Четверо всадников ехали по окутанному предрассветным сумраком лесу. Обученные кони ступали мягко, словно опасаясь, чтобы хрустнула под тяжелыми копытами сухая ветка или громче, ем нужно, зашелестела опавшая листва. А наездники непрерывно обшаривали жидкие заросли настороженными, полными тревоги взглядами. Здесь, совсем радом, притаился враг, и нельзя было попасться ему на глаза.

Все четверо были воинами. Об этом говорило оружие - каждый имел при себе легкий арбалет, взведенный и заряженный, и короткий меч или тесак-фальчион - и доспехи, плотные стеганые куртки и легкие каски с широкими полями, таки, что могли в умелых руках сойти и за щит. Здесь эти четверо были незваными гостями, и каждый понимал, какой прием их ждет. А потому до предела были напряжены все чувства, и каждый доносившийся из леса шорох заставлял четверку припадать к земле, ощетинившись жалами тяжелых болтов.

  - Все, дальше пешком, - прошептал один из четверки, седоусый ветеран. - Ромар, - обратился он к своему товарищу. - Ромар, останешься здесь, присмотришь за лошадьми. А мы пойдем дальше, глянем, что там к чему.

Воин, молодой парень, из-под каски которого выбивались непокорные пряди цвета свежей соломы, кивнул. В следующий миг трое лазутчиков проворно спешились и буквально растворились в зарослях, двинувшись туда, где, как они полагали, находился лагерь врага. А их товарищ, оставшись в одиночестве на лесной поляне, продолжал вглядываться и вслушиваться в предутреннюю тишину, надеясь первым обнаружить врага.

Ромар до предела напрягал слух, до боли в глазах вглядывался в лесной сумрак, желая обнаружить врага раньше, чем тот заметит его самого. Быть одному в окутанном тишиной лесу - очень тревожное занятие, особенно, когда точно знаешь, что где-то рядом затаился враг, жестокий, решительный и беспощадный. Но Ромар не смел уйти, ибо так он подвергал опасности своих товарищей. И воин, которому от напряжения порой уже начинали мерещиться странные шорохи и голоса, доносившиеся из зарослей, оставался на месте, ожидая возвращения своих спутников.

Все они были воинами короля Эйтора, и сюда, в этот угрюмый лес, явились, дабы разведать, увидев своими глазами, что делает коварный враг, в битву с которым вскоре предстояло вступить их государю. Армия, возглавляемая принцем Эрвином, здесь, в этих лесах на западной окраине равнины Локайн, разбила свой лагерь, занимаясь приготовлениями к грядущему сражению. И правитель Альфиона хотел знать, что именно задумал его противник. Для этого и разбрелись по лесам многочисленные лазутчики. Ромар знал, что где-то рядом находятся еще не меньше десятка таких же, сильных не числом - всего по три-четыре бойца в каждом, - но ловкостью, отвагой и умением отрядов.

Разведчики шли по ковру палой листвы очень осторожно, часто замирая на месте и вслушиваясь в звуки леса. Чуткий слух мог мгновенно распознать и дальний голоса, и звон металла и скрип натягиваемой тетивы, но пока все вокруг было спокойно. Казалось, лес вымер, но каждый из пришельцев знал - это лишь обман, и опасность может подстерегать на каждом шагу.

  - Там, - прошептал старший из лазутчиков. Он безошибочно учуял принесенный с юга слабым ветерком запах дыма и конского навоза, а это было верным признаком присутствия именно в той стороне большого числа людей, не просто людей, а воинов. - Лагерь там.

Мозолистые ладони еще крепче стиснули рукоятки мечей и арбалетные ложа, и воины, ступая еще бесшумнее, чем прежде, двинулись в том направлении, какое указал их предводитель. Разведчики давно действовали, как одно целое, и никто из них еще нашел повода усомниться в чутье своего командира, сурового воина, сражавшегося во всех войнах, больших и малых, какие только вел за последние двадцать лет славный Альфион.

С каждым пройденным шагом признаки присутствия поблизости множества людей становились все более явными. Лазутчики время от времени выбирались из зарослей на обширные свежие вырубки - нескольким сотням воинов требовалось много топлива для того, чтобы просто приготовить себе пищу. Порой попадались и отпечатки обуви, а раз, выйдя на старую просеку, разведчики Эйтора увидели и следы копыт, причем весьма свежие. А откуда-то с юга ветер доносил крепнущий с каждым мгновением шум многоголосой толпы, сопровождаемый лязгом оружия. Все говорило о том, что рядом полно людей, но, как всегда бывает, встреча с ними стала полной неожиданностью для лазутчиков.

  - Тихо! - старшина вскинул руку, припадая на колено, и по его знаку застыли оба его товарища. - Замерли! Слышите?

Где-то рядом вдруг отчетливо прозвучали голоса, мужские, и, судя по всему, людей там было немало. Звук разговора, нарочито негромкого, приблизился, заставив воинов насторожиться, до боли в ногтях впиваясь в рукояти мечей, а затем удалился, спустя несколько мгновений растворившись в лесном шорохе.

  - Дозор, - прошептал один из разведчиков, опуская самострел, и добавил с раздражением, за которым пытался скрыть свой испуг: - Рыщут!

  - Все, пошли, - приказал командир, двинувшись туда, откуда, судя по звукам, явился вражеский патруль. - За мной!

На этот раз лазутчикам повезло - они обошли лагерь противника по широкой дуге, приблизившись оттуда, откуда их ждали менее всего. Но старшина, бывалый вояка, не привык полагаться только на капризы удачи, рассчитывая более на свое чутье, силу и скорость реакции. И он, пожалуй, повернул бы обратно, но приказ был вполне понятным и суровым, а потому троица воинов упрямо продолжила свой путь, идя, быть может, навстречу собственной смерти.

Лес редел, уступая место протяженной равнине, и, наконец, перед разведчиками открылась панорама бивуака, раскинувшегося на сотни шагов окрест. Ухитрившись миновать незамеченными посты, которых, наверняка, хватало здесь, воины смогли приблизиться к лагерю настолько, что во всех подробностях могли теперь наблюдать за творившимся там.

  - О, Боги, - прошептал один из лазутчиков Эйтора, окинув взглядом стойбище. - Да их здесь тысячи!

  - А кто говорил, что будет просто? - огрызнулся старшина. - Лучше смотри, да запоминай хорошенько, что и где видишь.

Посмотреть было на что. Склоны невысокого, словно расплющенного ударом великанского кулака, холма были скрыты сотнями всевозможных палаток, шатров и просто сложенных из веток шалашей, ненадежного укрытия от непогоды. Чем ближе к вершине, тем шатры становились больше и роскошнее, а над тем, что был поставлен выше всех, трепетало такое знакомое и уже успевшее стать ненавистным знамя принца Эрвина. И хотя враг ныне грозил с востока, разъяренный вепрь все так же свирепо щерил клыки, обратившись на закат, словно грозил кому-то.

Между шатрами бурлило людское море. Сотни воинов, большая часть которых сейчас была лишены доспехов, ходили, сидели или лежали на траве среди палаток, кучками собираясь возле костров, над которыми висели закопченные котелки. Среди простых солдат порой проходили надменно смотревшие по сторонам рыцари, бродили плотными группами наемники-чужеземцы, тоже свысока поглядывавшие на обычных ополченцев.

Здесь же, на склонах холма, паслись под присмотром нескольких десятков воинов и слуг кони, могучие боевые жеребцы, которым вскоре предстояло понести на себе в атаку - быть может, последнюю - благородных господ рыцарей, пока предававшихся заслуженному отдыху. В прочем, отдыхали отнюдь не все - с противоположного края лагеря слышались отрывистые команды десятников, сопровождаемые лязгом мечей.

