«На севере русская душа...»

Владимир Бондаренко

30 марта 2017 0

о романе Дмитрия Новикова "Голомяное пламя"

Радуюсь вместе с читателем новому русскому литературному шедевру, роману петрозаводского писателя Дмитрия Новикова "Голомяное пламя". Вообще, сейчас пошли в рост новые большие русские национальные писатели: Захар Прилепин с "Обителью" и "Взводом", Алексей Иванов с "Тоболом", Михаил Тарковский с "Тойота-Крестом", Дмитрий Новиков…

Могучая русская поросль. И все по большому счёту — почвенники, традиционалисты, накрепко повязанные с русской землёй и русской историей.

Вот и мой земляк из родного мне Петрозаводска Дмитрий Геннадиевич Новиков посвятил свой первый большой роман русскому Северу, северной природе, северным людям, северной истории. Читая роман, я вспоминал и собственную жизнь, походы по северным рекам, Белое море, поморских родственников.

На мой взгляд, главным героем романа "Голомяное пламя" является не тот или иной персонаж (которые все эпизодичны), а сам Север как таковой. Дмитрий Новиков пишет: "Кто не здоров — тот болен, не может быть в стране людей нормальных с не вылеченной Севером душой. Мы — северные люди и, заслоняя глаз яркой, южной обманкой, не забывать стараемся — обёртка всё, под нею — пустота. На Севере русская душа, ей душно без него…" Абсолютно согласен: люди Севера и спасут мир от гибели, они надёжны.

Писатель искренне наслаждается Севером, его манят даже сами названия деревень, рек и островов: "А берега да острова наши, — тут уж я тоже увлекался азартом его, — Летний, Зимний, Карельский, Онежский, Терский. Серебрянка-остров, Пудинка, Парус-камень, Сковородный, Водохлебиха…".

У сёмги — шестнадцать имён, у ветра — до десяти и больше, у снега — двенадцать, у льда — десять, и так далее. Вся история России сосредоточена в памяти Севера. Не случайно и былины все русские на Севере записаны, песни древние, народные сказки.

При этом роман "Голомяное пламя" совсем не перегружен научными и краеведческими изысканиями, они равномерно распределены среди живых героев книги, вплетены в сюжет. Книгу просто вкусно читать, не так сюжет увлекает, как радость и сладость от самой северной жизни.

Герои романа, Григорий и его друзья, путешествуют на байдарках по северным рекам и Белому морю, но это никак не заметки путешественников, не взгляд со стороны, ибо герои сами — коренные северяне древних поморских родов. И потому они способны описать сладостность всех своих чувств от запаха свежести морской, рыбы морской, солнца морского северного.

Сам язык романа становится эпическим, словно новая "Одиссея" или карельская "Калевала". Вот описывается сцена гибели поморов от приезжих молодцев, желавших ускоренным путём построить социализм: "Было чёрным Белое море. Строгим, траурным… Белели спины мужиков плывущих. Белели головы русые, русские. И заговорил, захлёбываясь, пулемёт с накренённой баржи. Веером ложились на воду пули… Один за одним исчезали там северные люди, сталь русской земли. И словно рыбины, сверкнув на глубине белизной, исчезали в морской воде… Яркая, тонущая небесная радуга легла на голомя и уходила вместе с жизнью и надеждой, вслед за рыбьим племенем, ещё недавно бывшим людьми и от людского зла ушедшим…".

Погибшие поморы становились эпическими героями и оставались в памяти читателей романа навсегда. Автор и не скрывает свой северный патриотизм, откровенно гордится своей северной родиной и откровенно же описывает все трагедии, случившиеся здесь на протяжении веков.

