Образцовый оазис

Adrere Amellal, Сива, Египет

Геннадий Йозефавичус

От Александрии до оазиса Сива 600 км хорошей дороги. Ерунда, каких-нибудь шесть часов пути на автомобиле. Теперь представьте императора Александра, которому двадцать три века назад втемяшилось в голову добраться от города имени себя, только-только заложенного на берегу Средиземного моря, до таинственного оазиса, вернее, до оракула, предрекавшего судьбу.

Оракул, он же жрец храма Амона в Сиве, должен был ответить Александру на пару несложных вопросов, от которых зависела судьба мира, и ради важной встречи император бросил дела и, взяв самое необходимое – 80 тыс. солдат, конницу и запас воды, вина и продуктов на пару месяцев пути, – ринулся в пустыню. Понятно, что македонское войско в пустыне заблудилось. Песчаная буря разметала экспедиционный корпус, обозы с припасами безнадежно отстали, и даже непобедимый Александр стал терять веру в успех предприятия: слишком уж палило солнце, да и путешествие без воды перестало напоминать легкую прогулку. Один за другим на горизонте возникали миражи. И когда прямо посреди пустыни показались зеркала озер, пальмы и поросль оливковых деревьев, никто даже не поверил, что впереди не очередная обманка, но искомый оазис.

В Сиве, как и везде в Египте, войско Александра было принято на ура. Население оазиса вышло встречать солдат с оливковыми ветвями в руках. Македонцы ведь не казались египтянам завоевателями, они освободили их от персов, и это было главным; кроме того, эллинская культура не казалась здесь чужеродной.

В общем, в Сиве Александру был оказан подобающий герою прием, и оракул открыл императору доступ в святилище Амона, куда вход всем, кроме жреца и фараона, был заказан.

Что происходило в святилище – осталось между Александром и оракулом, версии расходятся. По одной из них, оракул предсказал императору близкую смерть, и Александр, только с матерью поделившись новостью, отправился в Азию, чтобы успеть сколотить великую империю в оставленное судьбой время. По другой – оракул сказал нечто (вроде «Бедное дитя!») Александру на плохом греческом, а тот решил, что жрец объявил его сыном бога («Ты – дитя Амона»), и поспешил назвать себя великим фараоном. В любом случае оракул не мог не видеть близкой кончины Александра, а уж что там сам император подумал, теперь уже неважно.

Теперь, повторимся, путь Александра по пустыне можно проделать за каких-нибудь шесть часов. Сначала дорога идет вдоль моря – через Эль-Аламейн (место большого сражения между танковыми армиями Роммеля и Монтгомери) до городка Марса-Матрух (здесь невероятного цвета морская вода и бесконечные пляжи), потом резко уходит в глубь Ливийской (или, как ее называют здесь, Западной) пустыни, где начинаются каменистые пустоши, пески, дюны. Неожиданно прямо посреди всей этой пустоты, как перед Александром, возникает нечто – нещадно сверкающие на солнце озера и зеленые холмы оазиса. Озера, впрочем, при ближайшем рассмотрении оказываются весьма бесполезными. Сива лежит ниже уровня моря, а потому водоемы, к которым с надеждой стремилось Александрово воинство, солоны и безжизненны, как Мертвое море. Впрочем, в озерах целебная грязь, да и саму соль давно научились использовать в качестве стройматериала. Здесь, в Сиве, соль смешивают с грязью и песком, и получившийся раствор заменяет бетон.

В выстроенном из такого грязебетона отеле я и остановился. Правда, не в самом оазисе, а на подступах к нему, то есть еще в пустыне. Задолго до поездки мне рассказали про удивительную гостиницу, куда тянет всех экофриков (по выражению рассказчика) – от принца Чарльза до Боно. Гостиница называется Adrere Amellal, то есть в переводе с сиванского берберского (тут свой особый язык, на котором никто и нигде больше не говорит) «Белая гора», и стоит эта Белая гора прямо под огромной белой соляной глыбой на берегу одного из двух рассольных озер (с видом на оазис и на барханы Ливийской пустыни). Adrere Amellal – это целая деревня разнокалиберных грязебитных кособоких домишек.

В моей хижине имелись комната с большой кроватью, покрытой домотканым шерстяным покрывалом, ванная и терраса с плетенными из тростника столом и креслами. Глиняный пол в комнате был устлан берберскими верблюжьими ковриками. На полках и столиках были расставлены свечи в подсвечниках, в стены воткнуты крючья для вещей.

Освоившись, я пошел на рекогносцировку. Для начала влез на крышу собственного жилища и обнаружил на ней бар. На вырезанной из глыбы соли барной стойке стояли кривобокие стаканы, произведенные местным стеклодувом. Невдалеке от своего бара я увидел самый большой дом гостиницы-деревни – двухэтажные королевские апартаменты. Именно в них останавливался принц Чарльз. А вот бельгийская королева оказалась дамой скромной – она (ее величество провела в Сиве целую неделю) довольствовалась относительно небольшим номером в две комнаты.

В принципе любые номера Adrere Amellal – а они все разные – достойны внимания. Из меньших по размеру, может оказаться, открывается лучший вид (как из моего, к примеру), а кровати везде примерно одинаковые. Вечером же размер комнаты становится абсолютно неважен. Здесь нет электричества (только холодильник питается от небольшого генератора), и после захода солнца гостиница погружается в романтическую темноту. Номера освещаются свечами, обеденный зал – керосиновыми лампами, территория – масляными факелами и луной.

Обеденных комнат в Adrere Amellal несколько. В среднем сюда приезжают на четыре-пять дней, и, по мысли владельца, каждый вечер гости должны ужинать в новой столовой, не повторяясь. Завтракают гости Adrere Amellal на одной из террас, а обед подается у бассейна, наполненного минеральной водой из подземного источника.

За таким обедом я оказался за одним столом с владельцем отеля господином Муниром и его гостями – несколькими эффектными дамами (одна из них оказалась женой ювелира Лоренса Граффа) и четой депутатов Европарламента. Все они приехали сюда, в пустыню, успокоить нервы, помедитировать, отдохнуть от политики, от бриллиантов, от назойливой роскоши, от повседневной суеты – в общем, от цивилизации в ее западном исполнении. Хоть и продолжают здесь работать мобильные телефоны (к сожалению), но отсутствие электричества дает возможность провести несколько дней без компьютеров, без телевидения. Да и батареи телефонов вскоре разряжаются, и наступает Великое Молчание, прерываемое лишь дружескими застольными беседами.

Не считая электричества, все остальные блага цивилизации в Adrere Amellal наличествуют. В душ бесперебойно подается горячая вода, туалеты оборудованы привычными приспособлениями, постельное белье меняется ежедневно, шампанское охлаждено до нужной температуры, в джин-тоник кладется достаточно льда, повар фантастически готовит сложные блюда, невидимый баттлер всегда где-то рядом.

Что еще нужно? Приключений? Так и с ними все в порядке. Каждый день «Лендроверы» вывозят обитателей Adrere Amellal в пустыню покататься по барханам, съехать на заднице с дюны, насобирать окаменелых ракушек, оставшихся с тех пор, когда Сахара была дном океана. На закате все внедорожники, выехавшие в пустыню, собираются на каком-нибудь холме, и водители, пока солнце уходит за барханы, разводят костер и делают настоящий берберский чай – пряный, сладкий и крепкий. Его разливают в похожие на водочные стопки стаканы, и чай этот в момент, когда наступает кромешная пустынная тьма, кажется невероятно вкусным, ни с чем не сравнимым напитком.

Может, я слегка идеализирую Adrere Amellal. Вполне возможно, в мире есть нечто похожее, только куда более роскошное и красивое. Хотя зачем в таком месте роскошь? Сюда и едут-то именно за простотой, за чем-то очень настоящим – за горячим дыханием пустыни, за берберским гостеприимством, за странным вкусом бордо, пересекшего море и пески, за неожиданными встречами. Бессмысленно ехать в Сиву по стопам Александра. Храм оракула давно разрушен, греческие гробницы разграблены немцами во время войны, остались только источник Клеопатры, две старые, оставшиеся от первых мусульман мечети да развалины деревни Шали.

 

Отдых в позе лотоса

AnandaSPA, Гималаи, Индия

Елена Рубинштейн

Как-то раз мне попалась в руки книжка «Пособие по медитации для начинающих». На нее я возлагала большие надежды. Я считаю медитацию очень полезной для душевного здоровья, но своего учителя у меня пока нет, а времени ходить в группу коллективной медитации тоже нет.

«Пособие», тезисы которого были похожи на рекомендации эдакого восточного Карнеги, мне не помогло. По той простой причине, что медитации на самом деле нельзя научиться по книжке. Можно сидеть в позе лотоса 15 минут, 20 минут… Однако добиться того, чтобы, как говорил Будда, «сознание стало неподвижным, как гладь лесного озера, из которого пьют воду лесные звери», без ученых людей и соответствующей обстановки нельзя. Даже мой психоаналитик Марина, женщина в высшей степени уравновешенная и умная, и та два раза в год отбывает в Индию. И нам тоже туда пора. Мы выбрали люкс-отель AnandaSPA.

Отель AnandaSPA, бывший дворец и поместье магараджи Тери-Гарвала, находится в 260 км от Дели, у подножия Гималаев – там, где Ганг несет свои воды по равнине Ришикеш. AnandaSPA – место для медитации, оздоровления и возвращения душевного спокойствия, которого так не хватает европейцам. Здесь лечатся от стрессов, депрессий, синдромов хронической усталости, бессонницы, переутомления, выводят из организма шлаки. Здесь умеренный климат на протяжении всего года; средняя температура не опускается ниже +6 °C и не поднимается выше +32 °C; отель расположен на высоте 1000 м над уровнем моря, что обеспечивает хорошее насыщение воздуха озоном.

Приезжать сюда нужно как минимум на неделю, на две или на три. Дело в том, что программы в AnandaSPA рассчитаны на семидневный период, потому как, согласно восточным методикам, человеческий организм действует циклами, продолжительность которых кратна семи. Семидневная программа называется «сантванам», или успокоение. За неделю в AnandaSPA снимают утомление и усталость с помощью ежедневных лечебных процедур, занятий йогой и аюрведической кухни. Четырнадцатидневная программа – это «содханам», или освобождение. За две недели проводится интенсивный курс терапии с помощью детоксикации организма через йогу, медитацию и продвинутые асаны (позы). Трехнедельная программа – «расаянам», или омоложение (повторение прошлых программ, омолаживающее лечение, углубленная медитация). Отметим, что программы в AnandaSPA основаны на йоге и аюрведе и соединены с привычными для нас европейскими методами оздоровления.

Обычный день в AnandaSPA выглядит приблизительно так. Подъем в 6.30, с восходом солнца, далее, до 7.00, – медитация. До 8.00 – йога, урок дыхания или бег. В 8.00 – SPA-завтрак; в 9.00 – медицинская консультация; с 10.00 до полудня – консультация по питанию и нагрузочная ходьба (другой вариант: сауна и аквааэробика). В полдень – SPA-ланч; в 13.00 – прогулка. В 14.00 возможны следующие мероприятия: консультация по фитнесу, процедура «широдара», урок SPA-кулинарии, массаж «абхьянга», паровая ванна, обертывание с морскими водорослями для тела. В 15.00 – ванна с морскими водорослями, обертывание с морскими водорослями для тела и травяной скраб. В 16.00 наступает время массажа: тайский, шведский, рефлексомассаж, антицеллюлитный грязевой массаж, ароматерапевтический массаж и процедура «чурнасведем». В 17.00 – аэробика для сердца, растяжка и тонизирование, степ-аэробика. В 18.00 – отдых, в 19.00 – ужин; в 20.00 – растяжка и дыхание, медитация с учителем. В 21.00 – вечерняя лекция, семинар по медитации. В 22.00 – отход ко сну.

Каждому постояльцу в AnandaSPA подбирают индивидуальный комплекс процедур – от медитации, фитнеса, массажа, аюрведы до меню и специальной литературы. Консультанты AnandaSPA не только обсуждают с клиентами медицинские вопросы, но и выступают в роли духовных учителей (или психоаналитиков). В процессе доверительной беседы можно рассказать о своих проблемах, которые привели к стрессу или кризису. И возможно, получить толковый совет.

Виды массажа, предлагаемые в AnandaSPA. Фирменный массаж – Ananda touch – прорабатывает верхнюю половину спины, плечи, шею и голову. Тело полностью расслабляется путем активизации различных рефлекторных точек. Рефлексотерапия – воздействие давлением на рефлекторные точки, расположенные на ступнях и связанные с определенными частями тела (этот массаж стимулирует и улучшает физическое, ментальное и эмоциональное состояние). Аромамассаж – массаж тела с ароматическими маслами, состоящий из лимфатического дренажа и массажа специальных точек. Шведский массаж расслабляет напряженные (или больные) мышцы, улучшает кровоток и тонус кожи и мышц. Традиционный тайский массаж соединен в AnandaSPA со вспомогательными позами йоги. Серьезно представлена в AnandaSPA и гидротерапия. Стимулирующий душ – массаж тела струйным душем, активизирующий кровообращение и восстанавливающий контуры фигуры (такой душ помогает снизить вес и убрать запущенный целлюлит). Гидропроцедура для тела – очищение скрабом, а затем энергетический струйный массаж водой из гималайских источников. Расслабляющая ароматическая ванна вкупе с подводным лимфомассажем снимает напряжение, тонизирует тело, улучшает работу иммунной системы, стимулируя кровообращение и повышая метаболизм.

Для первого дня необходима «гидромассажная ванна для сменивших часовой пояс» – расслабляющая ванна с водой из гималайских источников, массаж головы и подводный лимфомассаж. Эта ванна снимает мышечное напряжение, разрабатывает суставы, выводит из организма шлаки. Очень эффективна ванна с морскими водорослями и травяными экстрактами, богатыми минералами, микроэлементами и витаминами. Такая ванна обогащает организм минеральными солями и выводит токсины из лимфатической системы (процедура по желанию дополняется подводным массажем).

