Время совершенно неожиданным для меня образом потекло быстрее, чем я могла бы предположить.

Выдержав один раз нахождение в большой компании, я начала привыкать к этому и перестала бороться с неизбежным.

Еще пару раз мы выбирались с ребятами в кино и на озеро, и все уже усвоили мысль, что Андрей – мой парень. Сам он к этой мысли привыкнуть не мог, потому что, как только мы оставались наедине, я тут же находила предлоги, чтобы ему и в голову не пришло вести себя со мной, как со своей девушкой. В рекордные сроки я добилась того, что на мне перестали концентрировать внимание.

Маска дружелюбия стала моим вторым «я», а притворство – чуть ли не потребностью. Именно благодаря притворству я многого добилась – не только не слышала больше упреков, раньше сыпавшихся на меня со всех сторон, но еще и перестала вспоминать прошлое.

О будущем я старательно не думала – в противном случае оно, казалось, не имеет конца.

Я жила и притворялась, притворялась и жила, но – ненавидела свою жизнь. Лишь вечером я могла отблагодарить себя за еще один прожитый день.

Иногда я с горечью осознавала, что постоянно жду смерти. Тогда я яростно отбрасывала эту мысль и концентрировала свое внимание на чем-нибудь другом.

Время ускоряло ход, и я не могла не радоваться этому.

Мне не нравилось жить, но иногда я находила свои приятные моменты. Когда мне удавалось еще более ускорить течение времени, я всегда хвалила себя, а на губах появлялась довольная ухмылка.

Лишь находясь в одиночестве, я могла побыть самой собой. Я не позволяла себе вспоминать или расслабляться, нет, но, по крайней мере, мне не приходилось удерживать на лице необходимые по ситуации маски. У меня в прямом смысле слова уже начали болеть мышцы лица.

Тяжелее всего была мысль о том, что жизнь пуста и бесцельна. Что я живу тут и мучаюсь – а вся зря. Совершенно глупое явление – жизнь. Для чего она дается, если все равно все умрут? Если бы жизнь имела какую-то цель, нечто, за что стоило бы бороться, что маячило бы впереди, то еще можно было бы вытерпеть ее, но ведь, по сути своей, жизнь не может иметь цели в принципе.

Чувства и эмоции людей слишком примитивны, а воображаемые ими цели никогда не оправдывают такого большого понятия, как жизнь.

Я ненавидела жизнь всеми фибрами своей души и страдала от невозможности расстаться с нею. Но это был мой крест, моя плата за счастье, – мне некуда было деться, кроме как покорно нести его.

Я чувствовала огромную разницу между собой и остальными людьми. Я прекрасно понимала, что мне уже никогда не стать такой, как они, никогда не научиться вновь испытывать эмоции, чистые, настоящие эмоции, не скрытые за маской притворства или горькой ухмылкой. Мне казалось, что я нахожусь на несколько ступеней выше, чем все остальные люди. И я не хотела спускаться оттуда. Там, где люди, не существовало такой защиты от чувств. А тут, где я, эмоции никогда не пробирались сквозь возведенный мною барьер, а потому здесь было гораздо безопаснее.

Андрей часто звонил мне, но при этом вовсе не досаждал звонками. Я заново научилась слушать его и вникать в суть его рассказов. Ведь раньше он всегда мог поднять мне настроение, а сейчас помогал скоротать время.

Я хорошо чувствовала себя рядом с ним, понимая, что в этот момент мне точно ничего не грозит. Андрей не позволит мне вспомнить прошлое, с его помощью я могу не беспокоиться о своих мыслях. Он очень удачно отвлекал меня. И был прекрасным фоном – остальные парни перестали докучать мне.

Мы с ним занялись разработкой компьютерной игры. Вначале я ничего не понимала и, впрочем, могла бы оставить все, как есть. Но моя новая потребность полностью концентрировать внимание на каком-то одном деле и тут проявила себя. И вот, совершенно неожиданно, я начала что-то понимать в разработках компьютерных программ.

Это занимало очень много времени, которое летело поразительно быстро, а потому я быстро полюбила все, что связано с компьютерной и программной техникой.

Я много времени проводила с Андреем, но вела себя с ним, как друг. Лишь в присутствии посторонних я меняла свое поведение, и Андрей, казалось, не мог понять, в чем дело.

Я видела, что он переживает, но решила, что это его проблемы, и он в состоянии с ними разобраться. Чаще всего я вообще не задумывалась над этим вопросом.

Мне было удобно, меня все устраивало, а переживать о большем смысла все равно не было.