  - Да, их тут тьма, - качая головой, произнес вполголоса один из бойцов, наблюдавших за лагерем из-под прикрытия кустарника. - Вот бы сейчас ударить, пока они не готовы! В поле половина наших парней головы сложит, да и то еще неизвестно, разобьем их, или нет. Говорят, здесь полно наемников, а эти рубаки будут биться стойко.

  - Все верно, есть наемники, - согласился старшина, указывая на одно из знамен, что возвышались над вершиной холма: - Видишь, змея с короной? Это знак Вольных Отрядов из Келота. Отчаянные парни! - присвистнул он, качая головой. - И, клянусь справедливостью Судии, их здесь несколько сотен. Даже если мы возьмем верх, победа дастся немалой ценой.

Штандарт наемников был виден просто превосходно, точно так же, как знамена многих влиятельных и богатых лордов, чьи гербы были известны даже простым солдатам. Здесь, на этом холме, собрался весь цвет альфионского рыцарства. И с ними вскоре предстояло сойтись в битве не на жизнь, а насмерть, разведчикам, ныне просто следившим за всем, пребывая в относительной безопасности.

  - Атаковать бесполезно, - вымолвил второй воин. - Большое войско незамеченным не подойдет, а от малого отряда толку здесь не будет. Да даже если и удастся пройти мимо всех постов, смотри, - он указал на холм: - Двойной частокол, рвы, наверняка еще и волчьи ямы кое-где приготовили. Люди самозванца просто отойдут за палисад и сверху, с самой вершины холма, будут бить по нам из арбалетов, пока наши рыцари станут прорубать бреши, карабкаясь по склонам. Там же наемники, а не мужики-лапотники, такие к дисциплине привычны, и паниковать не будут. Нет, мы здесь только кровью бы и умылись, так что уж лучше в поле, - убежденно произнес он. - Говорят, конницы и самозванца меньше, потому он и сидит за стенами, боится, что наш король атакует первым.

Старшина молча кивнул - хоть укрепления были и откровенно хлипкими, с наскока такие взять окажется сложно, погибнут многие воины. Лучше выманить врага на открытое место, и уж там опрокинуть, втоптав в землю.

  - На, ладно, - решил, наконец, главный среди троицы разведчиков. - Кажется, все ясно, пора и назад оборачиваться, а то Ромар, поди, уж заждался, - криво усмехнулся он.

Все так же незаметно лазутчики, узнав все, что хотели - и могли - направились туда, где остался их товарищ. Но, видимо, на радостях от успешно исполненного дела воины все же чуть растеряли осторожность, и наказание за небрежность последовало незамедлительно.

Судьба, капризная и непредсказуемая, вновь показала свой вздорный характер, усмотрев, должно быть, в расслабленности возвращавшихся с успехом воинов нечто оскорбительное. Явившись незваными гостями, они смогли незаметно просочиться сквозь все посты, а теперь, едва удалившись от лагеря на полтысячи шагов, наткнулись на ничего не подозревавших сторожей.

Лес здесь перемежался поросшими кустарником прогалинами, и, выходя на открытое место, разведчики невольно настораживались - никому не нравится ощущать себя мишенью. И, как раз выбравшись на поляну, обрамленную редким осинником, воины Эйтора нос к носу встретились с теми, кто охранял их цель. Полдюжины воинов, затянутых в кольчуги, вооруженных топорами, клинками и арбалетами, шли, почти не скрываясь, но - вот уж ирония судьбы - лазутчики узнали об их присутствии лишь в тот миг, когда столкнулись буквально нос к носу.

На мгновение они замерли друг напротив друга, сторожа и незваные гости, словно позабыв о своем оружии. Воины просто с удивлением рассматривали друг друга, оцепенев от неожиданности. Стражники не ожидали встретить здесь чужаков, а пришельцы, расслабившись только на мгновение, тоже пребывали в уверенности, что никто не сможет подобраться к ним незамеченными. Но люди Эрвина опомнились первыми, и начали действовать.

  - Проклятье, это же ублюдки Эйтора, - воскликнул высокий воин в длинной кольчуге, указывая облитой сталью боевой перчатки рукой в сторону разведчиков. - Прикончить их! Стреляйте!

Сразу трое вскинули арбалеты, дав залп. Сухо щелкнули спусковые механизмы, и один из королевских солдат повалился на землю, пятная покров из опавшей листвы собственной кровью. Но приспешникам Эйтора этого было мало и они, на бегу выхватывая клинки, бросились к замешкавшимся противникам.

  - А, тысяча демонов, - старшина лазутчиков попятился назад. - Убираемся отсюда, это засада! Сван, будь ты проклят, к чему тебе самострел? Бей!

Напарник старого вояки вдавил спусковую скобу, и болт, выпущенный с каких-то двадцати шагов, отбросил назад одного из приближавшихся врагов. Но радоваться успешному выстрелу было уже некогда, и оба лазутчика, не помышляя о сопротивлении. Бросились бежать со всех ног, спеша скрыться в зарослях.

Разведчики теперь уже не думали о том, чтобы остаться незамеченными. Их мысли занимало одно - жажда выжить, и двое ломились сквозь кустарник, оставляя за собой такой след, по которому пройти за ними мог бы, наверное, и слепец. За спиной звучали разъяренные вопли, пару раз над самым плечом пролетали, исчезая в еще густой листве, арбалетные болты, выпущенные на бегу, а значит, неточно. Наконец разведчики выскочили на ту самую прогалину, где ожидал их оставленный с лошадьми Ромар.

  - По коням, - крикнул старшина лазутчиков ошеломленному столь шумным и неожиданным появлением товарищей юноше. - В седло, живее! За нами погоня! Там была ловушка!

Как раз в этот миг на поляне показались и преследователи. Ромар, увидев врагов, торопливо вскинул арбалет и послал болт в сторону противников. Один из воинов Эрвина вскрикнул, припадая на правое колено - стрела насквозь пробила его бедро. Этот уже не был опасен, но оставалось еще четверо, и каждый из них жаждал крови врагов.

  - Уходим, - приказал предводитель разведчиков, легко, точно юнец, взобравшись на спину своего коня. - Ходу, ходу, живее!

Трое всадников, пришпорив протяжно заржавших от боли скакунов, вихрем сорвались с места, заставив своих преследователей разочарованно закричать, бессильно потрясая обнаженными клинками и посылая в адрес врагов чудовищные проклятия. Но до спасения было еще очень и очень далеко.

  - Всадники, - крикнул Ромар, скакавший по левую руку от своего командира. - Смотри, там!

  - Проклятье! - старшине лазутчиков хватило одного взгляда, чтобы понять - шансов спастись у них почти нет: - Это прихвостни самозванца. Не меньше десятка!

Патруль, объезжавший окрестности лагеря, тоже заметил гнавших своих коней, что было сил, чужаков. Вытягивая из ножен мечи, отряд, разворачиваясь цепью, ринулся наперерез уходившим от погони лазутчикам. Засвистели стрелы, и Ромар, оказавшийся ближе всех к врагам, выпал из седла, приняв своим тело два болта, для которых не стала ощутимой преградой плотная, подбитая ватой куртка-жак.

  - Взять их, - азартно кричал командир конного разъезда. - Прикончить ублюдков! За ними, живее!

