Архангельская область, Россия – Урус-Мартан, Чеченская республика (номинально в составе России) 10 октября

Стоявший навытяжку посреди кабинета, обставленного со спартанской скромностью, человек походил на бездомного бродягу. На щеках – недельная щетина и потеки грязи, грудь обтягивает тельняшка с обрезанными рукавами, порванная в нескольких местах, испачканная кровью. Камуфлированные мешковатые штаны тоже грязные и потертые, словно их владелец километров пятьсот полз по-пластунски. Но стоило только взглянуть в его глаза, и сразу становилось понятно – этого человека можно пытать, измучив до смерти, можно сразу убить его, но сломать его волю не в силах, наверное, никто не свете.

Под холодными изучающими взглядами трех пар глаз пленник, доставленный сюда прямиком с поля боя, стоял неподвижно, расставив ноги на ширину плеч, расправив плечи, вскинув голову. Со скучающим видом этот человек изучал что-то на голых стенах, словно не замечая, что он здесь давно уже не один.

— Вам грозит наказание за терроризм, — сухо произнес Джеймс Уоллес, уже несколько минут изучавший пленного партизана, одного из первых, увиденных сотрудником ЦРУ живыми, а не в этих пластиковых мешках, похожих на пакеты для мусора. — Вас ожидает длительный тюремный срок, возможно даже каторга. В России смертная казнь была запрещена, и запрет этот пока никем не отменен, но это не делает вашу участь более завидно. Тюрьма где-нибудь в Заполярье – это та же казнь, только мучительная, растянутая на месяцы или даже годы. Наверное, я бы предпочел умереть мгновенно от пули в затылок, чем подыхать от туберкулеза, выхаркивая собственные легкие. А вот у вас такого выбора попросту не будет.

Перечисление грядущих кар не произвело на пленника никакого впечатления, и Уоллес продолжил изучать его. Мужчина средних лет, где-то под сорок на вид, но может быть и на пять лет меньше, крепкий, жилистый. Широкое лицо простого и честного человека, где-то даже приятное, мужественное и открытое. Только шрам на щеке портит впечатление – такие отметины не проходят до конца жизни. Еще из особых примет – полустершаяся татуировка на мускулистом правом плече, не яркая картинка, как у нынешних мальчиков и девочек, а обычная наколка. В рисунке можно опознать парашют и надпись – кириллицу Уоллес знал, как и русский язык – ДМБ-93.

— Если вы будете сотрудничать с нами, проявите лояльность, наказание не окажется таким суровым, — снова нарушил молчание сотрудник разведки. — Мы предлагаем вам честную сделку.

Уоллес был самым старший здесь по должности, был наделен самыми внушительными полномочьями среди тех, кто собрался посмотреть на пленника, доставленного бойцами Сто первой дивизии с места короткого и яростного боя. Кроме агента ЦРУ, специально прибывшего на одну из опорных баз десантно-штурмовой дивизии, стоявшей на страже нового нефтерповода, в эти минуты именно в этом месте оказались еще двое.

Рональд Говард, сменивший по случаю деловой костюм на одежду попроще, которая подошла бы какому-нибудь туристу, стоял у окна, не без интереса разглядывая русского террориста, одного из тех самых "партизан", от происков которых он лично должен был защищать вложения акционеров "Ю-Пи", долларом проголосовавших за проект "Полярный экспресс". Признаться, менеджер нефтяной компании был удивлен – он ожидал увидеть перед собой безумного фанатика, а встретил обычного человека.

А вот командир аэромобильного батальона Сто первой воздушно-штурмовой, чьи бойцы и захватили этого партизана, взяв в плен его одного из целой группы, смотрел на русского без особого интереса. Он увидел немало пленных еще в Грозном, когда дивизия вместе с подоспевшим бронекавалерийским полком чистила город от остаточных групп русских, упорно не желавших прекращать сопротивление.

— Начнем с простого, — стараясь не выдать ничем своего раздражения, вымолвил Джеймс Уоллес. — Назовите себя. Ваше имя? Возраст? Откуда вы родом? В каких войсках служили раньше? Это же не военная тайна. Мы узнаем о вас все, если захотим, но мы ждем от вас жеста доброй воли, чтобы видеть, что не напрасно теряем время. Итак?

— Похоже, этот ублюдок немой! — раздраженно воскликнул Рональд Говард. — Или, черт его дери, оглох и не понимает, что мы с ним разговариваем!

Менеджер "Юнайтед Петролеум" чувствовал растерянность, а еще его переполняла сейчас злоба. Говард, считавший, что начальство отправило его руководить очередной стройкой, только теперь понял, что очутился прямиком на войне. С каждым новым днем, проведенным здесь, в России, Говард понимал, что они все оказались почти бессильны, несмотря на всю свою мощь, техническое превосходство, перед малочисленным, но решительным до самопожертвования врагом.

Наверное, если бы все шло по плану, Рональд и не появился бы здесь – чтобы следить за тем, как дет строительство, да посылать в головной офис корпорации бодрые отчеты об успехах, хватит и "нижних чинов". Но как раз бодрых отчетов было маловато. Если поначалу строители столкнулись с суровой природой русского Севера, тайгой, мерзлотой, отсутствием коммуникаций, то постепенно акцент смещался на иные проблемы. Снова и снова трубопровод, растянувшийся на многие сотни миль, подвергался стремительным атакам укрывавшихся в окрестных дебрях боевиков, называвших себя "партизанами". Русские, продолжавшие воевать, несмотря на то, что их страна давно уже капитулировала, нападали постоянно, внезапно, дерзко и беспощадно, щедро проливая и свою, и чужую кровь.

Последняя акция террористов оказалась слишком масштабной и явно тщательно спланированной. Действовало множество небольших групп, атаковавших цель на огромном участке. В одно мгновение вышедшие из леса русские уничтожили несколько миль нефтепровода, с таким трудом проложенного сквозь эти дебри. А все, что досталось тем, кто охранял трубу – несколько трупов и этот молчаливый пленник.

Контртеррористическая операция длилась уже много часов подряд, в зарослях рыскали поисковые группы Сто первой воздушно-штурмовой, над лесом кружили вертолеты и беспилотники, авиация бомбила все, что хоть на миг казалось подозрительным. Но противник, сумев сделать свое дело, ушел, вновь растворился в вековом лесу.

— Этого человека захватили при попытке заминировать нефтепровод, — сообщил командир батальона, бойцы которого и доставили сюда русского. — Их было пятеро, с несколькими килограммами взрывчатки и кучей другого оружия. Патруль наткнулся на террористов случайно. Четверо попытались уйти, а этот, пятый, остался прикрывать их отход. У нас против них было полное отделение. Мои парни потеряли убитыми шестерых бойцов, прежде чем четверо ублюдков были уничтожены, а этого, — офицер указал на продолжавшего хранить молчание пленника, — контузило взрывом, и его удалось взять живым, даже почти целым. Это случается редко, мистер Говард, обычно русские дерутся до последнего патрона и в плен не сдаются. Они могут застрелиться, подорвать самих себя, все что угодно! Это фанатики, не признающие компромиссов. С самого начала всем было предоставлено право выбора, и те, кто хотел спокойно жизни, давно разошлись по своим домам. С теми же, кто продолжает воевать, не по приказу, а потому, что считает это правильным, договориться невозможно!

Майор Уильям Гровер был зол. За несколько часов его подразделение потеряло едва не взвод убитыми и ранеными, позволив противнику уйти. Пусть и не без потерь со стороны русских, но это мало что меняло. Никто в Вашингтоне не будет считать, сколько ублюдков завалили его парни, но имя каждого убитого американца станет греметь по всей Америке. Покажут залитых слезами родителей, рыдающих жен, хныкающих детей, к которым так и не вернутся больше их папы. И тогда на карьере и удобном кабинете в недрах Пентагона можно ставить крест – никому не захочется возиться с человеком, которого "сделала" кучка появившихся из леса оборванцев.

— Шесть наших парней отправятся в Штаты, запаянными в цинк? Проклятье, но даже такой ценой мы не помешали русским исполнить задуманное. Жертва ваших бойцов оказалась напрасной, майор, — мрачно произнес Рональд Говард. — Это была лишь одна из нескольких групп. Остальным удача сопутствовала больше.

Говард и офицер разговаривал между собой по-английски, и не было ясно, понимает ли их пленник, стоявший посреди кабинета, чуть ссутулившись от усталости. Судя по остекленевшим глазам, он вообще не воспринимал происходящее, словно погрузившись в транс.

— Майор, сэр! — на пороге кабинета появился молодой лейтенант, затянутый в полевой камуфляж, разве что без бронежилета и каски, но с тяжелой "Береттой" в поясной кобуре. Вообще с оружием здесь было принято не расставаться ни на миг, словно каждую секунду ждали нападения. Собственно, так оно и было.