Так прошел почти месяц. За это время я все вернула на свои места, кроме самой себя. Мама была спокойна за дочку, я восстановила дружеские связи со всеми своими знакомыми. Никто и не подозревал, что творится в моей душе – так хорошо я научилась играть свою роль.

Первое время, когда я играла с сынишкой Кристины, в моей памяти всплывали слова, сказанные мне в прошлой жизни. «Если ты сделаешь еще хоть одну попытку, то, пожалуй, я начну с Артура». Тогда я загибалась от боли, не успев вовремя пресечь поток мыслей.

Но это тоже осталось позади. Теперь, играя с Артуром, я была на сто процентов поглощена игрой. С ним время тоже летело быстро.

Как-то раз, после целого дня, проведенного за компьютером, Андрей уговорил меня сходить с ним в ресторан.

Мы долго разговаривали, а я следила за тем, чтобы разговор не выходил за нужные мне рамки, но, видимо, не уследила.

– Дима с Аней собираются на неделю съездить в Петербург… – Андрей внимательно смотрел на меня. – Поедем и мы?

Покачав головой, я отказалась.

– Нет, мне не хочется куда-то ехать.

Он протянул руку и коснулся моей ладони. Обычно я позволяла ему этот жест только в чьем-либо присутствии, но сейчас не стала возражать. Андрей перевернул мою ладонь и накрыл сверху своей.

– Я бы хотел больше времени проводить с тобой.

«Только не это!» – подумала я. Конечно, уже давно пора было ожидать такого поворота событий.

И теперь мне нужно что-то срочно придумать.

Я не хочу. Я не хочу изображать еще и отношения.

Что ж… Мне придется выдать вариант, который является почти беспроигрышным. Главное – самой не задумываться о том, что я говорю.

Осторожно вытягивая руку из-под его ладони, я опустила глаза.

– Андрюш… – мой шепот был слышен с трудом. – Я… Понимаешь… Мне… очень страшно… – На секунду я подняла глаза, взглянула на него и тут же опустила обратно.

– Если ты… понимаешь… о чем я говорю. Мне страшно!

Осталось изобразить только слезы, которые имели бы наилучший эффект. Я пыталась выжать из глаз хотя бы одну каплю, но ничего не получалось. Эмоции отключились, а плакать на публику я никогда не умела.

Но я нашла другой выход. Отвернувшись, я шмыгнула носом и закрыла рукой глаза, сделав вид, что утираю слезы.

– Ох, прости, – смущенно пробормотал он. – Мне следовало бы подумать о том, что… – Он встал со стула и присел возле меня. – Прости, я поторопился!

Андрей продолжал извиняться, а я поняла, что выиграла для себя еще огромную кучу времени. После разыгранной сцены он точно не заведет подобный разговор в ближайшее время.

В конце концов, я не просила его проводить со мной время. Если его что-то не устраивает, то пусть уходит. Если он исчезнет из моей жизни, я найду, чем заполнить свободное время, и в любом случае смогу приспособиться.

Андрей, по всей видимости, очень расстроился и сейчас сожалел о том, что начал этот разговор. Я еще раз похвалила себя за удачный поворот событий.

Поднявшись из-за стола, я сообщила ему, что мне нужно ненадолго отойти. Пусть считает, что я утираю слезы и привожу себя в порядок.

Когда я вернулась, он уже был в другом настроении. По крайней мере, хотел казаться веселым. Он предложил мне съездить в аквапарк, и я даже приняла его приглашение.

Вместе с нами кататься на водных горках поехали Аня и Дима. Уже долгое время они были вместе, и все пророчили им скорую свадьбу. Аня была счастлива. Дима – тоже. Глядя на чужое счастье, я могла думать лишь о том, как это глупо и примитивно. Не знаю, почему, но я не видела в этом ничего хорошего. Встречи, свадьбы, дети – все казалось мне глупым и не имеющим смысла. И самое главное – очень опасным. А если что-то пойдет не так? Если они расстанутся? Или Дима обманет ее? Ведь с большинством семей это случается. Что тогда? Слезы и истерики? Да стоит ли тогда вообще начинать отношения? Нет, неправильная постановка вопроса – стоит ли переживать из-за неизбежного?

«А вот меня жизнь научила не чувствовать, – с удовлетворением подумала я. – Что бы ни случилось – мое сердце ничто не тронет».

В тот день, когда мы поехали в аквапарк, было очень жарко и солнце пекло особенно сильно. Лето вообще выдалось на удивление теплым, даже слишком. Людей было мало.

Мы поехали на машине Димы – в нашем маленьком городке, естественно, аквапарка не было.

