к книге "Забыть адмирала!"
большинство документов в России до этого не публиковалось
перевод с английского - Юрий Росс (Юрий Завражный)
Г-н ГРЭГГ - г-ну МАРСИ
N 48, миссия Соединённых Штатов
Гонолулу, 26 июля 1854 г.
Сэр,..
...Объединённая англо-французская эскадра из семи кораблей - три британских и четыре французских - прибыла сюда 17-го из Кальяо, совершив переход с Нукухивы за четырнадцать дней. Её появление взбудоражило все слои населения. В субботу к флоту присоединился английский фрегат "Pique", и теперь кораблей всего восемь, а конкретно: фрегаты "President" и "Pique", шлюп "Amphitrite" и пароход "Virago" (британские) под командованием контр-адмирала Дэвида Прайса; фрегаты "La Forte" и "L'Eurydice", корвет "L'Artemise" и бриг "L'Obligado" (французские) под командованием контр-адмирала Феврье де Пуанта. Во вторник все они отбыли в северо-восточном направлении. Я так и не уловил до конца, кто же являлся главнокомандующим на всей эскадре, поскольку английские и французские источники существенно разнятся на этот счёт, хотя не вызывает сомнения старшинство адмирала Прайса над адмиралом де Пуантом. Очевидно, что великой гармонии чувств между двумя частями флота нет, и я выяснил из сведущих источников, что скорое их разделение будет наилучшим выходом.
В пятницу два адмирала и их офицеры имели аудиенцию во дворце, которая была отмечена обстоятельством, о котором должно упомянуть. После того, как закончились обычные любезности, речи и пр., французский адмирал, по предложению мсье Перрина, сказал королю через переводчика, что, мол, надеется, у того ещё не было мысли о передаче суверенитета Королевства, поскольку это могло бы вести к сложностям и, возможно, войне с Англией и Францией, уберечься от которой было бы в интересах Его Величества. Король ничего не ответил...
...с величайшим почтением, Ваш преданный слуга -
Дэвид Л. Грэгг
ДОКЛАДНАЯ ЗАПИСКА КЭПТЕНА БАРРИДЖА
Кэптену сэру Ф. Николсону, баронету.
Корабль Её Величества "President", Петропавловск, 30 августа 1854 г.
Сэр,
моя печальная обязанность доложить Вам о смерти адмирала Прайса, командующего Тихоокеанской эскадрой, которая имела место сегодня в 4.30 пополудни.
Собственноручно - Р. Барридж, кэптен
ЗАПИСКА КОНТР-АДМИРАЛА ДЕ ПУАНТА
Фрегат "La Forte", 6 сентября 1854 г.
Мсье командующий,
если высадка и была неудачной, то лишь из-за сложностей местности; и если наши люди были вынуждены отойти, то мы, по крайней мере, приобрели уверенность, что две наши нации могут зависеть друг от друга, и что если обстоятельства вновь столкнут нас с неприятелем, наши усилия увенчаются успехом.
Наши экипажи, мало приспособленные к действиям на берегу, показали великий энтузиазм. Примите, мсье командующий, мои заверения в признательности и передайте их вашим капитанам, офицерам и нижним чинам; также я буду счастлив информировать Правительство о мужестве, дисциплинированности и преданности, выказанных ими.
Ф. Де Пуант,
контр-адмирал, командующий французскими силами
ЗАПИСКА КЭПТЕНА НИКОЛСОНА
Ф. Де Пуанту, контр-адмиралу, командующему французскими военно-морскими силами.
Корабль Её Величества "Pique", Петропавловск, 6 сентября 1854 г.
Сэр,
с превеликим удовлетворением я получил письмо, которое Вы имели честь адресовать мне, и в котором Вы упоминаете высокими словами о поведении наших людей на берегу во время боя с неприятелем.
Позвольте мне, сэр, передать Вам искреннюю благодарность от каждого офицера и нижнего чина британской эскадры в знак восхищения Вашим мнением.
Я слышу со всех сторон высочайшие оценки пылкого мужества Ваших людей в бою, их хладнокровия и дисциплинированности при отходе - примечательные качества для моряков, которые, как вы справедливо отмечаете, мало годятся для действий на берегу.
Позвольте также, пользуясь возможностью, выразить моё глубокое сострадание по поводу потерь, понесённых среди офицеров и нижних чинов Вашей эскадры.
Ф. У. Э. Николсон,
кэптен и старший офицер английской эскадры
ОФИЦИАЛЬНЫЙ РАПОРТ КЭПТЕНА НИКОЛСОНА
Кэптену Чарлзу Фредерику, Корабль Её Величества "Amphitrite".
Корабль Её Величества "Pique", шир. 45.2'N, долг. 179.32'W, 19 сентября 1854 г.
Сэр,
честь имею довести до Вас, что 31 августа контр-адмирал Феврье Де Пуант принял решение относительно переноса выполнения плана атаки внешней обороны Петропавловской гавани, согласованного между ним и покойным главнокомандующим, чья несвоевременная смерть в предшествующий день остановила движение кораблей.
Погода была штилевой, что определило расстановку фрегатов по позициям пароходом. Посему "Virago" была помещена лагом между "Pique" и "La Forte", в то время как "President" был взят на буксир за её кормой. Таким манером корабли подошли к батареям и были поставлены последовательно на возможно лучших позициях для обстрела берега, который оказался значительно более сильным, чем ожидалось.
Три батареи, образующие внешнюю защиту входа в Петропавловск, были: 5-пушечная батарея на оконечности полуострова, формирующего гавань, превосходно построенная укреплённая батарея на 11 тяжёлых орудий, размещённая по урезу воды на противоположном берегу, и 3-пушечная батарея на некотором удалении по этой же стороне. Поскольку эта батарея, как ожидалось, исходя из занимаемой ею позиции, должна была принести много хлопот, морские пехотинцы фрегата "President" под командованием капитана Паркера были помещены на борту корабля "Virago" и были высажены для овладения батареей немедленно после того, как корабли были поставлены на якорь. Несмотря на трудные препятствия в виде почти непроходимого кустарника, морские пехотинцы и моряки - французские и английские - которые были посланы на их поддержку, вскоре достигли батареи, которую они нашли пустой. Орудия были приведены в непригодность, и партия вернулась под прикрытием "Virago". При выполнении этого задания "Virago" подверглась тяжёлому огню с русского фрегата во внутренней гавани, который нанёс ей некоторые повреждения.
Батарея на оконечности полуострова была наиболее подвергнута огню кораблей и вскоре умолкла, и, поскольку она была непосредственно на одной линии с городом и фрегатом в гавани, много ущерба, должно быть, причинялось выстрелами произведёнными поверх батареи. Подувший к полудню бриз позволил двум наружным кораблям, "Pique" и "President", выбрать новые позиции несколько ближе к низкой батарее. Орудия всех кораблей теперь были направлены на эту батарею, ведя быстрый огонь (особенно, "La Forte"), пока батарея не перестала стрелять, хотя неприятель и не отошёл от своих пушек. Теперь корабли прекратили огонь, и на ночь были выведены из зоны стрельбы - "Virago" взяла "La Forte" на буксир, а "President" с "Pique" отошли с помощью верпов.
Хотя все корабли имели попадания в корпуса и рангоут, только "La Forte" имел потери в людях. Роковой выстрел пришёлся поперек его квортердека, убив одного человека и ранив ещё нескольких. В промежутке между этой первой атакой и последующими действиями 4 сентября, было проведено несколько совещаний между французским контр-адмиралом и командирами кораблей обеих эскадр. В течение этого времени была получена некоторая информация относительно положения батарей, не видимых с кораблей, а также касательно размещения города и сил гарнизона; рассматривалось, что атака северной части города десантом, вероятно, будет иметь успех, и приведёт к важным результатам.
С целью отвлечения внимания противника в максимально возможной степени было решено произвести одновременно атаку 5-пушечной батареи, находящейся в нижней части полуострова, и аналогично круглого форта в его северной оконечности, где морские пехотинцы и моряки должны были высадиться и приложить усилия для овладения батареями и высотами, окружающими город. Вследствие большого количества людей, требующегося для десанта, орудия обоих фрегатов не могли быть укомплектованы, а также исходя из того, что орудия фрегата "President" легче, чем на "Pique", и требуют меньшего количества людей для обслуживания, я пошёл на борт этого корабля, взяв с собой остаток экипажа "Pique".
Утром 4 сентября десант, состоящий приблизительно из 350 человек от каждой эскадры (помимо офицеров) был помещён на борту корабля "Virago", который был затем взят лагом к "La Forte", шлюпки для высадки - с противоположного борта, а "President" был взят на буксир за кормой. Батареи начали обстрел, как только корабли вошли в зону огня, и нанесли значительные повреждения мачтам и стеньгам фрегатов, но особенно - "La Forte". Выстрел пришёлся по палубе "Virago", но, к счастью, ушёл вверх, в ином случае опустошение на её переполненной палубе могло бы быть серьёзным.
"President", встав на якорь приблизительно в 600 ярдах от батареи "седла", что на середине полуострова, открыл по ней тяжёлый огонь, но, несмотря на это, неприятель продолжал работать своими пушками с величайшей точностью, прячась иногда под защиту наклонной платформы, на которой были помещены орудия, и возвращаясь к ним снова, как только огонь с кораблей сколько-нибудь замедлялся; однако, в конце концов, батарею заставили замолчать. Тем временем "La Forte" был поставлен напротив Круглого форта, или батареи "лощины", которую он быстро заставил замолчать, и, таким образом, позволил морским пехотинцам и морякам высадиться с "Virago".
Для отчёта по действиям на берегу я должен обратить Вас к прилагаемой записке кэптена Барриджа.
"La Forte", "Virago" и бриг "L'Obligado" прикрывали обратную посадку десанта. Огонь с брига был очень эффективен против продвижения неприятеля. Как только посадка была произведена, все корабли вышли на свою якорную стоянку в бухте.
Хотя эта атака и оказалась неудачной, я полагаю, что храбрость, проявленная капитаном де Ла Грандье с "L'Eurydice" и кэптеном Барриджем, офицерами и людьми под их командованием, будет оценена. Морские пехотинцы и моряки храбро взяли гребень холма справа, несмотря на крутизну подъёма, лицом к тяжёлому огню. Но, к сожалению, густые кусты, которые скрывали многих неприятелей, останавливали любое дальнейшее продвижение в том направлении, и лощина слева была обнаружена столь обстоятельно защищённой, не просто стрелками с ружьями, но также орудиями и полевыми частями, что не могло быть взято с этого направления; кроме того, мы после оставления гавани получили информацию от пленных, взятых на борту "Ситки", которая убедила нас в том, что число и состав отрядов, составляющих гарнизон, были много выше того, что мы могли предположить.
Прежде чем закончить это письмо, я не могу воздержаться от воздания должного поведению кэптена Барриджа и коммандера Маршалла, от коих я получил наиболее сердечную помощь в течение действий в Петропавловске. Хладнокровие истинного офицера в течение отступления и обратной посадки десанта было темой общего восхищения, а коммандер Маршалл был неутомим в буксировании кораблей и прикрытии десантных отрядов; его корабль, являвшийся единственным пароходом, приданным к двум нашим эскадрам, работал с двойной нагрузкой. Будучи на борту корабля "President" 4 сентября, я получил наиболее рьяную поддержку от коммандера Конолли и мистера Робертса, шкипера этого корабля. Лейтенант Морган, артиллерийский офицер, был ранен осколком вскоре после того, как батарея открыла огонь, и его место на главной палубе было занято лейтенантом Гроувом с "Pique". Лейтенанты Блэнд и Маршалл, также с этого корабля, командовали моряками "Pique" на берегу и были одними из последних, оставивших пляж; мистер Фитцжералд, помощник - обеспечил барказ с "Pique" и отлично управлялся с его пушками в течение высадки.
Участвовавшие в деле французские офицеры и моряки отличились стойкостью и силой духа, которую они показали во время отступления и последующей посадки в шлюпки.
Прилагаю список убитых и раненых на борту корабля "President" и среди десанта; также посылаю копию списка убитых и раненых на французской эскадре.
7 сентября объединенная эскадра вышла из Авачинской губы, и уже в открытом море преследовала и захватила российскую правительственную шхуну "Анадырь", а также русское торговое судно "Ситка". Первое судно было разоружено и сожжено, а второе ныне находится в составе эскадры. Она шла из Аяна, что в Охотском море, и имела на борту несколько офицеров и правительственных чиновников; построена она в Гамбурге для Российско-Американской Компании и имела различный груз, среди которого главным является значительное количество пороха и муки.
Мои дальнейшие намерения - зимовать на острове Ванкувер, затем перейти в Сан-Франциско, где ждать дальнейших распоряжений.
Собственноручно, Ф. У. Николсон, кэптен
ОФИЦИАЛЬНЫЙ РАПОРТ КЭПТЕНА БАРРИДЖА
Сэру кэптену Фредерику Николсону, баронету, Корабль Её Величества "Pique"
Корабль Её Величества "President", Авачинская губа, Камчатка, 5 сентября
Сэр,
моя обязанность доложить Вам события, связанные с высадкой отданной под моё командование десантной партии с Кораблей Её Величества, а также корабля Его Императорского Величества "L'Eurydice" под началом капитана де Ла Грандье.
Объединённые силы, состоящие из дивизионов морской пехоты и стрелковых партий - около 700 человек - находились на борту корабля Её Величества "Virago" в 5 часов вчерашнего утра, когда капитан де Ла Грандье повторил уже доведённый до моряков и капитанов экипажей план атаки, смысл которого состоял в том, что морские пехотинцы должны были подняться на холм при поддержке моряков кораблей "La Forte" и "L'Eurydice". Моряки с кораблей "Pique", "President" и "Virago" должны были проследовать дорогой слева от морских пехотинцев с целью штурма городских батарей в проходе лощины. Сделав это, они должны были перестроиться и ожидать дальнейших указаний.
Батарея "лощины" на пляже была смята орудиями "La Forte", мы высадились прямо под холмом. Неприятель был силён своей позицией и своим числом на холме, откуда они начали обстрел немедленно по высадке. Морские пехотинцы как можно быстрее были построены капитаном Королевской Морской пехоты Паркером, и при поддержке высадившихся моряков взобрались на холм, который был очень крут и покрыт густым кустарником. Эти обстоятельства дали неприятелю большое преимущество; тем не менее, он отступил, и мы взяли его первоначальные позиции.
На половине подъёма морские пехотинцы и французские стрелки пошли на холм справа; левый фланг и центр удерживался моряками с кораблей "Pique", "President" и "Virago", а также французских кораблей.
Левый фланг был достаточно очищен от противника, чтобы занять позицию на фланге тыла 2- и 3-пушечной батарей, которые вели кинжальный огонь вокруг и вдоль лощины. Отброшенный нашим ружейным огнём от своих орудий, он отступил к домам, откуда вёл по нашему левому флангу жестокий ружейный огонь. Правый тем временем поднялся на холм и занял гребень, ведущий к батарее "седла", прежде обстрелянной Кораблем Её Величества "President". При этом наши потери были весьма серьёзны вследствие количества неприятеля, вышедшего на вершину холма и на наши фланги. Мы преодолели некоторое расстояние вдоль гребня, когда был убит капитан Паркер, который храбро вёл людей, а лейтенанты Королевской Морской пехоты Макколм и Клементс были ранены; в это время наши люди начали падать назад, и после многочисленных попыток собраться непрерывный огонь заставил их отступить к пляжу. За батареей "лощины" была сформирована небольшая партия, чтобы прикрывать отход, но, поскольку шлюпки попадали в зону ружейного обстрела неприятеля, при посадке в них погибли многие из наших людей.
Потери со стороны наших союзников, без сомнения, будут доведены Вам Главнокомандующим. Их благородное поведение при атаке и их стойкость при отступлении достойны восхищения. Первый лейтенант с "L'Eurydice" Лефевр убит при продвижении к нам, также мне довелось видеть достойное поведение нескольких французских офицеров, чьи имена, к сожалению, мне неизвестны.
Ни о ком нельзя сожалеть более, чем о капитане Паркере. Он был отличным солдатом и честью корпуса. Флаг-лейтенант Э. Г. Ховард был тяжело ранен, будучи моим адъютантом. Лейтенант Джордж Палмер с моего корабля был ранен, командуя своей группой. Лейтенанты Королевской Морской пехоты Макколм и Клементс, мистер Робинсон, помощник (все с "Pique") были ранены во главе своих людей.
Я благодарен всем офицерам - равно и всем людям, кто шёл под моим началом. Сложность рельефа и кустарник были превыше их возможностей, в то время как невидимый неприятель стрелял по ним со всех сторон.
Прилагаю список десантной партии и потерь, которые мы понесли; единственное, что мне остаётся - это выразить надежду в Вашем рассмотрении, что в данном случае мы сделали всё, что было в наших силах.
Ваш покорный слуга,
Ричард Барридж, кэптен.
ЖУРНАЛ ВОЕННЫХ ДЕЙСТВИЙ
ведённый на фрегате "Аврора" под командою капитан-лейтенанта Изыльметьева
с 14 июля по 28 августа 1854 года.
РГА ВМФ, ф. 283, оп. 2, д. 3003, лл. 52-56.
странно, но ранее не публиковался
14-го июля сего 1854 года главный командир Петропавловского порта генерал-майор Завойко приказом по Петропавловскому порту уведомил о получении им известия от Генерального консула Американских штатов на Сэндвичевых островах, что между Россиею, Англиею и Франциею объявлена война, что находящиеся в Тихом океане Российские порта объявлены в блокаде и отправлен из Англии винтовой фрегат для отыскания нашего фрегата.
В тоже время, приказом от главного командира, фрегату "Аврора" велено быть в совершенной готовности отражать нападение неприятельских судов.
28 июля по приказу главного командира с фрегата назначены: в помощь командиру батареи номер 2 гардемарин Давыдов, командиром батареи номер 3 лейтенант князь Александр Максутов 2-й, командиром батареи номер 4 мичман Попов, в помощь ему гардемарин Токарев, командиром 1-й стрелковой береговой партии мичман Михайлов, для наблюдения за высадкою десанта и вообще движением неприятеля корпуса штурманов прапорщик Самохвалов, при главном командире гардемарин Колокольцов и юнкер Литке.
3-го августа вследствие приказа главного командира порта отправлено с правого борта фрегата "Аврора" пушек для вооружения вновь устроенных батарей: на батарею номер 3 пять длинных 24-фунтоваго калибра, на батарею номер 4 три длинных 24-фунтоваго калибра, на батарею номер 7 пять коротких 24-фунтоваго калибра, и для пополнения батареи номер 2 одну длинную 24-фунтоваго калибра, все с принадлежностями.
Отпущено в разное время пороху: 546 картузов, весом каждый в 8 фунтов; 215 картузов весом каждый в 3,5 фунта; в пороховых ящиках 61 пуд 30 фунтов; всего 189 пуд 30 фунтов, ядер 530, древгаглов 70, армяку 464 аршина и боевых ружейных патронов 3900.
17 августа в 1/2 1-го часа пополудни с дальнего маяка подан был сигнал: "Вижу эскадру состоящую из 6 судов", тогда в городе ударили тревогу. На фрегате находились: командир фрегата 19-го экипажа капитан-лейтенант Иван Изыльметьев, под командою его: капитан-лейтенант Михайло Тироль, лейтенанты: Михайло Федоровский, Константин Пилкин, Иосиф Скандраков, Евграф Анкудинов, мичман Николай Фесун, корпуса штурманов прапорщик Василий Дьячков, морской артиллерии прапорщик Николай Можайский, состоящий по Адмиралтейству прапорщик Дмитрий Жилкин, цейхвахтер 9-го класса Михайло Злобин, доктор медицины младший врач Виталис Вильчковский, Александро-Невской Лавры иеромонах Иона Голубцов, морского кадетского корпуса гардемарин 1, 19-го экипажа юнкер 1, унтер-офицеров 12, музыкантов 5, рядовых 234, нестроевых нижних чинов 7, мастеровых нижних чинов 4-го рабочего экипажа 3, 5-го рабочего экипажа 4, корпуса морской артиллерии кондукторов 4, в командировке на батарее номер 2 гардемарин Давыдов, на батарее номер 3 лейтенант князь Александр Максутов 2-й, на батарее номер 4 мичман Василий Попов, гардемарин Токарев, командир береговой 1-й стрелковой партии мичман Михайлов. Для наблюдения за высадкою десанта и вообще за движением неприятеля корпуса штурманов прапорщик Самохвалов; при главном командире гардемарин Колокольцов и юнкер Литке. В госпиталях для перевязки раненных фельдшер 1. За болезнью унтер-офицер 1, рядовых 7.
В 1 час явился на фрегат волонтером капитан 1 ранга Арбузов.
В 1/2 2-го часа фрегат и транспорт "Двина" помощью шпринга стали левым бортом ко входу в бухту; а на батареях подан сигнал: "Готовы к бою".
Фрегат приготовлен был к бою: пушки левого борта заряжены ядрами, а правого картечью. Гребные суда вооружены и погружено на оные принадлежности и снаряды. Всей команде выданы ружейные боевые патроны, а стрелковым партиям, кроме того, пистолетные и мушкетонные. Казенные деньги, секретные бумаги, карты и сигнальные книги для сбереженья зарыты в землю.
В 1/2 5 часа увидели идущий с моря в Авачинскую губу 3-мачтовый пароход под американским флагом.
В 5 часов пароход не доходя до Сигнального мыса мили 3, остановился и вскоре поворотил назад, пошел в море. В 6 часов, следуя батарее номер 1, ударили отбой; но команда и офицеры остались на своих батареях.
Ввечеру был дан пароль "Турки".
18-е августа. В 1 час пополудни на фрегате отправлено было молебствие о даровании победы над врагами.
В начале 5 часа пополудни вошла во бухту соединенная английско-французская эскадра, состоящая, как впоследствии узнали, из английских: 52-пуш. фрегата "Президент" под флагом контр-адмирала Прайса, 44-пуш. фрегата "Пик", и 3-мачтового парохода "Вираго", вооруженного мортирами и бомбовыми пушками, из французских: 60-пуш. фрегата "Форт" под флагом контр-адмирала Фебрие Деспуент, 32-пуш. фрегата "Эвридис" и 18-пуш. брига "Облигадо". Тогда ударили тревогу и приготовились к бою.
В 3/4 5-го часа с батареи номер 3 сделан был пушечный выстрел, на что тотчас же был ответ с неприятельских судов. Тогда приняли по порядку батареи номер 1, 4 и 2.
С неприятельских судов сделано было до 15 выстрелов ядрами и бомбами, последние три перелетели чрез Сигнальный мыс, лопнули в воздухе, и осколки двух упали недалеко от фрегата.
Неприятель отошел к Тарьинской губе и стал на якорь в нижеследующем порядке.
Так как ядра наших батарей не могли достать до неприятеля, то по сигналу с батареи номер 1 ударили отбой, и команде дано время отдыха.
Ввечеру по пробитии зари дан пароль "Бубнов".
19-е августа. В 6 часов утра от неприятельских судов отделились три гребных судна и стали делать промер по направлению к Раковому мысу; тогда, следуя батарее номер 1, ударили тревогу.
Вскоре пароход снялся с якоря и стал следовать за шлюпками, пустив по направлению к батареи номер 4 четыре бомбы. В 1/2 7 часа с батарей номер 1, 2 и 4 начали стрелять по шлюпкам, через что шлюпки взяли южнее, и когда они вышли из-под выстрелов, то батареи номер 2 и 4, следуя батарее номер 1, прекратили пальбу.
В половине 9 часа пароход пошел к выходу в море, но в 9 часов воротился и в 1/2 10 часа стал на якорь у своих фрегатов.
В 2 часа увидели идущий из Тарьинской губы к нам портовый бот. В 1/2 3 часа неприятельские суда послали к нему 7 гребных судов, которые, взяв его на буксир, отвели к своей эскадре.
Ввечеру был дан пароль "Прохоровка".
В продолжении дня неприятель гребными судами делал промер вне наших пушечных выстрелов. Всю ночь на неприятельской эскадре часто жгли фальшфейеры, и замечено движение гребных судов по направлению к берегу а потому в 9, 2 3/4 и 5 часов, следуя батарее номер 1, били тревогу и становились по пушкам.
20-е августа. В 6 часов утра заметили на неприятельской эскадре приготовление к снятию с якоря; тогда, следуя батарее номер 1, ударили тревогу. В 7 часов 3 фрегата снялись с якоря, и пароход стал буксировать их к батарее номер 1. В 9 часов они приблизились к Сигнальному мысу, тогда с батареи номер 3 сделан был пушечный выстрел, за ней приняли батареи номер 1, 2 и 4. С неприятельской стороны отвечали ядрами и бомбами. В 1/4 1-го часа батареи номер 2 и 4 по сигналу с батареи номер 1 прекратили пальбу, батарея же номер 1 продолжала стрелять. Вскоре неприятель стал приближаться. Тогда с батарей номер 2 и 4 начали опять стрелять; пароход отдал буксиры; фрегаты неприятельские расположились на якорь в следующем порядке [приводится схема - Ю. З.].
Пароход, поворачивая назад, вышел из-за мыса, тогда мы и транспорт стреляли по нему; пароход бросил несколько бомб, и два осколка попали к нам на палубу, и один в полосу.
В 1/2 10 часа с батареи номер 1 сигналом дано знать: неприятель намерен высадить десант. В 3/4 10 увидели идущие с неприятельских фрегатов три большие гребные судна с десантом по направлению к Раковой губе под прикрытием парохода. Тогда от нас сделано было до 12 пушечных выстрелов; но как ядра наши не доставали неприятеля, а потому пальбу прекратили.
В 10 часов десант был высажен на мыс Кислая Яма южнее батареи номер 4, тогда береговая стрелковая партия мичмана Михайлова пошла на помощь к батарее номер 4; туда же отправилась и вторая стрелковая партия подпоручика Губарева. В 3/4 11 часа командир и прислуга с батареи номер 4 отступили к стрелкам. Тогда переправились в помощь к стрелкам же команда с батарей номер 1 и 3.
С батареи номер 1 перенесли гюйс на батарею номер 2, а потом в город на флагшток у гауптвахты.
Десант продолжал переправляться на берег под прикрытием парохода, который обстреливал берег бомбами и картечью. Каждый раз, как только пароход показывался из за Сигнального мыса и приближался на пушечный выстрел, с фрегата и транспорта палили по нему. В 11 часов мы увидели ружейную пальбу. Тогда главный командир потребовал от нас 30 человек, почему и послан был мичман Фесун с 1 унтер-офицером и 30 рядовых.
Неприятель занял батарею номер 4, поставил на оной французский флаг; но сделанные нами и транспортом "Двина" пушечные выстрелы по батарее и идущие туда стрелки заставили неприятеля отступить. В 3/4 12 часа пароход отконвоировал 13 шлюпок с десантом назад к своим фрегатам.
В 1/4 1 часа стрелки фрегата "Аврора" достигли реки Поганки; но главным командиром были возвращены и в 1/2 2 часа явились на фрегат.
Команде дано время обедать.
В 3/4 1 часа по приказанию главного командира от нас был послан лейтенант Анкудинов и артиллерии прапорщик Можайский, 1 кондуктор и 57 рядовых для исправления батареи номер 3.
В это время шли под батарею номер 3 французские фрегат "Эвридис" и бриг "Облигадо"; но сделанные с этой батареи выстрелы заставили их удалиться. В 1/2 2 часа батарея была сдана исправленная прибывшему командиру оной лейтенанту князю Максутову 2-му, а лейтенант Анкудинов с командою возвратился на фрегат.
Канонада с неприятельской стороны по батарее номер 2 продолжалась до 5 часов вечера, на которую она теперь стала отвечать.
В 5 часов неприятель стал сбивать батарею номер 3 бомбами и 2-пудовыми ядрами; при чем перебила находящиеся на берегу стень-ванты.
В 6 часов неприятель прекратил канонаду, отошел далее и занял следующую позицию [приводится схема - Ю. З.].
21-е августа. В 2 часа пополуночи по приказанию главного командира, с нашего фрегата послан был лейтенант Скандраков со 100 человек команды для переноски провианта из магазинов к озеру для закрытия, которую переносили до 6 часов утра.
В 7 часов находящийся у нас капитан 1 ранга Арбузов, с позволения командира фрегата, отправился на берег в стрелки.
В 10 часов по идущей с Ракового мыса шлюпке на неприятельский фрегат сделано от нас три пушечных выстрела, на что с ближайшего английского фрегата отвечали пушечным выстрелом, ядро которого упало в малую бухту.
В 1/2 1 часа пароход снялся с якоря, отбуксировал ближайший фрегат "Пик" западнее остальных.