Особое место занимает аведический уход за лицом, включающий в себя более ста процедур. Отметим в первую очередь омолаживающую процедуру для лица, волос и тела. Это полная аведическая процедура – сочетание западного массажа и восточного массажа точек давления, лимфодренажа, аюрведического массажа и ароматерапии. Применяется к верхней части тела, включая область декольте, лицо, голову, ладони, руки и ступни. Очень важна и подтягивающая процедура для зоны вокруг глаз – она быстро снимает последствия стресса и воздействия загрязненной окружающей среды, уменьшает мешки под глазами и сухость кожи.

Названия веществ, которые используют для лечения и косметологии врачи в AnandaSPA, звучат если не поэтично, то по крайней мере оригинально. Таковы, например, ингредиенты одного старинного скраба, которым очищают лицо и голову: мед, сандал, валерьяна, чертополох, кус-кус и вода из гималайских источников (в AnandaSPA используют только такую воду). Наиболее часто встречающиеся ингредиенты: травяные эликсиры, розовое масло, лаванда и герань, глина, соли, морские водоросли, мед, молоко и даже йогурт.

Отдельные процедуры в AnandaSPA носят не столько лечебный, сколько ритуально-эстетический характер. Чего стоит, например, мероприятие под многозначным названием «Чистое наслаждение». Это молочная ванна со свежими цветами, затем ритуальная ванна для ступней, а после – массаж головы с горячим маслом и ритуальная гидротерапия в сауне.

Есть процедура «Романтика», в которую входит ритуальная ванна для ступней, травяной тоник по всему телу, джакузи, скраб с маслом дикой розы и солью Мертвого моря. «Королевская ванна» – это традиционная индийская свадебная процедура, в которой индивидуально подобранный массаж со скрабом, душ и ритуал с йогуртом сочетаются с расслабляющей ванной с водой из гималайских источников и свежими лепестками цветов.

Проживают медитирующие и расслабляющиеся непосредственно в бывшем дворце магараджи. В нем, кроме сьютов, располагаются процедурные комнаты и комнаты терапии, залы для аюрведы, йоги и релаксации, аюрведический салон красоты, фитнес-центр со специальным оборудованием для тренировки сердца, джакузи под открытым небом и бассейн с эффектом волн. Есть и библиотека (собранная магараджей), чайный салон, бильярдная, театр, зимний сад с деревьями манго и горными цветами и, конечно, рестораны, главный из которых готовит омолаживающую SPA-кухню.

В качестве досуга гостям предлагаются спуски на плотах по порогам Ганга, трекинг в Гималаях, сафари на слонах в национальном парке Раджаджи и Чилла.

 

Звезды Катара

Four Seasons Doha, Доха, Катар

Екатерина Истомина

Доха, столица Катара и главный порт небольшой, но милой нефтегазовой и абсолютно монархической страны, находится в стадии активной и массовой пятизвездной застройки.

Сильно вытянутая вдоль побережья Персидского залива Доха представляет собой некий партерный сад из сверкающих на солнце, как огромные химические колбы, небоскребов – уже выстроенных или же находящихся в стадии отделки и «госприемки».

В законченных небоскребах Дохи ютятся административные учреждения, апартаменты и отели. Количество пятизвездных «колб» трудно сосчитать. Сейчас их десятки – самой разной вышины, ширины, длины и конфигурации. Но скоро счет пойдет на сотни. Доха – из серии «здесь будет город-сад», с пальмовыми бульварами и широкими проспектами без тротуаров (здесь не принято ходить пешком), но с клумбами, усаженными гортензиями, за процветанием которых будут следить садовники из числа дешевой азиатской рабочей силы.

Доха – город чудовищно богатого арабского Востока, город нефтяного бума, начавшегося в конце 1970-х годов (сам Катар открыт для въезда иностранцев с 1989 года). Доху часто сравнивают с Дубаем семилетней давности. В Дохе, «юном Дубае», уже есть привычно выложенные на поверхность международные ценности вроде «семерок» BMW, часов Chopard (одни из главных городских часов украшает логотип этого часового дома из Женевы) и кофеен Starbucks (для простых катарцев).

Стилистические акценты имеют особенности. Если «семерка» BMW, то сливочно-бежевого цвета с обивкой салона в тон и отделкой «под золото». Если Land Cruiser или Lexus RX470, то ослепительно-белый. Если наручные часы Chopard конструкции Happy Diamonds, то с «плавающей» между циферблатом и сапфировым стеклом маленькой Золотой пальмовой ветвью. Катаром, страной так называемой «аравийской шестерки», управляет эмир, который на всякий случай занимает еще и пост премьер-министра. Эмир, он же премьер-министр, – лучшего символа смычки города и деревни просто не найти.

Летом 2005 года в Дохе открыли Four Seasons Hotel, сети, которая никогда не открывает своих отелей просто так и где попало. Если в городе есть отель сети Four Seasons, значит, у города большое будущее. Новенький Four Seasons Doha – добрый знак для Дохи.

Four Seasons Doha расположен в самом престижном районе Дохи – в Корнише (Corniche). Корниш – это широкая пляжная полоса, выступающая из центра в Персидский залив (хотя в Катаре, по понятным причинам, его называют не Персидским, а просто Заливом). От аэропорта до Four Seasons Doha – всего 15 минут на лимузине.

Всего 15 минут на лимузине, и драгоценный гость утопает в садах Семирамиды, подкрепляемых одним итальянским рестораном, одним рестораном с интернациональной кухней, одним баром в староанглийском стиле, крутыми мраморными лестницами, пляжным комплексом «в стиле Бали», а также комплексом SPA. Последний считается самым крупным на всем пространстве, подконтрольном «аравийской шестерке».

Four Seasons Doha – циклопический арабский небоскреб. Ровно 232 сверкающих окна suits и rooms выходят на сверкающий залив. Глядя из окна на залив, можно почувствовать себя, например, консервативным русским курортником, который понимает всю твердыню такого бренда, как Four Seasons Hotel. Пять часов полета до Дохи – и вы при пальме и при новом Four Seasons Hotel. А поскольку Доха для многих – это пересадочный пункт (для тех, кто летит, к примеру, на Мальдивы), то есть смысл задержаться в местном Four Seasons на несколько дней. В феврале температура воздуха +30–33 °C, воды – +26 °C, воздух сухой. Такая погода продержится до апреля, потом наступит жара, переваливающая за +40–45 °C, и влажность.

Консервативному курортнику придется по вкусу воинственный патетический стиль Four Seasons Doha. Это в некотором роде отель-крепость. Four Seasons Doha включает в себя центральный небоскреб с подъездом, окруженным лапидарными воинственными клумбами, и пляжно-бассейную зону с небольшим пирсом для скромных лодок. Комплекс SPA занимает цокольный и первый этажи соседнего циклопического небоскреба, отданного под апартаменты лучшим представителям катарской аристократии. К SPA примыкает и большой теннисный комплекс. С другой стороны отеля на некотором удалении находится также небоскреб одного из главных бизнес-центров Дохи – West Bay. Если у вас в Дохе есть бизнес-дела, то West Bay и Four Seasons Doha – к вашим услугам.

Каждый сантиметр Four Seasons Doha заполнен очень нужными русскому консерватору вещами: каменными вазонами a la Большой Трианон, персидскими коврами, хрустальными люстрами величиной со слона, канапе и консольками в наполеоновско-египетском духе, искусственными, тщательно разрисованными валунами, самыми настоящими фонтанами, водопадиками, ручейками и всем прочим, что делает это пространство обжитым и похожим на зажиточный русский небоскреб – вроде жилого комплекса «Алые паруса».

Наполняемость пространства представляется нам идеальной именно для русского консерватора – в меру понаставлено свежепозолоченных канапе, в меру надренажено победоносных фонтанчиков. Единственное, к чему должен привыкнуть глаз, так это к выставке-продаже часов и украшений, развернутой в мраморном ущелье лобби. Сегодня уже трудно удивить кого-либо украшениями от ведущих европейских домов. Но парюры, выставленные в легкомысленных шкафчиках из цельного красного дерева, – это вещи, цена которых доходит до стоимости небоскреба в Дохе.

Что касается публики, отдыхающей в Four Seasons Doha, то можно вычислить нескольких русских, проживающих в Лондоне и приехавших в Доху провести переговоры со своими арабскими друзьями. Вот выходит на пляж стандартная русская блондинка – она здесь проездом из Лондона в Куршевель. Летом она предпочитает загар в Hotel du Cap Eden Rock в Антибе, главном пристанище русских олигархов на Лазурке.

Кроме русских гостей, есть южноевропейские любовники женщин Сардинии, Монако, Мадонна ди Камплио и Санкт-Морица. На пляж молодые люди заходят не в Brioni, но с деловыми папками от Louis Vuitton и местной англоязычной газетой, в которой на первой полосе – заметка об удачно проведенных эмиром Катара бегах верблюдов. Есть и тусовочные французские дедушки, не выпускающие изо рта ни на минуту сигары «черчилль». Они отдыхают в компании с сорокалетними любовницами латиноамериканского типа.

Немалую долю посетителей Four Seasons Doha составляют арабские мужчины в традиционных белых одеждах и арабские женщины в фирменных черных. Все они производят сильное впечатление. Мужчины в Катаре невероятно красивы – избалованной, халифатской, богатой и сладкой, но при этом невиданной ни в Европе, ни в Голливуде мужской красотой. Что до арабских женщин, то их невозможно разглядеть. Но так и задумано Всевышним – большинство женщин носят хиджабы.

Немаловажную роль в этом отеле играет дресс-код. В лобби и в других помещениях женщинам не следует появляться в купальниках и даже в парео. Эти предметы гардероба допустимы в пляжной зоне, в пляжном ресторане, у бассейнов, на территории SPA, на кортах и на пирсе.

Вообще территорию Four Seasons Doha можно условно поделить на «европейскую» и «арабскую» зоны – арабы не ходят на пляж и к бассейну, а европейцы не шастают в чем попало по отелю.

«Президентские» номера по традиции интересуют многих русских гостей. «Президентский» номер Four Seasons Doha занимает два последних этажа небоскреба. Это анфилада то ли из шести, то ли из семи, то ли из девяти комнат в американском стиле 1930-х годов. Это не дом, а целый «Кадиллак». Патетическая симфония цельнокроеных деревянных панелей и украшательской живописи в духе Тамары де Лемпицки, мощной убедительной кожаной мебели, «сенаторского» хрусталя, золотых кранов и краников в ванной комнате.

Комплекс SPA, которым так гордятся в самом отеле, включает классический международный набор самых популярных процедур SPA – различные виды массажей, бань, струй в бассейнах. Стандартная пятизвездная коллекция без арабских специалитетов. Огромное SPA – это козырная замена довольно скромным пляжным удовольствиям Four Seasons Doha (пляж отеля не так велик, как хотелось бы). Но, с другой стороны, оно – обратная сторона той самолетно-кочевой жизни, которую вынужден вести международный бизнесмен, оторванный, к примеру, от родного Штутгарта или Бостона. Сегодня его дом – это Four Seasons в Гонконге, завтра – Four Seasons в Провансе, послезавтра – Four Seasons в Женеве. А вот с недавнего времени и в Дохе.

 

Венеция по-китайски

The Venetian Hotel & Resort, Макао, Китай

Екатерина Истомина

Макао – это особый административный регион Китая, бывшая португальская колония, бывшее гнездо китайской мафии, или же триады, а также нынешний китайский Лас-Вегас. Тем, кто решил побывать на Макао, нужно будет сначала долететь до Гонконга, потом доехать до порта, сесть на паром и час плыть до Макао.

Если у вас русский паспорт, то вам потребуется виза в Макао, позаботиться о которой нужно еще в России. Вернее, нужна не собственно виза в паспорте, а специальный запрос, согласно которому пограничники в Макао поставят вам три штампа о въезде. Впрочем, те, кто летает по миру на собственном «Боинге», могут запросить в Макао посадку – здесь недавно открыли аэропорт и теперь обещают увеличить протяженность взлетно-посадочной полосы.

«Макао» – такое невероятно красивое, экзотическое слово. Слово красивое, но вот место какое-то несуразное. Раньше в Макао были португальцы, причем с откровенными миссионерскими целями. На острове приблизительно с XVI века заправлял орден иезуитов, братьев Иисуса. Иезуитов трудно назвать монахами в привычном понимании слова – это были религиозные политики. Они успели сделать кое-что: центр Макао (регион состоит из двух островов, один так и называется – Макао, – соединенных двумя длинными футуристическими мостами) подается в путеводителе как «старый милый португальский уголок». Однако те, кто надеется увидеть «кусочек старого Лиссабона», будут разочарованы. Китайская культура уже разъела все, что осталось от колонизаторов, – Макао был передан китайцам в 2000 году.

«Старый милый центр» Макао – это четыре отреставрированных двухэтажных строения, одна декоративная крепость с тремя ржавыми пушками и одна религиозная развалина – стена сгоревшего в 1835 году собора Святого Павла. Теперь под стеной устроена крипта с выставленными напоказ берцовыми костями иезуитов и ветхими предметами культа вроде деревянных распятий и епископских шапок. На этих берцовых костях и пыльных шапках европейская часть Макао бесславным образом и заканчивается. Еще на Макао левостороннее движение – оно досталось от соседнего Гонконга – и два государственных языка, китайский и португальский. На последнем говорят всего 2 процента населения.

Жалкие европейские градостроительные крохи вписаны в стандартный китайский городской пейзаж – череду небоскребов, хромоногих и грязных, и трущоб с высохшими курильщиками опиума, детьми без штанов, запахами из всех углов и сомнительной едой, которая расставлена в плошках прямо на асфальте. Макао – это «город контрастов» в большей степени, нежели слепящий огнями, гигантский, финансовый, банковский, церемониальный красавец Гонконг, где еще можно найти ясные британские привычки.

Назойливая контрастность – свойство современной китайской культуры – заметна именно в таких состоятельных регионах. Нам доводилось бывать в городах-миллионниках промышленного северного Китая. Там с контрастами тяжело, жизнь тянется туго, зато равномерно. Какая-нибудь милая трущобка чередуется с шумным вещевым рынком, или с мастерской по ремонту чего-нибудь механического, или с продуктовой лавкой. И один, положим, чахлый небоскреб на всю округу. А в Макао, где трущобы разряжены высотными строениями, попадаются и магазины, где лаковая сумка Chanel, выпущенная в Париже ограниченным тиражом и разобранная по узким клиентским спискам, скучает на полке. Ее гламурные товарки – модели Hermes, Louis Vuitton, Prada, Gucci – грустны от своей неизбежной доступности.

