Авторский блог Фёдор Гиренок 20:15 21 марта 2018

Мы — художники!

о русском авангарде, противостоянии науки и философии и вечной художественности

Фёдор Гиренок

Андрей Фефелов

Андрей Смирнов

1

Оценить статью: 3

"ЗАВТРА". Фёдор Иванович, ваша биография достаточно таинственна, даже ходят слухи, что первой книгой, которую вы прочитали, был "Капитал"?

Фёдор ГИРЕНОК. В детстве я жил на Алтае. Мои родители работали на железной дороге. До ближайшей деревни было 5 или 6 километров. Вокруг нас были только поезда. У нас не было ни электричества, ни телевизора, ни радио. Я помню керосиновую лампу. Но у нас на разъезде была школа. И был учитель, который жил вместе с нами. В школе училось всего человек десять. После четвёртого класса нас переводили в железнодорожный интернат, в Алейск. Философия никого из моих знакомых не интересовала, никто ею не занимался. Ко мне она пришла случайно. В седьмом классе я купил учебник Спиркина. Прочитал. Сказал об этом учителю истории. Он посоветовал прочитать "Капитал" Маркса. Я прочитал. Затем прочитал "Восемнадцатое брюмера Луи Бонапарта". Так и получилось, что я начал изучать обращение то­вар-деньги-товар, а закончил чтением Гегеля. Философия — это не профессия. Это судьба. Я хотел заниматься мировыми проблемами. И поэтому решил учиться в МГИМО. Набрал на экзаменах 23 балла из двадцати пяти возможных. Не прошёл по конкурсу. Вернувшись домой, пошёл работать на завод в Кемерово. Работал по ночам. Днём ходил в библиотеку. Затем служил четыре года на флоте. После этого МГИМО уже перестал меня привлекать. Решил идти на философский факультет. Приехал, сдал экзамены и поступил.

"ЗАВТРА". Такие заряженные люди, как вы, попадались на вашем пути среди студентов, аспирантов, учеников? Можно было разглядеть сразу тех, кто попал на волну и полетел по судьбе?

Фёдор ГИРЕНОК. Редко, но встречались.

"ЗАВТРА". Что удивляло в студенческие годы: когда проходил мимо кабинетов института и доносились обрывки разговоров, внутри, то практически никогда не слышал философских бесед — либо про политику, либо про дачи. С другой стороны, понятно, что после долгих лет преподавания сложно говорить о философии и философах, это уже ремесло, а не часть жизни. А дача и политика — реально волнуют…

Фёдор ГИРЕНОК. Ну дача и меня волнует. У меня нет дачи. А жить нужно на даче, то есть в деревне. В городе не живут, а работают.

Преподавание — это ужасно трудная профессия, ведь преподаватель принужден непрерывно говорить. А говорить — не значит думать. Преподаватели не думают. Поэтому они боятся, что если они перестанут говорить, то тогда будет видна вся их пустота. Вот они и крутятся, как белка в колесе. Вот они и говорят непрерывно на языке другого.

Чтобы мыслить, человек должен встретиться с собой, почувствовать себя. В ином случае ты никогда не сможешь говорить от своего имени. Ты всегда будешь говорить на языке другого, всегда будешь пересказывать прочитанные тобой книги.

Главное, что можно делать в этом мире — пытаться говорить на своём языке и от своего имени. Но для этого нужны определенные условия, а социум старается лишить нас этих условий. Любое общество устроено так, чтобы человек никогда не оставался наедине с собой. Потому что, когда он наедине с собой, им трудно манипулировать. Человек мыслит в одиночестве, хотя и живёт социально. Конечно, он выдвинет свои фантазмы, придумает свой мир, но именно поэтому им трудно управлять. Социум делает всё, чтобы занять человека.

"ЗАВТРА". Был момент в жизни, в 91-м году, когда я специально спрятался ото всех в деревне на несколько дней, молчал, даже с соседями не здоровался. С тех пор всё время говорю. А кроме говорения появились ещё гаджеты — идут звонки, письма, я постоянно на волнах коммуникации. И иногда мне больно, кажется, что ещё один сигнал сообщения, и я просто спрячусь под стол. А ведь так почти все сейчас живут…

Фёдор ГИРЕНОК. Для меня "коммуникация" — ругательное слово. Почему? Потому что условие любой коммуникации — это ложь. Надо уметь говорить, надо уметь врать. Коммуникация — болезнь современного человека. Когда ты говоришь, ты открыт миру, он тебя поймал. Когда ты молчишь, у тебя есть шанс уйти от него, попробовать открыться самому себе. И все эти "коммуникативные повороты" лишают людей возможности быть людьми. Коммуникация мыслима вне связи с человеком. В коммуникации все равны: микробы, животные, растения, роботы и люди.

