В жизни я давала зарок дважды: первый — не колдовать, а второй — никогда не ездить в Семипендюринск на Вальпургиеву ночь. Нарушить второй зарок меня вынудили чересчур длинные майские праздники (целых двенадцать дней!). Поэтому рано утром тридцатого апреля я подъезжала к Семипендюринску, донельзя нагруженная книгами и далеко не в лучшем настроении. Посудите сами: на Вальпургиеву ночь в Семипендюринске творится черт знает что (в самом прямом смысле), и мне, как ведьме, решившей никогда больше не колдовать, лучше бы и не появляться здесь в такое опасное время. Но, по закону подлости, в кассе автостанции оставался один-единственный билет до Семипендюринска на ближайшие три дня… Разумеется, на двадцать девятое апреля.

Махнув рукой напринципы, я купила этот билет и влезла в автобус с твердым намерением уж в этот— то раз не летать на метле, не пить ведьминские коктейли в полночь на пару с мамулей, не гадать на Таро, не смотреть в хрустальный шар, не варить зелье Опупения, в общем, не делать ничего такого, чем из года в год на Вальпургиеву ночь самозабвенно занимались моя мамуля с тетками и бабкой. Небуду колдовать, и все тут!

Охи нелегко жить в семье, где женщины рождались ведьмами начиная с четырнадцатого века…

Вообще в Семипендюринске к ведьмам было самое лояльное отношение еще с самых незапамятных времен. Вероятно, поэтому мои предки и решили здесь поселиться. Все началось с того, что когда-то очень давно местные власти решили по обыкновению сжечь на костре какую-то ведьму, но жители города вдруг восстали, сняли подгоревшую ведьму с костерка, перебили всех представителей власти и провозгласили почет и уважение к ведьмам на веки вечные. Неизвестно, с чего вдруг горожане так прониклись участием к судьбе недожаренной ведьмы (говорят, что она знала исключительно хорошее средство от геморроя), но с тех пор ведьм и ведьмаков в нашем городе развелось видимо-невидимо. Каждый уважающий себя житель с коэффициентом умственного развития выше нуля с самым честным лицом заявит вам, что она или он потомственная (потомственный), стопроцентная (стопроцентный) ведьма (ведьмак), остерегайтесь дешевых подделок! И что метлой-то он управляет лучше, чем Шумахер своим гоночным автомобилем. И что еще году в сорок пятом организовывал туристические рейсы до Лысой горы и обратно, зелья так вообще варит быстрее, чем макароны, пентаграмму чертит карандашом, зажатым между пальцами левой ноги. В общем, снимаю с глаз, вешаю на уши…

Разумеется, все это было враньем, на которое покупались не искушенные в подобных делах туристы. С начала девяностых наш город напоминал Лысую гору в миниатюре. На каждой улице с десяток заведений с броскими названиями типа «Путь в себя», «Черное шаманство», «Семипендюринские знахарки», «Гадания бабушки Марты» и так далее. Авторитетно заявляю: все это полная чушь! Из потомственных настоящих ведьм в городе — только мы с мамулей и бабкой, да еще Воронцовы на другом краю города, на улице Козодоева. Но мы с ними не общались. Мамуля от такого знакомства воротила нос: «Если полоумная прабабка Катьки Воронцовойпосле Цусимы начала взглядом двигать предметы, это еще ни о чем не говорит! Банальный психокинез! В нашей семье психокинез не считается проявлением ведьмовских способностей с 1910 года! Твой прапрадедушка Теодор доказал…» Еще бы! Когда в далеком 1905 году Марфа Воронцова, отупевшая от стояния в очереди за каким-то там пайком, одним взглядом опустила медные весы на голову не слишком проворного раздатчика, мои ведьмоватые предки переполошились. До этого они были единственными в городе и потихоньку наслаждались сознанием собственной значимости и уникальности. Выявление ведьмовских способностей у Марфы Воронцовой означало конец нашей непризнанной колдовской пальме первенства в Семипендюринске. Впрочем, не такой уж и непризнанной. Как бы это лучше сказать?.. О нас не знали. Но догадывались. По крайней мере уважали. В то время семейку возглавлял Теодор Пафнутьевич Суханов, мой прапрадед, который был просто переполнен сознанием нашей уникальности. (Кстати, по-моему, он — чуть ли не единственный мужчина с колдовскими способностями во всем роду. Все началось в 1382 году, когда прародительница Аделаида решила броситься с крыши курятника из-за несчастной любви, а вместо этого взлетела вверх. Ах нет, был еще тот совершенно неприличный случай в 15б8 году — это я про мужчин с колдовскими способностями, — но с 1568-го и до рождения дедушки Теодора — ни-ни!) Так вот, пять лет дед обиженно игнорировал семейство Воронцовых, затем в 1910-м его осенило собрать совет из всех наших ведьмоватых родственничков, на котором под натиском семейки Аддамс было решено: психокинез ведьмовством не считать! Вот левитационное скольжение — это ведьмовство, а психокинез — фигушки, банальный всплеск энергии биополя…

Что это за вой?! Мои мысли прервал… прервало… нестройное металлическое вытье, скрипение, душераздирающий скрежет, дудение и гудение. Я вместе с другими полусонными пассажирами прилипла к окну автобуса и обомлела. На маленькой брусчатой площадке перед автовокзалом расположился настоящий оркестр — человек десять молодых парней в красных куртках с позументами самозабвенно наяривали на разных духовых инструментах, а дирижировала всем этим делом, размахивая руками, как Децл… Полинка Кузнецова! Моя лучшая подруга…

Уже вылезая из автобуса под пронзительный аккомпанемент, я вспомнила, что накануне, разговаривая с Полинкой по телефону, пошутила что-то насчет торжественной встречи с оркестром…

— Миха! — проорала лучшая подруга, улыбаясь во весь рот и не переставая размахивать руками. — Во! Все, как ты заказывала — оркестр, ща цветы будут (Вася, каток тебе под ноги, слезь с букета и подари его Мишей).

Растрепанный ботаник-акселерат сунул мне помятые розочки, подозрительно напоминавшие растительность с городской клумбы.

— Миха! — не переставала орать подруга, лихо размахивая руками. — А хочешь, парни тебе Моцарта слабают?!

Задрожав, я отказалась от глумления над великим.

— Жаль! — искренне огорчилась Полинка. — У парней это дипломная работа…

Шофер очень вежливо поднес мне сумки, видимо решив, что я дочь самого мэра, если меня так встречают.

— Спасибо! — поблагодарила я.

Музыканты наконец замолкли, и Полинка прижала меня к мощной груди.

— Мишаня! Сто лет тебя не видела! Все худеешь — через пупок позвонки прощупываются!

Кое-как высвободив голову из Полинкиной подмышки, я спросила, кивнув в направлении оркестра:

— Где ты их достала?

— Как где? — удивилась Полина. — Да это ж наши парни с музыкального училища! Я их всех как родных знаю, с детства в одной песочнице, одним совком врага били, с одним ведерком…

— В пять yтрa!!!

— Не,меня так рано мама не отпускала!

— Я не об этом! Как ты умудрилась притащить их сюда в пять утра?

— Обыкновенно! — пожала плечами Полина. — Обзвонила всех вчера вечером и говорю: «А что, слабо в пять утра на автовокзале сыграть?» Никто не отказался.

