Глава 1

"Газовая" атака

Смоленская область, Россия – Брянская область, Россия – Париж, Франция

15 мая

Грязный, здорово потрепанный, но еще вполне надежный лобастый УАЗ-452А, привычная для любого сельского жителя "буханка", выкрашенная в цвет "хаки", подпрыгнул на очередном ухабе, и позади, из салона, послышалась приглушенная брань. Ругались сразу на двух языках. Микроавтобус, возможно, и был мощным, неприхотливым, как раз для русских дорог, но вот чем-чем, а комфортом он не отличался, в особенности – мягкостью амортизаторов. И потому движение по разбитой, наверное, лет пять точно не видевшей асфальтовый каток, дороге, превратилось для пятерки путешественников в какую-то скачку.

Шоссе стрелой пронзало смоленские леса, уходя на северо-восток, подальше от границы, в эти часы превратившейся в подобие потревоженного осиного улья. Минувшая ночь доставило немало головной боли людям в погонах, многие из которых наверняка уже лишились этих самых погон, а вслед за звездами могли полететь и головы. И Ахмед Удугов всей душой надеялся, что это будет не его голова.

Пока на невзрачный автомобиль, кативший и кативший по своим делам, без остановок проезжая мимо деревень и небольших городков, никто не обращал внимания. Группа, успешно выполнив задачу, выскользнула из кольца облавы за считанные минуты до того, как оно намертво захлопнулось. Теперь бы им наверняка пришлось пробираться лесами, забыв о транспорте, промешкай они тогда хотя бы лишние полчаса.

Но все обошлось, и Ахмед был благодарен, прежде всего, Рустаму. Водитель позаботился о том, чтобы УАз не встал на полпути из-за банальной поломки, к тому же в фургоне хватало запасных канистр с топливом, чтобы без проблем преодолеть не меньше тысячи километров – пока не стоило светиться на заправках. Ведь здесь, в краю, привычном к белорусскому или даже польскому говору, но не к гортанной южной речи, пятерка крепких мужчин явно неславянской наружности мгновенно привлекла бы чье-нибудь внимание. Ну, а на случай, если все станет совсем плохо, в машине – и это уже заслуга Исмаила – хватало патронов, гранат, и кое-чего помощнее, хотя Удугов рассчитывал обойтись без боя, исход которого был уже сейчас полностью предрешен.

Приказ был выполнен, газопровод перестал существовать, и Ахмед, откинувшись на спинку сиденья, довольно жестокого и неудобного, что ощущалось после четырех часов, безвылазно проведенных в кабине, уже лениво подсчитывал вознаграждение. Да, прежде он воевал не за доллары, а за веру и свой народ, и пошел за Гелаевым в Дагестан не ради пачки бумажек с сытыми лицами заокеанских президентов. Но потом, когда он едва ли не один из всего отряда смог уйти от русского спецназа, Ахмед стал иным, и не мудрено – тогда юный моджахед впервые взглянул в лицо самой смерти. Так что теперь кавказским хозяевам и тем, кто стоял за ними, придется расстаться с приличной суммой.

Не только командир, но и вся его группа – кроме Рустама, упорно не желавшего пускать кого-нибудь другого за "баранку" – предавалась в эти минуты заслуженному отдыху. Они сделали все, как надо, оставшись при этом в живых, и теперь были далеко от места событий, во всяком случае, достаточно далеко, чтобы здесь кто-нибудь всерьез искал их. И потому, когда по встречной полосе серо-голубым росчерком пронеслась патрульная машина ГАИ, никто не насторожился, проводив ее ленивым взглядом и вновь погрузившись в свой внутренний мир.

Тем неожиданнее было, когда "Лада" лихо развернулась, и на крыше ее ожили проблесковые маячки. Патрульная машина, набирая скорость, устремилась за УАЗом, и вослед микроавтобусу из динамика донесся металлический, лишенный всяческих признаков жизни, голос:

– Водитель микроавтобуса УАЗ, немедленно остановитесь! Прижмитесь к обочине и заглушите мотор! Повторяю, немедленно остановитесь!

– Ахмед, что делать? – Рустам обеспокоено взглянул на мгновенно напрягшегося командира: – Они не отстанут!

Не ответив ничего, Удугов только издал глухое утробное рычание, почувствовав, как в животе возник склизкий холодный ком. Проклятье! Они были слишком беспечны, не подумав даже о такой мелочи, как смена транспорта, и теперь поплатились за это. И здесь виноват только один человек – он, Ахмед Удугов, командир группы.

– Может, дадим им денег? – предложил обычно угрюмый и молчаливый Арби, обращавшийся с ножом с мастерством дипломированного хирурга.

– А если не возьмут? Если они здесь по нашу душу, то могут и не согласиться, – резонно заметил Удугов. – Их свои же кончат, если наверху узнают потом, кого упустили.

– Значит, избавимся от них, – подал голос Исмаил. – Их там всего двое, ну, трое, на худой конец. Они не успеют даже понять, что умирают, амир!

Милицейская машина тем временем была все ближе – УАЗ отличался повышенной проходимостью, но не скоростью, и состязаться с "вазовской" легковушкой даже на этой ухабистой дороге было невозможно.

– Приказываю остановиться, – монотонно доносилось из-за спины. – Мы откроем огонь! Немедленно остановитесь!

– Шайтан! – Ахмед стиснул кулаки, чувствуя, как ногти до крови впились в ладони. – Всем приготовиться, – приказал он. – Сделаем все быстро, не дав им ни одного шанса!

Достав из-под сидений оружие, проверенные "Калашниковы", боевики передавали друг другу снаряженные магазины. Арсенал, находившийся у них под рукой, позволял вести бой с целым взводом, и давал некоторую надежду на победу, тем более, каждый из пяти был настоящим профессионалом, пройдя самую суровую подготовку. Так что пара милиционеров из глубинки сейчас не казалась заслуживающим внимания противником.

Под завывание "сирены" милицейская "Лада" тем временем неумолимо настигала мчавшийся на полной скорости УАЗ, заходя по левому борту, чтобы блокировать путь. Расстояние между автомобилями сократилось уже до какой-то сотни метров, и продолжало уменьшаться. И тогда Удугов отрывисто скомандовал:

– Давай!

Рустам резко повернул руль, и УАЗ развернуло поперек дороги. Водитель "Лады" успел среагировать на внезапно возникшее препятствие, ударив по тормозам и тоже развернувшись, и подставил свой правый борт бойцам Удугова, только того и ожидавшим.

– Огонь! – приказал Ахмед, и три ствола обрушили на патрульную машину шквал раскаленного свинца.

Три автомата – стреляли Исмаил, отливавшийся мастерством не только в том, что касалось взрывчатки, Арби и Умар – загрохотали, обрушив шквал свинца на милицейскую машину. Потертые АКМС отрывисто рявкали, изрыгая огонь, салон УАЗа наполнился пороховым дымом, раскаленные гильзы со звоном сыпались под ноги, и пули калибра семь целых шестьдесят две сотых миллиметра наискось вспороли борт "Лады", пронзая находившихся внутри людей.

Для того чтобы расстрелять полный магазин, каждому из боевиков понадобилось не более нескольких секунд, и милиционеры, на свою беду решившие проявить бдительность, перестали существовать, превратившись в кровавое месиво. Изрешеченный автомобиль с прострелянными шинами и выбитыми стеклами по инерции продолжил движение поперек шоссе, и закончил свой путь в кювете. "Лада", чудом не взорвавшаяся – наверное, баки ее были полны, и потому пары топлива не сдетонировали – съехала с дороги, ткнувшись носом в ствол березы, и застыв там, в зарослях, грудой безжизненного металла.

– Прекратить огонь, – в тот самый миг, когда была выпущена последняя пуля, приказал Ахмед. – Довольно!

– Неверные псы, – злобно бросил Арби. – Им еще повезло умереть такой смертью!

– Думай о своем везении, – одернул своего бойца Удугов. – Рустам, жми на газ! Нужно убираться отсюда, пока кто-нибудь не подоспел на помощь этим героям.

Водитель послушно исполнил приказ, вдавив педаль акселератора до упора, и боевики едва не повалились на пол, не удержавшись, поскольку не ожидали такой реакции своего товарища. Вновь метнулась под колеса серая лента дороги, и расстрелянный в упор милицейский автомобиль исчез за поворотом. Никто из бойцов Удугова не испытывал ни тени сомнений, нажимая на курок, а равно сейчас каждый из них был далек от мук совести. Убийство давно стало их ремеслом, и теперь каждый просто старался делать свою работу как можно качественнее и с наименьшими усилиями.

УАЗ подпрыгнул на очередной колдобине, и на мгновение Ахмеду показалось, что Рустам не справится с машиной, вылетев с шоссе в кювет. Но водитель все же вписался в поворот, удержав управление, но лишь для того, чтобы секунду спустя увидеть возвышавшуюся у обочины стеклянную будку ГАИ.

– Пост, – почти закричал Рустам. – Проклятье!

Здесь едва ли слышали стрельбу, в это Удугов не верил. И все равно от поднятого над землей на бетонных сваях строения навстречу не сбавлявшему скорости микроавтобусу двинулись двое, оба в камуфлированных бронежилетах поверх серых кителей, тяжелых противопульных шлемах "Сфера-81" с поднятыми вверх прозрачными забралами, и с автоматами АКС-74У за спиной. Еще двое наблюдали за происходящим сверху, с опоясывавшей стеклянный куб поста открытой галереи. А внизу стояли, призывно распахнув дверцы, два потертых "Жигуленка" с синими полосами на бортах и капотах.

– Уничтожить, – приказал Ахмед. – Будем прорываться. Оружие к бою! Рустам, тормози, когда останется метров тридцать!

Милиционеры, не проявляя ни излишней спешки, ни беспокойства, вышли на дорогу, и один из них лениво махнул полосатым жезлом. Он проделывал эту операцию сотни тысяч раз, и теперь, как и прежде, одного жеста хватило, чтобы автомобиль начал сбрасывать скорость. Изображавший послушного водителя Рустам притормозил, и тотчас из УАЗа выскочили бойцы Удугова, сжимавшие в руках оружие.

Первой же очередью – от живота, в полмагазина, не меньше – Ахмед срезал двух постовых, стоявших как раз перед микроавтобусом. Тяжелые пули с ничтожно малого расстояния легко прошили бронежилеты, а даже если титановые пластины и выдержали, то дульная энергия была такова, что у милиционеров не осталось ни одной целой кости.

Те, кто находился в помещении поста, не успели ничего понять. Исмаил и Умар открыли по стеклянным стенам ураганный огонь, за несколько секунд опустошив магазины, и одновременно Арби, вскинув на плечо телескопическую трубу противотанковой "Мухи", одноразового реактивного гранатомета РПГ-18, выпустил снаряд по патрульным машинам. Кумулятивная граната врезалась в борт "Жигулей", и машина, подброшенная мощным взрывом, подлетела на несколько метров вверх, упав на второй автомобиль, тотчас взорвавшийся. В лицо боевикам ударила волна жара, а от грохота взрыва зазвенело в ушах.

Люди Удугова не давали пощады, действуя безжалостно и расчетливо, и все же милиционеры, даром, что их застали врасплох, показали, что не зря получают свою зарплату. Раздались хлопки пистолетных выстрелов, и Исмаил, выронив оружие, схватился левой рукой за простреленное правое плечо, сдавлено закричав от боли. Тупоконечная пистолетная пуля калибра девять миллиметров раздробила подрывнику кость, насквозь пробив тело и уже на излете со шлепком ударив в борт автомобиля.

– Ублюдки, – прорычал Ахмед, вскидывая автомат. – Прикончить их всех, быстро!

Удугов в одной длинной очереди, до упора вжав спусковой крючок, выпустил по изрешеченному зданию поста оставшиеся патроны, быстро сменив магазин – в карманах робы с надписью "Росэнергия" на спине хватало боеприпасов – и продолжив стрельбу. Его люди тоже не прекращали огонь, свинцовым шквалом запросто сметя отважного стража порядка, за пару секунд расстрелявшего полный магазин – все восемь патронов – своего ПМ.

Пули пронзали воздух, с визгом рикошетирую от каменных стен, и насквозь пронзая человеческую плоть. Искалеченное, окровавленное тело свалилось с балюстрады под ноги боевикам. Милиционер так и не расстался с оружием. А в это время чудом уцелевший старший сержант, забившись в угол, куда не заплетали пули, превратившие в месиво все, что было в помещении поста, терзал рацию, пытаясь позвать на помощь.

– Первый, первый, я – шестой, – кричал, надрываясь, милиционер, по лицу которого стекали, заливая глаза, струйки крови – осколки попали ему в голову. – Мы подверглись нападению. Преступники на микроавтобусе УАЗ цвета "хаки". Вооружены автоматическим оружием. Требуется подкрепление! Как поняли, прием? Всем, кто слышит, нужна помощь!

Сержант не услышал ответа, просто не успел – Арби, которого не задели ответные выстрелы занявших оборону милиционеров, спокойно отбросил в сторону использованный гранатомет, вскинув на плечо следующий тубус. Боевик рванул спуск, и граната, оставляя за собой дымный след, влетела в проем окна расстрелянного поста, разорвавшись в самом его центре. Все еще пытавшегося докричаться до своих старшего сержанта подбросило взрывной волной, с размаху ударив о бетонную стену. Все было кончено.

– Умар, посмотри, что с Исмаилом, – приказал Ахмед, и его боец, исполнявший в группе обязанности доктора, послушно кинулся к раненому товарищу. – Все остальные – в машину, живо! Нужно убираться отсюда!

Боевики живо попрыгали в микроавтобус, а сам Удугов, забросив за спину верный АКМС, вытащил из-за пояса пистолет, двинувшись к расстрелянным милиционерам. Он заметил какое-то движение, и оказался над своими противниками как раз в тот миг, когда один из них, превозмогая боль, начал подниматься на колени, одновременно пытаясь расстегнуть висевшую на поясе кобуру. Каска слетела с головы гаишника, бронежилет был пробит в трех местах, из ран толчками вытекала кровь, и все же он был еще жив, и продолжал бороться.

– Ублюдок, – прошипел Ахмед, вскидывая тяжелый ТТ, и прицеливаясь милиционеру между глаз. Боевик не спешил, словно смакуя удовольствия, наслаждаясь моментом. В некотором роде так и было, ведь обычно Удугову приходилось убивать в горячке боя, не успевая разглядеть лица своих жертв, и он теперь пытался вкусить все удовольствие казни. – Умри, неверный выродок! Все вы сдохнете!

Раненый постовой, словно зачарованный, смотрел точно на оружие, а рука его, будто жившая своей жизнью, все равно шарила по кобуре, и пальцы теребили непослушную, ставшую неожиданно тугой в эти мгновения, застежку клапана. Ахмед Удугов не дал своему противнику воспользоваться оружием. Палец боевика плавно потянул спуск, массивный "Токарев", приятно холодивший ладонь, дважды дернулся в не дрогнувшей руке террориста, и милиционера, голова которого взорвалась фонтаном кровавых брызг, отбросило на несколько шагов назад.

– Амир, мы готовы, – окликнул своего командира Рустам, высунувшись из машины. – Пора ехать!

Сунув пистолет за пояс, и ощутив прикосновение к телу раскаленного металла, Ахмед проворно вскочил в машину:

– Гони, Рустам!

Водитель тотчас тронулся, с места набрав предельную скорость. Теперь сомнений в том, что об их присутствии здесь знают, уже не было. Оставалось надеяться только на скорость.

– Сворачивай, – Удугов увидел уходящую куда-то на восток, в самую глубь леса, проселочную дорогу. – Направо, Рустам!

УАЗ подпрыгнул на ухабе, съехав с шоссе. Если прежняя дорога казалась разбитой, то проселок, две параллельные колеи, исчезавшие в чаще, был точно непроходимым. И все же микроавтобус, подскакивая на кочках, взрезывая не таким уж и мощным двигателем, упрямо двигался вперед, неважно куда, лишь бы подальше от чадившего поста ГАИ.

– Как Исмаил, – Ахмед обернулся назад, туда, где Умар колдовал над стонавшим от боли товарищем. – Серьезно?

– Да, амир, – кивнул боевик. – Очень! Задета кость. Я наложил жгут, вколол морфин. Но надолго этого не хватит. Нужен доктор!

– Будет доктор, – зло бросил в ответ Удугов. – В тюремной больничке нас поджидает. Уже соскучился!

– Так что же делать? – Умар развел руками: – Я ничего не могу поделать. Он же умрет!

– Что делать? – переспросил Удугов. – Сейчас увидишь! – И, обернувшись к Рустаму, коротко приказал: – Останови!

Автомобиль затормозил посреди глухого леса – боевики уже прилично удалились от дороги, не зная, однако, что ждет их впереди, и куда ведет эта тропа.

– Вытащите его, – потребовал Ахмед, и Умар с Арби, подхватив Исмаила под руки, выволокли своего товарища на воздух.

– Что ты задумал? – Рустам с опаской взглянул на выбравшегося из машины командира.

Ахмед, ничего не говоря, подошел к едва державшемуся на ногах Исмаилу. Подрывник был плох, даже не смотря на лошадиную дозу морфия, продолжая страдать от боли. Исмаил побледнел, на лице выступила испарина, губы мелко дрожали. Кажется, боевик не понимал, что происходит, уставившись остекленевшим взглядом куда-то в пустоту.

– Прости, брат, – тихо произнес Удугов, мгновенно выхватив из ножен широкий боевой нож и одним ударов вскрыв Исмаилу горло. – Прости!

– Шайтан! – вскрикнул от неожиданности Арби, а Умар, хватаясь за пистолет, шагнул к командиру. – Что это значит?

– Так он умер быстро, – спокойно вымолвил Ахмед Удугов. – Без долгих мучений, не став и для нас тяжкой обузой. Исмаил был доблестным воином, и погиб в бою, как пристало воину, и Аллах, я верю в это, будет к нему милосерден. А нам всем теперь стоит подумать, как бы не последовать за своим товарищем. Я не спешу стать шахидом. А вы?

Никто не нашел слов, чтобы возразить своему вожаку. Все трое боевиков тоже хотели еще насладиться этой жизнью, потратив в свое удовольствие вознаграждение за успешно выполненное задание, теперь, со смертью одного из них, обещавшее быть еще более щедрым.

– Все, в путь, – решил Удугов. – В машину! Нужно убраться как можно дальше, туда, где нас не станут искать!

Рустам, бессменный шофер группы, надавил на газ, и микроавтобус, взревев мотором, рванул вперед, подскакивая на ухабах, с пробуксовкой выбираясь из слишком глубоких ям, заполненный грязной водой. На заросшей лесной поляне осталось лишь тело оказавшегося менее удачливым боевика, своей смертью должного спасти жизни товарищей.

Вертолет, до минимума сбросив скорость, прошел над самой землей, скользнув над полыхавшей будкой поста ГАИ. Призыв о помощи, посланный с атакованного кордона, все же был услышан, но подмога появилась слишком поздно.

– Первый, я – восемнадцатый, прием, – пилот милицейского Ка-32 вызвал землю. – Живых на месте не наблюдаю, преступники, судя по всему, скрылись. Жду указаний, первый.

Геликоптер завис над изрешеченным неизвестными бандитами постом, и столб дыма, взвихренный бешено вращающимися лопастями соосных винтов, закрутился причудливой спиралью. Маневр был связан с немалым риском, ведь, оставь противник засаду, вертолет сейчас легко было бы сбить даже из автоматов. Но пилоты были уверены – злодеи успели убраться достаточно далеко.

– Ни хрена себе, – второй пилот, сдвинув назад дверь, высунулся из кабины, глядя вниз, под брюхо вертолета. – Как на фронте, блин!

Вокруг здания поста, бетонной коробки, стены которой теперь были покрыты щербинами от множества пуль, а стекол попросту не было, оказались раскиданы тела милиционеров, возле которых лежало и оружие, так и не пригодившееся стражам порядка. Патрульные машины превратились просто в груду искореженного металла, обгоревшего до неузнаваемости. Оставалось лишь гадать, успели ли гаишники дать достойный отпор, или непростительно расслабились, позволив застать себя врасплох.

– Восемнадцатый, прием! Приказываю обследовать квадрат, – распорядился координатор операции, находившийся в десятках километров от места событий. – Вести поиск микроавтобуса УАЗ. Будьте предельно осторожны, восемнадцатый, – предупредил старший. – У преступников, возможно, имеется тяжелое вооружение!

– Вас понял, первый, – спокойно отозвался пилот. – Выполняю. Приступаю к поиску!

Заложив крутой вираж, вертолет взял курс вдоль шоссе, набрав для лучшего обзора приличную высоту. Оттуда, с небосклона, пилоты видели колонну санитарных автомобилей, приближавшихся к месту схватки. Командир экипажа вздохнул – едва ли кому-то на месте еще могла требоваться помощь. Преступники, кем бы они ни были, явно не стремились оставить кого-либо в живых. И эти мерзавцы наверняка были где-то совсем рядом.

УАЗ как раз выбрался из леса на изрезанное оврагами поле, когда над головами боевиком промчался вертолет, наполняя воздух шумом винтов.

– Амир, "вертушка"! – Рустам предостерегающе вскрикнул, указав на пронесшийся чуть в стороне, как раз между шоссе и развернувшимся параллельно ему проселком, окрашенный в желто-синий цвет "Камов".

В первые мгновения Удугов решил, что вертолет просто пролетит мимо, но пилот Ка-32, словно прочитав мысли боевика, развернул свою машину, направив вертолет наперерез мчавшемуся на полной скорости микроавтобусу. Оттуда, с высоты не менее тысячи метров, подскакивавший на ухабах УАЗ был превосходно виден, и летчики не желали упускать добычу.

– Шайтан! – Ахмед не сводил глаз с приближавшегося вертолета, полого пикировавшего к земле и стремительно выраставшего в размерах. – Гони, Рустам, гони!

Водитель всем своим весом навалился на педаль газа, но и так надрывно визжавший, словно от натуги, мотор не мог выдать большей мощности, чем та, на которую он был рассчитан. "Камов", стрекоча винтами, прошел чуть в стороне от проселочной дороги, снизившись уже метров до пятидесяти, или чуть больше.

Рустам бросал машину из стороны в сторону, съехав с того подобия дороги, по которому двигался прежде, а вертолет продолжал нарезать круги, словно примерявшийся к добыче стервятник. Что ж, для тех, наверху, возможно бойцы Удугова уже казались мертвечиной. Сами они так не считали.

– Приказываю остановиться, – обрушился на дорогу многократно усиленный мощными динамиками металлический голос, словно то взывал к своим творениям сам разгневанный Господь. – Немедленно остановитесь!

Вертолет прошел над дорогой, и звуки турбин заставили Ахмеда Удугова затрястись мелкой дрожью. Все это уже было один раз, когда остатки отряда Хамзата пытались вырваться из Дагестана, преследуемые по пятам "федералами". Тогда точно так же кружили над головами вертолеты, и тот из моджахедов, кто по неосторожности становился виден хоть на несколько мгновений, погибал, быстро и, чаще всего, без лишних мучений, накрытый ракетным залпом.

Тогда Ахмед сумел выжить, пройдя десятки километров по покрывшимся снегом горам, без снаряжения, без связи, почти без еды. И еще долго боевик вскакивал среди ночи, когда в грезах ему вновь являлся пикирующий с неба вертолет, плюющийся огнем пулеметных трасс.

– Сбить их, – рявкнул Удугов. Патрульный "Камов" не мог нести оружия, это командир диверсионной группы знал точно, зато его пилоты могли вызвать на помощь хоть "Крокодилы", хоть штурмовики. – Огонь! Огонь!

Умар, подхватив автомат, открыл люк в крыше микроавтобуса, выпустив в небо пару коротких очередей, а Арби, не желая отставать от товарища, принялся стрелять, высунувшись из окна. Трассеры прочертили небо, устремившись к вертолету, пилот которого в последний момент увел машину из под огня, выполнив лихой маневр. А несколько секунд спустя пули с грохотом ударили уже в борт УАЗа.

– …твою мать! – летчик, сидевший за штурвалом "Камова", рванул рычаги на себя, заставив вертолет резко набрать высоту. И только благодаря этому нити автоматных трасс прошли чуть ниже, под самым брюхом отнюдь не предназначенного для боевых действий винтокрыла. – Козлы, мать их!

Мерцающая нить трассирующих пуль взрезала воздух, скользнув по борту вертолета.

– Уходи, Слава, уходи!

Второй пилот инстинктивно дернулся, вжимаясь в спинку кресла. Ка-32 – отличная машина, надежная, мощная, неприхотливая, но, в отличие от "Крокодила" или того же Ми-8 абсолютно не приспособленная для боя. Одно точное попадание, одна пуля, угодившая в гидросистему – и геликоптер превратится в груду пылающего железа.

"Камов" взмыл вверх, словно настоящий штурмовик, выполнив противозенитный маневр. А УАЗ, огрызаясь короткими очередями, мчался по проселку, петляя, словно для того, чтобы сбить прицел преследовавшим его летчикам.

– Земля, я – восемнадцатый, – произнес в микрофон командир экипажа. – В квадрате "десять – двадцать четыре" обнаружен автомобиль предполагаемых преступников. Движется на восток. По мне открыт огонь из стрелкового оружия. Прошу помощи!

– Я первый, – донеслось в ответ сквозь слабый треск атмосферных помех. – Вас понял. Продолжайте преследование, и не подставляйтесь под пули. Будьте осторожны! – И, переключившись на другую волну, командовавший поисковой операцией офицер приказал: – Всем группам, немедленно направляться в квадрат "десять – двадцать четыре". Все вертолеты – в воздух! Разрешено применение оружия. Задержать преступников, при невозможности – уничтожить!

География чрезвычайного поиска давно уже не ограничивалась пределами Брянской области, о чем сам Удугов мог только подозревать, ведь на воздух взлетели разом целых четыре газоизмерительные станции вдоль российской границы. Каждая из четырех групп действовала независимо друг от друга, и теперь Удугов со своими бойцами сам загнал себя в западню.

Получив координаты цели, пилоты патрульных вертолетов, находившихся в эти минут в небе, разворачивались, следуя в указанный квадрат, а другие геликоптеры, в грузовых кабинах которых сжимались в предвкушение боя спецназовцы в полной выкладке, как раз выруливали на взлет. А "Камов", меж тем, продолжал кружить над преодолевавшим ухабистую трассу УАЗом, все время держа его в поле зрения. Террористы время от времени стреляли, пытаясь отогнать вертолет, но летчик, управлявший им, был мастером, и легко уходил из-под обстрела.

– Саня, – окликнул пилот бортинженера, втиснувшегося в кабину и наблюдавшего через блистер лобового стекла за маневрами микроавтобуса. – Давай-ка, поучи этих гадов!

На борту Ка-32А2 было лишь четверо, слишком мало, чтобы вступать в бой с хорошо вооруженной группой террористов на земле, но более чем достаточно сейчас, когда на стороне стражей порядка было полное господство в воздухе. Да, патрульный "Камов" не был вооружен пушками или реактивными снарядами, но сейчас хватало и много меньшего.

– Давай чуть ниже, – крикнул пилотам штурман, распахивая дверь грузовой кабины. – Зависни над дорогой!

Вертолет опустился непростительно низко, заняв позицию чуть в стороне от проселка, перпендикулярно дороге, и штурман, крепко прижав к плечу приклад автомата, увидел в прорези прицела несущийся на него автомобиль. Милиционер потянул спуск, а АК-74, чуть дрогнув в его руках, выплюнул первую порцию свинца. По полу кабины покатились стреляные гильзы, и пули ударили по колесам автомобиля.

Первая очередь пропала впустую, но штурман, быстро рассчитав упреждение, вновь рванул спусковой крючок, и лобовую часть УАЗа наискось пересекла цепочка пулевых отметин.

– Вот тебе, козел! – Саня не смог сдержаться, увидев, как машина преступников, потеряв управление, соскочила с дороги, подпрыгнув на ухабе и рухнув в неглубокий овраг. – Готово!

Грудь Рустама взорвалась кровавым фонтаном, и Ахмед Удугов едва смог удержаться, когда УАЗ вылетел с проселка, на полной скорости свалившись в кювет. Командира диверсионной группы по инерции толкнуло вперед, и он почувствовал во рту привкус крови, когда ударился о приборную доску. Но сейчас Ахмед не ощущал боли, слыша только стрекот вертолетных лопастей над головой. Теперь их, лишившихся подвижности, уже ничто не могло спасти, но Удугов не собирался сдаваться.

– Умар, Арби, – Ахмед обернулся назад, окликнув своих товарищей. – Вы целы? Эй, отзовитесь!

Оба боевика растянулись под сиденьями среди кучи оружия и рассыпавшихся всюду патронов и гранат. Они слабо шевелись, видимо, будучи контуженными при ударе, или, того хуже, покалечившись, ведь ни о каких ремнях безопасности эти двое даже не думали.

– Всем оставаться в машине, – вонзался в уши металлический голос, доносившийся с небес. – Повторяю, из машины не выходить!

– Пошел к дьяволу, – прохрипел Удугов. – Неверный пес.

Боевик понял, что милиционеров слишком мало, чтобы завершить бой на земле, и в этом был его шанс. Ахмед привычно пристегнул полный магазин к своему АКМС, еще три рожка сунув в карманы робы, добавив к ним пару ручных гранат, а затем рывком распахнул дверцу, выпрыгивая из кабины.

Вертолет завис метрах в двадцати над самым оврагом, точно над обездвиженным УАЗом, и оттуда, сверху, конечно, увидели бросившегося наутек террориста:

– Стоять! – усиленный мощными динамиками голос буквально придавливал к земле, но Ахмед упорно бежал, карабкаясь по заросшему кустарником склону и стараясь не слышать грозных окриков: – Приказываю остановиться! Ни с места, или открою огонь!

Удугов как раз выбрался из оврага, когда преследователи, не ограничившись словами, перешли к делу. Влажное харканье "Калашникова" было почти неразличимо в шуме винтов, но вот свист пронзивших воздух пуль боевик превосходно различил, чудом уйдя с линии огня.

Русские были в небе, они господствовали в этой ситуации, но Ахмед Удугов не зря провел в ожесточенных боях много лет своей жизни. План созрел внезапно, и террорист, вытащив из кармана тяжелую гранату Ф-1, рванул чеку, сильно размахнувшись и швырнув "лимонку" в открытую дверцу машины.

– Умар, Арби, – во весь голос закричал, захлебываясь словами Ахмед. – Прощайте, братья! Вашим похоронам будет завидовать каждый!

Спустя мгновение оглушительно грохнуло, по оврагу прокатилась, уходя куда-то вверх, волна одуряющего жара, и к небу взметнулся стол пламени, лизнувший днище вертолета. Удугов тотчас вскочил и со всех ног бросился к недальнему лесу.

Мощный взрыв подбросил "Камов" на десяток метров вверх, и кабина наполнилась визгом аварийной сигнализации. Сноп огня лизнул брюхо вертолета, достав до иллюминаторов. В машине боевиков хватало взрывчатки и горючего, чтобы уничтожить целое здание, и теперь вся эта мощь оказалась направлена против вертолета.

– Черт, – пилот тянул на себя ручку управления, вступив в отчаянную борьбу с взбесившейся машиной. Он проявил беспечность, недооценив противника, посчитав его выведенным из игры и потому опустившись слишком низко, и теперь прилагал чудеса мастерства, пытаясь сохранить управление. – Дьявол! Проклятье!

УАЗ превратился в громадную бомбу, и его корпус при взрыве породил множество осколков, стальным снопом ударивших во все стороны. Пилоты слышали, как металл бьется о металл, когда часть осколков достигла фюзеляжа Ка-32, но чудом удалось избежать действительно опасных повреждений. Машину кое-как удалось выровнять, но противник все равно смог выиграть изрядный – тем более, в той ситуации, когда счет идет на секунды – запас времени.

– Смотри, – второй летчик указал на человеческую фигурку, стремглав бегущую к лесу. – Он же уйдет! Давай за ним! Прижмем гниду!

– Саня, ты как, жив? – командир экипажа, не глядя, окликнул своего штурмана, отозвавшегося сдавленной руганью. – Придется тебе еще чуток пострелять. Давай, лейтенант, к оружию! Прищучим гада!

Заложив крутой вираж, пилот нацелился точно на убегающего боевика, спикировав к земле. Штурман Саня привычным уже движением вскинул автомат – в ушах звенело, и изображение в глазах слегка двоилось, но оружие сидело в руках, словно влитое – и, когда спина бандита оказалась в прорези прицела, нажал на спуск.

Удугов бежал, стараясь не думать о боли, усилием воли заставив себя перестать замечать ее. Легкие горели огнем, в боку что-то кололо, автомат, казалось, с каждым шагом весил на целый килограмм больше, а магазины ощутимо били по бедру. И все же он бежал, слыша только собственное тяжелое дыхание и вои вертолетных турбин

До леса, спасительного леса, где одиночке не страшны будут никакие вертолеты, оставалось всего ничего, какая-то сотня метров, когда "Камов", на бреющем пронесся над головой Ахмеда. Боевик, сбитый мощным потоком возмущенного воздуха, упал, перекатился через правое плечо, взвыв от боли, когда "Калашников" врезался в плоть всеми своими углами, затем вскочил, и снова кинулся к чаще.

Мелькнула молнией мысль о том, до чего глупо и обидно устроена жизнь. Только что все пятеро были живы и торжествовали победу, а теперь по прихоти неведомых сил, вершивших судьбами – Всевышнего, а, может, кого-то иного? – остался только он, Ахмед Удугов, раненый, впервые в полной мере ощутивший себя загнанным зверем. И боевик понимал, что состязаться с русскими ему не придется слишком долго, однако все-таки он хотел дорого продать свою жизнь, раз уж так распорядился Господь.

Вертолет тем временем набрал немного высоты, и пошел на второй заход. Удугов видел высунувшегося из грузового люка человека, прижимавшего к плечу автомат. Милиционер, или кем он там мог быть, дождался, когда расстояние до цели сократится до считанных десятков метров, и выпустил первую очередь.

Малокалиберные пули, летевшие почти втрое быстрее звука, взрыли землю впереди и чуть левее боевика, на бегу вскинувшего АКМС и, развернувшись в сторону приближавшегося винтокрыла, открывшего огонь. Ахмед Удугов был уже не в силах целиться, просто выпустив разом половину магазина и так же, на бегу, заменив его новым, полностью снаряженным.

– Вот урод! – Пилот Ка-32 резко рванул штурвал, уходя из-под обстрела. – Гаденыш!

Пули прошили воздух в опасной близости от кабины. "Камов" не был защищен броней, и автоматной очереди вполне хватило бы, чтобы прикончить экипаж, да даже повредив какую-нибудь систему вертолета, боевик бы добился победы.

– Сейчас, – хищно прошипел Саня, передергивая затвор своего АК-74. – Сейчас прижму гада! Ну же, не дергайся, – штурман поймал в прицел уже не бежавшего, а кое-как прыгавшего через кочки преступника. – Не дергайся, мать твою, иначе я не смогу убить тебя быстро, тварь!

Не имело никакого значения, кто это был, почему он и его спутники убивали милиционеров, куда или от кого они бежали, с боем прорываясь через посты. Там были враги, а это главное, прочее же – просто словесная шелуха. Они нарушили закон, зарвались, и наказание должно было последовать незамедлительно.

– Иду на новый заход, – сообщил пилот, отклоняя чуть влево ручку управления. – Приготовься!

– Ниже, командир, – крикнул штурман, свесившись из люка так, что, казалось, давно уже должен был сорваться в набегающий поток воздуха. – Черт, сбрось скорость, я же не успеваю прицелиться!

Стрелок был уверен в себе, в своем оружии и пилотах, что управляли тяжелым геликоптером. Пластиковое цевье "Калашникова" удобно лежало в ладони, вторая ладонь крепко обхватила рифленые щечки рукояти, и когда в прицеле вновь мелькнул силуэт бандита, Саша открыл огонь.

Еще одна очередь прошла мимо цели, ведь не так просто стрелять с движущейся платформы, находящейся, к тому же, на высоте добрых тридцати метров над землей. Штурман "Камова" скорректировал прицел, взяв поправку на скорость цели, и снова, чувствуя, что в рожке осталось совсем мало патронов, потянул спусковой крючок.

Удугов бежал неровным зигзагом, сбивая противнику прицел. Но вертолет приближался, стремительно и неумолимо, буквально утюжа брюхом поляну, на которой и происходила эта схватка. Вновь затрещал автомат, посылая в цель очередную порцию свинца. Ахмед споткнулся, нога его попала в какую-то яму, наверное, нору мелкого зверька, и пули прошли над самой головой боевика, вонзившись в землю. Террорист, привыкший ударом отвечать на удар, рванул рукоять затвора, досылая в патронник первый патрон из нового магазина, и выстрелил, выпустив разом пять или шесть пуль. Он не знал, попал ли куда-либо, но в следующий миг бедро Удугова взорвалось кровавыми брызгами – его все-таки настигли летевшие с самого неба пули.

– Шайтан! – Ахмед упал на спину, в исступлении рванув спусковой крючок и расстреляв по приближающемуся вертолету остатки боекомплекта. Он не мог знать, что штурман по имени Александр, схватившись за пробитое насквозь плечо, повалился назад, отбросив в сторону оружие.

Ахмед Удугов попытался встать, но ноги перестали слушаться его. Боевик похлопал себя по карманам, с тоской поняв, что израсходовал все боеприпасы, к тому же потеряв на бегу и единственную оставшуюся гранату. Раскинув руки, боевик уставился в небо, наблюдая, как кружит над ним, опускаясь все ниже к земле, вертолет, из которого больше никто не стрелял.

Кровь вытекала из простреленного бедра, а в месте с ней тело гордого горца покидала и жизнь. Ахмед вдруг понял, что стал невероятно легким, что он взлетает, невесомо паря в воздухе, и небо становится все ближе, и весь мир, всю вселенную заполняет сияние солнца.

Над лесом с низким гулом прошли два расписанных серо-зелеными пятнами камуфляжа вертолета Ми-8, из которых, точно горох, посыпался десант. Бойцы группы захвата в полной выкладке, держа оружие на изготовку, со всех сторон кинулись к неподвижно лежавшему боевику, не сводя с него глаз, и будучи готовыми стрелять в ответ на любой намек на движение. Но для Ахмеда Удугова все это, вся суета, в центре которой он очутился, вдруг перестала быть чем-то важным. Он уже был мертв.

В те минуты еще никто не знал, что в глухом уголке приграничных лесов Смоленщины возмездие настигло ту самую группу диверсантов, действия которой ввергли в шок всю Европу, страшным эхом отдавшись даже за стенами древнего Кремля. Не ведал об этом и Вадим Захаров. В прочем, даже знай глава "Росэнергии", что террористы, устроившие атаку на газопровод уничтожены, едва ли ему от этого стало бы легче. После того, что Вадим увидел на месте взрывов, никакие вести не могли стать настоящим утешением. Да еще и из Кремля не забывали добавлять соли на свежие раны.

Захаров уже был на пути в аэропорт, где единственного пассажира ожидал полностью готовый к вылету, заправленный и в сто первый раз проверенный техниками "борт". Как раз в машине его и настиг нервный звонок из самого Кремля.

– Сутки, – с нажимом произнес Швецов. – Ты понял, Вадим, сутки?

– Они требуют невозможного, – спокойно ответил Захаров. Он успел достаточно подробно ознакомиться с первыми отчетами, пришедшими с места событий, и трезво оценивал ситуацию. – Это нереально, и американцы сами не могут не понимать этого.

– К черту американцев, – отрезал Алексей. – Пусть требуют, чего хотят, от нас не убудет. Но я должен знать, что там произошло, кто и почему это устроил, и что мы сейчас можем сделать, чтобы привести все в порядок.

– В Брянской области уже находится Громов, мой заместитель, – произнес Захаров, отрешенно уставившийся в окно, но не замечавший сейчас проносившихся на огромной скорости мимо встречных автомобилей и сверкавших огнями высотных домов. – Я присоединюсь к нему в самом скором времени. Чуда не обещаю, но все, что возможно, мы сделаем.

– Силовики уже работают, – чуть более спокойным тоном сказал президент. – Ублюдков ищут. – Швецов еще тоже не предполагал, что виновники катастрофы понесли заслуженное наказание. В прочем, в свете последних событий и его эта новость вряд ли сильно обрадовала бы – дело было сделано. – Но я хочу, чтобы ты сам оценил обстановку, как стороннее лицо. К тому же восстановление газопровода – занятие для твоих подчиненных, так что лишний раз напомнишь, чтобы работали поживее.

– Я все сделаю, Алексей, – заверил бывшего сослуживца Вадим Захаров. – Скоро я буду на месте, и, если узнаю что-то новое, свяжусь с тобой напрямую.

В трубке наступила тишина, и глава "Росэнергии" устало откинулся на спинку сиденья, расслабившись и закрыв глаза. Он спешил насладиться последними спокойными минутами, за которыми последуют, быть может, недели напряженного труда.

А уже спустя час с небольшим ведомственный Як-40 приземлился на аэродроме Брянска, уже заполненном до отказа военными и спасательными "бортами". На летном поле, сопровождаемый чинами из прокуратуры, милиции, еще каких-то служб, своего шефа уже ожидал Максим Громов, первым прибывший на место, и уже почти сутки вертевшийся, точно юла, стараясь организовать все необходимые работы.

– Вадим Георгиевич, – Громов подскочил к едва сошедшему с трапа Захарову, крепко сжав протянутую руку. – Ну, что? Какие новости из Москвы? Что об этом думают наверху?

– Лучше скажи, как обстоят дела здесь, – отмахнулся Вадим, следуя за своим помощником к веренице "Волг", ожидавших высокопоставленных пассажиров на бетонке. – Как твои впечатления?

– Кошмар, – коротко бросил Максим. – Там сгорело все, что могло, и даже то, что не способно гореть, превратилось в пепел. Но все же эксперты что-то находят, и уже без сомнений утверждают, что газоизмерительную станцию взорвали. Это диверсия, Вадим Георгиевич.

Захаров лишь криво усмехнулся – с первых секунд он не сомневался, что все случившееся есть дело рук человеческих, а теперь лишь уверился в своих догадках. Что ж, будь это лишь авария, все оказалось бы проще, но придется мириться с тем, что есть.

– Значит, разрушения действительно серьезные? – уточнил Вадим, когда автоколонна, эскортируемая патрульными машинами ГАИ, мчалась по улицам города, на которых появилось слишком много людей в форме.

– Дьявол, да там просто ничего не осталось, – фыркнул Громов. – Страшно представить, что там было ночью. Это ад, Вадим Георгиевич, самый настоящий ад!

Вскоре Захаров убедился в правоте никогда не отличавшегося излишней эмоциональностью помощника. Чтобы попасть на место катастрофы, кортежу пришлось изрядно попетлять по узким лесным шоссе, пройдя сквозь десятки кордонов. Милиция, бойцы ОМОНа и Внутренних войск, военные – ля всех нашлось дело в эти напряженные часы. Люди с оружием останавливали каждую машину, едва ли не разбирая ее до винтика.

Сотрудники ГАИ, злые и угрюмые, исподлобья, из-под среза касок, смотрели на выбиравшихся из машин водителей, невольно крепче стискивая рукояти укороченных АКС-74У. Сегодня обычные правила отменялись, не действовали ни документы, самые внушительные, ни толстые пачки долларов, обычно так быстро притуплявшие бдительность стражей порядка.

Так жестко "дорожный патруль", разбавленный бойцами Внутренних войск и даже пограничниками – а те подчинялись ФСБ – не работал ни прежде, ни потом, когда все это закончилось. Уже ходили слухи, что несколько машин, шоферы по разным причинам не желали встречаться с людьми в погонах, были обстреляны, появились жертвы. Так это было, или молва все преувеличила, мало кто знал, но разделять участь неизвестных лихачей не желал никто. Пожалуй, никогда прежде автолюбители не были столь послушными. Вот только сотрудников ДПС этот не очень-то радовало сегодня.

Проверки не мог избежать никто, и лишь те немногие, обладавшие специальными пропусками, проезжали сквозь посты без задержки. Разумеется, никто не пытался остановить и Захарова, спустя час с небольшим очутившегося, наконец, на месте событий.

– Господи, – ошеломленно выдохнул Вадим, едва расступился лес, и его взору открылся пейзаж, действительно вполне заслуживавший определения адский. Панорама казалась жуткой даже из окна мчавшегося на полной скорости автомобиля. – Боже мой!

Сперва по обочинам потянулись ряды деревьев, опаленных, лишившихся листвы, словно в сильнейшую засуху, а затем кортеж очутился в самом эпицентре, и тогда уже никто не смог сдержать нервных возгласов, в которых божба смешалась с бранью.

– Одно хорошо, горько промолвил Громов. – Те, кто там находился, умерли мгновенно, без лишних страданий. Все заняло доли секунды.

На пространстве площадью несколько тысяч квадратных метров попросту ничего не было. Выжженная проплешина, огороженная по периметру яркими ленточками и флажками, будто здесь было много посторонних зевак, протянулась на сотни шагов, и в самом центре ее из оплавившейся земли вырастало что-то, что раньше, наверное, было стенами злосчастной газоизмерительной станции. Кое-где можно было различить вонзившиеся в землю куски труб и еще каких-то металлических конструкций, тоже обгоревшие, жутко искореженные. Не хотелось даже думать, какой же силы взрыв прогремел здесь в ночи.

На месте происшествия хватало людей, каждый из которых был занят своими делами. Здесь царила напряженная суета, внешне хаотичная, но в действительности подчинявшаяся строгому порядку.

Спасатели в ярких комбинезонах и специалисты из газовой компании пытались расчистить место взрыва от обломков. Между ними сновали криминалисты, постоянно что-то фотографировавшие, подбиравшие с земли все, вплоть до пепла. Поодаль скучали, куря одну сигарету за другой, солдаты из оцепления, и здесь же ожидала своего часа тяжелая техника – мощные автокраны, грузовики, бульдозеры.

Отовсюду доносились голоса, звенела "болгарка", фырчали двигатели мощных автомобилей, и время от времени в эту технократическую симфонию вплетался стрекот лопастей вертолетов, пролетавших над местом взрыва. Геликоптеры, юркие Ми-2, похожие на диковинных стрекоз, и тяжеловесы Ми-8, способные поднять в небо почти четыре десятка человек, кружили над лесом на высоте нескольких сот метров, не то занимаясь поисками чего-то, не то чтобы вовремя обнаруживать непрошенных гостей вроде назойливых журналистов, упорно пытавшихся пробиться в самое сердце событий. В прочем, пока оцепление оставалось неприступным, и мастерам пера и фотокамеры оставалось лишь строить догадки.

– Проклятье, – выругался Захаров. – Здесь работы на несколько дней.

Автомобили остановились перед оцеплением, и Вадим, выбравшись на свежий воздух, пропитанный даже сейчас, по прошествии многих часов, запахом гари, в нерешительности застыл на самой кромке выжженного пятна. Впереди был только пепел, в который обратилось все, и камень, и металл, и стволы древних дубов… и плоть несчастных, что встретили здесь смерть.

– Строители обещают все закончить за неделю, – кивнул Громов, мрачно осматриваясь по сторонам. – Они готовы трудиться в три смены, жить здесь, если доставят палатки и организуют хоть какую-то кормежку. Но пока следователи категорически запрещают начинать восстановительные работы. Все, что осталось после взрыва от людей и сооружений, раскидало на сотни метров, и теперь эксперты ползают по кустам, собирая мельчайшие фрагменты.

– Ублюдки! – Непонятно было, кого ругает глава "Росэнергии", сыщиков ли, тормозивших процесс, или тех, кто все это устроил. – Европейцы в панике, янки тоже рвут и мечут. На фактически предъявлен ультиматум. Из Вашингтона требуют возобновить подачу газа в течение суток, в противном случае угрожают экономическими санкциями и еще бог весть чем.

– Точно, ублюдки! – Максим Громов определенно, обращал свою брань к американцам. – Это просто невозможно. Даже если начать прямо сейчас, за сутки мы только и успеем, что расчистить территорию.

– А вот это уже никого не волнует, – усмехнулся Захаров, лучше своего подчиненного разбиравшийся в политике. – Условия американцы выдвинули вовсе не для того, чтобы мы могли их выполнить. Тут какая-то игра, чертовски грязная, скажу тебе.

– Не нужно было устраивать эти игры с передачей технологий, – вздохнул Громов, со стыдом понимавший, что он и обрушил лавину, высказав ту идею, что подкинул самому Максиму Хиршманн. – Теперь нас запросто обвинят в шантаже, провокации, инсценировке, скажут, будто мы сами подорвали трубопровод.

– Уже, – мрачно процедил сквозь зубы Захаров, в свою очередь, не забывавший ни на мгновение, благодаря кому идея Громова из простых слов превратилась в государственную стратегию. Именно Вадим убежденнее всех отстаивал план перед Швецовым, а теперь настала пора поджинать плоды своих усилий. – Американцы и европейцы почти открыто обвиняют нас в обмане, и даже привези мы сюда всех корреспондентов, что есть в России, нам теперь никто не поверит, просто не захотят верить.

Появление главы "Росэнергии" меж тем не осталось незамеченным. Вадим только успел выбраться из машины, сделав несколько шагов по пепелищу – ботинки мгновенно увязли в золе – как из гущи копошившихся на месте взрыва людей навстречу вновь прибывшим двинулся невысокий мужчина в рабочей спецовке, под которой был виден милицейский мундир.

– Господин Захаров, – человек в форме протянул руку, представившись: – Полковник Свиридов, оперативно-следственная группа МВД. Как я понимаю, теперь вы здесь за главного?

– Вовсе нет, – помотал головой Захаров. – Главный здесь – господин Громов, но только по части организационных вопросов. А следственные действия – ваша епархия, и сюда не посмеет вмешаться даже сам президент. Кстати, я должен вскоре отбыть в Москву, чтобы доложить обстановку членам кабинета министров и самому Швецову, – сообщил глава "Росэнергии" У нас мало времени, так что, если можно, давайте перейдем к делу, товарищ полковник.

Свиридов пожал плечами:

– Как скажете, господин Захаров. Вот только дела, прямо говорю, неважные, – скривился, будто от внезапной зубной боли, полковник. – Более чем неважные.

– А поточнее? – попросил Вадим. – Меня уже интересуют детали, а не только общие формулировки.

– Можно и детали, – вновь пожал плечами офицер. – Станция, вне всяких сомнений, подверглась атаке диверсантов. На месте взрыва чудом удалось обнаружить несколько стреляных гильз, а также следы взрывчатого вещества, пластида, – уточнил полковник. – В результате террористического акта весь комплекс полностью уничтожен, погибло одиннадцать человек дежурной смены.

– …И половина Европы в миг осталась без русского газа, – добавил Вадим Захаров. – Откуда, черт побери, здесь взялись террористы, кто они, и для чего устроили все это, вы может сказать? Ситуация намного более серьезная, чем вам, товарищ полковник, кажется отсюда, из этого милого лесочка. – Захаров обвел рукой, указывая на обуглившиеся, точно сгоревшие спички, стволы, вытянувшиеся к пасмурному небу. – Ставки в этой игре настолько велики, что и представить страшно.

– Я стараюсь держаться подальше от политики, – невозмутимо ответил Свиридов. – Моя задача – собрать улики и сформулировать основные версии, и я ее выполню, так скоро, как только смогу, господин Захаров. Улик, кстати, чертовски мало, и пара гильз сохранилась, не расплавившись, не распавшись на атомы, не иначе, милостью Божьей.

– Но все же, напомнил Вадим, – что там с террористами?

– Ведутся поиски, по тревоге подняты все силовые ведомства Брянской и соседних областей, задействована армия, пограничники, – сухо перечислил полковник. – Проводится тотальная проверка документов, автотранспорт осматривается сверху до низу. Но все это пока не принесло результатов. Сейчас невозможно сказать, кто атаковал станцию, сколько их было, тем более, зачем они сделали это. Ясно одон – здесь побывало некоторое число вооруженных людей, располавгаший автоматами и изрядным запасом взрывчатки. Их могло быть хоть два, хоть двадцать – охрана объекта просто смешна, и уничтожить ее, в принципе, мог бы и хорошо подготовленный одиночка.

– Черт, ищите, ищите их, – прорычал сквозь зубы Захаров. Он вовсе не был зол на этого полковника, наверняка, действительно, ответственно выполнявшего свою задачу. Нет, Вадим был зол на себя, на свою беспомощность, которую ощущал все явственнее. – Вы должны найти их, живыми найти, полковник! Нам нужно публичное признание, нужна информация. Кто бы это ни был, они хорошо подготовились, скоординировали свои действия. На воздух взлетела не одна, а целых четыре станции, причем с разницей в считанные минуты.

– Да, это уже серьезно, – согласился Свиридов. – Это организация, структура.

– А вы не констатируйте факты, – пожалуй, излишне резко бросил Захаров, – а ищите выродков! На их руках – кровь десятков людей, и от результатов вашей работы сейчас зависит престиж страны.

Максим Громов невольно отпрянул назад. пожалуй, впервые на его памяти Захаров вышел из себя. И, надо признать, сейчас причин для этого у главы государственной корпорации "Росэнергия" хватало.

– А вот этого не нужно, – не менее грубо ответил Свиридов, подавшись вперед, словно готовясь к броску. – Я уже говорил, что держусь подальше от политики и идеологии. Я сделаю свою работу, и, если преступники еще здесь, в России, постараюсь найти их, но не нужно меня подгонять и стимулировать громкими словами. Вы сказали, в следственные мероприятия не будет вмешиваться и президент? Отлично! Вот и вы не мешайте, если вам, господин Захаров, и впрямь нужен результат.

Несколько мгновений они стояли неподвижно, сверял друг друга тяжелыми, прожигающими, казалось, насквозь, взглядами. Ни один не хотел уступать, ведь каждый был по-своему прав сейчас.

– Работайте, полковник, – первым сдался Захаров, предпочтя дальнейшему противостоянию почтенную ничью. – Делайте все, что нужно, и, если что-то потребуется, обращайтесь ко мне или к моему заместителю. – Он указал на Громова. – Нам нужен результат, вы правы, и для этого мы готовы дать вам все, что угодно.

Вадим развернулся и направился обратно к машинам, водители которых еще не успели заглушить двигатели. Здесь ему больше нечего было делать. Газоизмерительная станция на Брянщине не была единственной, подвергшейся атаке, но оказалась первой, которую посетил сам Захаров. И теперь, вдоволь наслушавшись и насмотревшись, Вадим нисколько не сомневался, что и на остальных трех объектах все обстоит в точности так, как и здесь.

– Все это случилось очень кстати, – заметил следовавший за своим начальником Громов. В отличие от Захарова, максим планировал остаться здесь надолго, чтобы лично следить за процессом. – Кто-то словно знал, что мы выдвинем европейцам новые требования, и заранее готовился к этой вылазке. Черт возьми, кто-то за это ответит!

– Но нам не станет проще, – невесело отозвался Захаров. Уже коснувшись рукой дверцы "Волги", он обернулся к своему помощнику: – Счет идет на часы, но, даже поймай мы сейчас мерзавцев, там, на Западе, могут просто не поверить. Кому-то был нужен скандал, и они получили его. Дьявол, как же все сложно! – вздохнул Вадим.

В Брянске Захаров оказался через час, а спустя еще несколько минут его самолет оторвался от земли. Вадим Захаров торопился побывать везде и все увидеть своими глазами, но все равно понимал, что не успевает, а, скорее, просто понапрасну теряет время. Где-то и кем-то все уже было решено.

Не только Захаровым, или ожидавшим вестей от него на черноморском берегу Швецовым в эти часы овладело сильнейшее беспокойство, справиться с которым было, казалось, уже не в силах человеческих. По другую сторону границы десятки, сотни высокопоставленных чиновников, лидеры целых государств, представители народов, пребывали в состоянии тяжелейшего потрясения, причем не только из-за приходивших с востока вестей. Был нужен тот, кто смог бы успокоить их, вселив надежду в совершенно растерявшихся сейчас государственных мужей, и такой человек появился, прибыв с другого берега Атлантики.

"Боинг", приземлившийся в парижском аэропорту, медленно остановился в дальней части международного сектора. Немногочисленные пассажиры авиалайнера могли видеть вооруженных до зубов парашютистов из Французского Иностранного легиона, оцепивших летное поле. И здесь же, на бетонке, гостей ожидала кавалькада строгих приземистых седанов черного цвета, сопровождаемых внушительным полицейским эскортом.

Энтони Флипс легко сбежал вниз по трапу, тотчас угодив в объятия встречавшей его делегации. Визит главы Госдепартамента США был сугубо деловым, и потому обошлись даже без минимально необходимого церемониала.

– Мсье Флипс, – длинный, худой, точно жердь, француз пожал американцу руку. – Мсье Флипс, Президент Республики ожидает вас в своем дворце. Там же находятся господа из Европарламента. Прошу, мсье Флипс, машины поданы!

– Благодарю, – кивнул Энтони, направившись вслед за своим провожатым к одному из лимузинов, капот которого был украшен американскими флажками.

Путь от аэропорта Шарля Де Голля до Елисейских полей, резиденции французских правителей, занял на удивление мало времени, не в последнюю очередь благодаря множеству полицейских машин и мотоциклистом, ревом "сирен" заставлявших водителей заблаговременно сворачивать с автострады, уступая дорогу важному гостю.

В ожидании заморского гостя Жак Сарти нервно расхаживал по кабинету, и свет люстр разбивался бликами о его обширную лысину. Президент Франции, чувствуя подступающий страх, страх неизвестности, не мог усидеть на месте и нескольких минут.

– Проклятье, где же он, – нервно бросил в пустоту Сарти, подскочив к окну, из которого открывался отличный вид на пригороды вечернего Парижа. Худощавый, высокий француз казался гончей, пытающейся учуять след, и внушительный нос лишь усиливал впечатление. – Что, теперь у высокопоставленных чиновников так принято, опаздывать на международные встречи?

– Держите себя в руках, – насмешливо бросил в спину французу тот, кто вместе с ним терпеливо ждал гостя. – Вы так нервничаете, будто американцы – наша последняя надежда. – Слова эти были сказаны с ощутимым презрением. – Лучше вспомните, благодаря кому мы оказались в подобной ситуации. Если бы не их привычка бряцать оружием по делу и без дела, арабы и не подумали бы прекратить поставки нефти, за которую мы всегда платили щедро.

Мартин Ван Левен, наблюдавший за метаниями француза, напротив, казался спокойным и невозмутимым, точно скала. Откинувшись на спинку удобного кресла, голландец с наслаждением курил сигару, выпуская к потолку колечки дыма.

– Господин президент, – в кабинет, где уже было изрядно накурено, заглянул человек из обслуги. – Господин президент, прибыл мсье Флипс.

– Наконец-то, – с облегчением вздохнул Сарти, бросившись к дверям. – Проси его, скорее!

Обменявшись с гостем рукопожатием, президент Франции представил ему третьего из присутствовавших:

– Знакомьтесь, господа. Госсекретарь Соединенных Штатов, господин Флипс. Представитель Европарламента, господин Ван Левен.

Госсекретарь внимательно посмотрел на голландца, так, что в памяти Флипса намертво отпечатался его образ. Если с лидером Франции госсекретарь виделся отнюдь не впервые, то чиновник из Евросоюза оказался новым лицом, и лицо это показалось Энтони малоприятным.

Широка, красноватая, точно обветренная, физиономия Ван Левена казалось маской, не способной передавать даже тень человеческих чувств, а блеклые глаза, точно так же, почти ничего не выражавшие, были словно лишь стеклянными шариками. Глава Госдепартамента США, привыкший по мельчайшим признакам, вплоть до изменения ширины зрачков, чувствовать мысли и эмоции своих собеседников, понял, что свои истинные чувства этот джентльмен умело прячет глубоко внутри себя.

– Очень рад, – учтиво кивнул Энтони Флипс, всегда и везде старавшийся сохранять чувство такта. – Полагаю, наше знакомство будет долгим и продуктивным. Но, господа, прошу, давайте ближе к делу. Президент Мердок поручил мне заверить вас, представителей европейского сообщества, в полнейшей поддержке со стороны Соединенных Штатов. Нас связывают союзнические обязательства, и не только в военной сфере, и моя страна никогда не откажется от них. Кроме того, и проблемы у нас сейчас тоже общие.

Здесь Энтони Флип не кривил душой. Проблема, объединявшая президента Франции, госсекретаря Соединенных Шатов и еще множество людей, каждый из которых обладал огромной, пусть и разной в своей природе, властью, была одна – нефть. Свихнувшиеся арабы все же привели в действие свой план, и в саудовских, а также иранских портах стояли сейчас многочисленные танкеры под флагами самых разных стран, так и не сумевшие добраться до берегов Европы или Америки. И еще больше кораблей, трюмы которых пока оставались пустыми, ждали исхода конфликта в нейтральных водах Красного или Аравийского морей, готовые, как только что-то прояснится, приступить к закачке в танки арабской нефти, черного золота саудовских пустынь. Но пока в Эр-Рияде и других столицах Востока категорически отказывались допускать чужие суда в свои гавани, без обиняков обещая потопить всякого, кто нарушит морские границы.

Нефть была важной проблемой, которую уже сейчас использовали в своих целях все, кому не лень, на волне нарождавшейся нервозности, могущей перерасти в настоящую панику, ловивших рубку в мутной воде. А теперь к нефтяной проблеме вдруг добавилась еще одна – газ. И это тоже было серьезно.

– Рад слышать это из ваших уст, мсье Флипс, – воскликнул Жак Сарти. – Да, союзнический долг превыше всего, ведь все мы – дети одной цивилизации, у нас общая культура, общая история, и будущее у нас тоже должно быть только общим. Но, кроме обязательств и заверений, сейчас нам хотелось бы иметь нечто более материальное.

– Например, несколько миллиардов кубометров русского газа, – подхватил Ван Левен. – Признаться, ситуация в энергетике, хотя и далека еще от критической, может стать таковой в любой момент. "Голубое топливо" с востока крайне важно для нашей промышленности, ведь на территории Европы ничтожно мало своих месторождений, а возить газ из-за океана чрезвычайно невыгодно и, к тому же, весьма опасно.

– Президент Мердок выдвинул русским жесткие условия, – уверенно сообщил Энтони Флипс. – Москва должна возобновить подачу газа в Европу в соответствии с существующими между вами и русскими договоренностями в течение нескольких суток.

– Эта авария на газопроводе, якобы теракт, – протянул Сарти. – Будь я проклят, все это случилось очень вовремя, слишком вовремя! Нам словно дали понять, что могут в любой миг перекрыть каналы снабжения.

– И при этом формально русских не в чем упрекнуть, – с кислой миной добавил Мартин Ван Левен. – Москва не просто перекрыла вентиль, что стало бы поводом для экономических санкций. А угроза терроризма вполне реальна, так что здесь России можно лишь посочувствовать.

– Верно, господа, эти диверсии, конечно, выглядят несколько странно, – уклончиво заметил Энтони Флипс.

Госсекретарь прибыл в Европу вовсе не для того, чтобы подливать масла в огонь. Подрыв газопровода в России вызвал настоящую панику, которой поддались не только привыкшие всегда и во всем доверять телевиденью и "желтой" прессе, но и те, кто стоял у вершин власти. Обстановка была поистине предгрозовой, и больше всего госсекретарь рассчитывал снять напряжение, убедив своих коллег воздерживаться от излишне радикальных действий.

– Да, они выглядят крайне странно, – криво усмехнулся Мартин Ван Левен. – А вкупе с атакой на хранилища нефти в Германии они кажутся более, чем подозрительными. Пятьдесят пять миллионов баррелей сырой нефти, федеральный резерв германского правительства, фактически оказались выключены из топливного баланса. Причем почерк в общих чертах схож. И в России, и в Германии объекты подверглись террористическим атакам, хотя немцы обошлись без человеческих жертв.

– Да, все это подозрительно, – не стал спорить Флипс. – Признаюсь, многие в Вашингтоне полагают, и не без оснований, что русские и арабы сейчас вступили в некий тайный сговор. Европейские государства слишком сильно зависят от поставок импортных энергоносителей, и кто-то решил напомнить вам об этом. Стоило только саудовцам призвать своих соседей к установлению нефтяного эмбарго, и Москва тотчас нашла повод оставить вас без газа. Сейчас у моей страны тоже немало проблем, в том числе и из-за несдержанности арабов, так что, вполне вероятно, есть люди, уверенные, что сумеют сломить вас, пока Америка обеспокоена иными заботами. Наше правительство тоже опасается паники, роста цен на топливо.

– Лицемерие, – неожиданно зло произнес Мартин Ван Левен. – Вам точно нечего бояться. У вас, господин Флипс, у американцев, под боком Мексиканский залив, есть месторождения на Аляске и в Техасе, и вы сможете покрыть дефицит ближневосточной нефти, не говоря уже о том, что у вас нет проблем с газом. А вот мы целиком и полностью зависим от русских и арабов, которые теперь держат нас за горло. Осталось только сжать, – и он изобразил в воздухе жест, будто кого-то душил, ухватив за глотку.

От такой атаки Энтони Флипс опешил, на миг потеряв дар речи. Самое неприятное, голландец был прав, и Штаты почти не ощутили проблем из-за эмбарго, которое поддержал далеко не каждый член ОПЕК. Удар пришелся по европейцам, так что вполне понятно, отчего Ван Левен не испытывал к гостю из СШАП теплых чувств, решая сейчас, по сути чужие проблемы.

– О союзниках вы вспоминаете лишь тогда, когда требуется разместить вои бомбардировщики поближе к театру военных действий во время очередной показательной порки, – с неприязнью продолжил Мартин Ван Левен. – Во всех остальных случая мы для вас – только пешки. Чертов иранский катер пустили на дно ваши "Гарпуны", выпущенные американскими моряками с американского крейсера, а теперь мы, европейцы, обязаны расплачиваться за это. Вместо того, чтобы иногда пойти на компромисс, вы, на всех смотрящие свысока, только и можете, что размахивать обнаженным оружием перед лицом тех же иранцев, которые вдруг перестали вас бояться.

– Не хотелось об этом говорить, – перешел в контрнаступление собравшийся с мыслями Флипс, – но, угрожая оружием Ирану, мы заботимся о вас. Напомню, господин Ван Левен, что Тегеран уже располагает ракетами, способными дотянуться до южной Европы, так что в опасности окажетесь вы, Соединенные Штаты же, отделенные от всего этого хаоса Атлантикой, еще много лет будут совершенно неуязвимы для персов или иных безумцев, что спят и видят, как бы создать собственные ядерные силы. Требуя от Тегерана свернуть все работы по части ракетно-ядерного оружия, Вашингтон беспокоится о том, чтобы после Хиросимы и Нагасаки Вена или Берлин не стали следующими целями реальных, а не учебных ядерных атак. Моя страна первой и пока единственной применила атомное оружие в войне, и мы не хотим увидеть миг, когда придется вновь использовать свой арсенал. И ради вашего же спокойствия нам приходится идти на многое, например, говорить с позиции силы с русскими, с которыми мы, если говорить откровенно, вовсе не заинтересованы в конфронтации.

Теперь уже стушевался, пытаясь подобрать нужные слова, Ван Левен.

– И, потом, мы уже пытаемся решить нефтяную проблему, – продолжил Энтони Флипс. – Например, наши войска в зоне Персидского залива уделяют особое внимание нефтеносным полям в Кувейте, по-прежнему осуществляющем поставки топлива в Европу, несмотря на явное недовольство со стороны его соседей. Мы опасаемся диверсий, подобных тем, что имели место в Германии, и делаем все, чтобы этого не допустить.

– А если бы прежде вы и ваши предшественники побольше внимания уделяли восстановлению вами же разрушенной экономики Ирака, было бы еще лучше, – попытался отбить атаку голландец. – Когда русские компании предложили свои услуги по восстановлению нефтяной инфраструктуры, в Вашингтоне нашли тысячу причин, чтобы не пустить их в Междуречье, при этом и сами вы ничего не сделали. А ведь иракская нефть могла стать тем козырем, помня о котором никакие саудовцы и не заикнулись бы об эмбарго. Ведь Ирак, хотя формально и состоит в ОПЕК, полностью подчиняется вам, американцам. Вы там хозяева, и вам решать, с кем новому правительству в Багдаде торговать своими богатствами.

– Полноте, господа, – примирительно произнес Жак Сарти, вскинув руки, словно для того, чтобы разнять готовых сцепиться спорщиков. – О чем вы спорите? Нужно сейчас не искать виноватых, а искать пути решения проблемы. Думать следует о будущем, а не терзать себя, вспоминая прошлое, которое уже не в наших силах изменить.

Ван Левен кивнул, что-то угрюмо буркнув себе под нос, и Энтони Флипс тоже вздохнул с облегчением. Во многом голландец был прав, но госсекретарю меньше всего хотелось сейчас отвечать за чужие грехи.

– На самом деле, мсье Флипс, проблема поставок нефти сейчас не самая важная, хотя и это тоже вызывает всеобщую обеспокоенность. Вы правы, говоря, что кувейтская нефть продолжает поступать в Европу, и благодаря этому нам удается избежать паники, роста цен на топливо, нефтяного шока, подобного тому, что охватил вашу страну в средине семидесятых годов прошлого века. Ну и, кроме того, на крайний случай у нас есть достаточно приличные резервы, которые мы используем, если оп какой-то причине импорт нефти прекратится полностью. Не только в США позаботились о создании неприкосновенного запаса. В нашей стране, к примеру, стратегические запасы нефти находятся в управлении частных корпораций, – пояснил президент Франции. – Фирмы имеют запас в размере порядка ста миллионов баррелей сырой нефти, и этого объема достаточно для бесперебойной работы предприятий в течение девяноста дней в условиях полнейшего отсутствия поставок из-за рубежа.

– Подобные запасы имеет, между прочим, каждая страна – член Евросоюза, – заметил Ван Левен. – Суммарный запас составляет порядка полутора миллиардов баррелей нефти и нефтепродуктов. Этого нам хватит на три-четыре месяца, или даже больше, если ввести режим экономии. Правда, мы едва ли сможем избежать роста цен на бензин, а это довольно существенная проблема.

– Во всяком случае, благодаря этому мы можем помочь немцам, – снова подхватил Сарти. – По внутренней системе трубопроводов мы поставим в Германию достаточно топлива, чтобы они могли спокойно заниматься восстановлением взорванных неизвестными террористами нефтехранилищ на берегах Рейна. Но важно не это, а сам факт, что мы, Европа, подверглись чей-то атаке, причем враг остается пока невидимым и неосязаемым, но он уже продемонстрировал свои возможности.

– Разумеется, меры по обеспечению безопасности приняты, – заметил Ван Левен. – Мы не допустим повторения подобных диверсий. Но русского газа до сих пор нет, а это уже серьезно. Я вполне уверен, что процесс устранения последствия взрывов, якобы устроенных исламскими террористами, русские затянут ровно настолько, чтобы мы, наконец, приняли все их условия, передав Москве технологии, часть из которых имеет стратегическое значение. Самое мерзкое в этой ситуации в том, что мы не можем открыто обвинить русских в саботаже. Доказательств у нас нет никаких, хотя любой здравомыслящий человек здесь понимает, кто стоит за этими вылазками таинственных террористов, обставленными, между прочим, вполне в духе русского "спецназа".

– Мое правительство окажет давление на Москву, – пытаясь выглядеть убедительным, заявил госсекретарь США. – Мы сможем заставить их следовать взятым на себя ранее обязательствам. Газовый шантаж недопустим, и мы сумеем наказать тех, кто полагает иначе. А от вас, господа, пока требуется лишь сохранять спокойствие. Не поддавайтесь на провокации русских, и не идите на поводу у местных паникеров. Мы окажем вам необходимую поддержку, поставим Москву на место. Они думали испугать западный мир, но вместо этого лишь разозлили нас. Мой президент настроен весьма решительно, и он найдет способ сломить упрямство русского лидера.

Энтони Флипс пытался выглядеть уверенным и спокойным, рассчитывая передать свою невозмутимость европейским партнерам. И у него был в этом собственный, хоть и бескорыстный интерес. Обстановка накалялась по обе стороны Атлантики, и, вздумай европейцы сейчас поднять шум, выступив против Москвы, Джозеф Мердок, в чем глава Госдепа не сомневался, не только поддержит их любую инициативу, но еще и извратит ее дл крайности. Здесь, по эту сторону Атлантики, все были на нервах, и "партия войны" в лице Бейкерса и новоиспеченного советника президента по национальной безопасности умело разыгрывала эту карту.

Меньше всего госсекретарь хотел увидеть свою страну втянутой в очередную войну, тем более, если противником в ней будет Россия. Но только Мердок, упивавшийся своей властью и силой, кажется, не испытывал ни тени сомнений, готовый воевать со всеми, в чьих поступках усмотрит хоть намек на несправедливость.

Порой Флипсу становилось страшно при мысли о том, что его намерено послали в Европу, этакого вестника мира, чтобы в Вашингтоне в это время принять нужное кому-то – уж явно не американской нации – решение, которое наверняка не одобрил бы все еще имевший некоторый вес в глазах президента госсекретарь. Оставалось только гадать, что сейчас происходит в Белом Доме, какие советы нашептывает Мердоку все еще живущий "холодной войной" Натан Бейл. Энтони понимал, что сейчас должен быть ближе к президенту, чтобы удержать того от опрометчивых решений, уравновесить тех, кто жаждал войны, хоть даже со всем остальным миром. Что ж, до тех пор, пока это невозможно, придется создавать светлое будущее для всего мира – и своей родины, которой Флипс был предан до самозабвения – остужая горячие головы здесь. А это значит, что следовало побывать в Германии.