Двоим нечего было и думать тягаться с десятью, которые, к тому же, могли, не рискуя напрасно, просто утыкать своих противников болтами. Преследователи буквально дышали в затылок, слышалось надсадное, с хрипом, дыханием терзаемых шпорами и удилами коней, стремительно настигавших беглецов.

Воины Эрвина мчались под горку, и расстояние между ними и разведчиками, попавшими из огня в полымя, неумолимо сокращалось. Кто-то уже вскидывал арбалеты, придерживая коней, чтобы вернее взять прицел, а другие, сблизившись с врагом на считанные шаги, заносили для удара клинки. Но спасение пришло оттуда, откуда не ждали.

  - Довольно, - в спину командиру десятка ударил повелительный окрик. - Назад! Оставьте их!

Воин, придержав коня, обернулся, встретившись взглядом с навязавшимся на его голову попутчиком. Этот человек, какой-то серый, невзрачный, слишком хилый для бойца, явно был лишним среди рослых плечистых воинов, производя сугубо безобидное впечатление. Но десятник остановил скакуна - перечить всемогущему чародею не смел никто во всем войске, и ослушаться Кратуса было даже хуже, чем оспорить волю самого Эрвина. Это знал командир, это знали и его бойцы, все, как один. И потому они мгновенно исполнили приказ.

  - Пусть уходят с миром, - холодно процедил маг, провожая взглядом блеклых глаз двух счастливчиков, не веривших еще своему счастью. - Они не могли увидеть ничего такого, что мы не хотели бы им показать. Битвы все равно не избежать, и смерть еще найдет этих двоих.

  - Как скажете, господин, - покорно кивнул воин. - А что делать нам?

  - Возвращаемся в лагерь, - приказал маг, и отряд. Разворачивая коней, направился в сторону, противоположную той, в которой исчезли люди Эйтора, чудом вырвавшиеся из смертельной западни.

К лагерю врага по воле короля Эйтора был послан отнюдь не единственный отряд соглядатаев. Кому-то не повезло, и они погибли в недолгих, но яростных схватках с вражескими дозорами, кто-то так и не сумел приблизиться к цели, но были и те, кто все же добрался до лагеря, успев увидеть и услышать достаточно, чтобы было, что сказать королю. В прочем, вернувшихся из рейда лазутчиков встречал не сам государь, а лорд Грефус, верный пес Эйтора. А уж он, выслушав обстоятельные доклады тех, кому посчастливилось вернуться из стана врага живыми, спешил к повелителю, чтобы сообщить ему последние вести.

Король принял верного полководца в своем шатре. Еще едва светало, но Эйтор, чувствуя сильно возбуждение, не спал почти всю ночь, и, едва забрезжил рассвет, поднялся окончательно. Приближающийся день должен был рассудить, кто прав, а кто нет в этой войне, и все мысли государя оказались заняты только одним - битвой, что должна была начаться спустя считанные часы, для кого-то из соперников наверняка завершившись гибелью.

Явившись сюда, на поле Локайн, Эйтор отрезал все пути назад. Конечно, король мог увести с равнины свои войска, мог просто бежать, но он знал, что поступи так - и те немногие лорды и рыцари, которым государь действительно мог верить, оставят его, убедившись в том, что избрали служение ничтожному трусу и слабаку. И это страшило Эйтора больше даже, чем мысль о смерти, которая может отыскать его здесь, на это поле, где суждено будет решиться спору, уже стоившему множества жизней, и тянущемуся десятки лет.

А еще где-то там, в Фальхейне, за спинами врагов, тоже явившихся на равнину, дабы раз и навсегда решить все споры, ожидала своей участи его Ирейна. Эйтор желал только одного - чтобы его королева еще была жива. И он знал, что будет сегодня сражаться с названным братом не только за Альфион, за власть, богатства или корону, но и за ту, которая была готова спасти его ценой собственной жизни. Такое невозможно забыть, и король был уверен, что если и умрет, то с именем любимой на устах.

Размышления короля прервало появление лорда Маркуса, сопровождаемого, между прочим, и Рупрехтом. Хоть чародей и утверждал, что эта война не его, он все же предпочитал не быть вовсе уж в стороне от происходящего. В прочем, король не возражал, и самозваные советники, расположившись в шатре, под надежной защитой десятков воинов, принялись обсуждать планы.

  - Разведчики отправились к лагерю врага, - сообщил Марус. - Конечно, многие из них вернутся ни с чем, кое-кто и вовсе погибнет, но все же мы сможем узнать достаточно о планах противника.

  - Нам и так все известно, - отмахнулся Эйтор. - У моего братца меньше кавалерии, причем намного, раза в полтора, но зато есть немало опытных пехотинцев.

  - Пехота еще никогда не выигрывала сражения, - покачал головой старый лорд. - Наши латники раздавят любого врага, опрокинув армию самозванца. Разобьем их конницу, а все остальные просто убегут, вед умирать никому не охота. Нужно наступать, и немедленно. Было был лучше всего не топтаться на месте, а ударить с ходу, застав врага в лагере, не подготовленного к бою, невооруженного, без доспехов.

Они явились на поле Локайн лишь вчера, устроив бивуак на его восточной окраине. Лорд Грефус, взявший на себя непосредственно командования разношерстным воинством, позаботился о дозорах и постах, и его стараниями вокруг лагеря даже возникли кое-какие укрепления, в основном, просто возы, расставленные по краю стойбища. И он же настоял на том, чтобы сперва все разведать, а не атаковать немедленно, к чему подталкивал короля Маркус.

  - Наемники из Келота - вовсе не трусы, - возразил старому лорду чародей. - Это умелые бойцы, которым ведома честь. Они не побегут, не бросят того, кому вызвались служить.

Несмотря на то, что войско короля только вчера встретилось с врагом, остановившись на расстоянии каких-то двух миль от неприятеля, пожалуй, уже каждый воин, самый последний ополченец наперечет знал имена лордов-предателей, с которыми предстояло биться вскоре. И каждый же из людей Эйтора знал о том, что на стороне принца, которого кто-то открыто называл сыном Хальвина, а иные предпочитали в угоды королю величать лишь самозванцем, бьются чужаки из Келота.

  - Те, кто сражается только тогда, когда видит достаточно золота, не могут быть стойкими воинами, ведь заработанное еще нужно потратить, а покойникам ни к чему монеты, - скептически усмехнулся Маркус. Старик знал толк в доблести и отваге, вернее, ему была хорошо ведома их цена. - Никогда наемники не были храбрыми воинами. Они горазды грабить, но не готовы умирать.

Маг ничего не ответил, не желая спорить с гордым и заносчивым дворянином, и только невзначай коснулся ключицы, там, где ткань камзола скрывала давнюю метку, память о буйной юности.

В этот миг в шатер, вихрем промчавшись мимо стражников, вошел лорд Грефус. Воин, несмотря на то, что час битвы еще не настал, был облачен в тяжелую кольчугу, из которой не вылезал уже вторые сутки. На поясе его Висле длинный клинок, с которым лорд также не расставался, словно в любой миг ожидая нападения.

  - Мой король, - Грефус поклонился государю. - Милорды, - теперь он приветствовал чародея и лорда Маркуса. - Разведчики вернулись от лагеря врага. Они сообщили, что воины Эрвина готовятся к битве. Несколько наших людей погибли, наткнувшись на вражеские засады, так что теперь противник будет настороже.

  - Так и нужно атаковать немедленно. Маркус от избытка чувств рубанул воздух ладонью, не по-стариковски крепкой, еще не совсем отвыкшей от рукояти меча. - Государь, прикажи готовиться к бою. мы обрушимся на врага, сомнем его и рассеем, а Эрвина, или того мерзавца, что взял себе имя мертвеца, поймаем и казним, - горячился лорд. - Нельзя терять время, нужно действовать! Побеждает тот, кто ударит первым, таков закон войны.

