожу! Скажи своим, чтоб не дурили!

Сперва на крыльцо вышли двое, державшие в руках тяжелые штурмовые щиты из титана, способные остановить автоматную пулю, а затем из-за их спин появилась еще одна фигура. Рослый, крепко сбитый челочек в полицейской форме спустился по засыпанным осколками ступеням, спокойно двинувшись навстречу Басову.

Старший лейтенант Ярослав Васильев потянулся, сцепив ладони в замок, и услышав, как хрустнули суставы. Посмотрел на часы, висевшие под потолком помещения дежурной части, убедившись, что до конца смены остается еще больше часа.

— Яр, пойдем, покурим, — предложил сидевший рядом старшина, оторвавшись от заполненного мелким почерком журнала.

— Сигареты кончились. Крайнюю полчаса назад выкурил!

— У меня есть! — Старшина вытащил из кармана пачку «Мальборо» в подтверждение своих слов.

Утро в дежурной части городского управления полиции было всегда спокойной порой. Дебоширы и искатели приключений часам к пяти обычно находили, что искали, и либо уже сидели в «аквариуме» здесь, в участке, либо забивались в какие-то норы, отдыхая от ночных похождений. Движение на улицах почти отсутствовало, так что ДТП тоже случались крайне редко. И потому дежурные отчаянно скучали, из последних сил пытаясь побороть сон. Несколько минут на свежем воздухе могли помочь. Но стоило только Васильеву оторваться от кресла, накидывая бушлат, как пронзительно зазвенел телефон.

— Дежурная часть, — привычно произнес полицейский в мембрану. — Слушаю вас.

— Приезжайте скорее! Я с собакой вышла, вижу, в автомастерской какие-то люди с оружием! Их там человек десять точно! А сейчас за ними машина пришла!

— Где вы находитесь? — насторожился Ярослав. Судя по голосу звонившей лет немало, и это не было похоже на розыгрыш.

— Проспект Мира. Тут большая мастерская у гаражей.

— Я понял! Мы выезжаем!

— Что за дела, — нахмурился слышавший все старшина. — Банда завелась?

С уголовщиной в городе и окрестностях покончили еще давно, и это было заслугой распущенной нынче дружины. Тогда новоявленных «махновцев» просто стреляли на месте, без лишних разбирательств, жестко пресекая попытки криминала устанавливать свои порядки. Безвластие закончилось, но вместе с ним ушли и чрезвычайные меры, и кое-где снова появлялись банды, разжившиеся оружием, понимавшие, что пощады не будет, и потому действовавшие дерзко и жестоко.

— Всем патрульным экипажам в районе Проспекта Мира, прием, — произнес Васильев в микрофон рации. — Следовать к автосервису у гаражного массива. Вероятен захват. До десяти подозреваемых, вооружены!

В груди старшего лейтенант что-то защемило, какое-то недоброе предчувствие не давало ему покоя, а чутью полицейский доверял еще с тех пор, когда служил в ОМОНе и поехал в свою первую командировку в Дагестан.

— Грачев, — крикнул Васильев, высунувшись из дверей дежурной части. — Грачев, поднимай своих! Есть работа!

Командир группы немедленного реагирования не мешкал. Пятеро полицейских бросились в ружпарк, быстро разобрав автоматы, экипировавшись «по-боевому», в бронежилеты и каски. Когда они пробежали мимо дежурной части, грохоча тяжелыми ботинками, придерживая висевшие на плече «Калашниковы», Васильев лишь тяжко вздохнул.

— Тоскуешь по былому? — понимающе спросил старшина.

Обидно все получилось. Год назад, во время крайней командировки, прочесывали по наводке лесополосу и нарвались на засаду. Информатор, сука, на «духов» работал, вот и подставил нас. Двоих наших наглухо, а у меня у самых ног ВОГ взорвался. И, знаешь, ни царапины, только осколок в колене засел. До сих пор там. Вот и списали меня, да и правильно, какой мне ОМОН теперь, калеке.

Васильев рассказывал все это без лишних эмоций, повторяя свою историю, наверное, в сотый, а может и в тысячный раз, объясняя, почему он, крепкий, еще довольно молодой, не патрулирует улицы, а отвечает на телефонные звонки, сидя в тепле и уюте.

— А что с засадой? — поинтересовался старшина. — «Духи»-то ушли?

— Положили их всех, в километре от границы. Восемь человек. Половина — пацаны сопливые. Никто не ушел. Их в общую могилу, а меня — сюда. Теперь сижу вот, салом зарастаю.

На заросшего салом старший лейтенант Ярослав Васильев похож, в прочем, не был. Рост без малого два метра, хоть сейчас в баскетбольную сборную, девяносто килограммов живого веса, и не жир — мускулы, перекатывавшиеся под тканью форменного кителя. Возможно, он и был немного тяжеловат, и не смог бы прыгать полчаса подряд, размахивая руками и ногами, точно какой-нибудь шаолиньский монах, но зато был способен вырубить противника одним ударом, и хорошо, если не насмерть.

Бойцы группы немедленного реагирования, вслед которым с плохо скрываемой тоской смотрел из своего «аквариума» Ярослав Васильев, как раз стояли в дверях, когда снаружи затрещали автоматные очереди.

— Что за фигня? — старшина нахмурился, непонимающе взглянув на Васильева. А того словно пронзил разряд тока.

— Похоже, плохо дело, — напряженно выдавил из себя старший лейтенант, узнавший такой знакомый до боли звук выстрелов АК-74. — Проблемы у нас.

В этот миг грянул настоящий шквал. На стены УВД обрушился свинцовый град. Выстрелы слились в несмолкаемый треск, к которому добавился звон выбитых стекол. Старший лейтенант упал на пол, как подкошенный, утянув за собой своего напарника:

— Ложись! Не вставай, убьет!

На полицейских обрушился настоящий стеклянный дождь, осколки мгновенно усыпали весь пол хрустящим стеклянным крошевом. Несколько пуль, залетевших в оконный проем, с визгом ударили в стены, рикошетом отлетая от толстых прутьев решетки, которой было забрано окно.

— Что это?! Что за херня?! — перепуганный старшина попытался встать, но был немедленно прижат к полу тяжелой рукой Васильева.

— Нападение! Не понял еще?! — Старший лейтенант хрипло шептал в ухо своему товарищу. — Не дергайся, лежи!

Очереди не умолкали, было слышно, как пули бьют по стенам. Один из бойцов ГНР, сорвав с плеча АКС-74У, подскочил к окну, стекол в которому же не было. Передернув затвор, он выставил ствол наружу, нажав на спуск. К грохоту выстрелов присоединился звон сыпавшихся на пол гильз. Полицейский успел дать пару очередей в пустоту, а затем вскрикнул, отскочив от окна и зажимая обеими руками лицо. Меж пальцев его струилась кровь.

— Мудаки! — Ярослав вскочил, низко пригибаясь, и выбежал из дежурной части, сбив с ног раненого полицейского и успев ухватить за лямки бронежилета еще одного, прежде, чем тот успел подскочить к окну. — Не высовываться! Вы для них как на ладони! Со стороны парка лупят, сволочи! Да погасите же свет!

С улицы ввалились трое, курившие до этого на крыльце. Один из них зажал левое плечо. Рукав под его ладонью уже потемнел от крови.

— Вовчика задело! Он ранен! — крикнул сержант, поддерживавший своего товарища под правый локоть.

— Давай его в «дежурку», — приказал Васильев. — За стойку его, там не заденет!

Пострадавшего оттащили в укрытие, и Ярослав бросился следом. На улице не смолкала стрельба, звенели выбитые стекла, визжали впивавшиеся в стены пули, и сыпалась с полка штукатурка. Но старший лейтенант Васильев чувствовал невероятную собранность. Вбитые на тренировках инстинкты никуда не исчезли, происходившее казалось привычным, естественным. Сейчас именно бывший омоновец был единственным в атакованном управлении, кто знал, что нужно делать, и мог это сделать.

— Бегите в «оружейку», — крикнул Васильев, сам не имевший никакого оружия. — Живее! «Броники» надевайте и каски!

Грохот взрыва заглушил последние слова лейтенанта. Выглянув в окно, Ярослав увидел, что стоявший в ожидании ГНР патрульный УАЗ превратился в клуб огня. Пламя перекинулось на стоявшую по соседству «Ладу», и она тоже взорвалась. В лицо Васильева ударила волна горячего воздуха, а по стенам забарабанили осколки.

— Вашу мать!

Оглушенный, перепуганный ничуть не меньше, чем все остальные, кого внезапное нападение застало на своих рабочих местах, Ярослав принялся оказывать первую помощь раненому. Проще всего было забиться в какой-нибудь угол, куда не долетают пули и осколки, и ждать, что кто-то придет, расставит всех по местам, возьмет на себя неподъемный груз ответственности, но старший лейтенант знал, что этого не произойдет.

Нашарив в кармане нож, Васильев выщелкнул лезвие, вспоров рукав кителя, а затем разрезав и рубашку. Увидев хлещущую потоком кровь, только выругался, затем ободряюще хлопнув по плечу побледневшего парня, закусившего от боли нижнюю губу:

— Держись, браток! Все путем будет!

— Сильно меня?

— И хуже бывало! До свадьбы заживет!

Аптечка была рядом, только руку протянуть. Достав жгут, Ярослав накинул петлю, затянув потуже, пережимая перебитую артерию, из которой хлестало так, что даже всего повидавший на Кавказе омоновец сперва растерялся.

— Лежи тут, я еще вернусь, — поднимаясь с колен, напутствовал старший лейтенант Васильев. — Не высовывайся, здесь тебя не достанет!

Тем временем полицейские добрались до ружпарка, по рукам пошли автоматы, набитые патронами магазины, кто-то уже возился с застежками бронежилетов. В оружейную комнату же затолкали двух перепуганных до полусмерти девчонок-дознавателей, дрожавших, как осенние листья на ветру.

Ярослав Васильев накинул тяжелый бронежилет 6Б5, обтянутый камуфляжным чехлом, повесив на плечо компактный АКС-74У. Три запасных «рожка» сунул в нагрудные карманы «бронника», а в боковой карман брюк положил штатный ПМ, уже заряженный и взведенный.

— Кто это может быть? — Старшина, пытавшийся дрожащими руками взвести затвор автомата, растеряно посмотрел на Ярослава. Как и остальные, он ощущал уверенность в своем товарище, чувствовал в нем вожака.

— Какая, на хрен, разница?! Похоже, ребята там серьезные, — Васильев кивнул в сторону окна. — И время выбрали самое подходящее. Здесь народу всего ничего, все еще по домам сидят, на смену только собираются. Сейчас эти суки нас перегасят, захватят ружпарк, и сопротивляться им в городе станет некому. Оружие только здесь да в патрульных машинах. Выродки!

Уверенность лейтенанта передалась и тем, кто был рядом. Полицейские, приходившие в себя, вооружились, и теперь, выполняя команды Васильева, бежали на позиции, занимая круговую оборону.

— Оборудовать огневые точки на втором этаже, — приказал Ярослав, первым бросившись вверх по узкой лестнице. — Десять человек, за мной!

С шумом и грохотом они выломали двери в пустые кабинеты, где должны были находиться следователи. В окнах здесь тоже не было ни одного целого стекла, под толстыми подошвами армейских берцев Васильева хрустело крошево. Стены были выщерблены пулями, большая часть светильников оказалась разбита, но это не имело значения.

— Свет не включать, — приказал Васильев, становясь слева от проема. — Ни фонариков, ни телефонов! Они из темноты на свету нас увидят вмиг!

Старший лейтенант пожалел в этот момент, что в ружпарке «главка» нет ни одного прибора ночного видения. В сумерках невозможно было различить укрывшегося в парке напротив УВД противника, лишь изредка было заметно какое-то шевеление.

— Есть движение, — крикнул стоявший справа от окна сержант, вскидывая свой «калашников». — Они идут!

Выглянув наружу, Васильев увидел, как на проезжую часть выскочили несколько человек, бросившиеся к управлению. В этот же миг из парка ударили пулеметы. Ярослав едва успел отскочить от окна, когда в проем влетело несколько пуль, жужжа, словно разъяренные свинцовые осы.

— Вали их! — Васильев прижал к плечу затыльник каркасного приклада своей «ксюхи». — Огонь!

Первой же очередью старший лейтенант поразил цель. Он видел, как бежавший наискось через дорогу бандит кубарем покатился по асфальту. Еще один успел нырнуть за припаркованную у тротуара машину, и пули, выпущенные Васильевым, с дробным грохотом ударили в ее борт, прошивая тонкий металл.

— Огонь не прекращать!

Перепуганный сержант выпустил сразу полмагазина из своего АКС-74. Одновременно заговорили автоматы в соседних кабинетах, их тотчас поддержали с первого этажа, из дежурной части. Волна атаковавших нарвалась на струи свинца, смывавшие их с мостовой. Несколько человек были убиты, кто-то бросился назад, в парк, откуда продолжали молотить пулеметы, но несколько нападавших смогли прорваться, засев где-то на парковке.

— Сука, не уйдешь! — процедил сквозь зубы Васильев, поймав в прорезь прицела обтянутую камуфляжем спину противника, отступавшего к зарослям. Лейтенант вдавил спусковою крючок, почувствовав привычный толчок отдачи в плечо. Протрещала короткая очередь, и бандит завалился на бок, заливая асфальт своей кровью. — Вот так, мразь!

Подстреленный Ярославом противник еще пытался ползти, выбрасывая перед собой руки и подтягиваясь на них, но, преодолев несколько метров, застыл. К нему на выручку из кустов бросились двое, но их отогнали товарищи Васильева, не прекращавшие стрельбу. Сам лейтенант выпустил пару длинных очередей в сторону парка, не прицельно, на подавление, даже не рассчитывая кого-то зацепить. Он хорошо помнил, каково это, оказаться под шквальным огнем. Невозможно сосредоточиться, кем-то командовать, просто шевельнуться страшно. Хочется вжаться в землю, закопаться как можно глубже и ждать, пока стихнет беснующийся над головой свинцовый ураган.

Поменяв магазин, Васильев выпустил еще несколько коротких очередей, ориентируясь на блеклые вспышки дульного пламени, мерцавшие среди зарослей. В ответ затрещали автоматы и пулеметы, раздались шлепки раскаленного свинца по каменной облицовке стен здания. И одновременно загрохотали выстрелы где-то рядом, на этом же этаже, сперва несколько длинных очередей, затем стреляли уже спокойнее, короткими и даже одиночными.

— Прием, это Васильев! — лейтенант вытащил из кармана портативную рацию. — Кто стрелял? Доложите обстановку!

— Это Егоров. Какие-то пидорасы пытались во двор прорваться, до ворот почти добежали. Четверых мы положили, остальные отошли. У нас ранены двое!

— А, суки, со всех сторон обложили! — рыкнул Ярослав Васильев. — Всем быть наготове, наблюдение вести постоянно. Открывать огонь по любой подозрительной активности! Не подпускать близко!

Тем временем стрельба ослабла, словно противники выдохлись. Из парка били короткими очередями, отгоняя полицейских от окон, скорее, для проформы. Защитники УВД тоже отвечали огнем в направлении парка, где, как стало ясно, сосредоточились главные силы нападавших.

— Ни хрена нас здесь не достать, — усмехнулся Ярослав, взглянув на своего растерянного напарника. — Позиционный тупик! Если сунутся, окажутся под кинжальным огнем. Хорошо, если до стен один из четырех добежать сможет, а их там явно не батальон! Стены тут толстые, натуральная крепость, боеприпасов в ружпарке полно, десятки цинков, можем хоть неделю сидеть тут! Зубы о нас обломают, сукины дети! Кстати, — вдруг восполнил он, — сержант, сбегай-ка вниз, притащи еще патроны. У меня полтора «рожка» всего!

Полицейский, пытаясь на ходу поправить массивный противопульный шлем «Колпак-2», слишком большой для него, сползавший на глаза, кинулся к выходу из кабинета. В этот миг с улица раздалось неразборчивое:

— Не стреляйте! Давайте поговорим!

Осторожно выглянув в окно, Ярослав Васильев увидел, как между деревьями неторопливо идет какой-то человек, размахивающий над головой белым лоскутом, отчетливо различимым в царившем полумраке.

— Сержант, отставить! — крикнул лейтенант в спину своему товарищу. — Я пойду вниз, а ты оставайся здесь! Смотри в оба, боец, и оружие держи наготове! Если что, стреляй во все, что шевелится! Вот, возьми, — он протянул сержанту рыжий пластиковый тридцатизарядный магазин, а сам выскочил из кабинета.

Из окон первого этажа парламентер, остановившийся на тротуаре на противоположной стороне улицы, тоже был отлично виден. Из окон дежурной части в него были направлены два автомата, а еще двое полицейских, придвинув к стене тяжелый письменный стол, устанавливали на него пулемет ПКМ. После того, как ОМОН был расформирован, его вооружение передали на хранение в УВД, и сейчас в распоряжении полицейских было достаточно тяжело оружия, чтобы превратить «главк» в настоящую твердыню. И потому сейчас рядом с пулеметчиками примерялся к СВД старого еще образца, с фанерным цевьем и прикладом, один из оперов, вспоминая полученные во время срочной службы в Таманской дивизии навыки снайпера.

— Яр, что делать будем? — к старшему лейтенанту подошел один из занявших оборону в «дежурке» офицеров. — Надо бы поговорить, наверное. Если это не подстава какая.

— Поговорим, — кивнул Васильев. — Кто пойдет? — Он обвел взглядом разгоряченных недолгим, но ожесточенным боем товарищей. Многих от избытка адреналина била дрожь, глаза возбужденно сверкали из-под козырьков форменных фуражек. — Кто у нас главный?

— Ты тут старший по званию, Яр!

Полицейский криво усмехнулся. Действительно, он оказался выше званием остальных, застигнутых нападением в стенах УВД. Да и к тому же лучше других знал, что делать, не растерявшись, собравшись с мыслями. Казалось, время повернуло вспять, вспомнился неспокойный Дагестан и Чечня.

— Ладно, черт с ним, пойду, — махнул рукой Васильев. — Может и договоримся. Прикройте, мужики!

— Не боись, в обиду не дадим! Если что, мы этого козла вмиг срежем, он тут, точно мишень в тире!

Перед тем, как выйти наружу, Васильев оставил автомат, выложив магазины. Затем вытащил из брюк пистолет, но, подумав, сунул ПМ обратно. Оружие заметить все равно будет невозможно, но одна только мысль о том, что на боку лежит восьмисотграммовый кусок смертоносного металла, вселяло нерушимую уверенность.

Двое бойцов вытащили из оружейки штурмовые титановые щиты, снабженные узкими щелями для наблюдения. Выйдя первыми, они встали по обе стороны от дверей, готовые собой прикрыть Васильева.

Старший лейтенант неторопливо спустился с крыльца, уверенно двинувшись навстречу парламентеру. Тот тоже сделал несколько шагов, остановившись на самой разделительной полосе. Он наверняка знал, что находится на прицеле, как и сам Васильев, не сомневавшийся, что засевшие в парке бандиты готовы изрешетить его в любой миг. Краем глаза полицейский заметил движение на парковке, где засели прорвавшиеся во время первой атаки боевики.

— Ну, чего хотел? — Васильев остановился в пяти шагах от своего собеседника, уперев руки в поясницу и рассматривая бандита с высоты своего почти двухметрового роста. — Ты кто такой?

— Командир партизанского отряда полковник Российской Армии Басов. С кем имею честь?

— Старший лейтенант полиции Ярослав Васильев, — представился полицейский, не подав вида, насколько он удивлен личности собеседника. — Как понимать все происходящее и чего вы хотите?

Ярослав внимательно рассматривал стоявшего перед ним человека. Тот был невысок, не отличался габаритами, но держался уверенно, буквально пронзая самого Васильева своим колючим взглядом. Далеко не молод, на вид явно за сорок, коротко стрижен и уже успел поседеть. Снаряжен этот мужик был по полной. Камуфляж, разгрузочный жилет, в кармане на плече компактная рация, в подсумках полно магазинов и гранат, видна ребристая рукоятка боевого ножа, а из набедренной кобуры торчит «Стечкин». Полицейский со своим «Макаровым» почувствовал себя чуть ли не голым. На плечах партизана белели когда-то белые, а теперь посеревшие от грязи повязки, опознавательный знак, чтобы свои в горячке боя не угостили автоматной очередью в упор, когда адреналин заставляет сначала действовать, а затем думать.

— Лейтенант, сразу обрисую тебе ситуацию, чтобы не было лишних вопросов, — жестко произнес представившийся полковником человек. Слова он цедил сквозь зубы, проговаривая четко каждый звук. — Ваша «управа» окружена, уходить вам некуда, подкрепление тоже не пройдет, да и неоткуда ему взяться. У моих бойцов полно гранатометов, на каждое ваше окно по «Шмелю», можем все здание выжечь или по кирпичу разобрать, и вы нам помешать не сможете.

— Так чего же вы ждете?

— Мы пришли воевать не с вами, и не хотим зря проливать кровь. Мы сражаемся с американцами, они наш настоящий враг. Этот город мы возьмем, сил хватит. Освободим от пиндосов сперва его, затем вышвырнем их прочь из России. То, что ты видишь, это только начало. А тебе и твоим людям я предлагаю сейчас сложить оружие и расходиться по домам. Не пытайтесь сопротивляться, не мешайте нам. Мне жаль тех, кто уже погиб, но иначе вы бы не стали разговаривать. Это неизбежный ущерб.

— Это все? — усмехнувшись, поинтересовался Васильев. — Больше ничего не хочешь сказать? Тогда послушай теперь меня, полковник, или кто ты там есть. Мы никуда не уйдем, и оружие наше вы сможете забрать только с наших трупов. В этом городе мы — закон! Нам доверили обеспечивать здесь порядок, и мы будем делать это всеми доступными средствами! Мы здесь представляем власть, и с вами, кучкой отморозков, никаких соглашений заключать не будем! Предлагаю вам выбор — или немедленно сдаться, прекратив сопротивление, или мы вас уничтожим, всех до единого! И времени на размышление я вам давать не сбираюсь!

Это была бравада, и тот, кто представился полковником, не мог этого не понимать. Васильев даже примерно не представлял силы и возможности своего противника. В парке могли укрываться и десять, и сто человек, а под началом лейтенанта была горстка перепуганных, растерявшихся полицейских, кабинетные служаки. Правда, на той позиции, которую они сейчас занимали, шансы все-таки были, и партизаны это понимали, иначе не было бы смысла и в переговорах.

— Смело, красиво, — усмехнулся совсем невесело Басов. — Но глупо, старлей. Думаешь, я с тобой говорю, потому что испугался? Я не хочу устраивать бойню, вас, дураков, жалею. Мои бойцы полгода воевали на севере с американскими десантниками из Сто первой дивизии, и до сих пор живы. Вас мы сомнем, не пролив ни капли своей крови. Расстреляем из «граников», и все дела. Но я этого не хочу. Помощи вам ждать неоткуда, все отделения полиции блокированы нашими бойцами. Через несколько часов мы овладеем городом, и от вас зависит, как много при этом прольется крови.

Прислушавшись, Васильев разобрал доносившиеся откуда-то из центра отрывистые звуки автоматных очередей. Кажется, бой вело не только городское УВД, где-то еще становилось жарко. Оставалось лишь гадать о результатах стычек, вспыхнувших, похоже, всюду.

— Короче, поступим так, старлей, — решительно произнес полковник Басов, снизу вверх смотревший на своего собеседника. — На раздумья вам двадцать минут. После этого мы войдем в «главк». Будете сопротивляться — вам же хуже, больше церемониться с вами не станем. У меня приказ, и я намерен выполнить его. Нам нужен этот город, лейтенант, и ты не тот, кто сумеет нам помешать! Все, время пошло, — сообщил партизан, уже разворачиваясь. — Если что надумаешь, запрашивай на втором канале. Подумай, лейтенант, о своих людях, им ведь тоже жить хочется!

Когда Алексей Басов вернулся в парк, отгородившись от взглядов засевших в УВД полицейских стеной зарослей, первым делом он выругался. Олег Бурцев, слышавший матерную тираду командира краем уха, криво усмехнулся, оцени экспрессию.

— Твердолобый у них командир, — вздохнул полковник. — Придется штурмовать по серьезному. Идиоты, думают, что отсидятся за стенами!

— Позиция у них неплохая, — заметил Азамат Бердыев, ловко набивавший патронами пустые магазины, умудряясь при этом вести наблюдение за улицей. — Будут бить в упор, пока патроны не кончатся.

— Мы не можем позволить себе такую роскошь, как потери! Это лишь начало, когда явятся американцы, потребуется каждый человек! Если эти кретины не хотят сдаться, пусть сегодня гибнут они! Бойцы, внимание! Приготовить РПГ!

Партизаны, засевшие в парке, пришли в движение, передавая друг другу тубусы гранатометов. Бердыев выложил на земле в ряд два РПГ-26, а сам Басов держал в руках двенадцатикилограммовый пластиковый контейнер огнемета РПО-А «Шмель». Против такого оружия у противника шансов не было — термобарические боевые части выжгут здание «главка» изнутри, никакие укрытия его защитникам не помогут выжить после залпа реактивных огнеметов.

— Приготовиться, — скомандовал Басов, наблюдая за деловитой суетой своих бойцов, скрытой полупрозрачными зарослями от посторонних глаз. Светало, небо над головами стало серым, и на землю вновь посыпался снег. — Через двадцать минут начнем штурм!

Полковник сжал кулаки до боли, скользя взглядом по серой коробке здания УВД. Там что-то происходило, какое-то движение, и Басов сомневался, что это гарнизон старшего лейтенанта Васильева готовится к почетной капитуляции. Партизан взглянул на часы — через пятнадцать минут ему предстоит сделать то, чего он старался избежать всеми силами, отдав приказ убить своих братьев.

Треск выстрелов раздался откуда-то со стороны переулка, заставив полковника выругаться от неожиданности. Били длинными очередями, не экономя патроны. Басов узнал звук выстрелов АК-74, в который вплеталось раскатистое бормотание пулемета ПКМ.

— Какого черта?! Кто открыл огонь без приказа?

— Гранит, прием, здесь Кобальт, — раздалось громко и отчетливо из динамика радиостанции, закрепленной на плечевой лямке «разгрузки». — У нас попытка прорыва! Грузовик движется к зданию «главка»!

— Вот, сучата! — зло рыкнул Басов. — Внимание всем! К бою!

Рыча мощным дизелем, из-за домов показался массивный трехосный «Урал-4320». На повороте тяжелый грузовик, водитель которого, кажется, забыл про тормоза, зацепил бампером похожую на яркого жука легковушку, отшвырнув ее со своей дороги.

— Остановить их! Открыть огонь! — крикнул Басов, и сам первым дал очередь по кабине «Урала».

Пули высекли фонтаны искр, ложась точно в цель, но машина продолжала движение. Было слышно даже, как свинец барабанит по дверцам кабины и вытянутому капоту. Басов присмотрелся — что-то насторожило его, очертания кабины казались слишком угловатыми, а за ней возвышалась странная коробчатая конструкция.

— Он бронированный! — крикнул догадавшийся первым Бердыев, полосовавший приближающийся грузовик из своего АКС-74.

Олег Бурцев вспомнил такие машины, он видел их не раз в Чечне, их использовал ОМОН, Внутренние войска, иногда и армейские подразделения. Кабина защищена «Урала» противопульной броней, способной выдержать обстрел из «Калашникова», а в кузове — бронекапсула, которую можно замаскировать обычным брезентовым тентом, и в которой есть бойницы, как в БТР. И сейчас из этих бойниц на партизан обрушился шквал ответного огня.

На бортах бронированного модуля замерцали язычки пламени, и по зарослям хлестнули свинцовые струи. Стоявший слева от Басова партизан повалился на землю, прижимая обе ладони к животу, рядом вскрикнул от боли еще один.

— А, черт! Огонь из всех стволов! Остановите грузовик!

Бурцев, встав в полный рост, выстрелил с рук из пулемета, чувствуя, как оружие содрогается в его руках, будто в конвульсиях. Длинный изогнутый магазин РПК-74М был снаряжен сорока пятью патронами 7Н24, бронебойными, с сердечником из карбида вольфрама. Разогнанные до сверхзвуковой скорости четырехграммовые пули прошили броневые листы, добравшись до двигателя. Вторая очередь хлестнула по кабине, и «Урал», потерявший управление, занесло в сторону. Бронированный нос грузовика чиркнул по борту припаркованной у тротуара БМВ, вминая внутрь лакированный металл.

В окнах УВД вновь мелькнули вспышки дульного пламени, полицейские попытались прикрыть огнем прорыв своих товарищей. Вновь завязалась хаотичная перестрелка, по всему парку грохотали автоматные очереди, а «Урал», сопровождаемый визжащим роем пуль, сметая все на своем пути, продолжал движение к цели. Водитель, уде смертельно раненый, из последних сил вцепился баранку, а его товарищи ожесточенно отстреливались, паля во все стороны.

— Азамат, гаси его из «граника»! — скомандовал Басов, торопливо меняя опустевший магазин.

Бердыев, выскочив из-за деревьев, положил на плечо трехкилограммовый раструб РПГ-26, прицелился, взяв упреждение, и нажал на спуск. Дымная полоса протянулась вслед мчавшемуся на предельной скорости «Уралу». Реактивная граната ПГ-26 ударила в асфальт возле задних колес. Взрыв оторвал тяжелую машину от земли, и тяжелый грузовик, развернувшийся поперек дороги, врезался бронированным бортом в отделанное сайдингом крыльцо какого-то офиса.

Олег Бурцев, оказавшийся ближе всех к «Уралу», увидел, как открылась дверца кабины, и на асфальт с сиденья соскользнуло безжизненное тело. И одновременно из бронированной капсулы выскочили пятеро. Двое, держа оружие наизготовку, завертелись волчками на месте, пытаясь целиться сразу во все стороны. А двое их товарищей с обеих сторон поддерживали пятого, едва переставлявшего ноги.

Осмотревшись, все пятеро, выставив стволы автоматов во все стороны, двинулись к зданию УВД, по-прежнему погруженному во тьму. Басов, опустившись на колено, прижал к плечу приклад АК-74М, приложившись к колиматорному прицелу, и выпустил короткую очередь. Один из полицейских, пытавшихся добраться до укрытия, взмахнул руками, опускаясь на асфальт.

В ответ затрещали выстрелы, снова мелькнули вспышки в окнах управления, и пули завизжали в кронах деревьев. Полковник выругался, когда в щеку ему впилась тонкая длинная щепка. Он снова выстрелил, вгоняя короткую очередь в спины бежавших из последних сил противников. Басова поддержал Бердыев и к ним тут же присоединился Олег Бурцев, молотивший их пулемета длинными очередями. Еще двое полицейских упали на засыпанный осколками и мусором асфальт, а двое их товарищей, скрывшись за превратившейся в решето патрульной машиной, открыли ответный огонь.

— Прижмите их, — приказал полковник Басов. — Не дайте добраться до управления!

Из УВД тоже стреляли. Раздался могучий рык ПКМ. Ему вторили сухие отрывистые щелчки выстрелов из СВД. Тяжелые пули с гулом прошлись по опушке парка, срезая ветви и в щепу разбивая стволы тонких деревьев. Нескольких партизан сбило с ног, раздались крики, санитар, низко пригнувшись, придерживая большую сумку с красным крестом, кинулся к раненым, сам рискуя нарваться на шальную пулю.

— Ублюдки! — выругался Басов, выдергивая глубоко засевшую в лице занозу и чувствуя, как по щеке струится теплый ручеек крови. — Азамат, поджарь «полицаев»!

Бердыев, подхватив с земли последний тубус РПГ-26, вышел из-за дерева, повернул складную мушку до упора вверх, выдернул предохранительную чеку, подняв прицельную планку, замер неподвижно на мгновение, а затем выстрелил. Грохнуло, вспышка заставила зажмуриться стоявших рядом бойцов, прикрывавших Азамата. Дымная стрела кумулятивной гранаты ткнулась в испещренный пулевыми отверстиями борт когда-то белых «Жигулей», и сильный взрыв подбросил машину, переворачивая ее и накрывая прятавшихся за ее корпусом полицейских.

На минуту вновь наступило затишье. Раненых понесли в тыл, чтобы там уже оказать первую помощь, отправив в медпункт, где мучалась в неизвестности Ольга Кукушкина. Партизаны меняли магазины, перезаряжая оружие, перегруппировываясь. Бойцы стягивались к опушке парка, готовясь к решающему штурму УВД. А там тоже воцарилась тишина.

— Приготовить дымовые шашки, — распоряжался Алексей Басов. — После первого залпа из РПГ бросаем «дымы», и атакуем под прикрытием завесы! Гранаты держать наготове! Запомните, — с нажимом произнес полковник, — там своих нет, так что всех, кто окажет сопротивление, валить без раздумий! Мы получили приказ и выполним его!

Все были сосредоточены до предела. Каждый понимал, насколько малы шансы выжить в такой атаке. Позиции партизан от здания «главка» отделяло чуть менее двух сотен метров, и каждый метр простреливался защитниками УВД. Придется бежать под градом пуль, на бьющие в упор стволы, а затем вести бой в настоящих лабиринтах, сражаясь за каждый этаж, каждый кабинет с противником, которому некуда отступать.

Олег Бурцев, не забывая вести наблюдение за своим сектором обстрела, достал из подсумка пачку патронов, принявшись набивать пустые магазины. Пулеметчик при боях внутри здания является костяком штурмовой группы, и ему потребуется максимальная огневая мощь.

Рядом метался полковник Басов, не находя себе места. Его, как и остальных, коробило от мысли, что сейчас придется убивать своих, русских, просто выбравших не ту сторону. Но командир партизанского отряда был готов выполнить задачу, зная, что никто не посмеет оспорить его приказ и его бойцы пойдут в атаку.

Треск рации, прицепленной на «разгрузку», заставило Басова вздрогнуть. Вытащив пластиковую коробку из кармана, он нажал тангету:

— На приеме!

— Полковник, это ты? Это старший лейтенант Васильев. Какого черта вы делаете? Ты дал нам двадцать минут! Зачем стрельбу устроил?

— Вам, а не тем, кто к вам на помощь шел. Я же сказал, вы в кольце, ни войти, ни выйти! Через две минуты я дам приказ начать штурм, а еще минут через десять умрет последний из вас, если не сложит оружие!

— Какие гарантии, полковник, что мои люди останутся живы, если мы сдадимся? Может, вы нас сразу к стенке поставите, и шлепнете?

Басов облегченно выдохнул. Что-то там, в УВД, все же произошло, и упертый лейтенант пошел на попятную.

Большая часть личного состава городского управления полиции собралась на первом этаже, возле дежурной части. Только полдюжины наблюдателей, вооружившихся портативными рациями, продолжали нести службу наверху, вглядываясь в рассветный сумрак. Сейчас защитников УВД можно было уничтожить парой выстрелов из гранатомета. Правда, прочные решетки на окнах могли сыграть роль противокумулятивных экранов, заставляя гранаты РПГ детонировать раньше времени.

— Похоже, люди там, снаружи, действительно серьезные, — мрачно произнес Ярослав Васильев, оказавшись вновь под надежной защитой стен родной «управы». — Обложили со всех сторон наглухо, ни войти, ни выйти. Даже «броне» не прорваться.

Угловатые очертания расстрелянного и подорванного нападавшими «Урала» были видны из угловых окон УВД. Полицейские, засевшие в здании, видели, как уничтожили машину, как расстреливали в упор пытавшихся добраться до укрытия их товарищей, почти достигнувших цели, убитых считанных шагах от управления.

— Сержант, как дела? — Васильев окликнул забившегося в угол полицейского, склонившегося над радиостанцией. — Что слышно?

— Тишина, товарищ старший лейтенант! Одни помехи!

— Тогда звони! Давай, сержант, действуй!

Как только прозвучали первые выстрелы, Васильев попытался по рации связаться с райотделами, но эфир забили помехи. Совсем как в Дагестане, когда боевики тоже глушили связь, пользуясь своим техническим превосходством. Правда, нарушить телефонную связь ни тогда, ни теперь противнику не удалось, и старший лейтенант сумел созвониться до отделений полиции, атакованных одновременно с нападением на УВД. Но вот уже несколько минут к ряду все попытки восстановить связь натыкались на полное молчание, словно защитники управления остались единственными живыми людьми в Южноуральске, а то и во всем мире.

— Похоже, в городе сопротивляемся только мы одни, — мрачно произнес Ярослав, обведя взглядом растерянных, не на шутку перепуганных товарищей. — И долго это не продлится. Эти уроды хорошо координируют свои действия. Районные отделения уже в их руках, значит, скоро сюда стянутся все силы, и тогда нас сомнут. Расстреляют из РПГ, а затем только трупы наши останется в кучку собрать, чтоб не мешались под ногами. И время они выбрали для нападения самое подходящее. Все сотрудники сидят по домам, без оружия, и добраться до арсенала у них нет никаких шансов.

— Что же делать будем, Яр? — спросил хмурый старшина, голова которого уже была перебинтована, после того, как в нее угодил осколок стекла при последнем обстреле. На плече его болтался компактный девятимиллиметровый пистолет-пулемет «Кедр» с длинным прямым магазином на тридцать патронов. Судя по россыпи коротких цилиндрических гильз от девятимиллиметровых патронов под ногами, полицейский уже успел воспользоваться своим оружием по назначению.

— Мы здесь одни, в настоящем кольце. Ближайшие крупные силы полиции — в соседней области, в сутках пути, как минимум. Да и не дадут им так просто в город войти, причем не факт, что там сейчас такое же не началось, — добавил Васильев, кивнув в сторону оконного проема, в который уставился ствол ПКМ.

— А может, попробуем прорваться? — с надеждой предложил опер, баюкавший на руках винтовку СВД, из которой он уже успел немало пострелять в это утро. — Они наверняка не ждут такого. Отбросим их огнем из всех стволов, а пока опомнятся, выйдем, и ходу отсюда! «Броня» у нас есть!

Бронированный микроавтобус ГАЗ-27057 «Ратник», созданный на базе пассажирской «Газели и совсем недавно принадлежавший местному ОМОНу, как и расстрелянный нападавшими «Урал», стоял во дворе, целый и невредимый. Баки были наполнены по самую крышку, хоть сейчас в дорогу.

— Нас здесь почти шестьдесят человек, — пожал плечами Васильев. — А в «Газель» сколько поместится? Двенадцать? Ну, хорошо, пятнадцать, если потесниться. А остальные как? Бросить? А кого? Их, может?

Старший лейтенант указал на забившихся в дальний угол девчонок в мятой униформе. Все время, пока шел бой, они просидели в оружейке, рыдая и вздрагивая от каждого выстрела, и лишь теперь осмелились выбраться из своего ненадежного укрытия.

Опер, предложивший идти на прорыв, пристыжено опустил взгляд. Он не был трусом, просто сейчас утратил самообладание, как и многие из его товарищей. Васильев понимал этого человека. Он и сам из последних сил боролся с отчаянием, стараясь заставить себя верить в счастливый исход. Правда, получалось это неважно.

Сейчас было хуже и страшнее, чем в Дагестане или Чечне. Тогда омоновцы, попав в самую, казалось бы, безвыходную ситуацию, все равно чувствовали за собой силу, верили, что помощь на подходе, и потому сражались со всем возможным отчаянием. Теперь же можно было рассчитывать только на самих себя, и Ярослав понимал, что долго они обороняться не смогут. Он оценил своего противника, и сознавал, что кабинетные работники и постовые, привыкшие иметь дело с уличными грабителями и подвыпившими гопниками, не смогут долго противостоять хорошо оснащенным и обученным боевикам.

Но было и еще одно отличие от прошлого кавказского печального «опыта» старшего лейтенанта. Тогда он и его товарищи сражались до последнего вздоха зная, что смерть лучше, чем плен. Им не раз приходилось видеть тех, кто побывал в руках ваххабитов. Иногда живыми, но чаще уже мертвыми, и никто не хотел испытать на собственной шкуре жуткие мучения. Сейчас же враг был другой. О партизанах было известно всем, и многие откровенно поддерживали их. Это были не бандиты, не звери в человечьем обличии, до сих пор бродившие по склонам Кавказа. Да, они нередко проявляли жестокость, но никогда без причины, и только в бою. Они искренне верили, что сражались за свою страну, за Россию, ту же, которой служил и сам Ярослав Васильев, надевший вновь погоны по призыву нового правительства.

— В общем, мужики, расклад получается такой, — произнес после недолгого молчания старший лейтенант, подводя итог импровизированному военному совету и не забывая при этом поглядывать наружу. — Через пару минут эти, снаружи, атакуют, уже всерьез. Нас мало, уйти отсюда мы не можем, да и некуда. Рассчитывать на то, что кто-то явится на помощь, тоже глупо. Если это случится, то не раньше, чем завтра, пока там, в штабах, раскачаются, придут в себя. К тому же много раненых, кое-кто без медицинской помощи протянет, хорошо, если пару часов. В плюсе то, что у нас много оружия и патронов, но противнику мы в огневой мощи все равно уступаем. У них и гранатометы и, вероятно, «Шмели». В общем, хреновый у нас расклад.

Кто-то присвистнул, иные выругались, представив, что будет, если по УВД откроют огонь из реактивных огнеметов. Полицейские достаточно хорошо представляли, какие разрушения произведет граната «Шмеля», разорвавшись внутри здания. По последствиям это будет равноценно обстрелу из гаубиц.

— По закону мы должны вести бой, сколько сможем, выполняя свои обязанности. Но тогда мы все, скорее всего, погибнем, пусть и противник понесет немалые потери. Там, снаружи, тоже русские, и они верят, что сражаются за правое дело, как и мы. Это не уголовные отморозки, не обкуренные ваххабиты. Они — солдаты, как и мы, служащие России так, как считают верным. И поэтому я предлагаю выполнить их требования.

После этих слов ругаться стали все разом, но больше от растерянности, а не со злости. Васильев, подняв руку и призывая к тишине, продолжил:

— Нам с этими людьми делить нечего. Мы будем убивать друг друга, только радуя американцев, которым как раз это и нужно. Я не хочу, чтобы ваши жены становились вдовами, а дети — сиротами, не хочу, чтоб вы гибли от рук своих соотечественников. Это не правильно! Русские не должны убивать русских! И потому я предлагаю всем прекратить сопротивление!