Энтони Флипс связался с Белым Домом в те самые минуты, когда VC-137C "Стратолайнер" величаво проплывал над сверкающим огнями ночным Парижем, набирая высоту. Правительственный лайнер взял курс на восток, в направлении Берлина, а его самый важный пассажир, воспользовавшись моментом, решил потратить время на перелет с пользой, то есть отнюдь не для отдыха и сна, хотя и это тоже было не лишним.

– Итак, Энтони, какова же обстановка? – Изображение на мониторе порой начинало подергиваться, лицо Джозефа Мердока покрывалось полосами "крупы" – над океаном бушевал шторм, пришедший из южных широт, и электромагнитное поле было возмущено. – Ты – мои глаза и уши в Европе, и я должен знать все, что думают и делают наши партнеры.

Президент неотлучно находился в Белом Доме, куда сейчас стекалась вся информация о происходящем в России и Европе, поступавшая по различным каналам, от вполне легальных новостных агентств до агентурной разведки.

– Пока ситуация вполне терпимая, – сообщил Флипс. – несмотря на срыв поставок нефти и газа пока европейцам удается избежать паники и серьезных сбоев в работе своих предприятий, хотя кое-какие левые глазеты и пытаются раздуть пожар.

– Замечательно, – удовлетворенно кивнул Мердок. – Главное сейчас – сохранить единство. Если оппозиционные силы в Европе создадут панику, их правительства под давление общественности могут принять условия Москвы. Черт, я не сомневаюсь, что, как только европейцы дадут свое согласие, труба вновь заполнится газом в течение, быть может, считанных часов, – зло рассмеялся президент. – Русские, надо признать, достигли немалых высот в деле шантажа. Но, видит Бог, я поставлю их на место.

– Все же я не верю, что это лишь мистификация, – с сомнением произнес глава Госдепартамента США. – При взрывах в России погибло несколько десятков человек, слишком большая жертва. Сомневаюсь, что кто-то может пойти на это ради весьма призрачной выгоды.

– При коммунистах в концлагерях пропали десятки миллионов советских граждан, – напомнил Мердок. – И тогда никто не испытывал мук совести, отправляя людей на смерть, ни те, кто отдавал приказы, ни те, кто исполнял их, лично расстреливая своих соотечественников. Не думаю, что русские за пару десятилетий изменились слишком сильно. Это дикая страна, дикий, кровожадный народ, варвары, и этими пороками умело пользовались все правители. Они не ценят человеческие жизни, вообще ничего не ценят, кроме, пожалуй, власти, тем более, те идеалисты, которые верят в возрождение своей страны, считая, что она должна повелевать всеми народами на планете, и таких безумцев в России хватает.

Гнев лидера американской нации не был наигранным. Кто-то осмелился бросить вызов всей западной цивилизации, диктовать свои условия миру, хотя только Соединенные Штаты, единственная сверхдержава, имела на это моральное право, которым пользовалась весьма редко. Русского медведя следовало загнать обратно в берлогу, посадить его на цепь, и он, Джозеф Мердок, был готов сделать это.

– Я полагаю, господин президент, сейчас же необходимо выработать стратегию совместно с европейскими партнерами, – предположил Энтони Флипс. – И к тому же нужно интенсифицировать усилия, направленные на разрешение кризиса в Персидском заливе. Нефть и газ – оружие, не менее мощное, чем ядерные боеголовки, и нельзя допустить полномасштабного применения этого оружия.

– Мы решим проблему, восстановим порядок, – надменно произнес президент США, и его слова за доли секунды перелетели через бушующую Атлантику. – Вы должны донести это до главы каждого государства, оказавшегося жертвой русского шантажа. Натана Бейл выполнил свою миссию в Москве, и горе русскому президенту, если он останется глух к нашим увещеваниям. Не в интересах Швецова сейчас проявлять упрямство, и он должен это понимать.

– Но что же конкретно, господин президент, я должен сказать нашим европейским партнерам? – едва сдерживаясь, с нажимом произнес госсекретарь. – Здесь все на грани паники, а проклятая пресса только нагнетает ажиотаж. Мы должны обозначить свою позицию. Я не психоаналитик, чтобы просто успокаивать партнеров, у меня другая профессия, сэр.

– Пусть европейцы в любом случае соблюдают нейтралитет, – подумав, предложил Джозеф Мердок, повторив: – Мы решим проблему в самое ближайшее время, так может и передать нашим партнерам, а от них требуется только одно – держаться в стороне, что бы ни произошло. Пусть пока никто не предпринимает никаких радикальных действий. Нужно избежать паники, успокоить общественность, изыскать резервы для обеспечения бесперебойной работы промышленных предприятий. Вот этим пускай европейцы и занимаются, на решение этих проблем направят все силы и ресурсы. И вы сосредоточьте все усилия, Энтони, чтобы добиться этой цели.

– При всем уважении, сэр, – язвительно произнес в ответ Энтони Флипс, – только это я и могу сказать встречаясь с европейскими лидерами. Но, черт возьми, они нуждаются в чем-то большем, да и я не попугай, что твердить эту ерунду снова и снова. Если вы приняли какое-то решение, господин президент, то все же обрисуйте мне свой замысел хотя бы в общих чертах. Так мне будет проще разговаривать с партнерами, и им мои слова покажутся чуть более убедительными.

– Мы решаем проблему, – сухо вымолвил Джозеф Мердок, раздраженный настойчивостью главы Госдепартамента. – И как только у нас возникнет некий план, Энтони, вы будете первым, кто узнает все детали, – словно в утешение, пообещал он. – Пока сделайте все, чтобы в Европе сохранялся существующий порядок. Большего я от вас не требую.

Главе госдепартамента США оставалось только гадать, какими методами решит возникший кризис его президент. И, помня о том, к кому прислушивался Джозеф Мердок все последние недели, Флипс почему-то чувствовал тревогу. Он не верил, что такие маньяки, как Натан Бейл, могли посоветовать президенту пойти на компромисс.

Под крылом самолета проплывала Европа, сытая, мирная, города которой были освещены миллионами огней, огней, горящих благодаря русскому газу. Пока топлива хватало, работали на полную мощность заводы, и в домах простых обывателей было тепло и светло. Но вскоре все могло измениться, и тогда, это Энтони Флипс понимал получше многих, немцы, французы, итальянцы, прочие, кто стал жертвами вымогательства Москвы, окажутся перед выбором – согласиться на все, лишь бы сохранить свой достаток, или следовать путем силы за своим заокеанским союзником.

Энтони Флипс искренне желал, чтобы его страна стала лидером, объединившим весь мир, но сейчас он также был готов сделать все, чтобы европейцам просто не пришлось выбирать одно из двух зол. Вот только события уже не зависели от воли и усилий даже такого влиятельного человека, каким всегда был глава Госдепартамента Соединенных Штатов.

 

Глава 2

Месть из могилы

Московская область, Россия

16-17 мая

Узкий коридор, скудно освещенный тусклыми лампочками, болтавшимися высоко под потолком, казалось, мог тянуться бесконечно, как будто замкнувшись в кольцо. Однако всему в этом мире рано или поздно приходит конец, и вот двое, размеренно шагавшие мимо множества тяжелых стальных дверей, снабженных внешними запорами и окошками-"волчками", достигли цели.

– Стоять! Лицом к стене! – рослый парень в камуфляже для доходчивости своих слов слегка подтолкнул в спину человека в хорошем костюме, стараясь, в прочем, не выходить за рамки приличий. Одно то, что этот арестант разгуливал по следственному изолятору не в привычной робе, знающему человеку могло сказать о многом, а сержант, не первый год служивший в конвое, считал себя достаточно опытным… и осторожным.

Гоги Берквадзе послушно отвернулся к серой каменной стене, носившей следы зеленой краски, ожидая, пока конвойный распахнет тяжелую дверь, такую же, как множество других, мимо которых они только что прошли. Стиснув зубы, арестант заставил себя молча стерпеть ощутимый толчок в спину, сделав в памяти зарубку – этот громила-"цербер" явно забыл, кто перед ним. Что ж, если парень еще раз позволит себе грубость, стоит намекнуть на невежество одного из сотрудников начальнику СИЗО, регулярно навещавшему особенного заключенного. А можно будет разделаться с недоумком и иными способами.

– Проходим! – сержант снова подтолкнул Берквадзе в спину, отступив при этом чуть в сторону.

Всю дорогу от камеры до камеры Гоги кожей ощущал кровожадный взгляд надзирателя. Громила в камуфляже, казалось, только и ждал, чтобы арестант дал хотя бы намек на неподчинение. Но опальный олигарх, заботившийся о своем здоровье, все же не дал конвоиру повода продемонстрировать свои навыки рукопашного боя.

Наверное, надзиратели пытались таким образом самоутвердиться, демонстрируя свое превосходство над еще несколько недель назад всесильным бизнесменом, теперь как будто находившимся целиком в их власти, этих здоровяков, готовых пустить в ход резиновые дубинки по любому поводу, как, в прочем, и при отсутствии такового. Они, эти ничтожные пешки, да еще те, кто затаился за стенами древнего кремля, искренне веря, что правит этой страной, могли позволить себе с презрением относиться к будто бы побежденному врагу, и те и другие – по глупости и самонадеянности. Все прочие, находившиеся между ними, и сейчас не забывали, с кем имеют дело, все, и следователи, и сам начальник следственного изолятора.

– У вас полчаса, – напомнил напоследок сержант.

Гоги Берквадзе сделал шаг через порог, и тяжелая дверь с лязгом захлопнулась за его спиной. Помещение для свиданий не могло похвастаться роскошью, мало отличаясь от обыкновенных камер. Та же казенная мебель, прикрученная к полу, тусклое освещение и забранное металлической решеткой окно, да еще пепельница на пустом столе.

Сейчас пепельница была почти переполнена – посетитель, явившийся в следственный изолятор ФСБ, хотя и ждал заключенного от силы полчаса, выкурил, наверное полпачки сигарет чтобы успокоить расшалившиеся нервы.

Услышав лязг запора, ожидавший встречи с Берквадзе человек повернул голову, а затем, увидев на пороге довольно мрачного помещения самого Гоги, вскочил, бросившись к нему и крепко сжав протянутую ладонь.

– Гоги, дорогой, здравствуй!

Виктор Кваснов долго тряс руку своего шефа и товарища, словно увидел самого дорогого человека, с которым расстался много лет назад.

– Ну, что, Витя, как идут наши дела? – Берквадзе прошел к столу, тяжело опустившись на неудобный стул, и помахав перед собой широченной ладонью, раздраженно проворчав: – Сколько можно курить? Здесь же дышать нечем!

– А нас случайно, не пишут? – вместо ответа поинтересовался Кваснов, имея в ввиду возможную прослушку. – Здесь же наверняка полно "жучков".

Виктор старался проявлять осторожность, порой даже излишнюю, но сейчас вполне оправданную. Он не на мгновение не забывал, где находится, и точно так же помнил, в какой ипостаси сейчас пребывает сам Береквадзе.

– Конечно, полно, – осклабился Гоги. – Но для меня сделали исключение, так что говори свободно. Вся аппаратура отключена. – Бывший владелец "Нефтьпрома" презрительно усмехнулся: – Начальник СИЗО – не враг самому себе. В конце концов, президенты приходят и уходят, а мои деньги всегда при мне. А ты же сам понимаешь, у кого деньги – у того и власть. Так то, Витенька!

Серьезный человек везде устроится, не подстраиваясь под мир, но изменяя мир под себя. По крайней мере, Гоги Берквадзе не единожды убеждался в этом на собственном примере, и даже сейчас, в, казалось бы, безвыходной ситуации, оказавшись в тюремной камере, он чувствовал себя вполне комфортно, настолько, насколько комфортно может ощущать себя заключенный, обвиняемый едва ли не в государственной измене.

Конечно, не стоило ожидать снисхождения от суда, несмотря на все заявления о его независимости, прислушивавшегося к приказам из Кремля. Но если президент, министр внутренних дел или тот же глава ФСБ были недосягаемы для Берквадзе, несмотря на оставшиеся связи и деньги – во всяком случае, чтобы достать их, потребовалось бы приложить слишком много усилий – но простые следователи или начальник изолятора оставались вполне уязвимыми, и они это понимали. Так что небольшие житейские радости типа свежей рубашки каждый день, полного холодильника продуктов из лучших московских ресторанов, плазменного телевизора и мобильного телефона казались Берквадзе вполне приемлемыми знаками внимания. Не хватало, пожалуй, только женщин, хотя, при желании, можно было организовать и эту маленькую радость – тюремные "петухи" Гоги точно не соблазняли.

Гоги не считал свое привилегированное положение чем-то особенным, заставив так же думать и местных сотрудников. Во всяком случае, начальник изолятора принял правила игры, и пока еще ни разу не нарушил их. Разве что мордовороты из конвоя порой позволяли себе лишнее, будто пытаясь самоутвердиться, но с ними Гоги запросто мог разобраться, даже не выходя из камеры. Просто пока следовало вести себя тихо и скромно, благо, вскоре все должно было измениться.

– У нас все готово, Гоги, – сообщил чуть успокоившийся Кваснов, не видевший причин не верить своему шефу. – Народ уже разогрет до предела, скоро закипит. Так что ждать по любому больше нельзя. Устроим такой маскарад, что на всю Европу прогремит. – Виктор хищно оскалился: – Мы еще о себе напомним, Гоги, дружище! Швецов пожалеет, что тронул нас!

– Выродок, – презрительно фыркнул Берквадзе. – Пришел на все готовое, начал командовать, будто сам создавал все это. Да он хоть представляет, каково это, основать собственную фирму? Думает, он один успел пороху понюхать? Я не меньше этого полкана под пули ходил, пока с "братвой" всякие непонятки улаживал! Всяким козлам из налоговой пришлось несколько миллионов сунуть, чтобы успокоились.

Кто сказал, что для мести своим врагам необходима свобода? Конечно, в большинстве случаев так оно и было, но то, что справедливо для обычного "урки", фантазия которого не простирается дальше подброшенной в окно недруга ручной гранаты или выстрела в упор в темной подворотне из ржавого обреза, отменялось для действительно влиятельных и сильных людей. И Гоги Берквадзе был одним из самых влиятельных, а потому его месть не могли остановить ни тюремные стены, ни злая охрана, ни даже приговор суда.

– Ну, скажи, почему у нас в России всегда так – стоит кому-то приподняться, сразу появляется целая стая шакалов, считающих, что ты им должен по жизни? – с грустью вздохнул Берквадзе, вдруг вновь яростно зарычав: – Чертов "сапог"! Ладно, Витя, действуй, – приказал так же внезапно остывший "зека", радостно ухмыляясь. – Пора показать, что мы еще живы. Я все равно не сдамся!

Берквадзе был сыном своего народа, горячим, порывистым, но, когда надо, он мог становиться и другим – холодным, терпеливым, нечеловечески расчетливым. Оказавшись в следственном изоляторе со статьей, по которой не стоило надеяться на амнистию или досрочное освобождение, он смог унять южную кровь, затаившись. На то, чтобы сплести сеть, в которую должен был угодить, ни много, ни мало, глава государства со своими соратниками, ушло немало времени. И то без помощи бывших своих коллег, не оставивших Гоги не то из уважения, не то из страха – он мог достать кого угодно и где угодно, и это было известно каждому – едва ли что-то могло бы получиться.

И все же терпение принесло свои результаты. Теперь Виктору Кваснову, чтобы породить лавину, оставалось сделать только один телефонный звонок. И он, едва только покинув следственный изолятор, вытащил из кармана плоскую коробочку мобильного телефона.

– Семен, – Виктор разговаривал на ходу, шагая к припаркованному напротив ворот СИЗО "Мерседесу", возле которого переминались, озираясь по сторонам, крепыши из личной охраны. – Семен, пора начинать. Как там остановка? Что, кипят? Вот и славно, – рассмеялся бывший главный аналитик "Нефтьпрома". – Значит, момент самый подходящий. Все, даю зеленый свет!

Кваснов забрался в салон роскошной иномарки, и телохранитель захлопнул дверцу, рысью кинувшись к громадному внедорожнику "Нисан". Водитель, ожидавший своего хозяина, обернулся, почтительно спросив:

– Виктор Антонович, куда едем?

– Давай в Раменское, Петя, – решил, коварно усмехнувшись, Кваснов. – Там сегодня должно быть интересно. И еще, настрой-ка радио на милицейскую волну. Думаю, самые свежие новости мы услышим как раз на этом канале.

"Мерседес" мягко снялся с места, вливаясь в поток машин, стальной змеем протянувшийся по улицам столицы. Кваснов не приказал включить "сирену", хотя мог бы сделать это, добравшись до цели в считанные минуты. Но сейчас ему некуда было спешить. Наоборот, Виктор не считал нужным вообще появляться на месте событий, привлекая к своей персоне лишнее внимание, но все же любопытство пересилило.

Стройка на окраине российской столицы замерла несколько недель назад, с того самого дня, когда вывеска "Нефтьпрома" но воротах сменилась на бело-сине-красную эмблему "Росэнергии". Когда здесь только закладывали фундамент нового нефтеперерабатывающего завода, это место посетили первые лица государства, в том числе глава правительства и мэр Москвы, а в прессе несколько дней царил ажиотаж. Еще бы, предприятие, оснащенное по последнему слову техники, полностью автоматизированное, отвечающее всем требованиям экологического законодательства, ужесточавшегося с каждым годом, и уже ставшего причиной закрытия многих заводов и фабрик в самых разных уголках страны. В прочем, оживление здесь царило недолго, и уже полгода назад все работы остановились. А теперь на стройплощадке опять кипели страсти, вот только они не имели ничего общего со строительством.

– Всем нам хана, мужики, – вещал взобравшийся на бульдозер, чтобы его мог видеть каждый из собравшихся, человек в спецовке и оранжевой пластиковой каске. Сейчас работяга, немолодой, грузный, яростно топорщивший пышные усы, здорово напоминал почившего в бозе вождя мирового пролетариата, причем не только повадками, но и речами. – Стройку закрывают, а нас всех – погнанной метлой под зад! Этот участок "Росэнергия" уже продала какому-то частнику под автостоянку! Не нужны мы больше, мужики, так то!

Толпа, сотни полторы крепких мужчин разных возрастов, одетых в такие же рабочие спецовки и, в большинстве своем, носившие еще и защитные каски, отозвалась разъяренным гулом, над головами взметнулись сжатые кулаки.

– А долги? – растерянно спросил один из трудяг, стоявший в первом ряду. – Нам зарплату четвертый месяц не могут полностью выдать. Мне, вот, пятьдесят "кусков" должны, а кое-кому и все сто. Что ж теперь, все спишут?

– Хозяин у нас теперь другой, – оратор указал на украшавшую неоштукатуренную стену ближайшего корпуса эмблему: – О, "Росэнергия", мля! А они по чужим долгам отвечать не подписывались. А Берквадзе, тот вообще на нарах парится, и точно платить нам не станет. Так что не светит нам ничего, мужики, точно говорю!

– Почем знаешь, Максимыч? – крикнул кто-то из первых рядов. – Может, брешут? Зачем им нас выгонять?

Словам прораба, человека уважаемого, к тому же, больше прочих общавшегося с начальством, здесь привыкли верить. И все же не каждый мог принять, как данное, весть о грядущем увольнении. И многие, впервые узнав об этом по слухам и туманным намекам, в пали в отчаяние. Но нашлись и те, кого, напротив, охватила дикая злоба, жажда боя, передавшаяся и большинству их товарищей, теперь подбадривавших друг друга революционными лозунгами. Иного им, собственно, и не оставалось.

– А зачем им тебя держать, Павло? – с сарказмом отозвался оратор, отыскав в толпе взглядом того, кто задал полный надежды вопрос. – Нефть кремлевские шишки лучше на Запад толкнут, и бензин там же купят, из нашей, мать их, нефти, и за наши же денежки. А здесь им нефтеперегонные заводы и на хрен не нужны, а, значит, и мы с тобой тоже не нужны. Была бы вышка буровая в тундре, да труба, чтоб до самой границы, и "бабки" им так в карман и потекут. Короче, все, братва, баста! – Максимыч резко рубанул воздух мозолистой ладонью: – Поменялся хозяин, так что всем нам теперь точно трындец!

Толпа заревела, выплескивая в этом крике всю свою злобу, все разочарование. Обычные трудяги, они вдруг оставались без средств к существованию, в один миг лишившись работы, а это означало, что придется голодать их женам и детям, надеявшимся на своих кормильцев.

– Я сам все слышал, – продолжал Максимыч, надсаживая голос, чтобы перекрыть стоявший над стройплощадкой гул. – Вчера сюда "шишки" из "Росэнергии" приезжали, ходили, по сторонам смотрели, а потом так и сказали, мол объект нерентабельный, в строй не введен, а рабочим зарплату платить приходится. Ну, побазарили они меж собой, а потом один, самый главный, и говорит, что, дескать, надо в таком случае все работы свернуть, а заодно и сокращение штатов провести, чтобы расходы уменьшить. Вроде как они сейчас и так в убыток работают.

– А то, – гневно воскликнул громадный, точно скала, бородач, на могучей груди которого брезентовая роба едва не лопалась по швам. – Буржуям задницы лижут, нефть по дешевке продают, чтобы выслужиться, так если еще и нас содержать, оно понятно, никаких денег не хватит. Педерасты галстучные, мать их!

За спинами собравшихся на стихийный митинг строителей распахнулись ворота, и на площадку втянулся небольшой – всего две машины – кортеж, остановившийся чуть поодаль. Группа хорошо одетых мужчин с кейсами и кожаными папками подмышкой, выбравшись из обтекаемого приземистого "Мерседеса" и угловатого фордовского внедорожника, в нерешительности замерла, наблюдая за кипящими страстями. Однако давно уже позабывшие о работе люди, изрядно напуганные и разозленный нерадостными новостями, пока не замечали пришельцев, вокруг которых уже сомкнулось жиденькое кольцо из местной охраны.

– Давай прораб, дальше говори, – кричали между тем из толпы. – Мы тебя слушаем. Все рассказывай, как есть! Говори, что еще знаешь?

– Эти козлы только о своих карманах думают, – с еще большим вдохновением вещал подбадриваемый товарищами Максимыч, грозно размахивавший немаленькими кулаками. – Нас всех точно выгонят, как собак шелудивых, лето наступить не успеет, а как землю продадут, то еще и убытки покрыть сумеют.

– А, может, если здесь парковка будет, так и нас оставят, – без особой уверенности спросил один из работяг. Многим здесь хотелось, вопреки очевидному, верить в лучшее. – Кому-то же все это нужно демонтировать, – он обвел рукой, указывая на недостроенные установки каталитического крекинга, переплетения труб, прочие конструкции, еще не завершенные. – Опять же, асфальтом все залить, заборчик поставить нужно. Может, еще и обойдется, а, Максимыч?

– Да эти чертовы буржуи сюда каких-нибудь таджиков лучше привезут, – ответил прораб. – Это тебе и зарплату подавай побольше, и обеденный перерыв чтобы был, и страховка медицинская. А тем платить почти не нужно. Был бы харч кое-какой, да крыша над головой, так эти чурки долбанные готовы сутками работать, не разгибаясь. Так что сам думай, кому ты тут нужен, такой дельный?

– Гасить их надо, эмигрантов драных, – разом вскричало несколько человек. – Из-за этих черножопых нам, русским мужикам, работать негде. Бабы наши, дети с голоду пухнут! Пусть мотают обратно, в свой чертов Самарканд, верблюдов своих пасут! Так отрихтуем, что мать родная не узнает, гастарбайтеры хреновы!

Выбрав себе врага, отыскав, вроде бы, главного виновника всех своих бед, толпа была готова прямо сейчас бить коварных азиатов, которые, как оказалось, и ставили палки в колеса, мешая нормально работать и зарабатывать. Вот только у Максимыча, умело подогревавшего своих товарищей, была совсем другая цель. Прораб знал, что его послушают, как знал и Виктор Кваснов, так что стоило просто направить народный гнев в нужное русло.

– Да не чурок надо метелить, мужики, – крикнул Максимыч в толпу. – Что чурки, у них и у самих жизнь не сладкая, вот и лезут к нам, тоже хотя свои семьи кормить. Тех надо учить, кто всем здесь заправляет. – Прораб простер руку, указывая на людей в костюмах, растерянно переминавшихся в сторонке с ноги на ногу: – Вон, "пиджаки" приехали, нас выгонять! Мы им не скот, чтобы куда сказали, туда и идти. У нас тоже права есть. Мы люди, а не быдло!

– А, вот они, буржуи, – со злой радостью закричал люд десятками голосов. – Давайте-ка сейчас все у них и узнаем. Зачем уволят, когда уволят. Айда, спросим как у этих козлов, пусть все, как на духу выкладывают!

– Идем, идем, – отозвались другие, и людской поток хлынул к невольно попятившимся назад, к своим машинам, господам в костюмах и белоснежных сорочках. – Сейчас они нам все расскажут!

Толпа, словно прорвавший плотину горный поток, накатывала на горстку перепуганных людей, оттеснив в сторону нескольких охранников в форменных голубых рубашках и слаженно, будто готовились к этому заранее, блокировав выезд со строй площадки.

Только появившись здесь, Максим Громов сразу ощутил предгрозовую атмосферу. Строители, вместо того, чтобы работать, побросали инструменты, оставив технику, и устроили митинг. Над стройплощадкой раздавались гневные, все более несдержанные выкрики, причем на каждый лозунг толпа отзывалась яростным ревом. Размахивая кулаками и касками, рабочие стекались к стоявшему посреди площадки бульдозеру, превратившемуся, судя по всему, в трибуну.

– Что за дела, – опасливо произнес один из помощников Громова, озираясь по сторонам. Он тоже чувствовал накал страстей. – Что еще за путиловская стачка? Что-то мне тут неуютно становится, Максим Юрьевич. – Он настороженно покосился на своего шефа, стараясь при этом одновременно наблюдать и за толпой.

Пяток молодых парней из местной службы безопасности, чисто символическая охрана на случай, если кто-нибудь из местных жителей решит позаимствовать для работ на своем приусадебном участке казенный бульдозер или скрепер, была слабым подспорьем против сотенной толпы разъяренных мужиков. Кажется, сами охранники

– Да уж, не нравится мне этот митинг, – скривился Максим. – Надо б на всякий случай ментов вызвать, а то чую, скоро здесь морды бить начнут. Причем, кажется, нам и перепадет.

В последние дни Громов неожиданно для себя стал вдруг самым востребованным в России человеком, наверное, сравнявшись или даже превзойдя в важности самого президента, хотя, в отличие от Швецова, Максим был гораздо меньше известен широкой публике. Едва успев разобраться в происходящем на границе, раздать указания и убедиться, что бригада следователей, а также ремонтники действительно работают на полную катушку, заместитель Захарова вынужден был мчаться в Подмосковье, на почти заброшенную стройплощадку.

Слияние нефтедобывающих корпораций под эгидой "Росэнергии" принесло последней не только несомненную выгоду, но и немало проблем, одной из которых стал этот недостроенный нефтеперерабатывающий завод. Воротилы из "Нефтьпрома" в свое время не спешили завершать работы, при этом ухитрившись взять громадные кредиты, и теперь инвесторы требовали вернуть свои деньги. Предстояло принять нелегкое решение, определив, достраивать ли завод, при этом, расплатившись с кредиторами из казны, или просто пустить его с молотка, благо, спрос на землю был велик, да и кое-что из оснастки тоже могло найти себе покупателей.

– Необходимо развивать инфраструктуру, – сказал как-то, во время одной из рабочих встреч, Вадим Захаров. – Топливно-энергетический комплекс не может представлять собой только нефтяные вышки и транзитные трубопроводы. Нужно производить высококачественное топливо, сырье для химической промышленности, фармакологии. Но если наследие наших предшественников окажется нерентабельным, придется просто избавиться от него. Порой проще сделать все самим, заново, чем исправлять чужие ошибки. Японцы готовы хоть сейчас продать нам целый нефтеперегонный комплекс, полностью автоматизированный, соответствующий всем требованиям экологов.

– А люди? – спросил тогда Громов. – Мы не можем просто разогнать рабочих, которые трудятся на стройке.

– Да, можно избавиться от расплодившихся менеджеров, их в штате бывшего "Нефтьпрома" что-то слишком много, – согласился шеф "Росэнергии". – А простых работяг с их навыками следует сохранить. Есть несколько объектов на севере, где потребуются рабочие руки, да и на территории московской области тоже кое-что строится. Поговори с людьми, присмотрись к обстановке, узнай, что думают эксперты. Но, главное, объясни людям, что мы их не бросим. "Нефтьпром", кажется, давно уже все заморозил там, бросая строителям жалкие подачки, а отвечать за все, боюсь, придется нам. Разговор, думаю, будет не простой, а надежнее тебя у меня нет никого, так что, Макс, уж постарайся, – напутствовал Захаров своего помощника.

Насколько непростой разговор его ожидал, Громо понял лишь сейчас, когда увидел охваченную яростью толпу, едва ли готовую прислушиваться к самым разумным доводам. Очутившись, наконец, на месте, Максим, пожалуй, впервые не хотел быть таким нужным. Увидев перекошенные от гнева небритые лица строителей, сжимавших тяжелые кулаки, Громов больше всего захотел исчезнуть отсюда, поняв, что целым и невредимым эти доведенные до отчаяния люди его точно не выпустят. Но отступать уже было некуда.

– Давайте сматываться по-быстрому, – предложил один из спутников Громова. – Кажется, пролетариат настроен не очень дружелюбно.

Мысль, несомненно, здравая, однако, запоздала. В этот момент по толпе будто прокатилась судорога, и несколько десятков крепких мужчин устремились к свите Громова, мгновенно взяв кортеж в кольцо. Охранники даже не пытались остановить разбушевавшихся строителей, юркнув в сторону – им были дороги свои зубы и прочие части тела. Человеческие руки – слишком ненадежный инструмент, когда требуется остановить лавину, и потому Максим, заметив бегство охраны, даже не обиделся на них.

– Вот они, рабовладельцы, – кричал идущий в первых рядах прораб, которого Громов приметил уже давно. – Пока нужно, мы на них за гроши горбатились, а теперь можно вы пинком под зад!

– Черт с два, – возмущенно отозвались строители, оттеснившие прочь охранников и со всех сторон сжимавшие кольцо вокруг свиты Громова. – Хрен, не уволят! У нас тоже права есть, мы тоже люди, а не скот какой-то!

Громов сделал два шага назад, ткнувшись спиной в борт ведомственного "Меседеса". Рядом с ним сжались, испуганно глядя на рабочих, спутники Максима.

– Это же настоящий провокатор, – воскликнул Громов, указав на прораба, как-то вдруг оказавшегося позади своих товарищей, искренне веривших его словам. – Что за чушь, какое увольнение? – И, повысив голос, Максим обратился к гудевшей толпе, надеясь, что будет услышан: – Тихо, господа, прошу вас, тихо! Давайте поговорим, как нормальные люди. Вас никто увольнять не собирается. Мы все решим. Просто нужно успокоиться.

– Ты как нас назвал? Это кто здесь господа?! – прораб яростно зарычал, размахивая немаленькими кулаками. – А, морда буржуйская!

– Сейчас я тебя успокою, – визгливо закричал какой-то мужичок в брезентовых штанах и тельняшке с обрезанными рукавами. – Сейчас я тебя, гнида, так успокою, что никакой доктор не понадобится!

Разгоряченный работяга, не отличавшийся особой статью, попытался ударить Громова по лицу, решив, что этот парень в дорогом костюме едва ли может дать отпор. Что ж, возможно, Максим и не мог считаться хорошим бойцом, но кое-какой навык у него все же был, и потому, поймав руку противника в захват, помощник Захарова легко перекинул того через бедро.

– Довольно, – рявкнул Максим. На мгновение толпа, опешив от этого, замерла. – Хватит! Все назад!

– Что, – возмущенно воскликнул прораб, укрывшийся за спинами своих соратников. – Наших бить?! Мочи этого хлыща, мужики!

– Бей, – толпа в едином порыве качнулась вперед. – Гаси их!

Максим сумел уклониться от нескольких ударов, сбив с ног еще пару человек, а третьему вбив кулак в живот, так что работяга, шумно выдохнув, согнулся до земли, на некоторое время выйдя из игры. Здесь изящные приемы айкидо, юношеского увлечения Громова, смешались с обычными ухватками уличной драки, но даже великий мастер не смог бы выстоять перед таким напором, тем более, не хватило для этого сноровки у обычного, по сути, офисного работника.

Тяжелый кулак скользнул по плечу Громова, отозвавшись болью в ключице, и тотчас следующий удар пришелся Максиму в лицо. Громов вскинул руки, пытаясь защититься, и в живот ему впечаталась подошва кирзового сапога. Максим упал на колени, и на него обрушился настоящий град ударов.

– Мочи эту суку! – Раздавались над головой азартные возгласы. – Бей, не жалей, мужики!

Помощник Захарова, его доверенное лицо, сжался в комок, краем сознания обрадовавшись, что никто пока не догадался для большего эффекта воспользоваться арматурой или, к примеру, собственными лопатами и ломами. Рабочие, опьяненные пролившейся кровью, яростно кричали. Здесь же, неподалеку, обезумевшие строители безжалостно избивали спутников Громова, повалив их на землю и теперь пиная ногами.

– Да что ж мы делаем-то, братва? – закричал кто-то. – Хватит уже. Стойте, вы же их так убьете!

Единственного сохранившего трезвость рассудка человека никто не слышал – прораб Максимыч хорошо поставленным ударом вырубил смутьяна. Дело следовало довести до конца.

А спустя мгновение крики ярости сменились воплями боли, и толпа распалась. Рабочие бросились врассыпную, преследуемые плечистыми парнями в камуфляже и вязаных масках, спокойно и ловко работавшими резиновыми дубинками. Двое громил, на униформе которых красовались надписи ОМОН, направились и к Максиму, с трудом поднявшемуся на четвереньки и теперь пытавшемуся выпрямиться.

– Я уж и не ждал, – прохрипел Громов, шевеля окровавленными губами. Сейчас он выглядел жутко – костюм порван и покрыт слоем грязи, из разбитого носа ручьем хлестала кровь, а все тело пронзала острая боль. – Быстро вы, ребята, – обратился он к омоновцам, этакими живыми глыбами замершим над избитым парнем.

– Работа у нас такая, кореш,- пробасил один из бойцов, щеголявший капитанскими погонами. Лица его, разумеется, Максим видеть не мог. Спустя мгновение резиновая дубинка, уже испачканная чьей-то кровью, обрушилась на затылок парня.

Коротко вскрикнув, Громов, не ожидавший такой подлости, растянулся на песке, а второй омоновец для верности пару раз пнул его по ребрам.

– Гаси их всех, братва! – зычно гаркнул капитан, и, чтобы приказ его был еще более понятен, без раздумий перетянул поперек спины пробегавшего мимо и громко голосившего работягу. Мужик упал, и "омоновец" от души принялся избивать его ногами, с наслаждением слыша сдавленные крики и хруст ребер, не выдержавших прикосновения тяжелых ботинок.

На стройплощадке развернулось настоящее побоище, и кое-где на земле уже валялись впавшие в бесчувствие, или что похуже, люди в брезентовых робах.

Семен Попов прибавил в плейере громкость, и в уши ударил визг электрогитар. В прочем, громкий хохот пробивался даже сквозь старый добрый хэви-металл. Парни на задних сидениях пили пиво и курили, так, что салон автобуса ПАЗ заполнили густые клубы табачного дыма.

Но еще сильнее был злобный, раздраженный многоголосый гул, долетавший со стройплощадки, на которой охваченные единым порывом, неистовствовали десятки человек. Страсти там накалились до предела, так что вскоре расслабленности должен был придти конец.

Завибрировал телефон, и Семен, сорвав с головы наушники, мгновенно выхватил трубку из нагрудного кармана. На Попове был серо-синий камуфляжный комбинезон, украшенный огромной надписью ОМОН на спине, а на плечах красовались капитанские погоны. Нельзя сказать, что такое повышение по службе вызывало гордость, но все же до того, как устроиться в службу безопасности "Нефтьпром" Семен был лишь старшим лейтенантом без особой надежды на карьерный рост – в милиции не очень любили тех, кто брал взятки, отпуская подозреваемых и уничтожая важные улики.

Ткнув клавишу приема, Попов выслушал короткий приказ, отрывисто рявкнув на весь автобус:

– Ша, братва! Всем внимание! Начинаем через десять минут. Приготовиться! Помните, нужно все закончить до того, как появятся менты!

Бойцы понимающе кивнули, отозвавшись невнятным гулом. Все тридцать человек, половина из которых еще несколько дней назад числилась охранниками все в том же "Нефтьпроме", а остальные были обычными "пехотинцами" местной криминальной группировки, были похожи друг на друга, точно близнецы. Все плечистые, рослые, на каждом – камуфлированный омоновский комбинезон, высокие ботинки на шнуровке и маска-"чеченка", полностью скрывающая лицо.

К операции готовились тщательно, не один день и даже не одну неделю, так что внешне отличить эту компанию от настоящей милиции было весьма не просто. Униформа, между прочим, была настоящей, с ведомственных складов. Также у каждого имелось главное орудие труда стражей правопорядка, спецсредство под названием "палка резиновая" ПР-73М, и кое-какие документы тоже были, на всякий случай.

Компания, главным в которой стал на несколько часов он, Семен Попов, подобралась довольно разношерстная. Объединяло их одно – умение действовать кулаками, резиновыми дубинками и прочим подручным инструментом, вроде велосипедных цепей, готовность выполнять приказы, не задумываясь об их смысле и цели, а также желание неплохо заработать, пусть и с некоторым риском. К тому же большинство имело за плечами кое-какой опыт службы в армии или иных силовых структурах, да и бандиты привыкли к дисциплине – без этого в стае нельзя – так что командовать ими было не так уж сложно. Тем более, от Попова требовалось только одно – указать своим псам цель, а затем вовремя предупредить о появлении настоящих стражей порядка.

– Ну, все, пора, – сам себе скомандовал Попов, когда истекли отмеренные десять минут, и, толкнув водителя в плечо, скомандовал: – Трогай, Ваня!

Шофер снял "пазик" с ручного тормоза, направившись к воротам стройплощадки. Там в агонии билась масса людей, не замечавших, кажется, ничего вокруг себя. Как раз этот Попову и требовалось.

– Бойцы, на выход! – едва автобус остановился, скрипнув поизносившимися тормозами, "капитан", бывший морпех, бывший милиционер, бывший частный охранник, а теперь – обыкновенный наемник, первым выскочил наружу, отпрянув в сторону и рывком натянув на лицо прежде скатанную на лбу валиком маску. – Вперед, за мной!

С наслаждением расправив плечи, могучий "омоновец" – сто пятнадцать кило при росте метр восемьдесят – пропускал выпрыгивавших из автобуса бойцов, отцеплявших от пояса дубинки. Как и подобало командиру, попов не стремился быть в центре потасовки, предпочитая наблюдать за всем со стороны, чтобы в нужный момент выступить в качестве стратегического резерва. В прочем, драки он вовсе не боялся.

Подготовка к операции заключалась отнюдь не в одной только форме и спецсредствах, которых могло быть и побольше, например, каски и стальные щиты. Группа несколько дней провела на подмосковной базе, отрабатывая совместные действия, и тренировки не прошли даром. Семен Попов с радостью наблюдал, как его бойцы выстраиваются плотным клином, нацеливаясь в спины сгрудившихся в самом центре стройплощадки рабочих.

– Смотри в оба, – бросил Попов, заглянув в кабину водителя. – Как только заметишь ментов, дай знать!

– Заметано, – кивнул шофер по имени Иван. Семену этого было вполне достаточно.

Бойцы, сжимая наперевес дубинки и грозно вращая глазами из-под плотных масок, двинулись вперед, блокируя выход с территории строй площадки. Рабочих было намного – раза в четыре – больше чем "лжеомоновцев", но людей Попова это не смущало, ведь они оставались командой.

– Московский ОМОН, – рявкнул Семен Попов, и его крик был услышан. Перестав лупцевать ни в чем не виноватых функционеров из "Росэнергии", строители обратили внимание на новых действующих лиц. А "капитан" не терял времени даром, отрывисто гаркнув, так, что проняло бы и глухого: – Всем немедленно разойтись! Приказ Президента России! Я сказал, прекратить сборище, мать вашу!

Толпа строителей, приходивших в себя после кровавого безумия, не двинулась с места – люди просто еще ничего не успели понять. Откуда-то из-за их спин доносились слабые стоны побитых коллег Максима Громова и попавших под горячую руку местных охранников, оказавшихся не более стойкими. Только теперь до работяг дошло, что именно они сотворили. Наверное, кто-то ощутил запоздалое раскаяние, стыд, но "милиционеры" не желали давать на размышления ни одной секунды.

– Дави их, – приказал Попов, взмахнув дубинкой, словно заправский дирижер. – Вперед!

Сбившиеся в живой кулак "омоновцы" ринулись в атаку на опешивших строителей, врезавшись в толпу и мгновенно рассеяв ее. Рабочие, увертываясь от рассекавших со свистом воздух дубинок, кинулись врассыпную, но им не давали просто так сбежать. Строителей настигали, сбивали с ног и быстро, но основательно принимались бить, используя все конечности и спецсредства.

– Бежим, мужики, – сообразила какая-то "светлая голова" из дружной бригады рабочих. – Здесь менты! Сматываемся!

Люди кинулись, кто куда, но большинство, следуя инстинкту направившись к воротам, как раз и натыкалось на плотную стену "правоохранителей", не упускавших свой шанс. Сам Семен Попов был здесь, в первых рядах, и дубинка в его руках не знала покоя. Такое примитивное, на первый взгляд, оружие, как резиновая палка, на самом деле могло быть очень опасным. В умелых руках оно было способно даже убивать, а у Попова нужный навык имелся.

Первого противника Семен свалил, коротко ударив его торцом дубинки под дых, а затем, когда работяга согнулся от боли, добавив с размаху по спине. Второй строитель наткнулся на удар плечом, зажал ладонями разбитый нос, и тогда уже Попов добавил ему стопой по гениталиям, с наслаждением услышав, как мужик, в миг словно переломившийся, сдавленно застонал от боли. Этот больше не представлял опасности.

Но строителей было много, и они, хотя и не имея опыта в бою "несколько на одного", инстинктивно наваливались на находившихся в меньшинстве "омоновцев" всей гурьбой, пытаясь задавить врага числом. Попову пришлось приложить максимум усилий, чтобы сдержать первый, порожденный страхом и отчаянием, натиск.

Лжекапитан энергично работал дубинкой, кулаками, ногами, локтями и плечами, сбивая строителей на землю, расплющивая носы и гениталии, круша челюсти. Каждый сантиметр его тела превратился в оружие – так ефрейтора Попова учили инструктора из бригады морской пехоты Тихоокеанского флота. И, наверное, сейчас его наставники были бы вполне довольны учеников. Стонал рассекаемый взмахами дубинки воздух, и кричали от боли те, кого доставали удары "капитана".

Управлять этим боем было попросту невозможно, все равно в общем гвалте никто не услышал бы ни одного приказа. Строители и "омоновцы" матерились, кричали, кто от боли, а кто от ярости, и просто бессвязно рычали, точно звери, обрушивая друг на друга крепкие кулаки и резиновые дубинки. Здесь каждый бился со всеми, и все – с каждым.

Псевдомилиционеры как-то пытались держаться вместе, прикрывая друг друга, но некоторые, забывшись, отделились от группы, и их тотчас повалили на землю, безо всякого сожаления, не думая, что подняли руку на защитников правопорядка, избивая ногами. Все же строители были крепкими мужиками, как на подбор, а нехватку бойцовского мастерства с лихвой компенсировали численным превосходством.

В какой-то момент Попов вышел из общей свалки, оказавшись возле машин, где приходили в себя люди из "Росэнергии". На самом деле это не входило в задачу, и все же Семен не смог отказать себе в удовольствии отходить как следует этих хлыщей, сейчас утративших все свое достоинство, напрочь лишившихся былого лоска. И только потом он вновь вернулся в схватку, глухо зарычав, точно зверь, почуявший кровь, с разбега врезавшись в группу строителей и в несколько ударов отправив половину из них в нокаут.

Среди работяг тоже нашлись крепкие мужики, не дураки помахать кулаками, и все же этот противник оказался им не по зубам. Первый из тех, кто оказался на пути Семена, получил дубинкой по лицу, и, зажав сломанный нос, бежал. Следующий нарвался на удар ногой пах, сложился пополам, а затем вовсе упал на колени, чтобы быть затоптанным своими же товарищами.

Кто-то бросился на Попова сзади, но "капитан" вбил ему локоть в солнечное сплетение, а затем добавил с разворота ногой, впечатав подошву армейского ботинка к животу и буквально сметя строителя, отлетевшего на пару шагов назад. Остальные, не желая связываться с превратившимся в настоящую боевую машину "милиционером", пустились наутек, преследуемые вошедшим в раж "капитаном".

Прошло несколько минут, а большинство строителей, не рассчитавших свои силы, уже оказалось на земле. Кто-то пытался уползти, спасаясь от рассвирепевших "омоновцев", а иные уже вовсе не подавали признаков жизни, но каждый из бойцов Попова пробегавших мимо, считал своим долгом еще разок добавить работягам ногами по ребрам. Лишь немногим удалось бежать, перебравшись через трехметровый забор и растворившись на пустыре.

Звук автомобильного клаксона, коснувшись ушей Семена, не сразу добрался до распаленного запахом крови и криками беспощадно избиваемых работяг, ставших пешками в чужой игре. Но когда к нему присоединилось еще завывание сирен, нараставшее с каждым мгновением, Попов, наконец, смог вынырнуть из овладевшего им безумия.

– Атас, братва, – крикнул "капитан", привлекая к себе внимание разошедшихся не на шутку бойцов. – Менты! Валим, в темпе! Все в автобус, живо!

Приходившие в себя "омоновцы", тоже расслышавшие такой знакомый звук, оставили в покое разгромленных строителей, бросившись к транспорту. Кое-кто, правда, соображал медленнее, чем остальные, и таких приходилось тащить к автобусу волоком, остужая горячие головы скупыми точными ударами.

– Уходим, пацаны, уходим, – Попов последним запрыгнул в автобус, подсев к водителю. – Живее! Ваня, давай, гони!

Взревев двигателем и выплюнув облачко копоти из выхлопной трубы, потертый ПАЗ снялся с места как раз в тот момент, когда невдалеке под надрывный вой "сирен" показалась колонна милицейских автомобилей. Когда стражи порядка добрались до места происшествия, на стройплощадке оставались только избитые, окровавленные строители и люди Максима Громова.

Человек со стянутыми на затылке в длинный хвост рыжими волосами скользнул на заднее сиденье роскошного "Мерседеса", усевшись рядом с Виктором Квасновым. В тот же миг, подчиняясь знаку бывшего главного аналитика компании "Нефтьпром", водитель нажал на газ, двинувшись к автостраде.

– Ну, как, – Кваснов нетерпеливо взглянул на своего попутчика. – Получилось?

– Обижаете, босс, – тот оскалился в самодовольной улыбке, протягивая Кваснову цифровую видеокамеру. – Все в лучшем виде! Фирма веников не вяжет!

– Ну да, – хмыкнул Виктор, оживив небольшой жидкокристаллический экран. Оператор был мастером, спору нет, но все же следовало самому оценить качество работы.

Пока начальник изучал запись, его подручный молча смотрел в окно, ожидая вердикта, от которого зависел, между прочим, и его гонорар. Увиденное, в прочем, вполне удовлетворило Кваснова.

– Нормально, – с явным одобрением кивнул Виктор. – Годится. Ты молодец, неплохо потрудился. А теперь надо растиражировать запись и передать, куда следует. Сделаешь?

– Как скажете, шеф, – довольно ухмыльнулся оператор, не сомневавшийся, что в финансовом плане его работа будет оценена достаточно высоко.

Избавившись от помощника, еще одной пешки, мелкой разменной фигуры, Кваснов потянулся за телефоном. Пора было отчитаться о проделанной работе, хотя сам Виктор старался вовсе не ради денег.

– Гоги, – произнес Кваснов, когда гудки сменились легким треском помех. – У нас все закончилось. Запись я уже видел. Получилось то, что надо. Кровищи море!

– Кровь? – переспросил арестант. – Кровь – это хорошо. – Берквадзе довольно оскалился: – Значит, на это обратит внимание еще больше людей. Люди ведь, они все равно, что стервятники, так же любят запах мертвечины, – презрительно расхохотался олигарх.

Виктор Кваснов деликатно промолчал. Он не был кристально честным человеком, но сейчас чувствовал себя достаточно скверно. Скорее всего, помимо крови там хватало и смертей, смертей, виновным в которых, если разобраться, был в конечном итоге тот, кто организовал эту потасовку, то есть он сам.

– Наши пацаны не спалились? – поинтересовался Берквадзе.

– Нет, все прошло нормально, – заверил всесильного шефа Виктор. – Никаких проблем. Я лично проследил, босс.

Кваснов получше многих знал, что никакая охрана, никакие решетки и запоры не смогут быть достаточно надежным препятствием, если Гоги Берквадзе решит, что кто-то подвел его, кто-то из тех немногих, кому опальный хозяин "Нефтьпрома" доверял.

– Что ж, ладно, – с удовлетворением заключил Берквадзе. – Действуй, Виктор. Ты знаешь, что делать дальше. Это будет бомба! Ублюдки, думали, что могут так легко от меня избавиться? Решили, что отымели Гоги Берквадзе? Черта с два, Гоги Берквадзе еще поимеет вас! Сделай все, что нужно, Виктор, а я будут ждать новостей. Если что, ты всегда знаешь, где меня отыскать, – расхохотался нефтяной магнат. Он не сомневался, что бой вовсе не закончен.

Оба, и Кваснов, и Берквадзе, не сомневались, что спустя несколько часов о никому прежде не известной стройплощадке на окраине Москвы узнает половина цивилизованного мира.

Найджел Шарп, склонившись над монитором, не сводил глаз с менявшейся картинки. Качество изображения было неважным, снимали явно с приличного расстояния, движении, да к тому же на обыкновенную любительскую камеру. Шеф московского бюро "Би-Би-Си" представил, как рисковал неведомый оператор, так опрометчиво сунувшийся в самую гущу событий. Что ж, его риск полностью оправдался.

– Будь я проклят, – ошеломленно помотал головой Шарп. – Это же настоящий скандал!

На экране было видно, как плечистый мужик в камуфляжном комбинезоне с российским триколором, надписями МВД и ОМОН и четырьмя звездочками на полевых погонах, увлеченно избивает какого-то доходягу в рабочей спецовке. Работяга пытался убежать, но омоновец настиг его и свалил на землю, после чего принялся яростно лупцевать резиновой дубинкой, помогая себе еще и ногами. Можно было разлить даже кровавые брызги, фонтаном взмывавшие в воздух после каждого удара, когда дубинка шла на новый замах. Несчастный, ставший жертвой изверга в погонах, только корчился, содрогаясь от боли и тщетно пытаясь закрыться от ударов. А на заднем плане еще несколько громил в милицейской форме точно так же били таких же людей в брезентовых робах.

Кто-то пытался бежать, но встать уже не мог, и потому лишь полз, извиваясь, точно пресмыкающееся и оставляя за собой на грязном песке четкий кровавый след. Таких быстро догоняли, и после нескольких мощных пинков и оточенных – явно у этих здоровяков была постоянная практика – ударов дубинками бедолаги оставались лежать без намека на движение. Найджел Шарп не был до конца уверен, что эти несчастные живы, ведь он представлял, на что в умелых руках способна обыкновенная резиновая дубинка.

– Запись сопровождают комментарии, – сообщил сидевший за монитором режиссер, и демонстрировавший чудовищное зрелище. – Там говорится, что московская милиция, действуя по прямому приказу руководства корпорации "Росэнергия", разогнала стихийный митинг на одной из строительных площадок. Это произошло где-то здесь, неподалеку от столицы. Рабочие, напуганные слухами о грядущем увольнении, хотели встретиться с руководством компании-владельца этой стройки, но вместо этого на них натравили ОМОН. Десятки человек пострадали, переломы, сотрясения мозга, – перечислил режиссер, первым увидевший шокирующую запись. – Но самое скверное, что есть и погибшие. На месте скончались четверо, и еще несколько умерли уже в больнице. Врачи, кстати, на место явно не спешили – "скорая" прибыла почти через полчаса.

– Дьявол, – сквозь зубы процедил Шарп. – Такого даже я не припомню. Здесь, конечно, дикие нравы, но этот что-то из ряда вон, видит Бог! А кто вообще прислал нам эту запись? Кто это снимал? Неужто, русские милиционеры сами записывали? Неплохое "домашнее видео" получается, будь я проклят!

– Понятия не имею, откуда запись, мистер Шарп, – пожал плечами помощник Найджела. – Сбросили по "е-мейлу", анонимно. Но я связался кое с кем, и выяснил, что такие же сообщения получили еще несколько телекомпаний из тех, что аккредитованы в Москве. А вот русские журналисты, похоже, еще не в курсе.

– Как я понимаю, стройка эта прежде принадлежала "Нефтьпрому, – уточнил Найджел Шарп. – А теперь, после слияния компания, стала собственностью "Росэнергии"?

– Верно, босс, так оно и есть.

– То есть, новые владельцы решили заморозить работы и выгнать лишних людей, – констатировал факт шеф бюро "Би-Би-Си". – Что ж, похоже на правду, признаться. Но причина теперь не имеет значения. Я представляю, что сейчас творится в руководстве московской милиции, если там видели это – он указал на экран – хотя бы краем глаза. Да и в Кремле, пожалуй, сейчас тоже не спокойно. Черт, какой скандал!

В журналистском ремесле банк срывает тот, у кого более надежные источники информации, но также и тот, кто соображает и действует быстрее остальных. Это знал Найджел Шарп, а профессиональное чутье подсказывало ему, что вовремя попавший на экраны репортаж произведет эффект, равный разорвавшейся бомбе. Это будет сенсация, шок, и глава русского бюро "Би-Би-Си" не собирался упускать свой шанс.

– Срочно готовьте материал к эфиру, – распорядился Шарп, которого уже охватил азарт охотника, в глухом лесу наткнувшегося на след крупного зверя. – Смонтируйте все, и надо кого-нибудь послать на место. Известно, где это случилось, хотя бы примерно? Отлично! Нужно направить туда съемочную группу. И еще неплохо было бы встретиться с кем-нибудь из милицейских чинов. Плевать, что не мы единственные получили запись, – усмехнулся Найджел. – Все равно первыми, от кого об этом узнает мир, должны быть мы. Ясно, Тедди? Тогда за дело. У нас немного времени, дружище, но мы непременно должны стать первыми!

На самом деле даже такой искушенный во всяческих интригах человек, как Найджел Шарп, не мог до конца представить, что происходило в эти самые часы в кабинетах милицейских начальников. Проще всего это можно было охарактеризовать одним коротким, емким словом – хаос.

Первыми на месте событий оказались патрульные милиционеры, прибывшие на стройплощадку после звонка Максима Громова. Увидев следы побоища, бывалые, многое повидавшие правоохранители еще долго не могли прийти в себя, в прочем, как-то сумев вызвать медиков и криминалистов. К сожалению, кое-кому из строителей помощь врачей уже не требовалась.

Спустя полчаса рапорт о происшествии, равного которому мало кто мог вспомнить, уже лежал на столе начальника городской милиции, едва не свалившегося в тот миг с сердечным приступом. И в те же мгновения на сервер МВД пришло сообщение, содержавшее именно ту запись, какую видел Найджел Шарп, а также еще кое-кто из его коллег, работавших в московских представительствах западных телекомпаний.

Но и этим дело не ограничилось. Пока главный милиционер Москвы добирался до здания Министерства внутренних дел, чтоб в личной беседе сообщить о случившемся своему начальнику, скандальная запись уже расползалась по бескрайним просторам Интернета, и каждый в меру своих возможностей старался снабдить ее комментариями. А еще через полчаса, когда встреча министра и начальника московской милиции была в самом разгаре, первые сообщения о побоище появились в радионовостях, оперативнее, нежели телевидение, реагировавших на любые события.

– Мы не имеем к этому никакого отношения, – бледнея и потея, сообщил глава московских стражей порядка, поедая глазами министра. – Когда первые экипажи прибыли на место, там были только избитые строители и люди из "Росэнергии", один из которых уже начал остывать.

В кабинете их в эти минуты было только двое. Главный милиционер Москвы стоял в центре помещения навытяжку, словно юный кадет, а министр, положивший перед собой кулаки, снизу вверх пристально изучал своего офицера.

– Значит, не имеете? – едва слышно и слишком спокойно переспросил Николай Фалев. Министр перешел вдруг на какое-то шипение, и это было страшнее, нежели чем он стал бы кричать в голос. – А это кто тогда, генерал? – Глава МВД указал на монитор, где застыла на стоп-кадре сцена с избиением строителя человеком с капитанскими погонами: – Тимуровцы?

Начальнику московской милиции вдруг стал тесен ворот форменной рубашки, шитые золотом погоны навалились на плечи, точно став вдруг каменными, а из кабинета министра словно откачали весь кислород, так что он только открывал рот, пытаясь наполнить легкие воздухом. А министр, не вставая из-за стола, сверлили пронизывающим взглядом своего подчиненного, насупившись и тоже шумно, с присвистом дыша.

– Это провокация, товарищ министр, – заикаясь, выдавил из себя шеф столичного ГУВД. – Чудовищная провокация. Не даром и человечек с камерой поблизости оказался. Наши люди только ехали на место, когда там появился этот "ОМОН", сделав свое дело и стремительно исчезнув.

– Целый отряд мордоворотов в милицейской форме, наверняка с документами, да еще, не дай Бог, с оружием разъезжает по городу, и никто ничего не знает? – недоверчиво, с явной злостью, произнес Фалев. – Вам что, служба наскучила, товарищ генерал-лейтенант? Так я могу и на пенсию отправить, хоть сейчас. Подумайте, что было бы, окажись у этих громил что-нибудь повнушительнее обычных дубинок? Мы, что, теперь должны готовиться к уличным боям? Вы же отвечаете за порядок в городе!

– Но, Николай Сергеевич, – попытался оправдать начальник милиции Москвы. – Раньше мы с таким не сталкивались, и ни кому из моих подчиненных просто в голову не пришло начать проверять документы у своих коллег. Ладно, бывали мошенники, одиночки, пользовавшиеся формой и документами, но здесь целый отряд. Просто никто даже представить себе подобного не мог, вот и проморгали.

– Конечно, – ехидно протянул министр. – Вы проморгали, а журналисты, получается, проявили высочайшую бдительность? Черт, весь Интернет завален копиями проклятой записи, по радио только и говорят о бесчинствах московского ОМОНа, и, что самое страшное, кадры эти попали в руки иностранных корреспондентов. Кое-кто уже успел выйти даже на меня, требуя разъяснений и комментариев. Вы представляете, что случится, если все это увидят какие-нибудь немцы? Да все, кому не лень, будут вопить о правах человека, реставрации тоталитаризма, еще невесть о чем!

Николай Фалев на самом деле не сомневался, что все происходящее было направлено отнюдь не против московской милиции, не против МВД, хотя и их зацепило краем зарождавшейся бури. Поднимавшаяся сейчас, не без помощи прессы, падкой на подобные "сенсации", волна была нацелена на верховную власть, и, что самое мерзкое, вполне могла перехлестнуть через стены Кремля.

– Да, это вопрос политический, – осторожно согласился генерал-лейтенант, чувствуя, что буря утихла. – Но ведь можно пока придержать это, выиграть немного времени для расследования.

Оба, и министр, и его подчиненный, понимали, что слова об отставке, скорее всего, словами и останутся. Как бы то ни было, все, что могло случиться, случилось, и правильнее в такой ситуации искать не козла отпущения, а настоящих преступников, тех, кто исполнил этот замысел, но, главное, тех, кто спланировал и подготовил его. В конце концов, если после каждого прокола, подобного сегодняшнему, снимать с должностей высших офицеров, то так можно весь генералитет в отставку отправить. Хотя, в конечном итоге, последнее слово здесь оставалось за самим президентом.

– И что же я могу сделать? – с сарказмом поинтересовался Николай Фалев, с беспокойством думавший о предстоящей беседе со Швецовым. – Конечно, будь на дворе тридцать седьмой год, мы бы всем позатыкали глотки, неважно, своим или буржуям. Но сейчас двадцать первый век, демократия, гласность. Они будут говорить об этом, будут смаковать подробности и плевать нам в лицо, а нам останется только утираться, делая вид, что нам даже приятно.

Не слишком энергичный разнос, устроенный министром своему человеку, был лишь формальностью, не более того. Оба понимали, что единственный путь отмыться от этого позора – найти ублюдков и показать их тем же иностранным журналистам, которые сейчас готовили к выходу в эфир сенсационные репортажи и русском беспределе. Но Фалев понимал, что эта циничная акция была исполнена не для того, чтобы переловить виновных за пару дней. Напротив, кто-то действительно устроил провокацию против властей, против МВД, "Росэнергии" и самого президента. И во всем этом следовало разобраться как можно быстрее, опережая вал поднимавшейся истерии. То есть предстояло потрудиться.

– В общем, так, – криво усмехнулся совсем не радостный глава МВД. – У нас уже есть семь покойников в очень неприглядном виде, а еще десяток бедолаг доставили в клиники в таком состоянии, что они могут не протянуть и сутки. Так что, товарищ генерал-лейтенант, если не хотите через пару дней стать просто лейтенантом, найдите гадов. Как угодно, где угодно, хоть из-под земли достаньте, ясно? Это же… – министр замялся, пытаясь подобрать подходящее слово: – Это настоящая подстава, черт побери! Авторитет российской милиции и так на нуле, и этого удара мы просто не выдержим. Так и быть, на высшем уровне я все возьму на себя, в конце концов, мы с вами не первый год знакомы, и я отлично знаю, чего вы стоите в деле. Правда, президент может этого не знать. В общем, могу дать вам несколько дней, от силы неделю, больше мне у Швецова не выторговать – такие проколы на тормозах не спускают, вам ли не знать, генерал. Так что через неделю, кровь из носу, вы должны получить осязаемые, конкретные результаты – то есть имена исполнителей и организаторов, всех пособников вплоть до барыг, добывших нашу форму и дубинки.

Начальник московской милиции и сам понимал, что побоище на стройплощадке устроила вовсе не уличная шпана. Точнее, чтоб учинить обычный мордобой, пусть даже с участием десятков человек, хватило бы и обычных гопников, но здесь было явно нечто иное, здесь чувствовалась система, организация, чья-то воля.

Нужно было найти людей, подготовить их, экипировать, доставив на место в строго определенный момент. Да, это говорило о серьезных намерениях организаторов, наверняка не желавших быть пойманными, но также и давало немалый шанс на успех – было слишком много зацепок, и хоть одна из них должна была привести к цели. В прочем, в этой погоне можно было и зубы сломать.

– Копайте, товарищ генерал-лейтенант, ройте, рвите и грызите всех – в рамках закона, конечно, – напутствовал своего офицера Николай Фалев, словно читая его мысли. Министр вовсе не жаждал сейчас крови, не стремился подставить под удар сверху кого-то вместо себя. Нет, сейчас глава МВД хотел лишь раскрыть преступление, уже обернувшееся большой кровью, а, главное, нанесшее сокрушительный удар по репутации российской милиции и всей страны. И ради этого он вполне был готов расстаться со своим нагретым креслом. – Действуйте, и тогда худшего для вас, для всех нас, удастся избежать. Используйте все ресурсы, все кадры, но из-под земли достаньте того гаденыша, который заварил эту кашу! Это дело чести, мы не в праве позволить распутать этот клубок людям из ФСБ. Никаких чекистов, ясно? А потому нужно спешить, пока нас не подвинули в сторону, товарищ генерал-лейтенант.

– Есть, товарищ министр, – браво козырнул глава московской милиции, чувствуя, как на душе стало легче. – Разрешите идти?

– Да, работайте, – нетерпеливо кивнул Фалев. – Ступайте. И помните – я жду результат!

Генерал ушел – его ждали горячие деньки. А Николай Фалев устало бухнулся в кресло, вытащив сигарету из лежавшей на столе пачки, и с наслаждением закурив. Нужно сообщить президенту, пока он первый не начал задавать вопросы. Министр выглянул в окно – едва брезжил рассвет, и небо из темно-синего, почти черного, стало серо-голубым, с каждой минутой светлея на востоке. Что ж, не нужно торопиться. Еще пара часов, и уж тогда… больше всего Николай желал, чтобы за эту пару часов его сыщики все раскрутили, назвали имена, адреса. Но министр знал разницу между фильмами, книгами и реальной жизнью.

Все был заняты делом. В офисе "Би-Би-Си" лучше силы по приказу Найджела Шарпа оказались брошены на подготовку сенсационно сюжета, того, который мог взорвать всю Россию, и Европу в придачу. Британцы знали, что не одиноки в своем стремлении, а потому тем более вынуждены были спешить – о том, что есть конкуренция, здесь знал каждый.

А тем временем в главном управлении московской милиции офицеры, лучшие сыщики, цвет столичных правоохранительных органов, и самые искушенные криминалисты собирались на внеочередное совещание. Они уже знали, чем предстоит заниматься спешно созданной следственной группе, и каждый, чье имя было названо, больше всего желал оправдать доверие начальства.

А Гоги Берквадзе, включив телевизор, на экране которого под истошные комментарии диктора плечистые мужики в масках и камуфляже беспощадно дубасили сбитых с ног строителей на фоне окрашенной в цвета российского триколора эмблемы госкорпорации "Росэнергия" – отличный план получился! – достал из холодильника бутылку шампанского. С легким хлопком из горлышка вылетела пробка, и пенистый янтарный напиток коснулся тонких стенок высокого фужера.

– За успех! – провозгласил тост Гоги, залпом опорожнив фужер.

На экране тем временем появился мужик в разодранной, забрызганной кровью строительной робе. Ничего не различая, он полз на четвереньках, мечась из стороны в сторону и натыкаясь на обступивших его кружком "омоновцев", несильными пинками корректировавших курс бедолаги.

Все вы так будете передо мной ползать, суки! – грозно прошипел Берквадзе, и, отставив прочь фужер, приложился к горлышку бутылки, шумно хлебая игристое вино.

Одни кадры сменялись другими. Вот появился на экране усатый тип в милицейской форме, что-то говоривший в объектив, грозно раздувая щеки. На эти обещания "найти и наказать по всей строгости" Берквадзе даже не обратил внимания – могли бы, так давно уже всех бы по камерам рассовали, а так пусть воздух сотрясают.

– Ай, Виктор, ай молодец, – цокал языком олигарх, опустившись в мягкое кресло. В конце концов, в тюрьме хотя бы можно отдохнуть, набраться сил перед действительно важными делами. – Ловко! Ну и сукин сын!

Именно Кваснов предложил дерзкий план, простой и эффективный, и теперь бывший хозяин "Нефтьпрома" мог наблюдать результаты по одному из центральных телеканалов. Вне всяких сомнений, по престижу страны, по репутации силовых органов и самого президента, нанесен удар, оправиться от которого почти невозможно, в чем помогут иностранные журналисты, накидывающиеся на подобные новости, точно голодные шакалы.

– Ну, что, полковник, – Гоги, подняв фужер, отдал салют портрету президента, заботливо повешенному на серую тюремную стену. – Думал, что свалил меня, да? Меня, Гоги Берквадзе! Щенок, да против меня ты – ничто и никто!

В последнюю очередь нефтяной магнат в эти минуты думал о том, прослушивают ли его камеру или нет. По сравнению с тем обвинением, которое ему предъявили, сказанные слова казались детским стишком с новогоднего утренника.

– Ты передо мной не на колени, раком встанешь, – пригрозил серой тюремной стене Гоги. – Ты позарился на чужое, так теперь будь готов расстаться даже с тем, что было по праву твоим!

Никто, ни Найджел Шорт со своей командой, ни Гоги Берквадзе, ни сотрудники московской милиции, ни Семен Попов, уже пересчитывавший в эти часы заслуженный гонорар, еще не знали, что спустя считанные часы новости, появившиеся благодаря их прямому участию, перестанут казаться актуальными.

 

Глава 3

Революция по-русски

Московская область, Россия – Баренцево море – Сочи, Россия

17 мая

Покрытый грязно-зелеными разводами камуфляжа вертолет, обычный десантно-транспортный Ми-8МТ, каких сотни летали в отечественной фронтовой авиации и десятках других стран, сделал круг над посадочной площадкой, плавно опускаясь к земле. Лопасти вращались все медленнее, и тональность работы турбин изменилась, свидетельствуя о пониженных оборотах.

Из салона геликоптера сквозь толщу мутного плексигласа и пелену пыли, взметенной восходящим потоком воздуха, открывалась панорама военного городка, привычная всякому офицеру, носившему форму Российской Армии. Но генерал Строгов не обращал внимания на пейзаж – он был здесь не впервые, и мог с закрытыми глазами описать расположение.

Наполнявший десантное отделение гул турбовинтовых двигателей постепенно стих, позволив услышать разговоры пилотов. Командующий Воздушно-десантными войсками увидел, как на краю летного поля затормозил УАЗ, из которого выскочила фигура в полевом камуфляже, и бросилась к садящемуся вертолету, придерживая рукой фуражку.

– Жди, – бросил генерал выглянувшему из кабины пилоту. – Я задержусь не больше, чем на час.

– Есть, товарищ генерал-полковник, – кивнул летчик. – Как раз успеем заправиться для обратного пути.

Строгов пружинисто спрыгнул на бетон, не без гордости окинув взглядом окрестности. Обычный гарнизон, может, чуть более чистый по сравнению с тысячами таких же, разбросанных по всей стране от Калининграда до Камчатки.

На летном поле, метрах в двухстах от еще вращавшего лопастями вертолета, стояла пара точно таких же Ми-8, а в распахнутых дверях ангара был виден старый Ми-2, выпотрошенный так, что остался только корпус, из которого торчали "ребра" стрингеров. вдалеке возвышались аккуратные казармы, обрамленные ухоженными газонами.

Гарнизон в подмосковной Кубинке жил привычной жизнью. Мимо одной из казарм с песнями строем маршировали парни в голубых беретах, не меньше роты. Луженые глотки исторгали какие-то бравые крики, но что именно пытались исполнить бойцы, не разобрал даже привычный к подобному генерал, да это было и не важно. Те, кто здесь служил, получили право называться элитой отнюдь не за хоровое пение.

– Товарищ генерал-полковник, – бежавший от "уазика" прапорщик, в отличие от своих собратьев из других частей, подтянутый и тоже очень аккуратный, лихо козырнул, приложив ладонь к заломленному набекрень берету, и вытянулся по стойке "смирно": – Старший прапорщик Дементьев, заместитель начальника химической службы.

– Поводи к командиру полка, – ответив на приветствие, приказал Строгов и уверенно направился к автомобилю.

– Слушаюсь, товарищ генерал-полковник. – Дементьев указал на автомобиль, приглашающе распахнувший дверцы: – Прошу вас!

Командующий десантными войсками прибыл в расположение полка скромно, без торжественных построений и громких рапортов. Сейчас он старался не привлекать внимания к своему визиту, и пока это вполне удавалось. Во всяком случае, кроме командира полка о том, что в часть должен был прилететь сам командующий, знало не более десятка человек, в том числе и этот прапорщик, ставший для генерала провожатым.

УАЗ резко рванул с места, взревев движком, так, что генерала вдавило в спинку сидения. За окном мелькали все те же казармы, вокруг которых суетились крепкие парни в камуфляже и голубых беретах, подметавшие гаревые дорожки.

Но вскоре идиллия сменилась полосой препятствий, над которой поднимались столбы густого дыма, раздавались автоматные очереди, короткие, как машинально отметил генерал, не более трех патронов, и хлопки взрывпакетов. Несколько десятков бойцов во всей амуниции штурмовали стены с охваченными пламенем проемами окон, под пристальными взглядами стоявших поодаль сержантов. В общем, ничего не говорило о повышенной боевой готовности. Но генерал знал, что в боксах стоят готовые в любой миг сорваться в неизвестность БМД с полными баками, под завязку загруженные боекомплектом и всем, что может стать необходимым для оторванных от баз снабжения солдат. Здесь приказы привыкли выполнять в точности, со всем прилежанием, не надеясь на авось.

– Где полковник? – спросил прапорщика Строгов, когда УАЗ резко повернул, огибая полосу препятствий.

– Занимается физической подготовкой, товарищ командующий, – браво рявкнул десантник, сверкнув глазами.

Внедорожник остановился у небольшой утоптанной площадки, по краям которой столпилось не менее двух десятков бойцов в одних тельняшках и камуфлированных брюках. Десантники увлеченно наблюдали за чем-то, скрытым от взгляда генерала их спинами.

Здесь не было двухметровых громил с квадратными плечами, напротив, все как одни гвардейцы были невысокого роста, худощавые, если не сказать щуплые, но жилистые. Ни капли лишнего жира, только мускулы, прочные, как стальные тросы, да лоснилась на солнце расписанная синими разводами татуировки кожа. Такие, решил Строгов, в отличие от карикатурных "качков" пробегут километров тридцать в полной выкладке, и даже не собьют дыхания.

Обойдя не заметивших его солдат, генерал увидел беспорядочную свалку в центре поляны. Сразу три парня в тельняшках яростно набрасывались на четвертого, один за другим отлетая в стороны спустя доли секунды. Оказавшийся вроде бы в окружении боец дрался жестко и расчетливо. Никаких прыжков, годных только для дешевых боевиков, никакой акробатики. Только короткие быстрые удары в уязвимые точки, не более одного подряд на каждого из противников.

– Смирно! – браво выкрикнул кто-то из десантников при виде выбравшегося из машины генерала, и нестройная толпа вдруг превратилась в четкий строй, замерший без движения. – Здравия желаем, товарищ генерал-полковник!