  - Это верно, - вместо короля ответил Грефус. - Но лагерь врага неплохо укреплен. Есть частокол, рвы, земляные валы. Арбалетчики и лучники Эрвина соберут кровавую жатву, пока наши латники станут штурмовать лагерь. Лучше ждать их в поле, где наша конница получит шанс показать себя.

Король молчал, задумчиво потирая подбородок. Никогда прежде ему не приходилось принимать столь важное решение, никогда еще Эрвин не участвовал в настоящих битвах, когда сходятся в смертном бою сотни, тысячи воинов, и никогда еще, пожалуй, от его решения не зависело столько многое, как сегодня.

  - Решай же, государь, - вымолвил Грефус, взглянув на короля. - И знай, что бы ты ни повелел нам, все мы, и рыцари и простые солдаты, исполним твой приказ, если даже придется умереть.

  - Что ж, - вздохнул Эйтор. Пути назад не было, они понимал это, как понимал и то, что не осталось больше и времени на раздумья. - Что ж, прикажи рыцарям готовиться бою. через час после рассвета все они должны собраться на краю равнины. Мы атакуем врага, не важно, будет ли он готов, или нет. Сегодня все должно закончиться, и пускай Судия решает, кому праздновать победу, а кому - лежать в сырой земле.

В этот миг полог, завешивавший вход в королевский шатер, вновь отодвинулся, в внутрь буквально вбежал вестовой. Припав на одно колено пред королем он застыл, и открыл рот лишь дождавшись нетерпеливого кивка государя.

  - Мой король, - торопливо промолвил юноша, не поднимая взгляда. - Со стороны вражеского лагеря слышен шум, звуки труб. Люди самозванца выходят из-за частокола и строятся в поле. Они готовятся к атаке, сир!

  - Самое время, - с некоторым облегчением усмехнулся Эйтор. Его брат сам избавил короля от все сомнений, первым сделав ход в этой партии, на кону которой стояли человеческие жизни. - В таком случае нам нужно торопиться. Мы встретим враг в поле, и пусть победи тот, кто крепче держит клинок.

  - Мы могли бы сокрушить врага и без больших потерь, - заметил Маркус. - С нами есть маг, и весьма сильный, так почему бы сталь ни уступила честь победы волшебству?

  - Прошу простить, государь, - ответил Рупрехт, нисколько не смутившись под взглядом короля. - Это ваша война, не моя. Я здесь только ради единственного врага, с ним и стану биться, не жалея сил. С обычными же воинами вы можете справиться и без чародейства.

  - Пусть будет так, - сухо произнес Эйтор. Королю не понравился ответ мага, но и спорить с ним, тем более приказывать, он отчего-то не решился, должно быть, ощущая скрытую в этом человеке мощь. - Я уважаю твое решение, хотя и сожалею об этом, чародей. А теперь прошу оставить меня, господа, - требовательно вымолвил правитель Альфиона. - Я тоже должен подготовиться к сражению.

Лорды, сопровождаемые державшимся позади них Рупрехтом, вышли прочь из шатра, оставив государя в окружении слуг. А по казавшемуся огромным лагерю словно прокатилась волна. Еще мгновение назад расслабленно сидевшие или лежавшие возле костров воины торопливо осматривали доспехи и оружие. Приказ короля Эйтора разнесся по всему бивуаку, и сотни людей охватила нервная дрожь. Войско готовилось к сражению.

Бранк Дер Винклен в это утро тоже, как и сам король, проснулся рано, чувствуя волнение, какого давно уже не ощущал даже перед самой жестокой схваткой. Возможно, причиной этого было то, что сегодня рыцарь точно знал, что ему предстоит, в отличие от былых времен, когда сражения оказывались полнейшей неожиданностью, и потому просто не было времени думать о них, терзая душу. В прочем, и сейчас Дер Винклен не собирался предаваться душевным мукам. Вместо этого он кликнул Ратхара, и, выбравшись из шатра, принялся умываться.

Воин увлеченно плескал на лицо и грудь казавшуюся ледяной воду, довольно фыркая и покряхтывая. В эту ночь ему приснилось что-то нечеткое, но весьма мрачное, и теперь Бранк словно смывал с себя остатки этого сна, который иной счел бы дурным предзнаменованием. В этот миг рыцаря и отыскал вестовой, явившийся от самого короля.

  - Милорд, - парнишка лет шестнадцати, безмерно гордый тем, что носит на плаще герб государя, более того, выполняет его особую волю, почтительно поклонился рыцарю. - Милорд, Его Величество приказал всем воинам быть в полной готовности, с оружием, в доспехах и верхом на конях, спустя час, как только солнце поднимется на три пальца над теми холмами.

Рыцарь, проследив за взглядом герольда, увидел поросшие жидким ельником горушки, из-за которых едва показался край светила.

  - Благодарю, - кивнул Дер Винклен. Несмотря на то, что был обнажен по пояс - на рыцаре были в этот миг только обтягивающие штаны-шоссы и он не был даже обут - и непричесан, он сохранял достоинство дворянина, удостоив вестника холодного взгляда. - Я выполню приказ, пусть государь не сомневается в этом.

После появление герольда Бранк поспешно вернулся в шатер, как всегда, сопровождаемый верным Ратхаром. И юноша сейчас тоже волновался, быть может, много сильнее, нежели раньше, хоть для него, несмотря на молодость, это был не первый бой. И все же беспокойство не оставляло Ратхара, а рядом с рыцарем он чувствовал себя немного увереннее.

  - Что ж, нас ждет битва, - произнес пребывавший в некоторой задумчивости Дер Винклен, став посреди шатра и едва не касаясь головой полотняной "крыши". - И нужно быть готовыми к ней. Помоги мне, - приказал он Ратхару, кивком указав при этом на свои доспехи.

Оруженосец покорно кивнул. Снаряжение тяжеловооруженного всадника, рыцаря, было достаточно громоздким, чтобы пользоваться посторонней помощью. И Ратхар, уже весьма долгое время будучи при Дер Винклене, успел обучиться всем премудростям, став ловким и умелым помощником не только в гуще сражения, но и в преддверие его.

Бранк, досуха вытершись куском чистого полотна, первым делом натянул довольно узкую льняную рубаху, плотно облегавшую мускулистое тело. После этого он долго причесывался коротким костяным гребешком, будто исполняя некий священный ритуал.

Приведя в порядок буйную шевелюру, по уму, давно уже нуждавшуюся в заботе цирюльника, Дер Винклен принялся снаряжаться в броню. Первым делом он надел стальные поножи и набедренники, словно шарнирами, скрепленные полусферическими наколенниками, а также сабатоны, латные башмаки, по последней моде имевшие чересчур длинные и острые носы. Рыцарь крепко затягивал ремни, так, чтобы они не ослабли в бою, став помехой движениям. А затем наступил черед Ратхара вновь демонстрировать свое умение.

  - Гамбезон, - коротко приказал рыцарь.

Юноша послушно подал Дер Винклену стеганую куртку-подоспешник, подбитую ватой, и помог своему господину облачиться в нее. Толстый кафтан был призван смягчать удары, и сам по себе мог служить некоторой защитой. Кроме того, он делал пребывание в доспехах, к примеру, в зимнюю стужу, более комфортным, поскольку тонкая рубаха не смогла бы защитить тело от обжигающе холодной стали. Также и в летний зной гамбезон удерживал тепло тела, не пропуская к коже раскаленный воздух.