Стоит сказать продавцу: «Да вы торгуете фальшивками!» – так он быстро замашет на вас руками, а потом пригласит в подвал, где свалены в кучу все те же «шанели» с «эрмесами» и станет утверждать: «Да, мол, мэм все правильно поняла, там, наверху, дешевый фейк, но здесь весь товар настоящий, фабричный». Есть на этот счет анекдот. Каждый китаец в своей жизни должен успеть сделать три вещи: джинсы, кеды и магнитофон. Распространенность фальшивок приводит к тому, что китайцы теперь на аптеках пишут: «Лекарства. Никаких подделок». Друзья, спасибо за честность.

Главное в Макао – это, конечно, казино. И игровых домов здесь очень много. В Китае запрещены азартные игры, между тем китайцы – одна из самых азартных наций в мире. Поэтому те счастливцы, кому как-то удалось обмануть недремлющее око партии и пронырнуть на острова, отрываются в Макао на полную рулетку.

Местные казино – это тоже покрытые слоем пыли небоскребы, только одни тянутся вверх, а другие расползаются вширь. Внутри любых казино – муравейник. Наряженные в пух и прах (конечно, во все китайское) китайцы напирают на столы, обвиваются вокруг кресел и спинок стульев и чуть ли не висят на шторах и люстрах – лишь бы сделать ставку, урвать пучок местных денег. В Макао есть своя валюта – это некая патака, курс который почти соответствует гонконгскому доллару. Чад и угар немыслимые – курить и выпивать здесь не запрещено. Атмосфера подогревается заряженной на все мегабайты поп-музыкой: любимая певица – Бритни Спирс, а чаще всего крутят ее Toxic. Темнота, светомузыка, очень влажный воздух, едкий сигаретный дым, миазмы запекшегося, грязного моря, запахи крепкого спиртного и очень резкий запах от плохих, почти полностью сгнивших зубов (сколько раз мы наблюдали такое тотальное пренебрежение стоматологическими нормами у китайского народа). Добро пожаловать в ад. Делайте ставки.

Простые китайцы – это удивительные люди. Агрессивные, но добрые, щедрые и жадные, вредные и искренне желающие помочь, вороватые и чистосердечные. Простые китайцы никогда не выпендриваются. В этом их великая сила. Их нельзя победить. Сказали строить небоскреб, значит, надо строить. Сказали лепить из глины статуэтки Мао Цзэдуна, значит, надо лепить. Сказали пельмени варить, утку запекать, лапшу хлебать, чай пить, значит, надо все так сделать. Сказали – крути педали, крутим. Коллективная нация.

Тем интереснее смотреть, как они играют в казино – ведь казино прославляет индивидуальный миг счастья. Как же поделиться с соседом выигрышем? Поэтому в казино они любят ходить маленькими группками, по три-четыре человека. И часто они таятся от соседа, прижимая маленькой ладошкой цветную выигранную купюру, и сосед, в свою очередь, тоже таится от приятеля. Вот так рождается на наших глазах чувство собственности.

Для китайцев Макао – это рай. Для нас это ад, но со своими лакомыми адскими приманками. На местных улицах редко встретишь европейское лицо. Конечно, Китай – это не страна индивидуального туризма. И что, может быть, самое интересное, – здесь, на экзотическом Макао, нет ничего экзотического. Ничего интересного. Ничего ценного в европейском смысле. Современная китайская культура вообще не настроена на производство ценностей, хоть сколько-нибудь протяженных во времени. Все здесь мимолетно, все скользит по поверхностям, по лейблам. Все – как целлулоидный шарик на пластмассовой рулетке.

Миллиардер из Лас-Вегаса Шелдон Адельсон, владелец компании Las Vegas Sands Corp., уже увековечен в памяти всего трудового китайского народа. Это очень пожилой и очень умный человек, основатель знаменитого игрового резорта The Venetian в Лас-Вегасе, открытого в 1999 году. Теперь мистер Адельсон построил третью по счету в мире Венецию. На Макао.

Вот краткая история вопроса этого строительства: соседний с островом Макао остров Тайпа давно был забыт богом и китайцами. Болотистая, хилая местность, жижа вместо воды или почвы. Стояли какие-то жалкие небоскребы, где жили какие-то босяки. Три казино. Четыре ресторана. Три отеля. Словом, пустырь. И вот мистер Адельсон, чьи бизнес-проекты изучают в финансовых колледжах, решил три года назад заполнить этот пустырь. Он предложил построить на болоте отель, который стал бы самым большим отелем в Азии. Мистер Адельсон предложил многим храбрецам тендер на застройку. Многие храбрецы хотели взяться за работу, но, приехав на место, в ужасе бежали. Ведь строить нужно было в буквальном смысле на болоте. И тогда мистер Шелдон Адельсон, который никогда за 84 года своей жизни не тушевался перед трудностями, решил, что сделает все задуманное сам. И вот 28 августа 2007 года 1300 журналистов, прибывших из разных стран мира, принимали работу мастеров мистера Адельсона.

Этот отель действительно получился самым большим в Азии, но совсем не это грандиозное обстоятельство может привлечь сюда, в эти странные далекие края, любопытного человека. Мистер Адельсон (мечта которого – сделать из Макао настоящий, а не игрушечный Лас-Вегас) сумел построить большее – Диснейленд для взрослых. Ему уже подражают – рядом с The Venetian заложили отель сети Four Seasons и еще несколько казино и отелей помельче.

Итак, центральная, тридцатиэтажная башня здания The Venetian насчитывает 3 тысячи номеров. Главный вход представляет собой полную копию венецианской площади Сан-Марко – в натуральную величину. То есть здесь есть башня Сан-Марко с пришлепанным крылатым львом Святого Марка. Вот Палаццо Дукале, дворец венецианских дожей. Вот часовая башня Торро Оролоджио со знаменитыми круглыми часами, на верху которой два голых мавра бьют в колокол. На площади водные каналы – в них гондолы (заказали в первой Венеции), в гондолах – гондольеры в тельняшках (выписали целую команду из Венеции номер один).

Тема Венеции логично продолжается на третьем этаже отеля – здесь работает шопинг-молл под названием Grand Canal Shops. Итак, здесь «прорыли» Гранд-канал, напрудили туда воды (ее хватило бы на 10 олимпийских бассейнов – так ядовито пишет газета South China Morning Post), спустили на воду гондолы, в них гондольеры голосят известное «O Sole Mio!». На потолке шопинг-молла прикрепили «небо» – это голубое небо с нарисованными белыми облаками. В облаках можно заметить круглые дырки. В дырках спрятаны лампочки, которым положено изображать яркие венецианские звезды после семи вечера.

Посетителю предлагается водная шопинг-прогулка – от бутика Mikimoto к бутику Piaget, далее со всеми остановками до бутиков Tiffany & Co., Montblanc и до Zara с Lacoste и с соседним с ними продуктовым магазином с очень недорогой «Вдовой Клико». Кстати, чтобы никто из посетителей вдруг не забыл, что он плавает не в дорогом бассейне в Турции, а в Венеции, на одной из площадок установили еще одну башню Торро Оролоджио – здесь часы и мавры, как заведено.

Те, кто покупки уже сделал, могут пойти и наконец отдохнуть в номерах. Стандартный номер – двухуровневый и просторный. Идти до номера от лифта где-то полчаса (журналистам подарили на открытие маленькие компасы). Две раздельные кровати с парчовыми балдахинами. Три хрустальные люстры. Ковры. Резное деревянное китайское панно на одной стене, на другой – типовая картина Каналетто, изображающая Венецию (всего было сделано 5 тысяч копий). Мини-бар заурядный, room-service круглосуточный. Окна в номерах не открываются, есть версия: чтобы проигравшийся клиент не выкинулся.

Зато из окна видны масштабы, с которыми привык работать мистер Адельсон. В отельном комплексе есть выставочный центр (по площади – как ЦДХ на Крымском валу), здесь есть стадион, почти равный нашему «Олимпийскому», – и сюда в ближайшее время обещают перевести боксерские бои из Лас-Вегаса (кстати, братья Кличко уже побывали в отеле, и он, как говорят, им понравился). Совсем скоро здесь будет театр с выступлениями цирка «Дю Солей» и множеством других игривых шоу. Ну, и мелочь: десяток бизнес-центров, конференц-залов, десяток бассейнов, SPA-центры, сотня ресторанов на любой вкус и кошелек. Кстати, мы протестировали несколько и рекомендуем бар «Голубая лягушка», где бармены знают слово «водка», а также ресторан известной гонконгской гастрономической сети «Кафе деко». Главное в The Venetian – казино, и правда оно получилось у мистера Адельсона самым большим в мире. Работает круглосуточно. Принимаются все главные валюты мира. Игрокам гарантируется безопасность.

Можно назвать этот резорт китчем. Он заслуживает того. Это китч. Однако очень ранним утром мы выглянули в наше неоткрывающееся и невымытое окно на 15-м этаже. Низкие тучи полностью закрывали пустынную бухту с маленькими огоньками маяков. Башня Сан-Марко стояла почти в полном тумане, но за ней все же можно было увидеть неосвоенный морской берег, переходящий в болота. Было очевидно, что на берегу что-то строят – свалены тачки, большие кучи с песком, кирпичи вповалку. Бродский в «Набережной неисцелимых» описывает один случай – он увидел, как к Арсеналу пристал египетский корабль. Ну что такого? Но пришел час намаза – из корабля вдруг раздался голос муэдзина: «Алла! Акбар Алла! Акбар». «Крейсер вдруг обернулся Стамбулом в профиль. Мне показалось, что у меня на глазах вдруг сложилась карта или захлопнулась книга истории. По крайней мере, она сократилась на шесть веков» – так пишет Бродский.

Нечто подобное было и здесь. «Сложилась карта». Мы увидели на поверхности китайской утренней картинки неожиданную, тщетно искомую в этих широтах, глубину. Не мираж. Это было строительством той самой, невероятно единственной в мире Венеции – в свинцовых тучах, в тумане, в болотистой бухте. Строительство мучительное, дорогостоящее, с тухлым, зацветающим морем, маленькими огоньками маяков, перевернутыми строительными тачками и большими кучами песка.

«История сократилась на шесть веков». Причем совершенно в другом месте.

 

Пятизвездная коммуна

Commune by the Great Wall, Пекин, Китай

Екатерина Истомина

Этот отель совсем еще молодой (его открыли в 2002 году), но уже легендарный в планетарном масштабе, находится в местечке Бадалинг – это 90 км от Пекина.

Бадалинг – небольшой туристический городок, непосредственно примыкающий к Великой Китайской стене. Собственно, именно в Бадалинг приезжают из Пекина все, кто хочет посмотреть этот главный исторический аттракцион огромной Поднебесной. Однако устроителям Commune by the Great Wall (отелем управляет группа Kempinski) удалось сделать так, чтобы отель был ценен сам по себе, как объект, без учета сверкающей после недавнего ремонта стены. Очень многие путешественники выбирают для обзора стены Бадалинг именно потому, что хотят хотя бы на несколько дней остановиться в Commune by the Great Wall, в отеле-знаменитости.

Над проектом этого отеля-резорта трудились 12 лучших архитекторов Азии, в 2002 году результат их работы был удостоен чести выставляться на Венецианской биеннале (скажем, что отельные проекты нечасто попадают на столь значимые художественные экспозиции). Славный путь международного признания был продолжен отелем Commune by the Great Wall и в 2003-м, когда его макет был выставлен в Центре Помпиду в Париже, где он благополучно находится и сегодня.

Как выглядит экскурсия по стене в районе Бадалинга? Вы покупаете за 20 юаней разноцветный билет, проходите через охрану, отбиваясь попутно от назойливых торговцев сувенирами, и, счастливо избегнув покупки, собираетесь взлететь вверх. «Взлететь» не удается никому, так как каменные лестницы с высоченными (высотой буквально в половину китайца) ступенями бесконечны. Не успеваешь преодолеть штук эдак сто, как за поворотом оказываются еще сто пятьдесят.

И так далее. Поверьте, ступеней бесконечно много, ведь стена строилась с небольшими перерывами примерно тысячу лет. За это время трудолюбивые китайцы многое успели.

И вот в какой-то момент, когда вы преодолеете, скажем, ступеней четыреста, взору откроется типично китайский вид – прозрачно-туманное низкое небо, невысокие коричневые горы в сиреневатой дымке, поросшие лысоватыми хвойными деревьями, а в них, в расщелинах этих гор, устроился оздоровительный лагерь с домиками. Это и есть Commune by the Great Wall. Из окон многих вилл (то есть домиков) видны небо, горы и куски стены. Прогулка пешком от места подъема на стену до домика reception займет у путника минут семь.

Commune by the Great Wall – это эксплуатация «китайского», выполненная на столь исключительно высоком художественном уровне, что перестает быть собственно китайщиной. Надо пояснить, что найти столь «некитайский» отель в Китае трудно. Обычно китайский отель, даже очень дорогой, даже престижный и сверхцентральный, представляет собой какую-нибудь модернизированную современную пагоду с традиционной китайской народной палитрой из красного, зеленого и золотого, с красными фонариками, деревянными или шелковыми ширмами (последние обильно вышиты нитками), стадом каменных драконов с кудрявыми гривами и отрядом терракотовых воинов. Словом, это шинуазри, тот самый квазиэтнический стиль, хорошо знакомый европейцам, последний раз – со времен ар-деко. Commune by the Great Wall – это отчасти коммунистический монастырь, дао, дзен, погружение в природу, пусть на первый взгляд не очень-то и щедрую, это медитация, тишина, покой, а в итоге – утрата усталой, отсталой памяти и всякого календаря с его обозначениями.

Истинно китайское в Commune by the Great Wall еще и то, что он является частью пейзажа. Он словно нарисован на старинной картине маленькой шелковой кисточкой. Он не противоречит природе, не отталкивается от нее, а напротив, как бы стремится стать ее частью.