Ярослав Васильев замолчал, и остальные тоже умолкли, оставшись на миг наедине с самими собой. Возможно, в эти секунды каждому предстояло сделать самый важный выбор. Ощущение неправильности, противоестественности происходящего посетило не только старшего лейтенанта, так думали многие. На Кавказе каждый видел, с кем воюет, от какого ужаса защищает и тот далекий край, и свой собственный дом. Да, там тоже приходилось стрелять в русских, в тех, для кого деньги оказались важнее и ценнее памяти и чести, но те русские ничем не отличались от своих обезумевших от крови хозяев. Здесь все было иначе, и теперь предстояло решить свою судьбу.

Васильев взглянул на часы. Еще минута и будет поздно, начнется бой, придется стрелять. Он был готов к тому, чтобы убивать и умирать, но стоило только взглянуть на тех девчонок, жавшихся в угол, на истекавшего кровью сержанта, лежавшего на полу дежурной части, среди стеклянного крошева, и становилось больно, сердце обливалось кровью.

— Какие гарантии, что эти партизаны нас не перестреляют? — хмуро поинтересовался старшина, поправляя ремень норовившего сползти с плеча «Кедра».

— Давай у них и спросим? — предложил Васильев, кивнув в сторону рации, стоявшей на столе.

Командир партизан отозвался мгновенно, точно ждал, когда его вызовут на связь. Выделенный канал работал идеально, никаких помех, что лишний раз заставило Ярослава убедиться в профессионализме и отменной подготовке противника, у которого нашлись даже классные специалисты РЭБ и неплохая техника.

— Какие ты можешь дать гарантии, полковник? — прямо спросил старший лейтенант, чувствуя на себе полные робкой надежды взгляды товарищей. Далеко не каждый из них был готов сражаться до последнего патрона и последнего вздоха.

— Никаких, кроме своего честного слова. Я офицер Российской Армии, никто не лишал меня звания, не освобождал от присяги, и я привык сдерживать свои обещания. А твое дело верить мне или нет.

Ярослав слушал внимательно. Представившийся полковником человек был честен, сказав ровно то, что мог сказать. Игра втемную, когда непонятно, где правда, где ложь. Настал момент сделать выбор.

— Мы здесь, чтобы воевать с американцами, — звучал из динамика рации голос Басова. — С вашего города начнется последний и решающий наш поход против них, так уж получилось. И не спрашивай, почему именно вам не повезло, мне это неизвестно. Я лишь выполняю приказ. Убивать вас или арестовывать мне никто не приказывал и не прикажет, наш враг — вовсе не твои люди, старлей. Просто каждая минута, пока мы тут упираемся лбами, уменьшает наши шансы на успех. Вы мешаете мне продолжить выполнение своей задачи, так что есть два пути — либо вы уходите с дороги, либо я сейчас скомандую атаку, и через двадцать, максимум тридцать минут вы будете мертвы. И я сделаю это, поверь.

— Вы уже убивали моих товарищей, на глазах у всех нас!

— Это война. Ты выбрал свою сторону, а я свою.

Ярослав Васильев замолчал, размышляя, и никто не осмелился мешать ему, благо, завязавшийся разговор слышал каждый, кто оказался рядом. Полицейские все так же дежурили возле окон с оружием в руках, готовые отражать атаку врага, но сейчас появилась надежда, что сегодняшнее утро не окажется для них последним. Наверное, эти люди боялись признаться сами себе, что больше всего хотят бросить оружие и идти к себе домой, к своим детям и женам, защищать не абстрактный закон и государство, а родных и близких, тех, ради кого не жалко и умереть.

— Решай, старлей, — поторопил Басов. — Время на исходе. Я не могу ждать слишком долго!

Напряжение было таким сильным, что, казалось, воздухе трещит, будто наэлектризованный. Несколько секунд, чтоб сделать выбор между присягой и жизнью. Старший лейтенант Васильев еще раз взглянул на своих людей, тех, кто вместе с ним был готов принять сейчас бой. Да, они боялись умирать, и не скрывали этого, но были готовы ко всему. И все же сейчас Ярослав решил подарить им надежду.

— Полковник, прикажи своим людям не стрелять, — произнес офицер, уставившись ничего не выражающим взглядом в пустоту поверх голов своих товарищей. — Мы выходим.

Они спускались с крыльца, усыпанного битым стеклом, по одному, демонстративно опуская на асфальт оружие. Вокруг стояли партизаны, человек пятнадцать, внимательно наблюдавшие за полицейскими. На них никто не направлял оружие, напротив, стволы демонстративно были обращены в сторону или к земле. Правда, Ярослав был уверен, что в парке хватает стрелков, и уж те наверняка были наготове.

— У вас есть врачи? — старший лейтенант окликнул одного из партизан, рослого, повесившего поперек груди новенький РПК-74М. Отчего-то лицо этого парня показалось полицейскому знакомым. — Среди нас раненые, им нужна помощь.

— Пусть идут к парку, там ждет машина. Их отвезут в наш медпункт, командир уже распорядился.

Вереница понурых полицейских тянулась через парковку, мимо обгоревших остовов машин. Васильев вышел первым, и теперь молча смотрел, как мимо проходят его хмурые, стыдившиеся смотреть друг на друга сослуживцы. А рядом стоял полковник Басов, и он вовсе не выглядел торжествующим победителем.

Последний полицейский спустился с высокого крыльца, положив свой автомат к ногам победителей. Тогда командир партизан негромко произнес, взглянув на Ярослава Васильева:

— Ты сделал правильный выбор, старлей. Сегодня не ваш черед умирать.

— И что теперь?

Полицейский взглянул исподлобья на Басова, лишь теперь, при свете зарождающегося дня заметив, насколько усталым и изможденным тот выглядит, заметив впалые щеки и красные воспаленные глаза.

— Теперь идите домой, старлей. Вас там, наверное, уже ждут. Не беспокойся, мои бойцы приглядят за вашим городом. Мы не завоеватели, мы — освободители, и это наша земля. За нее мы готовы идти на смерть, если так будет нужно.

Ярослав Васильев медленно побрел прочь, вслед за своими товарищами, которых пропустили беспрепятственно, даже не пытаясь обыскать. У самого лейтенанта в кармане так и лежал табельный ПМ, который никто не заметил.

— Стралей, — неожиданно окликнул его Басов. Когда Васильев обернулся, полковник произнес глухо: — Прости за своих парней. Мне жаль, что они погибли.

Когда полицейские разошлись, Алексей Басов направился к ждавшей его «Газели». В участке остался всего десяток бойцов, правда, при том арсенале, что запасли его прежние хозяева, этот десяток мог здесь держать оборону хоть неделю. А самого полковника ждали дела.

— Знаешь, хорошо, что все закончилось так, — лишь произнес он сидевшему рядом Азамату Бердыеву, пока они ехали по опустевшему проспекту Ленина, главной городской улице.

«Газель», свернув с проспекта и миновав еще пару кварталов, остановилась у здания городской телестудии. На тротуаре возле нее, в стороне от царившей всюду суеты, стоял, с наслаждением попыхивая папиросой, Сергей Буров, затянутый в поношенный камуфляж, при оружии, как и все, кто был рядом с ним.

— Товарищ генерал, какие будут распоряжения? — Басов встал перед своим командиром, пытаясь изобразить стойку смирно. — Городское УВД наше.

— Потери есть, полковник?

— Есть, но в пределах ожидаемого.

— Это хорошо. Сейчас потребуется каждый боец. Все, что сегодня произошло, это даже не первый ход в партии. Считай, мы сейчас лишь начали расставлять фигуры на доске, полковник.

— А что же дальше, товарищ генерал?

Слов Басова заглушил рев моторов. Партизан увидел, как по улице движется колонна из полудюжины ГАЗ-66, «Уралов» и «КАМАЗов» военного образца. Грузовики остановились, и через борта на асфальт посыпались бойцы в полной экипировке. Раздались отрывистые фразы команд.

— Основные наши силы уже подтягиваются, — промолвил Буров. — Пока все идет неплохо. Город полностью под нашим контролем, атака на аэродром тоже прошла успешно. Теперь нам нужно подготовить здесь все к обороне. В запасе у нас три-четыре дня, прежде чем американцы перебросят в этот район действительно серьезные силы, и за это время сделать нужно очень много. Так что, полковник, придется попотеть!

— Лучше лить пот, чем собственную кровь, — мрачно усмехнулся Алексей Басов, наблюдавший за тем, как прибывшие бойцы сгружают с машин тяжелые ящики и цинки с патронами. На его глазах трехэтажное здание телестудии, в котором находились и редакции нескольких местных газет, превращалось в хорошо укрепленную огневую точку, из окон которой уже щерились увенчанные цилиндрическими пламегасителями стволы ПКМ.

— Дойдет и до этого, но не сразу. Дай Бог, из тех, кого ты сейчас видишь, до конца доживет каждый десятый. Ладно, пока отдыхай, заслужил, а мне нужно готовить обращение к горожанам. Эх, черт, иногда проще бегать с автоматом, чем командовать, голова не так сильно болит!

Сергей Буров исчез в недрах местного телецентра, где вовсю уже хозяйничали партизаны. Полковник Басов, поправив висевший за спиной автомат, устало побрел, сам не зная, куда. Его взгляд наткнулся на тело в серой униформе, которое кто-то оттащил к стене дома, чтобы не мешало. Полицейский, первым встретивший здесь партизан, предпочел исполнить свой долг до конца, став одной из жертв недолгой схватки. Первый бой начинавшегося сражения был выигран, но по злой иронии судьбы с обеих сторон сегодня пролилась русская кровь.

 

Глава 9. Разведка боем

Провинция Хэйлунцзян, КНР — Вашингтон, США — Москва, Россия — Нижнеуральск, Россия

14 ноября

Походная колонна танкового батальона замерла, когда до границы оставалось еще больше двухсот километров. Командующий Шестой танковой дивизией НОАК генерал Бао Тэнчжэ раздраженно выругался. Его командирский внедорожник «Бэйцзинь» BJ2020S со свистом пронесся мимо замерших в неподвижности громадин основных боевых танков ZTZ-99, угловатых, разрисованных пятнами камуфляжа, облепленных «кубиками» элементов динамической защиты.

— Какого черта они встали?!

Водитель, молча крутивший баранку, и бровью не повел, хотя тоже искоса разглядывал стальные махины. Танки загромоздили старый скверный проселок, так что джип кое-как пробирался по обочине, по самому краю глубокого оврага. Работали на холостом ходу мощные дизели в полторы тысячи лошадиных сил, над колонной плавали клубы выхлопных газов.

Голова колонны уткнулась в добротный бетонный мост, соединявший пологие болотистые берега узкой речки, названия которой командующий не помнил. Возле первого танка, половина корпуса которого уже находилась на мосту, столпились офицеры в танкистских комбинезонах.

— Останови! — приказал генерал, и как только «Бейцзин» притормозил, выскочил на дорогу, бросившись к торопливо выстроившимся в короткую шеренгу бойцам: — Что происходит? Кто старший по званию?

Командующий был разгневан, и исходившая от него ярость волной накрыла офицеров. А еще он был растерян, как и все девять с лишним тысяч бойцов Шестой бронетанковой дивизии, получившей неожиданный приказ форсированным маршем выдвигаться к русской границе. Сотни танков и бронемашин хлынули лязгающим стальным потоком на север, распугивая местных жителей, полностью парализовав движение по не слишком разветвленной дорожной сети. И вот, когда до намеченных рубежей оставалось не больше сотни километров, пара часов движения, танковый батальон, возглавлявший походные порядки всей дивизии, остановился, и мгновенно на дороге образовался затор, протянувшийся на десятки километров.

— Почему встали? Это невыполнение приказа! Трибунал!

Ничего не понимавший, и оттого еще более чем обычной злой генерал Бао набросился на своих офицеров, разом побледневших и растерявшихся.

— Товарищ генерал, майор Люй, командир танкового батальона! На противоположном берегу авария, дорога блокирована!

Генерал сперва смерил взглядом худого и слишком рослого для танкиста, наголову выше самого командующего, майора, а затем перевел взгляд на мост. Какой-то древний грузовик, из кузова которого звучало истеричное куриное квохтанье, стоял наискось, перегородив обе полосы. В его радиатор уткнулся микроавтобус, рядом с которым, на обочине, сидели трое пассажиров. По их лицам струилась кровь. А водитель грузовика, кажется, нисколько не пострадал, хотя и был изрядно напуган.

Генерал Бао, махнув рукой на растерянных офицеров, бросился к танку, ударив кулаком по прочной броне:

— Механик, вон из машины! Живо!

Танкист, щуплый мальчишка в огромном шлемофоне, ловко выскочил из люка, спрыгнув с брони и вытянувшись рядом по стойке смирно. Командующий, не замечая его, подтянулся, обхватив толстый ствол пушки, покрытый теплоизоляционным кожухом, скользнув в проем и очутившись в кресле механика-водителя. На то, чтобы вспомнить расположение органов управления, у генерала ушло полминуты. «Тип 99» был новой моделью танка, совсем недавно и в очень малых количествах поступив на вооружение элитных соединений Народно-освободительной Армии Китая, в том числе и Шестой танковой дивизии, всегда получавшей все новинки. Теперь ей предстояло оправдать такое доверие.

Бао Тэнчжэ дернул рычаг, и дизельный двигатель взревел на полтона выше, толкнув с места вперед боевую машину. Мост под гусеницами ощутимо качнулся, и генерал на миг усомнился, что сваи выдержат немаленький вес. Перекрикивая рев мотора, генерал приказал:

— Наводчик, башню на сто восемьдесят градусов!

Взвыли гидравлические приводы, и башня плавно повернулась стволом назад. Генерал сменил передачу, и танк резво рванул вперед, проскакивая мост. В узкую щель прибора наблюдения он видел столкнувшиеся автомобили, оказавшиеся точно на линии движения, а по бокам синела водная гладь. Не сбавляя скорости, командующий дивизией направил танк точно на пробку. Боевая машина, пятьдесят четыре тонны концентрированной огневой мощи, ударила скошенным носом в борт грузовика, легко, точно тот был из картона, сбрасывая его с дороги. Куры в кузове испуганно закудахтали, пытаясь вырваться из своих клеток, и под этот аккомпанемент машина повалилась на бок. Во все стороны полетели перья.

Микроавтобус танк, надвигавшийся с неумолимостью судьбы, просто смял, как пустую коробку, спихнув его в овраг. Водитель и пассажиры лишь растеряно смотрели, как боевая машина освобождает дорогу. А танк, проехав еще десяток метров, остановился. Генерал Бао, ловко, с легкостью, которой могли позавидовать девять из десяти его ровесников, выбрался из-под брони. Встав на обочине, он махнул рукой:

— Вперед! Продолжать движение!

Водитель, прогнанный генералом, бегом догнал свой танк, юркнув в распахнутый люк. Вновь взревел дизель, выхлопные трубы выплюнули струи едкого дыма, и стальная махина двинулась вперед, вновь возглавив колонну батальона. Бао Тэнчжэ стоял на обочине, провожая взглядом мчавшиеся к границе танки ZTZ-99, рычавшие, грозно лязгавшие широкими гусеницами, превращавшими покрытие дороги в мелкое крошево. Их сменили новейшие боевые машины пехоты ZBD-97, за которыми следовала батарея самоходных гаубиц PLZ-45, выпроставших далеко вперед длинные стволы орудий, способных посылать сорокакилограммовые снаряды на сорок километров. Дивизия продолжала свой марш, остановить который, казалось, ничто было не в силах.

Походные порядки Шестой танковой дивизии были надежно прикрыты от возможной угрозы с воздуха зенитно-ракетными комплексами HQ-16A и «Тор-М1» российского производства, а на ближних подступах противника были готовы встретить ураганом огня зенитные самоходные установки PGZ-07. Но беспилотный разведывательный самолет RQ-4A «Глобал Хок», пересекший линию границы двадцать минут назад, парил на высоте девятнадцать километров, широко раскинув свои углепластиковые крылья и прощупывая подстилающую поверхность импульсами бортового радара.

Робот-разведчик, взлетевший из-под Владивостока, не был неуязвим для истребителей J-10A, прикрывавших движение дивизии, и дальнобойных ЗРК HQ-9, но приказа уничтожить шпиона не поступало. В штабах не просто не пытались скрыть развертывание мощной ударной группировки, но слово нарочно позировали перед наблюдателями, в любой миг способными превратиться в настоящего противника. Беспилотник продолжал безнаказанно кружить в чужом воздушном пространстве, а намного выше, в ледяной бездне космоса парил спутник оптической разведки «Ки Хоул-11». Очередной пакет данных, сброшенный с него на наземный центр управления, вскоре поступил в штаб генерала Мэтью Камински, заставив того оторваться от тяжких размышлений.

Командующий Десятой легкой пехотной дивизией Армии США нажал кнопку воспроизведения, уставившись на экран. Изображение подернулось рябью помех, а затем смотревший с монитора исподлобья немолодой мужчина в камуфляже русского образца, произнес:

— Братья! Граждане великой свободной России! Представители всех национальностей, населяющих нашу великую страну! К вам обращаюсь я, генерал Российской Армии Сергей Буров! Я говорю с вами из Нижнеуральска, первого города, свободного от власти американских оккупантов и их кремлевских прихвостней! Все, кто мечтает жить в свободной и сильной стране, я призываю вас взять в руки оружие и заявить о своем мнении на весь мир! Мы начали борьбу за освобождение своей родины от чужаков, и пройдем до конца по этому пути!

Камински слушал, не отводя взгляд от экрана. Генерал видел, насколько устал этот человек, чеканивший фразы безо всякого пафоса. Он был измучен до предела, изможден не столько тяжким трудом, сколько грузом ответственности, упавшим на его плечи. Но он не согнулся.

— Враг бросит против нас все силы, использует всю свою мощь, чтобы уничтожить нас, но мы тоже сильны и готовы сражаться до смерти или до победы. Мы не отступим, не дрогнем под огнем. Мы будем драться, пока жив последний из нас. И тех, кому не безразлична судьба нашей родины, я призываю встать с нами плечо к плечу. Вместе, мы победим, сделав реальностью свои мечты и вернув свободу Родине! Я не долго смогу говорить с вами, братья. Американцы, кричащие на каждом углу о том, что они за свободу, постараются сделать все, чтобы заставить нас замолчать, заткнуть истинный голос свободы. Но пока вы можете меня слышать, я призываю дать бой и вернуть свободу России! Вместе мы сможем сделать это!

Дверь в кабинет командующего распахнулась, и генерал Камински, нажав на паузу, уставился на выросшего на пороге офицера.

— Сэр, на прямой линии Белый Дом! — звенящим от напряжения голосом произнес темнокожий капитан. — С вами хочет говорить Президент Соединенных Штатов!

Закрыв окно с записью воззвания террористов, Мэтью Камински повернулся к черному глазку объектива камеры. На экране возникло изображение, на удивление четкое, будто командующего Десятой дивизией и Джозефа Мердока и не разделяли вовсе тысячи миль просторов Атлантики.

— Господин президент! — Генерал смотрел в камеру, подавшись вперед, набычившись, в точности как тот русский террорист. — Сэр, мы постоянно контролируем ситуацию на Урале. По последним данным, террористы атаковали вспомогательный аэродром, на котором базировались беспилотники RQ-1 «Предейтор». «Дроны» использовались для контроля приграничной зоны. Связь с нашим объектом пропала, космическая разведка подтвердила, что авиабаза полностью уничтожена. Я не могу сказать, есть ли выжившие. Господин президент, как только вы отдадите приказ, мы тотчас вмешаемся в ситуацию. К немедленной переброске в зону кризиса готова Четвертая механизированная «страйкерная» бригада. Кроме того, ее могут поддержать по одной бригаде из состава Сто первой воздушно-штурмовой и Десятой легкой пехотной дивизий, а также две бригады Восемьдесят второй десантной дивизии. Мы сметем русских, сэр! Можно задействовать также морскую пехоту — город, захваченный террористами, находится как раз на границе зоны ответственности генерала Флеминга. Но сейчас его люди заняты поисками похищенных ядерных боеголовок.

— Это приоритетная задача, генерал! Чертовы бомбы могут всплыть где угодно и рвануть в любой момент! Этого нельзя допустить! Ядерное оружие не должно попасть в руки террористов! Я приказываю вам усилить охрану всех военных баз на территории России! объектом атаки террористов могут стать также члены русского правительства, поэтому возьмите Москву в плотное кольцо. Используйте все, что есть, беспилотники, вертолеты. И муха не должна пролететь к их столице без вашего ведома!

— Слушаюсь, сэр! Но, господин президент, есть еще одна проблема. Я постоянно получаю данные о передислокации крупных сил китайской армии к русской границе. В северных районах Китая уже скопилась огромная масса техники и живой силы. Не менее двух танковых и двух моторизованных дивизий, а это почти семьсот танков, которым мы можем противопоставить менее сотни «Абрамсов» Морской пехоты. Если китайцы ударят, эта лавина нас просто сметет, сэр!

— Это не ваша забота, генерал. Мы тоже получили все эти данные и решаем проблему. Займитесь поиском проклятых боеголовок и охраной своих баз!

— Сэр, вы не отдадите приказ нанести удар по русским террористам?! Мои войска готовы выдвинуться немедленно! Мы раздавим их, сэр, раскатаем этот городишко в тонкий блин!

— Ситуация не располагает к такому решению, — отрезал Мердок. — Во всяком случае, не сейчас. Пусть русские сами разбираются со своими проблемами, у них для этого есть все, что нужно. Они захотели создать свою полицию — мы разрешили. Потребовали дать им бронетехнику — мы дали согласие. Им понадобилась поддержка авиации — мы тоже не стали возражать. Теперь пусть покажут, на что они способны. Пусть русские убивают друг друга, а американские парни останутся в живых. Такова сейчас наша политика, генерал!

— Разумеется, господин президент!

В эти часы на аэродромах ждали приказа тысячи американских солдат и морских пехотинцев. Десятки тяжелых транспортных самолетов С-17 и С-130 стояли на старте, загруженные и заправленные по самую горловину, в полной готовности к взлету. Экипажи не покидали кабины, готовые поднять в небо многотонные крылатые машины и бросить их к далекому Уралу. Множество людей охватило напряжение нараставшее с каждым часом. Призрак большой войны вновь встал в полный рост, но приказа нанести решающий удар все не поступало.

Сотни офицеров с надеждой и тревогой смотрели на генерала Камински. А тот, тоже мучаясь в нетерпении, недоумевал, почему медлит Вашингтон, обычно такой быстрый и резкий в решениях. А в Белом Доме в эти минуты мучались в нерешительности, переваривая недолгий, но содержательный разговор с послом Китая.

Вэй Байли прибыл в резиденцию президента США, совершенно неожиданно за два часа до этого предупредив о своем визите. Дипломатический представитель, сопровождаемый секретарем и двумя агентами Секретной службы, вошел в овальный кабинет, и Джозеф Мердок поднялся ему навстречу, протягивая ладонь для рукопожатия.

— Хотя ваш визит и стал для меня внезапным, я рад видеть вас, господин Вэй, — произнес американский президент, смотря в глаза своему гостю. — Полагаю, такая спешка имеет веские объяснения?

— Разумеется, господин президент, иначе я не стал бы так грубо нарушать протокол. Ситуация в России, сложившаяся в последние часы, требует немедленного разъяснения. Моя страна, имеющая с Россией протяженную сухопутную границу и немало общих интересов, не может остаться в стороне от происходящего.

— Что вы имеете в виду? Ситуация в России полностью контролируется нами!

Посол КНР не производил впечатления жесткого человека. Он выглядел на редкость мирным и безобидным. Немолодой, невысокий, весьма упитанный, в больших круглых очках он был похож на какого-нибудь торговца из одной из многочисленных лавочек или закусочных Чайна-тауна, но ровно до тех пор, пока не начинал говорить. И в этот миг становилось ясно, что за ним — сверхдержава, что именно в нем воплощена вся мощь огромной страны с полуторамиллиардным населением и развивающейся фантастическими темпами экономикой.

— Я хочу предостеречь вас от прямого вмешательства в дела русских, господин президент. Вы приняли на себя обязательства публично, и не можете сейчас отказаться от них. Кризис в России — дело местных властей. У них есть все, чтобы разрешить его без посторонней помощи. Американская армия не должна вмешиваться в этот конфликт.

— Агрессии подверглись американские солдаты! Мы будем защищаться так, как считаем нужным!

Джозеф Мердок почувствовал, как раздражение в груди сменяется настоящим гневом. Никто не был вправе указывать ему, лидеру сильнейшей державы на планете, как поступать.

— Я не станут вступать с вами в долгий спор, господин президент. Я уполномочен лишь напомнить вам о заключенном с русским правительством соглашении. Американские войска должны оставаться в пределах отведенных им зон ответственности. Правительство Китайской Народной Республики не заинтересовано в разрастании конфликта, а в случае вашего военного вмешательства это неизбежно. И если вы направите в район конфликта свой контингент, китайская армия перейдет границу России.

— Вы угрожаете нападением?! — Мердок опешил от услышанного. — Вы понимаете, к чему приведет столкновение Америки и Китая?

— В ваших силах избежать этого. Ваша страна взяла на себя слишком большую ответственность, пытаясь установить выгодный вам порядок по всему миру. Это тяжелое бремя не по силам американской нации. Мы настаивали с самого начала на замене американских войск в России международным контингентом, и сейчас готовы оказать вам помощь в поддержании мира и стабильности на этой территории.

— Помощь? Вот как это называется?! Если хоть один китайский солдат перейдет границу России…

— Русское правительство находится в Москве, а не Вашингтоне. Им решать, что будет, если наша армия войдет на территорию России. И им же решать, нужно ли присутствие на русской территории американских войск. Моя страна тоже имеет в этом регионе свои интересы, и мы готовы предложить Кремлю более выгодные условия сотрудничества. Не подменяйте собой законное правительство независимой страны, господин президент. Таково наше главное и единственное требование. Нынешний конфликт в России останется делом исключительно русских. Вы можете наблюдать, но не посмеете вмешаться.

После того, как Вэй Байли покинул Белый Дом, глава США долго не мог придти в себя. Мечась по кабинету, вдруг ставшему невероятно тесным, Мердок едва не рычал от гнева, за приступом ярости скрывая свою растерянность.

— Китай смеет ставить нам условия и чего-то требовать! Нам плюнули в лицо, и поставили перед выбором — утереться и делать вид, что ничего не случилось, или выбить наглецу зубы! — Президент США, сжимая от ярости кулаки, обвел взглядом собравшихся в его апартаментах членов совета безопасности. Присутствовали не все, кое-кто еще находился в пути, но ждать было некогда. — Признаться, первый вариант мне не по душе, господа, хоть я и понимаю, чем может обернуться столкновение с китайцами. Но потерять Россию мы не можем! Под угрозой наш статус, как сверхдержавы!

— Господин президент, сэр, нужно вмешаться, — в один голос твердили глава Министерства обороны и председатель Объединенного комитета начальников штабов. Джермейн и Форстер появились в особняке на Пенсильвания-авеню уже после того, как китайская делегация вернулась в посольство. — Погибли американские солдаты. Мы не можем оставить это безнаказанным. Нужно отомстить, как это было принято у древних народов. Каждый ублюдок должен зарубить себе на носу раз и навсегда, что жизнь американца священна и неприкосновенна! Русские медлят, да у них и не хватит сил, чтобы уничтожить террористов. Генерал Камински из Раменского докладывает, что войска готовы к переброске на Урал. Десятитысячный контингент может оказаться там через двадцать четыре часа. Мы раздавим террористов! Этот город станет могилой для всех них! Ни один гребаный русский партизан не сможет выбраться из той ловушки, в которую они сами загнали себя!

— Китайцы никогда не стали бы угрожать открыто, если бы не были настроены действительно серьезно, — возразил Энтони Флипс. Глава Госдепа присутствовал при разговоре с послом КНР, узнав все из первых рук. — Это не их стиль. Все зашло слишком далеко. Вы лучше всех остальных в этом кабинете осведомлены о внезапных маневрах китайской армии. Пятидесятитысячная сухопутная группировка в полусотне миль от русских границ, что это, как не подготовка к вторжению?

— Это блеф, — сказал, как отрезал, Дональд Форстер. — Да, китайцы создали локальный численный перевес на Дальнем Востоке, но ситуация может измениться в течение нескольких часов. Они не идиоты, и понимают, что в случае агрессии мы нанесем ядерный удар, уничтожив разом сотни миллионов, превратив в радиоактивный пепел их мегаполисы на тихоокеанском побережье. Никому не нужна Третья мировая война прямо сейчас.

— Ракеты и ядерные бомбы есть и у китайцев, — возразил не на шутку взволнованный Флипс. — Чтобы проверить, блефует ли Пекин, вы готовы пожертвовать Лос-Анджелесом? Или предпочтете Сан-Франциско, генерал?

— Китайцы гораздо слабее, чем пытаются казаться. У них колоссальное преимущество на земле, но на море и в воздухе мы превосходим их на две головы. Их стратегические ядерные силы представлены двадцатью межконтинентальными баллистическими ракетами CSS-4 или, как их обозначают сами китайцы, «Дунфэн-5» шахтного базирования, способными доставить боеголовку мощностью в пять мегатонн на тринадцать тысяч километров, то есть накрывающих всю территорию Соединенных Штатов. Есть еще некоторое незначительное количество мобильных ракет CSS-10 «Дунфэн-31» с полетной дальностью восемь тысяч километров, то есть способных поражать цели на западном побережье страны. Выглядит несколько бледно, если сравнить с пятью сотнями наших ракет «Минитмен-3» с разделяющимися боеголовками индивидуального наведения. Остальные китайские ракеты едва дотянутся до Гавайев. Массированного удара у них не получится, силенок не хватит, а с одиночными пусками наша система ПРО уже сейчас справляется весьма неплохо.

— У них есть и подводные лодки, которые могут оказаться где угодно и ударить когда угодно! — воскликнул глава Госдепартамента.

— Да, шесть подводных ракетоносцев «тип 094», каждый с двенадцатью баллистическими ракетами CSS-N-4, могут нанести мощный удар, но мы не позволим им сделать этого. Мы постоянно следим за китайскими субмаринами и просто отправим их на дно при малейшем признаке угрозы. А вот четырнадцати нашим подлодкам класса «Огайо» и их ракетам «Трайдент-2» китайцам нечего противопоставить. Их флот слаб, он лишь недавно начал пополняться относительно современными кораблями, но их ничтожно мало, чтобы соперничать с нами на море. И тем более китайцы проиграют нам в воздухе. Семидесяти нашим стратегическим бомбардировщикам В-2 и В-52 они могут противопоставить лишь несколько десятков устаревших русских «Баджеров» с ничтожной нагрузкой и слишком малой дальностью полета. Мы выжжем Китай дотла, не подвергая риску ни одного американского солдата, и в Пекине понимают это. Они просто пытаются нас испугать, и кое-кто, господин Флипс, уже поддался на эти запугивания!

— Что ж, предлагаете рискнуть, генерал?!

Энтони Флипс, сидевший в глубоком кресле, весь подался вперед. Ноздри его гневно раздувались, лицо покрылось красными пятнами. Дональд Форстер, в прочем, выглядел не лучше, тоже красный от злости и волнения, распаренный, шумно сопевший на весь кабинет.

— Господа, вы тут тщательно пересчитали все наши и китайские боеголовки, ни одна из которых, скорее всего, не будет приведена в действие, — произнес вдруг наблюдавший за всем как бы со стороны Натан Бейл. Советник президента по безопасности расположился в полумраке, в дальнем углу, без особого волнения наблюдая за перепалкой. — Но меня больше беспокоят те три боеголовки, похищенные русскими террористами. Они могут стать той искрой, от которой разгорится пожар на всю Азию. Их нужно найти!

— Их ищут, Натан! — Дональд Форстер, еще не отошедший от стычки с главой Госдепа, перевел взгляд на Бейла. — Весь Дальний Восток в плотной блокаде, террористам некуда деться!

— Пропавшие боеголовки — это серьезная проблема, — заметил Джозеф Мердок. — Но это детали. Нужно принимать решение, господа. Будем ли мы вмешиваться в ситуацию на Урале? Какие ваши мнения?

Дональд Форстер и Роберт Джермейн переглянулись, словно общаясь на уровне мыслей, и министр обороны, твердо взглянув на президента, отчеканил:

— Необходимо вмешаться! К дьяволу дипломатию! Если проявим слабость сейчас, нас перестанут уважать. Америка — единственная сверхдержава, готовая защищать свои интересы по всему миру, и это утверждение никто не посмеет оспорить! Я не верю в китайскую угрозу. Война не нужна ни нам, ни им, но все же мы обладаем всеми преимуществами. Экономических рычагов воздействия на нас Пекин тоже не имеет. Бойкот американских товаров вызовет волнения в Китае, а вот мы можем перекрыть судоходные трассы, лишив их привозной нефти. Нашему флоту такая операция по силам.

— Мы вот-вот сцепимся с японцами, и портить отношения с Китаем сейчас совсем ни к чему, — помотал головой Энтони Флипс. — Нельзя провоцировать китайцев! Мы можем легко потерять всю Азию, если будем действовать слишком резко!

— Я понял вас, Тони, — кивнул Джозеф Мердок. — Натан, а что вы скажете?

Советник по безопасности по очереди взглянул на главу Госдепартамента и министра обороны, каждый из которых ждал поддержки от Натана Бейла.

— Слабину показывать нельзя, это факт. Но не стоит и гнать на смерть американских парней. Дадим русским возможность показать, чего они стоят сами. У них есть своя полиция, Силы внутренней безопасности, оснащенные, в том числе, тяжелой техникой, артиллерией и даже вертолетами. Мы можем делиться с ними разведданными, оказать помощь авиацией, но пусть пока сами русские рвут друг другу глотки. Если даже они справятся с террористами, это здорово ослабит их и заодно повяжет кровью тех, кто сейчас сидит в Кремле. Если же проиграют, весь мир убедится в том, что только присутствие американских солдат удерживает Россию от того, чтобы окончательно скатиться в кровавый хаос, а их власть ни на что не способна и не должна иметь права голоса. Мы же пока будем наблюдать со стороны и вступим в бой при необходимости в любой момент. Использовать этот тайм-аут нужно для наращивания морской группировки у берегов Китая. Это заставит остыть самые горячие головы из Пекина. Блокада торговых путей — серьезная угроза китайской экономике, а на море против наших авианосцев у них нет шансов.

— Разумно, Натан, — согласился президент Мердок. — И мне не по нраву посылать в русское пекло американских солдат, которых и так уже много погибло в битве за Россию. Нужно обезопасить тылы, поставить на место китайцев, пусть не забываются. Все равно объективно мы — самая мощная держава, и сильнейшей армией на планете и крупнейшей экономикой. Никто не сможет соперничать с нами. Так что, Роберт, — глава государства взглянул на шефа Пентагона, — пока пусть генерал Камински придержит своих парней. Предоставим русским шанс самим навести порядок на своей территории, пусть они и дальше уничтожают друг друга. Мы же будем готовы вмешаться в любой момент, если что-то пойдет не так.

Решение было принято. Через полчаса состояние повышенной боевой готовности для ожидавших приказа на аэродромах тысяч американских солдат было отменено. Десантники и морские пехотинцы, так и не вступившие в бой, возвращались в свои казармы. А еще через полчаса в самом сердце России, в Москве, за непроницаемыми стенами древнего Кремля собралось срочное совещание временной администрации.

Кортеж летел по опустевшим магистралям российской столицы, преодолев за полчаса путь, который простой водитель не проделал бы и за два часа. Казалось, Москва вдруг вымерла. Исчезли с улиц маршрутные такси, управляемые бешеными водителями, испуганно прижались к обочинам роскошные иномарки, и даже пешеходы столпились на тротуарах, не в силах сделать шаг на мостовую. Два черных седана «Мерседес» с тонированными стеклами и форсированными двигателями, утробно ревевшими под лакированным металлом широких капотов, летели по городским улицам. Их сопровождали два бело-синих «Форда» дорожно-патрульной службы московской полиции, и истошный вой сирен смешивался реву моторов. Не обращая внимания на знаки, разметку и светофоры, водители жали на газ, пока впереди не выросли стены из красного кирпича, так хорошо знакомые каждому русскому.

Оба «Мерседеса» скользнули в проем ворот, тотчас сомкнувшихся за ними, остановившись возле белокаменного здания. Часовые, стоявшие у широких ступеней, разом отдали честь, но Ринат Сейфуллин, не замечая их, уже вошел под высокие мраморные своды.

— Все собрались, Ринат Шарипович, — произнес встретивший министра экономики России безликий чиновник в строгом костюме. — Я провожу вас!

Бывший нефтяной магнат не раз бывал в этих стенах за свою непростую жизнь. Порой они являлся сюда, в это великолепие, как скромный проситель, иногда — как полезный человек, способный оказать ценную услугу кое-кому из властей предержащих. И вот настал день, когда бывший мелкий мошенник, ставший затем известным далеко за пределами России олигархом, явился сюда не гостем, а полноправным хозяином. В прочем, легче от этого не становилось, ведь за напоминанием о том, кто действительно владеет страной, не нужно было далеко ходить.

Когда Сейфуллин вошел в кабинет Лыкова, его хозяин, тяжело поднявшись из-за стола и протянув руку, проворчал:

— Вы как будто из Мурманска сюда ехали!

Бывший министр обороны, а ныне глава правительства новой России стиснул ладонь Рината так, что отчетливо хрустнули кости. Возможно, Лыков и стал тяжел на подъем, зарос жирком от кабинетной работы, но былую силу не растерял ничуть. И точно так же сохранил он и деловую хватку, уверенно держа в крепких руках руль, направлявший верным путем целое государство.

Николай Фалев, третий, кто присутствовал на этом заседании, просто пожал руку Сейфуллину, указав ему на неудобный стул с высокой прямой спинкой, стилизованный под старину. В прочем, возможно, он и был предметом антиквариата с вековой историей, в Кремле этому не стоило удивляться.

— Собрались? — Валерий Лыков обвел взглядом своих собеседников, будто пересчитывая их. Современные средства связи позволяли провести это совещание, находись его участники в разных полушариях, но глава российского правительства предпочитал личный контакт. Да и перехватить переговоры, несмотря на все кодировки, было не так уж сложно. — Начнем, пожалуй…. господа!

Дверные створки из красного дерева, украшенные искусной резьбой, отрезали троих, олицетворявших всю полноту власти в стране, от остального мира. В коридоре застыли телохранители, а министры, подвинув тяжелые стулья ближе к столу, склонились друг к другу.

— По ситуации на Урале продолжают поступать новые данные, но их мало, и не всем я готов поверить, — произнес Валерий Лыков. — В общих чертах обстановка такова. Неустановленное число партизан, от двух до пяти тысяч по разным оценкам, взяло под полный контроль город Нижнеуральск с населением свыше ста пятидесяти тысяч человек, уничтожив при этом малочисленный американский гарнизон. Имели место бои с местной полицией, обе стороны понесли потери, но результат вам уже известен. Периодически лидеры партизан выходят в эфир, пользуясь местными телеканалами и радиостанциями, обращаются к народу с воззваниями, призывают всех встать на борьбу с американцами и нами — предателями России.

— Обидно, хотя и закономерно, — вздохнул Фалев. Глава Министерства внутренних дел, заменившего собой все силовые структуры, армию, разведку, контрразведку, болезненно воспринимал ярлык предателя, и это было известно всем, кто знал его. — Они не понимают, что без нас вся страна погрузилась бы в анархию. Предпочитают бой до победы или смерти, но не думают об участи обывателей.

— Оставьте свою лирику! Нам нужно принять решение по сложившейся ситуации. И сделать это необходимо прямо сейчас, — с нажимом, веско произнес Лыков.

— А что американцы?

Ринат Сейфуллин задал самый важный вопрос. да, даже они, вставшие во главе прижившего обидное поражение государства, вынуждены были оглядываться на заокеанских наблюдателей.

— Перед вашим появлением я связался с генералом Камински, — сообщил Лыков. — Мы получили карт-бланш, господа. Армия США не будет вмешиваться в конфликт, пока мы сами не обратимся за помощью. Нам предложено разобраться с проблемами собственными силами.

— Чертовски странно! — Фалев помотал головой. — Не думал, что Вашингтон оставит безнаказанным убийство своих солдат!

— Янки затеяли какую-то свою игру, — предположил Сейфуллин. — Цель ее нам не ясна, но нужно пользоваться случаем. Мы получили шанс показать всему миру дееспособность российских властей, и не вправе не воспользоваться им. Нужно разрешить кризис своими силами, во что бы то ни стало!

— Американцы готовы направить в район Нижнеуральска свои беспилотные разведчики. Кроме того, по нашим запросам может действовать их ударная авиация. Но принять такую помощь значит заранее расписаться в собственном бессилии. — Лыков вопросительно взглянул на главу МВД. — На что способны мы сами? Сегодня, сейчас?

— В Екатеринбурге расквартирована оперативная бригада Сил внутренней безопасности численностью четыре тысячи человек. В течение двенадцати часов они могут быть на месте. Четыре батальона — разведывательный на легких бронемашинах «Тигр» и три штурмовых на БТР-80. Огневую поддержку им оказывает артиллерийский дивизион двухбатарейного состава. Одна из батарей вооружена возимыми минометами «Сани» калибра сто двадцать миллиметров, вторая оснащена самоходный артиллерийскими установками «Нона-СВК» на шасси БТР. В состав бригады включена вертолетная эскадрилья, пятнадцать Ми-8, а также взвод БПЛА. Зенитных комплексов и противотанковых средств, по понятным причинам нет. Личный состав хорошо подготовлен, у многих офицеров есть опыт городских боев со времен Чечни, Дагестана и Южной Осетии. Их командира, полковника Катышева, я знаю лично. Хороший офицер, преданный, грамотный, прошел во Внутренних Войсках весь путь от сержанта, пороху успел понюхать. Они справятся с задачей.

— Отдать приказ несложно. — Глава правительства тяжело вздохнул, опустив на столешницу тяжелые кулаки. — И тогда русские станут убивать русских. Зачем? Чтобы порадовать американцев, которые станут через свои беспилотники наблюдать за этим шоу с чашкой кофе в одной руке и сэндвичем в другой? Мы уничтожим сами себя!