– Вольно, – козырнув, приказал собравшимся бойцам генерал. Это были его солдаты, и он смотрел на этих парней со смесью гордости и отеческой заботы. Кто бы что бы ни говорил, генерал Строгов никогда не забывал своих гвардейцев, делая все, чтоб хоть в мирное время облегчить их службу.

– Здравия желаю, товарищ командующий, – вышедший вперед человек внешне ничем не отличался от остальных. Такая же тельняшка, испачканная землей и травой, невысокий, на полголовы ниже генерала, и почти вдвое уже его в плечах.

Разве только этот мужчина с серыми пронзительными глазами был заметно старше остальных десантников. И Строгов знал, что, несмотря на кажущуюся хрупкость, он был опаснейшим противником в рукопашной за счет своей подвижности, которая не стала хуже с годами. По-прежнему этот человек мог дать фору двадцатилетним парням, служившим под его началом.

– Товарищ командующий, личный состав Сорок пятого гвардейского отдельного разведывательного полка специального назначения находится на занятиях по расписанию. Командир полка полковник Крылов.

Этот офицер знал, что такое дисциплина и выучка, вспоминая о них не только на смотрах и парадах.

– Отойдем, полковник, – махнул рукой Строгов. – Нужно поговорить. – И зычно крикнул остальным десантникам: – Продолжайте занятия, бойцы!

Удалившись метров на двадцать от вновь принявшихся энергично лупцевать друг друга бойцов, генерал остановился, взглянув в лицо своему подчиненному:

– Саша, есть дело, – тихо произнес Строгов. – Не буду ходить вокруг да около, и скажу сразу – задание опасное, исключительно опасное. Риск очень велик, так что работа как раз для твоих бойцов. Больше я никому не могу доверить выполнение этой задачи, полковник.

Александр Крылов только кивнул, ожидая подробностей. Подразделение, которым он командовал, считалось элитой среди элитных Воздушно-десантных войск. Отдельный разведывательный полк был оснащен лучшим оружием, в нем служили самые лучшие бойцы, сильные не только телом, но и духом, и готовили их лучшие наставники. Готовили для того, чтобы когда-нибудь эти молодые ребята отправились на верную смерть. Им не поручали легкие задания, и полковник понимал, что, раз командующий прилетел в полк, значит, дело действительно исключительно важное и опасное.

– Ты готов выполнить приказ, не задумываясь, что заставило меня отдать его, – впившись в полковника взглядом, требовательно спросил Строгов. – Готов действовать без сомнений и колебаний, что бы я ни потребовал от тебя?

– Так точно, товарищ генерал, – спокойно кивнул Крылов, выдержав взгляд командующего. – Готов выполнить любой ваш приказ!

– Что ж, тогда слушай, – мрачно усмехнулся Строгов. – Ставлю боевую задачу. Президент Швецов совершил преступление, и решением правительства отстранен от должности. Сейчас он находится в Сочи, в своей резиденции. Ты должен арестовать его, пока он не вернулся в столицу. Президента охраняют, и его телохранители попытаются помешать тебе, кроме того, войска в большинстве своем верны Швецову, так что все нужно сделать предельно быстро, без лишнего шума, чтобы потом поставить всех перед свершившимся фактом. Итак, полковник, – нахмурился Строгов, ты готов выполнить такой приказ? В случае успеха ордена не жди, но если не справишься, тебя и тех, кто будет рядом с тобой, скорее всего, расстреляют, как предателей.

– Сколько у меня времени? – бесстрастно спросил Крылов.

Офицер не сомневался, не колебался ни мгновения. Строгов, прошедший путь от простого лейтенанта до генерала, был его командиром, вождем, которому десятки тысяч парней в тельняшках и голубых беретах считали за благо слепо повиноваться, полковник в этом от них не отличался совершенно. – На подготовку такой операции потребуется не один день.

– У тебя не больше семи часов, – отрезал Строгов. – Максимум, восемь, потом Швецов покинет свою резиденцию, и что-либо предпринимать будет уже поздно. Как только президентский лайнер оторвется от земли, и тебе, и мне лучше просто застрелиться. И еще, к операции нельзя привлекать слишком много людей. Я боюсь утечки информации. Итак, полковник, какие силы планируешь привлечь?

– Думаю, обойдемся двумя ротами, – пожал плечами Крылов. Мозг офицера работал со скоростью компьютера, и все его ресурсы были направлены на одно – найти наиболее эффективное и надежное решение. Варианты рождались, один за другим, и отметались, как совершенно негодные, грозящие полным провалом и колоссальными потерями. Но, наконец, один из них показался полковнику вполне разумным: – Насколько я понимаю, президента охраняет не мотострелковая дивизия, значит, слишком большие силы нам не потребуются. Но я должен провести разведку местности, чтобы знать, где мои бойцы будут действовать. Хотя бы спутниковые снимки нужны, желательно, конечно, не более чем суточной давности.

– Есть достаточно подробные планы всех объектов, которые могут тебя заинтересовать, – сообщил Строгов. – Их тебе передадут в течение пары часов. Большего не проси, все равно ничего не получишь. Времени на разведку у тебя нет, так что думай быстрее и поскорей приступай к выполнению.

Полковник Крылов не обсуждал полученный приказ, предпочитая использовать оставшиеся часы с пользой, то есть для разработки наилучшего плана предстоящей операции. Полученное задание было довольно сложным, но он и его бойцы, все до единого, кто имел честь служить в Сорок пятом полку спецназначения, и не привыкли к простым приказам. И полковнику было совершенно неважно, кто именно отдал такой приказ, кто стоял за генералом Строговым, да и стоял ли за происходящим вообще кто-либо кроме командующего десантными войсками. Крылов не сомневался – задача будет выполнена в точности.

Но пока Крылов, получив целый ворох спутниковых фотографий, раздумывал над планом предстоящего рейда, десятки тысяч людей в морской форме, и простых матросов, и адмиралов, выполняли более простые, но подчас не менее опасные приказы. Корабли под Андреевским флагом бороздили Баренцево море, уверенно сближаясь с находившимися где-то за горизонтом американскими эскадрами. А американцы вдруг столкнулись с довольно неожиданной проблемой.

Ударная субмарина "Гавайи" на малом ходу шла зигзагообразным курсом на глубине не более пятидесяти метров. Подлодка находилась в русских водах, хотя до побережья Кольского полуострова, лежавшего на юге, и было больше трехсот миль. Русские всегда считали Баренцево море своим, и старались не допускать появления здесь военных судов и подлодок под чужими флагами, тем более бдительны они были сейчас. Но кэптену О'Мейли пока везло, и на их пути не попалось ни одного противолодочного корабля, которые, должно быть, сейчас действовали ближе к берегу, возле своих баз.

– Курс, скорость? – потребовал находившийся на мостике субмарины командир.

– Два-девять-ноль, – четко доложил рулевой. – Скорость шесть узлов, сэр!

– Акустик, доложить обстановку!

– По пеленгу ноль-два-пять надводный корабль, капитан, – сообщил лейтенант Джефферсон. – Траулер, скорее всего, русский.

– Черт побери, куда они все подевались? – недовольно произнес О'Мейли. – Курс Три-два-ноль, – затем приказал он. – Увеличить скорость до девяти узлов. Нас все равно никто не услышит здесь.

– Есть сэр!

Субмарина, набирая ход, устремилась прочь от далекого берега. Капитан О'Мейли чувствовал бы себя спокойнее на большей, чем сейчас, глубине, поскольку именно глубина была лучшей защитой от любого противника, но эта часть Баренцева моря была довольно мелководной. Впрочем, "Гавайи" являлась одной из самых тихих подлодок своего класса, и не стоило опасаться, что кто-то ее услышит. Собственно, именно из-за повышенной скрытности командование и послало в эти воды именно субмарину под командованием Эдварда О'Мейли, и, судя по всему, не ошиблось в выборе. Оставаясь незамеченной, "Гавайи" успешно вела разведку у русских берегов несколько недель, собрав массу всяких данных.

Миссия американской субмарины завершила полным успехом, ведь удалось не только записать все параметры модернизированного русского ракетоносца типа "Дельта-4", но и получить сведения о новейшей ударной подлодке русских "Северодвинск". Эдвард О'Мейли стал первым шкипером, встретившимся с этой субмариной, которая действительно оказалась очень хороша в деле. И потому с чувством выполненного долга командир "Гавайев" распорядился направляться в Атлантику, подальше от чьих бы то ни было берегов, рассчитывая, что вскоре придет приказ вернуться в свой порт.

Но два дня назад О'Мейли получил совершенно противоположный приказ, и его субмарина вновь изменила курс, теперь опять приближаясь к русским берегам. И сейчас "Гавайи" вместе с тремя другими подлодками, о присутствии которых ее команда догадывалась, но точно ничего не знала, патрулировала западную часть Баренцева моря. Подводники действовали, как в старые времена, прочесывая определенную для каждой субмарины акваторию. Ни одна подлодка не должна была входить в район чужого поиска. Это позволяло избежать ошибки, ведь любая обнаруженная подлодка сразу считалась вражеской со всеми вытекающими для нее последствиями. Собственно, именно жестко очерченные границы района действий и натолкнули О'Мейли на мысль о том, что в этих водах они были не одиноки.

"Гавайи" бороздили темные морские глубины не просто так. Задачей ударной подлодки, одной из лучших во всем американском флоте, было обнаружение русского авианосного соединения. Четыре часа назад О'Мейли получил координаты русского авианосца, направлявшегося на запад, и сейчас следовал в том же направлении. Неизвестно, почему командование не решилось использовать авиацию, которая могла бы непрерывно держать русские корабли в поле зрения, но теперь приходилось вести поиски почти наугад. Зная, где был авианосец русских, каким курсом и с какой скоростью он двигался, можно было примерно определить район, где следовало искать его спустя несколько часов. Все расчеты были сделаны, но, к сожалению, море оставалось пустынным, если не считать несколько траулеров и грузовых судов.

– Черт побери, потерять авианосец, – усмехнулся О'Мейли. На самом деле кэптен понимал, что найти в открытом море корабль, даже целую эскадру – сложная задача, несмотря на все спутники и разведывательные самолеты. Но все равно ситуация казалась комической. Возможно, как раз сейчас русский авианосец занимает позицию для удара по американским кораблям, а они даже примерно не представляют, где он может находиться.

Сейчас командир "Гавайев" ловил себя на мысли, что не вполне понимает смысл тех приказов, которые приходится выполнять. О'Мейли, разумеется, знал, что военные, в том числе и его командование, действуют, исполняя волю политиков, а они явно заигрались в войну. И в этой игре, где фишками служили боевые атомоходы и авианосные эскадры, единственный неверный ход мог обернуться крахом.

На самом деле кэптен, как истый американец, не испытывал особо теплых чувств к русским, но все равно не понимал, зачем нужно было устраивать этот спектакль возле их берегов. Сюда, в Атлантику, похоже, стянули добрую половину американского флота, и все будто бы для того, чтобы только попугать русских.

Нет, Эдвард О'Мейли и сам был не против показать свое мастерство, но всему должен был быть предел, тем более у русских было ядерное оружие, и, кто знает, не решатся ли они применить его, увидев в действиях американцев угрозу своей безопасности. Русские – это опытный моряк, не раз прежде бывавших возле их берегов, понял давно – были и оставались неплохими солдатами, достаточно смелыми и решительными, чтобы относиться к ним с пренебрежением. Не стоило напрасно нервировать этих парней, просто защищавших сейчас свой дом от явной опасности.

Но, как бы то ни было, О'Мейли был, прежде всего, офицером, командиром боевого корабля, и потому в первую очередь думал о том, как исполнить полученный приказ. Он понимал, что русский авианосец, имевший внушительный эскорт, представлял определенную угрозу для американских кораблей, и для командования жизненно необходимо знать, где он находится и куда движется. И О'Мейли не сомневался, что сможет обнаружить этот чертов корабль, не зря же его субмарина оснащена самым мощным гидроакустическим комплексом, для которого практически не существует преград. А уж найдя русские корабли, он, Эдвард О'Мейли, не упустит их, не позволит русским выкинуть какой-нибудь сюрприз.

В шахтах "Гавайев", располагавшихся в носовой части субмарины, перед ограждением рубки, находилось шестнадцать "Томагавков", правда, ракеты были предназначены для обстрела наземных целей. Но это не было проблемой, ведь оставались еще старые, проверенные временем "Гарпуны", запускаемые из торпедных аппаратов. Обнаружив русских, нужно будет всего-навсего держаться от них не более чем в шестидесяти милях, в радиусе досягаемости ракет, и тогда любые неожиданности будут исключены.

А в эти же минуты акустик "Гавайев" лейтенант Джефферсон, уединившись в своей рубке, склонился над приборами, пытаясь выжать из гидроакустического комплекса субмарины максимум возможного. К сожалению, пока все его усилия были тщетны. Русская эскадра наверняка должна была производить много шума, и то, что услышать ее Джефферсону не удалось, могло лишь означать, что русские корабли находятся на расстоянии не менее сотни миль от подлодки

– Слышу шум винтов по пеленгу один-восемь-ноль, – сигнал появился внезапно. – Группа надводных кораблей.

Как и предполагал лейтенант, не имевший чего-либо подобного американской системе снижения акустической заметности "Прерия-Маскер", русские эсминцы и крейсера были очень шумными. Эскадра оказалась сейчас в корме "Гавайев", значительно южнее, чем можно было предполагать. Похоже, русские опасались удаляться от своих берегов, поскольку в открытом море становились чрезвычайно уязвимыми и для американской авиации, и особенно для подлодок, ведь ничего, подобного палубным самолетам "Викинг" у Иванов не было и в помине.

– Цели опознаны, – спросил О'Мейли, весь напрягшись. – Это русские?

– Вероятнее всего, это их авианосное соединение, сэр, – подтвердил акустик. – Но стоит приблизиться к ним хотя бы на полсотни миль, чтобы утверждать это с уверенностью.

– Каким курсом идут эти корабли?

– Курс два-девять-ноль, сэр, – четко ответил Джефферсон. Техника, что была в его распоряжении, позволяла творить чудеса, в том числе определяя курс находившегося в сотне миль от субмарины корабля. – Скорость не более двадцати узлов.

– Так, – О'Мейли склонился над картой. – Они явно движутся к границе своих полярных владений, – кэптен прочертил на карте линию от Кольского полуострова до Северного полюса, отделявшую часть Баренцева моря. – И, надо полагать, экономят топливо, иначе развили бы большую скорость. Мы можем перехватить их, если они не изменят курс. – Рулевой, – быстро все просчитав в уме, приказал О'Мейли: – Курс два-ноль-ноль, скорость пятнадцать узлов.

"Гавайи", набирая скорость, двинулись наперерез таким далеким русским кораблям. Эдвард О'Мейли стремился приблизиться к ним хотя бы на расстояние полета ракет "Гарпун". Кэптен не сомневался, хотя акустик и не дал гарантий, что они все-таки нашли русский авианосец в открытом море. Теперь оставалось лишь не упустить его.

– Нужно выйти на связь, сэр, – напомнил старший помощник. В приказе, полученном командиром "Гавайев" ясно было сказано, что при обнаружении русских кораблей следовало немедленно передать в штаб их координаты. – Нам вовсе не обязательно устраивать игру в догонялки.

– Опасно, – отрицательно помотал головой О'Мейли. – Джефферсон не уверен, что это именно "Кузнецов", а я верю этому парню. Нужно все проверить, ведь в такой близости от русских любой выход на связь, любая передача могут стать началом большой охоты на нас, и я не стану рисковать.

Американская субмарина по касательной сближалась с пока еще неопознанными целями. Подлодка могла развивать скорость не меньшую, чем русский авианосец, но тогда ее смогли бы обнаружить русские субмарины. В эскорт американских многоцелевых авианосцев нередко включали одну-две ударные подлодки типа "Лос-Анджелес", и О'Мейли не видел причин, почему русские не могли поступить так же. К сожалению, даже самый тихий ход не мог спасти субмарину от гидролокаторов надводных кораблей, работавших в активном режиме, поскольку им не нужно было думать о маскировке.

Однако и без подлодок противолодочная оборона русской эскадры была вполне надежной. Оператор вертолета Ка-27, летевшего на высоте полутора сотен метров над пустынным морем, коснулся приборной доски, и из распахнувшегося люка в днище винтокрылой машины в воду упали один за другим четыре гидроакустических буя. Русский летчик удовлетворенно кивнул. Теперь любая подлодка, приблизившаяся к эскадре с юга, будет обнаружена с достаточной точностью, чтобы можно было сразу направить к ней вертолеты и корабли.

Вертолет, взлетевший с палубы авианесущего крейсера "Адмирал Кузнецов", совершал патрульный полет на расстоянии более ста километров от соединения. В поисковом варианте он мог принимать на борт тридцать шесть акустических буев, в автоматическом режиме посылавших сигнал на вертолет, и сейчас "Камов" щедро рассыпал эти буи над морем, по пути следования эскадры. Поскольку эскорт авианосца включал в себя лишь два больших противолодочных корабля с мощными гидроакустическими комплексами, основная задача по поиску и обнаружению чужих субмарин легла именно на авиацию. А в том, что поблизости этих субмарин хватает, командующий соединением вице-адмирал Спиридонов совершенно справедливо не сомневался.

– Кэптен, сэр, цель удаляется, – сообщил акустик "Гавайев", связавшись с центральным постом. – Расстояние между нами и разница в скорости слишком велики. Не догоним.

– Увеличить скорость до двадцати трех узлов!

Кэптен О'Мейли был уверен в своем корабле, как и в том, что русским не по силам будет его обнаружить. Противник, а Эдвард уже думал о русских именно так, не заботясь более о том, чтобы добавлять приставку "вероятный", был слишком далеко, и чтобы занять позицию для атаки, следовало спешить.

– Командир, нас могут обнаружить, – предостерег капитан старший помощник Финниган. Даже субмарина класса "Виржиния" на большой скорости становилась достаточно шумной. – Русские здесь в своей власти потопить нас, если сочтут опасными.

– Они вот-вот покинут район поиска, – возразил О'Мейли. – Мы не можем упустить их. Я уверен, что это именно "Кузнецов", и сейчас, возможно, только нам известно, где находится русский авианосец.

Приводимая в движение мощным водометом, субмарина набрала ход, быстро сравнявшись в скорости с русскими кораблями, а затем и превзойдя их. Она по-прежнему оставалась очень тихой, но все же один из сброшенных вертолетом буев уловил возросший шум. Простое устройство, ничего не излучавшее, действовавшее только в пассивном режиме, практически не могло быть обнаружено, при этом эффективно выполняя свою задачу.

– Есть сигнал, – на панели перед штурманом-оператором противолодочного вертолета Ка-27ПЛ мигнула лампочка, отражавшая состояние одного из буев, только что пославшего тревожный сигнал в направлении винтокрыла. – Неопознанная подводная лодка в квадрате десять-шестнадцать!

– В этом районе не должны находиться наши лодки. Это чужак! – Во избежание ошибок всем летчикам и командирам противолодочных кораблей были сообщены районы боевого дежурства вышедших в море своих субмарин. – Разворачиваемся, – пилот тронул штурвал, заложив довольно резкий вираж. – Штурман, связь с флагманом. Сообщи о контакте.

Вертолет, зависнув над волнами, опустился еще ниже. Створки люка открылись, и в воду погрузилась антенна гидроакустической станции, соединенная с геликоптером пуповиной мощного кабеля.

– ГАС в режим шумопеленования, – приказал командир экипажа "Камова". Не стоило раньше времени выдавать свое присутствие чужаку.

– Сигнал очень слабый, – сообщил оператор вертолета. – Это не "Лос-Анджелес", но точно и не наша лодка. Цель удаляется с большой скоростью. Похоже, она движется на перехват эскадры.

– Что на магнитометре? – противолодочный вертолет Ка-27ПЛ, как и все машины такого класса, был оснащен детектором магнитных аномалий, иногда становившимся не менее эффективным, чем гидролокатор.

– Пусто, – с некоторым удивлением ответил оператор. – Черт, наверное, опять барахлит!

На самом деле техника была в порядке. Просто примененная в конструкции "Гавайев" маломагнитная сталь, дополненная противогидроакустическим покрытием, практически не создавала магнитного поля, демаскирующего любые субмарины. Смертельно опасная, субмарина оставалась почти не заметной, готовая в любой момент нанести из глубины роковой удар.

На флагмане тем временем приняли сигнал с вертолета. Еще две винтокрылые машины спешно начали готовить к вылету, подав их на палубу авианосца. Техники подвесили торпеды в бомбоотсек вместо гидроакустических буев.

– Эскадре лечь на курс двести пятьдесят, – приказал Спиридонов. – Самый полный вперед. Выполнить противолодочный маневр. Вертолеты в воздух. Направить в квадрат десять-шестнадцать "Североморск".

– Разрешение на применение оружия? – спросил офицер, отвечавший за связь.

– Только в порядке самообороны. Я не собираюсь начинать третью мировую войну, – произнес вице-адмирал, сейчас сожалевший больше всего о том, что в его распоряжении лишь два корабля, способных действительно эффективно бороться с подлодками. Пара эсминцев типа "Сарыч" в таком деле была практически бесполезна, поскольку при создании этих кораблей упор делался на мощное зенитное и ударное вооружение, а для приличного гидроакустического комплекса места на них уже не нашлось.

Эскадра, быстро разгоняясь до тридцати узлов, и сжигая остатки топлива, отвернула в сторону, наверняка выходя из-под удара. Спиридонов не беспокоился, что у его кораблей кончится горючее, зная, что из Мурманска уже должен был выйти танкер. А противолодочный корабль полным ходом двинулся навстречу обнаруженной субмарине. Разумеется, о его приближении на борту "Гавайев" узнали очень скоро.

– Надводная цель, приближается на большой скорости, – сообщил Джефферсон. – Думаю, это русский эсминец класса "Удалой".

Акустический импульс, посланный с русского корабля, пронзил толщу воды, и по корпусу "Гавайев", находившихся в четырех милях от вертолета, прокатилась дробь, заставив моряков вздрогнуть.

– Нас обнаружили, – сообщил Джефферсон. – Гидроакустическая станция работает в активном режиме.

– Дьявол! – О'Мейли сжал нервно кулаки. – Уменьшить скорость до пяти узлов. Штурман, какая здесь глубина?

– Не более семисот футов, кэптен, сэр!

– Погружение до шестисот пятидесяти футов, – О'Мейли рисковал, ведь подлодка могла запросто напороться днищем на скалы, но это было лучше, чем чувствовать себя мишенью для русских торпед. – Подготовить ложную цель к запуску. – В крайнем случае русских можно было попытаться отвлечь акустическим имитатором, хотя особых надежд, что они примут ложную цель за настоящую подлодку, Эдвард О'Мейли не питал.

"Гавайи" опустились к самому дну, резко замедлив ход, и практически растворившись в шуме всегда неспокойного северного моря, но этим не удалось обмануть охотников. Эсминец и сразу три вертолета, кружившиеся где-то, как казалось подводникам, прямо над головами, прощупывали море до самого дна акустическими импульсами, но противоакустическое покрытие вкупе со специально подобранными обводами корпуса частью рассеивало, частью поглощало направленные на субмарину ультразвуковые импульсы.

"Камовы", похожие на стаю стрекоз, порхающих в знойный день над рекой, то зависали на одном месте, опускаясь так низко, что гребни волн едва не касались их, то совершали резкий рывок в сторону, погружая и вновь поднимая из воды антенны гидролокаторов, соединенные с самими вертолетами толстым кабелем. Пальцы моряков и летчиком лежали на кнопках сброса торпед, взгляды не отрывались от экранов сонаров, вдруг опустевших.

– С "Североморска" сообщили, что потеряли цель, – доложил спустя несколько минут вахтенный офицер Спиридонову.

– Продолжить поиск, – непреклонно распорядился командир соединения. – Я уверен, это американцы, и они все еще остаются в этом квадрате. У них отличные подлодки, и тем они опаснее для нас.

Адмирал понимал, что интерес к единственному русскому авианосцу вызван не его исключительной боевой мощью, далеко не столь высокой, как бы того хотелось, а именно тем, что "Кузнецов" и был единственным. И по той же причине Спиридонов старался сделать все, чтобы обеспечить своему флагману безопасность. Сейчас он был готов на все, лишь бы уйти из под удара, выиграть время, и, если не останется иного выхода, погибнуть в самоубийственной и отчаянной атаке хоть даже на весь американский флот.

Авианосец, развив полный ход, стремительно удалялся от того места, где была обнаружена американская подлодка, а эсминец продолжал описывать широкие круги, ведя непрерывный поиск. "Гавайи" пока не были обнаружены, но О'Мейли вынужден был оставаться на месте, чтобы не выдать себя. И самое неприятное, что теперь капитан не мог выйти на связь, передав координаты русских, тем самым не выдав себя.

А спустя двадцать минут акустик ударной субмарины "Майами", патрулировавшей на полторы сотни миль севернее, принял четкий сигнал, который не мог быть ничем иным, кроме шума винтов целого отряда больших кораблей.

– Капитан, – акустик вызвал центральный пост, на котором в этот момент находились все старшие офицеры, в том числе и командир субмарины, последние несколько часов не покидавший мостик. – Обнаружена группа надводных целей. Приближаются к нам с юга на скорости не менее тридцати узлов. Полагаю, это русские, сэр. – Мощный компьютер пытался выделить из общего шума характерный акустический почерк конкретных кораблей. На это у него ушло около минут, после чего акустик сообщил командиру: – Авианосец класса "Кузнецов" по пеленгу один-девять-пять, сэр. Расстояние до цели пятьдесят две мили.

– Радиорубка, – приказал Дуглас Макнайт. – Связь со штабом. Передайте, мы нашли "большую рыбу". – Капитан хищно ухмыльнулся, чувствуя, что этот поход становится все интереснее. Охота, длившаяся уже много часов, кажется, вступила в завершающую стадию.

Тем временем с одного из подмосковных аэродромов взлетели один за другим четыре транспортных самолета Ил-76, взявших курс на юго-восток, в направлении кавказских гор. Этот полет не имел ничего общего с продолжавшимися в море рискованными играми, но для некоторых людей эти самолеты значили намного больше, чем десятки кораблей и подлодок, что бороздили сейчас океанские просторы.

Над Волгоградом один из самолетов изменил курс, направившись в сторону моря, остальные продолжали полет в прежнем направлении еще около получаса, затем также развернувшись на запад. Когда все три транспортника, выстроившись широким фронтом, находились чуть менее чем в ста километрах от Сочи, пилоты одновременно сбросили скорость, снизившись до двух тысяч метров.

Грузовые люки в хвостовой части фюзеляжей открылись, и из трюмов выскользнули платформы, с принайтовленными к ним боевыми машинами десанта БМД-4М. Внутри каждой бронемашины находился экипаж и десантники, поскольку уникальная система "Кентавр", доведенная до практического применения только в русских десантных войсках, позволяла сбрасывать боевую технику прямо с людьми.

Тяжелые платформы камнем устремились к земле, но на заданной высоте раскрылись купола парашютов, словно высоко в небе вдруг распустились диковинные цветы, и падение превратилось в медленное планирование. Платформы выровнялись, в нескольких метрах от земли сработали тормозные реактивные двигатели, выбросив струи дыма и огня, и боевые машины коснулись земли так, что их экипажи почти не ощутили удара.

– Живее, – высунувшись из люка, приказал полковник Крылов. – Отцепляйте парашюты!

Десантники, подгоняемые командиром, быстро освободили свои машины от креплений, и шесть бронемашин, сорвавшись с платформ, устремились в направлении города. Вздымая тучи пыли, БМД промчались по проселочной дороге, вылетели на шоссе, ведущее к побережью, и рванули вперед со скоростью шестьдесят пять километров в час. Водитель двигавшегося по встречной полосе грузовика едва не съехал в кювет, удивленный необычным зрелищем. Открыв рот, сельский шофер, и сам служивший в армии когда-то, проводил взглядом пролетевшую мимо колонну бронемашин, после этого долго еще не сумев прийти в себя. Но водителям БМД, в одной из которых находился полковник Крылов, не было до этого дела. Они уверенно вели движимые четырехсотпятидесятисильными дизельными двигателями машины к цели, не обращая внимания на встречные автомобили и редкие посты ГАИ.

В это время четвертый самолет, тоже приближаясь к морю, также снизился до двух километров. Одновременно открылся кормовой люк и двери в обоих бортах "Ильюшина".

– Приготовились, – по команде офицера каждый из сотни десантников, находившихся на борту, встал, еще раз проверив крепление карабинов вытяжных парашютов. – Пошли!

Капитан махнул рукой, и первые парашютисты шагнули в пустоту, устремившись к раскинувшемуся внизу редкому лесу, покрывавшему горные склоны.

Кортеж президента Швецова в эти самые мгновения уже приближался к сочинскому аэропорту, где главу государства ждал готовый к вылету авиалайнер. Алексей отвлеченно смотрел в окно, не замечая меняющийся пейзаж. За последние часы произошло слишком много тревожных, странных событий, без прямого вмешательства главы государства способных обернуться большой бедой.

Ситуация с американцами требовала присутствия президента в Москве, откуда он мог руководить всей страной, но не это сейчас беспокоило главу государства. Алексея с самого утра не оставляло ощущение того, что прямо сейчас должно произойти нечто важное, причем не в Атлантическом океане, а прямо здесь на черноморском побережье России.

Да и кроме американцев хватало проблем в родном краю. Глава МВД дозвонился до Алексея, когда тот уже покинул свою резиденцию, и новости, что сообщил Фалев, трудно было назвать добрыми.

– Мы ищем ублюдков, Алексей Игоревич, – пытался оправдаться, хотя никто ни в чем еще не успел обвинить, Фалев. – На раскрытие преступления брошены все силы, лучшие следователи московской милиции. Начальник столичного ГУВД непосредственно курирует ход расследования, я тоже контролирую процесс. Но пока ничего. Точнее, почти ничего – неподалеку от места событий нашли обгоревший остов автобуса, а в нем – лохмотья, похожие на обмундирование бойцов ОМОНа. А эфир уже гудит, выпуски новостей на всех каналах начинаются с разгона этой чертовой сходки!

Швецов кисло поморщился. Он тоже видел кое-что из новостей, успел даже нырнуть в Интернет, увидев не только скандальную запись, но и массу комментариев, причем самых фантастических. Общество бурлило и кипело.

– Ничего странного, – отозвался президент, прервав главу МВД. – В нашей стране и раньше и сейчас никогда на полном серьезе не рассматривали информацию в качестве оружия. И напрасно, должен вам сказать! Сугубо официальная пропаганда лишь добавляла в умы людей скепсиса. А вот новостям многие у нас верят, и то, что покажут по "ящику", примут, как незыблемую догму. И кто-то очень ловко разыграл эту карту. При должном умении, а, главное, при желании и веской мотивации, можно и катастрофу подать, как забавную хохму, и из какого-нибудь пустяка раздуть мировой скандал. Собственно, мы это и наблюдаем – обычная, по сути, драка, жестокая, но все же просто потасовка, пусть даже со смертельным исходом, подана едва ли не как массовые репрессии. ОМОН превратили в настоящие "эскадроны смерти"! Эта атака, насколько я могу судить, направлена и против милиции, и против "Росэнергии", и против меня тоже, пусть и косвенно.

– Не сомневайтесь, мы их найдем, Алексей Игоревич, – еще раз веско пообещал Фалев, вообще старавшийся держаться предельно уверенно, иначе вполне рискуя расстаться с погонами. – Честь мундира в любом случае будет спасена. Я не позволю плевать в лицо российской милиции, господин президент! Мы достанем этих гадов!

– Сделайте это, – приказал Швецов. – Найдите мерзавцев, Николай Сергеевич!

Министр отключился – у него было много работы. А президент не на шутку расстроился. Ажиотаж, поднявшийся в прессе, явно не спроста. Кому-то очень нужно выставить российские власти в не лучшем свете, причем играли, судя по всему, преимущественно на западную публику. Обыватели за рубежом должны были поверить, что русские – сущие звери, а зверей, как известно, иногда отстреливают. Определенно все это с каждой минутой меньше и меньше нравилось Алексею. Сперва Бейл, теперь вот эта идиотская потасовка. Да, тут было, над чем поразмыслить.

Больше всего Швецову в эти минуты хотелось, чтобы к нему вдруг явился этакий мудрец, все разложив по полочкам и сказав, что и как делать дальше. Чудес, как известно, не бывает, но все же просто посоветоваться стоило. А наиболее осведомленным – не считая "силовиков" – и лично заинтересованным в происходящем был ни кто иной, как глава "Росэнергии". С ним Алексей и связался, благо возможности техники позволяли это сделать в любое время и практически в любом месте.

– Вадим, – без долгих предисловий сказал президент. – Вадим, нужно разобраться в происходящем. МВД уже работает, но эта заваруха касается и тебя, так то сам понимаешь.

– Меня и всей "Росэнергии" все это дерьмо касается в первую очередь, Алексей, – невесело рассмеялся в ответ Захаров. – Это удар по нам, по нашему имиджу. Кто захочет иметь дело с корпорацией, на камеру снимающее избиение собственных сотрудников, рискнувших выразить недовольство?

– Если ты про западников, то никуда они не денутся, – отмахнулся Швецов. – Альтернативы у европейцев нет. То есть, варианты конечно, имеются, и они могут найти замену нашему топливу, но это будет сложно и очень дорого. Главное, ты успокой своих, выступи перед народом, устрой пресс-конференцию какую-нибудь. Подонков мы отыщем непременно, но это дело времени, пусть даже счет идет на дни, максимум – на недели.

– Да, конечно, Алексей, я не сомневаюсь, – как-то без особой уверенности вымолвил в ответ Захаров, добавив вдруг: – Знаешь, Громов, тот парень, который раньше работал с "Нефтьпромом", в больнице. Эти уроды избили его едва не до смерти. Сломаны три ребра, порвана селезенка, еще что-то помяли. Да, и сотрясение мозга к тому же. В прочем, Максу еще повезло – несколько минут назад мне сообщили, что умер один из наших охранников. Дьявол, лучше бы я оставил парня под Смоленском!

– Мне жаль, – совершенно искренне посочувствовал президент. – Мы разберемся, всех переловим и пересажаем, Вадим, будь уверен. Это выпад против власти, недаром ведь бандиты пользовались милицейской формой. Нам объявлена война, причем отнюдь не бескровная. Сперва диверсии на газопроводе, теперь еще эта мерзость, – принялся мрачно перечислять Швецов. – Все же мы сами, я виноват в этом. Где-то я совершил ошибку, дал повод нашим противникам, выказал наши слабые места, а уж они не замедлили нанести удар. И, главное, пресса тотчас подхватывает все, нагнетая истерию, а мы не можем, не имеем права если не заткнуть их, то хотя бы придержать немного, чтобы самим собраться с мыслями. Чертова демократия!

Острее всего сейчас глава огромного государства ощущал, что теряет контроль над ситуацией. Он уже не мог с уверенностью сказать, что и когда предпримут соперники, с трудом успевая лишь реагировать на события. Казалось, будто Швецов попал в настоящую сеть, и каждое движение, неумелая попытка выбраться из нее, приводила лишь к тому, что он запутывался все сильнее. Оставалось лишь признать – попытка все изменить заставила противников действовать на опережение. Он разорил осиное гнездо, и теперь не знал, куда ужалят в очередной раз.

Мотоциклисты и патрульные машины ГАИ тем временем уже выехали прямо на летное поле, промчавшись мимо транспортного самолета Ан-12, совершившего незапланированную посадку в аэропорту Сочи два часа назад из-за неполадок в навигационной аппаратуре. Наконец кортеж добрался до президентского Ил-86, оцепленного людьми из службы безопасности главы государства. Роскошный черный ЗИЛ, который Швецов, движимый чувством патриотизма, предпочел различным иномаркам, плавно затормозил, и телохранитель, выскочивший из следовавшей позади машины сопровождения, распахнул дверцу шикарного, казавшегося тяжелым и мощным, словно танк, лимузина.

– Господин президент, – к Швецову, прищурившемуся от лучей яркого южного солнца, подошел командир экипажа. Молодцевато козырнув высокопоставленному пассажиру, пилот бодро доложил: – Ваш самолет готов к вылету. Все системы проверены, баки полные.

– Замечательно, – рассеяно кивнул Алексей, которого вдруг привлекли сдобренные отборным русским матом удивленные возгласы, доносившиеся с дальнего конца летного поля. Спустя мгновение тренированный слух президента уловил рев мощных моторов и лязг гусениц, звуки, которым здесь неоткуда было взяться.

Обернувшись, Швецов увидел невероятную картину. Протаранив забор из металлической сетки, опоясывавший аэродром, на бетон выскочили несколько боевых машин десанта, покрытых коричнево-зелеными пятнами камуфляжной раскраски. Охватив дугой стоявший почти в центре летного поля президентский лайнер, бронемашины разом остановились, так, что раздался скрип тормозов. С металлическим звуком башни развернулись в направлении сгрудившихся возле трапа людей, сопровождавших президента.

– Какого хрена, – выдохнул ошеломленный происходящим начальник охраны, стоявший позади Швецова. – Что происходит?

Творившееся в эти секунды на летном поле было слишком странным. А на все странности у Андрея Крутина существовала лишь одна команда для своих подчиненных, которую он и не замедлил отдать:

– К бою! Оружие наизготовку!

Телохранители Швецова, заняв круговую оборону возле президента, выхватили свои "Векторы" и "Верески", хотя против бронированных машин этого явно было недостаточно. Президент без особого труда узнал в блокировавших взлетную полосу бронемашинах БМД-4М, новейшие боевые машины десанта, начавшие поступать на вооружение пару лет назад и пока произведенные в считанных десятках экземпляров.

Эти машины имели вооружение, аналогичное боевым машинам пехоты БМП-3, то есть гладкоствольное орудие калибром сто миллиметров, используемое также в качестве пусковой установки для управляемых противотанковых ракет "Аркан", с которым в единой установке были совмещены тридцатимиллиметровая автоматическая пушка и пулемет. Этот внушительный набор был дополнен курсовым пулеметом РПКС-74 калибра пять целых сорок пять сотых миллиметра, установленным в шаровой установке в передней части машины. И все это великолепие, сейчас уставилось черными зрачками дульных срезов на президента и окружавших его людей.

– Алексей Игоревич, что происходит? – негромко спросил Иван Скворцов, под прицелом мощного орудия вдруг почувствовавший, как похолодело внутри. – Что это такое?

Откуда-то к президентскому самолету бросилась группа вооруженных солдат, численностью около взвода. Должно быть, это были бойцы из аэродромной охраны. Башня одной из БМД тотчас развернулась в сторону приближавшихся фигур в полевом камуфляже, и в гул, стоящий над аэродромом, вплелась длинная очередь из ПКТ. Приближавшиеся солдаты, когда пули выбили осколки бетона у них под ногами, замешкались, сбившись в кучу.

– Стоять! Всем оставаться на местах, – раздался над летным полем искаженный громкоговорителем голос. – Ни шагу больше! Открываем огонь на поражение!

Распахнулись люки бронемашин, и на бетон спрыгнули находившиеся внутри их десантники в полной экипировке, от бронежилетов до запасных магазинов в подсумках. Без лишних слов, без громких команд они выстроились полукольцом, взяв на прицел своих "Калашниковых" со складывающимися "скелетными" прикладами группу людей, большая часть из которых тоже целились из пистолетов и пистолетов-пулеметов.

– Господин президент, – к Швецову уверенной походкой двинулся один из бойцов-парашютистов, выглядевший заметно старше своих товарищей. Его, казалось, нисколько не смущали направленные прямо в грудь этому смельчаку стволы девятимиллиметрового калибра, хотя на расстоянии не более полутора десятков метров никакой бронежилет не спас бы его. – Я полковник Крылов, Воздушно-десантные войска. У меня приказ арестовать вас.

– Назад, – приказал Крутин, сопровождая команду щелчком предохранителя, который почему-то не смогли заглушить ревущие дизели боевых машин. – Ни с места! Еще шаг, полковник, и мы откроем огонь!

Повисшее над взлетным полем напряжение стало уже почти материальным. Одно неверное движение, и тишина может взорваться автоматными очередями и криками раненых, и президент, оказавшийся будто бы на острие удара, сознавал это отчетливо, как никто иной. И меньше всего он хотел увидеть, как здесь, под южным солнцем, русские убивают русских. Неважно, что это было, измена или недоразумение, главное, что первая же смерть сотрет все шансы разобраться.

– Господин президент, – не обращая внимания на предупреждение, хотя и остановившись, полковник обратился к Швецову. – Прикажите своим телохранителям сложить оружие. Я не хочу, чтобы сегодня хоть кто-то пострадал, но если они применят оружие, мы откроем ответный огонь. Вы офицер, и должны понимать, что у вашей охраны сейчас нет никаких шансов.

Швецов это понимал, не сомневаясь, что одной очереди из тридцатимиллиметровой пушки хватит, чтобы смести всю его охрану, которая сейчас была совершенно беспомощна. Возможно, БМД-4, защищенные алюминиевой броней, и были уязвимы для любых противотанковых средств, но уж пистолетные пули калибром девять миллиметров не представляли для них никакой угрозы. Вероятно, кого-то из находившихся вне брони десантников и удалось бы ранить или даже уничтожить, но это все равно ничего не дало бы.

– Андрей, – не оборачиваясь бросил президент, зная, что каждое его слово будет услышано, – прикажи своим опустить оружие. Они перебьют твоих парней за пару секунд, и вы ничего не сможете сделать.

– Господин президент, – продолжал тем временем полковник, – я прошу вас удержать свою охрану от необдуманных поступков. Это сохранит им жизнь, а я, видит Бог, никого не хочу убивать.

– Андрей, – повысил голос Швецов, видя, что его телохранители по-прежнему держат десантников на прицеле, – Андрей, прикажи своим людям опустить оружие, черт побери!

Сейчас не важно было, что происходит, и откуда вообще взялся этот офицер-десантник. Прежде всего, Алексей стремился избежать жертв, здраво рассудив, что успеет выяснить, что здесь вообще творится позже. Мгновение, однако, ничего не происходило, но вот, словно удар хлыста:

– Опустить оружие!

Андрей Крутин не посмел спорить с главой государства, тем более понимая, что против полудюжины боевых машин десанта у его подчиненных и впрямь нет никаких шансов.

Крылов шагнул к президенту, телохранители которого демонстративно щелкали предохранителями, но внезапно раздался нервный возглас:

– Стоять, – офицер в форме капитана третьего ранга, сжимавший в левой руке покрытый кожзаменителем кейс, наставил ствол табельного "Макарова" в грудь десантнику: – Ни шагу больше! Я открою огонь! Назад, все!

Всегда и везде сопровождавший главу государства офицер спецсвязи, не то для маскировки, не то ради конспирации одетый в мундир морского офицера, постоянно носил за президентом "ядерный чемоданчик", и теперь готовился его защищать ценой своей жизни. Кейс, в который был заключен пульт автоматизированной системы "Казбек", с которого можно было управлять ядерным арсеналом всей страны, представлял собою скорее символ, став чем-то вроде державы и скипетра московских князей, но те, кому доверено было хранить его, о таких мелочах не задумывались.

– Прикажите ему убрать оружие, господин президент, – полковник Крылов, которому в лицо тупо щерился ствол пистолета, ощущал себя не вполне комфортно, но не собирался отступать. – Мои бойцы откроют огонь, даже если я погибну. Не делайте глупостей!

В голосе десантника прорезались истерические нотки, поскольку он понимал серьезность происходящего.

– Спокойно, – Швецов, не зная, что еще можно предпринять, просто сделал шаг вправо, встав на линии огня: – Никто не будет стрелять.

Теперь ствол "Калашникова" калибра пять целых сорок пять сотых миллиметра, которым был вооружен Крылов, уставился в живот Швецову, а в затылок ему, этого президент точно не знал, так же был нацелен "Макаров". Полковник еще несколько секунд стоял неподвижно, затем, наконец, опустив автомат стволом в землю, но так и не поставив его на предохранитель. И точно так же секунду спустя поступил моряк. Напряжение, которое сам Швецов ощущал буквально кожей, немного разрядилось.

– А теперь, полковник, – произнес Швецов, отметив, что и десантники, державшие на прицеле его телохранителей, немного расслабились, и пальцы уже не так крепко сжимали оружие, – потрудитесь объяснить, что здесь происходит. Кто отдал вам такой приказ?

– Я выполняю приказы только командующего Воздушно-десантными войсками, – четко ответил Крылов, в упор глядя на президента. – Больше я ничего не знаю. Сейчас вы полетите с нами в безопасное место, где будете содержаться под охраной до поступления дальнейших распоряжений. – Полковник кивком указал на стоявший метрах в четырехстах Ан-12, грузовой люк которого был опущен на бетон, образуя сходни, по которым можно было подняться в трюм. – Комфорта не обещаю, но безопасность могу гарантировать, господин президент. И я надеюсь, вы проявите благоразумие и не станете сопротивляться, поскольку это не в ваших интересах.

– Вам было поручено передать мне приказ о моем отстранении от должности? – спокойно спросил Швецов.

– Никак нет, господин президент, – помотал головой Крылов, чувствуя себя немного сконфуженным. Он даже толком не представлял, как следует обращаться с тем, кого полковнику было приказано арестовать. Формально Швецов оставался верховным главнокомандующим вооруженными силами страны, и он, полковник Крылов, обязан был подчиняться его приказам. Но, кажется, самого президента эти вопросы пока не занимали совершенно:

– В таком случае, этот офицер полетит с нами, – президент указа на стоявшего позади него человека в морской форме и с чемоданчиком в руке. – У него четкие инструкции, и пока мои полномочия не переданы кому-то официально, он не может отойти от меня больше, чем на десять метров.

– Ему придется сдать оружие, – решительно потребовал Крылов. – Я все равно заставлю вас поступить так, как мне нужно, но не хочу что-либо делать против вашей воли. Отдайте вашему человеку такой приказ, пусть он отдаст оружие моим бойцам, и тогда спокойно летит с нами.

– Отдайте им ваше оружие, майор, – приказал Швецов, невольно обратившись к своему офицеру на сухопутный манер. – Нет смысла сопротивляться, иначе они просто расстреляют всех. Выполняйте!

Капитан третьего ранга шагнул вперед, к приблизившемуся десантнику, и протянул ему пистолет рукояткой вперед, предварительно поставив оружие на предохранитель. Солдат буквально вырвал оружие из рук офицера, и быстро отступил назад.

– Прошу, господин президент, – Крылов стволом автомата указал на транспортный самолет. – Перелет не займет много времени.

А в Москве генерал Строгов, получив сообщении от полковника, облегченно вздохнул. Он верил в своих бойцов, верил в каждого из тех, что носили тельняшку и голубой берет, но нынешняя задача была, пожалуй, самой сложной из всех, которые когда-либо поручались десантным войскам. И полковник Крылов превосходно справился с ней, исполнив все просто идеально.

Десантники появились в сочинском аэропорту точно в тот момент, когда президент готовился подняться на борт своего лайнера, и в это же время еще одна рота парашютистов без единого выстрела захватила расположенный в трехстах километрах севернее Сочи аэродром, куда вскоре должен будет совершить посадку самолет с президентом, конвоируемым волкодавами Крылова.

Разумеется, никто и не подумал, что запросивший несколько часов назад посадку Ан-12, летевший из Дагестана, на самом деле полностью исправен. Разные неполадки случались на далеко не новых самолетах, вырабатывавших порой, в два-три раза больше расчетного срока эксплуатации, и "Антонов" безропотно посадили в считанных сотнях метров от лайнера главы государства. Теперь транспортник доставит Швецова к месту заключения, где президент будет находиться в полной изоляции под охраной верных Строгову солдат.

Что ж, подумал генерал, там, на юге, все получилось просто идеально, теперь ему оставалось устранить еще одну опасность уже в столице. Василий Строгов, подъезжая к зданию министерства обороны, вспоминал слова Самойлова, сказанные почти сутки назад:

– Сам по себе арест президента ничего не изменит, – сказал тогда министр. – Есть люди, которые верны ему, и имеют достаточно сил, чтобы прихлопнуть меня, тебя, все десантные войска, если твои "голубые береты" возьмутся за оружие, как назойливых мух. Удар должен быть нанесен одновременно и в Сочи, и здесь, в Москве. И только от слаженности действий всех, участвующих в нашем плане людей, зависит, в конечном итоге, успех всего предприятия.

Когда Ан-12, ревя порядком изношенными турбовинтовыми двигателями, оторвался от взлетной полосы сочинского аэропорта, унося президента Швецова и полтора десятка бойцов-десантников во главе с полковником Крыловым в мало кому еще известном направлении, генерал Строгов, чеканя шаг, шел по гулким коридорам здания Министерства обороны России. Командующий десантными войсками был здесь достаточно частым гостем, чтобы кто-то обратил на него внимание. Попадавшиеся навстречу офицеры отдавали честь, быть может, немного удивляясь лишь тому, что сейчас позади Строгова шаг в шаг за генералом следовали еще два офицера.

– Ну что ж, – на пороге кабинета маршала Лыкова генерал обернулся к своим спутникам. Поверенные в настоящем деле офицеры были верны своему командующему, впрочем, как и большинство прочих десантников, вне зависимости от званий и должностей. Сейчас этим двум подполковникам предстояло вместе со своим генералом разделить ответственность за совершение деяния, которое запросто могло обернуться для всех встречей с расстрельной командой. – Вы знаете, что нужно делать. Товарищи офицеры, я в вас верю, – сейчас было не время и не место произносить патетические речи, но Строгов не удержался: – Помните, мы действуем лишь во благо России.

Офицеры молча кивнули, и Строгов без стука распахнул дверь, уверенно шагнув вперед.

– Товарищ генерал-полковник, – навстречу вошедшим в приемную десантникам поднялся адъютант Лыкова. Полковник непонимающим взглядом окинул офицеров, внезапно возникших в кабинете: – Товарищ министр занят. Я не знал, что вы хотели с ним встретиться, вам… – полковник умолк, уставившись на направленное ему в грудь оружие. Один из спутников Строгова оточенным движением извлек из-под полы кителя "Макаров".

– Молчать, – приказал Строгов, тоже вытащив оружие, только не из-под полы, а из-за пазухи, и не ПМ, а компактный малокалиберный ПСМ, более удобный для скрытого ношения. Сейчас впервые наградное оружие, которое генерал берег и холил, могло быть использовано по назначению, как ни хотелось бы самому Василию избежать этого.

Адъютант министра, наверное, будучи не в силах поверить в реальность происходящего, замер под прицелом двух пистолетов. Он мог просто закричать, привлекая к себе внимание, но сейчас офицер, впервые ощутивший близость смерти, словно решился дара речи.

– Ни звука, полковник, иначе сдохнешь, – грозно произнес генерал, всем своим видом демонстрировавший суровую решимость.

Взявшись за ручку двери, ведущей уже в сам кабинет министра, Строгов, убедившись, что адъютант не собирается делать глупости, находясь на прицеле, резким движением передернул затвор, дослав в камору первый патрон, и, щелкнув флажком предохранителя, переступил через порог министерского кабинета. Пути назад уже не было.

– Похоже, у меня гости. Перезвони позже, – Лыков, увидев на пороге одетого в парадную форму генерал-полковника, державшего в руке пистолет, быстро попрощался с невидимым телефонным собеседником, аккуратно положив трубку: – Что это значит, товарищ генерал-полковник?

Маршал будто совершенно не беспокоился, понимая, конечно же, что одного выстрела хватит, чтобы оборвать его жизнь:

– Кажется, невежливо врываться в кабинет министра без приглашения и даже без стука, да еще с оружием в руках, вы не находите?

– Товарищ маршал, по распоряжению премьер-министра Самойлова, временно исполняющего обязанности главы государства, вы отстранены от должности, – выпалив все на одном дыхании, генерал шагнул вперед, затем отступив чуть влево, чтобы не перекрывать линию огня одному из своих офицеров, вошедшему к министру следом за командующим. Подполковник, похоже, чувствовал себя не в своей тарелке, стоя лицом к лицу с маршалом и угрожая ему оружием.

– Вот как? – поднял брови маршал. – А что же с президентом случилось.

Лыков положил руки на край стола, и генерал, догадавшись, что сейчас может произойти, приказал своему спутнику:

– Проверь стол!

Подполковник неловко двинулся вперед, испытывая робость перед министром, настоящим боевым офицером, получившим звезды на погоны за то, что не раз прежде рисковал собственной жизнью, не прячась за спинами своих бойцов.

– Осторожнее! Там у него оружие. – Строгов не сводил взгляда с рук Лыкова, ожидая от него всего, чего угодно.

– Ну что вы, генерал, – криво усмехнулся Лыков. – Неужто я против двух стволов голой грудью пойду! Да вы, пожалуй, сюда и не вдвоем пришли, верно? Значит, кто-то еще из приемной прибежит на звук выстрелов. Прошу, подполковник, – маршал откатился в кресле назад, пропуская офицера к своему рабочему столу: – Второй ящик сверху. Он даже не заряжен.

Рывком выхватив из ящика "Макаров" с золотыми пластинами на рукоятке, покрытыми гравировкой, офицер отступил назад, избегая встречаться с маршалом взглядом. Выщелкнув магазин, подполковник убедился, что министр не солгал – патронов в обойме не было.

– Подпишите, товарищ маршал, – Строгов вытащил из-за пазухи сложенный вдвое лист бумаги: – Рапорт о вашей отставке. Прошу, избавьте себя и нас всех от лишних проблем.

– Что с президентом? – твердо спросил Лыков, даже не взглянув на протянутый ему документ. – Потрудитесь ответить, товарищ генерал-полковник, прежде чем что-то требовать!

– Швецов смещен, – сквозь зубы процедил генерал. – Президент поставил всю страну на грань большой войны, или, по меньшей мере, экономической блокады со стороны Запада. Россия, ее армия, ее хозяйство, подорванное реформами его предшественников, к этому не готовы. Премьер-министр намерен избежать катастрофы, взяв власть в свои руки до выборов нового главы государства. Это единственный шанс спасти Россию, и я прошу вас не сопротивляться нам, – насколько возможно убедительно произнес Строгов, взглянув в глаза министру. – Мы действуем не из корысти, но только во благо своей родины, родины, которой присягали и вы, и для которой сейчас любое обострение отношения с Америкой и ее европейскими прихвостнями будет означать конец всего.

– Очко взыграло, генерал, – оскалился Лыков, привставая и опершись кулаками на крышку стола. – Испугались, когда американцы погрозили кулачком, вояки? Десантура, мать вашу! – В голосе министра слышалось презрение. – Да уж, это вам не кирпичи о голову разбивать, "голубые береты".

– Не смейте меня оскорблять, – от ярости Строгова передернуло. – Это не трусость, это осторожность. Мы должны выиграть время, чтобы собраться с силами, и если для этого нужно пойти на преступление, что ж, мы готовы взять на себя любую ответственность.

– Да ты хоть знаешь, что такое война, генерал, – голос министра рыкающими раскатами заметался по просторному кабинету. – Ты, вояка, хоть раз горел в танке? Ты был под обстрелом, когда колонна зажата среди скал, и обкурившиеся гашиша "духи" стреляют сверху из гранатометов? Видел, щенок, как заживо горят восемнадцатилетние пацаны, и сам вынимал их из подбитых бронетранспортеров? Чего ты испугался, генерал, ведь ты даже не представляешь, что такое война!

Маршал угрожающе подался вперед, впившись взглядом в инстинктивно отступившего на шаг назад Строгова.

– Сидеть, – не проговорил, а прошипел генерал. – Я знаю, с кем нам придется схлестнуться, если Швецов не справится со своим безумием, не обуздает свою гордыню и не начнет, наконец, трезво смотреть на вещи. Я стоял с американцами и их союзниками лицом к лицу в Германии несколько лет, и знаю, что это за солдаты, а также и то, сколь хорошо их оружие. У нас нет сил, нет сейчас ни малейшего шанса на победу, если только не использоваться ядерный арсенал, и именно потому, что наш президент может пойти на это, его должно остановить.

– Глупец, – горько вздохнул Лыков. – Ты предал свою страну, и человека, который мог стать подлинным лидером русского народа в эти непростые времена. Ты и есть американский прихвостень, и больше никто. – Маршал придвинул к себе лист с текстом рапорта, пробежал его взглядом и размашисто расписался: – Все, я больше не министр.

Лыков подвинул аппарат селектора, и, нажав клавишу, произнес внезапно севшим голосом:

– Товарищ подполковник, немедленно зайдите ко мне. – А затем, бросив насмешливый взгляд на главкома десантных войск, сказал: – Все должно быть по правилам. Нужно передать атрибуты власти, не так ли, генерал?

Распахнулась тяжелая дверь, и в кабинет, заставив нервно вздрогнуть, едва не схватившись за оружие, сопровождавшего Василия Строгова офицера-десантника, вошел худощавый подтянутый подполковник, несший в правой руке небольшой, но выглядевший весьма увесистым чемодан. Черный пластиковый кейс скрывал в себе один из терминалов системы "Казбек", позволявшей автоматически управлять ядерным арсеналом страны. Точно такой же был у самого президента, а еще один терминал находился у начальника Генерального штаба.

– Отныне, подполковник, вы подчиняетесь товарищу генерал-полковнику, – произнес теперь уже отставной министр обороны. – Что ж, Василий Петрович, вот, кажется, и все. Теперь в ваших руках вся полнота власти над вооруженными силами страны.

– Простите, товарищ маршал, – внезапно дрогнувшим голосом вымолвил Строгов. – Я не мог поступить иначе. Просто, так будет лучше для всех.

– Я мог бы поднять войска, и вас всех, и тебя, и твоего малодушного Самойлова смели бы в одну секунду, но я этого не сделаю, и не потому, что боюсь вас, молокососов, – взглянув в глаза Строгову, глухо произнес маршал. – Гражданская война будет означать распад страны, и тогда точно не избежать хаоса. Поэтому я просто уйду, и буду молить Господа, чтобы эта ошибка не оказалась фатальной для всех нас. – Маршал встал, сопровождаемый взглядами и стволами десантников, и, шаркая ногами, словно вмиг постарел лет на двадцать. Медленно вышел из кабинета.

Генерал Строгов проводил министра взглядом, и чувства его были далеки от удовлетворения. Маршал Лыков был настоящим офицером, он действительно видел войну изнутри, несколько лет проведя в Афганистане, и вернувшись оттуда с наградами, полученными отнюдь не за штабную работу. Этого человека нельзя было не уважать, но сейчас он представлял опасность для всей страны. Строгов был согласен с премьер-министром в том, что маршал мог решиться на применение силы, бросив против заговорщиков войска, а этого допустить было невозможно. Василий Строгов понимал, что совершает преступление, но, в конце концов, революционеры, сто лет назад бросавшие бомбы в царя и его окружение, тоже считались преступниками, но они действовали во благо страны, стремясь вырвать ее из средневековья, и это у них, черт побери, получилось.

Генерал верил, что и он действует только во благо России, во всяком случае, сейчас он не задумывался о награде за свой риск, и, вероятно, оскорбился бы, предложи ему это кто-либо. Да, за годы службы в вооруженных силах он не раз сбывал армейское имущество, как и почти всякий, допущенный к казенным ценностям, до сохранности которых никому нет дела. Нельзя сказать, что Строгов не получал материальную выгоду от своей службы, что было, то было. Но он все равно считал себя патриотом, в отличие от тех офицеров, что, попав на Кавказ, легко соглашались продавать оружие тем людям, с которыми должны были сражаться, и от рук которых потом гибли их же бойцы, по сути, преданные своими командирами.

Аркадий Самойлов с нетерпением ждал вестей от Строгова, меряя шагами свой шикарный кабинет в здании правительства. Спустя несколько минут здесь должны были собраться члены правительства, и премьер-министр был готов объявить им о случившихся изменениях. Возможно, не все будут этому рады, возможно, кто-то справедливо возмутится, но все это не будет иметь значения, если командующий десантными войсками не выполнит свою миссию.

При звуке телефонного звонка погруженный в свои мысли Самойлов вздрогнул, метнувшись к лежащей на краю стола трубке.

– Аркадий Ефимович, – генерал Строгов был спокоен, а это означало, скорее всего, что у него все получилось. – Маршал Лыков подписал рапорт об отставке.

– Великолепно, генерал, – облегченно выдохнул министр. – Я всегда был в вас уверен. Считайте, что с этой секунды пост министра обороны принадлежит вам. Указ будет подготовлен в течение часа. Так что, Василий Петрович, поздравляю вас с повышением.

Чувствуя, как улучшается настроение, Самойлов твердой походкой уверенного в себе человека вошел в зал, где вдоль длинного стола рассаживались министры. Не все собрались здесь сегодня, но большинство членов правительства откликнулись на неожиданную просьбу Самойлова, хотя на ближайшие дни заседания правительства не планировались.

– Господа, – заняв место во главе стола, громко произнес глава правительства. – Господа, прежде всего, я должен сообщить вам неприятное известие. К сожалению, президент России сейчас находится в тяжелом состоянии, его здоровье оставляет желать лучшего. Вероятно, сказалось напряжение последних дней, хотя Алексей Швецов, впрочем, с самого первого дня своего появления в Кремле работал на износ. Так или иначе, господа, сейчас президент не может выполнять свои обязанности, и его полномочия, в точном соответствии с действующей Конституцией, переходят мне на весь период нетрудоспособности главы государства. Соответствующее официальное заявление будет сделано в ближайшие часы. Остается только надеяться, что он вскоре сможет вернуться к работе, но это уже дело врачей.

– Где сейчас президент, – глава министерства внутренних дел почувствовал что-то необычное, что-то неправильное, чего не должно было происходить. Швецов прежде не жаловался на здоровье, да и какие болячки могут быть у военного летчика. – Где Алексей Швецов, господин премьер-министр?

– Президент находится в санатории на черноморском побережье России, – ответил Самойлов, не сказав, разумеется, что вместо команды медиков главу государства окружает сейчас не меньше роты волкодавов-парашютистов. – Готовится специальный самолет с медицинским оборудованием, чтобы доставить его в столицу, в более подходящие условия. Пока Швецов пребывает под пристальным наблюдением лучших врачей, его жизни ничто не угрожает.

Министры вполголоса заговорили друг с другом, обсуждая происходящее, хотя никто, кроме главы внешнеполитического ведомства страны и самого премьера не знал суть этих событий.

– Также, господа, должен сообщить, что министр обороны Лыков буквально несколько минут назад уведомил меня о своей отставке, – продолжил Самойлов, вызвав еще большее возмущение среди присутствующих. – Временно исполнять его обязанности я уже назначил командующего воздушно-десантными войсками Строгова.

– И чем же он объяснил свою просьбу? – вновь задал вопрос Николай Фалев, как и пристало милиционеру, вечно всех подозревающий.

– Это сейчас не важно, – отрезал Самойлов. – У нас есть более важные проблемы, чем обсуждение даже таких неожиданных поступков своих коллег. Прежде всего, я хотел бы узнать, как идут работы по возобновлению снабжения европейцев газом.

– Аркадий Ефимович, – глава министерства по чрезвычайным ситуациям, которое и занималось устранением последствия аварии, встал: – Восстановительные работы идут полным ходом, и одна из веток газопровода вновь начнет функционировать не позднее, чем через двое суток. Разумеется, необходимо провести испытания, проверить готовность оборудования, но это уже заботы людей из "Росэнергии", которой принадлежит трубопровод.

– Но, господин премьер-министр, – заметил Решетников, – поставки газа в любом случае должны быть приостановлены, ведь срок действия договоров, заключенных ранее с европейцами, уже истекает.

– Но договоры действовали в течение того времени, что газопровод не функционировал, – возразил Самойлов. – За срыв поставок в любом случае ответственность несет именно наша сторона, фактически не в полном объеме исполнившая свои обязательства. Мы должны поставить европейцам тот объем топлива, что они не успели получить из-за этой аварии, и только после этого сможем говорить об истечении срока соглашений. Но я немедленно дам распоряжение руководителю "Росэнергии", чтобы он вылетел в Берлин для заключения новых контрактов. Сложившаяся ситуация может угрожать экономической безопасности нашей страны, и я намерен как можно быстрее урегулировать все ранее возникшие с европейцами разногласия.

– Я полагаю, Аркадий Ефимович, – заметил недовольно Вячеслав Климов, – что вы должны все же согласовывать свои решения с президентом, или, если это по каким-либо причинам сейчас невозможно, просто подождать его возвращения. Ваша политика слишком разительно отличается от линии, проводимой Швецовым. Вы все-таки еще не глава государства, и следует быть менее резким.

– Нам открыто пригрозили экономическими санкциями, – сухо процедил Самойлов, понимая, что министр экономики, преданный Швецову, никогда не примет его сторону. Но, по большему счету, Климов не имел столько веса в правительстве, чтобы всерьез можно было опасаться противостояния. – Вы лучше всех, кто здесь присутствует, должны понимать, Вячеслав, чем грозит нашей стране блокада со стороны Запада.

Сейчас экономика России, вновь вставшей на путь реформ, направленных, как всегда в совершенно новую сторону по равнению с политикой предшествующего руководства страны, ослаблена. Тем более, помимо блокады экономической нам еще грозят и военной блокадой. У наших берегов уже находится огромный американский флот, свыше полусотни боевых кораблей, в том числе несколько атомных авианосцев, а также подводные лодки. И американцы, и наши войска, приведенные Швецовым в полную боевую готовность, сейчас находятся в напряжении, и любая случайность может вызвать вооруженное столкновение.

Поэтому я, как исполняющий обязанности главы государства, намерен отдать приказ об отмене состояния повышенной боевой готовности. Следует разрядить напряжение, исключить любую возможность провокации, вообще любую случайность, и сделать это можно только в том случае, если все корабли и подводные лодки вернутся в свои базы, если самолеты покинут небо над американскими эскадрами, не вводя более самих американцев в соблазн сбить их. Я уверен, все разногласия следует решать за столом переговоров, а не на линии фронта, и дабы подтвердить нашу готовность к переговорам, я намерен сделать такой шаг. Поэтому, Юрий Васильевич, – обратился Самойлов к министру иностранных дел, – я хочу, чтобы вы связались с послами США и европейских государств, и уведомили их, что мы готовы выслушать их предложения, все их условиях, и стремимся избежать кризиса в отношения России с западным миром.

– А американцы, – напомнил глава МВД Фалев, – американцы готовы на ответные шаги? Вы вернете корабли в гавани, но уйдут ли от наших границ американские авианосцы? Неужели вы готовы исполнить все их требования, ничего не получив взамен? Мы ни в чем не провинились перед американцами, чтобы безропотно следовать их приказам.

– Я уверен, в Вашингтоне тоже сидят здравомыслящие люди, и они не желают конфликта с Россией, – пожал плечами Самойлов. – Необдуманная политика Швецова и заставляет их прибегать к демонстрации силы, если же мы, Россия, перестанем проявлять явную агрессию по отношению к Западу, то и американцы успокоятся. Нужно идти путем не соперничества, но сотрудничества, тем более, соотношения сил сейчас явно не в нашу пользу. Поэтому я намерен сделать все возможное, все, зависящее от меня, чтобы избежать назревающего кризиса, и прошу вас также приложить для этого все усилия, господа. Я в вас верю, надеюсь на вас, и думаю, что вы оправдаете мои надежды, – закончил свою речь Самойлов. – Все мы трудимся на благо России, которую и, как, в этом я уверен, и все, здесь присутствующие, хотят видеть сильной и гордой. И я прошу вас отринуть прочь свои чувства и эмоции, и объединить свои силы для этой цели.

 

Глава 4

Отдача

Грозный, Россия – Вашингтон, США – Мурманск, Россия

18 мая

Армия огромной страны, сложный организм, состоящий из почти миллиона людей в погонах, своего рода клеток, вместе образующих мощную структуру, сбросила державшее ее последние дни напряжение. Приказ об отмене боевой готовности сотни тысяч солдат и офицеров приняли пусть и со скрываемым, но несомненным облегчением. Несколько дней они пребывали в готовности в любую секунду вступить в бой с противником, явно намного более сильным, к тому же оказавшимся в заведомо более выгодной позиции.

Мало кто сомневался, что этот бой будет проигран, и победа возможна лишь в том случае, если будет принято решение использовать самое разрушительное оружие. Полвека оно хранило мир во всем мире лишь благодаря своему существованию, и лишь однажды едва не дошло до его применения. Теперь ситуация повторялась, но соотношение сил и возможностей стало иным.

И, тем не менее, все, каждый солдат, каждый моряк, офицер, были готовы исполнить приказ, исполнить его без колебаний и сомнений. Тем радостнее была весть о том, что новая мировая война откладывается на неопределенный срок. Тысячи офицеров, все последние дни находившиеся среди своих бойцов в готовности вести их в атаку, грудью заслонить свою родину, наконец, получили отдых, вернувшись к семьям. Те, кто был отозван из отпусков, также продолжили прерванный отдых, солдаты снова смогли пойти в увольнение, сбросив с себя напряжение последних дней. Покинули кабины самолетов пилоты, непрерывно находившиеся там, сменяя друг друга, в готовности к вылету по команде в любой миг.

Но все же были те, кто увидел в происходящем нечто странное. Только что армия целой страны готовилась к беспощадной схватке с противником, сыплющим угрозами, и приведшим к родным берегам целую армаду, нацелившийся на Россию эскадрильями тяжелых бомбардировщиков и жалами сотен крылатых ракет, стянувший к границам страны десятки тысяч вооруженных до зубов солдат, и вдруг все меняется без видимых причин. Одним из таких людей оказался командующий группировкой федеральных войск в Чечне генерал-полковник Буров. Какие-то слухи, намеки на то, что с летного поля сочинского аэродрома президент не своей волей и вовсе не под присмотром врачей отбыл в какой-то недостроенный санаторий на берегу моря. Слишком многие видели десантников и боевые машины, ворвавшиеся на территорию аэропорта, чтобы это оставалось тайной.

– Товарищ генерал армии, – Сергей Буров находился в штабе, в Ханкале, воспользовавшись телефонной высокочастотной связью, чтобы развеять свои сомнения. – Что означает этот странный приказ? В нескольких десятках километров от моего штаба, в Грузии, до сих пор находятся две американские дивизии со всем своим вооружением. Один бросок, и они окажутся уже в Грозном! Полученный мною приказ является прямой угрозой безопасности страны. Что происходит?

– Вы все знаете, – Пахомову не было дела до странностей, творящихся в Москве, и в Кремле, и в Генеральном штабе, и где-либо еще. Он привык исполнять приказы, и того же ждал от своих подчиненных, в том числе и от Бурова. – Президент болен, его обязанности исполняет глава правительства, и он отдал такой приказ. И вы, товарищ генерал-полковник, не должны обсуждать его.

– Насколько мне известно, президент покинул Сочи не на своем лайнере, а на транспортном самолете, под охраной взвода десантников, – возразил Буров. – Мне кажется, это не похоже на мирную передачу власти. Произошел военный переворот, и вы требуете, чтобы я исполнял приказы преступников.

– Вы сами рискуете стать преступником, не выполнив приказ, – повысил голос Пахомов, и из трубки раздался какой-то рык, искаженный к тому же динамиком. – Если вы не выполните полученные распоряжения, и продолжите задавать вопросы, я отстраню вас от командования и отдам под трибунал. Не глупите, товарищ генерал-полковник, не играйте в политику, тем более не пытайтесь проводить свою политику. Вообще, меньше задумывайтесь о происходящем, и не верьте всяким странным слухам, вот мой вам совет, если, конечно, вам по-прежнему не тяжело носить генеральские погоны. Мы солдаты, и наше дело исполнять приказы, быстро и в точности, иного от нас не требует никто.

– Черт побери! – помотав головой, произнес Буров, когда Пахомов бросил трубку.

Угроза трибунала была серьезной, но происходящее нравилось генералу все меньше и меньше. Ситуация казалась не просто странной – тревожной и пугающей. Командующий военным округом не опроверг дошедшие до Бурова слухи, и это говорило о многом.

– Черт побери, – повторил генерал, разговаривая сам с собой. – Нужно разобраться с этим. Президент арестован, произошел переворот, но никто ничего не знает.

В раздумье Буров принялся разгуливать по кабинету, меряя его широкими шагами, всего три от одной стены до другой. Здесь, в Чечне, было не до комфорта, большее значение имело наличие – точнее, отсутствие – поблизости от здания штаба, напротив окон кабинета командующего, укрытий, из которых гранатометчики боевиков могли бы вести огонь.

Мысленно повторяя весь разговор с Пахомовым, генерал Буров все больше мрачнел. Слухи оказались истинными, да иначе и быть не могло. При этом, как ни странно, молчала пресса, телевидение даже не заикалось о странных событиях, и премьер-министр тоже почему-то не спешил обраться к народу, пребывавшему до сих пор в полной уверенности, что во главе государства стоит по-прежнему Алексей Швецов. Этот человек успел заслужить неподдельное уважение не только тех, кто знал его лично и давно, но и тысяч простых людей, в особенности, разумеется, военных, которые по своим каналам легко могли выяснить, являются ли рассказы о боевом прошлом президента верными, или это был лишь предвыборный трюк.

Не стал исключением и Буров, которому, как и большинству людей в погонах, тем более тех, кому довелось воевать на Кавказе или в других местах, импонировало, что во главе государства встал человек, не понаслышке знающий проблемы армии. Он видел войну своими глазами, и ценой собственной крови, а не благодаря связям или выслуге лет, вернулся с той войны с боевыми наградами. Президент был солдатом, не раз грудью ходившим на стволы обкурившихся анаши "душманов", видевшим смерть и поборовшим в себе страх перед нею, и из-за этого он был достоин высшего уважения.