"Север — край света. Край такой, где единственно возможны свободные мечты, где единственно неподвластен человек воле чужой. Будь то на море, в лесах, в тундре или на диких камнях — жизнь его, смерть его лишь от Бога да самого человека зависит, и нет никого между ними…"

Иные и вознегодуют, назовут писателя неким расистом, северным националистом. Но имеет талантливый писатель право на возвеличивание своего родного края? Он же не отрицает другие русские просторы: "На юге тоже ясно — там земля русская, Великий Новгород да царство московское. Свой там народ, русский, а всё не такой, как мы. Без моря живут, воли не знают, все под хозяином каким, царь там да прислужники его. Тоже понятно. А вот на восток — сторона тёмная, неизвестная, интересная…"

Потому северными первопроходцами и освоен был восток, хотели поморы узнать край, где солнце встаёт: "ведь не помор ты, если далёкие земли тебя не манят, да опытным не станешь, когда северное дело во всех тонкостях не изучишь…".

Не случайно и то, что большинство писателей новой волны — не москвичи. Дмитрий Новиков осваивает и познаёт Север, Василий Авченко — Дальний Восток, Захар Прилепин — Нижний Новгород, Герман Садулаев — чеченец, они не замыкаются в столичной болтовне.

Конечно, я вижу несомненную близость Дмитрия Новикова и моего старого друга Владимира Личутина. Не знаю даже, читали ли они друг друга, но почва общая, корни из той же северной земли. Вот оба ни от кого и не зависят, ибо ими владеют свободные северные мечты, неподвластные воле чужой.

Роман ли это в его каноническом, классическом виде? Не похоже. Сюжет, как и у Личутина, явно не главенствует. Скорее, это можно было бы считать сборником новелл, проповедей, словарей, притч. Как считает критик Валерия Пустовая: "Его можно читать одновременно как исповедь, травелог и притчу…". Но никуда не деться от единения всего текста, от связи всех этих разделённых веками событий, встреч и воспоминаний с северным святым Варлаамом Керетским.

Есть в романе просто перепечатки с сохранением старой орфографии с портала "Древнерусская литература", из древних северных книг — "Поведание от чюдесъ преподобного Варлаама Керецкого чюдотворца", есть его жизнеописание, но и в самых живых повествованиях о наших днях, о современных героях мы вновь и вновь встречаем ссылки на незримое влияние на все происходящие события северного святого. То герои добираются до Крестовых озёр, где находят заново отстроенную церковь и часовню, посвящённые преподобному Варлааму Керетскому, то само спасение изнемогших путешественников от гибели происходит по его небесному благословению. Откуда взялись силы выстоять на краю? "Может, это ещё одно чудо, явленное преподобным Варлаамом Керетским. Потом, через годы, узналось, что дни поминовения его пришлись именно на это время".

Герои в романе подобраны из разных времён, наш современник Григорий с товарищами-путешественниками соседствует с пареньком Колямбой из 30-х годов, который появляется и в наше время, напутствуя молодых бродяг, уже в виде древнего старика Саввина. Ещё один герой — сам Варлаам Керетский, русский святой из шестнадцатого века.

Роман разбит на множество мелких главок, от одной до десяти страничек, и каждая из них читается как отдельный рассказ. Иные и были опубликованы как рассказы в предыдущей книге автора "В сетях твоих". Сверстник Новикова, писатель Илья Кочергин, в своей рецензии на роман так и назвал его "пакетом рассказов, подвергшихся сварке, а затем многократной перековке, — как дамаск", но и он не отрицает, что в результате сварки у писателя получилось нечто цельное и единое, хоть и рассчитанное на медленное чтение.

Любители глотать сюжетные романы могут не браться за "Голомяное пламя", всё равно не дочитают. Но тот, кто получает удовольствие от хорошего текста, будет читать и перечитывать по нескольку раз. К примеру:

"Нет ничего в мире красивее, чем берег Белого моря. Словно медленный сладкий яд вливается в душу любого, увидевшего это светло-белёсое небо, эту прозрачную, как из родника, воду. Это серое каменное щельё, покорно подставляющее волнам своё пологое тело и благодарно принимающее лестную ласку воды. Эти громыхающие пляжи, усыпанные сплошь арешником — круглым камнем, который море катает беспрестанно, шутит с ним, играет, и в результате — не смолкаемый ни на минуту грохот, и думаешь невольно — ну и шутки у тебя, батюшко. Эти подводные царства, колышущийся рай, пронизанный солнцем, как светлый женский ситец — весенним взглядом. Этот лёгкий ветер с запахом неземной, водной свежести и отваги, и каждый знает теперь, что такое свежесть и отвага. Этот пряный шум соснового леса и удирающий от берега трусливый бурый зверь, кисельно плескающий жирным огузком. Эта радость бескрайней дороги, свободного пути к жизни, к счастью, к смерти…".

Не случайно, все критики, пишущие о Новикове, любят его цитировать для собственного удовольствия. Но, понаслаждавшись художественной мощью романа, признают его печальный трагический настрой от ощущения гибели всего того, о чём пишет Дмитрий Новиков. Исчезли уже старые деревни, большие двухэтажные поморские дома, исчезли и сами поморы, рыбаки, исчезла и северная рыба, истреблённая хищническими потребителями.

Роман Сенчин пишет: "Голомяное пламя" — абсолютно почвенническое произведение. Правда, в отличие от почвенников прошлых поколений, автор видит лишь "останки" деревень; людей, живущих на почве и почвой, — этот "виноград земли русской" — можно пересчитать по пальцам. В реках и море почти не осталось благородной рыбы… То, о чём горевали писатели-деревенщики сорок-пятьдесят лет назад, что пытались спасти, кажется, погибло окончательно…." Но заканчивая рецензию, не может уйти от наслаждения процитировать:

"Самцы к нересту лошать начинали, ярко-красные, нарядные становились. За самочкой несколько их увивалось. И бились они, дрались молодецки, удаль свою и уважение этим выказывая. Она же выбирала одного и с ним начинала гнездо строить. Где-нибудь на перекате речном, где галька да песок на дне, да вода неглубокая, чтоб солнышко прогревало, нароют они холм большой, да туда она икринки и вымечет.

Ещё когда стадо вверх по реке идёт, всю мелкую рыбу оно убивает, всех скользких до икры охотников. И не ест их, а деды говорили — "мнёт", убьёт и выбрасывает. Самка после радости своей обратно в море скатывается, отъедаться да следующего раза ждать. Самцов же часть икру остаётся охранять. Другие же тоже в море. Только наряд свой теряют тогда, худеют страшно — скелетина с большой головой. Вальчаки они тогда называются".

Может, такая проза поможет возрождению нашего Севера? Здесь и мощная северная природа, и трагедия русского народа, всё неразрывно друг с другом: "белое и чёрное, пьянство и честность, неистовость и покой. Здесь главная русская свобода, обещанием свободы попранная".

Что заставило писателя, признанного природным рассказчиком, мастером короткого рассказа, обратиться к большой прозе? Писался роман долгих семь лет, потому и читаться за один день не будет, другой язык, другое замедленное мышление. Как рассказывает сам автор: "Знаете, возле Петрозаводска есть такой остров — Голомяной. Этот остров расположен там, где заканчивается Петрозаводская губа и начинается простор большого Онежского озера. Голомяной — это открытый. В случае с островом — начинается открытая вода. А в названии романа речь идёт об открытом пламени, радуге над Белым морем и пламени в душе человеческой, с которым так или иначе связана та история, которая рассказывается в тексте. Любопытно, что в московском издательстве хотели поменять название, искали другой вариант, но так и остановились на этом — наши предки умели давать очень чётко имена многим явлениям, и очень жаль, что мы сейчас забыли тот язык. В моём романе три временных эпохи и три языковых пласта — начало XVI века, начало-середина ХХ-го и, наконец, наше время. Язык же — старорусский, наша знаменитая поморская "говоря" и, конечно, современный русский язык. Среди героев есть и реальные исторические лица. Например, святой Варлаам Керетский и русский этнограф, помор и исследователь Иван Дуров, создатель уникального "Словаря живого поморского языка", который был арестован и расстрелян в 1938 году, найдя своё последнее пристанище в Сандармохе. Формулировка в деле была примерно такой: "уделяет слишком много внимания старине, не обращая взора на реальные достижения советской власти". В то же время я хотел бы подчеркнуть, что это не исторический роман. Это, скорее, роман о том, что такое северный русский дух, о нашем северном менталитете, который, несмотря на все лишения, гонения, войны, нашествия, на всю нашу перепаханную историю, сохраняется и хранит наш Север. Одновременно это и своего рода роман-путешествие. Каждая глава названа по имени населённого пункта, в котором происходит действие. Роман, собственно говоря, и рождался из серии отдельных рассказов, постепенно обретая внутреннюю логику, гармонию и завершённость. Это первый роман, который я написал, и его создание было тяжким трудом…"

