В ФЕВРАЛЕ 1945 ГОДА на Крымской конференции руководителей трех держав — СССР, США и Великобритании — был предрешен вопрос о вступлении СССР в войну против Японии. 5 апреля правительство денонсировало советско-японский договор о нейтралитете, а 8 августа было передано правительству Японии заявление, в котором говорилось, что в связи с отказом Японии капитулировать, с тем чтобы приблизить мир и освободить народы от дальнейших жертв, Советский Союз с 9 августа будет считать себя в состоянии войны с Японией.
Уже с весны 1945 года Тихоокеанский флот начал готовиться к боевым действиям. Он пополнялся кораблями. Тысячи моряков (в том числе и автор этих строк, в то время старший матрос Краснознаменного Балтийского флота) летом 1945 года написали рапорта с просьбой перевести их на Тихоокеанский флот.
Народный комиссар ВМФ адмирал флота Н.Г.Кузнецов был участником Крымской конференции в феврале 1945 года, а летом того же года — Потсдамской конференции, которая обсуждала судьбу Германии и проблемы послевоенного устройства Европы. Он занимался решением флотских вопросов, в том числе раздела трофейных кораблей.
Кузнецов был незаурядным государственным деятелем, умелым политиком и дипломатом. Благодаря его личным встречам и переговорам с союзниками удалось наиболее эффективно решить проблему морских коммуникаций по перевозкам грузов из США и Великобритании в Советский Союз, а также организации обмена взаимной информацией по отдельным видам морского оружия. Проявил себя Кузнецов и во время Ялтинской и Потсдамской конференций, на встречах с представителями американского и английского флотов, вел переговоры по различным вопросам взаимодействия сил на море, в прибрежной зоне.
Но наиболее важным был вопрос о поставке по ленд-лизу нашему флоту американских боевых кораблей. В общей сложности их было получено более 250 единиц — фрегаты, тральщики, охотники за подводными лодками, торпедные катера и десантные суда. Участвуя в конференциях, Кузнецов представил компетентные и убедительные рекомендации по вопросам соблюдения советских интересов при разделе германского флота. Отличное знание состава и боевых качеств судов фашистской Германии, умение разглядеть различные “подводные течения” в дипломатических переговорах позволили Николаю Герасимовичу выйти с такими предложениями о разделе трофейного флота, которые соответствовали интересам великой державы, вынесшей основную тяжесть войны против германского фашизма.
По пути из Потсдама Н.Г.Кузнецов успел побывать в некоторых портах Балтики, но задерживаться там не мог. Ему предстояла срочная отправка на Дальний Восток. В начале августа нарком ВМФ отправился в Читу, чтобы встретиться с главнокомандующим вооруженными силами Дальнего Востока Маршалом Советского Союза А.М.Василевским, решить с ним вопросы взаимодействия Тихоокеанского флота и Амурской Краснознаменной флотилии с фронтами.
Не первый раз следовал Н.Г.Кузнецов на Дальний Восток. Летом 1937 года по прибытии из Испании, где он был с боями 1936 года военно-морским атташе и главным военно-морским советником в Испании, руководил советскими моряками-добровольцами в освободительной войне испанского народа, он был назначен первым заместителем командующего, затем командующим Тихоокеанским флотом. В то время ТОФу шел лишь шестой год после своего рождения, и Н.Г.Кузнецов, встав за его штурвал, умело вел флот к высотам боевого мастерства. До этого он хорошо знал Черноморское побережье — Кавказ и Крым, побывал в Турции, Греции, Италии, Испании, видел там много красивых мест, но панорама Дальнего Востока захватывала его своим величием. Он побывал в заливе Посьет, в бухте Ольга, в заливе Америка, в Советской Гавани, познакомился с Аванчинской губой. И всюду дальневосточная природа была пленительно хороша, неповторима.
Во время конфликта на озере Хасан Н.Г.Кузнецов зарекомендовал себя умелым и тонким тактиком, специалистом по организации взаимодействия между Сухопутными войсками и силами флота. В то время на Тихоокеанском флоте была разработана и введена система боевой готовности. Она вступала в действие по определенному сигналу. Впоследствии эта система сыграла важную роль в Великой Отечественной войне, особенно в начале ее.