В 1 час увидели идущую от французского фрегата "Форт" к Сигнальному мысу шлюпку. Тогда у нас пробили тревогу и отправили туда стрелковую партию под начальством лейтенанта Анкудинова.
В 3/4 2 часа на пришедшей к берегу от неприятеля шлюпке находились только из числа взятых в плен 19-го числа с портового бота унтер-офицер с семейством и 1 рядовой, которые представились к главному командиру при письме от французского адмирала.
В 6 часов вечера английский пароход ходил в Тарьинскую губу, откуда слышны были выстрелы.
Пароль был дан "Наносов".
Мичман Попов принял в свое командование батарею номер 1.
По приказу главного командира батареи номер 1, 3 и 4 поручены были командиру фрегата "Аврора", почему от нас и послан был артиллерийский прапорщик Можайский с кондуктором для исправления повреждений батареи номер 1.
22-е августа. В 1/2 1 ч. пополуночи из цепи расположенной по берегу между батареями номер 2 и 4 сделаны были три ружейные выстрела; вследствие чего на батарее номер 2 пробили тревогу, а у нас стали по пушкам; но как она оказалась ложной, то вскоре пробили отбой.
В 5 часов батарея номер 1 была очищена; две бомбические пушки на ней были расклепаны и две 36-фунтовые приготовлены к расклепке посредством заряда со стапином.
Сего дня контр-адмиральский фрегат "Форт" исправлял корпус судна.
Ввечеру от нас отправлено на огород к зарытию: два пороховые ящика с 5000 боевых ружейных патронов, Плащаница, сундук с церковною утварью серебряных вещей, исключая Дароносицы и Креста; Антименс же хранился на груди иеромонаха Ионы.
Получено объявление главного командира - копия:
"Объявляя сим, что для передачи приказаний моих во время боя назначаются инженер-поручик Мровинский, юнкер Литке, гардемарин Колокольцов, боцманмат Шестаков и писарь Чернов; более же ни через кого словесных приказаний я отдавать не буду, а если будет послан кто-нибудь другой, то не иначе как с запискою моей руки, что такой-то послан передать приказанья; Записки эти сберегать. Августа 22 дня 1854 года.
Подлинное подписал генерал-майор Завойко".
Пароль был дан "Город Москва".
В полночь послан от нас для исправления батареи номер 4 прапорщик Можайский с кондуктором.
23-е августа. В 6 часов утра прапорщиком Можайским исправлено на батарее номер 4 два станка, расклепаны две пушки и положены на станки, а к 11 часам эта батарея приведена была в готовность к действию.
Тогда с нашего фрегата откомандировали на оную 2 артиллерийских кондукторов, из которых Дементьев - командиром батареи.
24-е августа. В 4 часа утра, заметив движение неприятельского парохода, ударили тревогу и приготовились к бою.
В 6 часов явились на фрегат выписавшиеся из госпиталя унтер-офицер 1, рядовой 1. На фрегате находились офицеры, гардемарины и юнкеры тоже. Унтер-офицеров 13, музыкантов 5, нижних чинов 235, нестроевых 7, рабочего экипажа 7, морской артиллерии кондукторов 2. В командировке на батарее номер 1 офицер 1 и гардемарин 1, на батарее номер 2 гардемарин 1, на батарее номер 3 обер-офицер 1, для наблюдения за высадкою десанта и вообще движения неприятеля обер-офицер 1, при главном командире гардемарин 1, юнкер 1, в госпитале для перевязки раненных фельдшер 1 и за болезнью 6 рядовых.
В 1/2 7 часа пароход, взяв на буксир английский и французский контр-адмиральские фрегаты, начал буксировать их к батарее номер 3.
В 1/2 8 часа с батареи номер 3 начали стрелять по неприятельским фрегатам, на что с них было отвечено ядрами и бомбами.
В 8 часов пароход, поравнявшись с батареею номер 3, отдал буксир английского фрегата, который и стал тут на якорь в 2 кабельтовых от батареи и продолжал осыпать ее ядрами, кои вредили и нашему рангоуту и такелажу. Другой же фрегат пароход отбуксировал к батарее номер 7.
Все суда находились в следующей позиции [приводится схема - Ю. З.].
В 1/4 9 часа главный командир потребовал от нас на озеро стрелковую партию, почему и послан был туда лейтенант Анкудинов с гардемарином Кайсаровым, 1 унтер-офицером, 1 горнистом и 33-мя рядовыми. Вскоре у командира батареи номер 3 лейтенанта князя Максутова 2-го оторвало неприятельским ядром руку; почему был отнесен в госпиталь, а на место его был послан с фрегата мичман Фесун и в помощь к нему боцман Суровцов; но как неприятельскими ядрами батарея уже была приведена в неспособность действовать, то убрали с нее порох.
В 1/2 9 часа главный командир потребовал с фрегата стрелковую партию; почему и был послан мичман Фесун с 1 унтер-офицером, 1 горнистом и 31 рядовым, которых он повел на Никольскую гору правее гребня. На батарее же номер 3 оставлен был боцман Суровцов. Вскоре от нас послан был прапорщик Жилкин, который взял прислугу с батареи номер 3, повел ее на Никольскую гору левее гребня. В 9 часов услышали ружейную пальбу на озере.
В 1/4 10 часа с батареи номер 2 послана была в город партия под начальством гардемарина Давыдова.
В 10 часов заметили неприятельских стрелков на вершине горы, близ фрегата. Тогда от нас послана была 3-я стрелковая партия под начальством лейтенанта Пилкина с 1 унтер-офицером, писарем и 30 рядовыми, которых они повели на гребень горы.
В 11 часов французский бриг подошел к батарее номер 3 и впереди фрегата "Президент" стал на якорь. В то время от нас послан был лейтенант Скандраков с партиею при 2 унтер-офицерах и 33 рядовых для подкрепления 3-й стрелковой партии. Вскоре неприятельский десант уже отступал и в беспорядке бросался в шлюпки и переправлялся на пароход.
В 3/4 12 часа пароход взял на буксир контр-адмиральский фрегат "Форт" и повел по направлению к Тарьинской губе, а гребные суда с десантом следовали за ним, некоторые на буксире, а другие на веслах. Между тем, стоящие против нас английский контр-адмиральский фрегат и бриг обстреливали берег.
В 12 часов фрегат и бриг снялись с якоря и прекратили канонаду, пошли по направлению к Тарьинской губе.
На фрегате сего числа повреждено неприятелем:
1. Грот-мачта на 1/3 высоты от палубы прострелена ядром навылет.
2. Перебиты четыре пары грота-вант, огон лось-штага и стень-вынтреп.
3. Грота- и крюйс-брам-стенги с громоотводами, и правые шкафутные сетки.
4. Фор-марсовая железная путень ванта, стень-фордун с правой и стень-штаг.
5. Поврежден во многих местах брам-такелаж.
В 1/4 1 часа лейтенант Пилкин воротился с своею партиею.
В 1 час лейтенант Анкудинов возвратился с партиею, из которой раненые матросы Алексей Церковников, Иван Киселев, Василий Егоров отправлены в госпиталь, а Алексей Степанов, тоже раненный, явился на фрегат.
В начале 2 часа мичман Фесун возвратился с своею партиею, из коей раненные горнист Малофей Суриков, матросы Феофан Иванов, Иосиф Сапенко, Степан Белавин отправлены в госпиталь, а Василий Попов, тоже раненный, явился на фрегат.
В 3 часа неприятель, отойдя к средине бухты, занял следующую позицию [приводится схема - Ю. З.].
По окончании действия главный командир, подойдя к фрегату, позвал командира фрегата и благодарил его за действие против неприятеля, и велел передать свою благодарность офицерам и команде.
В 4 часа лейтенант Скандраков и прапорщик Жилкин, сдав свой пост береговым стрелкам, возвратились на фрегат.
Сего числа на английском контр-адмиральском фрегате проводилась на вантах работа.
Пароль был дан "Бородино".
В 8 часов от нас послан был на батарею номер 3 артиллерийский прапорщик Можайский с кондуктором и командою фрегата "Аврора" и транспорта "Двина", в числе 50 человек для исправления батареи номер 3, и сделать фашинный бруствер с амбразурами.
В 9 часов от нас отправлены на оную батарею запасный станок и пару пушечных талей.
25-е августа. В 7 часов утра английский пароход отправился в Тарьинскую губу, имея на буксире три барказа.
На французском контр-адмиральском фрегате спущена была фока-рея, и происходила работа на вантах. На английском контр-адмиральском фрегате спущена крюйс-стеньга и гафель.
В 7 1/2 часов батарея номер 3 прапорщиком Можайским приведена в готовность действовать.
Насыпано патронов ружейных до 4000.
Пароль отдан был "Фр. Аврора".
26-е августа. В ночи пароход возвратился к эскадре. Поутру неприятель поднял в ростры большие гребные суда.
В исходе 8 часа изрубленный портовый бот отпущен был пустой по ветру.
На французском контр-адмиральском фрегате подняли фока-рею, на английском контр адмиральском фрегате подняли крюйс-стеньгу а ввечеру крюйс-брам-стеньгу и гафель.
Пароль был дан "Наварин".
27 августа. В 1/2 9 часа неприятельская эскадра стала сниматься с якоря и в 9 часов скрылась из Авачинской губы.
В 11 часов у нас служили благодарственный молебен за победу.
Ввечеру пароль дан был "Г. Киев".
Во время осады неприятелем повреждено на береговых батареях принадлежащих фрегатской артиллерии:
1. На батарее номер 2 у одной 24-фунтовой длинной пушки сколото у дульной части при начале канала.
2. На батарее номер 3 у одной 24-фунтовой длинной пушки за номер 23796 отбита дульная часть, а у другой за номер 23944 расколот тарельной пояс, разбиты два станка и перебита одна пара талей.
3. На батарее номер 4 у двух станков подрублены оси, у третьего изломаны совсем, попорчена станина, разбиты два пороховых ящика, изломаны все прицелы и ударники, и нет трех кожаных кокаров.
4. На батарее номер 7 у одной 24-фунтовой короткой пушки за номер 31127 разбита дульная часть, изрублены все тали и брюки, у трех станков изрублены части станин и две задние подставки, разбит один пороховой ящик, нет трех кожаных кокаров, и сломаны все прицелы и ударники.
Капитан-лейтенант Изыльметьев
ЖУРНАЛ КОРАБЛЯ ЕЕ ВЕЛИЧЕСТВА "PIQUE"
, 40 пушек.
Кэптен Сэр Фредерик Уильям Эрскин Николсон, баронет,
с 23 января 1854 г. в Девонпорте
по 16 ноября 1854 г. в Сан-Франциско
Александр Вернор Макколл, помощник писаря
Офицеры Корабля Ее Величества "Pique":
- кэптен Сэр Фредерик У. Эрскин Николсон, баронет; лейтенанты Эллэйн Блэнд, Джон Эдуард Коммерелл (командирован на "Vulture"), Эдмунд Снейд Гроув, Джордж Тодд (командирован на "President" 8 ноября 1854 г.), Джордж Х. Мэнселл (с "Vulture"), Джордж Робинсон (действующий); мастер Джордж Л. Карр; лейтенанты Морской Пехоты Э. Г. Макколм (1-й), У. Х. Клементс (1-й); капеллан Преподобный Томас Дэвис; врачи Чарлз А. Андерсон (командирован на "Blenheim"), Томас Нельсон; казначей Джеймс Кеннетт Хэй; помощники военно-морского инструктора Джордж Робинсон (артиллерист), Джералд Ричард Фитцжералд; помощник врача Уильям Генри Крюс (действующий); мичманы Чарлз Росс Форрест, Льюис Чичестер, Джон Г. А. Хаммер; гардемарины Фрэнсис Уильям Лаутер (отправлен на "President"), Джон Керклэнд; помощник мастера Джон Ричард Уоррен; писари Эдуард Хайн Стэнтон, Джеймс Б. Мак-Эвой; помощник писаря Александр Вернор Макколл; унтер-офицеры артиллерист Александр Вуд, боцман Джеймс Аффен (командирован на "William"), младший боцман Джон Уокер, плотник Джордж Экзенхэм; интенданты, рассыльные по связи Спенсер М. Уилсон, мичман Генри Бэрон, мичман Эрнест Мартин, мичман Г. Г. Р. Рэттрэй.
АВГУСТ 1854 ГОДА
ЗАМЕТКИ НА КОРАБЛЕ ЕЕ ВЕЛИЧЕСТВА "PIQUE"
ВНЕ АВАЧИНСКОЙ ГУБЫ, НА ВНУТРЕННЕМ РЕЙДЕ И НА ЯКОРЕ
(с 28 августа по 23 сентября 1854 г. - прим. Ю. З.)
28-е. 04.00. Флагман на ENE и 1/4. 04.40. Повернули фордевинд. 06.50. Обнаружено: впереди земля, флагман на E и пол-румба к зюйду. 09.00. Построились на большой сбор. 10.00. Повернули оверштаг. Принайтовили конец для стоп-анкера. Полдень. Повернули оверштаг на ESE. Пополудни. По прибытии к Авачинской губе, где находится Петропавловск, каждый уповал, что будет сделано все, чтобы взять его в тот же день без особого труда, и так оно, возможно, и было бы, но наши начальники решили по-другому, и мы оставались снаружи. 12.30. Эскадра легла в дрейф, и капитаны кораблей по сигналу собрались на борту парохода "Virago" вместе с нашим адмиралом, дабы войти внутрь Авачинской губы и разведать город Петропавловск и т. д.; конечно, они вошли в бухту, но словно из-за все тех же колебаний, которыми, странно сказать, было отмечено все это неудачное дело, решение относительно силы и размеров города, и даже самой возможности атаковать его так и не было принято, а стало быть, не было и плана на завтра; "Virago" вернулась к эскадре примерно в 11.30 пополудни.
29-е. Сегодня утром мы услышали, что "Аврора" внутри бухты, и это вызвало сенсацию на кораблях эскадры. Мы были совершенно уверены насчет захвата и ее и города. Днем эскадра поставила паруса и при очень слабом ветре пошла в бухту, от которой мы были в 16 милях на ост; тем не менее, около половины второго мы обнаружили себя у входа в нее, и тут наш адмирал подал сигнал готовиться атаковать неприятеля, что, конечно же, было сделано предварительно на подходе к фортам, число которых весьма всех удивило; некоторые из них были едва видимы до тех пор, покуда не открыли пальбу, что они и сделали заведомо преждевременно, ибо мы были еще вне дальности их стрельбы. "Virago" открыла огонь по Батарее Седла из своей 10-дюймовки, дав 2 или 3 залпа, которые, думалось, конечно, приведут к перестрелке, но нет: был дан сигнал вставать на якорь и ночевать. Командиры отправились на борт флагмана, дабы обсудить план атаки, которая была назначена на следующее утро.
30-е. Когда наступило утро, с французским адмиралом было согласовано, что необходимо взять треугольник, который составляют форты, когда дурацкая задержка заняла бСльшую часть утра, и атака, соответственно, была отложена на после полудня. В час пополудни "Virago" взяла всех нас на буксир ("Pique" по левому борту, "La Forte" по правому и "President" по корме), чтобы поставить каждый корабль напротив своей батареи, которую предстоит сбить, и тут, к ужасу и испугу каждого, был дан приказ немедленно встать на якорь в связи с вестью, что английский адмирал Прайс застрелен; сообщалось, что его пистолет случайно выстрелил и поразил его в левый бок, но это было не так - правда прояснилась позже: он прострелил себе сердце. Все плавание он выказывал очевидную слабость, позволяя каждому доводить его до колебаний по любому поводу; соответственно, когда пришло время показать себя в самом лучшем и чистом свете, его нервная система дала сбой под грузом ответственности всего дела, что повергло эскадру в состояние, в какое не повергал ни один адмирал за всю историю английского Военного Флота. Наш кэптен Сэр Ф. У. Э. Николсон весь изнервничался, будучи поставлен командовать в соответствии со старшинством, а также из-за французского адмирала (который теперь был Главнокомандующим), чей преклонный возраст мешал ему делать что-либо активное (вновь эти колебания), так что опять не было сделано ничего. 16.30. На борту французского флагмана "La Forte" имело место совещание.
31-е. План атаки на это утро оставался все тем же. "Virago" взяла корабли на буксир в том же порядке, как и вчера, так что для соответствующей постановки "President", буксируемый за кормой, был отцеплен первым, затем "La Forte" с правого борта и, наконец, мы; после подавления батареи прямо перед нами (состоявшей из трех пушек) Морская Пехота фрегата "President" и французская десантная группа - все под командованием капитана Паркера (Королевская Морская Пехота) высадились и заняли батарею без особого сопротивления со стороны противника. Но наш кэптен побоялся, что они будут усилены русскими, замеченными со стороны города и других батарей, идущими дать отпор, и отправил с нашего корабля подкрепление с приказом не продвигаться вперед, а немедленно вернуться на свои корабли. Однако, они полностью уничтожили батарею (номер 1) и удачно обошлись безо всяких потерь. В это время мы обстреливали батареи номер 2 и 3. Последняя из них была сбита в короткое время, после чего наш огонь был направлен на батарею номер 1, она, думается, была подавлена преимущественно нашим огнем, поскольку возвышение пушек было скорее большим, чем меньшим, и все наши ядра и бомбы, пролетавшие мимо батареи, все равно попадали во фрегат, стоящий внутри, или по городу. Морская Пехота тем временем выходила в тыл батареи номер 2 и вполне могла взять ее, если б не приказ вернуться на свои корабли. Примерно в 13.30 "President" и "La Forte" заняли более близкую позицию и вскоре отогнали противника от пушек на "четвертой"; там было укрепление позади пушек, куда они отступали, изредка постреливая по фрегатам "La Forte" и "President", но фрегаты, поддерживая высокий темп огня, производили среди них великое опустошение, так что они в целом прекратили огонь с батареи номер 2 примерно в 15.00 и стреляли с промежутками до 16.00, а потом и вовсе прекратили. Таким образом, в 16.00 были подавлены все форты, закрывавшие нам вход в гавань (чтобы атаковать фрегат и корвет), и все же жестокая нервозность, обуяла наших начальников, и ни одному кораблю не было приказано закончить дело, которое могло бы быть завершено менее, чем в четверть часа. Два фрегата отошли, и все остановилось на ночь. А как ночь пришла, недовольство, удивление и возмущение овладели каждым из нас - вопрос "что бы это все могло значить?" был у всех на устах, а ближе к вечеру состоялось еще одно дурацкое совещание, и так закончились первые дни нашей атаки, которая могла бы быть столь удачной. После действий было выявлено 8 пробоин в нашем корпусе, хотя и не приведших к каким-либо серьезным повреждениям; ядро попало и в "Virago", что вынудило ее хлебнуть воды на время, поскольку дыра была прямо на ватерлинии под скулой. Я вынужден констатировать, что на "La Forte" потеряли семерых, из них двое, как сообщалось, убиты. Русские, должно быть, пострадали куда больше, поскольку наш огонь был отменным, и мы отчетливо видели, как они оттаскивали со своих батарей великое множество раненых. Погода была необыкновенно чудесной, и все берега выглядели зелеными и цветущими.
1-е сентября. Снова прекрасный день, в который, думалось, мы можем дождаться и увидеть финал этого уже затянувшегося дела. С нашего ("Pique") якорного места мы могли ясно видеть, как они там освобождали корвет от запасов и волокли их на холм. Великая досада царила на кораблях английской эскадры - думаю, из-за того, что мы не занимались неприятелем. Полагаю, главной причиной этого был французский адмиральский корабль - они, как я слышал, были не удовлетворены вчерашним днем: мол, мы их не поддержали совместным огнем по батарее номер 2, чего мы не делали, единственно экономя порох и ядра. "President" отправил шлюпку в сторону берега - посмотреть, есть ли еще батареи вокруг мыса; когда шлюпка возвращалась, с "Авроры" по ней дали два выстрела, на которые мы ответили одним, хотя и не видели, куда он попал. Вскоре после этого "Virago" отбуксировала нас - а потом и "President" отошел подальше от берега, к неудовольствию эскадры, и мы оставались там без дела, сами не зная, почему. "Virago" приняла на борт останки бедного адмирала с большой группой офицеров, пошла в Тарьинскую бухту, и там его похоронили на берегу, головой к дереву, на котором были просто инициалы "D. P." После похорон адмирала к шлюпке подошли два американских моряка с брига, что стоял внутри гавани, и попросились на борт. Тут же выяснилось, что они хорошо знают Петропавловск, и что отправлены сюда на неделю для заготовки леса, великое количество которого было с ними; причиной проситься на борт для них было желание добраться до Гонолулу, понятно, как можно скорее. Когда "Virago" вернулась (около 20.00), мы воспрянули духом, думая, что информация американцев приведет к возобновлению атаки, но вместо приготовлений все было отложено до следующего дня.
2-е. В этот день американцы были опрошены на борту французского флагманского корабля о целесообразности атаки города по суше, и они сказали, что это осуществимо легко, что они могут провести десантную группу, и что если те последуют за ними, то город будет нашим за время "менее, чем никакое". На кораблях царило великое недовольство по поводу того, что нас не пускают в бой. Сегодня вновь совещание за совещанием на борту "La Forte" - как обычно. Отдали конец от стоп-анкера.
3-е. Воскресенье. Наблюдали неприятеля, набрасывающего бруствер на батарее номер 1, который до того был разрушен. После полудня. Принайтовили конец стоп-анкера и отдали якорь с кормы. Этим вечером на борту прошел слух, что назавтра назначена сухопутная атака фортов. Удивительно, насколько эта мысль смогла переменить внешний вид офицеров и экипажей кораблей на обеих эскадрах. Атмосфера печали, буквально видимая с того момента, как мы вышли из радиуса стрельбы батарей, сменилась на оживленные возбужденные лица.
4-е. Понедельник. Часа в три ночи десантные партии и морские пехотинцы (подготовившиеся в течение ночи) прибыли со своих кораблей английской эскадры на "Virago" в сопровождении французских десантников со своих кораблей. Командир фрегата "President" (Ричард Барридж) командовал стрелковыми партиями, а капитан Королевской Морской Пехоты Чарлз Паркер (который был застрелен в ходе боевых действий) - морскими пехотинцами. Наш капитан с одним лейтенантом (Э. С. Гроув), двумя мичманами (Ч. Р. Форрест и Г. Р. Рэттрэй) и мной, имея 72 матроса, отбыл на "President" для действий орудиями верхней палубы. В 04.00 "Virago" подошла и взяла лагом фрегаты - "President" по левому борту и "La Forte" по правому. С помощью "Virago" проследовали к батареям номер 4 ("President") и номер 5 ("La Forte"). После высадки стрелковых партий и морских пехотинцев корвет "L'Eurydice" занялся батареей номер 2. Примерно в семь часов началась главная стрельба. Около половины девятого мы подавили батарею номер 4, а в без четверти девять "La Forte" сбил батарею номер 5; после этого стрелковые партии и морские пехотинцы высадились с "Virago", всего человек 700, и проследовали вверх по холму. В половине десятого мы обнаружили стрелковые партии, садящиеся обратно в шлюпки. Подошел "L'Obligado", чтобы прикрыть их. В 10.00 все стрелковые партии закончили посадку и вернулись к своим кораблям. "Virago" отбуксировала "La Forte" в сторону выхода из бухты. "President" снялся с якоря и проследовал к "La Forte". То же самое проделали "L'Eurydice" и "L'Obligado". В 13.00 все [зачеркнуто] мы взошли на борт нашего родного корабля "Pique". Командирский писарь фрегата "President" (Г. Кэмпион) был на суше нашим знаменосцем. Впоследствии американцы сказали, что если бы стрелковые партии пошли левее вместо того, чтобы лезть на холм, где в кустах укрывались русские, то город был бы взят, и мы были бы победителями вместо того, чтобы...
5-е. 05.00. Отправили покойных (убитых во вчерашнем бою) на борту "Virago" для захоронения на острове в Тарьинской бухте. 05.50. "Virago" отбыла с баркасом и вельботом за водой. 09.30. Построили экипаж на поверку, отметили 17 убитых и пропавших без вести. Занимаемся ремонтом повреждений, полученных 4-го [зачеркнуто], 3-го, 2-го и 1-го сентября. 22.30. "Virago" возвратилась с одиннадцатью остальными американцами, которые хотели в Гонолулу. Приняли 8 тонн воды.
6-е. 03.30. Оборвалась жизнь - Генри Джеффрис, рядовой Королевской Морской Пехоты (мой слуга). 06.00. Занимались осмотром на шлюпках. 17.00. Замечены два паруса за выходом из бухты.
7-е. 06.00. Подтянулись на стоп-анкере, снялись с якоря, вышли из бухты при попутном ветре, вся эскадра в сборе. 08.00. Легкий ветер, курс E 3/4. 08.30. Заметили два чужих паруса, поставили все прямые паруса, преследуем. "Virago" пошла под паром против ветра разбираться с чужаком. 10.00. Построились по большому сбору. Подобрали и перенастроили паруса для преследования. 10.30. Замечена "Virago" с чужаком на буксире. 11.30. Предали пучине останки погибших. Полдень. Преследуем по курсу зюйд-зюйд-ост. Французский флагман на NbyE. 12.30. Преследуемый поднял русский флаг. "President" выстрелил из пушки, русский корабль лег в дрейф и спустил флаг. Приз оказался кораблем "Ситка", примерно 800 тонн водоизмещением, весьма новый, построен в Гамбурге в конце 1853 года (это его первый рейс) для Российско-Американской Компании, груз состоял главным образом из масла, муки, хлеба и т. д. - зимние запасы для Петропавловска из Аяна. Экипаж 26 человек и 28 пассажиров, в том числе подполковник, шедший для командования батареями и прочим в Петропавловске; также был еще школьный инспектор. 14.00. "Virago" присоединилась к эскадре со шхуной на буксире; это оказалась русская шхуна "Анадырь", 90 или 100 тонн, идущая на Петропавловск с казенными запасами: порох и т. п., принадлежащая российскому правительству, с экипажем в 20 человек, включая капитана. 18.00. Отправили лейтенанта Э. С. Гроува с восемью матросами на борт "Ситки", "President" усилил команду помощником и десятью матросами. 23.00. Оборвалась жизнь - Ноа Йэйтс (из парусной команды) от ран, полученных в деле у Петропавловска 4-го. Полночь. Французский флагман на ENE.
8-е. Рассвет. Мыс с маяком на 67 град. к весту. Глинистый Утес на 8.43' к весту. 06.30. Подобрали паруса и легли в дрейф. Учтено: с "Ситки" 5 бычков. Передали на "Ситку" 2 бочки под тонну воды с четвертью. Учтено: с приза 13 матросов. Полдень. В дрейфе, вся эскадра в сборе. 13.00. Предали пучине тело Ноа Йэйтса (покойного). Учтено: с приза 4 матроса и одна дама. 15.30. Наблюдаем: французы разоружили призовую шхуну и предали ее огню - она не поспевала за эскадрой. 17.00. Забрали ветер, поставили все прямые паруса, кроме брамселей и летучего кливера. 18.00. Французский флагман на NE. Вся эскадра в сборе. Полночь. Курс NWbyW.
9-е. 04.00. Курс NWbyW. 08.00. Курс NbyW и 1/2 на W. Отдали конец стоп-анкера. Заняты большой приборкой корабля. Полдень. Курс NEbyN. Перенастроили паруса, удерживая свое место в походном ордере. 14.00. Подобрали паруса. Подошли шлюпки с "La Forte". 16.30. На борт прибыл капитан "Virago" - составить таблицу поправок хронометра, взятого на призовой шхуне "Анадырь". 18.50. Капитан "Virago" убыл. Поставили все прямые паруса. Полночь. "La Forte" на NNE. Вся эскадра в сборе.
10-е, воскресенье. 04.00, 08.00. Курс NNE. 09.30. Большой сбор. Произвели богослужение. Полдень. Курс N и 1/4 на W. Перенастроили паруса, удерживая свое место в походном ордере. 16.00. Курс ENE. 17.00. Большой сбор. Полночь. Курс E и 1/2 на зюйд. Вся эскадра в сборе.
11-е. 04.00. Курс EbyN. 08.00. Курс NE. 09.00. Большой сбор. Отремонтирован фока-стаксель. Полдень. Курс NEbyN. 17.00. Большой сбор. 20.00. Курс NW и 1/2 на W. Замечено: "Virago" отделилась от фрегата "President". Полночь. Курс NNW. Вся эскадра в сборе.