Сидя в машине, я наблюдала за ребятами. Они были в отличном настроении, обсуждая, какие горки самые страшные. Эмоции бурлили, и ребята перебивали друг друга. И все из-за какого-то аквапарка!

В этот день мне было особенно трудно изображать радость. Я надеялась, что тоже испытаю нечто похожее хотя бы на страх или адреналин, но мои чувства были жалкими подобиями этих эмоций.

На какой-то миг мне показалось, что я почувствовала зависть. Потому, что все веселились и радовались, а я… я лишь изображала веселье и радость.

Но я тут же откинула эту мысль – зато, когда они будут огорчаться и плакать, я буду лишь изображать огорчение и слезы.

Мне лучше. Я сама управляю своей жизнью, а не подчиняюсь ей. Я полностью владею собой.

И к черту этот аквапарк!

Когда я летела вниз с самой страшной из горок, я не могла не мечтать о смерти. Я упивалась, только представляя себе, как в один миг оборвется моя жизнь. Исчезнет все – эти люди вокруг, моя вымученная улыбка, ненужные и неинтересные разговоры… Мне больше никогда не придется притворяться.

Как же мне не терпится дождаться, наконец, этого волшебного момента! Мои ожидания просто обязаны оправдаться – я жажду спокойствия и пустоты! Смерть должна подарить мне их.

Брызги прохладной воды вернули меня к реальности.

– Пошли! Давай, прокатимся вдвоем! – Андрей обрызгал меня из водного пистолета, и я недовольно поежилась.

Подумать только, раньше я очень любила воду. Я помню, как она ласкала мои ноги, когда мы ездили к лесному озеру вместе с…

Ох! Прикусив губу до крови, я схватилась за сердце. Волна неимоверной тоски и грусти захлестнула меня, я еле удержалась на ногах.

Вот, опять! Опять я не уследила за ходом своих чертовых мыслей!! Когда это происходит, мне лишь огромными усилиями удается вырваться из цепкого плена воспоминаний.

Сердце бешено колотилось, и я уже чувствовала, как края давно затянутой раны начинают кровоточить, расходясь в разные стороны.

Вот что бывает, если я нечаянно подумаю о том, о чем думать нельзя. В таких случаях меня охватывает паника, я боюсь, что сердце захватит меня, и я больше никогда не вернусь к своему рассудку.

Я взглянула на Андрея, сосредоточив на нем все свое внимание и пытаясь угадать его мысли.

Через минуту я взяла себя в руки. Ожесточенно оглядываясь вокруг, я ругала себя за допущенную оплошность. И хвалила за то, что вновь выбралась из затягивающего меня болота.

– Что случилось? – Андрей выглядел озадаченным.

Наверно, мой взгляд сейчас был очень жестоким – я сузила глаза и ненавидела весь мир. Еще не оправившись от болевого шока, я не могла сразу же войти в роль и приступить к притворству.

Андрей заметил мой взгляд и удивленно смотрел на меня. Я тут же уставилась вниз. Во рту ощущался соленый вкус крови – у меня уже выработался инстинкт причинять себе физическую боль всякий раз, когда мне грозит душевная.

Я тяжело дышала, но надеялась, что кислород приведет меня в чувство. Пока мне нельзя смотреть на Андрея – он увидит во взгляде мою боль.

Еще с минуту он кружился вокруг меня, недоумевая, что случилось. Но вот лживая улыбку тронула мои губы, и на лицо снова была надета притворная маска.

– Голова резко закружилась, – солгала я, опираясь на его руки.

– Давай присядем, – взволнованно проговорил он.

Я крепче схватилась за него, и тогда он поднял меня на руки. Странное чувство охватило меня – я понимала, что Андрею не очень-то легко нести меня. Просто я привыкла, что в других руках я весила не больше перышка.

Дима и Аня катались на горках где-то в другом конце парка и, к счастью, не заметили нас. Терпеть не могу лишнее внимание.

Андрей аккуратно усадил меня, после чего умчался за водой. Через пять минут он вернулся со стаканом. К этому времени мне уже надоело изображать недомогание.

– Тебе лучше?

– Да, – вяло улыбнулась я.

Лучше… Хуже… Да такого вообще не бывает!

– Может быть, поедем домой? – В его глазах было столько заботы, словно я лежала тут и истекала кровью. Кажется, я нравлюсь Андрею гораздо больше, чем думаю.

– Нет, все в порядке. Уже прошло.

– На солнце, наверно, перегрелась, – предположил он.

– Да, скорее всего.

Остаток дня прошел спокойно, как я того и желала. Единственное – Андрей постоянно зорко следил за мной и то и дело спрашивал, хорошо ли я себя чувствую. Я попросила его ничего не говорить ребятам, дабы избавить себя еще и от их вопросов.