Тихоокеанский флот под командованием Н.Г.Кузнецова усиленно занимался боевой подготовкой. Подводные лодки перекрывали рекорды автономного плавания. Проводились систематические учения по затемнению баз, рассредоточению кораблей. Мощь Тихоокеанского флота неуклонно росла.
“Служба на Тихом океане, — писал позднее Н.Г.Кузнецов, — была тогда очень трудной, сложной и суровой. Огромные морские и сухопутные просторы, неустойчивая погода, отсутствие населенных пунктов, бытовые неудобства и ... весьма неспокойная обстановка. Но все это делало Тихоокеанский флот отличной школой воспитания и закалки людей. Те, кто прошли там выучку, проявили себя наилучшим образом в годы Великой Отечественной войны”.
Молодой, но имеющий за плечами полученный в Испании боевой опыт, Н.Г.Кузнецов активно решал вопросы развития флота. Он посещал надводные корабли и подводные лодки, береговые части и их штабы, вникал в организацию службы, быта и досуга личного состава.
Мы сказали — молодой. По данным Большой Советской Энциклопедии, Советской Военной Энциклопедии, Н.Г.Кузнецов родился 11 (24) июля 1902 года в д. Медведки, ныне Котласского района Архангельской области. Стало быть, в 1937 году, когда его направили на Тихоокеанский флот, ему было 35 лет, а в 36 лет он стал командующим. Случай редкий. Но вот работники архангельского архива разыскали старую метрическую книгу, которая свидетельствовала, что он родился в 1904 году, а не в 1902, как пишется в Энциклопедиях. Так выяснилось, что 15-летним мальчишкой Н.Г.Кузнецов прибавил себе 2 года — ровно столько, чтобы его зачислили в военморы Северо-Двинской флотилии. Известно немало аналогичных случаев и в годы Великой Отечественной войны, когда подростки, имея страстное желание сражаться с фашистами, отстаивать свободу нашей Родины, прибавляли себе недостающие год-два, чтобы быть зачисленными в ряды защитников Страны Советов. Теперь биографию одного из самых молодых матросов гражданской войны, самого молодого, 30-летнего командира крейсера “Червона Украина”, одного из самых молодых наркомов предвоенной поры, следует читать с минусовой поправкой в два года.
В МАРТЕ 1939 ГОДА Н.Г.Кузнецов назначается первым заместителем наркома ВМФ, а 27 апреля того же года — народным комиссаром Военно-Морского Флота СССР. Таким образом, если принять во внимание уточненные данные архангельского архива, Н.Г.Кузнецов стал наркомом ВМФ СССР в свои неполные 35 лет. В 1940 году ему присваивается воинское звание адмирал, в 1944 — адмирал флота. В 1941 году Н.Г.Кузнецов стал председателем Главного военного совета ВМФ и главнокомандующим ВМФ, он был включен в состав высшего органа военного руководства нашей страны — ставки верховного главнокомандования.
На протяжении всего периода Великой Отечественной войны, все 1418 дней, Н.Г.Кузнецов занимал пост наркома ВМФ, председателя Главного военного совета и главнокомандующего ВМФ, умело руководил боевыми действиями флотов. Во многом благодаря самостоятельности и разумной инициативе и не в последнюю очередь личному мужеству Н.Г.Кузнецова Военно-Морской Флот за двое суток до начала Великой Отечественной войны был приведен в состояние боевой готовности. На всех наших флотах и флотилиях по указанию Н.Г.Кузнецова была объявлена боевая тревога — оперативная готовность № 1. Хотя враг стремился нанести удары по Севастополю, Кронштадту, Полярному, Измаилу, другим нашим военно-морским базам — эти попытки не увенчались успехом. Базы были затемнены, флотские зенитчики встретили вражескую авиацию метким огнем. В первый день войны Советский Военно-Морской Флот не потерял ни одного корабля, ни одного самолета. Таким образом были спасены многие жизни, сохранены от уничтожения корабли, военно-морские базы. Уже тогда по предложению Н.Г.Кузнецова черноморские летчики бомбили нефтяные промыслы противника, а балтийские авиаторы подвергли бомбардировке фашистское логово — Берлин.