— Лейтенант? Что-то срочное?

Командир батальона требовательно взглянул на своего подчиненного, и тот поспешно произнес:

— Сэр, сообщение от русских. Подразделению их полиции удалось блокировать и уничтожить группу террористов, атаковавших нефтепровод. На месте боя обнаружено семнадцать трупов. Кажется, с этими выродками покончено, сэр!

— Черт возьми, наконец-то хорошие новости, — оскалился майор, и, перейдя на русский, произнес, взглянув на пленного: – Вам нет смысла молчать. Все, что вы можете сказать, нас уже не интересует. Ваши товарищи уничтожены. Даже если заговорите, вы никого не сможете предать. Ваша группа попала в засаду, устроенную вашими же, русскими, и легла там до последнего человека.

— Сволочи, — хрипло вымолвил пленник. — Боитесь воевать сами, не хотите сдохнуть, слишком цените свои шкуры!

— Вы знаете, как мы умеем воевать. Четверо ваших, те, кто был с вами у нефтепровода, могут об этом напомнить! Это вы действуете, как трусы, бьете исподтишка, в спину, и тотчас спешите удрать, пока мы не пришли в себя!

— Довольно, — негромко, но жестко произнес Джеймс Уоллес, вновь беря допрос в свои руки. — Вы забываетесь, майор! Не время и не место переходить на личности!

Офицер осекся. Он что-то хотел ответить разведчику, но не решился. Военные никогда не любили шпионов, за ошибки которых так часто приходилось расплачиваться своими жизнями как раз простым солдатам и их командирам. Но этот разведчик был иным, не кабинетной крысой, погрязшей в интригах. Майор знал, откуда прибыл Уоллес, знал, что тому довелось побывать на Кавказе, участвовать в боях с русскими, с настоящей русской армией, и остаться в живых после этого. Потому офицер ощутил нечто вроде уважения и предпочел просто помолчать.

— Если вы будете с нами сотрудничать, хуже от этого не станет никому, — произнес Джеймс Уоллес, вновь взглянув на пленника. — Ваши друзья мертвы. Вы в этом не виноваты, так что теперь можете говорить без оглядки.

— А если откажусь? Будете пытать?

Уоллес сдержал улыбку, но на самом деле испытал радость в эти секунды. Русский все же пошел на контакт. То, что пленник отвечал на обращенные к нему слова, было огромным шагом вперед после недавнего гробового молчания.

— Передадим вас вашим соотечественникам, и вас осудят за терроризм, — спокойно ответил разведчик. — А мы проследим, чтобы наказание для вас было достаточно суровым. Вы считаете себя патриотом, всерьез полагаете, что сражаетесь за свободу России? Тем интереснее будет, когда вы окажетесь с русской же тюрьме.

Джеймс Уоллес, хотя и стажировался в Форт-Брэгге несколько недель, не был солдатом. Его участие в той заварушке на Кавказе, с которой, кажется, все и началось, было случайностью, о которой хотелось скорее забыть. Агент ЦРУ до сих пор едва не каждую ночь вскакивал с постели в холодном поту, видя, словно наяву, приснившуюся жуткую картину – заходящие в атаку на бреющем русские штурмовики "Фрогфут", из-под крыльев которых сыплются вниз черные точки бомб, которые вот-вот накроют ущелье. А еще ему снилось лицо того русского, выпученные глаза, вздувшиеся на лбу жилы, и клинок, в его, Джима Уоллеса, руках, раз за разом входящий в податливую плоть жертвы.

Многие коллеги смотрели на Уоллеса, едва не как на героя, но сам разведчик хотел забыть об этом кошмаре. Воевать – не его дело, когда есть те, кто обучается этому искусству годами. Но сейчас, стоя напротив пленного русского, Джеймс был в своей стихии. Он еще не знал, чем это обернется, но хотел завербовать партизана, превратив его из явного врага в нового союзника.

— Неужели вы не понимаете, что своей глупой вендеттой делаете лишь хуже всем? Какими бы решительными вы ни были, вам не тягаться с Армией США. Вы можете выиграть своей хитростью бой, даже несколько, но исход войны предрешен – вас найдут и уничтожат. Но чем больше вы убьете американских солдат, тем злее станут их живые товарищи. Наши люди будут обыскивать деревни, каждый дом, будут грубы и жестоки, кому-то это не понравится, но наши люди – сильнее, у них больше оружия, они умеют им пользоваться. Будут гибнуть мирные жители, русские, те, ради кого вы как будто воюете с нами, бегая по лесам и нападая исподтишка. Я просто хочу понять, зачем вам это, что вами движет. Ваша группа ликвидирована, вы не скажете ничего такого, что повредит вашим товарищам. Просто давайте поговорим.

Говард раздраженно поморщился – кажется, русский оказался настолько тупым, что даже не понимал обращенных к нему слов. Но неожиданно пленник заговорил, медленно цедя слово за словом, бесстрастно, словно машина.

— Меня зовут Илья Сергеевич Старостин, — произнес партизан, уставившись в упор на Уоллеса. — Семьдесят девятого года рождения. Воздушно-десантные войска. На момент роспуска Российской Армии носил звание капитана. Командир парашютно-десантной роты.

— Вы имеете боевой опыт? Где воевали раньше?

— Участвовал в контртеррористической операции на Кавказе, в Дагестане, Чечне и соседних республиках.

Русский отвечал угрюмо, но безвольно, с неожиданной тупой покорностью, словно и впрямь понял только сейчас, что для него все закончилось. Но Джеймс Уоллес понимал, что этот человек отнюдь не "сломался", во всяком случае, не сейчас.

— Давно вы примкнули к партизанам?

— Уже третий месяц. Воевал в отряде полковника Басова. На моем счету три рейда. Тот рейд, в котором вы взяли меня в плен, и был третьим.

— Что произошло в лесу возле нефтепровода? Какая задача была у вашей группы?

— Мы должны были заминировать и взорвать трубопровод. Нас было пять человек, в том числе хороший подрывник, хотя со взрывчаткой и гранатами каждый смог бы справиться при необходимости. Мы попали в засаду при выходе к объекту диверсии. Я приказал своим бойцам отступать, сам остался прикрывать их отход. Был контужен, выстрел из "подствольника" разорвался близко. Очнулся уже на борту американского санитарного вертолета.

— Я рад, что мы добились хотя бы такого взаимопонимания, — кивнул Уоллес. — Ни я лично, никто из присутсвующих по большему счету не хочет вашей смерти или лишних мучений. Вы убивали американских солдат, но это война – для нас и для вас. Я говорю сразу, что наказания вам не избежать, но, если будете сотрудничать, оно окажется ни слишком суровым соразмерно вашим поступкам.

— Я жалею о том, что остался жив, а мои люди погибли. Все должно было быть наоборот, — мрачно промолвил Старостин, исподлобья глядя на агента ЦРУ.

— Вы так дешево цените свою жизнь, что готовы с ней расстаться в любой миг? Этой черты в людях мне не понять никак. Вы не фанатик с "промытыми мозгами", и ваши слова ставят меня в тупик, — покачал головой Уоллес, и, взглянув на майора, потребовал: – Прикажите увести этого человека. Пусть ему создадут нормальные условия, но наблюдают постоянно. Я хочу, чтобы он остался жив, даже если сам пожелает обратного!

Выросшие на пороге кабинета десантники в полной экипировке схватили пленного за локти, вытолкав прочь, но, когда они уже закрывали за собой дверь, русский остановился, громко спросив:

— Сколько трупов партизан нашли на месте той засады, о которой вы говорили?

— Семнадцать, — не колеблясь, ответил Уоллес.

— Считая меня, вы вывели из игры еще пять человек. наша группа была единственной, перехваченной вами до совершения акции, верно? В отряде Басова было свыше тридцати человек, так что вы рано списывает его со счетов! Для меня, возможно, все и закончилось, но отнюдь не для вас!

Пленного увели, а Уоллес, задумчиво пожевав губами, произнес с некоторой неуверенностью:

— Мне известен один человек по фамилии Басов. Полковник русских танковых войск, участвовал в контрнаступлении на Грозный, его подразделение сражалось против наших морских пехотинцев. Этот человек – военный преступник, он собственноручно казнил взятого в плен русскими пилота сбитого "Харриера".

— Вы весьма осведомлены, — криво усмехнувшись, заметил командир аэромобильного батальона.

— Я участвовал в опросе пленных, содержавшихся в грозненском фильтрационном лагере сразу после окончания активной фазы операции "Доблестный удар". Работы тогда было много, людей не хватало, действовали в спешке, как на фордовском конвейере, но по этому инциденту оказалось удивительно много свидетелей.

