ОХОТНИКИ ЗА МИНАМИ

К деревне Пнево вела неширокая, разбитая машинами дорога. Приходилось ехать медленно, грузовик бросало на ухабах. Петров сидел в кабине, посматривал на карту. Она была разложена у него на коленях.

— Деревня скоро, — сказал он шофёру, — а переправа сразу за ней.

В кузове машины сидели минёры с собаками. Им надо было переправиться через пролив, соединяющий два огромных озера. Петров получил приказ срочно начать разминирование дорог на той стороне, в Эстонии. Но скоро ли они на ту сторону попадут?

Егор Степанович хорошо знал, что переправа — всегда неприятное и беспокойное место. Озёра, реки, заливы и проливы не зря зовутся на языке военных водными преградами. Преграды приходится преодолевать, а это никогда не бывает легко. Надо наводить мосты или плыть на лодках, понтонах, плотах. На это уходит много времени, а противник изо всех сил мешает переправе — обстреливает, бомбит. У водных преград обычно собирается много машин, боевой техники, людей.

И все спешат, всем хочется быстрее проскочить неприятное место.

Петров думал о том, что и на этой переправе, наверно, будет не легче, чем на других. Так оно и вышло.

Проехали деревню и сразу увидели впереди скопление машин. На дороге и вблизи неё стояли грузовики, тягачи с орудиями на прицепе, танки. Они были густо прикрыты ветками ольшаника и берёзы. С самолёта группа орудий казалась, наверно, настоящей рощицей.

— Попробуем объехать полем, — сказал Петров шофёру, — авось проскочим.

Машина сошла с дороги и, качаясь из стороны в сторону, двинулась по жнивью. За ней потянулись и остальные. Выехали на берег и повернули к переправе. И тут, на берегу, путь им преградил патруль.

— Стой! — закричал сержант с красной повязкой на рукаве. — Нет здесь проезда. — Он вскочил на подножку и увидел в кабине офицера. — Поворачивайте назад, товарищ лейтенант. Без очереди никого не можем пропускать. Приказ!

Петров стал говорить, что прислан штабом фронта, просил вызвать коменданта переправы. Сержант твердил своё;

— Гоните машины назад, потом можете разыскать коменданта, товарищ лейтенант. Только комендант всё равно не пропустит. Он тоже подчиняется приказу. А тут не стойте, запрещено тут стоять машинам на берегу.

Егор Степанович понимал, что патрульный прав. Придётся разыскивать коменданта. К машинам тем временем собирались люди из тех, кто тоже ждал возле переправы. Минёры в машинах обсуждали происходящее.

Собаки, как всегда, почувствовали волнение людей. Они забеспокоились, начали подавать голоса. Их лай произвёл совершенно неожиданное действие.

— Гляди, собак везут! — заговорили солдаты, — Так это же охотники за минами!

— В чём дело? Почему собрались тут? — строго спросил подошедший майор — комендант переправы.

— Охотники за минами едут. Им вперёд надо. Они же дорогу нам расчищают, — объясняли бойцы, подошедшие к машинам.

Петров ничего и доложить не успел. Майор только посмотрел на него.

— Поезжайте. Пропустим!

— Значит, можно ехать?

— Давайте, да побыстрее!

Словно чудо какое-то произошло. Но чуда не было. Просто их уже знали на фронте. Охотники за минами! — так окрестила их солдатская молва.

Машины снова, качаясь на неровной земле, пошли вперёд, к понтону. Минёры оживлённо заговорили между собой.

— Слыхали, как нас величают? Охотники!

 

ОПАСНЫЕ КАМНИ

Как-то минёры с собаками работали на озере, в местах, где три года стояли вражеские войска. Командование считало, что побережье сильно заминировано. Противник, конечно, боялся десантов, высадки наших войск, и принимал против этого меры. Близ озера в самом деле обнаружили минные поля. Они начинались в нескольких десятках метров от воды. А самая кромка берега? На ней мин было не видно. Это озадачило командиров.

Проверить берег поручили ефрейтору Мизяеву — одному из самых опытных минёров в батальоне. Про него говорили, что он со своей собакой Максом идёт за минами, как за дичью.

— Не знаешь, кто из них лучше чует! — шутила Лиза Самойлович. — Редкостный у Мизяева нюх!

…На берегу громоздились камни, мелкие и крупные, обтёсанные, отшлифованные водой. Волны перекатывали их, двигали с места на место. Только это и было тут — камни и галька.

Мизяев шёл, не спуская с них глаз. Он снова и снова говорил Максу:

— Ищи! Ищи!

Он знал, как трудно собаке работать, если то, что они ищут, долго не попадается. Собака устаёт от бесплодных поисков, её внимание ослабевает, она начинает отвлекаться.

Около груды камней замедлили шаг. Мизяеву, он ещё и сам не знал почему, груда камней показалась подозрительной. Он послал Макса.

— Ищи! Ищи!

Пёс подошёл к камням, понюхал. Наклонил морду ещё ниже, снова обнюхал несколько камней и возле одного остановился. Постоял, постоял и сел, повернувшись головой к хозяину. Значит, правда, почуял.

