Музон
Андрей Смирнов
КРЕМАТОРИЙ. "Люди-невидимки" (Navigator records)
"Самый весёлый на этой планете ансамбль" недавно отметил аж 33-й день рождения. Однако обойдусь без нумерологических спекуляций, ибо интонация вышедшего в начале осени альбома порой напоминает песню Владимира Шандрикова "Мне 33": "Признаться — подустал, Не тот уже запал, Но порох есть ещё в пороховницах!"
Во второй половине двухтысячных бессменный лидер и единственный участник всех "крематорских" составов Армен Григорян провёл очередную чистку рядов и привлёк ряд новых музыкантов. Довольно стандартная процедура для ветеранов рок-сцены: по тем или иным причинам былые соратники покидают коллектив, на их место приходят люди, по возрасту годящиеся лидерам в дети, привнося свои представления и идеи. Впрочем, магистральная линия групп радикально не изменилась: все творческие "переодевания" происходят в довольно локальном пространстве. Ибо большая часть олдскульных групп давно превратилась в сочетание "лидер плюс музыканты".
По сравнению с предыдущими альбомами — "Амстердамом" и "Чемоданом президента", — "Люди-невидимки" живее, острее, образнее. Но и не без пустот, надуманности, искусственности. В чём-то "невидимки" напоминают десятилетней давности сольный проект Григоряна "Третий ангел".
Альбом - фирменный консервативный-семидесятнический саунд, движение в сторону харда, фолк-рока и отчасти даже прогрессива, обаятельная скрипка, вкрадчивый голос Григоряна.
Чёртова дюжина песен — подавляющее большинство недавнего "производства", но имеются и доведённые до ума композиции из творческих погребов группы. Есть очевидные удачи вроде "Супермаркета" или "Верёвки и мыла", кстати, оба номера не особо привычно‑"крематорские".
Тем, кто играет в эти игры, — восторг и вдохновение наверняка гарантированы. Остальным сложнее. Мир "Крематория" — привычный паноптикум, в котором обильно представлены исторические и литературные герои, оказавшиеся в актуальных или вневременных ситуациях. (Во многом, "Крематорий" - многолетнее развитие идеи песни "Уездный город N" Майка Науменко). Новым альбомом крематорский "именной указатель" обильно пополняется — есть Ричард III, Брюнхильда, Гудвин и Цезарь. И если исторический Цезарь был великим популистом, то здесь скорее символ. Горькая "Жизнь", бесполезное "перпетуум-мобиле", "Бенито Хуарес" как прощание с пацифистскими иллюзиями, хотя всё-таки сложно понять, почему под "крематорский" волюнтаризм попал именно мексиканский президент-реформатор из позапрошлого века — вероятно, привлёк легендарный маленький рост политика.
Главная фишка пластинки — альбом подан аудитории как аудиокнига с прологом-эпилогом, с развитием сюжета, композиции здесь выстроены в определённом порядке. "Суждения о состоянии человека в этом мире, и не только в реальном, но и потустороннем. А альбом в целом — история одного человека в отражении действительности. И в данном случае я попытался через персонажей с разных ракурсов заглянуть в себя". А те самые люди-невидимки — "частично это портреты моих друзей, знакомых, людей, бывших мне когда-то близкими. И сейчас это больше похоже на виртуальное кладбище. Одних уже действительно нет, другие, к счастью, здравствуют, но давно превратились в бледную тень тех людей, которыми когда-то были. Но за каждым из них был блистающий мир, если не сказать — вселенная", - заметил Григорян.
Но ведь схожий вопрос звучал и в адрес героев русского рока уже лет двадцать пять: как получилось, что не заметили иных времён, в результате чего сцена зачастую превратилась в цирк? Кстати, в одном интервью по поводу новой пластинки Григорян, судя по всему, лихо путает август-91 и октябрь-93. Понятно, что художник может весьма своеобразно воспринимать времена и сроки. Однако эпохальные события недавнего прошлого не стоит смешивать, если пытаешься разобраться с днём сегодняшним. Те же самые истории, когда "каждый летал там, где желал" вырастали на почве мощнейшего гуманитарного порыва. А вот в мире супермаркета многие подобные интересы странным образом трансформируются или исчезают вовсе.
"Люди-невидимки" — альбом неожиданно грустный, ядовитый, местами даже жестокий. Это "Крематорий", утративший радость "иллюзорного мира", раздосадованный современностью и её населением. Хотя лазейку Григорян сотоварищи всё-таки оставляют. Но неизбежно возникает вопрос: а так ли уж сам "Крематорий" далёк от "людей-невидимок"?