— Если этот так, хорошо, что с ним разделались, — пожал плечами Говард. Функционеру "Ю-Пи" было на самом деле плевать, кто взорвал его "трубу", военный преступник или святой отшельник. Главное – они оказались отброшены на недели назад, придется многое восстанавливать, а из-за участившихся атак чертовых русских желающих работать все меньше. Даже сами русские, вечно пьяные мужики, требуют зарплату, как американские инженеры с дипломами ЮКУ, да еще и охранять их надо не хуже, чем Президента США – не то, от партизан, не то, чтобы сами не сбежали.

— Если этот русский прав, все может оказаться не так легко, — покачал головой майор. — В засаде погибли худшие, а лучшие бойцы выжили, стали опытнее, злее, и они еще вернутся, чтобы отомстить.

— Этого парня нужно взять в оборот, — Говард указал на двери, закрывшиеся за спиной пленного. — Он должен знать многое. Сколько всего террористов, с кем они связаны, где их базы. Займитесь им, Уоллес, вы же отвечаете за контрразведывательную поддержку нашей операции!

— Вы там, в Лэнгли, помешались на хитроумных комбинациях, вербовке и перевербовке, — усмехнулся командир аэромобильного батальона. — Все это слишком сложно на мой взгляд, и излишне. Я сам могу сказать вам, сколько против нас действует врагов, где они находятся, каковы их цели – все, что вы будете месяцами вытягивать из этого русского, явно контуженного и не вполне сознающего, что вокруг него творится.

Оба, и Говард, и Уоллес, с интересом уставились на майора Гровера, приглашая того к продолжению беседы. Откровения никто не ждал, но каждый понимал, что офицер, находящийся уже долгое время "на переднем крае", просто не может не изучить своего врага, если конечно, это хороший офицер. А про Уильяма Гровера говорили, что он всегда стремился быть лучшим.

— Русских, продолжающих войну против нас, мало, но среди них нет случайных людей. Все те, кто хотел мирно дожить свой век, сложили оружие после приказа русского премьер-министра, и разошлись по домам. Те же, кто горел желанием умереть, осуществили свою мечту еще раньше, в мае, тщетно пытаясь сдержать наше наступление на море, на земле и в воздухе. Но те немногие, кто остался жив, но жизнь свою ценит меньше, чем патриотизм, продолжают сражаться против нас здесь, яростно, самоотверженно и беспощадно.

— Слишком много патетики, — поморщился при этих словах Говард.

— Я уважаю своего врага, иногда даже восхищаюсь им! Эти люди воюют за свою страну, они без раздумий идут на смерть, веря, что так надо. Они не изменили присяге, выбрали самый трудный путь, и это не может не вызывать уважения! А если вы вдруг перестанете считать своего врага достойным, равным себе, то вскоре проиграете!

Майору Гроверу удалось смутить на миг своего собеседника, хотя функционер "Ю-Пи" прежде считал себя мастером переговоров и деловых встреч. И, воспользовавшись тем, что Говард осекся, переваривая услышанное, десантник продолжил:

— Русских немного, не больше десятка групп на всем протяжении нефтепровода. Численность каждого "партизанского отряда", как говорят сами русские, колеблется от двух десятков до полусотни бойцов, но количество с лихвой покрывается качеством. Против нас сражаются не крестьяне, а офицеры элитных частей российской армии, почти без исключения, имеющие боевой опыт, участвовавшие в операциях на Кавказе против местных исламских экстремистов. Они не имеют постоянных баз поблизости, постоянно перемещаются, движутся налегке, так что даже с воздуха находить такие группы оказывается весьма сложно. "Партизаны" в совершенстве освоили тактику диверсионных действий, "малой" войны. Переговоры с ними невозможны, эти люди – фанатики, помешанные на долге перед родиной. Единственное, что возможно – уничтожать их всюду, где удастся обнаружить.

— Майор, я человек штатский, возможно, многого не понимаю, — стараясь сдерживать раздражение, произнес Говард, взглянув на десантника. — За несколько суток мы разгромили российскую армию, отлично вооруженную, подчиненную единому командованию, сражающуюся на своей земле, защищавшую свои дома. Ваша дивизия наступала в первых рядах, вынеся всю тяжесть боев, вырвав эту победу! Так почему же сейчас, черт возьми, вы оказались не в силах разделаться с горсткой бандитов, бродящих по лесам?!

Прибыв на базу аэромобильного батальона, Рональд Говард увидел множество вооруженных до зубов солдат, увидел десятки вертолетов всех типов, столько, чтобы перебросить весь батальон на полсотни миль за полтора часа. Он видел беспилотные разведчики "Предейтор" и "Рипер", способные часами кружить под облаками, обнаруживая противника и днем и ночью, и даже уничтожая его без участия людей ракетами "Хеллфайр". Все это впечатляло, заставляя поверить в скорую победу над террористами, но то, что происходило, разрушило все надежды.

— Если я еще не разучился понимать английский язык, против нас действует несколько десятков террористов? Вы сами сказали об этом только что! Им неоткуда получать подкрепление, у них проблемы со снабжением, со всем, от патронов до консервов, тем более, проблемы с разведкой. А у вас против них – целый батальон, семь с лишним сотен головорезов, имеющих все необходимое, обученных войне в любых условиях. Но эти оборванцы все равно обводят ваших "универсальных солдат" вокруг пальца, пробираясь к охраняемому объекту, взрывая его, да еще и убивая посланных в погоню десантников. Как, черт возьми, такое вообще может произойти?! Почему вы, при всей вашей выучке, технических возможностях, не в силах выполнить такую простую задачу, как охрана трубы?!

— По поводу снабжения террористов, господа, все не так однозначно, как кажется. Настораживает то, что у русских появляется все больше высокотехнологичного оружия, — встрял в беседу Джеймс Уоллес. — У них есть ручные зенитные и противотанковые ракеты, гранатометы, снайперские винтовки, в том числе крупнокалиберные, есть средства связи, даже системы спутниковой навигации. Когда глава русского правительства объявил о роспуске армии, военные базы и склады остались без охраны, оттуда террористы забрали многое, но то, чем они пользуются сейчас, что мы находим на местах стычек, в основном сделано вовсе не в России, а в Китае, и это заставляет задуматься о многом. Нашему противнику явно помогают, и воевать с ним становится все сложнее.

— Это верно, — кивнул майор Гровер. — Если в первые месяцы "миротворческой операции" мы обладали абсолютным господством в воздухе, а "партизаны" были не более, чем горсткой оборванцев с "калашниковыми" и ручными гранатами, то теперь они все чаще показывают зубы, превращаясь в настоящую армию. Только за месяц четырежды вертолеты моего батальона были обстреляны с земли ракетами. Один раз русским повезло больше, чем прежде, и "Черный ястреб" с пятью хорошими парнями сгорел на земле. И вот совсем недавно они сбили вертолет вашей, мистер Говард, Службы безопасности.

— Вы, Джеймс, кажется, отвечаете за разведку и контрразведку? — Рональд Говард взглянул на хмурого агента ЦРУ. — Так выясните, откуда русские получают оружие, проследите каналы поставки, сообщите все, что узнаете майору Гроверу, а потом пусть его десантники прихлопнут разом всех ублюдков! Черт возьми, в строительство "Полярного экспресса" вложены миллиарды, и мои хозяева не допустят, чтобы их доллары оказались выброшены на ветер!

— Вам, сидящим в уютных кабинетах, все кажется простым и легким, — с не меньшим раздражением ответил майор. — Вы полагаете, что достаточно приказать, и все получится само собой. Я, так и быть, со снисхождением отнесусь к вашим словам, мистер Говард, как к пустой болтовне штатского. Я, мой батальон, вся моя дивизия, делают все, что возможно. Вы хотите, чтоб мы обеспечили безопасность вашего нефтепровода? Но как, если его протяженность – три с половиной тысячи километров, и это километры дремучих лесов и болот, а не ухоженный Центральный парк Нью-Йорка? Если вся дивизия, все, от командующего и до последней тыловой крысы, возьмут в руки винтовки М16 и цепью выстроятся вдоль "трубы", на километр ее придется от силы по пять бойцов. Вы полагаете, этого хватит, чтобы не подпустить террористов на дальность автоматного выстрела? Мой батальон охраняет двухсоткилометровый участок трубопровода, но это – не единственное, что требует нашего внимания. После роспуска русской армии по всей стране остались без всякой охраны огромные склады с оружием, и их нам тоже приходится сторожить, хотя бы потому, что иначе русские террористы разграбят их, и тогда проблем со снабжением у них больше не будет, а вот у нас проблемы наверняка появятся.