12-е. 07.00. Легли в дрейф, дожидаемся "Virago". 08.00. Курс NEbyN. 09.00. Порвался грота-марсель - очень свежий ветер. "President" взял "Virago" на буксир. 10.40. Забрали ветер. Полдень. Курс N. Перенастроили паруса, удерживая свое место в ордере. Пополудни. Отремонтирован грота-марсель. 17.00. Большой сбор. Стирка одежды. 20.00. Курс NWbyW. Полночь. Курс NWbyW.
13-е. 03.00. Оборвалась жизнь - Дэниел Дэйви, от ран, полученных в бою у Петропавловска 4-го. 04.00. Легли в дрейф, дожидаемся эскадры. "La Forte" на W. 04.50. Забрали ветер. 09.00. Большой сбор. Осмотр, изготовление пыжей. Ремонт грота-марселя. Полдень. Курс SW. 17.00. Предали пучине тело Дэниела Дэйви, покойного. Чистка коек. Поправка компаса: солнце 9.50' ост. 18.40. "Virago" отделилась от фрегата "President", убавили парусов. 20.00. Курс NbyW. Полночь. Курс NNW.
14-е. 04.00. Курс норд. 07.00. "President" взял "Virago" на буксир. 09.00. Большой сбор. Растравили малые паруса для просушки. Ремонт парусов - как вчера. Полдень. Курс N и 3/4 на W. Пополудни. Учтено: один бычок с приза заболел. 17.00. Большой сбор. Полночь. Курс NE.
15-е. 04.00. Курс EbyN и 1/4 на N. 09.00. Большой сбор. 10.40. В дрейфе, капитан убыл на французский флагман. 13.00. В дрейфе, капитан возвратился, шлюпка поднята, поставлены все прямые паруса. Стало известно, что "Диана" и "Паллада" (русские фрегаты) находятся у Амура, а также что русский адмирал делает его своей крепостью. 14.30. Оборвалась жизнь - Джон Бир, матрос. Поправка компаса: солнце 8.30' к осту. Полночь. Курс NNE.
16-е. 04.00. Курс NEbyN. 08.10. Спустили бом-брам-рею. Отремонтирован крюйсель. 11.30. Предали пучине тело Джона Бира (покойного). Полдень. Курс NNW и 1/4 на W (написал письмо номер 5). 17.00. Большой сбор. Полночь. Курс ENE. Вся эскадра в сборе.
17-е, воскресенье. 04.00. Курс ENE. 09.30. Большой сбор. Произвели богослужение. Полдень. Курс NE и 1/2 на E. 04.00. Курс S. 17.00. Большой сбор. 20.00. Курс N. Полночь. "La Forte" на NNW.
18-е. 04.00. "President" на N и 3/4 на E. Рассвело. "La Forte" к WbyS. "Ситка" вне видимости. Заняты подгонкой нового марселя, блоков и шкотов. Полдень. "La Forte" на N. 20.00. "La Forte" к SbyE. Полночь. Курс WbyS. Вся эскадра в сборе.
19-е. 06.20. Убавили парусов. В дрейфе, переговоры с французским адмиралом. 07.10. Шлюпки вернулись. Забрали ветер. 08.00. Легли в дрейф, переговоры с фрегатом "President". 09.00. Шлюпка фрегата "President" стала лагом, отправили письма на "La Forte", идущему к Сан-Франциско. Подняли катер. 10.00. Забрали ветер, сменили вымпел Военного флота на вымпел торгового. 11.30. "President" занял позицию с подветра. Потеряли из виду французскую эскадру по пеленгу SEbyS. Полдень. "President" и "Virago" к N и 1/2 на W. Пополудни. Стирка одежды. 05.15. Большой сбор. 20.00. Курс W и 1/2 на N. Полночь. Курс WbyN.
20-е. 04.00. Курс NW. Растравили малые паруса для просушки. 09.00. Большой сбор. Распродали личные вещи погибших. Полдень. Курс SSW. Пополудни. Закрепили новые марсель-брасы. Отремонтирован дождевой тент. 17.00. Большой сбор. 18.15. "Virago" отдала концы от фрегата "President". В дрейфе. 18.40. Забрали ветер. "President" к N и 3/4 на E.
21-е. 04.40. "President" к NbyW. "Virago" на SW. 08.30. Поправка компаса: по пеленгу 17.42' к E. Полдень. "President" на W. "Virago" на SW. 17.00. Большой сбор. Поправка компаса: на 18.36' E. 18.30. 18.30. Вышли из ордера вместе с "Virago". 20.00. "President" на NW. Полночь. Курс WbyN.
22-е. 04.40. Спустили грота-брам-рею - сорвано все, кроме шкотов. 08.00. Курс NWbyN. 08.30. Спустили фор-брам- и бизань-крюйс-реи. Осмотр и ремонт снастей марселей. Полдень. Курс NE. Пополудни. Отремонтирован крюйсель. 17.00. Большой сбор. 20.00. "President" к E на N и 1/4 на норд. Полночь. Курс SSW.
23-е. 04.00. Курс S и 1/2 на E. 05.45. Поставили брам-реи. 08.00. Поправка компаса: по пеленгу 22.28' E. Большая приборка, клетневка такелажа, ремонт дождевого тента. Полдень. Курс SEbyS. 17.00. Большой сбор. Поправка компаса: солнце на 23 градуса E. 20.00. Курс S. Полночь. Курс ESE.
Роналд Палмер
ВЫДЕРЖКИ ИЗ ПИСЕМ И ДНЕВНИКА МОЕГО ДЕДА,
АДМИРАЛА ДЖОРДЖА ПАЛМЕРА
Впервые в России опубликовано А. И. Цюрупой в "Вестнике ДВО АН СССР", 1991. номер 1, С. 142-150.
Здесь приведен перевод Ю. Завражного.
Мой дед, Джордж Палмер, родился в Саллингтоне, Сассекс, в 1829 году. Он поступил в Королевский Флот в 1845 году и дослужился до чина контр-адмирала. Письмо, датированное 8 сентября 1854 года... озаглавлено: "Корабль Ее Величества "President", в море" (неделей позже драматических событий, описанных в письме)...
Мои дорогие папа и мама!
По моему письму вы оба почувствуете, что не все в порядке, но не переживайте, поскольку все будет хорошо прежде, чем оно достигнет вас; да, я был ранен в последнем нападении, которое мы предприняли на Петропавловск. Мы высадили морских пехотинцев и "синие куртки" - фатальная ошибка, потому что джеки не умеют воевать в кустах, впрочем, я опишу вам все по порядку. 28 августа адмиралы пошли на "Virago" на рекогносцировку позиций неприятеля - они обнаружили фрегат внутри гавани; длинную 11-пушечную батарею на косе, прикрывающую вход и поддерживающую огонь фрегата с фланга, а еще батарею на мысе Шахова, если входить - налево от гавани, пять тяжелых орудий. Имелась также трехпушечная батарея на отвесном берегу справа, еще одна, пятипушечная, на длинном "седле" между двумя холмами, прикрытая другой батареей из пяти пушек с другой стороны гавани. Эта последняя также прикрывала и фрегат, который оказался нашей старой знакомой, "Авророй". Самой левой была установлена батарея в виде полумесяца на пять пушек, и другая такая же была в ведущей к городу лощине, она прикрывала дорогу, идущую от предыдущей батареи. Эта дорога шла между озером и высоким холмом. Позади города холмы поднимаются высоко вверх, так что, если вы можете представить все это, вы кое-что поймете относительно сил и положения Петропавловска. Однако, я забыл упомянуть, что у "Авроры" были пушки обращенного к морю борта, всего 22, у корвета "Двина" - тоже. С другого борта "Авроры" они были, конечно, сняты и установлены на берегу (это видно по числу батарей, которые они умудрились поставить) с тех пор, как мы видели ее в Кальяо. Я прилагаю маленькую карту места.
Вся эскадра вошла в Авачинскую губу (главную бухту, внутри которой находится Петропавловск) 29 августа, "President" шел первым. Мы прошли узким проливом на линию боя, покуда не оказались напротив маленькой гавани Петропавловска, где и встали на якорь вне пушечного обстрела. Береговые батареи дали несколько выстрелов, но всякий раз с недолетом. "Virago" стояла немного ближе других и выстрелила одной или двумя разрывными бомбами по батарее. Вскоре она тоже встала на якорь вне радиуса их стрельбы. А теперь я должен сказать о наиболее ужасном и беспрецедентном событии, свидетелем которого я когда-либо являлся или вообще слышал.
Рано утром следующего дня, когда мы все уже готовились к бою, наш адмирал отправился на борт "La Forte" переговорить напоследок с французским адмиралом относительно плана атаки. Он вернулся на борт в весьма приподнятом настроении, и после исследования батарей через свою подзорную трубу спустился вниз. Я был в одной из подвесных коек, откуда удобно наблюдать работы на рангоуте, прочищая стволы моих "бульдогов" (поскольку таковы мои обязанности) - как услышал внизу что-то похожее на хлопок ружейного выстрела, словно кто-то проверяет свое оружие перед применением. В следующий миг наверх выскочил командир и сказал: "Адмирал застрелился, ради Бога, сохраните в тайне от людей, если можете". Но это было бесполезно - переборок не было, и вскоре в квортер-галерее собралась толпа. Он застрелился из одного из своих собственных пистолетов. Немедленно послали за французским адмиралом и сэром Фредериком Николсоном с "Pique" (теперь он - наш старший офицер, пока мы не встретим кэптена Фредерика и "Amphitrite"), а затем, к всеобщему ужасу и изумлению, наш адмирал сказал: "...я совершил великое преступление; я надеюсь, Бог простит меня..." Конечно, каждый подумал, что он сделал это случайно при заряжании своих пистолетов. Вы не можете представить, какую сенсацию эта новость произвела на эскадре, которая только что собиралась в бой; фактически "Pique" был ошвартован лагом к пароходу, и якорь его был поднят. "La Forte" должен был ошвартоваться к другому борту парохода, а мы - на буксир за кормой, и тут человек, от приказов и распоряжений которого зависит каждый, идет и кончает с собой перед всей французской эскадрой - не только совершая огромный грех, но и позоря свой собственный флаг, свой корабль и эскадру, бросая тень на весь британский военно-морской флот. Он был в сознании около двух с половиной часов (а все произошло примерно в час дня), и в течение этого времени он постоянно говорил о своей жене и сестрах. Он сказал, что мысль о вовлечении в бой стольких многих храбрых подчиненных, когда его ошибка может разрушить все, заставила его совершать этот акт, но он чувствовал адские мучения за то, что сделал. Он умер примерно в 4 часа пополудни, получив Святое Причастие.
Как можно назвать это грустное дело? Временное помешательство, больше никак - и не меньше. Беспокойство и нерешительность, вытягивающие жилы из и так не очень сильного духом адмирала (как мы могли видеть еще до того, как достигли Рио) были причиной этого, поскольку все мы уверены, что десятью минутами прежде, чем он спустился по трапу главной палубы, у него и мысли не было делать это. Французский адмирал (бедный старик, который в юности был пажом императрицы Жозефины) смог только взять его руку и сказать: "Мужайтесь, mon ami". Конечно, эскадра в течение всего дня оставалась, где была, но это досадное дело было причиной всех наших последующих неудач.
30 августа в 8 утра мы занялись батареями, обстрел начался примерно в 9.00. "President" разбирался с батареей мыса Шахова, "La Forte" тоже. "Pique" пошел на трехпушечную батарею справа и, когда ее заставили замолчать, но не ранее 10.45, "Virago" под прикрытием пушек "Pique" высадила наших морских пехотинцев под командованием капитана Паркера (ныне убит), которые заклепали пушки. Батарея мыса Шахова прекратила стрельбу в 11.00, и обороняющиеся оставили ее. Кэптен Барридж послал меня в вельботе, чтобы партией с "Pique" подкрепить морских пехотинцев, поскольку на их перехват из города выдвинулся большой отряд людей. Десятью минутами позже я оказался на утесе, на трехпушечной батарее, и доложил свое задание капитану Паркеру. Затем мы все построились в стрелковую цепь на хребте холма, готовые к встрече неприятеля, который шел из города на подмогу, но я махнул "Virago" (в соответствии с распоряжениями, которые получил), чтобы та хорошенько обстреляла эту толпу, что она очень красиво и сделала. Тогда по нам открыли огонь с "Авроры", но обнаружили, что мы вне их досягаемости. Как раз в это время небольшая группа русских появилась на подходе к батарее, не зная о нашей высадке. Их удивление было смехотворно, когда они поняли свою ошибку - они бросились наутек и бежали. Я дал в них два выстрела из своей длинной винтовки, и они летели, словно ветер. Однако на берег прибыл офицер, передавший нам приказание немедленно возвращаться на борт, поскольку приближающееся подкрепление нам было не по зубам. Мы организованно вернулись на корабли и отправились обедать; внешние батареи были полностью смяты. (Я забыл сказать, что накануне примерно в пяти милях был замечен большой бот, который шел в гавань с другой стороны бухты. Мы с коммандером Конолли взяли по вельботу, чтобы пойти и захватить его - мы думали, что это был барказ с "Авроры". Настигли его и выяснили, что это был большой бот, полный кирпичей, с девятью мужчинами, одной женщиной и тремя детьми; обидная добыча для двух столь бравых офицеров! Я еще никогда не видел, чтобы пленники вели себя столь спокойно - единственный случай за всю мою жизнь).
В 02.10 пополудни "La Forte" подобрал якорь и встал перед длинной батареей на косе, но нес ужасные потери прежде, чем мы смогли выбраться ему на помощь, поскольку мы были поставлены на якорь кормой, а ветер с моря дул прямо в корму, так что мы не могли подтянуться на якорном канате. Однако вдвоем мы скоро заставили замолчать нашего "длинного друга" на косе, а затем, ко всеобщему удивлению, мы оказались вне обстрела и бросили якорь. Зачем - я не знаю, кроме как на "La Forte" сказали, что им уже хватит.
На следующий день мы пошли на "Virago", впятером или вшестером, и похоронили бедного адмирала на маленьком лесистом мысу в красивой небольшой бухте (вам надо знать, что эта Авачинская губа - огромного размера) и небольшая Тарьинская бухта сама по себе достаточно велика, чтобы вместить весь английский военный флот. Нам пришлось кортиками прорубать путь через кустарник и высокую траву. Мы похоронили его под одиноким деревом, и единственно вырезали надпись "D.P. AUGUST 1854" на его стволе. Я набросал эскиз места и взял с дерева кусок коры.
Позже, присматривая в бухте место для набирания воды, мы набрели на каких-то лесорубов-янки, и они вызвались сопроводить нас по дороге, ведущей в тыл к городу. Мы подумали, что это весьма кстати, поскольку французы, которые были теперь нашими старшими офицерами, говорили насчет ухода отсюда. Однако англичане и слышать не хотели об этом, все экипажи кораблей собрались, и был серьезный спор, который заставил французского адмирала согласиться на атаку десантом. Шестьсот семьдесят человек должны были высадиться с эскадры несколько левее батареи Рыбного склада и, по указаниям янки (которые были обозлены на русских, заставивших их помогать в постройке батарей), должны были достичь города с другой стороны озера. Но план, так или иначе, изменился, и к 7 склянкам (03.30 утра) средней вахты, в понедельник 4 сентября "Virago" подошла и взяла нас с "La Forte" на буксир (весь десант был на борту "Virago"). В 7 утра "President" был поставлен в пределах 500 ярдов от батареи "седла" ("D" на эскизе), и дело пошло. (Я забыл сказать, что десант так ослабил экипажи кораблей, что оставшиеся люди с "Pique" должны были обслуживать и пушки фрегата "President"; то же самое относительно "L'Eurydice" и "La Forte"). Тем временем мы шли на "Virago", подвергаясь сильному обстрелу, и поставили "La Forte" приблизительно в 400 ярдах от батареи Рыбного склада. Непосредственно перед тем, как мы сделали это, мы видели, как два ядра насквозь прошили корпус фрегата "President", гафель и грота-брас правого борта были сбиты напрочь; здорово сработано - подумали все мы. Но мы тоже не избежали попаданий. Я сказал "мы" про "La Forte", который был ошвартован к нам (к "Virago") своим левым бортом и защищал пароход своим корпусом от бомб и ядер. Прежде, чем мы поставили "La Forte", у него был сбит фока-рей, выбит кусок из грот-мачты, срезаны ванты фок-мачты с правого борта и запасная стеньга грота-марса. Контр-брас тоже был сбит.
Десантная экспедиция была под командой кэптена Барриджа и капитана де Ла Грандье, отличного парня, который вел французов. Мы видели наш дорогой старый "President", который замечательно палил, и я сам видел, как один из его выстрелов разорвал двух русских буквально пополам. Тем не менее, русские держались у своих пушек, и только после тяжелого часового обстрела "President" заставил замолчать батарею "седла". "La Forte" тем временем связал огнем батарею у рыбного склада, его бомба запалила этот склад и сожгла все их запасы рыбы на зиму. После того, как подавили эту батарею, мы все высадились под прикрытием пушек фрегата. Бедняга капитан Паркер командовал морскими пехотинцами и французскими стрелками, все "синие куртки" были под командой кэптена Барриджа и капитана де Ла Грандье. Холлингсуорт вел первый отряд, включавший и 50 рядовых под командой вашего покорного слуги. Вы, возможно, удивитесь, найдя меня в таком важном положении, но бедняга Мэриэт по инвалидности был отправлен домой с островов Лэндвик, так что я больше не салага (между нами, я ужасно честолюбивый товарищ, и... но хватит об этом).
Мы делали все, что могли, чтобы построить людей на пляже, но никак - это было подобно попытке остановить свору гончих, почуявших лису: кто-то впереди кричал "Давай, "Pique"!, кто-то еще кричал "President!" Все мы мчались к батарее, и здесь я заставил наших пионеров поработать. Они разбили пушки, заклепали их, разломали на куски все лафеты и содрали цапфы. Потом мы полезли на холм, который был покрыт густым кустарником, и вот что вышло (я должен упомянуть, что прежде, чем мы достигли батареи, восьмерых наших застрелили сверху). Мы с трудом лезли на холм, поскольку он был очень крут и, как я сказал, покрыт кустарником; пули свистели ливнем над нашими головами, и склон был, очевидно, полон неприятеля. Мы заняли гребень, с которого могли видеть город, и обстреляли нескольких русских, которые пытались вдалеке тянуть полевое орудие, успели свалить двоих из них и одну лошадь прежде, чем они скрылись за постройками, которые, как я заметил, были все в бойницах и готовые к атаке. Затем они открыли огонь вверх по холму, по нас, и ранили нескольких людей - у одного бедняги картечью вырвало живот. Однако мы шли, теряя людей намного чаще, чем ожидали, но все они держались стойко, как и подобает англичанам. Не знаю места неприятнее этого - даже противника не видно, больно говорить об этом. Мы пробились к вершине холма, и тут справа от меня был застрелен морской пехотинец, но я сумел увернуться и проскочить выше, откуда было видно только семь или восемь человек - настолько холм был крут и столь плотно покрыт кустарником.
Прямо в этот момент выстрел прошил сердце капитана Паркера. Бедняга, он оставил молодую жену и четырех детей. Я немедленно приказал, чтобы морские пехотинцы рассыпались и оттащили его вниз по холму к лекарям. Ни один из нашей партии, что была со мной на вершине холма, не ушел невредимым. Тем временем часть нашей группы пошла вокруг гребня холма, но была встречена большим отрядом русских, и последние, зная местность, щелкали наших, словно воробьев. Тут я встретил французского офицера и двух наших, и мы подумали, что будет лучше отступить к подножию холма, построить людей на открытом месте и затем пробовать войти в город через батарею "лощины" ("F" на эскизе). Когда я попытался спуститься по холму, я обнаружил, что весь мой левый бок болит так сильно, что я едва могу двигаться, и что левая рука онемела. Если б не молодой мичман-француз и наш офицер морской пехоты Моулд, быть бы мне в плену - это уж точно. Первый лейтенант с "L'Eurydice" был застрелен сразу тремя пулями, когда спускался по холму. Люди были весьма растеряны, очень многие падали, так что кэптен счел благоразумным скомандовать отступление. Как только мы пошли к шлюпкам, русские снова начали стрелять по нам, но мы ответили огнем с вельботов. Мы сумели построить примерно сорок или пятьдесят человек позади батареи рыбного склада и хоть немного прикрыли обратную погрузку десанта, но сами были, как на ладони, и пули сыпались на шлюпки градом. Трое человек были застрелены в шлюпке, на которой уходил я, и которая отчалила от пляжа последней.
Пятеро молодых были на берегу в роли "помощников" и я счастлив сказать, что все они остались невредимы. Юный Джонни Керклэнд был расписан в носовом погребе, к своему возмущению, но был замечен, как мне сказывают, несколько раз и на главной палубе; он - всеобщий любимчик и хороший воспитанный мальчик. Некоторые янки, очевидно, дрались вместе с русскими - один из наших людей пронзил своим штыком неприятеля, который выкрикнул на очень хорошем английском языке: "Ты! Прикончил меня!" Некоторые из русских не успели уйти с батареи рыбного склада, и трое из них были найдены под брезентом французом, который, вытаскивая их, сказал на ломаном английском: "Ага! Спим?" и, сказав так, ткнул одного штыком. Двое других вскочили и побежали, но были подстрелены. Говорят, что французы засунули всех троих в горящий рыбный склад, и что они там изжарились, но я не верю этому - если б я поймал их за таким варварским занятием, то прирезал бы своей собственной рукою.
Беднягу Паркера видели некоторые непосредственно перед тем, как я подошел к нему - он срубил русскому голову одним ударом кортика. Я знаю, его кортик был что бритва - как и мой, но я б не смог даже выстрелить в человека из револьвера.
Я надеюсь, что больше никогда не пойду на берег с "джеками" драться в кустах - предпочитаю честный открытый бой. В английской эскадре у нас было 107 убитых и раненых, у французов - 87, всего же 194. Немало, но на это всем было бы наплевать, если б мы взяли город.
Мы ушли из Петропавловска 9 сентября, и в это же утро захватили отличное большое судно и шхуну с грузом для города. Факт, что они там остались зависеть от зимы, поскольку мы сожгли всю их рыбу, и они замерзнут через месяц-другой. Мы теперь на пути к острову Ванкувер - за водой, а затем идем в Сан-Франциско.
Хотя мне сейчас довольно неплохо, я все же предпочел бы иметь одну из четырех пар нежных рук в Саллингтоне (мама и 3 сестры), а вместо них у меня здоровенный морской пехотинец! Однако он весьма заботлив, и все мои соплаватели очень ко мне внимательны. Ховарду левую руку разбило пулей, которая все еще сидит внутри. Сперва боялись, что ее придется отнять, но все обошлось. Морган был слегка ранен осколком бомбы, которая попала в один из портов, оторвав ноги двух беднягам, работающим у пушки, и ранив еще четверых. Другому парню осколком просто оторвало челюсть. Воистину, они говорили, что сцена внизу, в корабельном лазарете, была ужасна, но не было слышно никаких проклятий. Когда все закончилось, можете быть уверены, я не забывал благодарить Бога за Его великое милосердие в том, что Он сохранял меня в тот злополучный день.
Все несчастные были похоронены в Тарьинской бухте поблизости того места, где лежит адмирал.
Русские держались смело, и заслуживают величайшего уважения. И уж если когда-либо человек заслужил орденские ленты и почет - так это старый Петропавловский губернатор...
ПИСЬМО ПРЕПОДОБНОГО ТОМАСА ХЬЮМА,
КАПЕЛЛАНА КОРАБЛЯ ЕЕ ВЕЛИЧЕСТВА "PRESIDENT"
Корабль Ее Величества "President"
12 сентября 1854 года
Благодарение Господу, я могу описать эти ужаснейшие события. Вместо бескровной победы, которую я уверенно ожидал в Петропавловске, мы столкнулись с самым кровавым поражением; и этому несчастному завершению предшествовала трагедия, возможно, наиболее ужасная из всех, когда-либо случавшихся в британском военно-морском флоте.
В час дня, когда был отдан приказ поднять якорь, я заметил адмиралу свою надежду в том, что мне сегодня будет нечего делать. Он ответил: "Не думаю, мистер Хьюм", и затем быстро добавил: "Не только воздать благодарение после победы". Я тогда пошел к себе в каюту, и уже заканчивал письмо к Вам, мысленно прощаясь в случае, если что-нибудь со мной случится, когда услышал, что меня громко зовут по имени; я выскочил узнать, что там случилось - сказали, чтобы я поторопился сразу на главную палубу, поскольку, кажется, адмирал застрелился и громко зовет меня.
Это оказалось более чем правдой. Несчастный человек, после того, как я оставил его, спустился в небольшую бортовую каюту, где были его пистолеты, и, приставив один из них к левой части груди, попытался прострелить себе сердце. Пуля, однако, отклонилась и вошла в легкое, причинив смертельное ранение, но не такое, чтобы смерть наступила мгновенно. Он был в совершенном сознании и выкрикнул, как только увидел меня: "О, мистер Хьюм, я совершил страшное преступление. Бог да простит ли меня?"
Я постарался направлять его мысли ко всемогущему Божьему милосердию, читал ему молитвы и молился с ним до самой его смерти, которая наступила в пять часов того же вечера. Я думаю, что он истинно раскаялся в великом преступлении, которое совершил; и полагаю, Бог простит его. Он искреннейшим образом повторял за мной каждую молитву, которую он знал, и в один момент, находясь уже в агонии, он выкрикнул: "О, Боже, убей меня сразу!" Я порицал его, говоря, что единственной просьбой, которая должна сойти с его губ, должно быть: "Боже, помилуй меня, грешного!", и что он должен сердечно благодарить Бога за столь долгое время, ниспосланное ему для раскаяния. Более он не произнес ни одного слова молитвы. Всякий раз, когда я на какое-то время прекращал читать или молиться, он, казалось, чувствовал очень сильную боль; но мой голос, читая слова утешения Бога, который примет смерть любого грешника, успокаивал его.
Он различал большинство офицеров, которые пришли увидеть его, и сказал, что причиной преступления была неспособность перенести мысль о том, что ему придется послать в бой столь многих достойных и добрых людей; людей, которых он так любил и кого любая его ошибка может привести к погибели. Вообще, это была самая жуткая сцена, которую я только мог себе вообразить. Я чувствовал, что Бог поддерживает меня; моих собственных сил почти не оставалось. Бедный старик всегда был очень слаб и нерешителен во всем, что делал, но ни у кого из нас и в мыслях не было, что он способен совершить такое. И нет никакого шанса сокрыть это неприятное дело от мира: прибыл французский адмирал, чтобы увидеть его - и также признал преступление.
Верю, Бог простит его. Мы часто беседовали на религиозные темы, и во вторник перед его смертью - в связи с падением сверху и гибелью одного из людей мы вместе читали панихиду в его каюте, много говорили о смерти и Страшном Суде. Я думаю, кое-что из того, что я сказал ему тогда, возвращалось в его разум на смертном одре и успокаивало его. Я все еще не могу отойти от этого неприятного дела. А что скажут дома об английском адмирале, оставившем свой пост в такой момент - подумать только!
Следующим днем, 1 сентября, мы доставили останки нашего покойного командующего на борт "Virago" и пошли через бухту с печальной похоронной миссией. Мы выбрали уютное место в Тарьинской бухте. День был великолепен, и пейзаж, богатство которого не поддается описанию, выглядел красиво. Великолепные горы Камчатки, покрытые снегом до самых подножий, окаймляли картину; все мы чувствовали, что это место достойно нашего адмирала. Но всего лишь несколько офицеров сопровождало погребение, и мы похоронили его безо всяких воинских почестей под маленькой березой, на которой вырезали его инициалы и дату смерти.
Во время первой высадки:
Некоторое время я оставался на палубе. Одно ядро пролетело в нескольких футах от моей головы и надвое порвало грота-брас. Потом еще одно расщепило бизань-мачту. Я был послан вниз, где моей обязанностью было помогать доктору. Я и минуты там не пробыл, как в один из портов главной палубы влетело ядро, ранившее осколками человек пять. Один упал замертво, другие были ужасно искалечены. Наш артиллерийский лейтенант Морган был ранен, но не сильно. Едва мы расположили их насколько могли удобно, как услышали топот ног, и нам передали еще раненых (то ли пять, то ли шесть), двое с ногами, оторванными выше колена. Оба они были с "Pique" и работали с нашими пушками на верхней палубе. Они были прекрасными молодыми парнями, воистину, и я надеюсь, что мои слова и молитвы утешили их, подготовив ко встрече с Богом. Один из них умер тем же вечером, а другой на следующий день после ампутации. Бедняга Даунс! Я ушел на пароходе хоронить мертвых и не был с ним, когда он умер; а он несколько раз звал меня. Ужасная вещь - война. Господь да ниспошлет нам мир вскоре, и да сохранит нас.
