(Игорь Шкляревский)
На всякий случай мне когда-то
родители родили брата:
уж очень был я глуп и мал,
надежд и тех не подавал,
поэзию не понимал,
одни глаголы рифмовал,
в театре спал, в кино дремал,
хвосты собакам обрывал,
девчонкам ходу не давал
и злостно браконьерствовал
(из речки семгу воровал),
«Но, ё-мое!» — на всех орал
и сам себя в гробу видал.
А брату я завидовал:
задолго до него я знал,
что младший брат меня сильнее,
талантливее и умнее,
родней, дороже и милее,
чего он, брат, и не скрывал,
когда, собою недовольный,
сердца я рифмою глагольной,
а не глаголом начал жечь,
литконсультантам портя желчь.
Писал я, ё-мое, хреново,
поскольку признавал я слово,
а то, что означало слово,
я игнорировал сурово,
стараясь слово уберечь,
но если было промыслово
то слово — «щука», «лещ», «судак» —
или хотя бы поллитрово —
«Зубровка», «Старка», «Ром», «Коньяк», —
то я догадывался снова,
что содержание — основа.
И если нас находят вдруг
слова попроще: «спирт» и «водка»
со словом-спутником «селедка»,
мы верим: каждый третий — друг!
Источник: [1]