— Есть же служба безопасности компании, вы должны взаимодействовать с ней!

— Есть, — кивнул майор. — Сотня "ковбоев", получающих оклад в три раза выше, чем мои сержанты, прошедшие Ирак с первого и до последнего дня, но не знакомых ни с тактикой, ни с противодиверсионными операциями. Все, на что их хватает – охранять поселки строителей, на которые, на моей памяти, русские еще ни разу не нападали. К тому же, все больше ваших людей сбегают отсюда, а вместо них нанимают самих русских, и я не уверен, что среди них нет информаторов террористов. Ваша служба безопасности слишком ценит свои жизни, к тому же у меня в любом случае нет полномочий, чтобы приказывать им.

— Майор, перед вами поставили задачу, а вы ищете отговорки, чтобы оправдать неисполнение приказа! — Говард повысил голос, уже не в силах справиться с эмоциями. — Вас учили воевать, в том числе и с партизанами. У вас нет недостатка ни в чем. Черт возьми, если не хватает людей, заминируйте все, установите минные поля вдоль нефтепровода, поставьте повсюду датчики движения, камеры, инфракрасные сенсоры!

Офицеру пришлось приложить немалое усилие, чтобы промолчать. Каждый сейчас ощущал себя бессильным, и майор понимал, что Говард говорит глупости не нарочно, а просто чтобы "выпустить пар".

— В конце концов, у этих "партизан" должны быть где-то базы, какие-нибудь норы, где они планируют свои действия, отдыхают, зализывают раны! Найдите их и уничтожьте, прикончите ублюдков в их логове!

— Не могу, мистер Говард!

— Какого дьявола, майор?!

— А такого, что прикормленные вашими хозяевами политиканы с Капитолия выделили нам для всех операций стомильную зону вдоль нефтепровода, пространство, где хотя бы теоретически могут находиться американские граждане, которых мы как будто бы защищаем в этой стране. Пятьдесят миль влево и вправо от "трубы" – та территория, где мои парни могут делать все, что хотят. Здесь любой человек с оружием – враг, которого можно и нужно уничтожить немедленно, без допросов, досмотров и проверок документов. Даже русская полиция сюда не суется, сперва не предупредив нас, где они появятся, надолго ли, и сколько их будет. Здесь мы можем проводить рейды, бомбить, устраивать облавы, расстреливая на месте любого, кто хотя бы посмотрит на моих солдат косо. Террористы это знают, и потому в зоне ответственности Сто первой дивизии их баз нет и быть не может, только временные стоянки, хорошо замаскированные и укрепленные, такие, что с воздуха не заметить, а атаковать по земле, значит потерять немало бойцов на минах и под огнем снайперов. Но за пределами этой полосы мы – никто. Там нам запретили стрелять даже в воздух. А я не собираюсь рисковать головой, нарушая приказы и устраивая охоту за террористами на территории русских. Ваши боссы – сильны, раз сумели превратить элитное соединение Армии США в своих личных сторожей, словно на цепь посадив у этого проклятого нефтепровода. Так пусть они надавят на Вашингтон, пусть нам развяжут руки, и тогда, клянусь Богом, мы вычистим этот край от всяких ублюдков, выжжем все дотла, но покончим с террористами, и вы, мистер Говард, сможете спать спокойно, не заботясь больше о сохранности вашей драгоценной трубы.

— Боюсь, это не в силах корпорации, — покачал головой Рональд. — Вы требуете слишком многого и явно преувеличиваете мои возможности, как и возможности "Юнайтед Петролеум". Вам и вашему командованию придется довольствоваться тем, что есть, майор!

— Тогда и вам – тоже, черт возьми! Вы требуете от нас действия, но сами сковали нас по рукам и ногам. Мы тут – как мишени для русских выродков! За месяц мой батальон потерял в стычках с так называемыми "партизанами" только убитыми семнадцать человек. Я лично знал кое-кого из этих парней и я, видит Бог, хочу отомстить за них! Но многомудрые ублюдки, что безвылазно сидят в Вашингтоне и не знают, каково это, бегать по гребаным русским лесам за гребаными русскими террористами, всякий раз одергивают меня, заставляют торчать на одном месте, превращая в мишень, подставляя под огонь врага!

— Армия ограничена в маневре международными соглашениями, нарушать которые не стоит без крайней нужды, заметил Джеймс Уоллес. — Имидж для нашей страны тоже важен. Нужно действовать иначе. В обороне мы будем уступать противнику по всем статьям, проигрывая стычку за стычкой, это очевидно. Все, что может стать целью атаки русских, нам не защитить, они найдут слабину и ударят туда. Нужно действовать, а не ждать, атаковать, наносить упреждающие удары, давить ублюдков в их норах. На русских в этом деле надежды нет – их полиция ненадежна, плохо обучена, там полно агентов партизан. Необходимо много людей, хорошо подготовленных – с оснащением проблем не будет, дадим все, что есть у нас самих – и абсолютно лояльных к нам, но нелояльных к местному населению. Те, кому можно поручить самую грязную работу, кто выполнит ее так, что их станут бояться по всей округе, но не просто палачей и карателей, а солдат. А еще – тех, кого не будет жалко, кого не нужно будет включать в сводки о потерях, но кто будет гибнуть, спасая этим жизни американских солдат. Таких людей можно наделить полномочиями, скажем, службы безопасности, которая сейчас представляет собой жалкую до слез картину. Мы сможем использовать эту "альтернативную армию" так и там, как сами захотим, ни с кем ничего не согласуя, а Армия поддержит ее при необходимости тяжелым оружием.

— Это сняло бы множество проблем, черт возьми, — кивнул Рональд Говард. — У нас оказались бы полностью развязаны руки. Найти только обученных людей, чтоб не тратить месяцы на подготовку, а уж оснастить их "Юнайтед Петролеум" сумеет по высшему разряду. Но у нас такой армии нет.

— Ошибаетесь, есть, — усмехнулся Уоллес. — По меньшей мере, несколько сотен бойцов, хорошо обученных, дисциплинированных, имеющих огромный опыт именно такой войны, которую мы и ведем сейчас. При них – авторитетные командиры, у каждого из которых к русским свой счет. Даже с оружием проблем не должно возникнуть – у них его горы, причем самого лучшего. Но для того, чтобы эта армия появилась здесь, придется совершить небольшую поездку в теплые края. И вас, Рональд, я приглашаю с собой. Тем более, я знаю, у вас есть самолет? Это нам будет очень кстати!

Экипажу самолета, предоставленного Говарду на время поездки в Россию в безраздельное пользование, потребовалось совсем немного времени, чтобы подготовить машину к вылету. Пилоты были профессионалами, готовыми ко всему, и совсем скоро "бизнес-джет" поднялся в небо, взяв курс на юг.

Легкий "Гольфстрим" с эмблемами корпорации "Юнайтед Петролеум" на киле и бортах совершил посадку в аэропорту Грозного ровно в полдень, преодолев перед этим без заправки расстояние от Архангельска до кавказских гор. Всего два пассажира, несмотря на все удобства, присутствовавшие в салоне, с наслаждением поднялись с мягких кресел, потягиваясь и разминая затекшие мышцы, едва только стюардесса сообщила, что можно отстегнуть привязные ремни.

— Нас здесь должны ждать, — сообщил Рональду Говарду Уоллес, указывая на иллюминатор. — Командование расквартированного здесь батальона морской пехоты обещало сопровождение и транспорт до места.

— Тогда, кажется, это как раз за нами. — Говард первым заметил пару камуфлированных "Хаммеров", выкатившихся прямо на летное поле. — Идемте, Джеймс!

О том, что здесь, в столице Чечни, именно на этом самом месте, на летном поле аэродрома Грозный-Северный, горстка американских десантников до последнего билась с русскими танками, напоминало лишь здание терминала. Каменная коробка была до сих пор покрыта пятнами копоти, отметинами от пуль и осколков, уставившись на кипевший и бурливший аэродром провалами оконных проемов. Что-то там происходило, кто-то штукатурил стены, кое-где уже вставляли стекла, но общей картины это не меняло.

Покинув удобный салон "Гольфстрима", Уоллес, бок о бок с которым шел Говард, оказались в центре суеты. Морские пехотинцы, пришедшие на смену захватившей город Сто первой воздушно-штурмовой дивизии, явно намеревались обосноваться здесь всерьез и надолго. И потому сейчас все их силы были брошены на то, чтобы превратить территорию аэропорта в неприступную крепость. Во всяком случае, именно такая мысль приходила на ум даже неспециалистам, стоило только увидеть проволочные заграждения, тянувшиеся на мили по периметру, и стены из бетонных блоков.