Отель состоит из 11 больших вилл, сделанных из светлого природного необработанного камня и высушенного толстого бамбука. Виллы примыкают к различным «стенам» гор и соединены между собой небольшими тропинками. Здесь нет ни одного красного фонаря, ни одной броской шелковой ширмы, ни одного каменного дракона, кроме как в местной сувенирной лавке. В сьютах вместо кровати – лежанка с мягким матрасом, а вместо мебели (привычных столов, стульев, тумбочек) – бамбуковые полотнища и подстилки. Ванна утоплена в полу, как бассейн, во всех комнатах, и в ванной также, – огромные окна с бамбуковыми жалюзи. В этих окнах – небо, горы и стена.

Кроме вилл, в отеле есть комплекс SPA с соответствующей дзен-обстановкой. В двух ресторанах при отеле подают все известные в мире спиртные напитки, кухня – общая китайская (впрочем, можно заказать что-нибудь из провинциальных гастрономий Китая) и общая европейская.

Отдельно стоит отметить прелестный бамбуковый домик, предназначенный для винно-водочных или чайных церемоний. Этот домик, пожалуй, единственное строение, которое напоминает пагоду. Низкий, но стройный павильон с «закрученной» крышей, с широким крыльцом (это крыльцо является и мостиком через ручей), специальная дверь – для входа в павильон, специальная дверь – для выхода из него. В центре домика – сад. Из окон-стен с бамбуковыми жалюзи – небо, горы, стена.

От домика к домику гости перемещаются на гольф-машинках, однако мы бы рекомендовали путешественникам ходить пешком – расщелины гор холмисты, на территории отеля разбиты сады с низкорослыми деревьями a la бонсай, геометрическими собраниями камешков, метровыми зарослями осоки-травы и даже желтыми кактусами. Вместо фирменного китайского дракона, развернувшего голову и словно закусившего невидимые удила, – медная статуя Мао Цзэдуна. Но это не памятник, а инсталляция – мы видим не самого Мао, а лишь его гимнастерку, маоистку, выполненную из начищенной до блеска меди. Это железный Мао без головы (высота монумента – 2 м).

Кстати, все сотрудники отеля одеты именно в гимнастерки Мао, правда, черного, а не традиционного темно-синего цвета, а на груди у всех «горит» китайская красная звезда. Здесь играют в коммуну (расположение вилл в отеле действительно напоминает партизанский лагерь, странную, но отдрессированную человеческую стоянку), однако это всего лишь игра, и к постояльцам здесь относятся, конечно, с капиталистическим почтением. Нам думается, что осознанная организация отеля как коммуны – это тоже шаг к природе, к началу человеческой цивилизации или же к ее достойной, согласно Мао, вершине. Коммуна – это архитектура, где каждый элемент равен другому, нет главного и нет второстепенного.

Здесь, в коммуне, в Commune by the Great Wall, все кажется вечным и одновременно все выглядит временным – и небо, и горы, и, быть может, даже и сама стена.

 

Четыре времени города

Four Seasons, Шанхай, Китай

Андрей Плахов

Первое впечатление от Шанхая может оказаться отталкивающим. Мы попали в аэропорт под вечер, чуть не стали жертвой «левого» таксиста, мертвой хваткой вцепившегося в наши чемоданы, потом почти два часа добирались до отеля уже в правильном такси с распахнутыми окнами, под дождем, впитывая омерзительный смог, пока машина двигалась в пробках по бесконечной эстакаде, паря над небоскребами. Потом в отеле нам дали несъедобный суп. Короче говоря, в этот вечер цепь невезения так и не оборвалась, создавая имидж города как дикой смеси Нью-Йорка с Урюпинском, с впившимся в него свирепым когтем социализма.

На следующий день все волшебно изменилось. Сыграли роль и дневной свет, и улучшение погоды, и смена места жительства. Отель Four Seasons оказался высокой башней, за офисным фасадом которой скрывались настоящий уют и домашняя атмосфера, а сервис отвечал самым высоким европейским требованиям. Сюда было приятно возвращаться после дня, проведенного в этом безумном городе, который, впрочем, все больше восхищал именно тем, что поначалу пугало и раздражало.

Это масштаб и смелость преобразований. Только по альбомам старых фотографий и по развернутому в подвале огромной телебашни музею восковых фигур можно воскресить облик прежнего Шанхая. Это был город шелковых мануфактур, бесчисленных торговых лавочек, опиумных и публичных домов, изящных французских вилл (Шанхай называли Парижем Востока) и буддистских пагод с загнутыми кверху крышами и симпатичными драконами.

У этого города было как минимум четыре разных времени. Много столетий Шанхай оставался в тени соседнего Сучжоу и других городов, расположенных в устье реки Янцзы. Это, по китайским понятиям, была большая деревня, не слишком богатая и вполне традиционная. Второе время пришло с текстильным бумом, «опиумными войнами» и открытием Шанхая для западного капитала – город был разделен на сферы влияния, на районы зарубежных концессий. Третье время – революция и социализм. Именно в Шанхае произошли многие ключевые события революционной истории страны: учредительный съезд компартии Китая, здесь же Мао Цзэдун объявил о начале «культурной революции». Обо всем этом можно узнать, пройдя по маршруту «красного туризма», посетив Музей Сунь Ятсена, резиденцию Чжоу Эньлая, памятные места классовых битв и кровопролитий.

Наконец, четвертое время – настоящее и будущее, XXI век. То, что осталось от прошлых укладов жизни, – островки в бурном океане постиндустриальной цивилизации. Старый китайский квартал, сохраненный в качестве музейно-торговой резервации, окружен небоскребами. Знаменитый Бунд – выстроенная англичанами набережная с фундаментальными зданиями в стиле ар-деко – смотрит на другую сторону реки. А там вырос Пудонг, фантастический город будущего с авторскими, дизайнерскими высотными домами, которые смотрятся роскошными призраками в туманном мареве: один – искривленный по всей длине, другой – с «дыркой» посередине, третий – вообще собранный из каких-то несимметричных блоков и частей, фантастическим образом подвешенных в пространстве. Новые стройплощадки возникают то здесь, то там, окружая остатки старых кварталов, которые буквально срываются под корень и уходят в землю, уступая место домам-великанам.

Но самое сильное впечатление – это многоэтажные транспортные магистрали, во всех направлениях прорезающие 15-миллионный город и позволяющие ему жить и двигаться хотя не без проблем, но все-таки не впадая в тотальный коллапс. Летя, словно на самолете, над крышами небоскребов, испытываешь чувство восторга.

Основное средство передвижения для иностранца здесь такси. После неудачного первого опыта соприкосновения с этим сервисом я обнаружил, что на самом деле он организован очень неплохо. Большинство таксистов ездят в стареньких машинах, но сиденья чистые, покрыты белой тканью, кабина водителя отделена от пассажиров стеклом, а при посадке автоматически включается счетчик и голос по радио приветствует вас по-английски. Цены крайне умеренные, практика чаевых отсутствует. Проблема с транспортом в Шанхае одна – таксисты не говорят по-английски (надо обязательно иметь с собой бумажку, где пункт назначения четко прописан иероглифами).

И в самых престижных, и в самых непритязательных районах города в обеденный час и в выходные народ с огромным энтузиазмом поглощает пищу. Только в одних случаях обед стоит $ 150–200, в других – в 50 раз меньше, что никоим образом не идет в ущерб качеству. Однажды мы рискнули перекусить в простой забегаловке, и это была отменная еда.

Гостиничный бизнес – один из самых прибыльных в Шанхае, но уровень сервиса не всегда отвечает амбициям города, в котором выстроено 25 только пятизвездных отелей. Один из них я могу рекомендовать без малейших колебаний – Four Seasons, расположенный в сердце города. Спокойный экологический дизайн, просторные комнаты и великолепный Executive Club с прекрасным выбором напитков и закусок.

Кухня отеля в шести вариантах – от классической кантонской до современной японской. Все это великолепие рождается под эгидой всемирно знаменитого шеф-повара Джованни Спечиале, который работал в мишленовских ресторанах у себя на родине – в Италии, потом в Англии и Таиланде. Пока не попал в Китай и не увидел после ночной гулянки бодрых старичков, что в шесть утра занимаются гимнастикой в парке. Теперь сам синьор Джованни – мастер тай-чи и по утрам заряжается на кулинарные подвиги с помощью восточных боевых искусств и оздоровительных технологий.

Самое большое богатство отеля Four Seasons – это персонал, а ведь воспитать его в Китае, по признанию западных менеджеров, это самое трудное. Китайцы трудолюбивы, но имеют свои традиции общения и корпоративной этики, далекие от европейских. В Four Seasons вы ощущаете именно тот баланс дружелюбия и корректности, которого так не хватает в других местах Шанхая. С вами общаются тихим голосом на безупречном английском, не подбегают толпой объяснять, где находится рынок товаров из шелка, и вообще ведут себя так, как будто всю жизнь ждали именно вас, но совершенно не удивлены, что вы наконец появились.

 

Медитация по-арабски

The Chedi Hotel, Маскат, Оман

Екатерина Истомина

Султанат Оман – это модная сегодня страна. Так говорят английские путешественники, к их мнению стоит прислушаться. Англичане создают моду в путешествиях. Сегодня англичане, которым, судя по всему, наскучили пейзажи Африки (за исключением разве что Ботсваны), едут в Оман, и вот страна становится модной уже среди французов, и туда не пробиться.

Трудность пребывания в Омане заключается не только в том, что это серьезное и полноценное – в арабском смысле – государство, развивающееся куда менее стремительно, чем соседние ОАЭ или Катар. Трудность еще и в том, что в Омане крайне мало мест, в которых европейский путешественник смог бы себя чувствовать спокойно и безопасно, где он смог бы расслабиться привычными для себя методами.

Путешествовать по Оману самим по себе не очень-то рекомендуется. Во-первых, Оман с запада граничит с Йеменом, где еще в ходу похищения иностранцев, а во-вторых, во многих районах султаната ощутима сила племен, прежде всего бедуинов, не склонных к благодушию по отношению к иностранцам (из-за того, что эти племена сложно «раскачать», Оман несколько отстает в развитии по сравнению с застрельщиками нефтедолларовой либерализации Эмиратами и Катаром).

Сегодня в Омане мы нашли пока только один отель, который по всем статьям способен отвечать нуждам европейцев. Мы говорим о The Chedi Hotel, который расположен на побережье Арабского моря в 30 км от столицы Омана Маската.

The Chedi Hotel принадлежит отельной цепочке GHM-Group. Конек GHM-Group, штаб-квартира которой находится в Сингапуре, – огромные по территории пятизвездные пляжные отели-релаксы, выполненные в минималистском дизайне с элементами условной этники. Сейчас у GHM-Group – 12 отелей такого типа, расположенных в странах Юго-Восточной Азии, на островах в Индийском океане и в США. The Chedi Hotel, выстроенный в Омане, считается одним из лучших во всей коллекции GHM-Group. В The Chedi Hotel больше всего англичан, на втором месте – французы, на третьем – голландцы, на четвертом – немцы. Возраст путешественников – от 33 до 75 лет.

В «высокий сезон» (воздух +33–35 °C, вода +27 °C) в The Chedi Hotel наблюдается дефицит посадочных мест. Такое обычное дело как продление check out, в The Chedi Hotel невозможно. В полдень вам поступит просьба покинуть сьют. На ваше место уже прибыли английские романтики, к которым можно отнести пару стремительных старичков (они приезжают не только загорать и купаться, но и осматривать мечети Маската под присмотром служащих отеля) и молодоженов.

Оман, если не выходить за пределы The Chedi Hotel, – одна сплошная медитация. Это вещь в себе, дзен, дао, астрал, земля в иллюминаторе – густо-коричневая, скалистая, с щепоткой красного, «марсианского» цвета, гористая, а в отдельных местах обрывистая, с пещерами, горными водопадами и ручьями, большими песчаными пляжными полосами, пустынными, омываемыми зеленым морем. Диковатая страна-картинка с канала Discovery. The Chedi Hotel лишен всяких живописных пещер и гор, которые, однако, можно увидеть на рекламных проспектах Омана, написанных преданными этой стране английскими путешественниками. Территория отеля – это бывшая равнина песчаной прибрежной пустыни, превращенной в оазис.

Каждый отдыхающий The Chedi Hotel получает здесь необходимые ему порции морских тантр, пляжных мантр, пальмовых сутр и в итоге добивается совершенно чистых чакр. С ними умиротворенно выписывается из отеля и отбывает в свой тяжелый Бирмингем. The Chedi Hotel – место распыления сознания, распрямления спины, утягивания живота и всего прочего искомого европейцами просветления. Это воздушный восточный санаторий – в хорошем смысле слова бездумный (выветриванию мыслей способствует не только пляж, но и SPA).

Внешне The Chedi Hotel напоминает раскидистые, но минималистские римские термы, сделанные по последнему слову евроремонта. Нечто подобное римляне строили на завоеванных территориях Северной Африки, желая приучить аборигенов к своему образу жизни. Кажется, что время сместилось – термы, да вот же они, но только построены эти уголки, и закутки, и бассейны по всем правилами международного комфорта. Арабский акцент привносят раскиданные между глубоководных и мелководных бассейнов, которые составляют треть территории, бессмысленные, но исключительно прекрасные беседки – в духе среднеазиатских мавзолеев.

Поскольку территория The Chedi Hotel огромна, то здесь нашлось место настоящим партерным садам-лабиринтам из стриженых зеленых кустарников. Такие сады все еще встречаются на старых виллах в Тоскане. Через партерные сады необходимо пройти в том случае, если вы собираетесь выйти к песчаному пляжу, который является частью The Chedi Hotel.

Только будьте осторожней вечером – на ночном пляже, в окружении факелов, воткнутых в слегка остывший песок, могут ужинать присмиревшие от счастья молодожены. The Chedi Hotel предлагает все компоненты «ужина навсегда» – прямо на пляже накрыт стол, горят свечи, хлопает французское шампанское, дымится тайский плов, уходит в море лунная дорожка. The Chedi Hotel слывет романтическим местом, в которое приезжают специально, чтобы провести здесь медовый месяц. Кроме сьютов, расположенных в центральном корпусе «санатория», есть и двухэтажные виллы, затерянные в камышовых зарослях пляжа.