Во время второго боя:
Сцены на бортах кораблей были ужасны. Каждую минуту вниз передавали несколько новых раненых, и наше внимание постоянно отвлекалось от раненных прежде к новым раненым. Наконец, нас отвели насколько возможно, и я лег спать приблизительно в 12 часов, с сердцем, благодарным Богу, чьей милосердной заботой я был охранен весь день. Я был разбужен следующим утром в четыре утра, чтобы снова отправиться на пароходе в бухту Тарьинскую на похороны мертвых. Французский священник с "L'Eurydice" также ходил хоронить своих убитых. Было шесть англичан и пять французов, один из которых был лейтенант. Мы вырыли две больших могилы рядом, приблизительно в 50 ярдах от того места, где мы похоронили адмирала и одну для французского офицера - под деревом, в десяти ярдах. Две моих поездки в Тарьинскую бухту, которая мне представляется самой красивой во всем мире, были воистину очень печальными. Погибшие бедняги, однако, мужественно встретили свою смерть, и мы поместили поверх их могил два креста: на одном написано "English", а на другом - "FranГais". Поперек каждого идет надпись "Requiescant in Pace". Тело бедняги Паркера было оставлено на том берегу; но мы были не в том состоянии (даже не знаю, как его назвать), чтобы послать белый флаг и просить о нем. В целом наши потери, как мы можем подсчитать, были приблизительно 50 убитых и 150 раненых.
При уходе:
Без излишней поспешности покинули мы бухту 7-го, потом мы обнаружили два паруса, один - большое судно, а второй - шхуна. "Virago" преследовала шхуну, мы - большее судно, думая, что оно из состава русской эскадры. После долгого преследования (ибо оно шло очень хорошо) было обнаружено, что это "Ситка", судно русской меховой компании, отличное новое судно с грузом военной амуниции для Петропавловска. Шхуна оказалась примерно такой же - отличный приз.
The Times
, четверг, 23 ноября 1854 г.
ОБЪЕДИНЕННЫЕ СИЛЫ НА ТИХОМ ОКЕАНЕ
Сан-Франциско, 15 октября 1854 г.
Вероятно, к этому времени вы уже услышите о нападении, произведенном союзной французско-английской эскадрой на Петропавловск, российское поселение на восточном берегу Камчатки. Подробности этого дела будут, без сомнения, отправлены в Санкт-Петербург по суше, и оценка его будет неточной и односторонней. Царь, смею предполагать, выдаст все это за победу. Действительно, дело было печальное, ибо мы говорим о потерянных жизнях, включая нашего адмирала, одного английского и трех французских офицеров, и еще около 60 человек, французов и англичан, а также очень много раненых. Сведения принесены в Сан-Франциско французской эскадрой, которая прибыла сюда 3-го и включала "La Forte" (60 пушек, адмирал Де Пуант), фрегат "L'Eurydice" (30 пушек, командир де Ла Грандье) и военный бриг "L'Obligado" (18 пушек, командир де Розенкурт). 25 дней назад они ушли из Петропавловска. Английская же эскадра отправилась к острову Ванкувер и ожидается здесь со дня на день.
Лучший источник из тех, что есть - это из французской газеты "Тихоокеанское эхо", издаваемой в Сан-Франциско, который я привожу ниже, дабы дать понять, что Петропавловск является местом значительной важности, местопребыванием военного наместника с большим гарнизоном, который был значительно увеличен подкреплением из Сибири под командой опытного российского генерала за месяц до того, как объявление войны достигло Тихого океана. Это подкрепление было доставлено вниз по реке Амур к Сахалинскому заливу, а оттуда через Охотское море - к гарнизону. Отряды были перевезены пароходами, для которых Амур оказался судоходным. Город и гарнизон Петропавловск расположен в своего рода внутреннем заливе, поперек которого параллельно городу лежит длинная песчаная отмель, оставляя узкий вход из внешней гавани во внутреннюю. Союзники обнаружили здесь два русских корабля, "Аврору" (44 пушки) и "Двину" (20 пушек), разоруженные и ошвартованные, борта которых использовались как батареи (так мой источник определил их позицию), защищающие вход в гавань. Они были закрыты песчаной отмелью и стали видимыми, только открывши огонь.
Теперь я спешу предоставить вам хронологию атаки.
25 июля союзный флот, составленный из французских кораблей "La Forte", "L'Eurydice", "L'Artemise", "L'Obligado" и английских "President", "Pique", "Amphitrite", "Virago", покинул Гонолулу. 30 июля "Amphitrite" и "L'Artemise" были отправлены к Сан-Франциско. 28 августа флот находился в видимости Петропавловских гор. После разведки бухты на "Virago", 29-го флот вошел в бухту с развевающимися флагами в следующем порядке: "President", "La Forte", "Pique", "L'Eurydice", "Virago" (возле фрегата "President") и "L'Obligado" (возле "La Forte"). При отдаче якоря четыре русских батареи открыли по ним огонь. Эти четыре батареи были: батарея на мысу Шахова - слева от входа в гавань; батарея справа, открытая 12-пушечная на косе, закрывающая вход в гавань, и батарея на полуострове, за которым были видны мачты стоящих в гавани четырех кораблей. Три из них были военные, а также торговое судно.
Это было в половине пятого. "Virago" подошла к полуострову и открыла огонь по русским батареям. Ей ответила мортирная батарея, что около города, но бомбы не долетали, взрываясь высоко в воздухе. На кораблях ночью горели огни, чтобы обмануть русских, которые всю ночь поддерживали на своих батареях костры. Утром все было подготовлено к серьезному сражению. Батарея мыса Шахова имела пять тяжелых орудий, открытая батарея - 12 36-фунтовых, батарея справа была менее опасна и защищена слабыми укреплениями. Английский адмирал предписал старшему артиллеристу "Pique" успокоить одно из их орудий; выстрел поразил орудие, разбил его и вывел из строя. Открытая батарея была, очевидно, наиболее опасна и защищена фашинами диаметром в 12 футов.
"Pique" был пришвартован к правому борту "Virago", а "President" позади парохода; "La Forte" занял положение на левом борту "Virago". За песчаной отмелью был виден русский транспорт и три орудийных порта "Авроры". "Virago" подошла к маяку на дальность пушечного выстрела, орудие выстрелило, и ядро упало возле парохода; "Virago" ответила бомбой, которая ударила по маяку.
В это время (в четверть второго) от "Pique" к "La Forte" подошла шлюпка с его командиром. Французский адмирал со своим адъютантом и хирургом отправился на "President". Только что был смертельно ранен адмирал Прайс - его пистолет качнулся в руке, и пуля пробила сердце... Барабаны пробили "отбой", и изготовления к бою были приостановлены.
Часом позже был замечен идущий по Авачинской губе русский бот, оснащенный на манер каботажного судна. Две шлюпки с фрегата "President" преследовали его и захватили - на борту было девять моряков.
Утром 31 августа батарея мыса Шахова начала стрельбу; "Pique", "La Forte" и "President" ответили тяжелым огнем. "Virago" высадила возле правой батареи десантный отряд; обстрел с батареи мыса Шахова начал спадать; отряды с "Virago" бегом проследовали к правой батарее; "Аврора" задержала их на некоторое время своим огнем; огню сопутствовало громкое шипение, а когда дым рассеялся, обнаружилось, что отряд овладел батареей. Они разрушили орудийные лафеты и заклепали пушки. "Аврора" отрядила 200 человек, чтобы отбить батарею обратно. "Pique" и "La Forte" открыли огонь, чтобы прикрыть своих людей, которые организованно погрузились обратно.
"La Forte" обстрелял открытую батарею зажигательными бомбами, и она отвечала сильным огнем, поразив фрегат четырьмя ядрами в корпус и еще многими сквозь больверк. Спустя полчаса половина русских орудий была непригодна к стрельбе; затем "President" развернулся помочь "La Forte"; по истечении двух с половиной часов батарея умолкла, и русские ушли на борт "Авроры" и "Двины". Канонада прекратилась, и на кораблях ночь была потрачена для восстановления повреждений, полученных в течение дня.
1 сентября "Virago" ходила в бухту Тарьинскую, где было похоронено тело адмирала Прайса. Там же пароходом подобраны трое сбежавших с китобойного судна американских моряков, которые сообщили, как думалось, важную информацию в отношении расположения Петропавловска.
3 сентября на "La Forte" был проведен военный совет, где было решено предпринять вторую атаку на следующий день. Было решено высадить 700 человек десанта от обеих эскадр, включая 176 отборных карабинеров. Каждый человек получил по 60 патронов, а дополнительный боезапас размещался в шлюпках. Командирами десантных отрядов были назначены капитан де Ла Грандье у французов и кэптен Барридж у англичан. День прошел в приготовлениях.
В понедельник 4 сентября в 3 часа утра барабаны подняли всех из кубриков и кают; десантные отряды были приняты на борт "Virago", которая высадила их на низкой части полуострова. Батарея прострелила оснастку "Virago"; "La Forte" ответил и разбил на ней одну пушку; орудия батареи, наводимые мастерски, удвоили свой огонь по "La Forte". Ядра свистели над фрегатом. Одно прошило грот-мачту приблизительно в 15 футах выше палубы; другое попало в середину бизань-мачты. Десант был высажен в 8 часов; эти две батареи были уже выведены из боя. Командир "La Forte" указал на коптильню и пообещал наградить канонира, который сможет ее поджечь. Первый же снаряд поразил цель; тяжелое облако дыма, сопровождаемого ярким пламенем, отметило удачный выстрел. Пожар продолжался в течение шести часов. Отряды вышли на марш, впереди шли английские морские пехотинцы. По достижении батареи ее пушки были заклепаны. Отряды, обойдя батарею, быстрым шагом двинулись на холм и вступили в густой кустарник. Здесь они были встречены беглым ружейным огнем, на который они отвечали на ходу. "Virago", высадив десант, прошла севернее и вела оттуда плотный постоянный огонь. На ручье около города была обнаружена 5-пушечная батарея, которую "Virago" заставила замолчать.
Тем временем в кустах разгорелся очень серьезный бой. Под разорительным огнем русских моряки дрались, как сумасшедшие. Капитан Ч. А. Паркер погиб, будучи во главе английских морских пехотинцев; здесь же пал М. Бурассэ. Лейтенант Лефевр с "L'Eurydice" был убит. Мистер Ховард, адъютант английского адмирала, сломал руку. Неспособный выдержать неравную борьбу, десант был вынужден отойти к своим шлюпкам. Первая цель высадки была достигнута. Батарея была смята, русские артиллеристы лежали мертвыми на своих заклепанных пушках. Дальнейшее продвижение с вытеснением русских из леса, размер которого был неизвестен, потребовало бы серьезных потерь; требовалась осада. Десант отступал не спеша. Группа в 100 человек, скрытая среди развалин батареи, дала залп по продвигающимся русским, и под этим прикрытием англичане и французы вынесли своих раненых.
Плотники на борту "La Forte" была заняты восстановлением повреждений. На следующий день, 5-го, убитые десантники были похоронены в Тарьинской бухте. 6-го эскадра была готова отбыть, а 7-го ушла. В этот день были замечены два судна - трехмачтовое и шхуна. "Virago" взяла шхуну, а "President" взял "Ситку", 800-тонное судно из Аяна, что в Охотском море, с грузом продуктов и оружия для Петропавловска. Груз "Ситки" был оценен в 200 тысяч долларов. 8-го шхуна была сожжена в открытом море.
Таким было сражение в Петропавловске, одно из наиболее кровавых из всех столкновений, имевших место между союзниками и русскими. Хотя действия эскадры и не были полностью успешны, все же было получено несколько важных преимуществ. Русские потеряли множество людей, которых некем заменить в столь отдаленном месте. Также они потеряли множество пушек - заклепанных либо выведенных из строя. Кроме того, они остались без провизии и многих предметов первейшей необходимости, которые были на "Ситке". Далекий от всех видов подкрепления, без надежды получения продуктов, гарнизон Петропавловска отделен от остальной части мира арктической зимой.
Разрушение крепости, изолированной посреди льдов, не было бы никаким достижением. Цель состояла в нападении на русские корабли, а не на укрепления. Фрегаты, пусть не захваченные, по крайней мере, сильно повреждены. Мачты "Авроры" срезаны ядрами "La Forte", палубы пробиты, паруса порваны в тряпки, многие ее пушки выведены из строя. Эти повреждения вынуждают "Аврору" к бездействию в течение зимы - даже если лед и холод не будут препятствовать ее выходу в море.
Потери, понесенные нашими кораблями, не ослабили их и не уменьшили наш энтузиазм. Мы были остановлены не столько неприятелем, сколько препятствиями, преодолеть которые хватило бы духу, но не дало бы адекватного результата. Кроме того, флот был ограничен в продовольствии. Ожидалось, что Петропавловск сразу сдастся и не будет сопротивляться осаде.
В течение всей экспедиции наиболее полно проявилось согласие между французами и англичанами. На земле и в море, в гавани Гонолулу и под огнем Петропавловска офицеры и матросы двух наций в непрерывном общении учились любить и уважать друг друга. Две наших нации, конкуренты во все времена - теперь друзья, единомышленники, чья кровь соединилась на поле боя. В полярных морях Азии и на берегу Бомарше они воодушевляются общей симпатией и общим примером. Храбрый Паркер, что вел наших солдат вперед, погиб вместе с ними, и вокруг него наши офицеры и матросы пали, подкошенные невидимым врагом. Дружба, основанная на взаимном уважении и скрепленная такими воспоминаниями, служит залогом постоянного союза двух самых великих наций на Земле.
Я заручаюсь словом офицера, который был в этом деле, и подтверждаю, что данный отчет, в основном, правилен.
Имеются различные мнения относительно сил Петропавловска. Один из офицеров говорил мне о восьми батареях и 80 пушках, и, кроме того, два военных корабля, которые стали хорошим подспорьем для батарей; всего 144 орудия. Население насчитывает 2000 человек, считая последнее подкрепление гарнизона. Местность является хорошей позицией, укрепленной самой природой, и способно к сопротивлению превосходящим силам. Силы союзников подсчитать легче. "La Forte" - фрегат первого класса, 60 пушек, из которых 8 80-фунтовых, и 52 30-фунтовые, 500 человек; "L'Eurydice" несет 30 пушек, из которых 4 80-фунтовые и 26 30-фунтовых, 230 человек; "L'Obligado" имеет 12 30-фунтовых пушек и 120 человек. Английские корабли - 50-пушечный "President", 40-пушечный "Pique" и 6-пушечная "Virago" - все вместе несут 208 пушек, которые в совокупности с французскими дают 310 орудий со стороны союзников.
Потери при высадке десанта 4 сентября были следующие.
Англичане: капитан Паркер (Королевская Морская Пехота) и 29 человек убиты; нижеследующие девять офицеров ранены - лейтенанты Ховард, Палмер и Морган ("President"); Блэнд (лейтенант), Робинсон (помощник), Чичестер (мичман), Макколм (первый лейтенант Королевской Морской Пехоты) и Клементс (второй лейтенант Королевской Морской Пехоты), последний очень тяжело - с "Pique", и Уайтлок, боцман с "Virago", которому выстрелом оторвало палец. Все эти потери понесены на берегу. Ни один офицер не был ранен на борту корабля. У французов три лейтенанта убито на берегу и пятеро офицеров ранено. Кроме того, примерно 147 человек раненых, примерно поровну французов и англичан. У меня не было возможности установить полные потери от начала до конца. Предположительно, 120 англичан и примерно столько же французов. Невозможно оценить потери русской стороны, но предполагается, что они намного больше, чем таковые у союзников. Французские офицеры описывают урон русских во время обстрела как чрезвычайно ужасный. Многие из их были надвое разорваны ядрами с кораблей - куски их тел были видны разлетающимися по воздуху над батареями, и нужно признать, что они дрались расчетливо, с предельной храбростью. Пример неустрашимой храбрости, проявленной ими - это рассказ о русском часовом, в которого было сделано 60 ружейных выстрелов, но ничто не могло сокрушить его дух, он продолжал вышагивать вверх и вниз по валам форта, где был поставлен, и головы не повернул. Он остался жив, поскольку заслужил это, хоть и русский.
Наиболее трагическими были события, связанные с десантом. Люди высадились, ведомые американским проводником, который описал окрестности города как весьма легкодоступные. Но - по его ошибке или по предательству - при продвижении на господствующую высоту силы союзников оказались среди густых зарослей, которые мешали их продвижению на каждом шагу, но в то же время способствовали русским снайперам, которые сидели в кустах в засаде; надежная и почти непроницаемая защита для них, откуда они смертельно разили каждого, кто попадался на глаза. Несмотря на мешающий им огонь, в который они попали и на который не могли эффективно отвечать, отряды действовали с максимальной отвагой, пока схожесть формы англичан и русских не вызвала замешательство в рядах французов, которые боялись стрелять в красные мундиры "морских пехотинцев", опасаясь, что это могли бы быть их собратья по оружию. Восстанавливая ориентировку, они заблудились, и внезапно оказались перед пропастью высотой в 70 футов. Смертельные залпы давили их с тыла, и у них не было другого выбора, кроме как прыгать в пропасть или быть застреленными; некоторые спрыгивали и были убиты, другие искалечены.
Адмирал Прайс умер 30 августа, когда флот готовился к атаке. Корабли немедленно были поставлены на якорь по случаю этого печального события, и все боевые действия были перенесены на следующий день - они пошли в бой с его телом на борту корабля "President". 1 сентября он был похоронен на берегу в местечке по имени Тарьинская, что за несколько миль от Петропавловска на противоположной стороне бухты. Смерть адмирала расстроила весь флот, поскольку он был всеми очень любим. Командование взял французский адмирал, и он вел все действия с момента смерти адмирала Прайса.
Английские корабли были повреждены не сильно - настолько легко, что все было восстановлено в море за три дня.
7 сентября, когда флот покинул бухту Петропавловска, фрегатом "President" после двухчасового преследования была захвачена "Ситка". Она была вооружена, загружена продуктами и военным имуществом для гарнизона. На ней было несколько русских обывателей, спешивших в Петропавловск, и несколько офицеров. "Pique" в тот же самый день взял русскую шхуну, уже упомянутую, тоже с грузом. Это было судно приблизительно тонн на 100. После снятия груза и экипажа она была сожжена. Команда и пассажиры этих двух судов, а также экипаж "Авачи" (малого бота с кирпичами, взятого двумя вельботами фрегата "President" в бухте 30 августа) были все переданы на французские корабли и доставлены в Сан-Франциско. Мирные жители были освобождены французским адмиралом, а военнослужащие все еще содержатся как военнопленные. "Ситка" приведена в Ванкувер для сдачи.
Важно понять, что союзный флот уничтожил бы Петропавловск, если бы не недостаток провизии. Некоторым промахом явилось отсутствие какого-либо судна-склада, приданного флоту, и эскадра была вынуждена из-за недостатка продуктов зайти в порт, где можно было бы пополнить запасы, либо продолжать обстрел до превращения этого места в пепел. Склады английской эскадры - на Сэндвичевых островах. Будет невозможным возобновить нападение этой зимой, так как преобладающие туманы делают навигацию слишком опасной. Например, когда флот продвигался к месту атаки, туман был настолько плотен, что сигналы едва могли быть различимы на расстоянии двух длин кораблей.
Поскольку неудача уничтожения Петропавловска вызвала много комментариев даже в нашем отдаленном месте и бесспорно будет подвергнута критике в Англии и Франции (да мало ли еще где) надлежит упомянуть, что нападение на это место не планировалось заранее. Союзный флот разыскивал русские корабли, а когда подошел к Петропавловску по недостатку воды, батареи внешней гавани открыли по нему огонь прежде, чем союзники сделали хотя бы один выстрел. Союзникам помешало многое - от сильных течений до густого тумана, не подпустившего корабли ближе трех миль до песчаной косы, закрывающей гавань, плюс всего лишь один пароход. Только из показаний пленных с "Ситки" после сражения стало ясно, что русская флотилия находилась в Охотском море, в устье реки Амур, где ей было назначено рандеву.
Корабли Ее Величества "Amphitrite" и "Trincomalee", а также французский корвет "L'Artemise" ушли из Сан-Франциско 23-го и пока не вернулись. По слухам, "Amphitrite" ушла к Сэндвичевым островам. Со смерти адмирала Прайса ею командует кэптен Фредерик, будучи старшим офицером эскадры.
The Illustrated London News
, 28 ноября 1854 г.
ВОЕННО-МОРСКАЯ АТАКА
РУССКОЙ КРЕПОСТИ ПЕТРОПАВЛОВСК
Объединенная эскадра на Тихом океане атаковала русскую крепость Петропавловск на Камчатке, уничтожила две батареи и захватила два корабля - один из них "Ситка", торговый, имеющий десять пушек, с шестью русскими офицерами на борту, и грузовое судно стоимостью в 200 тыс. долларов. Петропавловск расположен на восточном побережье Камчатки у его южной оконечности, на широте 53оN и долготе 159оE от Гринвича. Это укрепленный город с примерно 2500 жителями, один из передовых постов, которые за последние полвека Россия установила на своих границах во времена мира для удобства торговли, и с которых могли бы поддерживаться действия на море во время войны. Атака была проведена в крайне невыгодных условиях 30-го и 31-го августа, и повторно 4 сентября. Потери союзников определены как шестьдесят четыре человека, но "L'Echo de Pacifique" за 15 октября пишет так: "Общее число убитых, раненых и оставленных на берегу - 98 с французской эскадры и 111 с английской; общие потери союзников - 209 человек". Контр-адмирал Прайс был случайно убит выстрелом из пистолета в своей собственной руке, а капитан Морской Пехоты Ч. А. Паркер с фрегата "President" пал в бою. Французы потеряли лейтенанта Лефевра с "L'Eurydice" и знаменосца Гукеля с "L'Obligado", оставленных на берегу, а также лейтенанта Бурассэ с "L'Eurydice", убитого в начале высадки.
Дело было жарким, одни только английские корабли выпустили около 3800 ядер. Потери русской стороны были очень тяжелы, хотя и не установлены. Русский фрегат "Аврора" (44 пушки) и "Двина" (20 пушек) были ошвартованы позади песчаной косы, служившей им защитой, и действовали как батареи, недостижимые для французов и англичан.
Утверждается, что целью союзников было не взять Петропавловск, а определить, где был русский флот. Если так, то, конечно, они преуспели и выяснили тот важный факт, что весь русский флот находится в устье реки Амур, которым овладели русские, так что непосредственной угрозы английским кораблям на Тихом океане нет. Объединенная эскадра не имела сил для высадки, и время года было позднее, поэтому было принято решение идти на Сан-Франциско, куда французская эскадра прибыла 3-го октября. Английские корабли ушли к острову Ванкувер, но ожидается, что он присоединятся к французским в ближайшие дни.
Говоря о союзной эскадре, "San Francisco Times" 11 октября писала: "Мы полагаем, она будет усилена кораблями "Amphitrite" и "Trincomalee", которые с французским корветом "L'Artemise" сейчас крейсируют у нашего берега, и объединенная эскадра из пяти британских и четырех французских кораблей затем, вероятно, отправится в Петропавловск и завершит свою работу.
The Illustrated London News
, 9 декабря 1854 г.
ПОТЕРИ ОБЪЕДИНЕННОЙ ЭСКАДРЫ
Список офицеров, матросов и морских пехотинцев кораблей, действовавших против батарей и городка Петропавловска, убитых, раненых и пропавших без вести 4 сентября 1854 г.
"Pique" - 39: 12 убитых или пропавших без вести, 7 весьма тяжело раненых, 11 тяжело раненых, 9 легко раненых. Офицеры - 5: Э. Блэнд, лейтенант - легкая контузия, Г. Робинсон, помощник - легко ранен, Л. Чичестер, мичман - легко ранен, Э. Макколм, лейтенант Королевской Морской Пехоты - легко ранен, У. Х. Клементс, лейтенант Королевской Морской Пехоты - тяжело ранен. Матросы - 22: 8 убитых или пропавших без вести, 5 весьма тяжело раненых, 5 тяжело раненых, 4 легко раненых. Морские пехотинцы - 11: 4 убитых или пропавших без вести, 2 весьма тяжело раненых, 5 тяжело раненых, 1 легко ранен.
"President" - 50: 11 убитых или пропавших без вести, 2 весьма тяжело раненых, 28 тяжело раненых, 9 легко раненых. Офицеры - 4: Ч. А. Паркер, капитан Королевской Морской Пехоты - убит или пропал без вести, Э. Г. Ховард, флаг-лейтенант - тяжело ранен, Дж. Палмер, лейтенант - тяжело ранен, У. Х. Морган, лейтенант - легко ранен. Матросы - 25: 5 убитых или пропавших без вести, 2 весьма тяжело раненых, 14 тяжело раненых, 4 легко раненых. Морские пехотинцы - 22: 8 убитых или пропавших без вести, 10 тяжело раненых, 4 легко раненых.
"Virago" - 18: 3 убитых или пропавших без вести, 3 весьма тяжело раненых, 4 тяжело раненых, 8 легко раненых. Офицеры - 1: Т. Уайтлок, боцман - тяжело ранен. Матросы - 5: 1 убит или пропал без вести, 3 тяжело раненых, 7 легко раненых. Морские пехотинцы - 6: 2 убитых или пропавших без вести, 3 весьма тяжело раненых, 1 легко ранен.
Всего - 107: 26 убитых или пропавших без вести, 12 весьма тяжело раненых, 33 тяжело раненых, 26 легко раненых.
подписал кэптен Р. Барридж
Список офицеров и матросов на борту французской эскадры, убитых, раненых и пропавших без вести 31 августа и 4 сентября 1854 года в Петропавловске.
31 августа 1854 г.
"La Forte" - 8: 1 убит на борту, 1 весьма тяжело ранен, 6 легко раненых. Офицеры - 1: Дюмесиль, мичман - легко ранен. Матросы: 1 убит на борту, 1 весьма тяжело ранен, 5 легко раненых.
4 сентября 1854 г.
"La Forte" - 28. Матросы - 28: 7 оставлено на берегу, 1 убит на борту, 16 весьма тяжело раненых, 4 легко раненых.
"L'Eurydice" - 32: 10 оставлено на берегу, 1 умер на борту, 11 весьма тяжело раненых, 10 легко раненых. Офицеры - 6: Лефевр, лейтенант - оставлен на берегу, Бурассэ, лейтенант - умер на борту, д'Лакомб, лейтенант - весьма тяжело ранен, Гигель де Фуше, помощник - весьма тяжело ранен, Костэ, мичман - весьма тяжело ранен, Гьерин, врач - весьма тяжело ранен. Матросы - 25: 8 оставлено на берегу, 7 весьма тяжело раненых, 10 легко раненых.
"L'Obligado" - 35: 6 оставлено на берегу, 1 убит на борту, 10 весьма тяжело раненых, 18 легко раненых. Офицеры - 3: д'Жюрнель, помощник - легко ранен, Гигель де Туше, помощник - оставлен на берегу, Лютрэ, мичман - легко ранен. Матросы - 33: 6 оставлено на берегу, 1 убит на борту, 10 весьма тяжело раненых, 16 легко раненых.
Всего - 102: 22 оставлено на берегу, 4 умерло на борту, 38 весьма тяжело раненых, 38 легко раненых.
(в соответствии со списком, поданным капитаном де Ла Грандье)
Примечание Ю. З.: В списках не учтены раненые кэптен Р. Барридж и капитан де Ла Грандье, их составлявшие. Также не учтен умерший контр-адмирал Д. Прайс. Не указаны потери французов, имевшие место при атаке батареи Красного Яра, так же, как и потери англичан в этом бою. Кроме того, в самих списках не все цифры стыкуются.
The Illustrated London News
, 16 декабря 1854 г.
АТАКА ПЕТРОПАВЛОВСКА
Извлечение из письма, полученного от офицера одного из Кораблей Ее Величества, участвовавших в атаке русского поселения Петропавловск на Камчатке.
9 сентября 1854 г.
Мы прибыли в Петропавловск, что на Камчатке, 28 августа после весьма утомительного перехода от Гонолулу. Часто попадали в штиль, и дождь поливал беспрестанно в течение восьми или десяти дней. Наша эскадра включала Корабли Ее Величества "President", "Pique" и "Virago"; французские - флагман "La Forte", "L'Eurydice" и "L'Obligado"; силы, в общем-то, внушительные. Все корабли были покрашены исключительно в черный цвет, чтобы ввести русских в заблуждение относительно их вооружения.