— Цитадель! — произнес, обращаясь к спутнику, Говард, пока они не спеша шагали к остановившимся в полусотне ярдов от самолета "Хаммерам". — Хотят построить здесь чертов Тауэр что ли?

Летное поле было плотно заставлено всевозможной техникой. Штурмовики вертикального взлета AV-8B, ударные вертолеты AH-1Z "Вайпер" – очередная реинкарнация старой доброй "Кобры" – тяжелые транспортные CH-53E "Супер Стэльен" размером с железнодорожный вагон, и легкие UH-1N "Ирокез", словом, почти все, что только было на вооружении Корпуса морской пехоты. Часть летательных аппаратов находилась в полной готовности к вылету – по ушам гостей ударил могучий рев, когда пилот одного из "Харриеров" решил прогреть турбины. Наверняка могли подняться в небо немедленно и "Вайперы", стоявшие на взлетной площадке с полным вооружением.

С воздуха база морпехов была прикрыта надежно от любого противника, но и на земле врага ждало немало сюрпризов. Всюду вдоль периметра были оборудованы огневые точки с тяжелыми пулеметами "Браунинг" и автоматическими гранатометами "Марк-19". Их предстояло поддерживать минометам М252 калибром восемьдесят один миллиметр, но главной ударной силой была, без сомнения, батарея гаубиц М777. Мощные шестидюймовые орудия могли держать под обстрелом пространство в радиусе не менее тридцати километров – все подступы не только к аэродрому, но и к городу. Полдюжины мощных орудий в условиях, когда врага, как такового, и нет вовсе – грозная сила, в чем не сомневался даже Рональд Говард, не будучи каким-либо специалистом в военном деле.

— Держу пари, по периметру выставлены минные поля, — усмехнулся Уоллес. — И наверняка управляемые. Кажется, наши парни все еще верят, что здесь могут появиться русские танки!

От "Хаммеров" навстречу гостям, ярким пятном выделявшихся своими гражданскими костюмами от затянутых в камуфляж морских пехотинцев двинулся смуглокожий мужчина, явный латиноамериканец, с нашивками капитана на воротнике и тяжелой "Береттой" в поясной кобуре. Протянув руку по очереди Уоллесу и затем Говарду, он представился, взглянув в глаза вновь прибывшим:

— Капитан Энрике Мартинес, Корпус морской пехоты. С кем имею честь, господа? Мистер Говард? Мистер Уоллес?

Гости представились, а затем, не удержавшись, указали на военные приготовления вокруг:

— С кем вы намерены сражаться сейчас, капитан? Русская армия давно разгромлена, а о партизанах здесь, кажется, никто и не слышал!

— Это Чечня, — сухо ответил Мартинес. — Здесь каждый мужчина – партизан. Оружие есть в каждом доме, все, что только можно пожелать, и каждый вокруг сумеет воспользоваться им.

— Чеченцы – наши союзники, — напомнил Говард. — Мы освободили их от русского ига!

— Вот они и хотят жить сами по себе, без нашего присмотра. Мы здесь – чужаки, которых никто тут не ждал, и никто не будет нас благодарить за то, что отсюда нашими стараниями убрались русские. Для местных мы ничем не лучше, господа. Но прошу вас, ближе к делу! Командование поручило мне сопровождать вас, обеспечивая вашу безопасность и оказывая помощь.

— Как раз местное население и стало причиной нашего визита, — сообщил Джеймс Уоллес. — Вернее, часть его, имеющая боевой опыт и лучшую подготовку. Насколько я знаю, у вас возникали уже некоторые проблемы с чеченскими боевиками, капитан?

— Это у чертовых чурок со мной были проблемы! Эти дикари пытаются наводить свои порядки, а мы для них, что пустое место. Они вооружены до зубов, умеют воевать, и считают себя хозяевами всего. Захватывают города, убивают тех, кто им чем-то не понравился, истребляют нечеченцев. Нам чудом пока удается предотвратить массовую резню, и то благодаря тому, что русские и другие, кто жил здесь, сами уходят из своих домов. Мне плевать на местных, господа, на их проблемы и взаимоотношения, но я не буду смотреть на то, как режут глотки на городской площади!

Энрике Мартинес был зол, и не скрывал этого. Его все же оставили в Чечне, но запретили покидать Грозный, заставив заниматься штабной работой. Конфликт с местными, причем серьезный, со стрельбой, наверняка с кровью – такого командование не хотело. По сути, ссылка в Грозный была Мартинесу на благо, ведь помешанные на законах чести и кровной мести чеченцы могли и поквитаться с "неверным", вмешавшимся так нагло и бесцеремонно в их дела. А так офицера было не достать, если только и впрямь развязать полномасштабную войну. Но появились эти "пиджаки", и капитан понял, что с относительным уютом и безопасностью большой базы придется, пусть временно, но распрощаться.

— Пройдемте в штаб, — предложил Мартинес, указывая на бронированные "Хаммеры" с гостеприимно распахнутыми задними дверцами. — Доложу обстановку, господа, а там уж сами делайте выводы!

Устроившись в одном из джипов, рядом с водителем которого уселся сам Энрике Мартинес, Говард с Уоллесом за время недолгой поездки успели оценить размах работ. Все моряки, не стоявшие в карауле, трудились на стройке, возводя вокруг аэродрома настоящую крепостную стену. Бетонные блоки в полтора человеческих роста, поверх – спирали колючей проволоки, через равные промежутки были оборудованы наблюдательные пункты и огневые точки с пулеметами и гранатометами. Если кто-то извне решится атаковать базу морской пехоты, его встретит плотный огонь, заставит смешать порядки, остановиться, а затем подоспеет авиация, или державшиеся в глубине территории бронемашины LAV и самые настоящие танки "Абрамс", которые вомнут в землю ублюдков.

— Прошу, господа, — капитан Мартинес указал на планшетник, заменивший даже в армии бумажные документы. — Это – территория Чеченской республики. Наши гарнизоны находятся здесь, в Грозном, разумеется, и во всех крупных городах с населением хотя бы пять тысяч человек. Это отряды численностью от отделения до роты, иногда с бронетехникой. Чечня – самый проблемный регион России. Местное население видит себя независимым ото всех, чеченцы ненавидят русских, но и между собой постоянно грызутся. Они поделены на тейпы – кланы – между которыми всегда есть старые счеты. А если мы пытаемся вмешаться, развести их, эта свора готова кинуться и на нас.

— У вас абсолютное превосходство в технике, есть танки, бронемашины, вертолеты, — отмахнулся Говард. — Чеченцы будут ворчать, но сидеть смирно.

— Здесь в каждом доме хранится целый арсенал! У них на руках море оружия, причем не только автоматы. По нашим данным, в горах припрятано немало ПЗРК, и русские SA-14, и "Стингеры" американского производства, попавшие к боевикам прежде через третьи руки. Мы с ними справимся, не сомневаюсь, но это обойдется немалой кровью.

Разговор прервало появление нового персонажа, на которого невольно отвлеклись гости. В тесную каморку, служившую личным кабинетом капитана Мартинеса, вошла молоденькая девушка, худощавая, но вовсе не тощая, смуглая, как уроженки этих мест. Удивление вызвало то, что одета она была в полевой камуфляж, такой же, как на остальных морпехах, подогнанный по ее фигурке.

Взглянув большими печальными глазами на приезжих, чеченка, склонив голову, протянула Мартинесу флягу, к которой тот приложился, сделав несколько больших глотков. Возвращая сосуд девушке, он неожиданно тоже чуть склонил голову, произнеся негромко:

— Рахмат!

Девушка исчезла, словно растворившись на месте, а морской пехотинец, увидев изумление на лицах гостей, хмуро пояснил:

— Мы привезли ее из Урус-Мартана, вытащили с боем. С гор спустилась банда, ее семью убили в их собственном доме, а ее саму хотели изнасиловать всей толпой, человек пятьдесят, не меньше. Нам повезло появиться там не слишком поздно, когда все только началось.

Никто не сказал в ответ ни слова, Уоллес с Говардом лишь переглянулись между собой. А затем агент ЦРУ сообщил морпеху:

— Как раз в Урус-Мартан нам нужно попасть немедленно. Насколько мне известно, там обосновались люди полевого командира Хусейна Шарипова?

— Верно. Превратили город в крепость, устраивают там жизнь по законам шариата – публично порют розгами, режут головы, насилуют всех чужеродцев, и женщин, и мужчин. И постоянно что-то делят с соседями.

— Мы поможем вам, капитан! Заберем с собой самых буйных из местных, тех, кому не живется мирно, и займем их делом далеко отсюда. Ну а оставшихся вы как-нибудь сумеете удержать в узде, надеюсь!

— Собираетесь пустить волков в овчарню? А не боитесь, что эти дикари, опьянев от крови и вседозволенности, начнут резать без разбора всех, и тогда уже вам придется удерживать их в узде?