— У нас выбор сейчас невелик, — неожиданно жестко произнес Ринат Сейфуллин. — Или мы используем шанс, предоставленный американцами, и сделаем все сами, и тогда сможем требовать от них уйти, и весь мир нас поддержит. Никому не нужно такое усиление Штатов, их вынудят уйти из России. Ведь это именно то, чего мы добиваемся? Если же мы промедлим, янки сделают за нас всю грязную работу. Да они просто сравняют этого городок с землей, засыплют бомбами, и никто им не помешает! А после нашей видимости независимости придет конец. Все поймут, что мы ничего не контролируем, ни на что не способны. И оккупация станет необратимой. Черт, уже сейчас нас делят на части! Японцы прибрали к рукам Сахалин и Курилы, и мы смирились с этим! Если сейчас не справимся со своей нерешительностью, всю страну растащат на куски! Мы должны быть жесткими сейчас! Малой кровью купим себе надежду на лучшее будущее!

Валерий Лыков тяжело по-стариковски вздохнул, опустив глаза и вперив мрачный взгляд в полированную поверхность столешницы. Сейфуллин замолчал, и министр внутренних дел тоже терпеливо ждал, искоса поглядывая на главу правительства.

— Господи, как все сложно, — глухо пробормотал Лыков, словно разговаривая сам с собой. — Отдать приказ и положить начало бойне, в которой будет литься русская кровь. Кто бы ни победил, мы все равно проиграем.

— Я не предлагаю гнать людей на бойню, — неожиданно пояснил Сайфуллин. — Но мы должны изобразить активность, продемонстрировать готовность разобраться с проблемой, не считаясь с потерями и последствиями. У американцев не должно быть повода вмешаться! Нужно тянуть время!

— Зачем? Какой в этом смысл?

— Сможем собраться с мыслями, организуем переговоры с партизанами, тайные, разумеется. Ведь это армия, организованная, спаянная железной дисциплиной, отлично оснащенная, и эта армия нам может пригодиться в любой момент.

— Что ж, выбор у нас и впрямь небольшой, — с неожиданной решимостью вдруг произнес Лыков. — Или сдаться, слить свою страну чужакам, или драться, не щадя ни себя, ни врага. А мне хочется все-таки умереть в свободной стране, а не в пиндосской, мать ее, колонии.

Час спустя бригада Сил внутренней безопасности, взметенная внезапным сигналом тревоги, выдвинулась из-под Екатеринбурга к Нижнеуральску. Но для тех, кто превратил город в свой последний оплот, ее появление уже не было неожиданностью.

Камуфлированный ГАЗ-23034 «Тигр» остановился посреди дороги, буквально на пустом месте. Серая лента шоссе, извиваясь, исчезала за горизонтом, среди городских кварталов, возвышавшихся иззубренной стеной. Человек, сидевший рядом с водителем, не снимавшим рук с «баранки», прищурился, пытаясь рассмотреть что-нибудь впереди. На городских окраинах угадывалась какая-то суета, там явно не теряли время зря, готовясь к бою.

— Господин полковник, они точно это место назначили? — несмело спросил шофер-сержант. Кроме него и единственного пассажира в бронеавтомобиле, рассчитанном на десять человек, никого не было.

— Вот знак, — полковник указал на покосившийся металлический столб со знаком «граница города», разрисованный неумелым граффити. — Здесь и встанем. Жди, боец. Или ты куда-то торопишься? Они придут!

Водитель потянулся к панели автомагнитолы, но, покосившись на офицера, хмурого и злого, передумал. Затем рука его дернулась к нагрудному карману, в котором лежала полупустая пачка сигарет, но, недолго подумав, сержант решил подождать. Он с опаской посмотрел по сторонам. Слева пустырь, тянущийся, наверное, на несколько километров, а справа узка полоска давно убранного поля, за которым виднелся жидкий лесок, скорее, просто буйно разросшийся кустарник.

Движение впереди заставило сержанта вздрогнуть. Подобрался, напрягаясь, точно пружина, и его командир. Навстречу по шоссе пылил обычный УАЗ с брезентовым тентом цвета хаки и белым гражданским номером. При его появлении правая рука водителя легла на цевье укороченного АКС-74У, прислоненного к сидению.

— Вот и они, — хмыкнул полковник, и, распахнув тяжелую дверцу, спрыгнул на асфальт.

Выбираться из «Тигра» было немного боязно. Офицер понимал, что бронированные борта защитят, разве что, от огня СВД или «калашникова». Один выстрел из РПГ — и от машины останется кусок оплавленного металла, но все же на душе было спокойнее, когда вокруг не бескрайняя равнина, а несколько тонн закаленной стали.

Положив ладони на пояс, половник встал точно на разделительной линии, почти затертой. Непроизвольно он тронул кобуру с тяжелым девятимиллиметровым ПЯ «Грач», и прикосновение к оружию вновь вселило в душу уверенность. Было бы еще спокойнее, чувствуй он давление на грудь и спину тяжелого бронежилета, но на офицере был лишь обычный полевой камуфляж, а из оружия один пистолет, так же, как и у оставшегося в «Тигре» шофера. Сделав глубокий вдох, полковник затем медленно выдохнул, впившись взглядом в приближающуюся машину.

УАЗ, скрипнув тормозами, остановился, не доезжая пятнадцати метров. Хлопнув дверцами, из него выбрались двое, тоже в камуфляже и с пистолетами в кобурах. Как и для самого полковника, для этих людей обычные ПМ являлись не столько оружием, сколько символов власти, выделявшим их из безликой толпы рядовых бойцов, того самого «пушечного мяса», без которого не выиграть ни один бой.

Приехавшие из города люди, о встрече с которыми условились заранее, и с которыми прежде полковник разговаривал лишь по рации, двинулись навстречу офицеру. Один, выглядевший лет на пятьдесят с лишним, краснолицый, плечистый и грузный, как старый матерый медведь, заметно хромавший, шел первым, за ним неторопливо двигался мужчина помоложе, высокий и более худощавый. Их роднило одно — сталь в глазах, холодные, решительные взгляды людей, привыкших отдавать приказы и успевших увидеть за свои годы смерть во всех ее самых жутких воплощениях.

— Я полковник Катышев, командир бригады оперативного реагирования Сил внутренней безопасности России, — представился офицер, выдержав тяжелый взгляд в упор. — Я уполномочен высшим руководством вести переговоры о вашей капитуляции.

— Генерал Буров, командующий партизанской армией, — отрекомендовался похожий на старого медведя человек. — Ваше лицо мне знакомо, полковник.

— Мы встречались. В Чечне два года назад. Я служил в штабе бригады Внутренних Войск.

— Ну да, точно, — кивнул Буров. — Теперь вспомнил. Рад, что карьера ваша идет в гору, — усмехнулся он мрачно. — Новые хозяева балуют не жалеют звезд на погоны? Хочу представить вам моего заместителя, генерала Бражникова.

— Товарищ генерал, давайте не терять время зря. Я знаю, вы настроены серьезно, но и мы тоже. Моя бригада взяла Нижнеуральск в кольцо. Если мы сейчас не придем к общему решению, через час мои войска войдут в город. Здесь четыре тысячи бойцов, отлично подготовленных и вооруженных, ждут моего приказа. И этот приказ я им отдам. Начнется бой, и его уже нельзя будет остановить просто так. Мы раздавим вас!

Генерал, с прищуром, словно пытаясь скрыть усмешку, смотревший в глаза командиру бригады, был само хладнокровие.

— Мы к этому готовы. Поверьте, найдем, чем встретить ваших цепных псов. Со мной тоже не подростки из пионерлагеря.

— Но ведь погибнут люди! Ваши и мои солдаты еще год назад сражались плечо к плечу против общего врага, а теперь вы хотите, чтобы они убивали друг друга? Русские будут убивать русских! За это вы сражаетесь?!

Катышев подался вперед, словно хотел наброситься на Бурова, но тот даже не шелохнулся, буквально пригвоздив к асфальту офицера.

— Я этого не хочу. Если и вы не хотите, прикажите своим людям остаться на месте. Мы здесь не для того, чтобы воевать с вами. У нас и сейчас есть общий враг.

— Я не могу остановить своих солдат! Я служу этой стране, и готов защищать ее до последнего! То, что вы делаете, разрушает Россию. Вы даете повод считать власть слабой, беспомощной, повод вмешиваться в наши дела чужестранцам. Американцы спят и видят, как бы явиться сюда с оружием, убив побольше таких, как вы, генерал, и ваши бойцы! Я и мое командование не может этого допустить, и моей бригаде приказано решить проблему. И я выполню приказ! Мы войдем в город! Любой ценой!

— Мы будем вас ждать, — спокойно произнес Буров. — Не делай глупостей, побереги своих пацанов, полковник!

— Что вы так печетесь о моих людях? Думать надо было раньше, когда захватывали город! Мы выбьем вас отсюда или уничтожим всех до единого! Лучше это сделаем мы, чем на нашей земле станут хозяйничать американцы! Я даю вам ровно час, после этого дам приказ к атаке!

— Мы будем ждать, — повторил генерал.

Полковник Катышев, ничего не ответив, развернулся на каблуках и чуть не бегом бросился к своему «Тигру», мотор которого тихо ворчал, работая вхолостую. Бронированный внедорожник развернулся на пятачке, и, выплюнув из выхлопной трубы сизое облачко, умчался к горизонту. А Бражников и Буров стояли посреди дороги, глядя ему вслед. Помолчав минуту, пока бронеавтомобиль не скрылся за поворотом, Бражников произнес вполголоса, словно кого-то опасался:

— Нам нужно поспешить. Этот парень явно не шутил. Они будут штурмовать город!

— Будут пытаться штурмовать! В город мы их не пустим, встретим на ближних подступах, заставим умыться кровью. Боя не избежать, но нужно нанести им сразу такой ущерб, чтобы зареклись сюда соваться. Они не готовы убивать и умирать ради засевших в Кремле предателей. Если поймут, что им здесь приготовлен теплый прием, не полезут на рожон. Численного преимущества у них нет, превосходство в огневой мощи нивелируется тем, что мы обороняемся на заранее подготовленных позициях.

Сергей Буров говорил спокойно, точно ставил задачу на командно-штабных учениях. Словно и не призывал он своих подчиненных еще час назад не проливать кровь готовившихся штурмовать Нижнеуральск полицейских. Теперь генерал готовился к бою, поняв, что столкновения не избежать. Чувства и эмоции остались где-то в стороне, он превращался в совершенный механизм, нацеленный только на достижение победы в битве.

— Нужно спешить, — окликнул Бурова его спутник. Бражникова буквально трясло в предчувствии скорой схватки. — Для того чтобы сломить боевой дух наших противников, нужно укрепить дух собственных бойцов! Если суждено пролиться крови, пусть этот будет кровь врага! Я не хочу терять сегодня своих людей, для них время умирать еще впереди!

Буров кивнул, ничего не ответив, и молча двинулся к тарахтевшему изношенным движком УАЗу, водитель которого нервно барабанил пальцами по рулевому колесу. Когда генералы садились в машину, Бражников, указав рукой в небо, усмехнулся:

— Летают! Высматривают!

Высоко над шоссе, под самыми облаками, медленно плыл черный крестик, отчетливо различимый на сером фоне. Беспилотник нарезал круги над городской окраиной на приличной высоте.

— Американцы, что ли? — Бражников взглянул на своего начальника.

Буров мотнул головой:

— «Полицаи» это. В состав каждой бригады входит взвод БПЛА, несколько «Пчел» или «Дозоров». Все как у янки!

— Почему чтобы перенять действительно полезный чужой опыт, нужно сначала проиграть войну этим чужакам?!

Генерал Бражников зло сплюнул на асфальт, втиснувшись на заднее сидение «уазика» и резко с лязгом захлопнув дверцу. Машина развернулась, двинувшись к городу. А через час на этом же шоссе, оглашая окрестности многоголосым ревом моторов, появилась колонна бронетехники. Извиваясь, словно гигантская стальная змея цвета хаки, вереница боевых машин уверенно двинулась к пригородам Нижнеуральска, но на ее пути уже встал надежный заслон.

Олег Бурцев нежно поглаживал цевье своего пулемета, сам не замечая этого. Ствол установленного на сошки РПК-74М был направлен на широкое шоссе, ведущее к Нижнеуральску, и туда же был обращен взгляд партизана. Бывший десантник занял позицию в неглубоком овраге, почти в четырехстах метрах от серой ленты дороги. Он был здесь не один, рядом, словно в траншее, отрытой для защитников города самой природой, расположились еще десять бойцов. Кто-то вел наблюдение, кто-то проверял оружие, а некоторые, скатившись на дно промоины и подстелив куски брезента, просто дремали.

— Черт, долго еще ждать? — Азамат Бердыев, лежавший справа от Олега, недовольно ворчал. — Еще десять минут, и я пошевелиться не смогу! Все, что только можно, отморозил себе уже!

— Разведка сообщила, что они в десяти минутах, так что не отморозишь. Жди!

В эти минуты Бурцев нисколько не ощущал беспокойства при мысли о том, что предстоит сделать в самом скором времени. Убийство своих, русских людей, провинившихся тем, что встали не на ту сторону в затянувшейся войне, ничуть не коробило бывшего десантника. Он получил приказ, и был готов выполнить его, ни о чем больше не задумываясь, потому, что иначе было нельзя.

— Скорее бы появились, — не унимался ворчавший Бердыев. — Хоть согрелись бы тогда!

На самом деле лежать на холодной земле было не слишком комфортно, и Олег тоже боялся застудиться. Все-таки смерть в бою от пули кажется несравнимо боле милосердной, чем от болезни после долгих мучений, тем более, рассчитывать на лечение здесь и сейчас не было смысла. Но приказ есть приказ, и партизаны терпеливо ждали появления противника. Позицию свою они оборудовали, как могли, накрывшись сверху маскировочной сетью. Камеры беспилотников, изредка пролетавших вдоль шоссе, на месте оврага видели лишь невысокую кочку посреди пустыря.

По склону под шум и треск скатился сверху полковник Басов, сопровождаемый еще двумя тяжело нагруженными бойцами. Бросив быстрый взгляд на Бурцева, он лишь кивнул сержанту, видя, что тот готов к бою. Затем, обратившись к прибывшим с ним партизанам, приказал:

— Ваша позиция будет здесь! Разворачивайте ПТУР!

Один из бойцов молча расправил станины низкой треноги пусковой установки 9П152 противотанкового ракетного комплекса 9К115 «Метис». Его напарник тотчас ловко установил на нее зеленый цилиндр транспортно-пускового контейнера. Еще один такой же он положил на дно оврага, на расстоянии вытянутой руки.

Добравшись до саперов, приданных отряду по приказу самого Бурова, полковник спросил:

— У вас все готово?

— Порядок, — ответил один из партизан, немолодой усатый мужик, на правой руке которого не хватало безымянного пальца, а на левой не было мизинца и половины среднего пальца. — На обочине две противотанковые ТМ-83 в управляемом режиме. Еще по обе стороны дороги пять МОН-90. Там сплошная зона поражения, да еще и многократно перекрываемая. Не спрятаться нигде! — Сапер показал подрывную машинку, от которой через поле, присыпанное снегом, тянулись к обочине шоссе провода электродетонаторов ЭДП-Р: — Одна нажатие, и всех на фарш порубит!

— Мины должны остановить колонну, а дальше все зависит от плотности нашего огня. У нас здесь два «Метиса» и одна «Красная стрела», — полковник использовал русский перевод названия китайского ПТРК HJ-8, аналога отечественного «Конкурса». — Главное — выбить всю броню, сразу, первым залпом! В перестрелку не втягиваться! Как только дам приказ к отходу, немедленно оставляйте позиции!

Басов, дав крайние инструкции, двинулся дальше, в десятый, наверное, раз обходя позиции своего отряда. Партизаны засели в овраге почти полтора часа назад, и с тех пор каждый проверил оружие по десятку раз, готовясь к бою. На шоссе, на этом участке совершено прямое, были направлены раструбы трех установок ПТУР и полудюжины пулеметов, а в придорожных канавах затаились мины, словно змеи, готовые к молниеносному броску и единственному смертоносному укусу.

Чем ближе был противник, тем сильнее становился охвативший десятки партизан мандраж. Некоторые едва сдерживали нервное возбуждение, буквально не находя себе места. Олег Бурцев вновь убедился, что прицел пулемета не сбит, Азамат Берыдев подвинул поближе тубус противотанкового гранатомета.

Когда в небе сверкнула алая звездочка сигнальной ракеты, по оврагу словно прошла живая волна. И в тот же миг над пустырем прокатился нарастающий рык нескольких десятков мощных моторов.

— К бою! — прозвучал приказ командира, и Олег Бурцев, снимая оружие с предохранителя, приник к пулемету, вжимая приклад в плечо.

Сила, брошенная против мятежного города, впечатляла. По дороге ползли, один за другим, три покрытых причудливыми кляксами камуфляжа БТР-80, направившие в разные стороны стволы крупнокалиберных пулеметов. С четырехсот метров были хорошо видны фигурки сидевших на броне бойцов. За БТР следовало несколько бронированных «Тигров», на крышах которых были установлены пулеметы «Корд» и тридцатимиллиметровые АГС-30, а замыкали кавалькаду четыре трехосных тентованных «Урала».

Когда над лесом взвился красный шар сигнальной ракеты, колонна вдруг замерла, словно уткнувшись в невидимую стену, но тут же двинулась дальше. Кто бы ни командовал там, он знал, что скорость лучшее спасение от неприятностей, и погнал своих людей вперед. Но было поздно. За минуту до этого один из подрывников перевел в режим ожидания цели две противотанковые мины ТМ-83, укрытые в полутора десятках метров от дороги. Тотчас их сейсмические датчики уловили вибрацию почвы при прохождении многотонных машин, активировались инфракрасные сенсоры, и, как только головной БТР пересек направленный поперек проезжей части тепловой луч, грянул взрыв, и следом, с разницей две-три секунды еще один.

Противотанковые противобортовые мины ТМ-83 действовали по принципу «ударного ядра», отчасти схожего с кумулятивным эффектом. В цель, борт бронемашины, ударили сгустки раскаленного металла оболочки мины, проламывая стальные листы с такой легкостью, точно это была бумага, и заливая раскаленными брызгами внутренности бронетранспортера.

Со стороны все выглядело не слишком впечатляюще. Хлопок, над дорогой вспухли облачка дыма, и тотчас первый БТР-80 замер, окутавшись пламенем. Затем вспыхнул еще один. Десантный люк в его борту распахнулся, выпуская наружу языки огня, и на асфальт вывалился охваченный пламенем человек. Истошно закричав, он бросился бежать, но, пройдя шагов десять, упал на обочине, и больше не шевелился.

— Открыть огонь! — крикнул Алексей Басов, и сам первым выпустил в сторону замершей колонны очередь из автомата.

Оператор ПТРК выполнил приказ немедленно. Грохот выстрела оглушил находившихся рядом партизан, и над полем промчалась звездочка управляемой ракеты. Через две с половиной секунды снаряд 9М115, соединенный с пусковой тонким проводом, ударил в борт одного из «Тигров», тот, над крышей которого колыхался настоящий лес антенн, выдавая командирскую машину. Сдетонировала кумулятивная боевая часть, способная прожигать броню, и КШМ скрылась в клубах дыма и огня.

Еще две ПТУР обрушились на колонну с секундной заминкой, точно поразив еще один «Тигр» и бортовой «Урал». За несколько мгновений колонна понесла чудовищные потери. Горели несколько бронемашин, но из остальных уже выскакивали полностью экипированные полицейские, занимая оборону.

С уцелевшего БТР коротко ударил мощный КПВТ, ему вторил спаренный ПКТ, захлебнувшийся огнем. Бойцы скатились с приземистого корпуса, как горох, но прежде, чем они достигли земли, Олег Бурцев выпустил длинную очередь из РПК-74, и свинцовая плеть смахнула полицейских под колеса бронемашины. Несколько фигур прыгнули в неглубокий кювет. Азамат Бердыев, высунувшись из-за невысокого бруствера, выстрелил из подствольного гранатомета ГП-25. Граната ВОГ-25, двигаясь по настильной траектории, легла точно в цель. Хлопок взрыва вовсе не выглядел впечатляюще, но осколки превратили засевших в овраге полицейских в жуткий фарш, изорвав плоть.

— Ракету! — раздался рядом срывающийся голос командира расчета «Метиса». Над его головой с гулом пролетали 14,5-милиметровые пули, выплевываемые не умолкавшим КПВТ со скоростью пятьсот пятьдесят штук в минуту. — Заряжай!

Его второй номер отбросил в сторону стреляный тубус, ловко установив на пусковую приготовленный заранее пластиковый ТПК, в котором, как в консервной банке, была упакована готовая к применению управляемая ракета.

— Готов!

Оператор приник к прицелу и нажал кнопку пуска. Вышибной двигатель с оглушительным хлопком вытолкнул из контейнера толстый цилиндр ПТУР. Сверкнул трассер, и через неуловимое мгновение плюющийся огнем БТР вспыхнул.

Расчеты остальных ПТРК тоже перезарядили свое оружие, нестройным залпом уничтожив еще один грузовик и бронемашину, окончательно блокировав колонну. И тут же в ответ наперебой ударили с крыш нескольких «Тигров» два «Корда» и АГС.

Над головами партизан с гулом промчались крупнокалиберные пули, а несколько ВОГ-17 разорвались в паре десятков метров перед их позициями, осыпав овраг осколками. Один из партизан, вскрикнув, схватился за лицо, другой, неосторожно высунувшийся из-за укрытия в этот миг, свалился на дно оврага. Грудь его была разворочена попаданием бронебойной пули калибра 12,7 миллиметра.

Алексей Басов видел, как полицейские, ошеломленные такой атакой, скатываются в придорожные кюветы, занимая оборону, и, обернувшись к подрывникам, махнул рукой:

— Взрывай!

Один из саперов, державший в руках подрывную машинку замкнул цепь, и пять взрывов слились в один могучий рык. Пять мин направленного действия МОН-90 сдетонировали одновременно, пройдясь свинцовым шквалам по канавам. Каждая была начинена двумя тысячами готовых поражающих элементов, выкашивавших все на расстоянии до ста метров в секторе больше пятидесяти градусов. Семимиллиметровые стальные шарики убивали, но чаще калечили, и крики терзаемых болью раненых добавили сумятицы.

Олег Бурцев продолжал бить из пулемета, срезая каждого, кто попадал в его сектор обстрела. Рядом трещал автомат Бердыева, чуть дальше короткими очередями стрелял сам полковник Басов. Им отвечали автоматным огнем, иногда оживал один из «Кордов», выпуская очередь в пустоту, и тотчас замолкал. Звуки одиночных выстрелов из снайперской винтовки не были слышны в общем шуме, на результат работы Жанны Биноевой, засевшей на левом фланге со своей верной СВД, мог видеть каждый. Стоило только кому-то из попавших в засаду полицейских встать к пулемету, его тотчас сваливал меткий выстрел.

— Все, пора убираться, — произнес Басов, нажимая на спусковой крючок ракетницы. — Отходим! Убитых оставить здесь!

Зеленая искорка вспыхнула над позициями партизан. Бойцы, опустошая магазины, вскарабкались по склонам оврагов, бросившись в сторону свалки, образовывавшей дальнюю границу пустыря. Оттуда уже было рукой подать и до города. Вслед им летели пули, со всех сторон звучали хлопки взрывавшихся гранат.

Последними уходил расчет ПТРК. Партизаны спокойно сложили треногу пусковой установки, выбравшись из окопа, и тотчас в спину им ударила длинная очередь. Второй номер упал, скатившись обратно в овраг. Последним усилием он вцепился в землю, пытаясь вытянуть ставшее невероятно тяжелым тело, но так и замер, впившись сведенными судорогой пальцами в клок пожухшей травы.

— Бурцев, прикрой! — приказал полковник, остановившись на секунду, присев на колено и выпустив длинную очередь в сторону шоссе.

Олег залег, открыв огонь. В две очереди «добил» магазин, быстро, без малейшей суеты поменял рожок, дав еще несколько очередей. Бросив взгляд назад, он увидел, что товарищи уже добрались до укрытия. За кучей мусора их уже ждали машины.

Бурцев вскочил, бросившись догонять остальных партизан. В этот момент в треск очередей вклинился новый звук, исходивший с неба. Подняв глаза, Олег увидел два вертолета, идущих на небольшой высоте. Пятнисто-зеленые Ми-8 заходили на цель. Их курс наискось перечеркнул ленту шоссе, загроможденного горевшей техникой.

Партизан почувствовал на миг, что не может пошевелиться от ужаса. Он стоял посреди пустыря, выпрямившись во весь рост, и смотрел на приближающиеся вертолеты, понимая, что от этого противника не убежать. На подвесках каждого винтокрыла висели по два блока восьмидесятимиллиметровых НУРС и столько же подвесных пушечных контейнеров УПК-23-250.

— Вот черт!

Наваждение спало, продлившись какие-то доли секунды. Бурцев припустил со всех ног, слыша над головой свист воздуха рассекаемого лопастями несущих винтов. Раздался раскат грома, и к земле протянулись дымные стрелы реактивных снарядов С-8. Волна взрывов накрыла бежавших партизан. А затем в небе раздался частый треск, и в спины бойцов Басова хлестнули струи свинца, выпущенные автоматическими пушками ГШ-23-2. Олег видел, как прямыми попаданиями снарядов калибра двадцать три миллиметра людей разрывало на куски, превращая тела в кровавую кашу. Остановившись, партизан вскинул пулемет, выпустив длинную очередь в блистер кабины ближайшего Ми-8. он не отпускал курок до тех пор, пока не закончились патроны, а затем бросился бежать.

С шипением над головой пролетели кометами НУРС, и со всех сторон поднялась волна взрывов, хлестнувших осколками в лицо. Одного из партизан, бежавшего в двух десятках метров впереди Бурцева, ударной волной сбило с ног. Пробегая мимо, бывший десантник увидел лежавшую на земле СВД.

— Жанна! — Олег опустился на корточки над телом снайперши. — Жива?

Чеченка слабо пошевелилась, тихо застонав. Забросив РПК-74 за спину, партизан легко подхватил чеченку на руки:

— Давай убираться отсюда! Ну-ка, вот так! Держись! — Он тряхнул девушку, и ее голова безвольно мотнулась из стороны в сторону: — Да очнись же ты хоть на секунду!

Не замечая впивавшихся в землю в считанных метрах от него снарядов, Олег кинулся к мусорной куче, за которой только что скрылись его товарищи. Вертолеты с грохотом промчались над головой, набирая высоту и разворачиваясь на новый заход. Со свалки по ним ударили из всех стволов, но легкие пули калибра 5,45 миллиметра не могли повредить закованным в броню новейшим транспортно-боевым Ми-8АМТШ.

Алексей Басов, взобравшись на груду какого-то хлама, бил длинными очередями, вгоняя пули в камуфлированное днище приближавшегося вертолета. Под боковыми пилонами того сверкнули вспышки, и две неуправляемые ракеты ударили в кучу мусора. Полковника смахнуло вниз, легко, словно тот ничего не весил. Снова зачастили автоматические пушки, выпуская рой осколочных снарядов.

Бурцев упал на землю, накрыв своим телом потерявшую сознание Биноеву, словно мог защитить ее от бившего с неба огня. Что-то ударило его в спину, и партизану показалось, что в тело вогнали раскаленный гвоздь. А затем вдруг огонь неожиданно ослаб и вскоре прекратился совсем.

Олег не видел, как от городских кварталов к вертолетам протянулись дымные нити зенитных ракет. От Ми-8 во все стороны брызнули искры ложных целей, а сами вертолеты начали набор высоты, выходя из зоны поражения. Несколько ЗУР ушли в стороны, взрываясь далеко от истинных целей, но одна из выпущенных партизанами «Игл», игнорируя все ухищрения летчиков, быстро настигала метавшийся из стороны в сторону вертолет. Когда между ракетой и Ми-8 осталось не больше метра, она взорвалась, и осколки, разогнанные до колоссально скорости, вспороли обшивку. Вертолет задымил, провалившись на полсотни метров вниз, но затем выровнялся, вернувшись на прежний курс.

Чьи-то крепкие руки подхватили вжавшегося в землю Бурцева, куда-то потащили его.

— Держись, сержант, — прозвучало над самым ухом. — Еще легко отделался! Позвоночник не задет, только шкуру покоцало! Осколок под кожей засел!

Партизана втащили в кузов ГАЗ-66. Рядом уложили не пришедшую в себя Биноеву. Открыв глаза, сержант увидел Басова, сидевшего на скамейке у борта. Один из партизан неловко бинтовал тому голову.

— Наших… много? — прохрипел Олег, уставившись на скривившегося от боли полковника.

— Могло быть и хуже. Десять «двухсотых», и «трехсотых» столько же, и не все скоро смогут встать на ноги. Черт, они почти переиграли нас сегодня!

«Газик», переваливаясь на ухабах, приближался к городу. Позади небо почернело от дыма. На шоссе догорала разгромленная колонна. Партизан больше не преследовали, обе стороны зализывали раны, приходя в себя после короткого, но жестокого столкновения. Над дорогой пролетел санитарный вертолет, промчалось несколько «Тигров» и УАЗов с красными крестами на бортах. Партизан тоже ждали. Как только грузовик остановился, десятки рук подхватили раненых, к которым уже спешила Ольга Кукушкина.

— Господи! — девушка побледнела, увидев, как из кузова сгружают окровавленные тела, по которым не сразу можно было понять, живы ли они, или нет. — Давайте их в медпункт, быстрее!

Басов, которого все еще мутило после контузии, увидел Сергея Бурова. Заставив толпу расступиться, генерал подошел к полковнику:

— Цел? Жаль твоих пацанов!

— Еще повоюю, — усмехнулся Алексей. — «Полицаев» мы все равно больше положили!

— Да, теперь они крепко задумаются, стоит ли идти на новый штурм. Как бы то ни было, несколько часов или даже дней ты и твои бойцы для нас выиграли.

Бой окончательно стих. Партизаны приходили в себя после стычки, а Ольга Кукушкина и еще двое фельдшеров из других отрядов не отходили от раненых. Бурцев с посторонней помощью стащил «разгрузку» и бушлат. Майка, пропитанная кровью, прилипла к телу, и Ольга просто разрезала ее, склонившись над спиной партизана. Пару раз кольнула обезболивающим, и, не дожидаясь, пока лекарство подействует, взялась за скальпель. Бурцев не шелохнулся, когда лезвие впилось в плоть, только зашипел сквозь зубы.

— Терпи, — проворчала Кукушкина, подцепив пинцетом зазубренный кусок стали. — И всего-то царапина!

Бросив осколок на лоток, Ольга быстро промыла рану, наложив на нее повязку. А на место Олега уже спешил следующий.

— Жанна как? — спросил, неловко поднимаясь на ноги, Бурцев. Его шатало, в голове стоял колокольный звон.

— Очнулась. Ее просто оглушило, ну, и помяло немного. Завтра будет на ногах. А вот тебе бы потерпеть надо, пока рана хоть немного затянется!

— Времени нет. Будет бой, мое место в траншеях, а не в тылу.

— Что ж вам всем так умереть не терпится?!

— Для того чтобы ты могла жить дальше, — тихо ответил Олег. — Ради этого и умереть не страшно.

Кое-как переставляя ноги, Бурцев добрался до казармы, устроенной в торговом зале какого-то магазина. Вместо стеллажей и витрин там теперь стояли раскладушки, на которых растянулись партизаны, только что вернувшиеся из боя. Из последних сил доползший до своего места Олег бессильно повалился на постель, чувствуя, как мир вокруг срывается в неудержимый круговорот. Партизан закрыл глаза. Он еще некоторое время слышал разговоры товарищей, чьи-то злые команды, звучавшие будто все дальше и дальше, и сам не заметил, как уснул. Во сне Олег Бурцев улыбался. Первый раунд штурма Нижнеуральска остался за его защитниками.

Командир оперативной бригады прибыл на место боя прежде, чем догорели расстрелянные партизанами бронетранспортеры. Два «Тигра» остановились посреди дороги. Из одного сразу же высыпали полицейские, заняв оборону возле машин. Во все стороны уставились стволы АК-74 и «Печенегов».

Полковник Катышев, на этот раз полностью экипированный, в бронежилете, с автоматом на плече, выбрался из бронемашины. За ним, отдуваясь и громко сопя, последовали штабные офицеры. Увидев картину разгрома, они, не сговариваясь, разразились матерными тирадами. Вокруг громоздились сгоревшие машины и БТР, искореженные, покрытые толстым слоем копоти. А на земле лежали тела в окровавленном камуфляже.

— Какого черта мы позволили этому случиться?! Настоящая бойня! — Катышев оглянулся на мрачных, растерянных офицеров, затем, увидев капитана с эмблемами медицинской службы в петлицах, подозвал того к себе: — Доложите о потерях!

— Двадцать семь убитых, в том числе командир роты и его заместитель. Раненых свыше шестидесяти, тяжелых уже отправили в санчасть, остальным оказываем помощь прямо на месте.

Полковник огляделся по сторонам. Мимо брели, поддерживая друг друга, уже перевязанные бойцы. Многие едва держались на ногах. Их товарищи, которым повезло больше, собирали разбросанное всюду оружие, выкладывая на обочине в ряд трупы.

Катышев медленно подошел, опустившись на корточки над одним из тел. Он отбросил угол брезента, прикрывавшего голову мертвеца. Этому солдату носившему погоны ефрейтора, на вид трудно было дать и восемнадцать. Широко раскрытыми глазами он смотрел в небо. Его лицо выражало не страх или гнев, что было бы понятно — на нем застыла печать удивления, которую не в силах оказалась стереть и сама смерть.

— Прости меня, — прошептал полковник, опустив ладонь на лицо погибшего солдата и закрыв тому глаза.

Командир бригады медленно поднялся, обернувшись к притихшим офицерам, молча выстроившимся в ряд позади него.

— Как мы могли это допустить? — глухо выдавил из себя полковник. — Что мы не сделали, чтобы этого избежать? Почему позволили убивать наших солдат?

— Мы недооценили возможности противника, — глухо произнес один из сопровождавших комбрига офицеров.

— Вы забыли, что находитесь на войне! — огрызнулся Катышев. — Забыли, что значит настоящий противник! Привыкли гонять шпану по горам, а не воевать по-настоящему! Где, мать вашу, была разведка?! Они заранее оборудовали позиции и ждали нас! Посмотрите вокруг! Колонну расстреляли в упор, как в тире. Почему артиллерийской поддержки не было?

— Минометная батарея не успела развернуться на позициях. Террористы обстреляли колонну и сразу же отступили. Вертолеты нанесли по ним ракетный удар, но сами попали под обстрел с земли. Ракета ПЗРК повредила одному из них двигатель, машина еле дотянула до посадочной площадки.

— Мы понадеялись на превосходство в технике и огневой мощи, и позволили себя заманить в засаду, — произнес Катышев, с трудом сдерживая рвущийся из груди звериный рык. — Десятки парней отправятся по домам в цинковых ящиках! Ради чего? Кто от этого выиграет?

— Мы обязаны выполнять приказы, — напомнил мрачный и злой начштаба, не сводивший взгляда с кое-как укрытых брезентом тел. — Сейчас нам приказано взять под контроль этот город.

— Вы понимаете, чем обернется попытка штурма?! Взгляните, мы лишились двух полнокровных взводов за пару минут, а какой ущерб понес противник? Наличие у нас «брони» ничего не дает, у партизан есть и РПГ и ПТУР, как можно видеть. Вертолетам они противопоставят ЗРК, а численностью партизаны, как минимум, не уступают нам. Там, впереди, их несколько тысяч, вооруженных до зубов и готовых драться до последнего. Бригада будет уничтожена. Я говорил с этими людьми, и знаю, что они не отступят.

— Это не повод игнорировать приказ!

Командир бригады и начальник штаба встали лицом к лицу, гневно стиснув кулаки. Глаза блестели, ноздри раздувались, как у готовых вцепиться друг в друга псов. Пробегавшие мимо солдаты невольно замедляли шаг, чтобы понаблюдать за этим зрелищем.

— У нас нет опыта для штурма крупного города, — с нажимом произнес полковник.

— У тех, кто брал Грозный, его тоже не было! Но они выполнили свою задачу!

— И чем все закончилось? Выполнить приказ такой ценой я не могу! Мы сражаемся не с бешеными зверями с гор, а с такими же русскими. Их называют бандитами и террористами, но это не так! Как вы думаете, майор, кто бы ни победил, кто выиграет от этого?

— Победа достанется нам, и только нам! У противника нет шансов!

— А вот я смотрю на эту дорогу и вижу обратное. Поведем туда людей — потеряем всех! Я не готов выполнить такой приказ, не хочу убивать тех, кто одной со мной крови на радость американцам! Приказываю бригаде блокировать подходы к городу и готовиться к обороне! Разведку вести только при помощи беспилотников! Больше не погибнет ни одни мой солдат!

Катышев развернулся, двинувшись к «Тигру», так и стоявшему распахнутыми дверями и кормовым люком. Он услышал, как начальник штаба зло фыркнул ему в спину:

— Москве все это не понравится!

Бронеавтомобиль, управляемый опытным водителем, развернулся, помчавшись навстречу подходившим к городу колоннам бригады. Мимо проносились бронетранспортеры, конвоировавшие тентованные «Уралы». Полковник Катышев видел настороженные оцепеневшие лица бойцов, смотревших вслед командирской машине из кузовов.

Весть о бое на шоссе уже разошлась по всем подразделениям, но только увидев остывающие тела своих товарищей, полицейские из оперативной бригады поняли по-настоящему, что их ждет впереди. Среди этих молодых парней не было ни одного участника штурма Грозного, кто представлял бы всю сложность уличных боев. Опыт офицеров ограничивался боями на улицах полуразрушенного Цхинвала, но и таких были единицы. Пару часов назад многие считали, что стоит им войти в город, и противник просто исчезнет. Теперь тех, кто так считал, не осталось.

Командирский «Тигр» въехал в палаточный городок, разбитый на приличном расстоянии от Нижнеуральска. Навстречу попалась вереница ГАЗ-66, буксировавших установленные на колесный ход минометы 2С12 «Сани» калибром сто двадцать миллиметров. Не считая вертолеты, это было самое мощное оружие бригады, их единственная артиллерия.

Бронеавтомобиль остановился возле большой палатки, над которой вздымался настоящий лес антенн. Отсюда полковник Катышев мог держать связь с любым подразделением своей части, и практически с любой точкой на территории страны. Несколько связистов сидели за пультами, управляя действиями сотен солдат, точно опытные дирижеры. Сюда же шла «картинка» с беспилотных разведчиков «Пчела», круживших над городом и передававших данные в режиме реального времени.

Оказавшись в штабе, Катышев нетерпеливо выслушал доклад дежурного, затем, подойдя к сидевшему за приборами радисту, потребовал:

— Дай связь с Москвой! Немедленно!

— Слушаюсь, господин полковник!

Донесения от командира бригады ждали, и отозвались непривычно быстро. Ответил сам командующий Силами внутренней безопасности, но это полковника Катышева не смутило.

— Господин министр, я не готов отдать приказ своей бригад на штурм города, а просто так партизаны его не оставят. — Катышев описал произошедшее столкновение, не забыв о соотношении потерь. — У нас нет решительного превосходства над противником. Бой превратится в бойню. Нужно стянуть сюда еще войска, взять город в плотное кольцо, возможно, усилить нас артиллерией. Нужно время, более тщательная подготовка и детальная разведка.

Разговор с Москвой велся в режиме видеоконференции, и потому полковник мог видеть, как хмурится Николай Фалев, смотревший исподлобья в объектив камеры. Наконец, министр произнес:

— У нас нет времени. Ваше поражение развязало руки американцам, полковник.

— Что? Как вас понимать?

— Британские журналисты, захваченные партизанами, вышли на связь несколько минут назад, передав в эфир свой репортаж. Они подтвердили, что в городе находятся американские солдаты, пленные солдаты. Для их освобождения в Нижнеуральск будет переброшена механизированная бригада «Страйкер» Армии США.

— Но это наша земля, господин министр, и это наше дело!

— После того, как вы расписались в полнейшей беспомощности, сомневаюсь, что к нам прислушаются. Американцы больше не намерены соблюдать соглашение о разграничении зон ответственности. С этой минуты ваша задача сводится только к обеспечению периметра зоны оцепления. Они сами возьмут город. Или уничтожат его. И именно вы, полковник, развязали американцам руки!

Через двенадцать часов на полевом аэродроме, оборудованном в полусотне миль от осажденного города, начали приземляться вылетевшие из Раменского С-130 «Геркулес» ВВС США. Полковник Катышев, стоявший на краю летного поля, из-под приложенной ко лбу ладони наблюдал, как в сторону Нижнеуральска стальной лавиной текут американские войска. Подразделения бригады, едва успев выгрузиться с самолетов, спешили занять исходные позиции для штурма города. Смотревший вслед проползавшим мимо колоннам бронетранспортеров, Катышев вновь и вновь возвращался к мысли о том, что зря он выпустил пронырливых англичан из расположения бригады, отдав их в руки партизан. Но в шесть часов назад это казалось наилучшим решением.

 

Глава 10. Уральский пленник

Нижнеуральск, Россия — Вашингтон, США

14 ноября

Турбовинтовой лайнер «Эмбраер» бразильского производства, принадлежавший какой-то частной русской авиакомпании, пробил слой облаков, и сидевший у иллюминатора Уильям Бойз увидел панораму огромного города. Районы и кварталы Москвы раскинулись до самого горизонта, перепоясанные многочисленными шоссе, эстакадами и транспортными развязками. Миллионы людей, давно забывших о войне, жили в привычном ритме, спешили куда-то, не обращая внимания на ушедший в сторону аэропорта Внуково самолет.

В салоне, заполненном пассажирами примерно на две трети, появилась стюардесса. Став в проходе, ведущем в кабину пилотов, крашеная блондинка в синей униформе, произнесла, изо всех сил стараясь казаться вежливой и приветливой:

— Дамы и господа, через пятнадцать минут наш самолет совершит посадку. Прошу вас пристегнуть ремни безопасности и не покидать свои места до полной остановки. Спасибо, что воспользовались услугами нашей авиакомпании!

В салоне началась возня, пассажиры, успевшие задремать, щелкали замками, пристегиваясь к креслам.

— Похоже, дело выгорело, — ухмыльнулся Бойз, хлопнув по плечу своего шефа. — Оставили янки с носом!

— Они могут перехватить нас здесь, — возразил Хопкинс. — Встретят на летном поле. Подходящих нам рейсов не так уж много, отследить их достаточно просто при возможностях американцев. Рано расслабляться, приятель, это же их территория!