Но сейчас важно было даже не это, просто Швецова выбрал народ, Самойлова же, странные распоряжения которого никак не укладывались в сознании Бурова, никто не выбирал. Да, это был опытный политик, мастер своего дела, но пришло время других людей, не избалованных властью и достатком, и таких было уже достаточно в Кремле.

Возможно, думал Буров, Швецов, и его соратники порой перегибают палку, как, к примеру, в этой истории с газом, о которой, пусть и сдержанно, свободная пресса говорила уже не одну неделю, намекая время от времени, что европейцы, заручившись поддержкой янки, готовят достойный ответ. Может, это было неправильно, но тем более в тот момент, когда из-за границы раздаются угрозы, во главе государства как раз и должен стоять решительный, готовый пойти на крайние меры человек, а не осторожный расчетливый игрок.

Решение созрело быстро, хотя генерал понимал, что рискует не просто погонами, а, по меньшей мере, свободой, ведь заговорщики никогда не были склонны щадить тех, кто смел выступить против них. Но то, на что почти решился Буров, было лишь исполнением однажды данной присяги. Он просто не мог остаться в стороне, зная, что происходит, и пребывая в бездействии.

– Дежурный, – нажав клавишу селектора, потребовал Буров, – срочно вызовите ко мне командира бригады спецназа. Он должен прибыть в течение часа, ясно? Достаньте хоть из-под земли!

– Есть, товарищ генерал, – четко ответил офицер на другом конце провода.

Буров не сомневался, что уже через минуту дежурный будет обрывать телефоны, требуя связать его с командиром спецназа, пусть даже тот окажется в горах, в гуще боя. Генерал тоже ждал от своих подчиненных исполнения приказов, и знал, что тот, кого он ждет, готов исполнить любое, даже самое безумное на первый взгляд, распоряжение без обсуждений, просто потому, что всегда верил в правоту своего командира. Большего же Сергею Бурову было сейчас и не нужно.

А пока для русского генерала тянулись минуты ожидания, которых ему хватило, чтобы еще раз обдумать правильность своего поступка, еще не совершенного даже, раскаяться в нем и вновь убедить себя, что действовать иначе невозможно, в Вашингтоне шло очередное и внеплановое заседание Совета национальной безопасности. Вновь в Белом Доме, этом оплоте американской демократии, собрались самые влиятельные представители исполнительной власти страны, на этот раз по панической просьбе руководителя ЦРУ.

– Фактически можно говорить о факте государственного переворота, – докладывал Николас Крамер. – Точно известно, что президент Швецов был вывезен из сочинского аэропорта на военно-транспортном самолете под конвоем русских десантников из Сорок пятого разведывательного полка. Это, – пояснил глава разведывательного ведомства, – подразделение, в общих чертах аналогично нашим армейским рейнджерам из Семьдесят пятого полка, имеет такую же подготовку и в условиях боевых действий должно выполнять схожие задачи. Подтверждение этой информации получено из нескольких независимых источников, но в России пока практически никому неизвестно о случившемся. По официальным данным президент все еще находится в окрестностях Сочи, в одной из своих резиденций, оставшись там будто бы из-за проблем со здоровьем.

Николас Крамер был полностью уверен в том, что поведал сейчас собравшимся в Овальном кабинете людям, пусть вести, приходящие из России, и казались достаточно невероятными, достойными, разве что, плохого голливудского боевика. Тем не менее, надежность этих данных не подвергалась сомнению никем из многочисленных аналитиков Центрального разведывательного управления.

Разведка всегда работала четко. В Москве, да и вообще в России было достаточно людей, по тем или иным причинам готовых сообщать агентам ЦРУ интересующую их информацию, причем некоторые источники занимали высокое положение во властных структурах. И если осведомители менее важные обычно действовали исключительно за деньги, то эти пытались объяснить сами себе явно предательство идейными соображениями, хотя, конечно, от материального вознаграждения никто не отказывался. Сейчас сведения о политической ситуации в стране поступали одновременно от разных информаторов, занимавших настолько разное положение, что даже теоретически они не могли встречаться, и уж тем более их не смогла бы связать воедино никакая контрразведка.

– И в чьих же руках сейчас власть? – задал вопрос президент Мердок. – Кто стоит за этими событиями, и, главное, какие последствия они могут вызвать для нашей страны?

Кроме президента Соединенных Штатов на экстренном совещании, а иные, как подметил уже кое-кто, в последнее время и не происходили, присутствовали руководители всех разведывательных служб, включая ФБР, министр обороны, глава Комитета начальников штабов со своим заместителем, и, разумеется, Алекс Сайерс. Глава президентской администрации в последнее время ни на секунду не покидал Белый Дом, все время находясь возле Джозефа Мердока и оказывая своему президент любую поддержку, в первую очередь, конечно, моральную.

Не было лишь Энтони Флипса, и многие из явившихся в Белый Дом были весьма рады этому. Глава Госдепартамента как раз сейчас колесил между европейскими столицами, и новости из России только достигли его, застав в дороге.

– Поскольку переворот ограничился арестом президента России, можно предположить, что инициатором его стал Аркадий Самойлов, глава русского правительства, ведь согласно конституции России, именно он будет выполнять обязанности президента, пока тот по каким-либо причинам будет не способен сам делать это, – предположил Крамер. – Как нам известно, в Москве произошло заседание кабинета министров, на котом было объявлено, что Швецов болен. Но, как я уже говорил, публичных сообщений пока сделано не было. Кроме того, – добавил начальник разведки, – нам стало известно, что внезапно подал в отставку министр обороны Лыков, и на его место Самойловым уже назначен командующий десантными войсками.

– Вероятно, имеет место удачная попытка избавиться от наиболее могущественного в данной ситуации сторонника Швецова, – заметил директор ФБР. – Думаю, маршалу Лыкову ничего не стоило бы подавить мятеж, благо большая часть русских офицеров верит Швецову, впервые за долгие годы оказывающему реальную поддержку армии. Но непонятно, правда, почему все же Лыков так легко сдался? Хотя, – сам себе попытался ответить Аарон Сайкс, – возможно, русский министр сам причастен к перевороту.

– А в это сомнительно. Скорее всего, мой друг, Лыков просто старался избежать внутреннего конфликта, – возразил Натан Бейл. – Он понял, что на стороне мятежников тоже выступили войска, и не захотел, чтобы русские солдаты убивали друг друга. Быть может, такое решение и не кажется достаточно мужественным, но это весьма разумный поступок с его стороны, спасти страну от, вполне вероятно, гражданской войны. В любом случае, власть в руках опытного политика, который сам явно приложит все усилия, дабы избежать любых беспорядков. Ну а назначение на место Лыкова командующего "голубыми беретами", не без участия которых и был свергнут Швецов, тем более понятно.

– Хорошо, – нетерпеливо кивнул Мердок. – Но все же, какую политику по отношению к Самойлову следует проводить нам? Что означает смена власти в России для всех ее соседей? Какую цель преследует русский премьер-министр, если не побоялся пойти на такое преступление?

– Полагаю, Самойлова просто не устраивала политика их президента по отношению к европейцам, да и к нам, – медленно, тщательно подбирая слова, произнес Николас Крамер. – Самойлов осторожен, даже несколько боязлив, я бы сказал, и он мог решиться на это под грозой международных санкций, которыми русским пригрозили европейцы. Узнав, что Вашингтон готов поддержать их, русский премьер вполне мог сместить Швецова, по его мнению, втягивающего страну в кризис.

– Думаю, господин Крамер прав, – заметил генерал Форстер. – По данным разведки в русских войсках отменена повышенная боевая готовность, большая часть их кораблей и подводных лодок возвращается на базы, а солдаты, наконец, вновь получили увольнение. Полагаю, это демонстрация готовности нового русского руководства вернуться к переговорам.

– А я сомневаюсь в этом, – неожиданно возразил Натан Бейл. – Возможно, что Самойлов хочет обезопасить свой флот, отведя его к русским берегам. Он знает, что в обычной войне их шансы на победу равны нулю, и добиться успеха можно, лишь применив ядерное оружие, судьба которого сейчас неясна. Формально Швецов исполняет обязанности главы государства, и премьер-министр не может распоряжаться ядерным арсеналом страны, но, вероятно, он рассчитывает в скором времени получить контроль над русскими ракетами, и тогда сможет говорить с нами и с европейцами с позиции силы.

– Во всяком случае, – не сдавался глава ОКНШ, – данные разведки, в том числе спутниковой, однозначно свидетельствуют, что русские уже больше не готовятся ни к нашей внезапной атаке, и не собираются атаковать сами, по крайней мере, применяя обычные виды оружия. Их ракетоносцы "Бэкфайр", несколько дней находившиеся на взлетных полосах с экипажами внутри, в пятиминутной готовности к взлету, недавно вновь вернулись в свои укрытия. Заглушены двигатели на крейсерах и фрегатах русских, находящихся в Севастополе и Владивостоке, о чем свидетельствуют инфракрасные снимки. Развернутые близ военных баз и крупных городов в европейской части России и на Дальнем Востоке зенитно-ракетные комплексы вернулись в места постоянной дислокации, а число находящихся в воздухе или на аэродромах в состоянии готовности к вылету перехватчиков значительно сократилось. Также, хотя это еще не точная информация, часть русских субмарин, действовавших в Черном, Балтийском и Баренцевом морях, также направляются в свои гавани. Лишь в Баренцевом море сейчас еще действуют несколько соединений крупных надводных кораблей русских, но их боевая эффективность без поддержки авиации и подлодок крайне низка, что, в прочем, характерно и для нашего флота ничуть не меньше, чем собственно для русских. В любом случае, ни о какой вероятности внезапного удара со стороны русских по нашим кораблям или наземным базам, например, в Норвегии и Исландии, речи быть не может, поскольку момент внезапности ими утерян однозначно. И я сомневаюсь, что в русском Генеральном штабе сумели придумать какую-то хитрость, которую до сих пор не раскусили наши аналитики вкупе с десятками суперкомпьютеров.

– Ваша версия, Натан, годится не для подобных совещаний, а, скорее уж, для Голливуда. Это просто несерьезно, – фыркнул Крамер, поддержав Форстера. – Самойлов никогда не будет нам угрожать ядерной войной, это просто невозможно. Русский премьер-министр слишком осторожен, слишком расчетлив, чтобы идти на такие шаги. Я считаю, наоборот нужно ожидать смягчения отношения между нами и русскими. Наверняка Самойлов будет пытаться разрядить напряженность, всячески избегая любых санкций. Думаю, демонстрация силы, проведенная нашими моряками у русских берегов, и заставила его решиться на переворот. Он просто испугался, что Швецов, несдержанный, часто забывающий об элементарной осторожности, совершит нечто такое, что вызовет вооруженное столкновение.

– Было бы замечательно, сложись все так, как вы говорите, Николас, – кивнул Реджинальд Бейкерс. – Признаюсь, мне ничуть не меньше чем вам хотелось бы видеть русских вконец запуганными, готовыми на все, лишь бы не тронули их. Но все может быть иначе. Самойлов далеко не так труслив, как вам хочется представить. Он не меньше Швецова хочет возродить Россию, как великую державу, считая, что она станет таковой лишь в том случае, когда во главе государства станет сильный правитель, не ограниченный никакой конституцией, никакими демократическими свободами. Но, понимая, что западное сообщество не допустит реставрации в этой стране тоталитарного режима, Самойлов может пойти на применение ядерного оружия. Нанеся внезапный удар по Соединенным Штатам, он создаст нам такие проблемы, что о происходящем в России никто не вспомнит долгие годы.

– Credo quia absurdum est, – усмехнулся Джозеф Мердок, демонстрируя почти идеальную латынь. – Верую, ибо нелепо. Пожалуй, Тертуллиан был прав. – Президент внимательно, словно только сейчас увидев его здесь, взглянул на Бейкерса: – Выходит, Реджинальд, действия Самойлова нам следует расценивать не как стремление избежать столкновения, но, напротив, как приготовления к войне? Признаться, я все же сомневаюсь в этом, – покачал головой Мердок. – Если уж Щвецов не решился открыто нам угрожать, то такой осторожный, если не сказать робкий, человек, как русский премьер, тем более едва ли решится на такой шаг. В этой ситуации, пожалуй, прав господин Крамер, более здраво смотрящий на все события.

– В любом случае, господин президент, – заметил Бейл, – за тем, что происходит сейчас в России, сейчас необходимо наблюдать как можно пристальнее. Я полагаю, необходимо использовать все каналы сбора информации, как агентурную, так и техническую разведку. Следует мобилизовать все разведывательные службы, имеющие хоть каких-то информаторов в России. Мы не только должны знать теперь о каждом шаге Самойлова, но и предугадывать любые его действия на два шага вперед, а это возможно лишь при наличии полной информации. Я всей душой жажду избежать этого, но вполне вероятно, что нам придется вскоре вмешаться во внутренние дела русских во имя собственной безопасности.

– Вы что, допускаете прямое вмешательство в дела русских, – удивился Джозеф Мердок. – Вы имеете в виду военное вмешательство, верно?

– Господин президент, – спокойно, как родители разговаривают с капризным ребенком, произнес Натан Бейл, – я был бы рад, окажись Самойлов действительно лишь слабовольным ничтожеством, испугавшимся наших угроз и намеков в виде целого флота возле русских морских границ. Но в любом случае, ситуация в России по меньшей мере, не может не настораживать. Власть захватил премьер-министр, которого поддержали войска, подчиняющиеся генералу Строгову. Вообще, тот факт, что переворот осуществлен руками именно десантников, достаточно символичен. "Голубые береты", как называют свои десантные войска сами русские, всегда воспитывались в агрессивной, наступательной манере, и то, что они подрежали заговорщиков, а Самойлов явно действует не один, может означать, что кому-то из высшего командования захотелось более решительных действий, нежели предпринимал президент Швецов. Но даже если Самойлов действительно желает с нами мира, он захватил власть незаконно. Премьер-министр может занять пост президента временно лишь в случае недееспособности последнего, а Швецов сейчас явно способен править страной самостоятельно. При этом кроме отступившего, что кажется весьма благоразумным, без сопротивления Лыкова, действующего президента поддерживают многие военные, в том числе командующие военными округами. Также не решен и вопрос о судьбе ядерного оружия. Теоретически, ядерным арсеналом может воспользоваться как свергнутый президент, так и Аркадий Самойлов, ведь пульт, так называемый "ядерный чемоданчик", есть и у министра обороны, а этот пост занял верный русскому премьеру человек.

– И в итоге мы можем получить гражданскую войну с применением оружия массового поражения на одной шестой части суши, – с невеселой усмешкой заметил Реджинальд Бейкерс. – Да, в такой ситуации следует быть готовыми ко всему, в том числе и к тому, чтобы послать в Россию войска.

– Вы правы, мы не можем допустить, чтобы в России воцарилась анархия, но нужно избрать иные средства, – пытался возражать президент, перед глазами которого уже вставала прямо-таки эпическая панорама гражданской войны между русскими, швыряющими друг в друга десятимегатонные боеголовки. – Все же, пока возможно, я предпочел бы все спорные вопросы разрешать не на линии фронта, а за столом переговоров. Пожалуй, следует отозвать из командировки госсекретаря. Его дар дипломатии будет нам весьма полезен.

– Не думаю, что это действительно необходимо, сэр, – помотал головой Натан Бейл. – Проконсультироваться с главой Госдепартамента вы сможете и так, в любое время, как только понадобится его совет. Пусть лучше госсекретарь сдерживает европейцев от необдуманных поступков, пока мы сами окончательно во всем не разберемся. Я уважаю Энтони, но сейчас, чем нас меньше, тем быстрее мы придем к нужному решению, не тратя время на пустые разговоры. Настала пора не говорить, а действовать, сэр.

– Что ж, верно, – все еще с некоторым сомнением произнес Джозеф Мердок. – Кажется, Натан, вы опять правы. В критической ситуации нет места затяжным дебатам. Здесь демократия невольно должна уступить тоталитаризму, на время, не навсегда, и лишь для того, чтобы не быть окончательно уничтоженной обстоятельствами.

Едва ли кто-то заметил, как переглянулись между собой советник по национальной безопасности и шеф АНБ. Реджинальд Бейкерс усмехнулся уголками глаз, и Натан Бейл в ответ чуть заметно кивнул.

– И какое же, по-вашему, решение сейчас будет наилучшим? – с изрядным сарказмом, за которым скрывалась обычная растерянность, поинтересовался президент Мердок.

– Мы должны быть готовы использовать любые средства в любой момент, ни на миг не ослабляя нашего внимая, сэр, – настаивал Бейл. – И чем наша реакция будет жестче и стремительнее, тем меньше жертв будет среди русских, если действительно дойдет до вооруженных столкновений внутри страны. Несмотря ни на что, я опасаюсь Самойлова. Это убежденный коммунист, я уже говорил прежде, который мог сделать головокружительную карьеру в партии, если бы не крах Советского Союза. В отличие от многих своих соратников Самойлов не только не примкнул к новым российским коммунистам, в которых от всей этой идеологии остались лишь красные замена, но и не вступил ни в одну другую партию, считая, что их идеология не отвечает его личным взглядам. Он хочет реставрации коммунизма по-советски, когда существует одна партия, контролирующая все и вся в целой стране, сила, которой не существует противовесов. Разумеется, говорить о сохранении в России в этом случае демократических свобод невозможно. Вообще, я бы предложил настаивать в переговорах с русскими на возвращении к власти Швецова, возможно, заручившись его гарантиями неприкосновенности Самойлова и его подельников. Думаю, в обмен на личную свободу и власть, по крайней мере, до истечения оговоренного конституцией срока президентских полномочий, Алексей Швецов сможет ограничиться отставкой мятежников.

– Совсем недавно, Натан, вы утверждали, что именно Швецов опасен для нас своей резкостью и несдержанностью, – заметил Николас Крамер. – Пожалуй, вам стоит быть более последовательным в своих суждениях.

– Швецов порывист, иногда неуравновешен, но вполне предсказуем, – невозмутимо парировал советник по безопасности. – Он слишком прямолинеен, сэр. И уже это делает его намного менее опасным, чем только сейчас проявивший себя, продемонстрировавший свою жажду власти Аркадий Самойлов. Швецов лишь солдат, хороший солдат, храбрый, но тактик, а не стратег. Если окружить его верными нам людьми, теми, кто разделяет наши взгляды и убеждения – а таких немало и в Кремле – он практически перестанет представлять для нас угрозу. Станет этаким безобидным талисманом, как президент Венесуэлы, к примеру, и только. А нам вполне по силам внедрить в ближнее окружение президента России тех, кто выгоден Вашингтону больше, нежели Москве.

При этих словах Николас Крамер только поморщился, более ничем не выразив сомнения в словах своего бывшего заместителя. Глава ЦРУ знал, что свою команду Швецов формирует сам, и такие люди, как, к примеру, Аркадий Самойлов, или глава министерства иностранных дел Розанов, едва ли могли долго задержаться там. Просто в первое время Алексею Швецову нужны были опытные люди, пока они искал им достойную замену, а Самойлов и Розанов при всех оговорках были все же профессионалами. Но вот в том, что впредь русскому президенту можно будет указывать, кого приблизить к себе, Крамер очень сомневался. К сожалению, Джозеф Мердок, кажется, был вполне уверен в словах своего советника, лишь кивая в такт его словам.

– Я думаю, сэр, Натан прав, – вкрадчиво произнес глава президентской администрации. – Если помочь Швецову, он, во-первых, просто из благодарности к нам может пойти на очень значительные уступки, и, во-вторых, он сможет ощутить нашу истинную мощь, наши реальные возможности, что едва ли располагает к бессмысленному соперничеству с нами. Все же он офицер, и знает, что такое честь. Я уверен, отношение русского президента к нам резко изменится, если мы придем на выручку, вернув его к власти.

– Нет, я сомневаюсь, что можно без последствий для себя так вот просто вмешиваться в дела русских, – помотал головой президент Мердок. – Пока Самойлов не предпринял никаких угрожающих действий по отношению к нам, даже отвел свой флот обратно в базы, я и пальцем не пошевелю, чтобы что-то менять. Ну а если окажется, что Натан Бейл прав, если хоть что-то позволит нам заподозрить русского главу правительства в нечестной игре, что ж, полагаю, мы успеем вмешаться, вернув все, я имею в виду президента Швецова, – позволил себе рассмеяться Джозеф Мердок, – на свои места.

– О, это мудрое решение, господин президент, – согласился Алекс Сайерс. – Америка сильна, никакая Россия не сравнится с нами в возможностях, и потому нам нет смысла спешить. Что бы ни затеяли русские, я верю, что мы сможем помешать им.

Джозеф Мердок, слушая своего помощника, сам проникся уважением к себе, сумевшему принять такое мудрое решение. Но время не стояло на месте, и в те же часы, пока в Белом доме шло это совещание, события продолжали развиваться, причем не совсем так, как предвидели советники и соратники американского президента, но и не так, как хотел Аркадий Самойлов.

Эскадренный миноносец "Безупречный", несколько поспешно завершив затянувшийся поход, возвращался в порт, но причиной тому был не приказ премьер-министра, вот уже несколько часов исполняющего обязанности главы государства, а банальная поломка, не слишком серьезная, правда, – неполадки в энергетической установке. Именно это и заставило командира корабля покинуть направлявшуюся на запад, навстречу американским авианосным ударным группам эскадру, заодно приняв на борт командующего Северным флотом.

Борис Макаров получил приказ выдвигаться навстречу американцам, когда соединение кораблей Северного флота находилось менее чем в ста милях от Мурманска, и не пожелал покинуть флагман, лишь позже, когда земля была уже вне досягаемости палубных вертолетов, согласившись вернуться в штаб. Наконец показались родные берега, и адмирал, выйдя на мостик, наблюдал, как вырастает из дымки крутой берег.

– Право на борт сто восемьдесят, – рулевой крутанул штурвал, и корабль водоизмещением почти восемь тысяч тонн, от носа до кормы забитый разнообразными системами вооружений, от сверхзвуковых противокорабельных ракет "Москит", до шестиствольных автоматических пушек АК-630 калибром тридцать миллиметров, резко развернулся, оставляя за собой пенный след.

– Полный назад! – похоже, капитан решил продемонстрировать свое искусство командующему флотом, швартуясь вопреки всем существующим инструкциям. Что ж, подумал наблюдавший за всем процессом Макаров, в былые времена, когда он сам командовал не флотом, а только лишь сторожевым кораблем на Черном море, он тоже стремился продемонстрировать свою лихость всем, кто оказывался рядом.

На полном ходу, делая тридцать три узла, "Безупречный" подошел к пирсу, едва не касаясь его бортом. Стоявший на корме мичман громко сообщал расстояние до берега:

– Сто метров, – движение корабля не прекращалось. – Семьдесят метров! Пятьдесят метров, – раздавались зычные выкрики бравого мичмана-североморца. – Тридцать метров!

– Полный назад! – Через мгновение после того, как прозвучал приказ капитана, винты эсминца начали вращаться в обратную сторону, гася скорость пятящегося назад корабля.

Стоящие на причале матросы приняли швартовые концы, сброшены им с палубы "Безупречного", притянув эсминец к причальной стенке, и затем подали сходни. На берегу адмирала Макарова уже ждали офицеры из штаба во главе с контр-адмиралом Сергеевым. Две черные "Волги" с казенными номерами стояли позади них, готовые доставить командующего в штаб.

– Товарищ адмирал, – начальник штаба отдал честь Макарову, четко, как на параде. – Товарищ адмирал, получен приказ об отмене боевой готовности. Всем кораблям и подводным лодкам приказано вернуться на базы. Также приказано прекратить все полеты разведывательной авиации над акваторией Норвежского моря.

– Кто отдал такой приказ? – у Макарова вдруг возникли сомнения в том, что Верховный главнокомандующий внезапно резко поменял свою политику, испугавшись американцев.

– Приказ подписан исполняющим обязанности президента Самойловым, – ответил Сергеев. – Швецов болен, и премьер-министр принял на себя его полномочия буквально пару часов назад. Даже еще не было никаких сообщений в средствах массовой информации.

– А американцы тоже отвели свои корабли от наших границ?

Адмирал почувствовал, что происходит что-то не то. Неожиданный приказ, свалившийся, как гром средь ясного неба, явно был ошибочным. Возможно, в далекой Москве из-за кремлевских стен просто не были видны приблизившиеся к русским берегам американские ударные авианосцы, палубная авиация которых теоретически уже могла атаковать цели в западной части Кольского полуострова.

– Никак нет, – начальник штаба, разумеется, владел всей собранной разведкой информацией. – Их авианосные группы остаются на прежних позициях. Палубная авиация выполняет довольно интенсивные полеты, в том числе и для сопровождения наших разведывательных самолетов.

– Ясно, – коротко кивнул Макаров.

Командующий мог многое сказать. Адмирал мог бы добавить еще, что отдавать такой приказ, когда в нескольких сотнях километров от российских берегов находится огромный американский флот, десятки боевых кораблей, сотни крылатых ракет и реактивных истребителей, мог только идиот или… предатель. В тот момент, когда знать каждый шаг американцев, занявших такую хорошую позицию для удара, было буквально жизненно необходимо, кто-то по недомыслию или намеренно, что было хуже всего, даже запретил применять разведывательную авиацию, единственное средство, позволяющее вовремя узнать об опасности, ведь нормальных спутников в распоряжении моряков, вообще в распоряжении российских военных, было так мало.

Адмирал Макаров мог бы высказать все это своему начальнику штаба, еще меньше, чем сам командующий флотом, причастному к этому глупому, совершенно невозможному сейчас приказу, но вместо этого лишь потребовал:

– Срочно соедините меня с командующим военно-морским флотом!

Федора Голубева звонок из Мурманска застал в Главном штабе ВМФ. Слишком много всего случилось за последние дни, и командующий военно-морским флотом России намеревался, наконец, когда опасность вроде бы миновала, и война уже не казалась такой вероятной, отдохнуть от забот.

– Товарищ адмирал флота, – Макаров старался держаться спокойно, не давать воли эмоциям, хотя получалось это не очень хорошо. – Вам известна обстановка в Норвежском море? Четыре авианосные ударные группы уже развернуты вдоль морских границ России, еще одно соединение во главе с "Энтерпрайзом" присоединится к ним через считанные часы. Я не могу выполнить приказ об отмене боевой готовности. Множество наших военных баз, просто городов уже находится в пределах досягаемости американских "Томагавков", и только присутствие в море наших кораблей и, особенно, подводных лодок может сдержать американцев от необдуманных действий.

– Вы что, всерьез верите в возможность войны между нами и Штатами, адмирал? – удивился Голубев, чувствуя, как наваливается на него усталость. После сообщения о болезни Швецова, неофициального, не оглашенного публично, адмирал уже перестал понимать, что происходит в высших политических кругах, но его работа была проще. – Чего вы опасаетесь, провокаций?

– Я опасаюсь вторжения, товарищ командующий, – неожиданно резко бросил в ответ Макаров. – Свыше полусотни боевых кораблей, не менее десятка многоцелевых атомных субмарин, это не та вещь, на которую можно не обращать внимание. Я не знаю, что намерены предпринять американцы, но мы просто не имеем права сейчас оставлять их без присмотра.

– Бросьте, – попытался успокоить Макарова главнокомандующий, мечтавший только о том, чтобы поскорее покинуть свой кабинет. – Война с американцами, право, это же смешно! Мы же ядерная держава, как и Соединенные Штаты. Любые разногласия, любой, даже самый мелкий конфликт, могут привести к ядерной войне, и это в Пентагоне и Белом Доме понимают не хуже нас. Это просто демонстрация силы, не более того. Американцы скоро тоже уберутся от наших берегов, я уверен. Вы получили приказ, адмирал? Ну так и выполняйте его, и это будет большее, что вы можете сейчас сделать для сохранения безопасности нашей страны.

– Товарищ адмирал флота, я отказываюсь выполнять такой приказ, – решительно заявил Макаров. – Это прямая угроза России, и я не готов идти на такой риск.

– Вы знаете, чем может обернуться невыполнение приказа, – Голубев не спрашивал, но утверждал. – Неважно, что вы адмирал, закон един для всех.

– Приказ о приведении вверенного мне флота в максимальную боевую готовность был отдан Швецовым, и им же может быть отменен, – отрезал Макаров, понимая, что может лишиться погон. Он понимал, какая угроза заключена в четырех американских авианосцах и полутора десятках атомных субмарин, и решил, что это важнее погон одного человека. – Я требую подтверждения от действующего президента России, в противном случае мои корабли останутся в море, пока оттуда не уйдут американцы.

Как и предполагал Макаров, разговор с главнокомандующим военно-морскими силами ни к чему не привел. Адмирал понимал, что, отказываясь исполнять приказ, он становится военным преступником, рискуя, по меньшей мере, погонами, но иначе поступить командующий Северным флотом не мог.

– Радио всем кораблям, – требовательно обратился адмирал к застывшему на пороге адъютанту. – Приказываю стратегическим ракетоносцам, находящимся на боевом дежурстве, оставить позиции и немедленно возвращаться в свои базы. Остальным силам флота передать приказ о сохранении повышенной боевой готовности вплоть до особого распоряжения из штаба, от меня лично.

Макаров ни на миг не позволил эмоциям взять верх над логикой. Ракетные подлодки будут в большей безопасности в своих гаванях, тем более, он все равно не имеет права отдавать приказы о применении ядерного оружия. Ну а для того, чтобы сдержать силы американцев, должно хватить и всего остального – авианосец, пара ракетных крейсеров, эсминцы да в придачу целая флотилия подводных лодок, в том числе и тех, с крылатыми ракетами, это не так уж и мало. Как бы то ни было, большего в его распоряжении нет и не будет.

– Установить круглосуточное, непрерывное сопровождение американских кораблей, – бесстрастно чеканил фразы адмирал Макаров. – В случае нарушения судами, самолетами, вертолетами или подводными лодками государственной границы, вторжения в территориальные воды или воздушное пространство России или любых агрессивных действий, направленных против наших кораблей, открывать огонь на поражение. Разрешаю применение оружия, под мою ответственность. Считать все прочие приказы, откуда бы они ни поступали, дезинформацией.

Офицер смотрел на своего командующего, и в глазах его, в изменившемся выражении лица был виден страх. Что-то происходило, что-то, чего этот молодой капитан-лейтенант не мог понять, но что уже напугало его до дрожи. Такие приказы не отдавались от скуки, а это означало, что океан в любую секунду, начиная с этого самого мгновения, мог обратиться морем огня.

– Приказ понятен? – Макаров исподлобья взглянул на адъютанта, не двинувшегося с места. – Какого черта, капитан-лейтенант?! Исполнять немедленно! Бегом марш!

Командующий Северным флотом сознавал, что, если все обойдется, он, как минимум, навсегда лишится погон. Но это было лучше, чем лишиться сперва флота, позволив врагу первым внезапно нанести удар, а затем уже и своей страны. Борис Макаров лучше, чем высокие чины, окопавшиеся за кремлевской стеной, понимал, какая угроза исходит от бороздящих Атлантику американских эскадр, и хотя вероятность какого-либо вооруженного столкновения была ничтожной, она существовала. И потому Борис, идя на явный риск, пытался сделать все, чтобы обеспечить безопасность северных рубежей России. И, прежде всего, адмирал связался с командующим Ленинградским военным округом.

– Товарищ генерал армии, – решительно произнес Макаров, когда офицер на другом конце телефонного провода сообщил, что командующий округом у аппарата, – я намерен просить вас о поддержке. Приказ об отмене боевой готовности, который, я уверен, получили и вы тоже, по моему мнению, является ошибочным в условиях, когда в нескольких сотнях километров от наших берегов курсирует целый флот, несколько десятков американских кораблей. Существует реальная угроза нашей безопасности, и я прошу вас оказать поддержку флоту, обеспечив его прикрытие от воздушных ударов. В вашем распоряжении находятся войска противовоздушной обороны, истребительная авиация и зенитно-ракетные комплексы. Возможности флота в этом плане весьма ограничены, и имеющимися у меня в подчинении средствами можно прикрыть только самые крупные базы, при этом без защиты останутся не только многие военные объекты, но также и гражданское население.

– Насколько я понимаю, товарищ адмирал флота, вы не намерены подчиниться приказу, – раздался в динамике бас командующего округом. – Это очень серьезное преступление, и я не намерен также становиться преступником. Приказы, как известно, не обсуждаются, и уж вы то, Борис Федорович, должны это понимать, – заметил генерал. – Я не вижу ни малейшей угрозы безопасности страны, – уверенно произнес собеседник Макарова. – Американцы ведут себя вполне пристойно, не предпринимают никаких провокационных действия, а вот ваши необдуманные действия они как раз и могут расценить, как провокацию, если не явную угрозу, со всеми вытекающими последствиями.

– Что ж, – вздохнул Макаров. – Жаль, что мы не нашли взаимопонимания. И все же я прошу вас хотя бы проявить элементарную бдительность. Возле наших границ сконцентрирована мощная ударная группировка американских войск, сотни боевых самолетов, тысячи единиц бронетехники, и забывать об этом нельзя. Я не призываю вас к неисполнению приказов, но все же полагаюсь на вашу осмотрительность, товарищ генерал армии. Иногда для достижения успеха все же требуется проявить инициативу, помните об этом!

Как всегда, устало подумал командующий Северным флотом, придется рассчитывать лишь на собственные силы. Он был уверен в каждом из своих подчиненных, но все же этого было мало. Однако ничего иного не оставалось, кроме как ждать, пребывая в постоянной готовности. Ждать, и надеяться, что терзающее адмирала беспокойство есть лишь пустые домыслы, не имеющие под собой никаких оснований.

А тем временем Федор Голубев, не столько разозленный, сколько удивленный столь явным неисполнением приказа одним из высших офицеров флота, не придумал ничего иного, кроме как сообщить о возникшей неординарной ситуации министру обороны. В этот момент глава военного ведомства России как раз находился у Аркадия Самойлова, обсуждая дальнейшие действия, а вернее, полное бездействие, вооруженных сил страны по отношению к американцам.

– Я не считаю, что наше отступление по всем фронтам может способствовать повышению безопасности страны, – Василий Строгов не стремился к войне. Но когда у твоих берегов крейсирует армада из нескольких десятков кораблей и атомных субмарин, на борту которых находится не менее полутора сотен самолетов и тысячи крылатых ракет высокой точности, все же имеет смысл подумать о некоторых мерах предосторожности: – Мне кажется, необходимо хотя бы продолжать разведку, особенно, конечно, воздушную, чтобы знать, пусть в общих чертах, о действиях американцев, хотя бы приблизительно представляя их намерения. Как бы то ни было, янки находятся на расстоянии удара от нас, и об этом просто невозможно забыть. Прошу вас разрешить мне возобновить полеты разведывательной авиации, и оставить поблизости от американских эскадр хотя бы одиночные корабли для слежения за их флотом.

– Ни в коем случае, – сурово произнес Самойлов. – Мы не можем сейчас провоцировать американцев. Нам вообще следует быть предельно осторожными сейчас. Я уже поручил министру иностранных дел уведомить послов европейских стран о готовности вернуться к переговорам, и если в этот момент мы будем бряцать оружием на виду американцев, нам просто не поверят.

Строгов помолчал, хотя это далось ему с трудом. Как бы то ни было, генерал думал о безопасности страны, а американский флот, за которым теперь по воле Самойлова нельзя даже было просто наблюдать, этой безопасности весьма серьезно угрожал.

Командующий десантными войсками понимал, что рассчитывать на победу в столкновении с американцами сейчас, когда армия и флот уже который год сидят на голодной пайке, бессмысленно. Но все же это не означало, что нужно так явно демонстрировать свой страх, проявляя прямо-таки рабскую покорность.

– Товарищ министр, – из приемной в кабинет премьер-министра осторожно заглянул сопровождавший Строгова подполковник, адъютант вновь назначенного главы военного ведомства страны. – Вас, срочно. – Офицер держал в руках трубку телефона спутниковой спецсвязи.

– Что такое, – Строгов, дождавшись кивка Самойлова, подошел к адъютанту, взяв трубку. – Кто?

– Командующий Военно-морским флотом, – коротко сообщил подполковник. – Сказал, очень срочно, товарищ министр!

Аркадий Самойлов, молча наблюдавший за министром обороны, сперва заметил на его лице недоуменное выражение, затем быстро сменившееся гневом.

– Что? Как, – недоуменно переспрашивал генерал. – Кто? Какого черта, – вдруг порычал в трубку Строгов. – Он что, рехнулся? Как это понимать? Немедленно отстранить его от командования. Соедините меня с начальником штаба флота, я лично отдам распоряжение.

– Что случилось, Василий Петрович? – поинтересовался Самойлов, когда генерал надавил клавишу отбоя с такой силой, что едва не расплющил пластик корпуса.

– Командующий северным флотом отказался исполнить приказ об отмене боевой готовности, – побагровев, выдохнул Строгов. – Корабли и подводные лодки остаются на прежних позициях, то есть в готовности нанести удар по американской эскадре.

– Это что же, мятеж? – чувствуя неприятный холодок в груди, спросил осторожно премьер.

– В подчинении Макарова находится авианосец, два ракетных крейсера, десяток эсминцев, несколько ракетных катеров, а также шестнадцать атомных ударных подводных лодок, в том числе четыре типа "Антей" с противокорабельными ракетами, – нарочито спокойно, будто говорил о погоде, произнес Строгов, быстро справившийся с собой, загнав гнев поглубже. – А также около сотни сверхзвуковых бомбардировщиков Ту-22М3. так что сами решайте, мятеж это, или морская прогулка.

– А стратегические ракетоносцы? – напомнил премьер-министр. – В его распоряжении ядерное оружие.

– Одиннадцать подлодок нескольких типов, в том числе три "Акулы" и новейший "Юрий Долгорукий" с ракетами "Булава", – подтвердил Строгов. – Но запустить ракеты без санкции Верховного главнокомандующего командиры ракетоносцев не смогут. Вернее, технически они на это способны, все же атомная подлодка является автономной, и практически не имеет связи с берегом, чтобы управлять пуском с суши. Но даже если Макаров отдаст такой приказ, капитаны все равно будут ждать подтверждения от президента. Таковы инструкции, и никто в здравом уме их не нарушит. Но и без ракетоносцев у адмирала достаточно сил, в том числе есть и морская пехота. И он пользуется достаточным уважением среди своих офицеров и матросов, чтобы его приказы исполняли, не ожидая одобрения сверху.

– Черт побери, это проблема, – покачал головой Самойлов. – И кажется, очень серьезная проблема.

Пискнул телефон, и Строгов схватил трубку:

– Да! – В динамике раздался чей-то голос, произносивший слова скороговоркой. Говоривший явно был взволнован, или просто торопился. – Соединяйте, быстрее, – наконец приказа Строгов, и спустя несколько мгновений произнес: – Это генерал Строгов. Командующий флотом адмирал Макаров отказался выполнить приказ, чем поставил под угрозу безопасность страны. Приказываю вам, товарищ контр-адмирал, немедленно арестовать Макарова и принять командование флотом на себя.

Начальник штаба Северного флота контр-адмирал Сергеев выслушал распоряжение Строгова, опешив от неожиданности. Он знал, что Макаров отказался подчиниться главкому военно-морских сил страны, но не ждал, что за этим последует столь быстрая реакция.

Несколько мгновений контр-адмирал колебался, чувствуя, что наконец-то представился шанс стать на то место, которое ему полагалось по всей справедливости. Сергеев долго служил на севере, пройдя все ступени от командира большого противолодочного корабля до заместителя командующего флотом, и полагал, что имеет все права сделать еще один шаг вверх по карьерной лестнице. Появление Макарова, по мнению многих, слишком молодого и недостаточно опытного, изменило все планы, однако и сам Сергеев, хотя испытывал к своему начальнику некоторую неприязнь, уже успел убедиться, что прибывший из Севастополя адмирал, несмотря на явную молодость, является отличным командиром. А моряки всегда уважали опыт, превыше его ставя только смелость, которой, судя по последним событиям, у Макарова тоже хватало.

– Простите, товарищ министр, – сухо ответил после недолгих раздумий Сергеев, – но даже если я арестую адмирала Макарова, приказ командующего военно-морским флотом ни я, никто из наших офицеров выполнять не станем, поскольку именно исполнение его угрожает нашей безопасности. Американцы находятся в нескольких сотнях миль от наших берегов, и присутствие их флота следует считать явной угрозой для России. Наши корабли вернутся на базы не раньше, чем покинет свои позиции американский флот.

Генерал ткнул кнопку на аппарате спецсвязи, включив громкую связь, чтобы каждое сказанное моряком словом смог услышать Аркадий Самойлов.

– Вы что, забылись? – гневно рявкнул Строгов, чувствуя, как ярость охватывает его. В былые годы, пока он был командиром взвода, любые попытки саботировать его команду пресекались несколькими ударами по почкам, и обычно одного наглядного урока хватало, чтобы впредь подчиненные его даже не задумывались, выполняя любой приказ на одном автоматизме. К сожалению, сейчас такой прием был мало применим.

– Отмените этот идиотский приказ, – произнес Сергеев. – Я не собираюсь становиться предателем родины, каким уже стали вы, товарищ министр. Все офицеры и матросы здесь, в Мурманске, и на всем Северном флоте поддержат адмирала Макарова, и сделают все, что он прикажет. Если не желаете беспокоиться о безопасности своей страны, предоставьте нам думать о ней.

Аркадий Самойлов больше всего в этот миг хотел ругаться, грязно, как последний алкоголик, как урка, проведший за решеткой всю сознательную жизнь. Отчаяние и разочарование становились почти непереносимыми – кто-то осмелился подвергнуть сомнению его право распоряжаться сейчас, и наверняка это было лишь начало. Глава правительства был полностью уверен, что не один Макаров думает так, а это означало лишь одно – большие неприятности в самом скором времени. И проблему необходимо было решать сейчас, пока все не зашло слишком далеко.

– Проклятье, – сокрушенно вздохнул Самойлов, уставившись на генерала: – Что мы можем предпринять в этой ситуации? Макаров сейчас где, в своем штабе, верно? Значит, можно послать туда верные нам войска, например, ваших, генерал, парашютистов.

– Исключено, – отрезал Строгов. – Хотите устроить гражданскую войну, тогда найдете себе другого помощника. Я не позволю, чтобы мои десантники убивали своих же товарищей по оружию, и вообще не допущу, чтобы русские солдаты и моряки обратили оружие друг против друга. Я замарался в грязи, став на вашу сторону, но не в крови своих братьев!

Василий Строгов мог рассмеяться в лицо премьеру, но сдержался. Самойлов – идиот, если думает, что ради глупостей вроде власти он, генерал Российской Армии, обратит оружие своих бойцов на того, с кем прежде сидел за одним столом. Ведь и сам Аркадий тоже был с ними, и увлеченно охаживал Макарова можжевеловым веничком в натопленной докрасна бане. И если теперь он разом позабыл все, это не значит, что столь же короткая память должна быть и у остальных.

Командующий ВДВ в этот миг решил раз и навсегда, что он будет делать, а чего не совершит и под страхом смерти. И, конечно, решение это ничуть не устроило самого Самойлова.

– Выходит, Макаров сейчас для нас неуязвим? Но он же может решиться на любую глупость, поставив под угрозу всю страну.

– Я солидарен с адмиралом в том, что нельзя ослабевать контроль над действиями американцев у наших границ, нельзя позволить им поверить в нашу трусость, лишний раз исполнившись чувства собственного могущества, – заметил генерал.

– Но оставить все, так как есть, мы просто не имеем права, – настаивал Самойлов. – Если мы не способны решить эту проблему своими силами, значит, нужно обратиться к американцам за помощью думаю, они вполне способны нейтрализовать исходящую от флота Макарова угрозу.

– Нейтрализовать, – недобро прищурился Строгов. Сейчас перед ним был не глава государства, к которому следовало относиться с уважением, а подельник, сообщник в совершении преступления, государственной измены. – Уничтожить их, это вы имеете в виду? Пустить на дно, потопить, убив несколько тысяч русских парней, верящих, что защищают свою страну, которая их не бросит?

– Да, именно так, генерал, – взвился Самойлов. – Убить тысячи, но сохранить жизни миллионов! Что будет, если одни из подчиняющихся Макарову кораблей или самолетов нанесет удар по американцам, вы подумали? Что заставит их воздержаться от применения ядерного оружия, если они посчитают, что подверглись агрессии? Любая выпущенная в их сторону ракета, единственный снаряд, даже если он не причинит вреда ни одному американскому матросу, будет считаться поводом к войне. Они сейчас в страшном напряжении, и сперва нажмут на курок, а потом уже станут думать, что произошло, кто виноват, да и виноват ли кто-либо вообще, но будет уже поздно. Мы обязаны предотвратить это, поймите!

– Делайте, что хотите, – мрачно произнес Строгов. – Я не желаю принимать в этом участия.

Генерал не нашел в себе силы возмутиться более заметно, ведь и сам он был изменником, фактически своими руками свергнувшим законно избранного президента. Но также он не мог своими руками развязать гражданскую войну, сейчас как никогда понимая, отчего так легко подчинился заговорщикам маршал Лыков.

– Да, так я и поступлю, – убежденно кивнул премьер-министр. – Американцы поймут, я верю, и что-нибудь придумают, чтобы обойтись без больших жертв. По крайней мере, я надеюсь на это. В любом случае, они должны быть предупреждены о происходящем, чтобы избежать неприятностей для всех.

– Да они даже не поверят в то, что у нас взбунтовался целый флот, – усмехнулся Строгов. – Они вас же и заподозрят в какой-то хитрости.

– Нет, там умные люди, достаточно здравомыслящие, – Самойлов нажал кнопку селектора: – Срочно пригласите ко мне министра иностранных дел и посла Соединенных Штатов. Где бы они ни были, пусть через час оба будут здесь. – И, взглянув на Строгова, добавил с усмешкой: – А вас, генерал, я больше не задерживаю, если происходящее задевает вашу честь. Можете вернуться к своим обычным обязанностям.

Генерал развернулся на каблуках, и, печатая шаг, как на параде, вышел прочь. В последнюю секунду он сдержался, поборов в себе желание хлопнуть дверью так, чтобы она слетела с петель. Но все же министр обороны решил, что такое проявление эмоций едва ли подобает человеку в его ранге.

И все же Строгов оказался прав, хотя Самойлов далеко не сразу осознал это. Через час он встретился с американским послом, рассказав ему все без лишних подробностей, но и почти ничего не утаив. С сожалением сообщив, что президент Швецов серьезно болен, и сейчас находится под круглосуточным наблюдением врачей, то есть то, о чем американцам уже было известно, Аркадий Самойлов описал ситуацию, сложившуюся на севере. Ему с большим трудом удалось подобрать такие слова, чтобы американец до конца дослушал историю о мятежном адмирале-сепаратисте, угрожающем развязать войну и готовом на любые провокации. Посол бесстрастно выслушал Самойлова, после чего совершенно спокойно пообещал, что сообщит об информации, полученной от русского министра, и о его просьбе своему президенту, как только сможет.

– Боюсь, Аркадий, ты совершил ошибку, – укоризненно произнес Юрий Розанов, после того, как американец покинул Кремль, где теперь постоянно находился премьер-министр. – Не думаю, что посол поверил этой чепухе насчет желания отделить Карелию и Кольский полуостров от России. Думаю, он заподозрил во всем этом какую-то хитрость, да и я на его месте поступил бы так же.

– Этот ненормальный, адмирал Макаров, видит в присутствии американцев угрозу, и если он по своей воле решит ее устранить, атаковав их корабли, по кому янки нанесут ответный удар, – Самойлов пытался оправдаться, но и сам начинал ощущать, что совершил банальное предательство, фактически принеся флот Макарова в жертву. Теперь, если американцы атакуют первыми, он не сможет прийти на помощь своим морякам, дабы не опровергнуть собственные слова. – Если этот адмирал не окончательно свихнулся, он будет вести себя тихо, не делая резких движений в сторону американцев, и они, я надеюсь, тоже не станут устраивать войну.

– Ты развязал им руки, – покачал головой министр иностранных дел. – И что они предпримут теперь, трудно предсказать. Ты сам дал американцам повод нанести удар по нашей территории, уничтожив самый боеспособный флот, и все это будет объяснено помощью России в борьбе против внутренних врагов. Боже, – вздохнул Розанов, – не дай свершиться непоправимому, и убереги тех, кто сейчас в море. Пусть они вернутся домой живыми. И не важно, по какую сторону океана есть их дома.

Юрий Розанов укоризненно взглянул на своего товарища, тяжело вздохнув. И Аркадий Самойлов вдруг ощутил стыд… и страх.

 

Глава 5

Точка невозвращения

Берлин, Германия – Баренцево море – Москва, Россия – Вашингтон, США

18 мая

В век информатизации даже о том, что происходит на другом континенте, можно узнать за считанные минуты. И потому, как только эхо российских событий докатилось до сердца Европы, до заповедных германских земель, там воцарилась настоящая паника. В кабинетах власти воцарился хаос, и десятки наделенных властью людей со страхом и неуверенностью смотрели на восток, откуда они уже, пожалуй, и не ждали добрых вестей.

Одним из немногих, кто хотя бы сохранял видимость спокойствия, пытаясь казать уверенным в себе и хладнокровным, оставался госсекретарь Соединенных Штатов, узнавший о перестановках в высших эшелонах власти в Москве, едва только закончилась встреча с федеральным канцлером. В эти мгновения еще никто толком не знал, что именно произошло, но по давней привычке от неожиданных изменений ничего хорошего не ждали заранее. Известия были настолько неожиданными и туманными, что Энтони Флипс не нашел иного выхода, кроме как немедленно связаться Вашингтоном.

– Господин президент, я должен быть в курсе изменений во внешней политике США, – все еще пытаясь выглядеть уверенным, потребовал Флипс. – Я здесь представляю Америку, и должен знать, что сказать нашим партнерам. В чьих руках теперь власть в России? Действительно ли имеет место государственный переворот, как все здесь говорят. Сэр, тут все на грани паники, я должен знать, что сказать, чтобы их успокоить. Да и сам я изрядно волнуюсь, ведь внезапная смена власти в такой сильной стране, как Россия, едва ли может нести позитивные изменения.

Сейчас, как никогда прежде явственно, Флипс понимал, что полностью потерял контроль над ситуацией. И при этом он отчего-то не сомневался, что происходящее на одной шестой части суши не есть обычный хаос. Кто-то вне всяких сомнений мог влиять на ситуацию, кто-то настолько могущественный, что пределы его власти и цинизма невозможно было даже представить.

– В настоящий момент главой государства вплоть до решения о признании президента Швецова недееспособным или до момента выздоровления русского президента и возвращения к своим обязанностям является Аркадий Самойлов, – сообщил Мердок. – Все это вполне соответствует российским законам, передача власти легитимна. Глава русского правительства в ближайшее время намерен обратиться к своему народу с публичным заявлением. Пока мы не можем однозначно принять или отвергнуть официальную версию. Все разведывательное сообщество в настоящий момент занято сбором информации.

Спутниковый канал связи, соединивший на несколько минут Европу и Северную Америку, работал почти без помех. Разве что изображение казалось слегка неестественным, и движения явно запаздывали, не на много, от силы на пару секунд. И тем более Энтони Флипсу в каждом жесте своего президента мерещилась фальшь и ложь.

– Так какой же стратегии впредь мы будем придерживаться, – настаивал Энтони Флипс. – Как администрация намерена реагировать на эти события, и что я должен сообщить нашим европейским партнерам? Мне кажется, ситуация крайне серьезная. Нельзя забывать о ядерном арсенале русских, и о том, в чьих руках он сейчас может оказаться. Возможно, сэр, мне сейчас лучше быть в Вашингтоне? Полагаю, вместе мы скорее пришли бы к общему мнению, господин президент.

– Не думаю, что это необходимо, – резко возразил Джозеф Мердок, который ми сам был весьма раздражен и напуган происходящим, ибо не понимал сути странных событий, а непонятное, как известно всегда пугает. И меньше всего сейчас лидеру американской нации хотелось вести обстоятельные беседы с главой Госдепартамента. Порой осторожность Флипса откровенно бесила лидера США, как и миллионы американцев, свято верившего в могущество и непогрешимость своей страны. – Оставайтесь в Берлине, Энтони, – приказал президент. – Уверяю тебя, мы все здесь работаем над решением проблемы, анализируем поступающие данные, и вскоре выработаем нужную стратегию. Не думаю, что с новым российским правительством у нас могут возникнуть серьезные разногласия.

Не тратя времени на слова прощания, Мердок прервал сеанс связи, оставив Энтони Флипса один на один с черным экраном.

– Дьявол, – в сердцах выругался шеф Госдепартамента. Сейчас он очень четко понимал, что президент оказался марионеткой в руках умелых кукловодов, явно не желавших присутствия в Вашингтоне его, Энтони Флипса. И не было сомнений, что одним из этих ловкачей, искусно дергавших за ниточки, были ни кто иной, как Натан Бейл. И это означало, что вскоре должно произойти нечто очень серьезное, то, чему глава внешнеполитического ведомства США, вероятно, в силах был еще помешать. Был бы, окажись он вдруг в Белом Доме, а не в американском посольстве в Берлине. – Черт! Проклятье!

В эти минуты будто бы изгнанный за неведомые проступки Флипс был, как никогда прежде, близок к тому, чтобы впасть в отчаяние. А новости с востока продолжали поступать, заставляя многих ломать голову над происходящим.

В кубрике тяжелого авианесущего крейсера "Адмирал флота Советского Союза Кузнецов", где обычно не смолкал многоголосый гул, хохот и песни, а то и просто здоровый храп свободных от вахты матросов, воцарилась непривычная тишина. Десятки молодых парней в форме сидели на койках, не сводя взглядов с экрана телевизора, прикрученного в углу под самым потолком. И в этом безмолвии – казалось, люди даже перестали дышать – ударами колокола звучало каждое слово, произнесенное Аркадием Самойловым.

– Сограждане, – хорошо поставленным голосом произнес глава правительства, за спиной которого полоскался российский триколор. – Россияне. С печалью должен сообщить, что президент России Алексей, Швецов ввиду внезапно ухудшившегося состояния здоровья в настоящий момент не может выполнять свои обязанности. Я принимаю на себя президентские полномочия согласно действующей Конституции, и вместе с вами с нетерпением и надеждой буду ждать решения специальной врачебной комиссии, которая обязана установить, сможет ли законно избранный глава государства в ближайшее время в полной мере вернуться к своим обязанностям.

Полный сострадания взгляд премьер-министра, казалось, пронизывал насквозь, и никто в этот миг не мог даже и подумать, насколько искренни произнесенные Самойловым слова.

– Бляха-муха! – нарушил тишину какой-то мичман, наверное, выразивший так мнение всех своих сослуживцев.

– Тяжелая болезнь настигла нашего президента в непростой период, – трагически продолжал Аркадий Самойлов. – Россия сейчас находится на перепутье, в начале нового этапа пути развития и совершенствования. И я хочу заверить весь российский народ, что в любом случае, при любом исходе продолжу курс на перемены и развитие, начатый Алексеем Швецовым.

– Да что ж ты его раньше времени-то хоронишь?! – воскликнули матросы, обращаясь к экрану.

– Прежде всего, мои действия будут направлены на стабилизацию отношений с европейскими государствами и недопущение конфронтации с Соединенными Штатами Америки. – Разумеется, глава правительства не слышал обращенных к нему упреков. Сурово сдвинув брови, словно хотел так продемонстрировать свою решимость, Самойлов с экрана словно смотрел в самые души своих соотечественников, с неосознанной тревогой слушавших сейчас его неожиданное заявление по всей стране, в каждом селе и каждом городе, от Калининграда до Владивостока. – Остающиеся в тени, но весьма могущественные силы сейчас ради достижения своих целей готовы пойти на любую провокацию, превратив нас, русских, и весь западный мир во врагов, как это уже случалось в прошлом. Я не позволю произойти этому. Россия – часть современной цивилизации, равноправный партнер Запада, и ни в чьих интересах становиться сейчас соперниками, врагами. И я хочу заверить всех вас, сограждане, что сохраню мир, покой и порядок в нашей великой стране.

Едва было произнесено последнее слово, кубрик будто взорвался. Каждый, кто был здесь, каждый, кто успел хоть краем уха услышать речь премьера, спешил поделиться впечатлениями и высказать свое, конечно же, единственно правильное мнение. Вспыхнули жаркие споры, но все были безоговорочно согласны с одним – происходило что-то странное и настораживающее.

А вот на адмиральском мостике авианосца, стальной грудью резавшего налитые свинцом волны, в эти секунды никто даже не думал о выступлении Самойлова – здесь все были заняты намного более важными делами.

– Товарищ вице-адмирал, – перед Спиридоновым стоял навытяжку, протягивая какой-то листок, вахтенный офицер. – Товарищ вице-адмирал, получена радиограмма с земли, от командующего флотом.

Приняв из рук капитана третьего ранга листочек, Спиридонов быстро пробежал взглядом текст. Право же, сообщение нельзя было назвать длинным и сложным для восприятия. И от этого адмиралу вдруг стало не по себе.

– Нам предписано выдвигаться навстречу американской авианосной ударной группе во главе с атомным ударным авианосцем "Авраам Линкольн", – сообщил командующий эскадрой напрягшимся офицерам. – Приказ штаба флота предельно прост – установить непрерывное наблюдение за американцами и, в случае попытки вторжения их в наши территориальные воды, уничтожить. Так, так, – Спиридонов склонился над картой – По данным авиаразведки "Авраам Линкольн" должен быть где то здесь, в нейтральных водах, – он обвел участок моря западнее Кольского полуострова тупым концом карандаша: – Квадрат восемнадцать – четырнадцать. За несколько часов, минувшие с момента последнего контакта, американское соединение не могло уйти далеко. Что ж, оттуда и начнем поиски, товарищи!

– Товарищ вице-адмирал, – окликнул командующего капитан Тарасов. – Приказ на применение оружия, товарищ вице-адмирал… это же фактически объявление войны. Выходит, мы вступим в бой?

– Надеюсь, что нет, – помотал головой Спиридонов. Он и сам был изрядно ошарашен распоряжением Макарова, но не мог, просто не имел права демонстрировать свою растерянность подчиненным. – Война не нужна никому, товарищ капитан первого ранга. Но мы должны быть к ней готовы, раз подобную угрозу предусмотрело наше командование. Так что передайте приказ всему соединению привести все системы в полную боевую готовность. Следуем курсом двести девяносто. Всем быть готовыми к отражению воздушной атаки, истребители держать заправленными и полностью вооруженными. Если не останется иного выхода, мы сможем достойно встретить незваных гостей!

Офицеры с каменными лицами слушали своего командира, бросая друг на друга напряженные, серьезные взгляды. Пришел час показать все, на что они были способны. Каждый из тех, кто оказался на мостике "Кузнецова", на борту других кораблей, послушно следовавших за авианосцем, отдал большую часть жизни, чтобы стать мастером своего дело. Они не жалели сил, служа своей родине, и теперь были готовы отдать все, без остатка, если не останется иного пути. Каждый из этих людей был воином, добровольно выбрав эту стезю, а разве должно воину бояться сражения?

– Приказ отдан, и наш долг, товарищи, исполнить его. Мы разыщем американцев, – веско произнес вице-адмирал Спиридонов. – Займем позицию для ракетной атаки, и без колебаний пустим их на дно, если только янки дадут нам повод. Если противник не оставит нам выбора, мы сокрушим его!

Спустя ровно восемьдесят секунд капитаны всех кораблей, входивших в авианосную многоцелевую группу, получили новый приказ, и удивились ему далеко не все. Эскадра, ложась на новый курс, удалялась от земли, словно тем подчеркивая свою независимость от воли тех, кто оставался на суше, и теперь только и мог, что в бессилии грозить кулаками. А за стенами древнего Кремля, кипела напряженная деятельность, и все усилия были нацелены лишь на то, чтобы этого не допустить. Здесь были хороши все средства.

– Я считаю крайне важным поставить вас, а значит, и всю американскую администрацию, в известность о данном инциденте, – пытаясь казаться бесстрастным и уверенным, говорил Аркадий Самойлов, и переводчик старательно повторял его слова уже по-английски. – По-видимому, имело место неверная трактовка очередного приказа. Полагаю, мы в самом скором времени разрешим возникшее недоразумение, господин посол.

Встреча временного правителя России и полномочного представителя Соединенных Штатов в этой части света проходила почти с глазу на глаз, почти, если не считать переводчика. Это было оправдано – слишком деликатной оказалась тема беседы, так что сам аркадий Самойлов с трудом подбирал подходящие слова.

– Из вашего подчинения вышел целый флот, – чуть заметно усмехаясь, не из злорадства, а, скорее, от растерянности, будучи не в силах уяснить, что все услышанное – вовсе не шутка, возразил американский дипломат. – Не думаю, господин министр, что это можно назвать недоразумением. Излишне мягкая формулировка, как мне кажется, слабо отражающая происходящее. Вы имеете представление о том, каковы намерения ваших моряков? Куда именно сейчас может направиться мятежный флот? Что, если восставшие моряки сейчас просто займутся пиратством, атакуя любые суда нейтральных стран в этой части Атлантики?

– Это не имеет значения, – ответил Самойлов. – Что бы они ни задумали, мы заставим их подчиняться. В российской истории был уже и броненосец "Потемкин", и фрегат "Сторожевой". Нет, мы не допустим ничего такого, что вызывает ваше, господин посол, беспокойство. Я же просто хочу, чтобы вы предупредили свое правительство и военное командование о данной проблеме. Следует избежать поспешных, необдуманных поступков. Я меньше всего хочу, чтобы ваши и наши моряки, неважно, умышленно или по недоразумению, принялись убивать друг друга.

– Мне кажется, у вас сейчас недостаточно средств, чтобы силой принудить взбунтовавшихся моряков к покорности, – заметил американский посол. – А переговоры могут и не привести к желаемому результату. У нас же в этом районе развернут целый флот, несколько авианосных групп. Возможно, если вы обратитесь с просьбой о помощи к моему президенту, вам быстрее удастся разрешить данный кризис.

Самойлов пытался сохранить лицо, но не мог просто умолчать о случившемся, дабы избежать самых худших последствий, и американский посол это понимал. Потому американец предлагал русскому министру, казалось бы, самый простой и эффективный способ решить проблему… и окончательно расписаться в своей несостоятельности, в полнейшей беспомощности, так, чтобы об этом спустя какие-то часы узнал весь мир. И это уже понимал сам Аркадий Самойлов, изо всех сил пытавшийся вывернуться из силков, умело расставленных американцем.

– Я не хотел бы такого поворота событий, – мрачно вымолвил премьер-министр. – Но, если не будет иного выхода, я немедленно свяжусь с вами, господин посол. Пока же мы попытаемся решить все сами, не привлекая третью сторону.

– Но вы должны понимать, что любые агрессивные действия ваших моряков по отношению к нашим кораблям, находящимся в этом районе, повлеку решительный и жесткий ответ, – настойчиво сообщил дипломатический представитель США, все еще не веривший, что находится не на съемочной площадке, а в московском Кремле. – Наши моряки не будут тратить время на переговоры. Мы не станем ждать, когда русские ракеты пустят наш флот на дно, и немедленно применим оружие. И равно наш флот вмешается, если мятежники проявят агрессию по отношению к кораблям наших союзников, господин министр. Я ни в коем случае не пытаюсь угрожать, но лишь предупреждаю, чем может обернуться ваше, господи Самойлов, промедление, ваше бездействие.

– Именно поэтому я и сообщил обо всем вам, господин посол, – согласно кивнул Аркадий. – В Вашингтоне должны понять, что Москва может не иметь никакого отношения к возможным инцидентам. Прошу, объясните это своему президенту. Я не хочу, чтобы из-за нелепости началась третья мировая война. Уверяю, мы решим проблему в самом скором времени.

Самойлов, не находивший себе места, старался не выказать истинных чувств, захвативших его. Аркадий не мог с уверенностью сказать, поверил ли американец этому спектаклю. Во всяком случае, посол США, с невероятным спокойствием выслушавший все это, весьма поспешно покинул Кремль, напоследок заверив главу русского правительства в понимании и поддержке со стороны заокеанской державы. Ни тот, ни другой, конечно, и не думали воспринимать эту дань вежливости в серьез.

Разумеется, американский посол лишь притворялся, изображая полнейшую невозмутимость. Он был готов звонить в Вашингтон прямо из своего автомобиля, по обычному сотовому телефону, но все же смог дотерпеть, пока оказался в посольстве. И уже оттуда, воспользовавшись специальной аппаратурой и сложнейшими шифрами, так быстро, как только мог, он передал донесение. Это произошло спустя полчаса после встречи с Самойловым, и еще столько же времени минуло, прежде чем сообщение из Москвы легло на стол президента, уже намеревавшегося закончить совещание.

– Невероятно, – в один голос выдохнули все, кто собрался в этот час в Белом Доме, когда Джозеф Мердок закончил читать послание, которое его секретарь из-за спешки даже не успел размножить. – Просто немыслимо!

– Итак, Натан, – криво усмехнулся президент. – Вы прежде, кажется, говорили, что нужно следить за любыми изменениями ситуации в России. Вы именно это имели в виду в тот момент? Восстал целый флот, проклятье! И разведка полностью подтвердила сообщение нашего посла в Москве. С борта нашей ударной подлодки "Майами" считанные минуты назад пришло донесение. Подводники сообщают, что русская авианосная группа движется наперехват нашей эскадре. Весь их флот вдруг пришел в движение! Вскоре они могут сблизиться на расстояние ракетного удара, и тогда одному Господу ведомо, что произойдет.

– Да, сэр, я допускал нечто подобное, – все еще не придя в себя, произнес советник по безопасности. – Но я не думал, что все может так обернуться, настолько серьезно. Это все странно до невозможности. Сюжет боевика, да и только.

Бейл не притворялся в этот миг – он сейчас действительно был удивлен, почувствовав, что их казавшийся идеальным план начал жить собственной жизнью, явно выходя из-под контроля. А это означало лишь одно – действовать нужно быстро, пока не случились еще какие-нибудь неожиданности.

– Верно, все слишком необычно. И поэтому нужно решить, верить ли словам Самойлова, – заметил Бейкерс. – Именно эта странность, эта необычность происходящего, заставляет меня заподозрить, что русские задумали какую-то хитрость. Возможно, они сами намерены нанести по нам удар, но пытаются убедить нас, что к этому причастна лишь горстка мятежников. Если мы поверим, то не применим ядерное оружие, ведь нет смысла бомбить русские города, если их жители ни в чем не виноваты, верно? Наши моряки вступят в бой, а Самойлов на весь мир заявит, что страна подверглась агрессии, и применит ядерное оружие первым. Если русским удастся добиться внезапности, они могут выиграть ядерную войну относительно малой кровью для себя.

– Все равно мы успеем нанести ответный удар, – возразил Николас Крамер. – Даже погибая, мы нанесем русским такой ущерб, что их страна просто прекратит существование. Не думаю, что описанный вами сценарий вероятен. Возможно, – с сомнением покачал головой директор ЦРУ, – Самойлов и ярый коммунист, но все же его фанатизм не заходит столь далеко, чтобы уничтожить собственную страну.

– Но неужели вы всерьез верите, что восстал целый флот, десятки, да что там, сотни тысяч русских моряков, летчиков, морских пехотинцев? – Реджинальд Бейкерс с насмешкой посмотрел на главу ЦРУ. – Вот это как раз маловероятно. Русские хотят нас обмануть, и вы уже повелись на их уловку, что не делает вам чести, Николас.

– Но как же нам поступить? – спросил, обращаясь ко всем, президент Мердок. – К нам обратились за помощью, но, если верить вам, Реджинальд, как только мы хоть что-то предпримем, то русские запустят свои ракеты. Но и ждать, когда их самолеты и подлодки начнут топить наши корабли, мы тоже не в праве. Как президент, я должен обеспечить безопасность американских граждан, моряков, посланных к русским берегам.

– Вмешаться необходимо, – Натан Бейл уже собрался с мыслями, оправившись от удивления. – Но не нужно топить русские корабли. Я полагаю, сейчас лучше будет, если к власти вернется Швецов, которого держат под арестом. Мало кто в стране, тем более, за пределами стен Кремля, знает, что русский президент арестован, и его возвращение будет воспринято народом спокойно. Мы должны освободить его, и для этого необходимо задействовать армию, вернее, специальные войска. Только так, вернув русским их президента, мы избавимся от такой опасности. Я уверен, командующий северной флотилией русских именно потому и взбунтовался, что не желает исполнять приказы заговорщиков, захвативших власть в стране путем предательства, военного переворота.

– Но зачем нам так рисковать, – удивился министр обороны. – Для чего ставить под угрозу жизни наших солдат? Вы все должны понимать, к чему приведет нас агрессия против России.

– Мы понимаем, – кивнул Джермейну советник по безопасности. – Но еще лучше мы понимаем, к чему приведет гражданская война в этой стране. Маршал Лыков мог выступить против заговорщиков, но предпочел сдаться, однако он не единственный из их генералов, кто способен оказать сопротивление, и если русские солдаты начнут истреблять друг друга, это приведет к самым страшным последствиям. Россия имеет в своем распоряжении самый большой арсенал оружия массового поражения, ядерного, химического, биологического. И хаос, который воцарится в этой стране, анархия, неизменно возникающая там, где друг друга убивают кровные братья, могут повлечь опасность распространения этого оружия по всему миру. Не секрет, что многие хотят заполучить нечто подобное, но не все способны сами создать его, а русские, ослабленные междоусобицей, вполне способны продать отравляющие вещества или штаммы смертельных вирусов тому, кто даст им хоть немного денег. И я уверяю вас, господа, – обратился ко всем присутствующим Натан Бейл, – что покупатели, готовые щедро платить за такой товар, найдутся быстро. Поэтому нам нужна Россия слабая, но с внутренней стабильностью, с единой властью, а сейчас такую власть может обеспечить лишь Швецов. Этого человека уважают и простые россияне, и военные и многие политики – все, от низов до элиты, и это не преувеличение. Это лидер, которому люди будут подчиняться, и если мы поддержим его, то обеспечим и собственную безопасность. Такие же, как Самойлов, не сумеют удержать страну от распада. Именно поэтому я считаю, что мы должны пойти на риск, поставив под угрозу жизни десятков американских солдат, сотен или даже тысяч, чтобы сохранить жизни многим миллионам тех, кто в случае нашего бездействия станет мишенью всевозможных террористов, фанатиков и просто бандитов.

– Вероятность этого существует, – не смог возразить Роберт Джермейн. – Швецов все же действовал в открытую, будучи не лишен чести и гордости, а те, кто придет ему на смену, могут оказаться совсем иными людьми. И еще хуже, если мятежники не сумеют удержать власть, породив волну сепаратизма. Такое уже случилось в Чечне, и повторение подобного в большем масштабе недопустимо. Но я сомневаюсь, что заговорщики позволят нам так просто освободить их президента.

– Вооруженные силы способны выполнить такую операцию, – не задумываясь, заявил Эндрю Стивенс. Прежде, чем получить место в объединенном комитете начальников штабов, он несколько лет служил в командовании Силами специальных операций, участвуя в планировании вторжения в Панаму в восемьдесят девятом году, операции "Правое дело", закончившейся полным успехом. Во времена "Бури в пустыне" генерал руководил действиями групп спецназа, охотившихся в иракской пустыне за ракетными установками "Скад", а два последних года он занимал пост командующего специальными войсками. И потому сейчас Стивенс говорил, как профессионал, знающий все в подробностях: – Коммандос смогут проникнуть на территорию России и вытащить оттуда их президента, а уж он пускай наводит порядок в своей стране, неважно, с нашей помощью, или же только своими силами, если хватит авторитета.

– Отряд "Дельта" как раз сейчас находится в Турции, – добавил глава Комитета начальников штабов, соглашаясь со своим заместителем. – Если кому и по силам то, что предложил господин Бейл, то именно им. Наши парни высадятся на территории России через считанные часы после получения приказа. И я уверен, что они справятся с такой задачей без особых трудностей. Как известно, Швецова охраняет не так уж много солдат, пусть это и десантники, отличающиеся достаточно высокой подготовкой и неплохо вооруженные.

– А если операция завершится провалом? – предположил Николас Крамер, которому действия коммандос на территории России могли присниться лишь в страшном сне. Нет, и раньше русские и американцы пускали друг другу кровь, но это происходило где-нибудь в глуши, во Вьетнаме, например, в Никарагуа, да хоть в Афганистане, но никогда еще нога американского солдата не ступала на исконную русскую землю. И при мысли, как на это отреагирует тот же Самойлов, Крамер почувствовал себя очень неуютно. – Вы представляете, что сделают русские, узнав, что мы проводим диверсионную операцию на их территории? Это же война, понимаете, война! Никакие отговорки не подействуют! Все ваши слова насчет торговли оружием массового уничтожения, Натан, не более чем спекуляции. Сейчас опасность существует в вашем воображении, если же мы начнем действовать, то она воплотится в реальность, и тогда нас уже ничто не спасет от катастрофы.

– Да, это колоссальный риск, – согласился с ним глава военного ведомства. – Единственный американский солдат на русской территории может стать поводом к войне. Да, – повторил Джермейн, – колоссальный риск. И я на этот риск пойти не готов, если только это не будет приказ президента.

– Лично я верю в парней из "Дельты", не раз доказавших всему миру, что они являются лучшими из лучших, – произнес Натан Бейл. – Им по силам выкрасть русского президента так, что никто их даже не заметит. Но вы правы, господа, все может случиться. И, учитывая такую вероятность, я считаю необходимым немедленно, с этой самой секунды начать разработку плана масштабного применения наших вооруженных сил, подготовку превентивного удара по русским.

