Грузовик прибыл к дому Лизы всего с двухчасовым опозданием. Высокая женщина, почти до самых глаз закутанная в черный платок, сухо поздоровалась с Хениксоном, кивнула лейтенанту из особого отдела. Грузовик, по просьбе покупателя, подогнали прямо к крыльцу: размахивая руками и показывая на небо, он утверждал, что сейчас пойдет дождь и намочит драгоценную мебель. Погрузка началась. Сначала вытащили сундук. Лейтенант только качал головой, не переставая удивляться «буржуйским причудам», но бутылка водки и американские сигареты на время примирили его с мировой буржуазией. Он ограничился тем, что тщательно осмотрел полуразваленный раритет с прогрызенным мышами днищем и отваливающейся задней стенкой. Далее последовал не менее обшарпанный комод и наконец настал черед буфета. Это было чудо мебельного искусства, подпиравшее потолок. Водитель грузовика и солдат, сопровождающий лейтенанта, тоже получившие свою долю консервов и сигарет, споро начали отделять верхнюю часть чудовищного сооружения. Толстяк крутился около них, воздевал руки и заклинал бережно относиться к бабушкиной памяти. Лейтенант курил около машины во дворе, рассеяно прислушиваясь ко всему этому гаму. Внезапно шум усилился. С крыльца лейтенанту было видно, что низ буфета застрял в дверном проеме. Швед суетился со стороны коридора и взывал поочередно к небесам и к грузчикам, солдаты, поминая бабушку и более близких родственников Хениксона, пытались вытолкнуть буфет. Крики и мат разносились по всей округе. Лейтенант хотел было вмешаться, но в это время со стороны улицы раздался гудок автомобиля. Особист повернулся и в сгущающихся сумерках разглядел машину комендатуры города и стоящего около нее офицера.

Офицер знаком приказал ему подойти. Лейтенант приблизился и, разглядев погоны подполковника, козырнул и отрапортовал:

– Лейтенант Полынин. Особый отдел порта.

– Что происходит, лейтенант? Крики слышны за километр отсюда!

Особист изложил суть дела. Подполковник начал проверять многочисленные разрешения, подписи и печати, солдаты толкали буфет, толстяк шумел и мешал, и никто не заметил, как высокая женщина в черном платке откинула дверцу подвала, оттуда выбрались женщина с девочкой и торопливо юркнули в грузовик. Женщина в платке, убедившись, что беглянки скрылись в недрах облезлого сундука, вошла в дом. По совету хозяйки дверь сняли с петель, и буфет наконец удалось вытащить и благополучно погрузить в машину. Лейтенант, закончив объясняться с представителем комендатуры, еще раз посветил фонарем вглубь контейнера, пролезть сам он не мог – все перегородил буфет, и велел заколачивать ящик. Еще через некоторое время грузовик выехал со двора, провожаемый молчаливой хозяйкой. Когда машина скрылась из вида, с другой стороны улицы снова подъехал автомобиль комендатуры. Бельский подошел к женщине, размотал платок и концом его вытер слезы, которые градом катились по щекам Любы.

Петр лежал ничком на койке в своей каюте. Григорий категорически запретил ему появляться около дома Лизы и вообще участвовать в побеге жены и дочери. Ему оставалось только ждать, и это было для Бельского самым тяжелым испытанием. Он ничего не мог сделать, чтобы помочь самым дорогим людям. Временами Бельский вскакивал и начинал метаться по тесному помещению. Хениксон посоветовал ему вообще не выходить из каюты.

– Твой дикий вид, – без обиняков заявил он другу, – привлечет ненужное внимание. Посиди, потерпи, пока отчалим.

И он ждал. Радостное известие, что контейнер благополучно погрузили на пароход, он уже получил от Ларса, но продолжал терзаться мыслью, что с Лизой и ребенком могло что-нибудь случиться в тесном, замкнутом пространстве. Наконец корабль вышел из порта и взял курс на Стокгольм. Петр почувствовал, что ему не хватает воздуха в каюте. Он представлял себя вместе со своими родными в тесном ящике и задыхался.

– Все, больше не могу. Надо найти Хениксона и вскрывать контейнер.

С этой мыслью он шагнул к двери, и тут она распахнулась. На пороге стояли Лиза с Машей, позади маячил улыбающийся Ларс, который, впрочем, махнув рукой, моментально исчез.

– Папочка, правда я молодец? Я все время молчала, как мама велела! – радостно лопотала дочь, подпрыгивая на руках у Бельского.

Он кивал, не в силах вымолвить ни слова, и только сильнее прижимал девочку к себе. Лиза, прислонившись лбом к плечу мужа, тоже не произносила ни звука. Наконец Петр, спохватившись, взял себя в руки и засуетился, усаживая Лизу и одновременно держа ее за плечи, не давая ей двинуться, как будто она могла снова исчезнуть. При этом Машу он по-прежнему держал на руках. В крошечной каюте невозможно было повернуться, они бестолково толкались, держась друг за друга, мешая друг другу, плача и смеясь одновременно.

Хениксон появился через полчаса, нагруженный едой и питьем. Петр только сжал ему руку, еще не в силах собраться с мыслями и толком поблагодарить друга. Ларс, предупреждая поток слов, замахал руками:

– Нет, нет, друзья мои! Никаких речей! Я страшно рад, что все удалось. Вы мужественная женщина, Лиза, а ваша дочь – просто чудо! Не всякий взрослый человек выдержит такое испытание.

– Нет, дружище, ты мне рот не затыкай, – вклинился Петя, – я твой должник на всю жизнь!

– Он прав, – добавила Лиза, – то, что вы для нас сделали, невозможно даже оценить, и за всю жизнь я не сумею отблагодарить вас.

– Ладно, договорились, когда я надумаю жениться, ты поможешь мне украсть невесту, как это принято у некоторых народов, и мы будем квиты. Кроме того, не забудьте, что, благодаря вам, я теперь владелец трухлявых раритетов. А сейчас поешьте и отдыхайте, завтра будем решать все формальности. Капитан в курсе. Кстати, господин подполковник – очень остроумный человек, он назвал операцию по вашему спасению «Буфет моей бабушки».

Последние слова Хениксон выговорил по-русски, громко и отчетливо, видимо, он их долго учил. Все рассмеялись, и Ларс ушел, тепло распрощавшись.

Когда за ним закрылась дверь, Петр усадил жену и дочь, велел им есть и пить в больших количествах, а сам открыл маленький шкафчик и достал что-то из него. Лиза с любопытством посмотрела на мужа.

– Это прощальный привет от твоего брата, – ответил Бельский на невысказанный вопрос.

Он взял жену за руку и вытряхнул что-то ей на ладонь. Лиза охнула. На ладони, искрясь и переливаясь в лучах проникающего через иллюминатор света, лежал один из двух бриллиантов ее отца.