Я открыла было рот, чтобы спросить у Полинки еще что-то про бравых парней из музыкального училища, как вдруг до меня дошло, что, кроме самой Полины и ее друзей-музыкантов, меня никто больше не встречает. Ниотца, ни мамули видно не было…

Полинка, заметив, что я потерянно оглядываюсь по сторонам и недоуменно хлопаю глазами, спросила:

— Своих ищешь?

— Ага, а они что, не пришли? — задала я идиотский вопрос. Если уж мамуля не сбила меня с ног прямо у автобуса…

— Непришли, ясен пень, — хмыкнула Полинка. — Папаня твой уехал на фазенду, с картошкой ковыряется, а матери сейчас точно не до тебя.

Я икнула от неожиданности и шумно села на сумку, поправ задницей исследования Апресяна в области лексической семантики.

— Случилось что?

Полинка энергично затрясла короткими кудряшками. Я почувствовала, что сердце неприятно екнуло.

— Гости! — коротко сообщила она.

Гости? Гости… Гости?! Сколько же их понаехало, что мамуле не до меня?! И, главное, кто?

— Их что, много? — тупо спросила я, хотя уже обо всем догадалась. Нумамуля!..

Полинка сосредоточенно принялась загибать пальцы:

— Четверо. Будет пять или больше. Да ты не кисни, подруга. Можешь у меня пожить, если что. Только спать не на чем — Иоанна Витольдовна все раскладушки забрала и старые подушки от тахты. Маманя хотела им еще и брата моего отдать, но кому такой балбес нужен?

К сведению, Иоанна Витольдовна — это моя мать. Вообще-то она целиком русская, а своим именем обязана семейной традиции. А ситуация с именами в нашей Семье была, мягко говоря, неординарная. Не помню, какому далекому предку пришла в голову идея назвать детей чрезвычайно вычурными и редкими именами в знак особой «одаренности» нашего рода, — очень давно это было. Смешно это или нет, но с тех самых далеких пор в нашем роду не было ни одной Наташи, Леночки, Ирочки, Анечки — в общем, ни одной девушки с именем, которое любит статистика. С мальчиками дело обстояло проще: в нашем роду они рождались крайне редко, поэтому вся фантазия членов Семьи была брошена на придумывание необычных имен для девочек. Со временем это превратилось в своего рода конкурс «Придумай имя — поиздевайся над ребенком!». Кого у нас только не было — к примеру, мамину двоюродную тетку до замужества звали Эсмеральда Пупашкина (в пылу родители частенько забывали согласовывать имя с фамилией). Я уже не говорю об Ирме Хреновой и Виолетте Пипеткиной (бедная бабушка Виолетта, сколько раз она пыталась поменять имя, чего только не предпринимала! Но наша семейка строго стояла за соблюдение традиций — рожденная Виолеттой Марусей не станет! В местном загсе работал тогда кто-то из нашей многочисленной родни, так что все попытки бедной Виолетты сменить имя пресекались на корню).

— Э, подруга, в столбняк ласты клеишь? — прервал мои размышления Полинкин вопль. — Ну-ка, ноги в руки, задницу в горсть и потопали домой, а то сейчас твоя мать всех ментов подымет и мне уши к подметкам приклеит! Она ж мне официально поручила тебя встретить и проводить до дому…

Я послушно встала и покосилась на тяжеленную сумку. Как же мы с Полинкой ее потащим на другой конец города? Идти было далековато…

— А сумка? — проблеяла я вопросительно.

— А Вася на что? — удивленно хмыкнула Полинка, кивая в сторону того самого ботаника-акселерата, который поднес мне цветочки. Хрупкий юноша в очках с упоением изучал «Основы спектрального анализа в лингвистических исследованиях», сидя на бордюрчике.

— Жалко…— задумчиво протянула я, но Полина отнюдь не была настроена жалеть, своего друга и жениха по совместительству.

— Не фиг! — коротко отрезала она. — Не надорвется! Мне его маманя велела обязательно пристроить парня к сумкам, а то он мозги накачал, а тушка как у утенка, который из Курска в Семипендюринск пешком шел. Да и мне надоело его все время от хулиганов защищать!

Я хрюкнула от смеха, представив, как Полинка грудью разметает толпу хулиганов. С мощной Полинкиной комплекцией и званием чемпионки города по боксу это было вполне возможно. Мы, собственно, так с ней и познакомились — она спасла меня от парочки местных хулиганов.

Дело было так. Я, культурная девочка из интеллигентной семьи, возвращалась домой из музыкальной школы. Иду себе, никого не трогаю, рыжие косички аккуратно лежат поверх пальтишка, в руках футляр со скрипкой. Уже темнело, в конце переулка горел один-единственный фонарь, прямо у нашего дома. До подъезда оставалось всего несколько мет ров, как вдруг из кустов вывалились двое не совсем держащихся на ногах парней. Увидев меня, один икнул и сказал:

— Во, малявка со скрипкой!.. А на хрена козе скрипка?

У меня задрожали колени, захотелось писать. На трясущихся ногах я попыталась деликатно обогнуть идиотов, но они полностью загородили тротуар, неизвестно почему воспылав любовью к моей скрипке. Я застыла на месте, не зная, что предпринять. Из головы вылетело все, чему меня учила мама («Простой шепоток, тыковка, и нехороший дядя изойдет жидким поносом…»). К сожалению, соображаю я весьма замедленно, а в экстремальных ситуациях вообще впадаю в ступор (всегда надеялась, что это не из-за того, что мой папа — обрусевший эстонец польского происхождения).

Так вот, стою я в полнейшем ступоре, в голове одна мысль: что лучше — зареветь или позвать бабушку (мамуля бы хлопнулась в обморок, а вот бабушка имела пояс по карате), а пьяные придурки все ближе и ближе… И тут сзади я явственно услышала чье-то сопение, прямо как у нашего бульдога Жупика, когда он хочет есть. Я повернулась и увидела толстенькую, крепкую девчонку гораздо выше меня ростом. Голова у девчонки была выбрита и выкрашена в зеленый цвет, одета она была в джинсы, кроссовки и теплый балахон с надписью «Сам козел!». Она задумчиво чесала нос, смотрела на парней и пыхтела — тогда я еще не знала, что Полинка всегда пыхтит, когда сильно злится.

Дебилы немножко сбавили наступление и вытаращились на зеленоголовую девочку. А та, не переставая пыхтеть, произнесла очень странные слова, обращаясь к придурку, который ломил впереди:

— Тебе че, тикет непрокоцанный, давно стебли на копыта не наматывали? А ботом в сопатку давно не получал? Ща все будет!

—Ах ты!.. — кинулся к ней парень.

Девчонка просто смяла его собой и, выхватив у меня скрипку, со всей силы долбанула ею его по голове. Парень взвыл и отключился прямо у моих ботиночек, а скрипка жалобно квакнула.

— Музыка! — обрадовалась зеленоголовая спасительница и без лишних слов залепила второму в морду кулаком. Такой великолепный хук снизу не часто увидишь и у самого Тайсона, поэтому второй дебил отключился рядом с первым. Получилась очень милая картинка…

Моя спасительница схватила меня за руку и потащила к подъезду, попутно спросив:

— Ты, часом, не дебилка? — но, рассмотрев мои косички и колготочки, подобранные под цвет пальто, вздохнула: — А-а, интеллигентка…

У входа в квартиру она похлопала меня по плечу так, что я чуть не плюхнулась на половичок, и сказала:

— В следующий раз не стой как матрешка заспиртованная, а бей прямо и низко, ниже пояса то есть! — И, посмотрев на мой рост, добавила: — Как раз головой достанешь…

— Простите? — покраснела я. Девочка сочувственно вздохнула и сказала: — Если что, я живу наверху. Не стесняйся — зови!..