Благодаря флотоводческому таланту, всестороннему знанию морских театров, умелой организации боевых действий Военно-Морской Флот на всех морских театрах надежно прикрывал стратегические фланги Сухопутных войск. Ни на одном из них они не подвергались нападению с моря, враг не смог высадить на советское побережье ни одного десанта. Наш же флот осуществил на занятое врагом побережье более 100 десантов.
Флот надежно обеспечивал наши морские перевозки, бесстрашно действовал на коммуникациях врага. По достоверным, подтвержденным двусторонним (нашим и противника) данным, Германия и ее союзники от воздействия Советского Военно-Морского Флота потеряли 708 кораблей и вспомогательных судов и 791 транспорт. Свыше полумиллиона военных моряков героически сражались с врагом на суше. Они защищали Москву, Сталинград, Кавказ, города, ставшие потом героями, — Одессу, Севастополь, Керчь, Новороссийск, Ленинград. Вместе с другими воинами моряки оставили свои росписи на стенах рейхстага. Люди в полосатых тельняшках, черных бушлатах и бескозырках презирали опасность и смерть, были грозой для фашистов.
И вот после Победы над фашистской Германией, после участия в Ялтинской и Потсдамской конференциях Н.Г.Кузнецов летом 1945 года отправился на дальний Восток, чтобы договориться с главнокомандующим войсками на Дальнем Востоке Маршалом Советского Союза А.М.Василевским о взаимодействии с Сухопутными войсками Тихоокеанского флота и Амурской Краснознаменной флотилии. В пути он узнал, что 6 августа американцы сбросили атомную бомбу на Хиросиму. Ознакомившись с обстановкой на флоте и флотилии, Н.Г.Кузнецов провел несколько дней в Чите у А.М.Василевского, затем вместе с ним вылетел в штаб 1-го Дальневосточного фронта, а потом во Владивосток.
Как впоследствии вспоминал Н.Г.Кузнецов, судьбе было угодно, в силу ряда обстоятельств объективных причин, то “поднимать меня высоко, то кидать вниз и принуждать начинать службу сначала. Доказательством этого является буквально уникальное изменение в моих званиях. За все годы службы я был дважды контр-адмиралом, трижды вице-адмиралом, носил четыре звезды на погонах адмирала флота и дважды имел самое высшее воинское звание на флоте — Адмирал Флота Советского Союза”.
Одним из таких крутых поворотов был в 1948 году суд чести, потом Военной коллегии Верховного суда СССР под председательством генерал-полковника юстиции Ульриха. Дело слушалось 2 февраля 1948 года в закрытом судебном заседании без участия обвинения и защиты, без вызова свидетелей. Цвет советского Военно-Морского Флота — четыре адмирала, оказались на скамье подсудимых. Николай Герасимович Кузнецов, Лев Михайлович Галлер, Владимир Антонович Алафузов и Георгий Андреевич Степанов понесли суровые наказания. В ночь на 3 февраля 1948 года был оглашен приговор. Алафузова и Степанова приговорили к 10 годам лишения свободы каждого, Галлера — к четырем годам. Кузнецова “освободили” от суда, но предложили снизить в воинском звании до контр-адмирала. В том же году он был снят с должности Наркома ВМФ и назначен заместителем главнокомандующего войсками Дальнего Востока по военно-морским силам.
Адмиралов обвиняли в том, что они передали англичанам и американцам чертежи высотной и парашютной торпеды, карты двух островов и южного побережья Камчатки. Однако чертежи этой торпеды, принятой на вооружение еще в довоенном 1938 году, в войну не были секретными, а карту Камчатки можно было купить в книжном киоске. Об этом прекрасно знали организаторы судилища над четырьмя адмиралами...
Что же произошло?
ОДНАЖДЫ, ВЕСЕННИМ ДНЕМ 1946 года, в кабинете наркома ВМФ зазвенел кремлевский телефон. Николай Герасимович снял трубку и услышал глуховатый голос Сталина.
