Народному художнику СССР и Беларуси, академику Российской Академии художеств Михаилу Андреевичу Савицкому 18 февраля исполнилось 80 лет. Сегодня это, пожалуй, единственный на постсоветском пространстве действительно великий художник, который наиболее полно олицетворяет собой не только ушедшую трагическую эпоху, но и один из тех немногих, кто не изменил себе, не растерял своего достоинства перед тем, что обрушилось на народ, страну в последние годы. Некоторые склонны видеть причину этой невероятной стойкости в том непростом жизненном пути, который прошел Савицкий: полуголодное крестьянское детство на Витебщине, война, героическая оборона русского Севастополя, плен, концентрационные лагеря, одни названия которых — Бухенвальд, Миттельбау-Дора, Дахау — и сегодня заставляют содрогаться души людей. Но была еще непростая и послевоенная жизнь с унизительными проверками на благонадежность, была запоздалая учеба в Минском художественном училище, а потом в знаменитой московской "Суриковке", была постоянная борьба не просто за свое место в искусстве, а за право говорить этим искусством то, что он считал нужным и важным.

Его никогда особенно не любили власти, но вынуждены были с ним считаться, одаривать разного рода званиями и наградами. Несмотря на неоспоримое мастерство и талант, его не особенно жаловали коллеги по творческому цеху. Тем не менее, убежден, и они где-то в глубине души осознают, что Савицкий — единственный не только в Беларуси, но и, пожалуй, в мире художник, сумевший в эпических полотнах запечатлеть всю трагедию человека в XX веке: это и последняя действительно Великая и победная для русского человека война, Чернобыльская катастрофа, но прежде всего богоборчество, которое, с еще более нарастающей силой ведется с православием сегодня.

Всякий раз, возвращаясь домой, я захожу в находящуюся поблизости его мастерскую. "О-о, Женя пришел", — радостно говорит он.(Кстати, на снимках Савицкий всегда суров, сдержан, задумчив. Но я, как правило, вижу его улыбающимся, смеющимся. И даже о серьезных вещах он говорит с хорошей долей самоиронии). Мы крепко пожимаем друг другу руки и, включив самовар, с неудачно подпаянным носиком, пробовал сверлить, соскабливать, а вода все равно течет медленно, начинаем пить чай с его никогда не кончающимися сушками. Он сидит в уголке своего дивана, как всегда поджарый, собранный, с медальонным профилем, а я приземляюсь в одно из двух его кресел, и мы говорим подолгу о многом, чаще о жизни и лишь изредка об искусстве.

В последний год-два я стал реже наведываться к мэтру. Мне не хочется отрывать его от работы. Ведь время поджимает. А ему еще надо столько успеть. Я знаю о его замыслах, для воплощения которых не хватило бы и десятка жизней. Обычных жизней, но не жизни Савицкого. Он успевает сделать больше, чем сотни других. Те, что давно знают его, склонны относить это к необычной организованности художника. Его коллега и друг Георгий Паплавский рассказывает, что раньше по Савицкому можно было сверять часы. Что бы ни случилось, в восемь часов утра Михаил Андреевич уже в мастерской. Он и сегодня, как в былые годы, работает много и продуктивно. Мне кажется, даже продуктивнее и интереснее, чем прежде. И в этом я не вижу особой загадки художника. В этом — неисчерпаемый потенциал человека-труженика, которому судьба, несмотря на все неимоверные преграды, вынуждена была уступить и позволить стать творцом.

Мы говорим о сегодняшних страстях. О рынке, рынке искусства. Я упрекаю его, что он очередного богатого купца, который хотел "за невиданную цену" приобрести его работу, отправил ни с чем. "Я не хочу, чтоб какой-то жлоб хвастался, что у него висит Савицкий. Ему же не моя работа нужна, он в этом ничего не понимает, а моя фамилия. Пусть поищет другую. Сколько вокруг художников, желающих сегодня продаваться, и даже хвастающихся этим. Пишущих в своих каталогах, что их работы находятся в частных коллекциях, подчеркиваю, в частных коллекциях в Польше, Израиле, Германии, США, Аргентины… То есть висят на фазенде у какого-нибудь Ганса или Моники."