"ЗАВТРА". И гигантская цифровая трансформация проходит безо всякого внутреннего сосредоточения. Да, мы обсуждаем, сколько в гаджете гигабайтов, как за нами будут следить, спорим о контроле и электронном концлагере, но всё это внешнее. А стоит обратить внимание на глубинные вопросы, связанные с функционированием организма, с тем, как в итоге будем общаться друг с другом…

Фёдор ГИРЕНОК. Люди вступили в полосу очень странного своего существования. Мы встретились с тем, причиной чего мы являемся, но чем мы не можем овладеть. Мы положили произвол в основание своих действий и в результате получили технику, произволу которой теперь подчиняемся. Как сказал один философ, мы теперь жители городов. Мы обезьяны цивилизации. Это наше существование чревато катастрофой. Я пессимист. Я скептически отношусь ко многим вещам, я не верю в прогресс. Не верю в искусственный интеллект, понимая, что сознание и интеллект никак не связаны.

Меня сейчас занимает не наука, а искусство.

"ЗАВТРА". Искусство говорит больше, чем наука?

Фёдор ГИРЕНОК. Да. Вот я читаю известную статью американского теоретика неоавангарда Клемента Гринберга "Авангард и китч". Смысл статьи предельно прост. Герой статьи — русский крестьянин, который выбирает между Пикассо и Репиным, и конечно, делает выбор в пользу Репина. И дальше Гринберг рассуждает — авангард требует культуры, образования. Ну, ладно, вот все получили образование, развили вкус, что теперь? И Гринберг говорит замечательную вещь — всё равно у крестьянина, получившего образование, не будет свободного времени для созерцания. А раз нет времени для созерцания, то я, образованный, не смогу извлечь смысл, и я начинаю жить в мире без извлечения смысла, ничего не понимая. И сегодняшние информационные потоки сделаны так, чтобы я вообще отказался от сознания, чтобы я ничего не понял. Но я не машина, которая обрабатывает бесконечное множество информации. Я устроен так, что мне нужны смыслы.

"ЗАВТРА". И всё же русский авангард — это не американский авангард. Вы согласны?

Фёдор ГИРЕНОК. Что не понимает тот же Гринберг? Что Кандинский — это не Джексон Поллок. У Кандинского сверхсмыслы, сверхзадачи, он делает коперниканский переворот в искусстве. Кандинский говорит, что люди остаются людьми в силу удивительной вещи, которую он называет вечной художественностью. Даже деревенский дом сделан у нас так, как делают картину: лавка, красный угол. Ты входишь в дом, как в картину. Человек этот ток вечной художественности не выбирает, и нам его не дано заглушить. Мы отворачиваемся от предметов с тем, чтобы увидеть не предметы, а первообразы, которые проходят через нас. Вот смысл русского авангарда, вот чем он отличается от американцев. Американцы стирают границы между искусством и не искусством. А русский авангард стирает границу между философией и искусством.

Казимир Малевич даже бросает свое художество и пишет великолепные философские вещи. Его обвиняли в том, что он без образования, что он не умеет говорить. А я читаю Малевича и говорю: слушайте, это же настоящая русская философия. …

"ЗАВТРА". Иногда кажется, что есть два Гиренка. С одной стороны, ваш философ — беглец, одиночка. При этом, вы не тот философ, который с презрением и без интереса относится к социуму. Как вы это связываете?

Фёдор ГИРЕНОК. Все люди, если они думают, одиноки. Все мы асоциальны, хотя и живем в обществе. Моя страна меня интересует. Меня волнует, кого выберут президентом, когда, наконец, будут ожидаемые сдвиги в экономике. Почему миллиардеров каждый год у нас всё больше, а нищета не убывает. Это же ненормально. Это источник токов неконтролируемого воображаемого. Мы хотим взрыва, хотим революцию, которая всё сметёт? Зачем? Я не хочу взрывов. Я хочу, чтобы люди жили лучше.