— Это не ваше дело, капитан, — зло одернул морпеха Говард. — Вы получили приказ? Так извольте доставить нас в Урус-Мартан! А там мы сами как-нибудь со всем разберемся!

В город, занятый боевиками, вылетели со всей помпой. Гости погрузились в камуфлированный "Ирокез", в грузовой кабине которого нашлось место для самого Энрике Мартинеса и для двух вооруженных до зубов морпехов. Один из моряков суетился возле установленного в проеме распахнутой двери шестиствольного "Минигана", а второй все время полета сидел на жесткой скамейке, монотонно пережевывая "бабл-гам" и слушая какую-то музыку в плейере.

Возможно, Мартинес и не шутил насчет царившей здесь напряженности, а возможно, просто пускал пыль в глаза гостям, но эскортом при "Ирокезе" пошел ударный вертолет AH-1Z "Вайпер", из-под коротких крылышек которого грозно свисали ракеты "Хеллфайр" и блоки семидесятимиллиметровых НУРСов, а из-под фюзеляжа торчала трехствольная пушка калибра двадцать миллиметров. Боевой геликоптер занял позицию слева-сзади транспортного UH-1N и выше его на сотню ярдов, словно опытный телохранитель.

Перелет занял не больше получаса, хотя и этого Рональду Говарду, привыкшему не к шумному и тряскому нутру десантного вертолета, а к роскоши первого класса салона какого-нибудь авиалайнера, хватило с лихвой. Пара вертолетов, пугая гулом турбин суетившихся внизу людей, прошла над городом, направившись к центральной его части. Экипаж "Ирокеза" выбрал для приземления просторную площадь, к которой со всех сторон уже стекалась толпа, а "Вайпер" завис над Урус-Мартаном, чуть в стороне, в случае неприятностей гарантированно накрывая залпами ракет FFAR центр города… и выгружавшихся из вертолета американцев. Завис – и тотчас оказался на прицеле, когда из переулка выкатился на площадь тяжелый армейский "Урал" с ЗУ-23-2 в кузове, вокруг которой деловито суетился расчет.

Ступив на твердую землю, Говард сразу заметил развевавшийся над большим, казенного вида зданием, наверняка бывшей местной мэрией или чем-то еще подобным, зеленое знамя с затейливой арабской вязью. Увидев это, эмиссар "Юнайтед Петролеум" впервые засомневался в том, что они сделали, дав повод диким, кровожадным народам добиваться еще большей независимости, чем имели прежде. А для тех, кто по духу так и остался в средних веках, своя независимость определялась степенью зависимости соседей, которых лучше всего было превратить в рабов.

— Идут, — усмехнулся выглядевший вполне спокойным и уверенным в себе Джеймс Уоллес, указывая на выплескивавшуюся на площадь толпу. — Комитет по встрече!

Энрике Мартинес и сопровождавшие его морпехи, сняв с плеч карабины М4, встали рядом с сопровождаемыми лицами, наблюдая за тем, как толпа прибывает, охватывая непрошенных гостей живым кольцом. Мелькали бородатые лица, зеленые повязки на головах, оружие руках, много оружия, очень много, так что стрекотавший винтами где-то над головой "Вайпер" перестал казаться надежной гарантией собственной безопасности. А позади толпы возвышались зелеными глыбами колесный бронетранспортер, задравший в зенит стволы спаренных пулеметов, и боевая машина пехоты БМП-2, пушка которой оказалась направлена на приземлившийся вертолет. Вместо бортовых номеров на броне обеих машин яркими пятнами бросались в глаза зеленые флаги и аккуратно нанесенная белой краской арабская вязь, значения которой никто из прибывших не понимал.

— Черт возьми, откуда у этих дикарей бронетехника? — Рональд Говард почувствовал себя очень неуютно, понимая, что в любой миг их может смести шквал огня из тяжелых пулеметов.

— Это "подарок" русских, — усмехнулся Мартинес. — Здесь после расформирования Российской Армии осталось много оружия, в том числе и тяжелая техника. У чеченцев, наверное, где-нибудь и танк припрятан.

Хусейн Шарипов и Джеймс Уоллес узнали друг друга с первого взгляда, несмотря на прошедшее время и изменения, случившиеся с каждым из них. Командир чеченских боевиков, сопровождаемый четырьмя "нукерами", вооруженными до зубов, и сам тоже не выпускавший из рук "калашников", остановился напротив агента ЦРУ, внимательно рассматривая его.

— Живой, американец? — процедил Шарипов сквозь зубы. — Не иначе, за пазухой у шайтана прятался, когда мои братья гибли под русскими бомбами!

А Джеймс так же пристально изучал своего давнего знакомца, с которым судьба свела американского разведчика в холодных ущельях Кавказа. Хусейн Шарипов выглядел так же, как и его бойцы, сам словно прямо сейчас собираясь идти в атаку. На лбу – зеленая повязка, поверх камуфляжа разгрузочный жилет, набитый магазинами и гранатами, а в руках автомат. и пусть пока ствол смотрит в землю, все может измениться в любой миг.

— И ты не похож на мертвеца, — усмехнулся Уоллес. — Наверное, у черта за пазухой места было достаточно для двоих?

— Аллах хранит меня для великих дел! — вскинулся чеченец, яростно сверкнув глазами.

— И я – его вестник! Для тебя и твоих воинов есть дело, достойное дело, которое твоим людям придется по душе, к тому же сделать его нужно будет не даром! Таким молодцам, как твои бойцы, должно быть тесно здесь, хочется подвигов и добычи? Или лучше закончить дни в такой глуши, в дремучем ауле?

— Чего ты хочешь от нас? — заинтересованно спросил Шарипов, от ярости которого не осталось как будто и следа.

— Работа привычная, тебе будет в удовольствие. Но скажи сначала, сколько людей у тебя? Мне нужны только опытные бойцы, а не сопливые мальчишки, пару дней назад взявшие автомат в руки. Нужны те, кто уже успел почувствовать вкус вражеской крови.

— Такие есть, их немало. Две сотни могу собрать прямо сейчас!

— Отлично, — улыбнулся Уоллес, взявший на себя ведение переговоров в самом начале. — Это мне нравится!

— Зачем тебе мои люди, американец? Снова отправить их на бойню?

— Нет. У тебя и твоих бойцов появится шанс отомстить за ваших братьев, погибших на границе! Этому человеку, — Уоллес указал на хранившего молчание Говарда, — нужны солдаты, готовые выполнять любой приказ. В России у него есть то, что нужно сохранить любой ценой, а русские, не смирившиеся с поражением, разрушают это, убивают рабочих, мирных людей, и наших солдат.

— Американские солдаты не справляются? Чеченцев вы цените выше, чем своих людей?

— Пусть так, — отмахнулся Уоллес. — Короче говоря, нужны бойцы, опытные, те, кто будет действовать без сомнений. У тебя есть такие люди, а у него, — очередной кивок на Говарда, — есть, чем заплатить им за риск. Щедро заплатить!

Толпа вокруг шумела и гудела, люди все пребывали, сбиваясь в колышущуюся массу, с тревогой поглядывая вверх, туда, где висел, молота лопастями воздух, боевой вертолет, способный эту толпу превратить в кровавое месиво за несколько секунд. А два человека, явившиеся словно из разных миров, торговались, назначая цену человеческим жизням.

— Мы готовы каждому из вас платить по сто долларов за каждый день службы, — сообщил Говард, чья очередь была теперь говорить с чеченцем. — И втрое больше, если придется участвовать в боях. Отдельно будем платить за захваченное вами оружие и пленных русских.

— Щедро! Наши жизни вы цените дорого!

— Я ценю дорого жизни тех русских, с кем вам придется воевать, воевать на их земле! Это солдаты, многие сражались здесь, против твоих братьев, а теперь воюют против нас, мешая нам навести в России порядок!

— Я согласен, — кивнул Хусейн Шарипов. — Когда нам отправляться?

— Чем быстрее, тем лучше! Завтра готовь своих людей, направляйтеь в Грозный, а там вас уже будут ждать самолеты! Этот офицер будет сопровождать вас со своими людьми!

Уоллес указал на капитана морпехов, и Шарипов, едва переведя на того взгляд, оскалился с ненавистью. В прищуренных глазах чеченца полыхнула звериная ярость.

— Зачем ты привел его сюда? Это наш враг! Он не дал нам совершить месть над своими кровниками! Он сам теперь – мой кровник!