Я начинаю спорить с ним и убеждать, что если эта картина облагородит душу какого-то Ганса или тело той же Моники, то что в этом плохого? Не всем же творениям художников висеть в Лувре или Музее Прадо, чтобы ими любовались миллионы ценителей. В конце концов там попросту мест бы не хватило. "Xотя вы даже в известные западные музеи, когда вас просят, не продаете",— упрекаю я и припоминаю последний междугородний звонок и состоявшийся разговор, которому сам был свидетель.

"Хотите видеть мои работы? Хорошо, я не возражаю,— добродушно говорит Савицкий. — Какой музей?.. Да, я знаю этот музей. Приезжайте в Минск. "Цифры на сердце" в музее Отечественной войны. А мало покажется — приходите ко мне в мастерскую… Нет, у вас выставляться не заинтересован. А какое дело вашим зрителям, или как вы говорите публике, до наших проблем?" Он говорит, как всегда, твердо, размеренно. Как я потом выяснил, звонок был из Амстердама.

“Возможно, я не прав. Но я не хочу выставляться, тем более пополнять прославленные западные музеи. Если мои работы действительно что-то стоят, то тем более пусть они остаются в моей стране. Я горд тем, что некоторые мои работы после развала СССР остались в России, в одной Третьяковке их более десятка. То есть они стали ценностью Российского государства. И этого с меня достаточно. Это свои люди. И когда мне дали премию и орден Андрея Первозванного за вклад в российскую культуру, я этим действительно гордился. Xотя с действиями кремлевских властей в корне не согласен. Считаю, что они глубоко антинародны. Будь это война, которую они специально, чтобы уничтожать русских людей, ведут уже несколько лет... И будут вести, делать из русской армии посмешище. Особенно это дико выглядит после короткой расправы американцев с "непобедимыми" талибами. Или будь это лобызания с Западом. Да никогда у нас не будет с ними дружбы. В Европе много веков назад сложилась своя цивилизация. Суть ее в экспансии — завоевании. Она и до сих пор остается такой. В этом можно убедиться, проследив историю России даже не с эпохи крестоносцев или Наполеона, а последних двух мировых войн. Сюда ведь шли войной не только немцы, но и итальянцы, испанцы, французы...

Сегодняшняя история свидетельствует, что эта экспансия "цивилизованной Европы" продолжается, но в других, более изощренных и страшных формах. Они действуют экономикой, подкупом, идеологией, особенно идеологией. Они разрушают последний редут нашей государственности — православие. И это недавняя скандальная экспансия католицизма на канонические русские земли — наглядный тому пример. Чему удивляться! В конце концов нам пора оставить все иллюзии, знать, что никто, никогда нам ни в чем не поможет. Только мы сами можем спасти себя, выбраться из той бездонной ямы, в которой сегодня находимся.

На Западе действительно много прекрасных музеев с прекрасными работами, созданными в эпоху Возрождения. Но еще больше работ, вывезенных из других стран: необыкновенное искусство Месопотамии, египетское искусство, высокое античное искусство, наконец, древнерусское искусство, о котором почему-то никто не говорит. А ведь оно за последние годы практически все перекочевывает на Запад. Что это, как не пример той дикой экспансии, которой подвергаются с Запада все прочие миры и даже погибшие уже цивилизации. А мы все еще считаем, что они качают у нас и у арабов только нефть и газ. Они прежде всего выгребают у нас культуру, которая позволяла нам быть великой цивилизацией, великим народом".

Эта его боль за культуру, осознание, что ее топчут, что она гибнет на глазах у всех, заставляла Михаила Савицкого снова и снова выходить на разного рода высокие трибуны, убеждать, спорить. Но в последнее время с ним уже никто не спорит, ему попросту не дают слова. "Люди поставлены на грань выживания, и все их мысли только о том, как не сдохнуть с голода, прокормить себя, детей, а вы толкуете о какой-то культуре. Да хватит с них пугачевской попсы и петросяновско-задорновского цинизма. Вот и вся им культура." Но Савицкий не сдается. Он понимает то, что предлагается сегодня людям, это не просто подмена культуры эрзацем, "который когда-то нам скармливали в Дахау", издевательство над ней, а откровенное уничтожение ее.