Взрослая Полинка безжалостно ухватила меня за нос, возвращая в настоящее.

— Беда с тобой! — вздохнула она, подхватывая мой рюкзак, пока Вася осваивал сумку. — Станет вечно, как лошадь в нирване, и кайф ловит от общения с Высшим Разумом, а я тут крутись.

— Прости, Полиночка, — покорно сказала я, и мы мирно зашагали по главной улице города, носившей, как водится, имя Ленина. Вася кряхтел сзади вместе с оркестром, который старательно играл что-то лирическое.

— Ой, — спохватилась я, — а ты знаешь хоть, кто к нам приехал?

Я, конечно, догадывалась и о составе гостей, просто интересно, насколько далеко зашла мамуля в своих планах.

— А то! — кивнула Полина и принялась рассказывать: — Вчера утром приехала твоя бабуля Дара. Электричкой восемь двадцать. Маме удалось спихнуть Иоанне Витольдовне Лешку в помощь, так что я знаю точно. Я-то еще спала, но проснулась, когда твоя бабуля во дворе заорала: «Жупик, псина ты моя ненаглядная, жив еще, кобелина?!»

Так, бабуля в своем репертуаре. Вообще-то нашего бульдога звали Жером, но когда бабушка впервые увидела толстую серую криволапую тушку с мордочкой, по которой как будто прошелся асфальтоукладочный каток, то категорически отказалась звать его так. «Разве ж это Жером? — громогласно вопрошала она. — Это ж ушастая задница с лапками! Жо… Жупик, и точка!»

— Потом маманя еще раз намылила Лешку вместе с Иоанной Витольдовной встречать твою тетю Розу. На этот раз автобус десять тридцать. Мировая женщина! — оживилась Полинка. — Сначала она стрельнула у Лешки сигарет, а потом попросила разрешения курить на нашем балконе, потому что твоя мама сказала, что если Кактусиха, то есть Роза Витольдовна, будет курить в доме, то она будет петь в ванной. Роза Витольдовна испугалась, и теперь они вместе с моей маманей курят на нашем балконе и стреляют сигареты у брата.

Кактусихой мать иногда называла тетку Розу, потому что характером на розочку тетя тянула меньше всего. Так, значит, и тетя Роза в гости приехала. Это уже серьезно. А ведь мне ничего не сказала! Тетка преподавала в моем университете на историческом факультете, и я, хоть сама училась на филологическом, тщательно скрывала свое родство с Розой Витольдовной Сухановой, преподавателем кафедры истории искусств. Сразу бы начались разговоры о блате и выгодных связях, а этого не нужно было ни мне, ни тетке, которая и так попотела, пристраивая на исторический одну мою не совсем одаренную кузину.

— А сегодня утром, — продолжала Полинка, — не пойми откуда взялись Нюша с Хрюшей. В такую рань еще ни одной электрички, ни автобуса…

Я про себя взвыла. Только не Нюша с Хрюшей! Эти две бесноватые жизнерадостные сестрички-ведьмочки все время норовили выкинуть что-нибудь из ряда вон выходящее. Из-за них район, где они жили, стал считаться местом разгула полтергейста и сверхъестественных сил. Знаем, знаем, каким транспортом они приехали, балбески мохнатые! Так и вижу — захожу домой, а в уголке две метлы скромненько так стоят!

Вообще-то, согласно семейной традиции, новорожденным сестричкам, весело хрюкавшим в колыбельках, дали имена Анетта и Одетта. Правда, — со временем выяснилось, что девочкам подходят их имена, как балетные пачки коровам, поэтому.. срочно пришлось искать заменители попроще. С этим проблем не возникло. Одна из сестричек, та которая Одетта, с раннего детства обнаружила страсть к грязи в любых ее проявлениях. Малышкой она обожала лужи, и чем грязнее была лужа, тем сильнее радовалась Одетта. А что было, когда родители однажды взяли ее в грязелечебницу!.. Но об этом умолчу. В общем, от Одетты до Хрюша оставался один шаг, и этот шаг сделала бабушка, позже окрестившая Жупиком нашего бульдога.

Случилось это так. Бабуля приехала навестить свою младшую дочь, мою тетку Иду, мать Анетты и Одетты. Все шло прекрасно, пока бабушка не изъявила желание выпить чаю и не уселась за кухонный стол. Усевшись, она вдруг увидела, как из— под стола выползло нечто весьма похожее на грязевой колобок.

— Свинья в доме! — взвизгнула бабуля, вскакивая на кухонный стол.

Надобно сказать, что бабушка Дара очень боится свиней, после того как ее старшая сестра Виолетта (та самая, Пипеткина) закрыла ее в свинарнике.

Тетка вздохнула:

— Мама, это Одетта, пейте спокойно свой чай!

Бабушка слезла со стола и заинтересованно уставилась на свою внучку, улыбавшуюся во все свои три молочных зуба.

— Какая же это Одетта? — удивилась бабушка и с удовольствием отчеканила: — Хрюша!

Новоокрещенная Одетта радостно захрюкала, отзываясь на новое имя, а тетка Ида, прекрасно понимая, что спорить с матерью невозможно, привычно засунула Одетту в ведро с водой. Сократить Анетту до Нюши для бабули уже не составило труда…

— Твоя тетя Ида приезжает сегодня днем, — сообщила Полина, останавливаясь, чтобы перевести дух и прикрикнуть на Васю, который попытался потащить мою сумку волоком. — Иоанна Витольдовна с утра на нервах — сестра не указала точное время приезда, поэтому твоей матери придется торчать на вокзале примерно с двух до четырех вместе с моим братаном, а это сомнительное удовольствие.

— Еще кто-нибудь ожидается? — Все остальные гости под вопросом, но ожидается их много! — порадовала меня Полинка. — Во-первых, могут нагрянуть твои двоюродные братья, если обломится поездка на Селигер, во-вторых, твоя двоюродная бабушка Виолетта, кажется, наконец решила выбраться из деревни и навестить племянниц, в-третьих, вчера твоя тетя Роза разговаривала преувеличенно культурно, а перед этим вам звонила родня из Таллина, так что сама понимаешь…

Матка Бозка!! Каток мне под ноги и крокодила на сапоги! Что творится в эсэсэре, дорогая Мэри! О тихом семейном отдыхе можно было и не мечтать! А я-то считала себя везучей, после того как всего с четвертого раза получила зачет у препода — мужика с внешностью Антонио Бандераса (которого я, к счастью, не переваривала) и привычками гестаповца. Зачет ему сдавали до двадцати раз, и это был не предел. Он отправлял свои жертвы на пересдачу с милейшей улыбкой. Выглядело это примерно так: «Милая, с вашим умом можно сразу докторскую писать! Как приятно разговаривать с умным человеком! Вот что, заинька, приходите-ка еще раз, я не могу упустить возможность снова пообщаться с вами!» Крыть было нечем. Вроде не орет, пена изо рта не капает, балбесками не обзывает… Некоторые девчонки и впрямь с радостью ходили на двадцатую пересдачу — поглазеть на смазливую его физиономию. Но только не я… Как бы то ни было, препод поставил мне зачет всего лишь с четвертого раза, и я искренне считала себя удачливой, несмотря на то что на зачете с недоумением обнаружила, что вышептываю заговор, отводящий глаза… Нет, заговор здесь точно ни при чем, я остановилась на середине! Правда, препод Мачо потом весь день ходил в себя завернутый и глупо улыбался. Мало ли, проблемы у человека! Жена пьет, дети — дебилы, чирей на попе вскочил…

Ну вот, опять отвлеклась. В общем-то я не имела ничего против своих родственников. Всех любила, кое-кого даже очень… но на расстоянии. Если все соберутся в одном месте, страшно подумать, что случится! В лучшем случае место, где сейчас стоит наш дом, будет напоминать пустыню, которую хорошенько пропылесосили. Все бы ничего, но если приедут ничего не подозревающие эстонские родственники!..

