Белый кот на воеводстве

Татьяна Воеводина

19 января 2017 0

Сегодня в шесть утра умер Колька — гражданин братской Украины, соискатель российского гражданства, которое так и не успел получить, хотя живёт в нашем посёлке уже лет десять. Было ему слегка за сорок.

Колька — квалифицированный рабочий, но за всю жизнь ни разу не имел стабильной работы: заводы когда-то промышленного Запорожья, откуда он родом, закрывались, покупались невесть какими богатеями и тоже закрывались: самостийная Украина входила в мир европейских ценностей, а в этом мире украинская промышленность "не трэба".

Колькина мать (между прочим, инженер-проектировщик в прошлой жизни) живёт в России в няньках, ну, и Колька был при ней. С работой не складывалось: то мыл электрички, то кому-то помогал по саду, то мастерил что-то, то собак выгуливал: он добрый, зверьё его любило. Семьи у него никогда не было: какая семья, когда ни работы, ни зарплаты? Попивал.

Однажды, воротясь из Запорожья, рассказал: в его классе было 18 мальчишек, в живых осталось четверо. (Теперь трое). В сорок с небольшим лет. Это же чисто военные потери!

Много таких колек-калек, очень много, изо всех братских республик бывшего СССР.

Как-то вечером мы с дочкой, прогуливая собаку, встретили женщину, которая заблудилась и не могла попасть на шоссе. Довели её до дороги, и она нам рассказала свою историю. Она — молдаванка, приехала в наш посёлок поискать работы няньки, домработницы, всё равно кого, но место, которое ей кто-то указал, оказалось уже занятым. По профессии она — учительница, но вот ищет хоть какую-то работу здесь. Живёт на птичьих правах с такими же горемыками в одной комнате, которую придётся скоро освобождать. Устроиться на работу нужно как можно скорее, так как дома ждёт семья, где она — кормилец. Дочка, помню, была впечатлена: как тяжело, оказывается, жить не в своём доме, даже не в своей стране.

Таких женщин, украинок и россиянок, я встречала в Эмиратах: тоже живут в одной комнате, работают, где придётся, стараясь копить копеечку к копеечке.

Эмиграция — это всегда несчастье, как бы ни хорохорились бедолаги. Особенно тяжела трудовая миграция — эмиграция из бедной страны в более богатую, когда непременно понижается социальный уровень, ты попадаешь в окружение таких же горемык, как ты сам. И вырваться из этого круга — ох как нелегко.

Мне памятен старинный перевод из Данте на эту тему: "Ты будешь к хлебу привыкать чужому,/Узнаешь ты, как горек он и солон,/ Как лестница крута к чужому дому".

Я не нашла, кому принадлежит этот заблудившийся в моей голове текст. Лозинский, классик перевода, получивший за него Сталинскую премию, перевёл гораздо хуже: "Ты будешь знать, как горестен устам/Чужой ломоть, как трудно на чужбине /Сходить и восходить по ступеням". (Оригинал на всякий случай — для тех, кто может оценить: "Tu proverai sì come sa di sale Lo pane altruì, e com" è duro calle Lo scendere e "l salir per l" altrui scale"). Впрочем, отставим филологические изыски.

В Прибалтике нормальный жизненный путь молодого человека — эмиграция. Чаще всего в Британию, Ирландию. На моей памяти, они заместили собой всех работников фабрики по выделке резиновых ковриков в Дублине, на которой мы их когда-то закупали. И то сказать: работа грязная, вонючая, вероятно, вредная, абсолютно неквалифицированная. Как раз для трудовых иммигрантов. А ведь эти ребята в большинстве с высшим образованием, на что-то, видимо, рассчитывали… А стали строителями, водителями, формовщиками ковриков. Это ещё если повезёт. Каждый труд, конечно, почётен, но лучше бы прикладывать его к обустройству своей страны, где твои предки, память, где ты, в конце концов, полновесный гражданин.

Так что в смерти Кольки я вижу не просто гибель непутёвого пьянчужки. Колькина судьба — это наша общая постсоветская судьба эпохи глобализации. С каким восторгом ловили мы, желторото-наивные, первые знаки открытости в конце 80-х: наконец рухнул проклятый железный занавес, отменена прописка, теперь можно гонять туда-сюда, наниматься на работу там и сям — никаких тебе выездных комиссий при райкоме партии, никаких разрешений-дозволений. Вместе с занавесом рухнула и промышленность, работать стало негде, и отъезд стал во многом предрешён. Собственно, и сегодня наши украинские братья мечтают ездить в Евросоюз — наниматься мусорщиками и мойщиками нужников. Хорошо бы кто-нибудь из них вспомнил Кольку из Запорожья — и призадумался.

Судьба Кольки и ему подобных — это результат распада СССР, глобализации, которая привела к деиндустриализации нашей бывшей общей родины. Индустрия, заводы и фабрики помимо выпуска продукции имели огромное организующее значение. Человек был встроен в прочную социальную ткань, он был членом трудового коллектива, ехал по предначертанным рельсам, и всё это не давало ему пасть на дно. Когда эта ткань распалась — человек оказался один, без поддержки, без руля и без ветрил. Отдельные люди — сильные, волевые, удачливые — вступили в капиталистическую "войну каждого против всех" и выиграли. Но большинство — маленьких и слабых — проиграло.

Земля тебе пухом, Колька.