Попросить взаймы на водку стало в России чуть ли не обыденным делом — что в городе, что в деревне. Раньше не меньше пили, но как-то стеснялись прослыть пьяницей, и если одалживали на бутылку, то обязательно придумывали какой-то повод.

Увидев по весне бредущего по тропинке вдоль ограды знакомого колхозника Петра Угарова — приземистого, тучного, с широким плоским лицом мужика лет шестидесяти или около того — я сразу понял: сейчас будет вымаливать тридцатку "поправить" голову. И не ошибся:

— Николаич, выручи..,— заглядывая умиленно в глаза, выдавил он секущимся хриплым голосом, протягивая бугристую ладонь.

— Опять вчера гудели?

— Было чуть-чуть.

— Когда же вы пашете и сеете? — вырвалось у меня.

Он тяжело вздохнул и, посмотрев куда-то поверх забора, сказал:

— А кому это ноне нужно: пахать и сеять? Земля уже который год впусте, гуляет, и ничо — никто не журит. Начальство к нам не заглядывает — ни с району, ни с области. Хорошо!

— Чего же хорошего?— прервал я его.— Жить-то как думаете дальше?

— Каждый кружится сам по себе: у кого — огород, скотина, кто калымит, кто в Москву подался. Я вот тоже, слышь-ка, бизнесом решил заняться...

— Каким бизнесом?

Угаров рывком сдвинул кепку на затылок и хитровато прищурился:

— Подрядились с мужиками гробы делать. Пару досок обстругал и, считай, штука в кармане. Дело клевое... Нашли помещение для мастерской, достали станок, со следующей недели уже приступаем.

— И много заказов?— поинтересовался я, пытаясь понять: разыгрывает он меня или говорит правду.

— Разве ж не знаешь? Мрет народ — напасть какая-то! Один за другим уходят, не успевают хоронить. Раньше в райцентр за гробами ездили, теперь бензин дорогой — накладно мотаться в дальний конец. Вот мы и сообразили, что сподручнее на месте их делать...

Долго потом этот разговор не выходил у меня из головы. Простота, с которой мужик говорил о страшных вещах, потрясла. Россия валится, растаскиваются национальные ресурсы, приходят в запустение поля, действительно вымирает русский народ — и вместо того, чтобы задуматься над этим, сосредоточиться и понять, откуда беды,— запасаем наперед себе гробы?! Ничего чудовищнее нельзя и представить...

Я много ездил по России, знаю положение дел в русской деревне. В ней и раньше-то особого лада не было, но то, что случилось за последнее десятилетие, — иначе как тягчайшим преступлением власти не назовешь. Есть цифры статистики, от них никуда не денешься.

Если в 1988 году урожай зерновых у нас составлял 110 миллионов тонн, то в 1998-м — всего 48 миллионов тонн. А нынче, слава Богу, если собрали на семена. Впервые заговорили о дефиците картошки... По всем дорогам сейчас тянутся к Москве фуры со скотом — везут на мясокомбинаты, поскольку нечем кормить. Единственный выход — пустить под нож. А ведь уже сократили поголовье коров более чем наполовину! Разве хватит теперь каждому ребенку хоть по стакану молока в день? Конечно же, не хватит. И никакого порошкового молока (даже залежалого, с просроченным сроком хранения, затхлого и безвкусного) Запад нам больше не пришлет: мы давно очистили Европу и от зараженного мяса (английской говядины, бельгийской свинины, французских кур)...

Зайдите сегодня в любой магазин: неделями на прилавках лежат колбасы и сыры — покупателей не находится. Куда девают эту продукцию? Пускают снова на переработку: добавляют свежего мяса — и опять в торговлю. Кто-нибудь за этим следит? Разумеется, нет.