Додумать я не успела. Полинка ткнула меня в бок, вытаскивая из перманентного ступора, и принялась утешать:

— Не тухни, Мишаня, родня у тебя клевая. А от вашей тетки Розы я просто в бантик завертываюсь! Вот вчера, например, они с моей маманей ели селедку специальными французскими вилками для рыбы! Ой, что было!

— А что было? — заинтересовалась я.

— А то! Вилки-то французские, а селедка наша, рулишь ситуацию? Мать вилкой — тырк! — селедка на обоях, Роза Витольдовна — тырк! — хвост на платье! В общем, культура кончилась на эстонской родне, и тетя Роза такое сказанула, что я чуть в головастик не загнулась, а мать кинулась записывать слова на обоях, рядом с селедкой!

Я начала краснеть. Крепко выражаться в нашей «интеллигентной» семейке принято не было. Не то чтобы мы не знали подобных слов — не принято, и все! Но тетя Роза упорно нарушала семейную традицию. В бытность студенткой, еще до увлечения историей костюма, она написала курсовую работу по истории pyccкогo мата и тюремного жаргона. Работа наделала шума, потому что юная Роза Суханова была склонна к неожиданным выводам и при этом умела эти выводы обосновывать. В общем, работу напечатали где только можно, Розочке для виду погрозили пальчиком на собрании комсомольской организации, потихоньку пропели дифирамбы на кафедре, словом, все как обычно. Только у тети Розы с тех времен остались глубокие познания по части русского мата, которые она применяла в самых неожиданных ситуациях, заставляя своих сестер краснеть, а мать давиться смехом в платочек.

Увидев, что откровения о подвигах моей тетки Розы не доставляют мне особого удовольствия, Полинка решила тактично сменить тему.

— Здорово, что ты приехала! — бурно радовалась она. — Сегодня ночью предполагается такая гулянка! На главной площади будет концерт, а потом фейерверк! Все заведения работают до утра, а в «Прорицании будущего» можно будет бесплатно погадать по руке! Гостиница уже забита туристами, прикинь; сколько наши народные умельцы заработают!

— Ты лучше подумай, сколько народу они обманут, — проворчала я. Истинной ведьме, мне было неприятно смотреть на то, как люди, не имеющие ни малейшего представления о магии, выдают за колдовство обыкновенное шарлатанство.

— Да брось ты! — махнула рукой Полинка. — Нет, Вася, это я не тебе, не радуйся, прынц мой малахольный! Если уж народ верит всей этой чуши, что они пишут в своей рекламе…

Я вздохнула. Полина была права: человеку, не сведущему в магии, подобные объявления могли показаться крайне увлекательными. Однако стоило всего лишь применить банальную логику, чтобы понять, что все это полная чушь. Вот, например, на стене висит красивая афиша: «Только в Вальпургиеву ночь и только в Семипендюринске, самом мистическом городе России!!! Потомственный друид Бэзил Порк расскажет вам о вашей прошлой жизни и предскажет последующие воплощения!!! Приходите, в этом мире реально все!» Да уж действительно, в этом мире реально все, если в России ни с того ни с сего объявляются потомственные друиды! Интересно вот что: во-первых, как друиды перекочевали из Ирландии в Россию, во-вторых, каким местом мальчишка им потомок, поскольку семеро по лавкам у них точно не сидело. Да и вообще сведений 'о том, что друиды обзаводились семьями и жили мирно и счастливо, тоже нет, поскольку записывать свое учение они не позволяли, а с принятием Ирландией христианства вообще испарились. По логике мистера Порка, наверное, в Россию потопали. Ну-ну, не иначе у парня генетическая память проснулась… Но это я такая умная и начитанная, а люди покупаются на эту чушь, как помидоры. Вот и сейчас у афишки столпились местные кельтоманы, в основном подростки. Им-то откуда знать, что «потомственного друида» на самом деле зовут Вася Чушкин и он решил ко дню рождения тещи быстренько подзаработать.

— Ну,Мишенька, ну пойдем со мной, — ныла Полинка тем временем, — ты ж у меня одна подруга, единственная, самая лучшая. Остальные-то кошелки так и мечтают меня раскатать велосипедом, которым асфальт укладывают. Ты одна меня уважаешь…

Это правда: кроме меня, подруг у Полины не было. Женское общество в массе она не переваривала, потому что терпеть не могла разговоры о косметике и парнях, не стеснялась в выражениях, не умела кокетливо закатывать глазки при приближении особи мужского пола, хотя пользовалась у этих самых особей бешеным успехом. За одно это можно было убить… Это я серьезно.

Полинка тем временем продолжала давить на жалость:

— Ну,Ми-иш!.. У меня трагедия, жизнь по фрагментам, сердце готово к вскрытию, ты должна мне помочь!

— Что случилось? — «клюнула» я. — Ситуация — просто ж… ягодичная мышца! — вывернулась Полли. — Светка Некрасова, моя одногруппница, ну знаешь, такая тварь блохастая ростом с сидячего кенгуру и с грудью, как у Памелы Андерсон, в общем, мутантиха каких мало, хочет отбить моего Васеньку. (А ты, Вася, не бей на жалость, не хрипи, как перекормленный мопс, сумку за тебя никто не понесет.) Так вот эта тра-та-та выложила свои зенки на моего ягодиночку (Вася, убью! И суд меня оправдает). Приперлась вчера к нему, то, се, сюси-пуси… «Ой, Василий, дискетку компьютер не считывает, помоги, прошу как мужчину». Да ей может помочь только один мужчина—патологоанатом! И — бац! — бюстище уже на клавиатуре!..

— Чей?! — ужаснулась я. — Патологоанатома?!

— Светкин, эстонская бригада! Васенька, конечно, прибалдел, хорошо хоть соображает медленно, придурок! Я-то уже прикидывала, какой ей гроб заказать, и тут, слава богу, вмешалась Васина маманя, когда скумекала, что я по сравнению со Светкой еще лучший вариант, и говорит своим хорошо поставленным визгливым голосом: «Васенька, ты за клавиатуру пятьдесят баксов заплатил, а теперь на ней какой-то хлам валяется!» Ну Васян, ясен пенек, Светку стряхнул… Ну что ты ржешь? Изнирваны вылезла и сразу ржать над бедой лучшей подруги?!