И все же оба репортера чувствовали, как их понемногу оставляет напряжение. Покинуть зону ответственности американской армии оказалось даже проще, чем оба предполагали. Нанятый за сотню долларов местный житель, владелец новенькой «Нивы», вывез их за периметр проселками, едва ли отмеченными на картах, миновав все блокпосты десантников из Сто первой дивизии. Немного напрягала возможность встречи с партизанами, но эта опасность оказалась иллюзорной.

Дальше все прошло еще легче. Больше всего проблем доставили не американцы, наверняка быстро заметившие пропажу, и не русские власти, а громоздкий багаж — большую часть необходимой аппаратуры репортеры везли с собой. Связавшись по пути с московским бюро, журналисты добрались до Вологды, там сев на самолет местных авиалиний, и вот уже они подлетают столице России. Их не пытались задержать, никто не гнался следом, а если и гнался, то не в том направлении.

Шасси «Эмбраера» коснулись посадочной полосы, и вскоре пассажиры, толкаясь в проходе, столпились у люка, пестрым потоком стекая по трапу на бетон. Над головами врем от времени с ревом пролетали реактивные лайнеры, со стрекотом пронесся вертолет.

— В этом муравейнике нас точно никто не найдет! — воскликнул Уильям Бойз, и тут же умолк. Репортеров действительно ждали.

Найджел Шарп, увидев в толпе своих коллег, двинулся к ним, широко шагая. Он был по-деловому краток. Пожав руку сперва Хопкинсу, а затем его оператору, лава московского бюро «Би-Би-Си» сообщил:

— Ваш побег поставил янки на уши, ребята! Их командование в ярости! Черт возьми, Гарри, не ожидал такой прыти даже от тебя!

— Меня больше беспокоит русское командование, Найджел! На Урале вот-вот станет жарко, и мы должны быть там!

Шарп фыркнул:

— Вы задали не простую задачу. Найти подход к русским оказалось еще сложнее, чем к американцам. Пришлось попотеть, так что, парни, с вас самый горячий эксклюзив!

С этими словами Шарп вытащил из кейса запаянные в пластик удостоверения с фотографиями обоих журналистов и текстом, продублированным по-английски и по-русски.

— С этой минуты вы оба — официально аккредитованные журналисты от нашей компании при штабе русской полицейской бригады. Вылетаете через два часа, билеты на рейс «Аэрофлота» забронированы. Не смейте покидать аэропорт, вас уже ищут, и просто так не отпустят.

— Отличная работа, Найджел! — Гарри действительно был восхищен тем, как быстро их шеф сумел пробить нерушимую оборону бюрократов и военных, особенно склонных перестраховываться и осторожничать.

— Того же жду от вас! Вы будете там первыми, но вряд ли единственными, парни из «Си-Эн-Эн» уже засуетились, «Евроньюс» тоже намерен послать свою команду на Урал. Но вы должны быть лучшими!

— Нам только добраться, а там с рейтингом канала все будет о'кей! Мы не подведем!

Через два часа журналисты, порядком уставшие от суеты, от мелькавших вокруг пассажиров, прилетавших, или, напротив, спешивших на свой рейс, поднялись на борт старого Ту-154. Уже вскоре они летели на восток, с каждой минутой становясь все ближе к цели. Бойз, уставший таскать тяжелые кофры с камерой и прочим оборудованием, большую часть перелета дремал, Хопкинс же прильнул к иллюминатору, пытаясь разглядеть что-нибудь на земле. Но небо над Уралом затянули плотные серые облака, и когда «Туполев» совершил посадку в аэропорту Екатеринбурга, британцев встретил холодный ветер и мелкий дождь, от которого мгновенно насквозь промокла одежда.

— Черт возьми, — Уильям Бойз передернул плечами, — как они собираются воевать в такую погоду? Мерзость!

Погода была, действительно, совсем не лондонская, но Гарри Хопкинса согревал азарт, не дававший сидеть на месте.

— Нужен транспорт, — решил журналист. — Пожалуй, вот этот «Форд» мог бы нам подойти!

С хозяином микроавтобуса Форд «Транспортер», с виду совсем нового, договорились быстро, чему способствовало и знание англичанами русского языка, и несколько стодолларовых купюр. Увидев деньги, немолодой упитанный мужик в кожаной куртке и кепке с длинным козырьком, быстро согласился на длинный рейс.

— Доставишь нас в Нижнеуральск, получишь еще пятьсот долларов, — пообещал Хопкинс, вручив новому водителю задаток, три заветные зеленые бумажки. — Но мы должны попасть туда как можно быстрее!

— Идет! Если сейчас выедем, через шесть часов будем на месте, — предложил водитель, спрятав деньги за пазуху. — А если не боитесь быстрой езды, то через четыре часа.

— Проблем с полицией не будет? Не хочу потерять полдня, пока тебе станет выписывать штрафы каждый встречный патрульный!

— Если у вас есть еще пара сотен баксов, то проблем не будет, — усмехнулся русский.

Выехали, едва успев загрузить багаж. Уже покидая город, водитель завернул на заправку, долив полный бак и отправившись купить в круглосуточном магазине кое-что из еды. В этот момент по шоссе со стороны Екатеринбурга промчалась патрульная «Лада» ДПС, сверкая красно-синей «люстрой» и время от времени рыкая «крякалкой», а за ней с грохотом следовало не меньше десятка БТР-80. На броне сидели, грубо нарушая технику безопасности, полностью экипированные полицейские. А следом за бронемашинами появилось еще несколько тяжелых грузовиков «Урал», проследовавших, как и БТР, на юго-восток.

— Черт возьми! — Хопкинс ударил ладонью по спинке кресла. — Приятель, — обратился он к водителю, возившемуся с ремнем безопасности, — гони за этой колонной! Живей, не отпускай газ!

«Форд» сорвался с места, взвизгнув покрышками, и вылетел на опустевшее шоссе. Бронетранспортеры оторвались на приличное расстояние, и были едва видны на горизонте. Навстречу изредка попадались легковушки и рейсовые автобусы, но движение казалось непривычно слабым. Дважды над шоссе на приличной высоте пролетали вертолеты, русские Ми-8.

Водитель действительно ехал быстро, не замечая знаков и плевав на разметку. Несколько раз он вылетал на «встречку», в последнюю секунду уходя от столкновения и заставляя британцев громко ругаться на всех известных им языках. Сам он выругался лишь тогда, когда впереди показался пост дорожной полиции. На обочине выстроились в ряд два сине-белых патрульных «Форда», рядом с которыми возвышался легкий бронетранспортер «Тигр», четырехколесная машина весом семь с лишним тонн, вооруженная крупнокалиберным пулеметом. И сейчас ствол турельного «Утеса» был направлен на автостраду.

— Вот, падла! — буркнул сквозь зубы шофер, прижимая к обочине микроавтобус по сигналу регулировщика, размахивавшего жезлом.

Полицейский неторопливо направился к машине, сопровождаемый двумя бойцами в полной экипировке, державшими наперевес «калашниковы». Гарри Хопкинс, не дожидаясь, когда наслаждавшийся беспомощностью водителя страж порядка подойдет достаточно близко, выпрыгнул из «Форда», сам бросившись к нему.

— Офицер, кто тут у вас главный? Я британский журналист, телеканал «Би-Би-Си», мне нужно попасть в штаб полицейской бригады!

— Проезд закрыт, — помотал головой патрульный.

— Вот мой документ! У нас есть разрешение!

Полицейский внимательно изучил запаянную в пластик карточку, переводя взгляд на лицо англичанина, а затем предложил:

— Мы вам дадим сопровождение. Следуйте за патрульной машиной, никуда не сворачивайте. Учтите, хотя до города еще полсотни верст, здесь могут быть диверсионные группы партизан!

— Благодарю, офицер!

Пристроившись за кормой одного из полицейских «Фордов», журналисты двинулись дальше. С каждым километром движение становилось все плотнее, и при этом все меньше было гражданского транспорта. Британцы видели стоявшие на обочине БТР-80, «Тигры», армейские грузовики, вокруг которых, сбиваясь плотными группами, переминались с ноги на ногу солдаты, не выпускавшие из рук оружие, курившие и разговаривавшие с товарищами о всякой ерунде. Для Хопкинса, как и для его напарника, такое не было в новинку. Солдаты в предчувствии боя старались как можно меньше думать о войне, отвлекаясь и от неизбежный мыслей о смерти, пытаясь урвать еще хотя бы пару спокойных минут.

Полицейский «Форд» свернул с шоссе, остановившись на проселке. Рядом, на пустыре, расположилось несколько «Тигров» и грузовиков с цельнометаллическими фургонами-«кунгами», над которыми вздыбился настоящий лес антенн. Между ними носились люди в камуфляже и с множеством звезд на полевых погонах. А рядом, будто припав к земле, замерли сразу два БТР-80, пулеметы которых были нацелены на дальний лес, возвышавшийся на горизонте темной стеной. Картина чем-то напоминала футуристический цыганский табор, если бы не обилие оружия.

Спрыгнув в грязную лужу, Хопкинс направился к группе офицеров, которых возглавлял молодцеватый подтянутый полковник в простом полевом камуфляже:

— Я Гарри Хопкинс, «Би-Би-Си»!

— Полковник Катышев, — представился офицер, не выглядевший особо приветливым. — МВД России. Какого черта вам здесь понадобилось, англичане?

— Вы не знаете, чем занимаются журналисты?!

Знаю. Суете свой нос, куда попало, и ищете на свою задницу неприятности. Поймите, идет война, пусть и необъявленная. Мы готовимся штурмовать город, в котором может находиться несколько тысяч вооруженных до зубов партизан. Мне некогда с вами возиться!

Русский офицер даже не скрывал раздражение, беседуя со свалившимися, точно снег на голову, иностранцами. Полевой штаб, едва развернувшись, уже жил в авральном режиме. Несколько офицеров, скрывшись в командно-штабных машинах, пропускали через себя массивы информации, расставляя подходившие к городу подразделения на отведенных им позициях, и полковнику было, чем заняться в ближайшие часы.

— Черт, везде одно и тоже, отовсюду нас гонят, — фыркнул Хопкинс. — Полковник, ваше начальство считает иначе, раз позволило нам быть здесь. Мы не собираемся совать голову в пекло, но хотим сделать репортаж о том, как вы боретесь с террористами. Если вы не согласны, то получите приказ от своего командования. На то, чтобы связаться с Москвой, уйдет какое-то время, но я это сделаю, поверьте!

Возможно, настойчивость британца, взявшего с места в карьер, и подействовала, но скорее большая загруженность, ответственность за исход операции и за жизни своих людей, лежавшая тяжким грузом на плечах офицера, стала причиной того, что полковник, подумав несколько секунд, мрачно кивнул:

— Отправляйтесь на блокпост, снимайте там, и никуда не суйтесь. Как бы то ни было, я отвечаю за вашу безопасность с этой минуты, поэтому дам вам машину и водителя.

— Транспорт у нас есть!

— Не обсуждается, — отрезал Катышев. — Если хотите здесь работать, получите сопровождение.

Хопкинс согласился, принимая условия игры, и полковник окликнул одного из бойцов, стоявшего возле обычного УАЗа, капот которого был поднят, в компании еще трех полицейских:

— Сержант, ко мне! Фамилия, подразделение?

— Быков, второй штурмовой батальон, автомобильный взвод!

— Поступаешь в распоряжение этих людей, вместе с машиной. Оружие есть? Держи под рукой, отвечаешь головой за них!

— Есть, господин полковник!

— А вы, господа, постарайтесь не соваться, куда вас не просят, — напутствовал русский полковник репортеров. — И не мешайтесь под ногами. Обещаю, когда город окажется под нашим контролем, устрою для вас подробную экскурсию и отвечу на любые вопросы.

Подчеркнуто вежливо кивнув офицеру, Гарри Хопкинс направился к «уазику», жестом велев оператору следовать за собой. Русский сержант уже сидел в машине, дожидаясь, когда пассажиры займут свои места.

— Похоже, первый раунд за нами, — хмыкнул Бойз, распаковывая камеру. — Не выгнали и не посадили под замок, уже неплохо.

— Этого мало, — мотнул головой Хопкинс. — Нам нужен эксклюзив, репортажи в прямом эфире, а что такого интересного можно предложить зрителю, отсиживаясь в тылу? Нет, мне нужно большее, Билли!

— Значит, не будем сидеть на месте, — пожал плечами оператор, и, наклонившись к водителю, флегматично жевавшему незажженную сигарету, приказал: — Приятель, вези нас на блокпост!

Сержант дернул рычаг, выкручивая «баранку», и УАЗ, подскакивая на ухабах, двинулся по проселку. Британцы, устроившиеся на заднем сидении, переглянулись, довольно ухмыльнувшись. Для них начиналась настоящая работа.

Стальная река сдерживала свой бег, притормаживая перед блокпостом. Старые «Жигули» и «Нивы», шикарные импортные седаны и внедорожники, грузовики, микроавтобусы, сливавшиеся в сплошной поток, пышущий жаром работавших моторов и источавший клубы выхлопных газов, медленно двигался по шоссе под прицелом трех башенных пулеметов КПВТ. Плоские широкие туши БТР-80, опираясь на свои восемь колес с самозатягивающимися шинами, стискивали собой проезжую часть. К ним присоединился «Тигр», прижавший к земле угловатый вместительный корпус и направивший на дорогу ствол мощного «Корда».

Из окон проезжавших машин смотрели на стоявших по обочинам полицейских в полной экипировке испуганные женщины, прижимавшие к себе непривычно смирных детей. А хмурые мужики, сосредоточенно уставившись пред собой, крутили баранки, наблюдая за сигналами регулировщиков. Вот боец в ярко-зеленом жилете делает взмах полосатым жезлом, вычленяя из общего потока огромный внедорожник «Форд», на крыше которого приторочены какие-то вьюки. Водитель послушно притормаживает на обочине, опуская боковое стекло и не отводя глаз от конического пламегасителя тяжелого пулемета КПВТ, готового выплюнуть точно в борт струю свинцовых градин калибра 14,5 миллиметра.

— Документы! — требует у шофера, молодого парня, почти наголо остриженного, в кожанке, с толстой золотой цепью, заметной в вырезе ворота, старший лейтенант. Нагнувшись, он заглянул в салон, увидев на широком заднем сидении женщину средних лет, прижимавшую к себе двух девчонок лет пятнадцати.

Владелец джипа протянули пачку документов, права, запаянные в пластик, паспорт. Тускло блеснули массивные золотые перстни на холеных пальцах. Полицейский, внимательно изучив бумаги, чуть отступил назад, не думая возвращаться документы хозяину, и, будто случайно опустив ладонь на висевший поперек груди АК-74М, приказал:

— Выйти из машины!

Еще трое бойцов, державшие наперевес «калашниковы», приблизились, наблюдая из-под среза касок, обтянутых маскировочными чехлами, как из «Форда» выбираются женщины.

— Сестер и мать в тыл везу, — пояснил небритому хмурому лейтенанту бритый крепыш.

Подчиняясь едва заметному жесту офицера, сержант, закинув свой автомат за спину, нырнул в «Форд», быстро осмотрев салон. Выбравшись из машины, отрицательно помотал головой — весь процесс был отработан до мелочей, слова не требовались.

— Проезжайте, — буркнул лейтенант, возвращая документы.

Женщины быстро попрыгали в машину, парень, на ходу засовывая бумаги за пазуху, уселся на водительское место, и «Форд» вернулся в поток, растворяясь в нем бесследно.

Тентованый УАЗ цвета хаки, подпрыгивая на ухабистом проселке и полностью оправдывая в эти минуты прозвище «козел», остановился, не доезжая до перекрестка с шоссе сотни метров. Гарри Хопкинс, выбравшись из машины, потянулся, разминая затекшие мышцы.

— Билли, доставай камеру, — поторопил своего напарника журналист. — Снимать будем отсюда.

— Минуту, Гарри!

Пока репортеры готовились работать, водитель УАЗа, крепко сбитый старший сержант, приоткрыв дверцу, вытряхнул папиросу из пачки «Примы», с наслаждением закурив. При этом он не выпускал из виду суетившихся британцев ни на секунду, поближе придвинув к себе лежавший на соседнем сидении АКС-74У со сложенным прикладом.

— Готово, Гарри! — Бойз, держа на плече камеру, показал вытянутый большой палец. — Можем начинать!

— Возьми сперва план шоссе, сними колонну, «чек-пойнт». Затем камеру на меня!

Оператор нацелил объектив камеры на дорогу, плотно забитую транспортом. От колонны ощутимо веяло страхом и растерянностью. Сотни, тысячи людей, напуганных ужасами войны, ставшей как никогда реальной, покидали свои дома, оставляя позади привычный уют и размеренное течение жизни, и спеша в неизвестность. Но для двух британских журналистов они были лишь частью привычной работы, фоном для будущего «горячего» репортажа.

В кадр попали переминавшиеся с ноги на ногу на обочине русские полицейские, шарившие цепкими взглядами по проползавшим мимо машинам. Несколько бойцов забрались на лениво вращавший башней БТР, наблюдая за всем с возвышения. Заметив репортеров и камеру, командовавший на блокпосту офицер, недобро нахмурившись, решительно двинулся к съемочной группе, недвусмысленно касаясь висевшего на плече автомата.

— Дамы и господа, я Гарри Хопкинс. Я веду свой репортаж с окраины русского города Нижнеуральск, несколько дней назад захваченного террористами. В настоящее время сюда стягиваются русские полицейские подразделения, и, судя по всему, совсем скоро начнется штурм.

Рокот вертолетных турбин, волнами хлынувший с неба, заставил журналиста почти кричать, заканчивая фразу. Бойз, запрокинув голову, крутанулся на месте, не выпуская ни на миг пятнисто-зеленое брюхо пролетевшего на малой высоте вертолета, точно на плече у него была вовсе не камера, а пусковая установка ПЗРК. Русский «Хип» промчался над потоком машин, наискось пересекая шоссе и демонстрируя спешившим покинуть город цилиндрические блоки неуправляемых ракет С-8, подвешенные на решетчатых пилонах по обоим бортам.

Заставляя обывателей испуганно втягивать головы в плечи, вертолет на бреющем ушел в сторону пустыря, обрывавшегося темной стеной леса. Там он развернулся, обратив к дороге ствол крупнокалиберного пулемета «Корд», установленного в проеме иллюминатора.

— Русские полицейские блокировали город с земли и воздуха, отрезав его от окружающего мира, — произнес Гарри Хопкинс, вновь уставившись в объектив. — Мы видели ведущие разведку беспилотные самолеты. Войска уже заняли позиции. Нет сомнений, что вскоре начнется штурм. Пока же жители города спешно эвакуируются, покидая свои жилища, стараясь оказаться как можно дальше от войны. Как ни странно, террористы, обычно использующие мирное население в качестве «живого щита», не препятствуют исходу жителей. Напротив, горожан, не имеющих личных авто, вывозят централизованно.

Уильям Бойз, поворачиваясь, поймал в кадр вереницу «Икарусов» и ЛиАЗов, битком набитых пассажирами. Полицейские не пытались их остановить и досмотреть, лишь провожая внимательными взглядами. в прочем, и так было видно, что большая часть ехавших в автобусах людей — женщины и дети.

— Вы можете видеть сейчас колонну муниципальных автобусов, которая курсирует по этому шоссе уже несколько часов, переправив в безопасное место несколько тысяч жителей. Город опустел и сейчас готовится принять бой.

Русский офицер, старший лейтенант, как определил Хопкинс, когда тот подошел поближе, со зверским выражением лица ринулся на журналистов. Следом топали два сержанта, державших наперевес свои АК-74 и тоже весьма недобро следивших за чужаками.

— Какого черта вы снимаете? — Русский едва не уткнулся лицом в объектив камеры — это Бойз старался отработать свой операторский хлеб. — И кто вы, вашу мать, вообще такие?! Это зона боевых действий!

— Гарри Хопкинс, «Би-Би-Си». Сэр, ответите на пару вопросов?

— Убирайтесь отсюда! Вам здесь не место!

— Ваше командование считает иначе, — усмехнулся совершенно спокойный репортер. — Прошу, лейтенант! Думаю, подписи вы узнаете? — И он жестом настоящего фокусника-иллюзиониста, достающего белого кролика из цилиндра, вытащил из-за пазухи свидетельство об аккредитации.

— Вашу мать, и сюда пролезли, — буркнул растерявшийся лейтенант.

— Так все же, офицер, как насчет небольшого интервью? Вы войдете в историю!

Русский уже был на грани паники, с опаской косясь на объектив камеры. По долгу службы он был обязан держаться как можно дальше от журналистов, и так же по долгу службы знал, как много неприятностей может доставить эта пишуще-снимающая братия.

— Какова обстановка вокруг города, лейтенант? Вас пытались атаковать террористы? Как скоро вы ждете приказа войти в Нижнеуральск?

— Нас никто не атакует, партизаны держатся в черте города, не предпринимая активных действий. Подразделения бригады блокировали все выходы из Нижнеуральска, постоянно ведется разведка. Задача моего взвода — обеспечение порядка на дороге.

— Как много жителей уже покинули Нижнеуральск?

— Мой взвод прибыл сюда с рассветом, все это время поток беженцев не ослабевает. Мимо нас прошло не менее шести тысяч человек, скорее даже больше. То же самое на других дорогах. Мы лишь поддерживаем порядок, регистрацией беженцев занимаются в трех временных лагерях, один из которых развернут силами МЧС пятью километрами севернее, в дачном поселке. Там организовано горячее питание, оказывается медицинская помощь, всех желающих расселяют в палатках и пустующих домах. Но в городе еще остается очень большое количество жителей, не желающих покидать свои дома, несмотря на все опасности, становящиеся более чем реальными.

— Террористы удерживают их насильно, под угрозой оружия?

— У меня таких данных нет, — решительно мотнул головой русский лейтенант.

— Насколько я знаю, это стандартный прием террористов — прикрываться гражданскими, как щитом.

— Возможно, это тактика террористов, но не партизан. Те люди в Нижнеуральске сражаются во благо России, так же, как и мы, пусть каждый видит это по-своему. И они не станут трусливо подставлять своих братьев под наш огонь, спасая свои жизни. Вы видели колонны автобусов на шоссе? Их организуют те, кого вы называете террористами. Они намерены эвакуировать из города всех, кто сам этого захочет, это полностью их инициатива. Каждый житель вправе беспрепятственно покинуть Нижнеуральск, никто никого не пытается удерживать силой.

— Кажется, вы испытываете симпатии к этим партизанам?

— Они — патриоты, готовые умирать ради светлого будущего своей родины, пусть у них об этом будущем особое представление. Они не пытаются продать нашу страну, ее землю, ее недра, не устраивают показательных казней, чтобы запугать толпу. Они действуют жестко, но не жестоко, четко делят всех на своих и чужих, без лицемерия и двойных стандартов.

— И вы готовы стрелять в этих людей?

Во взгляде лейтенанта, молодого парня, лет двадцати трех, вдруг сверкнула сталь. Не осталось и следа от растерянности, только холодная решимость. Гарри Хопкинс ощутил исходящую от этого юного офицера, вряд ли оставившего стены военного училища больше года назад, ярость, тщательно скрываемую, расчетливую, готовую вырваться наружу из груди неудержимой волной.

— Я надел форму потому, что она, эти погоны, позволяют мне сделать больше, чем многим другим, для восстановления мира и порядка в России. Все мы, кого вы здесь видите, стараемся удержать хаос, не пустить его в свои дома. Если нам дадут такой приказ, мы войдем в город и очистим его. В этой стране одна власть, один закон, его мы и будем защищать!

После такой отповеди Хопкинс вдруг понял, что задавать еще какие-то вопросы уже глупо. Он услышал все, что мог рассказать русский офицер, вместе со своими солдатами, сейчас спокойно курившими в сторонке, готовившийся к бою и, вероятно, к смерти.

— Пожалуй, стоит посмотреть поближе на лагерь беженцев, — предложил репортер. — Билли, сворачиваемся. Здесь закончили.

— Не думаю, Гарри. Кажется, сюда едет наш старый знакомый!

Посмотрев в указанном своим оператором направлении, Гарри Хопкинс увидел двигавшиеся по раздолбанному проселку русские «Тигры», уже знакомые британцам легкие бронетранспортеры, похожие на подросшие «Хамви». На одном из них был установлен турельный пулемет пятидесятого калибра, второй не нес никакого вооружения, но над его корпусом топорщилось множество штыревых антенн.

Лейтенант, узнав командирскую машину, рысью бросился к своим бойцам, на ходу громко выкрикивая команды. Полицейские побросали недокуренные папиросы, выстраиваясь у обочины, вытягиваясь по стойке смирно.

«Тигры» остановились, съехав с проселка. Из головного броневика на землю спрыгнули полицейские, целое отделение, восемь человек в полной экипировке, один из которых был вооружен пулеметом «Печенег». Когда они образовали жидкое оцепление, чисто символическое, из второй машины выбрался никто иной, как командующий бригадой, теперь тоже снаряженный по-боевому. Он был крепко перетянут ремнями подвесной системы, надетой поверх тяжелого армейского бронежилета. В набедренной кобуре полковника Катышева торчал штатный девятимиллиметровый «Грач». Безразличным взглядом скользнув по дернувшимся при его появлении репортерам, комбриг развернулся к бодро подскочившему командиру взвода, занимавшего блокпост.

— Лейтенант, как обстановка?

— Все в норме, господин полковник! — молодой офицер по-уставному обратился к командиру.

— Значит, такое дело, лейтенант. Мы посылаем в город разведгруппу, в дачный массив. Пойдут по этому шоссе, мимо тебя. Их прикроют с воздуха, но может потребоваться наземная поддержка. Повиси на частоте, на восьмом канале, по запросы будь готов двинуть бронегруппу.

— У меня же людей раз-два и обчелся, — развел руками вновь растерявшийся лейтенант.

Отставить разговоры! Пусть пара БТР будет готова выступить в любую секунду! Вопросы?

— Никак нет, господин полковник! Разрешите идти?

Командующий нетерпеливым кивком отпусти озадаченного лейтенанта, для которого война стала близка, как никогда. А к полковнику тотчас подбежал Гарри Хопкинс.

— Сэр, вы посылаете разведку в город? Мы с моим напарником хотим присоединиться к вашим парням, полковник!

— Какого черта? — Катышев нахмурился: — Я не собираюсь устраивать сафари для иностранцев, которым больше нечем заняться! Это не прогулка, мать вашу!

— Мы не туристы, полковник. Мы оба бывали в переделках, не стоит с нами нянчиться. Вы забыли, кем санкционировано наше пребывание здесь? Я все равно добьюсь своего, быстрее или позже, и это не будет приятно и легко для вас!

— Кретины! Вас там могут убить! Думаете, партизаны не готовятся к нашему появлению! Мины, снайперы, черт знает, что еще они припасли! Мои люди давали присягу и знают, на что идут, а вы тут просто случайные гости!

— И, тем не менее, — упорствовал Хопкинс. — Я хотел бы взглянуть на работу ваших бойцов поближе. Показать всему миру, как русские полицейские борются с терроризмом! Мы же не в бой рвемся, полковник! И, уверяю, что бы с нами ни случилось, вас в этом никто не станет винить!

— Черт с вами, — раздраженно махнул рукой Катышев. — В случае опасности немедленно разверну группу. Надеюсь, этого вам хватит, чтоб надолго потерять тягу к острым ощущениям. Ждите, группа будет на блокпосту через десять минут!

Командующий, сопровождаемый своими офицерами, вернулся к машинам, а Хопкинс, с прищуром взглянув на оператора, возившегося с камерой, произнес:

— Второй раунд, Билли! Думаю, нам будет, чем отчитаться перед Шарпом!

Бойз тоже усмехнулся в ответ, стараясь не выдать охватившего его волнения. Давно, очень давно ему не доводилось бывать в настоящем бою, где приходится сперва нажимать на курок, а потом думать, что ты сделал. Но он сам выбрал такую работу и был готов еще раз сунуть голову в пекло. Вот только отчего-то вдруг сильно засосало под ложечкой.

Разведывательный отряд, к которому разрешили присоединиться британцам, выдвинулся к городу через пятнадцать минут. Хмурый офицер с четырьмя звездочками на погонах и в полной экипировке указал репортерам на массивную четырехколесную машину. На ее крыше был установлен на турели крупнокалиберный пулемет.

— Залезайте внутрь и не высовывайтесь, пока я этого не разрешу! Это не экскурсия, нас наверняка ждут и уже готовы к встрече!

— Мы бывали в переделках и не станем обузой, — процедил сквозь зубы Хопкинс. Репортер переоделся в камуфляж русского образца, и какой-то солдат выдал ему тяжелый бронежилет с огромными надписями «Пресса» на спине и груди и глубокий шлем, весивший так много, что трудно было поворачивать голову.

— Послушайте, мистер, — русский капитан, настоящий великан ростом за два метра, косая сажень в плечах, навис над англичанином, — если на вас появится хотя бы царапина, с меня не погоны, голову снимут. Мне не нужны неприятности, так что вы будете сидеть в «Тигре» и не высовываться. Командование решило сделать нас няньками, и мне это не нравится, как не нравится, что мы суемся в полный партизан город без прикрытия и толковой разведки! Так что проблем у нас хватит и без вас. Если условия кажутся вам неприемлемыми, оставайтесь здесь, пока мы не выдвинулись!

— О, меня все устраивает! — усмехнулся Хопкинс, чувствовавший себя настоящим средневековым рыцарем в своем снаряжении.

Репортеры через широкий двустворчатый люк в заднем борту русской бронемашины забрались внутрь, оказавшись стиснуты со всех сторон тоннами брони. Уильям Бойз, забившись в дальний угол, бережно прижимал к груди компактную камеру. Рядом с ним на жесткое сиденье плюхнулся русский солдат, положивший на колени новенький пулемет «Печенег». Всего в десантном отсеке машины разместились пять полицейских в полной экипировке, обвешанных с ног до головы оружием, гранатами и запасными магазинами.

— Билли, думаешь, с таким эскортом у нас могут быть проблемы? — Хопкинс говорил почти на ухо своему оператору. Для них обоих происходящее было отнюдь не в новинку, и оба журналиста чувствовали волнение своих спутников.

— Думаю, да, Гарри.

Все заняли свои места. Командовавший отрядом капитан сел рядом с водителем, положив свой автомат, новый АК-74М с прикладом и цевьем из черного пластика и «подствольником» ГП-25, в специальное крепление над приборной панелью. Поднеся к губам рацию, он произнес:

— Поехали!

С лязгом захлопнулся люк, так что в машине сразу стало темно. Взревел мощный дизель «Камминз» В-205, укрытый под капотом «Тигра», и бронеавтомобиль, переваливаясь на широких зубчатых покрышках через ухабы, двинулся к городу, выруливая на какой-то проселок. Впереди, возглавив небольшую колонну, двигался бронетранспортер БТР-80, сзади шел еще один «Тигр», вооруженный гранатометом АГС-30. Связавшись со своими машинами, командир группы произнес:

— Дистанция пятнадцать! Всем держать скорость пятьдесят! По маршруту двадцать минут назад прошла «Пчела», была замечена подозрительная активность, так что смотреть в оба, оружие из рук не выпускать! Если попадем под обстрел, выжимайте полный газ и уходите от огня! Ни в коем случае не останавливаться!

— Если встанем, нам хана, — неожиданно прокомментировал приказ командира пулеметчик, невысокий плечистый парень с рыжей шевелюрой, как у чистокровного ирландца. Обратившись к Бойзу, он сообщил: — Броня «Тигра» держит пулю из СВД, но любой РПГ прошьет машину насквозь. А гранатометов у партизан полно!

— Тебя послушать, так лучше бы мы ехали туда на танке, парень, — кривовато усмехнулся Бойз, так же, как и его шеф, отлично понимавший по-русски.

— Видит Бог, англичанин, я бы этого очень хотел!

Разведгруппа миновала заваленный мусором пустырь, обрамленный рядами серых от грязи и дождя гаражей, затем по обе стороны дороги потянулись хлипкие заборы из дерева или колючей проволоки, скорее обозначавшие границы чьих-то владений, чем на самом деле призванный остановить незваных гостей.

За заборами были видны дачные домики, похожие на подросшие собачьи конуры из фанеры, выкрашенной в когда-то яркие, а теперь совершенно поблекшие цвета, от нежно-зеленого до канареечно-оранжевого. Вокруг торчали оплывшие гряды, соседствовавшие с кучами опавших листьев и каким-то мусором. Дачный поселок выглядел совершенно безлюдным, но кажущееся спокойствие не обмануло командира.

— Трофимов, к пулемету, — приказал капитан, обшаривавший пристальным взглядом правую обочину. — Верти башкой на триста шестьдесят градусов!

Солдат, встав со своего сидения, распахнул большой квадратный люк в крыше, взявшись за рукоятки мощного «Корда». Остальные бойцы тоже подобрались, раздался лязг затворов. Глядя на это, Уильям Бойз толкнул в плечо Хопкинса:

— Может, стоило остаться в лагере, Гарри? Что-то мне не спокойно!

— Иди к черту, — отмахнулся репортер, которого тоже одолевали нехорошие предчувствия.

Находившиеся в бронемашине бойцы вели наблюдение через четыре забранные триплексом узкие окна, под которыми находились закрытые бронезаслонками бойницы. Гарри Хопкинс тоже приник к ближайшему окну, и именно он оказался первым, кто заметил движение. На одном из дачных участков из-за домика выскочили двое в «лохматом» камуфляже, и один из них, опустившись на колено, что-то положил на плечо.

— Слева противник! — успел крикнуть Хопкинс, и в этот момент на колонну обрушился ураган огня.

Двигавшийся в голове колонны БТР-80 содрогнулся, когда под его колесом сдетонировала противотанковая мина ТМ-89. Магнитный взрыватель привел в действие «адскую машину», и мощи семикилограммового заряда взрывчатки хватило, чтобы оторвать колесо, искорежив корпус. Нескольких бойцов, расположившихся на броне, ударной волной смело на дорогу.

— Вашу мать! Давай, жми, — скомандовал водителю капитан, и, сорвав рацию с приборной панели, закричал: — База, я Алмаз-шесть, атакован в десятом квадрате! Есть потери! Прошу поддержать артиллерией!

Подорвавшийся БТР, экипаж которого, как минимум, был тяжело контужен, загромоздил дорогу. Как только он встал, откуда-то справа прилетела реактивная граната, ударившая в борт, без труда прожигая тонкую броню.

— Вот, суки! — выругался капитан, видевший, как вспыхнул БТР. — Миша, родной, давай, вывози нас отсюда! — приказал он бойцу, крутившему баранку и изо всех сил жавшему на газ.

Водитель «Тигра» свернул на обочину, снеся тупым бронированным носом заборчик. Машина почти поравнялась с бронетранспортером, когда сзади к ней устремился реактивный снаряд. Скользнув вдоль борта, он ударил в какой-то сарай, стоявшие неподалеку, разнеся его в щепки.

— Трофимов, справа за кустами гранатометчик!

Стоявший у пулемета солдат открыл огонь из «Корда» по указанию капитана. Рой крупнокалиберных пуль прошил лишившиеся листвы низкие кусты, служившие укрытием вражеским бойцам, навылет продырявив дощатые стены дачного домика. Первая же очередь срезала двух партизан, уже изготовивших к бою РПГ. В десантное отделение посыпались дымящиеся гильзы и звенья ленты.

— Сдай назад, — приказал капитан, высунув из окна автомат и поливая невидимого противника свинцом. — Вытаскивая нас отсюда, черт возьми!

«Тигр» попятился, снеся кормой остатки забора. С замыкающей машины открыл огонь автоматический гранатомет, засыпая своими снарядами прилегающие участки. Что-то сверкнуло слева, и дымная стрела реактивной гранаты ударила броневик в борт. Грохнуло, машину охватило пламя, и она остановилась, окончательно заблокировав дорогу.

Вдруг что-то с сочным лязгом ударило в нос бронемашины, неуклюже ворочавшейся на коротком отрезке проселка. Из-под капота повалил дым, мелькнули языки огня, и водитель Миша крикнул:

— Движку хана! Мы подбиты!

«Корд», не умолкая молотивший над головами, неожиданно заткнулся. Трофимов медленно сполз вниз. Он повалился на пол грудой тряпья, и те, кто был в «Тигре», увидели, что у полицейского не хватает половины лица, а тяжелый противопульный шлем изорван и смят, точно клок бумаги.

— О, черт! Все на выход, — раздалась очередная команда, и капитан первым покинул машину, шагнув под кинжальный огонь невидимых стрелков. — Занять оборону! Вытаскивайте англичан!

Водитель, выбравшись вслед за командиром, замешкался на мгновение, и в грудь ему в упор ударила автоматная очередь. Он отлетел назад, сбитый с ног градом свинца, ткнулся спиной в борт своего «Тигра», и медленно сполз ему под колеса, оставляя на броне кровавые потеки.

Боец, всю дорогу баюкавший на коленях «Печенег», распахнул кормовой люк, схватив за шиворот Бойза, не выпустившего из рук камеру. Что-то ударило вновь по корпусу «Тигра», будто кувалда, и русский полицейский повалился на пол, заливая все вокруг кровью, хлеставшей из огромной раны в спине. В борту появилась огромная дырка с зазубренными краями.

— У них крупнокалиберные винтовки! — крикнул один из солдат, бросаясь к выходу из машины. — Снайпер!

— Всем залечь! В укрытия, — продолжал командовать стоявший у борта бронемашины капитан. — Открыть огонь!

Стреляя длинными очередями из «Калашникова», который он легко удерживал одной рукой, офицер вышвырнул наружу сначала Хопкинса, а затем и его напарника, толкнув их в сторону канавы, на дне которой плескалась грязная жижа:

— Вниз! Не высовываться! Сергеев, пулемет!

Какой-то боец, сунувшись на миг в «Тигр», вытащил «Печенег», сразу открыв огонь по разросшимся на ближайшем участке кустам, из-за которых в упор были автоматы. Капитан поддержал его длинной очередью, а затем, когда опустел магазин, выстрелил из подствольного гранатомета. В ответ грянул шквал, пули забарабанили по броне опустевшего «Тигра». Один из полицейских, отстреливавшихся из-за корпуса бронемашины, повалился на грязную землю. Еще один, закричав от боли, медленно осел, зажимая кровоточащее бедро.

— Суки! Они справа! — капитан, отступавший к канаве, ставшей убежищем для всех выживших, стрелял, не переставая, успевая командовать уцелевшим бойцами. — Сергеев, прижми их!

Уильям Бойз, включив камеру, высунулся из заполненной грязью канавы, и в этот миг над головой взорвалась граната. Хлопок оглушил оператора, над головой с визгом пролетели осколки, срезая ветки с росших вокруг деревьев и кустов.

— Какого хрена? — русский капитан, присевший на колено и бивший расчетливыми короткими очередями по дачному домику, рыкнул на англичан. — Вниз! Замрите и не шевелитесь! Сергеев, присмотри за ними!

Пулеметчик, кажется, не отпускавший спусковой крючок ни на миг, тоже спрыгнул в канаву, продолжая стрелять. Офицер, торопливо меняя магазин, открыл рот, что-то пытаясь сказать, когда над дорогой промчалось с жужжанием нечто, ударившее его в спину.

Выдохнув с присвистом, капитан свалился под ноги своему солдату. Бронебойная пуля Б-32 калибра 12,7 миллиметра, выпущенная из крупнокалиберной снайперской винтовки, пробила титановую пластину бронежилета на спине и застряла где-то в теле, превратив внутренности в кровавый фарш. Было видно, как побледнело лицо офицера, став белым, точно полотно. Он открыл рот, и на губах выступила кровавая пена. Капитан вздрогнул всем телом и застыл.

— Как же так? — пулеметчик Сергеев широко раскрытыми лазами смотрел на тело своего командира.

— Солдат, приди в себя! Нужно выбираться, — Хопкинс изо всех сил тряхнул впавшего в прострацию бойца. — Делай что-нибудь! Очнись, черт возьми, или все сдохнем!

На противоположной стороне проселка мелькнули несколько фигур. Силуэты показались британцам, выбравшимся из укрытия, странными, и не сразу они поняли, что бежавшие по грядкам люди одеты в лохматый камуфляж «гилли». Один из противников остановился, вскинув автомат, но над ухом у Хопкинса оглушительно рявкнул пулемет Сергеева, и точная очередь сбила террориста с ног, бросая его на рыхлую землю. «Печенег» ударил вновь, брызжа раскаленным свинцом, и остальные противники бросились в укрытия. Один из них залег за забором, стреляя короткими очередями.

— Убирайтесь отсюда, — крикнул, не оборачиваясь, Сергеев. — Ползком по канаве! Уходите туда, откуда мы пришли! Подкрепление наверняка в пути, вас встретят!

— Ты, что, остаешься?!

Хопкинс окрылившимися от удивления глазами смотрел на русского, поливавшего кого-то пулеметными очередями.

— Я вас прикрою. Задержу этих гадов на пару минут, и пойду следом! Ну, давайте, мать вашу, шевелитесь!

Британцы бросились бежать по дну канавы, сперва на четвереньках, затем просто низко пригибаясь. Под ногами чавкала грязная жижа, засасывавшая ботинки так, что приходилось каждый шаг делать с усилием, вытаскивая ноги из трясины. Над головами свистели пули. Журналисты слышали, как бил короткими очередями пулемет. Ему отвечали злобным многоголосым лаем не меньше полудюжины «калашниковых».

— Черт, этого парня там прикончат! — растерянно выдохнул Уильям Бойз, испуганно обернувшись назад.

— Шевелись, Билли, иначе вместе с ним прихватят и нас!

Они прошли метров пятьдесят, когда неожиданно умолк пулемет. Англичане остановились, и тотчас неподалеку хлопнули одновременно несколько гранат. А затем над самой головой прозвучали крики на русском языке.

— Бежим, Гарри!

Уильям припустил со всех ног. Он выскочил из канавы на дорогу, превратившуюся в поток густой грязи, и вслед тотчас ударили автоматные очереди. Несколько пуль выбили фонтанчики земли из-под ног журналиста, и он испуганно заметался из стороны в сторону.

— Стоять, — раздался резкий злой окрик. — Ни с места!

Со всех сторон к британцам, застигнутым на открытом месте, метнулись размытые тени. Над Хопкинсом, не успевшим выбраться из канавы, нависли трое в «лохматом» камуфляже. Увидев нацеленные в грудь стволы «Калашниковых», англичанин остановился, высоко поднимая руки.