— Надо разделить Балтийский флот на два, — произнес вождь со знакомым заметным грузинским акцентом.
Предложение было неожиданным, однако Николай Герасимович мысленно сразу же оценил его как нецелесообразное. Но сразу возражать не стал и ответил:
— Разрешите подумать, товарищ Сталин.
Раздались короткие гудки. Ничего не сказав, Сталин положил трубку. В то время Н.Г.Кузнецов еще не догадывался, что “быть грозе”.
А она надвигалась. Недовольство Сталина обошлось дорого. Он поручил А.И.Микояну, в то время заместителю председателя Совмина СССР, переговорить по вопросу раздела Балтийского флота с адмиралом И.С.Исаковым. Казалось, Исаков, разбирающийся во флотских делах, поддержит Кузнецова. Но этого не случилось. Узнав позицию Сталина, Исаков, не раздумывая, поспешил согласиться с мнением Сталина, о чем и сказал Микояну.
Получив мнение Исакова, Сталин приказал рассмотреть этот вопрос на военно-морском совете, направив на него А.А.Жданова и А.И.Микояна. Но и их присутствие не помогло. Все члены совета (кроме Исакова, который “воздержался”) признали нецелесообразным разделять Балтийский флот на два.
Вызванный на следующий день в Кремль, Кузнецов доложил Сталину решение военно-морского совета. В кабинете при этом были также Исаков, Жданов и Микоян. Исаков молчал, опустив глаза. Микоян произнес:
— Адмирал Исаков поддерживает ваше предложение, товарищ Сталин.
Скажи тогда Исаков прямо о своей позиции, не подтверди он слова Микояна — все могло бы сложиться иначе. Но он промолчал.
“Сталин начал ругать меня, а я не выдержал и ответил, что если я не подхожу, то прошу меня убрать, — писал впоследствии Н. Г. Кузнецов. — Сказанное обошлось мне дорого. Сталин ответил: “Когда нужно будет — уберем”. Правда, я был снят почти год спустя, но предрешен этот вопрос был именно на том злополучном совещании. Как следствие этого, при помощи Булганина я был в 1948 году даже отдан под суд чести, судим Военной коллегией Верховного суда и разжалован до контр-адмирала. С печалью еще раз вспоминаю этот крутой поворот главным образом потому, что три адмирала, кроме меня, понесли суровое наказание и были посажены в тюрьму. Меня “освободили” от суда, но предложили снизить в звании до контр-адмирала. Сталин послал меня в Хабаровск заместителем главкома по Дальнему Востоку к Р. Я. Малиновскому”.
В чем же проявилась тогда мрачная роль Булганина, фактически замещавшего наркома обороны? Однажды он позвонил Н. Г. Кузнецову и предложил выселить из одного дома несколько управлений флота.
— Дайте замену, — попросил нарком ВМФ, — мне негде размещать свои управления.
— Ищите сами, — ответил Булганин.
Кузнецов обратился к Сталину, доложил суть дела. Сталин вызвал Булганина, сказал:
— Не трогайте наркомат Военно-морского флота. Вы требуете освободить дом, а взамен ничего не даете.
— Этого я не забуду, — сквозь зубы произнес Булганин, сердито посмотрев на Кузнецова, когда они вышли из кабинета Сталина.
И не забыл. Когда в Наркомат обороны от одного из офицеров поступил донос, что адмирал флота Кузнецов “преклонялся перед иностранцами, передал англичанам парашютную торпеду”, Булганин доложил об этом Сталину.
— Всех, кто причастен к передаче чертежей и образца торпеды, судить судом чести, — распорядился Сталин, подписав 19 декабря 1947 года об этом соответствующее постановление.
Немало тогда пришлось пережить боевым адмиралам. Но трудное было впереди. В верхах приняли решение не ограничиваться “судом чести”, а передать дело в Военную коллегию Верховного суда СССР.
Но очень скоро Сталин лично разобрался в деле адмиралов — и справедливость восторжествовала.