Отношения Васи и Полины давно стали вечным анекдотом. Эта парочка сошлась еще в яслях, и с тех пор кончились мирные денечки в жизни Семипендюринска.Чего только не предпринимали эти двое! Они выслеживали зеленых человечков на заброшенном военном полигоне (вообще-то его закрыли после визита малолетних Васи и Поленьки). Пытались взломать главный компьютер Пентагона, а потом весь компьютерный мир чуть не сошел с ума от вируса «Ай лав ю» (это Вася делал Полине открытку ко дню святого Валентина и что-то не то нажал…). Я уже не говорю о более мелких происшествиях, как, например, «минирование» родной школы и грандиозные планы открыть в Семипендюринске магазинчик «Сделал гадость — сердцу радость», в котором продавалось бы все для гадких шуток и розыгрышей. При этом на Васю все время покушались Полинкины «подруги», и той приходилось с оружием в руках отстаивать свое «сокровище»…

— Ну все, — завелась Полинка, — смешинку выплюнула? Говори прямо: пойдешь или нет? Ты только прикинь: на главной площади будет выступать группа «Глючные котята» и все желающие смогут получить автограф!

— А смогут все желающие дать солисту по роже? — ехидно поинтересовалась я.

— Ну Ми-иха! — взвыла Полина.

Обижать лучшую подругу я не собиралась, но и не хотелось показываться на улице в Вальпургиеву ночь, я же дала зарок… Но, как говорит моя бабуля: «От сумы да от тюрьмы, а также от прыщей и замужества не зарекайся». Права была, старая ведьма!

Я тактично промямлила:

— Вот выясню, какая дома обстановка, для чего столько гостей понаехало, и тогда точно тебе скажу. А то если приедут двоюродные братья, тетка Роза спихнет их на меня…— И я прохрипела низким контральто, имитируя прокуренный теткин голос:— «Племянница, твоя старая тетка Роза полная скотина, но в этом виноваты плохая экология и низкая заработная плата, поэтому умоляю — займи моих огрызков!»

К слову сказать, тетя Роза стала в нашей семье просто рекордсменкой по количеству произведенного потомства мужского пола. Целых две штуки за один раз (Тяпа и Ляпа, то есть Дан и Ян, — близнецы). Два мальчика! Да в нашем роду столько не рождалось за несколько поколений! Разумеется, никакими колдовскими способностями Тяпа и Ляпа не обладали, зато по характеру были просто черти.

— А как это — занять? — осторожно спросила Полина.

— А это значит отвлечь братьев от желания подвесить меня над унитазом, заставить мило улыбаться и говорить: «Какой отсюда открывается прелестный вид!»

— Так они ж вроде взрослые? — обалдела Полинка. — Старше тебя…

— Они всем, чем угодно, взрослые, только не мозгами, — вздохнула я.

Полинка сочувственно хлопнула меня по плечу и сказала:

— Ладно, вечером разберемся. Кстати, мы уже пришли… Вася, давай, я в тебя верю!

Мы жили на самой окраине города, на улице Генерала Козлякина. Район наш считался тихим и местами престижным. Наркоманам и молодежным тусовкам здесь было просто негде собираться, так как темных подъездов не было. Весь район занимали двухэтажные домики-пряники на две, три или четыре квартиры. Проект такого домика выиграл главный приз на областном конкурсе архитекторов в 1960 году, и Семипендюринск был отдан на растерзание победителю, архитектору Бякину. Он успел спроектировать только наш район и помер. Такая вот была его планида.

Моя семья жила на первом этаже такого четырехквартирного дома. Квартиру над нами занимала Полинкина семья, напротив нас жил Вася, квартира же на втором этаже рядом с Полинкиной пустовала, правда, мы слышали, что ее кто-то купил, и со дня на день ожидали приезда новых соседей. Вообще-то в четвертой квартире жильцы долго не задерживались. Ходили олухи, что там обитает настоящий барабашка — дух свекрови самой первой соседки, не питавшей, по традиции, особо теплых чувств к невестке. Репутация этой квартиры действительно была никудышной.

Вася чуть не отдал концы на коврике у моей квартиры, но мужественно дополз до своей двери, предпочитая умереть в гордом одиночестве. Полинка проводила его любящим, нежным взглядом:

— Золото, а не парень… Пробу ставить негде, — и, пообещав зайти вечером, затопала к себе наверх, распевая: «А Лени-ин такой молодой, и юный Октябрь впереди!»

Дверь, конечно, была открыта. Я тихонько пробралась в прихожую, перетащила сумку и прислушалась. Тишина. Пожалуй, я могу надеяться, что Нюша с Хрюшей еще спят и можно спокойно позавтракать. У моих ног раздалось знакомое пыхтение. Я нагнулась и нащупала толстый загривок Жупика.

— Сало ты мое ненаглядное!

И тут маманя все-таки сбила меня с ног.

— Это ты мне? — возмутилась она, душа меня в своих объятиях прямо в прихожей.

В порыве чувств маманя уронила меня на сумку, в которой уже рылся Жупик в поисках еды. Слава богу, наш бульдог обладает весьма флегматичным характером, а то б я лишилась филейных частей тела.

— Мама, отними меня у себя! — пыхтела я, пытаясь выпихнуть из-под себя повизгивающего Жупика. Бульдог что-то сосредоточенно жевал (господи, только не Апресяна! Меня же в библиотеке удавят, повесят на люстре и раскатают на формуляры или корочки для читательских билетов) и не обращал внимания на мои потуги.

Наконец мать вняла голосу разума и перестала ощупывать мой скелет на предмет констатации дочкиного похудания.

— Килограмма три, не меньше! — объявила она вместо приветствия и грозно нахмурила брови.

— Здравствуй, мама! — Я попыталась плавно перетечь на кухню.

— Ты чем там питаешься?!

— Доехала хорошо, спасибо…

— Все кости наружу!

— Ой, мамочка, у нас гости?

— Будешь похожа на свою тетку Розу!

— А что у нас на завтрак?

При слове «завтрак» маманя встрепенулась и ринуласьна кухню. Не сомневаюсь, что за майские праздники она впихнет в меня эти потерянные три кило. С горкой.

Я отдышалась и огляделась. Дома практически ничего не изменилось, по крайней мере вид из прихожей не изменился точно. Вообще, наша квартира по архитектурному замыслу представляла продукт бреда больного сознания. Изначального плана не знал никто, так как, когда сюда въехали дедушка Витольд и бабушка Дара, дед первым делом схватился за лом. Нет, вру — сначала он схватился за сердце, а только потом за лом. Мама и тетки еще помнят те дни, когда они маленькими играли здесь в догонялки, проскакивая через дыры в стенах.

В общем, дедушка Витольд довел количество комнат в квартире-до пяти (при наличии двух длинных коридоров) и успокоился. До сегодняшнего состояния квартиру довел мой папа, знатный мастер — ломастер с налетом гениальности. Из одного коридора он сделал еще одну длинную узкую комнату, с истинно эстонской неторопливостью забив для этого две сквозные двери и с истинно польским темпераментом прорубив в стене третью. Бабушка Дара и тут не упустила случая съязвить, назвав получившееся творение папиного архитектурного таланта «комнатой Раскольникова», и предположила, что эти шикарные апартаменты любящий зять соорудил специально для любимой тещи. Папа обиделся и сделал в этой комнате мастерскую.

К слову сказать, вторым папиным архитектурным шедевром стало совмещение туалета с кладовкой. Весьма полезное, кстати. Сидя на унитазе, каждый мог занять себя пересчитыванием домашних заготовок (пять банок огурцов справа, девять слева, между ними вишневый компот — для икебаны и яркого пятна). Но это так, к слову.