В начале девяностых, когда Беларусь получила независимость, Михаил Савицкий разработал концепцию создания Национальной академии искусств. Он считал недопустимым, что работников искусства разбили по цехам: Союзы художников, кинематографистов, писателей, композиторов… Все это, убежден Михаил Андреевич, наносит большой урон в целом развитию культуры. Но он не понимал одного, что это разделение по цехам позволяет заинтересованным лицам (не только в лице государства), но просто амбициозным "деятелям от культуры" легко управлять творцами, а то и откровенно манипулировать ими. Потому идею Савицкого о создании Национальной академии искусств они отвергли с ходу и бесповоротно. И дело было даже не в том, что кое-кто из них считал, что Савицкий создает эту академию "под себя", чтобы самому стать президентом. Зная художника, его одну-единственную страсть — живопись, убежден: ни о каком "президентстве" он даже и не помышлял. Но создание такой всеобъемлющей академии лишило бы "союзных" князьков и окружавших их бесчисленных прихлебателей не только власти, но и живых государственных денег, которые и поныне идут им в виде разного рода льгот и прямого бюджетного субсидирования. Тут уж не до высокой культуры.

"Вспомни, как они резко критиковали эти союзы еще совсем недавно. Это, дескать, сталинское наследие, оно уничтожает великое культурное пространство, ставит на его пути непреодолимые преграды. И какое-то время действительно казалось, что мы избавимся от этого "наследия". Стали проводиться объединенные пленумы творческих союзов, его участники знакомиться друг с другом. В какой-то мере это была показуха, но были и довольно искренние выступления, открывающие для присутствующих новые горизонты. Это уже тогда многих деятелей испугало. Но больше всех мне не понравилось выступление на одном из таких пленумов Дмитрия Шостаковича. Он вышел на трибуну, показал всем зажатый в руке листок: "Вот это мне написали, но я вам прочту", т.е. как бы заведомо говоря, что он с тем, что прочтет, не согласен. Так не лезь тогда на трибуну. Ведь главное в этом мире — уметь сказать "нет", кто бы перед тобой ни был, власть или твои знакомые, друзья".

Принято почему-то считать, что Савицкий всегда был приближен к власти и сам в некотором роде являлся частью существующей системы. Но так ли это? Дело в том, что не он искал дружбы с властями, а она с ним. К тому же, как трудно "дружить" с этим Савицким. Он никогда не идет ни на какие компромиссы, и всегда в самый неподходящий момент может сказать "нет" и самой власти, и ее сановным представителям. И они вынуждены были считаться с его мнением, его позицией художника и человека. Безусловно, ему помогало то, что он фронтовик, что он прошел все круги ада фашистских концлагерей. Но в те времена, когда Савицкий начинал свое восхождение к вершинам искусства, а значит, и власти, этим никого особенно нельзя было удивить. Главным было все-таки его быстро набирающий силы талант и жесткая, доходящая до жестокости, принципиальность, умение отстаивать свое право творить так, как он считал нужным, не поддаваться ни на какие "советы", уговоры. Как признается потом художнику бывший министр культуры республики Юрий Михневич: "Вот как бывает в жизни — власти никогда не делали на вас особую ставку. А получилось все наоборот!"

Савицкому помогало быть самим собой и расти то, что его знали, его творчество ценили и любили в Москве. И это тоже был стимул, которого лишены сегодня практически все художники на постсоветском пространстве. "Действительно, с самого начала я стал получать известность через Москву. Без ее признания я бы, видно, и оставался одним из многих провинциальных художников, которых у нас сегодня величают почему-то не иначе как "национальными". И за рубеж мои работы первый раз попали ни в какую-то никому не известную галерейку, а со всемирной выставкой достижений человечества ЭКСПО в Брюсселе. Потом мои картины демонстрировались на подобных выставках в Монреале, Осако.. Затем уже будут выставки в Германии, Париже, Скандинавских странах и даже в Венеции. Как ни покажется это странным, но на Веницианском биеннале, где в основном выставляют свои работы абстракционисты, картины Савицкого, такие, как "Поле" и "Убийство семьи партизана", представляли советское искусство. И было это в разгар торжества авангардизма, когда апологеты и справа и слева пели ему осанну, ставя его чуть ли невровень с искусством мастеров Возрождения. Но в конце концов даже они вынуждены были признать Савицкого великим современным мастером, воплотившем в своих полотнах "действительно трагедию человечества".