  - Хорошо, - одобрительно кивнул Бранк, убедившись, что куртка сидит на нем, как влитая, и шнуровка затянута предельно туго, и потребовав затем - Наручи.

Доспехи для рук по конструкции были схожи с поножами. Трубчатые наручи защищали плечо и предплечье, не сковывая при этом движение локтя и позволяя свободно биться обеими руками. К тому же выступы на предплечьях и локтях могли служить оружием сами по себе, и, ударив такими шипами по лицу, можно было вывести из боя любого противника.

  - Теперь броню, - произнес рыцарь после того, как для пробы сделал несколько взмахов руками, словно рубился невидимым клинком. Если где-то доспехи закреплены слишком слабо или, напортив, слишком туго, Дер Винклен хотел выяснить это сейчас, а не в разгар сражения, когда одно неверное движение, секундная задержка может стоить жизни.

За гамбезоном настал черед хауберка, тяжелой кольчуги длиной до колена, с рукавами до локтя и капюшоном. С помощью своего оруженосца рыцарь облачился в кольчугу, мгновенно ощутив на своих плечах ее немалый вес. Но сейчас воин чувствовал вовсе не неудобство, напротив, привычная тяжесть брони прибавляла уверенности. Стальную рубаху сможет пробить не всякий клинок, и в ближнем бою Бранк сможет чувствовать себя надежно защищенным, оставаясь при этом достаточно подвижным. Только длинное рыцарское копье ланс, арбалетный болт да боевой топор способны сокрушить такую броню, однако и снаряжение Бранка Дер Винклена вовсе не ограничивалось одной лишь кольчугой.

  - Подай кирасу, - приказал рыцарь.

Следом за хауберком последовал короткий панцирь из нашитых на прочную кожу стальных чешуек. Простые пехотинцы - да и некоторые всадники тоже - пользовались такой броней, как основным и подчас единственным средством защиты, при этом их панцири имели короткие рукава и опускались почти до колен. Кираса же Дер Винклена закрывала только торс, и была намного легче. В прочем, этот выигрыш в весе с лихвой покрывала весившая все тридцать фунтов кольчуга.

  - Крепче, крепче затягивая, - приговаривал Бранк, подняв руки вверх и позволив своему оруженосцу заняться застежками, которые находились подмышками и на боках, почти на самой пояснице. - Вот так, отлично!

Теперь тело рыцаря было надежно защищено, и он мог не бояться случайно пропущенного удара или шальной стрелы на излете. Настал черед защитить и голову, и потому Дер Винклен, уже без посторонней помощи, надел стеганый подшлемник, завязав его тесемки под подбородком, и накинул кольчужный капюшон. Даже лишившись в бою шлема, он не станет слишком уязвимым, тем более, удар булавы или тяжелой секиры одинаково опасен в любом случае, и мало какие доспехи смогут защитить от него.

  - Сплошные латы удобнее, и дают большую защиту, - заметил Дер Винклен. - Они, хоть и весьма тяжелы, зато отлично держат любые стрелы. У меня на родине, в Дьорвике давно уже не только рыцари, но и многие простые пехотинцы пользуются такими доспехами, поскольку иначе уцелеть в схватке с эльфийскими стрелками, способными вогнать стрелу точно в звено кольчуги с тридцати шагов, попросту невозможно. Но здесь, на севере, лук не в почете, да и арбалетами пользуются только избранные воины, и рыцари предпочитают легкую броню, меньше ограничивающую подвижность. Да и мастеров, способных выковать, к примеру, кирасу из одного куска железа, в этом краю почти нет, - добавил рыцарь. - В Дьорвике городские гильдии платят королю налог своими поделками, а потому каждый кузнец-оружейник обязан выковать в год то или иное количество доспехов, клинков и иного оружия. Здесь же мало городов, а сельские кузнецы больше делают серпы и плужные лемехи, чтобы их соседи могли прокормить самих себя. О войне тут вспоминают только тогда, когда она стучится в двери.

  - Я слышал, латы столь тяжелы, что, упав, воин не способен подняться без помощи, - заметил Ратхар, и, словно оправдываясь, утонил: - Так мне говорили однажды, милорд.

  - Выдумки, - усмехнулся Дер Винклен. - Боевые доспехи весят лишь немного больше, нежели кольчуга и панцирь, и боец в них почти не теряет подвижность. А при падении, между прочим, сплошные латы еще позволяют избежать тяжелых увечий, служа этаким каркасом. Вот турнирные доспехи действительно очень тяжелы, и облаченный в них воин не может даже забраться в седло, - согласился рыцарь. - Для этого ему нужна специальная лесенка и пара слуг, которые уберегут его от падения. Но и это оправдано, ведь смысл турнира вовсе не в том, чтобы убить или серьезно покалечить противника. А потому каждый, кто является на ристалище, старается уменьшить возможный ущерб и для себя, и для соперника, чему и служат необычно тяжелые и прочные доспехи, затупленное оружие, копья с нарочито ломкими древками, ну и, разумеется, жесткие правила, нарушивший которые может быть тотчас лишен рыцарского титула. А чужеземцам просто свойственно путать все, даже собственные впечатления, вот и рассказывают потом всякие небылицы.

Поверх кирасы Дер Винклен надел сюрко, гербовую тунику, раскрашенную в красный и белый цвета. У гостя из далекой земли остался только клинок, а потому все доспехи, коня, прочее снаряжение ему подарил король Эйтор. Вот и скалился с туники Дер Винклена разъяренный вепрь, не суливший ничего хорошего тому, кто осмелится угрожать носящему этот древний герб воину.

  - Меч! - Бранк требовательно протянул руку, и Ратхар вложил в нее вдетый в ножны клинок.

Рыцарь крепко затянул пояс, на котором кроме длинного эстока с узким, непривычной для альфионцев формы клинком висел также длинный кинжал. После этого он надел кольчужные рукавицы. Порой фехтовальщики хватали клинок противника голыми руками, если не было иного способа отразить его удар или нанести свой, преодолев защиту. Сейчас рыцарь мог проделать подобный же прием, но с той разницей, что не лишился бы пальцев.

  - Тебе тоже нужно поспешить, - напомнил Дер Винклен, убедившись, что броня сидит на нем, как влитая, плотно прилегая к телу, но при этом оставляя известную свободу движений. - Ты - мой оруженосец, и в этой битве должен быть рядом со мной, Ратхар! Так что поскорее надевай свои доспехи, чтобы королю не пришлось ждать нас.

Сам рыцарь пока не брал ни щита, ни шлема, не трогал он и копье, которое своему господину подаст перед боем Ратхар. Сохраняя спокойствие, которому позавидовал бы и камень, Бранк Дер Винклен ждал, обратив взор к затянутой дымкой равнине, на противоположной стороне которой, вне всяких сомнений точно так же ждут приказа те воины, что стали под знамена Эрвина, неважно, самозванец он, или же и впрямь урожденный наследник этой земли.

Ратхар, глядя на то, как невозмутимо ждет начала сражения, очень может быть, последнего в своей жизни, его господин, испытывал стыд, а также зависть, ибо сам не мог так спокойно думать об этом. Но, какие бы чувства не терзали его душу, юноша действительно должен был спешить, ибо, хоть он и боялся, все же не смел допустить и мысли о том, чтобы бросить рыцаря, бросить своих товарищей, вольных или невольных, и дело тут было не столько даже в верности и чувстве долга. Там, за пеленой тумана, укрылся его враг, тот, кто играючи, словно забавляясь, отнял у юноши самое дорогое, что тот мог представить себе - жизнь возлюбленной. И смерти этого врага Ратхара сейчас жаждал больше всего на свете. И пусть даже убийца падет не от его руки, но юноша будет уверен, что месть свершилась и благодаря его усилиям тоже. А это означало, что мешкать и впрямь нельзя.