По дизайну наша квартира тоже не была образцово-показательной и напоминала гибрид Эрмитажа со скупкой краденого антиквариата. Мама со вздохом вспоминала те дни, когда вся обстановка в квартире была выдержана в едином стиле и она могла спокойно вязать кружевные салфетки, зная, что будет куда их положить. Веккружевных салфеток и эстонской вышивки (эстонское кружево— лучший подарок к любому празднику, считала тетка Изольда) закончился, когда тетя Розаначала мотаться по разным археологическим экспедициям и присылать отовсюду сувениры. Беда была в том, что тетка страдала любовью ко всему большому… В общем, из Греции она прислала мраморную дылду Венеру с отбитыми, как и положено, руками, из Франции по частям — рыцарские доспехи, причем шлем так и затерялся при пересылке. (И слава богу, со шлемом мы рыцаря бы никуда не втиснули— доспехи, наверное клепали на вырост.) Но хуже всего было тогда, когда тетка откуда-то из Белоруссии прислала огромные лосиные рога. Причем маме в подарок. Хорошо, что мамуля никогда не умела хорошо стрелять по движущимся мишеням, и папуля дожил до возвращения тетки Розы, которая в перерывах между приступами хохота объяснила, что рога прислала просто так, вещь, мол, в хозяйстве очень полезная.

Рогам папуля и в самом деле нашел применение. Он приделал их к рыцарским доспехам вместо головы, а получившуюся конструкцию поставил в прихожей вместо вешалки. Рядом со скульптурной группой «Рогатый рыцарь» папуля пристроил Венеру, к ко— торой, в свою очередь, приваял руки с растопыренными пальцами (папуля честно верил, что руки Венере тоже отбили при пересылке). На пальцы веером те гости, которые пережили шок от рогатых доспехов, вешали сумки. (Сталкиваясь в полутемной прихожей с новорусским вариантом Венеры, тетка Роза обычно бормотала: «Болеете или сигареты плохие?»)

Я повесила свой рюкзак на шею Венере и прошла в ванную — мыть руки. Из кухни ненавязчиво доносился запах оладьев с яблоками, приготовленных по фирменному сухановскому рецепту.

На кухне меня уже ждала приличная горка оладьев. Вообще, в нашей семье мама была рекордсменкой по скорости их выпечки. На семейном соревновании она обошла даже тетю Розу, которая могла печь оладьи не глядя. Правда, тетя Роза утверждает, что, пока они с мамой метали оладьи со сковородок на тарелки, Жупик сожрал половину с ее тарелки. Но факт остается фактом — тогда мать испекла на одиннадцать оладьев больше (правда, и у Жупика в тот день приключилось жуткое несварение желудка…).

— Есть! — грозно приказала мамуля, вышвыривая на тарелку очередную лепешку.

Жупик принял мамулин окрик за команду, пыхтя, влез на соседний стул и выложил брыли на стол.

— Это я не тебе, колбаса мордатая! — Мать замахнулась на Жупика лопаткой, которой переворачивала оладьи, и тот поспешно шлепнулся обратно на пол. Мать вздохнула: — Ну зачем мы взяли в дом этот кусок сала? Нет чтобы как приличные ведьмы завести черную кошечку или хотя бы ручную ворону…

— Ворону-то зачем? — влезла я. — Вон у тетки Розы была ворона — изгадила все обои и спуталась с каким-то дятлом, в потомстве одни мутанты-долбаны…

— Ногде она купила эту ворону?! — всплеснула руками мамуля, и очередной блин повис в воздухе. — В какой-то сомнительной забегаловке, у негритянки с осетинским акцентом и рязанским профилем! Она бы еще на птичий рынок пошла!

Я задумчиво посмотрела на сиротливо висящий в воздухе блин. Определенно мамуля нервничала… Я перевела взгляд на мать. Так и есть — в рыжих кудрях, напоминающих недолеченную химию, торчит заколка в виде куска краковской колбасы— сувенир из Польши, подаренный свекровью, то есть моей бабушкой Барбарой. На ярко-рыжих волосах эта заколка смотрелась отвратительно, и уж если мамуля ее нацепила…

Блин все-таки свалился прямо в зубы Жупику, а я, воспользовавшись тем, что мать отвлеклась, решила, как говорит Полина, «взять зебру за тельняшку».

— Говорят, у нас гости… — Я многозначительно помолчала, выковыривая яблоки из пышного теста.

— Ой, ну и гости! — покраснела мама. — Все свои… такие большие праздники в этом году, я и подумала — нужно собраться всей семьей, поговорить о том о сем…

— Послать папу на фазенду, — продолжила я, — Тяпу и Ляпу на Селигер, дедушку Витольда… А куда дели дедушку Витольда? Съезд ветеранов домино? Или опять пристроили работать сторожем в магазин «Интим»?

Мамуля смущенно хихикнула:

— Дедушка считает, что бабушка завела себе любовника, деда тоже отличился… Они немножко поссорились.

Я уставилась на мать:

— Что, правда? Опять?! Ну-у, это уже неинтересно… А что дед? Неужто бодрячок все-таки сделал себе новые зубы? Тогда бабуле не следовало оставлять его одного…

— Нельзя так говорить о дедушке! — проворчала мать. — Он ведь уже старенький…

— Кто-о старенький?! — раздался хриплый голос из коридора, и в кухню, кашляя, вплыла моя тетка Роза. Выход получился эффектным — говорят, в молодости она играла в университетском театре… В задрапированном на манер римской тоги синем балахоне (под цвет волос) тетя. Роза постаралась без последствий добраться до ближайшей табуретки. Бесполезно — это семейное, когда мы идем, слышен грохот падающей мебели. Обдолбав все углы и чуть не отдавив брыли Жупику, тетка плюхнулась на уцелевшую после ее появления табуретку.

— Племянница! — От низкого контральто стекла жалобно звякнули, а Жупик испуганно чихнул. Насладившись эффектом, произведенным собственным голосом, тетка продолжила уже тише: — Что, обсуждаем аморальное поведение дедули? А он всего-то схватил за зад…

— Роза! — завопила мать. — Не выражайся при ребенке! Это же наш отец!

— Помне, — тетка Роза не обратила ни малейшего внимания на возмущенное пыхтение мамули, — пусть уж лучше папуля скачет козлом, чем кряхтит в маразме! А тебе, Янка, только бы губы поджимать да глаза целомудренно закатывать! Тоже мне весталка!

Тарелки на столе угрожающе запрыгали, а ложки отбарабанили что-то похожее на «Реквием» Моцарта, когда мамуля швырнула на блюдо очередной блин.

— Вот только не надо думать, что я не знаю значения слова «весталка», образованная ты наша! — Со сковородкой в руке мать угрожающе поперла на растерянно заморгавшую тетку. — Ох,Роза, ну почему ты не можешь вести себя интеллигентно!

Тетка Роза надулась и демонстративно вытащила сигареты. Мать тотчас же запела:

— «По долинам и по взгорьям…» Тетка испуганно выронила сигареты и заткнула уши. Хотя с музыкальным слухом у нас все в порядке, оперными голосами наше семейство похвастаться не может. В принципе, мы даже сможем, не особо при этом напрягаясь, озвучивать песни оживших мертвецов в фильмах ужасов. Вот и сейчас мамуля дала волю знаменитому сухановскому вокалу… Я не решилась подпевать. Все таки тете Розе лучше пожить подольше и желательно оставаться в своем уме.