Вышеупомянутый Гринберг определял русское классическое искусство в Третьяковской галерее как китч. А я прихожу в Третьяковку и вижу историю русского человека, я понимаю, как тяжело жил русский человек. Это не радостная краска французской живописи. Но потом, завершая просмотр, ты спускаешься в последний зал, где висят иконы, и попадаешь в мир умозрения красками. Поэтому Третьяковка — это никакой не китч, а грустная история в красках моей страны. Как же мне это может быть безразлично…

"ЗАВТРА". Недавно мы отмечали столетие революции. Что вы думаете по этому поводу?

Фёдор ГИРЕНОК. Я полгода читал и перечитывал тексты, посвящённые революции. Чем больше я читал, тем меньше я что-либо понимал. Казалось бы, не шутка, не курьёз случился — революция затронула миллионы и миллионы людей. На кон поставлена судьба России. А наши философы мечутся без сознания. Бердяев пишет в 1917 году, что у нас теперь будет жизнь чистая, справедливая, весёлая, безо лжи, грязи и безобразия. Бунин злится, Маяковский ликует. Иванов потирает руки: да, сей костер мы поджигали. У меня такое чувство, что все они не хотят знать, что происходит. Все они говорят какие-то смешные вещи. К примеру, Булгаков и Аскольдов говорят о проницательном уме, о пророчествах Анны Шмидт. Наши философы не сделали свою работу. Они обязаны были её сделать, но они её не сделали.

"ЗАВТРА". А когда читаешь Блока, не только "Двенадцать", но его дневники, его тексты — "Крушение гуманизма", "Интеллигенция и революция" — там звучат очень серьезные ноты…

Фёдор ГИРЕНОК. Бунин заставил меня смотреть на Блока как на человека легкомысленного. Потом, читая "Интеллигенцию и революцию", я нашёл у Блока гениальное понимание сути революции. Революция — это потоки воображаемого, которые смывают социальные плотины, смывают все языковые соглашения. Люди — галлюцинирующие существа, воображающие. Мы требуем согласованности своих галлюцинаций. Для этого мы вступаем в языковые соглашения. А потом откуда-то вдруг в нас прорывается непонятный поток, который смывает все эти соглашения. И появляются совершенно другие слова.

"ЗАВТРА". Когда вы почувствовали простор, когда стали летать уже в своем мире? Например, вы занимались русским космизмом — тема достаточно экзотическая для той поры, когда вы к ней обратились или ваш концепт клипового сознания, которое является притчей во языцех в критике современного человека, а вы ему придаёте некое оптимистическое значение.

Фёдор ГИРЕНОК. Что такое русский космизм? Когда-то человека изъяли из природы. И был в ней этот изъян. А мы его захотели вернуть. Но места для него уже в природе не нашлось. И тогда придумали для него ноосферу, отправив его обживать космос. Сам концепт космизма появляется у меня уже в дипломе 1976 года. В 1984 году мою рукопись прочитал академик Н.Н. Моисеев и поддержал меня. А потом издательство "Наука" выпустило мою книгу "Экология. Цивилизация. Ноосфера".

По некоторым соображениям получается, что я придумал "клиповое сознание". Я понял, что есть системное мышление и ещё есть творческое мышление. Системное мышление нуждается в понятиях и логике. Творческое мышление нуждается в клипах и в парадоксах. В основе клипа лежит кураж, врыв галлюцинации, аффект рождения нового. В 1995 году у меня вышла книга "Метафизика пата". И она была построена в виде клипов, в ней параграф может состоять всего из двух строк. В этой книге я хотел посмотреть на мир сразу тысячью глаз. Клиповое сознание для меня это максимум смыслов при минимуме слов. Кто из творческих людей занимается системным мышлением? Никто. Когда ты систематизируешь, у тебя появляются пустоты, ты их заполняешь всякой дрянью.

"ЗАВТРА". Получается, что ваш философский текст, как в искусстве — умение отбросить лишнее?

Фёдор ГИРЕНОК. Конечно. При этом есть тексты, от которых я получаю эстетическое удовольствие. Например, от текстов Хайдеггера. Или от "Лекций о Лейбнице" того же Делёза — ну прелесть же, даже в переводе.

"ЗАВТРА". Был один телеэфир, где покойный А.А. Зиновьев отрезал: "Канта и Гегеля я знаю на зубок". На ваш взгляд, в их чтении уже поставлена точка? Или мы продолжаем открывать и переоткрывать великих мыслителей?