— Не стреляйте, я безоружен, — крикнул он по-русски. — Я британский журналист! Пресса! Не стреляйте!

Хопкинс сжался от ужаса, ожидая, что сейчас сверкнут вспышки дульного пламени на концах стволов, треснет короткая очередь, и пули ударят в грудь, проламывая титановые пластины бронежилета и вспарывая сложенный в несколько десятков слоем сверхпрочный кевлар. Но что-то удержало партизан, уже готовых нажать на спусковые крючки.

— Вылезай, живее! — один из террористов стволом автомата указал на дорогу.

Еще один партизан, забросив свой АК-74 за спину, легко прыгнул вниз, буквально вышвырнув Хопкинса из канавы на дорогу, уже заполнившуюся вооруженными людьми. Его тотчас взяли на прицел, и британец замер, не желая провоцировать террористов, у которых нервы явно были на пределе, а кровь кипела от хлынувшего в жилы адреналина.

— Не вздумай даже дернуться! — предупредил партизан Хопкинса. Тот, в прочем, и не пытался сопротивляться, понимая, что боевики сейчас на взводе и готовы стрелять во все, что шевелится.

Бойз тоже был здесь, грязный, напуганный, дрожавший от страха и возбуждения, но в остальном вполне невредимый. За ним приглядывали двое бойцов в таком же, как у остальных «лохматом» камуфляже, совершенно размывавшем очертания человеческой фигуры. Один был вооружен обычным «калашниковым», с компактным колиматорным прицелом, укрепленным сбоку ствольной коробки, и подствольным гранатометом под цевьем. А вот второй держал в руках необычного вида винтовку с толстым длинным стволом, точно у настоящей пушки, и толстой трубой оптического прицела.

— Ведите этих к машинам, — приказал властным голосом один из партизан, указав стволом автомата куда-то в конец улицы. — Нужно быстрее убираться отсюда!

Четверо русских, подгоняя злыми окриками и тычками пленных британцев, побежали мимо сгоревших бронемашин. А командир, оставшись на месте, подозвал к себе нескольких своих людей:

— Минируйте здесь все плотнее!

Подрывники, отдалившись на полсотни метров, принялись устанавливать мины, орудуя ножами и саперными лопатками. Заложив на дороге несколько обычных противотанковых ТМ-62 нажимного действия, они замаскировали на обочине еще одну кумулятивную противобортовую ТМ-83, превратив этот проселок в сплошную полосу смерти, и торопливо бросились догонять своих товарищей.

Хопкинс, проходя мимо расстрелянного «Тигра», ткнувшегося носом в кювет, чуть притормозил, увидев, как еще двое бойцов обшаривают трупы полицейских, собирая оружие. На плече одного из них висел знакомый «Печенег».

— Эй, а ну устой!

Партизан, конвоировавший журналистов, попытался задержать Гарри, но тот уже бежал к канаве. Пулеметчика, пытавшегося ценой своей жизни задержать террористов, прикрывая бегство англичан, уже вытащили на дорогу. Хопкинс, склонившись над полицейским, с удивлением понял, что тот еще жив. Он хрипло дышал, уставившись в небо полным муки взглядом, заходясь в приступах жесткого кашля и выплевывая сгустки крови. Пули, выпущенные в упор, не пробили тяжелый бронежилет, но их энергия оказалась такова, что внутренности превратились в кровавую отбивную, а кости перемололо в муку.

— Эй, кто-нибудь, этому человеку нужна помощь! — Гарри Хопкинс схватил за воротник бежавшего за ним партизана: — У вас есть доктор? Помогите этому парню!

— Доктор ему не поможет, — вместо своего бойца ответил подошедший командир. — Он уже мертв. Ему осталось несколько минут. Да его даже трогать нельзя!

— Вы будете стоять и смотреть, как этот парень умирает?! Черт, он ведь тоже русский! Что у вас за война такая?!

— Если ты так хочешь, журналист, я помогу ему, чем сумею!

Хопкинс сдавленно вскрикнул, когда русский вытащил из набедренной кобуры массивный пистолет Стечкина. Англичанин даже дернулся, было, чтобы остановить партизана, но согнулся от боли, шумно выдохнув, когда конвоир ударил его прикладом в живот. А командир боевиков встал над умирающим полицейским и неторопливо прицелился. Взгляд пулеметчика, которому так и не удалось спасти своих спутников, вдруг стал осмысленным и ясным. Он понимал, что хочет делать нависший над ним партизан, и не противился этому. Раздался выстрел, резкий, сухой, словно удар кнутом, и тело последний раз содрогнулось, принимая в себя кусочек раскаленного свинца.

— Варварство! — воскликнул Хопкинс, и Бойз, оказавшийся рядом, ткнул его кулаком под ребра, призывая к молчанию.

— Дай Бог, чтобы рядом с тобой, когда ты будешь лежать, не в силах пошевелиться, чувствуя, как из тебя по капле вытекает жизнь, как цепенеет тело от мертвенного дыхания смерти, оказался тот, кто проявит такое же милосердие, избавив тебя от долгих мучений, — произнес командир партизан, заглянув в глаза Хопкинсу. Тот отвел взгляд, а русский уже приказывал своим бойцам: — Убираемся отсюда! Пленных в машину! Всех убитых с собой, никого не оставлять!

Англичан погнали дальше, к дачному домику, изрешеченному пулями. За ним обнаружился микроавтобус УАЗ, в который затолкали не пытавшихся сопротивляться пленников. Туда же погрузили тела пяти погибших в кроткой стычке партизан, уложив их прямо на пол, у ног оцепеневших журналистов. В салон забрались двое бойцов, хмуро глянувших на своих попутчиков и положивших автоматы на колени. Один из них был ранен, рука болталась на перевязи, а лицо было в крови. Остальные партизаны погрузились в серую «Ниву», стоявшую неподалеку и так укутанную маскировочной сетью, что уже с пятидесяти метров невозможно было заметить ее.

Машины сорвались с места, резко набирая скорость. Пока УАЗ подпрыгивал на ухабах, Хопкинс гадал, что их ждет в руках партизан и куда их могут везти сейчас. Его размышления прервал приглушенный гул. Где-то неподалеку вновь гремели взрывы, сначала один, затем, через несколько секунд, еще два, раздавшиеся почти одновременно.

— Кажется, кто-то на наши подарки нарвался, — зло усмехнулся один из партизан, охранявших пленников, вспомнив про заложенные на дороге мины.

— Значит, не зря в грязи ползали!

— Дьявол, похоже парни с блокпоста нарвались, — полушепотом по-английски произнес Хопкинс, склонившись к Бойзу.

— Эй, молчать! — Один из партизан направил на пленных автомат. — Рты откроете еще раз, я вам их горячим свинцом залью!

Люди, находившиеся в «буханке», внутри которой было шумно и душно, не слышали свиста снаряда, разорвавшего воздух над дорогой, и только когда прямо перед машиной, метрах в двадцати, взметнулся столб огня, дыма и земли, водитель предостерегающе вскрикнул.

Еще два снаряда упали чуть в стороне от дороги, и по обшивке УАЗа ударили сыпавшиеся с неба комья земли.

— Черт, артобстрел! — испуганно выдохнул тот самый русский, только что грозивший пристрелить британцев. — Из минометов садят!

— Это гаубицы!

Занявшая боевые позиции батарея самоходных орудий 2С23 «Нона-СВК», дав пристрелочный залп, открыла плотный огонь, и с неба на дачный поселок, по которому петляла небольшая автоколонна, обрушился стальной град. Стадвадцатимиллиметровые снаряды рвались повсюду, и когда «буханка» резко вильнула, пассажиры сперва решили, что водитель пытается сбить противнику прицел. Только через секунду они поняли, что у машины больше нет лобового стекла, а у водителя — лица, превратившегося в жуткое кровавое месиво.

— Твою мать, — выдохнул партизан, когда УАЗ мотнуло в сторону. — Держитесь!

Неуправляемая машина снесла покатым лбом хлипкий заборчик, прокатилась по оплывшим от дождей грядкам, врезавшись в покрытый побелкой ствол яблони. Люди, находившиеся внутри, смешались в одну кучу. На Бойза, сброшенного с сидения, швырнуло труп русского партизана.

— Вот дерьмо! — выругался стоявший на четвереньках боец, пытавшийся нашарить на полу оружие. — Нужно отсюда выбираться!

Гарри Хопкинс первым пришел в себя. Сознание отключилось на несколько секунд, остались одни инстинкты, тело действовало само по себе, а когда репортер вновь пришел в себя, в руках его удобно лежал АК-74, направленный на замерших русских.

— Сидеть! — рявкнул англичанин. — Кто дернется, пристрелю к дьяволу! Замрите, даже не дышать! Билли, ты цел? Сваливаем отсюда, приятель!

— Камера! Я ее не брошу!

— Мать твою, шевелись!

Подстегнутый истеричным воплем напарника, Бойз, прижав к груди камеру обеими руками, словно заботливая мать с младенцем, выскочил из разбитой машины. Следом бежал Хопкинс. Они преодолели метров двадцать, перебираясь через гряды, цепляясь за корни, торчавшие из земли, едва не переломав ноги в заполненных водой бороздах, когда над головами просвистели пули. Двое партизан бросились следом, стреляя на бегу короткими очередями.

— Это была не лучшая идея, Гарри! — успел крикнуть Бойз, прежде чем воздух наполнился воем.

Осколочно-фугасный снаряд 3ОФ49, выпущенный «Ноной», преодолел восемь верст и, падая почти отвесно, ударил в стоявший в полутора десятках метров дом. Пять килограммов мощной взрывчатки разнесли строение в щепу, оставив на мечте его пятиметровой глубины воронку. Ударной волной людей сбило с ног, раскидывая, точно кегли. Британцы, у которых в голове звенело, словно в колокольне собора, смогли подняться вновь. Русские остались неподвижно лежать на земле, перепаханной осколками.

— О, дьявол! Кажется, я оглох, Гарри!

— Бежим, — прохрипел Хопкинс, не выпуская из рук оружие. — За мной! Туда!

— Ты уверен?

Бойз, хромая на обе ноги, бросился за своим напарником, через гряды, заборы, напролом, пока на пути их не возникли, словно вырастая из-под земли, три фигуры, замотанные в маскировочные костюмы «гилли».

— Бросить оружие! — раздалось по-русски, зло и решительно. — На колени! Не шевелиться!

Двое партизан, держа оружие наизготовку, контролировали каждое движение словно оцепеневших британцев, пока третий торопливо обшаривал их. Обнаружив удостоверения, он удивленно сообщил своему командиру:

— Это журналисты! Англичане!

— Журналисты? Пойдете с нами, — приказал русский, вооруженный пулеметом ПКМ. — Думаю, командованию будет интересно на вас посмотреть. Без глупостей, мы же террористы, — усмехнулся он, — никакие конвенции не подписывали!

Артобстрел закончился, и земля под ногами перестала дрожать. Где-то далеко на дороге, вилявшей меж покосившихся дач, остались два «Тигра», а еще дальше к окраине Нижнеуральска — пара напоровшихся на мины БТР-80. Двух британцев со связанными руками затолкали в салон пассажирской «Газели», бодро двинувшейся к городским кварталам.

— Похоже, этот раунд мы продули вчистую! — фыркнул Уильям Бойз, не обращая внимания на злобный взгляд конвоира.

Хопкинс лишь устало выругался, откинувшись на мягкую спинку удобного сидения. Микроавтобус, выбравшись с раздолбанного проселка на нормальный асфальт, бодро катил по опустевшим улицам, на которых лишь изредка можно было увидеть людей в камуфляже и с оружием в руках.

Генерал Буров исподлобья уставился на двух грязных, промокших насквозь перепуганных мужчин, которых в его кабинет не слишком вежливо втолкнул партизан. Плечистый конвоир в «горке» замер на пороге, облапив огромными ладонями цевье висевшего поперек груди АКС-74 и не сводя глаз с пленных.

— Боец, покури! — кивнул Буров.

Партизан исчез, осторожно прикрыв за собой дверь, а генерал поднес к глазам запаянные в пластик карточки удостоверений, несколько минут внимательно изучая их.

— Любопытно, — хмыкнул Буров, предав документы сидевшему в уголке полковнику Басову: — Смотри, кто к нам пожаловал!

Гарри Хопкинс и Уильям Бойз, стоя в центре помещения, настороженно озирались. Командующий русскими партизанами принял их в своем штабе, расположившемся в бывшем здании заводоуправления бывшего завода радиоэлектроники, заброшенного едва ли не прежде, чем он начал работать. По соседству суетились младшие офицеры, на которых замыкалось управление многочисленными партизанскими отрядами, занимавшими оборонительные рубежи на окраинах Нижнеуральска, готовясь к штурму.

Как ни странно, именно в эти минуты Сергей Буров мог позволить себе недолгий отдых. План был давно разработан и откорректирован, все необходимые приказы уже отданы, и потому постоянное участие генерала стало не обязательным. Каждый его боец знал свой маневр и свое место в общих порядках, и можно было потратить время на свалившихся, как снег на голову, пленных.

— Действительно, занятно, товарищ генерал! — криво ухмыльнулся Басов, возвращая документы своему начальнику.

Репортеры, чувствовавшие после недолгого периода бурной активности ужасную усталость и страх, затравленно переводили взгляды с генерала на полковника. Одурманенные прежде адреналином, хлынувшим в кровь, теперь они начали понимать, что произошло. Их судьба, сами их жизни оказались в руках этих двух мужчин в застиранном полевом камуфляже, выглядевших изможденными, и оттого злыми.

— Прости, Билли, — шепнул своему напарнику Хопкинс. — Это была чертовски глупая идея!

Еще с минуту партизаны и журналисты изучали друг друга, словно пытаясь просветить насквозь, прочитать чужие мысли. Затем бывший герой обороны Грозного произнес:

— Я генерал Сергей Буров, командующий гарнизоном Нижнеуральска. Ваши имена мне известны, так что можете не представляться. Лучше скажите мне, господа англичане, какого дьявола вы делаете в этом городе?

Генерал взглянул в упор на Хопкинса, глаза в глаза. И репортер, выдержав этот взгляд, проникающий, кажется, в самые укромные уголки души, решительно ответил, не отведя глаз:

— Мы здесь, чтобы рассказать правду о войне!

— А разве идет война? — Партизан с показным удивлением поднял брови. — Кто вам такое сказал? Все что вы видите, это самая настоящая борьба за мир!

— Тем более, международное сообщество должно, наконец, из первых уст узнать, что действительно здесь происходит! — запальчиво воскликнул репортер.

Сергей Буров лишь мрачно рассмеялся в ответ:

— А кому нужна она, ваша правда? Чеченцы, нанятые американцами, вырезали целую деревню, сожгли заживо несколько десятков человек, и что? Международное сообщество поспешило осудить эти зверства? Просто никто ничего не заметил! Вашему ублюдочному цивилизованному обществу плевать на все, пока оно сыто и согрето. Неважно, где ровняют с землей целые кварталы, где режут глотки старикам и насилуют женщин, в Косово, Осетии или здесь, на Урале. Пока вся эта мерзость не придет в ваши дома, пока бородатое зверье не станет танцевать зикр на Александерплатц или Елисейских полях. Да это и сейчас уже происходит, в ваших столицах арабов и негров столько же, сколько коренных жителей, мечетей уже не меньше, чем христианских храмов, но все равно всем плевать. Так неужели, англичанин, ты думаешь, кому-то интересно, что происходить где-то в российской глуши, на задворках вашего мира?!

Буров, побагровев, подался вперед, привстав и опершись на кулаки. Под его немалым весом стол, оставшийся в кабинете еще от прежнего, давно покинувшего это место, владельца, старый конторский стол жалобно скрипнул.

— Я знаю про казни, — осторожно промолвил Хопкинс. — Я видел запись. И не только эту. Это страшно.

— Видел? Посмотрел и отложил в сторону, потому что они не вписываются в привычную картину вашей жизни?

— Нам не рекомендовали пускать это в эфир, сэр. Очень настойчиво не рекомендовали. Мое руководство оказалось не готово рисковать своей карьерой.

— Тогда какого черта вы здесь делаете? Тебе на карьеру начхать?

— Я делаю свою работу, а те, кто сидят в офисе — свою. Я хочу сделать репортаж о вашей войне, объяснить, с кем и за что вы ведете свою борьбу, бескомпромиссную и жестокую, ради какой цели готовы убивать и умирать сами. Возможно тех, кто сидит у телеэкранов, правда не сильно заботит, вы правы, генерал, но это их дело. Истина существует безотносительно того, нужна она кому-то или нет.

— Ты ведь понимаешь, англичанин, что твои репортажи никто и никогда не увидит? Для всего мира мы — террористы, кровавые убийцы, сборище отморозков. Мы бешеные звери, которых нужно уничтожать ковровыми бомбардировками и точеными ударами, загонять на минные поля и под огонь снайперов. Это всех устраивает. О чем ты собрался рассказывать своим сытым обывателям? О том, что мы тоже имеем право на свободу, как любой народ, любая страна? О том, что мы построили демократию без поучений американцев, и хотим сами решать, как нам жить? О том, что мы не хотим отдавать задаром то, что хранит наша земля, питая чужую экономику, умножая мощь своих врагов? Или о том, что ради этого каждый из четырех тысяч мужчин и женщин, сражающихся здесь под моим началом, не задумываясь, расстанется с жизнью?

Генерал опустился обратно в кресло, расслабленный, мгновенно растерявший весь задор. Гнев, придававший ему силы, угас, и теперь Хопкинс видел перед собой немолодого, уставшего человека, едва державшегося на ногах под чудовищным грузом ответственности.

— Я расскажу правду, без прикрас, без лицемерия, — спокойно произнес британец. — И дело каждого решить, как относиться к этому и как с этим жить. А я просто сделаю свою работу, ту, которой занимаюсь уже не первый год.

— Боюсь, твоя карьера не продлится долго. Скоро начнется бой, нас попытаются раздавить, стереть в порошок, и я не знаю, как долго мы продержимся. Да это и не важно. О, мы не и думаем просто сложить оружие! Здесь несколько тысяч бойцов, каждый из которых готов умереть, ведь все знали, на что шли. Но вы, англичане, здесь не при чем. Это не ваша война, но умирать вам придется вместе с нами. И это случится весьма скоро.

— Пусть так, но все же мы успеем сделать то, ради чего сюда прибыли. А после этого очень постараемся выжить. Поверьте, генерал, для меня и моего приятеля это не первая война.

— Но ведь твой репортаж никто не покажет. Твои боссы хорошо знают правила игры. Для вашего мира мы должны остаться террористами, ублюдками, кровожадной мразью, живые ли, или же мертвые. Нельзя ломать стереотипы!

— Все же мы постараемся, — неожиданно усмехнулся Гарри Хопкинс. — Здесь, в Нижнеуральске, есть телевизионный центр, верно?

— Есть небольшая телестудия, — подтвердил Буров. — Какая-то аппаратура там имеется, мы уже воспользовались ею.

— Я бы хотел взглянуть, — неожиданно предложил Уильям Бойз. — Если все так, как я представляя, то мы сможем выйти в эфир. Но лучше убедиться в этом лично.

— А у меня есть оператор, настоящий профи, — заметил Хопкинс. — Он служил в Королевской армии, в подразделении радиоэлектронной борьбы. Он сможет подключиться к любому спутнику, войти в любую сеть. Вам есть что сказать, генерал, верно? Мы сделаем так, что вас услышат!

Обернувшись к внимательно наблюдавшему за всем Басову, генерал с усмешкой произнес:

— Вот и появилась у нас свою пресс-служба. Полковник, пока все не началось, я хочу поручить тебе этих ребят. Пусть делают свою работу.

— Слушаюсь, товарищ генерал. С чего предложите начать?

— Может, с пленных? Пусть наши гости с берегов Альбиона подбодрят товарищей по несчастью!

Алексей Басов, хмыкнув, кивнул, соглашаясь. Ему такая идея тоже весьма понравилось. Кликнул конвоира, топтавшегося за дверью, полковник указал репортерам на выход.

Джозеф Мердок проснулся оттого, что кто-то настойчиво звал его по имени. Голос звучал над самым ухом. Глава Соединенных Штатов, заснувший всего пару часов назад, вяло отмахнулся, но тот, кто нарушил его покой, не унимался.

— Господин президент, проснитесь, прошу вас! Это важно!

Открыв глаза, Мердок увидел агента Секретной Службы, одного из тех, кто был при нем неотлучно. А на пороге спальни маячила долговязая фигура Реджинальда Бейкерса.

— Какого дьявола?

Президент привстал, опираясь на локоть, и, сонно моргая.

— Господин президент, — это уже шеф АНБ, оттеснив телохранителя, подошел к постели. — Из захваченного террористами русского города ведется телевизионная трансляция!

— Черт возьми! Что еще за дела?!

— Вам стоит все увидеть самому, господин президент!

Сон как рукой сняло. Накинув халат, Джозеф Мердок, сопровождаемый агентами Секретной Службы и Бейкерсом, направился в Овальный кабинет. Глава Агентства Национальной Безопасности взял со стола пульт, включив стоявший в дальнем углу просторного помещения плазменный телевизор. На экране появилось лицо репортера, средних лет мужчины, чумазого и небритого. Он говорил, стоя на фоне большого здания из серого бетона явно промышленного назначения. Но вместо рабочих в спецовках и пластиковых касках были видны люди в камуфляже, с автоматами Калашникова в руках.

— Командование русских партизан, уже выигравших свою первую битву за Нижнеуральск, предоставило нам полную свободу действий, — произнес журналист на отличном английском. — Мы волны покинуть этот город, как только сами захотим, но в ближайшее время намерены продолжить свою работу, освещая события на Урале непредвзято и объективно.

Реджинальд Бейкерс, стоявший за спиной президента, вполголоса пояснил:

— Это съемочная группа «Би-Би-Си». Они работали в зоне строительства нефтепровода «Полярный экспресс», но когда террористы захватили город, бежали из-под охраны и сумели пробраться туда. В России они работают уже много месяцев.

Тем временем англичанин продолжал вещать, глядя в объектив камеры:

— Партизанам удалось отразить первый штурм, предпринятый российскими правительственными силами. Обе стороны понесли потери и взяли паузу, готовясь к новым схваткам. Сложно предсказать развитие событий. Полицейские, взявшие в плотное кольцо Нижнеуральск, лучше оснащены. Они имеют преимущество в тяжелой технике, особенно в артиллерии и авиации. Но партизаны словно не замечают этого. все, кого я успел увидеть, с кем успел поговорить здесь, в городе, превращенном в военный лагерь, готовы умереть за идеалы, которым они остались верны, за единую и свободную страну, свою родину, которой когда-то дали присягу. Но сражаются не только партизаны. Жители частично покинули город, но многие остались добровольно, чтобы помогать тем, кого считают своими защитниками. Я видел врачей, вышедших сегодня на работу, чтобы спасать раненых в боях партизан. Каждый, кто остался здесь, готов сражаться до конца. И кое-кто уже успел ощутить на себе их гнев и их силу.

Обернувшись к Бейкерсу, президент Мердок нервно произнес:

— Нужно заткнуть этих ублюдков! Любой ценой!

— Все уже сделано, сэр, — довольно усмехнулся глава АНБ, структуры, специализировавшейся на технической разведке. — Они пытались подключиться к европейскому спутнику связи. Англичане пробыли в эфире четыре минуты, пока мы не загрузили вирус, стерший программное обеспечение. Спутник сейчас превратился в бесполезный кусок металла, чудовищно дорогой, стоимостью сотни миллионов долларов. То-то, наверное, обрадовались в Европейском космическом агентстве! Сейчас вещание возможно лишь на город и окрестности, для нас это не опасно.

— Есть еще Интернет! Их может увидеть весь мир!

— Исключено, мы уже приняли необходимые меры, господин президент. Но самое важное успели узнать.

Картинка на экране поменялась. Журналист, которого сопровождали двое партизан, вооруженных, но старавшихся не маячить в кадре автоматами, спускался куда-то по крутой темной лестнице, в какой-то подвал, затем шел по анфиладам погруженных в полумрак помещений, заполненных людьми в камуфляже русского образца. Перед железной дверью, некрашеной, покрытой пятнами ржавчины, группа остановилась, пока один из солдат возился с замком, а затем все прошли внутрь. При их появлении несколько человек, устроившиеся под стенами на кучах тряпья и матрасах, вскинулись, в сторону журналистов обратились полные надежды взгляды. В тусклом свете болтавшейся под сводом слабенькой лампочки было видно, что все, находившиеся в подвале, одеты в форму Армии США, грязную, измятую, на некоторых — окровавленную.

— Сэр, я Гарри Хопкинс, телеканал Би-Би-Си, — представился журналист, пропавший из кадра. — Скажите, кто вы? Как вы оказались здесь?

Человек, на которого была направлена камера, не без труда поднялся на ноги, став в полный рост. Его голова была перевязана чистым бинтом. В кадр попал нарукавный шеврон, звездно-полосатый американский флаг. Американец угрюмо взглянул в камеру. Он был бледен и с трудом держался на ногах, но говорил четко и ясно.

— Капитан Хендрик, ВВС США, заместитель командира эскадрильи беспилотных разведчиков. Наши «дроны» осуществляли контроль приграничной территории. Я был захвачен в плен русскими, атаковавшими нашу базу, как и все, кого вы видите здесь. все произошло неожиданно. Взорвались резервуары с топливом и стоявшие на взлетной полосе самолеты. Многие погибли сразу, другие были ранены. Я потерял сознание, а когда пришел в себя, всюду уже были русские.

— Сколько вас здесь, капитан?

— Здесь двадцать один человек. Люди из ВВС, мои подчиненные, и десантники из Восемьдесят второй дивизии.

— Как с вами обращаются русские? К вам применяют насилие?

— Как видите, многие из нас ранены, но русские медики оказали нам необходимую помощь. Нас полностью изолировали от внешнего мира, но ждать иного было бы глупо. Мы питаемся не хуже самих русских, обычными армейскими рационами. Могу уверить, что нас никто не пытает.

Президент Мердок, схватив пульт, выключил телевизор, произнеся только:

— Дерьмо!

— Сэр, русские власти знают о том, что партизаны захватили в плен наших солдат. Первая попытка штурма окончилась поражением. Подразделения русской полиции попали в засаду и понесли серьезные потери. Сейчас к городу стягиваются дополнительные силы.

— Мы уже не можем доверить это русским! Спасение американских граждан — исключительно наше дело! Нельзя рисковать!

Ночной звонок из Белого Дома поднял министра обороны и главу Комитета начальников штабов, тоже погрязших в брифингах и совещаниях, и пользовавшихся возможностью восстановить силы.

— Мы имеем достоверную информацию о том, что в плену у русских террористов находятся наши военные. В свете этого я не могу довериться самим русским и ждать, пока они освободят захваченный город. Мы должны вмешаться и немедленно!

— Господин президент, сэр, а как же соглашение с русскими? — растерялся Роберт Джермейн. — Мы можем использовать свой контингент вне отведенных зон ответственности только с согласия Кремля или по просьбе русского руководства, а они такого согласия не давали и о помощи нас не просили!

— К черту русских! Нельзя ждать, пока наших солдат станут расстреливать перед камерами! Пока они живы и мы можем их спасти, мы обязаны сделать это! Операцию приказываю начать немедленно!

— Сэр, состояние повышенной готовности в войсках, развернутых на территории России, было отменено после вашего решения, — заметил Дональд Форстер. — Переброска займет какое-то время.

— Не говорите о проблемах, генерал, черт возьми, — взорвался Мердок. — Скажите, как вы можете их решить!

— В течение суток на Урале может быть развернута Четвертая механизированная бригада, находящаяся в Раменском. Это три тысячи шестьсот солдат, вооруженных тремя сотнями колесных бронированных машин «Страйкер», дюжиной шестидюймовых гаубиц и шестьюдесятью шестью минометами различных калибров. Это подразделение обладает повышенной мобильностью, техника может перевозиться всеми типами транспортных самолетов. Кроме того, механизированная бригада подготовлена и для действий в городе, так что наши парни окажутся в своей стихии. Правда, нам может не хватить самолетов, сэр!

— Запросите у русских, генерал! Используйте гражданские авиалайнеры! Делайте все, что нужно, но через двадцать четыре часа наши войска должны войти в этот чертов город!

— Господин президент, сэр, — осторожно перебил Мердока министр обороны. — одна единственная бригада — это слишком мало. Не уверен, что этих сил хватит для разрешения кризиса. По первоначальному плану для операции выделялось по одной бригаде из состава Сто первой, Восемьдесят второй и Десятой легкой пехотной дивизии, и еще Морская пехота. Нужно обеспечить численное превосходство над противником, это азбука военного искусства, сэр, а русские — очень серьезный противник, которого опасно недооценивать!

— Сколько времени потребуется для создания такой группировки?

— Четыре, может, пять дней, — предположил Форстер. — Парням из транспортной авиации придется вкалывать, как проклятым!

— Мы не можем ждать так долго, — отрезал президент. — Нужно нанести удар немедленно, сейчас же, не оставляя террористам времени подготовиться. Направьте на Урал всю боевую авиацию, все, от вертолетов до бомбардировщиков В-52! Немедленно свяжитесь с генералом Камински, и передайте ему мои распоряжения! наши войска должны быть на Урале как можно скорее! Никто не смеет посягать на жизни американцев, это должен понять весь мир!

Отдав все необходимые приказы, Джозеф Мердок вернулся в уже успевшую остыть постель. Он засыпал, будучи абсолютно спокоен. Отлаженная военная машина пришла в движение, неудержимо набирая обороты, и вмешательство главы государства, давшего начальный импульс, больше не требовалось. Через Атлантику хлынул поток приказов и директив, вызвав оживление в штабе командующего американским контингентом в Раменском. Через три часа от взлетной полосы бывшей русской авиабазы оторвались первые С-130 «Геркулес». Набрав положенную высоту, транспортные самолеты развернулись курсом на восток, чтобы еще через три часа совершить посадку на Урале. В череве каждого из них ждали прибытия десятки солдат из Четвертой механизированной бригады Армии США, которой выпала особая честь первой вступить в бой с террористами.

 

Глава 11. Щит и меч

Нижнеуральск, Россия

18 ноября

Олег Бурцев очнулся от легкого толчка в плечо. От едва ощутимого прикосновения по телу, точно разряд, пробежала волна дрожи. Сонная одурь еще не успела слететь с него, а пулемет, кажется, сам собой прыгнул в руки, и палец лег на спусковой крючок. И только тогда бывший гвардии старший сержант открыл глаза, сев на кровати.

— Тихо, это я, расслабься! — Азамат Бердыев проворно отскочил линии огня, подальше от нацеленного на него ствола РПК-74М. — Твоя очередь, Олег!

Бурцев чуть ослабил хватку на оружии. Ему хватило бы одного едва заметного движения пальцем, чтоб разрезать пополам своего напарника, будто тот менее расторопным. Темп стрельбы его ручного пулемета составлял шестьсот выстрелов в минуту, шестьсот легких высокоскоростных пуль калибра 5,45 миллиметра. А магазин был набит бронебойными патронами 7Н24, всего сорок пять штук, для которых не были серьезной преградой ни кевларовая ткань, ни титановые пластины бронежилетов.

— Как тут? — коротко поинтересовался Бурцев, плеснув на ладонь немного воды из фляги и сделав вид, что пытается умыться.

— Спокойно все, как на кладбище. Ни одной живой души.

Бурцев резко вскочил с продавленной тахты, на которой он спал в полной экипировке, не снимая обуви. Несколько раз взмахнул руками, разгоняя кровь по затекшему телу, и подошел к окну, из которого неимоверно сквозило — целых стекол не осталось, наверное, нигде в радиусе пары кварталов после того, как по этой окраине Южноуральска основательно поработала американская артиллерия.

— Покемарь пока, — предложил Олег своему напарнику, окинув взглядом пустую улицу. — Разбужу через три часа.

— Разнообразного тебе времяпрепровождения, — только ухмыльнулся Бердыев, заваливаясь, как был, тоже в камуфляже, «разгрузке», ботинках, на освободившееся место и укладывая рядом с собой автомат.

Двое бойцов, несущие службы на наблюдательном пункте, были глазами и ушами не только своего отряда, занявшего оборону ближе к центральным районам, но и всех партизан, находившихся в осажденном Южноуральске. Оборудовав себе позицию в старой панельной пятиэтажке, они контролировали одно из наиболее вероятных направлений вражеской атаки.

Единственной задачей Олега и его напарника было дать сигнал тревоги, после чего им строго настрого было приказано отступать на соединение с главными силами. Единственным средством связи со своими для партизан была радиостанция «Арбалет». Радиосвязь работала с перебоями, американцы глушили все частоты, так что ни Олег, ни Азамат на рацию всерьез не рассчитывали. На крайний случай в карманах разгрузочных жилетов дозорных лежали сигнальные ракеты и дымовые шашки.

Убедившись, что Азамат Бердыев уже задремал, едва не раньше, чем коснулся головой скатанного валиком бушлата, служившего подушкой, Олег присел на деревянный табурет чуть в стороне от окна. Пулемет прислонил к стене на расстоянии вытянутой руки, и принялся наблюдать. С высоты третьего этажа улица просматривалась неплохо, по соседству стояли серые кирпичные двухэтажки, не сильно закрывавшие обзор. В прочем, если пойдет техника, ее не обязательно видеть, в опустившемся на город безмолвии звук мотора будет слышен очень далеко.

Все же Олег не полагался лишь на слух, пытаясь замечать каждое движение снаружи. Будет неприятно, если к ним подберется незаметно вражеская разведывательная группа. Правда, на такой случай на лестницах партизаны установили пару растяжек и мину МОН-50 направленного действия, но и противник наверняка будет готов к чему-то подобному и станет внимательнее смотреть под ноги.

Бердыев тихо посапывал, и это был единственный звук, если не считать доносившегося из-за стен вороньего карканья. Бурцев бросил взгляд на ободранные стены квартиры, на которых угадывались пятна от висевших здесь недавно ковров и картин. Похоже, все самое ценное неизвестные хозяева взяли с собой, возможно, покинув город. На самом деле Олега судьба бывших жильцов интересовала мало. В эту квартиру, угловую, окна которой выходили сразу на две широкие улицы, партизаны вломились без спроса, просто потому, что здесь было самое удобное место. Но хотя дом казался опустевшим, люди здесь были. Две семьи, одна даже с маленькими детьми, переселились в подвал, Азамат и Олег поделились с ними сухим пайком, когда наткнулись на здешних обитателей подземелья. Уходить те не хотели ни в какую, веря, что своды подвала уберегут их от бомбежки и артобстрела.

Олег Бурцев потянулся к столу, взяв вскрытую банку тушенки, и принялся с удовольствием уплетать ее, доедая то, что не доел напарник. Затем запил большим глотком воды из фляги. Вода была ледяной, так что зубы сводило, но огонь решили не разжигать, не привлекая ненужно внимания. Перекатывая во рту воду, партизан непрерывно смотрел в окно. Его взгляд скользил по обугленным, закопченным коробкам бронемашин, сожженных здесь почти сутки назад, когда американцы предприняли первую попытку войти в город. Кажется, за время дежурства Азамата ничего не изменилось.

Он запомнил эту панораму смерти в мельчайших деталях за десять часов, проведенных, с перерывами, на этом табурете у этого самого окна. Бурцев мог с закрытыми глазами сказать, сколько пробоин в броне головного «Страйкера», в какую сторону развернут ствол замыкающей машины, которой доставался лишь один выстрел из РПГ. Помнил он и количество трупов, раскиданных по мостовой. За истекшие сутки ощутимо похолодало, периодически шел снег, и тела, лежавшие возле сгоревших БТР, казались припорошенными то ли мукой, то ли сахарной пудрой. Время от времени к мертвецам подходили дворовые псы, но звери еще не одичали настолько, чтобы жрать промороженную человечину.

Олег Бурцев поерзал на жестком, неудобном табурете. Конечно, можно было разжиться мебелью получше, например, притащить из соседней квартиры, тоже пустой, удобное кресло с мягкой обивкой. Но в таком запросто можно задремать, проснувшись в тот миг, когда подкравшийся незаметно вражеский разведчик перережет глотку. Взгляд партизана скользил по мостовой, фиксируя любое движение, но на самом деле сержант не видел ни подбитых бронемашин, не тел вражеских солдат, которых никто не думал хоронить. Река времени словно потекла вспять для него одного, и перед глазами Олега встали картины недавнего боя, такие отчетливые, будто он оказался в прошлом, чтобы пережить все это еще раз.

Странным образом он видел происходящее одновременно со своей позиции и со стороны, будто читая мысли десятков людей, даже тех, которых никогда не видел, о существовании которых попросту не догадывался. Это было завораживающе и одновременно жутко, неестественное для простого смертного всеведение. Но бывший гвардии старший сержант Олег Бурцев никак не мог избавиться от этого наваждения, и ему оставалось лишь одно — смотреть и запоминать.

Алексей Басов чувствовал себя абсолютно в своей стихии, и внимание нескольких десятков партизан, не только бойцов из его отряда, ничуть не смущало полковника. Указка, которую он держал в руках, ткнулась в плакат с легким стуком, и бывший начштаба Сто восьмой мотострелковой дивизии произнес, по старой лекторской привычке направив взгляд куда-то поверх голов заполонивших просторное помещение партизан:

— Боевая бронированная машина «Страйкер» является основой вооружения «промежуточной» механизированной бригады Армии США. Ее основным преимуществом перед прочими образцами тяжелой техники является авиатранспортабельность. Средний транспортный самолет Локхид «Геркулес» способен перевозить одну такую машину, более тяжелый С-17 «Глоубмастер» берет на борт два «Страйкера», а С-5 «Гэлакси» — четыре. Именно поэтому американцам так быстро удалось перебросить из-под Москвы на Урал целую бригаду, триста восемь бронемашин различных модификаций, не считая прочей техники. Сейчас мы точно знаем, что бригада выдвигается на исходные рубежи для штурма.

Полковник перевел дыхание, представив на миг многотонные грузовые самолеты, устроившие карусель в небе над Россией. Сотни крылатых машин летали по замкнутому кругу, взмывая в небо над Москвой с полной нагрузкой, чтобы, избавившись от нее уже здесь, в предгорьях Уральского хребта, дозаправиться и вернуться обратно, но только для того, чтобы вновь загрузиться и повторить проделанный путь еще раз. Сутки — ровно столько потребовалось американцам, чтобы доставить сюда три с половиной тысячи своих солдат и все необходимое вооружение, и сейчас эта армада уже медленно, но неумолимо двигалась к Нижнеуральску, замыкая город в непроницаемое стальное кольцо.

— В целом «Страйкер» аналогичен нашему БТР-80, но есть существенные отличия. Во-первых, это компоновка. У американской бронемашины моторно-трансмиссионное отделение находится в передней части, создавая дополнительную защиту экипажу и десанту. Кроме того, «Страйкер» вооружен значительно слабее, всего одним крупнокалиберным пулеметом или автоматическим гранатометом на дистанционно управляемой турели. Но зато его бронирование при массе машины свыше семнадцати тонн против тринадцати с половиной тонн у «восьмидесятки» обеспечивает лучшую защиту. Корпус по кругу держит пули калибра 14,5 миллиметра, лобовая броня устойчива к обстрелу тридцатимиллиметровыми снарядами с дистанции пятьсот метров. Для защиты от огня РПГ используются навесные решетчатые экраны, неплохо зарекомендовавшие себя в Ираке, где эта машина была опробована в бою. Экипаж «Страйкера» — два человека, десант — девять человек. Посадка-высадка через кормовую аппарель, удобнее, чем бортовые люки отечественных БТР. Заброневой объем тоже больше. Дизельный двигатель в триста пятьдесят «лошадей» позволяет развивать скорость девяносто семь километров в час, но в условиях города такие возможности ему вряд ли нужны.

Спокойно, без ненужной патетики, Басов описывал основного противника. Он делал это буднично, даже немного скучно, словно сидевшим перед ним плотными рядами партизанам и не предстояло вскоре, через считанные, быть может, часы, схлестнуться с этим врагом на улицах доселе никому особо неизвестного русского города, по прихоти судьбы ставшего ареной решающей битвы.

— Из трехсот восьми бронемашин «Страйкер», состоящих на вооружении бригады, двадцать семь представлены модификацией MGS — мобильная пушечная система, или боевая машина с тяжелым вооружением. Они вооружены танковой пушкой М68 калибра 105 миллиметров, установленной в необитаемой башне. Боекомплект орудия, оснащенного автоматом заряжания — тридцать два снаряда. Каждый из трех мотопехотных батальонов бригады имеет по девять таких машин на вооружении, по три на роту. Они сведены во взводы огневой поддержки. Это самое мощное вооружение бригады, не считая двенадцати буксируемых гаубиц калибра сто пятьдесят пять миллиметров, но с ними в ближнем бою вам точно не удастся встретиться, товарищи. В случае боя именно эти самоходные пушки должны быть приоритетной целью. На них сосредотачивать огонь всех гранатометов!

Партизаны не в такт закивали. Девять из десяти сидевших здесь людей, а всего их собралось далеко за сотню, имели какой-либо опыт городских боев, но обычно техника воевала на их стороне, готовая прикрыть броней и поддержать огнем, вытащить на своих колесах или гусеницах из любой безвыходной ситуации. Теперь все поменялось, но никто не испытывал волнение или страх большие, чем перед любым другим боем.

Олег Бурцев был одним из тех, кто слушал полковника. Партизан явился на импровизированную лекцию, как и большинство, полностью снаряженный для боя. В нагрудных карманах его разгрузочного жилета лежали четыре «рожка» для РПК-74М, каждый на сорок пять патронов, а также четыре новенькие ручные гранаты РГН. Свой пулемет бывший сержант-десантник прислонил к стулу слева, а справа, почти в самом проходе между рядами, лежали два темно-зеленых цилиндрических контейнера противотанковых гранатометов РПГ-26 «Аглень». Для него, как и для большей части бойцов, РПГ стали таким же штатным оружием, как автоматы, это был единственный шанс выстоять под ударом американского бронированного катка, неумолимо надвигавшегося на город. И Бурцев, как и все остальные, был до конца уверен — они выстоят.

В помещение, когда-то служившее актовым залом заводского клуба, ворвался запыхавшийся, перепачканный копотью партизан в полной экипировке. Протолкавшись через ряды, он подошел вплотную к полковнику, быстро сказав ему на ухо несколько слов. Басов, обведя взглядом насторожившихся слушателей, веско произнес:

— Американцы только что начали продвижение к городу. Сейчас они в десяти километрах от окраины. Наступают с трех направлений. Напоминаю, наша с вами задача, товарищи, это оборона южной промзоны. На этом лекция окончена. Всем занять позиции и быть готовыми к бою!