Тем не менее, успехи Савицкого не делали его взаимоотношения с властью более тесными. Власть понимала, что международное признание — еще более укрепляет его независимость. А это уже не могло не вызвать настороженности. Так было "при Советах", то же происходит и теперь. Нет, на заре своего президентства Александр Лукашенко посетил его мастерскую и даже вручил ему орден Франциска Скорины за первым номером. Но дальше этого не пошел. Конечно, позировать художнику, мастерская которого находится в каких-то 15-20 минутах от его резиденции, президенту не к лицу. Да и выслушать Савицкого не с личными просьбами, а по вопросам развития искусства, с изложением какой-то непонятной концепции создания Национальной академией искусств, ему тоже недосуг. "Нет, я вас не могу принять! По одному я никого не принимаю!" — сказал художнику недавно, как отрезал, президент. Действительно, что для него Савицкий, — один из многих. Может, он и великий художник, и академик, но на призидентских выборах голос у него, как у всех, один. Да к тому же перед последними выборами он или его неуправляемый сын, кажется, заявлял, что не будет голосовать за Александра Лукашенко. Поистине неисповедимо сложны взаимоотношения власти и художника, даже если эту власть олицетворяет всенародно избранный президент. Кстати, к 80-летию художника Александр Лукашенко объявил ему "благодарность"… Об этом на второй полосе в самом низу среди прочих пустяков и сообщила его газета "Совбелия". И больше ни строчки, ни звука. Оно и понятно, ведь надо полполосы отдать "маэстро" Михаилу Финбергу, который рассказывает об очередном своем местечково-международном фестивале.

Помимо мифической тесной дружбы Савицкого с властями, существует и еще одна легенда о том, что художник отчаянный антисемит, "разжигающий межнациональную рознь в республике". В подтверждение этого кое-кто пытался даже приводить в печати его высказывания на этот счет. Но в том-то и дело, что Савицкий говорит только то, что хорошо знает. А о евреях он знает, пожалуй, больше, чем они о себе сами порой. Потому "еврейский вопрос" он не считает ни трудным, ни тем более щекотливым, а одним из многих существующих сегодня в мире и требующих постоянного внимания и обсуждения. "Мы белорусы, равно как русские, уже более 300 лет живем рядом с евреями, но абсолютно не знаем, что это за народ. А они нас знают и очень даже великолепно. И используют в своих целях. Нам же наше нелюбопытство, незнание очень даже дорого обходятся", — говорит художник.

А возник этот миф об "антисемите Савицком" в середине 70-х годов, когда художник еще работал над серией своих эпических полотен "Цифры на сердце". Один из его знакомых подсмотрел, что на полотне, где бульдозер сворачивает в канаву трупы казненных, рядом с смеющимся немецким карателем, видно, только что осуществлявшим эту экзекуцию, угодливо хихикает над происшедшим и человек в лагерной форме с характерными чертами и звездой Давида на груди. Так что уже первое представление этой и других работ художника сразу же вылилось в грандиозный скандал. "От меня требовали закрасить, убрать эту звезду, — вспоминает художник. — Но я стоял на своем. Это ведь был не просто какой-то художественный образ, но и исторический факт. Я ведь прошел не один концлагерь и видел, что вся внутрилагерная элита там, начиная с блокового или капо и кончая последним санитаром в какой-нибудь контине, где заключенные умирали от тифа, дизентерии, туберкулеза, как правило, в основном состояла из евреев. И в этом не было ничего удивительного, давно ведь известно, что этот народ наиболее приспособляем и живуч. И если от многих других народов и цивилизаций не осталось уже ни следа, ни воспоминаний, то этот народ не только выжил, но и торжествует сегодня во всем мире. Только должны ли мы во всем завидовать их живучести и следовать по их пути? Вот о чем я думал, работая над этой картиной… Даже в той, последней войне, они представляют себя только жертвами. А все остальные народы вроде перед ними виноваты. В Миттельбау-Доре, где я находился, пока мог держаться на ногах, большинство капо были польскими евреями. И они были более жестокими, чем эсесовцы. Да, я согласен, в семье не без урода. Но нельзя же прикидываться, что ничего этого не было, и постоянно говорить только о себе, о своем.