– Вы что, все же решили атаковать их корабли в Баренцевом море? – удивленно спросил президент. – Но это же действительно огромный риск. Я не могу поставить на карту жизни миллионов американцев, судьбу моей страны. В конце концов, угроза, которую представляет русский флот, мала. Превентивный удар не столь необходим, наши моряки смогут выдержать атаку русских, в ответном ударе пустив их корабли на дно.

– Нет, сэр, – помотал головой советник по безопасности. – Русские корабли не представляют для нас серьезной угрозы. Даже находись на их борту ядерное оружие, они все равно были бы опасны лишь для наших авианосных соединений, действующих в Атлантике. Угроза для нас находится на территории России, и для ее устранения эту территорию нужно взять под полный контроль, не допустив беспорядков. Я уже изложил свои аргументы, и могу добавить, сэр, что обеспечить безопасность Соединенных Штатов мы можем, лишь установив контроль над ядерным, химическим и биологически оружием, имеющимся в руках русских. Возможно, те, кто сейчас правит Россией, не решатся вступить с нами в войну, понимая, чем это им грозит, но они могут при этом тайно поддержать наших врагов по всему миру, тех же иранцев, к примеру, предоставив им оружие массового уничтожения. От людей, которые пошли против воли собственного народа, свергнув избранного всей Россией президента, лично я готов ждать всего. Поэтому, господин президент, я считаю необходимым сейчас же начать подготовку к масштабному удару по территории России с применением обычных видов оружия. В первую очередь, необходимо, разумеется, нейтрализовать их ядерный арсенал, стратегическую авиацию и межконтинентальные баллистические ракеты, и лишь потом следует заниматься кораблями.

Никто не смог скрыть удивления, услышав эти слова, и даже президент опешил, потеряв на мгновение дар речи. Никто не ожидал услышать такое предложение здесь и сейчас, когда речь шла о столь серьезных вещах. Но слова были сказаны, и от этого уже невозможно было отмахнуться, тем более, к предложениям советника по национальной безопасности президента Соединенных Штатов обычно было принято прислушиваться.

– То, что вы предлагаете – безумие, иначе это не назовешь, – первым опомнился руководитель ЦРУ. – Даже действия на территории России "Дельты" может вызвать самые страшные последствия не только для Соединенных Штатов, но и для всего мира, не побоюсь столь громких слов. Вторжение в Россию, любая военная операция на ее территории будет означать ядерную войну, неужели вы не понимаете? Это равносильно самоубийству, – Крамер не замечал, что уже почти кричит, столь силен был охвативший его страх перед будущим.

– В условиях, когда законно избранный президент отстранен от власти, но официально его полномочия еще никому не переданы, управлять ядерным арсеналом русских стало некому, – спокойно парировал Натан Бейл. – Для приведения в готовность к пуску русских баллистических ракет необходимо получить разрешение от президента России, министра обороны и начальника русского Генерального штаба, у каждого из которых находится пульт управления типа нашего "мяча". Только если все три названных мною человека введут секретные коды, снимающие ракеты с предохранителя, расчеты, находящиеся, как и у нас, в подземных командных пунктах, а также командиры подводных лодок с баллистическими ракетами смогут применить оружие, – бывший заместитель руководителя ЦРУ проявил отличное знание предмета. – Но поскольку президент сейчас арестован, и ему никто, по крайней мере, в течение нескольких ближайших часов, не позволит приблизиться к "ядерному чемоданчику", русские ракеты так и останутся в шахтах, что бы ни происходило на поверхности. Конечно, есть вероятность, что кто-то из офицеров сможет обойти систему защиты, но на этот случай тоже следует принять определенные меры, в частности, уничтожение мобильных ракетных комплексов, таких как SS-24 и SS-25, которые обладают большей автономность в сравнении с теми ракетами, что находятся в шахтах. Также следует нанести удар по русским атомным субмаринам, вооруженным баллистическими ракетами, в том числе и находящимся сейчас в океане. Хотя, по большему счету, это мне кажется излишним. Тактическое же ядерное оружие русских, то, применять которое теоретически могут командиры корпусов и дивизий, без согласования с высшим руководством, давно уже находится на складах, в войсках боеголовок нет, и им нечего будет нам противопоставить в обычном бою.

– Даже без ядерного оружия русская армия обладает огромной мощью, – заметил Джозеф Мердок. – Это все же не иракцы или сербы. Русские отлично вооружены, многие образцы их военной техники не уступают нашим новейшим разработкам, к тому же их армия многочисленная. Мы понесем огромные потери даже без использования русскими оружия массового поражения, поэтому такое решение требует тщательного анализа.

– Да, русские, это вовсе не сербы, и тем более не иракцы, – вступил в беседу глава Агентства национальной безопасности. – Но это отнюдь не означает, что они лучше и опаснее. Армия Саддама к началу "Бури в пустыне" была четвертой по численности в мире – свыше девятисот пятидесяти тысяч человек, в том числе восемь элитных дивизий республиканской гвардии – и имела огромный опыт боевых действий, – заметил Реджинальд Бейкерс. – Оккупация Кувейта стала последним эпизодом долгой войны, которую вел Ирак, войны, закончившейся убедительной победой над иранской армией, равным по силам противником, к тому же отличавшимся яростным фанатизмом. У русских, действительно, есть много современного оружия, в этом вы правы, но у них не иного, нет ощущения вкуса победы, который познали иракцы, прежде чем быть разгромленными намного уступавшими им по численности, и едва ли существенно превосходившими по качеству войсками Антииракской коалиции.

– Русская армия тоже имеет боевой опыт, – неожиданно поддержал директора ЦРУ глава президентской администрации. – Они ведь уже несколько лет ведут войну с повстанцами на Кавказе, и через эту войну прошли многие их солдаты и офицеры.

– Приведенный вами пример, по меньшей мере, не показателен, – усмехнулся Бейкерс, затем пояснив: – Качество русских солдат, уровень их подготовки исключительно низок. Большая часть русских солдат не обучена обращаться с той техникой, которая им доверена, и некоторые офицеры от них мало отличаются. И, главное, у русских на самом деле нет боевого опыта. Конфликты на границах, в той же Чечне, к примеру, не в счет господа. Во-первых, там участвуют, в основном, подразделения Внутренних войск, по сути, полицейские части, а также легкие силы типа парашютно-десантных войск. Во-вторых, русские, сражаясь силами целого государства против нескольких сотен чеченцев и иностранных наемников, вооруженных автоматами Калашникова и гранатометами, едва не проиграли эту войну, добившись успеха лишь за явного численного перевеса, и их офицеры это отлично понимают, а это, согласитесь, не способствует поднятию боевого духа. И, наконец, в-третьих, даже получив боевой опыт, сражаясь в горах с чеченцами, русские не готовы к войне с равным противником. Одно дело, господа, гонять по лесам кучку партизан, и совсем другое – вести бой с механизированными и танковыми частями, имеющими мощную поддержку с воздуха и получающими разведывательные данные со спутников, – тоном опытного наставника произнес шеф АНБ. – Да, русские особе внимание уделяют сейчас и всегда уделяли боевому опыту. Именно его отсутствием их собственные историки сейчас и объясняют то, что в сорок первом году нацисты дошли до пригородов Москвы. Якобы гитлеровская армия воевала два года, а русские в это время сидели в казармах, штудируя труды Ленина и Сталина. Эта мысль есть в каждой работе о причинах неудач Красной армии, хотя на самом деле ситуация в то время была абсолютно противоположной. Именно Красная Армия и обладала наибольшим боевым опытом в мире, если не считать, пожалуй, японцев, не только одержав победу над финнами в тяжелейших условиях северной зимы, но и за считанные недели разгромив ту же японскую армию в Монголии, тогда как у немцев реальный боевой опыт при покорении Европы получили немногочисленные парашютисты, диверсанты и летчики, главная же ударная сила, танковые и механизированные соединения, фактически только занимали захваченные территории, почти не вступая в бой с противником. Сейчас же именно американская армия обладает опытом реальных боевых действий, пройдя через Ирак и Афганистан, тогда как русские не могут провести даже учений из-за недостатка средств. В прежние времена, когда был еще Советский Союз, они задействовали в своих маневрах силы целых военных округов, теперь же даже участие одной дивизии для них становится настоящим событием. И я уверяю всех сомневающихся, что кроме численности, устрашающе выглядящей только на страницах отчетов их командования, русским нечего нам противопоставить. Достаточно нажать на них посильнее, и вся их громадная армия просто в панике разбежится.

Доводы Бейкерса казались достаточно весомыми, вызывающими доверие, но все же директор ЦРУ продолжал упорствовать, понимая всю серьезность последствия принятого решения:

– Не вся русская армия представляет собой ту необученную толпу, которую вы нам описали. У них есть достаточно подразделений, укомплектованных профессионалами и оснащенных самым современным оружием, например, десантные войска или морская пехота. Эти бойцы умеют пользоваться своим оружием и умеют воевать.

– И именно по этим подразделениям следует нанести первый и самый мощный удар, – согласился Бейл. – Русские знают, что это лучшие из лучших в их армии, и их разгром, их уничтожение, заставят остальных офицеров и солдат ощутить дикий страх, ведь если так легко были разбиты элитные части, на что же надеяться остальным?

– Все равно это авантюра. Нет, не так, это настоящее самоубийство! – воскликнул Николас Крамер. – Начинать войну с ядерной державой, со второй по силе армией в мире может только сумасшедший! Я даже думать об этом не могу.

– К счастью, решение принимать не вам, Николас, – усмехнулся Бейл.

– Я согласен с Николасом, – приняв замечание советника по безопасности на свой счет, заявил Роберт Джермейн. – Такой шаг приведет только к катастрофе. Одно дело вторгаться в страну, расположенную в другом полушарии и живущую едва ли не в каменном веке, и совсем другое вести войну против мировой державы. Россия утратила былую мощь, это верно, но того, что еще осталось, с лихвой хватит, чтобы уничтожить Америку. Наше превосходство в боевой мощи далеко не так однозначно, и я не готов отправить на бойню тысячи американских солдат.

– А мне доводы Натана кажутся вполне убедительными, – вдруг произнес президент Мердок. – Первая кампания против Ирака, "Буря в пустыне", показала, что не обязательно уничтожать армию противника физически, а достаточно лишь деморализовать ее, чтобы добиться победы. Против почти миллиона прошедших десять лет непрерывных боев иракцев у нас были разношерстные подразделения полутора дюжин государств, на треть меньшие по численности, к тому же просто не готовые действовать совместно, вооруженные совершенно различным оружием, имеющие несопоставимый порой уровень подготовки. И, тем не менее, после воздушной войны хватило всего ста часов наземной операции, ста часов наступления, чтобы Ирак фактически признал поражение. Неужели, господа, сейчас, когда качественный уровень нашей армии возрос по равнению за минувшие десятилетия в десятки раз, а русские так и остались на уровне конца восьмидесятых годов прошлого века, растеряв свой боевой опыт, лишившись многих грамотных офицеров, мы должны проиграть? Решительно мне эта идея нравится. Я за военную операцию! Нам не нужна Россия, вставшая с колен, но также не нужна Россия, ввергнутая в хаос, где ядерные боеголовки будут продавать на колхозных рынка. и только мы, и никто иной, должны восстановить порядок.

– Господин президент, подумайте, на что вы обрекаете свой народ, – не унимался директор ЦРУ. – Есть много иных способов нанести русским серьезный ущерб, но открытое столкновение крайне опасно для нас.

– Я уверен, что мы сумеем так скоординировать действия всех наших войск, что русские не смогут нанести ответный удар, – произнес генерал Форстер. – В условиях, когда вероятность применения ими ядерного оружия равна нулю, мы обладаем подавляющим преимуществом над русской армией по всем параметрам. Вооруженные силы Соединенных Штатов способны выполнить такую задачу, в этом, господин президент, вы можете не сомневаться.

– Но это следует рассматривать, как особый случай, – напомнил Натан Бейл. – Я рассчитываю, что удастся освободить Швецова силами группы "Дельта", и тогда использование войск нам не понадобится. Русский президент сам наведет порядок в своей стране, пусть и с некоторой нашей помощью, но не столь явной, и далеко не такой масштабной, как полноценное вторжение.

– Да, – утвердительно кивнул Джозеф Мердок. – Конечное, полномасштабная военная операция против России будет лишь запасным вариантом, но подготовку к ее проведению следует начать прямо сейчас. – Президент взглянул на председателя комитета начальников штабов: – Итак, генерал, сколько времени вам понадобится для подготовки такой операции?

– Около суток, господин президент, – вместо Форстера ответил его заместитель. – Подобные планы существовали всегда, для этого ведь и существует штаб. Потребуется подтянуть резервы, провести перегруппировку сил, вывести наши подразделения на передовые рубежи. Да, – кивнул генерал Стивенс, – не думаю, что нам потребуется больше суток. Мы задействуем все транспортные самолеты, большую часть грузовых кораблей и сможем уложиться в эти сроки.

– И какой же стратегии мы должны придерживаться исходя из этих планов? – поинтересовался президент.

– Полагаю, Эндрю, на этот вопрос вновь следует ответить вам, – произнес, взглянув на своего заместителя, Дональд Форстер, и, уже обращаясь к Мердоку, пояснил: – Этот план целиком и полностью является плодом напряженной деятельности генерала Стивенса, господин президент.

– Сэр, – благодарно кивнув главе комитета начальников штабов, произнес генерал Стивенс, взглянув на президента. – Сэр, прежде поводя военные кампании против Сербии, Ирака, Афганистана, мы имели дело с противником, значительно более слабым во всех отношениях. Тогда мы стремились минимизировать наши потери, ведя бесконтактную войну, методично нанося ракетно-авиационные удары по вражеской инфраструктуре. Бомбардировки длились неделями, наземные же войска порой вовсе не принимали участия в боевых действиях. За время операции "Союзническая сила" на сербов в течение почти двух месяцев было сброшено двести двадцать тысяч тонн авиационных боеприпасов, в том числе без малого тысяча крылатых ракет, при этом авиация совершила более тридцати тысяч вылетов, а сухопутные войска участия в кампании не приняли вовсе. А в ходе боевых действий против талибов на Афганистан за примерно тот же срок было сброшено восемь с половиной тысяч тонн бомб, при этом наземную составляющую операции в основном выполняли войска Северного Альянса, которые эпизодически поддерживали наши подразделения специального назначения. Но в сложившихся условиях такие сроки проведения операции и сценарий ее осуществления для нас абсолютно неприемлемы. Сейчас ситуация иная, и соответственно иной будет наша стратегия. При той же интенсивности ударов воздушное наступление не должно длиться более нескольких суток, а в идеале – нескольких часов, что потребует колоссального напряжения наших сил и возможностей.

– Что вы имеете в виду? – нахмурился Николас Крамер. – Я не специалист в области военной стратегии и тактики, но мне казалось, что ставка на бесконтактную войну, массированное применение авиации вполне оправданы. Во Вьетнаме, если мне не изменяет память, наши потери составили немногим менее шестидесяти тысяч человек, при этом сами вьетнамцы потеряли около миллиона, но американское общество и большая часть политиков считала именно Соединенные Штаты проигравшей стороной. Чтобы избежать подобного сейчас, и следует сделать ставку на наше техническое превосходство, особенно в области авиационного вооружения, уничтожая противника с безопасного расстояния.

– Принципиально это так, – кивнул генерал. – Уничтожив коммуникации, инфраструктуру, лишив войска связи и управления, можно сломить их боевой дух, готовность сражаться, деморализовать вражеских солдат. Собственно, на начальном этапе второй мировой войны нацисты придерживались такой стратегии, активно используя авиацию, расчищавшую путь их танковых дивизиям, порой вовсе не встречавшим сопротивления. И мы тоже не намерены отступать от этих принципов. Но прежний враг всерьез не мог угрожать нам, не имея средств для нанесения ответного удара. Большее, на что были способны сербы, иракцы или афганцы – это диверсионные атаки на отдельные наши военные объекты. Территория Соединенных Штатов, наше население в любом случае оставались в полной безопасности, следовательно, мы имели достаточно времени, чтобы не торопясь бомбить их территорию. С русскими все иначе, и в отчаянии они могут применить ядерное оружие. Теоретически без разрешения их президента это невозможно, но кто-то сможет обойти все системы защиты. Поэтому мы не можем позволить себе планомерно уничтожать их инфраструктуру, тем более, это не карательная операция, а миротворческая, ее смысл в восстановлении порядка в стране, и ковровые бомбардировки не будут способствовать повышению лояльности местного населения к нашим солдатам. Следовательно, нужно в кратчайшие сроки ввести на территорию России войска, взяв под контроль все стратегические объекты русских. Поэтому воздушная фаза операции должна быть максимально сокращена, до нескольких дней, даже до нескольких часов, но за эти часы мы должны полностью уничтожить их военную инфраструктуру, то есть интенсивность ее действий, количество вылетов должно быть увеличено на порядок. Только так, массировав силы и средства, задействовав все резервы, мы сможем быстро и без существенных потерь сломить сопротивление русских.

– И какими именно силами вы намерены вести эту войну? – уточнил внимательно слушавший генерала президент.

– Прежде всего, согласно нашим планам масштаб боевых действия будет ограничен европейской частью России и Дальним Востоком, теми регионами, где находится большинство баз авиации и флота русских, – пояснил Эндрю Стивенс. – Поразив цели на этой территории, мы исключим вероятность серьезного сопротивления. При этом на всех театрах боевых действий первоочередной нашей задачей будет уничтожение их системы противовоздушной обороны и завоевание господства в воздухе, без которого наша авиация, атакуя цели в глубине страны, понесет неоправданно высокие потери. При этом главным мы признаем северное направление, поскольку именно в районе Кольского полуострова находится большая часть русских авиабаз, а в Баренцевом море действуют наиболее боеспособные соединения их флота.

Атака будет осуществляться в два этапа. Первый удар будет нанесен крылатыми ракетами "Томагавк" с подводных лодок. В настоящий момент полтора десятка ударных субмарин, на борту которых в общей сложности размещено свыше двухсот "Томагавков", находятся на расстоянии не более трех сотен миль от русских берегов. Их целями станут центры управления, а также объекты системы противовоздушной обороны русских, в том числе радары дальнего обнаружения и аэродромы, на которых базируются истребители-перехватчики. Также будут атакованы базы ракетоносцев "Бэкфайр", дабы исключить вероятность ответных ударов по нашим кораблям. Эти цели относятся к наиболее приоритетным, и должны быть уничтожены в первую очередь. Кроме того, подлодки поставят минные заграждения у выхода из основных баз русского флота, чтобы они не смогли вывести в море свои корабли и, это мы считаем наиболее существенным, подводные лодки. Двухсот "Томагавков" в первой волне по расчетам экспертов будет достаточно, чтобы, при грамотном выборе целей для них, парализовать действия русских на несколько часов, в течение которых будет нанесен второй, более мощный удар силами палубной и стратегической авиации.

В настоящий момент в Атлантическом океане действует мощная корабельная группировка в составе шести многоцелевых атомных авианосцев и нескольких десятков кораблей эскорта. "Джон Кеннеди" по мнению специалистов флота недостаточно подготовлен еще к участию в боевых действиях, и потому его было решено направить в Средиземное море на смену "Энтерпрайзу". Но и шести авианосцев более чем достаточно для сокрушительной атаки по русским. Более полутора сотен палубных истребителей во второй волне атакуют расположенные на небольшом удалении от берега военные объекты русских, а также их эскадру, крейсирующую в западной части Баренцева моря, в то время как стратегические бомбардировщики нанесут удар крылатыми ракетами по объектам, расположенным в глубине русской территории. Русские выдвинули против нас достаточно мощную группировку во главе со своим единственным авианосцем. Крылатые ракеты, которыми вооружены их крейсера и эсминцы, способны прорвать даже противовоздушную оборону авианосного соединения, но у русских на исходе топливо, и, лишив их снабжения, мы можем одержать победу практически без единого выстрела. Сейчас из Мурманска в море должен выйти танкер, и нами запланированы действия, направленные на то, чтобы этот танкер не дошел до их авианосной группы. Но все же наиболее значимые цели находятся не в море, а на суше, и именно на их поражение мы бросим военно-воздушные силы.

Авиацию поддержат боевые корабли, вооруженные "Томагавками" и стратегические бомбардировщики. В Исландии базируется тридцать бомбардировщиков "Стратофортресс", в одном залпе способные выпустить шестьсот ракет AGM-86C, а на кораблях, действующих в Северной Атлантике, размещено еще около тысячи крылатых ракет. Мы считаем, этого будет достаточно для уничтожения военной инфраструктуры русских в северной части страны. Их система противовоздушной обороны просто захлебнется от такого количества малозаметных целей, к тому же летящих на сверхмалой высоте. Предполагается, что воздушное наступление займет не более суток. Как только будет достигнуто господство в воздухе, возле крупнейших баз русского флота, Мурманска и Североморска, будет высажен морской десант. Сейчас соединение десантных кораблей, на борту которых размещен экспедиционный батальон морской пехоты, находится в восточной части Норвежского моря.

– Для того чтобы в столь малый срок добиться таких результатов, необходимо обеспечить просто колоссальное превосходство в огневой мощи, – заметил министр обороны. – Русские имеют на северном направлении сопоставимые силы, в том числе несколько сотен перехватчиков "Фланкер" и "Фоксхаунд".

– И мы сможем это превосходство обеспечить, сэр, – кивнул генерал. – На территории Европы и в Атлантическом океане находится достаточно войск, чтобы успешно вести боевые действия против русских. Лучшие подразделения, принимавшие участие в маневрах сил НАТО, готовы идти в бой, как только получат приказ. На аэродромах находится несколько сотен самолетов стратегической и тактической авиации, более чем достаточно, чтобы подавить слабую систему противовоздушной обороны русских. Мы уничтожим русские самолеты на земле крылатыми ракетами, после чего B-52 обычными бомбами атакуют прочие цели. Уверяю вас, двадцать тонн бомбовой нагрузки это не шутка, и русские скоро ощутят это на собственной шкуре. Далее, – вернулся к изложению своего плана Стивенс, – на Черном море и на Балтике использование кораблей и атомных субмарин невозможно вовсе или серьезно затруднено, поэтому там первый удар нанесут малозаметные самолеты "Найтхок". Сейчас Сорок девятое истребительное авиакрыло, оснащенное ударными самолетами F-117A, базируется в Турции, следовательно, в ближайшее время необходимо перебросить часть их в Европу. Мы предлагаем разместить их на базе Рамштайн, где созданы все условия для них. "Стелсы" уничтожат штабы русских, стационарные радары дальнего обнаружения и, опять-таки, аэродромы, на которых базируются русские истребители, после чего второстепенные цели атакуют обычные самолеты тактической авиации с баз в Германии и Турции, которые поддержат размещенные сейчас в Англии стратегические бомбардировщики В-1В "Лансер". Также атакам подвергнутся базы русского флота, в частности Кронштадт и Калининград на Балтике, а также Севастополь и Новороссийск. Под прикрытием авиации к русским берегам подойдут десантные корабли, с которых высадятся морские пехотинцы, чтобы установить контроль над основными военными объектами русских. Именно в молниеносности залог нашего успеха, а потому как только будут уничтожены основные группировки русских войск в той или иной части страны, эта территория должна быть взята под контроль нашими войсками, которые создадут плацдарм для развертывания вторых эшелонов. Кроме того, на Кавказе в наступление пойдут подразделения Десятой легкой и Сто первой воздушно-штурмовых дивизий, транспортируемые по воздуху. Они будут усилены Третьим бронекавалерийским полком, который сейчас находится где-то на территории Румынии. В течение суток он должен высадиться в Грузии и быть готовым немедленно идти в наступление.

– На Кавказе нашим войскам будут противостоять наиболее боеготовые подразделения русских, – заметил Роберт Джермейн. – В южной части страны размещена полноценная общевойсковая армия, кроме того, с Урала и из Сибири туда недавно были переброшены две мотострелковые, танковая и воздушно-десантная дивизии, ставшие противовесом нашей группировке в Грузии, – пояснил министр, хотя это все знали и без его напоминаний. – Это отборные подразделения, оснащенные самой современной техникой и обладающие самым высоким уровнем боевой подготовки. Таким образом, русские имеют в своем распоряжении на этом направлении мощный ударный кулак, в контрударе способный уничтожить наши наступающие части. Вы должны понимать, что легкая пехота и десантники не выдержат столкновения с танками и моторизованной пехотой русских, генерал.

– Это нам известно, и на южном направлении авиационной поддержке наступающих подразделений будет уделяться особое внимание. Мы сосредоточили в Грузии и Турции несколько сотен боевых вертолетов, а также эскадрильи штурмовиков А-10А "Тандерболт" именно на этот случай. Мы уничтожим русские танки с воздуха, – уверенно произнес Стивенс с горделивой ухмылкой, – прежде, чем они сделают хоть один выстрел. По нашим расчетам, передовые подразделения в течение трех суток достигнут Волгограда. А в центральной части страны будет высажена Восемьдесят вторая десантная дивизия, целью которой станет Москва. Мы полагаемся на быстроту и слаженность действий всех сил и средств, на то, что русские просто не успеют организовать сопротивление, уничтожив десантников и морских пехотинцев. Это будет, разумеется, только первый эшелон, а во втором на территорию России будут введены тяжелые подразделения, в том числе Третья механизированная дивизия, уже находящаяся в восточной части Балтийского моря. Она будет наступать на Петербург через территорию прибалтийских государств. Взятию Москвы и Петербурга мы уделяем особое внимание, поскольку падение крупнейших городов отрицательно скажется на моральном духе их солдат, которые, скорее всего, сразу утратят желание сопротивляться, видя абсолютное превосходство нашей армии.

– Двести лет назад русская армия тоже сдала Москву Наполеону, – с иронией заметил Крамер, – а через считанные недели французы со всех ног бросились бежать на запад, преследуемые по пятам казаками. А ведь поначалу они тоже были уверены, что падение русской столицы окончательно сломит дух противника, обеспечив их безоговорочную победу.

– Дальневосточный театр боевых действий считается нами второстепенным. – Эндрю Стивенс сделал вид, что не расслышал реплику главы разведывательного ведомства. – Поэтому там мы планируем задействовать меньшие силы. Основу ударной группировки составят авианосцы "Джон Стеннис" и "Китти Хок", которые можно усилить авианосцем "Констеллейшн", а также шесть ударных субмарин. Как и на северном направлении, первый удар будет нанесен "Томагавками" с подлодок по прибрежным объектам, в том числе крупнейшим базам флота, аэродромам, командным центрам. Во второй волне будут атаковать палубные самолеты, а также тактическая авиация с наших баз в Японии. Возможно привлечение к ударам бомбардировщиков "Стратофортресс", базирующихся на территории Штатов, но, полагаю, "крепости" больше понадобятся на основном направлении удара, то есть на севере России. И после того, как будет завоевано превосходство в воздухе, в район Владивостока высадятся морские пехотинцы из состава Третьей экспедиционной дивизии, базирующейся на Окинаве.

– Ядерному оружию русских вы, похоже, вовсе не уделяете никакого внимания? – с сомнением произнес Джозеф Мердок. – Мне кажется, это несколько опрометчиво. Вы исходите из того, что кроме президента России никто не способен санкционировать запуск, но что будет в случае, если вы ошибаетесь?

– Отнюдь, – помотал головой Стивенс. – Позиции баллистических ракет, базы стратегических бомбардировщиков, а также подводные лодки обладают наивысшим приоритетом, и для их нейтрализации будут выделены значительные средства. По позициям их баллистических ракет и базам стратегической авиации будет нанесен бомбардировщиками-"невидимками" В-2А "Спирит", ударные субмарины пустят на дно их подводные лодки при первых признаках подготовки к запуску. Кроме того, разработаны еще кое-какие мероприятия по недопущению применения русскими ядерного оружия, в подробности которых при всем уважении к присутствующим я пока позволю себе не посвящать никого. Мы предусмотрели любые варианты развития событий, господин президент, – довольно ухмыльнулся генерал. – Я уверен, если вы отдадите приказ, Россия падет в течение нескольких дней. Наша армия имеет боевой опыт, вооружена лучшим оружием и имеет лучшую подготовку. Мы одержим победу, сэр.

– Но какой ценой, генерал, мы добьемся этой победы, – мрачно поинтересовался Николас Крамер. – Вы хоть на мгновение задумались о наших потерях?

– Я никогда не переставал помнить об этом, – зло ответил Стивенс. – И мы сделаем все, чтобы свести потери к минимуму. В отличие от операций, ранее проводимых нами в разных частях света, сейчас невозможно будет обойтись без масштабной наземной операции, которая неизбежно приведет к ощутимым потерям. Но наши войска научились грамотно взаимодействовать с авиацией, которая будет наносить удары по позициям русских, прежде чем наши танковые и механизированные подразделения приблизятся к ним на расстояние выстрела. Это избавит американских солдат взламывать подготовленную оборону, что означало бы огромные потери. Мы возьмем инициативу в свои руки с первых секунд, и не выпустим ее, пока не будет полностью сломлено организованное сопротивление русских. Действуя стремительно, наши войска не дадут противнику времени на подготовку, а за счет превосходства в огневой мощи быстро уничтожат очаги сопротивления. Да, потери неизбежны, но они не будут чрезмерными, – уверил генерал. – Мы рассчитываем завершить операцию за две-три недели, при этом ее активная фаза продлится не более трех суток. Думаю, нам удастся ограничиться двумя-тремя тысячами убитых и впятеро большим количество раненых, потери техники составят до полусотни боевых самолетов, и, возможно, сто-сто пятьдесят крылатых ракет, которые все же удастся перехватить русским. Поверьте, господа, это ничто, когда речь идет о победе над таким противником!

– Что ж, план неплох, – чего стоило министру обороны согласиться со словами Эндрю Стивенса, никому не суждено было узнать. – Если доработать некоторые детали, его можно и вовсе назвать идеальным, хотя, конечно, слишком большой упор вы делаете не удачу. Но в целом, – повторил Джермейн, – замысел неплох. Вижу, генерал, вы и ваши аналитики потрудились на славу.

– Какое название носит план кампании против России? – по традиции всем операциям присваивалось определенное название, как правило, вполне идиотское по смыслу, и вопрос президента был понятен.

– Сэр, – криво усмехнулся Дональд Форстер, искоса взглянув на своего помощника, – сэр, мы назвали эту операцию "Доблестный удар".

Генералы переглянулись, одновременно вспомнив штабных крыс, дававших столь глупые названия таким серьезным вещам, как план третьей мировой войны.

– А что насчет союзников, – напомнил о весьма важной детали советник по безопасности. – Какое место в вашем плане отводится нашим европейским союзникам по НАТО, генерал?

– Мы полагаем, – ответил Стивенс, – что сможем достичь поставленных целей и без использования союзных войск, более того, их привлечение к операции, во-первых, заставит увеличить сроки на ее подготовку, что не укроется от русской разведки, предоставив им возможность приготовиться к вторжению, а, во-вторых, внесет неразбериху в наши планы. Единственное, что нам потребуется, это возможность использовать авиабазы на территории той же Германии, Британии, Норвегии и, в особенности, Турции и Исландии, для размещения как ударных самолетов, так и самолетов обеспечения. Для того чтобы добиться поставленных целей в кратчайшие сроки. Потребуется множество разведывательных самолетов, транспортники, и, что самое важное, летающие танкеры, без которых эффективность нашей авиации снизится в несколько раз. Исключением являются прибалтийские государства, прежде всего, Латвия и Эстония, через территорию которых в направлении Петербурга будут наступать подразделения из состава Третьей механизированной дивизии. Но я полагаю, что Официальная Рига и Таллинн не откажутся от данных нам ранее обязательств, сэр.

– Итак, Роберт, – обратился к министру президент Мердок, – считайте, что вы получили приказ начать подготовку к военной операции против России. Через сутки, то есть, когда в соответствие с планом генерала Форстера войска займут отведенные им позиции, группа "Дельта" должна высадиться на территории России. Если их постигнет неудача, я не хочу предоставить русским время, чтобы разобраться в происходящем, поэтому удар должен быть нанесен мгновенно, с использованием всех возможных средств. Поэтому я поручаю вам немедленно вылететь в Брюссель для переговоров с нашими партнерами по НАТО. Следует предупредить их о наших намерениях и заручиться необходимой поддержкой. В этом, Роберт, я всецело полагаюсь на вас. И, разумеется, – добавил президент, – никакой огласки. Осуществляйте все приготовления в полнейшей тайне от Конгресса. Если они узнают об этом, то в лучшем случае потратят на обсуждение несколько месяцев, прежде чем дать добро, а в худшем вовсе запретят что-либо предпринимать.

Эндрю Стивенс лишь кивнул в знак согласия, поскольку президент Соединенных Штатов и руководители разведывательных ведомств с его одобрения имели право осуществлять тайные операции по всему миру без согласования с Конгрессом. Во-первых, это действительно позволяло избежать долгих обсуждений, а ведь порой задержка даже на считанные часы была недопустима. Кроме того, конгрессмены, не зная о действиях спецслужб, могли вполне искренне откреститься от всяких обвинений, если какая-либо операция завершалась провалом, и о ней становилось известно, к примеру, прессе. И, наконец, в-третьих, стань информация о подготовке акции такого характера известной посторонним, она, скорее всего, быстро дошла бы и до тех, кто был избран мишенью для группы "Дельта", ведь шпионов хватало и в самих спецслужбах, тем более было немало политиков или людей из их окружения, готовых за вполне умеренное вознаграждение передавать подобную информацию заинтересованным лицам.

Председатель Комитета начальников штабов тоже понимал все это, признавая право президента, как командующего вооруженными силами страны, лично отдавать подобные приказы. Понимал это и министр обороны, нацепивший на себя маску тупого служаки, недалекого, но исполнительного. Поэтому Джермейн, подавив в себе желание продолжить спор, тоже кивнул, добавив:

– Разумеется, господин президент. – Министр встал, одернув пиджак, и решительно произнес: – Мы обеспечим секретность операции сэр, и сделаем все, необходимое, дабы она завершилась успехом.

Решение было принято, и люди в погонах теперь должны были воплотить его, чем и спешил заняться Роберт Джермейн.

Совещание закончилось, и члены Совета безопасности, наконец, позволив президенту передохнуть, покинули его кабинет. Натан Бейл, выйдя последним, поспешил догнать чуть отставшего от своего начальника генерала Стивенса.

– Полагаете, Эндрю, люди из "Дельты" справятся? – с явной иронией спросил советник президента. – Против них будут действовать отборные русские войска, лучшие бойцы даже среди десантников. Кажется, у наших парней немного шансов.

– Все может случиться, – одними глазами усмехнулся генерал. – В таком деле никаких гарантий быть не может, и вы должны это понимать, пожалуй, получше всех остальных. Но я представляю, как отреагирует премьер Самойлов, когда ему сообщат, что на территории России уничтожена группа американских "коммандос". Думаю, его гнев не будет знать границ.

– Что ж, тогда нам не придется искать повод, верно? – прищурившись, спросил Бейл. – Хотя, конечно, немного жаль наших ребят, ну да они знали, на что шли, когда завербовались в армию.

– Но тогда, наконец, можно будет использовать все то, что мы так долго и так старательно копили, – пожав плечами, ответил генерал. – Нельзя допустить, чтоб наши арсеналы просто покрывались ржавчиной. Налогоплательщики должны когда-то увидеть, на что государство тратит их деньги, и, думаю, сейчас многие будут вполне удовлетворены увиденным.

Натан Бейл и Эндрю Стивенс смерили друг друга внимательными взглядами, едва заметно кивнув. Профессионал тайной войны и тот, кто всю свою сознательную жизнь посвятил подготовке к войне явной, поняли руг друга, не сказав ни единого лишнего слова, как люди, привыкшие к постоянной конспирации. Да и нечего было говорить, все слова уже были произнесены, и не единожды. Наступало время действовать.

 

Глава 6

Призраки ночи

Синоп, Турция – Краснодарский край, Россия

18-19 мая

– Прошу внимания! Прежде всего, господа, должен вас предупредить, что вся сообщенная вам сейчас информация является совершенно секретной, и любое разглашение ее приравнивается к государственной измене.

Полковник Карсон, сурово сдвинув брови, обвел испытующим взглядом сидевших перед ним людей, молча слушавших офицера. Собравшиеся в окруженном многочисленными постами ангаре, превращенном на какой-то час в помещение для инструктажа, молодые – не старше тридцати лет – мужчины, коротко стриженные, жилистые, в пустынном камуфляже, они слышали такое вступление не единожды, и каждый в ответ на вопросительный взгляд офицера только кивнул. На сосредоточенных невозмутимых лицах застыла печать внимания – сейчас каждый из тридцати с небольшим бойцов старался впитать любое произнесенное полковником слово, ведь вскоре, очень может быть, от того, сколь внимательно они слушали эту сдержанную речь, будут зависеть самые их жизни.

Здесь не было карикатурных громил с квадратными подбородками. На фоне жилистых, сухощавых мужчин полковник Карсон, подтянутый, не отличавшийся богатырским сложением и ростом – всего пять футов семь дюймов, – затянутый в потертый пустынный камуфляж, почти не выделялся. Почти, если бы не повелительные нотки в голосе и стальной, пронзавший насквозь взгляд человека, готового без тени сомнения обрекать на смерть других и самому идти навстречу ей.

– Вопросов нет? Отлично, джентльмены, – продолжил полковник, собственно, и не ждавший иной реакции. – В таком случае переходим к плану операции.

Уильям Карсон, сопровождаемый пристальными взглядами его бойцов, изображавших неподдельный интерес, подошел к магнитной доске, на которой были развешаны многочисленные фотографии неких зданий, сделанные, как мгновенно определил каждый из присутствовавших, со спутника. И это тоже было частью своеобразного ритуала, через который каждый из этих парней прошел уже не единожды. Все они были бойцами группы "Дельта", знаменитого подразделения, известного во всем мире, как лучшие из лучших, и таковым являвшегося. А полковник Карсон являлся командиром этой группы, и сейчас он ставил своим подчиненным очередную задачу.

– Итак, джентльмены, вот цель нашей операции, – полковник указал на спутниковый снимок, глее была запечатлена группа зданий на горном склоне. – Это курортный комплекс, расположенный на черноморском побережье России. Здесь находится ваша, джентльмены, цель.

Сгруппированные на довольно ограниченном пространстве постройки, обнесенные оградой, высоту которой казалось сложно оценить при виде сверху, были окружены довольно густым лесом. А на дорожках меж зданий можно было разглядеть многочисленные патрули – фигуры людей, державшихся парами или по трое, отбрасывали длинные тени, рожденные солнечным светом.

– На территории данного комплекса под охраной содержится этот человек, – продолжил полковник. – Его свобода сейчас стоит ваших – и моей тоже – жизней, господа.

Карсон указал на фотографию немолодого мужчины, пришпиленную в верхнем углу планшета, и один из его бойцов, сержант-латинос, удивленно воскликнул:

– Это ведь русский президент, сэр! – Спецназовец смотрел новости по телевизору, и не мог спутать это лицо, в последнее время часто мелькавшее на экране, ни с кем другим. – Неужели мы будем действовать в России?

– Да, сержант, верно, – невозмутимо кивнул Карсон. – Это Алексей Швецов, русский президент. В России произошел государственный переворот, и законно избранный глава государства находится под арестом, в то время как заговорщики, в числе которых – высокопоставленные политики и высшие офицеры из командования российской армии, получили полный контроль над русским ядерным арсеналом, и теперь представляют угрозу для всего мира. Их намерения никому не известны, и они могут пойти на все что угодно в любой момент. Этому следует помешать, и на нас, господа, возложена миссия освободить русского президента.

Отряд тайно высадится на территории России, в полусотне миль от побережья Черного моря, южнее города Туапсе, примерно в десяти милях собственно от цели. Туда нас доставит вертолет. Далее мы совершим марш-бросок к указанному мною объекту, недостроенному гостиничному комплексу в малонаселенной части Краснодарского края. Проникнув на объект, по возможности, незаметно, мы должны вывезти оттуда русского президента, после чего нас заберет вертолет в одной из ранее намеченных точек, в квадратах Танго-два или Зулу-пять, куда мы должны будет отойти от объекта этого рейда, – полковник указал соответствующие районы на подробной карте, также выполненной на основе спутниковых снимков. – Как только мы найдем Швецова, мы должны подать сигнал, включив радиомаяк. В этот момент вертолет, который должен будет нас эвакуировать с русской территории, поднимется в воздух. Второй сигнал мы подадим, оказавшись в точке эвакуации, чтобы вертолет не находился в воздушном пространстве русских слишком долго, что подвергнет опасности не только пилотов, но и нас, ведь в случае уничтожения этого вертолета вторая команда спасателей прибудет не скоро.

Инструктаж, краткий, но энергичный, происходил на территории американской венной базы возле турецкого Синопа, в считанных милях от черноморского побережья Турции. Сюда два дня назад прибыли бойцы отряда "Дельта", всего более ста человек, самые опытные, уже успевшие поучаствовать во многих специальных операциях по всему миру. Сперва это было нечто вроде учений, но все изменилось очень быстро, стоило только прибыть на базу генералу даже не из штаба Сил специальных операций, а из Объединенного комитета начальников штабов, сообщившему Карсону о новом задании для его ребят. Впрочем, полковника и его подчиненных это не удивило, ведь для того они и существовали, чтобы действовать неожиданно даже для самих себя в самых разных уголках планеты. Поэтому, обойдясь без размышлений по поводу происходящего, командир подразделения сразу приступил к подготовке операции и ознакомлению своих бойцов с планом, реализовать который им и предстояло.

– В операции участвуют два оперативных отряда численностью по шестнадцать человек, – уверенно продолжал Карсон, зная, что эти молчаливые парни запоминают каждое его слово. Внешне они, возможно, и производили впечатление недалеких громил, но это была лишь иллюзия, которая многим врагам, недооценившим людей Карсона, уже стоила жизни. – Один отряд является ударным, второй осуществляет прикрытие, обеспечивая отход бойцов после того, как президент России окажется в их руках. В целом на операцию нам отведено шесть часов. Учтите, господа, от нашего успеха зависят судьбы и России, и Соединенных Штатов, и я уверен, что вы выполните все наилучшим образом. Мы просто не в праве допустить хоть малейшую ошибку.

К сожалению, сам полковник в эти мгновения вовсе не чувствовал уверенности в предстоящем успехе. Он старался не подать вида перед своими бойцами – великая вещь, этот моральный дух, чертовски важный в самом безнадежном деле! – но на самом деле все, что происходило сейчас, являлось лишь импровизацией. А на войне очень часто импровизации приходилось оплачивать кровью солдат, и Уильям не хотел, чтобы это была кровь его парней.

Все было неправильно, не так, как нужно, как должно было быть. Приказ, доставленный большезвездым генералом, не иначе, из самого Пентагона, считанные часы назад, не допускал возражений. Но, наверное, даже этот высокомерный офицер понимал, что предстоит совершить бойцам из группы "Дельта", скрывая свое сочувствие за маской безразличия.

У них было дьявольски мало информации – а той, что была доступна, не стоило верить безоговорочно – и ничтожно мало времени на подготовку, а в таком деле время становилось самым ценным сокровищем. Но, в конце концов, "коммандос" и существовали для того, чтобы идти на риск, если прикажет страна, если не останется иного выхода. Так что Уильяму Карсону оставалось только одно – провести этот, быть может, самый важный в его жизни и истории подразделения, инструктаж, и, если что-то пойдет не так, разделить со своими бойцами их участь.

– Полковник, сэр, разрешите вопрос, – подал голос один из бойцов, тоже сержант, поскольку именно сержанты составляли костяк подразделения. – Сэр, о системе охраны нашей цели известно что-либо?

– Да, по данным разведки, на территории этого комплекса находится не менее роты русских десантников, – ответил полковник. – "Голубые береты" являются элитой русской армии, они отлично подготовлены и мало чем уступают даже вам, при всем моем неподдельном уважении к каждому из присутствующих здесь. – Эти слова были сказаны совершенно серьезно, и оттого еще более внушительно. – Кроме того, у десантников будет перед нами преимущество, заключающееся в наличии у них тяжелого вооружения. – Полковник указал на снимок: – Здесь можно увидеть боевые машины десанта последней модификации. Всего таких машин на территории комплекса пять, каждая вооружена гладкоствольным орудием калибром сто миллиметров, тридцатимиллиметровой автоматической пушкой, двумя пулеметами и противотанковыми ракетами. Разумеется, у десантников в наличии имеются пулеметы, гранатометы, снайперские винтовки и прочее стрелковое оружие.

Бойцы кивали, оценив противника и согласившись с характеристикой, которую дал русским солдатам их командир. Действительно, люди из русских воздушно-десантных войск были опасными врагами, хорошо подготовленными, имеющими мощное вооружение и необходимую амуницию, воспитанными в духе наступления, готовыми сражаться до конца. К тому же их было много, трехкратный численный перевес над американцам создавал для последних определенные трудности.

– Далее, – продолжал Карсон, заставляя своих бойцов напрячься в ожидании дурных новостей. – В сорока милях от объекта находится военный аэродром, вот он, – полковник указал на другой снимок: – На аэродроме дислоцируются несколько боевых вертолетов "Хайнд" и "Хип", а также военно-транспортный самолет типа "Каб", на котором, судя по всему, сюда и доставили русского президента. Здесь же размещена еще одна рота русского десанта, которая сможет прибыть на объект в течение часа, если те солдаты, что охраняют президента Швецова, сумеют послать сигнал тревоги. Воздушное пространство в этом районе контролируется русскими радарами, крое того, на удалении порядка десяти миль от берега крейсирует русский фрегат класса "Кривак-2", вероятно, имеющий задачу противолодочной и противовоздушной обороны побережья. Поблизости, на расстоянии от нескольких десятков до нескольких сотен миль также находится еще несколько русских гарнизонов, есть военно-морская база в Туапсе, так что, в случае неудачи, противник сможет за пару часов стянуть в район наших действия значительные силы. Именно поэтому, господа, в предстоящей операции основной упор следует сделать на скрытность. Вертолет без особого труда доставит нас к месту высадки, пройдя ниже линии радаров русских, благо, самолетов типа АВАКС у них в этом районе нет. Ну а дальше мы сами должны быть как можно более осторожными, сделав все, чтобы остаться незамеченными противником до завершения операции, иначе против превосходящих сил, при наличии у них боевой авиации и бронетехники шансов выбраться оттуда живыми у нас нет. Запомните, джентльмены – наша цель не в том, чтобы уничтожить как можно больше солдат противника, а в том, чтобы покинуть чужую территорию с освобожденным заложником, не сделав ни единого выстрела.

Слушавшие своего командира офицеры и сержанты группы "Дельта" еще раз понимающе кивнули. Затяжные перестрелки хороши для голливудских боевиков, а в реальной жизни сколько угодно хорошо подготовленный солдат все равно не выстоит долго против танков и бронемашин, кто бы ни управлял ими. И те, кому предстояло проверить на своей шкуре выучку русских десантников, знали это.

Здесь не было случайных людей, каждый имел за плечами боевой опыт, каждый успел хоть раз взглянуть в глаза смерти, почувствовав ее смрадное дыхание. Кто-то, как, например, сам Уильям Карсон, сражался еще с сербским спецназом на Балканах, и никто не посмел бы сказать, что югославы были скверными солдатами. Правда, таких ветеранов в "Дельте" все же оставалось немного, но уж Ирак и Афганистан пошел каждый из тридцати парней, вновь готовившихся поставить на кон странной игры, что вели генералы и политики, собственные жизни.

Каждый, кто серьезно, чуть угрюмо смотрел сейчас исподлобья на своего командира, был профессионалом, мастером войны, и потому полковник обходился без лишних слов. Идеальная операция вообще должна пройти так, чтобы противник до ее завершения не догадался о присутствии на ее территории диверсантов, поскольку, обнаружив себя и ввязавшись в бой, они в девяноста девяти случая из ста они погибали. Таковы были суровые законы войны, и те, кто сейчас молча внимал спокойной речи полковника Карсона, знали это лучше, чем кто-либо другой, поскольку именно для таких войн они и существовали, все свои силы отдав постижению искусства выживания в тылу врага, как правило, многократно более сильного и беспощадного до безумия.

Времени на подготовку к операции, значимость и опасность которой, пожалуй, невозможно было переоценить, катастрофически не хватало, тем более, предстоящая миссия должна была стать, вне всяких сомнений, одной из самых ответственных и самых рискованных акций в истории подразделения "Дельта". Поэтому спецназовцы спешно, хотя и без суеты, принялись собирать снаряжение, пытаясь уложиться в отведенные им часы.

И в это же время на американской военно-воздушной базе Инжирлик, на которую уже опускались сумерки, проходил еще один инструктаж, не менее секретный, и не менее важный. Правда, были некоторые отличия, например, проводил инструктаж не полковник, а настоящий бригадный генерал, и внимал ему не взвод, а лишь два человека, один из которых был в звании полковника, второй носил погоны майора. Оба офицера принадлежали к Военно-воздушным силам США, проходя службу в одном из самых элитных подразделений авиации.

– Ваша цель будет находиться в квадратах Танго-два или Зулу пять, джентльмены, – генерал Эндрю Стивенс указал на карту. – Точные координаты вам сообщат, когда самолеты уже будут в воздухе. Ваша задача, господа – незамеченными проникнуть в русское воздушное пространство и уничтожить некий объект, так же незаметно исчезнув после этого.

– Какого рода цель, генерал? – прозвучал вопрос офицера с орлом, сжимающим в лапах пучок стрел, на петлицах. Будучи старше напарника и по званию, и по возрасту, он считал себя в праве задавать вопросы за двоих. – Цель подвижная, или стационарная?

Полковник Нэш, командир эскадрильи Сорок девятого тактического авиакрыла, имевший свыше шестисот часов налетавший на остававшемся по-прежнему секретным самолете F-117A "Найтхок", привык не задавать лишних вопросов. Он успел поучаствовать в настоящих боевых действиях, и, хотя обычно ему было известно, что именно предстоит бомбить, порой доставались и такие задания. Как-то сразу вспомнился вылет в Грузию почти месяц назад, когда полковник тоже бомбил вслепую, не зная, на что или на кого падают его бомбы.

Кто-то счел бы такое отношение к опытному пилоту, настоящему асу, оскорбительным, но Джеральд Нэш считал это нормальным. Офицер никогда не стремился знать больше, чем нужно для успешного выполнения задачи. Вот и сейчас он задавал вопросы не из любопытства, а лишь для того, чтобы успешно выполнить приказ.

– Когда вам сообщат координаты, цель будет оставаться на месте, вне зависимости от ее характера, – ответил Стивенс, одновременно и развеяв сомнения пилота, и не сказав ничего существенного. – От вас лишь требуется добраться до места, и сбросить бомбы, господа. Вас рекомендовали, как самых опытных пилотов, и я верю в это, и надеюсь, что вы выполните задачу.

– Еще вопрос, сэр, – произнес напарник Нэша. – Объект, который мы атакуем, он будет прикрыт с воздуха? Зенитные ракеты, патрулирующие в небе над ним истребители? – уточнил майор.

– Нет, ничего подобного быть не должно, – сообщил Стивенс. – Вашего появления там никто не будет ждать, хотя, возможно, по вам все же откроют огонь из переносных зенитно-ракетных комплексов, так что будьте готовы и к такому развитию событий. Но в любом случае, никакой мощной системы противовоздушной обороны там нет и в помине, – еще раз повторил генерал.

В Инжирлик бригадный генерал Стивенс прибыл на вертолете из Синопа, где занимался почти тем же, чем и сейчас. Группа "Дельта" уже должна была готовиться к рейду на русскую территорию, и теперь генерал занимался второй частью плана, существовавшего только в его сознанье. Через несколько часов несколько простых американских парней, скорее всего, расстанутся с жизнями благодаря ему, но Эндрю Стивенс был настоящим офицером, готовым пойти на жертвы ради достижения общего успеха.

– Поддержку вам будет обеспечивать самолет АВКАС типа "Сентри", – продолжил генерал, которого внимательно слушали оба пилота. – В этом районе велика вероятность встречи с русскими самолетами, пилоты которых могут опознать вас визуально, несмотря на невидимость ваших "Найтхоков" для их приборов, поэтому вас предупредят о приближении противника. Также с борта "Сентри" вам сообщат окончательные координаты цели. Еще раз повторяю, господа, вы не должны позволить себя обнаружить до той минуты, когда сбросите бомбы.

– Разумеется, сэр, – кивнул полковник. Нэш понимал, что от случайностей не застрахован никто, и даже все ухищрения, придуманные создателями "Найтхока" могут их не спасти. – Мы пойдем на предельно малой высоте, под линией радаров русских, к тому же обходя стороной любые населенные пункты и, тем более, военные базы. Думаю, мы без труда выйдем на цель и нанесем удар.

Тем временем все приготовления завершались. Бойцы группы "Дельта", всего тридцать три человека, прибыли на аэродром, где их ждал вертолет, спустя еще полтора часа. Двадцать восемь сержантов, два уорент-офицера, два капитана, командиры оперативных отрядов, и полковник Карсон. Командир подразделения тоже участвовал в рейде, решив, что не в праве рисковать жизнями своих бойцов, оставаясь на базе, в полнейшей безопасности. Такое решение полковника придало уверенности его бойцам, подняв их и без того высокий боевой дух.

– Живей, парни, – выпрыгнув из кабины грузовика, остановившегося прямо на летном поле, подгонял своих бойцов Карсон. – К машине! Строиться!

Спецназовцы, один за другим перепрыгивая через борта автомобиля, быстро выстроились перед командиром. Каждый был одет в маскировочный комбинезон, предназначенный для действий ночью. Специальная ткань поглощала тепло человеческого тела, затрудняя обнаружение солдат при помощи инфракрасных сканеров. Все бойцы, в свою очередь, имели приборы ночного видения, без которых воевать ночью было просто бессмысленно, хотя в некоторых случая эти устройства могли стать, напротив, серьезной помехой.

Разумеется, каждый из отправлявшихся на задание солдат и офицеров был облачен также в бронежилет, легкий, кевларовый, предназначенный для защиты в основном от осколков, поскольку от выпущенной в упор пули не спасет никакой титан. Поверх него на всех были надеты боевые жилеты для переноса амуниции, в многочисленных карманах которых находилась масса всяких нужных вещей, от запасных магазинов – их было очень много – до батареек к приборам ночного видения и перевязочных пакетов.

Несмотря на то, что каждый из солдат подразделения "Дельта" знал, что идеальной является операция, в ходе которой не было сделано ни одного выстрела, все тридцать три человека были снаряжены для боя накоротке, поскольку лишь максимально сблизившись с противником, более многочисленным и тяжеловооруженным, они могли реализовать свое превосходство в подготовке. Поэтому большая часть "коммандос" была вооружена пистолетами-пулеметами МР-5SD3 немецкой фирмы "Хеклер унд Кох", снабженными неотъемными глушителями и ночными прицелами пассивного типа, не излучающим в окружающее пространство никакой энергии. Некоторые из подчиненных Карсона имели более компактные пистолеты-пулеметы МР-5PDW, также оснащенные глушителями. Надежное, проверенное в самых разных условиях оружие было особенно эффективным на ближних дистанциях, а именно для такого боя и готовили элитных бойцов группы "Дельта", и в этой стихии едва ли могли отыскаться равные им.

Однако необходимо было подумать и о средствах поддержки, поэтому в каждой из двух групп были по два карабина М4А1 с сорокамиллиметровыми подствольными гранатометами М203 и глушителями, непременным атрибутом спецназа, а также по одному легкому пулемету М249 SAW, лицензионной копии бельгийского "Миними", отлично себя зарекомендовавшего во многих конфликтах по всему миру. Ну а на случай столкновения с по-настоящему тяжеловооруженным противником. У нескольких бойцов имели легкие противотанковые гранатометы М136 LAW, копию шведского АТ-4, удобного и мощного оружия.

Довершали этот внушительный набор оружия ручные гранаты, которыми каждый из тридцати трех бойцов запасся по своему усмотрению, и пистолеты "Марк-23" сорок пятого калибра, с глушителями, лазерными целеуказтелями и тактическими фонарями. Хотя армия, флот и военно-воздушные силы давно уже пользовались "Береттой" М9 девятимиллиметрового калибра, "коммандос" предпочитали более мощное оружие, оказавшееся неплохой заменой старому доброму "Кольту" М1911А1, много десятилетий верно служившему американским солдатам.

– Ну что, парни, – полковник не торопясь, прошел вдоль строя, вглядываясь в сосредоточенные лица своих бойцов. Разумеется, каждый из них волновался, иначе и быть не могло, но эти солдаты, в отличие от десятков тысяч других, умели бороться и с волнением, и со страхом. – Готовы?

– Да, сэр! – тридцать две глотки хором исторгли крик, от которого менее подготовленные человек, пожалуй, мог бы оглохнуть.

– Тогда в вертолет, – приказал Карсон. – Живее, черт вас дери!

С воем, становившимся все более высоким с каждой секундой, запустились турбины "Текстрон Лайкоминг" тяжелого вертолета МН-47Е "Чинук". Винты вращались все быстрее, подняв тучу песка, и, наконец, двадцатитрехтонный геликоптер оторвался от бетона, сделав плавный разворот и взяв курс на север. Вскоре вертолет пересек береговую линию, и под брюхом его раскинулась синева моря. Несмотря на отсутствие каких-либо ориентиров, даже звезд, поскольку небо под вечер затянули облака, пилоты уверенно вели свою машину к цели. Благодаря системе спутниковой навигации GPS, дополненной полностью автономной инерциальной навигационной системе на лазерных гироскопах, летчики точно знали, где они находятся в любой момент.

"Чинук" взял курс на северо-восток, по направлению к русским берегам, а одновременно с вертолетом в небо поднялся самолет дальнего радиолокационного обнаружения. "Сентри" взлетел с военно-воздушной базы Инжирлик, также направившись к границам России. На его борту кроме экипажа и дюжины операторов, обслуживавших радар и прочие системы, находился единственный пассажир, бригадный генерал Эндрю Стивенс. Тяжелый "летающий радар" занял позицию в двухстах километрах от побережья, описывая круги на высоте двадцать пять тысяч футов.

Неожиданно появившаяся на радаре отметка заставила оператора тревожно вздрогнуть, стряхивая с себя напавшую внезапно дремоту.

– Товарищ полковник, – лейтенант, следивший за экраном русской радиолокационной станции дальнего обнаружения, подозвал командира расчета. – Обнаружена воздушная цель в квадрате двадцать-пятьдесят шесть.

Новейший радар, находившийся под Армавиром, освещал обстановку в воздухе вплоть до персидского залива, недавно придя на смену локаторам, располагавшимся в отныне независимой Армении.

– Американец, самолет типа АВАКС, – пояснил офицер, указав на пульсирующую точку на мониторе. "Сентри", огромная машина весом сто шестьдесят тонн, был создан на базе пассажирского лайнера, разумеется, без применения знаменитой технологии "стеллс", и не мог укрыться от лучей радара, хотя, при желании, мог поставить помехи такой мощности, что там, на земле, вообще ничего бы не смогли увидеть. – Он приближается к нашим границам, товарищ командир.

– Что ему здесь надо? – буркнул хмурый полковник. – Вечно эти янки что-то высматривают, вынюхивают.

Дежурство обычно проходило без происшествий, и сейчас офицер был раздражен. Следить за пассажирскими лайнерами, следующими заранее оговоренным маршрутом, могли и простые операторы, а сейчас появление американцев вблизи границ вынуждало полковника пожертвовать драгоценными минутами отдыха, пребывая на посту управления радаром.

– Может, направить туда перехватчики, товарищ полковник? – неуверенно предложил лейтенант. – Пусть хотя бы сопровождают его.

– Запрещено. Приказ командования не предпринимать действия, которые могут спровоцировать американцев, – недовольно возразил командир, самим тоном дав понять всем, кто находился сейчас на посту управления радиолокационной станции, как он относится к таким приказам и к тем, кто их отдает. – Истребители поднимем, если американцы попытаются нарушить границу воздушного пространства, а пока будем только наблюдать.

Лейтенант молча кивнул, вновь весь обратившись в зрение, не отрывая взгляд от мерцающего экрана. Опять потянулись минуты переставшей казаться рутиной смены.

"Сентри" продолжал описывать широкие круги, сканируя своим мощным радаром AN/APY-1 русское воздушное пространство на глубину до трехсот километров, отслеживая любые воздушные цели. Тем временем вертолет с бойцами "Дельты" уверенно приближался к границе России. Первые сотни миль вертолет летел на высоте шестнадцать тысяч футов, поскольку здесь, над нейтральными водами, вдали от русских берегов, прятаться было не от кого, а полет на большой высоте позволял сэкономить топливо.

А в это же самое время из гавани Гамбурга вышел в Балтийское море первый транспорт с техникой и бойцами Третьей механизированной дивизии, наконец получившей приказ о погрузке. А железнодорожные эшелоны, перевозившие Третий легкий бронекавалерийский полк, наконец покинувший Будапешт, мчались на всех парах к болгарской границе, направляясь к Варне, куда, пройдя Босфорский пролив, уже шли транспортные корабли, готовые принять полк на борт. Ругались румынские и болгарские железнодорожники, ругались, срывая злость на них, пассажиры, чьи поезда задерживались, выбиваясь из графика, а тяжелые эшелоны с танками, боевыми машинами и американскими солдатами неудержимо мчались на восток.

В эти часы тысячи американских солдат не только в Румынии, но по всей Европе, а также в Турции и Грузии пришли в движение, тщательно скрывая при этом если не свои перемещения, то их смысл и цель. А в военном секторе аэропорта Вильнюса в те же минуты совершили посадку два военно-транспортных самолета авиации США. Работники аэропорта и просто случайные зеваки с удивлением смотрели на громадный, словно дом, С-5А "Гэлакси", на фоне которого совсем терялся С-17А "Глобмастер", новейший транспортный самолет ВВС США. О том, что находится в грузовых отсеках летающих гигантов, пока никто не догадывался, лишь строя самые разные предположения, как всегда, далекие от истины.

Но коммандос, сидевшие в чреве "Чинука", об этом, разумеется, не знали, да если бы и были в курсе происходящего, не стали бы размышлять, поглощенные мыслями о предстоящей операции. Также не знали они и о том, что полтора десятка американских ударных субмарин устремились из Норвежского моря и Атлантики к русским берегам, а командир подлодки "Майами" получил приказ прекратить слежение за русским авианосцем и также выдвигаться к побережью, заняв позицию в полусотне миль от Северодвинска. И в то же время ударная субмарина "Гавайи" уже направлялась к Мурманску, получив новый и довольно неожиданный для ее командира приказ. Подлодки крались к российским берегам, как стая хищников подбирается к ничего не подозревающей добыче, готовясь к единственному смертельному броску.

– Через две минуты войдем в зону действия русских радаров, – первый пилот "Чинука" сверился с картой, выведенной на экран бортового компьютера. – Снижаемся до тридцати футов. Скорость сто сорок узлов. Ночное видение!

– Выполняю, – второй пилот толкнул штурвал от себя, заставив тяжелый вертолет опуститься к самой воде. – Есть тридцать футов!

Летчики выключили освещение в грузовом отсеке, оставив только красные лампы над дверью, ведущей в кабину, и над люком в кормовой части вертолета, и надвинули на глаза приборы ночного видения. Теперь окружающий мир для них оказался расцвеченным всеми оттенками зелено. Экипаж вертолета, оба пилота и штурман, принадлежали к Сто шестидесятому полку армейской авиации специального назначения, особому подразделению, обеспечивавшему действия "коммандос", и имели огромный опыт ночных полетов на предельно малых высотах, тем более, летать над ровной морской поверхностью было совсем не сложно и для менее подготовленных летчиков.

Вертолет МН-47Е, предназначенный для доставки диверсионных групп на территорию противника, значительно отличался от обыкновенных "Чинуков". Геликоптер был оснащен радиолокационной станцией, системой постановки помех, глушащей вражеские радары, а также контейнерами со сбрасываемыми ложными целями. Сейчас из всего этого многообразия работала только станция радиотехнической разведки, которая и засекла скользнувший по вертолету луч радара.

– Нас облучают, – предостерегающе воскликнул второй пилот, указывая на загоревшийся индикатор. – Это не должны быть береговые радары.

– Думаю, это корабль, – предположил командир экипажа. – Фрегат класса "Кривак-2" патрулирует у побережья. Разведка нас предупреждала. Обойдем его стороной, выйдем к месту высадки с севера. Увеличить скорость до ста шестидесяти узлов!

Описав дугу, вертолет, все так же продолжая лететь над волнами моря, которое сейчас, глубокой ночью действительно можно было назвать черным, изменил курс, быстро удаляясь от некстати оказавшегося поблизости корабля.

Мичман, сидевший перед экраном радиолокационной станции общего обнаружения "Ангара-М" выругался, когда отметка цели, внезапно возникшая на мониторе, так же неожиданно исчезла.

– Что случилось, мичман, – командир сторожевого корабля "Пытливый", вызванный из своей каюты в боевой информационный пост, встал за спиной офицера. – Какая цель? Где она?

– Только что была, – пожал плечами мичман, указав на мерцающий монитор. – Воздушная цель, низколетящая, скорость около двухсот пятидесяти километров в час. Внезапно исчезла. Думаю, это вертолет. Они снизились, опустившись за линию горизонта.

– Наших вертушек здесь не должно быть, – задумчиво произнес капитан. – Черт с ним, мичман. Если что, от береговых радиолокационных станций он не скроется. – Командир "Пытливого" надеялся, что после приказа об отмене боевой готовности его корабль вернется в базу. Вместо этого сторожевик был направлен к побережью с непонятной задачей, и теперь крейсировал здесь уже вторые сутки. Разумеется, это не доставляло радости капитану: – Это не наше дело, мичман. Продолжайте нести вахту.

Вертолет тем временем пересек береговую линию, и теперь летел к своей цели над холмами. Радар, совмещенный с автопилотом, позволял в точности следовать рельефу, не поднимаясь над поверхностью земли выше, чем на тридцать пять футов. Лучи радиолокационных станций, пронзавшие воздух, скользили где-то над вращающимися винтами "Чинука", остававшегося незамеченным. Казалось даже несколько странным, что такая заметная цель, как вертолет, взлетный вес которого приближался к двадцати трем тоннам, был невидим для радаров, не имеем специального поглощающего покрытия и не прибегая к станции постановки электронных помех.

– Мы на подходе, – произнес командир, вновь сверившись с картой. – Подлетное время – пять минут. Пусть ребята из "Дельты" приготовятся.

Коммандос, сидевшие во мраке грузового отсека, на сиденья вдоль бортов, как по команде повернули головы, взглянув на вышедшего из пилотской кабины летчика.

– Пять минут до зоны высадки, – пилот обвел взглядом сосредоточенных и серьезных, как никогда ранее, солдат. – Всем приготовиться!

– Осмотреть оружие и снаряжение, – отрывисто рявкнул Карсон, заставив своих бойцов схватиться за автоматы. Там, на земле, только на эти куски холодного железа и можно было по-настоящему надеяться, да еще на своих товарищей.

"Чинук" скользнул над кронами деревьев, пройдя над склоном холма на бреющем полете. Пилоты озирались по сторонам, ища подходящую площадку. Сейчас они находились на вражеской территории, пусть официально они и не находились в состоянии войны с русскими. На самом деле это ничего не меняло, и летчики понимали, что их мгновенно собьют, стоит только их вертолету появиться на экранах их радаров. И риск возрастал с каждой лишней минутой, что МН-47Е находился в чужом воздушном пространстве.

– Вот, – наконец второй пилот увидел проплешину, достаточно протяженную, чтобы на нее мог приземлиться транспортный вертолет. – На двух часах. Снижаемся, командир?

Первый пилот кивнул, повернув штурвал. Вертолет описал круг, опустившись над небольшой поляной, со всех сторон окруженной редким лесом, сейчас, при отсутствии даже лунного света, казавшимся непроглядной дремучей чащей.

– К пулеметам, – приказал командир. Два "Браунинга" М2НВ пятидесятого калибра, установленные в обоих бортах "Чинука", были единственным средством огневой поддержки, и при высадке их обслуживали второй пилот и штурман, готовые обрушить на противника, оказавшегося близ вертолета, свинцовый дождь.

Вертолет опустился, коснувшись шасси высокой травы, кормовая аппарель опустилась, и коммандос один за другим начали покидать вертолет. Члены экипажа "Чинука" взяли на прицел подступивший вплотную лес, поводя стволами пулеметов в поисках цели. Тем временем бойцы из "Дельты" заняли круговую оборону, прикрывая высадку своих товарищей. Все больше и больше увенчанных цилиндрами глушителей стволов обращалось в сторону леса, чтобы огнем встретить любого, кто непрошенным явится оттуда.

– Живей, живей, – подгонял своих солдат полковник Карсон. – Пошевеливайтесь, черт побери, если не хотите стать мишенями для русских!

Командир стоял у откинутого люка, держа оружие наготове. А его "коммандос", вовсе не нуждавшиеся в том, чтобы их кто-то подгонял, быстро, без какой-либо суеты покидали вертолет, рассредоточиваясь вокруг него и готовясь в любой миг вступить в бой. Они понимали, что "Чинук" могли все же заметить, и, возможно, устроить в лесу засаду, а для приземлившегося вертолета смертельную опасность представляли сейчас даже обычные пулеметы.

– Все, – дождавшись, когда последний из его людей исчезнет в окружавшей "Чинук" темноте, сообщил пилотам Карсон. – Мы готовы! До встречи парни! – Полковник последним спрыгнул на землю, махнув летчикам рукой: – Не опаздывайте, когда вы нам понадобитесь!

Вертолет медленно поднялся в небо, вновь описав круг над поляной, где сейчас бойцы из "Дельты" замерли в ожидании возможной атаки, и исчез во тьме. Еще минуту был слышен шум винтов, но вскоре пропал и он. Тридцать три человека, вооруженные до зубов, остались в полной изоляции на чужой территории, и сейчас им предстояло выполнить опаснейшее задание. Каждый из них понимал, что в случае провала, по чье бы вине он не случился, никто не придет им на помощь просто потому, что на это у спасателей не хватит времени.

– Собраться всем, – приказал Карсон. – Проверить оружие и снаряжение!

Над поляной раздалось щелканье затворов и предохранителей, коммандос включили приборы ночного видения, без которых передвижение по густому лесу становилось бессмысленной тратой времени. Солдаты попрыгали на месте, дабы убедиться, что при движении их снаряжение не будет бренчать и звенеть, иначе в тишине ночного леса их услышат за несколько сотен метров, успев подготовиться к встрече.

– Все готовы? – спросил Карсон обступивших его коммандос. – Гонзалес, координаты!

– Отклонились от расчетной точки на сто ярдов к северу, полковник, – сообщил командир одной из групп капитан Гонзалес, свершившись с GPS-навигатором. – Пилоты постарались, доставили точно до места. Объект в четырнадцати милях на юго-запад, сэр!

– Отлично, капитан. Не придется долго бегать по чертовому лесу.

Полковник, взведя затвор своего "хеклера" и поставив оружие на предохранитель, обвел взглядом собравшихся вокруг него бойцов:

– Запомните, мы на вражеской территории. Формальности можете оставить, так что, хотя война между нами и русскими не объявлена, если нас обнаружат, то в лучшем случае сразу попытаются уничтожить. А если вам очень не повезет, – добавил Красон, – то вас попытаются взять в плен, чтобы потом заставить рассказать перед телекамерами, кто вы, откуда пришли, и зачем оказались на русской земле. Мы явились сюда не за чужими жизнями, но здесь не стоит рассчитывать ни на что, кроме смерти. Так что будьте готовы убить всякого, кто встретится на нашем пути, и не важно, кто это окажется. Здесь нет своих. Нам удалось незамеченными проникнуть в тыл противника, и я хочу, чтобы точно также мы убрались отсюда. Никто не должен узнать о нашем присутствии. – Командир еще раз пристально взглянул в лицо каждому бойцу, в их глазах увидев решимость и закипающую ярость. Что ж, такой настрой ему был по нраву: – Ну, все, мальчики, хватит трепаться. У нас есть дела поважнее, так что вперед, парни! Боевое охранение в голову отряда! Бегом!

Вытянувшись длинной цепью, отряд растворился в сумраке, двинувшись к цели, от которой коммандос теперь отделяли считанные мили. И их нужно было преодолеть как можно быстрее, чтобы никто из русских ничего не успел заподозрить, и, даже если доставивший их сюда вертолет все же будет обнаружен, никто не смог бы подготовиться к их появлению.

В этот момент в небе над Краснодарским краем было на удивление мало вообще летательных аппаратов, и одним из них оказался вылетевший их Моздока транспортный самолет Ан-26. Турбовинтовая машина, одна из многих тысяч таких же, использовавшихся не только в России, но и еще в двадцати семи странах по всему миру, направлялась в Краснодар. И так сложилось, что курс ее пролегал лишь в нескольких десятках километров от недостроенного санатория, приковавшего внимание американских спецслужб.

В грузовой кабине транспортника находились двадцать человек, вооруженные до зубов солдаты, поднявшиеся на борт за пару минут до взлета. Ан-26 мог вмещать до сорока человек в полной экипировке и с парашютами, но сейчас часть его трюма была заполнена какими-то контейнерами. Собственно, именно эти ящики с непонятной маркировкой и были основным грузом, и экипаж не думал, что им еще придется перевозить людей. Приказ, пришедший с самого верха, поступил неожиданно, из-за этого едва пришлось отложить вылет, пока прибывший на аэродром отряд грузился на борт самолета.

– Курс триста пятьдесят, высота семь тысяч метров, – эти слова командир экипажа произнес для "черных ящиков", бортовых самописцев, фиксировавших все, происходящее на борту. Конечно, при аварии большее значение будут иметь записи, снятые с приборов, но в случае их повреждения или если их не найдут вовсе, что случалось время от времени, переговоры пилотов и позволят выяснить, что именно случилось в небе. А во время нынешнего вылета, каждый член экипажа, урезанного на одного человека, ощущал это буквально кожей, могло произойти все, что угодно.