Летом 1951 года Н. Г. Кузнецову присвоили воинское звание вице-адмирала, вновь назначили министром МВФ СССР.
В 1955 году “крупный специалист” Военно-Морского Флота Н. С. Хрущев высказался против строительства крупных кораблей, считая их хорошей мишенью. Николай Герасимович не сдержался и резко ответил. Нервы его были уже на пределе. В итоге — инфаркт, который надолго уложил Кузнецова в постель.
27 июня 1955 года он обратился к министру обороны с просьбой освободить его от занимаемой должности по состоянию здоровья. Ответа на рапорт не последовало. Николай Герасимович продолжал лечиться. Обязанности главкома выполнял, по сути дела, его заместитель. Меж тем надвигалось событие, которое произвело очередной крутой поворот в жизни получившего высшее воинское звание на флоте главкома ВМФ.
В ночь на 29 октября 1955 года в Севастопольской бухте взорвался линейный корабль “Новороссийск”. Тайна его гибели до сих пор не раскрыта. Были версии, что трофейный итальянский линкор был взорван итальянскими боевыми пловцами, но еще до итогов расследования ответственность за эту трагедию возложили на Н. Г. Кузнецова. В феврале 1956 года его снизили в воинском звании до вице-адмирала и уволили в запас.
“От службы на флоте я отстранен, — писал Н. Г. Кузнецов, — но отстранить меня от службы флоту — невозможно”. В этих словах выражен весь смысл последних лет жизни Николая Герасимовича.
В третьем номере “Военно-исторического журнала” за 1974 год Николай Герасимович выступил с интереснейшими воспоминаниями, посвященными учреждению Указом президиума Верховного Совета СССР от 3 марта 1944 года орденов и медалей Ушакова и Нахимова.
“Нельзя не упомянуть об одном любопытном эпизоде, который произошел во время моего доклада В. И. Сталину о статутах и рисунках орденов Ушакова и Нахимова, — писал в том очерке Н. Г. Кузнецов, — в кабинете у него в тот момент никого не было. Внимательно рассмотрев изображения, И. В. Сталин одобрил расунки ордена Ушакова. Расунки ордена Нахимова I и II степени отложил в сторону и молча направился к своему столу. “В чем дело?” — подумал я. Открыв средний ящик письменного стола, Сталин извлек Орден Победы, украшенный бриллиантами. В лучах его звезды сияли пять рубинов.
— А что если якоря на ордене Нахимова тоже украсить рубинами? — спросил Сталин и добавил, — только настоящими.
Возражать не было оснований. Так, орден Нахимова I и II степени получился, по-моему, и самым красивым и самым дорогостоящим”.
ПОСЛЕ Н. С. ХРУЩЕВА на пост генсека заступил Л. И. Брежнев. В то время в кругах морских офицеров, по крайней мере в Москве, можно было услышать историю, относящуюся к 50-м годам. Знали ее и в Главном штабе, и в политуправлении ВМФ, и военные журналисты. Суть этой истории в том, что, якобы узнав о назначении Л. Н. Брежнева в 1953 году начальником политуправления — членом Военного совета ВМФ, Николай Герасимович произнес фразу: “Я такого моряка не знаю”. Любой моряк, полагаю, согласится, что быть начальником политуправления ВМФ нельзя, не имея представления о флоте, как нельзя быть летчиком, не умея летать на самолете. Лишь две недели в том 1953 году побыл Л. И. Брежнев начальником политуправления ВМФ, после чего перешел на должность заместителя начальника Главпура.
Похоже, что Брежнев об этом не позабыл. Несмотря на ходатайства ветеранов флота, Кузнецова так и не восстанавливали в прежнем воинском звании, а некоторые издания старались не пускать на свои страницы его статьи.