А ювелирные подарки можно купить в бутике отеля. Оман – это страна с ювелирными традициями: местные мастера работают с серебром, золотом и полудрагоценными камнями, прежде всего с бирюзой очень красивого цвета, кораллами и с перламутром – белого, синего, розового и серого оттенков. Местная одежда, которую тоже можно купить в бутике, – свободные шаровары в духе Ямамото, завязывающиеся на веревочку, с узором, который мы привыкли называть «узбекским», и плиссированные безразмерные рубашки в стиле Мияке. Здесь же выставлены и главные духи всего арабского Востока – оманские Amouage, созданные в 1983 году знаменитым французским «носом» (!) Ги Робером по повелению султана.

Необходимо сказать несколько слов и об алкогольной составляющей праздника. Употреблять спиртные напитки различной степени тяжести в The Chedi Hotel можно, но вот только подают их не всегда. В отеле существуют специальные алкогольные часы, которые меняются в зависимости от дня недели и наличествующего мусульманского праздника. Например, в понедельник могут бесперебойно наливать с 12.00 и до 16.00, а потом до 19.00 вы ничего не допроситесь. Другое расписание во вторник – наливают с 14.00 и уже беспробудно до глубокой ночи. Узнать об алкогольном расписании на предстоящий день можно с утра за завтраком у любого служащего отеля. Служащие особо подчеркивают, что гость может пить сколько ему захочется в собственном номере, а все ограничения касаются только публичных зон – двух баров и двух ресторанов (кухня – итальянская, японская, американская, тайская и арабская, особенно удается тайская пища).

The Chedi Hotel – это высококоммерческая смесь древнеримского, среднеазиатского, тосканского и арабского. Здесь чувствуется и близость Юго-Восточной Африки – интерьеры лобби заполнены плетеными кенийскими подушками, огромными декоративными москитными сетками, которые и сегодня популярны в лоджах буша, тяжелыми чугунными светильниками из Маврикия, деревянной посудой, бывшей когда-то в ходу на Занзибаре (в XIX веке остров был частью Омана, и там находилась столица султаната с главным гаремом султана). А «оманская составляющая» интерьера выражена в гигантском, лубочном портрете правителя. Это убедительный мужчина лет шестидесяти – в сложносочиненном национальном костюме, с тюрбаном, черной бородой и голливудскими зубами. Типовой портрет султана висит в лобби отеля, и точно такой же встречает туриста в зоне прилета аэропорта Маската.

The Chedi Hotel – профессионально взбитый этнический коктейль для европейца, которому уже прискучили все эти страны и места по отдельности.

Если захочется неприкрашенной этники, то специалисты The Chedi Hotel могут сопровождать гостя в его кратковременных поездках по стране. Для того чтобы съездить в пыльный, выгоревший от солнца Маскат, достаточно вызвать такси или взять трансфер в отеле. В Маскате, который расположен в пятнадцати минутах езды, смотрят старые мечети, все как одна белые и скромные.

Несмотря на нефть и недавно найденный природный газ, Оман пока сложно назвать страной с внешними признаками богатства в виде дорогих машин или дорогих часов. Это вам не Эмираты и даже не Катар. Здесь дико и сурово. Но именно эта странная, незамысловатая деревенская скромность, вековая дремучесть и запыленность привлекают в Оман европейцев. Оман – это этническое иглоукалывание, точечная доза глухого исторического Арабского Востока, о котором в The Chedi Hotel лучше всего напоминает крик муэдзина с минарета мечети, что по соседству с отелем. Здесь не нужны часы, будь они сто раз водонепроницаемым «Ролексом», – неистовый муэдзин кричит как заведенный. Кричит, как ему положено, пять раз в день.

 

Таиланд не для всех

Four Seasons Resort Chiang Mai, Чанг Май, Таиланд

Ольга Волкова

Чанг Май – второй по размеру (после Бангкока) город Таиланда. Вот уж никогда бы не подумала – ведь Бангкок огромен и грязен, набит сомнительными улочками и небоскребами, настоящая столица со всеми ее минусами. А Чанг Май – это нечто особенное.

Это не тот Таиланд, о котором сразу вспоминает человек, побывавший в Патайе или на Пхукете, – это совсем другой климат и другой пейзаж. Здесь, на севере, где горы и зелень, где часты рассветные туманы, мир похож на виды на старинных китайских рисунках. Хотя на самом деле тут поблизости вовсе не Китай – рядом Бирма и Лаос. Этот край две сотни лет принадлежал Бирме, что до сих пор чувствуется – в деталях архитектуры, даже в сувенирах.

Чанг Май провинциально уютен, впрочем, все положенные достижения цивилизации тут налицо: «Макдоналдс» имеется, есть и потрясающие воображение торговые улицы, на которых при желании можно одеться с ног до головы, а заодно и купить все для оформления дома в восточном этностиле – деревянная мебель, серебряные скульптуры, шелковые покрывала ручной работы. И конечно, грандиозный ночной рынок. Между прочим, помимо великолепно исполненных подделок, на рынке есть и местные изделия, очень даже пригодные в качестве сувениров. Да и в любом случае вполне приятно потолкаться в доброжелательной интернациональной толпе, покупающей кошельки из крокодиловой кожи и яркие шелковые наволочки. Если догулять по рынку до самого его закрытия, а потом долго ужинать, то есть шанс дождаться рассвета. То есть, может, некоторым жаворонкам и нетрудно на отдыхе вставать в пять утра – но таких мало; в основном людям проще встретить рассвет, так сказать, с другой стороны.

Рассвет же нам интересен не только своими нежными красками и тишиной, но и зрелищем буддистских монахов, отправляющихся за подаянием. Они не сеют и не жнут, в их монастырях процесс готовки обедов не предусмотрен, по магазинам за продуктами они не бегают – монахам положено жить только милостыней, причем собирать ее можно только рано утром. И вот в предрассветную рань пустынные улицы наполняются десятками и сотнями оранжевых фигур с котелками наперевес.

У кого они собираются просить еду, ведь все еще спят? И хватает ли у тайцев, не самых богатых в мире людей, милосердия на всех просящих? Хватает – монахи не толстые, но и умирающими с голоду не выглядят.

Впрочем, тайцам не так уж и трудно войти в их положение – ведь почти все они тоже в свое время носили шафрановые тоги. Таков обычай – хоть на три месяца, но уйти в монастырь должен каждый мальчик. Одни довольствуются минимальным сроком, а другие остаются в монастыре навсегда.

Чанг Май полон храмов и монастырей, в том числе и очень древних. В одном из них в золотой ступе хранится частица кости Будды: ее саму не увидишь, но ее сияющее хранилище – сколько угодно.

Тайские паломники и монахи не косятся на туристов-иноверцев, возжигающих свечи и ароматические палочки. Они буддисты, они толерантны, они не выказывают нетерпения, не высказывают насмешки, когда турист пытается узнать судьбу по гадательным палочкам у одной из статуй Будды. Дело это непростое: вы берете что-то вроде колчана, в котором, как стрелы, торчат штук тридцать деревянных пронумерованных палочек. Надо так потряхивать футляр-колчан, чтобы одна из палочек выпала на землю – а это требует навыков трясения, потому что, если трясти как придется, то палочки выскакивают либо все, либо ни одной. Тот, кто достиг успеха в вытряхивании судьбы, смотрит на номер палочки и берет листочек бумаги, на котором написано пророчество.

Палочки в основном обещают приятные вещи: «Вы будете много и тяжело работать, зато потом на вас свалится удача и богатство» или «Вас ждет встреча с человеком, который сумеет повернуть вашу жизнь к лучшему». Хочется в это верить – но трудно, особенно в свете того, что одной незамужней девице выпало предсказание скорого вдовства.

Не знаю, почему это сезон дождей здесь считается полумертвым (в туристическом плане) сезоном? Дождь идет, но как по расписанию – с 16.00 до 17.00, а через пять минут солнце высушивает лужи, и от тропического ливня остаются воспоминания. И повышенная влажность – но, во-первых, не такая уж страшно повышенная, а во-вторых – влажность полезна для кожи: у тех народов, которые всю жизнь мокнут под дождем, лица без морщин. Может, именно поэтому нам так трудно определить, сколько лет тому или иному тайцу, а особенно тайке, – не то пятнадцать, не то пятьдесят.

Турист в Чанг Мае в основном не наш: нас манит море Пхукета и Патайи, а в северном Чанг Мае моря нет. Зато здесь есть стиль и вкус – те самые, полное отсутствие которых несколько раздражает в той же Патайе, чрезмерно перегруженной девочками, мальчиками, трансвеститами, секс-шопами, пип-шопами и прочими радостями, направленными куда-то ниже пояса. Да, Чанг Май – это не для всех. Это для искушенных, повидавших свет людей. Это часть азиатского путешествия – обычно здесь останавливаются на три-четыре дня, а потом едут дальше, познавать таинственный Восток.

А вообще надо почаще выходить замуж или хотя бы заводить романы – поездка в Чанг Май, особенно в отель Four Seasons Resort Chiang Mai, лучший отель в здешних краях, как ничто другое способствует расцвету чувств. Город рядом, но не слишком, отель тих, до суеты Чанг Мая отсюда ехать полчаса. Даже не в сезон гостиница набита людьми – все больше из Америки.

Впрочем, американцы разбавлены французами, итальянцами и даже увешанной золотом в своей женской части парой молодых индийцев, сбежавших из своего чудовищного климата в прохладу и роскошь северного Таиланда. То есть прохлада здесь, конечно, та еще – но жителям Индии прохладной показалась бы даже Сахара в летний полдень.

Four Seasons создан для счастья, как птица для полета. И здешним обитателям совершенно ни к чему себя чем-то утруждать. Даже таким нехитрым делом, как преодоление 20 м от бунгало до бассейна, – вконец расслабившийся отдыхающий вовсе не обязан идти туда на своих двоих: проще вызвать электромобильчик, он довезет куда надо.

Хотя с этими электромобильчиками явно происходит что-то странное – с одной стороны, они совершенно определенно есть. Но при этом, с другой стороны, их как бы и нет, потому что на дорожках их не видно до тех пор, пока не позовешь путем нажимания кнопки на телефоне. С третьей стороны, после вышеуказанного нажимания машинка появляется с такой скоростью, что возникает вопрос: а не хранится ли она в некоем подземном люке буквально у ступенек бунгало? Как бы то ни было, но мне так и не удалось засечь момент появления машинки – она вставала передо мной, как лист перед травой.

Точно так же загадочен персонал: он существует, потому что номер всегда убран и полон свежих фруктов и цветов. Но когда и кем все это делается – вопрос, ибо материализованную горничную увидеть не удается даже в том случае, если засесть в засаде под одним из кустов роскошного сада. Даже самый сверхэнергичный бизнесмен, в обычной жизни стоящий на грани нервного срыва, через сутки пребывания в Four Seasons Resort Chiang Mai разомлеет, начнет заказывать завтраки в номер, потому как лень уходить с этой прекрасной веранды с таким удобным диваном.

Тем более если у вас не обычный номер за $ 350 в сутки, а резиденция – то есть несколько комнат, и камин, и свой, отдельный, бассейн. Да еще и с видом на горы и небольшое, но настоящее, хоть и декоративное, рисовое поле, по которому ходят настоящие, хоть и нанятые отелем, поселяне и поселянки в народных одеждах. А вдоль поля бредет белый водяной буйвол. Это редкость – хотя на самом деле он не столько белый, сколько розовый. Розовый буйвол. Как бы то ни было – этот белый буйвол настоящий, и его, в отличие от белого слона, можно увидеть и даже потрогать, если вас не испугает выражение его лица. А белый слон, увы, недоступен простым смертным – все белые слоны являются собственностью короля!

В отеле есть и спортзал. Но тренажеры – они и в Африке тренажеры, и в Таиланде они – тренажеры. Другое дело – SPA, в котором, среди прочих радостей, представлен и знаменитый тайский массаж. Как эти крошечные девочки-массажистки умудряются в одиночку ворочать с боку на бок здоровенных европейцев, из которых отдельные экземпляры весят как четыре такие вот тайки?

Два часа SPA делают из просто человека сверхчеловека. А сверхчеловеку хочется великих свершений – например, в голову приходит крамольная мысль о том, чтобы покинуть номер и отправиться ужинать в ресторан! Не то чтобы ногами – нет, для такого подвига двух часов массажа явно недостаточно – конечно, на машинке, но все же пойти! Хрустящие креветки, фантастические колбаски по-чангмайски, огненное карри, мороженое из плодов хлебного дерева – вот чем здесь сыт человек.

Все это и еще много чего из тайской кухни легко можно научиться готовить, не выходя из отеля. Повара устраивают здесь cooking class: под их руководством даже эмансипированные американские молодоженки что-то растирают в порошок, смешивают, взбалтывают, ожидают появления первых пузыриков, запекают, охлаждают – а потом едят то, что сами же и состряпали.

У отеля есть только один, зато существенный недостаток: из него совершенно не хочется выходить. И для того, чтобы покинуть его стены, надо сделать над собой усилие. Помогает разве что открывающаяся панорама лесистых гор – вялое любопытство постепенно перерастает в любопытство более острое. И вот однажды даже самые поглощенные друг другом молодожены решают выйти в большой тайский мир.

А в горах их ждут слоны – не белые, конечно, зато умные и славные. На слонов можно смотреть, на слонах можно кататься – словом, полезное животное. А после слонов неплохо идет сплав по реке на бамбуковых плотах – рискованным рафтингом назвать это мероприятие трудно, и тем не менее на некоторых особо бурных поворотах с плотов, на радость плотогонам, доносится женский визг.

На окрестных берегах сплавляющиеся могут наблюдать живописные пейзажи джунглей, группы все тех же слонов и аборигенов, бесстрашно переходящих мутную и довольно бурную реку вброд. Для нашего удовольствия аборигены помоложе делают вид, что тонут; туристки волнуются и визжат, аборигены смеются – шутка опять удалась!

