(Игорь Шкляревский)

На всякий случай мне когда-то

родители родили брата:

уж очень был я глуп и мал,

надежд и тех не подавал,

поэзию не понимал,

одни глаголы рифмовал,

в театре спал, в кино дремал,

хвосты собакам обрывал,

девчонкам ходу не давал

и злостно браконьерствовал

(из речки семгу воровал),

«Но, ё-мое!» — на всех орал

и сам себя в гробу видал.

А брату я завидовал:

задолго до него я знал,

что младший брат меня сильнее,

талантливее и умнее,

родней, дороже и милее,

чего он, брат, и не скрывал,

когда, собою недовольный,

сердца я рифмою глагольной,

а не глаголом начал жечь,

литконсультантам портя желчь.

Писал я, ё-мое, хреново,

поскольку признавал я слово,

а то, что означало слово,

я игнорировал сурово,

стараясь слово уберечь,

но если было промыслово

то слово — «щука», «лещ», «судак» —

или хотя бы поллитрово —

«Зубровка», «Старка», «Ром», «Коньяк», —

то я догадывался снова,

что содержание — основа.

И если нас находят вдруг

слова попроще: «спирт» и «водка»

со словом-спутником «селедка»,

мы верим: каждый третий — друг!

Источник: [1]