Пилоты, сотни раз выполнявшие подобные задания, сразу поняли, что те люди, которые сейчас тряслись в наполненном ревом мощных газотурбинных двигателей грузовом отсеке, были не простыми солдатами. Собственно, странно было уже то, что они, вооружившись до зубов, летели не в Чечню, что было бы понятно, а из Чечни. Причем оружие их тоже обращало на себя внимание, о чем штурман "Антонова" не замедлил сообщить второму пилоту:

– Видал, какие у них у всех стволы? – второй пилот, понизив голос, кивком указал на человека, занявшего место бортинженера, якобы из-за того, что в трюме места для него уже не хватило. – Я такие чаще по телевизору видел, когда какой-нибудь спецназ показывают, а вживую только один раз, да вот сегодня еще.

– Это и есть спецназ, – отозвался командир, сидевший, как и полагалось, в кресле левого пилота, бросив взгляд через плечо. – Военная разведка.

Действительно, вооружение этого отряда было довольно необычным. Ни у одного из двадцати человек не было, например, привычного "калаша". Большая часть бойцов, на форме которых не было абсолютно никаких знаков различия, обычный камуфляж, только и всего, да разгрузочные жилеты типа "Тарзан" М-22, была вооружена автоматами с необычно толстыми стволами, короткими магазинами и складывающимися прикладами скелетного типа.

Бесшумный автоматный комплекс, известный также под именами "автомат специальный" и "Вал", созданный в свое время для спецназа КГБ и армейских спецподразделений, являлся довольно редкой системой. Интегрированный глушитель и дозвуковые пули калибра девять миллиметров обеспечивали высокую скрытность применения такого оружия и внушительную эффективность огня. Выстрелы звучали не громче хлопка в ладони, при этом тяжелые пули со ста метров прошивали стальной лист толщиной шесть миллиметров, а бронежилеты армейского типа пробивали вообще едва ли не с полукилометра.

Автоматами "Вал" снаряжение группы, вылетевшей из Моздока, не ограничивалось. Пять человек вместо автоматов "Вал" были вооружены бесшумными снайперскими винтовками "Винторез", или бесшумным снайперским комплексом, согласно официальной номенклатуре. "Винторезы" отличались от автоматов лишь постоянным прикладом, магазинном меньшей емкости, рассчитанным на десять, а не на двадцать патронов, и тем, что ствол был рассчитан на применение не бронебойных, а обычных пуль. Впрочем, боеприпасы, равно как и магазины, у винтовки и автомата были взаимозаменяемыми. Штатные оптические прицелы ПСО-1, которыми оснащались все отечественные снайперски винтовки, начиная со старой доброй СВД, были заменены на ночные прицелы типа НСПУ-3. Прицел пассивного типа позволял поражать цели ночью на дальности до шестисот метров. Разумеется, каждый боец имел при себе несколько ручных гранат, пистолет, десантный кинжал и метательные лезвия. В качестве средств поддержки два бойца располагали реактивными огнеметами "Шмель", а еще двое были вооружены одноразовыми гранатометами РПГ-27, способными пробить шестисотпятидесятимиллиметровую стальную броню с двухсот метров.

Майор Беркут, слышавший разговор между пилотами даже не взглянул в их сторону. Его вообще мало интересовало происходящее в кабине, гораздо чаще этот человек смотрел на часы, словно чего-то ждал. Секундная стрелка наматывала один круг за другим, и, наконец, минутная добралась до нужной отметки.

– Через шестьдесят секунд ровно выходите на связь с землей, – приказал Беркут. – Сообщите им о неполадках в двигателе, запросите аварийную посадку.

– Что это значит, майор, – возмутился первый пилот. – С какой стати вы тут командуете? У нас есть полетное задание, я не подчиняюсь вашим приказам. – Командир экипажа упрямо выпятил челюсть.

– Это приказ генерала Бурова, так же, как приказ принять нас на борт, – сквозь зубы процедил Беркут. – Повторяю, запросите аварийную посадку. Аэродром Степной в восьмидесяти километрах северо-восточнее, квадрат семь-четырнадцать. И сбросьте скорость, мне нужно успеть высадить своих бойцов.

– Да что вообще происходит, – взвился командир экипажа. – Майор, что все это значит?

– Вам поставлена задача совершить посадку на аэродроме в квадрате семь-четырнадцать, и ждать нашего появления. Если мы не появимся в течение трех часов, взлетайте и далее следуйте своему полетному заданию.

Пилот вздрогнул – на мгновение сквозь лицо майора-спецназовца проступила морда хищника, безжалостного, расчетливого, никогда не убивающего ради потехи, но такого, каждый удар которого, скупой и точный, неизменно становился смертельным. Летчик понял, что ради своей цели, ради успеха никому не известной операции, которую спецназ проводил здесь, на русской земле, этот офицер без колебаний может вытащить кинжал и перерезать глотки всему экипажу.

– Ясно, – пилот кивнул, разом потеряв желание продолжать спор – он вдруг ощутил силу, свирепую и неодолимую, и сила эта была не на его стороне. И, потом, именно такой приказ экипаж получил перед вылетом. Да, все верно, им было приказано доставить группу спецназа к месту назначения, но место это никто не сообщил. Теперь оставалось верить, что майор тоже действует по распоряжению командующего группировкой Федеральных сил в Чечне. – Выполняем. – Он обернулся ко второму пилоту: – Скорость триста пятьдесят, снижаемся до тысячи метров.

– Держитесь на этой высоте, пока мы не покинем самолет, – напоследок приказал майор, выходя из кабины.

Тарас Беркут, командир роты спецназа, с трудом протиснулся между ящиков, которыми был наполовину заставлен грузовой отсек, добравшись до своих бойцов. Двадцать человек, вооруженные до зубов, в разгрузочных жилетах, многочисленные карманы которых были заняты магазинами, гранатами, сигнальными ракетами и прочими важными для любого диверсанта вещами, разом повернули головы, взглянув на командира.

Спецназовцы казались неуклюжими из-за укрепленные на животе каждого бойца парашютных ранцев. Один парашют также лежал на сиденье, будучи предназначен для самого майора. Вообще десантирование при помощи парашютов становилось уже достоянием истории, ведь тяжелый транспортный самолет с несколькими десятками, а то и сотнями десантников, являл собой очень уязвимую цель для вражеских ракет и перехватчиков. Обычно спецназ, да и десантные войска пользовались вертолетами, но сейчас случай был особый, и парашюты пришлись очень кстати.

– До высадки две минуты, – предупредил Беркут своих бойцов. – Все готовы? Еще раз поверьте снаряжение, на земле времени для этого может не быть.

Двадцать человек кивнули, пробежавшись пальцами по ремням и креплениям своей экипировки. Для каждого это был не первый прыжок с парашютом, равно как и не первый разведвыход. Все они прошли настоящую войну, и то, что предстояло выполнить сейчас, не казалось особо сложным, хотя именно эта внешняя простота предстоящего задания и была наиболее опасной. Сам майор очень хорошо понимал, что значит недооценить серьезность предстоящей операции.

– Прыгать будем с тысячи метров, – сообщил командир. – Парашюты не раскрывать как можно дольше, иначе нас могут заметить с земли. Кольцо дергать не раньше, чем через сорок пять секунд после прыжка, но не ждите дольше минуты, иначе по склону размажет, ясно? Прыгать будем над горным склоном, так что будьте осторожнее при приземлении, берегите ноги.

Они находились на своей территории, вернее, над ней, но уже начинали воспринимать происходящее, как инфильтрацию в тыл противника, готовясь вступить в бой, едва коснувшись земли подошвами десантных ботинок. И это было правильно, ведь те, кто может встретить их внизу, не станут выяснять, кто свалился им на голову. У них тоже был приказ, еще более жесткий, и они попытаются его выполнить без колебаний, как делали это не единожды и прежде, вступая в схватку с самым беспощадным противником.

– Запомните, парни, – произнес майор, и его голос звучал, словно над шумом двигателей. – Мы не должны устраивать войну. Перед нами поставлена задача проникнуть на объект, охраняемый ротой воздушно-десантных войск, освободить находящегося под их охраной человека, и как можно быстрее покинуть район операции. Против нас будут действовать такие же русские парни, и я не хочу, чтобы сегодня ночью погиб кто-то из них или из вас. Нам нечего делить, поскольку десантники тоже выполняют приказ, и не их вина в том, что приказы теперь отдают преступники. И потому те, кто ждет нас сейчас на земле, будут считать нас врагами, и будут действовать так, как положено действовать по отношению к врагу, то есть попытаются уничтожить всех нас. Они давали присягу, и будут выполнять эту клятву, если понадобится, вступив с нами в бой. Понимаю, что не могу требовать этого от вас, от тех, кто привык драться без компромиссов, вести войну на уничтожение, но я хочу, чтобы оружие сегодня молчало. Я верю, вы сможете выполнить задачу, не проливая напрасно кровь, но если возникнет опасность, если нас обнаружат, тогда открывайте огонь на поражение, не задумываясь.

Бойцы серьезно кивнули, понимая всю сложность приказа. Они прошли настоящий ад, как и их командир, и привыкли пользоваться оружием без колебаний, поскольку те, с кем им приходилось сражаться прежде, не стали бы медлить, появись у них возможность убить русских. Теперь все было сложнее, и Тарас Беркут чувствовал неправильность ситуации, в которой оказался. Ему не приходилось выполнять специальные операции на своей территории, как не приходилось прежде воевать со своими же товарищами по оружию, и теперь, несмотря на все, что майор говорил своим бойцам, было очень сложно заставить себя думать о десантниках, как о враге, которого нужно уничтожить.

Майор Беркут, разумеется, не мог знать, что точно так же терзался сомнениями и генерал Буров, отдавший приказ, и командир Двадцать второй бригады специального назначения, на долю которого выпало исполнить его.

Разговор, случившийся почти сутки назад, и уже изменивший десятки судеб, проходил без свидетелей. И те, кто сейчас трясся в наполненном шумом и вибрацией грузовом отсеке старого Ан-26, могли лишь догадываться, что предшествовало этому вылету.

– Произошел государственный переворот, – без обиняков произнес Буров, вышагивая из угла в угол по своему кабинету. Сейчас генерал казался запертой в тесную клетку птицей, стремительным и гордым хищником, орлом или быстрым соколом, лишенным свободы. – Мне точно известно, что президент Швецов сейчас находится под Туапсе, под охраной военнослужащих из состава воздушно-десантных воск. Он там против своей воли, и это известно многим, но все делают вид, что ничего не происходит. Сейчас, когда американцы устраивают демонстрацию силы у наших границ, когда их корабли находятся в нескольких сотнях километров от русских берегов, кто-то отдал приказ об отмене боевой готовности, который мягче, чем преступным, назвать невозможно. Я считаю, что ситуация, сложившаяся в стране, может обернуться катастрофой, и остановить ее может лишь законно избранный президент. И вам, товарищ полковник, предстоит выполнить мой приказ и освободить Алексея Швецова из-под ареста, позволив ему вновь вернуться к власти. Вы готовы сделать это? – сурово спросил генерал. – Учтите, в случае неудачи преступником станете вы, я и те, кто будет выполнять этот приказ, простые солдаты и офицеры. В случае же успеха, я уверен, вам прикажут молчать о том, что произошло, и можете не рассчитывать на высокие правительственные награды.

– Как скоро нужно действовать?

Полковник не задавал лишних вопросов, да Буров и не ждал их, иначе и не стал бы обращаться к этому офицеру. Когда банды террористов во главе с Шамилем Басаевым вторглись в Дагестан, нарушив хрупкий мир между Россией и фактически ставшей к тому времени независимой Чечней, отряд спецназа, всего полтора взвода, оказался окружен несколькими сотнями "духов" в горном селении, и вел непрерывный бой почти сутки.

В живых уже осталось всего восемь бойцов, в том числе и раненый командир, капитан, истекая кровью, продолжавший вести огонь по противнику. Кончались патроны, и когда у каждого осталось по половине магазина, а то и меньше, когда последняя граната разорвалась среди боевиков, унеся несколько жизней врагов, в аул, сметая огнем и гусеницами взявших поселок в осаду бандитов, ворвалась мотострелковая рота.

Сергей Буров, тогда еще носивший звание подполковника, лично возглавил атаку, сумев прорваться к уже приготовившимся умирать спецназовцам, и, потеряв при отходе половину роты, вытащил их из смертельной западни. С тех пор прошло много лет, подполковник стал генерал-полковником, а капитан получил погоны полковника и бригаду спецназа, но этот бой остался у них в памяти. И сейчас командир бригады был намерен вернуть долг, а должен он был, ни много, ни мало, жизнь, и ею сейчас готов был рискнуть.

Разумеется, майор Беркут мог лишь догадываться, кто и почему принял такое решение, заставив его и еще двадцать человек, опытных бойцов, прошедших огонь и воду, стать предателями в глазах своих товарищей, заставив их быть готовыми убивать тех, с кем совсем недавно дрались плечо к плечу. И майор не знал, что тоже возвращает долг, как и его командир.

Двенадцать лет назад Тарас Беркут, тогда еще младший лейтенант, тоже был в том дагестанском горном селении, вместе с тремя десятками товарищей приняв неравный бой, и выжив лишь благодаря мотострелкам Бурова. Знай он это, возможно, майору было бы проще, ведь он не любил ходить в должниках. Но на самом деле сейчас это было не столь важно, офицер просто выполнял приказ, делал то, чему его учили, то, что приходилось совершать не раз, рискуя жизнью и видя, как гибнут его товарищи, бойцы, доверившие ему свои жизни. Он привык подчиняться, и сейчас у Тараса Беркута не возникало и тени сомнения в приказе.

– Все, время, – еще раз взглянув на часы, произнес Беркут и, проверив, как сидит парашютный ранец, который командиру помог надеть один из бойцов, распахнул дверь.

Холодный воздух ударил в лицо майору, но для него это было привычно, и не вызывало беспокойства. Беспокоиться, со злой иронией подумал Беркут, нужно будет, оказавшись на земле, а здесь, в небе, можно было пока расслабиться. Как-никак, у каждого из них есть еще целая минута свободного полета.

– Приготовились, – двадцать человек разом поднялись на ноги, выстроившись у распахнутого люка. – Первый пошел, – спецназовец спокойно шагнул в раскинувшуюся за бортом "антонова" ночную темноту. – Второй пошел! Третий! Четвертый!

Один за другим бойцы Беркута покидали самолет, растворяясь в чернильной тьме, и когда командир последним совершил прыжок, как-то буднично шагнув в пустоту, первый из тех, кто камнем летели к земле, раскрыл парашют. Майор, увидев светлые пятна куполов, одно за другим возникавших в считанных десятках метров от земли, спокойно досчитал до пятидесяти, и сам, наконец, рванул кольцо. Его ощутимо подбросило вверх, когда прочный шелк расправился под набегающим потоком воздуха, и Беркут, умело управляя парашютом, смог приземлиться в центре небольшой поляны. Упав на колени, майор "погасил" купол, сбросив ранец и передернув затвор автомата.

– Все приземлились? – увидев своего заместителя, спросил майор, мысленно пересчитывая собравшихся на поляне людей. Спецназовцы деловито скатывали парашюты, кое-как заталкивая их обратно в ранцы. Двух человек не хватало.

– Все, командир, – капитан, отзывавшийся на позывной Юнкер, указал на двух бойцов, вышедших из-за деревьев. К радости Беркута никто из них не хромал и не демонстрировал полученные при приземлении травмы иными способами, хотя оба, похоже, совершили посадку в гуще леса.

– Слушайте внимательно, – обратился майор к собравшимся вокруг него бойцам, державшим оружие наготове и постоянно обшаривавших взглядами окружавшую их стену леса.

Сгрудившихся на прогалине спецназовцев обступила непроглядная тьма. Наверно, при свете солнца лес этот казался уютным, радовал глаз, но сейчас, глубокой ночью, он не вызывал ничего, кроме стойкого чувства опасности. И если хоть один местный житель увидел парашютистов, не поленившись хоть кому-то об этом рассказать, очень может быть, что сейчас среди деревьев уже крадутся, замыкая кольцо облавы, десантники из группы захвата, готовясь вступить в бой с непрошенными гостями.

– Итак, бойцы, – продолжил Беркут, – с этой секунды считайте, что мы на вражеской территории. Неважно, что мы говорим с противником на одном языке, неважно, что носим одинаковую форму и давали присягу служить одной и той же стране. Нас здесь не ждут, и, встретив, примут за врагов, а врагов должно уничтожать. Никто не станет выяснять, кто мы и откуда, по крайней мере, до того, как прозвучат первые выстрелы, а потом и подавно будет не до этого. Но мы должны избегать боя, уклоняться от него, по возможности вообще никого не убивая. Командование поставило перед нами важную и ответственную задачу, которую мы не имеем права не выполнить. – Командир помедлил и добавил: – На территории недостроенного санатория примерно в пятнадцати километрах отсюда под охраной роты десантников из Сорок пятого гвардейского полка ВДВ специального назначения находится президент России. Он был арестован, отстранен от власти в тот момент, когда стране нужен сильный и решительный лидер. Американцы посмели открыто угрожать нам, и кто-то, испугавшись их угроз, решил предложить им сделку, потребовав личную безопасность в обмен на свободу законно избранного президента. Это недопустимо, и мы должны помешать такой сделке, освободив Швецова, вернув его к власти. До нас еще никому не доводилось выполнять задачу столь важную и столь сложную, и я вам скажу, хоть и не люблю громкие слова, что от нас и боле ни от кого сейчас зависит судьба России, безопасность нашей родины. И я надеюсь, что вы не осрамите спецназ.

Никто ничего не сказал, не то согласившись со словами командира, не то просто не найдя, что можно было ответить. Спецназовцы не привыкли думать о политике, и сейчас по большему счету им не было разницы, освобождать ли президента или кого-то еще. Они получили приказ, не от генерала, не от командира бригады, от своего майора, от того, кому за годы службы привыкли верить больше, чем самим себе, и были готовы этот приказ выполнить.

– Юнкер, где мы, – спросил Беркут своего заместителя. – Координаты?

– Вот, командир, – капитан указал точку на топографической карте, подсветив тонким, как карандаш фонариком. Даже этот свет был опасен, демаскируя группу, поскольку ночью глаз человека различает огонек зажженной спички на расстоянии несколько километров. – Чуть больше двадцати километров от цели.

– Это что, дорога? – Беркут ткнул пальцем в карту. – Куда она ведет?

– От аэродрома до нашей цели, – ответил Юнкер. – Мы от нее примерно в паре километров, или чуть меньше.

– Нужен транспорт, – решил майор. – Такой толпой, да еще с заложником – он почему-то опасался называть того, кого предстояло освободить их группе – мы много не пробегаем пешком. Все, Юнкер, – распорядился Беркут, – строй группу. Выслать дозор, оставить прикрытие. Выходим через минуту!

Боевая операция, какой еще несколько часов назад не мог представить себе ни один из бойцов элитной бригады спецназначения, началась. Этот рейд проходил на своей территории, и противником были свои, русские солдаты. Но все равно каждый из бойцов понимал, что компромиссов не будет. Что ж, никто из спецназовцев, всегда готовых идти до конца, и не наделся на это.

 

Глава 7

Свобода, купленная кровью

Краснодарский край, Россия – Вашингтон, США

19 мая

Лес редел, и кравшиеся по зарослям люди, шестеро мужчин в темных комбинезонах, сжимавшие в руках готовое к бою оружие, смогли двигаться с большей свободой. Ветви, сплетавшиеся порой в сплошную стену, уже не так цеплялись за снаряжение, заставляя диверсантов выдавать себя лишним шумом. А впереди, в считанных сотнях метров, в просветах между деревьями уже была видна высокая ограда, пространство за которой оказалось залито ярким светом прожекторов. Наверное те, кто там находились, полагали, что так смогут скорее увидеть явившихся извне незваных гостей. Но те, кто сейчас пробирался по лесу, неслышно, точно тени, сгустки ночной тьмы, перетекая с места на место, только и могли посмеяться над этим. Для них, явившихся с неба, чтобы, быть может, на земле встретить свою смерть, в которой едва ли могло быть что-то героическое, давно уже не были преградой ни ночной мрак, ни полуденный свет.

Между деревьями обозначилось какое-то движение, и тот из лазутчиков, что двигался первым, на ощупь проверяя путь, вскинул руку в предупреждающем жесте, одновременно припав на одон колено и выставив перед собой автомат. Увенчанный цилиндрической насадкой интегрированного глушителя ствол мощного девятимиллиметрового "Вала" уставился бездонным "зрачком" дула в сторону того самого пятна света.

– Что? – один из диверсантов приблизился к направляющему, тоже держа оружие наготове.

– Юнкер, – спецназовец указал вперед. – Там патруль!

Действительно, командир разведывательной группы различил двух неспешно шагавших по ту сторону ограды бойцов. Они явно не ожидали боя – каски были прицеплены к бронежилетам, а автоматы висели за спиной. Часовые просто шли, почти не глядя по сторонам, и негромко разговаривали между собой, едва ли замечая, что творится вокруг. В прочем, вглядывайся они в ночную темень до рези в глазах, и тогда диверсанты остались бы незамеченными.

Группа замерла на расстоянии стремительного броска от цели, сопровождая патрульных немигающими взглядами поверх снятого с предохранителей оружия. Шесть стволов могли в мгновение ока смести незадачливых сторожей шквалом свинца – промахнуться с нескольких десятков шагов по стоящим в полный рост людям из бесшумных винтовок "Винторез", снабженных ночными прицелами, было попросту невозможно. Но старший лейтенант Лихачев, из-за проведенной в стенах суворовского училища юности получивший прозвище Юнкер, и его бойцы не для того явились сюда, чтобы устраивать кровавую баню. Ведь там, по другую сторону ограды, под лучами ярких фонарей прогуливались такие же, как сами они, русские парни, по велению родины надевшие однажды военную форму, и свято верившие сейчас, что лишь исполняют очередной приказ.

Никто не шелохнулся до тех пор, пока часовые не скрылись из виду, уйдя за деревья. И только потом бойцы, прикрывая друг друга, ожидая появления противника отовсюду, в том числе и с тыла, из той самой чащи, которую они только что преодолели, двинулись к ограде. На то, чтобы перемахнуть через забор, даром, что по верху его никто не догадался хотя бы пустить простую "колючку", у спецназовцев в полной выкладке ушли ничтожные мгновения.

– За мной, – приказала Лихачев, указав в сторону ворот, единственного доступного входа на охраняемую территорию. – Вперед. И тихо!

Они крались вдоль ограды, пытаясь первыми обнаружить приближения патруля или притаившийся в зарослях акации секрет. И вскоре бойцы увидели сперва мерцающие, словно в воздухе, огоньки, а потом – куривших солдат, топтавшихся возле закрытых ворот.

– Семеро, – сообщил один из диверсантов, уже успевший сосчитать количество противников. – И бронемашина у обочины.

– Приготовились, – вполголоса скомандовал лейтенант. Видит Бог, он не хотел сегодня никого убивать, ведь здесь не было врагов, но если кто-то осмелится встать на пути спецназа, то умрет мгновенно, сраженный меткими выстрелами или точным ударом ножа.- Шестьдесят секунд. Оружие к бою!

А еще мгновение спустя ночь вытолкнула из себя новый звук. Со стороны дороги, что вела от ворот куда-то на север, донесся приглушенный рокот мощного мотора, а среди деревьев вдруг мелькнули включенные фары. Настал момент действовать.

Угловатый "Урал", тяжелый армейский грузовик, сдержано рыча мотором, остановился в десятке метров от ворот, стилизованных под кованый чугун. За оградой, в стороне от ведущей к освещенным яркими прожекторами зданиям в глубине ухоженного парка дороги, стояла, развернув башню в сторону проема БМД-4, возле которой собрались в круг, разговаривая между собой, несколько бойцов в лихо заломленных на затылок голубых беретах. Время от времени они разражались приступами смеха, сгибаясь пополам, и хлопая друг друга по плечам.

– Кого еще несет? – Начальник караула, до неприличия юный лейтенант, услышав нарастающий шум мотора, обернулся, увидев движущийся по дороге грузовик. Взглядом отыскав одного из своих бойцов, офицер коротко приказал: – Пойди, проверь!

"Урал" притормозил в нескольких метрах от ворот, и десантник, придерживая на плече автомат, направился навстречу нежданным гостям

– Кто такие, – плечистый, точно с агитационного плаката, старший сержант, протиснувшись в узкую щель между приоткрытых сворок, подошел к грузовику. – Откуда, куда? Документы!

– Приказ командира полка, – ответил Тарас Беркут, заметив мелькнувшую позади десантника тень. Сейчас командир спецназа нахлобучил на голову берет, точно такой же был надет на водителе. – Усиление группы прикрытия объекта.

– Я ничего не знаю, – пожал плечами десантник. – Сейчас командира позову, пусть разбирается. Оставайтесь здесь, из машины не выходить!

Сержант отступил назад и почувствовал, как в затылок уперлось что-то твердое, пахнущее оружейной смазкой и железом. Выскользнувший из кузова спецназовец был невидим для тех, кто стоял возле ворот, всего в полутора десятках метров от машины, используя для прикрытия того десантника, которому и угрожал оружием.

– Стоять, сержант, – шепнул в ухо человек, приставивший к затылку десантника пистолет с навинченным на ствол глушителем. Пространство перед въездом на охраняемую территорию было почти не освещено, и те, кто охранял ворота, не могли видеть, что происходит возле грузовика. – Ни звука, гвардеец. Не пытайся поднять тревогу, иначе вышибу мозги. Давай, парень, скажи своим, чтобы пропустили!

Ствол надавил на затылок сильнее, и у десантника сразу исчезло желание сопротивляться:

– Эй, открывай ворота, – сержант обернулся к стоявшим за оградой бойцам. – Пропустите, это свои!

Взревев мощным дизелем, тяжелый грузовик проехал на территорию санатория, сейчас наводненного бойцами воздушно-десантных войск. Стоявшие у въезда парашютисты проводили его взглядами. В этот момент оставшийся снаружи сержант решил, что пора действовать, и, выбив оружие из рук того, кто стоял у него за спиной, бросился к своим, стаскивая с плеча "Калашников":

– К оружию! Тревога!

Десантник успел передернуть затвор, когда в спину ему врезалось что-то твердое, сбив бойца с ног. Это была граната Ф-1 с не извлеченной, правда, чекой, поскольку боец из группы Беркута не нашел ничего более подходящего, чтобы остановить решившего рискнуть десантника. Спустя секунду спецназовец уже сидел верхом на своем пленнике, всем своим весом прижав сержанта к сырой от росы траве.

И в ту же секунду за спинами вздрогнувших от предупреждающего окрика своего командира десантников, словно из пустоты, возникли темные фигуры, сжимавшие в руках оружие. Стволы "Валов" и "Винторезов" не дрожали, и под их бесстрастными "взглядами" парашютисты не осмелились сделать не одного движения, вдруг затылками ощутив мертвенно-ледяное дыхание смерти.

Майор Беркут, легко соскочив на землю, неторопливо, пружинистой уверенной походкой двинулся навстречу оцепеневшим десантникам, даже не думавшим о том, чтобы воспользоваться своим оружием.

– Всем оставаться на своих местах, – приказал майор, приблизившись к ошеломленным солдатам. – Мы не собираемся никого убивать, если вы не станете делать глупости. Сдайте оружие и не пытайтесь оказывать сопротивление!

Из грузовика уже выпрыгивали остальные бойцы Беркута, взяв на прицел ничего не успевших понять десантников, вдруг оказавшихся в кольце. Еще остававшийся прежде ничтожный шанс был окончательно утерян.

– Что это значит? – с явной растерянностью, не переходившей, в прочем, в испуг, спросил один из десантников.

Каждый из парашютистов, оказавшихся на прицеле у спецназовцев, понимал, что рядом находятся его товарищи, и стоит лишь поднять тревогу, привлечь их хоть криком, хоть выстрелом, и тогда с этими чужаками будет покончено, но тот, кто сейчас первым поднимет шум, наверняка будет убит. Разумеется, никому не хотелось умирать, а оружие в руках диверсантов было направлено на столпившихся парашютистов, явно готовое к тому, чтобы его применили по назначению. К несчастью десантников, экипаж БМД, не желая сидеть в бронированной коробке, присоединился к своим товарищам, и теперь находился под прицелом.

– Еще раз приказываю сложить оружие, – распорядился Беркут тоном, не терпящим возражений. – Никто не пострадает, если все будут выполнять мои приказы. Мы придем и уйдем, тихо, никого не потревожив.

Майор говорил уверенно, как человек, привыкший отдавать приказы, и застигнутые врасплох парашютисты почувствовали это, утратив желание сопротивляться, благо, спорить с офицерами их давно уже отучили. Один за другим десантники бросали на землю автоматы, не забывая также освободиться и от гранат, а их командир вытащил из кобуры "Макаров", протянув его Тарасу рукоятью вперед.

– Замечательно, – кивнул Беркут. – Я рад, что мы пришли к взаимопониманию. Юнкер, Штырь, – обратился майор к своим бойцам: – Останетесь здесь, присмотрите за этими ребятами. А вы, лейтенант, – от тяжелого, холодного, словно свинец, взгляда майора командир караула поежился, – вы пойдете с нами. И предупреждаю, не делайте глупостей, если хотите жить.

Оставив десантников под охраной двух своих бойцов, группа, вновь погрузившись в машину, двинулась дальше. Грузовик этот они захватили на дороге, ведущей к аэродрому. Водитель и сопровождающий, благодаря которым у спецназовцев появились береты десантников, хоть какая-то маскировка, остались где-то в лесу. Беркут надеялся, что к рассвету они выберутся, освободившись от пут, которыми их спеленали, не слишком крепко, спецназовцы. Зато теперь у группы майора появилась возможность передвигаться быстро, в открытую, и при этом оставаясь незамеченной.

От ворот до главного корпуса санатория, трехэтажного Т-образного в плане здания вела единственная дорога, со всех сторон обсаженная, кажется, кипарисами, майор точно не различил в темноте. Здесь, у ворот, охрану несло отделение десантников, усиленное единственной БМД. Никто то ли не успел, то ли просто не пожелал оборудовать здесь пулеметные гнезда или какие-то препятствия типа противотанковых ежей, вероятно, надеясь на то, что сюда по причине полного неведения никто просто не сунется. Майора Беркута это вполне устраивало.

– Садись, – майор указал лейтенанту на грузовик. Когда десантник занял место рядом с водителем, которым на время стал сам Беркут, командир спецназа, тронувшись с места, спросил: – Как расположены посты, сколько человек охраняет объект?

– Рота, – сквозь зубы пробурчал лейтенант, неуютно чувствовавший себя под прицелом. В руке Беркута сейчас был пистолет Стечкина с длинным цилиндрическим глушителем, направленный в живот десантнику. – В карауле два взвода. У главного въезда отделение, еще два рассредоточены вокруг здания, остальные посты по периметру территории.

– Где остальные? – коротко спросил майор.

– Отдыхают в главном корпусе, – лейтенант указал на возвышавшееся впереди здание, территория вокруг которого была освещена многочисленными прожекторами.

Майор увидел роскошные клумбы, вокруг которых по двое прохаживались находившиеся в карауле десантники. Возле главного входа темнел угловатый корпус БМД, еще одна машина была укрыта в тени деревьев. Возле бронемашин тоже переминались с ноги на ногу часовые, не очень внимательно осматривавшие подступы к охраняемому объекту. Ни на одном из них даже не было бронежилетов и касок, только подсумки с запасными магазинами. Похоже, здесь никто не ждал нападения.

– Вот что, лейтенант, – нажав на тормоз, произнес Беркут. – Сейчас ты пойдешь с нами, и сделаешь так, чтобы посты нас пропустили, ясно? Ты ведь знаешь, где находится Швецов, не так ли?

Вопрос был задан таким тоном, что на него следовало ответить утвердительно, даже ничего не зная. Лейтенант, недавно выпустившийся из училища, понял, что перед ним профессионал, который убьет, не задумываясь, просто устранив препятствие, мешающее выполнить задачу.

– Да, я знаю, – кивнул взятый в заложники начальник караула. – Я покажу.

В горле у сержанта внезапно пересохло, и последние слова дались с большим трудом. Лейтенант понял, что, уверившись в его бесполезности эти люди, кем бы они ни были, прикончат его без колебаний. Он служил в спецназе десантных войск, и потому отлично представлял, как будут действовать такие же спецназовцы в подобной ситуации.

"Урал", скрипнув тормозами, остановился, не доезжая до главного здания немногим более ста метров. Грузовик оказался скрыт деревьями, возвышавшимися вдоль подъездного пути сплошной стеной, к тому же здесь почти не было освещения. Мощные прожектора слепили часовых, больше мешая им, нежели помогая обнаружить чужаков.

– Веди, – приказал Беркут лейтенанту, выстроив спецназовцев, пока не замеченных часовыми, возле машины. – Пятеро остаются здесь, – распорядился командир. – Ждите дальнейших приказов. Остальные за мной. И спокойнее, – предупредил майор, – иначе на нас обратят внимание.

Майор спешил, понимая, что те, оставшиеся у ворот десантники, могут поднять тревогу. Всего два человека, пусть и вооруженные, могли не произвести на них впечатления, а вступать в бой с целой ротой "голубых беретов", поддерживаемой бронетехникой, не хотелось категорически.

Выстроившись в колонну по два, спецназовцы, которых возглавлял лейтенант-десантник и державшийся на шаг позади него Беркут, двинулись к зданию, выйдя в свет прожекторов. Их появление не осталось незамеченным, и двое часовых направились к нежданным гостям:

– Кто такие, – один из десантников, видимо узнал офицера, бывшего проводником Беркута, спросив: – Товарищ лейтенант, кто это с вами?

Солдата явно насторожило то, что незнакомцы, явившиеся в сопровождении лейтенанта, явились сюда в полном обмундировании, а вооружены были не обычными АКС-74, а редкими "Валами" и "Винторезами".

– Подкрепление, – ответил офицер. – Спокойно, гвардеец, это свои. Полковник Крылов приказал усилить охрану объекта.

Лейтенант говорил уверенно, стараясь не думать о направленном ему в спину пистолете, который командир спецназа не выпускал из рук. Стоило сделать ошибку, как сперва погибнет сам лейтенант, он это понимал без подсказок, затем будут убиты эти два бойца, так некстати оказавшиеся здесь, а спустя несколько мгновений товарищи спецназовцев, оставленные их суровым командиром у ворот – в этом не было сомнений – расправятся и с взятым в плен отделением, стоит только услышать шум начавшегося боя. Было немного шансов, что безоружные десантники, пусть их и было больше, смогут справиться с двумя до зубов вооруженными людьми, явно не уступавшими гвардейцам своей подготовкой, и намного превосходившим их решимостью.

Успокоенные ответом лейтенанта, десантники, даже не подозревавшие, что были в шаге от гибели, двинулись дальше. Майор, следуя к зданию санатория за пленным офицером, решил, что устроителей заговора подвело стремление сохранить все в секрете, иначе сюда можно было бы стянуть большие силы, или вовсе перевезти президента на какую-нибудь военную базу, проникнуть куда без шума оказалось бы практически невозможно.

Видимо, заговорщики просто не подозревали, что кто-то может оказать сопротивление, решившись выступить против них, к тому же не желая посвящать в происходящее слишком многих. Что ж, это похвальное в иной ситуации стремление все сохранить в тайне теперь выходило им боком. Группа майора сумела проникнуть на объект открыто, пока не вызвав ни у кого ни малейших подозрений, без единого выстрела, и было бы замечательно, если бы и убраться отсюда удалось так же тихо и аккуратно, никого не потревожив.

Спецназовцы все так же спокойно, словно и в правду были здесь своими, приблизились к парадному входу. Со стороны можно было подумать, что это происходит смена караула, и охранявшие здание десантники ничего не заподозрили, наблюдая за группой солдат, двигавшихся строевым шагом.

Несколько постов, располагавшихся по периметру здания, не были помехой для бойцов Беркута, но главный вход тоже охранялся, и здесь могли возникнуть сложности. На ступенях, вроде бы, мраморных, стояли еще два часовых, насторожившихся при появлении десятка вооруженных до зубов солдат.

– Стой, кто идет? – подал голос десантник, мгновенно осекшись, когда в грудь ему уставился ствол автомата. – Что происходит?

Солдата охватил страх перед направленным на него оружием, к тому же поблизости не было никого, и рассчитывать на помощь не приходилось. Он все же мог бы попытаться выстрелить, просто громко закричать, но так и стоял неподвижно, словно загипнотизированный взглядом майора, смотревшего десантнику прямо в глаза.

– Молчать, – спецназовцы толкнули часовых внутрь, не дав им возможности поднять тревогу. – Ведите себя тихо, и останетесь живы!

– Двое остаются здесь, – приказал майор, уверено двинувшись дальше. – Будьте готовы применить оружие. Быстрее, ищем Швецова и уходим отсюда, пока десантники не опомнились.

Снаружи санаторий казался довольно ухоженным, способным прямо сейчас принять отдыхающих из всех концов страны, но, оказавшись внутри, спецназовцы поняли, что до готовности ему еще далеко. Половина ламп в коридорах не горела, всюду лежали бухты каких-то проводов, у зияющих темнотой проемов стояли не повешенные на петли двери. В стороне высились кое-как сколоченные козлы, рядом с которыми стояли ведра со штукатуркой и засохшей краской.

– Где президент, – требовательно спросил Беркут у лейтенанта-десантника. – Ну же, где он, черт побери?

– Второй этаж, – произнес молодой офицер, указав на погруженную в темноту широкую лестницу, ведущую на верх. – Швецов там.

– Охрана? – последовал новый вопрос.

– Пара человек, – дрогнувшим голосом ответил лейтенант. – У нас мало бойцов, невозможно везде расставить посты. Там только двое, правда, в коридоре. Остальные в дальнем крыле, отдыхают.

– Вяжите его, – услышав приказ майора, спецназовцы скрутили лейтенанта, выполнившего свою миссию, связав его по рукам и ногам найденным здесь же кабелем и затолкав в рот какую-то ветошь.

Беспомощный, даже не способный закричать офицер отправился в захламленную подсобку, где уже находились оба часовых, временно замененных людьми Беркута. Майор надеялся, что в течение нескольких минут никто не обратит внимания на внеплановую смену караула.

Спецназовцы же, избавившись от обузы, рвались вперед, вихрем влетая в каждую комнату. Лейтенант не солгал, во всем здании, кажется, практически никого не было. Вывернувшего на них из-за угла капитана в полевом камуфляже сбили с ног, прежде чем он успел коснуться кобуры. Офицер потратил несколько мгновений на выбор между тем, чтобы просто закричать или воспользоваться оружием, за что и поплатился. Его тоже крепко связали, кинув в какое-то полутемное помещение, заваленное строительным мусором.

Вихрем взлетели спецназовцы вверх по широкой лестнице, оказавшись на втором этаже. Часовые, охранявшие президента, обернулись на звук шагов, тут же схватившись за оружие. Беркут, бежавший первым, без колебаний вскинул пистолет, дважды выстрелив по ногам ближайшему к себе противнику. Десантник, не успев снять автомат с предохранителя, упал, как подкошенный, за ним последовал второй, которого точными выстрелами вывели из строя другой спецназовец.

– Живы, – майор на мгновение задержался над стонавшими часовыми. – Быстрее, парни, вперед!

Распахнув двери, спецназовцы Беркута, ощетинившись стволами, ворвались в залитое электрическим светом помещение. Беркут окинул комнату взглядом, запоминая малейшие детали. Что ж, не княжеские палаты, но все же вполне прилично, как раз под стать пленнику. Президент Швецов, стоявший возле окна, резко обернулся на звук треснувшего под мощным ударом дерева, опешив от увиденного. Кажется, внезапно отстраненный от власти глава государства не предполагал, что к нему так запросто может ворваться целое отделение вооруженных до зубов бойцов.

– Господин президент, – Беркут выступил вперед, опустив пистолет стволом в пол. Автомат он еще раньше убрал за спину, в тесноте помещений полагаясь на более компактное оружие. – Вам срочно нужно уходить. Я майор Беркут, командир разведывательно-диверсионной группы спецназа Главного разведуправления. Мы пришли за вами, господин президент.

– Да что, черт побери, происходит, – выдохнул Швецов, обведя пристальным взглядом стоящих в проеме спецназовцев в камуфляже, бронежилетах и разгрузках, точно они собирались в бой прямо сейчас. – Куда я должен идти?

Алексей Швецов за истекшие с момента ареста часы успел приготовиться ко всему, но каждый раз, когда слышал скрежет ключа, входящего в замочную скважину, у него внутри все сжималось в диком ужасе, неподконтрольном разуму. Но вместо палача на пороге появлялся капитан-десантник, командир роты, которой, видимо было поручено сторожить смещенного главу государства.

Офицер был немногословен, на вопросы, даже самые невинные, не отвечал, и всякий раз пытался как можно быстрее избавить от общества президента, словно чувствовал за собой вину. Алексей ничего ему не говорил, догадываясь, какие терзания сейчас гложут этого, должно быть, исполнительного и прилежного, без остатка преданного своему командиру офицера, фактически участвующего в государственном перевороте.

За минувшие часы предоставленный самому себе президент впервые смог обдумать собственные поступки, приведшие к такой странной, нелепой, но при этом смертельно опасной для его жизни ситуации. Он уже был готов признать, что совершил ошибку, но не тогда, когда осмелился пойти против воли всесильной Америки, напомнив своим соотечественникам, что они живут в великой стране, достойной называться мировой державой. Нет, это было верно, и появись сейчас у Алексея возможность что-то изменить, вновь вернувшись в прошлое, он едва ли поступил бы иначе. Ошибкой было то, что он поверил, будто его идеи, воспоминания о минувшем величии России и мечты о ее возрождении, кто-то может разделять с ним.

Те, на кого волей-неволей вынужден был полагаться Швецов, давно забыли о чести и верности слову, превыше всего поставив собственное благополучие, казенную дачу или счет в зарубежном банке. И, поняв, что этот сытый мирок, не знающий потрясения, может рухнуть в любой миг, те, кого Алексей считал своими соратниками, решились на поступок, которого от них ожидать было сложно. И вот результат. Президент, лишенный связи с внешним миром, под охраной десантников, верящих, что исполняют законные приказы, а там, за кремлевскими стенами, должно быть, уже вовсю делят власть, не забывая лизать задницы надменным янки, всячески их уверяя в миролюбии России. А Швецов тем временем ждет, когда же появится расстрельная команда, ведь он на месте заговорщиков точно избавился бы от опасного пленника, создающего угрозу одним лишь фактом своего существования. Они уже совершили измену, так что терять тем, кто так ловко устроил переворот, уже попросту нечего. Но случилось то, чего Швецов уже не ждал, и вот на пороге вместо конвоя стоят солдаты, такие же, как те, кому поручили сторожить ценного пленника, но принесшие с собой свободу.

– Без вопросов, пожалуйста, – майор Беркут, видя, что глава государства от неожиданности впал в какой-то ступор, бесцеремонно схватил президента за плечо, вытолкнув его прочь из комнаты. Швецов даже не сопротивлялся, все еще не вполне понимая, что здесь творится. Он еще не отошел от захвата десантниками сочинского аэропорта, а теперь происходило нечто еще более непонятное. – Все объяснения потом. Нам нужно спешить, пока охрана не подняла тревогу.

– Стой, – приказал президент, рванувшись к запертой двери. – Сюда, – не дожидаясь помощи спецназовцев, с разбега он ударил в дверь ногой, и хлипкий замок не выдержал, жалостно лязгнув.

– Господин президент, – из полумрака выскочил офицер в морской форме, в руках державший тяжелый кейс. – Что случилось? Кто эти люди?

– Да торопитесь же, черт вас возьми, – зарычал Беркут, забыв, кто находится перед ним. Майор вдруг понял, что освобожденный Швецовым моряк держал в руках тот самый "ядерный чемоданчик", своеобразный символ верховной власти.

Образовав вокруг освобожденных живую стену, ощетинившуюся автоматными стволами, бойцы Беркута во главе с самим майором бросились бежать, спеша быстрее покинуть опасную зону. Пробегая мимо корчившихся от боли десантников, Швецов только молча указал на них майору, вопросительно взглянув на Беркута.

– Иного выхода не было, – пожал плечами командир спецназа, ответив на невысказанный вопрос. – Они могли открыть огонь. Мы и так обошлись без жертв. – Тарас Беркут придержал рванувшего вперед по инерции президента, вызвав по рации своих бойцов, оставленных снаружи: – Узбек, как обстановка снаружи? Мы выходим, Первый у нас.

– Все чисто, – отозвался боец, стоявший на крыльце под видом часового. – Выходите, мы вас прикроем, командир!

Но в эти мгновения снаружи их уже ждали, и отнюдь не с распростертыми объятиями.

Полковник Карсон, заняв позицию в кустарнике за оградой, наблюдал, как его бойцы движутся к зданию санатория, взяв его в кольцо. Они незамеченными преодолели полтора десятка миль, выйдя к объекту точно в срок, и теперь оставалось только выполнить задачу. И его ребята были к этому готовы, не сомневался полковник.

Все оказалось проще и легче, чем должно было быть. Малая численность охраны не позволила расположить вокруг объекта достаточное количество постов, и проникновение на охраняемую территорию прошло быстро и почти без помех, если не считать секрет, на который наткнулись бойцы "Дельты". Двое десантников ничем не выдали себя до последней секунды, и едва не подняли тревогу. Теперь их тела лежали в парке, присыпанные прошлогодней листвой. Уильям Карсон предпочел бы обойтись совсем без крови, но и не мог позволить себе оставить за спиной даже одного русского солдата.

Коммандос в маскировочных костюмах, разрисовав лица и руки черной краской, казались настоящими призраками, бесшумно скользя среди ветвей. Бойцы "Дельты" видели мир через приборы ночного видения, при этом специальная ткань, из которой были изготовлены их костюмы, поглощала тепло, делая их самих почти невидимыми для тепловизоров противника, и уж подавно их невозможно было заметить невооруженным взглядом.

Профессионалы, на подготовку каждого из которых ушло несколько лет и были потрачены огромные средства, они могли ходить по лесу беззвучно, подкрадываясь к противнику на расстояние удара кинжалом, разя беспощадно и стремительно. И сейчас полковник хотел быть среди них, но понимал, что задача командира заключена в ином. Он должен был видеть сразу все, происходящее на поле боя, каждого своего бойца, вовремя отдавая приказы.

Карсон был не один, рядом с полковником занял позицию пулеметный расчет, еще один расположился слева от него, ярдах в ста. Отсюда они могли простреливать все пространство, прилегающее к ярко освещенному зданию, в считанные мгновения залив площадь раскаленным свинцом. Русские, решил Карсон, сами загнали себя в ловушку, ведь все их солдаты в свете прожекторов были как на ладони. Двумя очередями можно было срезать почти всех патрульных.

– Дельта-один, я Альфа-лидер, – раздался в наушниках шепот командира первой оперативной группы, штурмового отряда, уже вышедшего на исходный рубеж. – Мы на позиции, готовы к штурму.

– Принято, Альфа-лидер. Внимание, команда Браво, – полковник вызвал командира группы прикрытия, – приготовиться. Ваша цель – русские бронемашины.

Несколько бойцов, вооруженных реактивными гранатометами М136 должны были уничтожить две БМД, против огневой мощи которых у коммандос не было никаких шансов. Карсон надеялся, что диверсантам удастся проникнуть на объект незамеченными, благо, часовые, расставленные вокруг здания, не могли контролировать все подходы к нему из-за своей малочисленности, не имея в своем распоряжении никаких технических средств типа датчиков движения. Бойцам "Дельты" нужно было преодолеть несколько десятков метров открытого пространства, достаточно неплохо освещенного, и затем за пару минут обыскать большое здание, чтобы обнаружить там единственного человека. Это было трудно, но возможно, и пока штурмовая группа будут действовать, русские будут находиться под прицелом коммандос из отряда прикрытия.

– Команда Альфа, внимание, – произнес в микрофон полковник. – Начинаем по моей команде!

Коммандос находились уже у кромки парка, готовые к молниеносному прыжку. Если русские не заметят незваных гостей, чего полковник желал всей душой, что ж, выходит, им повезло. Но сколь хорошо ни были подготовлены солдаты Карсона, от случайностей не застрахован никто, и если возникнет угроза срыва операции, действовать придется быстро, не думая о том, чтобы щадить противника, ведь и русские едва ли дадут им пощаду.

Оставшиеся с полковником бойцы, взявшие здание в кольцо, следующие несколько минут будут держать на прицеле каждого десантника, и если кто-то из часовых заметит коммандос, спустя долю мгновения несколько русских парней, лично не сделавших ничего плохого ни полковнику Карсону, ни его подчиненным, умрут, сраженные меткими выстрелами бойцов "Дельты". Затем взлетят на воздух бронемашины, и коммандос, пользуясь тем, что охрана отвлечется на взрывы, начнут отходить в парк под прикрытием пулеметов. Возможно, их станут преследовать, но на этот случай в зарослях уже расставлены мины и растяжки, наткнувшись на которые, преследователи сбавят тем, позволив подстрелить себя бойцам из группы прикрытия.

Внезапно Карсон заметил такое-то движение перед зданием. Группа вооруженных людей вышла из здания, и в тот же миг на площади появился тяжелый армейский грузовик, явно вызвавший интерес у стоявших на посту десантников. К удивлению полковника, к группе солдат, двинувшихся к автомобилю, присоединились и часовые, стоявшие на ступенях.

– Отбой, всем отбой, – приказал Карсон. – Там что-то происходит!

– Это Швецов, – раздался взволнованный возглас одного из коммандос, занявших позицию для атаки в двадцати ярдах от парадного входа. – Я его вижу, Дельта-один. Повторяю, вижу объект. Там русский президент!

– Черт, они его куда-то увозят, – прорычал Карсон. – Внимание всем, общая атака! Задержать грузовик! Не дайте им уехать!

Майор Беркут, покинув здание, успел подумать, как легко все получилось, вдруг ощутив на себе чей-то пристальный взгляд, а затем раздались странные хлопки, и один из его бойцов упал на плиты, как подкошенный. Двое десантников, оказавшихся рядом, увидели это, инстинктивно схватившись за оружие, но вдруг сами повалились на землю, и тут же вспышка взрыва озарила окутанный тьмой парк, а следом долетел раскатистый гул.

– Глушители! По нам стреляют из винтовок с глушителями, – выдохнул майор, видя, как гибнут один за другим часовые, не успевая даже стащить автоматы с плеча. – К бою! Это засада!

Беркут припал на колено, вскинув автомат и выискивая цель. Вспышка – это внезапно взорвалась одна из БМД – ослепила его, и перед глазами майора беспорядочно метались яркие пятна.

– Огонь! Огонь, вашу мать! – От взрыва заложило уши, и Беркут кричал, едва слыша сам себя.

– Что происходит? – просипел придавленный к земле одним из спецназовцев президент, пытаясь встать. Швецов не понимал, что случилось, и только ударившие в асфальт пули, выбившие снопы искр, заставили его словно вернуться на двадцать лет назад.

Невидимые стрелки, укрываясь среди деревьев, вели огонь короткими очередями, экономя патроны. Они били в упор, сметая всех, кто оказался на площади перед зданием, расстреливая каждого, кто еще двигался, неважно, в агонии или осознанно.

Атака оказалась внезапной, но все же бойцы Беркута, хоть и понесли потери, быстро, за считанные секунды перегруппировались, ответив короткими очередями, хотя и не видели своих врагов, а потому вели ответный огонь, подчиняясь лишь чутью. А вот парашютистам, расслабившимся, отвлекшимся, считавшим происходящее обычной рутиной, не повезло.

– Тревога, – крикнул кто-то рядом. – К бою! Это нападение! – и тотчас захлебнулся криком.

Стоявшие в карауле десантники, не ожидавшие внезапного нападения, огрызались беспорядочным огнем, заняв круговую оборону и даже не понимая толком, в кого стреляют. Противник позаботился о том, чтобы снабдить оружие глушителями, и "голубые береты", не слыша звука выстрелов и не видя демаскирующих стрелков вспышек, палили вслепую, кажется, от неожиданности впадя в панику.

Всюду вдруг воцарился хаос. Не смолкал треск выстрелов, кто-то пытался отдавать приказы, перекрывая шум боя, а иные уже не думали о сопротивлении, метясь в поисках укрытия. Раньше всех сориентировался экипаж уцелевшей БМД. Развернув башню, десантники дали несколько очередей из спаренного пулемета, пронзивших тьму. Сплошная стена леса поглотила трассеры, а спустя секунду ночную мглу прочеркнул болид реактивного снаряда, и эта бронемашина взорвалась от прямого попадания кумулятивной гранаты.

– Дьявол, они в парке! Противник слева!

Беркут выпустил короткую очередь туда, откуда только что выстрелили из гранатомета. Его бойцы поддержали командира, обрушив на заросли кустарника град свинца.

– Отходим, – майор понял, что сейчас лучший момент, чтобы убраться отсюда. Неважно было, кто в низ стреляет, главное, что десантники пока были заняты неизвестными нападавшими. – К машине, живее!

Спецназовцы, вскочив на ноги, кинулись к "Уралу", от которого уже вели огонь по стене деревьев оставленные там для прикрытия бойцы. Беркут увидел несколько темных силуэтов справа, на бегу расстреляв остатки магазина. Одна фигура упала, будто наткнувшись на невидимую стену, еще несколько кинулись в сторону, уходя с линии огня.

– Черт, они уходят, – выругался Карсон, видевший, как погиб его боец. – Уничтожить грузовик, вашу мать!

Боец "Дельты" вскинул на плечо гранатомет, быстро прицелившись и нажав на спуск. Кумулятивная граната, оставляя за собой дымный след, прочертила воздух, и угловатый грузовик превратился в огненный шар, взрывная волна сбила с ног всех, кто находился рядом. А затем коммандос, заменив опустевшие магазины, обрушили на оглушенных, ослепленных вспышкой противников шквал огня.

– А, проклятье! – майор, превозмогая боль, поднялся на колени, найдя взглядом президента. Несколько пуль со свистом пронзили воздух, и Беркут, выхватив пистолет, поскольку времени сменить магазин "Вала" не было, сделал несколько выстрелов, не целясь.

– Справа, – прорычал кто-то из бойцов Беркута – майор даже не понял, кто это был – выпустив длинную очередь в темноту. Спустя секунду грудь его разорвалась от пробивших ее пуль.

Спецназовец рухнул в клумбу, подминая роскошные розы, плод чьего-то упорного труда. Майора передернуло от омерзения, когда брызги крови попали ему в лицо.

– Суки, – Алексей Швецов, как будто вновь оказавшись в Афганистане, больше не колебался, схватив лежавший на земле автомат и выстрелив несколько раз в направлении приближавшихся темных фигур. – Сдохните, твари! – Сейчас президенту было безразлично, в кого стрелять. Перед ним был противник, враг, и его должно было уничтожить. – Ублюдки! Сдохните!

Президент не чувствовал ничего, кроме отдачи оружия, длинными очередями срезав нескольких противников, даже не зная при этом, в кого именно стреляет. Как двадцать лет назад, стоило только прозвучать первым выстрелам, всякий страх и неуверенность исчезали, уступая место хладнокровному расчету. Швецов за пару секунд опустошил магазин, и рука привычно дернулась к нагрудному карману, за запасным магазином, прежде чем Алексей вспомнил, где он, и что происходит.

– Уходим, – рывком подняв на ноги контуженного президента, толкнул его к лесу. Наперерез метнулась темная фигура, и майор, не раздумывая, расстрелял весь магазин "Стечкина", свалив подобравшегося так близко противника. – Быстро, к деревьям!

Пробегая мимо уничтоженного противника, Беркут на мгновение задержался, рассмотрев свою жертву. Смуглый мужчина в маскировочном костюме непривычного покроя, нисколько не походил на славянина. Судя по цвету кожи и форме лица он был латиноамериканцем, и наверняка не имел никакого отношения к охранявшим президента десантникам. Это же подтверждал и лежавший рядом с ним пистолет-пулемет "Хеклер унд Кох" с фонарем и цилиндрической насадкой глушителя на стволе.

Тем временем десантники опомнились, сумев оказать организованное сопротивление. Около двадцати бойцов бежали от здания в сторону пытавшихся укрыться в зарослях десантников. Среди деревьев мелькнули вспышки выстрелов, и длинная пулеметная очередь – не меньше полусотни патронов – срезала за секунду едва ли не половину "голубых беретов". Остальные залегли, открыв ураганный огонь, который сразу унес жизни еще двух спецназовцев. Теперь с Беркутом оставалось не более полудюжины бойцов, лишившихся путей отхода.

– Шквальный огонь, – приказал майор, первым подав пример своим бойцам. Он успел кинуть Швецову полный магазин, и теперь президент тоже стрелял, похоже, не задумываясь над тем, чтобы беречь боеприпасы. – Прижмите их к земле, сукиных детей!

Полковник Уильям Карсон спокойно поймал в прицел одного из русских, прикрывавших собою президента Швецова, нажав на спуск. "Хеклер" привычно дернулся в его руках, ударив в плечо, и русский, выронив оружие и нелепо всплеснув руками над головой, завалился на спину. В ответ раздались короткие очереди, это стреляли попавшие под перекрестный огонь спецназовцы Беркута. Несколько пуль вонзились в ствол дерева рядом с головой полковника, и щепки впились Карсону в лицо. И с той, и с другой стороны бойцы пользовались оружием с глушителями, и выстрелы сопровождались лишь негромкими хлопками и клацаньем затворов, да еще криками тех, кто оказывался на пути пронзавших воздух пуль.

Майор понял, что их операция провалилась. Кто бы ни скрывался сейчас среди деревьев, им удалось за пару минут уничтожить половину группы Беркута, попутно прикончив не менее взвода десантников. Это была засада, вырваться из которой можно было лишь при подавляющей огневой мощи.

Словно кто-то услышал мысли майора, вжавшись в землю, стрелявшего одиночными по укрытым в лесу пулеметчикам, и площадь огласилась ревом мощного дизеля. БМД, выскочившая с аллеи к зданию, развернулась к лесу всем корпусом, открыв шквальный огонь из всех стволов. Фугасный снаряд разорвался где-то в зарослях, несколько пушечных и пулеметных очередей, посланные ему вдогон, смели ближайшие деревца. Десантники, воспрянув духом, поддержали БМД, спеша расстрелять магазины как можно быстрее. Воздух наполнился стрекотом автоматных очередей и грохотом разрывов.

– Командир, быстрее к нам, – обернувшись, Беркут с удивлением увидел высунувшегося из люка командира Юнкера. Бойцы, оставшиеся караулить десантников, услышав стрельбы, не колебались слишком долго, вскочив в боевую машину и двинувшись на помощь своим товарищам. – Давай быстрее, майор!

– А, черт, – выругался Беркут, когда меткая очередь взрыла землю возле него, вскочив, и кинувшись к БМД. Швецова, охваченного горячкой боя, пришлось буквально тащить на себе, не забывая отстреливаться от притихших при появлении боевой машины десанта противников. – Отходим, парни!

Спецназовцы, пригибаясь, начали пятиться к БМД, продолжавшей вести ураганный огонь по лесу. Коммандос тоже не сидели без дела, и пока бойцы Беркута преодолевали отделявшие их от бронемашины считанные метры, отряд уменьшился еще на двух человек, сраженных точными выстрелами.

– Уничтожить БМД, – Карсон выхватил из рук ближайшего к нему коммандос гранатомет, торопливо прицелившись и выстрелив. Под шквальным огнем, когда, казалось, воздух пропитался свинцом, точно целиться оказалось затруднительно, и граната скользнула в паре футов от бронемашины, разорвавшись уже позади нее, в гуще десантников. – Вашу мать!

Орудие бронемашины отрывисто рявкнуло, харкнув огнем. Снаряд разорвался в нескольких метрах от полковника, заставив его закрыть ладонями уши, бросив "хеклер".

Юнкер, взявший на себя управление огнем, не думал о том, чтобы экономить снаряды. Очереди автоматической пушки, словно пила, срезали несколько деревьев, зашелся, будто в кашле, спаренный пулемет, посылая в ночной сумрак сотни трассирующих пуль. И благодаря этому шквалу огня, который даже ко всему готовые коммандос из группы "Дельта" не могли выдержать, остаткам группой майора Беркута удалось добраться до БМД.

– Все внутрь, – приказал майор, помогая президенту первому забраться в распахнутый люк в крыше бронемашины. – Живее, мать вашу!

Беркут буквально закинул Швецова в БМД, при этом еще и подгоняя его выражениями, которые не осмелился бы произносить в присутствии президента в иной обстановке. Следующим на броню попытался вскарабкаться сопровождавший президента офицер, не выпускавший из рук свой чемоданчик, но по корпусу бронемашины градом ударила автоматная очередь, и несколько пуль рикошетом прошили моряка навылет. Он так и упал на бетон, телом закрывая кейс.

– Куда, – Швецов попытался помочь умирающему офицеру, но Беркут, вскочив на крышу БМД и представляя собой отличную мишень для скрывавшихся в паре стрелков, толкнул его внутрь. – Сдурел? Они даже не поймут, по кому стреляют!

Десантный отсек БМД-4 был рассчитан на пять человек, но, хотя из группы Беркута уцелело шестеро, и к ним еще присоединился Швецов, места не хватило только одному бойцу, вжавшемуся в корпус позади башни. БМД, развернувшись на одном месте, рванула прочь, помчавшись по аллее. Видимо, десантники что-то сообразили, поскольку открыли по бронемашине огонь, но несколько очередей, выпущенных поверх их голов, заставили парашютистов успокоиться.

– Проклятье, – полковник Карсон в ночной бинокль наблюдал за удаляющейся БМД. – Они ушли. Дьявол, нет!

Разумеется, не имея транспорта, догнать бронемашину было невозможно, а, значит, невозможно было и выполнить задание. Миссия провалилась.

– Включайте радиомаяк, – приказал полковник. – Все кончено. Пора вызывать спасателей.

Операция завершилась не так, как хотелось, но теперь пора было побеспокоиться о своих бойцах, тех немногих, кто уцелел в короткой, но яростной схватке. Полковник понимал – они лишь расшевелили осиное гнездо, и потому приказал:

– Убираемся отсюда!

Короткий импульс поймал пролетавший над Кавказом американский спутник связи, ретранслировав его на самолет АВАКС, уже который час описывавший круги над восточной частью Черного моря.

– Есть сигнал, – сообщил оператор на борту "Сентри". – Группа отходит от объекта. Будут в точке эвакуации в течение полутора часов.

– Если им не отрежут пути отхода, – пожал плечами старший офицер. – Ладно, давай сигнал на базу, пусть поднимают вертушки.

Оператор связался с базой Инжирлик, передав приказ. Он понимал, как те парни внизу ждут появления вертолета, окруженные противником, преследуемые, словно звери, попавшие в облаву.

Офицер ВВС не знал, что спустя семь минут после получения его сообщения из Инжирлика взлетели два тактических ударных самолета F-117A, взяв курс на северо-восток, в направлении российских границ. Те, кто находился на борту Е-3А, об этом не думали, и тем более ничего не знали отступавшие бойцы "Дельты", фактически потерпевшие поражение.

Коммандос, потерявшие в коротком, но жестоком бою почти половину бойцов, поняв, что операция завершился, отступили в лес. Русские десантники даже не пытались преследовать их, не зная, с какими силами могут столкнуться. Но уже был передан сигнал тревоги, и на расположенном в нескольких десятках километров аэродроме отрывались от земли вертолеты, на борту которых находилась еще одна рота под командованием самого полковника Крылова. Пара Ми-8МТВ с десантом и столько же штурмовых вертолетов Ми-24В направились к атакованному санаторию. Следом за ними по земле двигалась группа БМД-4. Кроме того, по тревоге были подняты окрестные гарнизоны, которым сообщили о нападении группы террористов на военный объект, умолчав о некоторых подробностях.

– Задействуйте всех, кого можно, – отдавал распоряжения Крылов. – Блокировать объект в радиусе двадцати, нет, тридцати километров. Поднимайте все вертолеты, какие найдете, выставьте посты на всех дорогах. Засады, поисковые группы, все, что только можно! Прижать выродков, всех прикончить!

Погибли лучшие люди Крылова, и полковник жаждал мести. Он не знал, кто виновен в их гибели, но желал только одного – найти их и уничтожить, без разговоров, без предложений сдаться в плен. Порученное ему задание было не выполнено, Швецов исчез, и играючи была уничтожена половина роты, охранявшей президента. Это был позор, и смыть его можно было только кровью, неважно, своей или чужой.

Тем временем БМД, на которой ехали остатки группы Беркута, выбралась на шоссе, ведущее к аэродрому. Там, надеялся, майор, их уже ждет якобы неисправный Ан-26, совершивший посадку больше часа назад. Отряд понес большие потери, но, хотя это было небольшим утешением, им удалось выполнить то, ради чего здесь и оказались спецназовцы.

– Майор, объясните, что происходит, – горячка боя оставила президента, и теперь он более-менее трезво пытался анализировать происшедшее. – С кем мы вступили в бой?

– Думаю, это иностранные диверсанты, – предположил Беркут. Майор в тесноте десантного отсека занимался перевязкой одного из своих бойцов, которому в ногу попала пуля. Наложив жгут, офицер зубами надорвал перевязочный пакет, извлекая из него бинт. – Мне кажется, это были американцы, господин президент.

– Американцы, – удивился Швецов. – Здесь, на нашей земле? Но это же повод к войне!

– Возможно, – согласился занятый своим делом майор. – Но если бы не наше появление, то, вполне возможно, объявлять войну было бы некому. Я полагаю, их целью были вы, и едва ли рота десантников смогла бы помещать этим ребятам. Думаю, мы столкнулись с каким-то элитным подразделением, рейнджерами, к примеру, или "тюленями".

– Командир, – отвлек майора сидевший на месте водителя Штырь, старший прапорщик Штырько. – Командир, впереди огни. Думаю, это десантники с аэродрома движутся на помощь к своим.

– Черт, – прошипел сквозь зубы Беркут. – Сворачивай с дороги! Не хватало еще принимать бой с ними.

БМД, съехав с шоссе, вломилась в лес, оставляя за собой настоящую просеку, а спустя минуту из-за поворота выскочила колонна из четырех бронемашин, на которых верхом сидело множество вооруженных до зубов парашютистов. С грохотом прошли над лесом вертолеты, бронированным днищем едва не цеплявшиеся за верхушки деревьев, и спецназовцы только выругались, представив, что бы было, заметь их пилоты под завязку нагруженных ракетами "крокодилов".

Крылов, охваченный яростью, забрал с собой большую часть находившихся на аэродроме бойцов, и теперь летное поле охранял лишь усиленный взвод десантников. Это было на руку Беркуту, понимавшему, что бой с превосходящими силами им не выдержать. Боекомплект БМД был израсходован на три четверти, а у каждого из солдат осталось в лучшем случае по полтора магазина, слишком мало, чтобы вступать в схватку с серьезными силами.

– Приближаемся, – сообщил Юнкер, не покидавшие места командира боевой машины. – Вижу пропускной пункт. Сейчас начнется!

Старший лейтенант проверил счетчик боеприпасов, убедившись, что стомиллиметровое орудие заряжено, и для автоматической пушки еще осталось несколько десятков выстрелов.

Стоявшие на въезде на аэродром десантники с удивлением увидели приближающуюся БМД-4, покрытую копотью и отметинами от пуль, точно она только что была в гуще боя. Спустя секунду рявкнуло орудие, и снаряд снес караулку вместе с пулеметным гнездом, в котором был установлен "Утес" на треножном станке. Из шести человек уцелел только один, контуженный, отброшенный взрывом на несколько шагов. Сейчас Беркут не мог позволить себе проявить жалость к десантникам, понимая, что, даже взяв их живыми, "голубые береты" не простят спецназовцам гибель товарищей.

– Ни хрена себе, – пилот Ан-26, стоявшего на краю летного поля, с изумлением смотрел на буквально вылетевшую на бетонку БМД, плевавшуюся во все стороны огнем. – Что за ерунда?

Боевая машина с ходу вела огонь из всех стволов, сметая все вокруг. Отрывисто грохало орудие, посылая в сторону огрызавшихся огнем десантников один осколочно-фугасный снаряд за другим. Ему вторила тридцатимиллиметровая пушка, и непрерывно стрекотал спаренный ПКТМ. К тому же спецназовцы, находившиеся в десантном отделении, стреляли через амбразуры, открыв огонь по обоим бортам, уничтожая всякого, кто оказывался в их поле зрения, или просто паля по площадям и создавая вокруг бронемашины зону сплошного поражения.

– Похоже, это наши пассажиры, – ошеломленно произнес штурман, тоже находившийся в кабине транспортника. – Майору как раз пора появиться, так что я даже удивлюсь, если это не он.

Старший прапорщик Штырько увидел стоящий в конце взлетно-посадочной полосы самолет и направил к нему БМД, по которой уже открыли огонь остававшиеся на аэродроме десантники. Десяток солдат в голубых беретах бежал по летному полю от расположенных на его кромке казарм. Десантники стреляли от живота, не целясь, и пули, как град, колотили по броне. Хотя спецназовцы знали, что от автоматных пуль они надежно защищены, спокойствия это не прибавляло.

– Черт, у них БМД! – принявший на себя обязанности командира Юнкер увидел выехавшую не летное поле БМД-4. Крылов забрал с собой не только большую часть бойцов, но и всю технику, кроме этой бронемашины.

БМД в движении открыла огонь по чужакам из автоматической пушки, но наводчик промахнулся, и десяток бронебойно-подкалиберных снарядов "Кернер" прошил воздух, встретив на своем пути препятствие в виде борта Ан-26. Баки самолета были полны, и экипаж погиб, не успев понять, что случилось. Транспортник превратился в огненный шар, и взрывная волна, пронесшаяся над полем, сбила с ног сбегавшихся отовсюду десантников.

– Гаси ее, – приказал Беркут. – Уничтожить БМД!

Юнкер, вполне освоившийся с системой управления огнем боевой машины десанта, навел на противника орудие и нажал на спуск. Броня БМД-4 надежно защищала от осколков, но прямого попадания осколочно-фугасного снаряда не выдержала. Боевая машина с грохотом взорвалась, это сдетонировал боекомплект. Башня отлетела в сторону, на месте БМД осталась только груда искореженного металла.

– Самолет, командир, – старший прапорщик Штырько через призму прибора наблюдения видел охваченный пламенем Ан-26. – Нам отсюда не выбраться! Они взорвали самолет!

– Вертолеты, – Швецов, занявший место у амбразуры, увидел стоящие в стороне вертолеты, в том числе такой знакомый Ми-24. – Здесь есть вертолеты. Мы сможем улететь!

– Вы поведете, господин президент, – согласился Беркут. – Ни я, ни мои люди почти не умеем управлять "вертушкой".

Остановив БМД, спецназовцы выбрались наружу и, огрызаясь короткими очередями, двинулись к вертолету. По ним тут же открыли шквальный огонь уцелевшие после атаки десантники. Один из бойцов Беркута, поддерживавший раненого товарища, упал, спустя секунду среди спецназовцев разорвалась выпущенная из подствольного гранатомета граната ВОГ-25. Ударная волна сбила майора с ног, рядом упал оглушенный взрывом президент.

– Бегом, – прохрипел Беркут, поднимаясь на колени и пытаясь нашарить возле себя автомат. – Давай, к "вертушке". – Он рывком поднял на ноги Швецова, непонимающе озиравшегося вокруг.

Старший прапорщик Штырько, третий уцелевший из тех, что ворвались на аэродром, опустившись на колено, выпустил в приближающихся десантников длинную очередь, быстро заменив магазин.

– Командир, уходи, – спецназовец поймал на прицел ближайшего противника, короткой очередью свалив его с ног. Приходилось экономить патроны, ведь запасных магазинов у Штырько не осталось. – Отходите, мать вашу, – выругался боец, видя, что Беркут и президент медлят. – Я их долго не смогу сдерживать!

– Пошли, – майор вскочил на ноги и кинулся к вертолету, собой прикрывая Швецова, без которого шансов выбраться отсюда у них точно не осталось бы. – Поторопись. Наверняка вся компания уже направляется сюда.

Президент понял, что командир спецназа имел в виду встретившихся им по пути сюда десантников. Что ж, сейчас единственная БМД означала бы конец для тех, кто остался от диверсионной группы Беркута.

Швецов вскочил в кабину пилота, бросив взгляд на приборную панель. К счастью, баки "Крокодила" были полны, и оставалось надеяться, что вертолет полностью исправен. В любом случае, пренебрегать таким шансом было нельзя. Последний оставшийся в живых боец Беркута еще отстреливался, и майор, уже забравшись кабину стрелка, тоже вел огонь из автомата, экономя боеприпасы.

Алексей давно не садился за штурвал, но несколько сотен боевых вылетов, три года училища и пятнадцать лет, проведенные в кабине вертолета в качестве строевого летчика, не исчезли просто так. Щелкнув тумблерами, Швецов запустил турбины, услышав давно забытый вой. Он ничего не забыл, казалось, что президент и не переставал летать. Это было прекрасное чувство, ощущение собственной силы и мощи.

– Взлетаем, – крикнул Швецов майору. – Скажи своему, пусть забирается в десантный отсек.

Вертолеты Ми-24 редко использовались для перевозки людей, хотя и могли принять на борт восемь полностью экипированных солдат. Чаще десантная кабина применялась для размещения дополнительного боезапаса, и там же мог находиться бортинженер.

– Штырь, – крикнул Беркут, высунувшись из люка, – давай сюда! Отходи!