Таиланд, давно не знавший войн и колониальной зависимости, в здешних краях всегда считался райским местом. Из соседних стран сюда в свое время перебирались целые племена: так, из Бирмы, которая теперь Мьянма, в Чанг Май переселилось племя палонг.

Живут палонг своей отдельной деревней, строят дома на сваях, жуют бетель, отчего зубы их становятся черными, выращивают таро – такие клубни типа картошки, но не картошка. При виде туристов оживляются – нет, им не надо переодеваться в национальную одежду, они и так в ней, но есть смысл подготовить сувениры: расшитые чехлы для бутылок, яркие кошельки, шарфики и прочее в этом духе. Гид сообщает, что палонг дружелюбны и любят фотографироваться даже бесплатно. Действительно – стоит нацелить на них фотоаппарат, и даже самые маленькие палонг тут же принимаются позировать. Да что там – радостно замирают перед фотокамерой даже их собаки, котята и свинки!

А с Тибета пришли акха – акха живут в четырех километрах от палонг, но какого-то взаимного проникновения культур у этих соседей не чувствуется. Совсем другая манера строить дома, совсем другой тип лица – и национальные наряды надеваются исключительно для приезжих. Зато быстро – и не проходит четырех секунд, как на вас мчится армия женщин акха, на ходу водружающих на голову тибетские шляпы. Гид сообщает, что акха просто так фотографироваться не очень-то любят – другое дело, если купить у них какую-нибудь штучку. Приходится потратиться на сумасшедшее ожерелье.

Бродя по этим племенным деревням, трудно не забыть, что рядом Чанг Май, большой город. Ты думаешь, что затерялся в джунглях, – ан нет, вот он, мегаполис, с его соблазнами: грандиозный серебряный рынок, гигантский магазин со всякими резными деревянными штуками, от крошечной скульптурки до целого мебельного гарнитура. Шелковый рынок. Фруктовый рынок, наконец, – наверное, это поражает больше всего, потому что сколько же на свете существует всяких съедобных растений, это же уму непостижимо! Да мы с нашими яблоками и мелкими сливами – просто сироты на этом празднике жизни.

Хочется купить дурьян – просто попробовать. Однако приходится уступать мольбе гида: занести дурьян в машину – значит, обречь всех присутствующих на нечеловеческие обонятельные мучения. Не то падаль, не то старая выгребная яма, в которую пару лет назад положили самый пикантный из сыров, – действительно, с запахом дурьян перестарался. Как можно принести такую жуткую вонищу в возвышенное благоухание Four Seasons Resort Chiang Mai?

Так я и не попробовала дурьян.

Ну ладно, в другой раз. Все равно я намерена сюда вернуться еще разок-другой.

 

Под небом Африки

Sasakwa Lodge, Серенгети, Танзания

Геннадий Йозефавичус

Как-то раз один американец, успешный биржевой игрок, разбил палаточный лагерь в танзанийской саванне, по соседству с национальным парком Серенгети. В самом парке никакому американцу, даже успешному биржевому игроку, вот так запросто разбить палаточный лагерь никогда бы не позволили. Все-таки не только национальный парк, но и национальная гордость. А по соседству – пожалуйста.

Вообще-то говоря, национальные парки в Танзании (в отличие от, скажем, аналогичных предприятий в Южной Африке) не огорожены проволочными заборами. Зверям позволено гулять как внутри Серенгети, так и за его пределами. Более того, через Танзанию вообще и через Серенгети в частности проходят основные пути зверской миграции, и миллионы голов крупного, менее крупного, рогатого и прочего скота, не разбирая пути, по нескольку раз в году проходят танзанийские пустоши в поисках лучшей доли.

Понятно, что раз все эти орды утюжат Серенгети, то и место, выбранное удачливым биржевым игроком под палаточный лагерь, они никак не могут миновать. А ведь именно этого и хотелось американцу. Дело в том, что любовь к живым деньгам невероятным образом соединилась в его душе с любовью к живой природе. Зарабатывал он тогда неплохо (сейчас, впрочем, еще лучше) и в Африку готов был ездить по нескольку раз в году. А раз так, то лагерь было решено не сворачивать, но укрепить, обустроить и оставить насовсем. Одно, правда, смущало нашего героя. Местность, выбранная им под перманентный кемпинг, была облюбована охотниками и даже объявлена охотничьим заказником, а потому звери, хоть и пребывавшие в пределах территории во множестве, отличались в то время особой нервностью и недоверием к людям вообще, а уж к людям в «Лендроверах» – в особенности. Как завидят автомобиль, так и дают деру. От греха подальше.

А ведь те же самые звери в национальном парке Серенгети ведут себя совсем по-другому: подпускают даже не на винтовочный выстрел, а на расстояние вытянутой руки, ничуть не обращают внимания на щелчки затворов фотокамер и даже как-то обидно, наплевательски относятся к автомобилям и сидящим в них любителям живой природы. Здесь же, в нескольких метрах от границы Серенгети, все наоборот. Как будто бы тут все увешано объявлениями «Осторожно, охотники!».

В этом, собственно, и заключается разница между национальным парком Серенгети (или каким-нибудь еще заповедником) и любым другим куском саванны, не объявленным национальным достоянием. И эта разница, эта несправедливость чрезвычайно травмировала зверелюбивую душу инвестора и биржевого игрока. Казалось бы, вопрос проживания решен, палатки стоят, а звери сторонятся. Ведь они, звери, не в курсе миролюбивых устремлений биржевика-натуралиста. Они же, в конце концов, не знают, что наш бойскаут не охотник и что его «Лендровер» драматически отличается от такого же «Лендровера» с охотниками внутри!

И как, вы думаете, американец решил эту проблему? Естественно, по-американски: просто взял территорию вокруг своего лагеря в аренду у правительства Танзании и запретил охоту!

Охотхозяйство Грумети переименовали в частный заповедник Грумети, и животные стали потихоньку привыкать к человеку без ружья. Сколько же можно бояться и бросаться вскачь, увидев собственную тень? Кроме того, в тиши частного заповедника за несколько лет успели народиться новые поколения, поколения тех, кто охотников в глаза не видел.

Велика ли территория Грумети? Рублевскими сотками землю в Танзании никто не меряет, поэтому американская дача раскинулась на территории в пару сотен тысяч гектаров. Что-то около того, с запасом, на всякий случай – вдруг возникнет мысль о расширении или нелюбимую тетку надо будет куда подальше отселить.

И ведь мысль возникла.

Но по порядку. Начнем с того, что палаточный лагерь (не стоять же ему безымянным!) назвали Sabora Plains, по имени окружающих его пустошей. Ну а чтобы лагерь «имени пустошей» не стоял пустым все то время, когда американец занимается своим непосредственным делом (зарабатывает деньги на Уолл-стрит), палатки стали сдавать внаем другим любителям природы.

Потом, во время очередного приезда в Грумети, наш герой, забравшись на один из холмов, торчащих из саванны, решил-таки обзавестись недвижимостью и построить дом. Прямо на холме. Логика была весьма понятной: палатки сдаются внаем, то есть приехать неожиданно, как раньше, уже нельзя – лагерь может быть занят. Значит, надо построить еще что-то. И приезжать, когда захочется.

У местной общины (тут же не только животные живут, тут и люди водятся) была выкуплена верхушка холма, и вскоре дом был воздвигнут. Потом второй, третий, пятый, затем – общее для всех домов пространство с кухней, бильярдной, чайной, винным погребом, библиотекой, кинозалом, рестораном, баром etc. Чуть позже нашлось место для физкультурного зала, павильона для медитаций, для коммунального бассейна (кроме того, во дворике каждого дома есть свой небольшой бассейн), даже для конюшен.

В общем, на холме образовалась целая деревня, которую немедленно назвали Sasakwa. План был прекрасным – создать большое поместье, куда в любой момент могут приехать друзья, родственники, родные и близкие родственников и близких.

И как вы думаете, долго все это великолепие оставалось заселенным только и исключительно родственниками акулы с Уолл-стрит? Правильно, недолго! Потому что поместье Sasakwa было немедленно переименовано в Sasakwa Lodge, и дома, как и палатки, стали сдаваться внаем. Самая большая вилла (четыре спальни, собственная кухня и пр.), построенная американцем для себя, еще некоторое время оставалась нетронутой, но вскоре и она была сдана врагу, вернее клиенту. Мир чистогана и наживы вновь показал всю свою сущность.

Впрочем, одна из комнат виллы остается закрытой, и ключ от нее хранится только у владельца. Эта комната – командный пункт алчного американца, а совсем не чулан Синей Бороды. В этом командном пункте – неприлично мощный для Африки компьютер с тремя экранами. Здесь хозяин Грумети работает над повышением собственной капитализации. Естественно, через Интернет. Сюда ведь не могли не провести Интернет. Где-то установили большую тарелку, и спутник обеспечивает американца (как, впрочем, и его гостей) фантастически быстрым Интернетом и международной связью.

Интересно, что и беспроводной Интернет, и телефон ничего гостям не стоят. Говори хоть сутки напролет, хоть двое, а денег с тебя не возьмут. При этом на мобильных телефонах твоих абонентов номер Sasakwa Lodge определяется как внутриамериканский. Техника со времен Александра Белла все-таки шагнула очень далеко вперед.

С этими телефонами, кстати, произошел один курьез. В палатках Sabora Plaines, уставленных антикварной мебелью в стиле сафари, современные аппараты смотрятся, мягко говоря, странно. Дизайнеры придумали для них какие-то антикварные же ящички. Когда тебя приводят в палатку в первый раз, телефон из ящичка достают и ставят на стол. Никто, понятно, и никогда телефонный аппарат в его конуру не возвращает. Так все равно удобнее, а от идеи позвонить из саванны родителям еще никто не отказывался.

А теперь представьте, как вы сидите на террасе в кресле 1920-х годов, потягиваете шерри (кстати, тоже бесплатный, то есть уже включенный в стоимость постоя) и уговариваете по телефону своего ребенка (он дома, в постели, на другом конце света) уснуть. Мимо вас неспешно проходят след в след, скажем, две тысячи антилоп гну. Процессия животных растянулась на три километра и 40 минут, и вы, сами не замечая того, начинаете считать антилоп. Понятно, что на шестьсот сорок первой гну либо вы, либо ребенок уже в объятиях Морфея. Скорее всего – оба. Вот для чего необходим телефон, бесплатный телефон!

Может ли ребенок поехать с вами? Да, но только тогда, когда ему стукнет лет двенадцать. Саванна не терпит резких движений и громких звуков, а маленького шалопая будет невозможно заставить не вертеть головой и руками и не орать от возбуждения.

Да и вообще дикие животные могут быть опасными. Вот, к примеру, слон. Лет до шестнадцати слон-самец живет в семье, где верховодит его бабушка. Устройство слоновьей семьи, если не знали, матриархальное. Так вот, достигнув юношеских лет, слон-тинейджер начинает потихоньку переходить на самостоятельное существование. Поначалу три-четыре юноши сбиваются в небольшую банду и живут так неподалеку от семьи еще пару лет. Потом банда распадается, и слон превращается в самца-одиночку, который так вот и будет жить до самой смерти. Иногда его будут подпускать к себе самки, и слон станет исполнять свой матримониальный долг. Никакой лирики, только зов природы.

Взрослый самец, то есть слон, осознающий свои размеры, свою силу и привыкший жить в одиночку, в большинстве случаев опасности не представляет; а вот тинейджер, только-только ушедший из-под опеки, почти всегда чересчур задирист. То есть он нервничает и оттого задирается.

Ведь в семье было как: стоило появиться какому-нибудь врагу (настоящему или мнимому) вблизи семьи, особенно если в семье в тот момент были совсем юные слонята, как верховная слониха начинала пугать этих самых врагов трубным голосом, распусканием ушей и топаньем. Абсолютно то же самое начинает, завидев опасность (вас в «Лендровере», к примеру), делать и юный слон, только что ушедший из семьи. Он трубит, он мотает головой и хлопает ушами, он бежит прямо на вас, поднимает клубы пыли. В общем, пародирует бабушку.

Но бабушка-то при всем при этом остается в своем уме (хотя кто ж его знает, что там у нее на уме?), а тинейджер еще не совсем понимает, что, собственно, должно следовать за всеми этими клубами пыли и грозно расставленными ушами. Бабушка погрозит и вернется в семью, а этот может и не успокоиться, у него может случиться амок, и тогда он всерьез пойдет бодать машину. И скажите на милость, зачем вам это нужно, когда с вами дети? Пусть уж лучше дети спят в своих неантикварных кроватках, и счет антилоп гну помогает им уснуть и видеть сны про добрых слоников.

Ну, хорошо, а как же вы? Что же вам, спросите, делать, когда сумасшедший переросток побежит разбираться именно с вашим «Лендровером»? Да ничего. Сидеть и надеяться на опыт вашего рейнджера и на здравый слоновий смысл.

Впрочем, при регистрации в лагере с вас все равно берут подписку в том, что никаких претензий ни к дикой природе вообще, ни к администрации Grumeti Reserve в частности вы не имеете. Так, на всякий случай. Кто же его, слона, в конце-то концов, знает. Никто его не знает, даже его слоновья бабушка.

Кстати, о рейнджерах.

Вы можете остановиться только в одном из лагерей Грумети, а можете переезжать из одного в другой (миллионер, конечно, не успокоился и на берегу местной речки выстроил еще один отель – Faru-Faru River Lodge), но рейнджер, один раз вам предоставленный, будет путешествовать с вами все время. Мой, к примеру, по имени Сайтотти, оказался сумасшедшим (в хорошем смысле) натуралистом и еще более сумасшедшим любителем кино. Ничто, буквально, кроме зверей и кино, его не интересует. Днем – львы с гепардами, ночью – Скорсезе с Копполой.

Дугой рейнджер, Ли, оказался моим старым знакомцем. Когда-то мы с ним уже встречались, только не в Танзании, а в Южной Африке. Три года назад Ли работал в только что открывшемся и теперь страшно знаменитом лагере Люка Бейлза Lebombo, на границе с Мозамбиком, в парке Крюгера. Теперь Люк Бейлз и его компания Singita (легендарное имя в мире роскошных сафари) обратили внимание на Танзанию, вернее на Грумети. Между биржевиком-владельцем и Singita был подписан контракт, и теперь именно Люк Бейлз взялся за управление всеми тремя гостиницами в саванне. Ли, собственно, потому и появился в Грумети, что стандарты Singita должны быть пересажены на танзанийскую пыльную почву.