Песня отзвучала, тетка дрожащими пальцами вцепилась в свои волосы, проверяя, не поредели ли они. Я решила сменить тему и сказала:

— Какой у вас необычный цвет волос на этот раз получился… Как называется этот оттенок? «Синий баклажан»?

Видит бог, ничего плохого я не хотела, но тетка внезапно побагровела, засопела и плачущим голосом выкрикнула:

— «Золотистый блондин», черт обдери эту краску!

Я постаралась стать одного цвета с обоями. Мамуля тихонько захихикала над своими оладьями. Я идиотка — ведь с цветом волос у тетки всегда были проблемы!

Вероятно, все знают, что ведьмам положено быть либо жгучими черноглазыми брюнетками (здесь не бывает проблем), либо рыжеволосыми бледными зеленоглазыми ундинами. По крайней мере, так пишут во всех книгах, претендующих на некоторую степень научности; А уж как по этому поводу изощряется беллетристика — и говорить страшно…

Женщины в нашей семье относились ко второй категории. Только вот с внешностью у нас дела обстояли не так романтично, как пишут в романах. Волос цвета «пламенеющего заката» у нас не было и в помине. В лучшем случае получалась «вареная морковь», в худшем — «бешеный апельсин». Так вот, «апельсин» получился как раз у тети Розы, и борьбе со своим природным окрасом она посвятила всю жизнь. Что она только не делала — обесцвечивалась, мелировалась, пробовала разные типы красок, но «бешеный апельсин» все равно упорно лез наружу. В последнее время теткины волосы стали своеобразно реагировать на краску, меняя цвет по собственному желанию. Вот сейчас, например, вместо золотистого получился синюшный…

Нервно зажевав блин, тетка успокоилась и принялась расспрашивать меня об учебе, попутно расписав Хрюшкины похождения на историческом факультете. Мамуля решила вступиться за племянницу…

Так, похоже, мать и тетка намеревались ссориться всерьез… Поэтому я решила в третий раз попробовать сменить тему и предпочла обойтись без деликатного покашливания, спросив напрямик:

— Так у нас будет шабаш?

Мать и тетка, которые опять начали припоминать старые обиды, мгновенно замолкли и уставились на меня невинными зелеными глазами. Ух ты, как это у них дружно получилось. Ишь, сидят как будто ведьмочки на первом причастии…

— Ой, что ты такое говоришь, Михайлиночка! — забасила тетка. — Съешь лучше еще оладушков, а то извела себя диетой…

— Кушай, детка, кушай. — Мамуля пихнула мне под нос фирменное варенье из дыни.

Но нашу песню не задушишь, не убьешь. Розетка с вареньем плавно взвилась в воздух, а я продолжила:

— Можно подумать, что не вы, тетя, меня гадать учили… Кого еще ждем — бабулю Виолетту? Прячьте метлы, а то сраму, как в прошлый год, не оберемся. Взрослая ведьма, а туда же — с Нюшкой наперегонки.

Витольдовны виновато засопели. Зардевшаяся тетя Роза принялась внимательно изучать потолок и прилипшую к нему розетку.

— Надо же! — вдруг воскликнула она как бы вдогонку внезапно пришедшей мысли. — Около метра… она даже не смотрела на объект… Думаю, предсказание все-таки верно.

— Какое предсказание? — тут же вклинилась я.

Открытый теткин рот ловко залепил резко сорвавшийся с тарелки блинчик.

— Я тоже могу не смотреть на объект, — сухо сказала мамуля.

— Какое предсказание? Ну, мам, теть! — ныла я.

— Тетя шутит! — отрезала маманя, наблюдая, как тетка пытается отплеваться от блинчика, а Жупикуже пристроился у ее ног с призывно раскрытой пастью. — Ешь варенье!

— Не хочу варенье! — закапризничала я. — Хочу…

— Нехочешь варенье — возьми селедку, — рассеянно сказала мать. — Розка вчера не всю доела.

Меня старательно уводили от темы загадочного предсказания. Вот и тетка, справившись с блинчиком, вовсю сюсюкалась с Жупиком, хотя до этого не могла ему простить сожранных при состязании оладьев.

Я решила надуться — обычно это действовало на мамулю безотказно.

— Не хотите говорить, и не надо! Только учтите, я в вашем шабаше участвовать не буду, вот.

— И прекрасно! — расцвела мамуля. — Просто замечательно. Лучше погуляй с Полиной, прекрасная девочка, вежливая, воспитанная…

Я немножко ошалела от подобной характеристики Полли. Думаю, даже ее мать не подозревала такого в Полине. К тому же меня удивило то, как легко мать восприняла мой отказ от участия в шабаше. Обычно она всеми силами старалась затащить меня в тесный семейный кружок…

Тетка хотела что-то возразить, но блинчики на тарелке угрожающе зашевелились.

— Усю-сю, Жупинька, — опять покорно завела тетка.

Я посмотрела на мать. Та мазала оладьи маслом с такой скоростью, как будто стремилась попасть в Книгу рекордов Гиннесса. Тетка по-прежнему страстно тискала Жупика. Тот флегматично моргал и старался лапой дотянуться до ее тарелки с оладьями.

— Пойду спать. Я отодвинула тарелку и встала. Мать радостно закивала. Я демонстративно громко протопала по коридорчику и свернула в гостевую комнату, где громко храпели Нюша и Хрюша.

Давно, когда в папе еще не угас польский темперамент, он пытался прорубить из гостевой дверь в кухню. Потом от этого дела его отвлекли белорусские рога, а дверь так и осталась в проекте вместе с дырой в стене, слегка заклеенной обоями. Я приложила ухо к раздолбанной кладке. Так и есть, маманя вопит на тетку. Можно особо не напрягаться, подслушивая. От мамулиных воплей стенка так и вибрировала:

— Ох, Роза! Сколько раз тебе мама говорила — не умеешь молчать, дели в уме целые числа!

— Что такого, если девочка узнает? — От теткиного голоса по стене пошел такой резонанс, что я поморщилась. Так и оглохнуть можно. — Ее ведь необходимо предупредить…

— Сейчас слишком рано, Роза. К тому же Миша — трудная ведьма, она отказывается гадать даже на картах, хотя она не просто читает, а слышит их! До этого в нашем роду карты слышала только сумасшедшая Сюнневе, дочь Юсси…

— Сюнневе не была сумасшедшей, — возразила тетка. Так, начинается. Споры о том, была ли Сюнневе сумасшедшей кликушей или необычайно одаренной ведьмой, ведутся в нашей семье до сих пор. Одно не вызывает сомнений: по части гадания на Таро и предсказания будущего ей не было равных. — Она была той самой, просто не успела развить способности… Мишку надо учить, иначе может случиться то же…

— Молчи! — взвизгнула мамуля. В кухне раздался грохот — кажется, со стены упал подарочный набор половников. Мамуле не стоит так нервничать, а то от ее обостренного психокинеза придется заново всю кухню отделывать. — Я же поэтому всех вас и собираю. Нужно решить, как нам избежать этого…

Чего, мамуля, чего? Бразильский сериал, да и только. Что случилось, при чем здесь эта полудурочная полуфинка Сюнневе, неужто в доме опять назревает сбор Семьи, как тогда, в 1910-м?

