* * *

Рассвет, дома — малина и стекло

и четкий врез ветвей в стальное небо.

Здесь наше солнце медом истекло

в подставленный ломоть чужого хлеба.

И нам досталась старая тюрьма

чужого дома в каменном ажуре,

там, где любое горе — от ума,

и летопись веков — на нашей шкуре.

Здесь зрячий — странен, честный — одинок,

но все же, вне отчаянья и плача,

нет, мы не вступим в мировой поток

людей, живущих, ничего не знача.

Ведь кто-то должен видеть с высоты

те истины, что для слепых — безвестны,

и Древа жизни первые листы,

и вещей птицы гордый взлет из бездны.

НЕ "ЗВЕЗДА"

Она в световом золотистом кругу

стояла впервые на сцене,

и переливался, как свет на снегу,

серебряный голос России.

О, русые косы, простые слова,

заветные песни народа...

Но криво в ответ улыбалась Москва

дветысячипервого года.

Судьба соответствует плате давно:

на русской эстраде — так надо? —

нерусской певице блистать суждено —

родне нефтяного магната,

бездарной богачке — эфир и цветы,

наемная шваль суетится,..

а голос славянки — прекрасней мечты,

но кто ей поможет пробиться?

И истиной вдруг оказалось вранье,

что делают деньги кумира.

И слушали по ресторанам ее

ворье, шулера и банкиры.

Она так наивно признанья ждала,

она униженья терпела,

куда-то спешила и с кем-то спала,

таблетки глотала, старела...

Ушли сбереженья, угасла краса,

а голос остался — порода.

С бульваров рыдала она в небеса

заветные песни народа,

и ноты брала так, что — с крыш воронье!

И льстило безумие: "Браво!",

но вот для забавы избила ее

бродяг полупьяных орава.

...Казанский вокзал задыхался в чаду,

глаза прижмуряя косые,

когда затихал под платформой на льду

Серебряный голос России.

* * *

Мальчик глухо и горько смеется,

хочет верить под роковый ритм,

что для подвигов повод найдется

и найдется пространство для битв.

Все вверх дном, и на кухне туманно,

как всегда от дымка анаши,

ухмыляются шлюхи с экрана

и политики врут от души,

он потерян для белого света,

но зачем-то вечерней порой

снова, снова включает кассету

с давней песней "Последний герой".

Сердце в пьяной истерике бьется,

шепчет иглам и лезвиям бритв,

что для подвигов повод найдется,

и найдется пространство для битв,

словно что-то зовет за стеною,

обещает борьбу и успех...

И восходит Война над страною,

отмахнув героиновый снег!

...Но уже ничего не случится,

мальчик спит на подушке сырой,

и успела кассета разбиться

с давней песней "Последний герой".

Для других над дорогами вьется

птица-месть выше робких молитв...

И для подвигов повод найдется

и найдется пространство для битв!

КОМИССАР

За рекой гремит гроза,

вольный ветер вьется...

Разметнулась степь-краса

от Луны до Солнца,

пьет багряное вино

ей ли бой — не пара?

Здесь лихой разъезд Махно

сцапал комиссара.

Сцапал комиссара.

Была драка — свара,

из седла он полетел

с одного удара.

Скачут хлопцы в зной и в дождь

по степи ковыльной.

Дегтем надпись: "Хрен уйдешь!"

на тачанке пыльной.

Комиссар в плену дрожит,

пропуск его выдал,

ох, и рады парни: “Жид!"

день веселый выпал,

день веселый выпал —

Изя Кац к ним "прибыл"!

Глянул в пропуск есаул,

Кацу плетью всыпал:

— А за то тебя я бью,

комиссар пархатый,

что в расход мою семью

ты пустил за хатой!

Наши близкие давно

тлеют на погосте, —

выгреб ты у них зерно

до последней горсти!

До последней горсти!

Черепа да кости

там, куда ты приходил

с продразверсткой"в гости"!

Вот в пустынное сельцо

верный путь приводит.

На высокое крыльцо

Сам Махно выходит.

Кац в тоске глядит кругом

— Может, выкуп?! Сколько?!

Топнул Батька сапогом

— Расстрелять и только!

Расстрелять и только —

твоя доля — долька.

Заряжает револьвер

Казачонок бойко,

щурит синие глаза

хлопец и смеется.

...За рекой гремит гроза,

вольный ветер вьется.

* * *

Наша классика — Пушкин и АКМ... —

мало для решения всех проблем,

но хотя бы это осталось здесь,

чтоб немного сбить мировую спесь.

Все пошло к чертям, да ко всем смертям.

Прогулялось времечко по костям.

Шпалы — в гниль, да в крошево — весь кирпич,

разлетелось все, что смогли достичь.

Тлеют клочья фото, расчетов, схем...

Наша классика — Пушкин и АКМ...

Посмотрю я родину на просвет:

где стоит дворец, там России нет —

по подпольям мы, по дворам трущоб,

посреди камней городских чащоб.

И Европа, эх, дрессирует нас,

тыча пальцем в грязный чумной Кавказ,

и ей все не так, и везде бардак,

а она — умна, а Иван — дурак.

Не отводит жадных холодных глаз,

ведь нужна ей эта земля — без нас,

и огонь войны как закат доспел...

Но для наших душ, и для наших тел

есть защита круче любых систем —

наша классика — Пушкин и АКМ!

* * *

Горят асфальтовые спуски

от солнца. И страна горит.

Я просто говорю по-русски.

Кто здесь по-русски говорит?

И торгаши, и бизнесмены,

и новозванные князья,

и те, кто ночью режет вены,

когда без "косяка" нельзя.

Но, кажется, невнятны фразы,

и речь уродливо резка.

Ползет словесная зараза

совсем чужого языка, —

такой развязывает водка,

а может, рюмка коньяка.

Услышу — видится решетка

и в кольцах крепкая рука.

Услышу — видятся отели

и денег грязная река,

Россию на таком отпели

(блатная жуткая тоска).

Ну что же, карты раскрывайте,

смотрите, лгущие, в упор.

За письменным столом давайте

начнем последний разговор.

Вы — на жаргоне, на иврите,

вы — так, что я не повторю,

вы — по-английски говорите...

А я — по-русски говорю.

u="u605.54.spylog.com";d=document;nv=navigator;na=nv.appName;p=0;j="N"; d.cookie="b=b";c=0;bv=Math.round(parseFloat(nv.appVersion)*100); if (d.cookie) c=1;n=(na.substring(0,2)=="Mi")?0:1;rn=Math.random(); z="p="+p+"&rn="+rn+"[?]if (self!=top) {fr=1;} else {fr=0;} sl="1.0"; pl="";sl="1.1";j = (navigator.javaEnabled()?"Y":"N"); sl="1.2";s=screen;px=(n==0)?s.colorDepth:s.pixelDepth; z+="&wh="+s.width+'x'+s.height+"[?] sl="1.3" y="";y+=" "; y+="

"; y+=" "; d.write(y); if(!n) { d.write(" "+"!--"); } //--

Напишите нам

[cmsInclude /cms/Template/8e51w63o]