Мизяев поспешил к собаке, зорко оглядывая каждый камень, каждый сантиметр земли. Ничего, кроме камней, он не видел. «Где же тут может быть мина? — размышлял он. — Наверно, под камнями, придётся их снимать. — И сам остановил себя: — Погоди. Снимать так тоже нельзя. Могут быть оттяжки».

Он снова внимательно оглядел камни. Самая обыкновенная булыга. Такой раньше мостили улицы в городах, пока не стали заливать асфальтом.

Мизяев чуть тронул щупом булыжник, к которому так принюхивался Макс. Ему показалось, что камень какой-то мягкий, что щуп даже входит в него или камень проминается от лёгкого нажима. Но этого быть не могло! Ведь булыжник — это кусок гранита!

Мизяев ещё раз чуть-чуть кольнул щупом. И снова в руке возникло это ощущение — камень мягкий, он поддаётся нажиму металлического прутка.

Что-то было в этом странное. Мизяев встал на колени, вытащил нож. Осторожно провёл лезвием под камнем. Оттяжек, проволочек там не оказалось. Тихонько взял камень пальцами правой руки. И не поверил себе! Камень был поразительно лёгкий. «Как бумага, — подумал Мизяев, и тут его словно осенило: — Да это же и есть бумага, только толстая, папье-маше. Камень-то поддельный!»

«Ловко сделано, — подумал минёр. — И цвет тот же и форма. Выкрасили хорошо, но взрыватель всё-таки можно обнаружить. Вот он вставлен сбоку и замазан краской».

— Серьёзная штука, — пробормотал Мизяев и воткнул в землю красный флажок.

Посмотрел по сторонам и пошёл с Максом дальше. В тот день они нашли сорок таких мин. Мины были разные по виду, Округлые, словно валун, который вода веками тёрла о другие камни. Остроугольные, с резкими гранями, как обломки недавно расколовшихся гранитных глыб. Те, кто их готовил, наверно, очень старались, всё сделали, чтобы эти взрывные ловушки нельзя было распознать. Но Мизяев со своим Максом всё же распознал их.

— Хорошая у тебя была сегодня охота! — говорили потом Мизяеву товарищи.

— Ага, — соглашался он.

Несколько дней эти мины не трогали с места. Их не взрывали и не разряжали. К ним водили сапёров из всех частей, работавших вблизи. Пускай посмотрят, пусть узнают, какие тут есть неожиданные «подарки»-сюрпризы. Для минёров это было хорошей школой.

Мины-камни оказались очень опасными. Не только потому, что их трудно различить. Они были и крайне чувствительны, могли сработать при нажиме на любую их сторону, на любую точку. Только наступи, только толкни — взлетишь на воздух.

— Как, откуда вы узнали, что здесь мина? — такие вопросы часто задавали минёрам, особенно если за их работой наблюдали солдаты и офицеры других частей — стрелки, танкисты, артиллеристы.

Мизяев в таких случаях пожимал плечами и сконфуженно улыбался.

— Чего особенного? На то нас и учили!

 

СТАЛЬНОЙ ПОРОСЁНОК

На эстонской земле минёрам всё время приходилось спешить. Немцы отступали очень быстро. Пехота едва поспевала за бегущим противником. Она двигалась вперёд на машинах, на броне танков. Минёры шли вслед за танками и пехотой.

Дни стояли ясные и тёплые. Была та пора, которую называют бабьим летом. Уже скошены травы на лугах, сжаты в полях хлеба. По календарю — осень, но лето вдруг вернулось. В лесу пахнет грибами и ягодами. Хорошо в лесу.

— Эх, девчонки, — мечтательно говорила подругам Лиза Самойлович, — сейчас бы по грибы. В этих борах, наверно, белых и красных грибов полно. До чего же я собирать их люблю.

— Леса грибные, — соглашалась Рита Меньшагина, — только нам бы с другими «грибочками» управиться, с минами и снарядами. По грибы, видно, пойдём, когда кончится война.

Всё кругом выглядело мирным и тихим. Среди полей стояли нетронутые хутора, на лугах паслись коровы. Враг отступал так быстро, что многое не успел разрушить. Всё же минёры знали, как обманчива эта мирная тишина. Находили мины на дорогах и под снопами ржи, в колодцах и шахтах, в домах.

В посёлке, где накануне был бой, девушки обнаружили бомбу.

Она лежала, неглубоко зарывшись в землю. Обыкновенная бомба, толстая, округлая, не очень большая, всего килограммов сто.

— Ишь какой поросёнок, — досадливо сказала Зина Филимонова, осмотрев её. Бомба, и правда, чем-то напоминала свинью.

Справиться с ней минёры могли, конечно, без особых затруднений — не в первый раз. Но бомба лежала всего в нескольких шагах от дома. Дом был аккуратный и крепкий, с наличниками, выкрашенными свежей голубой краской. На окнах висели занавески, на подоконниках стояли цветы.

«Хорошо у них», — подумала Зина. Она поднялась на крыльцо. Надо было предупредить хозяев.