Сегодня они постоянно толкуют о холокосте, о миллионах убитых евреев. Но только Советский Союз потерял в той войне 28, а по некоторым данным, около 40 миллионов своих граждан. Но об этом — ни звука. Где совесть той же Европы, Америки? Это циники высшей марки. А ты говоришь, чтобы я продавал туда свои работы. Они их могут приобрести только для того, чтобы спрятать или, как эти 28 миллионов, уничтожить и забыть! Не вспоминать! Ведь действительно главный вопрос о том, на чьих капиталах вырос фашизм, кто ему потворствовал, помогал стать на ноги, — ждет еще своего часа".

Меня поражает глубина мышления Михаила Савицкого, его умение оперировать в разговоре только фактами, тем, что он сам видел и выстрадал. И потому с ним трудно спорить, трудно что-то доказывать. Ведь в большинстве своем наши "аргументы" почерпнуты из книг или трактатов, пусть порой и достойных, но все-таки "заинтересованных" в потворствовании сложившимся мифам. Так нам спокойнее, удобнее жить. Но Савицкий, как истинно великий художник, видит свою задачу еще и в разрушении разного рода мифов, чтоб не только своим творчеством, но и своей жизнью доносить до людей правду, какой он ее видел, знал. Он берет темы, которые, как говорится, не поднять никому. Да никто к ним, по сути, в живописи и не пытался не то что притронуться, но даже приблизиться. По уровню осмысления той трагедии, что произошла в XX веке и продолжается в начавшемся XXI веке, ему не было и нет равных. В этом величие Савицкого как художника и трагедия его как человека.

Естественно, мы говорим с ним о художниках. Он с уважением вспоминает творчество русских мастеров: Виктора Иванова, Андрея Мыльникова, Дмитрия Жилинского, выходца из Беларуси Евсея Моисеенко, братьев Ткачевых и братьев Смолиных, а еще удивительного художника и эрудита Гелия Коржева и Федора Константинова. Он подмечает тончайшие особенности в творчестве известных западноевропейских художников, с которыми был лично знаком или которых знает по их работам. Но лучше не вспоминать ему о Марке Шагале. Сначала я думал, что это обычное неприятие одного большого художника другим. Такое случается, и не редко. Но потом я понял: здесь другое. Здесь опять неприятие лжи, попыток подмены одного понятия другим. Нет, к самому художнику он никаких претензий не имеет. "Это художник-примитивист. Таким в Грузии был Пиросмани, во Франции Анри Русо… Но Шагалу была сделана грандиозная реклама. Когда же французы, с их претензией на абсолютный вкус, позволили ему расписать Гранд-опера, я потерял к ним всякое уважение. Он же явно запорол эту работу. Вот роспись кнессета в Израиле — это да! Это его. Это типично еврейский художник, но я категорически против, чтобы его навязывали как образец всем остальным.