Кстати, именно по причине воцарения Singita во владениях Грумети цены на сезон «раскрутки» были снижены, и ночь на одного в Sasakwa в этот период обходилась всего в $ 800. И последнее: в Sasakwa Lodge есть винный погреб. А там – ваш любимый Chateau Petrus. Несколько бутылок хорошего года всегда в наличии.

 

Отдых на любой лед

Ice Hotel, Лапландия, Швеция

Екатерина Истомина

История гигантского Ice Hotel, расположенного на Полярном круге, началась почти случайно. Шведско-лапландская местность вокруг городка Кируна оказалась в фокусе внимания туроператоров в середине 1970-х годов (это было десятилетие большой популярности шведской цивилизации в мире). Ездовые собаки и упрямые олени, клюква с морошкой, лыжи и северное сияние, водка Absolut и морозы до −30 °C – все это стало тогда важной частью нарождавшегося экологического туризма.

Туристы, приезжавшие в дикие северные края за экзотикой, ночевали в избушках и чумах здешних саамов, которые с радостью милого и смиренного северного народа сдавали внаем собственную жилплощадь.

В 1990 году французский художник Янно Дери построил на берегу реки Торн большой выставочный павильон изо льда, в котором состоялась выставка современного японского искусства. Некоторые участники презентации после банкета не смогли дойти до избушек и чумов, а заночевали в спальных мешках в холле ледяной новостройки. После легендарной ночевки было принято решение построить целый отель изо льда. Для постройки была выбрана саамская деревенька Юккасъярви.

Сегодня Ice Hotel, открывший свой восемнадцатый сезон, сам разросся до большой деревни. Ее между тем, следуя русскому обычаю, можно назвать даже селом, ведь в отеле есть церковь, построенная из ледяных глыб редкой прозрачности. Основной аттракцион Ice Hotel – это именно отель с ледяными номерами различной величины, где гостям предлагается попробовать переночевать.

Кроме ледяного комплекса с комнатами, похожего на марсианский курган, в Ice Hotel входит отдельная деревня с деревянными домами (теплые номера с душем), дом с reception и магазин. Большой ресторан, где предлагаются завтраки, обеды и ужины, с теплым баром находится на другой стороне улицы.

Кроме теплого бара (Nice Bar), в Ice Hotel есть и знаменитый Absolut Ice Bar. Бар прорыт в глыбе льда, здесь есть ледяная барная стойка, несколько ледяных столиков и chill out с ледяными креслами. Мы, разумеется, пройдя серьезную антиобледенительную (алкогольную) подготовку в Absolut Ice Bar, остались ночевать в ледяной комнате.

Стоит отметить, что готовиться к ночи в ледяной палате, где температура опускается до –8 °C, следует не только с помощью водочного пития. Во-первых, нужно запастись специальной одеждой – мы надели на себя сразу два комплекта термобелья, эстонские шерстяные носки, шапку и трикотажную маску вроде той, что используют для катания на собачьих упряжках. Во-вторых, хотите вы этого или нет, но все же необходимо выпить водки. Однако, несмотря на наличие Absolut Ice Bar, сделать это весьма затруднительно.

Дело в том, что традиции распития водки в современной Швеции иные, чем в России. Водку смешивают в коктейли, причем сразу несколько водок льют в один стакан (он в Absolut Ice Bar сделан из куска льда), потом добавляют в смесь всяких соков и морсов, и в итоге крепкий алкогольный напиток становится похожим на компот из детского садика. Если принять на грудь десяток порций такого водочного компота, то в голове станет мутно, а на душе тревожно. На просьбу выдать чистой водки и безо льда сотрудники Absolut Ice Bar (среди них даже есть афрошвед) реагируют недоуменно, словно посетитель просит выпить, к примеру, высокооктанового бензина. Однако водка в чистом виде есть снотворное и горючее, которое позволит быстро заснуть в ледяной комнате.

В морозоустойчивом облачении, похожие больше на Человека-паука, мы решительно двинулись в ледяной номер, не забыв по дороге завернуть на пару минут в теплый отсек WC. Стандартный ледяной номер (Ice Room) представляет собой большой полый сугроб с ледяной кроватью в центре (кроме стандартных номеров есть еще и дизайнерские, они больше по размеру и богаче по убранству). Кровать накрыта двумя оленьими шкурами, плюс две холодные, словно лоб мертвеца, подушки с логотипом Ice Hotel.

Мы предлагаем свою инструкцию, как правильно отойти ко сну. Прежде всего плотно задерните холодную шторку, которая выполняет роль двери. Потом встаньте на колени и проползите по снегу на карачках вокруг ледяной кровати – только таким образом вы обнаружите выключатель света, прибитый к одной из деревянных ножек. Теперь снимите сапоги, проверьте сухие ли у вас носки. Носки должны быть идеальной сухости. Раскатайте спальный мешок на оленьей шкуре, проверьте исправность молний. Залезьте в мешок, застегните его до половины, затем ловко перекатитесь колбаской к выключателю.

Теперь остается затянуть шнурок капюшона, однако мы не рекомендуем делать это. Затянув шнурок, вы оставите лицо снаружи, через полчаса оно обмерзнет – хотя вы можете использовать маску для катания на собачьей упряжке.

Другой вариант – сделать из мешка некое подобие норы и угнездиться внутри, а через дыру с капюшоном к вам будет поступать воздух.

Мобильный телефон держите включенным, используйте его в случае необходимости как карманный фонарик. Если вы выпили чистой водки, то через полчаса заснете, если вы выпили водочного компота – заснете через час.

Сколько часов можно спать в таких условиях? Вопрос остается открытым. В 8.00 служащие Ice Hotel будят спящих в ледяных комнатах и выдают им по чашке горячего клюквенного сока. Работа не пыльная, так как спящих оказывается немного. Восемьдесят процентов публики расползается в теплые деревянные домики уже в середине ночи, и лишь редкие смельчаки досыпают в замороженном виде до утра.

Что же мешает спокойному сну при температуре в комнате –8 °C? Многие из числа тех, с кем нам удалось поговорить, рассказывают, что в середине ночи у них начинаются видения, кошмары и панические атаки, при этом им отчаянно хочется писать. От кошмара еще можно как-то отмахнуться, но вот для того, чтобы пописать, приходится вылезать из мешка, надевать сапоги и комбинезон и идти пять минут до теплого отсека WC.

К утру и у нас тоже начались галлюцинации, похожие на известный рассказ Эдгара По о заживо погребенных. Трясясь от холода и страха, мы все же дождались восьмичасового служащего с соком и обняли его как родного.

Всем, кто переночевал в ледяной комнате, отель выписывает дипломы о выживании. Такие экстремальные ночевки – это весьма доходный туристический бизнес. Например, в африканских сафари многие отели предлагают ночевать в кровати, установленной прямо в буше. Вокруг воют гиены, стучат зубами львы, шастают антилопы, а вы делаете вид, что крепко спите. В шведском Ice Hotel пугают другим: замогильным полярным безмолвием, в центре которого покоитесь именно вы – маленький, позабытый, теплокровный винтик. Главное, чтобы вовремя пришел восьмичасовой служащий. В суровом зимнем режиме Ice Hotel функционирует до конца марта, испытайте себя.

 

Дико и круто

Eagle Island Camp, River Khwai Lodge и Savute Elephant Camp, Дельта Окванго, ЮАР

Геннадий Йозефавичус

Окаванго – странная река. Течет, течет и никуда не впадает. Ни тебе в Каспийское, ни в Средиземное, ни в какое другое море или океан. Вместо этого Окаванго проходит свои положенные тысячи километров и растворяется в пустыне Калахари. Уходит в пески, исчезает в никуда.

Впрочем, великая африканская река не пропадает в какой-нибудь одной большой дырке, похожей на слив в ванне. Нет, перед смертью Окаванго разливается на мириады ручейков и протоков, образуя знаменитую дельту, природный феномен, очередное чудо света. В сезон дождей, когда река разливается, территория дельты превращается в невероятных размеров (пол-Франции и Люксембург в придачу) болото, в рай для бегемотов, крокодилов, змей, тысяч видов птиц и тех немногих счастливых любителей живой природы, что смогли забронировать себе места в здешних лагерях.

Лучшие палаточные лагеря в дельте Окаванго принадлежат небезызвестной компании Orient Express, той самой, которая гоняет одноименный поезд из Лондона в Венецию и далее в Стамбул и которая не так давно приобрела наш любимый отель «Европа» в нашем любимом Санкт-Петербурге. Так вот, в дельте Окаванго у Orient Express есть лагеря Eagle Island Camp и River Khwai Lodge, а еще один – Savute Elephant Camp – разбит по соседству, в национальном парке Чобе, который с территорией дельты граничит, но в болота не залезает.

Еще у компании, воспетой Агатой Кристи, есть гостиница в Йоханнесбурге, и это большое дополнительное счастье, потому что дельта Окаванго – в Ботсване, а в эту прекрасную страну никто напрямую из Европы или Америки не летает. Все равно надо лететь в Йоханнесбург, проводить в этом опасном и полном приключений городе ночь и только на следующее утро вылетать в соседнюю страну.

Гостиница называется Westcliff, и прелесть ее в том, что это даже не гостиница, а целый населенный пункт со своими крепостными стенами, органами управления и виллами, разбросанными по территории. Приезжаешь из аэропорта имени Табо (отца нынешнего президента ЮАР Табо Мбеки) на такси в Westcliff, тебя (и автомобиль) аккуратно обследуют на предмет террористических намерений, потом (уже без автомобиля) угощают шерри на reception, заполняют необходимые бумажки и везут (на местном шаттле) на виллу.

Разбираешь вещи, принимаешь благоухающую маслами Molton Brown ванну, открываешь бутылочку местного игристого вина Pangratz, выходишь на балкон и… сталкиваешься с дикой природой. Она, дикая природа, кричит, ухает, вопит и воет – и все это в центре огромного, самого большого в Африке, города. В первый момент кажется – обознался. Во второй – прислушиваешься и как минимум понимаешь, откуда исходит угроза миру.

Оказывается, через дорогу от Westcliff – Йоханнесбургский зоопарк. Остается догадываться, зачем городу, от которого через полчаса в любом направлении начинается самая настоящая дикость, еще и зоопарк? И кто же его посещает? Но факт остается фактом, и вопли запертых в неволе зверей словно готовят тебя к тому, что в последующие дни ты будешь круглосуточно слышать животных, а не звонки мобильных телефонов или голоса ведущих теленовостей.

Вечером – коктейли в шумном баре у бассейна, ужин во французском стиле, продолжение вечеринки где-нибудь в Мелвилле, но все это уже совсем неважно, потому что сразу после того, как ты первый раз услышал хохот гиены или гиппопотама, трубный вой слона или рев льва, ты перестаешь быть горожанином, ты становишься бушменом.

На следующее утро – очередное такси, очередной перелет, теперь по маршруту Йоханнесбург—Маун. Второй по величине город Ботсваны – небольшой поселок с одноэтажными домиками, крытыми жестью. Именно отсюда путешественники отправляются в дельту. Здесь тебя (после паспортного контроля и таможни) вылавливают представители лагерей и пересаживают на местные самолетики.

Orient Express работает с небольшой компанией Mack Air, чьи «Сессны» развозят новоявленных бушменов по лагерям. Если пересадки кажутся вам утомительными, можно договориться с Mack Air о том, чтобы вас доставили в лагерь напрямую из Йоханнесбурга, но я не стал бы советовать такой маршрут. Во-первых, ваш реактивный джет никак не сможет приземлиться на земляную полосу, а потому вам все равно придется лететь на «Сессне». А полет на малой высоте в бросаемой из стороны в сторону «Сессне», да еще на столь внушительное расстояние, – не самая большая радость. Во-вторых, вам, скорее всего, все равно надо будет садиться в Мауне, чтобы пройти иммиграционные формальности.

Конечно, вам сначала пообещают, что чиновник с радостью прилетит к вам прямо в лагерь, но потом у этого самого чиновника что-то не сложится, его планы поменяются, и вы полетите в Маун. И стоит ли игра свеч? Единственное разнообразие, которое можно внести в длинную череду перелетов, так это воспользоваться вертолетом, который имеется в River Khwai Lodge.

Вертолет совсем не болтает, летит он почти у земли, и в полете вы можете устроить себе незапланированное сафари. Звери будут тянуть шеи, пытаясь рассмотреть большую шумную птицу, а вы еще до приезда на реку Квай (не ту, конечно, что в фильме «Мост через реку Квай», а одноименную) сможете отснять сотню-другую кадров. Времени от Мауна до River Khwai Lodge что на самолете, что на вертолете полчаса, а удовольствия от полета почти у поверхности земли куда больше. Кстати, пассажирские двери у этого вертолета удалены за ненадобностью. Главное – пристегнуть ремни и убедиться в том, что ремень фотокамеры на шее.

На взлетной полосе вас встретит ваш рейнджер на открытом автомобиле Land Cruiser. Именно этот человек последующие несколько дней будет возить вас в буш или ходить с вами по протокам на мокоро (местная традиционная лодка-долбленка) или катере, и от этого человека зависит, увидите вы или не увидите тех самых животных, ради которых вы затеяли это свое путешествие со многими перелетами. Моего проводника в Eagle Island Camp звали Майти, то есть «Могучий» (от английского «mighty»), и от глаза старика Майти не мог уйти никто, даже притаившийся в 500 м леопард. Майти, в отличие от, скажем, весельчака Роджерса, не шутил, не изображал из себя клоуна, с ним было иногда скучно, зато мы смогли увидеть все, чем богата дельта.