При виде высоких камчатских гор наше возбуждение сильно возросло, ибо мы мало думали (или совсем не думали) о батареях, которые предстояло атаковать. 28 августа около двух часов пополудни адмирал Прайс и его адъютант перешли на борт "Virago" и проследовали в Авачинскую губу на разведку. Мы пребывали в ожидании примерно до полуночи, когда адмирал вернулся, и мы получили первые сведения о силе нашего противника. Следующим утром вся эскадра пошла на вход в Авачинскую губу, подходы к которой очень величавы - по обеим сторонам высокие горы (вулканы), покрытые снегом, среди облаков они выглядят чарующе. Сбоку, на горе высотой примерно 700 или 800 футов, мы различили маяк, у которого была большая пушка, контролирующая вход, и как только мы приблизились, она выстрелила, давая сигнал батареям и городу, расположенным вне видимости от входа примерно в восьми милях вглубь бухты. Мы в красивом порядке прошли этот мыс, возглавляемые фрегатом "President" (с реющим адмиральским флагом). Встали на якорь вне пушечного выстрела батарей, на которых были люди, и которые были готовы встретить нас.
Затем адмирал приказал "Virago" подойти к пятипушечной батарее и дать по ней несколько дальних (около 2000 ярдов) выстрелов. Батарея тут же ответила огнем, и я думаю, что ядра "Virago" в тот день не принесли много толку. После перестрелки она заняла свое место среди эскадры. Боюсь быть неправильно понятым, но Петропавловск силен, и его позиция восхитительна. Русские в самом деле сделали его неуязвимым, а в действиях против них еще выяснилось, что у них хорошие и смелые бойцы. Авачинская губа, в которой расположено это осиное гнездо, величественна и велика настолько, что в ней могут свободно и безопасно маневрировать пятьдесят парусников. Само место расположено на подножии горы футов в 12000-14000 высотой, вулкан, полностью покрытый снегом - зрелище, заслуживающее внимания, и мы имели удовольствие созерцать его во время действий. Город лежит в низине, а позади него - другая гора. По своей форме гавань похожа на что-то типа подковы, и при входе в порт, с одной стороны - батарея из трех тяжелых пушек, а немного дальше в сторону города - другая длинная батарея из одиннадцати пушек, хорошо построенная, с амбразурами; расположена она на косе, тянущейся почти поперек гавани и делающей ее очень труднодоступной, а позади нее русский фрегат "Аврора" и корвет "Двина" бортами ко входу в гавань. Мы назвали это место "Змея подколодная".
Вдобавок ко двум уже указанным кораблям, к нашему прибытию там еще стояли на якоре два купеческих судна - одно из Гамбурга, другое под американским флагом. Напротив тех двух батарей на другой стороне была круглая батарея из пяти пушек (также тяжелых), которая полностью перекрывала вход. Около холма, на котором размещена эта батарея, во впадине еще батарея на семь пушек, прикрывающая бухту, и немного дальше, на той же стороне холма, низкая батарея из пяти медных пушек, также прикрывающая бухту. В добавление к ним еще три батареи в городе и вокруг него; всего восемь батарей и крепость - всего примерно пятьдесят пушек. 29-го, спустя день после нашего прибытия, случилось ужасное несчастье, кое на некоторое время привело в смятение всю эскадру - наш любимый старый адмирал Прайс пал, смертельно раненный, грустно сказать, пистолетной пулей, выпущенной его собственной рукой. Он был на палубе с самого утра, с шести, и даже забирался на самый топ грот-мачты фрегата "President", чтобы получше разглядеть неприятельские позиции - до полудня он нанес визит французскому адмиралу и вернулся на свой корабль весьма бодрым. Мы все уже были готовы начинать дело, как адмирал спустился вниз и прошел в корму. И в эту минуту все на борту фрегата "President" услыхали пистолетный выстрел, а вскоре стало известно, что бедный старый адмирал застрелился. Это было примерно в пол-одиннадцатого утра. Немедленно возле него были офицеры-медики, и как только бедный старый джентльмен оправился от шока, причиненного раной, он успокоился и овладел собой - куда больше, чем все, кто был около него; он различал всех, обступивших его, и с теплотой говорил о своих офицерах и матросах. "Pique" уже открыл было огонь, когда сие бедственное событие имело место; ему было передано встать на якорь, и его командир (сэр Ф. Николсон) прибыл на борт фрегата "President"; вскоре прибыл и французский адмирал (очень пожилой и нерешительный офицер) со своим врачом; ему стало дурно, поскольку, говорю вам, он был настолько взволнован, что ему пришлось выйти, дабы прийти в себя. Адмирал Прайс попросил сэра Ф. Николсона принять командование Кораблями Ее Величества, следовать предписанному плану взятия города и выразил уверенность в нашем успехе. Капеллан фрегата "President" был с ним в его последние минуты. В этот печальный день, конечно, ничего не было сделано; но в последующих действиях, предпринятых с истинной серьезностью, батарея по имени "Змея подколодная" пала пред нами, так же, как Малая батарея и Круглая - все, что перед гаванью. В тот день ими занимались "President", "La Forte", "Pique" и "Virago". Малая батарея была вскоре подавлена, группа наших морских пехотинцев и моряков высадилась и заклепала пушки. Корабли в тот день сбили орудия Круглой батареи, и мы обратили все свое внимание на "Змею", которая причинила немало хлопот: жаркий душ из бомб и ядер вскоре умыл ее, а затем мы протрубили обед. После обеда мы вновь навестили наших "друзей", которые открыли огонь по "La Forte" с великой точностью, и обилие дыр в корпусе корабля подтверждает их меткость. В этот день на "La Forte" имели одного убитого. Вскоре в дело вступил "President", и вдвоем они вскоре покончили с батареей. Показателем стойкости русских был часовой, которого не согнали с места наши ядра: он невозмутимо вышагивал на своем посту, а ядра вонзались вокруг; надеюсь, ему посчастливилось уцелеть. "Virago", будучи под парами, получила ядро в "зад", которое повредило корабль, но никого не поранило. К вечеру все мы вытянулись из-под обстрела, удовлетворенные нашей первой попыткой.
2 сентября тело оплакиваемого нами адмирала (Прайса) было перевезено на борт "Virago", отправлено в редко посещаемую часть бухты и там предано земле. На погребении присутствовали только офицеры фрегата "President". Место захоронения в настоящее время отмечено буквами "D. P.", вырезанными на дереве слугой адмирала.
После некоторых дебатов между сэром Ф. Николсоном и французским адмиралом, ими было решено предпринять еще одну попытку штурма 4 сентября с высадкой десантной партии морских пехотинцев и моряков с французских и английских кораблей. Они доверились двум американцам, знакомым с местностью и подобранным партией, что ходила хоронить адмирала - их доставили на борт фрегата "President". В воскресенье 3 сентября была проведена полная подготовка к высадке: все люди были экипированы и проинструктированы относительно завтрашнего дня. Все были уверены в успехе этой опасной экспедиции. В понедельник, в пол-второго ночи всем сыграли подъем с намерением произвести атаку на рассвете. После завтрака подготовились к пересадке на "Virago". Десантная партия насчитывала человек 700, из них половина - французы. Все они были хорошо вооружены и готовы к чему угодно. Множество офицеров сопровождало эту партию. В шесть часов все были на борту "Virago". Взяв на буксир "La Forte" и "President", она под паром пошла в сторону батарей. План атаки был таков, что "President" возьмет на себя батарею из семи пушек, именуемую "Батарея Седла", а "La Forte" займется пятипушечной батареей, названной "Батареей Лощины"; "Virago" же обеспечит высадку десантной партии. "President" первым отцепился от парохода примерно в 600 ярдах от Батареи Седла. Поначалу его стрельба была не очень хороша, но, приловчившись, он скорректировал огонь, и вскоре его пушки подавили батарею, нанеся большие повреждения ее орудиям. И вновь - одинокий русский торчал на батарее и держал нас в напряжении, поскольку мы думали, он может нацелить одну из пушек и выстрелить, коли представится удобный случай. Было занятно наблюдать его ухищрения за насыпью - пушка ударила, а потом он встал и начал высматривать наши передвижения через подзорную трубу. В начальной стадии этой перестрелки фрегату "President" достались серьезные повреждения; ядро влетело в пушечный порт главной палубы, убив двоих из артиллерийской прислуги и ранив остальных. Корабль был в непосредственной близости от батареи и получил соответственно: несколько ядер попало ему борт по нижней палубе, а одно пробило сундук, принадлежащий одному из младших офицеров, оставив, странно сказать, всю одежду целой и невредимой, что вызвало восторг - как у него, так и у его подчиненных. "La Forte" сбил свою батарею без особых потерь, и как только все это было сделано, десантная партия высадилась.
Грустно говорить, их последующие действия привели к фатальным последствиям. Предусматривалось, что перед продвижением к зарослям партия будет построена в боевой порядок на пляже. Вместо этого сразу по высадке каждое подразделение взяло свое собственное направление и вместо того, чтобы всем вместе войти в город по дороге, обнаружили себя взбирающимися на холм позади города среди хитросплетений густого кустарника, в котором было невозможно отличить неприятеля от своих. В поднявшейся жестокой беспорядочной перестрелке, похоже, многие французы и англичане встретили свою смерть и без вмешательства русских. Наши потери были весьма серьезны, сколь и французские - множество нижних чинов и офицеров. Капитан Королевской Морской Пехоты Паркер, под чьим командованием высадилась десантная партия, но чьи распоряжения не были услышаны, был наповал застрелен вскоре после высадки. Два лейтенанта с фрегата "President" получили серьезные раны. После безуспешной борьбы против невидимого противника протрубили отход. Всей партии пришлось спускаться с высокого холма. С кораблей видели, как наши люди падали вниз по склонам, словно подстреленные - кто головой вперед, кто катится, и все в величайшем смятении. Когда десантная партия вернулась на борт (это где-то в 10.45 до полудня) корабли вытянулись из-под обстрела батарей, дабы заняться ранеными и исправлением повреждений. Печальные результаты этой попытки показаны ниже - это что касается английских кораблей:
1. Корабль Ее Величества "Pique": лейтенант Э. Блэнд, помощник Г. Робинсон, мичман Л. Чичестер, лейтенант Королевской Морской Пехоты Макколм легко ранены; лейтенант Королевской Морской Пехоты Клементс тяжело ранен; восемь матросов и 4 морских пехотинца убиты; 5 матросов и 2 морских пехотинца ранены весьма тяжело; 5 матросов и 5 морских пехотинцев тяжело ранены; 4 матроса и 1 морской пехотинец легко ранены. Всего же убитых и раненых 39.
2. Корабль Ее Величества "President": капитан Королевской Морской Пехоты Паркер убит; лейтенанты Королевского Флота Ховард и Дж. Палмер тяжело ранены; лейтенант У. Х. Морган легко ранен; пять матросов и 5 морских пехотинцев убиты; 2 матроса весьма тяжело ранены; 15 матросов и 11 морских пехотинцев тяжело ранены; 4 матроса и 4 морских пехотинца легко ранены. Всего же убитых и раненых 50.
3. Корабль Ее Величества "Virago": мистер Уайтлок, боцман, тяжело ранен; 1 матрос и 2 морских пехотинца убиты; 3 морских пехотинца весьма тяжело ранены; 1 матрос и 3 морских пехотинца тяжело ранены; 7 матросов и 1 морской пехотинец легко ранены. Всего же убитых и раненых 18.
Всего англичан убито и ранено 107.
С этого дня мы больше не предпринимали попыток взять город. Он, несомненно, является весьма сильным местом и задал нам жару. Наше разочарование было великим, поскольку мы прошли более чем 7000 миль от Вальпараисо лишь для того, чтобы признать, что нам тут дали отпор. Мы покинули Петропавловск утром 6-го, и, спустя два часа после выхода в океан, нам улыбнулось обнаружить два неизвестных парусника, один - шхуна, другой - большой корабль с грузом; сперва мы приняли их за русские фрегаты "Паллада" и "Диана". "Virago" была отправлена за меньшим кораблем. Он оказался русским купцом, спешащим в Петропавловск с грузом продовольствия и прочего. "President", будучи самым быстроходным в эскадре, бросился в погоню за тем, что побольше. Было туманно, и русский пытался ускользнуть; но спустя несколько часов, благодаря мастерству кэптена Барриджа, "President" сблизился с ним бортами. Незнакомец оказался "Ситкой" в 700 тонн, несущей десять пушек, одним из кораблей Российско-Американской компании, идущим из Аяна [в оригинале - Agan (прим. Ю. З.).], что на Охотском море, на Петропавловск с запасами продовольствия, амуниции и пр. для гарнизона на зиму. На борту был полковник и другие русские офицеры, также двадцать три русских пассажира до Петропавловска, и экипаж числом двадцать восемь человек - все они сейчас с нами. Они оказались славными малыми, их слуги весьма интеллигентны. Русских в экипаже нет вообще - все они немцы, шведы и датчане. Один молодой четырнадцатилетний мичман у нас сидит как пленник. С ними обращаются хорошо и дают все, что им пожелается. Мы сейчас идем десять узлов по штормовому ветру с "Virago" на буксире. Экипаж "приза" на борту "Ситки". Боюсь, что призовая плата будет небольшой, младшие офицеры получат шиллингов по 30.
Покуда над нами не взовьется флаг другого адмирала, мы будем под началом кэптена Фредерика с "Amphitrite", который временно становится коммодором первого класса. Мы находим эти времена трудными (это я насчет питания): пить нечего, и еды мало - свежего мяса нет с середины июля. Французская эскадра идет на Сан-Франциско, а мы к острову Ванкувер с тем, чтобы пополнить запасы воды, которой очень мало: в сутки по шесть пинт каждому из нас на завтрак, обед, чай и умывание.
P.S. Посылаю вам рисунок позиций кораблей и батарей.
The Illustrated London News
, суббота, 16 декабря 1854 г.
ГЕРОИ КРЫМА
Чарлз Мэки
Звоните в радостные колокола!
Их перезвон - от берегов до берегов!
Незыблемая, вечная, бесстрашная -
О, Англия, как прежде, побеждает;
И всей земле пусть люди возвестят,
Что в битве той великой и бессмертной
Все жившие и мертвые во славе
Оружье взяли в руки за Свободу,
За Правосудье проливали кровь
И истинно по праву победили.
Звоните в колокол, зажгите факела!
Пусть громогласно пушки прогремят!
В хвале сомкните руки и в молитве -
О, Англия, как прежде, побеждает;
В борьбе за истину, в борьбе за всех живущих -
Свободным Англии и Франции цвести;
И приумножена годов прошедших слава;
И дружбе щедрой всех последних лет
По силам поддержать всеобщий мир.
Звучи же громче, реквием великий!
По сыновьям убитым Англия скорбит,
С любовью плачет по потерянным героям,
Но смерть их не напрасною была.
И о всеобщей искренней печали
Сей колокол торжественный звенит!
Но высохните все же, слезы скорби!
Нам долг отдать последний сыновьям;
И тщетна грусть, коль ей дано забыть
Слова последние ушедших навсегда.
The Times
, вторник, 26 декабря 1854 г.
ПЕТРОПАВЛОВСКОЕ ДЕЛО
Следующее письмо было получено от м-ра Рошфора из Клогринана, графство Карлоу, который ныне служит мичманом на борту Корабля Ее Величества "President".
Корабль Ее Величества "President", Петропавловск, Камчатка, 5 сентября.
Прошлое письмо я писал Вам в море после того, как мы оставили Сэндвичевы острова. Я послал его с Кораблем Ее Величества "Amphitrite", который отделился от нас, чтобы идти к побережью Америки. После этого я был в бою. Мы прибыли сюда 29 августа. Мы нашли место изрядно укрепленным; помимо батарей, которых числом то ли семь, то ли восемь, как мне кажется, еще две или три внутри гавани, мы их не видели. Здесь стоит фрегат "Аврора", 44 пушки, и другой военный корабль, поменьше, называемый "Двина".
Днем позже нашего прибытия, когда адмирал Прайс намеревался предпринять атаку, пока мы поднимали якорь, дабы сблизиться с батареями, адмирал застрелил себя из пистолета, как я полагаю - из-за большого волнения относительно результата сражения; но, поскольку это, как казалось, сохранялось в тайне на борту корабля, лучше не говорить об этом слишком много. Конечно, сразу все было остановлено на этот день, и командование перешло к французскому адмиралу. На следующий день мы начали стрелять по батареям. Мы сумели успокоить одну из батарей и высадили своих морских пехотинцев, которые заклепали пушки на другой. В тот день выстрелы нас не коснулись, а на французском флагмане был один убитый и шесть раненых, большинство других кораблей были повреждены несколькими выстрелами и имели по несколько раненых. После этого французский адмирал сказал, что не будет возобновлять нападения, но наш командир убедил его атаковать еще раз. Поэтому вчера, то есть, 4 сентября, примерно в половине пятого утра, корабли начали обстрел двух батарей, которые умолкли примерно через час, хотя корабли долбили их очень сильным огнем. Затем все наши корабли послали шлюпки со столькими людьми, сколько могли дать; в целом приблизительно 700 человек, считая морских пехотинцев; я пошел с людьми фрегата "President", и мы высадились прямо под одной из батарей, которую русские оставили с заклепанными пушками, а затем взбежали на холм, который около батареи, и это было большой ошибкой, поскольку до высадки предполагалось идти в город по подножию холма, взять маленькую батарею из пяти пушек, которая была там, и взорвать пороховой погреб. И, конечно, это очень плохо обернулось для нас, поскольку люди толкались на холме безо всяких приказов и распоряжений. Русские, что были наверху, расстреливали их так споро, как могли. Я уж и не знаю, как уберегся от пуль, которые свистели вокруг со всех сторон и попали в несколько человек возле меня.
Когда я достиг вершины, там было крутое место, подобно пропасти до пляжа, где были наши шлюпки. Люди были настолько избиты близкими к нам и скрытыми кустарником русскими, что мы были вынуждены отступить вниз по крутому холму, и это было самое ужасное дело, поскольку это была голая земля; камни, которые катились на нас, пока мы спускались, ранили очень многих людей. Я думал, что никогда не смогу добраться до низа. Несколькими камнями меня поранило, но не столь сильно, чтобы об этом говорить.
На фрегате "President" было убитых 10 человек и 1 офицер, капитан морской пехоты, а кроме того - 42 раненых; и, поскольку каждый из других кораблей потерял примерно столько же, это было довольно бедственным делом. Место оказалось слишком сильным для нашей атаки, а потому 6 сентября мы ушли из Петропавловска. Как только мы вышли из бухты, мы увидели два судна; одно оказалось маленькой российской шхуной и было захвачено нашим пароходом "Virago". Поскольку мы были лучшим парусником в эскадре, мы преследовали другое судно, и приблизительно через четыре часа подошли к нему, когда оно подняло Российский торговый флаг. Тут мы дали по нему выстрел - оно немедленно спустило флаг, и мы его взяли. Это отличное торговое судно из Гамбурга с грузом провизии для Петропавловска. За нее мы ожидаем призовые деньги. А шхуна была сожжена после того, как мы все с нее сняли. На каждом из кораблей нашей эскадры есть несколько пленных с этих судов. Также нами взяты четыре леди, шедшие пассажирами. Я полагаю, через несколько дней французская и английская эскадры разделятся. Мы идем к острову Ванкувер, а французы к Сан-Франциско - это город не очень далеко от Калифорнии. Наши письма уйдут с французскими кораблями. Я надеюсь, наши эскадры будут более успешны дома, чем здесь, на Тихом океане. Предполагаю, что мы не будем нападать на Петропавловск до следующего года, поскольку хорошая погода закончится в течение этого месяца, и до самого апреля будет очень холодно - задуют частые ураганные ветра.
Адмирал Прайс выглядел весьма здоровым стариком; думалось, что он будет жить еще долго и будет, пожалуй, последним человеком в мире, который сделает то, что он сделал. Его смерть омрачила на корабле каждого, ибо его очень любили. Мы пошли в бой с его мертвым телом на борту; днем позже он был похоронен на берегу, на другой стороне бухты от города. Место, где он лежит, указывает дерево с вырезанными ножом буквами "D. P."...
The Times
, вторник, 30 октября 1855 г.
ОБЪЕДИНЕННЫЕ ЭСКАДРЫ В КИТАЙСКОМ МОРЕ
от нашего собственного корреспондента, Сан-Франциско, 19 сентября
12-го линейный корабль Ее Величества "Monarch" прибыл в этот порт из похода на север с адмиралом Брюсом на борту, и завтра убывает на Вальпараисо, сопровождая адмирала. Вчера на Ванкувер ушел "President". "Amphitrite" остается здесь, покуда не будет сменен идущим из Ванкувера "Trincomalee".
В моем последнем письме от 5-го я излагал, что новости, принесенные "Amphitrite" и кэптеном Фредериком (который прибыл сюда 21 августа) из северной части Тихого океана, убеждают нас в том, что объединенные эскадры (из Китая и Индии) шли в Татарский залив в то или примерно в то же время, когда "Amphitrite" был на своем пути к Амуру.
Сведения о передвижении эскадры, наконец, достигли нас. Возможно, информация из Китая достигнет вас раньше этого письма. Но если же нет, то я расскажу эту историю как она есть. Новости принесла американская шхуна "Caroline E. Foote", которая позавчера прибыла в Сан-Франциско из Японии. Это судно доставило из Симоды (Япония) в Петропавловск капитана и экипаж русского фрегата "Диана", погибшего там в прошлом декабре во время землетрясения. Капитан Лесовский, девять офицеров и 150 человек команды прибыли в Петропавловск, обнаружили место покинутым, зафрахтовали американский бриг "William Penn" и ушли на нем вместе с экипажем "Caroline E. Foote".
Эти последние сообщают, что 16 апреля покидающим свои места жителям Петропавловска пришлось прорубить в гавани канал во льду, чтобы вывести в море фрегат "Аврора", военный транспорт "Двина", а также корвет, барк и бриг. Рассказывают, что их эскадра была обнаружена одним из кораблей союзников, стоящим в бухте Де-Кастри - в Татарском заливе, лежащем между островами Йессо и Нифон. Затем английский пароход сходил в Хакодаи (берег Японии), чтобы связаться с остальным флотом для усиления, оставив для блокады два фрегата. Однако между тем русские сумели ускользнуть от этих двух фрегатов и исчезли, так что когда флот прибыл, он нашел бухту пустой. По ряду причин нет необходимости пересказывать детали; офицеры английской эскадры сомневались в правильности рассказа, но вчера в Сан-Франциско прямо из Татарского залива прибыл другой корабль, шлюп "Камчадал", который эти новости подтверждает. Поскольку у меня не было времени увидеть кого-либо с этого корабля, я даю источник - как это опубликовано сегодня в одной из газет Сан-Франциско.
Шлюп "Камчадал" (капитан Карлстон), прибыл сюда вчера из Татарского залива. Капитан Карлстон и экипаж "Камчадала" были прежде на бриге "William Penn", хорошо известном на этом побережье. Примерно шесть месяцев назад "William Penn" пришел с грузом из Сан-Франциско в Петропавловск. Он находился там, когда прибыла шхуна "Caroline E. Foote" с большим количеством офицеров и матросов русского фрегата "Диана", который был разбит в гавани Симоды прошлой зимой в результате землетрясения. Русские наняли "William Penn" для доставки экипажа "Дианы" из Петропавловска до реки Амур, взяв также на борт экипаж "Caroline E. Foot" пассажирами, и он немедленно проследовал по своему назначению. В конце мая милях в десяти от русского флота, идя в бухту Де-Кастри, "William Penn" во время циркуляции сел на риф около входа в бухту. Де-Кастри, или бухта Де-Кастри, лежит не на восточной стороне Татарского залива на острове Йессо, как мы рассказывали вчера, а на материковой части, в Манчжурии, на западной стороне залива, где-то примерно на широте 48 градусов.
Когда "William Penn" сел на мель, была ночь, и помочь было некому, но утром шлюпки с русских кораблей пришли к нему на помощь, сняв экипаж и пассажиров. Всего их было 180 персон. Бриг же был потерян.
Капитан Карлстон подтверждает новости о русском и английском флотах, принесенные "Caroline E. Foot" и поданные вчера в "Chronicle", но с некоторыми различиями, говорить о которых мы не уполномочены. Русский флот состоял из фрегата "Аврора", корвета "Оливуца", транспортов "Двина", "Байкал" и "Иртыш".
После того, как капитан Карлстон и его экипаж оказались в безопасности на берегу, русский адмирал Завойко обходился с ними с добротой и уважением. Он подарил капитану Карлстону шлюп "Камчадал", чтобы он и его экипаж вернулись в Сан-Франциско. Этот корабль имеет грузоподъемность всего 35 тонн, но на таком малом корабле они сумели пересечь северный Тихий океан. Капитан Карлстон говорит о высоком уровне великодушия, с коим офицеры обращались с ним в Де-Кастри. Оказывается, и другие американцы, кто высаживался или терпел бедствие в Татарском заливе, всегда получали от русских столь же щедрый и добрый прием, с которым им посчастливилось встретиться в этой стране.
"Камчадал" также доставил список из 14 китобойных судов, потерянных в северной части Тихого океана...
РАПОРТ КОМАНДИРА ТРАНСПОРТА "ЯКУТ"
КАПИТАНА 2 РАНГА Е. М. ЧЕПЕЛЕВА
В ГЛАВНЫЙ МОРСКОЙ ШТАБ
1913 год
...40 мин. дня открылся по носу берег, затем и мысы Кроноцкого и Козлова, по которым определился.
В 3 час. 5 мин. ночи, 10-го Октября, открылся огонь Петропавловского маяка, а в 6 час.50 мин. утра стал на якорь в Петропавловском ковше. В тот же день приступили к изготовлению печи для отливки новых поршневых колец для замены поврежденных и к чистке левого котла.
14-го Октября, в 11. час. утра, пришел с моря транспорт "Вайгач", а вечером - транспорт "Таймыр".
17-го Октября, в 9 час. утра, расцветился флагами, по случаю годовщины дня чудесного избавления ЕГО ИМПЕРАТОРСКОГО ВЕЛИЧЕСТВА ГОСУДАРЯ ИМПЕРАТОРА, ЕЯ ВЕЛИЧЕСТВА ГОСУДАРЫНИ ИМПЕРАТРИЦЫ МАРИИ ФЕДОРОВНЫ и Августейшей Семьи от грозившей опасности при крушении поезда у станции Борки.
В 9 час. утра вышел в бухту Тарья, где нужно было взять кокс для отливки, который имелся на складе камчатской компании; для транспорта кокс в количестве 1/2 тонны был отпущен бесплатно.
В этой бухте съехал на берег, осмотрел могилу адмирала Прайса и выкрасил на ней крест. Было бы желательно заменить крест новым; он поставлен крейсером "Африка" в 1880 году, стал приходить уже в ветхость; английские суда при посещении Петропавловска заходят в бухту Тарья, о чем свидетельствуют камни с надписями судов, положенные у могилы.
В тот же день вернулся обратно и стал на якорь в ковше...
Известия Всесоюзного Географического Общества
том 75, вып. 2, 1943 г.
МОГИЛА АДМИРАЛА ПРАЙСА
Советом Всесоюзного географического общества получено от Приморского отдела Общества следующее сообщение:
В бытность свою в служебной командировке на Камчатке (ноябрь-декабрь 1941 г.) член Совета Приморского географического общества, военный историк, полковой комиссар тов. С. С. Баляскин установил, по нашему заданию, состояние ряда исторических памятников в г. Петропавловске на Камчатке. Отдельные из них находятся в весьма неудовлетворительном состоянии, особенно, памятник защитникам г. Петропавловска на Камчатке в 1854 г.
Обо всем этом С. С. Баляскин сделал соответствующее предложение местным советским и партийным органам и получил заверения, что все ненормальности по охране памятников будут устранены. Помимо этого, благодаря счастливому стечению обстоятельств, С. С. Баляскин установил местоположение могилы командующего соединенной англо-французской эскадрой в 1854 г. адмирала Прайса.
Факт наличия этой могилы известен давно, но точное ее местоположение не было установлено ни приезжавшими в период до первой империалистической войны специально для ее отыскания и возложения венков английскими военными моряками, ни местными старожилами.
Незадолго до приезда С. С. Баляскина в г. Петропавловске на Камчатке рабочие, производящие земляные работы, наткнулись на цинковый гроб. На гробу якобы имеется надпись на английском языке (к сожалению, она не записана и не сфотографирована) о том, что в гробу покоится тело английского адмирала Прайса, умершего в 1854 г.
Сам С. С. Баляскин гроба не видел. По распоряжению начальника военно-морской базы капитана 2-го ранга тов. Пономарева и С. С. Баляскина, могила была вновь зарыта.
