Марина Алексинская

28 марта 2013 0

Опера «Сомнамбула» в Большом...

Под парусом "вечных ценностей" Большой театр совершил попытку выскочить из-под обрушившейся на него лавины криминальной хроники. 6 марта театр дал премьеру оперы "Сомнамбула" Винченцо Беллини. Москва заговорила о шедевре, СМИ подхватили тему "бельканто", приправили сенсацией - Большой театр времен тоталитаризма "бельканто" знать не знал-ведать не ведал: время было производственных конфликтов и социальных драм, не до красивостей. Но вот отзвучали вихри враждебные, "Сомнамбула" на Новой сцене Большого театра. Если принять во внимание тот факт, что Новая сцена слывет ныне как площадка для экспериментов и инноваций, то праздник премьеры девальвировался в будни.

Энрике Мацолла - дирижер, Пьерлуиджи Пицци - патриарх мировой оперной режиссуры осуществили постановку "Сомнамбулы" за сорок дней. Почти что марафонская пробежка. На главные партии Большой театр пригласил виртуозов бельканто: американскую сопрано Лору Клейкомб, южноафриканского tenora di grazia Колина Ли. Устоять перед искушением "вживую" услышать божественной нежности кабалетту Амины "Ah, non credea mirarti sipresto estinto, o fiore" ("Ах, как скоро ты увял, цветок мой") над букетиком из увядших фиалок было решительно невозможно. Со дня первого представления "Сомнамбулы" в Милане мир с ума посходил, только и делал, что бредил небесной меланхолией Беллини, только и ходил в оперу, чтобы беспрестанно утирать слёзы умиления и восторга.

В сезон 1830\1831 гг. театр Коркано привлек внимание не только миланцев, но и всей оперной публики. Разыгрывалась битва титанов - композиторов Доницетти и Беллини. Примадонна Джудитта Паста впервые выступила на сцене этого третьеразрядного театра в "Анне Болейн" Доницетти, и публика заговорила: как не ряса делает человека монахом, так и не здание театра делает певца великим. Очередь была за Беллини "Мне нужно нечто такое, что вознесло бы Пасту на седьмое небо", - требовал композитор от Феличе Романи новые стихи, на которые он написал бы более радостную музыку к финалу оперы. Романи вносил изменения, Беллини отвергал, он нервничал, мерил сцену театра широкими шагами, снова требовал стихи. Наконец Романи разозлился: "слышать не желаю ни о каких изменениях", - заявил. Тут вмешалась Паста, она стала убеждать молодого композитора, что существующая кабалетта и так уж очень хороша, и вознести её, певицу, а с нею - оперу, может только публика. "Два ангела" - Джудитта Паста и Джованни Рубини - довели публику до обморочного восхищения. Театр был оглушен криками, аплодисментами, шумными вызовами.

С этого вечера у скромных бутафорских фиалок Амины началась своя история. Теперь они будут сопровождать Джудитту Пасту на всех последующих представлениях оперы в Милане и других городах. И только в Неаполе певица расстанется с ними, подарит букетик Франческо Флоримо - хранителю библиотеки Музыкального колледжа, историку музыки - на память об их общем друге, так рано ушедшем из жизни Беллини. Цветы будут храниться с другими мемориальными вещами композитора в музее консерватории Сан-Пьетро-а-Майелле.

"Либретто - фундамент оперы" - кредо Беллини. В основу "Сомнамбулы" легло либретто французского балета. Совсем короткий сюжет, совсем непритязательная история, где персонажи не ступают, как принято в трагедиях, на котурнах, а одеты в обычные крестьянские платья. Просты их мысли, просты их чувства. Прост пейзаж, на фоне которого разворачивается действие. Альпийская деревушка готовится к свадьбе. Всеобщая любимица Амина выходит замуж за землевладельца Эльвино. Хозяйка постоялого двора, Лиза, едва не умирает от зависти, Амина отбила у нее богатого жениха. Поздно вечером на постоялый двор въезжает незнакомец. Лиза узнает в нем владельца замка, графа Рудольфа, которого много лет считали пропавшим. Граф начинает ухаживать за Аминой, но девушка верна Эльвино. Ночью Амина в состоянии лунатизма входит через окно в комнату графа. Эльвино находит невесту в постели графа Драма должна лишь угадываться - желание Беллини. Должна взволновать душу, пробудить совесть и вызвать сострадание, но не враждебность. Достаточно одной лишь слезы Амины, пролитой на фиалки, и сердце вновь обретет чистоту, коварство будет посрамлено, Эльвино, позабыв ревность и лукавство соперницы, радостно обнимет просыпающуюся Амину. Словом, всё происходящее должно находиться на грани реального повествования и сказки. Действие - нечто похожее на сон, так эфемерна в нем действительность.

"Я буквально вчера начал писать интродукцию", - строки письма Беллини датируются 3-м января 1831 года. После чего Беллини, кумир великосветских салонов, замкнулся. Как говорили - "в странном молчании". Сочиняя "Сомнамбулу", Беллини воскрешал в памяти воспоминания о прекрасных днях, проведенных на берегу озера Комо.