  - Рольф, - крикнул Ратхар, выйдя из шатра. - Рольф, где тебя носит, тысяча демонов?

На зов юноши бегом прибежал парнишка лет пятнадцати, такой же белобрысый, что и сам Ратхар, и жутко худой, настолько, что острые ребра выпирали сквозь кожу.

  - Помоги мне надеть броню, - приказал Ратхар, увлекая мальчишку за собой в шатер, служивший жилищем не только одному рыцарю.

Паренек следовал за оруженосцем Дер Винклена, точно собачонка. Конечно, больше всего почтения и страха в нем вызывал сам рыцарь, но и оруженосец его, даром, что прежде был простым крестьянином, тоже казался Рольфу кем-то величественным, особенно когда облачался в доспехи и опоясывался настоящим мечом.

Этого мальчишку Бранк Дер Винклен подобрал на пепелище одного из селений, разоренных явившимися с востока горцами. Войско, которым командовал дьорвикский рыцарь, уже возвращалось к королю, разбив врага, и как раз сделало привал возле разоренного поселка. Там, меж обуглившихся срубов, и бродил, растирая по щекам смешанные с сажей слезы, тощий и бледный, точно призрак, мальчишка, при виде грозных всадников - то были сам Дер Винклен и его оруженосец - со всех ног кинувшийся бежать.

Разумеется, даже в лабиринте полуразвалившихся изб и сараев тягаться со всадниками было глупо, и несколько мгновений спустя петлявший, точно уходящий от охотничьих псов заяц, мальчишка уже был схвачен за шиворот грязной и ветхой рубахи железной рукой рыцаря. Сперва он испугался, но затем, увидев на плащах всадников королевский герб, чуть успокоился, и сквозь слезы рассказал свою историю, вполне бесхитростную и страшную.

  - Олгалорцы пришли ночью, - всхлипывая, произнес назвавшийся Рольфом паренек, со страхом и благоговением взиравший на громадного рыцаря. - Дома сожгли, всех убили. Маму, папу, всех варвары зарубили, я один остался. Я убежал, и прятался возле села четыре дня. Когда я увидел вас, то решил, что это они вернулись, - стараясь унять дрожь в голосе, вымолвил мальчик, с надеждой и затаенным страхом взглянув в лицо Бранку: - Скажи господин, они не вернутся?

  - Нет, мы прогнали их прочь, - помотал головой Дер Винклен. - Но все равно тебе незачем оставаться здесь, среди этих руин. Твоя семья мертва, и они не вернутся к жизни, сколько бы ты не пролили здесь слез. А мне как раз нужен слуга, который ухаживал бы за лошадьми, помогал ставить шатер, - чуть усмехнувшись, произнес вдруг он. - Ты пойдешь со мной, хочешь стать пажом благородного рыцаря?

Рольф не колебался ни мгновения. Да, он был сыном обычного землепашца, но, как и все мальчишки, мечтал о подвигах, о сражениях с драконами, устраивая со сверстниками отчаянные схватки на кое-как обструганных палках, в их детском воображении становившихся настоящими стальными клинками. И потому сейчас, услышав предложение рыцаря, который, хоть и казался вполне дружелюбным, все же вызывая подспудное чувство страха, мальчишка согласился в тот же миг, энергично кивая головой и тряся нечесаной шевелюрой. Так Бранк Дер Винклен прибрел в этом чужом краю еще одного слугу и - он был бы не против этого - преданного друга.

Теперь Рольф, все же немного пообжившийся, помогал подготовиться к сражению Ратхару. Доспехи оруженосца, тоже дар короля, или, точнее, лорда Маркуса, не были столь тяжелыми, а, значит, не были они и дорогими. Но зато Ратхар уже успел привыкнуть к такой броне, и чувствовал себя в ней вполне уверенно.

Первым делом юноша укрепил поножи. Впервые ему предстояло сражаться верхом - та стычка с олгалорцами, в которой всю работу сделал Дер Винклен и прочие опытные бойцы не в счет - а потому следовало подумать о защите ног. Если пехотинцу вполне достаточно щита и длинной брони, то ноги всадника более уязвимы, особенно они кажутся таковыми пешим бойцам, вооруженным всевозможными совнами, глефами, алебардами и прочим оружием на длинном древке.

Поножи и набедренники, закрывавшие ноги Ратхара были не стальными, как у рыцаря, а изготовлены из твердой кожи и лишь усилены несколькими узкими железными полосами. Они не так надежно защищали от по-настоящему сильных ударов, но зато были весьма легкими. Такими же поножами пользовались многие рыцари, не имевшие достаточно монет, чтобы приобрести лучшее снаряжение, так что юноша мог считать себя защищенным не хуже иных благородных господ.

Точно такими же, кожаными, были и наручи, обегавшие обе руки воина от плеча до запястья. Если левая рука в бою будет защищена щитом, то правая окажется уязвимой, ведь не всякий удар можно отразить одним лишь мечом. А потому наручи, к которым перед боем Ратхар добавит и кольчужные рукавицы, тоже были важны.

  - Подай мне поддоспешик, - приказал Ратхар молча стоявшему рядом слуге, как прежде сам рыцарь, и Рольф быстро, с явной спешкой, старался исполнять все его приказы, мечась по шатру.

Стеганый камзол, подбитый ватой, был непременной частью снаряжения любого воина. Он неплохо смягчал удары тяжелого оружия, вроде булавы или кистеня, да и не всякий клинок мог разрубить сложенную во много слоев и прошитую ткань.

  - Броню, - потребовал юноша, застегнув куртку-гамбезон на все крючки, и Рольф почтительно поднес ему покрытый стальной чешуей панцирь, держа его на вытянутых руках, точно величайшее сокровище.

Броня из нашитых на плотную кожу железных пластин, длиной доходившая до середины бедра и снабженная рукавами-наплечниками, была намного дешевле, нежели кольчуга, и такой доспех мог позволить себе почти каждый воин. Ратхар привык к такому панцирю, давно уже забыв о мальчишеской зависти в адрес обладателей кольчужных рубах. Броня ничуть не хуже выдерживала удары клинков и стрел - а от тяжелого копья или пущенного в упор болта могли защитить не всякие латы - и при этом была весьма легкой.

Бранк Дер Винклен учил своего оруженосца в бою полагаться не столько на силу - не всегда твоим противником будет тот, кто слабее тебя - но на ловкость, и юноша уже успел научиться ценить подвижность. И к тому же, если говорить откровенно, кольчуга была слишком дорогим доспехом, чтобы его давали просто так, а купить ее Ратхар просто не мог, имея в кошельке лишь пару десятков полустершихся медяков.

Рольф помог воину натянуть броню, затянув все тесемки, и Ратхар с некоторым удовольствием ощутил навалившийся на его плечи немалый вес панциря. Юноша знал, что нет несокрушимых доспехов, если не верить сказкам, но двадцать фунтов железа, окружавшего его со всех сторон, замыкавшего тело в прочную скорлупу, позволяли хоть на миг ощутить себя неуязвимым.

Голову Ратхар покрыл плотным кожаным капюшоном, которые служил подшлемником, одновременно защищая шею и часть лица от вражеских ударов. В бою он станет чуть хуже слышать, но это было самое меньшее из неудобств, которые согласился бы вытерпеть юноша, лишь сохранить голову на плечах, а не дарить ее в качестве трофея какому-нибудь наемнику-чужеземцу.

