Сталин и Фалин
Владимир Бушин
18 мая 2017 0
Окончание. Начало — в №№ 18-19
Антисоветчики очень однообразны. И ухватки у них одни и те же. Например, гавкая по поводу каких-то наших ошибок, упущений, промахов, реальных или придуманных ими, они всегда говорят так, будто это возможно было только в Советском Союзе, а во всём остальном подлунном мире совершенно немыслимо. То же самое видим и в негодовании Фалина по поводу того, что немцы "застали нас врасплох". Почти верно. Но многократно рассуждая в книге о других странах во Второй мировой войне, он ни разу не задался вопросом, а как с этим обстояло дело у них. Допустим, что случилось 10 мая 1940 года, когда Германия обрушилась на Францию? Ведь французы уже девять месяцев были в состоянии войны с немцами, армия полностью отмобилизована и давно заняла оборонительные позиции на линии Мажино и по всей границе, изготовилась для отпора. И тоже были предупреждения, тревожные сигналы. И какие! Предупреждал французов даже министр иностранных дел Италии, зять Муссолини граф Г.Чиано. И что же? Полный расплох! А у нас с Германией было всё-таки два добрососедских договора, исключавших всякую возможность конфликта, активно шли взаимные поставки товаров. Сталин недооценил меру авантюризма Гитлера. А главное, мы в результате неожиданности агрессии пережили несколько крупных поражений, но устояли, а потом разнесли врага в дым. Франция же в три-четыре недели потерпела полное поражение, была оккупирована немцами и стала её сателлитом, воевала и против Англии, вчерашнего союзника, и против нас.
А как американцы встретили 7 декабря 1941 года сокрушительный удар японцев по Пёрл-Харбору, в результате которого потеряли почти весь свой Тихоокеанский флот? Ведь подводных лодок было только три, а 32 надводных корабля двинулись 26 ноября от Курильских островов к Гавайским и шли открытым морем, где некуда скрыться, нечем замаскироваться, почти две недели. К тому же, между США и Японией были очень напряжённые отношения. И вот — совершенно неожиданный удар! Историк Н.Н. Яковлев в своей известной работе "Пёрл-Харбор" писал: "С отправкой предупреждения на Гавайские острова государственные и военные деятели в Вашингтоне сочли свою миссию оконченной… Рузвельт и Гопкинс заперлись в Овальном кабинете. Президент в рубашке с короткими рукавами, без галстука разбирал свою коллекцию марок. Гопкинс валялся на диване, играя с любимой собакой президента… Узлу связи дан строжайший приказ — не тревожить воскресный отдых президента. Сели обедать, болтая о пустяках. Вскоре после часа дня раздался телефонный звонок. Недовольный президент взял трубку. Звонил Нокс, военно-морской министр. Он неуверенно начал: "Господин президент, похоже на то, что японцы напали на Пёрл-Харбор…" "Не может быть!" — в смятении воскликнул президент. Но это было горькой правдой. Рузвельт позвонил Хэллу. И сообщил, что произошло. На мгновение государственный секретарь потерял дар речи…" (с.132).
А чем, наконец, для самих немцев были наши контрнаступления 5 декабря 1941 года под Москвой, 19 ноября 1942 года под Сталинградом, упреждающий артиллерийский удар 12 июля 1943 года на Курской дуге? А 6 июня 1944 года высадка союзников через Ла-Манш? Всё — полной неожиданностью! Вот, т. Фалин, что случается на войне, на которой вы почему-то не были.
Автор сообщат, что "более двух десятилетий тесно общался с известным авиаконструктором А.С. Яковлевым, был знаком с А.И. Микояном и А.А. Туполевым, и их оценки обобщены в книге" (с.217). Ну, во-первых, А.И. Микоянов было два: один А.И. — член Политбюро, что "от Ильича до Ильича без инфаркта и паралича", другой А.И. — лётчик-испытатель. Можно догадываться, что тут имеется в виду лётчик. Во-вторых, академик, трижды Герой социалистического труда, пятикратный Сталинский лауреат генерал-полковник-инженер Туполев бы не А.А., а Андрей Николаевич. За более чем два десятилетия тесного общения с ним можно было бы это узнать и запомнить. В-третьих, эти авиаконструкторы были не просто известными, а великими, знаменитыми.
