Вещь не в себе

Фёдор Гиренок

покемоны и трансцендентальные видимости

В 1996 году все мы узнали о том, что придумана игра, в которой можно ловить покемонов. Ловить покемонов — это не значит сидеть за компьютером. С июля 2016 года появилась игра PokemonGo для гаджетов. С этого времени стала возможной ловля покемонов в виртуально расширенном реальном мире. Теперь можно ловить виртуальных монстров в реальном времени на реальных объектах на территории всего мира. Это значит, мы научились стирать границу между реальностью и видимостью. В связи с этим вновь возникает вопрос: что такое игра, что такое видимость и что значит объективная реальность?

Игра

Без сомнения, игра старше культуры. Мы играли в куклы тогда, когда ещё никакой культуры не было. Был лишь первый шаг человека к самому себе. И этот шаг никто не нормировал. Для чего нам нужны были куклы? Для того, чтобы мы могли перевоплощаться. Человек был художником и относился к себе как к кукле, которую страсти дёргают за ниточки, а она идёт по прямой, следуя одному и тому же.

Мы играли в перевоплощение в силу своей изначальной раздвоенности на самих себя и на грёзы о себе, на тело и душу. В пещере Ласко мы изображали себя с головой птицы, потому что мыслили чувствами и чувствовали рассудком. Мы — двухголовые существа. Одна наша голова видит то, что есть. Другая — чувствует то, чего нет. И обе спорят друг с другом. В нас встретились бытие и небытие. С тех пор мы играем в самих себя и смеёмся над собой, потому что мы безнадежно раздвоены. Никто в мире не умеет играть. Играем только мы, ибо мы умеем перевоплощаться.

Мы — не мир, мы выражаем мир. Если бы мы были миром, то мы бы не выражали его, не изобрели язык и не научились говорить. Выражаемый мир не существует вне нас, вне тех, кто его выражает. Внешний мир — это, как говорил Делёз, обманчивая проекция выражаемого нами мира, которая почему-то получила название объективной реальности. Смерть соединит нас с миром. Но что соединит нас с самими собой? Каким способом мы, будучи раздвоенными, сохраняем нашу целостность?

Культ

С самими собой нас соединяет не коммуникация, а культ. В культе предметы следуют за смыслами, а наша субъективность управляет словами. В нём бытие, тождественное мысли о бытии, предстаёт как грёза. Только у того, кто грезит, есть чувство реальности. Мы единственная причина своей реальности. И поэтому всё, что мы чувствуем, не может быть не таким, каким мы это почувствовали. Игра — всего лишь способ нашего существования в раздвоенном мире. Культ — это способ, которым мы преодолеваем своё одиночество в мире. Культ и игра — два родника, питающих любую культуру. Но культура воспитала интеллект, который разрушает наши истоки.

Человек существует всегда как два человека, как результат обмена между ними своими идеями. И оба они не всегда в нас. Один из них может убежать от нас. И тогда он становится нашим двойником, нашим другим. А мы становимся одноголовыми или, что то же самое, одномерными. Мы пытаемся догнать двойника как свою взбунтовавшуюся половину. И всё же не можем его вернуть себе. Так начинается остывание культа, и возникает культура, основанная на доминировании другого.

Культура всегда будет враждебна по отношению к искусству, ибо искусство — это творение, а культура — воспроизведение. В искусстве мы пытаемся вернуть себя себе и одновременно вернуться к мистериальному истоку мира. Если искусство — это время раздваивания себя в творчестве, то культ — это время, когда человек существует вместе с Богом.

Культ и игра научили нас узнавать себя в пространстве удвоений и раздвоений. Покемон — не кукла. Это не то, с чем мы играем. Это то, что играет нами, делает нас одноголовыми. Покемон — игра, которой не предшествует раздвоение. В ней с нами играет не Бог, а не поименованный нами другой. Карманный монстр.

Покемоны

Покемоны — это виртуальные человечки. Что значит "виртуальные"? Это значит, что сами по себе они не существуют. Сами по себе покемоны по нашим улицам не бегают. Они начинают существовать, если мы смотрим на мир через экран гаджета, в котором есть нужная программа. И это обстоятельство радикальным образом меняет устройство человека.

Человек — сосуд для субъективности, средоточие капризов и своеволия. Так он устроен. То, что должно было стать причиной его гибели, его же и спасло. Человека спасли его трансцендентальные видимости, неустранимое влияние чувственности на рассудок. Каждый человек несёт в себе свою шизофрению и свой аутизм, и это удвоение позволяет нам расширять знания, не расширяя свой опыт. У каждого из нас есть свой параллельный мир.

Теперь покемоны дают нам понять, что закончилось время субъективности. Настало время расширять не знание, а реальность. Мы рискуем дополнять её новыми (техническими) видимостями. Покемон — это новый субъект. Ему не предшествует субъективность. В покемоне утверждает свою реальность интеллект, который не чувствует и не рассуждает. Этот интеллект только программирует. В соответствии с программой покемон выпрыгивает на экран и начинает двигаться вместе с нами по логике окружающих его предметов, обессмысливая тем самым идею о том, что человек становится человеком, следуя этой логике. "Мыслитель" Родена похож на штангиста, на борца. Почему? Потому что он двигается по логике предметов, у него развиты мышцы. Покемон ни на кого не похож. Он не локализован в пространстве. Он локализован на картинке нашим восприятием. Он как тень. Вещь занимает место в пространстве. У тени нет места в пространстве. Ты не можешь видеть покемона в реальности, ты его видишь на картинке реальности своего гаджета.