— Остынь и слушай меня внимательно, — неожиданно жестко, разом напоминая, кто здесь хозяин, произнес Джеймс Уоллес. — Я знаю, что у вас за месть! Насиловать девчонку на трупах ее родни? Я подчиняюсь приказам и только потому разговариваю с тобой сейчас. Не забывай, что всю вашу толпу мы можем прикончить, даже не запыхавшись. Один "Стратофортресс" с полной нагрузкой – и этого городка вместе со всеми вами, как ни бывало! Или ты будешь послушным, станешь делать то, что я велю, получая за это свои доллары, или я спущу этого парня вместе с его приятелями с поводка, — агент ЦРУ снова указал на невозмутимого Мартинеса. — И вы тут захлебнетесь в своей крови. Ты понял меня?

Шарипов упрямо, исподлобья смотрел на американца несколько мгновений, а затем нехотя кивнул. Слишком многие видели его позор, то, как говорил с ним этот неверный, но сейчас ничего поделать было нельзя – еще слишком рано.

— Завтра прибудете на аэродром в Грозный, погрузитесь в самолеты и улетите туда, где вы нужны, — повторил Уоллес, вполне удовлетворенный тем, что видел. — Двести человек, как договаривались. Мне нужны только люди, а все, что необходимо, оружие, снаряжение, вы получите на месте, с этим не будет проблем, всем достанется. Будете делать все, что скажут вам наши солдаты, никаких возражений. Гордость свою засунете куда подальше – вам заплатят и за это!

— Я все понял, американец, — вновь хмуро кивнул Хусейн Шарипов.

— Сбор здесь, в шесть утра. Морские пехотинцы под командованием капитана Мартинеса сопроводят вас в Грозный, обеспечат погрузку в самолеты. В России вас уже будут ждать, встретят на месте. Если сделаешь все, как мы с тобой договорились, Хусейн, все твои "нукеры" вернутся обратно в Чечню через несколько месяцев самыми богатыми людьми в этих горах.

Шарипов согласно кивнул. Полевой командир был вполне доволен всем. Пусть ему придется стать слугой неверных, но лишь для того, чтобы убивать еще более ненавистных неверных. Русские взяли жизни многих его братьев по крови, и теперь пришла пора отомстить им.

Два транспортных С-130Н "Геркулес" приземлились на аэродроме Грозный-Северный перед полуднем, разбудив жителей ближайших районов и отдыхавших в казармах морпехов гулом турбин. Локхидовские транспортники, пятнисто-зелеными глыбами возвышавшиеся над рядами вертолетов и "Харриеров", приковали к себе внимание многих, находившихся на базе. Свободные от службы моряки глазели на массивные самолеты, осторожно ворочавшиеся на рулежных дорожках, а пилоты С-130 с таким же интересом глазели на своих будущих "пассажиров".

Колонна из Урус-Мартана прибыла на аэродром почти одновременно с "Геркулесами". Первым проехал через ворота контрольно-пропускного пункта камуфлированный "Хаммер" с трехствольным пулеметом GECAL-50 на турели. Рядом с водителем, на командирском месте сидел снаряженный по-боевому капитан Энрике Мартинес. В зеркало заднего вида он наблюдал за тем, как втягиваются в проем между бетонных блоков тяжелые грузовики, русские "Уралы", "Зилы" и "Камазы", оставленные бежавшими частями Российской Армии, и уже вовсю использовавшиеся теперь местными. А следом за вереницей тяжелых машин вкатился, замыкая колонну, бронетранспортер LAV-25.

Боевая машина сопровождала колонну вовсе не из-за возможного нападения, скорее, напротив, морпехи должны были сделать все возможное, чтобы пассажиры грузовиков сами ни на кого не напали по пути в Грозный. Именно поэтому ствол ее автоматической пушки был нацелен на замыкавший "Урал", и чеченцы, сидевшие под тентом в его кузове, видели это и невольно старались вести себя приличнее, доставляя американцам меньше проблем.

Колонна остановилась на краю летного поля, и Мартинес, выбравшись из "Хаммера", хлопнул по кабине головной "КамАЗ", брезентовый тент которого во многих местах был покрыт пулевыми отверстиями:

— Прибыли! Выводи своих!

Полевой командир Хусейн Шарипов, сидевший на месте старшего, спрыгнул на землю, поправляя закинутый за спину "калашников", и крикнул, сопровождая команду энергичными жестами:

— К машинам! Стройся!

Через борта грузовиков, даже не открывая их, посыпались на бетон вооруженные до зубов люди в разномастном камуфляже, новеньком натовском, российском, иногда просто в спортивных костюмах и кожанках. Вспоминая то, чему их учили когда-то, боевики попытались выстроиться в две шеренги возле грузовиков, под взглядами своего командира и американских морских пехотинцев.

Тед Байрон, командир экипажа одного из "Геркулесов", с опаской и недоумением наблюдал за нездоровой суетой на летном поле. Майору Транспортного командования ВВС США довелось побывать в разных местах, он возил одеяла и сухие пайки на разрушенный землетрясением Гаити, вывозил американских дипломатов и нефтяников из охваченной волнениями Ливии, доставлял солдат в освобожденный от талибов Афганистан, и сейчас, видя перед собой толпу бородатых дикарей с зелеными повязками на головах, чувствовал себя очень неуютно.

— Капитан, — Байрон безошибочно определил в Мартинесе старшего, обращаясь к нему, — капитан, этих людей я должен доставить в Архангельск? Мне не нравится эта публика. Если хочешь, чтобы я сделал свою работу, пусть они сдадут оружие. Мне не нужна сотня увешанных "стволами" дикарей на борту!

— Черт возьми, майор, мне едва удалось доставить их сюда без приключений, а ты хочешь от меня невозможного!

Энрике Мартинес раздраженно сплюнул, но все же двинулся наперерез нестройной колонне боевиков, двинувшихся по летному полю под гортанные возгласы.

— Всем внимание, — гаркнул морпех по-русски, успев освоить язык до разговорного уровня. — Слушать меня! Перед погрузкой в самолеты приказываю сдать все оружие и боеприпасы! По прибытии вам все будет возвращено!

— Эй, почему приказываешь?! Своим приказывай, а нами не командуй, да?!

Возмущенная толпа бородачей надвинулась на Мартинеса, возле которого сразу возникло полдюжины моряков, которых страховали пулеметчики сразу двух "Хаммеров", развернувшие тяжелые "Браунинги" на массу боевиков. А майор Байрон, чувствуя сгустившееся напряжение, наоборот, отступил подальше. Он побывал в диких уголках и знал, что толпа вооруженных мужчин, живущих какими-то средневековыми законами, может оказаться совершенно неуправляемой, и даже явный перевес американцев в силе не прибавит чеченцам трезвости рассудка.

— Хусейн, скажи своим, пусть выполняют, — капитан взглянул на командира чеченцев. — Или никто никуда отсюда не полетит!

— Сдать оружие! — повторил приказ американца Шарипов, судя по скривившемуся лицу, очень недовольный таким поворотом событий.

— Пусть сдают все, — повторил Мартинес. — Каждый! Автоматы, пистолеты, все, что есть! Ножи кстати тоже – не хочу, чтоб в полете кто-нибудь кому-нибудь пустил кровь!

— Ножи?! Ты что, американец?! Джигит без кинжала – не джигит!

— Я все сказал, — процедил начавший заводиться Энрике Мартинес. — Повторять не буду! Решай – летим или едете обратно?

— А, шайтан!

Приказ своего амира боевики все же выполнили, неохотно и с ворчанием, но не посмев ослушаться. Оружие, запечатанное в контейнеры, погрузили в один из "Геркулесов", а затем чеченцы вереницей стали подниматься на борт, быстро заполнив темное нутро грузовых кабин, приспособленных для перевозки живой силы. Многие боевики, для которых перерезать глотку живому человеку было не сложнее, чем высморкаться, с восторгом и каким-то священным ужасом смотрели на громады транспортных "Геркулесов", словно не веря, что эти махины способны летать, точно птицы. Уроженцы гор, вместо школьных классов получавшие образование в медресе у фанатичных наставников или на тайных тренировочных базах, смотрели на то, что было привычно любому цивилизованному человеку, как на величайшее чудо.

— Живее, живее, — торопил своих бородатых бойцов Шарипов, оставшийся на бетонке и подгонявший неторопливо тянувшихся боевиков. — Грузитесь быстрее! Скоро взлетаем!

Дождавшись, когда поднимутся кормовые аппарели, и С-130, от которых тугими волнами расходился гул набиравших обороты турбин, один за другим начнут выруливать на взлет, Энрике Мартинес с облегчением выдохнул. Свое дело он сделал, доставив боевиков, куда было приказано. Можно возвращаться к привычной службе, и все же капитан Корпуса морской пехоты США не мог избавиться от неприятных мыслей. Две сотни чеченцев, отправившихся куда-то на север России, были лишь началом – вскоре предстояло прибыть отрядам еще нескольких полевых командиров, и скоро в России будут уже тысячи боевиков, жестоких, озлобленных, озверевших от крови, всю свою жизнь только воевавших – с русскими или же друг с другом. И для русских тогда настанут тяжелые дни.