Совсем недавно столкнулся я с таким фактом. В акционерном обществе "Литвиново" Щелковского района Московской области закупили по лизингу в Германии 35 именных коров (любопытно, что лизинг предусматривает закупку только импортного скота). И что же? Спустя какое-то время у животных обнаружили некробактериоз — копытную гниль. Лечить бесполезно. Коров ликвидировали. Хозяйство понесло немалый урон. Скандал тут же замяли, выплатив крестьянам зря потраченные деньги, но как могли в принципе завезти в страну зараженный скот? Тут без помощи доморо- щенных пособников в Министерстве сельского хозяйства явно не обошлось. Увы, на крестьянском горе кое-кто за прошедшие годы очень хорошо нажился. В прошлом году Госдума добилась выделения АПК 24 миллиардов рублей, однако эти деньги правительство загнало в 12 коммерческих банков и там они бесследно исчезли. И никто не поинтересовался: где эти деньги? Такие у нас правители... Мне думается, Петр Аркадьевич Столыпин, затевая Земельную реформу, вряд ли бы согласился на назначение председателем Земельного банка человека с обличьем А. Смоленского. Агробанк, в котором была сконцентрирована значительная часть крестьянских денег, потому и рухнул, что во главе его стоял коммерсант, которому изначально были совершенно чужды проблемы русской деревни.

Но орудующим на фермах вилами интриги банкиров или правительственных чиновников, конечно же, неведомы. Они рады и пятистам рублям зарплаты, если ее им вовремя выдадут. В Калужской, Смоленской, Тульской, Рязанской, Псковской, Вологодской, ряде других областей годами не видят "живых" денег, разве что натурой перепадает: зерном, молоком, мясом. Труд в деревне теперь ничего не стоит. Бывшие колхозники, проморгавшие приватизацию на селе, оказались просто на положении бомжей.

Так в чем же заключалась "аграрная реформа" господ Силаева, Гайдара, Черномырдина, Кириенко, Примакова? В России — 120 миллионов гектаров пашни. Половина ее не засевается и потихонечку зарастает кустарником, выбывая из оборота. Пятьсот крупных перерабатывающих предприятий европейского уровня не у дел, ничего не производят и тоже с каждым годом стареют и разваливаются. Парк машин в хозяйствах на две трети выработал свой ресурс, купить новую технику далеко не каждый в состоянии, а приобрести новый трактор или комбайн по лизингу — значит, влезть на десятки лет вперед в долги. Это тупик. Еще пяток лет — и материально-техническая база села будет полностью уничтожена.

Сколько шума было вокруг продажи земли: разрешить, не разрешить! А ведь ее уже давно продают. Те паи, которые получили колхозники, выйдя из колхозов, моментально оказались распроданными под дачи. Не нужна мужику земля. Что он нынче с ней будет делать?

Фермеры, в большинстве своем, тоже разочаровались в намерениях правительства опереться на частный сектор. По официальным данным, совсем недавно в стране было 300 тысяч фермерских подворий, в их распоряжении — 12% сельхозугодий и 6% пашни, а отдача незначительная: 1,9% валового производства сельхозпродукции. А кто согласится работать в таких жутких экономических условиях, в которых оказались и фермеры, и колхозники? Во всех странах сельхозпроизводство дотируется государством: в США — на 50%, Франции, Германии — на 60%, Голландии — 70%. У нас на бумаге дотации на молоко и мясо (мизерные) тоже существуют, но их не выплачивают.

В Шаховской мне показали директивное письмо из администрации президента Российской Федерации, подписанное небезызвестным "межрегиональщиком" Филипповым. В течение месяца или двух он предписывал распустить все колхозы и совхозы и на базе их создать небольшие кооперативы. Кое-кто растерялся, подчинился приказу. В результате — ни коров, ни ферм, ничего в хозяйствах не осталось.

Преклоняюсь перед крепкими мужиками, истинными радетелями земли русской, которые не побоялись тогда угроз и воспротивилась распродаже земли, техники и вообще развалу коллективных хозяйств. В их числе директор госплемзавода "Ачкасово" Воскресенского района Московской области Николай Игнатьевич Куденков.