Совет Приморского географического общества решил просить командование Тихоокеанского флота дать распоряжение на Камчатку о проверке данных, сообщенных С. С. Баляскину, и о бережном отношении к могиле адмирала впредь до получения соответствующих указаний от Академии Наук СССР и Наркомвоенморфлота.
В случае подтверждения этого факта, о чем мы сообщим дополнительно, все эти сведения будут сообщены представителям Англии, дабы получить их предложения относительно дальнейших мероприятий в отношении праха адмирала Прайса.
Командованием ТОФ в г. Петропавловск на Камчатке сделан запрос о дополнительных материалах, подтверждающих вышеизложенные факты.
The Mariner's Mirror
, номер 49, ноябрь 1963 г.
СВИДЕТЕЛЬ В ПЕТРОПАВЛОВСКЕ, 1854 ГОД
Майкл Льюис, профессор
Основная причина реанимирования далеко не похвального военно-морского эпизода середины девятнадцатого столетия состоит в привлечении внимания читателя к документу, до настоящего времени, мне думается, неопубликованному. Его прислал мистер Р. В. У. Сток из Сент-Джонс-Вуд, любезно разрешив мне привести его здесь. Он содержит послания, написанные преподобным Томасом Хьюмом - капелланом флагманского судна контр-адмирала, командовавшего британской Тихоокеанской эскадрой - и датированы 12 сентября 1854 года. Это не оригинал, а копия, сделанная почти сразу же, очевидно, супругой мистера Хьюма. Не подлежит сомнению, что она (или кто-то из ее семейства) сделала несколько копий письма, дабы отправить друзьям и близким, которые могли бы заинтересоваться очень необычным его содержанием. Заметно, что переписчик скопировал всю первую часть послания, которое отражает действительно уникальный инцидент. Но во второй части, которая описывает действия, которые последовали после инцидента, рукопись становится простым рядом отрывков, предназначенных, вероятно, к тому, чтобы уточнить сведения, уже освещенные в печати - новые добавления и комментарии от первого лица. Первая часть может находиться отдельно на своем надлежащем месте; вторая стала значащим документом только после того, как опущенные детали были заменены в общем контексте.
Англо-русская война в 1854 году развивалась на четырех фронтах - Крым (который дал имя войне в целом), военно-морская кампания на Балтике, интересные, но почти забытые небольшие эпизоды на Белом море и (который интересует нас здесь) действия на Тихом океане. Этот последний подвержен некоторому замалчиванию, особенно, британской стороной; возможно, потому, что большинство викторианцев устраивала формулировка "отход на запасные позиции", в то время как автор данного послания (свидетель неприятной правды) назвал его "кровавым поражением".
Англо-французская эскадра на Тихом океане была весьма сильна и состояла из девяти кораблей, несущих 282 орудия. А вот где она была намного слабее - так это в своих целях и, как следует добавить, в своем верховном командовании.
Во-первых, сдается, что не было никакого плана кампании, оправдывающего ее имя. Союзники встретились в Гонолулу в июле. Здесь они узнали о двух русских кораблях, фрегате и корвете, находившихся в небоеготовом состоянии в Петропавловске, главном, но маленьком российском порту на восточном побережье Камчатки. Туда они и отправились; 29 августа достигли цели и после поверхностной разведки назначили прямой штурм на следующий день. Не очень понятно, почему они так решили - даже небрежная разведка показала, что место было чрезвычайно хорошо защищено, и в его взятии было нечто большее, чем просто престиж.
Следующим утром, после того, как якоря были подняты, и когда флот фактически стоял готовым к атаке, действия были внезапно отложены - к сожалению, не потому что адмирал изменил планы, а по причине совсем иной, которая возвращает нас ко второй и наиболее серьезной слабости эскадры, к ее верховному командованию.
Французский командующий, контр-адмирал Феврье Де Пуант, был больной старик, который мало значил в объединенной эскадре и во всей этой истории. Другое дело британский командующий контр-адмирал Дэвид Прайс. Уроженец Уэльса, отпрыск хороших семейств в Кермартэне и Брекнокшире, он был в 1854 в возрасте 64 лет, и (теоретически) был на службе 53 из них. Это было его первое флагманство; он был произведен в контр-адмиралы в 1850 году, и только в 1853-м был назначен руководителем Тихоокеанской эскадры. Нам сегодня он мог бы показаться чересчур старым для такого поста и не чересчур опытным. Последующие события достаточно ясно показывают, что и то, и другое; но в службе, где со времен наполеоновских войн еще не появился офицерский корпус с опытом боевых действий, он ни в коем случае не был слишком стар или, скажем, неопытен. Действительно, по сравнению с его современниками, занимавшими схожие посты, он был почти молод - Напье (Балтика) было 68 лет, а Дандасу (Черное море) - 69; с учетом действительной службы это даже несколько лучше, чем в среднем. Его суммарный послужной список выглядит так (по датам и возрасту):
1801 (11 лет) - вышел в море. Участвовал в битве под Копенгагеном.
1803 (13 лет) - мичман. Вест-Индия, на малых судах.
1805-1808 (15 - 18 лет) - на корабле "Centurion" под командованием сэра Сэмюэля Худа. Действия под Ла-Рошелью и у Копенгагена (под командованием Гэмбье), ранен.
1809 (19 лет) - действующий лейтенант. Отважно дрался на малых судах с датчанами и дважды взят в плен. 1809 (сентябрь) - подтвержденный лейтенант.
1811 (21 год) - отважно дрался при Барфлере. Тяжело ранен, выведен из строя на год.
1812-1813 (22 - 23) - на больших кораблях под Шербуром и Тулоном.
1813 (23 года) - произведен в коммандеры.
1814 (24 года) - в операции против Балтимора; Потомак и Нью-Орлеан. Тяжело ранен, но отмечен высоко.
1815 (25 лет) - made Post for his services. (Прекрасная боевая запись: полностью используемый по выздоровлению от ран. Но посмотрим дальше.)
1815-1824 (25 - 34) - отставка.
1834-1838 (44 - 48) - командир 50-пушечного корабля "Portland" (Средиземноморье).
1838-1846 (48 - 56) - отставка. Жизнь в Брекнокшире, должность мирового судьи.
1846-1850 (56 - 60) - комендант верфей в Ширнессе.
1850 (60 лет) - произведен в контр-адмиралы.
1850-1853 (60 - 63) - отставка.
1853 (63 года) - назначен на Тихоокеанскую эскадру.
Итого выходит (после последнего ранения): служба на флоте - 4 года, служба на берегу - 4 года, отставка - 30 лет.
Представляется справедливым суммировать именно так. В своей молодости - отважный воин; но в зрелом возрасте полностью отделен от профессии, в которой сверкал; утеря не только непрерывности опыта, который прибывает от регулярного продвижения вверх, но даже (через некоторое время) и боевого чутья. Как мы можем судить по тому, что мы знаем о других его современниках в подобных обстоятельствах - он, очень вероятно, провел много времени, безуспешно околачиваясь вокруг Адмиралтейства и ожидая назначения, которое так и не пришло. Так или иначе, мы не знаем, как он провел эти долгие 19 лет - его главные годы от 25 до 44 лет; не знаем, что он чувствовал в связи со всем этим. Наконец, однако - и это выглядит почти как официальная подачка его чувствам - ему позволили покомандовать 50-пушечным кораблем. Но потом снова пропасть, в которой он, без сомнения, понял, каково иметь дело с записными бюрократами своей собственной страны. Затем вдали снова забрезжили паруса и мачты, но в доках, а не в море; и вновь возвращение в старое графство Брекнок - хоть и в форме флаг-офицера. Имел ли он то, что более чем бесстрастные англичане называют "кельтский характер"? Действительно ли он был впечатлительным, легковозбудимым, пылким и склонным к самолюбованию? Очень возможно, но кто знает? Был ли он расстроен или оскорблен? Снова возможно, но вряд ли - видя, что жил он в целом намного лучше, чем большинство его современников.
С другой стороны, был ли он в 1854 году на пике своей военно-морской "формы", настоящим профессионалом, которого не страшит ничто, готовым и горящим нетерпением использовать этот самый великий шанс для своей военно-морской карьеры? Боюсь, что это совсем другая история. Предоставим свидетельствовать его капеллану.
Что же случилось с адмиралом? Это дело более психотерапевта, чем историка; было бы интересно узнать мнение современного психиатра. Многое из свидетельства капеллана помогло бы ему в постановке диагноза - например, довольно болезненная реакция адмирала на смерть моряков, что упали сверху, его почти истеричное отношение к своим людям в общей массе; капеллан прямо отмечает, что "бедный старик был всегда очень слаб и нерешителен во всем, что он делал". Общественное мнение, ничего не зная о его комплексах и ограничениях, расценило все это дело как отказ Прайса от исполнения обязанностей, и капеллан (который вообще ничего не знал относительно них), вероятно, под его давлением, мог прийти к тому же самому заключению. Намного позже, сэр Джон Лафтон ("Словарь Национальной Биографии", пункт "Дэвид Прайс") счел это маловероятным: "Он был здоровый веселый мужчина 64 лет, которому вид врага был не в диковинку". На мой взгляд, это непоследовательно. Лафтон полностью игнорирует тот факт, что Прайс своего последнего врага видел приблизительно 40 лет назад, и мы не имеем никаких доказательств того, о чем говорит сэр Джон. На самом деле, все они (Лафтон, капеллан и общественное мнение) кажется, упускают ту особенность, которой, я уверен, не пренебрег бы современный психиатр: влияние всей предыдущей адмиральской карьеры на его тело и его разум: неистово активная молодость, несколько серьезных ран, период почти бесконечных расстройств, сопровождавших его внезапный новый приход на значительно изменившуюся службу. Наиболее вероятное заключение, думается, таково: он был уже разрушен ментально и нравственно - если не "физически" - прежде, чем возглавил Тихоокеанскую эскадру, и потому был совершенно не способен адаптироваться ни к новым условиям войны, ни к незнакомому ему доселе бремени более высокой ответственности.
Все же, после всего сказанного имеется кое-что большее, чем принятие "странности" относительно британского адмирала и всех людей на земле, делающих что-то столь чуждое их традициям. Мне это представляется уникальным случаем в истории Королевского Военно-морского флота, если не военно-морского флота вообще. Командиры, конечно, сводили счеты с жизнью - после поражения, например, или в преддверии поражения; или когда они уже совершили некую ужасную ошибку, пожертвовав жизнями многих из своих собственных людей. Но Прайс не был ни в каком таком положении. Он даже еще не начал свои действия; в любом случае, как и все его офицеры, он был полностью уверен в победе и еще не совершил никакой ужасной ошибки. Действительно, ничто не указывает более ясно на столь сильный умственный дисбаланс (не сказать "безумие"), чем выбор времени для самоубийства. Это был не только самый плохой момент, это было также наименее логично для человека, связанного боязнью подвести любимых им людей; момент, наиболее подходящий, чтобы послать их навстречу ненужному поражению и смерти, оставляя в замешательстве и подрывая их мораль.
Отчет капеллана, как выдержано в его послании, является, очевидно, весьма неадекватным, без сомнения, из-за ошибки его первоначального редактора. Это продолжение было трагическим, хотя и менее драматичным, чем его начало. Дело, которое сразу пошло хуже некуда, в последующих стадиях не показало признаков выправления. За Прайсом следовал его "старший помощник", который был сравнительно молодым человеком, сэр Фредерик Уильям Эрскин Николсон, на 15 лет моложе и командир с непрерывным восьмилетним стажем, офицер без опыта наполеоновских войн, но - наследственный баронет, сын выдающегося генерала и, как говорится, "свой" в высших кругах. Никакого умаления. Подобно своему предшественнику, он имел хороший боевой послужной список в более нижних чинах; и я наверняка не ошибусь, сказав, что его список был не намного меньше, чем у Прайса. И при этом он не может быть обвинен системой, лишившей его даже более, чем Прайса, фактически всего командирского опыта: он никогда не отвечал даже за походный ордер, не говоря уж о флоте.
Его первыми действиями было отложить атаку на 24 часа, и трудно обвинять его еще и в этом. Он, должно быть, был шокирован (да как и любой другой) столь внезапно обнаружив себя командующим, да еще по такой причине. Возможно, это довольно сложно для любого человека - выбросить за борт план своего начальника без того, чтобы испытать его в действии, но, тем не менее, теперь мы можем видеть, что это могло быть самым умным решением. Это был не только изначально непродуманный план с риском, не стоящим взятия, но он также вызвал и отсрочку, где был дорог каждый час; естественно, русские и использовали эту отсрочку для существенного укрепления своей обороны.
И пошло-поехало. Первый день был - чистый Севастополь, хотя, к счастью, в меньших масштабах. Как и там, проблемы корабельного огня против берегового не были оценены как следует. Корабли союзников держали слишком большую дистанцию и получили много больше повреждений и потерь, чем причинили сами. Фактически следует признать, что день был потрачен на разрушение одной или двух второстепенных батарей, которые были восстановлены уже к следующему утру.
Теперь, однако, под угрозой был престиж Королевского Военно-морского флота, и требовался человек, намного больший, чем Николсон, чтобы прекратить все это дело. Поэтому тремя днями позже он попробовал снова. На сей раз наши пушки преуспели в разрушении двух больших батарей; и, приободренный, он позволил себе попасть в западню. Введенный в заблуждение дезинформацией, вероятно, "представленной" ему тремя американскими китобоями-дезертирами, он высадил 700 моряков и морских пехотинцев, чтобы штурмовать береговой форт, который представлялся ключом ко всему городу. Тот форт оказался несуществующим, а вот что имелось на его предполагаемом месте, так это лесистый холм, который был вне огня нашей корабельной артиллерии. Моряки стойко штурмовали его, чтобы оказаться полностью окруженными превосходящими силами русских снайперов, скрытых в маскировавших их кустах. Затем последовала резня. Капитан Королевской Морской пехоты Чарлз Паркер, командуя десантной партией, был убит со многими из его людей; еще больше было ранено, а многие оставшиеся были взяты в плен. Только тогда флот отошел и, не производя никаких дальнейших усилий по взятию реванша, ушел через Тихий океан к Сан-Франциско. На следующий год - и это правда - он возвратился опять и "взял" Петропавловск весьма легко, видя, что русские демонтировали форты и эвакуировали город.
Выдержки из письма капеллана дают возможность несколько глубже проиллюстрировать этот печальный рассказ.
Все это было очень грустно. Как и отовсюду в англо-русской войне, некоторые из наших изуродованных соплеменников возвращались домой. После переваривания послания капеллана мы можем только утешать себя тем, что, в отличие от своих руководителей, тем людям было почти не в чем упрекнуть себя - ни тогда, ни после. В тот же самый день 12 сентября, когда мистер Хьюм писал свое послание, за тысячи миль от него британская армия впервые увидела Крымский полуостров. А неделей позже состоялось сражение под Альмой, "корона наших рядовых и кладбище генералов".
Джон Дж. Стефан
КРЫМСКАЯ ВОЙНА НА ДАЛЬНЕМ ВОСТОКЕ
(извлечение)
Фиаско в Петропавловске
Англо-французская экспедиция против Петропавловска летом 1854 года является той главой военно-морской истории, которую союзники предпочли бы позабыть. "Ежегодный Регистр" 1854 года упомянул о ней как о "печальной неудаче в Петропавловске" с серьезными основаниями, поскольку смерть британского Главнокомандующего от своей собственной руки и позорное отбитие предпринятой высадки едва ли являются подвигами, достойными похвалы - особенно, когда нападавшие наслаждались преимуществом в огневой мощи шесть к одному.
Многие аспекты экспедиции остаются неясными и по сей день, хотя заинтересованный обозреватель имеет доступ и к вахтенным журналам кораблей, и к переписке Адмиралтейства (большая часть которого уничтожена или отсутствует), и к дневнику злополучного командующего. Если судить по доступным свидетельствам, то ясно, что истоки неудачи лежат в решениях, принятых в Южной Америке за четыре месяца до сражения.
Объявление англо-французами войны с Россией (28 марта) застало контр-адмирала Дэвида Прайса, Главнокомандующего Тихоокеанской эскадры, в море, на пути в Кальяо из Вальпараисо на его 50-пушечном флагманском корабле "President". Вскоре, 9 апреля, в Кальяо к нему присоединился контр-адмирал Феврье Де Пуант, Главнокомандующий французской Тихоокеанской эскадры. Прайс знал, что военные действия с Россией могут вспыхнуть в любой момент, но почте из Европы тогда требовалось от одного до двух месяцев, чтобы достичь Перу. Главнокомандующий не мог сделать ничего, когда 15 апреля 44-пушечный российский фрегат "Аврора" пришел в Кальяо после шестидесяти трех дней перехода из Рио-де-Жанейро. "Аврора" оставалась в порту рядом с англо-французскими кораблями в течение одиннадцати дней, занимаясь пополнением провианта. Когда 7 мая прибыли новости о войне, "Аврора" имела чуть более, чем недельное преимущество, оставив Кальяо 26 апреля.
Трудно объяснить, почему Прайс и Де Пуант отложили преследование одинокого русского фрегата. Они имели приказ атаковать неприятеля и обладали достаточными силами, чтобы перехватить "Аврору". Дневник Прайса жалуется на недостаток угля и говядины, но кажется, что в корне бездеятельности лежит нерешительность. 9 мая Прайс написал своим капитанам в Вальпараисо и у побережья Мексики, назначив рандеву в Гонолулу на Сэндвичевых (Гавайских) островах, но в тот же день отменил этот приказ. Только 16 мая он определил встречу английских и французских военных кораблей у атолла Нукухива (Маркизские острова), находящегося приблизительно в 3 тыс. миль к западу от Кальяо. Эта задержка стоила союзникам драгоценного времени и внесла свой вклад в трагедию, которая еще ждет впереди.
Прайс и Де Пуант покинули Кальяо 17 мая, ведя эскадру, состоящую из английского флагманского фрегата "President" (50 пушек) и парохода "Virago" (6 пушек), флагманского корабля французского адмирала "La Forte" (60 пушек), французского корвета "L'Artemise" (30 пушек) и французского брига "L'Obligado" (18 пушек). Эскадра бросила якорь в Тойя-Хой у Нукухивы 9 июня. Три недели адмиралы ждали прибытия остальной части эскадры. Усиленный 27 июня французским корветом "L'Eurydice" (30 пушек) и 30 июня английским корветом "Amphitrite" (24 пушки), 3 июля флот прибыл на Гавайи. К этому времени он уже был далеко позади "Авроры".
Переход в 2400 миль до Гавайских островов был осуществлен за две недели, и 17 июля эскадра прибыла в гавань Гонолулу. Прайс узнал, что "Аврора" ушла отсюда месяц назад, направившись в Петропавловск. Главнокомандующий все еще не выказывал никакой решительности в плане преследования врага. Он оставался в Гонолулу в течение восьми дней, занимаясь общением с гавайским монархом, королем Камеамеа III. Доклады Прайса Адмиралтейству с очевидным удовольствием описывали дворцовые приемы, красочные банкеты и удовольствие короля при смотре эскадры на борту парохода "Virago". Адмирал выказал беспокойство единственно по поводу американских интриг в отношении попыток присоединения Гавайев и предположительного взяточничества короля ("непоправимый алкоголик"). Он оставался до странного спокойным насчет предстоящего визави с русскими.
Союзная эскадра, к которой присоединились британские корветы "Trincomalee" (24 пушки) и "Pique" (40 пушек), насчитывала девять военных кораблей, когда 25 июля покинула Гонолулу и пошла на северо-запад. После пяти дней в море Прайс снова повел себя необъяснимо, внезапно отправив "Amphitrite" и "L'Artemise" обратно в Гонолулу. С ними он послал свои последние доклады Адмиралтейству, в которых заявлял, что идет в Ситку (штат Аляска) искать русские военные корабли. Тем не менее, нерешительность все еще путала его планы:
Если окажется, что там делать нечего [в Ситке], мы, несомненно, пойдем в Петропавловск... мы, однако, весьма не уверены; один день может изменить все наши предположения ...
Прайс так и не пошел в Ситку. Он продолжал двигаться на норд-вест, пока 14 августа эскадра не вошла в холодный густой туман. Корабли тут же разделились, каждые два часа паля из пушек, чтобы поддерживать контакт. Туман рассеялся 27 августа, открыв серые гористые берега. Это была Камчатка. На следующий день эскадра подошла ко входу в Авачинскую губу, в которой и лежит Петропавловская гавань. В полдень Прайс и Де Пуант пересели на пароход "Virago", дабы разведать бухту и гавань, после чего решили ввести эскадру в бухту.
Бой у Петропавловска начался 29 августа, как только союзная эскадра вошла в Авачинскую губу. В 15.45 одна из семи русских батарей открыла огонь по идущим кораблям. После оживленной перестрелки эскадра встала на якорь вне обстрела. Первый день сражения прошел без особых результатов.
Адмирал Прайс, должно быть, сразу понял, насколько серьезной была его ошибка в откладывании преследования фрегата "Аврора". И "Аврора", и вооруженный транспорт "Двина" стояли в гавани, ошвартованные напротив песчаной отмели, блокирующей вход, бортами наружу. Половина их орудий была снята и распределена между семью береговыми батареями вокруг гавани. Контр-адмирал Завойко, русский командующий, грамотно использовал естественные преимущества ландшафта, чтобы выстроить систему обороны. Если бы союзники прибыли месяцем раньше, положение Завойко было бы безнадежным. Задержка и нерешительность в Кальяо, у Нукухивы и в Гонолулу дорого стоили нападающим.
В шесть утра 30 августа "Pique" открыл огонь по русским батареям. Адмирал Прайс наблюдал бомбардировку со своего флагманского корабля "President". В одиннадцать часов он составил компанию своим офицерам на ленч. Позавтракав, он удалился в свою каюту, записал несколько строк в своем дневнике и в 12.15 застрелился. Адмирал Де Пуант на "La Forte" был тут же уведомлен и послал на "President" своего хирурга, но напрасно. Прайс цеплялся за жизнь до 16.50. После его смерти Де Пуант принял командование над всей экспедицией, в то время, как кэптен Фредерик У. Николсон с "Pique" стал действующим командующим британской эскадры.
Неожиданная потеря командующего экспедицией бросила тень уныния и печали на всю эскадру. При рассмотрении ее действий в последующие пять дней кажется, что союзники потеряли способность рассуждать. Детали высадки от 31 августа и 4 сентября рассмотрены в других статьях, и нет потребности останавливаться на них здесь. В поддержку этого говорит факт, что пожилой Де Пуант, задавленный аргументами молодых офицеров, сгорающих от нетерпения отомстить за смерть Прайса, опрометчиво решил предпочесть бомбардировке с моря прямое нападение на Петропавловск объединенным отрядом моряков и морских пехотинцев. Союзники высадились 31 августа, но были быстро отбиты русскими. Затем нападающие провели четыре дня в интенсивной подготовке к нападению большего масштаба.
Высадка союзников в Петропавловске 4 сентября, оказалась неимоверным бедствием. Стремясь к овладению горным холмом, защищающим гавань, нападавшие внезапно стали жертвой замаскированных снайперов. Охваченные паникой в этой разрушительной засаде, морские пехотинцы бежали в беспорядке только для того, чтобы падать с крутого утеса на камни или погибать, пробираясь к шлюпкам. Из семисот человек, которые штурмовали холм, 209 было убито, а большинство остальных ранено. Русские потеряли тридцать пять человек.
Происшедшее убедило адмирала Де Пуанта прекратить осаду Петропавловска. После сжигания безоружного русского транспорта 7 сентября союзники покинули Авачинскую губу. Французская эскадра пошла прямо на Сан-Франциско, в то время как британская направилась к Ванкуверу. Военные действия 1854 года против русских на Дальнем Востоке закончились.
Петропавловское дело оставило неразрешенную тайну, а именно - смерть адмирала Прайса, главы экспедиции, ставшего первой ее жертвой. Совершил ли он самоубийство или действительно стал жертвой несчастного случая? Большинство историков считает, что Прайс убил себя преднамеренно, апеллируя при этом к очевидности некоторых интересных психологических догадок типа старости и временного безумия. Э. Дю Айи, французский член экспедиции, считал, что адмирал обвинял себя в задержках, начавшихся в Перу, которые препятствовали эскадре достичь Петропавловска прежде, чем русские смогли установить сильную оборону. Ожидая больших потерь как следствие этих задержек, он привел себя в состояние раскаяния, которое объединилось с атмосферой напряженности, в результате чего произошло самоубийство.
Более близкий взгляд на доступные свидетельства не обязательно поддерживает аргумент, что смерть Прайса была преднамеренна. Во-первых, его длинный и выдающийся послужной список во Флоте не дает никакого намека на умственную неустойчивость или депрессию. Во-вторых, те офицеры, которые знали Прайса хорошо, считали его здоровым, веселым и любезным командующим. В письме к своему семейству офицер фрегата "President" писал:
Адмирал Прайс выглядел здоровым пожилым мужчиной, думалось, он проживет еще много времени и будет, пожалуй, последним в мире, кто совершит то, что совершил он. Его смерть омрачила всех на корабле, поскольку все его очень любили.
В-третьих, вахтенный журнал фрегата "President" дает, в лучшем случае, сомнительно лаконичное утверждение, которое позволяет любую интерпретацию: "12.15 пополудни, контр-адмирал Прайс был застрелен пистолетной пулей, своей собственной рукой". Сообщения, которые достигли Гонолулу через французские источники, содержат тот же самый элемент двусмысленности. Прайс, согласно им, застрелил себя "при засовывании своих пистолетов за пояс" перед сражением. В итоге, смерть адмирала остается необъясненной, пока не появятся новые заключительные свидетельства. Бумаги Адмиралтейства хранят молчание, которое дает повод подозревать, что, как писал гардемарин на борту фрегата "President", "это, кажется, сохранялось в тайне на борту, так что лучше пока не говорить об этом".
Вторая экспедиция в Петропавловск
Если 1854 год на дальневосточном театре Крымской войны был годом трагедий, 1855 год был годом фарса. В течение первого года войны союзники не только были не в состоянии сколько-нибудь повредить российский флот, но даже не смогли препятствовать адмиралу Путятину 7 февраля 1855 года подписать договор о мире и дружбе с Японией. Посему военно-морские действия союзников в 1855 году были посвящены поискам российского флота и мести за оскорбление, нанесенное годом раньше в Петропавловске.
Новости относительно результата первой экспедиции в Петропавловск приветствовались в Санкт-Петербурге столь же ликующе, сколь мрачно воспринимались в Лондоне и Париже. Планы Муравьева касательно использования Амура подтвердились - весной и летом 1854 года для Петропавловского гарнизона оттуда было отправлено все, что можно.
Жертвой ложного оптимизма Муравьев не пал. Он понимал, что противостоять следующему нападению союзников, которое состоится непременно, Петропавловск не сможет. Времени для укрепления тамошнего гарнизона не было совершенно. Решив сконцентрировать свои силы на Амуре, в декабре 1854 года Муравьев послал своего адъютанта полковника Мартынова в Петропавловск с распоряжениями относительно его, Петропавловска, эвакуации. Мартынов прибыл в Петропавловск 15 марта после нескольких сотен миль зимнего санного пути. Он помог контр-адмиралу Завойко в подготовке гарнизона к полной эвакуации вместе с семействами и запасами провизии. Отход был отсрочен тяжелой ледовой обстановкой до середины апреля, когда проход из замерзшего залива был просто прорублен. 17 апреля эвакуируемые разместились на "Авроре", "Двине" и двух зафрахтованных американских транспортах. Затем эта разномастная флотилия ушла из Авачинской губы, столь богатой событиями, с тем, чтобы достигнуть реки Амур.
Муравьев был прав, предполагая, что союзники предпримут вторую, уже более мощную попытку захватить Петропавловск. Контр-адмирал Генри Уильям Брюс, который 25 ноября 1854 года вступил в командование Тихоокеанской эскадрой, в мае 1855 года вел к Петропавловску грозные силы. Тем временем, сэр Джеймс Стирлинг (Китайская эскадра) установил, что русских в Южно-Китайском море нет, и направил свое внимание на север. Он выделил из состава своей эскадры два парохода, "Barracouta" (6 пушек) и "Encounter" (14 пушек), с приказом присоединиться к эскадре адмирала Брюса у Камчатки, на широте 50 град. N и долготе 160 град. E.
По иронии судьбы Стирлинг назначил для кораблей "Barracouta" и "Encounter" точку рандеву, хоть и столь близкую к Петропавловску (200 миль), но все же не достаточную, чтобы обнаружить уход флотилии Завойко. Два эти парохода прибыли на указанную позицию 13 апреля (за четыре дня до эвакуации русских) и оставались там в праздности до 23 мая, пока не появилась армада Брюса. В то время как союзники собирались вне Авачинской губы, адмирал Путятин, застрявший в Японии с тех пор, как "Диана" в декабре предыдущего года погибла от волны цунами, 22 мая пришел в Петропавловск на маленькой шхуне. Найдя городок оставленным, он спешно убыл прочь под самым носом эскадры Брюса.