  - Шлем, господин? - Рольф уже подавал оруженосцу Дер Винклена глубокий салад с коротким назатыльником.

Шлем были лишен забрала, но зато не ограничивал обзор, а Ратхару, место которого в предстоящем бою будет отнюдь не в первой шеренге, не стоило так опасаться ударов в лицо. В таких же шлемах, в меру легких, оставляющих открытым лицо, пойдет в бой большинство оруженосцев, сержантов и конных лучников, входивших в свиту самых богатых рыцарей и лордов, и Ратхар ничем не будет выделяться из них.

  - Меч, - отрицательно качнул головой юноша, и Рольф, спеша справить свою оплошность, бросился к стойке с оружием, сняв с нее вдетый в ножны клинок.

Давно уже пропал, став чьей-нибудь добычей, корд, прощальный дар старика Олмера, первый настоящий меч, которым владел Ратхар. Он стал только воспоминанием, а юноша теперь пользовался иным оружием, клинок которого нес клеймо лорда Маркуса, как и все прочее снаряжение, что было у юноши. Это был достаточно увесистый меч, клинок которого, достигавший в длину полутора футов и бывший шириной почти с ладонь, в отличие от легкого эстока самого Дер Винклена был пригоден больше для того, чтобы рубить. В прочем, рыцарь успел обучить своего слугу разным приемам, и Ратхар чувствовал себя весьма уверено с таким оружием.

Конечно, меч Ратхара был не чета рыцарским клинкам, и дело тут было вовсе не в отсутствии украшений и предельной простоте формы - прямая рукоять с массивным противовесом и довольно короткая крестообразная гарда - а в качестве стали. Для благородных господ оружие ковали из металла, доставляемого из далеких земель, но и клинок Ратхар все же был достаточно прочен, к тому же юноша старательно наточил его, потратив на это немало времени и сил.

Опоясавшись мечом и прицепив к поясу также широкий кинжал, юноша горделиво распрямил плечи, красуясь перед единственным зрителем - Рольфом. Он был почти готов к бою. Оставалось только надеть шлем, застегнув под подбородком пряжку, чтобы тот не слетел от первого же удара, повесить на левое плечо щит, миндалевидный, из толстых досок, обтянутых вощеной кожей и окованных железными полосами, и взять в руки тяжелое копье, под острием которого трепетал красно-белый герб короля Эйтора.

А за тонкими стенками полотняного шатра уже запели трубы, созывая верных королю воинов на битву, и им вторил многоголосый гул, сопровождавшийся также лязгом металла. Войско было готово к бою.

  - Пора, - напомнил Бранк Дер Винклен. - Рольф, приведи наших коней!

Слуга привел боевого скакуна самого Дер Винклена и коня, с некоторых пор принадлежавшего Ратхару. Гром, могучий жеребец истинно рыцарской стати, уже привык к своему наезднику, и теперь, пока юноша взбирался в седло - это с учетом немалого веса брони это было не таким уж легким делом - не пытался сбросить седока или укусить его. Конь словно чувствовал, что сегодня ему предстоит оказаться в гуще боя, и принимал волнение, вдруг охватившее Ратхар, весьма спокойно.

Оба жеребца были защищены железными налобниками, а крупы их покрывали стеганые попоны. Кольчужная броня или конские латы из стальных пластин были всегда слишком дороги, и даже король не мог сделать своему верному рыцарю такой подарок.

Рольф меж тем подал всадникам тяжелые копья, а затем шлемы, которые пока бойцы прицепили к седлам, подставляя лицо налетевшему с востока ветерку. Сердце под броней билось все чаще, разгоняя кровь по жилам, и еще недавно казавшееся весьма прохладным утро вдруг стало невыносимо жарким.

Бранк Дер Винклен и его оруженосец влились в сплошной поток воинов, двигавшихся к краю лагеря, туда, где путеводным знаком возвышался королевский штандарт. Рыцари сбивались в плотную толпу, и назначенные командирами воины, отличавшиеся или происхождением или былыми заслугами, которые признавали все, уже принялись строить своих бойцов. Здесь же собиралась и пехота. Пусть на ополченцев и наемников и поглядывали с презрением, каждый дворянин, каждый рыцарь понимал, что без этих бойцов тоже не обойтись, особенно в обороне, когда нужно остановить врага, сдержать удар набравшей разгон тяжелой конницы. А сделать это лучше, чем пешие солдаты с длинными копьями и алебардами не мог никто.

  - Держись за мной, и старайся не попасться под копыта чужих коней, - предостерег Ратхара Дер Винклен. - Похоже, мы будем атаковать. Обычно все решается в первые же минуты. Если удастся опрокинуть строй врага, считай, победа наша. Останется только добить тех, кто станет совсем уж упорно сопротивляться, а теми, кто побежит, можно заняться позже. Если наткнемся на пехоту, гони коня прямо на их строй. К демонам всякие пики и копья, только вперед! мало какой воин выдержит, видя, что на него мчится сотня закованных в броню рыцарей. Прежде случалось, целые армии бежали, даже не дождавшись, когда атакующие сойдутся с ними вплотную. Так будем надеяться, что и сейчас случится то же.

Рыцарь надел на голову шлем, бацинет с остроконечной тульей, кольчужной бармицей, ниспадавшей на грудь и спину, и заостренным висячим забралом. За это забрало, испещренное множеством отверстий для дыхания, такие шлемы называли "собачьими мордами", и еще некоторое время назад они были весьма популярны в Дьорвике. Пока забрало было поднято, острием своим уткнувшись в небо.

Сам Ратхар был снаряжен проще, и его барбют вовсе не имел забрала, что было только к лучшему. Оруженосцам, которые неизменно шли позади самих рыцарей, не были так страшны удары в лицо, а отсутствие забрала не ограничивало обзор, также облегчая и дыхание.

Тем временем войско занимало боевые порядки. Вперед выступила конница, которой обычно и доставалось честь победы. Рыцари, стоявшие в первых шеренгах, имели лучшие доспехи, у некоторых даже кони были закованы в броню с ног до головы. Оруженосцы и простые воины-сержанты, составлявшие на самом деле большую часть кавалерии, были снаряжены попроще, а конные лучники, державшиеся в последних рядах или на флангах, вовсе имели только стеганые куртки, и редко кто из них мог похвастаться кольчугой.

А вторую линию королевской армии образовала пехота. Вооруженные длинными алебардами, копьями, глефами, крюки и выступы которых были так удобны, чтобы стаскивать на землю конных воинов, пехотинцы строились фалангой. В глубине обращенного длинной стороной к врагу прямоугольника оказались ополченцы, наименее опытные и наименее стойкие воины, находившиеся как бы в обрамлении из шеренг рыцарских дружинников или наемных бойцов, отличавшихся не только вооружением, но и уверенностью в себе. Плотно сбитые ряды ощетинились разнообразным оружием, и, казалось, такая стена способна остановить любого врага, сдержав самый сильный натиск.

Выступив вперед, король Эйтор окинул взглядом из-под приставленной ко лбу ладони открывавшуюся перед ним равнину. Просторное поле, начинавшееся у самых ног государя, было ровным, точно стол, и лишь вдалеке, не менее, чем в миле, вздыбливалось невысоким холмом. С севера равнина Локайн ограничивалась ручьем, не очень глубоким, но быстрым, с сильным течением, а с юга поле упиралось в лес, достаточно густой, чтобы тяжеловооруженный воин лишился в этих зарослях всякой подвижности. А там, впереди, у подножья холма, шевелилась, пребывая в непрерывном движении, темная масса. Это не было видно отсюда, но и король, и те рыцари, что сопровождали его, знали, что там так же строится, готовясь вступить в бой, армия принца Эрвина, их братья, в один миг ставшие безжалостными врагами.