Фёдор ГИРЕНОК. Кант — это безумец, у нас слишком маленькие головы, чтобы туда поместить все его интеллектуальные миры. Очень интересно наблюдать, как Хайдеггер читает Канта. Это просто детектив. Он действительно считает, что Кант сдурел и идет в некую тьму, в глубину какой-то субъективности. И Хайдеггер хочет его спасти. Философию понимают философией, а не на зубок. Текст — это не только сказанное, но и сверхсказанное и недосказанное.

"ЗАВТРА". А можно ли тогда ваш нынешний вектор, что философия сегодня — это антропология, воспринимать как попытку противостояния тому, что называется "расчеловечиванием человека"?

Фёдор ГИРЕНОК. Это действительно важная проблема. Я думаю, что из ответа на вопрос, что есть человек, следует ответ на вопрос, что есть бытие. Сегодня кремний вступил в борьбу с углеродом. Органическое существо грезит. Его суть — в субъективности. Тело из кремния считает. Его суть в числе. Наука привыкла противопоставлять сознание телу. Но это глупо. Никто же не противопоставляет кремний числу. Мыслить — значит путешествовать в мир воображаемого. Можно быть умным, но не мыслящим, а можно быть мыслящим, но не разумным. Для меня человек — существо галлюцинирующее, воображающее. Это первый признак человеческого. Вот этот признак мы сегодня утрачиваем. Что я делаю? Я защищаю субъективность, которая изобрела идею объективности.

Что сегодня происходит в науке? Мне говорят, что "человек — это обезьяна", что человек — это актор, а быть актором могут все: и звери, и техника. Что "внутреннее — это внешнее", что "сознание — это тело". У сознания отобрали язык и отдали его бессознательному.

Сегодня наука противостоит философии. Философия говорит, что причина сознания в самом сознании. Что говорит учёный? Что это не так, ищите мозговые структуры. Я говорю — вы всё перепутали, сознание не чтойность, не тело. Тело отсылает к телу, а не к сознанию. Дэвид Чалмерс наивно думает, что есть саморегулирующиеся технические системы и в них есть сознание. Это смерть философии.

Я знаю, что человек существует, пока есть сознание. И я точно знаю, что сознание не приурочено к дискретно выделенному телу. Сознание — это привилегия немногих. Более того, это привилегия, которая требует, как я говорю, трения галлюцинирующих тел. Не мозги тёрлись друг о друга, но галлюцинирующие тела. И подлинное одиночество человека формируется в этом трении. Более того, я думаю, что именно палеолитический художник и есть носитель сознания множества тел, объединённых галлюцинаторно. Человек всегда, и в палеолит, и сегодня, излечивал себя, когда объективировал все свои самотерзания, страдания в виде образов. И именно с этого и началось человечество. А не с охоты, не с орудий, не с труда. Если пресечётся традиция токов воображаемого, то я скажу, что — всё, человек закончился.

"ЗАВТРА". Открытые вами направления, ваши изыскания — куда-то ведут? Они продолжаются в нынешней хаотической реальности, наполненной страхом перед будущим, перед новыми технологиями? Формируют ли какой-то плацдарм для нашего будущего?

Фёдор ГИРЕНОК. Чем отличается человек от постчеловека? Тем, что суть человека в религии, а суть постчеловека в технике. Человек может попасть в зависимость от постчеловека. Техническое наступает на человека. Наше спасение в субъективности. Всё что могу, я со своей стороны делаю.

Моя задача понятна: я хочу остановить распад человеческого. Я хочу, чтобы в человеке сохранилось то странное, что нас ещё объединяет с художником из палеолита. Нас ведь с ним объединяет не культура, не язык, а, говоря словами Кандинского, эта странная вечная художественность. Мы — художники! И я хочу, чтобы, пока это возможно, мы были художниками. А философия — это то, что выстраивает барьеры против мутных потоков объективного, готовых утопить человека.

***

Дорогой Фёдор Иванович, Вам — 70!

Редакция и читатели газеты "Завтра" искренне поздравляют Вас  с юбилеем!

Многая лета!

Теги события:

книги современная русская философия философия наука искусство дача коммуникации техника гаджеты человек расчеловечивание человека цифра русский авангард гринберг смысл Малевич Кандинский русское 1917 революция Блок воображаемое художники русский космизм клиповое сознание русская история кант хайдеггер сознание