Рейнджер заталкивает сумки на заднее сиденье автомобиля, дает ледяной воды и везет в лагерь, у ворот которого тебя ждет целое представление: весь свободный от срочной работы персонал (кастелянши, уборщицы, повара, официанты, охранники, директор и продавец сувенирной лавки) поет тебе приветственную песню на одном из местных языков. Тебе подают влажное полотенце, коктейль, в общем, заговаривают зубы, и в это же время ты подписываешь неизвестно откуда взявшуюся бумажку, снимающую ответственность с администрации лагеря в том случае, если какой крокодил или бегемот решат направить свою агрессию именно на тебя. Впрочем, летальных исходов или случаев причинения туристу серьезных увечий никто припомнить не смог, но подписанная бумага делает твои отношения с компанией более расслабленными.

Потом тебя ведут в палатку и на некоторое время оставляют в покое. Поездки к зверям производятся дважды в сутки – на рассвете и ближе к закату, и все время между ними заполнено приемами пищи, чтением книг, расслабляющими процедурами в SPA и прочими нужными и полезными делами, накопившимися еще дома.

Кстати, о приемах пищи. Готовят во всех трех лагерях превосходно, но в Eagle Island превосходнее. На обед – шведский стол, ужин чуть более формален. В Savute Elephant Camp ужины иногда устраиваются в боме, типичной для африканской деревни костровой площадке, окруженной частоколом.

Но, как мы все еще помним, в дельту Окаванго едут не прибавлять в живом весе, а наблюдать за живой природой. Тут вам не откормочная ферма, а природный феномен мирового значения, поэтому творчество рейнджера Майти здесь куда важнее творчества повара Джонсона.

За пятнадцать минут до выхода в дельту Майти приходит к палатке и слегка кашляет. Тут тебе положено проснуться (отложить книгу, плеер), облачиться в шорты и рубашку, намазаться кремом от солнца и лосьоном от комаров, напялить шляпу и очки, взять камеру и прийти на сборный пункт, чтобы выпить чаю с бисквитами и отправиться в поход. Вместе с Майти ты проходишь на пристань, где пришвартованы быстрые катера и неуклюжие самоходные платформы. За время пребывания в Eagle Island Camp ты успеешь покататься и на том, и на другом, и даже еще на лодке мокоро. Впрочем, никто сегодня деревья не долбит. Все пользуются легкими пластиковыми плавсредствами, формой и способом управления напоминающими мокоро. Как говорил классик: «И самовар у нас электрический, и сами мы какие-то неискренние».

Майти заводит мотор, ты поднимаешься на борт, и путешествие начинается. В случае катера это вполне себе серьезная поездка к удаленным островам; вариант платформы предполагает пикник на борту; поход на мокоро – единение с природой и пребывание с ней на одном уровне. Во всех трех случаях вам обеспечены весьма близкие (и весьма небезопасные, добавим) контакты с бегемотами, знакомство с местными крокодилами, общение со слонами, забредшими в камыши, и конечно, знакомство с сотнями видов птиц. Дельта – настоящий рай для любителей пернатых. Нигде, кажется, в мире одновременно столько птиц увидеть невозможно.

В отличие от развлечений на воде, присущих Eagle Island Camp, в других лагерях, в River Khwai Lodge и в Savute Elephant Camp, активность происходит на суше. Вместо катера или мокоро – испытанный Land Cruiser, взамен бегемотов и крокодилов – львы и леопарды. Хотя все те же гиппопотамы – они и в реке Квай гиппопотамы. Вот они, рукой подать, а ночью так и вовсе топают вокруг палатки, стригут травку своими страшными челюстями, оглашают окрестности хохотом.

А в Savute Elephant Camp, как понятно из названия, главные герои – слоны. Они тут повсюду, буквально перед носом. Дело в том, что прямо перед палатками, вернее перед деревянными террасами, сколоченными перед палатками, вырыт небольшой пруд. С утра до ночи у этого пруда толкутся слоны, баламутящие воду своими хоботами, обливающие себя и друг друга, пускающие фонтаны. Иногда (рано утром или поздно вечером) к водопою приходят львы или гиены. В принципе ты даже можешь никуда из лагеря не уезжать, а просто сидеть у себя на террасе и потягивать мохито, наблюдая, как один слон меняет другого или как две львицы с тремя львятами опасливо подходят к чужой луже.

Впрочем, в окрестностях Savute Camp тоже есть чем заняться – посмотреть наскальную живопись доисторических бушменов, съездить в Баобаб-Сити (так тут зовут баобабовую рощу, смотрящуюся на фоне низкорослого буша настоящим городом), понаблюдать за случкой львов (у них этот процесс происходит в течение недели с небольшими перерывами на отдых).

Во всех трех лагерях на закате принято выпивать. Джин с тоником, виски, вино – что пожелаете. В Eagle Island Camp для столь приятных целей выделен бар Fish Eagle, признанный газетой The New York Times «самым романтическим питейным заведением на свете». В River Khwai Lodge вас везут на какую-нибудь прекрасную поляну, где горит костер и где столы накрыты хрустящими скатертями. В Savute Elephant Camp, единственном из лагерей, где надо оказаться до семи вечера (национальный парк Чобе закрывается, и ночные поездки строго запрещены), выпивание, как правило, происходит на террасе с видом на водопой и на слонов, пришедших проводить солнце вместе с вами. В общем, романтики в разных ее проявлениях и видах хватает на всех.

Конечно, сидеть в одном лагере больше трех дней весьма утомительно. За 72 часа вы успеваете посмотреть все и все испробовать. Кому-то везет больше, и за то же самое время он умудряется увидеть куда больше других: звери не сидят на месте, они перемещаются, и возможность встретиться лицом к морде с кем-то особенно желанным зависит не только от мастерства рейнджера, но и от везения, от случая. Кому-то везет, и он воочию видит, как охотится леопард, как крокодил ловит импалу, как питон душит орла-рыболова.

Почему-то настоящее везение в буше всегда связывается с убийством. Увидел удачную охоту – значит, и сам удачлив. Оно и понятно. Именно поймав редкий момент охоты, ты окончательно понимаешь, что ты не в зоопарке и что здесь, в дельте Окаванго, все по-настоящему.

 

Парад китов

Birkenhead House, Херманус, ЮАР

Геннадий Йозефавичус

На завтрак в гостинице Birkenhead House в городке Херманус подают китов. Вернее, киты сами себя подают. Садишься за стол, кладешь салфетку на колени, договариваешься с большой черной девушкой Идой на предмет кофе и яиц, берешь бинокль и тотчас находишь в воде, примерно в 200 м от берега, здоровенную рыбину – южного, или, как его называют у нас, австралийского кита.

Он, кит, конечно же, никакая не рыбина, но ведь с хвостом и в воде живет, а значит, это пятнадцатиметровое чудо-юдо рыба-кит – и точка.

Чудо-юдо пускает фонтаны, высовывает нос из воды, хлопает хвостом по волнам, а то и вовсе выпрыгивает, делает в воздухе гимнастический переворот и со всей дури хлопается обратно в океан, поднимая в воздух снопы брызг. В брызгах немедленно появляется радуга, и кит, словно неисправная баллистическая ракета, снова выстреливает собой из воды и снова, не пролетев и 5 м, шлепается обратно.

Отложив бинокль, обнаруживаешь на столе завтрак, а в море – еще дюжину китов. Не хватает лишь адмирала Высоцкого да ядерного чемоданчика, чтобы терраса Birkenhead House превратилась в капитанский мостик корабля, с которого президент наблюдает за учениями подводного флота. Впрочем, главнокомандующему пусть редко, но удается насладиться успешным пуском ракеты, которая, в отличие от китов, все-таки преодолевает земное притяжение и отправляется на полигон Кура поражать условного противника. Киты же стабильно уходят обратно в воду, ныряют на глубину, чтобы снова – на радость постояльцам Birkenhead House – взлететь, перевернуться и плюхнуться.

Южные киты (southern right whale) посещают Херманус каждый год, останавливаясь в местных водах с августа по октябрь. Здесь они куролесят, знакомятся с китихами, ухаживают за ними, спариваются, здесь же через год на свет появляются китята. Почему со всего огромного Мирового океана «правильные» киты сплываются именно сюда – загадка, но факт остается фактом: побережье Атлантики в районе Хермануса, неподалеку от Кейптауна, притягивает огромных морских животных одного определенного вида ровно так же, как московский ЦУМ притягивает животных другого вида баннерами со словом «sale». Здесь, в Херманусе, в двадцатых числах сентября даже проходит ежегодный Whale Festival, на который со всего мира съезжаются любители поглазеть на самое большое на Земле, в смысле воде, млекопитающее. Скажем сразу, что очередной Hermanus Whale Festival пройдет с 23 по 26 сентября.

Еще я объясню, почему этих самых китов называют «правильными» (right whales). Дело в том, что загарпуненный мертвый кит этого вида не уходит под воду, а всплывает на поверхность, поэтому тушу можно, привязав покрепче, тащить за кораблем. Китобои считали эту особенность в высшей степени правильной, а потому и китов данного вида стали называть «правильными». Слава богу, китовый промысел нынче почти повсеместно запрещен (кроме Китая и Норвегии, где китов продолжают забивать в «научных целях»), а потому южные киты могут спокойно резвиться и неправильно уходить под воду.

Еще они могут неправильно подходить вплотную к лодкам, потому что правильные лодки не могут подходить к китам ближе чем на 50 м. Так, во всяком случае, было с той правильной лодкой, на которой я вышел в море знакомиться с китами. Предварительно меня облачили в оранжевую рыбацкую куртку, в спасательный жилет, настоятельно попросили в случае необходимости избавляться от рвущегося на волю завтрака прямо за борт (а не засорять туалет), познакомили с чернокожим шкипером по имени Иван, и лодка, преодолев прибой, пошла к китам, ориентируясь по фонтанчикам. Как и предписано правилами, Иван остановил двигатели примерно в 50 м от того места, где здоровенный хвост ввернулся, словно винт, в водоворот на поверхности морской воды. Вскоре рыбина всплыла, выпустила фонтан воды, присмотрелась и решила, наплевав на правило 50 м, познакомиться с нами ближе. Огромная блестящая субмарина подплыла вплотную к катеру, поднырнула под него, вышла с другого борта, а потом снова скрылась в глубине. Пару минут ничего не происходило, только лодка, как поплавок, поднималась и опускалась вслед за волнами. Завтрак начинал о себе напоминать. Через сто двадцать секунд кит вернулся к нам в компании ровно такого же (или такой же) громадины. Киты в две дыры выпустили пару фонтанов, прошлись под днищем катера и галантно ответили на приветствия любителей живой природы шлепками хвостов по поверхности воды. Потом начался настоящий балет – киты крутили кульбиты, пускали фонтаны, слаженно исполняли парные танцы. Через час мы как зрители перестали интересовать солистов, и они пошли репетировать куда-то на глубину. Вслед танцорам раздались заглушаемые шумом волн аплодисменты. Ни морская болезнь, ни пронизывающий ветер не могли оторвать нас от потрясающего зрелища. Впрочем, когда представление все-таки закончилось, мы (я, гостиничный начальник Шейн и шестеро других постояльцев Birkenhead House) предпочли избежать обморожения и поспешили на берег, поближе к камину и горячему шоколаду.

Мы гурьбой ввалились в гостиную Birkenhead House, немедленно налили себе разных крепких напитков и устроились у камина. Даже Шейн – уроженец Хермануса и ветеран-наблюдатель – не мог припомнить такого потрясающего китового спектакля. Мы грелись у огня, рассматривали книжки и альбомы с фотографиями, а Шейн рассказывал историю дома. Первый отель с таким названием (в честь затонувшего неподалеку корабля) был открыт на этом месте пятьдесят лет назад. Потом он сгорел, руины снесли, а площадку на берегу океана купили Фил и Лиз Биден. Супруги Биден давно мечтали о доме на пляже.

Примерно в это же время два других загородных дома Фила и Лиз – ферма на виноградниках во Френчхоеке (это один из центров южноафриканского виноделия) и усадьба неподалеку от парка Крюгера – были превращены в роскошные гостиницы, на 10–12 гостей каждая. La Residence (так назвали отель-ферму) и сафари-лагерь Royal Malewane быстро превратились в обязательные для посещения богатыми гедонистами заведения, моментально окупились, а потому дом на месте сгоревшей гостиницы было решено тоже сделать гостиницей. И… дать ей прежнее название. Супругов не испугала ни судьба одноименного корабля, ни участь отеля-предшественника.

Два года назад гостиница на двенадцать номеров (среди которых нет двух похожих) была открыта, и поклонники заведений четы Биден получили возможность понаблюдать за китами в естественной для них, китов, среде обитания, пребывая в естественной для себя атмосфере неги и роскоши.

Шейн закончил рассказ, подбросил дров в огонь и пошел хлопотать по хозяйству, а мы, утомленные качкой и впечатлениями, разбрелись по апартаментам.

К ужину свет в гостиной и столовой приглушили, и десятки свечей плюс пламя камина создали слегка театрализованное настроение. После подачи закуски к нам снова вышел Шейн и, откашлявшись, изобразил конферанс:

– Дамы и господа, уважаемые гости. Я хотел бы познакомить вас с четырьмя юными горожанами, которых мы здесь, в Херманусе, зовем «уличными Паваротти». Обычно они поют на набережных нашего города, перекрикивая шум прибоя.

В столовой появился типичный черный бойз-бэнд. Тенора были облачены в белые рубашки и черные костюмы.

Выстроившись на ступенях лестницы, ведущей на второй этаж, уличные бандиты вдарили а капелла что-то итальянское, из репертуара трех теноров. Особой складностью ребячье пение не отличалось, но ведь не это же главное! Главное-то, что пели с душой. И потом, вы только представьте себе эту картину: четверо хулиганов, родившихся и проживающих в неблагополучном районе, закатив глаза, тоненькими голосами поют на незнакомом им языке! Концерт продолжался не слишком долго и завершился непременным произведением «O Sole Mio» и заслуженной овацией, после которых было подано основное блюдо.

На десерт нам снова предложили «уличных Паваротти», теперь уже с Happy Birthday и именинным пирогом со свечками.

Оказалось, что в этот день две голландские сестры-близнецы отмечали свой тринадцатый день рождения.

Узнав об этом, я уже более не удивлялся поведению кита, устроившего нам дневное шоу. Он просто-напросто откуда-то прознал (или догадался) о празднике и решил сделать девочкам подарок.

У них же, у китов, потрясающий интеллект и невероятная интуиция.