Нынешним летом, когда в "Ачкасове" убирали озимую пшеницу, я приехал к Куденкову и удивился намолотам: двадцать два-двадцать пять центнеров зерна с гектара! Спрашиваю директора:

— Как удалось в такую засуху вырастить приличный урожай?

— Вставали пораньше и ложились спать попозже, — улыбнулся он в ответ. — А если говорить серьезно, то дали земле все, что должны были дать. У нас тысяча семьсот коров, а с телятами — вдвое больше. Вывезли на поля навоза не менее, чем по сорок тонн на гектар. Так деды учили, так из века в век русский крестьянин поступал. Не надо ничего нового выдумывать. Вот земля и отозвалась на заботу.

Выходит, все же не получилось у тех, кто задумывал разорить сельскохозяйственное производство в России, осуществить до конца свои планы. То, что такие намерения действительно были,— у меня нет никакого сомнения. Голодный народ сломить нетрудно — вот к чему стремились западные стратеги, обкладывая русскую деревню со всех сторон: вбрасывали по демпинговым ценам мясо, зерно, молочные и другие продукты, с помощью агентов влияния в российском правительстве взвинчивали цены на горючее, технику, запасные части к комбайнам и тракторам, не раз обваливали финансовый рынок, лишая хозяйства оборотных средств. Словом, душили, как могли. Но не предполагали, что крестьяне согласятся пахать и сеять... даром, не спрашивая зарплату — лишь бы сохранить за собой рабочие места. Любой нормальный человек понимал: долго так продолжаться не может... Пьяниц и бездельников из хозяйств уволили — и сейчас там, где сумели сохранить фермы, гаражи, другие постройки, начинают увеличивать производство мяса, молока, зерна, овощей. Покупатели в магазинах охотнее берут отечественные продукты — наелись "сникерсов" и "чипсов", красочными обертками уже никого не заманишь. Однако быстро удовлетворить спрос вряд ли удастся: нужны колоссальные средства, чтобы реанимировать наше село. Таких денег у правительства нет, бюджет России — всего 20 миллиардов долларов. Но поражает спокойствие высокопоставленных чиновников из российского правительства.

В насмешку над крестьянами управлять деревней в разные годы ставили людей, которым, по сути, безразлично было сельское хозяйство. Ну а с приходом к власти Ельцина на деревню вообще плюнули: полностью переориентировались на закупки импортного продовольствия. Какой вред это нанесло отечественному сельскохозяйственному производству — известно всем. Теперь нашему мужику придется вновь надрывать живот, чтобы исправлять очередную "ошибку".

...Совсем недавно я опять встретил того самого колхозника, Петра Угарова, и не мог не полюбопытствовать: как складывается у него "бизнес"?

— Ты гробы, что ли, имеешь в виду? — переспросил он, хмурясь.

— Ага.

— Худо дело, брат. Не успели развернуться — накатила мафия: отстегивай, дескать, нашу долю... Поняли, что убьют, если не будем платить. Бросили и помещение, и станок, и пиломатериалы. Ну их к лешему с этим бизнесом!

— На что же живешь? — спросил я его.

— Плотничаю на дачах, так спокойнее. Много ли одному надо?

— Почему одному? У тебя же семья...

Он стиснул зубы и не в силах сдержать слез вымолвил:

— Жена умерла... Не успел ее похоронить — еще одно горе: погиб в армии внук. Что случилось? Никто не объяснил толком. Не могу понять: за что же такая кара?

Жаль мне было этого мужика. Жизнь прожита, а на душе — пусто. Сколько таких по России-матушке? Запутавшихся, изверившихся, выбившихся из сил. Похожая судьба уготована и их детям, если не одумаются и не начнут жить по-человечески. Русскому крестьянину отрываться от земли — равносильно тому, что поставить крест на собственной могиле, а заодно и похоронить свое Отечество.