Самолет радиоэлектронной борьбы ЕС-130Н «Райвит Файр», ощетинившийся бахромой антенн Локхид «Гекурлес», поддерживаемый в воздухе прямым сорокаметровым крылом, медленно, с неторопливой величавостью, проплывал над скрывшимися под облаками кварталами Нижнеуральска. Четыре турбовинтовых двигателя «Эллисон» T56-A-15тащили его вперед, удерживая на высоте десять тысяч метров, где беззащитному неповоротливому самолету не страшны были ракеты русских ПЗРК.

— Сэр, мы вышли в квадрат Янки-три, — раздался в наушниках голос штурмана, и старший офицер, которому подчинялся не только экипаж, но и несколько согнувшихся над консолями операторов, приказал: — Включить генераторы помех!

Тонкие и чуткие, точно у виртуозных пианистов, пальцы пробежали по клавиатуре, на приборных панелях, сверкавших огнями, точно рождественские елки, поменялись надписи на индикаторах, и за бортом «Локхида» поднялась настоящая электромагнитная буря. Шквал хаотичных радиоимпульсов, испускаемых бортовыми излучателями ЕС-130Н, накрыл раскинувшийся внизу на много миль город невидимым куполом, отрезая его от внешнего мира.

— Оставаться на высоте тридцать пять тысяч футов, — приказал старший офицер, краем глаза наблюдая за слаженной и спокойной работой операторов. — Встать на круг!

«Локхид», чуть накренившись на левый борт, заложил плавный пологий вираж. Двигаясь по замкнутому эллиптическому маршруту, в фокусе которого находилась центральная часть Нижнеуральска, он мог оставаться в небе много часов, забивая помехами целые диапазоны, лишая русских террористов самого важного в современной войне — связи. А когда утомятся пилоты и подойдет к концу запас топлива, «Райвит Файр уйдет на расположенный в десятках миль отсюда аэродром, передав вахту своему близнецу.

— Связь со штабом! — потребовал старший офицер, расслабленно откидываясь на обтянутую дерматином спинку удобного кресла, как раз такого, в котором можно провести много однообразных часов, занятых монотонной работой.

Через несколько секунд командующему Четвертой механизированной бригадой Армии США, готовившейся взять приступом мятежный русский город, доложили о том, что связь противника полностью нарушена.

— Отлично! — кивнул бригадный генерал Гейл. — Теперь русские не будут знать, что творится на соседней улице. Мы лишили их возможности координировать свои действия, сделали невозможным централизованное управление. Каждый отряд, каждый боевик станет действовать сам по себе, без поддержки, и тогда террористы неизбежно проиграют. Отличное начало. Парни из ВВС сделали свое дело, но самая тяжелая работа остается на долю наших бойцов.

Генерал подошел к большому монитору, на который штабной офицер вывел карту Нижнеуральска. Томас Гейл чувствовал смертельную усталость. В течение минувших суток он не смыкал глаз ни на секунду, контролируя процесс переброски его бригады из Москвы сюда, на Урал. Сотни транспортных самолетов, образовав «воздушный мост», доставили за тысячу миль огромное количество людей, техники, боеприпасов. Но вот все приготовления остались позади, и сейчас еще не отошедшим от перелета бойцам предстояло разрушить тщательно подготовленную оборону русских.

— В настоящий момент мы не обладаем решающим превосходством над противником, — сообщил генерал Гейл своим офицерам, внимательно впитывавшим каждое слово. Они тоже устали и желали только одного — поскорее разгромить русских, чтобы, наконец, можно было отдохнуть, сбрасывая накопившееся напряжение.

— Наше преимущество в бронетехнике может быть сведено на нет наличием у террористов большого количества ПТУР и РПГ, особенно эффективных в уличных боях. Авиационная группировка пока только формируется, к тому же есть серьезная угроза со стороны ПЗРК русских, так что поддержка с воздуха едва ли оказалась бы эффективной. Численность террористов оценивается в три- четыре тысячи бойцов, и эти данные могут оказаться заниженными. К тому же противник хорошо знает местность и мог заранее подготовить рубежи обороны. Это не будет легкая прогулка, господа, но победа останется за нами. Чтобы в сложившихся условиях сломить сопротивление террористов, необходимо одновременно нанести удар со всех направлений, заставив противника паниковать, распыляя свои силы.

Гейл указал на карту, на которой город разделился на несколько секторов, помеченных разными цветами.

— Город разделен рекой, текущей с востока на запад, на две части. Северный район — это дачные массивы, автосервисы, гаражи, не представляющие особого значения. Сообщение между южной и северной частями осуществляется по двум мостам — автомобильному и железнодорожному. Мы нанесем удар с юга, по трем сходящимся направлениям. На юго-востоке находится промышленная зона, кирпичный завод, на территории которого воздушная разведка зафиксировала активность террористов. В этом секторе наступают разведывательный и пехотный батальоны. В случае успеха их дальнейшая задача — захват здания местной администрации. С юга-запада, вдоль железнодорожной линии и далее, к железнодорожной станции атакует мотопехотный батальон. И еще один батальон наносит удар с юга в направлении заброшенного завода радиоэлектроники, где тоже скапливаются значительные силы террористов. Наступающим подразделениям окажет поддержку артиллерийский дивизион, большая часть города находится в пределах досягаемости его шестидюймовых гаубиц М777. Значительную угрозу могут представлять минные заграждения, у русских есть неплохие специалисты в этих делах, поэтому каждой тактической группе придан по инженерному взводу. Самое главное наше преимущество, залог будущего успеха — это возможность координировать свои действия, нанося удары одновременно, не позволяя противнику оперативно перебрасывать резервы на угрожаемые участки. В настоящий момент радиосвязь террористов почти полностью подавлена, разрушена их система управления. Кроме того, в полосе наступления каждого нашего батальона будет действовать «дрон», передавая данные в режиме «он-лайн», о чем русские могут только мечтать. Связь и разведка — вот основа нашей боевой мощи, а не калибр пушек и скорострельность винтовок! Глупо рассчитывать на победу без потерь, но я уверен, мы выполним приказ и уничтожим этих ублюдков!

Томас Гейл чувствовал необычное волнение. Он вовсе не боялся того, чему предстояло вскоре свершиться. Так сложилось, что генералу и его бойцам не удалось поучаствовать в скоротечной войне с русскими, и теперь он воспринимал эту операцию, как дар судьбы. В городе, вокруг которого уже замкнулось кольцо осады, готовились к бою остатки российской армии, фанатики, до сих пор, несмотря на объявленную капитуляцию, продолжавшие бессмысленное сопротивление. Да, они были уже не так сильны, как полгода назад, но зато полны самоубийственно решимости. И именно ему, бригадному генералу Гейлу и всего его Четвертой механизированной бригаде предстояло поставить точку в затянувшейся войне.

— Господа, все подразделения заняли исходные рубежи, — произнес командующий, обведя взглядом напрягшихся штабных офицеров, готовых начать чудовищную шахматную партию. — Приказываю начать операцию. В атаку!

Через несколько минут городские окраины огласились ревом сотен мощных дизелей, и лязгающие броней колонны двинулись к притихшим, словно в страхе, кварталам. Штурм Нижнеуральска начался.

В бывшем классе химии Нижнеуральской общеобразовательной школы было накурено так, что под потолком витали клубы сизого табачного дыма. Каждый из шести партизан, ожидавших в этом не слишком надежном укрытии появления американской пехоты, нервничал, и каждый боролся с волнением так, как умел. Олег Бурцев, успевший за прошедшие тридцать минут, кажется, наизусть выучить периодическую таблицу, покосился на своих товарищей.

Полковник Басов, присев на край парты, отстукивал носком берца по полу затейливый ритм, а рядом жадно втягивал табачный дым старший лейтенант городской полиции Ярослав Васильев, баюкавший длинный толстый раструб противотанкового гранатомета. Он не был единственным стражем порядка, примкнувшим к партизанам. Усатый немолодой старшина, второй номер расчета РПГ, тоже нервно курил, барабаня пальцами по цевью АК-74, лежавшего рядом, на поцарапанной крышке парты. А у ног полицейского стояла прислоненная все к той же парте брезентовая сумка с тремя гранатометными выстрелами.

— Черт, скорее бы началось! — проворчал стоявший возле пулемета ПКМ парень в серо-голубом омоновском камуфляже, еще один из числа полицейских, в последний миг вызвавшихся защищать родной город. — Сколько еще ждать?!

— Тьфу, на тебя, — беззлобно фыркнул Васильев, взглянув на молодого товарища. — Успеешь еще навоеваться!

— Не отвлекаться, — чуть повысив голос, потребовал Басов. — В оба смотреть и слушать во все уши!

Полковник нацепил на голову гарнитуру переносной радиостанции Р-168 «Арбалет», принявшись терзать верньеры. Провозившись с минуту, он ударил кулаком по столу и раздраженно выругался:

— На всех частотах помехи, не слышно ни хрена! Глушат нас, суки!

— А ты чего ждал, полковник? — хмыкнул невозмутимый и спокойный, как скала, да и видом походивший на гранитный утес старший лейтенант Васильев. — Мы, помнится, тоже такие штуки с «чертями» в горах устраивали, когда воевать научились! Связь в бою — первое дело!

Алексей Басов вновь выругался, на этот раз в адрес бывшего полицейского, но без особого энтузиазма, не обидно. Полковник до сих пор не мог определиться в отношении к этим людям, нежданно-негаданно вызвавшимся умереть рядом с партизанами на улицах родного города, но на всякий случай решил держать внезапное «пополнение» поближе к себе. Так командиру партизанского отряда было все же спокойнее.

На нижнеуральских полицейских партизаны наткнулись на выходе с территории завода. Отстраненные от службы стражи порядка прибыли на немолодом микроавтобусе «Тойота». Старший лейтенант Ярослав Васильев, как был в момент атаки партизан на городское УВД в серой униформе, даже с табельным ПМ в рыжей поясной кобуре, выскочил из кабины, бросившись наперерез бойцам Басова.

— Какого черта?! — Полковник, узнав полицейского, нахмурился, поудобнее перевесив болтавшийся на плече автомат. — Что вам здесь нужно?

— Мы хотим идти с вами, — без предисловий заявил Васильев. — Мы защищали этот город, пока вы не появились, и хотим защищать его и дальше, неважно, от какого врага! Мы хотим воевать!

Партизан невесело рассмеялся:

— Вояки! Сюда прет американская механизированная бригада, три с половиной тысячи головорезов с бронетехникой и артиллерией. Как вы против них намерены воевать?

— А вы? Я не всю жизнь в «дежурке» просидел, кое-чему могу еще твоих молодцев научить, полковник. И мужики, что со мной пошли, тоже повоевать успели за свою жизнь. Это наш город, черт возьми! Рано или поздно все закончится, кто бы ни победил, и нас спросят, где же мы были, пока равняли с землей жилые кварталы, пока убивали детей и женщин, просто оказавшихся случайно на линии огня? Как мы сможем людям в глаза смотреть? Я в менты пошел не потому, что побольше бабла нарубить хотел хотел, а чтобы на улицах порядок был, чтоб у стариков последние копейки отморозки не отбирали, чтоб девок молодых вечером на пустых улицах не насиловали, чтоб в школах наркоту не продавали, чтоб на дороге были равны пенсионер в «Жигулях» и «браток» на крутом джипе. И те, кто сейчас со мной, такие же, а которые с гнилью были, так они уже и гниют где-нибудь, воняют потихоньку.

Алексей Басов внимательным взглядом смерил Васильева, словно пытаясь в нем отыскать слабину, а затем, махнув рукой, решительно скомандовал:

— Веди своих бойцов, старлей! Будете с моим отрядом пока, а там как командование решит!

— Мужики, двигай сюда! — гаркнул Ярослав, и из «Тойоты» вывалились еще пятеро, в полицейской форме или разномастном камуфляже.

— Да, гляжу, с оружием у вас не густо, — хмыкнул Басов, увидев, что пополнение вооружилось двумя ружьями, двустволкой ИЖ-27 и «помповым» ТОЗ-194М, и нарезным карабином «Сайга-МК» с «незаконным» тридцатизарядным магазином. — Пиндосов душить собрались или зубами будете глотки грызть?

— Если придется, можем и зубами! — огрызнулся старший лейтенант. — А вы, смотрю, богаты, ну так поделились бы, а, полковник?

Басов долго не раздумывал, приказав выдать все необходимое новым бойцам. Выглядели бывшие полицейские мужиками серьезными, спокойными, и, судя по тому, как они обращались с врученным оружием, впечатление не было обманчивым. Каждый получил «разгрузку», автомат с полным боекомплектом, гранаты. Еще раз внимательным взглядом окинув с ног до головы рослого и плечистого старлея, тоже успевшего вооружиться новеньким АКС-74 и натянувшего поверх кителя разгрузочный жилет «Выпь-М02», полковник задумчиво произнес:

— Ты мужик вроде здоровый. С гранатометом справишься?

— Из РПГ-7 в армии стрелял, — пожал плечами Ярослав Васильев.

— РПГ-7 у меня нет, а есть вот что. — И полковник протянул бывшему полицейскому массивный тубус с сошками, пистолетной рукояткой и небольшим оптическим прицелом. — Думаю, тебе в самый раз будет. Это РПГ-29 «Вампир». Вес заряженного девятнадцать килограммов, прицельная дальность пятьсот. Есть оптический прицел 1П38, трехкратный. Боевая часть гранаты кумулятивная тандемная, пробиваемость шестьсот миллиметров стальной брони, не считая динамической защиты, но «реактивной брони» пиндосов все равно нет. Это самое мощное наше оружие, не считая ПТРК, но те слишком тяжелые и неманевренные, а гробить расчеты ради одного «загашенного» БТР никто не собирается. Да и так уж вышло, что у нас «граников» больше, чем обученных стрелков. Ну, так как?

— Нормально, — кивнул Ярослав Васильев, взвесив массивный гранатомет на вытянутых руках. — Разберусь.

— Тогда ищи себе второго номера, забирай боекомплект и марш за мной, живее. Не попадешь, так хоть попугаешь пиндосов. Все, старлей, шевелись! Через десять-пятнадцать минут американцы войдут в город, и мы должны быть готовыми к встрече!

Позиция отряда Басова, заранее выбранная и подготовленная, находилась в здании новой школы. Большая часть отряда разместилась в ее главном трехэтажном корпусе, где уже было запасено приличное количество оружия и боеприпасов. К окраине выдвинулись дозоры, вестовые в условиях полного отсутствия радиосвязи стали единственным средством оповещения. Потянулись долгие минуты ожидания, мучительные, превращавшиеся в вечность для десятков крепких мужчин, жаждавших действия.

Движение на пустой улице мгновенно привлекло внимание партизан. Басов схватился за автомат, его примеру последовали остальные бойцы, а казавшийся слишком юным пулеметчик прильнул к своему ПКМ.

— Свои! — полковник узнал одного из дозорных.

Молодой парень, назначенный в разведку за свои быстрее ноги, перемахнул невысокий забор, сваренный из металлических труб, наискось пересек спортивную площадку, и, с шумом ввалившись в вестибюль, сообщил вышедшему встретить его командиру:

— Идут! Будут здесь минут через пять! Не меньше роты!

Партизан тяжело дышал, с хрипом выплевывая слова. Басов, просунув голову в класс, скомандовал:

— Олег, Азамат, на выход! Старлей, ты и старшина с ними! Занять позиции! Огонь по команде!

Партизаны, не теряя времени, распахнули фрамуги, выпрыгивая прямо в окна. Первым наружу выбрался Бурцев, кинувшийся к аккуратно подстрижены кустам, высаженным вдоль дороги. Одной рукой он придерживал пулемет, второй прижимал тубусы двух гранатометов РПГ-26 «Аглень». Бердыев, выскочивший следом и успевший на бегу подхватит связку из двух восьмикилограммовых РПГ-27, с азартом воскликнул:

— Вот и понеслось! Веселей, пехота, один раз помирать!

Полицейские, не отставая от партизан, бросились к старой липе, толстый ствол которой запросто мог укрыть взрослого мужчину. Васильев присел на колено, закинув на плечо тяжелый РПГ-29 «Вампир» и взяв улицу на прицел. А за ними следом бежали другие партизаны, занимая круговую оборону по периметру школьного парка, взяв прилегающие улицы на прицел своих гранатометов.

— Готов? — Басов взглянул на оставшегося в здании пулеметчика. — Будем прикрывать ребят!

Боец, суетившийся вокруг ПКМ, молча кивнул. Он заметно побледнел, поняв, наконец, что его бой начался. Басов, передернув затвор АК-74М, загнал патрон в ствол, подвинув ближе к себе вьюк с двумя пластиковыми контейнерами реактивных огнеметов РПО-А «Шмель». Он успел заметить суету перед стоявшей напротив школы пятиэтажкой, где расположились также несколько бойцов. Три затянутые в камуфляж фигуры, выскочив из подъезда, быстро нырнули за припаркованные машины, брошенные своими хозяевами. В окнах на втором этаже тоже наметилось какое-то шевеление — снайперы уже заняли позиции. И в этот миг на дороге под рев мощных двигателей появились американские бронетранспортеры.

«Страйкеры», большие, тяжеловесные даже на вид, неторопливо ползли вперед, грохоча своими восемью колесами по асфальту и направив во все стороны стволы крупнокалиберных пулеметов. Некоторые машины были обвешаны стальными решетками противокумулятивных экранов, и оттого казались еще более громоздкими и неуклюжими.

— Четыре… шесть… девять… — полковник Басов шепотом считал приближавшиеся бронемашины, разглядывая их в полевой бинокль. — У-у, суки, сколько же вас там!

— Самоходки! — произнес пулеметчик, глянув на командира.

— Вижу! — Алексей кивнул, он уже разглядел двигавшиеся в середине колонны бронемашины, над которыми торчали дистанционно управляемые башни со стапятимиллиметровыми пушками, чем-то похожие на поднятые в атакующем жесте хвосты скорпионов. — Этих первыми нужно будет гасить, иначе они наш домик за пару минут по кирпичам разберут, твари!

Американская колонна, сопровождаемая свирепым ревом двигателей, уверенно двигалась вперед, готовая огрызнуться огнем в ответ на любую угрозу. Возглавлявшая ее инженерная машина «Страйкер-ESV» толкала перед собой навесной трал, гремевший по асфальту стальными роликами катков, призванных на себя принимать энергию взрывов противотанковых мин. Следом за ней двигались несколько БТР, среди которых затесался «Страйкер», лишенный вооружения, зато украшенный множеством антенн, торчавших над плоской крышей бронированной коробки корпуса, точно стальная щетина. Все люки бронемашин были наглухо задраены, никакого десанта на броне, все по технике безопасности. Пехота вела наблюдение изнутри, через перископические приборы, оставаясь под защитой.

Стальная река, наконец, достигла здания школы, и Алексей Басов, вскинув «калашников», вбил длинную очередь в борт головной машины. Зажигательные пули расцветали на броне «Страйкера» яркими бутонами, которые было видно даже при свете дня.

— Огонь!

Над самым ухом полковника отрывисто загрохотал ПКМ, давая сигнал остальным партизанам, и тотчас к зажатым на узкой улице бронемашинам со всех сторон устремились дымные стрелы реактивных гранат.

Беспилотный разведывательный самолет RQ-7A «Шэдоу-200» прошел над опустевшей улицей на высоте три сотни метров. Он находился в воздухе уже около часа, а маломощный поршневой двигатель AR-741, удивительно экономичный, позволял этому самолету, весившему сто пятьдесят килограммов и целиком изготовленному из композитных материалов, оставаться в небе еще четыре часа. Оптико-электронные камеры были обращены к земле, непрерывно сканируя подстилающую поверхность в видимом и инфракрасном спектрах. «Картинка» непрерывно транслировалась на борт командно-штабной машины М1130 «Страйкер-CV», следовавшей в боевых порядках наступавшего на русский город с юго-запада мотопехотного батальона.

— Прямо по курсу никакого движения, — сообщил сидевший перед монитором оператор командиру батальона.

— Не может быть, чтобы русские не встречали нас! Наверняка укрылись в зданиях!

— Тем хуже для них! Один залп наших гаубиц — и эти здания станут могилами для террористов!

Наличие беспилотника повышало огневую мощь батальона многократно. Его аппаратура не могла видеть сквозь стены, но и того, на что она была способна, хватало командиру батальона, чтобы управлять действиями своего подразделения. Сюда, под тонкую броню КШМ, стекались данные не только от «дрона». Можно было видеть положение каждой из десятков машин, хлынувших по улицам города неудержимым стальным потоком. «Тактический Интернет» связывал весь батальон, всех до единого солдат, что тряслись сейчас в сумраке десантных отделений «Страйкеров», в единую сеть, интерактивную, обладавшую обратной связью. Чтобы управлять таким подразделением, используя все его возможности, требовалось особое мастерство, и командир батальона, не отводивший взгляда от дисплея тактической обстановки, им обладал.

— Лидер — всем, — произнес офицер в укрепленный у угла губ микрофон, — визуальное наблюдение в секторе триста шестьдесят градусов! Огонь открывать без команды!

Командир батальона ждал совсем не такой встречи и был очень сильно удивлен. Улица, по которой двигалась колонна, была совершенно пуста, лишена признаков жизни. У тротуаров кое-где виднелись припаркованные машины, по мостовой ветер гонял какой-то мусор, и нигде ни одной живой души, словно город внезапно вымер. Офицер чувствовал растерянность и волнение. Загнанные в угол русские должны были встретить его ураганным огнем, и он знал, как в этом случае поступить, но ничего не происходило. Сто пятьдесят тысяч жителей, из которых в Нижнеуральске оставалось еще не меньше половины, и несколько тысяч террористов словно провалились сквозь землю, оставив послед себя опустевшие дома и погруженные в тишину улицы.

Прильнув к окулярам прибора наблюдения М45, командир окинул взглядом улицу. Какое-то движение в дальнем ее конце мгновенно бросилось в глаза. Офицер открыл рот, чтобы предупредить своих бойцов. В этот миг мелькнула вспышка выстрела, а через секунду выпущенный русскими реактивный снаряд ударил в кормовую часть КШМ, прожигая броню иглой кумулятивной струи. И в тот же миг воздух наполнился треском выстрелов и гулом гранатометных выстрелов. Казалось, каждое окно изрыгнуло поток пламени, и огненная волна захлестнула колонну, мгновенно оказавшуюся в западне.

Сжавшись в настоящий комок нервов, Олег Бурцев немигающим взглядом скользил по бортам приближавшихся к его позиции бронемашин. Головной «Страйкер», обвешанный решетчатыми экранами, кативший перед собой танковый трал, уже поравнялся с партизаном, засевшим за кустами. Заросли, лишившиеся листвы, давали посредственную маскировку, но это было лучше, чем торчать на открытой местности. Азамат Бердыев, пристроившийся в десятке метров справа от сержанта, тоже скрывался за остатками живой изгороди. Лучше всех устроился Васильев. Бывший полицейский со своим напарником засели за толстым стволом старой липы, который, пожалуй, не пробила бы и винтовочная пуля.

— Готов? — Это Бердыев окликнул своего товарища.

Олег молча кивнул, чувствуя, как его начинает колотить от избытка адреналина. На плече его лежал казавшийся невесомым тубус одноразового гранатомета «Аглень». Еще один РПГ, уже взведенный, чтобы не терять драгоценные мгновения, партизан опустил на землю, рядом со своим пулеметом, пока бесполезным в поединке с американской броней.

«Страйкер», угловатый, огромный, точно туристический автобус, неторопливо, с тяжеловесной величавостью прополз мимо Олега и двинулся дальше, обдав позицию партизан облаком выхлопных газов. Победно взревел мощный дизель, укрытый под скошенными лобовыми бронеплитами, образовывавшими вместе заостренный нос, и в этот миг за спиной протрещала автоматная очередь, к которой тут же присоединился солидный бас пулемета. Свинец столкнулся со сталью, высекая фонтаны искр, и Олег Бурцев нажал на спуск.

Вышибной двигатель, находившийся как раз возле уха партизана, с грохотом вытолкнул из пластикового «ствола» гранатомета кумулятивную гранату ПГ-26. Дымная полоса ткнулась в борт бронетранспортера, сверкнула вспышка, брызнула расплавленная броня, и «Страйкер» замер, блокируя улицу. Двигавшийся следом за ним БТР попытался обогнуть горевшую машину, но в этот момент выстрелил Бердыев. Его РПГ-27 не оставил никакого шанса американцам. Лидирующий кумулятивный заряд тандемной боевой части сорвал навесной экран, а удар основного, намного более мощного заряда, прожег броню, выжигая изнутри БТР, ставший на миг для его экипажа настоящим филиалом ада.

Бурцев, отбросив в сторону дымящийся тубус, подхватил с земли второй РПГ-26, и в этот момент над головой прожужжали тяжелые пули. Сразу несколько «браунингов», установленных на дистанционно управляемых турелях RWS, открыли шквальный огонь, заливая все вокруг остановившейся колонны свинцом.

— Твою мать! — Бурцев зло выругался, перекатываясь в сторону, чтобы вскочить на колено и, торопливо прицелившись, выстрелить.

Реактивная граната метнулась к цели, скользнув по скошенному бронелисту «Страйкера» и рикошетом отскочив в сторону, чтобы бессильно взорваться под его колесами. Ствол пулемета развернулся, нацелившись, кажется, точно в грудь Олегу, и в этот миг по броне вражеской машины растеклось пламя. Ярослав Васильев, что-то победно прокричав, нырнул обратно за дерево, в ствол которого впилось несколько пуль калибра 12,7 миллиметра. Старшина, его второй номер, протянул длинную, похожую на дубину гранату ПГ-29В, и вдруг упал, заваливаясь на спину. Его грудь превратилась в кровавое месиво от попадания единственной крупнокалиберной пули.

— А, суки! — Схватив автомат, Васильев принялся короткими очередями полосовать броню приближавшегося «Страйкера», непрерывно стрелявшего в движении.

Бурцев, схватив за цевье РПК-74М, не еще сделавший ни единого выстрела, вскочил на ноги и, пригнувшись к самой земле, подскочил к старшему лейтенанту, повалив того на землю.

— Гранатомет цел? — Олег кричал в лицо Васильеву, прижимая того к земле всем своим весом. — Тогда стреляй, твою мать!

— Они Трофимыча убили, суки!

— Сейчас мы их самих кровью умоем! Давай, мужик, действуй! Ты стреляешь, я заряжаю!

Пришедший в себя Ярослав закинул на плечо длинную, в человеческий рост, трубу РПГ-29 «Вампир». На секунду он застыл, прицеливаясь. Бурцев проворно отпрыгнул в сторону, усев выкрикнуть:

— Сзади чисто!

Грохнуло. Из казенного среза РПГ вырвался хвост пламени, лизнувший утоптанную землю, а к одному из неуклюже ворочавшихся на мостовой «Страйкеров» устремился реактивный снаряд. Граната боднула БТР в борт, срывая противокумулятивный экран и легко пронзая броню жгутом плазмы.

— Заряжай! — скомандовал Васильев, вновь нырнув за укрытие.

Олег вытащил из брезентовой сумки гранату, весившую почти семь килограммов. Над головой вновь просвистели пули, партизан осыпало сухой корой и ветками. Не обращая на это внимания, партизан затолкал выстрел ПГ-29В в трубу РПГ, хлопнув Васильева по плечу:

— Готов! Сзади чисто!

Старший лейтенант сделал шаг из-за дерева, выцеливая маневрировавший среди горящих собратьев «Старйкер». В уханье крупнокалиберных «браунингов», молотивших непрерывно и без особого успеха, вплелся отрывистый треск штурмовых винтовок. Несколько легких высокоскоростных пуль калибра 5,56 миллиметра ударили в ствол дерева, вгрязаясь в кору, с визгом пронеслись у самого лица партизана, заставив того отскочить назад.

— Пехота, — крикнул Бурцев, отпрыгивая в сторону уже с пулеметом вруках. — Пехота слева!

Бронемашины, больше половины которых уже горело, попав под точный огонь русских РПГ, позволили американцам выиграть несколько мгновений, жизненно важных в таком внезапном бою. Кормовые аппарели «Старйкеров» опускались на асфальт, и из тесноты десантных отделений БТР наружу выскакивали державшие наизготовку карабины М4 пехотинцы Четвертой механизированной бригады. разворачиваясь цепью, сразу не меньше десятка солдат двинулись к позиции гранатометчиков.

— Ловите, суки! — прошипел Бурцев, дав длинную очередь веером и увидев, как сразу две фигуры в непривычном серо-синем «пиксельном» камуфляже валятся на асфальт, покрытый копотью.

В стороне застрекотал «калаш» Берыдева. Партизан, израсходовавшие РПГ, были короткими, экономными очередями. Его немедленно поддержал из здания школы ПКМ, осыпавший пытавшихся атаковать американцев свинцовым дождем. С противоположной стороны улицы тоже раздались редкие выстрелы, и попавшие в огневой мешок американцы бросились под прикрытие подбитого «Старйкера».

Алексей Басов легко перемахнул через подоконник, спрыгивая на землю, несмотря на увесистый вьюк с двумя реактивными огнеметами. Из соседнего окна бил язычок пламени, полыхавшего на стволе пулемета, прижимавшего к земле вражескую пехоту. Но не все были заняты поиском укрытия. Американский солдат, выскочивший из-за неподвижного остова БТР, вскинул на плечо пусковую установку ПТРК «Джейвелин», к которой уже был присоединен транспортно-пусковой контейнер.

— Ракета! — крикнул Бурцев, первым заметив угрозу. — ПТУР!

Сержант выскочил из-за своего укрытия, стреляя на бегу. Большая часть пуль ушла «в молоко», но американец, просто испугавшись, нажал на кнопку пуска слишком рано. Ракета пролетела над спортивной площадкой, ударив в угол здания. Из оконного проема вырвалось пламя.

Еще один американец показался на мостовой. На плече его лежал цилиндрический тубус одноразового РПГ М136. Азамат Бердыев выстрелил в его сторону, но тотчас сам вжался в землю, когда по кустам хлестнула пулеметная очередь. Бахнул гранатомет, и реактивный снаряд взорвался в центре небольшого футбольного поля. Ударная волна сбила с ног полковника Басова.

— Твари!

Бурцев выпустил в сторону американцев еще одну очередь. Мелькнули в воздухе трассеры, показывая, что магазин опустел. Партизан торопливо сменил «рожок», вновь открыв огонь по суетившимся на дороге вражеским солдатам. Над головой затрещали автоматные выстрелы, это Васильев, отложив в сторону РПГ, поддержал бывшего десантника огнем из своего АКС-74.

— Посмотри, что с командиром! — крикнул Олег.

— Прикрывай!

Ярослав, на бегу стреляя одиночными, подбежал к Басову. Закинув автомат за спину, он взвалил на левое плечо полковника, а на правое — вьюк с огнеметами, опрометью бросившись обратно в свое укрытие. Со стороны БТР захлопали «подствольники», и несколько сорокамиллиметровых гранат разорвались в считанных метрах от полицейского. Он все же добежал до дерева, из-за которого отстреливался Олег Бурцев, бросил свою ношу и лишь потом сдавленно закричал от боли — осколок впился старшему лейтенанту в ногу.

— Жив? Ходить можешь? — Олег тормошил за плечо своего товарища. — Как полковник?

— Живой вроде, крови нет. Я тоже в порядке, но быстро бегать не смогу!

Что-то с гулом пронеслось над спортивной площадкой, и земля содрогнулась от взрыва. Столб огня поднялся на много метров, а затем опал, оставив дымящийся пролом в школьной стене. Кусок мерзлой земли ударил по голове Бурцева так, что тот от неожиданности прикусил язык, почувствовав, как рот наполняется солоноватой кровью. Раскатисто грянул еще выстрел, и второй снаряд прямой наводкой ударил возле того окна, из которого бил пулемет. ПКМ замолк, а может, это просто взрыв оглушил Бурцева, а когда тот пришел в себя, его уже тряс за плечи Басов.

— Самоходка! Нужно ее загасить!

Полковник сам выглядел неважно. По грязному лицу струилась кровь из раны на голове, в глазах — безумный блеск. Но он уже крепко держался на ногах, указывая в сторону улицы:

— Сожгите их на хрен! Мы прикроем! Азамат, бери «Шмель»!

Бердыев подхватил весивший одиннадцать килограммов тубус реактивного огнемета РПО-А, второй забрал себе Басов.

— Старлей, Олег, двигайте к той девятиэтажке, — командир казал на дом, из-за которого была видна самоходная установка «Страйкер-MGS», выплевывавшая один за другим снаряды калибра сто пять миллиметров. Автоматическая система перезарядки позволяла ей вести огонь чуть ли не со скоростью пулемета, и часть здания школы уже превратилась в груду битого кирпича. — Давайте, парни, сковырните эту суку!

Васильев схватил свой «Вампир», а Бурцев вытащил из подсумка последний оставшийся выстрел. Басов махнул им рукой, и партизаны выскочили из-за укрытия. По ним пытались стрелять, но лишь до тех пор, пока вскочили полковник и Азамат Берыдев, выстрелившие одновременно из «Шмелей». Гранаты с термобарическими боевыми частями разорвались среди американцев, сгрудившихся за своими БТР. Вспухли огненные шары, пожирая человеческую плоть, а затем все накрыла звуковая волна.

— Пошли, — скомандовал Васильев. — Сержант, за мной! Живее шевелись!

По ним пытались стрелять, но другие партизаны, занявшие оборону на территории школы, отвлекли американскую пехоту, вновь заставив противника вернуться в укрытия.

— Давай сюда, за машину, — крикнул старший лейтенант, ныряя за роскошный «Мерседес», отчего-то брошенный своим безвестным владельцем.

Башня самоходной установки плавно развернулась. Экипаж увидел партизан, подобравшихся слишком близко. Васильев, высунувшись из-за иномарки, прицелился и нажал на спуск. Реактивная граната ПГ-29В покинула ствол РПГ, и одновременно рявкнуло орудие «Старйкера», дохнув пламенем. Тяжелый снаряд пролетел над головами партизан, разорвавшись на газоне в двух десятках метров позади них, а вот Васильев был более удачлив. Реактивный снаряд ударил в лобовую часть «Страйкера», броня которого не смогла устоять перед мощью тандемной боевой части. Кумулятивный заряд расплавил сталь, огонь проник внутрь, добравшись до топливных баков, и боевую машину охватило пламя.

— Валим, сержант, — прохрипел Васильев, вращая глазами. — Мы свое дело сделали!

— Еще не все!

Из переулка на главную дорогу медленно выкатился еще один БТР, вооруженный мощным орудием, точная копия только что сожженного «Старйкера», а на заднем плане мелькнули фигурки пехотинцев. Дистанционно управляемая башня боевой машины с тяжелым вооружением MGS начала разворачиваться в описках цели.

— Заряжай, сержант!

Олег втолкнул в трубу РПГ последний оставшийся выстрел, сообщив:

— Готов!

Загрохотал спаренный с пушкой пулемет, выпуская по двум партизанам рой пуль калибра 7,62 миллиметра. Куски горячего свинца ударили в тонкий борт «Мерседеса», вспарывая его, точно бумагу. Выскочив из-за машины, Васильев вновь прицелился и выстрелил. Грохот оглушил обоих бойцов, но граната угодила точно в цель, поразив орудийную башню. Боекомплект, израсходованный едва ли на четверть, взорвался с чудовищным ревом, и ударная волна повалила на асфальт прятавшихся за «Страйкером» солдат.

Не дожидаясь приказа, Бурцев вскочил, со всех ног бросившись обратно к школе, вокруг которой без умолку трещали автоматы и раздавались хлопки гранатных взрывов. Перед полуразрушенным зданием стояли не меньше полудюжины «Старйкеров», некоторые еще горели.

Полковник Басов, сопровождаемый Бердыевым, выскочил навстречу вернувшимся партизанам:

— Американцы движутся по параллельной улице, не меньше роты! Выставленный там заслон смяли! Еще немного, и мы окажемся в кольце! Отступаем на второй рубеж обороны!

Большая часть бойцов уже покинула парк, перепаханный воронками от взрывов вдоль и поперек, и лишь несколько человек сдерживали натиск приободрившегося врага, пытаясь казаться целым войском, а не горсткой безумцев.

— Мы хорошо встретили пиндосов, теперь пора этих козлов проводить, как следует, по-русски! — усмехнулся покрытый копотью и запекшейся кровью полковник. — Уходим, парни!

— А как же наши? — Олег указал на соседний дом, стены которого полосовали несколько турельных «браунингов». — Там ведь ребята, там Жанна!

— Они прорвутся, — без особой уверенности ответил Басов. — Должны прорваться!

Подхватив оставшееся оружие, партизаны, увлекаемые Басовым, бросились в переулок, оставляя позади горящие БТРы и гору вражеских трупов. Над головами беглецов протяжно заныли падавшие с неба мины.

Жанна Биноева выскочила из подъезда дома, служившего ей отличным укрытием, когда во дворе разорвались первые мины. Самоходные стадвадцатимилиметровые минометы на базе бронемашин «Страйкер», поддерживавшие своим огнем наступавший батальон американской мотопехоты, открыли огонь, находясь в пяти километрах от места боя. Расчеты корректировали огонь, получая данные для стрельбы с кружившего над окраиной Нижнеуральска беспилотника RQ-7A «Шэдоу-200». На глазах у чеченки точным попаданием пятнадцатикилограммовой мины разорвало на куски выбежавшего из укрытия минутой раньше ее самой бойца.

В тот момент, когда начался бой, Жанна уже полчаса находилась на своей позиции, на третьем этаже панельной пятиэтажки. Квартира, в которой она расположилась, была пуста, но покинута явно недавно. Открыв окно, выходившее на главную дорогу, чеченка подтащила поближе низенький столик, установив на него винтовку QBU-10 калибра 12,7 миллиметра. Обзор с ее позиции открывался неплохой, улица была как на ладони. Жанна вогнала в горловину широкий магазин с пятью бронебойными патронами, и, прислонившись к стене, принялась ждать.

Рев моторов заставил девушку очнуться, мгновенно оказавшись рядом с винтовкой. На дороге показались темно-зеленые машины, отчасти и впрямь напоминавшие русский БТР-80, но вместо вращающейся башенки над ними торчали лишенные какой-либо защиты турели, управляемые изнутри. Жанна передернула затвор, дослав в ствол первый патрон, и прильнула к прицелу, выбрав в качестве цели ту самую турель на одном из американских БТР.

Со стороны школы воздух прорезала струя трассеров, расцветших на броне «Страйкеров» яркими цветами, и Жанна, не колеблясь, нажала на спуск. Мощный дульный тормоз частично погасил отдачу, но приклад все равно больно ударил в плечо. Крупнокалиберная пуля выбила искры из турели, разрушив ее и мгновенно сделав многотонный БТР совершенно безоружным. Биноева перенесла прицел, вбив оставшиеся четыре пули в крышу над моторным отделением. Американцы пытались создать машину подвижную, сравнительно легкую, и при этом защищенную, и вынуждены были идти на компромисс. Если борт «Страйкера» выдерживал обстрел из русского пулемета КПВТ, во всяком случае, по заверениям самих создателей, то защита верхней части была значительно слабее. Четыре пули Б-32, ложась очень кучно, пробили тонкую сталь, разрушим мощный дизель. «Страйкер» замер, и тотчас в его борт вонзилась реактивная граната, добив машину.

Жанна ловко поменяла магазин, как раз в тот миг, когда открылись кормовые люки нескольких бронемашин, выпуская десант. Биноева заметила американца, тащившего пусковую установку ПТУР FGM-148A «Джейвелин». Он как раз возился с ракетой, когда тяжелая пуля ударила солдата в спину, швырнув его на асфальт. Его сосед, вооруженный пулеметом М249, вскочил, завертелся из стороны в сторону, и получил следующую пули, угодившую в голову. Чеченка видела, как верхняя часть его туловища окуталась кровавым облаком, и обезглавленное тело швырнуло на броню.

Девушка успела отстрелять еще два магазина, уничтожая вражескую пехоту, особенно пулеметчиков и расчеты ПТУР, поражая бронемашины сверху, в наиболее уязвимую часть. Комната наполнилась пороховыми газами, под ногами катались еще горячие гильзы, но Жанна продолжала снова и снова нажимать на курок. Вот из «Старйкера», который от ее позиции отделяло метров двести, показался человек в американском камуфляже, принявшийся размахивать руками, время от времени поднося ко рту компактную рацию. Офицер, тем более, не запаниковавший, продолжавший управлять своими людьми, был очень ценной мишенью. Прицельная марка легла на его широкую спину, указательный палец потянул спусковой крючок, снова отрывисто грохнул выстрел, и пуля, разогнавшись до восьмисот с лишним метров в секунду, ударила американца в поясницу.

Турель RWS одного из бронетранспортеров развернулась, и мощный «браунинг» дал длинную очередь, стегнув по стене дома свинцовой струей. Несколько пуль залетели в оконный проем, круша мебель и оставляя в стенах глубокие язвы.

За спиной скрипнула входная дверь, которую Жанна и не думала запирать, и раздался голос одного из тех бойцов, что заняли оборону в пятиэтажке вместе с Биноевой:

— Мы отступаем! Пиндосы обошли с фланга и выходят в тыл! Приказано двигаться на второй рубеж!

Жанна вскочила, на миг замешкавшись. Она не хотела бросать винтовку, к которой уже привыкла, восхищенная ее сокрушительной мощью. Но тащить на себе пятнадцать килограммов металла под вражеским огнем было не лучшим решением. Оставив оружие, Биноева выскочила из квартиры, услышав, как за спиной что-то с грохотом взорвалось. Вытаскивая на бегу из набедренной кобуры массивный АПС калибра девять миллиметров, она быстро спускалась вниз по лестнице, видя перед собой спину одного из бойцов полковника Басова, тащившего тяжелый пулемет ПКМ.

В тот момент, когда Жанна вместе с двумя партизанами выбежала из подъезда, первая мина упала, разорвавшись в центре детской площадки. А затем с неба хлынул настоящий ливень, наполнив воздух визжащими осколками.

— Быстро, в переулок, — крикнул вооруженный пулеметом боец, указывая направление рукой. — Там можно срезать!