Мы давно уже не знаем свою историю, своих героев, и потому роман Дмитрия Новикова крайне нужен, он сразу же после своего выхода в издательстве стал вехой в познании Севера, подобно прежним романам великих северных прозаиков Дмитрия Гусарова и Дмитрия Балашова. Дмитрий Новиков упрекает своих соотечественников в отсутствии гордости за свою историю, за свою русскость: "А между тем, именно этой своей уникальностью, своей необычной историей, своей непохожестью мы и интересны окружающему миру, да и самим себе…"

Вот и в романе наряду с героизацией былых поморов писатель осуждает современную ему действительность. "Я шёл по своей земле и не узнавал её. Везде были русские люди, но чем дальше от Севера — тем непонятнее они мне становились… Чем дальше уходил я от Севера, тем больше видел, что не знают, не понимают этого люди. Брат на брата волком рычит, разорвать готовый. Все со всеми не согласны. Простые люди подобрее, начальники — злые как черти… Никак не мог я понять свой народ. Тяжело и зло жилось ему, моря не знавшему. Вертелось всё в бессмысленной круговерти, раз за разом открывая круг злых неведений…"

Действие романа то опускается в шестнадцатый век, то возвращается в наши дни, а между ними — и война с немцами, и революция, и 1935 год, и репрессии. Жизнь главного героя Григория разбросана по разным главкам, если соединить их воедино, получится крепкая небольшая повесть о жизни помора. Но исчезнет ощущение Севера, его приметы…

Нет в романе, несмотря на горькие трагические сцены, никакого пессимизма. Ушёл старый Север, будем строить по-новому, соединим прошлое и с настоящим, и с будущим. "Голомяное пламя", пламя жизни и света, идущего от северных морей и озёр, никогда не умирает. Это пламя переходит от воды к небу, из нашего времени в шестнадцатый век, это пламя соединяет Григория с Варлаамом Керетским, это спасительная радуга на северном небе.

Григорий, вспоминая жизнь своего деда-помора, решает проехать по сказочным северным местам, он находит там, на Севере, основу для нового возрождения, единения с природой, с рыбами, с загадочной серебристой сёмгой, которая жаждет своего возвращения в родные реки.

Писатель признаётся в интервью: "Почему я взялся за северный роман? Просто мне стало обидно, что о русском Поморье мало знаем. А ведь здесь за пять веков не было ни одного уголовного преступления!.. Люди боролись с природой, выживали и жили. А потом эта цивилизация куда-то исчезла. Мне стало интересно, куда она делась, почему, что её сломало. Я задумался над этим. В итоге родился роман. Мне очень приятно, что друзья из Петрозаводска и Вологодска меня поддержали, и новая северная проза оказалась не искусственно придуманным феноменом, а действительно духовным движением…"

Да и сам петрозаводский писатель основательно выстраивает свою жизнь. Построил крепкий дом на берегу озера, где и живёт нынче. "Сейчас очень важно строить…" — пишет он. Вот и строит: крепкий роман, крепкий дом, крепкую семью, русскую идею.

Он и становится важным символом русского северного возрождения!