Я не понимаю наших людей, Ну ладно Москва, космополитический город-прорва, где русских людей, если судить по телевидению, вообще уже не существует. Где русские выступают только в роли смеющихся над собой дураков в бесконечных "смехопанорамах" и "аншлагах". Мне кажется, это самые оскорбительные телепередачи, когда русские, вместо того, чтобы за пошлости, гадости в свой адрес, пойти и набить из авторам морду, закатывают смехоистерики. Но Бог с ней, Москвой. Здесь же, в Беларуси, все друг друга знают, кто чего стоит… И меня возмущает, когда Витебск, Витебщину, с легкой руки некоторых шустрых прохиндеев, величают сегодня уже не меньше, чем "землей Шагала". С какой стати? Да он родился где-то там. Некоторое время после революции комиссарил в Витебской губернии (почему-то об этом предпочитают теперь скромно умалчивать) и внес свой весомый вклад в разрушение ее культуры, непосредственно в войну с дворцами. Кстати, одна из его работ так и называлась "Война дворцам". Но почему одних комиссаров мы сегодня проклинаем, а другому — только за последнее время, поставили несколько памятников, проводим какие-то "шагаловские чтения", выпускаем за бюджетные деньги фильмы и спектакли, которые не просто тиражируют мифы о якобы великом белорусском художнике Шагале, но яростно навязывают эти выдумки публике. Если говорить, чья это земля, то назвали бы уж лучше Витебщину землей Ильи Репина. Здесь, под Витебском, в Здравневе, у него была дача, он жил, творил, пока, кстати, не зашевелились комиссары, в том числе и от искусства. Но Репин был реалист, он развивал традиции русского искусства, которое сегодня у этих господ весьма не в чести, и потому будем возносить до небес Шагала. И в прямом, и в переносном смысле "возносить". Дошло до такого маразма, что местные власти разрешили шагаловским энтузиастам рассадить в городе на крышах домов музыкантов, и они, дрожа от страха, что-то там пиликали на своих скрипках. А самые сумасшедшие поклонники творчества Шагала, пытались даже затащить на крышу одного из витебских домов корову или козла... Они тупо иллюстрировали картины, элементарно не понимая заключенных в них символов. Это еще раз к тому, как мы знаем, а точнее, совсем не знаем живущий веками рядом с нами народ. Ведь работы того же Шагала носят как правило характер откровенных иллюстраций еврейских мифов, поговорок, присказок. Во многих его работах есть бедный еврей с мешком. И мы, дураки, сочувствуем этому несчастному. А он в этом мешке тащит наворованное золото и прикидывается беднягой, чтоб соседи не подсмотрели, не отобрали. Или пустая телега — это возвращается с ярмарки не самый оборотистый, проторговавшийся еврей. И соседи в окнах — они не просто злорадствуют, это им урок, как не надо делать свой гешефт. Или летящая в небе селедка. Этим видом бизнеса в Беларуси занимались почти монопольно евреи. И селедка эта была как бы символом их благосостояния. Это чисто еврейская жизнь, и ее надо не просто знать, но и понимать. И тогда бы наши недоумки не тащили козу на крышу, а "щырыя белорусы", по всякому поводу, а чаще без повода клянущиеся в любви своей родине, не подражали бы Шагалу с его летящей в небе Бэлой, а знали, что этим еврейский художник подчеркивает, что он гражданин не какой-то там Витебщины, а мира. И чихал он на все с высоты намалеванной им козы.

Была как-то выставка нескольких моих работ в Витебске. Власти города пригласили меня приехать на ее открытие. Конечно же, я категорически отказался. Это моя земля — Витебщина, в конце концов, моя родина, — но на какую-то "землю Шагала" я не поеду. Вообще, я считаю этот лживый миф оскорблением, плевком в лицо всем белорусам".

Конечно, с Савицким можно спорить, пытаться доказывать, что Марк Шагал не такой примитивный художник, как ему кажется, что это большой художник. А то, что вокруг его имени пляшут, делают свой подлый идеологический бизнес какие-то маленькие, прохиндеистые человечки, то Шагал к этому не имеет никакого отношения. Но я хорошо понимаю, что возмущает в этой истории с "землей Шагала" Савицкого — опять же подмена понятий. Тот уехал отсюда в самое трудное время, внеся в эту свалившуюся на страну, на живущий здесь народ беду, свою "комиссарскую" лепту. Савицкий же жил здесь, сражался, страдал, как жили и сражались из покон веков его предки, и он вправе считать эту землю своей, как каждый живущий здесь человек. И я убежден, что он с таким же, если не большим гневом, воспринял бы то, если бы Витебщину назвали землей "Савицкого".

КонеЧно, говорЯ о Савицком, нельзя не сказать и о его взаимоотношениях с учениками. Их у него много, десятки, а может, уже и вся сотня. Ведь он уже многие годы бессменно руководит академическими творческими мастерскими. Многие из его учеников стали уже известными, "но все равно местечковыми художниками" — добавит он. Как ни странно, ни один из них не появляется в его мастерской. По крайней мере, я их там никогда не встречал. Вообще-то, в этом странного ничего нет. Позиция художника по ряду вопросов, которую он никогда не скрывает, могла создать им ненужные проблемы во взаимоотношениях с теми, кто исподволь при коммунистах и теперь уже открыто делает "белоруское искусство". И потому его "ученики" стараются не афишировать, что прошли школу Савицкого. Да по большому счету от этой школы у них, как правило, вскоре ничего не остается.