Он первым кинулся в узкий проезд между домами, не слыша надсадного свиста, расколовшего небо. Мина упала под ноги партизану, взметнув столб огня и земли. Ударной волной Жанну и второго бойца снесло с ног, оглушив грохотом близкого взрыва. Чеченку отбросило назад, и, падая, она ударилась затылком о ступени подъездной лестницы.

Девушка попыталась подняться на ноги, чувствуя, как мир перед глазами закружился в стремительном хороводе. Во рту чувствовался привкус крови, в ушах звенело, точно в кузнечном цеху. Не сразу она заметила бежавших к подъезду людей в камуфляже с непривычным рисунком и необычных касках, сжимавших в руках короткие черные винтовки. Жанна кое-как встала, опираясь рукой об стену, и только теперь поняла, что так и не выпустила из ладони пистолет.

Один из американцев, заметив девушку в русском камуфляже и с оружием вскинул карабин М4, взяв ее на прицел, и что-то крикнул. Он замешкался лишь на секунду, не решившись стрелять в женщину, а вот Жанна не колебалась. АПС казался слишком большим и тяжелым в ее руках, но на самом деле большой вес оружия при более длинном стволе, чем у «макарова», и относительно слабом патроне позволял стрелять далеко и точно, а на случай ближнего боя был еще и режим непрерывного огня. Лучше мог оказаться лишь малый пистолет-пулемет типа русского «Кедра» или немецкого МР-5К, но как известно, лучшее оружие это то, что есть под рукой в нужный момент.

Биноева вскинула пистолет, направив ствол в груди американскому пехотинцу, и нажала на спуск. «Стечкин» трижды дернулся в ее ладони, выплюнув в лицо врагу раскаленный свинец. Американца сбило с ног. И одновременно затрещали выстрелы, и пули с визгом чиркнули по стене, заставив Жанну упасть на землю. Второй солдат, укрывшись на детской площадке, прижал ее огнем, загнав в угол. Чеченка высунула руку с оружием, несколько раз вслепую выстрелив в сторону врага. Тот ответил несколькими короткими очередями, а затем возле сжавшейся в комок снайперши упало на землю что-то тяжелое. Увидев перед собой, на расстоянии вытянутой руки, гладкий шар ручной гранаты, девушка оцепенела, но это продлилось лишь секунду, а затем она вскочила, бросившись со всех ног прочь от медлившей смерти.

Снова затрещал карабин американца, над головой просвистели пули калибра 5,56 миллиметра, а затем позади громко хлопнуло, и волна горячего воздуха обдала Жанну. Тех пяти секунд, пока горел замедлитель в запале гранаты М67, ей хватило, чтобы пробежать почти десять метров, и большая часть убойных осколков потеряла приданную им взрывом энергию.

Чеченка покатилась по выщербленному осколками асфальту, не чувствуя боли и не сразу поняв, что кроме выстрелов американского карабина, отрывистых и сухих, слышит и знакомый «кашель» АК-74, причем не одного. Кто-то подбежал к ней, не слишком аккуратно ухватив за плечо, и рывком поставив на ноги.

— Цела?

Смутно знакомый партизан, окровавленный, грязный, заглянул в лицо Жанне, уставившейся куда-то в пустоту ничего не выражающим взглядом.

— Цела, — уже утвердительно произнес он. — Давай за нами, нужно уходить, пока нас тут не прижали!

Двое бойцов, появившиеся так кстати, потащили Биноеву с собой, нырнув в проулок и слыша, как рвутся во дворе мины, продолжавшее смертельным дождем падать на городские кварталы.

Жанна кое-как переставляла ноги, все еще не придя в себя, и тот самый партизан, что помог ей, вдруг остановился, отвесив девушке несколько хлестких пощечин.

— Да приди в себя! Сейчас все здесь останемся!

— Что с остальными? — Жанна, очнувшись от такой «психотерапии», ошеломленно озиралась. — Только мы остались?

— Остальные уже на втором рубеже, ждут подхода пиндосов! И нам туда пора, не хрен здесь торчать! Все, что могли, уже сделали, и мы, и ты!

Над головами партизан вновь раздался протяжный вой, так похожий на плач на похоронах, и в соседнем дворе грянул взрыв. Донесся звон выбитых стекол, а затем рев моторов и грохот колес, под которыми хрустело стеклянное крошево, усыпавшее уже каждый сантиметр тротуаров.

— Пиндосы, — затравленно произнес молчавший до этого момента партизан, не отнимавший от плеча АКС-74 с подствольником. — Где-то рядом совсем!

— Черт, бежим отсюда! Наши должны собираться на заводе! — И первый партизан, подтолкнув Жанну в сторону переулка, кинулся со всех ног в его спасительный сумрак.

Под вой мин, сыпавшихся с неба бесконечным градом и глухой гул взрывов, метавшийся эхом меж стенами домов, трое партизан дворами и какими-то закоулками двинулись к территории завода электроники, превращенного в настоящий опорный пункт для нескольких сотен бойцов, готовившихся встать грудью на пути американской армады. Серые плиты глухого бетонного забора мелькнули впереди, но прежде, чем беглецы добрались до ограды, на параллельной улице появилась голова механизированной колонны. «Страйкеры» сходу открыли огонь из пулеметов, наполняя воздух свинцом.

— Вот, суки! — выругался запыхавшийся, тяжело дышавший боец, тот самый, что первым явился на помощь к оглушенной Жанне. — Не прорваться! Надо в обход!

Американские БТР, непрерывно стреляя, двинулись параллельно забору, из-за которого тоже звучали выстрелы. Над дорогой протянулся дымный след реактивной гранаты, и головной «Старйкер», получив попадание в борт, замер, чадя густым черным дымом. Колонна замедлила ход, пытаясь обогнуть преграду, и в этот момент асфальт под колесами вздыбился, в небо ударил поток огня. В яростном реве исчезли все другие звуки, а затем пришла ударная волна, хлестнувшая по еще уцелевшим оконным стеклам, сбивая с ног оказавшихся на открытой местности людей.

Когда до забора, возвышавшегося по периметру завода, служившего базой и основой обороны партизан, оставалось метров пятьсот, над головами бежавших из последних сил партизан раздалось жужжание авиационного мотора. По лицам скользнула едва заметная тень. Алексей Басов, запрокинув голову, проводил взглядом беспилотник RQ-7A, прошедший над улицей на высоте всего полутора-двух сотен метров.

— Мразь! Сбейте его на хрен!

Олег Бурцев, опустившись на одно колено, вскинул РПК-74М, плотно прижав приклад к плечу. Поймав цель, удалившуюся уже на приличное расстояние, в прорезь прицела, партизан нажал на спуск, почувствовав, как бьется в руках пулемет, полосуя серое небо лентами трассеров. Он видел, как рубиновые искры летят мимо цели:

— Сука! Далеко!

Картинка с борта «Шэдоу» ушла на землю, и командир минометного взвода, поддерживавшего наступление мотопехотного батальона, получивший координаты цели, скомандовал открыть огонь. Заунывно завывая, мины отвесно упали в нескольких десятках метров от партизан, заставив тех повалиться на асфальт.

— В укрытие! — крикнул Басов. — Не высовываться! Эти ублюдки корректируют огонь с воздуха!

Еще несколько мин обрушились на мостовую, выгрызая воронки в старом асфальте. Одна из них взорвалась в считанных шагах от лежавших на тротуаре партизан, и Басов увидел, как тела разорвало на куски, заливая землю кровью.

— Отряд, подъем! — скомандовал полковник. — За мной бегом!

Командир партизан, вскочив на ноги, кинулся к забору, слыша, как за спиной грохочут по асфальту ботинки его бойцов, вложивших в этот бросок все оставшиеся силы. Еще несколько мин разорвались в стороне, стегая осколками пустоту. Над улицей снова раздалось жужжание маломощного мотора заходившего на второй круг беспилотника. Снизившись до уровня верхних этажей девятиэтажного дома, «Шэдоу» пролетел над головами партизан. В этот момент двое бойцов, выбравшиеся на крышу одного из заводских корпусов, закончили заправлять ленту в установленный на треножный станок пулемет НСВ «Утес».

— Вон он! — второй номер указал на набиравший высоту БПЛА своему напарнику, сжавшему ладонями рукоятки управления огнем. — Стреляй!

Ствол НСВ развернулся, будто провожая холодным взглядом «Зрачка» дульного среза цель, и пулемет содрогнулся, брызжа в небо раскаленным свинцом. Крупнокалиберные пули, настигнув беспилотник, разорвали пластиковую обшивку, и тот, беспорядочно кувыркаясь, рухнул где-то за коробками заводских корпусов.

— Сбили! — бежавшие вдоль забора к замаскированной лазейке партизаны радостно кричали, видя падение американского беспилотника. — Получили, сволочи!

Алексей Басов, достигнув дыры в ограде, остановился, пропуская за периметр своих товарищей, не без труда пролежавших в небольшое отверстие и цепляясь за его края снаряжением. Сам полковник нырнул в пролом последним, увидев, как в дальнем конце улицы появились вражеские бронемашины. Загрохотали пулеметные очереди, и тяжелые пули со шлепками ударили в бетонные плиты, с визгом пролетая над забором.

— Внутрь, живее, — приказал своим бойцам, ждавшим командира, Басов, указывая на трехэтажное серое здание бывшего цеха, возвышавшееся над улицей. — Занять позиции на втором этаже! Пошли, пошли, пошли!

На территории завода всюду царила лихорадочная суета, сдержав натиск противника на дальних подступах, партизаны отступили сюда, чтобы на этом рубеже уже стоять насмерть. Между корпусами, по двору, выложенному бетонными плитами, меж которых торчали клочья пожухшей травы, бегали люди, тащившие связки РПГ, вьюки с огнеметами «Шмель», цинки с патронами. К группе Басова присоединились двое, один из которых, громко сопя, нес треногу пусковой установки противотанкового ракетного комплекса «Фагот», а второй волок два цилиндрических ТПК с ПТУР, по тринадцать килограммов каждый.

— Шевелись, бойцы! — подгонял своих спутников полковник, бежавший вместе со всеми по гулким пустым цехам, заваленным каким-то хламом, который поленились убирать, просто сгребли в кучи по углам. Всюду тряпье, горы упаковочного картона, целые штабеля пустых ящиков, гниющие отбросы.

Поравнявшись с Бурцевым, командир спросил на бегу:

— Откуда столько мусора? Ты местный, вроде, может, знаешь? Настоящая свалка!

— Завод давно заброшен. Несколько лет назад тут были оптовые склады, хранили все подряд, от ГСМ, до картошки из ближайших совхозов.

— Дерьмо!

Взбежав по крутой лестнице, партизаны поднялись на второй этаж, опоясанный по периметру сквозной галереей. Огромные, от пола до потолка, окна были уже заложены кирпичом или мешками с песком. Из них открывался вид на дорогу, по которой ползла окутанная клубами выхлопных газов стальная лента американской колонны. Один из «Страйкеров», не останавливаясь, развернул турель, стегнув по фасаду заводского корпуса длинной очередью. Пули, залетая в проем, рикошетом отскакивали от стен. Раздались крики, кто-то упал на холодный пол, заливая его кровью. К раненому тотчас кинулся боец с санитарной сумкой.

— Не высовываться, — приказал Басов, приседая за бруствером. — Занять позиции! Огонь по команде!

Расчет «Фагота» уже развернул пусковую, укрепив на треноге транспортно-пусковой контейнер с ракетой. Басов, окликнув одного из партизан, спросил:

— Фугас готов?

— Давно! В канализационном коллекторе под этой улицей почти сто кило взрывчатки!

— Черт, нас-то не зацепит вместе с пиндосами?

— Вроде не должно, — ухмыльнулся сапер. — Скоро точно узнаем!

Партизаны, всего их здесь было не меньше тридцати человек, взяли вереницу бронемашин под прицел. В дворе под самыми стенами корпуса разорвалось несколько мин, и Олег Бурцев, направивший на проезжую часть улицы ствол своего РПК-74М, увидел раскиданные по земле тела. Рядом с ним, взвалив на плечо тубус реактивного огнемета, стоял Азамат Бердыев. Басов держался поближе к установке ПТУР, как и сапер, вооружившийся кроме «калашникова» подрывной машинкой.

— Азамат, давай! — махнул рукой полковник, и партизан нажал на спуск.

Выстрел «Шмеля» оглушил находившихся рядом людей, все затянуло пороховыми газами, многие зашлись в приступе жестокого кашля. Реактивный снаряд ударил в верхнюю часть корпуса головного «Страйкера», проломив сравнительно тонкую броню и взорвавшись уже внутри. Ударная волна вышибла люки, из проемов полыхнуло пламя. Колонна встала, и Басов скомандовал нетерпеливо смотревшему на него подрывнику:

— Взрывай!

Партизан нажал на большую кнопку, и из земли под колесами сбившихся в кучу бронемашин ударил столб огня. Ударная волна сбила с ног тех, кто не успел укрыться, здание задрожало, жалобно скрипнув арматурой. Бурцев, высунувшись из-за груды кирпичей, увидел сквозь дымную завесу перевернутые БТР, раскиданные по всей улице, в центре которой зияла огромная воронка. Один из «Страйкеров», оказавшийся почти точно над фугасом, просто разорвало пополам, словно он был не из броневой стали, а из картона.

Распахнулись люки нескольких бронемашин, к поврежденным БТР бросились американские пехотинцы, пытавшиеся спасти своих умирающих товарищей.

— Огонь из всех стволов! — крикнул Басов, и Олег нажал на спуск, обрушив на головы ошеломленных взрывом американцев поток малокалиберных пуль.

Загрохотали автоматы и пулеметы, харкаясь раскаленным свинцом, и суетившихся внизу американских солдат смело с мостовой. С грохотом выстрелил «Фагот», посылая ПТУР в борт одной из бронемашин, с которой бил короткими очередями крупнокалиберный «браунинг». С дистанции три сотни метров промахнуться было невозможно, и ракета 9М111, несущая боевую часть весом два с половиной килограмма, ударила в борт, прожигая его кумулятивной струей.

Несколько уцелевших «Страйкеров» открыли шквальный огонь из пулеметов по окнам, заставив партизан попрятаться в укрытия, а затем, прикрывшись дымовой завесой, дали задний ход. По скрывшимся в сером колышущемся мареве бронемашинам несколько раз выстрелили из РПГ, никуда не попав, и только больше напугав запаниковавших американцев.

— Вот и все!

Полковник Басов, выпустив из рук автомат, устало прислонился к стене, сев прямо на грязный, усыпанный гильзами и осколками стекла пол. Закрыв глаза, он продолжал слышать вокруг себя суету, представляя, как тащат раненых вниз, в перевязочный пункт, их товарищи, как бойцы перезаряжают оружие, высматривая на горизонте новые цели. Кто-то рядом закурил, кто-то возбужденно матерился, еще не веря по-настоящему, что остался жив в этом аду. Из серых туч, опустившихся, кажется, на самые крыши домов, начал сыпать снег. Крохотные снежинки падали на запрокинутое вверх лицо Алексея Басова, тут же тая, и капельки воды стекали под камуфляж, остужая разгоряченное тело.

В штабе бригады царил хаос, но командующий, несмотря ни на что, продолжал отдавать распоряжения. Первым делом, полковник Гейл, не дослушав рапорт командира отступавшего батальона, приказал:

— Передать координаты цели артиллерийской батарее! Сравняйте там все с землей!

Дюжина гаубиц М777, расположившихся на безопасном удалении от города, разом открыла огонь, заставив содрогнуться землю. Снаряды, свечой уходя в небо, пролетали над пригородами, опережая звук, и падали на территорию завода, проламывая крыши и перекрытия, взрываясь внутри зданий, круша бетон и перемалывая в мелкую труху кирпичную кладку. Одним залпом батарея отправляла к цели больше полтонны стали, ведя огонь со скоростью пять выстрелов в минуту. Беспилотный разведчик «Шэдоу-200», появившись над заводом, передал в штаб картину чудовищных разрушений. Земля была изрыта воронками, несколько зданий превратились в руины, погребая заживо тех, кто находился внутри, но большая часть укрывшихся на территории завода партизан смогла уцелеть, укрывшись под прочными сводами подвалов.

— Дайте мне связь с генералом Камински! — потребовал Гейл, слыша грохот орудий за бортом командно-штабной машины.

В Раменском сообщений от командующего бригадой ждали, вот только услышали совсем не то, чего бы хотелось.

— Противник отбил первую атаку, удержавшись на занятых позициях. К нашему появлению подготовились, организовав засады на пути штурмовых групп. Данные о потерях еще уточняются, но мы лишились не менее двух десятков боевых машин, уничтоженных огнем РПГ. Число погибших превысило сто пятьдесят человек и продолжает расти, а санчасть переполнена ранеными.

— Это очень плохие новости, полковник! — мрачно произнес Мэтью Камински. — Вы не выполнили свою задачу!

— У нас недостаточно огневой мощи. Мне нужно больше артиллерии, реактивные установки, не помешает поддержка с воздуха и как можно больше «дронов», чтобы отслеживать перемещения террористов. Без этого я не готов повторить штурм, который просто обернется еще одной бойней!

— Я немедленно дам приказ о переброске дополнительных сил на Урал, полковник. У нас в полной готовности две бригады Восемьдесят второй десантной дивизии, с охраны нефтепровода можно снять одну десантно-штурмовую бригаду Сто первой дивизии. Их поддержит легкая пехота, я выделяю для этой операции бригаду из своей Десятой дивизии.

— Нужна тяжелая техника. «Хамви» и мои «Страйкеры» слишком уязвимы для вражеских гранатометов в условиях уличных боев. Здесь нужны «Абрамсы»!

— Танки есть только у морских пехотинцев. Думаю, Пентагон не станет возражать против их участия в штурме. А вы, полковник, до тех пор, пока не будут доставлены подкрепления, обеспечьте блокаду города. Террористы должны оказаться в полной изоляции.

Отключив связь, генерал Мэтью Камински, взглянув на своего начальника штаба, приказал:

— Свяжитесь с Вашингтоном, сообщите, что мы переходим ко второй стадии. Русские показали нам, что с ними стоит считаться. Придется взять тайм-аут на несколько дней.

Первые С-17А «Глоубмастер» с бойцами Десятой легкой пехотной дивизии вылетели из Раменского через шесть часов, взяв курс на восток, в сторону Уральских гор. Следом оторвались от земли несколько С-130Н «Геркулес» с десантниками, а обгоняя их, над облаками мчались к цели истребители F-16C «Файтинг Фалкон», уже готовые вступить в бой. Кольцо вокруг Нижнеуральска стянулось еще туже, но те, кто готовился оборонять город до последнего, не чувствовали себя обреченными.

 

Глава 12. Скрытая угроза

Чечня, Россия

20 ноября

Инструктор, высокий худощавый мужчина с орлиным носом, черными, как антрацит, глазами, аккуратно подстриженной бородой и смуглой не от загара, а от рождения кожей, обведя пристальным, чуть насмешливым взглядом выстроившихся в одну шеренгу учеников, похожих на стаю волчат, вышедших на свою первую охоту, высоко поднял руку:

— Приготовились! — Налетевший порыв ветра разнес его крик невесомым эхо, и тотчас рука резко опустилась: — Пошли!

Полтора десятка чеченцев, мальчишек, самому старшему из которых лишь едва исполнилось восемнадцать, сорвались с места, едва дождавшись команды своего инструктора. За считанные минуты им предстояло пробежать почти километр, затем по узкому бревну преодолеть глубокую канаву, залитую горящим бензином, потом проползти под колючей проволокой, натянутой на высоте сантиметров двадцать, и тотчас вскарабкаться на стену высотой шесть метров, соскользнув с вершины по канату, разумеется, без перчаток, предохраняющих руки от неизбежных травм. И все это с набитым камнями ранцем за спиной, весившим не один десяток килограммов.

— Быстрее, быстрее, — подгонял своих учеников инструктор, легко бежавший рядом. — Держать темп!

Полоса препятствий, преодолеть которую смогли все, сменилась стрельбищем. Юным курсантам, дышавшим, словно загнанные лошади, скалившимся в гримасах ярости, следовало поразить с трехсотметровой дистанции пять мишеней из автомата, затем, с двадцати метров, положить все восемь пуль, находившихся в обойме обычного ПМ, в деревянный щит сантиметров тридцать в поперечнике, после этого трижды метнуть нож, и, наконец, забросить учебную гранату, железную чушку весом почти полкило, в проем окна с тридцати метров. И лишь после этого будущие солдаты свободной Чечни могли повалиться на землю без чувств, приходя в себя и молясь Аллаху, чтобы безжалостный инструктор шел к ним хоть чуточку медленнее.

Султан Цараев тоже наблюдал за тем, как очередная группа учеников проходит полосу препятствий, порой совершенно исчезая из виду среди густых клубов черного дыма, не замечая не смолкавшего треска автоматных очередей и хлопков взрывпакетов, уложенных на маршруте. Звуки стрельбы стали уже совершенно привычными, напротив, внезапная тишина пугала больше, чем злой лай АК-74 и хлопки выстрелов «Макарова». Здесь, в укромной долине на юге Чечни, в считанных десятках верст от грузинской границы, толпа вчерашних школьников, вырванных из-за парт, превращалась в настоящих бойцов.

Мальчишки, взяв в руки настоящее оружие, раз за разом штурмовали полосу препятствий, доводя себя до изнеможения. К концу дня многие из них еле могли идти без посторонней помощи, но с рассветом они вновь вставали в строй. Дети, лишенные детства, рано превращались в мужчин, воинов, готовых беспрекословно исполнять приказы своего амира, убивать тех, на кого укажет вожак.

Вместе с Цараевым за тренировкой смотрели не без интереса наиболее опытные бойцы из его отряда, личная охрана полевого командира. Бородатые моджахеды, даже сейчас полностью экипированные для боя, не расстававшиеся с оружием ни на миг, довольно цокали языками, подбадривая бежавших наперегонки мальчишек, или, напротив, подгоняли отстающих злыми резкими окриками. Для них это было зрелище, редкое развлечение.

— Все свободны, — махнул рукой инструктор, и толпа измотанных парней, едва державшихся на ногах, нестройной вереницей двинулась вверх по склону, туда, где приткнулся к скалистому утесу небольшой поселок. Их одежда пропиталась потом, несмотря на холодный ветер, пронизывавший ущелье, а дыхание было неровным и тяжелым, но мимо своих старших братьев юные моджахеды прошли чуть ли не строем, демонстрируя свою выносливость.

— Ты загонишь их до смерти, Асфандияр! — покачал головой Цараев, когда инструктор, замыкавший колонну, поравнялся с ним.

— Маленький народ не может иметь большую армию, значит, каждый ваш воин должен в бою стоить трех вражеских солдат. Я сделаю все, чтобы равных им не было ни на Кавказе, ни во всей Азии, и не важно, сколько пота придется пролить.

— Надеюсь, хоть толк в этом есть?

— Общая подготовка неплохая у всех, — произнес наставник, остановившись возле полевого командира. Как и чеченцы, он был одет в камуфляж, но не «флору» или «цифру» русского образца, а в дорогой, но уже порядком заношенный натовский. На правом плече его стволом вниз небрежно висел АКМС со сложенным плечевым упором. В прочем, судя по маркировке, это оружие называлось KLF-7.62 и было произведено в Иране, но здесь, в горах, на подобные мелочи не обращали внимания. — Нужно только не ослаблять интенсивность тренировок. И пора переходить к изучению специальных курсов. С завтрашнего дня Али займется с ними минно-подрывным делом, а Мехрдад начнет обучение снайперской тактике. Среди этих молокососов есть несколько метких стрелков, их талант нужно развивать!

Словно дожидаясь, пока о них вспомнят, и вечернего сумрака, опустившегося на горы, вынырнули двое, тоже смуглые и черноглазые, жилистые и резкие в движениях, точно готовые в любой миг сорваться за добычей гончие псы. Оба были одеты в натовский камуфляж и китайские «разгрузки».

— На сегодня с этих мальчишек хватит. Больше никто уже не сможет сделать и шага, — усмехнулся названный Асфандияром человек, и, поправив сползавший с плеча автомат, двинулся к скоплению неказистых домов, аулу, превращенному чеченцами в тренировочную базу.

Султан посмотрел в след инструктору, и, махнув рукой, дал знак своим спутникам следовать за ним. Цараев до сих пор не мог понять, как относится к этим людям, учившим его бойцов. Чужаки, пришедшие явно откуда-то издалека, свою работу делали хорошо. Они выжимали все соки из своих курсантов, но те на удивление с каждым днем становились лишь сильнее, выносливее, быстрее и злее. Эти люди старались на славу, но оставались для чеченцев чужими. Они явились с юга несколько месяцев назад, почти сразу после вторжения американцев, заменив иорданских и саудовских инструкторов, в свое время натаскивавших точно так же самого Цараева в ущельях Грузии.

Пришельцы пытались казаться своими, даже разговаривали с чеченцами на их родном языке, реже по-русски, благо, с этим проблем не было ни у кого. Но все равно группа инструкторов, которых все знали лишь по именам, держалась особняком, и между собой они негромко переговаривались на фарси, который никто в этих краях почти не знал. Внешностью они были схожи с горцами, точно так же совершали намаз, а в богословских спорах легко могли заткнуть за пояс любого местного муллу. Но стоило заглянуть в их глаза, и все вставало на свои места.

В их взглядах не было фанатизма, вообще никаких человеческих чувств, только холодный расчет. Султан Цараев, собственными руками убивший десятки людей, солдат и штатских, мужчин, женщин и даже детей, не осмеливался заглядывать в глаза чужакам, явившимся с юга. Он сделал это один раз поначалу, и ощущения, испытанные полевым командиром, давно объявленным русскими в федеральный розыск, не боявшимся ни Аллаха, ни шайтана, были сродни тому, как если бы он заглянул в ствол заряженного пистолета. Во взглядах пришельцев сквозил могильный холод, обжигавший до глубины души. Это было жутко, но Асфандияр и его товарищи пришли, чтобы помочь чеченцам, и делали это хорошо. Здесь, в горных аулах, создавалась новая армия, выковывался тот клинок, которому вскоре предстояло перерезать американские глотки и впиться в русское брюхо, выпуская из него остатки жизни.

Вечер, опустившийся на аул, застал боевиков в домах. Сам Султан Цараев, полулежа на потертом ковре, ел мясо, закусывая его лавашем. За одним столом со своим вожаком расположились наиболее приближенные боевики, «гвардия» амира. Но завершить неспешную трапезу полевому командиру не дали. Появившийся неожиданно Асфандияр, обитавший вместе со своими спутниками в отдельном доме, без лишних предисловий потребовал:

— Ты должен идти с нами. Сегодня ночью прибудет караван с оружием с той стороны границы, нужно встретить его.

— Зачем оружие? Его здесь и так полно!

— Когда идет война, его всегда оказывается слишком мало. Мы стараемся этого избежать.

— Хорошо! — Цараев встал, одернув одежду и поправив ремень. — Идем сейчас?

— Да. Возьми двух-трех человек. С нами пойдет Али.

Вооружившись, боевики, отобранные Цараевым, погрузились в две машины, УАЗ армейского образца и четырехдверную «Ниву», в которой разместились и иранцы. Небольшой караван двинулся по горному серпантину со скоростью черепахи, маневрируя на самом краю обрыва. Ночь опустилась на горы, дорога покрылась наледью, и водителям приходилось быть втройне осторожными. Все же они успели, и за час до назначенного времени машины оказались в условленном месте в паре километров от грузинской границы.

— Дальше пешком, — произнес Асфандияр, устроившийся на заднем сидении «Нивы». — Встретим их на самой границе.

Чеченцы, выбравшиеся из машин, лязгнули затворами, выстраиваясь в походный порядок. Но иранский инструктор не спешил командовать выступление. Вместо этого он достал из багажника куски ткани, снабженные тесемками, точно плащи-дождевики.

— Пусть все наденут. Это термоткань. Она не пропускает тепло человеческого тела.

— Для чего?

— Нас нельзя будет обнаружить тепловизором, — пояснил Асфандияр. — Американцы держат в районе границы свои беспилотники, оснащенные такими приборами. Не нужно, чтобы они знали о нашем появлении.

— А если они устроят засаду на тропе?

— Мы бы знали. Сюда можно попасть по воздуху, но вертолеты никто не видел, или мимо вашего селения, а там тоже никто не проезжал. Кроме нас тут никого нет, и не будет.

Султан Цараев, накинув на плечи странный плащ и надвинув капюшон на голову, двинулся первым. Боевик не снимал рук с автомата, висевшего на груди. Это были его горы, его охотничьи угодья, но чеченец, битый волк, знал, что всегда может отыскаться еще более матерый хищник. И тогда останется только одно — умереть в бою, как мужчина, продав свою жизнь подороже.

— Готовы? — Асфандияр обвел внимательным взглядом своих спутников, затем достал патрон в ствол своего АКМС и, опустив на глаза очки ночного видения, махнул рукой: — Вперед!

Ходить по горам ночью, даже с приборами ночного видения, было гораздо сложнее, чем днем. Цараев, шагавший следом за иранцем, несколько раз оступался, чудом не упав и поминая сквозь зубы то шайтана, то Всевышнего. Под ногами хрустели камни, но боевик не мог заставить себя не смотреть вверх.

Возможно, в эти самые минуты за ними наблюдали камеры американского беспилотника типа высотного «Глобал Хок», способного летать выше большинства пилотируемых самолетов. Где-то далеко-далеко оператор отстраненно наблюдал за пробиравшимися по горам людьми, решая, стоит ли выпустить по ним ракету. А, может, над облаками летел управляемый живыми пилотами «Хорнит» американской морской пехоты, и от его подвески уже отделились, набирая скорость в стремительном падении, бомбы, несущие смерть горстке чеченцев. Земля по-прежнему принадлежала им, но в небе хозяйничали чужаки, ценившие лишь собственные жизни и собственные права. Но пока наверху все было спокойно, а вот на земле, в нескольких сотнях метров впереди, обозначилось какое-то движение.

— Стоять! — громким шепотом произнес Асфандияр, вскидывая автомат и опускаясь на колено. — Оружие к бою!

Чеченцы брызнули с тропы в разные стороны, ныряя за камни и скальные уступы. Султан Цараев прильнул к валуну, обхватив цевье своего АКС-74. Рядом расположился иранский инструктор Али, вооружившийся винтовкой СВД с ночным прицелом.

В темноте мелькнул тусклый огонек фонарика, погас, вспыхнул вновь, еще несколько раз мигнул. В ответ Асфандияр тоже просигналил каким-то кодом, и, вешая автомат на плечо, спокойно двинулся навстречу вынырнувшим из тьмы безликим фигурам. В какой-то миг иранец оказался на территории чужой страны, переступив границу, которая здесь, в горах, была не более чем нарисованной на бумаге линией. С полминуты он говорил с ночными гостями, а затем они все вместе двинулись к чеченцам. Вместе с людьми, которых оказалось шестеро, шагали четыре ишака, тащивших объемистые вьюки.

— Нужно забрать груз, — распорядился Асфандияр, рядом с которым шел такой же смуглый черноглазый человек, замотавший нижнюю часть лица шерстяным шемахом, не то спасаясь от холода, не то, опасаясь быть узнанным. — Тащите все в машины! Али будет прикрывать!

Султан Цараев подхватил один из вьюков, в котором глухо звякнул металл. Один из «гостей» молча помог чеченцу поудобнее расположить ношу на плечах, и боевик осторожно двинулся назад, к машинам, возле которых он оставил только одного сторожа. Дорога по обледеневшей тропе с тяжелым грузом да еще в полной темноте заняла очень много времени, и потом пришлось пройти этот путь еще дважды, пока все оружие, заботливо замотанное в брезент, не оказалось в багажниках. Чеченский командир на негнущихся ногах добрался до «Нивы», плюхнувшись на переднее сидение и чувствуя, как ноет от напряжения спина. Отрешенным взглядом он наблюдал, как Асфандияр, прощаясь с пришельцами, обнимается с ними, точно с давно не виденными братьями. Наконец, иранец, забравшись на заднее сидение, приказал:

— Едем обратно. Не стоит здесь оставаться слишком долго!

Водитель, уже опустивший ладони на руль, покосился на Цараева — он был чеченцем и подчинялся чеченцу.

— Поехали, — кивнул Султан. — Не гони, не хватало слететь с обрыва.

В аул вернулись уже перед рассветом, когда бодрствовали лишь несколько часовых, оборудовавших себе позиции на склонах над тропой. На первый взгляд селение выглядело уязвимым, но кроме хорошо замаскированных постов его охраняли минные поля, с каждым днем становившиеся все более плотными и смертельно опасными для чужаков.

— Посмотрим, что здесь, — решил Цараев, указав на вьюки, которые его бойцы вытаскивали из машин, бросая на каменистую землю. — Открывайте!

Чеченцы быстро, с ловкостью, заставлявшей догадываться о немалом опыте, вскрывали тюки, раскладывая груз поверх брошенных на землю кусков брезента. Султан Цараев, увидев извлеченное из вьюков оружие, улыбнулся, как ребенок, получивший большую конфету. Точно так же скалились, изображая радость, его бойцы, довольно цокая языками.

— Переносной зенитно-ракетный комплекс «Хуньин-5А», — сообщил Асфандияр, подняв с земли длинную толстую трубу зеленого цвета с угловатым приливом и рукояткой с одной стороны. — Производится в Китае с тысяча девятьсот восемьдесят шестого года. Ракета с тепловой головкой наведения способна поражать цели на высотах до двух с половиной километров и расстоянии четыре тысячи четыреста метров. Вес боевой части девятьсот граммов, вес пусковой установки с ракетой — шестнадцать с половиной килограммов. Он прост в освоении и применении и надежен.

Инструктор отложил ЗРК, добавив внимательно слушавшим его чеченцам:

— У вас нет авиации, а у ваших противников она будет. Зенитные ракеты не заменят боевые самолеты никогда, но если в ваших руках ПЗРК, то один единственный боец может уничтожить сверхзвуковой реактивный истребитель, стоящий сотни миллионов долларов. Просто факт наличия у вас зенитных ракет, любых, заставит противника действовать осторожнее, выполнять полеты на больших высотах, что скажется на точности применения оружия. И у вас будет достаточно ракет, чтоб противостоять самой мощной авиации!

Вслед за раструбами ПЗРК на свет появились тубусы ручных противотанковых гранатометов и оперенные конусы управляемых противотанковых ракет «Раад-Т», которые были ни чем иным, как сильно «прокачанными» копиями советского ПТРК «Малютка», старого, но эффективного. Султан Цараев, отойдя в сторону, подошел к еще запакованному вьюку, из которого торчал необычно длинный ствол, толстый, точно у пушки, с ребристой насадкой дульного тормоза. Выхватив оточенным движением нож, жуткого вида тесак-«рэмбо», чеченец вспорол ткань, вытащив нечто странное, чего прежде ему не доводилось не только держать в руках, но и просто видеть вживую.

Длинный ствол заканчивался цилиндрической ствольной коробкой, на которой был укреплен резиновый затыльник и складные сошки. Под прикладом тоже имелась короткая откидная опора. Поверх массивного ресивера была установленная направляющая типа «пикатини», предназначенная для установки самого широкого спектра прицелов. Цараев, задумчиво вертевший в руках огромную винтовку, сперва решил что она однозарядная, но затем обнаружил окно для магазина, который примыкался немного непривычно, слева от рукоятки управления огнем, располагаясь горизонтально.

— Снайперская винтовка Jianshe JS-05 калибра 12,7 миллиметра, под патрон русского образа, — произнес выросший за спиной, будто соткавшись из вечернего сумрака, Мехрдад, высокий, за два метра, тощий, казавшийся нескладным инструктор-снайпер, на самом деле чудовищно сильный и подвижный, точно змея. — Изготовлена в Китае. Весит двенадцать с половиной килограммов. Трехместный отъемный магазин, перезаряжается в ручную продольно скользящим затвором. Позволяет поражать цели на расстоянии до полутора километров, в том числе бронированные.

— Я видел такие, — припомнил Султан Цараев. — У русских были подобные винтовки, у их спецназа. И у американцев тоже, «Баррет» М82. Зачем они нам? Они слишком большие и тяжелые. Стрелять по бронемашинам лучше из гранатомета или ПТУР. Например, русский «Фагот» имеет дальность действия два километра, а его ракета пробивает сорок сантиметров брони. Разве винтовке, даже такой мощной, это по силам?

Иранец пожал плечами, пояснив:

— РПГ ненамного легче такой винтовки, но стрелять из него можно лишь на двести-триста метров. Ракета мощная и летит далеко и точно, но вес ПТУР и пусковой установки превышает двадцать килограммов даже у самых компактных моделей. Слишком много, чтобы бегать целый день по горам, играя в прятки с вражескими «коммандос». К тому же избыточная мощность нужна не всегда. Сейчас на весь Кавказ у американцев пара десятков танков, остальная техника — БТР и бронированные «Хаммеры», их борта пуля калибра 12,7 миллиметра прошивает за километр. Выстрел из такой винтовки обнаружить намного труднее, чем запуск ПТУР. Наконец, стрелок с крупнокалиберной винтовкой, оснащенной хорошим прицелом, наверняка уничтожит вражеского снайпера, вооруженного, например, СВД или американской М21 обычного калибра, оставаясь для него недосягаемым. Это оружие более универсальное и мобильное, чем все остальное. При должной подготовке из подобной винтовки можно сбивать вертолеты, с первого выстрела.

Султан продолжал изучать новое оружие, взвешивая его, приложившись пару раз, вхолостую щелкнув спусковым крючком. Винтовка казалась неуклюжей, изготовленной слишком грубо, точно это было оружие военного времени, когда внешней отделке почти не уделяется внимания, красота и изящество приносятся в жертву простоте и эффективности. И, тем не менее, это было мощное и смертоносное опасное оружие. Что и поспешил продемонстрировать Мехрдад.

— Мне нужна мишень, вон на том склоне, — инструктора указал рукой направление. — Возле того валуна с острым верхом. Сейчас сам увидишь, на что способно это оружие!

— Арби, — Султан подозвал молодого боевика, рысью кинувшегося на зов вожака. — Арби, возьми свою «копейку» и езжай к тому камню. Живее!

— Слушаюсь, амир!

Чеченец прыгнул в старенькие «Жигули», рванувшие вверх по склону, петляя меж каменных глыб. Когда машина, белым пятном сверкавшая в сумраке, достигла места, Цараев вытащил рацию из подсумка, висевшего на плечевой лямке подвесной системы, скомандовав:

— Достаточно! Теперь беги обратно, машину оставь там! — Затем чеченец взглянул на стоявшего рядом иранского снайпера: — Такая мишень тебя устроит?

— Вполне, — кивнул Мехрдад. Он достал из «цинка» патрон, толщиной с большой палец взрослого мужчины и очень длинный, не помещавшийся целиком на ладони: — Патрон с бронебойной пулей Б-32. Она способна пробить шестнадцатимиллиметровую броню с двухсот метров. Это смертельно для легкой бронетехники. А с десятикратным оптическим прицелом, копией русского «Гиперон», я могу положить эту пулю в щель прибора наблюдения с нескольких сотен метров.

Снайпер установил кронштейн с длинной трубой оптического прицела на планку «пикатинни» до характерного щелчка. Султан Цараев встал рядом, вооружившись мощным двадцатикратным биноклем «Бушель» и наблюдая за действиями инструктора, расчетливыми, быстрыми и ловкими. Мехрдад быстро затолкал в широкий магазин три патрона, примкнув его к оружию. Стрелок лег на землю, поставив винтовку перед собой на сошки. С минуту он целился, оценивая скорость и направление ветра, а затем нажал на спуск.

— Шайтан! — звук выстрела был таким громким, что у Цараева заложило уши и зазвенело в голове.

Тяжелая пуля, весившая пятьдесят два грамма, со скоростью восемьсот сорок метров в секунду преодолела дистанцию за полторы минуты, ударив в лобовое стекло «Жигулей». Мехрад, передернув затвор, перезарядил оружие. Пустая гильза упала рядом с ним, покатившись по склону. Снова снайпер замер, вводя поправку, а затем выстрелил, вогнав следующую пулю в двигатель, и почти сразу же, с секундной задержкой, последовал третий выстрел. Последняя пуля вонзилась в борт машины напротив бензобака, и пары топлива мгновенно вспыхнули. Раздался взрыв, от неожиданности вскрикнули несколько наблюдавших за происходящим боевиков.

— Амир, как же так? — Арби переводил растерянный взгляд со своего командира на горящую «копейку». — Зачем машину такую хорошую взорвали?!

— Мы тебе лучше найдем, — хлопнул своего бойца по плечу Султан Цараев. — Только научись стрелять из этой винтовки так же, как Мехрад! И сделай это быстро! Для такого оружия я найду достойную мишень!

Иранский инструктор тем временем встал, подняв винтовку, и с превосходством посмотрел на чеченцев. Цараев, на которого расстрел легковушки с полутора верст произвел серьезное впечатление, лишь восхищенно помотал головой.

Спустя сутки неприметная зеленая «Нива», за рулем которой находился сам Султан Цараев, притормозила на окраине Грозного, в одном из тех районов, где до сих пор не избавились от следов войны, и той недавней, позором закончившейся для русских, и прочих, прокатывавшихся катком по маленькой горной республике.

— Настоящая крепость, — произнес сидевший рядом с командиров боевик по имени Ваха. Как и остальные, он сменил камуфляж на гражданскую одежду, а из оружия имел при себе только ПМ, спокойно лежавший пока в подплечной кобуре. — Нечего и думать проникнуть внутрь!

Чеченцы, всего из было трое, рассматривали вознесшуюся на четыре метра серую стену, сложенную из бетонных плит. Поверх нее вилась натянутая в несколько рядов колючая проволока, над которой возвышались наблюдательные вышки. Одна такая находилась всего в сотне метров от машины, пока не вызвавшей ничьих подозрений, и боевики видели направленные с нее вовне стволы крупнокалиберных пулеметов «Браунинг».

Над городом с рокотом и треском пролетел вертолет, юркий UH-1 «Ирокез», окрашенный в серый цвет. Из широких проемов бортовых люков вниз свешивались ноги американских морпехов, возвращавшихся на свою базу. Геликоптер, полого снижаясь, скрылся из виду, исчезнув за стеной, которой был огорожен аэродром Грозный-Северный, переименованный новыми хозяевами в Кэмп-Индия. Здесь находилась крупнейшая на Кавказе база Морской пехоты США.