Спецназовец, не рискуя поворачиваться к десантникам, продолжавшим обстреливать его, спиной, попятился к вертолету, лопасти которого уже бешено рубили воздух. Старший прапорщик не дошел несколько шагов, когда автоматная очередь полоснула его по груди, прошив тело насквозь несмотря на бронежилет.

– Суки, – зарычал майор, увидев, что его боец упал и больше не движется. – Ублюдки!

– Все, взлетаем, – повторил Швецов, рванув штурвал. – Взлетаем, майор!

Вертолет мгновенно покорился опытному пилоту. Двенадцатитонная машина взмыла в воздух, пройдя буквально над головами десантников, открывших по ней шквальный огонь. К счастью, автоматные пули не представляли опасности для бронированного корпуса Ми-24В, который не зря называли "летающей БМП".

Алексей сделал круг над аэродромом, охваченным огнем, пройдя над взлетной полосой, над уничтоженной спецназовцами БМД-4. С земли к вертолету протянулись пунктиры трассеров, кто-то стрелял из пулеметов, рассчитывая повредить "вертушку".

– Черт, у них ПЗРК! – Перед самым носом вертолета взорвался реактивный снаряд, заставив Беркута вскрикнуть от удивления: – Уклоняйся. Нас собьют!

– Это РПГ, – догадался Швецов, для которого происходящее не было чем-то новым. В Афганистане он десятки раз попадал под обстрел, и теперь был совершенно спокоен. – Сейчас мы их угомоним. Давай, майор, работай из пулемета! – приказал президент.

Ми-24В был вооружен четырехствольным крупнокалиберным пулеметом ЯкБ-12,7, мощным оружием, может, не столь грозным, как тридцатимиллиметровая пушка Ми-24П, но не менее опасным для живой силы, не прикрытой броней. Заложив вираж, Швецов направил вертолет на группу десантников, стрелявших по "Крокодилу" из всех стволов, и майор нажал гашетку пулемета. Длинная очередь смела людей, превратив их в окровавленные куски мяса, замотанные в обрывки камуфляжа.

– Так, – с азартом произнес Швецов, вдруг переставший понимать, с кем воюет. – Вот так, твари!

Развернув вертолет, президент выпустил несколько неуправляемых ракет по стоявшим в дальнем конце летной полосы вертолетам. На внешней подвеске Ми-24В находились два блока Б-8В-20А, каждый с двадцатью восьмидесятимиллиметровыми снарядами С-8, более чем достаточно, чтобы уничтожить аэродром.

Швецов бросал вертолет в один вираж за другим, расстреливая все, что видел. Воздух прочеркнули дымные следы неуправляемых ракет, и несколько ангаров превратились в огненные шары. Эта же участь постигла и казарму, которая, казалось, взорвалась изнутри, когда несколько ракет влетели точно в оконные проемы. Пулемет изрыгал потоки свинца, сметавшие пытавшихся найти укрытие десантников, больше не пытавшихся сбить геликоптер.

– Слева, – предостерегающе крикнул Беркут. – "Вертушка"!

Майор указал на внезапно появившийся над разгромленным аэродромом Ми-24. Кто-то из охранявших базу парашютистов успел позвать на помощь и полковник Крылов направил на выручку вертолеты, поняв, что кроме таинственных диверсантов, выкравших президента, атаковать авиабазу было некому.

Швецов толкнул штурвал, опуская вертолет к самой земле, так низко, что он едва не зацепился брюхом о крышу горевшей казармы. Несмотря на то, что Ми-24В штатно не нес управляемого оружия класса "воздух-воздух", он был опасным противником в воздушном бою. Во время ирано-иракской войны пилоты Хусейна на "Крокодилах" сбили несколько американских штурмовых вертолетов "Хью Кобра" и даже один тяжелый сверхзвуковой истребитель F-4E "Фантом". Последний случай вообще был чем-то фантастическим, лишний раз демонстрируя возможности милевского творения.

Возможно, пилоты прибывшего на просьбу о помощи вертолета и не поняли бы, что за штурвалом второго "Крокодила" сидит противник, если бы не маневр Швецова. Попытавшись уйти с линии огня, он сразу выдал себя, ведь пилот, оказывающий поддержку своим товарищам, защищающим аэродром, должен только радоваться помощи. Тем, кто управлял вторым вертолетом, сразу все стало ясно, и они открыли огонь, выпустив несколько неуправляемых ракет.

– А, черт! – прорычал Швецов, набирая высоту для контратаки. – Если мы его не собьем, то здесь и сдохнем.

Алексей развернул свой Ми-24В навстречу противнику, открыв огонь из пулемета. Президент видел, как крупнокалиберные пули выбивают искры при точном попадании, не пробивая корпус. Ми-24 был рассчитан на то, чтобы уцелеть под огнем с земли, в том числе и из пулеметов.

Вертолеты пронеслись друг мимо друга, вновь выполняя разворот и заходя на цель, точно рыцари на турнире, атакуя лоб в лоб. Неизвестному противнику Швецова удалось завершить маневр раньше, и трассеры прошили воздух, попав в фюзеляж, туда, где располагались двигатели. Несколько пуль пробили кабину. А спустя мгновение последние оставшиеся в пусковых установках ракеты С-8, метко выпущенные президентом с минимального расстояния, разнесли противника вдребезги.

– Вот это выстрел! – закричал майор Беркут, видя, как падают на землю пылающие обломки уничтоженной "вертушки". Сейчас он не думал о том, что в пламени погибли такие же русские, простые солдаты, лишь выполнявшие приказ.

– Поврежден двигатель! – В кабине раздался писк аварийной сигнализации, звук, вызывавший страх даже у самых опытных пилотов. – Мы долго не продержимся в воздухе, – сообщил Швецов. – Куда лететь?

– На юг, в Чечню, – решил Беркут. – Там безопасно, там есть те, кто вас поддержит.

– Так долго не протянем, – отказался президент. – Похоже, нас серьезно зацепило, майор.

– Тогда сколько сможем. Главное, надо уносить отсюда ноги, – не стал спорить командир спецназа. – Они могут поднять истребители, и тогда нам конец.

Швецов попытался набрать высоту, но машина не слушалась его, став вдруг неповоротливой и очень тяжелой. Президент внезапно почувствовал боль и, скосив глаза, увидел кровь. Пробившая борт пуля раздробила ему кость, едва не оторвав ногу, и Швецов удивился, что только сейчас, когда спала горячка схватки, заметил это.

– Не удается увеличить высоту, – стиснув зубы, произнес президент. – Похоже, повреждена трансмиссия. Я попытаюсь посадить вертолет, пока им еще можно управлять.

Оставив позади пылающий аэродром, где в неправедном, попросту невозможном бою истребили друг друга несколько десятков русских солдат, Швецов направил вертолет к поросшему лесом холму. С трудом ему удалось перевалить через вершины, затем бросив Ми-24В в пологое пике.

Вертолет, оставляя за собой шлейф черного дыма, валившего из простреленной турбины, устремился к земле, более не подчиняясь штурвалу. Удар, которым сопровождалось касание земли, был таким сильным, что пилотов подбросило в их креслах, и они едва не откусил собственные языки. Протаранив стену кустарника, "вертушка" на брюхе проползла по зарослям, развернувшись перпендикулярно. Лопасти, продолжая вращаться, срубили несколько деревьев, расщепив их стволы.

– Уходим, – Тарас Беркут выскочил из кабины, бросившись на помощь медлившему президенту. – Давайте скорее! Бежим!

Где-то рядом уже слышен был стрекот винтов, вертолеты вот-вот могли появиться здесь, и тогда все точно было бы кончено.

– Думаю, мне уже не бегать больше, – прохрипел президент, вскрикнув от боли, когда майор стал вытаскивать его из кабины. – Нога! Я даже ходить не смогу.

– Черт с ним, – Беркут вытащил из аптечки шприц-тюбик с морфином, соорудив из погонного ремня своего автомата жгут. – Нам только схорониться, а помощь успеем позвать. Дойдем до леса, там отсидимся.

– Поздно. – Беркут, склонившийся над Швецовым, не видел, как из-за холмов появился низко летящий Ми-8, сделавший круг над разгромленной авиабазой и направившийся к разбитому вертолету. – Отбегались. Ты иди, майор, пока можно, а я здесь останусь.

Вертолет приближался, и майор, наконец, увидевший его, застыл в нерешительности. Бросить Швецова он не мог, это означало не выполнить приказ, но тащить его на себе тоже было равносильно самоубийству.

Ми-8, опустившись метров до пятидесяти, описал круг над поврежденным вертолетом. Беркут видел торчащие из иллюминаторов стволы пулеметов и блоки неуправляемых ракет по бокам фюзеляжа.

– Уходи, – закричал президент. – Ты сможешь добраться до леса, а я и шага не пройду. Беги, мать твою, майор!

Пулеметная очередь взрыхлила землю возле беглецов, и Беркут, не раздумывая, вскинул автомат, открыв ответный огонь. Со стороны это выглядело смешно, но такова была инстинктивная реакция. Вертолет сделал еще один заход, на бреющем устремившись к майору, вставшему над Швецовым.

– Беги, твою мать, – выругался президент, отталкивая прочь пытавшегося перевязать его спецназовца. – Это приказ! По мне они стрелять не будут.

Майор кинулся к лесу, слыша над собой грохот турбин и треск пулеметных очередей. Он споткнулся, уронив оружие, оглянулся назад и увидел, как пулеметная очередь буквально разорвала пополам прислонившегося к борту Ми-24 президента. Скорее всего, тот, кто вел огонь из пулемета, даже не понял, в кого стрелял, решив, что это лишь еще один из таинственных диверсантов.

Бронебойные пули, для которых человеческая плоть не была серьезным препятствием, прошили топливные баки, и вертолет окутало пламя, поглотившее тело Швецова, оставив от него лишь обугленные до черноты кости. Затем Ми-8 набрал высоту, и майор понял, что его пилот намерен выпустить ракеты, не желая гоняться за отдельным человеком.

Тарас Беркут бросился бежать со всех ног, забыв про автомат, так и оставшийся в кустах. Первый взрыв подбросил его в воздух, подтолкнув вперед. Командир спецназа кубарем прокатился по земле, кое-как встал и вновь бросился бежать, низко пригибаясь к самой земле. Следующая ракета взорвалась чуть справа, так близко, что майор услышал свист осколков. Вертолет завис, вновь открыв огонь из установленных по бортам крупнокалиберных пулеметов. Расстояние было велико, но стрелков это не смущало, и они только расходовали боекомплект.

Майор бежал, петляя, пытаясь сбить прицел противнику. Свист пуль сменился взрывами ракет, Беркут вновь почувствовал, что земля ушла из-под ног, успев заметить перед собой ствол дерева, яркую вспышку, и погрузился во мрак.

Маневры русских вертолетов видели отступавшие бойцы "Дельты". Коммандос испытали немало неприятных минут, когда над ними кружили русские "Хайнды" и "Хипы", искавшие таинственных диверсантов.

Вертолет всегда был одним из самых опасных врагов любого спецназовца, и больше всего коммандос Карсона боялись, что их просто накроют с воздуха, не пытаясь высадить десант, чтобы, к примеру, взять кого-то в плен. Тем более странным почувствовавшим себя загнанными зверями солдатам из "Дельты" показалось то, что внезапно вертолеты куда-то исчезли, словно прекратив все поиски. Разумеется, они не знали, что в тот момент спецназ под командованием Беркута уже громил аэродром, с которого в последний миг успели сообщить о нападении.

Так или иначе, коммандос удалось выйти из сжимавшегося вокруг санатория кольца, добравшись до места, откуда их должен был забрать вертолет. Каждый из них верил, что еще полчаса ожидания, и они будут в безопасности, просто преодолев воздушную границу России.

– Давай сигнал, – приказал полковник Карсон радисту. – Пусть поторопятся. Мне здесь очень не нравится.

Уцелевшие после боя с русскими коммандос находились в неглубокой лощине, заняв круговую оборону на случай, если противник появится раньше, чем спасатели. Было вообще непонятно, как сюда сядет тяжелый вертолет типа "Чинука".

Короткий импульс, набор цифр, не имевший никакого смысла, ушел на спутник, через секунду передавший его на командный пункт операции, расположенный на борту кружившего над Черным морем "Сентри".

– Отлично, – кивнул генерал Стивенс, когда офицер связи доложил ему о сигнале радиомаяка. Офицер не знал, что именно означает этот сигнал, но знал, кто его подает. – Их координаты известны? Отлично, тогда сообщите координаты на борт "Найтхоков" и дайте им зеленый свет!

– Но, сэр, – замялся оператор, – разве там не наши парни? Мы должны выслать за ними вертолет, вытащить оттуда их задницы!

– Выполняйте приказ, и не смейте сомневаться в его верности, – прервал офицера Стивенс, цедя слова сквозь зубы. – Передайте пилотам F-117A координаты цели и подтвердите приказ на атаку немедленно!

Звено "Найтхоков" находилось в воздухе почти два часа, успев за это время дозаправиться от летающего танкера КС-135А "Стратотанкер". Бомбардировщики находились на высоте девять тысяч метров, оптимальной с точки зрения расхода горючего. Радиостанции ударных самолетов-"невидимок" работали только на прием, а после получения координат пилоты вовсе их вырубили, чтобы уменьшить число демаскирующих признаков. Их главным оружием были не бомбы, а именно скрытность, чему способствовало буквально все в их необычных машинах. Но даже это не давало полной уверенности в успехе операции, ведь придется около часа пробыть в русском воздушном пространстве.

Получив координаты цели, полковник Нэш, бросил свой "Найтхок" к самой воде, изменяя курс и увеличивая скорость с девятисот до тысячи километров в час. Несмотря на специальное покрытие, поглощающее радиоволны, и особую конструкцию двигателей, выхлопные газы которых смешивались с холодным воздухом, не обнаруживая тем самым самолет для инфракрасных детекторов, полет на предельно малой высоте оставался верным способом выйти к цели незаметно для противника.

Пилоты не связывались друг с другом, но это было и не нужно. Джеральд Нэш знал, что его ведомый в точности повторил действия командира, ведь они не раз отрабатывали все это на учениях. Каждое движение было доведено до полного автоматизма, и никакие команды не требовались. Ведомый отлично знал, что ему делать. Теперь оставалось преодолеть около четырехсот миль, сбросить бомбы и уйти, и полковник был уверен, что им это удастся.

Невидимость "Натйхока" давалась немалой ценой, и одним из ограничений было применение бортового радара. Если для навигации локатор не требовался – его успешно заменяла инерциальная система, дополненная приемником системы спутниковой навигации, – то для предупреждения встреч с чужими самолетами он был жизненно важен. Но сейчас информация об обстановке в воздухе над русской территорией отступала на борт F-117A с АВКАСа в автоматическом режиме, и при появлении в небе русских истребителей пилоты ударных машин могли просто уйти с их пути прежде, чем русские радары что-то смогут обнаружить.

"Найтхоки", держась на высоте полсотни метров, пересекли береговую линию, уже полчаса находясь в зоне действия русских радаров. Следуя рельефу местности, огибая холмы и скатываясь по их склонам в лощины, самолеты направлялись к цели, координаты которой были внесены в бортовой компьютер каждого бомбардировщика. Цифровая карта местности, созданная с использованием спутниковых снимков, в точности позволяла выдерживать заданную высоту без риска столкновения с землей.

Бойцы "Дельты" услышали шум турбин за пару минут до того, как бомбардировщики появились над холмами, но и тогда коммандос ничего не увидели. Окрашенные в черный цвет самолеты с выключенными аэронавигационными огнями были неразличимы на фоне ночного неба.

– Какого дьявола? – Полковник Уильям Карсон вертел головой, пытаясь понять, откуда исходит странный шум и что может быть его источником. – Это не вертолет! Что за хрень к нам летит?

Звук нарастал, наполняя воздух, но по-прежнему ничего не было видно.

За десять миль до цели полковник Нэш снял оружие с предохранителя, введя ее координаты в головки наведения. Обычно эта процедура выполнялась перед вылетом на базе, но сейчас требовалось соблюсти секретность, исключив утечку информации о том, что именно будет бомбить этот самолет, к тому же точные координаты до последнего момента не были известны.

Во внутрифюзеляжном бомбоотсеке каждого "Найтхока" были подвешены по две бомбы GBU-31 JDAM, созданные на основе обычных тысячефунтовых фугасных авиабомб. Оружие, не требующее внешнего целеуказания, не нуждающееся в лазерной подсветке цели с борта носителя, демаскирующей ударный самолет, идеально сочеталось с бомбардировщиком F-117A. Наводимые на цель с помощью системы спутниковой навигации GPS, бомбы были полностью автономными, при этом обладая высочайшей точностью и укладываясь в круг диаметром не более пятнадцати метров.

Рокот турбин не смолкал, но словно бы пульсировал, становясь то тише, то громче. И теперь у бойцов "Дельты" не оставалось сомнений в природе этого звука.

– Это самолет! – Коммандос озирались по сторонам, пытаясь заметить приближающийся летательный аппарат. – Дьявол, неужели это русские? Нужно убираться отсюда!

Грохот реактивных двигателей становился все сильнее, наполняя собою весь мир.

Полковник Джеральд Нэш в последний момент, когда до цели оставалось не более шести миль, включил инфракрасную систему поиска целей, увидев на мониторе группу объектов, которые не могли быть ничем иным кроме людей. Около дюжины человек собрались на дне лощины, и именно они были источником сигнала радиомаяка, обозначавшего объект атаки.

Пилот убедился, что система наведения оружия захватила цель, и плавно вдавил в приборную консоль кнопку сброса. Раскрылись створки люка и две бомбы отделились от летевшего горизонтально самолета, устремившись к земле. Расстояние до цели было минимальным, и даже не понадобилась коррекция их траектории.

"Найтхок" полковника Нэша почти со скоростью звука промчался над головами коммандос, а секунду спустя лощина озарилась вспышками, и над окутанными ночью холмами раздался грохот взрывов. Вихрь стали и пламени за доли мгновения смел с лица земли коммандос, которых от предательства не спасла ни подготовка, ни первоклассное вооружение.

А бомбардировщики, выйдя из виража, одновременно, точно зеркальное отражение друг друга, выполнили разворот, ложась на обратный курс. Пилотам не было дела до того, кто погиб под их бомбами, важнее было, что они выполнили поставленную задачу идеально, без сбоев. Они знали, что не получат медали за этот вылет, и вообще события этой ночи останутся для всех тайной. Лишь сами пилоты, несколько человек из экипажа "Сентри" и генерал Стивенс точно знали цель этого полета, а для десятков людей из команды аэродромного обслуживания, многочисленных техников и диспетчеров это были только учения. Но полковник был доволен, как может быть доволен качественно сделанной работой настоящий мастер. О последствиях этой атаки Джеральд Нэш еще не задумывался.

Спустя два часа "Найтхоки" приземлились на авиабазе Инжирлик, где их уже ждал генерал Стивенс. Морские пехотинцы мгновенно взяли самолеты в кольцо, техники помогли пилотам покинуть тесные кабины бомбардировщиков.

– Генерал, сэр, – полковник Нэш стоял перед Стивенсом навытяжку, держа сферический шлем на сгибе локтя. Не в парадном мундире, а в летном комбинезоне, он чувствовал себя вполне уверенно перед любым генералом, в глубине души немного презирая паркетных шаркунов, раз в десять лет, наверное, не чаще, выползающих из подземелий Пентагона.- Сэр, задание выполнено! Цель поражена!

– Отлично, полковник, – кивнул Эндрю Стивенс. – Вы превосходно справились. Чистая работа! Я не сомневался в вас. Об этом будет доложено вашему непосредственному командованию. Я буду настаивать на вашем поощрении, джентльмены!

Все трое понимали, что если пилоты и получат награды, что было маловероятно, то не за боевые победы, а, в лучшем случае, за успехи в боевой подготовке. Такова была специфика службы в этом подразделении, и тем, кто не принимал правила игры, здесь места не было.

– А сейчас я должен довести до вашего сведения приказ, поступивший из Пентагона, – продолжил генерал, и пилоты сразу как-то поскучнели. – Вашей, полковник, эскадрилье предстоит в течение двенадцати часов прибыть на базу военно-воздушных сила Рамштайн в Германии. Время на сборы не более двух часов.

Торопливо отдав честь, полковник Нэш развернулся на каблуках, бегом направившись к казарме – он только что услышал приказ, и медлить было нельзя.

Через пятнадцать минут Стивенс связался по засекреченному каналу связи с Пентагоном. Министр обороны находился на совещании, когда адъютант сообщил ему о звонке из Турции.

– Сэр, – сухо произнес генерал. – У меня печальные новости, сэр. Группа "Дельта" полностью уничтожена. Ни один коммандос не выжил, по крайней мере, никто даже не пытался связаться с нами.

– Значит, русские теперь имеют доказательства нашего вмешательства в их дела?

Джермейн почувствовал холод в груди при мысли о том, что может произойти в ближайшие не часы даже, а минуты. Возможно, уже в эту секунду вырываются из своих шахт ракеты, нацеленные на американские города, чтобы спустя несколько минут обратить в пепел миллионы мирно спящих американцев, которые даже не успеют понять, что умирают, когда их поглотит ядерное пламя. И он, Роберт Джермейн, а также все вооруженные силы Соединенных Штатов не в силах остановить апокалипсис.

– Если коммандос погибли, то опасаться нам почти нечего, господин министр, – ответил Стивенс. – Мертвые обычно молчат. Но если кого-то из наших парней русским удалось взять живым, то из них вытащат любое признание. Поверьте, сэр, специалисты должной квалификации в Москве найдутся.

– Мы будем все отрицать, – попытался успокоить самого себя министр. – Они не смогут ничего доказать, генерал, а показания, полученные под пытками, никто всерьез рассматривать не будет.

– Это уже не важно, – безразличным тоном произнес Стивенс. – Мы знаем, что сделали, и русские тоже будут знать, что это дело наших рук. Здесь не место для международного суда и тому подобной шелухи, и вы это знаете. Ответ на агрессию, а наши действия русские расценят именно как агрессию, может быть только один. И пока еще не поздно, сэр, следует принять меры и первыми атаковать русских, не позволяя им взять инициативу в свои руки. Когда они запустят ракеты, любой наш удар, даже самый массированный, будет уже местью с того света.

– Боже, это немыслимо, – выдохнул Роберт Джермейн. – Это война!

– Сэр, – настаивал Стивенс, – свяжитесь с президентом, опишите ему ситуацию, и пусть он примет решение. Но медлить нельзя ни в коем случае.

Дрожащими руками Джермейн нажал клавишу селектора, вызвав своего секретаря. Он был уверен, что план Форстера успешно реализован, и войска готовы выполнить приказ, а это значит, что спустя какие-то минуты начнется война, представить которую прежде никто не мог даже в страшных снах. И он, Роберт Джермейн, будет ее глашатаем, тем, кто обречет на гибель многие тысячи людей с обеих сторон, и, возможно, еще больше тех, кто вовсе не имеет никакого отношения к разногласиям между мировыми державами, просто оказавшись меж двух огней в неподходящий момент.

– Свяжитесь с генералом Форстером, – приказал министр своему помощнику. – Выясните, как идет перегруппировка наших сил в Европе.

– Сэр, генерал уже сам сообщил, что войска находятся на исходных позициях, – ответил секретарь. – Генерал Форстер докладывает о полной готовности, господин министр, и ждет вашего приказа.

Заверещал телефон, и Джермейн вздрогнул от испуга, отпрянув назад, точно перед ним лежала граната с извлеченной чекой. Уняв дрожь во всем теле, министр поднял трубку.

– Господин министр, – командующий военно-морскими силами Соединенных Штатов был взволнован, крича во весь голос. – У берегов Норвегии потеряна ударная атомная субмарина "Мичиган", сэр. С нее успели передать сообщение о том, что их атаковала неопознанная подводная лодка. Я приказал выслать в этот район патрульные самолеты и направить туда несколько кораблей для проведения спасательной операции. Возможно, кто-то из моряков смог спастись. Мы только что подверглись агрессии, сэр!

– Неопознанная подлодка, – переспросил ошарашенный дикой новостью министр. – Как это понимать, адмирал?

– Я полагаю, сэр, это русские, – произнес адмирал Рейкер. – В этом районе по данным разведки действует не менее трех их атомных ударных субмарин, и я не сомневаюсь, что одна из них атаковала нашу подлодку. Русские начали военные действия сэр, и я жду приказа на ответный удар. И вы должны дать такой приказ, сэр. Я не могу, черт побери, спокойно смотреть, как русские топят мои корабли!

Первые ходы в этой кошмарной партии, в которой проигравшего ждало уничтожение, были сделаны. Стороны обменялись ударами, тайно, внешне никак не проявляя свои намерения. Не было нот протеста, официальных заявлений о начале войны, но боевые действия уже шли на огромной территории, на земле и морских глубинах, а значит, более нельзя было ждать. Тот, кто ударит первым, победит, и не важно, предшествует ли этому удару предупреждение, или это будет равносильно ножу в спину в темном переулке. Главное, чтобы удар был нанесен всеми силами, ибо только в этом случае противник не сможет ответить, понеся сразу же слишком большие потери.

Спокойно, точно робот, министр обороны набрал номер Белого Дома, потребовав у секретаря срочно соединить его с главой государства. Была ночь, Джозеф Мердок спал, но первые же слова, произнесенные взволнованным министром, заставили его проснуться, подействовав лучше ледяного душа.

– Господин президент, – твердым голосом, подавив в себе всякие эмоции, произнес Роберт Джермейн. – Операция группы "Дельта" завершилась полным провалом. По нашим данным весь отряд уничтожен. Ни одному из коммандос не удалось выбраться с русской территории. Мне жаль, сэр.

– Как это возможно, – воскликнул Мердок. – Как могли погибнуть лучшие наши солдаты, лучшие люди нации? Это же элита американской армии! Неужели русским что-то было известно, и они устроили засаду? Но это означает, что они в любую секунду способны нанести ответный удар.

– Сэр, – министр обороны почувствовал, как у него перехватило голос. – Вероятно, русские уже начали действовать. Командующий военно-морским флотом сообщил, что у берегов Норвегии неизвестной субмариной атакована и уничтожена наша ударная подлодка. Нет сомнений, сэр, это русские. Флот уже получил приказ найти агрессора, и сейчас к поискам этой вражеской субмарины привлечены десятки кораблей и самолетов, экипажам которых командующий объединенной группировкой контр-адмирал Бридж разрешил применять оружие. Русские начали боевые действия, господин президент. И еще, – добавил Джермейн, – генерал Форстер сообщает о полной готовности. Войска заняли исходные позиции, и ждут вашего приказа, сэр.

– Не мы начали эту войну, но если мы станем медлить, то проиграем, потеряв все, ибо враг, движимый ненавистью, нас не пощадит, – медленно, с ощутимой натугой выдавливая из себя слова, произнес Мердок. – Видит Бог, я не желал раньше, и сейчас не хочу прибегать к силе в отношениях с русскими, но они не оставили мне выбора. Соединенные Штаты подверглись прямой агрессии, и потому нам не остается ничего кроме как ввести чрезвычайное военное положение и принять все меры к отражению этого нападения. И я властью, данной мне всем американским народом, приказываю немедленно начать операцию "Доблестный удар".

Командующим ударной группировкой на северном театре боевых действий приказываю назначить контр-адмирала Уолтера Бриджа, на европейском театре – командующего Третьей механизированной дивизией бригадного генерала Свенсона, на южном направлении – генерал-майора Мэтью Камински, командующего Десятой легкой дивизией. Общее командование операцией поручаю бригадному генералу Стивенсу. Он разработал план, ему я и доверю реализацию замысла.

Действуя из благих побуждений, стремясь защитить свой народ, свою страну, я объявляю России войну, заранее скорбя о невинных жертвах, избежать которых теперь уже невозможно. И да поможет нам Бог!

 

Глава 8

Схватка в безмолвии

Москва, Россия – Норвежское море

19 мая

Переходящий в рык голос метался в стенах просторного кабинета, и, казалось, президент осуждающе морщился с портрета. Фарфоровые чашечки подскочили на столе, когда на полированную крышку опустился тяжелый кулак, и от вибрации ощутимо задрожали оконные стекла.

– Как, как, черт возьми, это могло произойти, – Аркадий Самойлов, уже четвертые сутки исполнявший обязанности главы государства, был в ярости. – Как он мог бежать? Вы сказали, генерал, что его охраняют лучшие ваши люди, профессионалы. Вы гарантировали, что никаких неожиданностей не будет, и что мы получили в итоге? Уничтожены несколько десятков ваших бойцов, разгромлен военный аэродром, четыре вертолета сбиты или сгорели на земле, – в гневе вскричал премьер-министр, – а Швецов исчез, как сквозь землю провалился, черт его побери!

– Аркадий Ефимович, – попытался оправдаться Строгов, на которого всецело и была в эти минуты направлена ярость премьера, – мы не ожидали, что Швецова кто-либо решится отбить открыто. Объект подвергся атаке диверсионной группы, обладавшей, судя по всему, всей информацией о системе его безопасности. Швецова охраняли всего две роты, вы ведь сами требовали ограничить число посвященных, поэтому атака и завершилась успехом.

– Значит, это я виноват в том, что ваши головорезы проморгали президента?! – Самойлов заревел, как впавший в бешенство зверь. – Ваши люди должны быть готовы к подобному, не так ли, генерал? На что вообще годятся хваленые десантники, если они не сумели защитить вверенный им объект от атаки горстки диверсантов?

Разнос, который Самойлов устроило вновь назначенному министру обороны страны, происходил дистанционно, то есть посредством высокочастотной телефонной связи, но от этого Строгову было не легче. Его войска, гордость вооруженных сил России, были покрыты несмываемым позором, не справившись с казавшейся такой просто задачей, и теперь под угрозой были, ни много, ни мало, жизни и самого Строгова, и Самойлова, а также всех остальных, кто поддержал мятежного премьера.

Генерал догадывался, как Алексей Швецов может поступить с ним самим и прочими заговорщиками, понимая, что надеяться на снисхождение не стоит. А потому нужно было сделать все возможное и невозможное, чтобы президент, место нахождения которого пока не было известно, не смог бы реализовать свои мстительные замыслы.

– Аркадий Ефимович, – заставив не на шутку разошедшегося премьер-министра умолкнуть, произнес Строгов, – я вас уверяю, что Швецов будет найден в течение ближайших часов. Операцией командует полковник Крылов, жаждущий смыть позор, и он сделает все, что нужно. Задействовано почти пять тысяч солдат, полсотни вертолетов, много различной техники. В радиусе ста километров от санатория, откуда выкрали президента, перекрыты все дороги. Окрестные леса прочесывают мобильные поисковые группы, в воздухе постоянно находятся самолеты и вертолеты армейской авиации. Мы найдем президента, я это вам гарантирую. Мои бойцы стали жертвой внезапности, – попытался оправдать поражение десантников генерал, – и, возможно, некоторой самонадеянности, но я уверен, что такое больше не повторится. Я знаю полковника давно, и могу с уверенность сказать, что он умеет извлекать уроки из собственных ошибок.

– Главное – обеспечить секретность, – потребовал премьер-министр. – Об этом вы не должны забывать ни на мгновение, генерал. Наверняка уже многие задумались, что значит такая активность войск, и вы должны сделать все, чтобы суть происходящего оставалась тайной как можно дольше. Швецов по официальной версии находится в одном из госпиталей, и никто, повторяю, – сделал ударение на этом слове Самойлов, – никто не должен усомниться в этом. Заткните глотки всем, кто попытается обсуждать происходящее, а как вы это сделаете, меня заботит меньше всего!

– Я распоряжусь, – коротко ответил генерал.

Василий Строгов все яснее ощущал, что совершил страшную ошибку, поддавшись на уговоры главы правительства. Сперва действительно казалось, что Самойловым движет исключительно забота о будущем страны, но теперь, в свете все более странных событий и непонятных приказов премьера это уже не выглядело столь однозначным. Но, как бы то ни было, отступать было поздно, значит, оставалось прилагать все усилия, дабы Самойлов удержался у власти, что Строгов и делал по мере своих сил.

– Можете не беспокоиться, – заверил генерал собеседника, – в десанте люди не из болтливых. Я уверен, мы сумеем сохранить все в тайне, хоть и не слишком долго.

– А кто вообще посмел атаковать ваших людей, генерал, это известно? – немного остыв, видимо под впечатлением задействованных в поисковой операции сил, спросил Самойлов.

– На месте боя найдены тела нескольких бойцов, которые, как стало известно, служили в расквартированной в Чечне бригаде специального назначения, – сообщил Строгов, радуясь, что хоть что-то может сказать с уверенностью. Правда, полностью уверен в своих словах он не был, но Самойлову знать это пока не стоило. Требовалось кое-что проверить, и тогда можно будет выложить все имеющиеся сведения, но лишь когда они полностью подтвердятся.

– То есть это мятеж? – удивился премьер-министр. – Если спецназовцы действовали не по собственной инициативе, то выходит, что командир их подразделения открыто не подчинился моим, да и вашим, генерал, тоже приказам?

Тень гражданской войны становилась все более реальной. Аркадий Самойлов сейчас больше всего хотел услышать от генерала веские аргументы, опровергающие версию о мятеже, но надеждам министра не суждено было сбыться.

– Скорее всего, дела обстоят именно так, – согласился Строгов. – Адмирал Макаров оказался не единственным, кто не согласился со сменой власти в стране, и дальше, я боюсь, будет еще хуже. Я не уверен, что и командир бригады специального назначения сам принял решение послать своих бойцов вызволят Швецова. Вполне вероятно, что он лишь исполнял приказ генерал-полковника Бурова, а это значит, что против нас могут действовать не только горстка спецназовцев, но мощная группировка, в том числе полнокровная танковая дивизия, расквартированная в Чечне, а также десантно-штурмовая дивизия. Впрочем, насчет последнего я сомневаюсь, – оговорился Строгов. – Ермолов не посмеет нарушать приказы, поступающие из Москвы. Но в любом случае мы можем вскоре столкнуться со случаями открытого неподчинения или выступлениями целях частей и соединений российских вооруженных сил, и я не уверен, что у нас получится подавить сопротивление. Я опасаюсь гражданской войны, Аркадий Ефимович.

Самойлов ничего не ответил, обдумывая слова министра обороны. Изначально все выглядело просто и легко, ведь премьер-министр действовал исключительно на основании Конституции, заменив Швецова на посту главы государства. Десантники справились со своей задачей на "отлично", быстро и без особого шума изолировав президента, и ему, Аркадию Самойлову, лишь оставалось взять бразды правления в свои руки. Но на деле это оказалось не так легко.

Маршал Лыков ушел без сопротивления, не рискнув, а скорее просто не пожелав выступить против заговорщиков, ведь он имел все шансы прихлопнуть Самойлова и его немногочисленных сторонников, вернув законно избранного президента. Но прежний министр обороны не пожелал видеть, как русские солдаты убивают друг друга, избавив мятежников, а премьер-министр именно таковым считал себя и своих сторонников, от множества проблем.

Следующим человеком, усомнившимся в непогрешимости Москвы, в лице главы правительства стал адмирал Макаров, но у того хватило решимости вместо того, чтобы простой уйти в сторону, заявить протест, да так, что не заметить этого не смог бы даже слепой. И теперь Самойлову приходилось делать вид, что ничего не произошло. Несколько десятков боевых кораблей и подводных лодок, в том числе и те, что несли баллистические ракеты, фактически не подчинялись верховной власти, и оставалось лишь уповать на благоразумие командующего флотом.

Аркадий изо всех сил хотел верить, что у Макарова хватит здравого смысла, чтобы не провоцировать только и ждущих этого американцев. Янки, получив просьбу Кремля, вежливо сообщили спустя почти сутки, что намерены избегать вмешательства во внутренние дела России, и будут действовать лишь тогда, когда мятежный адмирал станет угрожать непосредственно их кораблям, действующим в этом районе. Что ж, это было к лучшему, поскольку Самойлов очень быстро раскаялся в своем опрометчивом решении призвать на помощь чужаков.

События нарастали, точно снежный ком. И вот, наконец, готова была взбунтоваться целая бригад войск специального назначения, и, возможно, не только она. Север страны уже был неподконтролен Кремлю, пусть это и тщательно скрывалось, и вот в любой миг был готов взорваться юг. Слухи о том, что свои уничтожают своих, уже должны были просочиться, не мог же молчать каждый из тех тысяч солдат, что сейчас искали пропавшего Швецова.

– Генерал, – наконец, решительно произнес Самойлов, – генерал, вы должны понимать, что любые внутренние беспорядки, тем более, если в них примет участие армия, пусть это будет даже рота, даже единственный взвод, недопустимы в сложившейся ситуации.

– Да, это несомненно, – подтвердил Строгов. – Гражданская война будет катастрофой для страны.

– И вы должны сделать сейчас все, чтобы избежать ее, – продолжил премьер-министр, недовольный тем, что его прервали. – Вам подчиняются Воздушно-десантные войска, по-прежнему видящие в вас своего командующего. И потому я хочу услышать, готовы ли вы использовать их против восставших частей армии и флота? Если не подавить ростки мятежа в зародыше, генерал, залив их малой кровью, то, очень может быть, вскоре кровью зальет всю страну.

– Я не считаю возможным использовать десант для таких целей, – возразил Строгов. – Никогда русские не станут убивать русским по моему приказу, Аркадий Ефимович. Война возможна лишь тогда, когда сила есть у обеих сторон. Только в этом случае можно говорить о противоборстве. Но этого я не допущу. Мои солдаты не будут сражаться за вас против своих же, а равно не примут они и противную сторону.

– Это не вопрос морали, а необходимость, – жестко произнес премьер-министр. – Я приказываю привести в боевую готовность десантную дивизию, находящуюся сейчас в Чечне, а также те подразделения десантных войск, которые сейчас базируются на территории ставропольского и Краснодарского краев. Они должны быть готовы войти в Чечню при первых признаках беспорядков, иначе пожар восстания может разгореться с такой силой, что мы будем не в силах его погасить. Но дабы избежать этого, избежать ненужных потерь, прикажите генералу Ермолову арестовать командира бригады спецназа, и сообщите ему, что с этой минуты он становится командующим объединенной группировкой воск в Чечне вместо Бурова.

– Это вызовет недовольство многих офицеров, служащих в Чечне, – заметил генерал Строгов. – Буров пользуется заслуженным уважением, и его снятие с должности не пройдет незамеченным.

– К черту недовольство, – не сдержался Самойлов. – Пусть обсуждают сколько им угодно, лишь бы дело не заходило дальше слов.

Аркадий чувствовал себя загнанным зверем, не знающим, откуда и кем будет нанесен решающий удар, и это не прибавляло душевного спокойствия.

– Мы вступили в период кризиса, и для успешного выхода из него должны быть готовы пойти на крайние меры, – стараясь казаться более решительным, сообщил Самойлов. – Если потребуется, нужно ввести в стране чрезвычайное положение, лишь бы избежать беспорядков, тем более, если в них примет участие армия. Действуйте быстро и решительно, генерал, и тогда все будет хорошо. Через считанные недели, может даже, дни, все успокоятся, и нынешние события будут казаться нам просто дурным сном.

При всем желании верить словам Самойлова, у Строгова это получалось пока не очень хорошо. Генерал все сильнее ощущал себя предателем, но теперь некуда было отступать, раз сделав шаг на путь измены. Оставалось лишь надеяться, что подробности смены власти в стране удастся удержать в тайне, но для этого необходимо было найти президента живым, а лучше мертвым. Как цинично это не звучало, мертвый Швецов был намного менее опасен для Самойлова и его команды, в которой отныне не последнее место занимал Строгов.

Пока, к сожалению, с черноморского побережья не было никаких свежих новостей. Поисковые группы прочесывали леса и горы без видимого результата, лишь привлекая к себе излишнее внимание, что было не слишком хорошо в сложившейся ситуации.

Но, помимо поисков пропавшего президента, у Строгова, ныне ставшего главой военного ведомства страны, было еще немало забот, переложить которые на подчиненных, не слишком жаловавших нового министра, генерал не мог. Одно из таких дел следовало решить прямо сейчас, и Строгов, положив трубку, связался с дежурным, приказав тому проводить ожидавшего приема посетителя к министру, то есть к нему самому.

– Товарищ министр, – начальник Главного разведывательного управления прошел через кабинет, чеканя шаг, и, обменявшись со Строговым рукопожатием, сел напротив главы военного ведомства. Сергей Аляев был старше по званию своего собеседника, хотя с той поры, когда в кресле министра обороны стали появляться штатские, случалось, что маршалы рапортовали сержантам запаса.

– Давайте сразу к делу, товарищ генерал-майор, – попросил Василий Строгов. – У нас мало времени. Насколько я понимаю, в противном случае вы не стали бы настаивать на спешной встрече.

– Да, – кивнул Аляев. – Вы правы, времени у нас мало. Ситуация, складывающаяся у наших границ, заставляет спешить.

Начальник военной разведки, зная больше многих сослуживцев, тем не менее, старался держаться с новым министром спокойно, отбросив эмоции и целиком сосредоточившись на деле. Как бы то ни было, Строгов казался не худшей кандидатурой на этом посту, и от того, удастся ли найти с ним общий язык после всех перемен, зависела ни много, ни мало, судьба страны, ее безопасность.

– Итак, товарищ министр, – генерал-майор достал из папки развдесводки, подготовленные за несколько минут до того, как он направился в министерство обороны, – за последние часы наша агентура передала несколько сообщений, которые мне лично кажутся заслуживающими внимания. Во-первых, два часа назад в портах на восточном побережье Соединенных Штатов началась погрузка на корабли подразделений Второй экспедиционной дивизии морской пехоты. Насколько нам известно, никаких учений в планах американского командования не было, и причины приведения морских пехотинцев в боевую готовность неизвестны, что уже настораживает. По расчетам, в течение четырех суток передовые подразделения Второй экспедиционной дивизии могут оказаться в Баренцевом или Балтийском морях, чуть позже – в черноморских проливах.

– В Атлантике, если мне не изменяет память, уже находятся десантные корабли американцев, – задумчиво произнес Строгов. – И зачем они там, тоже не известно.

– Не только в Атлантике, но и у побережья Греции, – добавил начальник ГРУ. – И сейчас американцы, кажется, намерены усилить свою группировку. У наших границ и без того находится почти половина их флота, а теперь еще и морская пехота. Все это напоминает подготовку к вторжению, при этом никто не спешит пояснять свои действия.

– А вы пытались выяснить у американцев, что они задумали? – поинтересовался Строгов. – Этому росту активности должно быть хоть какое-то разумное объяснение.

– Это забота Министерства иностранных дел, – покачал головой Аляев, – хотя обычно нас предупреждали о чем-то подобном на уровне военных атташе. Сейчас же янки хранят молчание, стягивая к нашим берегам свои самые боеспособные корабли. Задумай они сейчас атаковать, наш флот не продержится и нескольких часов, тем более в условиях, когда морякам вообще запрещено что-либо предпринимать для обеспечения своей безопасности. Где это видано, – криво усмехнулся генерал-майор, – чтобы запрещать даже разведывательные полеты, которые, якобы, американцы могут не так понять? Сознательно подыгрывать противнику – верный путь к поражению, и вы не можете не понимать этого. и, пока не поздно, нужно исправить ошибку.

– Не я принял решение об отмене боевой готовности, – сухо произнес Строгов, недовольный тем, какой оборот принимает эта беседа, – и не мне обсуждать его, и уж тем более не вам.

– Да, конечно, – вновь усмехнувшись, кивнул генерал-майор. – Но, может, кое-что еще заставит вас изменить свое мнение. Например, новость о том, что американцы привели в состояние полной боевой готовности стратегические бомбардировщики В-2А "Спирит". Их пилоты не покидают базу Уайтмен, готовые поднять в воздух "невидимки" в течение получаса с момента поступления приказа. А на базах в Англии, Норвегии и Испании дополнительно размещены в общей сложности два десятка летающих танкеров КС-10А "Икстендер" и КС-135А "Стратотанкер".

– Не вижу, какую угрозу для нашей безопасности могут представлять самолеты-заправщики, – пожал плечами Строгов.

Министр лукавил, и его собеседник это знал. Оба офицера, не даром получившие большие звезды на погоны, понимали, что в связке с воздушными танкерами стратегические бомбардировщики, любые, хоть суперсовременные невидимки "Спирит", хоть ветераны "Статофортресс", становятся в несколько раз более эффективными. А потому развертывание в относительной близости от русских границ сразу двадцати танкеров означало, что цели В-2А могут находиться как раз на территории России.

– Это не все, – продолжил генерал-майор. – Несколько часов назад рейд Гамбурга покинули транспортные корабли, на борту которых находятся подразделения Третьей механизированной дивизии Армии США. Корабли эти направляются почему-то не на запад, к родным берегам, а на восток. А Третий бронекавалерийский полк сейчас приближается к болгарской границе, причем в порт Варны недавно зашли сразу три транспорта, способные принять на борт две трети личного состава полка и почти всю технику.

– Быть может, бронекавалерийский полк таким путем возвращается в Ирак? – пожал плечами Строгов. – В любом случае, это происходит далеко, достаточно далеко, чтобы испытывать от этого беспокойство.

– Я считаю, нужно вновь привести войска противовоздушной обороны в боевую готовность, – предложил Аляев. – Хотя бы из соображений здравого смысла. Американцы при всем желании не смогут углядеть угрозу в зенитных ракетах, а нам так будет спокойнее. Я допускаю, – произнес генерал-майор, – что вся эта суета американцев вызвана сменой власти в стране, что их действия продиктованы опасением за собственную безопасность, и на нас никто не собирается нападать, но лучше уж перебдеть, чем недобдеть. Нельзя сидеть, сложа руки, и чего-то ждать, надеясь, что все само собой образуется. Промедление могут позволить себе гражданские, но не мы с вами, товарищ министр. Если янки решат действовать, времени, чтобы исправить свои собственные ошибки, у нас не будет.

– Американцы не посмеют, – помотал головой Строгов, пытаясь заставить самого себя поверить собственным словам. Получалось как-то не очень убедительно. – Наши стратегические силы служат гарантией безопасности России. Что бы ни случилось, мы успеем нанести удар, пусть даже и сами погибнем спустя считанные минуты, и это в Пентагоне и на Капитолийском холме знают все и каждый. Американцы хотят нас запугать, не более того.

– И все же я прошу вас сообщить обо всем премьер-министру, – не унимался начальник ГРУ. – Хотя бы обрисуйте ему ситуацию, товарищ министр. У нас есть армия, и я не вижу причин для того, чтобы она пребывала в бездействии.

– Я так и сделаю, – заверил своего собеседника министр. – Я обо всем доложу Самойлову и попытаюсь убедить его принять необходимые меры, одновременно по дипломатическим каналам выяснив, что задумали американцы. Думаю, мы сможем разрешить ситуацию.

Оба офицера понимали, что их встреча не будет иметь никаких последствий. Самойлов, пытаясь убедить Запад и, в первую очередь, разумеется, Соединенные Штаты, в том, что он приверженец мира, никогда не отдаст приказ хоть одному солдату покинуть казарму. Решение о приведении вооруженных сил в боевую готовность отныне носило политический характер, и премьер-министр наверняка не примет его, опасаясь дать повод американцам и их сторонникам обвинить новое российское руководство в агрессивных замыслах.

Догадки генералов были абсолютно правильным, тем более что сейчас Самойлова беспокоил враг не внешний, материализовавшийся в американские авианосные группы, а внутренний, пока еще не вполне осязаемый, но от этого казавшийся еще более опасным. И в то время, как генералы обсуждали угрозу войны, премьер-министр тоже решал вопросы, связанные с безопасностью страны, правда, в несколько ином смысле.

– Господин министр, вы немедленно должны привести в полную боевую готовность все подразделения Внутренних войск, – требовательно произнес Самойлов в телефонную трубку. – Сделайте это предельно скрытно, без лишней огласки. Особое внимание следует уделить южным регионам страны, в частности, Чечне и граничащим с ней республикам.

– Хорошо, Аркадий Ефимович. – Министр внутренних дел Фалев находился в своем рабочем кабинете, когда ему совершенно неожиданно позвонил глава правительства. – Я все сделаю. Но позвольте узнать, зачем все это? Мне не известно ни о чем, что заслуживало бы таких мер предосторожности.

В распоряжении министра внутренних дел находились внушительные силы, не считаться с которыми было невозможно. Причиной тому стало событие, казалось бы, мало связанное с судьбой российской милиции. Когда лидеры мировых держав подписывали соглашения об обычных вооруженных силах в Европе, Россия в лице одного из ее президентов согласилась с лимитом живой силы и военной техники, которая могла быть расположена западнее Уральских гор, будто бы для того, чтобы не создавать слишком значительного перевеса над армиями европейских стран. Желая произвести на западных партнеров благоприятное впечатление, глава государства согласился со всеми требованиями, но, как и пристало потомку хитрых и коварных скифов, нашел-таки лазейку, чтобы не оставить западные границы родины вовсе беззащитными.

Армия, как и уговаривались, ушла за Урал, но на ее месте появились подразделения Внутренних войск, ставшие чем-то большим, чем просто отряды милиционеров. Двадцать девять полнокровных дивизий, на вооружении которых имелось все вплоть до танков, для международных соглашений словно бы и не существовали, не являясь в полном смысле слова частью вооруженных сил, но тем не менее эффективно остужая горячие головы за рубежом самим фактом своего присутствия в западных областях России. Им пришлось участвовать и в настоящих боях, если таковыми можно назвать стычки с горцами, происходившие во время усмирения Чечни.

Тогда Внутренние войска доказали свою боеспособность, с честью пройдя кровавую купель Кавказа. А сейчас этим дивизиям предстояло стать тем самым припрятанным в рукаве тузом, которым Самойлов надеялся разрушить все планы пока еще таинственных, но от того не менее опасных заговорщиков, готовых, как уже начал верить сам премьер, поднять армию на бунт.

– Скажите, Николай Сергеевич, – спросил, как ни в чем не бывало, Самойлов, – считаете ли вы, как юрист, как тот, кому по долгу службы положено стоять на страже внутреннего спокойствия, что переход власти ко мне в дни болезни президента является законным?

– Я не понимаю вашего вопроса, Аркадий Ефимович, – кажется, Фалев и впрямь был в недоумении. – Есть закон, есть конституция страны, и все, что сейчас происходит, в точности следует ей. Это не только ваше право, занять пост главы государства, это ваша обязанность, и странно было бы, если бы вы пренебрегали ею.

– В таком случае, – удовлетворенно произнес премьер-министр, так и не услышавший фальшь в голосе собеседника, а потому уверившийся в его искренности, – я рассчитываю, что вверенные вам силы тоже будут стоять на страже законности.

– Если вы объясните, к чему нам следует готовиться, возможно, мне будет легче отдавать приказы, – предложил министр внутренних дел.

– Готовьтесь к любым антиконституционным, антидемократическим выступлениям, – ответил Самойлов. – Пока я не могу сказать более определенно, но вам следует особое внимание уделить армии, которую могут втянуть в беспорядки. Я не исключаю возможность того, что кто-то из высокопоставленных офицеров рискнет сейчас выступить против центральной власти, движимый сепаратистскими намерениями. И любые попытки мятежа ваши люди должны быть готовы подавить быстро, не заботясь выбирать средства. Сейчас, когда отношения наши с Западом, в том числе и с американцами, мягко говоря, далеки от сердечного согласия, любые беспорядки в стране, тем более, носящие политическую окраску, ухудшат наш имидж, изменят отношении к России со стороны западных партнеров с настороженного до явно негативного. Допустить это мы сейчас не в праве.

– Если вам известно, кто может организовать беспорядки, тем более, если известно, где и когда это произойдет, хотя бы приблизительно, то нужно действовать на упреждение, – предложил Фалев. – У нас хватит сил, чтобы арестовать любого генерала, и никакая армия нам не помешает, господин премьер-министр.

– Нет, пока я ничего не знаю точно, – поспешил успокоить служебное рвение собеседника Самойлов. Он понял, что на Фалева можно рассчитывать, а та мощь, которая находится в его подчинении, внушала уважение, дав надежду на благоприятный исход событий. – Нельзя никого арестовывать только лишь на основе подозрений, чутья, – пояснил глава правительства, надеясь, что собеседник его поверит этим словам. – Есть лишь вероятность того, о чем я сказал. Не персонифицированная вероятность, если можно так сказать, но не более того. Поэтому я надеюсь, что ваши люди будут готовы к чему-то подобному, и в случае любой угрозы порядку, угрозы законно избранной власти, станут действовать решительно и быстро.

Самойлов не сомневался, что за рейдом на черноморский санаторий стоит генерал Буров, а, возможно, причастен к этому и командующий Северокавказским военным округом. Но просто приказать схватить их, обезглавив гипотетический заговор, было равносильно объявлению войны. Аркадий не сомневался, что солдаты, расквартированные в Чечне, немедленно возьмутся за оружие, едва узнав об аресте своего командующего, который пользовался в войска неподдельным уважением. И потому приходилось медлить, надеясь, что самое худшее не случится.

– Можете не сомневаться, Аркадий Ефимович, – заверил премьер-министра Фалев. – Мы наведем порядок быстро и жестко, и неважно, кто пойдет против нас, армия или какая-нибудь уголовная шушера.

Самойлов устало откинулся на спинку кресла, закрыв воспаленные глаза. Премьер-министр не спал больше суток, пребывая в постоянном напряжении, избавиться от которого просто не мог. Лучшим выходом было бы уединиться и поспать хотя бы несколько часов, но Самойлов не мог позволить себе терять столько времени в обстановке, когда изменения, самые непредсказуемые, могли произойти в любой миг. Можно было прибегнуть и к иному проверенному средству, выпив пару бокалов коньяка, а еще лучше, водки, но требовалось сохранять незамутненное восприятие, а, значит, и этот вариант был сейчас неприемлем. Курить Самойлов бросил давно, еще в молодости, и сейчас с усталостью, опутывавшей его липкой паутиной, оставалось бороться лишь колоссальным усилием воли.

А пока на твердой земле Самойлов и иные боролись за власть, стремясь преумножить ее или же сохранить то немногое, что еще оставалось в их руках, в темных глубинах холодного Норвежского моря уже разыгрывалась первая битва той войны, которой кто-то старался избежать, а иные, напротив, жаждали всей душой, веря, что так решат все свои проблемы, раз и навсегда. Но все уже было решено силами, неподвластными смертным, неосязаемыми, но от того не менее могущественными, в существование которых мало кто верил в этот просвещенный век, вспоминая лишь в самый страшный час, когда иной надежды, кроме как на чудо, счастливый случай, не оставалось. В безмолвии океанской пучины сотни людей, ставших разменными фигурами в гротескной шахматной партии, делали первые ходы.

Капитан торпедной атомной подводной лодки Роман Казаков, разумеется, даже не подозревал, что стал пешкой в чьих то руках. На самом деле сейчас командиру субмарины, направлявшейся к берегам Кольского полуострова из открытого океана, было не до философских размышлений. Казакова сжигала какая-то детская обида, и сейчас, в замкнутом мирке капитанской каюты, тесной клетушки, рассчитанной на единственного обитателя, Роман чувствовал, как ярость закипает в душе.

Началось все просто великолепно, и соединение атомных субмарин, получив приказ вернуться в район патрулирования, то есть в западную часть Норвежского моря, спустя несколько часов обнаружило цель, да такую, о какой моряки и мечтать не могли. Атомный ударный авианосец "Энтерпрайз", на всех парах шедший на восток, громадный корабль, родоначальник всех атомных авианесущих кораблей в мире, мог считаться достойным противником и ценной добычей, случись вступить с ним в бой. И русские субмарины, несмотря на то, что "Энтерпрайз" был окружен кольцом из восьми кораблей эскорта, к которым присоединилось без счета вертолетов и реактивных палубных "Викингов", смогли подойти к авианосцу на расстояние торпедного залпа. И в этот момент старший механик "Костромы", появившись на мостике, сообщил Казакову о внезапно обнаруженных неполадках в реакторе.

– Товарищ капитан, – старший механик говорил намеренно тихо, дабы не дать пищу для размышления молодым офицерам, находившимся в центральном посту, – перебои в работе циркуляционного насоса реактора. Мы не можем продолжать поход. На высоких скоростях, когда реактор будет запущен на полную мощность, может наступить перегрев и расплавление тепловыделяющих элементов активной зоны.

Казаков лишь молча кивал, понимая, чем грозит обнаруженная неполадка. Атомный реактор водо-водяного типа при всей кажущейся сложности принципиально был устроен довольно просто.

Через активную зону, ту часть реактора, где происходило дробление атомов, прокачивалась обычная вода, забиравшая часть тепловой энергии, выделявшейся в ходе процесса распада. При этом вода, нагреваясь до нескольких сотен градусов, но пребывая под колоссальным давлением, не меняла механического состояния, оставаясь жидкостью. Затем вода из первого контура, становившаяся радиоактивной, то есть смертельно опасной для экипажа, попадала в парогенератор, где без прямого контакта передавала уже свое тепло воде, циркулировавшей во втором контуре.

Вода второго контура превращалась в пар, вращавший турбину, приводившую в движение гребной винт, а значит, и саму подлодку. Именно потому, что вода в такой реакторной установке использовалась и в качестве теплоносителя, и в качестве рабочего тела, каковым являлся пар, подобные реакторы и назывались водо-водяными.

В свете сказанного своим подчиненным капитан второго ранга почувствовал некоторую тревогу, ведь в случае проблем с охлаждением реактор мог перегреться, и последствия этого были бы самыми разными, вплоть до неуправляемой цепной реакции. Реакторная установка ОК-650А, которая была установлена на "Костроме", считалась надежной настолько, насколько вообще может быть надежным то, что сделано человеком. Она имела два циркуляционных насоса первого контура, и теоретически выход из строя одного из них был допустим. Но в действительности резко возросшая нагрузка на второй насос могла привести к выходу из строя всей системы охлаждения, а, значит, к катастрофе. Допустить это было нельзя, а, значит, в случае опасности следовало заглушить реактор, опустив графитовые стрежни, улавливавшие быстрее нейтроны.

В последнем случае субмарина, разумеется, не могла просто превратиться в безжизненный кусок металла, лишившись источника энергии. На ее борту имелись и аккумуляторные батареи, и пара дизельных генераторов, но это были лишь вспомогательные источники энергии, и в боевой обстановке их использование означало гибель корабля, ведь для работы дизелей следовало идти на перископной глубине, выставив над водой шноркель для притока воздуха к моторам.

– Возвращаемся на базу, – принял решение Казаков после секундных раздумий. Собственно, выбора у капитана в тот момент не было, но ему так не хотелось прерывать столь удачно начавшуюся охоту. – Сколько времени реактор сможет функционировать в нормальном режиме?

– Все не так плохо, – старший механик понял беспокойство капитана, ведь могло случиться, что ядерное "сердце" подлодки придется заглушить в открытом море, оставшись наедине со стихией. – На пятидесяти процентах мощности никаких проблем быть не должно, – подумав, решил офицер, печально вздохнув: – Эх, как же задолбало это разгильдяйство, шапкозакидательство! Как всегда, нарушили сроки профилактического ремонта из-за этих чертовых американцев, затеявших учения в такой неподходящий момент. Мы доберемся до родного порта без всяких проблем, товарищ командир, просто болтаться сейчас в море, в тысячах миль от своих берегов, несколько рискованно.

Оставив следить за американским авианосцем, явно намеревавшимся присоединиться к крейсировавшей возле российских морских границ армаде "Тамбов" и "Даниила Московского", две другие субмарины, входившие в оперативно соединение, "Кострома" экономичным ходом двинулась к родным берегам. Командир сделал все, чтобы команда, люди, как и все подводники, суеверные и с опаской относившиеся к атомной энергии, как можно меньше знали о возникших сложностях. Скорее всего, никаких проблем не должно было случиться, а лишняя паника на корабле подводнику была ни к чему. Но в любом случае, для Казакова, кажется, этот поход завершился, причем не так, как хотел бы сам капитан.

Видимо, кто-то, может, Нептун, может, еще какая-то сверхъестественная сущность, благосклонно относившаяся к морякам, услышала невеселые мысли командира "Костромы". И в каюте прозвучал вызов по системе внутренней связи, которого Роман не ждал.

– Товарищ командир, – вахтенный офицер был немного взволнован, но явно не испуган, чего можно было бы ожидать в случае действительно серьезных проблем с реактором, – установлен акустический контакт с подводной лодкой. Предположительно, это американский стратегический ракетоносец типа "Огайо".

Казаков появился в центральном посту спустя считанные минуты, еще не веря услышанному. Лодки класса "Огайо", единственные оставшиеся в составе американского флота подводные ракетоносцы, считались самыми совершенным субмаринами в своем классе, превосходившими даже более поздние типы аналогичных подлодок, появившиеся в других странах.

Вооруженные двумя дюжинами баллистических ракет "Трайдент-2" с дальностью стрельбы одиннадцать тысяч километров, несущими по четырнадцать ядерных боеголовок индивидуального наведения, укладывавшихся в круг радиусом сто двадцать метров, "Огайо" являлись намного менее шумными, чем иные "киллеры", ударные подлодки, предназначенные именно для охоты за ракетоносцами. И то, что одну из таких субмарин удалось сейчас услышать, казалось фантастикой. Конечно, Казаков верил, что гидроакустический комплекс "Скат-КС", которым была оснащена его подлодка, является одним из лучших, но все же такое было не по плечу даже ему.

– Цель по пеленгу двадцать, дистанция семьдесят три кабельтова, глубина триста метров, – доложил старший помощник. – Идет на восьми узлах перпендикулярно нашему курсу на зюйд.

– Значит, к норвежским берегам, – это было утверждение, а не вопрос, и старпом не стал утруждать себя ответом, который командир и так знал. – Не думал, что у янки в этом районе есть позиции стратегических ракетоносцев. Раньше, кажется, в этих водах их не встречали.

– Выходит, мы стали первыми, – усмехнулся старший помощник. Он не скрывал радости, охватившей сейчас буквально каждого моряка, ведь все, кто находился на борту "Костромы", будучи опытными подводниками, знали, сколь велика их удача. Услышать за многие мили субмарину, которая издавала шумы меньшие, чем само море, и подобраться к ней на расстояние торпедного залпа незамеченными удавалось не всякой подлодке.

– Что ж, воспользуемся моментом, – решил Казаков. – Приказываю уменьшить скорость до шести узлов, подвсплыть до трехсот метров. Последим за американцами.

Командир "Костромы" с гордостью подумал о том, что, пусть и случайно, он стал одним из немногих капитанов-подводников отечественного флота, в открытом море сумевших не только обнаружить субмарину типа "Огайо", но и скрытно подобраться к ней на считанные мили. Сейчас янки были под прицелом, и Роман не смог удержаться от соблазна пощекотать им нервы.

Экипаж "Костромы", состоявший из хоть и молодых, но уже опытных моряков, для каждого из которых нынешний поход был далеко не первым, четко исполнял приказы капитана. Субмарина, двигавшаяся со скоростью двенадцать узлов, не слишком медленно, но и не настолько быстро, чтобы из-за собственного шума не услышать приближение чужака, сбавила ход, растворяясь в естественных шумах неспокойного моря. Также подлодка поднялась ближе к поверхности, оказавшись на одном уровень с американской субмариной.

Рабочая глубина погружения "Костромы" составляла четыреста восемьдесят метров, и при столкновении с надводным противником это давало лишний шанс на успех. Но условия прохождения акустического сигнала на разных глубинах были различными, и из-за толщи воды, отделявшей друг от друга охотника и ничего не подозревавшую жертву, акустик "Костромы" рисковал потерять и без того слабый сигнал, обозначавший цель.

Сейчас "Кострома", как бы пропуская перед собой американскую субмарину, намеревалась зайти ей в корму, в точности, как в воздушном бою пилоты истребителей стремятся зайти вражескому самолету в заднюю полусферу, при атаке откуда он становится весьма беззащитным. И теперь капитану второго ранга Казакову удался этот маневр, проведенный столь виртуозно, что американцам не помогла ни буксируемая антенна, ни мощные компьютеры, без участия человека вычленявшие из морских шумов звуки искусственного происхождения.

– Сблизиться с целью на тридцать кабельтовых, – приказал Казаков, когда "Кострома" оказалась в кильватере "Огайо". – Скорость десять узлов. Ухватим янки за хвост, – довольно усмехнулся командир русской субмарины.

Винт "Костромы" начал вращаться быстрее, сообщая подлодке большую скорость. И спустя несколько секунд американский акустик обнаружил незваного гостя там, где меньше всего ожидал его.

– Подводная цель прямо по корме, – сообщил акустик, связавшись с мостиком. – Скорость девять узлов. Одновальная атомная субмарина, предположительно, русская ударная лодка класса "Сиерра".

– Дьявол, – выдохнул командир ударной атомной подводной лодки "Мичиган" кэптен Манзетти. – Русские у нас в корме? Как им это удалось?

Кэптен верил в свой корабль, которым командовал уже семь лет, нисколько не сомневаясь в том, что это самая малошумная подлодка из всех существующих, к тому же обладающая колоссальной огневой мощью, идеальное оружие первого удара. И теперь Манзетти почувствовал, как похолодело в груди при мысли, что его субмарина оказалась на прицеле у русских, которым ничего не стоило прямо сейчас выпустить торпеды.

– Сэр, – тем временем доложил акустик, – русские в шести милях позади нас, и дистанция уменьшается.

– Они могут помешать выполнению нами поставленной командованием задачи, – заметил старший помощник. – Русские явно заняли позицию для торпедной атаки. Если мы будем ждать, кэп, то рискуем оказаться на дне.

– Но мы не можем атаковать их первыми, – возразил Манзетти. – Это равносильно объявлению войны. Представьте, мистер Пирс, что будет твориться на поверхности, если хоть одна наша торпеда покинет торпедный аппарат.

"Мичиган", являвшийся одной из первых субмарин класса "Огайо", был в некотором роде особенной подлодкой, сейчас выполнявшей особенное задание. Вступив в строй как стратегический подводный ракетоносец, вооруженный изначально двумя дюжинами ракет "Трайдент-1", обладавших дальностью стрельбы семь с половиной тысяч километров, ныне "Мичиган" был исключен из состава стратегических сил Соединенных Штатов. Много лет назад, когда лидеры России и США вели переговоры о разоружении, были приняты ограничения по числу ядерных боеголовок, а, значит, и их носителей.

Разумеется, сокращение коснулось не только американского флота. Но, тем не менее, из восемнадцати ракетоносцев типа "Огайо" с того момента службу в первоначальной ипостаси продолжили лишь четырнадцать, поскольку размещенных на них боеголовок с лихвой хватило бы на рукотворный апокалипсис. Однако оставшиеся четыре субмарины американцы, рачительные хозяева во всем, что касалось военной мощи, не стали разрезать на металл, как зачастую поступали по другую сторону Атлантики, превратив их в не менее грозное оружие. И теперь вместо двадцати четырех баллистических ракет в шахтах "Мичигана", внешне нисколько не изменившегося, покоились сто двадцать пять крылатых ракет "Томагавк", способных с расстояния тысяча двести километров поразить цель площадью несколько квадратных метров, например, отдельное здание. И сейчас это грозное оружие, не единожды уже прошедшее проверку боем, было обращено против России.

Манзетти точно знал, что кроме его субмарины в Норвежском море, на пути к русским берегам, находится еще одна подлодка того же типа, "Флорида". Две ракетные батареи, по огневой мощи превосходившие целую авианосную группу, несмотря на то, что их "Томагавки" не несли ядерных зарядов, должны были скрытно занять позиции в считанных десятках миль от побережья России и быть готовыми открыть огонь. Командир "Мичигана" сомневался в том, что это оправдано, не желая рисковать кораблем и командой по прихоти заигравшихся в большую политику интриганов, но свои сомнения держал при себе, готовый просто выполнить приказ. И сейчас исполнение поставленной задачи оказалось под угрозой из-за невесть откуда появившейся русской субмарины.

– Вы знаете, что нужно делать, кэп, – с напряжением в голосе произнес старший помощник. – Полученные указания не допускают двойного толкования, сэр. Если нам попытаются помешать, следует применить оружие без колебаний, а русские представляют собой явную угрозу. Они могут легко пустить нас на дно, если захотят. Мы не можем ослушаться приказа, а, значит, должны избавиться от любых помех при его выполнении, сэр.

– Лево на борт сто восемьдесят градусов, – приказал, поджав губы, Манзетти.

Старший помощник был прав, и оставалось надеяться, что русские все же не устроят дуэль. Возможно, там, на поверхности, все было не так плохо, и поход "Мичигана" являлся лишь мерой предосторожности пожелавших перестраховаться политиканов. Вот только здесь, в безмолвии глубины, не у кого было спросить совета, и не от кого было ждать помощи.

– Убрать буксируемую антенну гидролокатора, – распорядился кэптен, с удовольствием и гордостью отметив, что все его офицеры, все матросы, действую слаженно и быстро. – Увеличить скорость до пятнадцати узлов. Оторвемся от наших попутчиков, джентльмены, и устроим им лобовую атаку. Приготовить торпедные аппараты, – добавил Манзетти. – Если попытаются мешать нам, всадим им в брюхо пару торпед, черт меня побери!

"Мичиган", набирая ход, описал дугу, ложась на обратный курс. В каждом из четырех торпедных аппаратов субмарины находились готовые к использованию тяжелые торпеды "Марк-48". Приказ, полученный кэптеном Манзетти не допускал двусмысленностей, и сейчас командир атомохода был готов сделать все, дабы исполнить его, в срок оказавшись на отведенной его кораблю позиции.

– "Огайо" увеличивает скорость. – Маневр "Мичигана", разумеется, не остался незамеченным. – Разворачивается на левый борт, – доложил акустик.

– Следовать за ним, – приказал Казаков. – Черта с два мы слезем с его хвоста!

Командир "Костромы" оскалился, точно настигавший добычу голодный хищник. Сейчас происходило то самое, ради чего он отдал долгие годы своей жизни морю, однажды обручившись с глубиной, и ей одной храня верность. И теперь капитан не собирался отступать.

– Они, что же, хотят нас атаковать? – удивился не столь подверженный чувствам старший помощник. – Американец явно занимает позицию для атаки.

– Нейтральные воды, – пожал плечами Роман. – Если они торпедируют нас, то, пожалуй, никто и никогда не узнает, что здесь произошло. Торпедные аппараты один и два к бою! – распорядился Казаков.

– Торпедные аппараты один и два к бою готовы, – тут же отрапортовал торпедист. – Ждем приказа на открытие огня!

Сейчас в две из шести торпедных труб были заряжены противолодочными торпедами ТЭСТ-71М, грозным оружием подводной войны. И Казаков был готов воспользоваться им, не желая давать противнику шанс ударить первым.

Заложив крутой вираж, рулевой "Мичигана" попытался оторваться от преследования, но русская подлодка, более маневренная и быстроходная, продолжала держаться у него в корме, тем самым создавая реальную угрозу.

– Противник по-прежнему у нас на хвосте, – со злостью доложил акустик. – Висит, как привязанный, сэр!

– Ложную цель за борт, – приказал Манзетти. – Отвлечем этих русских!

Самоходный имитатор, отделившись от "Мичигана", устремился влево, и акустик "Костромы" на несколько секунд сосредоточил на нем все свое внимание, решив, что американский капитан пытается оторваться, рассчитывая на скорость своей субмарины. А на самом деле "Мичиган" в этот момент уменьшил скорость всего до трех узлов, став призраком в безмолвии морских глубин. И, дождавшись, когда русская подлодка подставит борт, преследуя ложную цель, Манзетти приказал вновь увеличить скорость. Пришла пора припугнуть русских.

– Подводная цель справа по борту, – буквально прокричал акустик "Костромы", услышав шум винта "Мичигана", когда американская субмарина была всего в полутора милях, стремительно сближаясь.

– Проклятье, – Казаков ударил кулаком по прокладочному столику. – Они нас обманули. Мы кинулись за ложной целью, а янки смогли подкрасться к нам. Что ж, хотите поиграть? – обратился он к неведомым американцам. – Идет, черт возьми. Будет вам игра! Изменить курс, – приказал капитан. – Право на борт девяносто. Устроим им психическую атаку!

– "Сиерра" меняет курс, – спустя минуту сообщил акустик "Мичигана". – Русские прямо по курсу. Проклятье! Они хотят таранить нас, сэр!

Американский подводник уже представил, как с грохотом титановый корпус русской подлодки сталкивается с бортом "Огайо", и в отсеки врывается под чудовищным давлением ледяная вода.

– У "Сиерры" чертовски прочный корпус, – старший помощник Пирс думал о том же, что и акустик. – Титановый сплав. Они могут потопить нас и без торпед, капитан!

– Черт побери, но это же война, – выдохнул Манзетти. – Они атакуют нас! – Командир "Мичигана" был ошеломлен происходящим. До последнего момента он надеялся, что нынешний поход является лишь демонстрацией силы, не более того, но то, что происходило сейчас, невозможно было трактовать иначе, чем нападение. – Торпедные аппараты один и два – пуск! Уничтожить русскую подлодку!

Две торпеды, вспарывая толщу воды, вырвались из торпедных аппаратов "Мичигана", устремившись к находившейся в десятке кабельтовых от него русской субмарине. Акустические головки наведения мгновенно захватили такую близкую цель, и, казалось, участь "Костромы" была предрешена. Разгоняясь за считанные секунды до пятидесяти пяти узлов, почти вдвое больше, чем скорость их цели, торпеды должны были поразить противника менее чем через минуту.

– Торпеды в воде, – акустик "Костромы" не мог спутать шум набиравших ход торпед ни с чем иным. – Американцы нас атаковали!

– Погружение, – скомандовал Казаков. – На полную глубину! Акустические имитаторы за борт! Выполнить противоторпедный маневр. Самый полный вперед! Лево на борт девяносто!