Утром 31 мая адмирал Брюс торжественно вошел в Авачинскую губу и приблизился к Петропавловской гавани. К удивлению нападавших, они увидели пустой город. Как Брюс писал Адмиралтейству: "я нашел место полностью эвакуированным: ни кораблей, ни оружия, ни людей, только пустые амбразуры и брошенные здания". Лишенные возможности реабилитироваться за разгром предыдущего года, союзники сожгли часть города, снесли оставшиеся батареи и 12 июня ушли в море. Брюс направился к русским поселениям на Аляске, надеясь, что там его ждут лучшие результаты.
Бесплодность результатов второй экспедиции в Петропавловск вызвала в Англии сердитую реакцию. Когда стало известно, что русский гарнизон ускользнул, и что флотилия Завойко была фактически неспособна к сопротивлению, перегруженная людьми и грузами, и что адмирал Путятин заходил в Авачинскую губу и обратно, в то время как она была под наблюдением союзников, "Таймс" взорвалась:
Уход русских кораблей из Петропавловска в то самое время, когда "Barracouta" и "Encounter" блокировали порт специально для того, чтобы это предотвратить - ощутимый прокол, который составляет серьезное обвинение офицерам экипажей обоих кораблей.
Не сознавая, что пароходам было просто приказано ожидать в заранее назначенной точке рандеву, газета потребовала публичного открытия вахтенных журналов и назначения компетентной следственной комиссии, заключив, что "операции союзного флота были однозначно направлены не туда".
В то время, как Брюс исследовал пустынную Авачинскую губу, Китайская эскадра была занята унылыми поисками неуловимых русских военно-морских сил между Сахалином и материком. Британскому командующему было невдомек, что они были ни чем иным, как конвоем Завойко, который эвакуировался из Петропавловска...
ПРОСТИТ ЛИ МЕНЯ БОГ?
АНГЛО-ФРАНЦУЗСКОЕ НАПАДЕНИЕ НА ПЕТРОПАВЛОВСК,
1854 ГОД
Род Робинсон
Эта статья необычна по двум причинам: она уносит нас с Крымского полуострова на Тихоокеанский театр, где русский колосс держал под чуть более чем символическим контролем несколько изолированных поселений и гаваней. Во-вторых, она рассказывает о редчайшей вещи - о чисто русской победе в этой войне. Единственные другие обе были в войне против турок - сражение под Синопом в ноябре 1853 года и осада Карса в 1855-м.
Прежде всего, следует сказать, что эта победа в значительной степени была обеспечена бедностью стратегической мысли со стороны союзников, ибо они превосходили русских как численностью, так и оружием; тем не менее, русский командующий взял в свои руки и ситуацию, и ее развитие, а русские солдаты продемонстрировали много большую предприимчивость и стойкость, чем их коллеги в Крыму.
Когда в 1854 г. (для союзников) началась Крымская война, взгляд Англии был сфокусирован на Балтийском море, казавшимся естественным театром военных действий. Королевский флот должен был просто прийти в российскую столицу Санкт-Петербург и дать царю в морду, в то время как армия должна была сломать русским позвоночник на Черном море. По всему миру английский Джек должен был захватить все русские корабли и базы. Это дутое английское превосходство вскоре было развеяно, когда уязвимость деревянных кораблей против береговых орудий стала очевидной, но на Тихоокеанском театре ни один русский порт по качеству укреплений даже близко не напоминал Кронштадт и Севастополь, и британская Тихоокеанская эскадра получила известие об объявлении войны 7 мая 1854 года, будучи полностью уверенной в своих силах.
Британская эскадра под командованием контр-адмирала Дэвида Прайса стояла в Кальяо (Перу) в компании с эскадрой французов. Достаточно интересно для тех, кто любит рассматривать ситуации типа "А что, если?.." - они только что избежали встречи с русским фрегатом "Аврора", который был в том же самом порту, только несколькими днями раньше. В самом деле, британский пароход "Virago" на своем пути к английской эскадре был на расстоянии пушечного выстрела от "Авроры", но британский командир решил, что куда более важно доставить Прайсу декларацию об объявлении войны, так что русский корабль пошел дальше. Мы еще услышим об "Авроре" - чуть позже.
На первый взгляд казалось, что англичанам повезло с командующим; у него был прекрасный послужной список, три ранения, дважды был захвачен в плен, ведя в бой малые лодки при особо опасных обстоятельствах, стремительный рост до командира корабля. Но все это было давно, в Наполеоновских и Англо-Американских войнах. 30 лет его, безработного, футболили, а он надеялся получить что-то лучшее, чем кресло местного чиновника. Четыре года из девяти, проведенных на службе во флоте, он был комендантом верфей в Ширнессе, что вряд ли его, воина, могло устроить. В 1815 году ему было 25, и он был на гребне волны. Теперь ему было 64, и его последнее командование на море было 16 лет назад. Что привнесли в его характер те долгие годы бездеятельности, те 30 лет, потраченных впустую?
Несмотря на объявление войны, Прайс не выглядел напуганным возможной встречей с неприятелем во время перехода через Маркизские острова к Гонолулу, где они развлекали короля Камеамеа своими попытками противодействовать американцам в создании "сфер влияния". В конечном счете, он взял курс к русским берегам и 27 августа достиг полуострова Камчатка.
Противостоящие силы
Прайс ослабил свои первоначальные силы, выделив корабли для охранных целей (торговый флот всей Пасифики, казалось, ожидал налета русских каждую минуту) но флот все еще был силой, с которой приходилось считаться. Он включал следующие корабли:
- британские - 50-пушечный парусник "President", 40-пушечный парусник "Pique" и 6-пушечный пароход "Virago";
- французские - 60-пушечный парусник "La Forte", 30-пушечный парусник "L'Eurydice" и 12-пушечный парусник "L'Obligado".
Общие силы моряков и морских пехотинцев насчитывали около 2000 человек.
Русских возглавлял контр-адмирал В. С. Завойко, губернатор региона. Число его войска варьируется, но лично я склонен верить капитану 1 ранга Арбузову из состава гарнизона. Он называет "...983 солдата плюс 30 вооруженных жителей, всего 1013 человек". В это число входят экипажи 40-пушечного фрегата "Аврора" и "Двины" (12 пушек). "Двина" доставила подкрепление (400 человек), преимущественно солдат (включая довоенный гарнизон), остальные были моряками.
Русским не хватало береговых орудий, поэтому часть пушек была снята с кораблей. Ничего удивительного, что они сконцентрировали свои силы на подступах к гавани, но поставили несколько редутов и на подходах со стороны суши. До сих пор идут дебаты насчет того, сколько батарей русские построили со стороны моря; я отмечаю все, которые могли существовать. Однако, эти "сомнительные батареи" вряд ли имели более одного орудия вообще. Более вероятно, что они были подготовлены, но из-за нехватки орудий так и не использовались, хотя могли послужить и укрытием для пехоты.
Число орудий на шести обозначенных батареях было следующим: номер 1 - 5 орудий, номер 2 - 11 (кстати, эта батарея была хорошо построена и укреплена фашинами), номер 3 - 5 орудий, номер 4 - 3, номер 5 - 10 (но только 4 современных) и номер 6 - 6 орудий.
Два русских корабля были ошвартованы позади длинной песчаной косы, так что их надводный борт также представлял некоторую защиту от неприятельского огня. Коса также позволяла экипажам кораблей быстро прибыть к угрожающим местам, но немногие орудия (если не все) могли быть перемещены, поскольку не были установлены на колесные лафеты. Можно предположить, что не все орудия были размещены в готовности к огню (некоторые стояли так, что стреляли через нос или корму), поэтому можно считать в надводном борту "Авроры" 18 пушек, а у "Двины" - 5, таким образом, получаем общее количество русских орудий равным 63. Если принять орудийный расчет за 6 человек (как минимум), получим 378 канониров - ну, пусть 400. Около 130 солдат, остается 270 моряков. Получается 600 человек - 470 пехотинцев и 130 моряков.
Русская оборона в сложившейся ситуации выглядела как нельзя лучше. Любая атака прямо на гавань натыкалась на огонь с трех сторон, но фланговые батареи можно было бы брать одну за другой довольно легко. Батарея номер 2 и корабельные борта были наиболее сильной частью обороны. На западном берегу подходы с суши защищали слабые батареи. Пехота находилась в мобильном резерве.
Местоположение и карты
Моя карта Петропавловска - это компиляция двух карт, британской и русской. Ландшафт обозначен как холмистый, с зарослями. У союзников не было иных точных карт, кроме превосходных схем, начерченных в 1827 году лейтенантом Белчером, когда "Blossom" заходил сюда в надежде найти экспедицию Франклина, искавшего Северо-Западный проход. Так что, они имели полное представление об акватории вокруг гавани, но не об особенностях суши.
Печальная миссия
28 августа Прайс и французский командующий контр-адмирал Феврье Де Пуант произвели разведку русских позиций на пароходе "Virago". Уильям Эшкрофт, бывший в экипаже "Virago", писал, что "...мы насчитали шесть береговых батарей и заметили "Аврору" позади песчаной косы..." Оборона была слегка опробована на следующий день кораблями "President" и "Virago", когда "Virago" обменялась несколькими выстрелами с батареей номер 2.
Тем же вечером Прайс провел военный совет. Был принят план, который состоял в том, чтобы уничтожить батарею номер 1 на мысу, затем из-под защиты Шаховского мыса батарею номер 2, где пушки "Авроры" будут бесполезны. Тем временем должна быть смята батарея номер 4, оставляя свободным наиболее опасный путь для атаки, и затем прямая атака гавани и "Авроры". Это был простой, но логичный план, максимально использующий преимущества союзников.
На следующий день был полный штиль, и парусные корабли были фактически неподвижны. Пароход "Virago" был вынужден буксировать их на свои позиции. Эти сложные маневры уже начали выполняться, когда произошла трагедия: адмирал Прайс спустился на нижнюю палубу и застрелился.
Одним из первых свидетелей был преподобный Томас Хьюм. Позднее он описал события в письме домой: "...(он) спустился в маленькую бортовую каюту, где были его пистолеты, приставил один из них к груди и попытался прострелить себе сердце. Пуля, однако, немного отклонилась и прошла в легкое, причинив смертельную рану, но не такую, чтобы вызвала немедленную смерть. Он был постоянно в сознании, и как только завидел меня, воскликнул: "О, мистер Хьюм, я совершил страшное преступление. Простит ли меня Бог?.."
Почему он сделал это? По общему мнению, все в союзном флоте ожидали победы. Мы должны вернуться обратно к письму преподобного Хьюма: "...он различал большинство офицеров, которые пришли посмотреть на него, и сказал, что причиной его поступка стала неспособность перенести мысль об отправлении в бой стольких многих достойных и смелых людей... которых может подвести к гибели любая его ошибка".
Дальше в письме Хьюм сообщает нам, что адмирал всегда был "очень слаб и подвержен колебаниям". Конечно, это был уже не тот человек, который был ранен под Копенгагеном, Барфлером и Новым Орлеаном, который одиннадцати лет пошел в море, в 19 стал лейтенантом, в 23 - коммандером, а в 25 - кэптеном. Это было его первое флагманство, и, возможно, ему было сложно приспособиться к ответственности, но я верю, что все это было из-за тех долгих расстраивающих и уничтожающих душу лет безработицы. Просто факт, что Крымская война началась слишком поздно для этого бедняги.
Первая атака
Теперь командование английской эскадрой перешло к кэптену сэру Фредерику Уильяму Эрскину Николсону, командиру "Pique". Он был на 25 лет моложе Прайса, сын генерала, наследственный баронет с фактически никаким опытом командования. Теперь он стал руководителем эскадры, шокированной и приведенной в уныние самоубийством британского адмирала, и обременил себя нуждой играть с французами в дипломатию. Прайс, при всех его предполагаемых неудачах, решал эту проблему с тактом и любезностями, но Николсон и престарелый слабый адмирал Де Пуант (который умер вскоре после сражения) немедленно выдали шоу под названием "дивергенция мнений".
Первым решением Николсона стало отложить атаку на 24 часа. Тело адмирала Прайса было помещено в ялик и спрятано подальше от остального флота. На следующий день план Прайса был приведен в действие. По-прежнему был штиль, поэтому "Virago" вновь использовался для буксировки других кораблей к месту сражения. Имея "La Forte" на одном борту, "President" на другом и "Pique" по корме, он был целью, по которой трудно промахнуться, и вскоре полетели русские ядра, круша мачты, разрывая паруса и сбивая с мест орудия. Однако, союзники заняли свою позицию - "President" против батареи номер 1, "Pique" против батареи номер 4 (вместе с "Virago") и "La Forte" против батареи номер 2. Через некоторое время с трудом удалось заставить замолчать батареи номер 1 и номер 4. Часть союзных морских пехотинцев и моряков была высажена с "Virago" возле батареи номер 4 с приказом захватить ее. Дневник Уильяма Эшкрофта рассказывает нам, что использовалось два вельбота, так что мы можем предположить, что этот отряд насчитывал, по-видимому, не более 60 человек. Лейтенант Попов, командир батареи номер 4, заклепал свои пушки и отступил к батарее номер 2. Окрыленная успехом, десантная партия, ведомая трубачом в полной одежде горца, маршировала вдоль берега "разобраться с другой батареей", но появление около 200 русских пехотинцев отчасти изменило их планы. Огонь орудий "Virago" и "Pique" удерживал русских достаточное время, чтобы десантная партия вернулась на корабль.
И десантная партия планировала маршировать к батарее номер 2 - с ее 11 пушками, за 1200 метров? Это, я думаю, является хорошим доказательством наличия других батарей вдоль береговой линии, хотя я подозреваю, что они, вероятней всего, не были укомплектованы пушками.
Батарея номер 1 на мысу Шахова была оставлена. Лейтенант Гаврилов был ранен в самом начале, так же, как большинство его людей. Орудия также были выведены из строя, и подпоручик Губарев вывел уцелевших вокруг к батарее номер 2.
Сбив обе фланговых батареи, союзные корабли сконцентрировались на батарее номер 2 под прикрытием мыса Шахова. Русские достойно отвечали, но не могли состязаться с плотностью огня союзников. Тем не менее, батарея так и не была смята полностью, и смелые русские канониры подползали к своим пушкам, едва огонь союзников чуть стихал.
Союзный флот также получил повреждения - хуже всего пришлось "Virago", получившей пробоину ниже ватерлинии, когда она прикрывала отход десантной партии. Пароход находился в зоне действия батареи номер 2 и "Авроры", и ему пришлось быстро отойти, избегая дальнейших повреждений. Пробоина, довольно большая, была быстро заделана, и вскоре "Virago" вернулась в бой, буксируя "La Forte", когда фрегат подвергся тяжелому обстрелу. После этого в действиях был перерыв на ночь.
Каковы были достижения? Две батареи разрушено, третья повреждена и, по большому счету, выведена из строя. Однако, оставались русские корабли - практически невредимые. Это не было громадным успехом, но едва ли это было и "Севастополем малого масштаба", как позже заявляли некоторые источники. Русские береговые укрепления были, конечно, трудны для взятия, но далеко не неприступны.
Изменения в плане
Русские не сомневались насчет того, что будут делать союзники на следующий день, 1 сентября. Экипажи союзников тоже всю ночь были заняты приготовлениями к новой атаке. Логично было бы сделать это, уже очистив дорогу для атаки гавани - линию к окончательной победе. Союзники не знали, а ведь боеприпасы русских были на исходе, так что борт "Авроры" вряд ли сдержал их надолго.
Однако адмирал Де Пуант не был приверженцем нового штурма, хотя Николсон был настроен более воинственно. Споры продолжались целый день, и на следующий, и не были разрешены до вечера третьего дня. Момент был потерян, хуже того - он приободрил русских, которые всерьез поверили, что причиной задержки явились сильные повреждения союзных кораблей.
Уже покойный, адмирал Прайс вызвал окончательное поражение союзников. 1 сентября "Virago" была отправлена на другую сторону Авачинской губы с приказом захоронить Прайса и других погибших в бою. Здесь, в Тарьинской бухте, были обнаружены четверо американских моряков, живущих в палатке, очевидно, дезертиров с китобоя, которые сообщили британцам, что Петропавловск уязвим для десанта с суши. Видимо, они дали информацию относительно расположения сухопутных батарей, которых не могли видеть союзники, а также об особенностях города и силах гарнизона. Насколько точна была эта информация - сложно оценить; когда адмирал Де Пуант услышал ее, она его не убедила. Среди некоторых историков есть подозрение, что американцы были "подсадными", засланными по заданию русских, чтобы подсунуть ложную информацию, и может даже заманить союзников в тщательно подготовленный капкан.
Лично мое мнение на этот счет противоположное. Конечно, в 1854-м у американцев не было любви к британцам, в которых они продолжали видеть имперские устремления. Также у них были хорошие отношения с Россией, они были встревожены британскими попытками блокады русских портов. Однако, кажется несколько неправдоподобным предположить преднамеренный обман с американской стороны; куда более вероятен такой сценарий - моряки, говоря на одном языке, обсудили события последних дней, и, как все тактики-дилетанты, американцы высказали свое мнение, что город может быть взят с суши. Не будет беспричинным предположить, что американцы могли недавно быть в Петропавловске и видели русские приготовления. Легко кричать после поражения: "Предательство!", но я боюсь, что скорее оно произошло из-за изъянов в плане союзников, вот штурм и провалился.
Когда Николсон услышал доклад о встрече с американскими моряками, он сформулировал новый дерзкий план. Отряд в 700 человек высаживается у батареи номер 6 (на схеме) после того, как она и батарея номер 3 будут сбиты. Отряд разделяется на четыре колонны: морские пехотинцы обоих флотов, французские моряки с "La Forte" и "L'Eurydice", британские моряки с кораблей "President" и "Pique" и смешанная группа с "Virago" и "L'Obligado". Морская пехота с французскими моряками взбирается на Никольский холм и занимает вершину, бомбардируя город полевыми пушками, в то время как британская и смешанная группы идут вокруг подножия горы атаковать батарею номер 5 (на карте), и, таким образом, открывают себе дорогу в Петропавловск.
План имел несколько изъянов, которые никто не заметил: во-первых, не было точно известно число неприятельских сил в городе, поскольку союзники не имели никаких карт и возможности разведки; растительность была густой, а Никольский холм - крутым; всегда нужно быть готовым к сложностям со связью, тем более, что атакующие принадлежат к разным нациям; и даже мысли не было об отвлекающей атаке гавани. Последний пункт касается штилевой погоды, поскольку при атаке "Virago" снова должна была буксировать остальные корабли по позициям.
Вероятный вид десантных сил должен выглядеть следующим:
Морская пехота - 100 британцев, 100 французов - итого 200;
Французские моряки - 200;
Британские моряки - 200;
Смешанная колонна - 100;
Всего - 700 человек.
Французская группа была вооружена несколькими легкими орудиями; я могу предположить 4 пушки 6-фунтового калибра с 30 бойцами. Боезапас, видимо, был ограничен ввиду проблем с его ношением. Британская колонна также могла иметь у себя какую-то артиллерию, допустим, 2 пушки с 15 бойцами прислуги. Имеет смысл предположить, что союзники были вооружены винтовками; однако, только морские пехотинцы и некоторые моряки могли быть специалистами в их использовании.
Вторая атака
Как и в первом штурме, "Virago" буксировала корабли к месту действия. В 07.15 "President" обстрелял русскую батарею номер 3. Несмотря на стойкое сопротивление, батарея утихла в 09.00. "La Forte" точно так же обстрелял батарею номер 6 и вынудил русских оставить ее. Путь для десанта был чист.
Союзники были высажены с "Virago" в небольших лодках и овладели батареей номер 6, заклепав на ней пушки. Однако, боевой энтузиазм и недисциплинированность повели их в гору беспорядочно, вместо того, чтобы маршировать вокруг нее, согласно плану. Морская пехота и французские моряки под командованием капитана Королевской Морской Пехоты Паркера в длительной схватке с русскими пробили себе путь на самый верх холма, который дорого стоил - особенно, офицерам. Тем временем, восторженная смешанная колонна моряков карабкалась на холм с северной стороны, наперекор своим приказам, и взяла русских с фланга. Поручик Губарев со своей командой был сброшен с вершины. Британские моряки также действовали против батареи номер 5 и, по британским источникам, она была взята, хотя русские это отрицают.
Было 09.00. Высадка была в 08.30, в полчаса союзники заняли вершину Никольского холма и вышли к окраинам города. Но течение боя было уже повернуто против них. Завойко собрал имеемые у него резервы, около 300 человек, и тремя группами отправил их против союзников. Две группы усилили русские ряды на холме, тогда как третья атаковала британских моряков около батареи номер 5. Это было слишком много для союзных сил, которые устали и были почти обезглавлены. Русские отбили вершину горы на ее северной стороне и отбросили позиции союзников. Беспечность союзников улетучилась, сменившись всеобщей паникой. Люди ринулись вниз по крутым склонам холма, преследуемые штыками русских. Отступление десантной партии было возможным только при помощи поддержки небольшого арьергарда вблизи батареи номер 6 и пушек "L'Obligado", который сумел приблизиться, идя на помощь, используя слабые порывы ветра. К 11.00 десантная партия отчалила.
Это было поражение. Потери были относительно высоки:
Британские: 26 убитых либо пропавших без вести, 79 раненых.
Французские: 26 убитых либо пропавших без вести, 84 раненых.
Русским тоже досталось. Общие их потери за два боя были 37 убитых и 78 раненых. К тому же, погибли некоторые городские постройки и дома. Но победа была их.
Последствия
Снова "Virago" отправилась в Тарьинскую бухту со своей печальной миссией хоронить погибших, покуда союзники оставались на якоре у Петропавловска. 7 сентября были замечены два паруса, которые оказались русскими торговыми судами. Оба они были захвачены и взяты как "призы" - единственный успех союзников в этом деле. Вскоре после этого объединенный флот ушел: британцы на Ванкувер, французы в Сан-Франциско.
Когда вести о русской победе достигли столицы, русские праздновали - после поражения под Альмой и Инкерманом, после тупика Балаклавы. В столицах союзников было решено повторить атаку в следующем году, для чего была собрана большая эскадра. Однако, когда 31 мая она прибыла в Петропавловск, город и порт были пусты - оставлены и эвакуированы по приказу генерал-губернатора Сибири Муравьева. Два корабля были вытащены изо льда с помощью пил, и они ушли в середине апреля.
Источники:
Я. Р. Стоун, Р. Дж. Крэмптон. Печальное дело, англо-французская атака Петропавловска в 1854 году. Polar Record, 22 (141): 629-641, 1985.
М. Льюис. Свидетель в Петропавловске 1854 года. Mariner's Mirror, 49, 265-272, 1963.
У. П. Эшкрофт. Воспоминания Уильяма Петти Эшкрофта. Naval Review, 53, 275-278, 1965.
Размышления о Петропавловском бое
Есть два очевидных аспекта боя, которые можно переиграть - атака с моря и высадка. Мне представляется, что Петропавловск расположен на местности прекрасно. Играющий за русских имеет возможность расположить свои пушки и батареи где он хочет, и союзному флоту также подобрать подходящий план бомбардировки. Погода играет большую роль в действии, лишая союзников полной свободы передвижения кораблей. Командующий союзников может и подождать более благоприятных ветров (что может быть решено бросанием кубиков - с этими штилями, которые, как известно, имели место между 31 августа и 5 сентября и были более вероятны) с учетом того, что запасы пищи и, особенно, пресной воды все это время расходуются. "Virago" была послана набрать пресную воду в Тарьинскую бухту, когда ходила хоронить погибших, так что это можно было делать понемногу в течение всего дела. Еще была опасность, которую не надо сбрасывать со счетов, что к русским могло прибыть подкрепление. Когда 7 сентября были замечены два корабля, это могли быть два русских фрегата, "Паллада" и "Диана". Если на кубиках выпадет явление этих кораблей на сцену, это может придать баталии еще один интригующий аспект.
Позволительным должно быть выделить умение русских канониров и (для полноты) плотность артиллерийского огня союзников, которая вынуждала русских "пригибать головы". Частенько во время военных игр на столе мы видим канониров "торчащими возле своих пушек" под огнем, когда на практике им приходится искать укрытия, возвращаясь к орудиям при ослаблении неприятельского огня.
И в высадках - играющий за союзников может затевать их когда угодно, или замыслить военную хитрость, как ему захочется, но я предполагаю, что он должен выбросить секретный процент этого на кубиках после первого дня бомбардировки. Повреждения на русских батареях и повреждения на его флоте должны быть выкинуты на кубиках, так что он должен принять решение, продолжать ли в соответствии с планом. Если он выбросит меньше, должна быть предпринята высадка, как это случилось в реальности. Если больше - играющий за союзников имеет свободу действий. Другая возможность - ввести третьего игрока на роль Де Пуанта, французского адмирала. Ему следует дать задачу достичь победы союзников возможно меньшей ценой для французского флота, отражая осторожность подхода. Поскольку он более высокого ранга, чем британский командующий, французам может быть приказано не атаковать вообще, хотя, конечно, если британцы победят в баталии самостоятельно, французскому командующему будет присуждена неудача в достижении этой цели.
Допуская, что союзники имеют свободу действий, но по-прежнему решились на высадку, играющий (или играющие) за них может выбрать место высадки, а также может попробовать предпринять отвлекающую атаку; погодные условия позволяют. Он может высаживаться любыми силами вплоть до 700 человек, предполагается, во взаимодействии с французами. Однако на берегу союзники не имеют карт местности, связь между ними желательно затруднить. Эффективное и подчас веселое правило: заставить играющих за союзников разговаривать друг с другом только на чужом языке, которым тот или другой игрок владеет на рудиментарном уровне.
Моральный дух моряков был, понятно, переменным. Если правила позволяют, они должны быть классифицированы как нерегулярные войска "А", склонные к неконтролируемости морального духа вплоть до непредсказуемого его падения. Морские пехотинцы должны быть более устойчивыми войсками. Русские не показали своей обычной тупости - возможно, из-за присутствия моряков, которые вообще были более качественными мужчинами, чем русские пехотинцы. Также, хотя и не могу подтвердить это, солдаты Петропавловска были, вероятно, из Кавказской Армии, которые также были вообще более инициативны, чем их европейский русский эквивалент.
Руководство было сильным фактором в поражении союзников, начиная с главнокомандующего, и вплоть до действий на суше, про которые мы говорим, что потери среди союзных офицеров были очень велики. Люди, находя себя без офицеров, были неспособны реагировать и координировать усилия с прибытием русских подкреплений и были сметены с горы. Правила, используемые в игре, должны допускать эффект потерь среди офицеров. Правила должны быть максимально приближены к этому бою. Безусловно, при таком небольшом количестве людей с обеих сторон, соотношение человеко-фигур может быть высоким, 1 : 5 или даже выше, в зависимости от числа доступных фигур.
Союзники были вооружены винтовками, часть русских тоже. Мичман Фесун писал, что 30 человек из 1-го стрелкового отряда с фрегата были даны ему под командование и посланы на подкрепление русским на холм. Природа местности также мешала обычному превосходству винтовки над ружьем по дальности стрельбы. Я не имею данных, сколько русских были вооружены винтовками, но предполагаю, что, как минимум, одна треть. Дальность стрельбы винтовки должна быть снижена по причине густой растительности.
Надеюсь, этой информации будет достаточно для вас, чтобы успешно представить эту баталию.
И, что бы вы ни делали - не стреляйтесь до того, как действие началось!
ЖИЗНЬ И СМЕРТЬ АДМИРАЛА ПРАЙСА
А. И. Цюрупа
Во все времена судьбы военачальников решались либо в самом сражении, либо после него. В бою при мысе Трафальгар, выигранном его эскадрой, погиб вице-адмирал Нельсон. Убит и обезглавлен римский полководец Марк Лициний Красс, победитель Спартака. После поражения при Ватерлоо сослан на остров Св. Елены Наполеон. После окружения и разгрома немцами в июне 1941 года Западного фронта, застигнутого врасплох на самой границе на необорудованных и невооруженных позициях, расстреляны по предписанному вождем приговору генерал армии Д. Г. Павлов и его штаб.
Командующий англо-французским соединением контр-адмирал флота Ее Величества королевы и императрицы Виктории Дэвид Пауэлл Прайс предстал перед Всевышним не во время и не после, а накануне решающего сражения.
