10 ноября 2016 0

Андрей ФУРСОВ. Вопросы борьбы в русской истории. Логика намерений и логика обстоятельств. — М.: Книжный мир, 2016. — 320 с., 2000 экз.

Немного странное название этой книги не должно вводить в заблуждение: какая-либо уточняющая характеристика к слову "борьба", судя по всему, исключена автором намеренно, поскольку речь не идёт ни о классовой борьбе по Марксу, ни о "войне цивилизаций" по Хантингтону и Ко: Фурсов ставит проблему, а не диагноз, описывает симптомы, но не прописывает какую-либо панацею для лечения болезни.

Смута начала XVII века, Раскол, петровские реформы, "век золотой Екатерины" с восстанием Пугачёва, убийство Павла I, восстание декабристов и так далее, вплоть до горбачёвской "перестройки" и ельцинских "рыночных реформ", рассмотренные в авторской оптике, предстают практически как единый исторический процесс давления на Россию или борьбы против России со стороны тех сил, которые сегодня можно обозначить как "коллективный Запад".

Несомненный "плюс" такого взгляда в том, что отечественная история тесно увязывается с историей мировой, а не отделяется от неё, что серьёзно ограничивает возможность манипуляций исторической фактологией: как манипуляций в духе "Россия — родина слонов", так и манипуляций в духе "Россия — тупик человечества". А "минус" — нет, "минусом" это назвать нельзя, точнее сказать: "оптическая аберрация", — в том, что фокусная точка исследования Андрея Фурсова всё же "россиецентрична". В том смысле, что его интересует прежде всего отечественная история, а потому его взгляд — "изнутри" России, а не "извне" по отношению к ней.

Разумеется, нельзя требовать абсолютной объективности — ни в качестве идеала, ни в качестве принципа — от истории в целом или от конкретных историков в частности, поскольку наличие в их "анамнезе" античной музы Клио указывает на изначальную принадлежность данного рода занятий (кстати, астрономии тоже) к искусству, а не науке. Почти безграничное "пространство фактов" требует от историка выделять и связывать между собой только некоторые из них, которые он считает наиболее важными и значимыми. Это — своего рода "игра в бисер", которая никогда не заканчивается. Остаётся лишь сравнивать и "примерять на себя" конечные продукты такого "исторического бисероплетения".

Центральное место в рецензируемом издании занимает фундаментальная работа "Конспирология, капитализм и история русской власти (Введение к программе-направлению "Конспирология"), где автор формулирует следующую позицию: "Конспирология — не столько отдельная дисциплина (хотя потенциально — и дисциплина тоже, либо, по крайней мере, научная программа или эпистемологическое поле), сколько подход, метод, дедуктивно-аналитический поиск неочевидного в очевидном, тайного — в явном, вычисление скрытых причин и причинных (причинно-следственных? — Г.С.) связей (рядов), которые эмпирически, индуктивно непосредственно не просматриваются, в лучшем случае проявляясь в виде неких помех, отклонений, странных пустот… Конспирология — неотъемлемый элемент истории, социологии, политологии, политэкономии и т.д. Настоящий профессионал в этих областях должен быть ещё и профессиональным конспирологом. Это обусловлено не только несовпадением явления и сущности, самой спецификой социального знания, в основе которого лежит несовпадение — принципиальное несовпадение истины и интереса, на порядок усиливающее в этой области знания несовпадение явления и сущности… В социальных системах целые группы специализируются на создании знания в интересах определённых слоёв, в продуцировании ложного… Социальный интерес верхов автоматически встраивается в исследования,.. регулируя не только решения проблем, не только способы их постановки, но и то, что считать научными проблемами, а что нет".

То есть Андрей Фурсов выступает сторонником вполне научного по своему генезису "принципа фальсифицируемости" через "управляемое расширение" доступного исследователю-интерпретатору истории "пространства фактов". Но, поскольку "в любой науке ровно столько науки, сколько в ней математики", то где математика в истории, где "формулы истории", обладающие предсказательным действием?

Главным системным конфликтом современности Андрей Фурсов считает конфликт между "традиционным", "модернистским" государственно-монополистическим капитализмом (ГМК) и глобальной "корпоратократией" как новейшей и последней, уже "постмодернистской" формой капиталистического империализма — конфликт, который затронул весь мир, но с особой силой ударил по Советскому Союзу. "На рубеже 70-х—80-х годов представители корпоратократии пришли к власти на Западе, потеснив ГМК-группы, и развернули наступление против СССР. Здесь они нашли союзников, а точнее — подельников: в 1970-е годы в Советском Союзе сформировался небольшой по численности, но весьма влиятельный советский сегмент мировой корпоратократии, в котором оказались представители номенклатуры, спецслужб, некоторых научных структур и крупные "теневики". Если корпоратократы Запада стремились оттеснить от власти ГМК, то корпоратократы в СССР стремились (с помощью Запада) оттеснить от власти КПСС и поменять строй, превратившись в собственников".

Концепция, следует признать, в современных условиях чрезвычайно плодотворная, поскольку напрямую выводит на переосмысление ключевых для человечества как системы понятий "власти" и "собственности", по отношению к которым применение математических моделей столь же неизбежно и столь же проблематично, как их применение в современной теоретической физике, когда числовые и функциональные параметры "подгоняются" под наблюдаемую эмпирику даже без попытки установить какие-то причинно-следственные закономерности, физическую основу наблюдаемого круга явлений.