Транспортные самолеты, взлетев под многочисленными взглядами морских пехотинцев, методично превращавших Грозный в неприступную крепость, взяли курс на север. Оставив позади Москву, "Геркулесы", прокладывая путь тем, кто пойдет следом, совершили посадку вблизи Архангельска, на военном аэродроме, совсем недавно принимавшем тяжелые перехватчики МиГ-31, а теперь забитом самолетами и вертолетами ВВС США. Теперь настал черед майора Байрона вздыхать с облегчением – полет прошел на удивление спокойно. Большинство чеченцев видели самолеты только с земли – пусть иногда и в прицел ПЗРК – и теперь с восторгом говорили на все голоса, обсуждая необыкновенное путешествие.

— На выход, — крикнул Хусейн Шарипов, поднимаясь с жесткого сидения первым. — За мной! Строиться у самолета!

Шумно топоча, почти сотня боевиков нестройной толпой спустилась по опущенной аппарели "Локхида" на бетон летного поля… оказавшись в кольце американских солдат, настороженных и напряженных. На боевиков со всех сторон были направлены стволы пулеметов и штурмовых винтовок. Чеченцы, безоружные, оказавшиеся с голыми руками лицом к лицу против нескольких десятков солдат, растерялись. Разговоры сразу стихли, как отрезало, и горцы, не ждавшие такого приема, напряжено принялись озираться, невольно пытаясь оказаться ближе друг к другу.

На самом деле американцев на аэродроме было немного, пара взводов, да несколько "Хаммеров" с пулеметами пятидесятого калибра в качестве средства огневой поддержки, но чеченцы, у которых отобрали даже ножи, чувствовали себя беспомощнее грудных младенцев. Рональд Говард, наслаждаясь зрелищем, выждал несколько показавшихся бесконечно долгими минут, после чего, пройдя сквозь кольцо оцепления, встал перед растерянной, перепуганной толпой чеченцев, готовых внимать каждому его слову.

— Внимание, — гаркнул Говард на зависть любому сержанту-инструктору из армейской "учебки". — Меня зовут Рональд Говард, я представляю в России нефтяную корпорацию "Юнайтед Петролеум". Вы все, принявшие наше предложение, с этой минуты становитесь сотрудниками службы безопасности корпорации, и будете подчиняться мне или тем людям, кого я наделю соответствующими полномочиями. Ваша задача отныне – обеспечивать неприкосновенность имущества корпорации в этой стране. А любой человек, который попытается причинить ущерб этому имуществу, должен считаться врагом и должен быть уничтожен немедленно, без малейших колебаний!

Сейчас Говарду не нужен был Уоллес – менеджер "Ю-Пи" неплохо справлялся и без посредников. Чеченцы, еще не пришедшие в себя после перелета и такой неласковой встречи, не забывавшие, что вокруг множество американцев с оружием, и оружие это направленно на высыпавшую из "Геркулесов" толпу, слушали во все уши.

— Сейчас каждый из вас получит специальное удостоверение, а затем вам выдадут оружие и необходимое снаряжение!

Толпа выпустила из себя несколько живых ручейков, под пристальными взглядами бойцов Сто первой воздушно-штурмовой дивизии потекших к расставленным прямо на бетонных плитах столам. Сотрудники "Юнайтед Петролеум", вооруженные компактными, но мощными "лэптопами", уже были готовы к встрече "гостей", и теперь работали, словно живые автоматы.

— Фамилия? Имя? Дата рождения? — звучали лишенные интонаций слова, и чеченцы послушно бурчали что-то в ответ, по очереди подходя к легким раскладным столам.

Порхали над клавиатурой пальцы, базы данных пополнялись новыми записями, а люди Говарда указывали боевикам на объективы веб-камер:

— Смотреть прямо сюда, не шевелиться, не моргать!

Мгновение – и к записи добавлялась фотография отличного качества, а еще через полминуты очередной чеченец получал в руки запаянный в пластик квадрат плотного картона, только выползший из принтера. Цепляя удостоверения на грудь, боевики отходили в сторону, уступая очередь тем, кто шел следом, а стоявшие возле контейнеров солдаты, не глядя, бросали в их руки увесистые свертки. Разворачивая "подарки", боевики ощупывали новенький, хрустящий камуфляж расцветки "вудленд", и кое-кто уже пытался примерять прямо на летном поле покрытые коричнево-зелеными пятнами куртки и мешковатые штаны.

— У "Ю-Пи" хватает денег и на то, чтобы выкупать списанное имущество с армейских складов? — Майор Гровер, не без интереса наблюдавший за тем, как снаряжается прибывшее "воинство", перевел взгляд на довольно ухмылявшегося Говарда. Бойцы дивизии и его собственного батальона сами не так давно сменили подобную форму, снятую со снабжения Армии, на современный "пиксельный" камуфляж, более продвинутый и вроде бы обладающий лучшими по сравнению с традиционным рисунком маскирующими свойствами.

— Запасы камуфляжа огромны, и стоит он недорого, а ведь это важно, чтобы все "хорошие парни" были одеты одинаково. Как говорят специалисты, в бою своего узнают не в лицо, а по форме, майор.

— Это верно! Пусть ваши дикари будут выглядеть одинаково и привычно для нашего глаза, чтобы мои парни в какой-нибудь переделке не наделали в них лишних дырок, перепутав с русскими ублюдками, мистер Говард!

После формы пришел черед оружия. Здесь ничего нового выдумывать не стали, и каждый боевик, приведенный Хусейном Шариповым со склонов Кавказа, получал тот самый "ствол", с которым расстался на летном поле грозненского аэродрома. Здесь же выдавали и патроны – автоматные калибра 5,45 или 7,62 миллиметра, в стандартных цинках, совсем недавно еще лежавших в недрах какого-то гарнизонного склада Российской Армии. Обладатели пулеметов ПКМ и снайперских винтовок Драгунова тоже не были обделены, получая увесистые пачки латунных конусов.

Боевики, вновь ощутив в руках привычную тяжесть оружия, веселели, гордо расправляя плечи и поглядывая на хмурых американцев с гордостью, словно это они были хозяевами, а те, кто пришел из-за океана, не более чем не слишком желанными гостями здесь. снова зазвучали гортанные возгласы на непривычно уху американцев языке, чеченцы гордо потрясали друг перед другом оружием, смеялись, кривя рты в волчьем оскале. Повеселел и Рональд Говард, на глазах которого создавалась новая армия, способная, наконец, покончить с недобитыми русскими партизанами, позволив ему самому завершить начатое нелегкое дело.

— Теперь мы разделаемся с русскими, — довольно произнес Рональд, взглянув на майора. — Вы со своими парнями можете, наконец, расслабиться, а мы все сделаем сами, не оглядываясь на Вашингтон и международных наблюдателей. Эти две сотни бойцов – только пробный шар. Скоро их здесь будут тысячи, и у террористов появятся более важные дела, чем подрывать мой нефтепровод! Мы раздавим этих идиотов!

Майор Гровер кивнул, даже не поняв толком, что говорил ему этот штатский, что вел себя, как хозяин всего и вся. Офицер уже представлял, сколько проблем появится у него и его бойцов с появлением здесь этой банды дикарей, никому не подконтрольных, и вряд ли испытывающих теплые чувства к русским, всем без разбора, террористам или нет.

Довольно улыбался и Хусейн Шарипов, хотя улыбка его и была больше похода на оскал почуявшего добычу голодного хищника. Подозвав к себе одного из своих заместителей, полевой командир, нутром чувствовавший значимость происходящего, сказал, обводя рукой вокруг:

— Все это теперь будет нашим! Над нами нет, и не может быть хозяев, эти неверные глупцы, если думают, что я станут исполнять их приказы! Это будет наша земля, вся, от Кавказа, до северных морей, и здесь будут жить по тем законам, которые принесем мы. А те, кто не согласится, сдохнут, и смерть их будет ужасна!

Слишком долго они скрывались в горах, бегали от русских, как трусливые зайцы, вздрагивая, когда где-то в поднебесье пролетал самолет. Слишком долго неверные псы запрещали им жить по законам предков, освященным веками и именем Всевышнего. Но теперь все изменится. Выжившие в боях с врагами моджахеддины пришли на землю врага, чтобы отомстить сполна по законам своего народа, а мстить в ответ после этого станет просто некому – пращуры не зря завещали истреблять род врага до последнего человека, стирая его с лица земли и из памяти людской.