Но меня сейчас интересует "тесное общение" автора только с А.С. Яковлевым, академиком, двукратным Героем, семикратным Сталинским лауреатом, генерал-полковник-инженером. В 1972 году тиражом в 200 тысяч экземпляров вышла большая книга его воспоминаний "Цель жизни". Вполне возможно, что автор и подарил её своему цековскому дружбану. В книге, помимо профессионально достоверных сведений о нашей и о немецкой авиации, об их роли в войне, о наших авиаконструкторах и лётчиках, много интересного и о Сталине. Вот несколько эпизодов и впечатлений из книги.
"С людьми Сталин был вежлив, обращался всегда "на вы". Никого не называл по имени и отчеству. Единственное исключение делалось для пожилого маршала Шапошникова Бориса Михайловича… К Сталину все обращались, конечно, всегда "на вы" и "товарищ Сталин". Только Молотов и Ворошилов были с ним "на ты"… Вызывая меня к себе, Сталин обычно спрашивал: "Вы не очень заняты?". Или: "Могли бы вы сейчас без ущерба для дела ко мне приехать?" (с.490).
"У каждого есть недостатки и промахи, — сказал Сталин, — поэтому с маленькими недостатками в работе надо мириться. И у вас, и у меня тоже есть недостатки, хотя я — "великий вождь и учитель". Это мне из газет известно" (с. 491).
"Сталин не терпел верхоглядства и был безжалостен к тем, кто выступал, не зная дело" (с.491).
"Пожалуйста не угодничайте. Не думайте, что если скажете невпопад с моим мнением, то будет плохо… А этот так и смотрит в рот начальству, чтобы повторить за ним глупость. Такой человек может принести большой вред. Опасный человек!… Если вы твёрдо убеждены, что правы, никогда не считайтесь с чьим-то мнением, а действуйте так, как подсказывает разум и совесть" (с.492). Кстати, что это были в устах Сталина не пустые слова, убедительно подтверждает хотя бы известный эпизод с маршалом Рокоссовским. При обсуждении в Ставке плана операции "Багратион" все — и Сталин тоже — были против предложенного им нанесения одновременно двух главных ударов, но Рокоссовский стоял на своём. Сталин дважды предлагал ему выйти в другую комнату и ещё, ещё обдумать свой план. Рокоссовский возвращался и говорил: "Да, надо так, как я сказал". "Настойчивость командующего фронтом, — сказал Сталин, — доказывает, что организация наступления тщательно продумана. А это надёжная гарантия успеха". И утвердил план…
12 июля 1935 года. В этот день Яковлев впервые увидел Сталина и был представлен ему. Для руководителей партии и правительства организовали показ достижений спортсменов Центрального аэроклуба. Все шло хорошо. Но вот лётчик Алексеев, вытворяя в небе на знаменитом самолёте У-2 (кукурузник) всякие воздушные фокусы, вдруг рухнул в Москву-реку. Туда помчалась машина. Все были уверены, что лётчик погиб. Но вот машина вернулась, из неё выходит весь мокрый воздушный акробат и докладывает Ворошилову: "Товарищ народный комиссар! Лётчик Алексеев потерпел аварию…"
"Конечно, — пишет Яковлев, — заигравшись, он допустил грубейшую ошибку. Но все были рады, что лётчик жив. А Сталин…" Тут Жириновский или Караганов завершили бы так: "Сталин приказал немедленно расстрелять растяпу Алексеева, а труп бросить в Москву-реку". Но вот что пишет очевидец: "Сталин подошёл к нему, пожал руку и обнял" (с.97).
"Сталин спросил Чкалова: "Почему вы не пользуетесь парашютом, а всегда стараетесь спасти машину?" Чкалов ответил, что летает на опытных, очень ценных машинах, которые надо беречь во что бы то ни стало. "Ваша жизнь, — сказал Сталин, — дороже нам любой машины. Надо обязательно пользоваться парашютом, если в этом есть нужда!.." К сожалению, Валерий Павлович не прислушался к сталинскому совету. Через три года, стремясь спасти новый истребитель И-180, у которого в полёте заглох мотор, он не воспользовался парашютом…" (с.111).
"Об авиации Сталин говорил как авиационный специалист" (с.167).