Наблюдатель

Мы любим наблюдать за покемоном. Если он поднимается по ступенькам в музей им. А.С. Пушкина, мы можем пойти вслед за ним, чтобы его не упустить. Покемону не нужен билет, ибо его нет, а нас без билета никто не пропустит, ибо мы есть. И тот, кто существует, охотится за тем, кого нет. Если бы нас обманывали чувства, то мы бы, как нас научили немцы, противопоставили им "хитрость разума". Но дело не в чувствах. Мы вступили в опасную игру с интеллектом. Мы отделили его от сознания. И смотрим, что из этого получится. Нам страшно, но интересно. А не возникнет ли из всего этого что-то похожее не на овечку Долли, а на то, что Ницше называл сверхчеловеком?

В этой игре интересно не то, что мы наблюдаем за покемоном. Интересно, как выразился когда-то Дюрренмат, наблюдение за наблюдающими за наблюдателями. Мы наблюдаем за покемоном, большой глаз отчуждённого интеллекта наблюдает за нами. Возникает рефлексивная структура, в которой наблюдатель становится объектом для наблюдения на более высоком уровне. Наблюдение за наблюдателями ведёт нас к тому, что принято называть рефлексивной видимостью.

Видимость

Видимость — это не ошибка чувств, ибо чувства не рассуждают и поэтому не ошибаются. Видимость — это и не ошибка суждения. Рассудок не допускает никаких видимостей. Он допускает только знания, а не заблуждения. Покемоны — не заблуждение. Это интеллектуальные симулякры.

Субъективные видимости появляются вместе с человеком и исчезают вместе с ним. Они, как видения, существуют в нас, но не зависимо от нас. Они непроизвольны и поэтому могут пониматься как нечто внешнее для нас. Видимости даруются и слепому. Они возникают в тот момент, когда мы, например, начинаем делать вид, притворяться, скрывая то, что мы есть по своему существу, и, наоборот, показывая себя такими, какими мы не являемся. В этом случае мы прибегаем к "действию чистого мышления" (Кант). Покемоны — не видения, не трансцендентальная видимость и не действия чистого мышления. Мышлению нужен смысл. Интеллекту нужны число и программа. Покемон — игра интеллекта в наблюдателя за наблюдателем. Что это значит? Это значит, что в нас мозг не наш. Не человек мыслит при помощи мозга, как думали наивные философы ещё совсем недавно. А мозг мыслит при помощи человека. И при этом утешает его, мол, ты, а не я, настоящий субъект. Но человек необратимо раздвоен и поэтому переполнен видимостями, обременяя интеллект субъективностью. Вот от этой субъективности и хочет избавиться интеллект. И особенно от трансцендентальных видимостей.

Трансцендентальная видимость

Видимость, в основе которой лежит разум, Гегель называл трансцендентальной видимостью. Например, красота является трансцендентальной видимостью непосредственно присутствующего. Она не выходит за пределы опыта, но ему предшествует. В свою очередь, грезящая субъективность научилась говорить на языке истины. А никаких оснований для этого нет. До Канта никому в голову не приходило, что посредством чувств можно созерцать априорно, что простой акт восприятия требует продуктивного воображения априори. Что без присутствия априорного в опыте нельзя будет отличить истину и видимость. Ибо истина и есть трансцендентальная видимость. Проблема же состоит в том, что либо человек избавится от трансцендентальных видимостей и субъективности, либо интеллект избавится от человека.

Покемон как раз и является замаскированным призывом к человеку отклонить присутствие априорного в своей жизни. А это значит — стереть грань между реальным и виртуальным. Для любого человека быть в сознании — значит использовать ресурс уже-сознания, то есть ресурс трансцендентальных видимостей. Покемон лишает нас этого ресурса, и мы теряем критерий различения истины и видимости. И тогда у нас остаются только видимости, которым не предшествует субъективность.

Покемон как нетрансцендентальная видимость

Трансцендентальные видимости — это видимости, обусловленные особенностью человеческой способности к познанию, в основе которой лежит продуктивное воображение априори. От трансцендентальных видимостей мы не можем избавиться, не можем сдвинуть их в сторону и посмотреть на мир чистыми глазами. Мы, говорил Кант, не можем видеть вещи в себе. Покемоны как видимость задаются не субъективностью, а программой гаджета, которая обладает другой (числовой) природой. Чтобы от них избавиться, нужно решиться посмотреть не на картинку в гаджете, а на мир. Чем более мы будем нерешительны, тем чаще будем сталкиваться с покемонами, тем быстрее сами будем становиться покемонами. В основе человека пока ещё лежит религия, а не коммуникация. Покемоны же — это посланцы постчеловека, в основе которого лежит техническое.