Но мама и тетка притихли, слышалось только урчание в животе Тупика. Илиэто Нюшка так храпит? Я покосилась на кузину. Та, уткнувшись в подушку с вышитыми на ней слониками, сопела как паровоз.

Похоже, мамуля с теткой кинулись собирать половники. В кухне слышалось пыхтение и позвякивание.

— Нервы беречь надо, Янка! — Это тетка. — От нервов шепотка еще не придумали. — Вот и нет! А тот…

— А тот для истеричек, — отрезала тетя Роза и неожиданно захихикала (ну точь-в-точь «копейка» заводится!), — хотя если валерьянка уже не спасает…

Маманя с теткой переключились на бытовую перебранку, а я разочарованно отлепила ухо от стены. Вот так всегда в нашей семейке. Сколько себя помню, бабуля Виолетта нам даже сказки с продолжением рассказывала: «Верка Бесноватая не растерялась, да как влепит помелом черту промеж рогов, да как вякнет на весь шабаш: „Душу тебе продать, хряк хвостатый?! А вареньем тебе спинку не помазать?!. А что ответил ей черт, да как товарки Верку с шабаша гнали, да как она, мымра, замуж за царского сына безо всякого приворота вышла, ваша старая бабка расскажет вам завтра — коньячок-то у меня в рюмашке весь вышел…“ И вертишься всю ночь, думаешь о том, как это Верка вывернется в такой сложной ситуации. Надобно сказать, что у бабули все сказки были про Верку Бесноватую, полумифическую основательницу рода, которая жила еще до прародительницы Аделаиды и чьим именем до сих пор пугали детей в бабулиной родной деревне. У мамани сказки были в основном жалостливые, про Золушек там разных, принцесс на горошине, еще про дурынду, у которой была на шерсть аллергия, а она за веретено схватилась и в кому на сто лет погрузилась — пришлось лечить нетрадиционными методами. Но больше всего мы любили сказки тетки Розы, она не мудрствуя лукаво пересказывала нам сюжеты из античной литературы. Гомер поседел бы, услышав, что тетка Роза сделала из мирного рассказа о Троянской войне! Правда, когда маманя услышала вольное теткино переложение знаменитого сюжета, то пришла в ужас и велела тетке вместо импровизации читать нам вслух „Войну и мир“. Теткин французский был ужасен, и мы старались побыстрее заснуть, только чтобы не слышать, как она в сотый раз произносит „мон прынс“…

Я отогнала воспоминания о далеком детстве и снова прислушалась. Но, похоже, больше ничего интересного услышать не удастся — мамуля принялась мыть посуду, а тетка, ворча, шелестела пучками трав и бормотала себе под нос что-то неразборчивое.

Хрюшка всхрапнула, переворачиваясь на другой бок. Из-под одеяла показались две не совсем чистые пятки. Опять ведь тормозила пятками при заходе на посадку. Холодно еще, апрель на дворе, а эта босиком летает — никакого инстинкта самосохранения…

По пути в свою комнату я прихватила из сундука пару томов семейной хроники, в которых могло быть упоминание о сумасшедшей Сюнневе. Хотя я прекрасно помнила, что когда тетка Роза приводила в порядок разрозненные записи времен финской войны, то столкнулась с полным отсутствием сведений о Сюнневе. Бабушка Виолетта утверждала, что после исчезновения Сюнневе записи присвоил безутешный Юсси и теперь они гниют где-нибудь в финской курной избушке. Почему образ курной избушки так приглянулся бабуле, сказать не мог никто. Она вообще до сих пор верила, что украинцы живут в хатах, грузины в саклях, эстонцы на хуторах, а чукчи в чумах. Когда ее спрашивали, почему она так считает, бабуля неизменно отвечала: «А хрен же было отделяться? ..» Против такой логики трудно что-нибудь возразить.

Зевнув, я завалилась на кровать и принялась перелистывать аккуратно отпечатанные на машинке страницы хроники. Как нормальной колдовской семье нам полагалось иметь свою хронику. Наша начиналась с 1382 года — на тонком листе пергамента было накорябано следующее: «Чюдо велми чюдно— приидохом с курятника сверзнуться, руци распростерла, да и взлетехом. Чада малые увидючи, кричахом бесовка… Опосля скрючихом паскудных». По-моему, Аделаида обладала изрядным литературным талантом…

Сама я о Сюнневе знала очень мало. Ее отцом был меланхоличный финн по имени Юсси Ряйкиннен. Прямо перед самым началом войны троюродная сестра моих бабуль Виолетты и Дары, Антонида, отправилась в Финляндию. Что она там забыла — никто не знает. Говорят, искала себе мужа, до которого бы после свадьбы не сразу дошло, что случилось. Где-то там Антонида встретила Юсси и вскоре прислала письмецо с извещением о своем замужестве и намерении поселиться в Финляндии. В середине пятидесятых она вернулась в Россию — до финна все-таки дошло, что случилось (правда, Антонида клялась и божилась, что для финна Юсси чересчур быстро соображал, да и не финн он вовсе — с дедушкой-то норвежцем!). Вместе с Антонидой приехала четырнадцатилетняя Сюнневе и навела шороху в почтенном семействе своим умением слышать Таро и одним движением бровей вызывать бурю. На этом, более-менее правдоподобная часть биографии Сюнневе кончалась и начиналась полная фантастика. За два года до своего исчезновения Сюнневе хватил вещун — то есть предчувствие беды. Бабуля Дара вспоминала, что Сюнневе могла хватать себя за косы и с неподражаемым финским акцентом вопить: «Виж-жу! 3-зло гряд-дет, буд-дэт оч-чень плех-хо!» После месяца таких криков тогдашним членам семьи надоело каждую ночь читать охранные заклятия и спать обвешанными амулетами от сглаза и порчи. Сюнневе стали считать домашней блаженненькой и списали чудачества на финское происхождение. А через два года случилось нечто совсем из ряда вон выходящее: Сюнневе пропала. Просто сгинула, ушла из дома и не вернулась. Поскольку ведьма не может просто так пропасть, семейка переполошилась. Сюнневе искали по картам, высматривали в хрустальном шаре, справлялись о ней у духа умершей к этому времени Антониды (та сказала, что Сюнневе точно не у нее, еще раз пожалела, что связалась с финном, велела родне не переживать, пить валерьянку и испарилась).

Сюнневе так и не нашли. Правда, тетка Роза утверждала, что в ночь исчезновения Сюнневе она видела, как к дому подлетел на вороном коне одетый в черное блондин и Сюнневе уехала вместе с ним. Правда, тетке в ту пору было года четыре и она здорово объелась на ночь глядя. Ага, вот она пишет: «…хотя некоторые и утверждают, что в тот вечер я безбожно обожралась и мне мерещилось черт знает что, я точно помню, как к дому подъехал весьма колоритный блондин на вороном коне. Сюнневе вылезла из окна спальни и подошла к нему. Очень хорошо помню, что при ней не было никаких вещей и сама она была одета в ночную рубашку. Блондин посадил Сюнневе на коня впереди себя, и они исчезли в тумане, как бы мелодраматично это ни звучало…» Дальше тетка писала еще что-то о способностях Сюнневе, но я захлопнула хронику, зевая так, что челюсть скрипела. Спать… ну ее, эту Сюнневе!