"— Ну, как дела? Что говорят в Москве? — спросил Сталин.
— Мне кажется, — ответил я, — что сейчас самый злободневный вопрос — уничтожение бульваров на Садовом кольце… Говорят, что Сталин не любит зелень и приказал…
— Какая чепуха! Никому мы таких указаний не давали. Разговор был о том, чтобы привести улицы в порядок и убрать только чахлые деревья, которые уродовали вид города.
— Вот видите, достаточно было вам заикнуться. А кто-то и вековые липы срубил.
— Я сказал, чтобы впредь под благоустройством улиц не понимали подобное озеленение, а Хрущёв и Булганин, хозяева Москвы, поступили по пословице "Заставь дурака богу молиться — он и лоб расшибёт… Вот, Молотов, что бы кто ни натворил, — всё на нас валят. Но Тверской бульвар всё-таки не дадим в обиду" (с.193).
Фалин, как мы видели, — именно из тех, кто "всё на нас валит".
"Многие любят за мою спину прятаться, ответственности брать на себя не хотят, по каждой мелочи на меня ссылаются. Вы человек молодой, дело знаете. Не бойтесь от своего имени действовать, и авторитет ваш будет больше, и люди уважать будут" (с.209).
"При обсуждении у Сталина вопроса об увеличении выпуска бомбардировщиков Пе-2 произошёл такой разговор.
Директор моторного завода Лукин:
— Мала пропускная способность испытательных стендов и дефицит бензина.
Сталин: Нет разве хороших снабженцев?
Лукин: Был у нас хороший снабженец, да его посадили.
Сталин: За что?
Лукин: Да говорят, жулик.
Сталин: Жулики разные бывают. В дом или из дома тащил?
Лукин: Обменял тонну спирта на сто тонн бензина.
Сталин: Бензин-то для завода. Значит, тащит в дом, а не из дома.
Не успел Лукин через день после этого совещания вернуться на завод, а снабженец уже работает" (с.316).
"Сталин не мог спокойно относиться к фактам безразличного отношения командиров к нуждам бойцов. Однажды, выслушав доклады нескольких командующих, прибывших с фронта, и узнав о плохом подвозе питания, он вспылил: "Стыдно!.. Смотрите, — он кивнул на висевшие в кабинете портреты Суворова и Кутузова, — помещики, крепостники, а больше заботились о своих солдатах, больше знали и любили их, чем вы, командиры-коммунисты!" (с.494).
Можно долго продолжать подобные выписки. А вполне ли они достоверны? Вот, судите сами. Яковлев встречался со Сталиным в кремлёвском кабинете, согласно журналу посетителей, с 27 апреля 1939 года по 9 августа 1951-го 102 раза. А ведь ещё были встречи и на квартире, и на даче, и на приёмах. Это объясняется тем, что Яковлев был не только великим авиаконструктором и руководителем конструкторского бюро, но и заместителем наркома авиационной промышленности. Так что Александр Сергеевич — из числа тех, кто имел прекрасную возможность составить представление о личности Сталина. Кроме того, он делал записи о своих встречах со Сталиным. А время написания и публикации воспоминаний: спустя почти двадцать лет после смерти Сталина, да ещё в атмосфере периодических приступов антисталинизма, — исключают всякую возможность желания из лести потрафить кому-то из высокого начальства.
Не может быть, чтобы за двадцать лет знакомства Фалина с Яковлевым они хотя бы раз двадцать не поговорили о Сталине. Да ещё, как я уже сказал, вполне вероятно, что Александр Сергеевич подарил свою книгу Фалину. И что же мы видим в книге секретаря? Не "воспроизведение", не "обобщение оценок" Яковлева, как он обещал, а отвержение и извращение их. А вообще-то трудно себе представить, чтобы такой великий советский патриот, как Яковлев, двадцать лет терпел такого злобного антисоветского "интеллектуала", как Валентин Михайлович Фалин.
Я всегда протестую, когда говорят о крахе, обвале, развале Советского Союза. Нет, страна не развалилась — её предали и задушили вот такие секретари, доктора наук, профессора и орда вскормленных ими чубайсов. Или вот недавно вновь сотрясал атмосферу и экран телевизора замшелой антисоветчиной А. Ципко, тоже работник ЦК. До того зашёлся в приступе злобы, что Александру Проханову, Дмитрию Куликову и другим участникам передачи, русским, вдруг заорал: "Я, в отличие от вас, — русский человек, и знаю русскую историю!".