  - Похоже, никаких неожиданностей быть не должно, - произнес лорд Грефус. - Самозванец выдвинул вперед всю конницу, не меньше трех сотен бойцов, а пехота подпирает их с тыла. Едва ли кто-то остался в резерве, ведь у Эрвина не так много людей.

  - Раз так, они могут попытаться прорвать наш строй, ударив, к примеру, в центр, или сосредоточив всю свою мощь на одном из флангов, чтобы вырваться в тыл и добить нашу кавалерию, - задумчиво вымолвил король. - Этого допустить нельзя.

Эйтор, как и сопровождавшие его воины, командиры отрядов или личные телохранители государя, был полностью снаряжен для боя. Один из немногих во всем войске, король облачился в пластинчатые латы. Торс государя защищала кираса, покрытая искусной гравировкой.

Взглянув на искусно нанесенный на прочную сталь причудливый узор, тот же Бранк Дер Винклен, только заметив стилизованных львов, вставших на дыбы, мгновенно определил бы латы, как работу дьорвикских мастеров, и оказался бы прав. Эта броня вышла из-под молота его земляка, не забывшего оставить на ней свое клеймо, чтобы каждый, даже в самом дальнем краю, увидев доспехи, мог убедиться - в Дьорвике творят умельцы, не ведающие себе равных. И это действительно было так, иначе тело государя покрыла бы совсем иная сталь, если бы только где-то нашлись мастера, более искусные.

Кираса переходила в сегментный набрюшник, оканчивавшийся "лепестками" набедренников. Руки и ноги короля тоже защищала прочная сталь, наручи, поножи, латные башмаки-сабатоны. Свой шлем Эйтор держал на сгибе локтя, а копье за колем вез его оруженосец. Бацинет Эйтора имел латный воротник, опиравшийся на плечи. В этой стальной скорлупе правитель Дьорвика мог не бояться почти ничего. Только выпущенный в упор арбалетный болт, да нанесенный с размаха удар алебардой способны были пробить прочные латы, тяжесть которых сейчас казалась королю вполне приятной, вселяя в него чувство защищенности, даруя уверенность в себе.

  - Нужно опрокинуть врага, рассеять его конницу, - приказал Эйтор, наблюдая за суетой воинства своего брата. - Потом уже займемся пехотой, и их горе, если наемники не сдадутся сразу, предпочтя красивую смерть. Лорд Грефус, вы возглавите центр войска, я же приму на себя командование левым флангом. Не будем изощряться в тактических хитростях, решив все в честном бою. Если получится, нужно оттеснить врага на север, загнав в речушку и там перебив всех, кто не пожелает сложить оружие.

Грефус, точно так же, как и сам король, облаченный в полный доспех, надежный, прочный, а потому весьма дорогой - мало нашлось бы мастеров, способных выковать из одного куска железа сплошной нагрудник - кивнул, дав знак, что понял приказ. Сейчас он был необычайно спокоен, собран и странно молчалив. Столь же угрюмо глядели вдаль и прочие рыцари, понимавшие, что немногие живыми выйдут из боя. В кавалерийской атаке не обязательно наносить смертельные удары, достаточно просто выбить противника из седла, чтобы его затоптали его же товарищи, и мало кто желала для себя подобной участи.

  - Прости, государь, - осторожно, но настойчиво произнес лорд Маркус, единственный, кто в преддверие сражения так и не сменил камзол на броню. - Стоит ли тебе самому идти в бой? Взгляни, вокруг немало храбрых и умелых воинов, и они с радостью будут сражаться за тебя.

  - Кто станет биться под знаменем правителя, столь дорожащего своей жизнью, что прячется за спинами простых солдат? - Король Эйтор покачал головой: - Нет, это мой бой. Маг Рупрехт был прав, говоря, что это не его битва. И я не могу поступить иначе. Пусть воины знают, что их король не страшится смерти, и тогда сами они тоже станут биться вдвое отважнее и храбрее, а именно это и нужно, чтобы одержать победу.

  - Что ж, это благородно, красиво, пусть и глупо для того, кто правит целой державой, - вздохнул Маркус. - Я же с твоего позволения останусь в лагере. Я слишком стар, чтобы самому идти в бой, и успел научиться ценить жизнь.

  - Оставайся, - кивнул Эйтор. - Ты встретишь меня, как победителя, встретишь всех нас. Или предашь земле мое тело, - добавил король, - коль случится так, что Судия решит отдать победу другим.

  - На все его воля, - бесстрастно произнес Маркус. - И да пребудет с тобой справедливость Судии, государь.

За спиной ждало, пребывая во все большем напряжении, войско. Сотни людей, вставших под знамя короля, взявших в руки оружие, чтобы биться за него, ждали, чувствуя охвативший их трепет. Волнение в этот миг поселилось в душе каждого, будь то рыцарь, наемник, прошедший десятки сражений, или простой ополченец, впервые покинувший отчий дом, и еще не успевший привыкнуть, что теперь ему должно зваться воином. Равно чувствовали подкатывающий страх и Бранк Дер Винклен, и его оруженосец, но только первый в большей мере мог совладать со своими чувствами, второму же лишь предстояло закалить свой дух. Воины ждали, и король Эйтор, став перед строем и обратившись к нему лицом, заговорил, обращаясь сразу ко всем и к каждому в отдельности.

  - Воины, мои братья по оружию, настал час решающей битвы, от исхода которой зависит судьба этой земли, всего Альфиона. - Эйтор, закованный с ног до головы в сталь, восседавший верхом на защищенном стальными же латами громадном жеребце, казался застывшим в строю воинам мифическим героем, непобедимым бойцом из старых легенд. Лучи утреннего солнца сверкающими брызгами разбивались о его броню, окутывая короля сияющим ореолом. И каждый из тех, что пришли в этот день на поле Локайн, молча вслушивался в его речь, боясь даже дышать. - Там, впереди, наши братья, такие же альфионцы. Но они запятнали себя позором предательства, и отныне стали врагами для нас, врагами, которых должно уничтожать, не ведая пощады. И я говорю вам, мои воины, идите в бой, забудьте о смерти. Сегодня решится судьба нашей родины, и от вас, братья мои, зависит, быть ли Альфиону впредь, или же он падет под ударами врагов, став лишь воспоминанием. Но я верю, если и случится так, то лишь тогда, когда падет последний из нас. Но такому не бывать никогда, ибо не может быть поражения, когда вы здесь, когда мы вместе и жаждем победы. Помните - в ваших десницах ныне пребывает будущее целой державы. Вперед, к нашей победе, воины! За Альфион!

  - За Альфион, - взорвался исторгнутым разом сотнями глоток криком монолитный строй. - За Альфион и короля! Слава королю Эйтору! В бой!

Запели трубы, и, вторя им, с дальнего конца равнины донеслись хриплые голоса рогов. Строй всадников, с которым уже слилась, растворившись в нем, свита короля, вопреки всем советам решившего не избегать сражения, качнулся, сдвинувшись с места. В землю ударили тяжелые копыта, и склонились вперед сотни копий. Латная конница, краса и гордость Алфиона, набирая разбег, шла в атаку, и в первых рядах своих воинов мчался - навстречу вечной славе или собственной смерти, - покачиваясь в такт шагам своего скакуна, сам Эйтор, правитель Альфиона.