— Шакалы! — с ненавистью произнес Цараев, проследив взглядом за винтокрылой машиной. — Боятся ступить на землю, ведь здесь они никто!

Со своей позиции чеченцы не могли видеть абсолютно ничего, что происходило внутри периметра. Только серая глухая стена, спирали «колючки», да каски дежуривших на вышке морпехов. Султан, обернувшись к сидевшему сзади спутнику, спросил:

— Мовсар, что ты узнал?

— Это действительно крепость, командир! Стену не пробить даже из танка. На вышках установлены пулеметы и АГС, которые простреливают все вокруг больше чем на километр. У часовых есть не только бинокли, но и ПНВ, так что темнота им не помеха, они видят все днем и ночью. Наблюдают еще и с воздуха, с беспилотников, которые находятся в небе почти непрерывно. Говорят, вокруг аэродрома установлены мины, какие и как часто, я не знаю, те же не разрешал подходить близко. Мы туда загнали бездомную собаку, она побегала и вернулась невредимая, но рисковать я бы не стал.

— Можно устроить дымовую завесу, — предложил Ваха, взгляд которого задумчиво скользил вдоль стены. — Тепловизоры тогда не помогут. Коридор в минном поле проделают рабы, мы пойдем следом, и вырежем неверных!

Мовсар только помотал головой.

— Видишь те антенны? — Боевик указал на обращенную с ближайшей вышки во внешний мир плоскую панель. — Это радар. Ему дым не помеха. За полтора километра обнаружит движущегося человека. Пока возимся под стеной, нас перестреляют, как мишени в тире! Там несколько тысяч морских пехотинцев, пушки, минометы, вертолеты!

— А если ударить по КПП? — последовало новое предложение. — Плотный огонь из РПГ, сметаем часовых и врываемся внутрь! Еще лучше начинить взрывчаткой грузовик и пойти на таран! Пары тонн тротила хватит, чтобы эту стену превратить в груду щебня, под которым будут похоронены ее защитники!

В ответ на это Мовсар поморщился, взглянув на Ваху:

— Ты сам видел ворота? Чтобы пробиться через них, точно нужны танки. Шоссе перегорожено бетонными плитами. Подъезжая к КПП, нужно сбросить скорость, чтобы проехать между ними, оказавшись под прицелом сразу нескольких пулеметов. Только дернешься — разорвут в клочья кинжальным огнем! Близко не подобраться! Верная смерть!

— Я не отправлю своих братьев на убой ради потехи врага, — решительно произнес Султан Цараев. — На это не будет воли Всевышнего. Но я должен отомстить американцам, иначе я не чеченец. Это дело чести. Они убили моего брата! Тамерлан был непослушным, гордым, не уважал ни меня, ни отца, и погиб из-за собственной глупости, решив, что умеет воевать лучше русских казаков. Но в наших жилах одна кровь, мне мстить за его смерть!

— Ты же видишь, командир, к неверным не подобраться, — извиняющимся тоном протянул Ваха, оценивший мощь укреплений. — Они всегда начеку, у них полно всякой техники, которую не обманешь! Не с нашими силами нападать на такую базу! Можем обстрелять их издалека и сразу уходить, а иначе никак!

— Я должен видеть, как они умирают, должен слышать, как они кричат от боли и молят о пощаде! А то, что ты предлагаешь, это не месть!

Внимание боевиков привлекло пыльное облако над шоссе, уходившим прочь от города. Через пару минут из него вынырнули три камуфлированных «Хамви», на крышах которых были видны пулеметные турели. Звук работавших двигателей был похож на рык голодных зверей, спешивших к кормушке. Бронированные внедорожники пролетели мимо приткнувшейся на обочине «Нивы», быстро исчезнув за поворотом.

— Значит, они все же спускаются на землю? — Султан Цараев вопросительно взглянул на Мовсара.

— Чаще летают на вертолетах, но иногда высылают наземные патрули. Пытаются убедить нас, что они держат все в своих руках, но, кажется, пока не смогли убедить в этом самих себя!

— Раз мы не можем придти в их логово, будем ждать, когда они сами выберутся из-за стен. Американцы окажутся на нашей земле, и тогда мы заставим их воевать по нашим правилам. Ваха, ты должен собрать группу, доставить ее сюда и устроить где-нибудь подальше от аэродрома. Мовсар, узнай, по каким дорогам они чаще ездят, и подбери там места для засады. Мы устроим на них западню!

Султан Цараев почувствовал спокойствие в душе. Теперь он не сомневался, что отомстить за смерть брата, смыв с семьи этот позор.

При появлении Энрике Мартинеса две дюжины морских пехотинцев расторопно выстроились в одну шеренгу. Капитан, пройдя вдоль строя, окинул моряков внимательным взглядом, будто пытаясь обнаружить изъяны в их экипировке. Таковых не нашлось. Каждый боец был снаряжен для боя — на голове легкая кевларовая каска, тело защищает противоосколочный бронежилет, перетянутый ремнями подвесной системы MOLLE, в руках оружие, за спинами у всех объемистые ранцы, а в подсумках полно магазинов и ручных гранат.

— Взвод, ваша сегодняшняя задача — патрульный рейд по территории, контролируемой чеченскими вооруженными формированиями, — произнес капитан Мартинес, заложив большие пальцы обеих рук за ремень и чуть раскачиваясь на каблуках. — По данным разведки, из-за границы в Чечню поступила крупная партия оружия, в том числе ПЗРК. Если у боевиков действительно есть ракеты «земля-воздух», наши штурмовики и вертолеты могут оказаться в серьезной опасности. Нам приказано обнаружить и изъять тяжелое вооружение, которым очень интересуются в штабе. Кто-то «подогревает» горцев, и нашему командованию это не нравится. Мы должны напомнить чеченцам о том, кто воплощает власть в этом регионе. Быть готовыми к применению оружия. За этой стеной, — офицер указал на периметр, отделивший от остального мира базу Кэмп-Индия, — враждебная территория, обитатели которой живут по своим законам и не любят, когда кто-то суется в их дела. Чеченцы хорошо вооружены, у них полно легкого стрелкового оружия вплоть до пулеметов, и эти люди умеют воевать. В случае столкновения с местными нас поддержит авиация, но все равно ваши жизни зависят от вас самих. Вопросы есть, господа? — И, ожидаемо услышав в ответ лишь молчание, капитан, обернувшись к взводному, произнес: — Лейтенант, командуйте!

— Взвод, по машинам! МРАП в голове колонны, «Хамви» за ним, с интервалом пятьдесят футов. Готовность две минуты!

Морские пехотинцы, держав оружие наперевес, бросились к веренице бронемашин, лязгая дверцами, способными выдержать обстрел в упор из пулемета. Энрике Мартинес, нырнув в не слишком просторный салон камуфлированного «Хамви». Дослав патрон в ствол карабина М4 с подствольным гранатометом и компактным колиматорным прицелом ACOG из комплекта SOPMOD, он положил оружие на колени, щелкнув флажком предохранителя.

Рядом с капитаном, на заднем сидении, устроился темнокожий капрал, вооруженный новой штурмовой винтовкой M27 IAR — под таким индексом был стандартизирован Корпусом Морской пехоты немецкий карабин «Хеклер-Кох» НК-416. В свою очередь «хеклер» был ни чем иным, как глубоко модернизированным, доведенным, наконец, до ума, карабином М4. В прочем, несмотря на явные преимущества новой винтовки, капитан Мартинес предпочитал проверенное годами оружие, как и сидевший за баранкой вездехода рядовой, только тот вместо подствольника М203 укрепил под цевьем дополнительную штурмовую рукоятку. А сидевший рядом с водителем сержант баюкал обвешанную планками «пикатини» полуавтоматическую снайперскую винтовку М14 DMR с мощным телескопическим прицелом.

— Взвод, начать движение, — раздался в динамике рации голос взводного. — Вперед!

Взвыли укрытые под броней мощные двигатели, и небольшая колонна двинулась к воротам, превращенным в настоящий бастион. На шоссе, уходившее от глухой бетонной стены, из-за брустверов, сложенных из мешков с песком, были направлены стволы десятка пулеметов «Браунинг» М2. В отдалении возвышалась угловатая махина БТР LAV-25, двадцатипятимиллиметровые снаряды которой могли вскрыть практически любую броню, точно швейцарский консервный нож жестянку. А еще дальше стоял танк М1А2 «Абрамс», закованный в панцирь из брони с добавлением обедненного урана, и противопоставить что-либо этому козырю, сокрушительной огневой мощи боевой машины, гипотетический враг вряд ли был в состоянии. База морских пехотинцев была отлично защищена, но сейчас двум дюжинам бойцов предстояло покинуть безопасный периметр, оставшись один на один с враждебным краем.

Первым за территорию базы, лавируя меж набросанных по шоссе «змейкой» бетонных боков, выкатился двухосный бронетранспортер «Кугуар-Н», машина типа MRAP, вооруженная пулеметом пятидесятого калибра в дистанционно управляемой установке «Протектор». Благодаря увеличенному дорожному просвету и V-образному бронированному днищу она обеспечивала лучшую защиту от подрыва на минах, что подтвердили случаи в Ираке, когда машина, весившая более семнадцати тонн, лишалась колес, теряла подвижность, а экипаж отделывалась лишь контузиями.

Тяжеловесный МРАП возглавил колонну из трех М1114 «Хамви», имевших почти равноценную защиту ему от пуль и осколков, но гораздо более уязвимых для мин и фугасов. С плоских крыш развернулись в разные стороны два трехствольных пулемета GAU-19/A калибра 12,7 миллиметра, и сорокамиллиметровый гранатомет «Марк-19». Это плюс личное оружие морпехов, имевших в своем распоряжении шесть легких пулеметов М249 SAW и четыре снайперские винтовки, внушало немалую уверенность Энрике Мартинесу.

— Внимание парни, смотреть в оба, — напомнил вновь вышедший в эфир командир взвода. — Головой вертеть на триста шестьдесят градусов, не расслабляться! Вокруг враги, которые только и ждут, чтобы выстрелить в спину! Сегодня все вы вернетесь на базу целыми и невредимыми!

По лицам морпехов, уставившихся в забранные триплексом окна, скользнула быстрая тень. Беспилотный вертолет RQ-8A «Файрскаут», забравшись на четыре тысячи футов, обратив к земле, скрывшейся в пылевой завесе, объективы оптоэлектронных камер, передававших «картинку» как в видимом, так и в инфракрасном спектре.

— За нами будут присматривать постоянно, — успокоил напряженного лейтенанта Энрике Мартинес. — «Дрон» разведает маршрут и скорректирует действия авиации, если нам потребуется поддержка.

— Я полагаюсь больше на глаза своих бойцов, капитан. Из поднебесья видно не все, и некоторые вещи кажутся не тем, что они есть.

Мартинес только пожал плечами в ответ. Он верил, что помощь придет тогда, когда она будет нужна, но был согласен с взводным, имевшим за плечами несколько лет боевого опыта и выжившим в самых жутких уголках мира, там, где человеческая жизнь ценилась дешевле обрывавшей ее пули.

Машины, чуть покачиваясь на ухабах, двинулись по не слишком широкому шоссе, на котором были заметны следы гусениц тяжелой техники. Возможно, здесь катались «Абрамсы» и «Брэдли» Второго бронекавалерийского полка, появление которых в Грозном в свое время поставило точку в недолгой войне, заставив самых упертых защитников города сложить оружие. А может это были и сами русские, может это когда-то их танки и БМП кромсали асфальт. Энрике Мартинеса сейчас беспокоило вовсе не это. Сверившись с картой, капитан вызвал на связь командира взвода, который ехал в первом «Хамви», видя перед собой угловатую громаду МРАП.

— Следуем на юг, до Итум-Кале и обратно, — сообщил Мартинес в эфир.

— Роджер, сэр! — отозвался немедленно взводный, формально командовавший патрулем, и затем уже приказал водителям машин: — Курс на юг, держать скорость тридцать!

Колонна двинулась в обход городских кварталов, и морпехи лишь видели промелькнувшую по правую руку зазубренную стену многоэтажек. В Грозном еще чувствовалось присутствие американцев, там текла почти нормальная мирная жизнь, и лишь многочисленные патрули на «Хамви» и МРАПах напоминали о том, что все не так хорошо, как кажется. Тем не менее, густонаселенный город, в котором работали магазины и рынки, не было проблем с водой и электричеством, представлял резкий контраст с остальной территорией республики.

Дорога, уводившая в горы, казалась безжизненной. Навстречу веренице бронемашин лишь несколько раз попались грузовики и бензовозы, да дважды пролетели роскошные внедорожники, сверкавшие хромом бамперов и колесных дисков. Преодолев поворот, машины морпехов едва не налетели на старика, управлявшего тележкой, в которую был запряжен понурый ишак. Горец с завидной сноровкой успел отвернуть, направив повозку на обочину, и уже оттуда погрозил вслед американцам суковатой палкой.

— Впереди населенный пункт, — сообщил водитель МРАП. — Можем обогнуть, вижу удобный проселок.

— Отставить! Курс не менять!

Увидев из окна «Хамви» скопление домов, обнесенных деревянными заборами, капитан Мартинес сдвинул защелку предохранителя своего карабина в положение «автоматический огонь». Покосившись на офицера, так же поступил расположившийся рядом капрал.

Жители небольшого поселка испуганно брызнули во все стороны, когда по главной улице промчалась колонна бронированных машин, ощетинившихся стволами пулеметов. Женщины, замотанные в глухие темные платки, подхватили детей, скрываясь в домах. На виду осталось лишь несколько мужчин, а вот те-то как раз не спешили прятаться.

— Ублюдки, — беззлобно выругался сидевший по соседству с Мартинесом капрал, на нагрудной бирке которого значилась фамилия — Брэдли. Он указал на оружие, которое чеченцы демонстративно держали на виду. — Словно мы тут никто!

— Ты прав, мы для них никто. Выгнали русских, позволив им жить по собственным диким законам, потому нас не трогают, но если попытаемся установить здесь свои правила, все может измениться.

Державшиеся небольшими группами мужчины, и седые старики, и пацаны, не выглядевшие даже на восемнадцать, недобрыми взглядами провожали промчавшиеся по поселку «Хамви», за которыми со злым лаем бежали лохматые дворняги. Почти все чеченцы были вооружены автоматами, у двоих Энрике Мартинес своими глазами видел пулеметы — ПКМ и древний, непонятно откуда взявшийся РПД с круглой патронной коробкой и деревянным прикладом.

— Почему не забрать у этих людей оружие, сэр? — спросил капрал Брэдли после того, как они оставили селение позади. — Войны нет, оно им все равно не требуется. Чтобы защищаться от бандитов, пусть создают полицию, если не доверяют нам.

Капитан Мартинес сперва вообще не хотел отвечать, краем глаза наблюдая за беспилотником, кружившими под облаками. RQ-8A висел над колонной, как привязанный, удаляясь порой на полмили и сканируя местность.

— За десять лет все собрать не успеем, капрал, — произнес он, не прекращая наблюдать за дорогой и сам не заметив, что рука все крепче стискивает цевье лежавшего на коленях М4. — Здесь оружие в каждом доме, на каждого мужчину, включая едва новорожденных, приходится по одному «стволу». Попробуем прибрать их к рукам — все эти стволы будут стрелять по нам. Конечно, мы справимся, но не быстро и дорогой ценой. Наше командование против того, чтобы у чеченцев появилось тяжелое вооружение, представляющее опасность для авиации и бронетехники, а автоматы — ерунда. Думаю, когда русские наведут порядок у себя, они вернутся и сюда, а мы вряд ли станем мешать. Оставим эту работенку для них. И вообще, моряк, не забивай голову ерундой. Лучше смотри по сторонам в оба. Нам здесь не рады и нас здесь не любят, запомни это!

Дорога пошла чуть под уклон, и водитель сбавил скорость, придерживая «Хамви» на спуске. Впереди блеснула водная лента, сжатая обрывистыми берегами. Через мелкую речку, или, скорее, большой ручей, впадавший в Аргун, был перекинут добротный мост, крепко стоявший на бетонных сваях.

— Всем, я Лидер, — раздался в динамиках голос взводного, — уменьшить скорость до двадцати! Увеличить дистанцию между машинами!

«Кугар», взрыкивая трехсоттридцатисильным дизелем «Катерпиллер», первым заполз на бетонной покрытие моста, двинувшись к противоположному берегу. Турель с «браунингом» развернулась из стороны в сторону, словно обшаривая местность внимательным взглядом. МРАП, кроме оружия, нес еще комплекс радиоэлектронной борьбы, антенны которого топорщились над угловатым громоздким корпусом. Его задачей было ставить помехи минам с радиоуправлением, по части которых «воины ислама» из разных уголков планеты стали настоящими профи. Сейчас морпехи были уверены, что детонатор или не сработает, если помехи забью частоту, или придет в действие слишком рано, выявив возможную засаду.

Бронетранспортер перебрался на другой берег, притормозив на пригорке, словно дожидаясь, пока к нему присоединятся переданные под опеку «Хамви». Один из них как раз полз по мосту, второй, тот, в котором находился Энрике Мартинес, только добрался до его основания, а третий скатывался со спуска, развернув турель с гранатометом «Марк-19» в сторону лесного массива. В этот момент их и атаковали.

Из-под колес МРАП взметнулся столб огня, а через секунду грохот взрыва проник под броню «Хамви», оглушив морских пехотинцев.

— Твою мать! — Водитель испуганно вскрикнул, увидев, как семнадцатитонный «Кугуар» переворачивает в воздухе, швыряя на бок, поперек узкой ленты асфальта. — Вот дерьмо!

«Хамви» вдруг содрогнулся от сильного удара в лобовую часть, и верхняя половина туловища водителя взорвалась кровавым фонтаном. Энрике Мартинес, по лицу которого стекали липкие ошметки плоти, выругался, едва удержав в желудке остатки давешнего завтрака. Тело водителя повалилось на колени сидевшего рядом с ним снайпера, и офицер увидел аккуратное отверстие в лобовом стекле. Бронебойная пуля пронзила преграду, и, ударив в грудь водителя, разворотила ее, смешав плоть с кевларом и камуфляжной тканью.

— Сержант, давай за руль, — крикнул Мартинес, вдруг почувствовав, что в объектив прицела вражеского снайпера оказалась именно его голова. — Вытолкни это мясо наружу! Вытаскивай наши задницы из этого дерьма, черт возьми!

Морпех потянулся через водительское место, распахивая дверцу, затем рванул ремень безопасности, пытаясь выпихнуть наружу тело своего товарища, и в этот миг последовал новый удар. Казалось, по броне шарахнули кувалдой со всей мочи. Голова сержанта будто лопнула, и салон забрызгало кровью. Капрала Брэдли шумно вытошнило.

— Вон из машины! — скомандовал Мартинес. — Вылезай, живее, сопляк!

Капитан распахнул дверцу, свалившись под колеса «Хамви». Через секунду с шумом на бетон упал Брэдли, и в тот же миг по корпусу машины ударила еще одна пуля. Капрал выругался, и Энрике Мартинес выдохнул — парень все-таки был жив.

С замыкающего «Хамви» ударил гранатомет. «Марк-19» зашелся в длинной очереди, выплюнув в сторону леса разом два десятка гранат. А затем машина резко дала задний ход, продолжая долбить из АГС в пустоту.

— Эй, мы здесь! — капрал Брэдли привстал, взмахнув рукой. — Черт, вы куда?! Прикройте нас!

— Ложись, кретин!

Мартинес едва успел прижать своего спутника к земле, навалившись сверху, и в этот миг в борт «Хамви» ударила еще одна пуля, оставив в броне аккуратное отверстие с чуть зазубренными краями.

— Пятидесятый калибр, — прохрипел на ухо капралу Энрике. — У этих ублюдков винтовки пятидесятого калибра! Бьют с другого берега!

Капитан осмотрелся, высунувшись из-за изрешеченного тяжелыми пулями М1114. МРАП, перевернувшийся на бок, догорал на шоссе. Чтобы сделать такое, под этой машиной, способной выдержать взрыв стандартной противотанковой мины, следовало подорвать килограммов тридцать взрывчатки. А, судя по воронке, разверзшейся в земле, заряд был еще мощнее. «Кугуар» перегородил проезд, но водитель блокированного на мосту «Хамви» решил рискнуть.

Взревел мощный дизель, машина рванула вперед. Из широкого люка в крыше показалась голова в обтянутой маскировочным чехлом каске, а затем с треском открыл огонь пулемет GAU-19/A. Три ствола, вращаясь в бешеном темпе, выбрасывали пули пятидесятого калибра с темпом две тысячи в минуту. Струя свинца хлестнула по опушке рощи, до которой было не менее пятисот метров, срезая кусты, перерубая стволы деревьев. Водитель, настоящий мастер, управлявший «Хамви», попытался обогнуть перевернутый МРАП по самой кромке шоссе, обрывавшегося склоном узкого, но глубокого оврага.

Никто из моряков, включая пулеметчика, продолжавшего молотить из своего трехствольного монстра в белый свет, как в копеечку, не увидел вспышки дульного пламени. Две пули Б-32 калибра 12,7 миллиметра клюнули бронемашину в борт, прошивая тонкую броню. Одна из них оторвала ногу водителю, вторая насквозь прошла тело стоявшего в полный рост стрелка. «Хамви» вильнул, и, зависнув на миг над обрывом, свалился вниз, переворачиваясь кверху колесами.

— Боже, они же всех нас убьют! — Капрал Брэдли, заползший под днище неподвижного «Хамви», растерянно посмотрел на Мартинеса. — Капитан, сэр, что делать?

— Держи себя в руках, моряк! На верху нам точно конец, поэтому давай вниз, под мост! Давай за мной, живее! И не высовывайся!

Капитан пополз к краю моста, извиваясь, как змея. Внизу шумел бурный ручей, поток воды разбивался об острые грани камней, похожих на какие-то шипы. Перевалившись через невысокий бетонный бортик, Энрике Мартинес спрыгнул вниз, поджимая под себя ноги.

— Капрал, прыгай, — крикнул, барахтаясь в бурном потоке, офицер, увидев, что его напарник замешкался. — Прыгай, черт тебя возьми!

Брэдли, который полз следом, оцепенел, глянув вниз, и тотчас в бетонный блок в паре сантиметров от его лица с визгом ударила крупнокалиберная пуля, выбив каменное крошево. Морпех закричал от страха и злости и, рывком толкая тело вперед, шагнул в пропасть, камнем рухнув в воду.

На ноги моряки встали почти одновременно. Вскинув карабин, Мартинес завертелся на месте волчком, и тотчас услышал, как вскрикнул его напарник. Капрал, одной рукой державший свой М27, побледнел, закусив нижнюю губу.

— Сэр, кажется, я ногу сломал! И шагу не ступить!

— Дьявол! — Мартинес подхватил капрала под руку. — Держись, моряк! Сейчас мы выберемся на берег. Вот так, осторожно! Не ступай на камни, можешь поскользнуться! Мы выберемся, парень, я бывал в переделках и похуже!

— Простите меня, сэр, — виновато пролепетал повисший на капитане Брэдли, пытавшийся идти самостоятельно, кое-как прыгая на одной ноге по мокрым булыжникам.

Звук автомобильных моторов, донесшийся с противоположного берега, заставил Энрике Мартинеса остановиться. Вытянув шею, капитан увидел, что через пустырь со стороны леса к шоссе мчатся, переваливаясь на ухабах, два русских внедорожника УАЗ. Брезентовый тент с одного из них был снят, и морской пехотинец увидел в машине с полдюжины бородачей в зеленых повязках на головах.

— Ублюдки решили собрать трофеи! — оскалился пыхтевший от натуги Мартинес, карабкавшийся по каменистому склону вместе с безвольно обвисшим на нем Брэдли. — Надеюсь, капрал, те еще не разучился стрелять?

Рев моторов приблизился, звуча все громче, а затем на мосту раздались гортанные возгласы на чеченском и топот множества ног. Отпустив Брэдли, измученно осевшего на землю, капитан Мартинес вскинул карабин.

Когда вереница камуфлированных машин показалась на горизонте, быстро приближаясь к мосту, сердце в груди Султана Цараева забилось втрое чаще. Взглянув на своего помощника, полевой командир спросил:

— Они не смогут заметить фугас?

— Мы подкопали дорожное полотно сбоку, вырыли нору в склоне оврага. Сверху ничего не заметно.

Место для засады на американскую колонну было выбрано идеально. Стоит заблокировать машины на мосту, дальше бой превратится в упражнение на стрельбище. Поднеся к глазам бинокль, Цараев увидел колонну из трех привычных уже «Хаммеров» с пулеметами, возглавлял которую странный автомобиль, угловатый, громоздкий, точно автобус, на мощных высоких колесах, и тоже оснащенный турелью с пулеметом, грозно направленным вперед.

— Что это такое? — Султан покосился на Мовсара.

— Это МРАП, специальный БТР, защищенный от подрывов на минах. Рассчитан человек на десять примерно.

— Его не остановит фугас?!

— Наш фугас остановит что угодно, — усмехнулся боевик. — В мине килограммов шесть взрывчатки, а мы засунули под шоссе два стадвадцатимилиметровых снаряда от «Гвоздики», каждый по двадцать два килограмма. Фугас управляется по проводам. Стоит нажать кнопку, и машина неверных улетит на небеса!

Бронетранспортер, рыча мощным двигателем, и изрыгая густые клубы выхлопных газов, уверенно катил по шоссе, приближаясь к мосту. За двести метров до переправы он сбавил скорость, и Султан Цараев мысленно взмолился Аллаху, призывая его сделать американцев слепыми, направив их прямо в западню.

— Снайперам приготовиться, — скомандовал главарь боевиков. — Открывать огонь после разрыва фугаса!

Два стрелка, вооруженных новыми винтовками JS-05, почти одновременно лязгнули затворами, загоняя в стволы патроны с бронебойными пулями Б-32, и прильнули к оптическим прицелам.

— Готов, Арби? — Султан склонился к одному из снайперов. — Не промахнись!

— До цели девятьсот метров, ветер слабый, тяжелая пуля будет двигаться по прямой. Проще чем в тире, — усмехнулся боевик, нежно касаясь китайской винтовки, уже установленной на сошки. Он влюбился в нее еще во время испытаний, восхитившись сокрушительной мощью этого оружия, хоть и лишился своих стареньких «Жигулей». — Не забудь, амир, ты обещал подарить мне новую машину!

— Будешь стрелять точно — получишь машину, самую крутую, какую только можно отыскать в горах, брат!

МРАП, двигаясь чуть быстрее пешехода, въехал на мост, осторожно, будто на ощупь двинувшись к противоположному берегу. Сердце в груди Цараева застыло куском льда. Вот сейчас неверные все поймут, и обратятся вспять, а потом сюда прилетят их вертолеты, и бежать боевикам будет некуда. В этот момент бронетранспортер преодолел мост, двинувшись вверх по склону. Чеченец, державший в руке пластиковую коробку подрывной машинки, нажал на большую кнопку, и «зеленку» накрыл пульсирующий рокот взрыва.

Султан Цараев увидел, как бронемашину, даже с расстояния в километр производившую впечатление чего-то тяжеловесного и совершенно неуязвимого, оторвало от земли, переворачивая на бок. МРАП рухнул поперек шоссе, перекрыв дорогу. «Хаммеры», двигавшиеся следом, и как раз въехавшие на мост, замерли на секунду, и в этот миг огонь открыли снайперы.

— Шайтан! — Цараев выругался, когда над ухом грохнул выстрел.

Первой же пулей Арби поразил водителя одной из машин, а затем на «Хаммеры» обрушился настоящий свинцовый град. В ответ с замыкающей машины ударил автоматический гранатомет, и Султан Цараев нырнул за дерево, крикнув своим бойцам:

— В укрытие! Не высовываться!

Вражеский стрелок спешил или просто очень сильно нервничал. Несколько гранат разорвались с чудовищным недолетом, метрах в тридцати от позиции чеченцев. А затем «Хаммер» резко сдал назад, продолжая огрызаться очередями из АГС, и исчез за поворотом.

— Трусливые ублюдки! — Султан, выглянув из-за дерева, погрозил бежавшим американцам автоматом. — Остановить их! Никто не должен уйти!

Громко взревел мотор и головной внедорожник вдруг рванул вперед, проскочив мост и поравнявшись с искореженной тушей МРАП, когда его настигли бронебойные пули. Американский водитель был хорош, он почти сумел разминуться с преградой, но неожиданное препятствие в виду двух сорокавосьмиграммовых кусков раскаленного свинца, прилетевших со скоростью восемьсот сорок метров в секунду, не смог предусмотреть. Оба снайпера почти одновременно нажали на спуск, и оба поразили цель. «Хаммер» соскользнул с обрыва, ткнувшись плоской камуфлированной мордой в дно оврага.

— За мной! — Цараев, вешая на плечо автомат, бросился к тщательно укрытым в зарослях УАЗам, обмотанным ворохом масксети. — Добьем этих псов! К мосту!

Десяток боевиков прыгнул в машины, с которых был снят брезентовый тент. Продравшись сквозь подлесок, внедорожники выскочили на открытое место, за пару минут преодолев отделявшее их от моста расстояние. Чеченцы толпой кинулись к машинам, но тотчас замерли, остановленные криком Цараева:

— Вертолет! Воздух!

Стрекот винта привлек внимание полевого командира, и тот увидел облетающий место боя по кругу серый геликоптер, показавшийся боевику необычно маленьким для пилотируемой машины.

— Магомет, ракету! Сбей его!

Один из чеченцев вытащил из УАЗа длинный раструб пусковой установки ПЗРК HN-5A. Положив тубус на плечо, боевик развернулся следом за вертолетом, доиждаясь, пока тепловая головка наведения захватит цель, а затем нажал на спуск. Стартовый двигатель вытолкнул ракету из ТПК, а затем включился маршевый двигатель, отправляя ЗУР точно к цели. Через пару секунд ее траектория пересеклась с курсом американского вертолета, и взрыв сбросил винтокрылую машину с неба. Проводив ее, охваченную огнем, беспорядочно кувыркавшуюся, взглядом, Султан Цараев махнул рукой:

— На мост! Осмотреть машины! Искать живых! Ахмад, остаешься здесь, прикроешь нас!

Один из боевиков, вооруженный пулеметом ПКМ, отошел за машины, страхуя товарищей, а остальные, держа оружие наизготовку, ступили на мост. Цараев жестом приказал открыть люк перевернутого МРАПа, громоздившегося посреди развороченной взрывом дороги. Чеченец, вооруженный АКМС, запрыгнул на броню, рванув на себя бронированную дверь, и изнутри в лицо ему ударили выстрелы. Боевика смахнуло на землю, а Цараев, оказавшийся ближе всех, швырнул в проем гладкий шар РГД-5.

Глухо громыхнул взрыв, взвизгнули заполнившие тесноту десантного отделения осколки. Сто десять граммов тротила, заключенные в корпусе гранаты, перемололи все, что находилось под броней, живое и мертвое, в кровавый фарш. Султан, вскарабкавшись на машину, просунул в наполненное пороховой гарью нутро ствол автомата, выпустив внутрь длинную очередь. Пули вонзались в бесформенные куски горелого мяса, в которые превратился экипаж БТР.

— Амир, американцы убегают! На том берегу!

Цараев, обернувшись на крик, увидел, как по склону карабкаются двое в американском «цифровом» камуфляже, помогая друг другу, скользя на мокрых камнях.

— Прикончить их! Огонь!

Несколько человек подскочили к бетонным перилам моста, открыв огонь в спины американских морпехов. Рой пуль ударил по камням, вгрызаясь в землю, и американцы скатились вниз, с плеском упав в воду. Один из них, стоя на коленях, вскинул карабин, выстрелив в ответ. Султан Цараев успел нырнуть за перила, слыша, как в них ударили пули. Рядом повалился на настил моста боевик с окровавленной головой. Несколько раз дернувшись в конвульсии, он замер. Высунув над импровизированным бруствером автомат, Цараев выстрелил наугад. От машин длинной очередью ударил пулемет.

— Взять их! — командир схватил одного из своих бойцов, сжавшихся за перилами, выталкивая его из укрытия. — Вперед!

Чеченец бросился вперед, на ходу поливая склон берега струями свинца из АК-74. В ответ затрещали одиночные выстрелы, и боевик, не добравшись до конца моста, упал, выпростав перед собой руки. Снова зарычал, захлебываясь огнем, ПКМ Ахмада, и с противоположного берега в ответ неожиданно ударил гранатомет. Выкатившийся на шоссе «Хаммер» встал напротив моста, и высунувшийся из люка в крыше морской пехотинец в упор открыл огонь из установленного на турели АГС. Несколько гранат упали на мост, и по настилу ударили осколки.

Боевики, оказавшиеся под шквальным огнем, бросились бежать, беспорядочно стреляя. Следующая очередь настигла их, разрывая на куски тела. Султан Цараев, извиваясь змеей, заполз под расстрелянную машину, стоявшую посреди моста с распахнутыми дверцами. Он слышал, как осколки с лязгом барабанят по ее броне. Одна из гранат разорвалась возле переднего колеса, оглушив боевика. С трудом понимая, что происходит вокруг, тот двинулся вперед, подтягиваясь на локтях и помогая себе ногами. Выбравшись из-под машины и используя ее как укрытие, чеченец побежал к УАЗам, за которыми прятались уцелевшие боевики из его отряда.

Над головой с жужжанием промчалось несколько сорокамиллиметровых гранат, и один из внедорожников с грохотом взорвался. Цараев вновь упал и ползком направился к уцелевшей машине, из-за которой отстреливались двое чеченцев, посылая в сторону «Хаммера» короткие очереди из АКМ. По пути полевой командир наткнулся на жутко изуродованное тело. Выше пояса все превратилось в кусок кровавого мяса, труп был обезглавлен, и только по лежавшему рядом ПКМ с согнутым стволом Султан узнал Ахмада.

— Амир, сюда! — боевики из-за УАЗа махали руками. — Мы здесь! Нужно уходить!

— Щенки! Только и думаете, как бы сбежать!

Прижавшись к борту машины, Цараев пригнулся, пропуская над головой поток осколков. Еще несколько гранат разорвались вокруг «уазика», и один из прятавшихся за ним чеченцев упал на асфальт, зажимая обеими ладонями рану в животе.

— Твари! — Султан Цараев выглянул из-за укрытия, погрозив зажатым в кулаке автоматом. Он увидел бегущего по пустырю к плевавшемуся огнем «Хаммеру» американца, петлявшего из стороны в сторону и согнувшегося до самой земли. — Шакалы!

Чеченец прыгнул в УАЗ, достав из-под сидения гранатомет РПГ-7. Загнав в ствол конус кумулятивной гранаты ПГ-7ВЛ, Султан Цараев встал во весь рост, прицелился, направив раструб на «Хаммер», и нажал на спуск. Над самым ухом оглушительно грохнуло, и реактивная граната, отмечая путь дымной полосой, скользнула над дорогой.

Капитан Энрике Мартинес натужно захрипел, втаскивая на склон стонавшего от боли капрала Брэдли. Удерживая его безвольно обмякшее тело правой рукой, офицер левой подтягивался, преодолевая фут за футом. Его карабин М4 болтался за спиной. Капрал, вооруженный винтовкой М27, вряд ли был способен на что-то серьезное, и сейчас моряки представляли собой отличную мишень для тех, кто ворвался на мост.

Ползти вверх по крутому обрыву было сложно. Впиваясь пальцами в мокрый песок, хватаясь за выступавшие из почвы камни, мокрые от водяных брызг, морской пехотинец почти добрался до края обрыва, когда за спиной затрещали выстрелы, и со всех сторон в берег ударили пули. Брэдли, вскрикнув, резко дернулся, и Мартинес, отпустив своего бойца, покатился по склону вниз, плюхнувшись в воду. По поверхности речки хлестнули свинцом длинные очереди.

— Капрал, жив? — Мартинес тряхнул за плечо своего напарника, голова которого мотнулась из стороны в сторону. — А, дьявол!

Отпустив Брэдли, которому очередь перебила позвоночник, капитан вскинул карабин, открыв огонь по мосту. Дрожащими руками с четырех сотен футов он едва ли в кого-то попал, но противники исчезли за бетонным бордюром, вслепую стреляя в ответ. За несколько секунд выпустив все тридцать патронов и прижав чеченцев к земле, Энрике Мартинес быстро поменял магазин, вновь рванувшись вверх. Над головой просвистели пули. По звуку морпех узнал «Калашниковы», к которым присоединился и пулемет.

Стремительным рывком капитан перебросил свое тело через край обрыва, закатываясь за лежавший рядом камень. Несколько пуль бессильно щелкнули по валуну, высекая искры. Над головой с гулом что-то пролетело, с секундным опоздание до укрытия Мартинеса донесся звук выстрелов гранатомета, а затем по мосту прокатился огненный вал, раскидывая в разные стороны замешкавшихся боевиков.

Матинес вскочил и со всех ног бросился к дороге, на которой стоял «Хамви». Установленный на крыше автоматический гранатомет «Марк-19» прямой наводкой бил короткими очередями, с лязгом выпуская гранаты в сторону моста, с которого вяло отстреливались. Увидев бегущего по полю офицера, морской пехотинец, стоявший за турелью, махнул рукой. Распахнулась задняя дверца бронемашины, и еще один моряк в низко опущенной каске и противопылевых очках, закрывавших половину лица, побежал навстречу Энрике Мартинесу.

— Сюда, сэр, скорее! — успел крикнуть морской пехотинец, прежде чем над дорогой промелькнула дымная стрела гранаты, и «Хамви» скрылся в огненном шаре.

Боевая часть реактивной гранаты весом два с половиной килограмма разнесла машину на куски. Сорванная взрывом дверь ударила моряка в спину, перерубая тело, будто гигантской секирой. Энрике Мартинеса ударной волной сбило с ног, и при падении он больно ударился затылком о твердую землю. Мир перед глазами капитана взорвался нестерпимо яркой вспышкой. А когда зрение вернулось, морпех увидел, стоящего на мосту чеченца с зеленой повязкой на лбу, заряжавшего гранатомет РПГ-7.

Поднявшись на четвереньки, Мартинес неуклюже пополз прочь от дороги. Снова затрещали автоматные выстрелы. Пули ударили в землю у самого лица американца. В спину вдруг словно вонзили раскаленный гвоздь. Следующее движение принесло капитану нестерпимую боль, но сквозь шум в ушах и стук собственного сердца Энрике Мартинес расслышал гул вертолетных турбин. Два геликоптера появились над лесом, приближаясь к мосту на малой высоте. Морпех, распростершийся на холодной земле, узнал AH-1Z, из поджарые сплющенные с боков фюзеляжи и короткие прямые крылья, из-под которых свисали ракеты.

Пара «Кобр» промчалась над мостом, набирая высоту и заходя на новый круг. На земле что-то сверкнуло, вслед вертолетам взмыла реактивная граната. Пройдя мимо цели, она взорвалась, когда сработал самоликвидатор, вспухнув дымным облачком. А вертолеты развернулись, и от них к земле одновременно брызнули трассеры. Трехствольные автоматические пушки М197 обрушили на мост сотни двадцатимиллиметровых снарядов. Первая же очередь разрезала пополам УАЗ чеченцев, превратив его в огненный сгусток, растекшийся по шоссе от края до края. Пламя жадно слизнуло разбросанные всюду тела, встав трехметровой стеной и вдруг внезапно угаснув, словно утолило свой вечный голод.

Над головой в бессилии распластавшегося на земле Мартинеса снова зарокотали турбины. UH-1 «Ирокез» с красным крестом приземлился в двух десятках шагов от морпеха. Из геликоптера выбрались несколько человек, двое из которых тащили легкие носилки. Склонившийся над капитаном азиат с сержантскими нашивками прокричал сквозь стрекот винта:

— Сэр, кто-нибудь еще остался?

Мартинес лишь помотал головой, чувствуя, как его подхватывают с земли сильные руки, осторожно опуская на уложенные рядом носилки.

— Мы доставим вас на базу, сэр! — ободряюще произнес сержант с белой повязкой на плече. — Все будет в порядке!

Как только раненый оказался в гулком чреве вертолета, «Ирокез» оторвался от земли, быстро набирая высоту. Приподнявшись на своем ложе, Мартинес успел увидеть, как «Кобры», устроив в небе карусель. По очереди они выпускали по кромке леса неуправляемые ракеты FFAR.

— Лежите, сэр! Пожалуйста! — тот же самый сержант мягко, но решительно положил ладонь на плечо капитана.

Санитарный вертолет промчался над аулами, дорогами и рощами, приземлившись на базе Морской пехоты. Раненого офицера осторожно вытащили из десантного отсека. На летном поле уже ждал «Хамви» с красными крестами на бортах. В тот момент, когда Энрике Мартинеса уже грузили в машину, рокот турбин, похожий на рев десятка Ниагарских водопадов.

— Вот дьявол! — разом выдохнули остановившиеся санитары, уставившись в небо.

Привставший на носилках Мартинес увидел, как огромный четырехдвигательный С-17А «Глоубмастер» коснулся посадочной полосы. Заскрипели пневматики шасси, рев турбин оглушил находившихся радиусе нескольких сотен футов. А чуть выше уже заходил на посадку еще один «Глоубмастер», и еще две огромные машины кружили под облаками, ожидая своей очереди.

Мартинес окликнул сопровождавшего его санитара:

— Сержант, что происходит?

— Танковый взвод перебрасывают на Урал. Там террористы захватили целый город. Для штурма понадобились наши «Абрамсы». Возможно, и людей туда отправят, об этом говорят, но не знают точно. Туда войска стягивают со всей страны, десантники уже там, и легкая пехота.

— Черт возьми! Армии не справиться без нашей помощи? Что-то серьезное заваривается?

— Вам рано об этом думать, капитан. Пулю из спины мы вытащим, ранение не опасное, но про войну придется забыть на несколько недель, сэр.

«Хамви» двинулся в сторону госпиталя, но внезапно водитель отвернул в сторону. Мимо, в направлении летного поля, под вой мощных газотурбинных «Лайкомингов» промчалась колонна танков М1 «Абрамс», а за ними следом несколько рычавших дизелями бронемашин LAV-25. Морская пехота готовилась к прыжку с Кавказа на Урал, чтобы там придти на помощь Армии. Сражение за Нижнеуральск набирало обороты, над осажденным городом уже был занесен меч палача, готовый опуститься в любой миг, обрывая тысячи жизней разом.

Май — сентябрь 2013 г.

Рыбинск.