Домой возвращались усталые, и по дороге почти не разговаривали, что не могло не радовать меня. Мы сидели с Андреем сзади, и я, устав не меньше, чем все, легла на заднем сиденье, положив голову к нему на колени и закрыв глаза. Я чувствовала, что он не отводит от меня глаз, но не обращала на это внимания.

Пока мы ехали, Андрей тихо перебирал пряди моих волос. Я позволила ему это, потому что сил на сопротивление не было, да и особого дискомфорта мне это не причиняло.

На следующий день ко мне в гости заглянула Аня. Мы давно перестали разговаривать с ней по душам, потому что обе понимали, насколько разнятся теперь наши представления о жизни. Но на этот раз подруга все же решила откровенно со мной поговорить.

– Вика, мне кажется, ты не совсем понимаешь, что делаешь… – Аня избегала смотреть мне в глаза.

– В чем проблема?

– Я не буду говорить тебе, как сильно ты изменилась, потому что ты не станешь слушать. Но… ты могла бы побеспокоиться и о других.

– Что я опять делаю не так?

– Ты даешь человеку надежду, а оправдывать ее не собираешься.

Я устало поднялась с дивана.

– Ну и что?

– Как это – что? – удивленно спросила она. – Андрей… Он… Он очень хорошо относится к тебе. Надеется постоянно… И ждет. Но все зря!

– Аня, давай не будем говорить об этом!

– Хуже всего то, что тебе все равно.

– Но ведь это не твое дело, так? Андрей и сам имеет голову на плечах.

– Ты причиняешь ему боль.

– Я устала играть по вашим правилам! – Я вдруг вскочила, не в силах больше сдерживаться. – Я устала беспокоиться о том, кто что чувствует и какие слова мне нужно произносить. – Внезапно я ощутила огромное желание вылить все, что накопилось в душе, просто высказаться, и не важно, что меня все равно никто не поймет. Внутри тела как будто вырос огромный ком, который наполнял меня и рвался наружу. Ну и пусть Аня не поймет ничего из того, что я скажу! Это – единственный человек, в присутствии которого я могу выговориться. – Аня, я теперь живу по своим правилам, и не моя вина, что эти правила не сходятся с вашими!

– я почти кричала, энергично расхаживая по комнате.

– Думаешь, мне есть какое-то дело до проблем Андрея? У меня своих проблем по горло, чтобы я еще и чужие решала! Я делаю все, что могу, я заставляю себя жить. Ты считаешь, что этого мало? Черт подери, Аня, никто не оставляет меня в покое! Мне не дают спокойно жить, и мне приходится считаться с этим! Да плевать я хотела, у кого что болит! Я-то со своей болью справляюсь самостоятельно! А окружающие, – вместо того, чтобы оставить меня в покое, только мешают мне в и без того непосильной борьбе. Андрей! А с какой стати я должна беспокоиться о нем? Я делаю то, что мне удобно, я борюсь с болью, а для этого все средства хороши. И если ради того, чтобы уменьшить свою боль, мне придется разбить Андрею сердце – я сделаю это. Его боль все равно не будет больше, чем моя. Он сам крутится возле меня, он сам позволяет мне управлять им – так неужели я буду такой дурой, что откажусь от лекарства? Меня ничто не остановит в борьбе с жизнью, отчаянием и болью! Я пущу в ход все средства и никогда – слышишь, никогда! – не пожалею об этом!!

Аня ошарашено смотрела на меня. Потом закрыла лицо руками и покачала головой.

– Что ты такое говоришь…

– Могу повторить!

Я со злостью смотрела на нее.

Никто из них и понятия не имеет о том, что такое боль. И никто не знает, что такое счастье. Да, они чувствуют, но их чувства так примитивны.

Опустив голову, я изо всех сил пыталась успокоиться. Вот чего я добилась, позволив себе на несколько минут прекратить притворство.

– Извини. Аня, извини, что я сорвалась.

Подруга не поднимала на меня глаз. Слишком много информации я выплеснула на нее. Слишком много нового она узнала обо мне. Я уже почти жалела о том, что совершила. Но сожаление не сыграет в моей жизни никакой роли, а потому я тут же отбросила это чувство.

Сделав несколько глубоких вдохов, я ощутила не только эмоциональные, но и физические изменения в своем теле.

За смущенной и виноватой улыбкой я скрыла враждебность и ненависть к жизни. Глаза остекленели, но очень скоро во взгляде появилось притворное раскаяние.

– На самом деле все не так уж и плохо, Анют, – сказала я, коснувшись ее руки.