Известный историк Б. П. Полевой убежден, что вплоть до последнего времени в Европе бытовала официальная английская версия боя, согласно которой "Прайс погиб из-за неосторожного обращения с оружием". Считали также, что он был смертельно ранен в день первого огневого контакта с русскими. Эти версии давно опровергнуты документально, но политические амбиции "владычицы морей" оказались живучи.
Командующий объединенной эскадрой совершил самоубийство, но не после сражения и понесенного в нем поражения, а до того, действительно сразу же после первого обмена пушечными выстрелами. Это беспрецедентное в истории событие нуждается в анализе.
Бортовой журнал флагманского фрегата "Президент" 31 августа 1854 г. лаконично констатирует: "В 12 часов 15 минут пополудни контр-адмирал Прайс был поражен пистолетной пулей от своей собственной руки". Патриоты выжали из этого лаконизма максимум, который он позволял: сомнения в преднамеренности самоубийства.
Истина о судьбе Прайса вошла в научный обиход со времени опубликования в английском журнале "Зеркало моряка" (ноябрь 1963) статьи профессора Майкла Льюиса, в руки которого попали записки капеллана флагманского фрегата "Президент" преподобного Томаса Хьюма. Записки эти - не оригинал, а копия, выполненная, как полагает Льюис, супругой священнослужителя или кем-то другим из членов его семьи ради удовлетворения любопытства друзей и родственников по поводу события, освещение которого в печати, видимо, подавало повод для разнотолков. Сам Льюис называет этот военно-морской эпизод "ущемляющим самолюбие" (far from creditable). Преподобный Хьюм не оставлял места для сомнений: он принял причастие у умиравшего и выслушал его признание, которое он передал цитатой: "О, мистер Хьюм, я совершил страшное преступление. Простит ли меня Бог?" (Напоминаю, что христианин не имеет права лишать себя жизни, узурпируя это право у Того, Кто дал ее ему - у Бога).
Далее адмирал сказал, что "причиной его преступления была неспособность перенести мысль о том, что ему предстоит повести в бой столько благородных и доблестных людей... которых любая его (адмирала - А. Ц.) ошибка может подвести к гибели".
"Зеркало моряка" издается в провинциальном английском университете города Эксетер. Мне повезло получить этот и многие другие документы благодаря письму, которое я направил в московское представительство знаменитой газеты "Таймс" и в котором просил откликнуться родственников и потомков участников тихоокеанской кампании 1854 года.
Почему "из нескольких тысяч писем, получаемых газетой ежедневно" (так расценил вероятность события помощник военно-морского атташе Соединенного Королевства Р. Дэвис), для опубликования было выбрано мое? Неужели потому, что я подписался не как младший научный сотрудник одного из институтов Академии Наук, а как заместитель председателя Петропавловск-Камчатского горсовета?
Так или иначе, 26 сентября 1990 года письмо было опубликовано, а спустя три недели мой почтовый ящик "распух" от длинных заграничных конвертов. Помимо оттиска статьи Льюиса в моем распоряжении оказалось письмо участника сражения лейтенанта Палмера (я опубликовал его в Вестнике Дальневосточного отделения АН СССР, ныне РАН), датированное 8 сентября 1854 г. Пришли копии других публикаций, текст памятной надписи (его я опубликовал в журнале "Вопросы истории") в церкви селения Силиким в Уэльсе, откуда родом адмирал, многочисленные данные о его жизни и боевом опыте. Я тепло поблагодарил всех моих корреспондентов, со многими остался в переписке, а с правнуком лейтенанта Палмера, отставным полковником Рональдом Палмером повидался лично.
Мой долг как гражданина и педагога сделать собранные мной свидетельства и факты всеобщим достоянием.
Кто же такой был контр-адмирал флота Ее Величества королевы Виктории Дэвид Пауэлл Прайс?
Могила его затерялась где-то на побережье Тарьинской бухты (Тарья, ныне - бухта Крашенинникова). Неподалеку была и братская могила его подчиненных, тела которых оставались на руках интервентов после поражения. Интенсивное освоение ее не видимого с зеркала Авачинской губы побережья было вызвано строительством известной всему миру, а теперь и нам, военно-морской базы. Объект был режимным, и "посторонние" (к которым, как правило, принадлежали историки и археологи) туда не допускались.
В "Известиях ВГО" в 1943 году (т. 75, вып. 2, С. 58-59) была опубликована заметка без подписи, но со ссылкой на Приморское отделение Всесоюзного географического общества. В ней сообщалось, что полковой комиссар С. С. Баляскин, будучи в командировке на Камчатке в ноябре-декабре 1941 года "установил местоположение могилы командующего соединенной англо-французской эскадрой в 1854 году адмирала Прайса... Незадолго до его приезда... рабочие, производящие земляные работы, наткнулись на цинковый гроб. На гробу якобы имеется надпись на английском языке... (не записана и не сфотографирована). Сам Баляскин гроба не видел. По распоряжению начальника военно-морской базы капитана 2-го ранга Пономарева и С. С. Баляскина, могила была вновь зарыта. Командованием ТОФ сделан запрос о дополнительных материалах, подтверждающих вышеизложенные факты".
О существовании этой заметки знал Б. П. Полевой, но он забыл ее выходные данные.
Совсем недавно это ценнейшее свидетельство времени вторично нашел мой коллега А. В. Пташинский.
После моего выступления об иностранных захоронениях на Камчатке по камчатскому телевидению в редакцию позвонили с "той стороны". Оказывается, была жива очевидица находки, но той ли, о которой сообщал Баляскин, или повторной - неясно. Вероятно, повторной, поскольку речь шла не о закрытом гробе, а о теле и личном ("золотом?!") оружии при нем. К сожалению, в 1992 году свидетельница умерла. Ее дочь (которая и звонила) высказала предположение, что захоронение находилось в месте, ныне застроенном производственными сооружениями.
Другой звонивший сообщил альтернативную версию. Захоронение было-де не вскрыто землекопами, а подмыто морем...
Какие-то надежды продолжает питать директор Музея Боевой Славы Камчатской флотилии ТОФ Александр Христофоров, но о резонах своих он высказывается с шутливой таинственностью.
Так что, где сейчас прах Дэвида Пауэлла Прайса, мы не знаем наверняка. В том же, что он сознательно покончил счеты с жизнью, уверены, но почему он выбрал этот исход?
Обоснованные предположения о причине самоубийства можно при сложившихся обстоятельствах высказать, только проследив весь жизненный путь покойного.
Текст надписи на красивой мраморной плите в Силикиме был прислан мне Э. Джеффри Джеффрисом из Мобила, Алабама, США. Будучи правнуком кузины адмирала Прайса по отцовской линии, он сохранил контакты с родиной предков. Один из друзей и прислал ему вырезку из газеты "Таймс" с моим письмом к редактору.
В надписи сказано, что Дэвид Прайс был вторым сыном Риса Прайса из Булчребанна, в этом же приходе, дворянина, от Анны, дочери покойного Дэвида Пауэлла из Аберсенни, в приходе Дифинок, дворянина.
"Его карьера военного моряка началась бомбардировкой Копенгагена в 1801 году. С этого события и до всеобщего мира, заключенного в 1815 году, во многих эпизодах, в которых он принимал участие, он проявлял умение, храбрость и преданность долгу британского моряка..."
Но ошибется тот, кто сделает вывод, что против гарнизона Петропавловска и его командира В. С. Завойко выступил военачальник с 53-летним стажем.
Действительно, юный Дэвид начал службу десятилетним парнишкой, как волонтер I класса на линейном корабле "Аднт". В 1803 году, 13 лет от роду, был произведен в мичманы и служил на малых судах в Вест-Индии. В 1805-1808 гг. воевал против Ла-Рошели на "Центурионе" под командованием сэра Сэмюэля Худа (имя которого стало недобрым символом в истории британского флота: два крейсера, названные в честь Худа, были потоплены немецкими рейдерами - по одному в каждую из мировых войн). Под Копенгагеном Прайс воевал под командой Гамбье и был ранен. В 1809 г. он - временный лейтенант, впрочем, уже в сентябре этого года звание подтверждено.
В 1811 году Прайс отчаянно дерется на малых судах при Барфлере, городке на побережье полуострова Котантен, восточнее Шербура, где спустя 133 года высаживались наши союзники по войне с Гитлером. Молодой лейтенант тяжело ранен и на целый год выведен из строя. По выздоровлении он служит на больших судах под Шербуром и Тулоном и в 1813 году произведен в капитаны 3 ранга.
Прайс был активным участником англо-американской войны 1812-1814 годов. Командуя плавучей батареей "Вулкан", он бомбардировал 13-дюймовыми разрывными снарядами форт Мак-Генри на подходе к Балтимору. Этот эпизод упомянут в американском национальном гимне "Звездное знамя". Прайс вместе со своим кораблем вошел в историю США. При нападении Пакнэма на Нью-Орлеан Прайс был снова ранен. Адмирал его погиб и вернулся в Альбион в виде тела, "заспиртованного" в бочке с ромом... Прайс уже успел вернуться в строй, чтобы снова принять участие в захвате форта Бойер в южной Алабаме (теперь называется форт Морган).
В 1815 году наш персонаж вновь повышен в должности - и выведен за штат.
Лучшие годы своей жизни, с 25 до 44 лет, Прайс провел в отставке. "В полном разводе с профессией, в которой так отличился, - пишет М. Льюис, - вероятно, он без толку отирался возле Адмиралтейства, тщетно домогаясь назначения... Проклятое время!"
Новое назначение нашло Прайса только через 19 лет! В возрасте 44 лет он получил в командование 50-пушечный корабль "Портленд" из состава Средиземноморской эскадры. И Прайс снова проявил себя с наилучшей стороны. На этот раз в ходе войны за независимость Греции. Во всяком случае, в 1837 году король Греции Отто наградил его высшим орденом и распорядился написать парадный портрет в капитанском мундире на борту своего корабля.
История многократно демонстрировала, что геополитико-меркантильные интересы ведущих европейских держав, Франции и Англии, в другие времена - Германии, несмотря на христианскую фразеологию, частенько ставили их на сторону мусульманской Турции, а не ее христианских противников. Так было даже во времена, когда религиозные связи и противостояния неизменно выдвигались на первый план. Так было и во время войны Греции за независимость.
Вероятно, британское Адмиралтейство не разделяло восторги греческого короля по поводу успехов Прайса в этой войне, в которой погиб (правда, от лихорадки, а не от пули) другой известный англичанин - великий поэт Байрон.
И Прайс снова на берегу, без должности. Он становится мировым судьей графства Брекнокшир, кстати, даже не имевшего выхода к берегу моря. Еще восемь лет дисквалификации. Но на шестом году этой сухопутной жизни, в 1844 году, в возрасте 53 года, Дэвид Прайс женится. Избранница престарелого отставника - родная племянница самого адмирала У. Тэйлора! Это перелом, но какой поздний! Спустя всего лишь два года, в 1846-м Прайс возвращается на службу, но не в море - он назначен комендантом доков в Ширнессе, порте на острове Шеппи, вплотную примыкающему к побережью графства Кент, на входе в эстуарий Темзы.
К 60-летию Прайс - контр-адмирал. И снова отставка. А в 1853 году последнее назначение - командующим тихоокеанской эскадрой.
Не слишком ли стар и далек от моря этот моряк? Для Англии - нет. Адмиралу Напье, английскому командующему на Балтике, было 68 лет, а Дандасу, воевавшему на Черном море - 69.
Объявление войны с Россией застало Прайса 7 мая 1854 года в перуанском порту Кальяо. Все три флота (англичан, французов и русских) были рассредоточены по самой большой акватории мира. Но - мир тесен! Всего лишь 24 апреля (по записям французского офицера Дю Айи - 26-го) Кальяо покинул русский фрегат "Аврора" (официально война была объявлена еще 28 марта). Неподалеку, в Вальпараисо, видели "Диану". Где была "Паллада" под флагом адмирала Путятина, где были остальные суда, были ли среди них пароходы - ничего не известно... И вместо немедленной погони за "Авророй" Прайс и французский адмирал, престарелый Феврие-Депуант, десять дней раскидывали мозгами... Они покинули Кальяо только 17 мая и, достигнув Гонолулу, узнали, что "Диана" ушла оттуда 18-ю сутками раньше, уже зная о состоянии войны! Получив подкрепление в виде двух корветов, англо-французы продолжили путь на север 25 июля.
Надо отдать должное мастерству союзных навигаторов. Плывя две недели с 14 августа в густом тумане, корабли, сигналя друг другу каждые два часа пушечными выстрелами, не растерялись, как корабли Беринга веком раньше, и 28 (29) августа обнаружили себя близ входа в Авачинскую губу, в видимости заснеженных вулканов.
Увы, навигационная точность не могла компенсировать огрехи стратегии: серьезную ошибку совершили союзники, промедлив с преследованием. "Аврора" и "Двина", вооруженный транспорт, были здесь, пришвартованные к песчаной косе (отделявшей ковш гавани от внешнего рейда Петропавловской бухты) одним бортом к противнику. Орудия другого борта были сняты на наземные батареи. Появись союзники у Петропавловска месяцем раньше, положение русского командующего Завойко оказалось бы безнадежным.
Штиль 29 августа воспрепятствовал немедленному продвижению эскадры, но не помешал осуществить рекогносцировку на пароходе "Вираго". Замаскировавшись американским флагом, "Вираго", подойдя вплотную, разглядел и батареи, и оба подготовленные к обороне судна за песчаной косой, увернулся от высланной навстречу шлюпки и тут же ретировался.
"Американцы, проживающие в Петропавловском порте, изъявили сильное негодование за то, что пароход воспользовался флагом их нации", - докладывал позже адмирал В. С. Завойко в своем рапорте от 7 сентября. А редакция русского "Морского сборника" в 1860 году отметила "снисходительность" французского автора к этой хитрости, которую союзники, не смущаясь, именуют "унизительной", коль скоро сами становятся объектом ее применения со стороны третьих держав.
Дискриминационное отношение к русским со стороны европейских держав и граждан, примеры которого, увы, куда как многочисленны и в наши времена, искажает и наше восприятие мира. Б. П. Полевой сомневается в свидетельстве лейтенанта Палмера, что один из участников последовавшего боя на суше с русской стороны был американцем (пораженный пулей, он издал восклицание по-английски). Полевой считает, что Палмер "явно фантазирует", поскольку другие американцы "оказали англичанам существенную помощь". Разные бывают американцы, так же, как и русские. Почему бы одному из негодующих янки (о которых упоминает Завойко) не взяться было сгоряча за оружие?
Посоветовавшись, английский и французский адмиралы решили подойти всем флотом к Петропавловску.
"Рано утром 31 августа адмирал Прайс отправился на "Ла Форт", чтобы обсудить с французским адмиралом план атаки. Он вернулся на борт в приподнятом настроении и какое-то время изучал береговые батареи в подзорную трубу. Потом он спустился вниз... Я находился в одной из гамачных сеток, когда услышал хлопок, похожий на выстрел. В следующее мгновение снизу появился капитан и выпалил: "Адмирал застрелился! Ради Бога, проследите, чтобы команда не знала!" Но было уже поздно. Адмирал оставался в сознании еще два с половиной часа, непрерывно говоря о жене и сестрах. Он говорил о том, что совершил свой поступок, предвидя адские мучения... и умер, получив святое причастие". ("Извлечения из писем и судового журнала моего деда, адмирала Джорджа Палмера", составленные полковником Рональдом Палмером для своих внуков).
Свидетельства капеллана Хьюма вы уже прочли в начале статьи.
Б. П. Полевой в статье "Несчастное дело" ("Камчатская правда", 22 августа 1992 г.) делает закономерный вывод из собственных слов покойного, независимо друг от друга переданных двумя свидетелями: "Прайс понял, что тут его ждет неизбежное поражение. И именно это и привело его к роковому решению".
Однако в этой логической цепочке ощущается отсутствие решающего звена. Не мог адмирал не понимать, что, ускользнув от боя в мир иной, он не только не облегчил участь подчиненных, о коих говорил капеллану, но, наоборот, отягчил ее. Следовательно, не о них он думал, "ложась на дуло". А о ком?
Нельзя, конечно, исключить и аффективный, импульсивный поступок, в котором ни тогда, ни теперь нельзя проследить логику. Дю Айи упоминает, в частности, что Прайс уже пять дней провел без сна...
Попытаемся все же восстановить сопутствующие обстоятельства и возможные состояния души, которые, может быть, побудили Д. Прайса именно к такому, а не иному выходу из коллизии:
1. Жалость к подчиненным, которым предстояло ввязаться в опасное, возможно, безнадежное дело. Такие настроения прямо прозвучали в собственных словах умирающего адмирала. Однако совершенно справедливо подмечает М. Льюис, что выбранный адмиралом метод (самоубийство) и момент его исполнения менее всего способны были изменить эти обстоятельства к лучшему. М. Льюис пишет прямо: "Что произошло с адмиралом? Ответ на этот вопрос - скорее дело психиатра, нежели историка".
2. Нерешительность. Лирическое подтверждение нерешительности пожилого адмирала дает Хьюм: "Вообще-то, бедный старикан всегда был очень слаб и склонен к колебаниям по поводу всего, что он делал". О том, что "тревога и нерешительность, насколько мы могли судить еще до прохождения Рио, владели адмиралом", писал и Дж. Палмер. Однако единственное подтверждение такой нерешительности помимо медлительности в Кальяо и последующих гаванях на пути на Камчатку - это указание на посланное 25 июля с пути между Гавайями и русскими колониями сообщение о намерении идти в Ситку, при том, что вплоть до 14 августа эскадра продолжала идти на NW, на Камчатку. После этого, когда эскадра на две недели вошла в густой туман, вопрос о смене курса отпал автоматически.
Действительно, бывает, что неспособность принять тривиальные, но логичные решения побуждает человека к решению нетривиальному, даже нелогичному, смертельно опасному, в том числе - к самоубийству. Однако, рассмотрим и другие обстоятельства.
3. Накопленные переживания. Сэр Джон Лафтон, автор статьи о Дэвиде Прайсе в "Словаре национальной биографии", считает его, "крепкого веселого человека, для которого лицезреть врага было не вновь", неспособным к болезненным переживаниям по поводу будущего боя или упавшего накануне с мачты матроса. На взгляд Льюиса, Лафтон "полностью игнорирует тот факт, что последний раз Прайс видел врага 40 лет тому назад". Все они - капеллан, Лафтон, тогдашнее общественное мнение - по-видимому, не заметили обстоятельство, которое не пропустил бы современный психиатр, а именно: несколько тяжелых ран и смену яростной юности нескончаемым периодом разочарований.
В целом, его жизнь стала отражением резко сословной структуры английского общества. Ни больших средств, ни знатных предков у простого сельского сквайра Прайса не было. Удачная женитьба принесла не только определенные дивиденды, но и социальные обязательства, выполнение которых военное поражение могло сорвать. Словом, поводов для беспокойства было хоть отбавляй, так же как и причин к исчезновению запасов "прочности", обычного терпения и надежд.
4. Последние впечатления. Они были получены, как отмечают свидетели, с помощью бинокля. Вспомним, что всю свою жизнь Прайс "штурмовал бастионы". Именно в предстоящем виде столкновения он обладал уникальным опытом и был в состоянии оценить по особенностям рельефа и расположению русской артиллерии опасности предстоящего дела и вероятность неуспеха.
5. Ожидаемые последствия. Любой знающий историю своей страны англичанин знает случаи, когда военное поражение, иногда даже не ахти какое существенное, приводило неудачливого начальника на эшафот. И это происходило не в результате каприза абсолютной монархии, а в рамках парламентских процедур. Упущенная выгода империи расценивалась в самом старом парламенте мира как серьезное преступление.
Будущее подтвердило такие опасения. Дж. Стефан, автор наиболее подробного из зарубежных описаний событий на Тихоокеанском театре Крымской войны, сообщает, что 8 марта 1856 года в палате общин прозвучало предложение отдать под военный трибунал виновников благополучной эвакуации на Амур камчатского гарнизона в начале лета 1855 года. А ведь главной причиной, помешавшей англичанам перехватить флотилию русских, явилось в первую очередь тщательно скрытое Россией от всеобщего сведения островное положение Сахалина, то, что в устье Амура можно было попасть не только с севера, из Охотского моря, но и с юга, из Татарского "залива", оказавшегося проливом. Здесь нет и не могло быть субъективной вины никого из англичан.
Останься Прайс в живых, он, чужой в высших сферах Адмиралтейства, мог бы не только жестоко пострадать сам, но и навлечь болезненно ощущаемую немилость света на жену, кузин и прочих близких ему людей. То, что сменивший его молодой (сорокалетний) капитан Фредерик Николсон не пострадал, ничего не означает - он, баронет, сын прославленного генерала, был как раз из круга своих.
БЕЗЫМЯННЫЕ МОГИЛЫ
И
ТЕХНОЛОГИЯ ИСТОРИЧЕСКОЙ ПАМЯТИ
(новые материалы к военной кампании 1854 года на Камчатке)
Алексей ЦЮРУПА, кандидат наук, доцент
1. Лет 20 назад журналист В. Овчинников в большой статье об Исландии ("Новый мир", 1979, N 9) высказал гипотезу о механизме удивительной цепкости исторической памяти исландского народа. Вся суть в персонифицированности не только устной литературы, но и любой географической информации. В том числе топонимической. Овчинников сравнивает формирование преданий в сообществах российских альпинистов и исландских жителей. Предположим, что в районе какого-то кавказского перевала сорвался и погиб некто Лобунец. У него остались друзья, родичи. Возможно, где-то поблизости зацементируют памятную плиту, которую притащат туда в рюкзаках. И, тем не менее, уже несколько лет спустя это место будет помниться как место гибели безымянного альпиниста. В Исландии на века безымянный перевальчик будут называть местом, где "сорвался со скалы" потому что "перетерлась веревка" какой-нибудь Торкель Бахрома или Торстейн Толстый. Во многих родовых сагах рассказывается как бы только то, что сохранилось в традиции, или же специально оговаривается, что о том или ином не сохранилось сведений (М. Стеблин-Каменецкий, вступительная статья к книге "Исландские саги", М., 1956). Один из способов обеднения исторической памяти народа - безобразное содержание кладбищ. Камчатка не стала исключением и унаследовала не только издержки принципиальной недолговечности деревянной культуры русского земледельца, но и бездумный приоритет "не вполне представимого будущего" (А. и Б. Стругацкие, "Понедельник начинается в субботу", 1963) над реальным собственным прошлым. Жертвой этого идеологически выпестованного небрежения стало большинство захоронений Камчатской кампании Крымской войны 1854 года. Особенно грустная судьба оказалась у воинских могил наших противников на внутреннем, южном побережье Тарьинской бухты. Они попросту утрачены. Еще в 1913 году протоиерей Даниил Шерстянников сообщал, что в часовне над братскими могилами у подножья Никольской сопки "написаны будут имена павших воинов". Тогда, накануне I Мировой Войны, списки погребенных россиян, внесенные в синодик для вечного поминовения, еще существовали, несмотря на бесчинства японцев в 1905-м, когда они "опалили огнем престол, жертвенник и стены алтаря деревянного храма, построенного при братской могиле купцом А. Филиппеусом в 1885 году" ("Памятники и надписи как достопримечательности города Петропавловска на Камчатке", Владивосток: Типолитография газеты "Дальний Восток", 1913). Последующего исторического пути ни бумага, ни дерево, ни даже камень и чугун не вынесли. Даже само городское кладбище, теперь уже пред-пред-пред-последнее. Что может быть эффективнее для удушения исторической памяти, чем перетаскивание кладбищ с места на место? - подумал я, читая надписи на старинном кладбище Дрездена, разрушенного под занавес исторической драмы германского народа, именуемой "фашизм". А размещается это кладбище на низкой (!) террасе реки Эльбы - в посмеяние над перестраховщиками насчет фосфора и трупного яда...
Разрыв исторического наследования, по счастью, лишь выборочно обрушился на Землю. России, на которую пал выбор рока, впрочем, от этого не легче. Но будем великодушны хотя бы к другим - а там, глядишь, и сами научимся бороться с предпосылками к амнезии.
2. Главным вопросом моего письма редактору газеты "Таймс", опубликованного 26 сентября 1990 года, было обращение к потомкам воинов, не вернувшихся с Тихого океана: не сохранились ли в фамильных архивах имена этих людей и другие сведения?
Первый год переписки дал немало интереснейших материалов, но все они относились к двум людям: главнокомандующему союзной эскадрой контр-адмиралу Дэвиду Прайсу и молодому британскому лейтенанту, позже тоже адмиралу, Джорджу Палмеру. Часть этих материалов была мной опубликована, в том числе письмо раненого в сражении Джорджа Палмера, отправленное домой с первой же оказией ("Вестник ДВО РАН", 1991-1992. N 1). Один из материалов моего собрания, перепечатку 1963 года письма еще одного свидетеля битвы, флагманского капеллана преподобного Томаса Хьюма, датированного 12 сентября 1854, опубликовал в изложении доктор исторических наук Б. П. Полевой (Камчатская правда, 1992, 22 августа, "Несчастное дело, или фиаско"). Наконец, в апреле 1994 года я получил письмо следующего содержания:
"Дорогой мистер Цюрупа. Я обнаружила ваши имя и адрес в декабрьском выпуске журнала "Семейное древо". На вас ссылались, как на человека, интересующегося потомками британских моряков, участвовавших в англо-французском нападении на Петропавловск в августе 1854 года. Одним их них был брат моей прабабушки, молодой человек, так и не вернувшийся домой; его родители ничего не знали о его смерти вплоть до марта 1859 года. Звали его Джосайя Даун. Он родился в Вудбери, графство Девон, в ноябре 1834 года. Впервые в жизни он ступил на борт корабля (фрегата "Pique") в феврале 1854-го в возрасте 19 лет. 4-го сентября, накануне штурма, его перевели на фрегат "President" вместе с другим юношей. Оба помогали в бою обслуживать орудия верхней палубы и оба были тяжело ранены цепным ядром. [Имеется в виду книппель (прим. Ю. З.).] Им оторвало ноги выше колен. Другой парень умер этим же вечером, а Джосайя на следующий день. Только за последние два года я установила, что он похоронен не в море, а в братской могиле в Тарьинской бухте. Я счастлива, что память о Джосайе не затерялась, но мне хотелось бы закрепить достигнутое. Я связалась с другим потомком рода Джосайи. Это Робин Татлоу, который живет в Фарнэме, графство Суррей. Его прабабушка была родной младшей сестрой Джосайи. Пришлите мне, пожалуйста, хоть какие-нибудь подробности".
Капеллан Хьюм упоминает этот случай:
"...вниз спустили еще пять или шесть раненых, у двух из которых были оторваны ноги выше колена... Другой умер после ампутации, на следующий день. Бедняга Даунс (не Даун - А.Ц.)! Я ушел на пароходе хоронить умерших, и не был рядом, когда он умер, а он звал меня несколько раз". После отбития десанта Хьюм вторично ходил на южный берег хоронить погибших. На этот раз их было 11 - 6 англичан и 5 французов. Захоронили покойных в трех могилах: двух братских для рядовых и в отдельной могиле - французского лейтенанта. Все они располагались в 50 ярдах (около 45 м) от захоронения адмирала Прайса. Численность захороненных накануне Хьюм не приводит, но указывает, что тело командира десанта капитана Паркера было оставлено на берегу: "мы были в таком состоянии (не знаю, как назвать его) что не могли заставить себя с белым флагом просить о его возврате". Если учесть сообщаемые Палмером потери (26 убитых и 81 раненый англичанин, а также 87 французов - по сумме убитых и раненых), поименный список захороненных под Никольской сопкой остается принципиально неопределенным. Единственный достоверный кандидат на опознание 38 тел интервентов - капитан Паркер, у которого "остались жена и четверо детей" (письмо Джорджа Палмера).
Не могу исключить, что обстоятельства смерти предка стали известны миссис Джанет Изинер через документ капеллана Хьюма. Я сообщил ей все, что знал о перипетиях захоронений на "той стороне" Авачинской губы, а письмо поместил в известный камчадалам конверт с часовней на Никольской Сопке. Но больше всего обрадовал миссис Изинер вид южного берега Авачинской губы с Вилючинском и сопкой Голгофа из известной серии "Петропавловск-Камчатский", снимок "Морской порт".
"Я обрадовалась, - ответила миссис Изинер, - убедившись, что Джосайя на самом деле похоронен в земле, а не в море. И в таком красивом месте, окруженном горами! Как жаль, что на месте могил теперь судоремонтный завод!"
Как мало нужно человеку для утешения и счастья! И какие негодяи те, кто отказывает им даже в этом малом - и уничтожает захоронения наших предшественников на Земле.