"Блаженством" называли отдых в этом райском уголке еще со времен Цизальпинской республики. В начале лета толпы миланцев приступом брали маленькие города и села, снимали виллы, дома и домишки. Обладатели завидной недвижимости - просто счастливцы. Среди них была и Джудитта Паста, на которую Беллини и написал "Сомнамбулу". В крохотном местечке Блевино она купила виллу, облицованную по фасаду белым мрамором, что некогда принадлежала богатейшей портнихе императрицы Жозефины. Зеркальная гладь воды разделяла Джудитту Пасту и Беллини, когда он гостил на вилле в Мольтразио и думал об опере, вдохновляясь мелодиями песен работниц, что возвращались с шелкопрядильной фабрики Но даже не пастораль звучания музыки хора и партий солистов делают оперу "Сомнамбула" жемчужиной мирового искусства. А тот особый подход композитора к героям причудливой истории. Винченцо Беллини исключительно музыкальными средствами сумел воспроизвести на сцене живые характеры. Называя финальную кабалетту оперы "шедевром", критики писали о "новой форме бельканто", где, несмотря на отсутствие традиционных повторений, лирическая красота поражает неслыханной, неповторимой в истории музыки цельностью.

В вечер перед премьерой "Сомнамбулы" в Большом театре маэстро Мацолла публично заявил о цели постановки. "Цель - приоритет "красивого пения", всё остальное - вспомогательные средства". И вот сейчас, когда я пишу эти строки и вспоминаю спектакль, думаю: быть может, оно и лучше было бы - без "вспомогательных средств"? Прозвучала бы опера в её концертном исполнении. Хотя, с другой стороны, что как не "вспомогательные средства" тревожат ныне пронзительной нотой раздвоенности сознания, пребывания в двух мирах: реальном и сильфидном.

"Сомнамбула" - само дыхание романтизма. С первым звонком входишь в зрительный зал Новой сцены Большого театра, занимаешь кресло. Минута-другая, и понимаешь: всё равно, что в вагон-купе попал. Сцена наглухо закрыта щитом, подобным окна в поездах закрывают от ветра. Читаешь программку, но уже не до имен солистов, гадаешь: из чего этот белый щит сделан: кожезаменитель? пластик? раньше сцену закрывал черный щит а вот теперь - белый.

Есть такое выражение: как снег на голову упал. Я вспомнила о нем, когда щит поднялся и артисты балета в белых платьях, белых косоворотках, шароварах, заправленных в хромовые сапоги, закружили по сцене в стремительном, весёлом хороводе. Звучание хора открывает народный праздник по случаю обручения Амины. И мысленно спотыкаешься, не совсем понимаешь место и время действия "Сомнамбулы". Декорации такие. На сцене трапециевидный помост, вдоль которого длинные ряды столов, раскладные стулья. За помостом - стволы есенинских берез. По мере развития действия и увеличения берез на сцене догадываешься: "Сомнамбула" - версия русифицированная, альпийская деревушка теперь - чеховское Мелихово. Артисты хора при этом приодеты в платья желто-фиолетовых контрастов, в шляпках с вуалью или без и напоминают скорее мелкобуржуазных дамочек предместий Парижа. Ни заразительно свободно льющийся голос Колина Ли, ни приглушенное, бархатистое pianissimo u morrendo (тише, затихая совсем) колоратуры Лоры Клейкомб -- ничто не помогает поначалу перенестись в мир беллиниевских грёз, в его волшебную ирреальность.

Сомнамбулизм как поэтическая метафора слышен лишь в музыке. На сцене столь странное явление души Амины не таит в себе загадочности, не скрывает нечто настораживающее, не пугает таинственностью связи с блеском луны на черном небе, не обвораживает состраданием. Странен разве что костюм Амины. Белое платье, в котором героиня празднует помолвку, мало чем отличается от пеньюара, в котором она же проходит через окно в комнату постоялого двора. Пушкинская простота сюжета оперы, вымечтанная Беллини эфемерность, - всё это втиснуто в рамки минимализма декораций и незатейливости мизансцен. Не обошлось и без модного поветрия - призрак вдруг нарисовался на праздничном столе и прошел по столу, размахивая под простыней руками, мультяшным персонажем.

Физическое удовольствие от оперы, этих поразительных эффектов из слияния голосов, испытываешь разве что с закрытыми глазами. Музыка походила на раскрывающийся цветок: каждая следующая нота возникала из предыдущей И воображение переносило куда-то в другие времена, к величайшей постановке "Сомнамбулы" Висконти именно тогда, в 50-х годах прошлого века, произошло второе открытие Беллини благодаря Марии Каллас, ибо мало кто из вокалистов мог справиться с труднейшей тесситурой и постичь особенности стиля оперы Беллини "Не человек, а какой-то вздох в бальных туфлях" И я не могу сказать теперь: роняла ли слезу Джудитты Пасты на букетик увядших фиалок Лора Клейкомб? И были ли увядшие фиалки?

Говорят, сравнение с прошлым началось сразу же, как опера возникла. В 1713 году Този, знаменитый мастер пения из Болоньи, еле нашел певцов, равных тем, которых он слышал когда-то. Спустя сто лет Россини утверждал, что современные певцы достойны лишь презрения. Сегодня прелести воздыхания о том, что великое искусство осталось в прошлом, объявлен крестовый поход. Великое искусство - пения, в частности - рубят на корню. Весь этот пафос - учат генерацию хипстеров - совершенно плоский, банальный, к искусству отношения уже не имеющий, а потому никому не понятный и не интересный. Ведущие театры мира штампуют оперные "продукции", как детали на конвейере. Вот "Сомнамбула", где кровать, на которой Амина и Эльвино перекрикивают друг друга, вращают артисты в трениках и майках, а под колосники летят какие-то листки, тетради. Вот "Сомнамбула", где Амина-вамп в мехах, наброшенных на плечи, оказывается словно среди участников гей-парада И надо отдать сегодня должное Пьерлуиджи Пицци. Чеховское решение постановки: "В Москву! В Москву!" - быть может, его тоскующее сожаление о потерянном счастье. Но и Большой театр - уже не царство Гвидона, где были возможны чудеса.