Да что в нём русского? Взгляды, убеждения и характер совершенно такие же, как у Радзинского, Млечина и других детей выходцев из Леванта.
В интернете читаем: "В.М. Фалину было дано право напрямую доводить до генерального секретаря ЦК свою точку зрения по всем вопросам внутренней и внешней политики, и он этим правом активно пользовался, написав на имя Горбачёва около полусотни меморандумов". Разве эти меморандумы могли быть по духу иными, чем книга "Второй фронт" или вопли Ципко, что он русский?
Правда, тут же читаем: "В 1992-м по вызову Конституционного суда Российской Федерации он участвовал в слушаниях по так называемому "делу КПСС".
Это не так. Я присутствовал на том долгом суде. Во-первых, это не "дело КПСС", а суд, который возбудила КПРФ против Ельцина, издавшего "Указ о запрете КПРФ", и суд признал указ незаконным. Так что правильней говорить "суд по делу Ельцина". Вскоре состоялся восстановительный съезд КПРФ. Во-вторых, что значит Фалин "участвовал в слушаниях"? На самом деле суд вызывал его как свидетеля. И мы, не зная, что это за фигура, все радовались, ждали: уж он, мол, секретарь ЦК, даст им шороху! Но Фалин жил тогда уже в Германии и по вызову суда не явился.
Там же: "Находясь в Германии, В.М. Фалин сотрудничал с учебными и научно-исследовательскими центрами этой страны, включая Гамбургский университет и Гамбургскую высшую школу экономики и политики. Находясь в Германии, В.М. Фалин подготовил ряд книг. Его перу принадлежит ряд фундаментальных изданий…" С одним из фундаментальных мы ознакомились. Ещё?..
И напрашивается вопрос: а как назвать человека, который всю сознательную жизнь, уже лет семьдесят с лишним, занимается политикой, пишет книги о политике, читает лекции, но так и не понял, в чём суть величайшего политика ХХ века и какова его роль в истории родины? Не является ли этот человек сам чрезвычайным и полномочным догматиком двадцатого столетия?
P.S.
Когда статья была уже написана, мне попала в руки газета "Слово". То, что там говорится о Фалине, достойно внимания. Всего несколько фраз:
"Поколениям соотечественников хорошо знаком его благородный лик, блестящая эрудиция, исполненная изящества речь. Каждое его появление в эфире и на газетной полосе задаёт планку высокой журналистики и патриотизма. Но не только этим славен этот легендарный Человек" (так в тексте. — В.Б.).
"Он видел, как делается история. Он сам делал историю. Ни одно из решающих событий жизни второй половины прошлого века не обошлось без его участия… Фалин — национальное достояние России" (так в тексте. — В.Б.).
"Он был спичрайтером Хрущёва" (наслушались тогда мы этих спичей… не он ли "кузькину мать" для Хрущёва придумал? — В.Б.).
"Бесстрашие в отстаивании своей (и Хрущёва. — В.Б.) точки зрения — ещё одна примечательная черта этой удивительной Личности".
"Будучи убеждённым антисталинистом, В.М. при жизни вождя в партию не вступал" (это ещё одна причина для нашей скорби по поводу преждевременной кончины тов. Сталина. — В.Б.).
"Ему довелось пережить несправедливые обвинения, гонения и горечь изгнания" (никто его не изгонял. Один крупный немец, Эгон Бар поманил пальчиком — он и махнул в Германию. Как тогда же, в трудную пору для родины, Хрущёв-младший, Евтушенко, Аксёнов — в Америку. — В.Б.).
"Общение с В.М. всегда завораживает. Ему хочется внимать без конца и черпать из кладезя его премудрости… Благодаря таким людям, как легендарный антисталинист В.М., Россия непобедима!"
Конечно, только благодаря таким…Но справедливости ради надо заметить, что всё это извергнуто в атмосферу по случаю дня тезоименитства Легендарного. А в такие дни даже Кощею Бессмертному можно говорить "ваше превосходительство", а к Бабе-Яге обращаться со словами "высокочтимая леди!.."