"Они у меня в мастерских получали, видно, неплохую подготовку. Не случайно их работы, как правило, выставлялись на всесоюзных выставках, получали разного рода призы и премии, в том числе и первые, печатались в журналах "Творчество" и "Искусство". И наши мастерские, созданные по инициативе и на деньги Академии художеств СССР, вскоре, как стали работать, сразу же получили славу лучших мастерских в СССР. Но потом Союз распался. И где мои ученики сегодня? Торгуют. Все ринулись на рынок, пишут только то, что можно продать. Они уже не думают об искусстве, тем более о каких-то принципах, идеалах. А думают о дачах, машинах, счетах в банках и как понравиться публике. Именно публика, притом не самая лучшая, водит сегодня не только рукой, но и мозгами деятелей искусства. Ты же сам знаешь, какое начинается шевеление, брожение в этих "художественных мозгах", когда в Минске появляется какой-нибудь купец, конечно, лучше иностранный.

Но еще большая беда, что они все бросились в объятия к Соросу, в созданную на его деньги так называемую "академию мастацства". Естественно, создана эта академия и для воплощения соровских идей, но меня поражают даже не эти художники, а чиновники с администрации президента, которые были на ее презентации, так сказать, освятили ее своим присутствием. И Сорос уже с Беларуси изгнан, но дело его живет и побеждает. Минкульт арендует для его воспитанников помещение, протежирует их выставки…

Искусство, конечно, выживет. Оно будет жить до тех пор, пока живы люди. И даже, может быть, когда их не станет. Но его будут делать другие люди, а не торгаши."

Савицкий обо всем судит строго, даже жестко. К этому его приучила жизнь. Но к тем, кого Бог наградил талантом, эта требовательность Савицкого возрастает многократно. И это не брюзжание старика, который не понимает "устремлений молодежи" и "новых веяний". Он никогда себя не чувствовал стариком. Да и эта легкая походка, эта поджарая фигура, а главное живой, вечно в борении ум, делают его человеком не только без возраста, но и как бы вне времени. Эта требовательность объясняется критериями искусства, которое существует не одну тысячу лет и не нам их менять. Тот, кто может что-то изменить в искусстве, еще не пришел. Это должно быть явление, не меньшее, чем второе пришествие Xриста".

Савицкому — восемьдесят. По весне он обычно себя не лучшим образом чувствует. Но когда недавно я зашел к нему в мастерскую, он, как всегда, работал — подкрашивал багетовые рамки, которые сделал ему столяр. "Этот багет такой хрупкий, когда пилишь сыплется". Он готовил свою юбилейную выставку, которая на днях открылась в Национальном художественном музее Беларуси. Практически все работы, которые представлены на этой выставке, написаны им за последние два-три года. А это немало — 11 портретов президентов Академии наук Беларуси, начиная с первых, сгинувших в сталинских лагерях, от которых оставались в лучшем случае по паре (в фас и профиль), блеклых снимков, и кончая последними, которых он знал и уважал: "Нет, самого последнего президента Академии я не написал. Я рисовал только тех, которых избирали, как это и положено, академики, а не назначал своим указом наш уважаемый президент".

И в этом тоже характер Савицкого. Не знаю, вечно ли будет жить эта Академия наук, но портретам, сделанным Савицким, уготована долгая жизнь. Они созданы рукой зрелого, уникального таланта, написаны в лучших традициях мастеров Возрождения. А может, и на уровне тех бессмертных работ.

[guestbook _new_gstb] На главную

u="u605.54.spylog.com";d=document;nv=navigator;na=nv.appName;p=0;j="N"; d.cookie="b=b";c=0;bv=Math.round(parseFloat(nv.appVersion)*100); if (d.cookie) c=1;n=(na.substring(0,2)=="Mi")?0:1;rn=Math.random(); z="p="+p+"&rn="+rn+"[?]if (self!=top) {fr=1;} else {fr=0;} sl="1.0"; pl="";sl="1.1";j = (navigator.javaEnabled()?"Y":"N"); sl="1.2";s=screen;px=(n==0)?s.colorDepth:s.pixelDepth; z+="&wh="+s.width+'x'+s.height+"[?] sl="1.3" y="";y+=" "; y+="

"; y+=" "; d.write(y); if(!n) { d.write(" "+"!--"); } //--

[cmsInclude /cms/Template/8e51w63o]