Открыл пожилой человек с трубкой в зубах. Из-за его спины выглядывали женщина и двое детей. Зина принялась объяснять, что бомба, которая лежит возле дома, очень опасна и её ни в коем случае нельзя трогать. Упала с самолёта и не взорвалась, но это ничего не значит. Именно теперь, после того как она была сброшена и ударилась о землю, её взрывной механизм способен сработать от пустякового толчка. Может, его сдерживает всего какая-то песчинка или заусеница на металле.

Хозяин слушал спокойно и попыхивал трубкой. То ли он плохо понимал, то ли вообще был таким уж невозмутимым.

— Значит, не трогать и близко не подходить, — повторила Зина и особенно выразительно посмотрела на детей, — Иначе от всех будет мокрое место!

Впрочем, последних слов хозяева-эстонцы могли и не понять.

— Убьёт всех насмерть, — добавила Зина.

Хозяин был всё так же невозмутим. Покуривал и кивал головой. Он заволновался, только когда Зина вернулась с лейтенантом Петровым. Егор Степанович несколько раз обошёл бомбу. Лицо его стало сумрачным.

— Делать нечего, — вздохнул он наконец, — придётся подрывать, хотя дом пострадает. Бомбу двигать нельзя, а дом тоже не сдвинешь.

Хозяину Егор Степанович сказал:

— Постараемся, чтобы убытка было поменьше, примем все меры. А вы снимите двери и окна, вынесите вещи, уведите со двора скотину и кур. И сами уходите. Завтра утром будем подрывать. Успеете всё сделать к завтрашнему утру?

Хозяин перестал курить, лицо его сделалось испуганным. Жена заплакала и, глядя на неё, стали плакать дети. Хозяин заговорил быстро, от волнения путая русские и эстонские слова. Он бедный крестьянин, у него семья, офицер же видит. Куда они денутся? Теперь уж и до зимы недолго.

— Сделаем всё, что можем, но взрывать надо, — снова объяснил Петров. — Дом всё же не голова, а сколько людей головы складывают каждый день? Почините дом.

На сердце у него тоже было тяжело, но что он мог сделать.

— Значит, к завтрашнему утру, — повторил он и пошёл прочь. Через час надо было поспеть в штаб на совещание офицерского состава, а до штаба предстояло порядочно отшагать.

Егор Степанович вернулся к домику на следующий день, сразу после завтрака. Было ещё рано, минёры не хотели терять светлое время. Подорвать стокилограммовую бомбу — не хитрое дело, с этим вполне справился бы и командир отделения. Но Егора Степановича растревожил вчерашний разговор с крестьянином. Хотелось ещё раз посмотреть самому, всё сделать, чтобы взрыв принёс меньше вреда. «Надо обваливать, бомбу, насыпать со стороны дома побольше земли, по возможности направить взрыв в другую сторону, — думал Петров. — Но, конечно, совсем дом не убережёшь».

Размышляя об этом, он подошёл к домику вместе с отделением бойцов и не поверил своим глазам. Всё выглядело здесь, как вчера. По двору гуляла курица с цыплятами, в окнах поблёскивали стёкла, одно окно было раскрыто настежь, и сквозь него Петров увидел хозяйку, неторопливо носившую по комнате какие-то вещи. Судя по её движениям, она их не собирала, а скорее расставляла. В палисаднике играли дети. Петров рассердился.

— Вы что, шутки с нами шутить вздумали? — накинулся он на хозяина. — У нас и так времени в обрез!

Егор Степанович резко повернулся и посмотрел в сторону, где вчера лежала бомба. Бомбы не было. Не было и поставленного Зиной флажка. Петров быстро шагнул туда, посмотрел внимательно. Что за наваждение! Бомба исчезла!

— Да вы в своём уме? — разозлился он уже не на шутку. — Кто вам разрешил трогать бомбу, куда её дели?

— Я не трогал, — заговорил хозяин, — я ничего не знаю. Вечером собирали вещи, утром встали рано: бомбы нет. Я не знаю.

— Немедленно покажите, где бомба. Нашли с чем шутить!

— Разрешите сказать, товарищ лейтенант, — раздался вдруг голос Зины Филимоновой, — он правда ни при чём… Это мы… Мы бомбу убрали.

— Да ты что, ума лишилась?

— Это мы, — повторила Зина, и голос её дрогнул. — Спрашивайте с нас. Очень жалко стало людей. Столько горя везде, такое разорение, а тут мы своими руками их без дома оставим. Унесли мы бомбу.

— То есть как унесли?

— Ночью, когда все спали. Взяли санитарные носилки, положили на них того поросёнка и осторожненько унесли. Мы ведь привычные, знаем, как надо. Она недалеко тут, в овражке. Хорошее место, там спокойно и подорвём. Вы поглядите сами.

Зина показала рукой, куда отнесли бомбу. Девушки стояли потупившись, готовые принять бурю, которая должна сейчас разразиться.

— Ну, знаете… — только и выговорил Егор Степанович, Он посмотрел на эстонца, стоявшего перед ним со своей трубкой, на ребят, копошившихся в палисадничке, на курицу с цыплятами…

— Ладно, — сказал он. — Пошли посмотрим, где ваша бомба. Надо скорее кончать с ней!