– Реактор может не выдержать, командир, – с опаской предупредил старший механик. – От таких нагрузок циркуляционный насос выйдет из строя, и нам придется заглушить реактор, если не хотим поджариться.

– К черту реактор, – отрезал Казаков. – Нас и так пустят на дно, даже с исправной системой охлаждения. Выполнять приказ!

"Кострома", метнувшись в сторону, буквально провалилась на три сотни метров, так, что несколько моряков упали, не успев схватиться за что-либо, таков был крен. Два запущенных через специальные шахты самоходных имитатора, напротив, устремились вверх, уводя за собой торпеды. И одна из них действительно отвлеклась на ложную цель, изменив курс. Но вторая стремительно сближалась с целью.

– Торпеда в двухстах саженях, – предупредил акустик. – Сто пятьдесят саженей. Сто саженей. Пятьдесят саженей! – Подводник понял, что никакая скорость, никакая маневренность уже не спасет подлодку от гибели.

Взрыватель сработал, когда до корпуса русской подлодки оставалось не более пяти саженей, и с такого расстояния мощности трехсотпятидесятикилограмовой боеголовки с лихвой хватило бы, чтобы пробить корпус любой подлодки, но сейчас целью торпеды "Марк-48" была не обычная субмарина.

Взрывная волна прокатилась по корпусу "Костромы", в отсеках которой на мгновение пропало почти все освещение. Моряки попадали, сбитые с ног мощным взрывом, кто-то закричал от страха или от неожиданности. Сам Казаков устоял лишь благодаря тому, что схватился за тумбу перископа, а вот старпому повезло меньше, и он при падении ударился виском об угол прокладочного столика, на котором разложил свои карты штурман.

Но изготовленный из сверхпрочного титана корпус "Костромы" выдержал взрыв, прогнувшись, но оставшись целым. Усилия советских металлургов, сумевших в свое время решить множество проблем, связанных с обработкой и особенно сваркой титановых плит, спас жизни десяткам подводников. Люди были оглушены, контужены, но – живы.

– Повреждений нет, – следовали доклады из отсеков. – Корпус цел. Протечек забортной воды не обнаружено!

Моряки ликовали, поняв, что все еще живы, хотя, казалось, судьба их уже решена.

– Ответный огонь, – приказал Казаков, когда было восстановлено энергоснабжение. – Они начали боевые действия, и мы вынуждены защищать себя.

Подводники всегда были наделены большей самостоятельностью, чем те, кто служил на надводных кораблях. Отделенные от штабов и баз подчас тысячами километров расстояния и сотнями метров водной толщи, они не могли, просто не имели права всякий раз спрашивать одобрения своих действий у вышестоящего начальства. И сейчас капитан второго ранга Казков, ни с кем не советуясь, принял единственно возможное решение:

– Гидроакустический комплекс в режим эхопеленгования. – Теперь уже не было нужды таиться, но стоило с большей точностью знать, где находится противник. – Подвсплыть до пятисот метров. Первый и второй торпедные аппараты – пли! Торпеды в режим ручного управления. Уничтожим американцев, раз они этого хотят!

Торпеды ТЭСТ-71М обладали ограничением по глубине применения, и, как только "Кострома" поднялась на сотню метров, оказавшись по левому борту "Мичигана", команда которого уже радовалась быстрой победе, торпедные аппараты выплюнули смертоносные "гостинцы".

– Подводная цель слева по борту, – вскричал акустик американской субмарины через мгновение после того, как по корпусу "Мичигана" прокатился акустический импульс, посланный с борта "Костромы". – Это "Сиерра". Они выпустили торпеды, сэр!

На борту "Костромы" операторы вели торпеды, соединенные с субмариной тонкой пуповиной оптоволоконного кабеля, у цели, точно в компьютерной игре. Казаков решил не полагаться на систему самонаведения, пусть она и не уступала ни в чем таковой у американских торпед, столь точно поразивших "Кострому". Вместо этого торпедами управляли люди, с помощью джойстиков направляя их на цель.

– Этого не может быть, – со смесью испуг и удивления произнес старший помощник "Мичигана". – Иисус Мария, мы же должны были уничтожить русских! Как им удалось уцелеть?

– Торпеды в шестнадцати кабельтовых, – сообщил акустик. – Сэр, нужно уклониться, иначе нас уничтожат.

"Мичиган", увеличивая скорость до предела, отвернул в сторону, подчиняясь приказам своего капитана, но это были напрасные усилия. Сейчас, когда гидролокатор "Костромы" пронзал непроглядную тьму глубин ультразвуковыми импульсами, которые, отражаясь, точно указывали положение противника, американская субмарина больше не обладала преимуществом, заключавшимся в меньшей шумности. Противники теперь знали друг о друге, и на успех в дуэли мог рассчитывать тот, кто быстрее, маневреннее, и лучше вооружен, а русская подлодка в полной мере обладала всеми этими преимуществами, сейчас показав себя во всей красе.

Американская субмарина нырнула на предельную глубину, пытаясь уклониться от преследовавших ее торпед, но ТЭСТ-71М могли применяться на глубинах до пятисот метров, больших, чем могли погружаться ракетоносцы класса "Огайо". К тому же скорость торпед составляла сорок узлов против двадцати пяти, предельной скорости цели. Все было предрешено, и, несмотря на энергичные маневры "Мичигана", на выстрелянные в воду ложные цели, торпеды, выпущенные с русской субмарины, спустя считанные минуты настигли цель.

Два мощных взрыва сотрясли морские глубины, и кормовая часть "Мичигана" оказалась почти полностью разрушена. Торпеды ТЭСТ-71М несли боеголовки весом лишь по двести килограммов, меньше, чем американские "Марк-48", но субмарине и этого хватило сполна. Вода ворвалась в отсеки, сметая на своем пути все, не дав возможности подводникам задраить люки, отрезающие поврежденные отсеки от тех, которые уцелели. Крики ужаса, огласившие подлодку, мгновенно стихали, когда моряки оказывались сметенными напором стихии.

Аварийный радиобуй, отделившийся от гибнущей подлодки, устремился к поверхности, обозначая место ее потопления и призывая на помощь, хотя делать что-либо уже было поздно. И все же радист успел передать сообщение за миг до того, как радиорубка оказалась заполнена забортной водой.

– Мэйдей, мэйдей! – кричал, срывая голос, радист, окруженный прочными переборками, которые, однако, не смогли спасти его и остальной экипаж. Он взывал о помощи открытым текстом, забыв о кодах и шифрах: – Торпедированы русской субмариной в квадрате Ромео-семнадцать!

Передача, пронзившая эфир, длилась лишь несколько секунд. Стихия не давала людям второго шанса. Ледяной поток, под громадным давлением хлынувший в отсеки получившей смертельную рану субмарины, прокатился по переходам неудержимой лавиной.

– Боже, мы погибли, – произнес капитан Манзетти, так и не покинувший командный пост своей субмарины, ставшей могилой для полутора сотен моряков. Ему не удалось исполнить приказ. – Ваша победа, русские. Но за нас отомстят, – выдохнул офицер.

Спустя секунду центральный пост погрузился во мрак, это кто-то успел заглушить реактор, а еще через мгновение вода заполнила тесное помещение. "Мичиган", превратившийся в безжизненный кусок металла, внутри которого остались тела ста пятидесяти пяти подводников, медленно начал погружаться на дно, исчезая в ледяном сумраке океана.

– Цель поражена, – доложил в этот момент акустик "Костромы". – Слышу треск переборок. Они уходят на дно, товарищ капитан!

Подводник не скрывал своего ликования, ведь только что не без его помощи была одержана первая в истории российского флота победа. Они вступили в бой и вышли из него победителями, показав, на что способны русские моряки.

– Упокой души их, Господи, – тихо произнес Казаков, представив, что испытали в последние мгновения своей жизни американцы. Да, они были врагами, и первыми атаковали его корабль, не оставив Роману Казакову, капитану второго ранга выбора, но по-человечески ему было жаль этих американцев. И никому он не желал такой кончины. Но что сделано, то сделано, и первые жертву необъявленной, до поры скрытой от чужих глаз войны, исчезли в морской пучине, закованные в стальной панцирь мертвой субмарины, ставшей их братской могилой.

"Кострома" вновь уменьшила скорость и стала такой тихой, что уже с десяти миль обнаружить ее, не используя гидролокаторы в активном режиме, демаскирующем охотника ничуть не хуже, чем позволяющем найти жертву, ее нельзя было обнаружить. Субмарина вернулась на прежний курс, направившись к пока еще далеким родным берегам. Но плавание не продлилось долго.

– Докладывает реакторный отсек, – раздавшийся из динамика системы внутренней связи голос старшего механика, последние часы не оставлявшего свой пост, заставил вздрогнуть намеревавшегося, было, вернуться в свою каюту Казакова. – Температура активной зоны реакторы растет. Система охлаждения не справляется, предполагаю выход из строя циркуляционного насоса.

– Что предлагаете делать? – командир "Костромы" понял, что сбылись самые мрачные опасения старшего механика.

– Нужно немедленно заглушить реактор, товарищ капитан, – последовал ответ. – Если не отключить его сейчас, то уже через полчаса аварийная защита может не справиться с начавшейся цепной реакцией. Ядерное топливо начнет плавиться, и тогда мы уже не в силах будем остановить процесс.

– Все ясно, – времени на размышления не было, и капитан принял решение: – Приказываю всплыть на перископную глубину. Запустить дизельные генераторы. Опустить графитовые стрежни и заглушить атомный реактор.

– Нужно подать сигнал на базу, – напомнил старший помощник. – Нам может потребоваться помощь.

– Какой сигнал, – воскликнул Казаков, – о чем вы говорите? Мы только что уничтожили американскую субмарину, а на расстоянии считанных десятков миль от нас действует сразу несколько авианосных ударных групп. Если мы выйдем в эфир, нас обнаружат за считанные секунды, а против целого флота шансов у нас нет, тем более, когда мы даже лишены возможности погружаться. – О том, что обнаружить всплывшую к самой поверхности субмарину могут и так, благо для современных радаров выставленная над водой головка шноркеля является очень хорошо различимым объектом, Роман просто не стал напоминать.

Тем временем русскую субмарину уже искали. На атомном авианосце "Карл Винсон" приняли радиограмму, посланную с борта "Мичигана" за считанные секунды до гибели подлодки. И хотя передача длилась не больше минуты, этого хватило, чтобы запеленговать ее источник, и в район, где могла находиться терпящая бедствие подлодка, уже направлялся патрульный самолет "Орион", взлетевший с одной из натовских авиабаз в северной части Норвегии. И в ближайшее время к нему должны были присоединиться палубные самолеты "Викинг", а также эсминец из состава авианосной группы, хотя последнему, чтобы добраться до нужного района, требовалось несколько часов.

Сеть, окутывавшая и небо, и океанские пучины, становилась все плотнее. Обнаружение русской подлодки становилось делом времени, и времени этого у командира "Костромы" оставалось очень мало. Но об этом Роман Казаков пока не догадывался.

 

Глава 9

Доблестный удар

Баренцево море – Норвежское море – Североморск, Россия

19 мая

Пока политики ломали головы, пытаясь распутать или сплести очередную интригу, люди в погонах, которым достаточно было единственного приказа, уже действовали, не задумываясь о смысле и последствиях полученных команд. И на борту тяжелого авианесущего крейсера "Адмирал Кузнецов", уверенно резавшего форштевнем наливавшиеся свинцом тяжелые волны, шел предполетный инструктаж.

Задачу ставил командующий авианосной группой вице-адмирал Спиридонов, которого внимательно слушали всего два человека, командир Двести семьдесят девятого корабельного истребительного авиаполка и его заместитель. Лучшие из немногочисленных летчиков палубной авиации российского флота, которая сама по себе считалась элитой в любое время и в любой стране, готовились к выполнению важного и ответственного задания.

– Вы должны скрытно приблизиться к авианосной группе американцев, – излагал задачу Спиридонов, – и осуществить облет кораблей. Полетите с полным боекомплектом, пусть янки видят, что мы готовы к бою. Они слишком приблизились к границам морских владений России, и нужно дать им понять, что дальнейшее продвижение недопустимо. Вы являетесь наиболее опытными пилотами полка, вам и демонстрировать американцам наш флаг, – завершил короткую речь вице-адмирал, испытующе взглянув на внимавших ему офицеров: – Вопросы, товарищи офицеры?

Авианосная многоцелевая группа во главе с "Адмиралом Кузнецовым" двигалась на запад восемнадцатиузловым ходом, экономя топливо, которого с каждым часом похода становилось все меньше. Поэтому из Мурманска уже должен был выйти танкер, за счет которого Спиридонов, командовавший эскадрой, рассчитывал пополнить запасы. Пока же корабли сжигали последние тонны горючего, а палубная авиация, израсходовавшая львиную долю керосина во время учений, когда истребители держались в воздухе сутки напролет, была вынуждена прекратить полеты. Тот небольшой запас, что еще оставался в танках авианосца, был нужен для экстренных случаев, а случаи такие, как полагал вице-адмирал, да и большая часть офицеров эскадры, были неизбежны.

А с запада, из Норвежского моря, навстречу "Кузнецову" шла армада из десяти боевых кораблей под звездно-полосатым американским флагом во главе с атомным ударным авианосцем "Авраам Линкольн". Плавучий аэродром, способный поднять в воздух восемьдесят боевых самолетов и вертолетов, сам по себе являлся серьезной силой в океане, но вместе с ним в едином боевом порядке шли еще два ракетных крейсера и семь эскадренных миноносцев, способных выпустить в одном залпе несколько сотен крылатых ракет "Томагавк", а также надежно прикрыть флагман от любых атак с воздуха или из-под воды.

Силы, которыми располагал Спиридонов, на фоне приближающейся армады не казались излишне внушительными. Кроме собственно "Кузнецова" в подчинении вице-адмирала находился ракетный крейсер "Маршал Устинов", два больших противолодочных корабля типа "Фрегат", один из которых сейчас шел перед авианосцем, прикрывая флагман от возможных атак чужих субмарин, а также пара эсминцев типа "Сарыч". Конечно, американцы, способные бросить в бой почти полсотни истребителей "Супер Хорнит", даже без учета остальных соединений, действовавших в Норвежском море, внешне имели ощутимый численный перевес, но на самом деле все было не так однозначно.

Ударную силу русской эскадры составляла отнюдь не авиация, но дюжина сверхзвуковых крылатых ракет "Гранит", доставлявших боеголовку весом три четверти тонны на пятьсот пятьдесят километров, которыми был вооружен "Кузнецов", и шестнадцать "Вулканов" с крейсера, тоже сверхзвуковых и имевших на сто пятьдесят километров большую досягаемость, чем "Граниты", хотя и чуть менее мощную боеголовку. Впрочем, для того, чтобы пустить на дно лишенный всяческой защиты эсминец и даже крейсер, и трехсоткилограммовой фугасной боеголовки хватало с избытком, да и для несущего броню авианосца удачное попадание единственного "Вулкана" означало немалый ущерб. Кроме того, каждый из двух эсминцев нес по восемь ракет "Москит", дальность действия которых составляла всего сто двадцать километров, пусть и преодолеваемых почти втрое быстрее звука. Спиридонов знал, что никакая противовоздушная оборона, хоть у американских авианосных групп она и была доведена почти до совершенства, не способна остановить такую стаю ракет, несущихся в считанных метрах над волнами со скоростью, в два с половиной раза превышающей скорость звука.

Но, по большему счету, авианосная эскадра была лишь неким символом, отвлекая на себя внимание американцев. А где-то неподалеку в сумраке морских глубин затаилась, терпеливо ожидая команды, атомная субмарина "Воронеж". Подводный крейсер, несший на борту две дюжины "Гранитов", то есть обладавший огневой мощью, лишь немного меньшей, чем вся эскадра Спиридонова, и должен был нанести решающий удар по противнику, претендующему на то, чтобы из вероятного стать самым, что ни наесть реальным. Авианосец же был призван прикрыть от ударов с воздуха и "Воронеж", и другие субмарины, словно тая хищных рыб упорно сближавшихся с американцами.

– Сорок минут назад американские корабли во главе с "Линкольном" находились в центральной части квадрата двадцать-сорок один, – сообщил адмирал. – Они идут курсом девяносто пять на восемнадцати узлах, то есть мы примерно знаем, где сейчас находится американская авианосная группа. Сейчас разведывательный самолет покинул этот район, а смена ему прибудет не ранее, чем через полчаса. Командующий флотом стремится все время держать американцев под наблюдением, и сейчас именно вы, товарищи офицеры, способны это сделать. Нужно исключить любые неожиданности с их стороны, следить за каждым движением зарвавшихся янки.

Сейчас русская и американская эскадры находились на расстоянии чуть более четырех сотен километров друг от друга, медленно, но неумолимо сближаясь. Теоретически Спиридонов уже мог отдать приказ уничтожить американцев, несколько часов находящихся в зоне досягаемости ракет его эскадры. Теоретически, потому что бортовые радары авианосца и кораблей сопровождения все еще не могли видеть слишком далекую цель, пока еще находившуюся за горизонтом. И без внешнего целеуказания, со спутника, к примеру, или хотя бы специального самолета, русским морякам пришлось бы стрелять по площадям, а американцы, соответственно, имели неплохие шансы уклониться от залпа, несмотря на то, что эти четыре сотни километров ракеты преодолели бы за считанные минуты. На самом деле, на ракетном крейсере базировался вертолет Ка-25РЦ, специальная машина, оснащенная радаром обнаружения надводных целей и автоматизированной системой передачи координат этих целей на борт крейсера. Но все, начиная от пилотов "Камова" и заканчивая командующим эскадрой, понимали, что в боевых условиях первый же вылет станет и единственным, полетом в один конец. Вертолет не сможет уйти от американских истребителей, и тем более не в силах будет защитить себя.

Американцы, кстати, тоже могли держать русскую эскадру на прицеле, в чем Спиридонов вполне отдавал себе отчет. Вице-адмирал точно не знал, какие ракеты находятся в шахтах пусковых установок крейсеров и эсминцев противника, но если там были крылатые ракеты BGM-109E, противокорабельная модификация знаменитого "Томагавка", то "Кузнецов" и сопровождающие его корабли точно находились в пределах дальности их полета. Противокорабельные "Томагавки" могли доставить фугасную боеголовку весом четыреста пятьдесят килограммов на пятьсот пятьдесят километров, но, в отличие от русских ракет, были дозвуковыми, а значит, более уязвимыми для средств противовоздушной обороны. Правда, американские ракеты были и менее габаритными, то есть менее заметными для радаров.

Противник мог ужалить весьма больно, достав реактивным жалом до самого сердца. Проблему же загоризонтного целеуказания американцы вполне успешно могли решить, используя спутники, которых у них, в отличие от русских, было предостаточно, любого назначения и типа. Иными словами, пренебрегать их существованием, совсем не думать об этой угрозы, было категорически невозможно, если только командующий эскадрой хоть немного беспокоился о своих кораблях и моряках. Вице-адмирал Спиридонов беспокоился о тех и о других, больше все-таки о людях, и именно поэтому отправлял на разведку лучших пилотов из состава авиагруппы "Адмирала Кузнецова".

– Будьте осторожны, товарищи офицеры, – напутствовал Спиридонов своих пилотов. – Нужно продемонстрировать американцам нашу решимость, но при этом не провоцировать их, не давать поводя для применения оружия. Сейчас, когда обстановка накалилась до предела, нельзя забывать об осторожности. Пусть янки знают – рубежи России под надежной охраной!

Пока пилоты сосредоточенно, с неподдельным вниманием слушали последние инструкции, на ангарной палубе техники уже присоединили к горловинам баков заправочные шланги, одновременно укрепляя под плоскостями истребителей ракеты. Каждый в эти минуты занимался своим делом.

– Американцы в конец обнаглели, – серьезно заметил полковник Конев. – Свободно действуют у наших границ, словно в своих территориальных водах. Кажется, они забылись. Пусть понервничают, если уж сунулись к нашим берегам.

Командир истребительного авиаполка, которому в случае боя предстояло стать щитом эскадры, из-под которого крейсера и эсминцы будут наносить ракетные удары, был настроен серьезно. Он верил в себя и своих пилотов, настоящих мастеров, как верил и в те машины, которые пилотировали его подчиненные.

Все происходило быстро и слаженно. Самолетопдъемник доставил на палубу из ангара две крылатые машины, несущие на фюзеляжах красные звезды и Андреевские флаги с косыми голубыми крестами – символ принадлежности к морской авиации России.

Самолеты были полностью готовы к бою, хотя пилоты их в глубине души надеялись, что бой этот не состоится. Каждый из истребителей нес по четыре ракеты "воздух-воздух" малой дальности Р-73 с инфракрасным наведением, и восемь ракет средней дальности Р-27РЭ с полуактивным радиолокационным наведением, а также был оснащен встроенной пушкой ГШ-30-1 калибром тридцать миллиметров со ста пятьюдесятью патронами.

– К взлету готов, – доложил полковник Конев, связавшись с постом управления полетами. – Двигатели на форсаж!

Взревели мощные турбины, выходя на максимальную тягу, но истребитель не тронулся с места. Стойки шасси "Сухого" были крепко зафиксированы удерживающими устройствами, а струя выхлопных газов била в газоотводный щит, выдвинутый из палубы позади машины.

– Первый, взлет! – скомандовал управлявший полетами офицер, наблюдавший за всем с мостика, и колодки разжались, отпуская стальную птицу в свободный полет.

Два истребителя Су-33, разогнавшись на трамплине, один за другим оторвались от палубы "Кузнецова". Теперь с борта авианосца за ними могли наблюдать лишь с помощью локаторов, да еще радиоканал связывал пилотов с мостиком крейсера. Крылатые машины, обрушив на корабли пульсирующий грохот реактивных турбин, заложили круг над самой водой, набрав высоту и направившись в сторону пока еще остававшейся где-то за горизонтом американской эскадры.

В это же время в пятистах километрах северо-западнее русской эскадры на высоте трех тысяч метров рассекал острыми кромками плоскостей воздушные массы патрульный самолет Р-3С "Орион". Он вел поиск русской подлодки, той самой, которая стала причиной гибели "Мичигана".

"Орион", взлетевший с норвежского аэродрома, пока искал противника в одиночку, но вскоре к нему должны были присоединиться палубные самолеты и вертолеты сразу с нескольких авианосцев. Они же должны были найти место гибели "Мичигана" и, если повезет, тех, кто смог спастись. Пока, однако, поверхность океана была пуста, но радар ARS-115 продолжал монотонно посылать импульсы, обшаривая водную гладь в поисках любых целей.

– Есть отметка цели, командир, – внезапно сообщил оператор, следивший за показаниями радиолокационной станции. На мониторе он увидел точку, слишком маленькую, чтобы это был корабль или даже спасательный плотик. Но эта отметка могла обозначать и кое-что иное, не менее важное: – Сигнал слабый, сэр. Думаю, это перископ подводной лодки.

– Где ты его обнаружил, Лари? – спросил командир экипажа, уже чувствуя, что именно им улыбнулась удача. – Координаты?

– Квадрат Танго-два. От нас не более двадцати миль.

– Черт побери, – воскликнул второй пилот. – Если это субмарина, то только русская. Ублюдки!

Пилоты "Локхида" знали, что произошло на глубине, и чем все обернулось для нескольких десятков американских парней. И каждый понимал, что шансов на то, что кому-то из экипажа "Мичигана" удалось выжить, практически не было. Чудеса случаются в сказках, а значит, здесь и сейчас надеяться на чудо не стоило. Но теперь у пилотов "Ориона" появилась возможность отомстить за их гибель, что они и намеревались сделать.

– Курс ноль-два-ноль, – приказал командир. – Сообщить на базу и ближайшим кораблям. Мы атакуем русских и пустим их на дно, парни!

Выполнив плавный разворот, четырехмоторный самолет, оглашая морские просторы ровным гулом двигателей, лег на новый курс, устремившись к такой близкой цели.

То, что обнаружил поисковый радар "Ориона", на самом деле было не перископом, а шноркелем, устройством, по которому к дизельным генераторам шедшей на перископной глубине "Костромы" поступал воздух. Подлодка имела возможность двигаться и с погасшим реактором, но вот сражаться она не могла, поскольку мощности аккумуляторов было совершенно недостаточно на то, чтобы совершить сколь-нибудь протяженный переход в погруженном состоянии.

"Кострома" стала практически беспомощна, лишившись своего ядерного "сердца", но из-за этого она вовсе не ослепла и не оглохла. Сенсоры, установленные на шноркеле, уловили излучение чужого радара, а бортовой компьютер, сравнив полученные данные с заложенной в него информацией, спустя считанные секунды безошибочно сообщил, что где-то над волнами кружит противолодочный самолет "Орион".

– Нас сейчас пустят на дно, – с волнением в голосе произнес старший помощник. – Для американцев мы просто мишень. Они нас уничтожат первым выстрелом.

– Ну уж нет, – возразил Роман Казаков. – Черта с два, старпом! Так легко мы им этого сделать не дадим.

– Но чем мы можем им помешать? – удивился старпом. – Мы еще в состоянии атаковать корабль или другую подлодку, но против самолета сейчас мы бессильны.

Старший помощник был прав. Любая, даже самая совершенная субмарина, а "Кострома" вполне могла так называться, оставалась, как и полвека назад, беззащитной против воздушного противника. Даже в двадцать первом столетии жужжащий винтами вертолет мог пустить на дно атомоход, правда, с каждым годом это становилось все труднее, ведь чтобы уничтожить врага, его сперва нужно было отыскать. Но вот с этим сейчас у американцев проблем не было.

– Нужно связаться с нашими кораблями, действующими в этом районе, – предложил капитан. – С "Кузнецова" вполне могут послать сюда пару истребителей, чтобы прикрыть нас с воздуха, пока "Кострома" не окажется в зоне действия базовой авиации.

Короткий импульс зашифрованной передачи взбудоражил эфир, и, разумеется, не остался незамеченным для экипажа "Ориона", оснащенного помимо прочего и комплексом радиотехнической разведки.

– Радиопередача на стандартной частоте русского флота, – сообщил командиру противолодочного самолета оператор электронных систем. – Передача зашифрована, сэр.

– Наверняка Иваны зовут на помощь, – без тени сомнения произнес первый пилот. – В нескольких сотнях миль отсюда находится целая русская эскадра, в том числе и авианосец.

– О, дьявол! Если русский адмирал получит эту радиограмму и направит сюда самолеты, нам придется убираться подальше, – скривился второй пилот. – На авианосце русских базируются "Фланкеры", командир.

– К дьяволу "Фланкеры", – командира "Ориона" охватила дикая злость. В считанных милях от них находилась та самая подлодка русских, которая отправила на дно "Мичиган" без видимых причин. Несколько десятков славных американских парней погибли в мгновение ока, и сейчас представилась возможность отомстить за их смерть. – Мы их уничтожим раньше, чем русские вообще что-то поймут. Лейтенант, ввести координаты русской субмарины в бортовой компьютер и сбросить торпеды!

Самолет, внешне походивший на гражданскую машину и на самом деле имевший в своей основе пассажирский лайнер Локхид "Электра", представлял огромную опасность для любой недружественной подводной лодки. В отсеке вооружения "Ориона" были подвешены шесть новейших торпед "Марк-50", грозное оружие, созданное для борьбы с чужими субмаринами. И сейчас пилотам патрульного самолета впервые предстояло проверить, каковы эти торпеды в деле, опробовав их на реальной цели.

Наличие торпед, гидроакустических буев, поискового радара, а также бортовой вычислительной машины СР-901 "Протеус", созданной всемирно известной фирмой "Ай-Би-Эм" обеспечивало "Ориону", внешне вполне безобидному, огромный боевой потенциал. Самолет, первые модификации которого стали в строй полвека назад, оставался грозным оружием, в том числе и против надводных кораблей, для борьбы с которыми могли использоваться ракеты "Гарпун", обычно размещаемые на внешней подвеске.

– Сброс, – приказал командир экипажа, когда оператор доложил о готовности. – Пустить на дно ублюдков!

Створки отсека вооружения раскрылись, и торпеда, отделившись от носителя, устремилась к воде, пронзив колышущуюся поверхность.

Торпеда вошла в воду в трех милях от "Костромы", акустик которой сперва услышал всплеск, которой мог обозначать все, что угодно, а затем шум винта, что сразу снимало все сомнения.

– Торпеда в воде, – доложил акустик. – По правому борту, дистанция двадцать три кабельтова!

– Срочное погружение, – скомандовал Казаков, понимавший, что подлодка все равно обречена. Без реактора, то есть практически без энергии, прежде грозный корабль превращался в обычную мишень. – Приготовить самоходные акустические имитаторы.

Мощности аккумуляторных батарей, заряжавшихся от работавших дизельных генераторов, было крайне мало, чтобы оставаться под водой достаточно продолжительное время, но это был единственный шанс спастись. И "Кострома", втянув в себя трубу шноркеля и антенну, начала погружаться, стремительно удаляясь от поверхности моря.

Торпеда "Барракуда", описывавшая круги в двух милях от русской субмарины в поисковом режиме, вслушиваясь в шумы океана, через несколько секунд обнаружила подлодку, устремившись в ее направлении. Система наведения, автоматически переведенная в активный режим, испускала акустические импульсы, отражавшиеся от корпуса "Костромы".

– Опасность! Торпеда приближается, – сообщил акустик. – Дистанция пятнадцать кабельтовых, скорость пятьдесят узлов!

– Выпустить ложные цели, – мгновенно среагировал капитан. – Стравить воздух из балластных цистерн! Лево на борт девяносто! Самый полный вперед!

"Кострома", выполнив противолодочный маневр, в последний момент увернулась от торпеды, закрывшись от нее газовой завесой. Потеряв цель, торпеда продолжила кружить над ушедшей на предельную глубину субмариной. Ее система наведения вновь перешла в режим шумопеленгации, но акустик "Костромы" по шуму винтов с точностью до нескольких саженей мог определить ее положение. Наконец торпеда, исчерпав ресурс, ушла ко дну, как обычный кусок железа, но подводная лодка, продолжая расходовать запас кислорода и заряд аккумуляторных батарей, по-прежнему оставалась на глубине. Казаков понимал, что американцы не оставят свои попытки потопить его корабль так быстро.

Первая атака сорвалась, но экипаж "Ориона" был полон желания воздать по заслугам тем, кто убил их товарищей, таких же американцев, тоже надевших военную форму.

– Сбросить гидроакустические буи, – поняв, что русской субмарине удалось уклониться, командир экипажа патрульного самолета решил продолжить поиски.

Но пока "Орион", кружа над морем, щедро рассыпал буи, сигналы с которых автоматически обрабатывались бортовым компьютеров, легко выделявшим среди шумов океана звуки, издаваемые рукотворным объектом, вице-адмирал Спиридонов уже действовал, спеша спасти атакованную подлодку.

– "Кострома" в опасности. Лодка атакована американцами. Немедленно направить в квадрат Десять-шестнадцать истребители, – приказал командующий эскадрой. – Свяжитесь с парой полковника Конева.

– Американская эскадра во главе с "Линкольном" всего в четырехстах километрах от нас, товарищ вице-адмирал, – напомнил помощник. – Если американцы атаковали нашу подлодку, то вполне могут нанести удар по нам в любой момент. Это же война, товарищ вице-адмирал!

– Верно, – согласился Спиридонов. – Передайте на все корабли приказ приготовиться к отражению ракетной атаки, – распорядился командующий, зная, что мгновение спустя тысячи моряков кинутся к своим постам, взметенные короткой, злой командой. – Поднять в воздухе звено истребителей и вертолет радиолокационного дозора. Мы не можем сейчас быть слепыми и глухими. И дайте связь со штабом флота, – решил адмирал. – Необходимо поставить в известность командующего.

Звено истребителей Су-33, пилоты которых, получив новый приказ, на форсажном режиме направились к терпящей бедствие субмарине, появилось абсолютно неожиданно для американцев, увлеченных охотой за подлодкой, затаившейся где-то на глубине.

– Проклятье, – вскричал второй пилот, когда в нескольких метрах перед носом "Ориона" мелькнул такой узнаваемый самолет, несший на плоскостях красные звезды и косой синий крест на белоснежном поле. Два киля, каплевидный фонарь кабины без гаргрота, изящный, стремительный силуэт намертво запечатлелись в памяти пилота. – Это "Фланкер"!

– Дьявол, – вторил ему командир экипажа. – На авианосце все же услышали их сигнал о помощи! Срочно сообщите на борт "Стенниса" о появлении русских истребителей. Нам нужна поддержка, и немедленно!

"Сухие", едва не касаясь плоскостями законцовок крыльев "Ориона", сопровождали американский самолет, охотно демонстрируя его пилотам полный комплект ракет "воздух-воздух". Это изрядно беспокоило пилотов "Ориона", понимавших, что перед звеном русских истребителей они абсолютно беззащитны.

– Командир, – предложил второй пилот. – Я думаю, пора прекратить поиски. Русские разнесут нас в пыль за секунду, если захотят.

– С "Авраама Линкольна" к нам уже послали истребители, – возразил первый пилот. – Они будут здесь с минуты на минуту, Дуглас. Нам нечего бояться.

– Русские уничтожили нашу субмарину без всяких причин, командир, а теперь их пилоты держат нас на прицеле. Я думаю, командир, у нас все же есть повод для беспокойства.

Раздумьям пилотов о дальнейших действиях, и связанных с ними опасностях, помешало неожиданное событие.

В тот момент, когда к "Ориону" присоединились "Сухие", о чем, разумеется, понятия не имели те, кто оставался на глубине, старший механик "Костромы" сообщил капитану, что заряд аккумуляторов почти на нуле.

– Необходимо всплыть для подзарядки аккумуляторов. Мы можем находиться под водой не более получаса, после чего лодка останется без источников энергии.

– Американцы наверняка все еще где-то там, – старший помощник указал на низкую переборку центрального поста, подразумевая, конечно, поверхность моря. – Нас обнаружат через пару минут после всплытия, и снова уклониться от их торпеды мы точно не сможем.

– Всплываем, – решил Казаков. – У нас все равно нет иного выхода. И будем надеяться, что на "Кузнецове" нас услышали и хотя бы попытаются помочь. Продуть цистерны главного балласта!

"Кострома" рванулась к поверхности, как смертельно раненый зверь. Пороховые заряды, воспламенившиеся по команде с центрального поста, создали в балластных цистернах давление, вытеснившее заполнявшую их воду, дабы подлодка могла всплыть как можно быстрее. И стоило только ей оказать на глубине полутора десятков метров, как над поверхностью взметнулась труба шноркеля, по которой к спешно запущенным дизельным генераторам хлынул живительный воздух, и антенна коротковолновой связи.

Призыв о помощи пронзил эфир, и его услышали многие, в том числе пилоты русских истребителей и экипаж "Ориона", радар которого вновь обнаружил выступающие над поверхностью выдвижные устройства.

– Это они, черт побери, – зло бросил командир патрульного самолета. – Это русские! И мы во второй раз точно их не упустим. Мы отомстим за парней с "Мичигана", чего бы это ни стоило.

"Орион", резко меняя курс, сбросил скорость до минимума, чтобы таким образом избавиться от следовавших за ним, словно на привязи, русских истребителей.

А полковник Конев в этот момент связался с авианосцем, стоило только услышать сообщение, посланное с борта всплывшей неподалеку субмарины.

– Палуба, я первый, – настроившись на нужную частоту, произнес полковник, при этом не сводя глаз с "Ориона", не только снизившего скорость, но еще и опустившегося почти к самой воде.

Сверхзвуковой истребитель не был приспособлен для полетов со столь малой скоростью, и полковнику, а также его ведомому сейчас приходилось демонстрировать чудеса летного мастерства, чтобы все время находится возле американского самолета. Сверхманевренные "Сухие" пока с этой задачей, хоть и не без труда, справлялись.

– В квадрате десять-семнадцать перехвачено сообщение с борта нашей подлодки, – доложил Конев, уверенный в том, что будет услышан. – Они просят о помощи. "Орион" меняет курс, движется в направлении подводной лодки.

– Продолжайте сопровождать "Орион", – приказал командовавший полетами офицер, сделав знак дежурному, чтобы тот срочно вызвал адмирала Спиридонова.

Несмотря на раннюю пору, а было всего четыре часа утра, в северных широтах уже светало. Приближалась та пора, когда солнце вовсе не будет касаться горизонта в течение нескольких недель. Поэтому и американцы и сопровождавшие "Орион", точно почтенная охрана, русские пилоты отчетливо увидели пенный след, прочеркнувший темную поверхность воды. След, оставленный шноркелем и антенной, выдавал не только местонахождение "Костромы", но и ее курс.

– Они у нас на прицеле, – сообщил командиру "Ориона" оператор вооружения, введя координаты русской подлодки в систему наведения торпеды. – Готов к стрельбе, командир!

– Сбросить торпеды, – приказал офицер. – Отправим их на дно, черт возьми! И чтобы на этот раз наверняка!

Майор Земсков первым увидел продолговатое тело отделившейся от "Ориона" торпеды, сразу поняв, что это значит. На его глазах американцы без всяких причин открыли огонь по русской подлодке, которая, кажется, сейчас не имела возможности спастись, нырнув как можно глубже, и, возможно, даже не могла маневрировать.

– Я второй, вижу торпеду, – сообщил майор, которого слышал сейчас и командир звена, и те, кто следил за разворачивавшимися над морем событиями с "Кузнецова". – Американцы атаковали всплывшую подлодку. Прошу разрешения уничтожить "Орион".

Земсков держал палец на гашетке, и был готов, как только получит приказ, разнести "Орион", совершенно беззащитный сейчас, в клочья, вспоров его пушечной очередью. Он верил в свой истребитель, и тот, словно в благодарность, никогда не подводил пилота.

– Боже, что они творят, – услышав сообщение пилота, произнес Спиридонов, чувствуя, как рубашка, мгновенно пропитавшись потом, прилипла к телу. – Нужно запросить американцев. Наверное, это какое-то недоразумение.

– Это агрессия, товарищ вице-адмирал, – возразил капитан первого ранга Тарасов. Командир авианесущего крейсера, как и большинство офицеров, сейчас находился на адмиральском мостике, следя за происходящим. – Нужно готовиться к бою, а не тратить время на пустые разговоры! Мы ведь сами ждали этого.

– Свяжитесь с американской эскадрой, – отмахнувшись от капитана, распорядился Спиридонов. – Немедленно. Нужно все выяснить.

– Что передать пилотам? – спросил отвечавший за контроль полетов офицер. – Сейчас американцы потопят "Кострому", а наши летчики вынуждены будут просто наблюдать за этим, если вы не разрешите им действовать. Товарищ вице-адмирал, нужно принять решение!

Спиридонов, пребывая в растерянности, молчал, просто не зная, что сказать. Он мог отдать приказ, которого ждали сейчас многие, мог спасти несколько десятков подводников, ставших сейчас мишенью для американцев, но при этом он ставил под угрозу безопасность целой страны. Не было сомнения в том, как поведут себя надменные американцы, узнав, что русские сбили их военный самолет.

В те же мгновения радисты "Кузнецова" одновременно пытались связаться со штабом флота, и с командующим американским соединением в этих водах. А торпеда, сброшенная с "Ориона" меж тем преодолела отделявшие точку сброса от русской подлодки кабельтовы, прямым попаданием поразив цель. "Кострома" пыталась маневрировать, но ее скорость была меньше скорости торпеды "Барракуда" почти в два раза, и все, что удалось Казакову, это подставить под удар носовую часть субмарины, а не борт, тем самым хоть немного уменьшив ущерб.

От взрыва кумулятивной боеголовки весом сто фунтов субмарина содрогнулась от носа до кормы. Струя раскаленных газов, для которой титан не оказался достаточно серьезным препятствием, пронзила легкий корпус, прочный корпус, и внутрь подлодки хлынула вода, сбивая с ног тех моряков, которые устояли при взрыве.

– Прямое попадание! Затопление торпедного отсека, – доложил старший помощник "Костромы". – Поступает забортная вода.

– Всем покинуть торпедный отсек, задраить люки, – приказал Казаков. Герметичные полусферические переборки, способные выдержать колоссальное давление, разделяли подлодку на несколько отсеков, при затоплении каждого из которых она сохраняла плавучесть. – Команде борьбы за живучесть приступить к действиям по устранению повреждений. Осмотреться в отсеках, доложить о потерях!

Автоматически захлопнулись люки, изолируя поврежденный отсек и препятствуя затоплению тех, которые оставались невредимыми. Там, за сопротивлявшейся колоссальному давлению переборкой, остались, как выяснилось чуть позже, восемь моряков, находившихся на боевых постах в торпедном отсеке. Первая кровь пролилась.

"Орион" выполнил разворот, вновь направившись к скрытой тонким слоем воды русской субмарине, по-прежнему державшейся на перископной глубине. Командир экипажа был намерен добить уже и так смертельно раненого противника. Но за каждым маневром американцев пристально наблюдали.

– Он идет на второй заход, – сообщил майор Земсков, державшийся позади американского самолета. – Мы больше не можем ждать, командир. Я атакую "Орион"!

– Отставить, второй, – раздался в наушниках предостерегающий окрик Конева, но было поздно.

Счет пошел на мгновения. Су-33, пилотируемый майором, пронесся мимо "Ориона", выполнив крутой вираж, и нацелившись на беззащитный американский самолет.

– Бог мой, – выдохнул командир "Ориона" за секунду до того, как майор Земсков, поймав его самолет в перекрестье прицела на лобовом стекле своего истребителя, вдавил гашетку.

Трассирующие снаряды сверкающим пунктиром прочертили по-утреннему пасмурное небо, и правый двигатель противолодочного самолета превратился в огненный шар.

– Я второй, – для бортовых самописцев произнес Земсков, наблюдая не без удовлетворения, как "Орион" планирует к водной поверхности, оставляя за собой дымный след. – Цель поражена!

Внезапно в кабине раздался пронзительный писк системы предупреждения об облучении, означавший, что "Сухой" Земскова попал в захват.

– Четыре воздушные цели, – сообщил Конев, увидев отметки чужих самолетов на радаре. – Приближаются с северо-запада. Дальность шестьдесят километров, высота полета шесть тысяч метров. На запрос не отвечают. Предполагаю, это американские палубные истребители.

Помощь, на которую так надеялся экипаж "Ориона", появилась лишь на несколько секунд позже, чем было нужно. Для кого-то эти секунды стали решающими.

– Бой не принимать, – приказал командовавший полетами офицер с борта авианесущего крейсера. – Повторяю, уклоняйтесь от боя и возвращайтесь на корабль!

Все это время радисты безуспешно пытались связаться с американским адмиралом, и Спиридонов надеялся, что возникшую ситуацию удастся разрешить, пока не случилось непоправимое. Разумеется, воздушный бой с участием пилотов с "Кузнецова" этому никак не мог способствовать. Но у тех, кто явился на защиту "Ориона" были иные планы.

– "Орион" теряет высоту, – сообщил на авианосец один из американских пилотов. – Он подбит. Наблюдаю в непосредственной близости от него две воздушные цели. Предполагаю, это русские палубные истребители "Фланкер". Они атаковали наш патрульный самолет.

– Уничтожить русских, – услышав сообщение, приказал командующий американской эскадрой. – Сбить их всех!

Русские первыми нажали на курок, продемонстрировав свои агрессивные намерения, и контр-адмирал Бридж не сомневался ни секунды, дав такую команду.

Майор Эдвин Фаррис видел, как русские вогнали в волны "Орион", вернее, он видел, как внезапно исчезла отметка на радаре, обозначавшая противолодочный "Локхид", исчезла после того, как рядом с ней оказался один из "чужих". И приказ, поступивший от самого командующего, ничуть не удивили и не шокировал опытного пилота.

– Я – Шершень-двадцать один, "Фланкер" в захвате, – доложил майор, когда вокруг силуэта русского истребителя замкнулось кольцо прицела, перемещавшееся по индикатору на лобовом стекле "Супер Хорнита". – Расстояние до цели – тридцать миль. Готов стрелять, жду приказа!

Спокойно и размеренно, без суеты, Фаррис делал свою работу, то, за что ему неплохо платили, то, чему его учили не один год, за что им гордилась страна и в чем он был, без сомнения, мастером. Противник перешел черту, и теперь следовало забыть о компромиссах.

– Огонь! – И сразу четыре ракеты "воздух-воздух" сорвались с направляющих под крылом истребителя, метеоритным дождем ринувшись к пятнисто-зеленому "Сухому".

Одновременно с командиром пилоты трех других "Супер Хорнитов" тоже дали залп, избрав целями один из двух русских истребителей. Летчики из авиакрыла "Авраама Линкольна" ближе всех находились к месту событий, и, тем не менее, не успели, не смогли предотвратить гибель патрульного "Ориона". Но они все еще могли наказать русских.

Выпущенные с дистанции, превышающей прямую видимость, ракеты AIM-120A летели к цели, подчиняясь инерциальной системе наведения, по заранее введенным в нее координатам "Фланкера". За целями непрерывно следили бортовые радары "Супер Хорнитов" AN/APG-73, с борта которых в автоматическом режиме посылались команды системам наведения ракет.

– Я второй, – закричал Земсков, бросив свой истребитель к самой воде, чтобы сорвать захват. – Атакован. Выполняю противоракетный маневр!

Русские пилоты выжимали из своих машин все, на что те были способны. Комплекс бортовой самообороны, включавший станцию постановки активных помех, а также контейнеры с дипольными отражателями и пока не нужными тепловыми ложными целями, работал на пределе возможностей, пытаясь сбить с толку стаю приближавшихся к "Сухим" ракет.

"Супер Хорниты" и лишь немного опережавшие их ракеты стремительно сближались с русскими истребителями, и Коневу с Земсковым пришлось сделать все, чтобы не оказаться сбитыми в первые мгновения боя. Сейчас пилотов не интересовала политика, оставшаяся где-то там, внизу, на грешной земле. Они вступили в бой, не забивая себе головы мыслями о том, чем обернется эта схватка для судеб двух держав.

Земсков, поставив истребитель на крыло, едва не пробороздил поверхность воды, рассыпая за собой облака дипольных отражателей, создавших для головок наведения американских ракет массу ложных целей. Пара AMRAAM'ов, привлеченных этими целями, ушла в сторону, еще два столкнулись в воздухе при маневре, и одна врезалась в волны, обманутая потоком активных помех.

Командиру звена повезло меньше, несмотря на его опыт, и майор увидел, как Су-33 полковника Конева, уже охваченный пламенем, пронзил поверхность моря. Ракета повредила оба двигателя, когда "Сухой" находился на высоте не более двадцати метров над водой, при этом, продолжая снижаться, и никакой возможности воспользоваться катапультой у полковника не было.

– Суки, – сквозь зубы прошипел Земсков, направив свою машину в зенит. – Суки!

Пилот видел, как погиб командир, глупо, без всякой пользы, не успев сделать ни единого выстрела. Майору повезло больше, и, хотя от чудовищной перегрузки у него потемнело в глазах несмотря на компенсационный костюм, еще две ракеты, оказавшиеся менее маневренными, чем детище конструкторского бюро Сухого, врезались в воду.

Тем временем "Супер Хорниты" оказались уже всего в полутора десятках километров от Земскова, пытавшегося стряхнуть с хвоста оставшуюся пару ракет. В кабине "Сухого" резко прозвучал зуммер захвата цели, и майор, поняв, что второго шанса отомстить за командира уже не будет, залпом выпустил четыре ракеты Р-73 по ближайшему противнику.

– "Бэд", я атакован, – раздался в кабине истребителя Фарриса панический вопль ведомого, не предполагавшего, что русский может думать сейчас о чем-то, кроме того, как спасти свою шкуру. – Ракеты на хвосте! По мне выпущены "Арчеры"!

– Уклоняйся, – скомандовал Фаррис. – Маневрируй, твою мать!

Отстрелив гроздь тепловых ловушек, действовавших на инфракрасные головки наведения русских ракет, как красная тряпка на быка, оказавшийся атакованным "Супер Хорнит" нырнул к самой воде.

Маневр американца почти удался. Две из четырех Р-73 действительно ушли в сторону, взорвавшись в стороне от цели и не причинив "Шершню" вреда, но две другие ракеты, привлеченные теплом работавших на максимальном режиме двигателей "Дженерал Электрик", взорвались в считанных метрах позади отчаянно маневрировавшего истребителя. Кольцо стальных стержней пробило турбины, тяги рулей, баки, наполовину пустые, и "Супер Хорнит" мгновенно превратился в огненный шар, яркостью способный сейчас поспорить с солнцем.

– Так, – азартно произнес Земсков, видя, как американский истребитель, превратившись уже в груду пылающих обломков, скрылся в морской пучине. – Давайте, твари, потягаемся!

Майор только что стал первым пилотом в истории современной России, одержавшим настоящую победу в реальном, а не учебном воздушном бою. И это оказалось проще, чем можно было представить. Но схватка еще была далека от завершения.

"Сухой" Земскова, за которым, как привязанные, следовали две ракеты AIM-120A, пронесся на предельной скорости под строем "Супер Хорнитов". Майор отстрелил облако дипольных отражателей, сбив с толку электронные мозги ракет, а когда облако рассеялось, головки наведения захватили внезапно возникшие рядом цели, которыми оказались два из трех американских истребителей.

– Какого черта, – округлив глаза, майор Фаррис наблюдал, как истребитель командира второго звена рухнул в море, после того, как сноп осколков AMRAAM'а изрешетил кабину пилота. – Что он творит?

Не теряя времени, Земсков, оказавшись позади американцев, выполнил разворот на пределе возможностей машины, удовлетворенно отметив, что на одного противника стало меньше, и выпустил две ракеты Р-27РЭ по крайнему правому "Хорниту".

– "Бэд", у тебя на хвосте пара "Аламо", – предупредил майора единственный оставшийся живым и, похоже, невредимым, пилот. – Сбрось их поскорее, черт подери!

Все же американские истребители мало в чем уступали русским машинам, тем более, по ту сторону Атлантического океана не жалели денег на их модернизацию. Эдвин Фаррис легко сорвал захват, порадовавшись, что на "Фланкере" не было намного более совершенных ракет "Аддер". В противном случае такой маневр едва ли удалось бы выполнить.

– Получи, выродок! – Фаррис с силой вдавил кнопку пуска ракет, и пара "Сайдвиндеров", сорвавшись с пусковых установок на законцовках крыльев, устремилась навстречу "Фланкеру", вблизи казавшемуся попросту громадным.

Пуск ракет с тепловым наведением, к каковым относились и "Сайдвиндеры", стандартное оружие ближнего боя американской авиации, в переднюю полусферу обычно редко был эффективным. Но майор Фаррис был мастером, и знал, что делал, к тому же в его распоряжении оказались лучшие образцы оружия воздушного боя – всеракурсные AIM-9X, ни в чем не уступавшие самым совершенным ракетам русских.

Кабину Су-33 заполнил истошный визг системы предупреждения об облучении, вонзавшийся прямо в мозг. Земсков в последний миг, когда чужие ракеты уже заходил в хвост его машине, попытался уклониться, использовав все возможности своей машины. Пилот до упора отжал ручку управления самолетом, преодолевая сопротивление встроенных ограничителей и выходя на критический режим полета. От перегрузки, вдавившей летчика в спинку катапультируемого кресла, у майора потемнело в глазах, и на мгновение он перестал сознавать, где он, что и зачем делает.

Ни один из существующих истребителей не смог бы повторить тот маневр, что выполнил майор Земсков, до последнего надеявшийся выйти из-под удара. Тщетно. У пилота расстрелянного практически в упор "Сухого" не было ни малейшего шанса уклониться, сманеврировать, уходя из зоны поражения. Первая ракета взорвалась под брюхом русского истребителя, изрешетив его градом осколков, а вторая уже добила поврежденную машину.

Майор Земсков так ничего и не успел понять, почувствовав мощный удар и придя в себя, когда же медленно спускался к воде, поддерживаемый прочным шелком парашютного купола. В небе над головой пилота таял инверсионный след сбившего его американского истребителя. Что ж, сегодня не только Земсков смог записать на свой счет победу в бою.

Воздушный бой, яростный и быстрый, видел капитан Казаков, поднявшийся на ходовой мостик всплывшей на поверхность субмарины. Он проследил за опускающимся куполом парашюта, и отдал приказ, последний, который он мог отдать, все еще являясь командиром подводной лодки:

– Шлюпки на воду. Всем покинуть корабль.

Повреждения, нанесенные "Костроме", были слишком тяжелыми, чтобы она могла продержаться на поверхности больше часа, и то, что пилоты с "Кузнецова" не позволили американцам добить и так смертельно раненую субмарину, ничего не меняло.

– Для нас поход закончен. Открыть кингстоны. – Роман Казаков решил ускорить гибель своего корабля, не продлевая мучения подлодки понапрасну.

Матросы быстро спустили на воду спасательные плотики, каждый на дюжину человек, и спустя несколько минут "Кострома", первая в новой российской истории субмарина, участвовавшая в настоящем морском бою и вышедшая из него победителем, скрылась в пучине.

А тем временем находившихся на борту русского авианосца офицеров охватило изрядное волнение, вызванное исчезновением звена истребителей.

– Связь со звеном Конева потеряна, – доложил координатор полетов вице-адмиралу.

Русские и американские самолеты встретились вне зоны действия корабельных радаров, и о том, что могло происходить над морем, находившимся на авианосце людям оставалось лишь догадываться. В прочем, почти никто не сомневался в том, какая судьба постигла летчиков.

– Сбиты, – дрогнувшим голосом спросил не справившийся с волнением Спиридонов. – Наши самолеты уничтожены?

– Не могу знать, – пожал плечами его собеседник, на мгновение забыв о субординации и о том, как следует вести себя со старшим по званию. – Возможно, проблемы с оборудованием. Радиостанции могли выйти из строя.

Офицер понимал, что говорит полную ерунду, и сам адмирал тоже понимал это. Если сразу два истребителя пропадали из эфира в том квадрате, где находились американские самолеты, это могло обозначать лишь одно. Но верить в это не хотелось никому, словно от того, признает кто-нибудь очевидно или нет, хоть что-то могло измениться.

– Товарищ вице-адмирал, – офицер связи привлек внимание командующего. – С американцами связаться никак не удается. Я уверен, они слышат наши запросы, но почему-то молчат.

Почему молчали американцы, вице-адмирал Спиридонов мог только догадываться. Вероятно, их командиры тоже еще пребывали в растерянности, хотя, возможно все было гораздо хуже, и американский адмирал просто не желал беседовать с тем, кому в самом скором времени предстояло стать простым трупом. Как бы то ни было, это молчание настораживало и заставляло думать о мерах собственной безопасности. И Спиридонов был прав в своих догадках, не напрасно ощутив беспокойство после доклада офицера связи.

Радисты "Авраама Линкольна" действительно слышали не прекращавшиеся ни на секунду запросы с борта русского авианосца, но они имели категорический приказ адмирала Бриджа ни при каких обстоятельствах не выходить с ними на связь. Тем временем в помещении центрального поста, находившегося в недрах громадного корабля, со всех сторон прикрытого настоящей броней, сам командующий заканчивал совещание, на котором присутствовали командиры входивших в группировку кораблей. Кроме того, адмиралы, командовавшие другими авианосными группами, также присутствовали, правда, виртуально, посредством спутниковой связи.

– Господа, российский флот начал боевые действия без официального объявления войны, без предъявления претензий Соединенным Штатам со стороны русского правительства, – Уолтер Бридж, меньше часа назад назначенный командующий ударной группировкой военно-морских сил Соединенных Штатов в Северной Атлантике, излагал свои мысли быстро, четко, стараясь сэкономить каждую секунду. – Своими варварскими действиями русские не оставили нам выбора. Их вооруженные силы, их флот представляют собой прямую угрозу национальной безопасности Соединенных Штатов, и президент Мердок, как верховный главнокомандующий, принял решение о ее устранении. Нами только что получен приказ немедленно приступить к выполнению операции "Доблестный удар".

Никто из офицеров, слушавших нарочито лишенную эмоций речь адмирала, в одно мгновение получившего в почти безраздельное распоряжение силы, равные вместе взятым флотам всех европейских и азиатских стран, ничем не выдал своих чувств. Каждый или почти каждый из присутствовавших знал, что скрывается под кодом "Доблестный удар", и почти каждый верил, что этот план так и останется на бумаге.

– Задача, которую нам предстоит выполнить, никогда прежде не ставилась ни перед одним флотом мира, – продолжил адмирал, с удовлетворением увидев в глазах молча кивавших в такт его словам офицеров решимость и уверенность, а не страх, который сейчас был совершенно недопустим. – Нам предстоит вступить в бой с самым опасным противником, имеющим оружие, ничуть не уступающее нашему, и такую же подготовку. Наши деды, сражавшиеся с японцами на Тихом океане, выиграли тяжелую войну, но то, что должны будем сделать мы, нельзя сравнивать с нею. Но я верю в вас, господа, верю в ваше мужество и профессионализм. Безопасность Америки зависит от вас, и я не сомневаюсь, что вы сможете защитить американскую нацию, своих родных и близких, от азиатских варваров.

Последний шаг был сделан, черта, хрупкая граница между миром и войной, осталась позади.

Командующий русской эскадрой, понимая, что может в любой момент оказаться лицом к лицу с доброй половиной американского флота, в схватке с которым шансов на успех было крайне мало, если не сказать, что их не было вовсе, напряженно думал, пытаясь найти выходи из сложившейся ситуации.

– Штаб флота, – спохватился Спиридонов, требовательно взглянув на офицера связи, молча ожидавшего новых распоряжений командующего. – С Североморском есть связь?

– Так точно. – Спиридонов при этих словах с облегчением вздохнул, решив, что еще не все потеряно. – Адмирал Макаров готов с вами говорить прямо сейчас. Он как раз прибыл в штаб, – сообщил офицер.

Борис Макаров с той самой секунды, когда эсминец "Безупречный" ошвартовался в мурманском порту, почти не сомкнул глаз, проведя все время в разъездах между базами флота и штабом, до хрипа крича в телефонную трубку и до рези в глазах вглядываясь в карты. Он чувствовал, что еще через пару часов просто свалится с ног от усталости, от которой не спасал не крепкий, как деготь, кофе, ни сигареты. Но сейчас командующий Северным флотом не мог позволить себе потерять ни секунды.

Адмирал понимал, что, отказавшись исполнить приказ нового главы государства, мог сразу снять с себя погоны, но не спешил делать это. Здесь, на Кольском полуострове, командующий мог чувствовать себя в относительной безопасности, ибо понимал, что рядом нет никого, кто мог бы по приказу из Москвы хотя бы попытаться отстранить его от командования. Макаров верил в своих офицеров, и, как выяснилось, не ошибся в них.

Верность присяге, верность своей родине, оказалась для каждого моряка превыше личных амбиций. И сейчас, по-прежнему считаясь командующим флотом, адмирал Макаров, забыв о тех, кто слал ему приказы из далекой столицы, делал все, чтобы обезопасить свою страну от агрессии, в вероятности которой уже практически не сомневался. Шесть атомных авианосцев, целый флот, колоссальная мощь была собрана у морских границ страны, и это сейчас было важнее нарушения субординации, любого неисполнения приказа.

В штаб, который Макаров не покидал уже двенадцатый час, стекалась информация от разведывательных самолетов, находившихся в море кораблей, в том числе мирных торговых или рыболовецких судов, и многочисленных субмарин. Любой американский самолет, любое судно, не важно, военное или нет, оказавшись в поле зрения русских летчиков и моряков, бралось под непрерывное наблюдение.

Адмирал не сомневался, что американцы вскоре начнут действовать, и не хотел, чтобы его застали врасплох. Силы, которыми он командовал, заметно уступали мощи американцев, и для успеха в столкновении с ними следовало действовать на опережение, предугадывая шаги противника. Только так можно было если не выиграть схватку, то хотя бы превратить разгром в обычное поражение, возможно, заставив врага, а американцы вели себя, именно как враг, воздержаться от дальнейших действий, понеся чрезмерные потери в первые минуты боя.

Тем не менее, все усилия адмирала были не напрасны, и Макаров пребывал в полной уверенности, что его флот сможет дать достойный отпор противнику. На аэродромах, как и считанные недели назад, в полной готовности к взлету стояли ракетоносцы Ту-22М3, способные взмыть в небо через несколько минут после получения приказа. Несколько десятков перехватчиков Су-27 и МиГ-31, хотя войска противовоздушной обороны и не подчинялись адмиралу, прикрывали бомбардировщики, постоянно патрулируя возле границы воздушного пространства страны.

Было сделано многое, чтобы излюбленный трюк американцев, кинжальный удар крылатыми ракетами, не удался, чтобы русские моряки и летчики получили драгоценное время на подготовку ответного удара. Но, разумеется, основу боевой мощи флота составляла флотилия подводных ракетоносцев "Антей", которые прикрывали торпедные атомные подлодки и самый мощный корабль флота, тяжелый авианесущий крейсер "Адмирал Кузнецов".

Авианосцу Борис Макаров отводил особую роль, ведь лишь благодаря ему флот, находившийся сейчас в открытом море, имел пусть небольшой, но шанс устоять под ударом американцев, под накатывающими одна за другой волнами самолетов и ракет, чтобы потом контратаковать. Именно поэтому на соединение с авианосцем из Мурманска уже вышел танкер, сопровождаемый большим противолодочным кораблем, который должен был усилить эскадру вице-адмирала Спиридонова.

– Борис Федорович. – При появлении контр-адмирала Сергеева командующий вздрогнул, поняв, что едва не заснул, предавшись размышлениям. – Борис Федорович, получена радиограмма с борта многоцелевой атомной подводной лодки "Кострома". Капитан второго ранга Казаков, командир субмарины, сообщил, что их торпедировала американская субмарина класса "Огайо". Ответным огнем чужая подлодка уничтожена. "Кострома" повреждена, идет на перископной глубине.

– Что, – Макаров привстал, чувствуя, как по телу прокатилась ледяная волна. Вот оно, началось! Адмирал ждал этого, но когда наступил момент, оказался не готов. – Американцы атаковали нашу подлодку? Это же агрессия! Координаты известны? Где сейчас "Кострома"?

– Место ее нахождения мы знаем, – кивнул Сергеев. – И по нашим данным в этот район уже направляется, по меньшей мере, один "Орион" с базы в Норвегии, а также несколько палубных "Викингов". Полагаю, американские подводники тоже успели что-то передать о столкновении с нашей лодкой.

– Если "Кострома" повреждена, нужно прикрыть ее, – приказал Макаров. – Свяжитесь с командующим авиацией флота, распорядитесь, пусть направит туда самолеты.

– С "Кузьмы" уже вылетело звено Су-33, – сообщил начальник штаба флота. – Они там будут раньше, чем самолеты с береговых баз.

– Черт побери, – покачал головой Макаров. – Но неужели американцы решились на такое? Это же война!

– Товарищ командующий, – офицер связи, возникший на пороге кабинета адмирала, заставил собеседников отвлечься. – Вице-адмирал Спиридонов с борта "Кузнецова" вышел на связь.

Капитан третьего ранга, казавшийся несколько юным для своих погон, выглядел взволнованным, видимо, уже зная причину, заставившую командующего оперативной группой в такой спешке связываться с большой землей.

– Вице-адмирал требует разговора лично с вами. Немедленно. Сказал, возникла критическая ситуация.

Макаров, чувствуя, что сейчас должно произойти нечто необычное, и, скорее всего, страшное, то, чего большинство кадровых офицеров желают меньше всего, хотя и готовятся к этому всю сознательную жизнь, вдавил клавишу громкой связи. Благодаря аппаратуре спутниковой связи командующий флотом мог из своего кабинета, где, правда, появлялся нечасто, предпочитая поездки по базам, военным городкам и кораблестроительным предприятиям, связаться с любым кораблем подчинявшегося ему соединения, находящимся практически в любой точке земного шара.

– Товарищ командующий, – голос Спиридонова, почти не искаженным помехами, громовыми раскатами огласил не столь уж просторное помещение, откуда Макаров мог командовать целым флотом. – Товарищ командующий, возникла чрезвычайная ситуация. Нашей эскадрой был получен сигнал бедствия с атомной подводной лодки "Кострома", командир которой сообщил, что их атаковала американская субмарина. – Командующий авианосной группой докладывал быстро, без лишних подробностей, тем более, о многом и сам он сейчас мог лишь догадываться. – По полученным координатам по моему приказу были направлены для разведки и наблюдения два палубных истребителя Су-33. По данным радиоперехвата американцы также послали в район, где находилась наша субмарина, свою авиацию.

– Возможно, вице-адмирал, вам следовало запросить штаб, прежде чем принимать решение, – напомнил о своем существовании Сергеев. – Вы не могли не понимать, что необдуманные ваши действия чреваты международным инцидентом.

– Но я также понимал, – возразил Спиридонов с нескрываемым раздражением, – что промедление чревато гибелью нескольких десятков подводников, и рискнул, взяв на себя ответственность.

– Продолжайте, – приказал командующий флотом, жестом заставив начальника штаба умолкнуть. – Докладывайте обстановку, товарищ вице-адмирал. – Несмотря на то, что все сказанное ранее для адмирала не являлось уже новостью, он желал услышать это еще раз от человека, находившегося к месту событий намного ближе, чем сам Макаров.

Сергеев умолк, придав своему лицу обиженное выражение. Он был вторым человеком в огромном, сложнейшем и обладавшем колоссальной мощью организме, называемом Северным флотом России, и не привык, чтобы его так запросто затыкали.

Контр-адмирал имел все основания стремиться к тому, чтобы из второго превратиться в первого, и вполне обоснованно требовал к себе определенного уважения. Но он не использовал представившийся недавно шанс, не посмев выступить против Макарова, и, признаться не сожалел об этом. Да, он был достаточно тщеславен, не стремился отказываться от власти, но никогда не достигал своих целей предательством, и ныне тоже не счел нужным выполнять отданный даже самим министром приказ.

Неподчинение приказу – тягчайшее воинское преступление, но и исполнение подобного приказа было бы равносильно измене, измене не правительству, а родине. А контр-адмирал Сергеев считал себя патриотом, офицером, преданным не тому или иному президенту, а великой России, которая для него вовсе не была воплощена в том, кто волею судьбы на несколько лет оказывался в кремлевских апартаментах. И точно такого же человека начальник штаба флота чувствовал в Макарове, пусть порой и не соглашаясь с ним в мелочах, но, понимая, что адмирал так же, как сам Сергеев, беззаветно, до самопожертвования готов служить родине.

– Наши пилоты, прибыв в заданный квадрат, сообщили, что находящуюся в позиционном положении "Кострому" торпедировал американский противолодочный самолет "Орион", – подчиняясь приказу командующего флотом, тем временем продолжил докладывать обстановку Спиридонов. – Без приказа один из пилотов открыл огонь и сбил "Орион", после чего мы получили сообщение от командира звена, что к ним приближается группа неопознанных воздушных целей. Больше пилоты на связь с авианосцем не выходили. Я предполагаю, что наши истребители были сбиты американцами. В четырехстах километрах к западу от нас находится авианосная ударная группа во главе с атомным авианосцем "Авраам Линкольн", с которого для поддержки "Ориона" и могли быть высланы истребители.

– Вы запросили американцев? – требовательно произнес Макаров, перебив вице-адмирала. – Если ваши предположения верны, американцы не могут молчать.

– Но они молчат! – отрезал вице-адмирал Спиридонов. Командир эскадры больше не добавил ни слова, поскольку ему нечего было сказать.

Командующий флотом меньше всего хотел услышать такой ответ. В былые годы, как рассказывали адмиралу, тогда еще сопливому пацану, стычки между советскими и американскими пилотами над нейтральными водами не были редкостью. Обе стороны несли потери, но всякий раз воздушные бои оставались всего лишь инцидентами, одними из множества подобных случаев, и никаких последствий не имели. Но сейчас молчание американцев могло означать многое, в том числе и подготовку к удару по русским кораблям. Борис Макаров всей душой хотел верить, что в северных водах имела место чья-то провокация, и американцы не при чем, ведь иначе следующим их шагом, вполне логичны, должен был стать удар возмездия.

– Я прошу разрешения следовать к месту возможного боя для поисков наших пилотов, – продолжил Спиридонов. – Возможно, летчики спаслись, и сейчас им требуется помощь.

– Категорически нет, – отрезал командующий флотом. – Я приказываю вам продолжить выполнение основной задачи, то есть слежение за американцами. Противостоящая вам авианосная ударная группа является мощной силой, и вы должны предпринять все, что возможно, для сковывания действия американцев.

Макаров понимал, что обрекает двух русских пилотов, которым, возможно, действительно удалось покинуть свои машины, на мучительную смерть в ледяной воде. Но на другой чаше весов были жизни тысяч моряков, в том числе и тех, что находились сейчас на борту кораблей, входящих в эскадру Спиридонова. И спасти их жизни было важнее.

– В случае, если американцы начнут движение на восток, в сторону российского побережья, или вами будет зафиксирован взлет большого числа самолетов, направляющихся в сторону нашей границы, приказываю немедленно атаковать американское авианосное соединение всеми имеющимися силами, – потребовал командующий флотом.

– Товарищ адмирал, как это понимать, – Спиридонов почувствовал, что не может говорить, выдавливая слова с неимоверным усилием. – Это война?

– Я полагаю, да, – коротко ответил Макаров за мгновение до того, как из динамика громкой связи раздалось шипение и треск атмосферных помех.

– Какого черта, – зарычал адмирал на офицера связи, присутствовавшего при беседе. – Что происходит? Немедленно восстановите связь!

– Слушаюсь, товарищ командующий, – капитан кинулся к выходу, едва не упав, когда запнулся о порог. Он впервые видел, как дала сбой спутниковая связь, и был немало взволнован этим.

– Возможно, вспышка на солнце. – Как оказалось, начальник штаба флота тоже испытывал определенное беспокойство в связи со столь не вовремя возникшими неполадками. – Магнитная буря, быть может, или микрометеорит. Такое бывает иногда. – Сергеев неуверенно пожал плечами: – А может, просто что-то сломалось на спутнике. Они же летают не один год, и ресурс подходит к концу.

– Чушь, – отмахнулся Макаров. – Вероятность подобного крайне низка. Один случай к ста тысячам или даже к миллиону, и я ни за что не поверю, что это произошло именно сейчас.

– Значит, действительно война, – контр-адмирал Сергеев не спрашивал, а утверждал. – Кроме нас есть лишь одна страна, одна армия, способная вести войну не только на земле и в воздухе, но и в космосе, в том числе и уничтожать чужие спутники.

– Срочно обеспечьте связь с Кремлем, – распорядился адмирал Макаров. – Возможно, с исчезновением Швецова там остались только лишь глупцы, но не предатели. Это зашло слишком далеко, и невозможно более делать вид, словно ничего не происходит. Кремлевские стены высоки, – усмехнулся командующий, – но и они уже не могут скрывать то, что здесь творится. И передайте приказ всему флоту, всем кораблям, подводным лодкам, авиации, быть готовыми к отражению массированной атаки и нанесению ответного удара по американскому флоту.

Уже несколько дней Северный флот, громадный организм, в котом была сконцентрирована колоссальная боевая мощь, все еще внушавшая уважение несмотря на годы нищеты и разрухи, напоминал взведенный спусковой механизм. И адмирал Макаров только что нажал на спуск, возможно, обрекая на гибель тысячи солдат, моряков, летчиков по обе стороны еще не существовавшего фронта.

– Это еще что, – вдруг удивлено произнес командующий, услышав странный звук, донесшийся откуда-то извне. Очень знакомый звук, от которого по телу вдруг побежали мурашки. – Что там творится?

Грохот, походивший на раскат грома, привлек внимание адмиралов, словно мальчишки, кинувшихся к зашторенному окну. В тот момент, когда они взглянули на панораму раскинувшегося вокруг здания штаба города, еще окутанного сумерками, где-то вдалеке что-то вспыхнуло, и зарево взметнулось над крышами домов.

– Началось, – безжизненным голосом произнес начальник штаба флота, на лице которого играли блики от вспышек разрывов. – Господи, спаси и помилуй нас, – воспитанный в духе свирепого атеизма, царившего на советском флоте, контр-адмирал Сергеев только и смог, что призвать Всевышнего.

Макаров же, чувствуя, как все сжимается внутри в предчувствие неизбежного, смог выдохнуть единственное слово:

– Опоздал!

Борис Макаров даже не пытался бежать, не думал о своем спасении. Он так и стоял, опираясь о подоконник, и смотрел, смотрел немигающим взглядом, как рвутся над городом сыпавшиеся с неба ракеты. А мгновение спустя прилетевший с моря "Томагавк" пробил стену штаба, и проникающая боеголовка весом в сто двадцать килограммов взорвалась в нескольких метрах от кабинета Макарова.

Ударная волна впечатала командующего флотом в стену, и в последние секунды жизни, прежде чем обрушились не выдержавшие взрыва перекрытия, он увидел, как вылетел из окна, камнем устремившись к мостовой, контр-адмирал Сергеев, так и не успевший передать последний приказ своего командира.

А над Североморском вновь и вновь грохотали взрывы, всякий раз, когда очередная крылатая ракета находила свою цель. Через несколько долгих минут, с чудовищным, фатальным опозданием, взвыли сирены воздушной тревоги. Но в этот момент все уже было кончено.

Штаб Северного флота, нервный центр, откуда исходило руководство этим морским щитом России, был уничтожен, равно, как и одна из крупнейших военно-морских баз. Агонизирующий флот за считанные минуты утратил любую способность к сопротивлению, а сирены все выли, не умолкая, будто это были рыдания над могилой.

Протяжный вой, разносившийся над городом, уже звучал некогда, во времена седой древности, точно так же предвещая боль и скорбь. Город, над которым разносился трубный глас, звался Иерихон.