В этом отношении я, редактор “Военно-исторического журнала”, находился в более выгодном положении. К Кузнецову у меня было особо почтительное отношение. Я мысленно вспоминал тот 1947 год, когда он приезжал в наше училище в Ленинград, вручал выпускникам корочки и документы об окончании училища. Не думал я тогда, что в последующем доведется встречаться с выдающимся военачальником. А встречи те были особенные, не похожие на встречи с другими адмиралами, авторами журнала. Николай Герасимович приезжал на Кропоткинскую, 19, где и сейчас размещается редакция “Военно-исторического журнала”, оставался в черной “Волге”. А водитель звонил мне из бюро пропусков по телефону, и я выходил вниз. Вместе мы решали вопросы относительно подготовки статей. Я никогда не называл Кузнецова по имени и отчеству. С почтением и уважением произносил при обращении “товарищ адмирал”. Разговоров на темы, не касающиеся истории флота, я не заводил, считал неэтичным. Не задавал даже вопроса, почему свои материалы он подписывает “Герой Советского Союза Н. Кузнецов”, без указания воинского звания.
Я понимал его и сочувствовал ему. Такая подпись и шла на страницах журнала при публикации материалов.
Часто были телефонные звонки и нередко приходили письма бывшего наркома. Я и сейчас с благодарностью и благоговением вспоминаю огромнейший труд, который вкладывал Николай Герасимович в написание своих материалов.
Мне хорошо запомнилась последняя встреча с Н. Г. Кузнецовым. Число стерлось в памяти, но другое запомнилось. Было это, вероятно, в конце ноября 1974 года. Шофер черной “Волги”, как обычно, позвонил из бюро пропусков:
— Николай Герасимович просит вас выйти, — сказал он.
Не медля, я спешно спустился с третьего этажа. В машине сидел Н. Г. Кузнецов, как всегда, подтянутый, спокойный. Душевность и теплота исходили из его внимательных, добрых глаз. Но было тогда что-то и грустное, речь пошла о воспоминаниях, которые готовил Николай Герасимович.
— Работаю над статьей, — говорил он, — дело идет. Собираюсь в санаторий. Там и намерен закончить этот материал. А до санатория в профилактических целях решил обследоваться в больнице на улице Грановского.
Я внимательно слушал Н. Г. Кузнецова.
— Запишите телефон, позвоните мне в больницу в пятницу, — продолжил Николай Герасимович. — Уточним некоторые детали относительно статьи.
Я записал телефон больницы. Мы еще поговорили немного обо всем, условились и попрощались. Черная “Волга” поехала по Кропоткинской улице, в направлении центра Москвы.
Не знал тогда я, поднимаясь на третий этаж редакции, обдумывая все сказанное им, что это будет мой последний взгляд на здравствующего Николая Герасимовича...
Не помню, какое было число, но в назначенный час пятницы я позвонил по данному мне телефону в больницу, что на улице Грановского.
— Николая Герасимовича нет, он на обследовании, — послышался в трубке женский голос. — Позвоните в другой раз.
Но “другого раза” не последовало. Утром в понедельник пришло горькое известие — Николай Герасимович Кузнецов скончался. В ходе операции на почке у больного отказало сердце...
Хоронили Кузнецова на Новодевичьем кладбище. Кажется, весь флот был в глубоком трауре, а не только пришедшие проводить Николая Герасимовича в последний путь кадровые адмиралы, офицеры запаса и в отставке. Хоронили в “морской части” кладбища. А некоторое время спустя на могиле был установлен скромный памятник из плит черного мрамора, которые симвролизируют взлет морской волны. На памятнике сделана надпись: “Народный комиссар, министр, главнокомандующий Военно-Морским Флотом в 1939–1956 гг.”.
Звание тогда не было указано. Лишь через несколько лет после смерти мы с удовлетворением прочитали в газетах Указ президиума Верховного Совета СССР от 25 июля 1988 года. В нем говорилось: “Восстановить вице-адмирала Кузнецова Николая Герасимовича в прежнем воинском звании адмирала флота Советского Союза”.
Облегченно вздохнули ветераны, не раз ходатайствовавшие о восстановлении Н. Г. Кузнецова в прежнем высоком звании. Восторжествовала справедливость, как теперь торжествует добрая и прекрасная память об этом замечательном человеке.
В. ВОРОБЬЕВ
капитан 1 ранга в отставке
измерительный инструмент высокой точности