Под грузом вранья

Владимир Бушин

они ничему не научились и всё забыли

Окончание. Начало   — в № 48

Но, известное дело, бывает в военное время и такое положение, когда шпионов и паникёров, трусов и дезертиров закон разрешает расстреливать на месте. Посмотрите хотя бы постановление Государственного комитета обороны "Сим объявляется" за подписью Сталина о введении с 20 октября 1941 года осадного положения в Москве.

"Кажется мне наивной цидулкой то, что пишу…"

О, нет! Многое копошится в душе этого поэта, многое, но только не наивность. Пожалуй, её не было там даже в пятилетнем возрасте. Но скажу ещё о Самойлове. В начале семидесятых в подмосковной Опалихе, что по Рижской дороге, мы были с Давидом соседями по даче, буквально через сквозной заборчик. Он пребывал тогда в очень бодром состоянии духа. После дочки Варвары и сына Петра у него родился второй сын — Павел. А ему было тогда пятьдесят, и звали его в дружеском кругу Дэзик, как упомянул Евтушенко. Вот он на радостях и каламбурил: "Когда будет шестьдесят, тогда будет шесть дэзят". Галина Ивановна, жена, загадочно улыбалась. При знакомстве он первым делом спросил меня: "Вы водку пьёте?". Я не стал лицемерить. Так вот, ничего о восстании в варшавском гетто и о том, как он рвался на берегу Вислы в бой, и как расстреляли его храбрых товарищей, Давид не рассказывал мне. Почему же? Казалось бы, соседствуют два фронтовика, оба выпить не дураки, на даче никто не мешает… А потому не рассказывал, что нечего было, ибо Евтушелло, который ныне старше нас тогдашних на тридцать лет, думаю, лжёт, как впервые напившийся гимназист. Не только СМЕРШ, но и приказ Сталина, и рвущегося в бой Дэзика, и расстрелянных солдат — всё выдумал, всё из головы, всё с языка без костей да ещё на отменных американских шарнирах.

Дело в том, что военная Варшава пережила два героических восстания. Первое — действительно восстание в гетто. Евреев там было около 60 тысяч. Среди них находился и представитель ЦК Польской рабочей партии Юзеф Левартовский, существовала и тайная коммунистическая организация, но гестапо раскрыло её и руководителя Анджея Шмидта (Пинхас Картин) расстреляло. Поводом к восстанию послужили сведения о том, что под видом переселения немцы хотят отправить евреев в лагерь уничтожения Треблинку. Восстание началось 19 апреля 1943 года с расправы над предателями, которые служили в полиции, были осведомителями и иными пособниками немцев. Это вполне естественно: надо было обезопасить свой тыл. Этот еврейский опыт пригодится и нам. Впрочем, скорее они следовали по пути нашего 1937 года. Ну, действительно, представьте себе: 22 июня 1941 года во главе страны стоят Троцкий, Бухарин, Смирнов, Зиновьев, Тухачевский, Каменев, Ягода…И где они были бы 29 июня? Польский историк Бен Марк писал: "Операция по ликвидации гетто началась в 3 часа ночи… В операции участвовало свыше 2000 человек, в том числе батальон СС, состоявший из 337 украинских и латышских националистов. Общая численность повстанцев составляла около 1500 человек". Несмотря на огромное превосходство немцев в силе, восстание продолжалось почти месяц — до 16 мая 1943 года, когда оно было жестоко подавлено, все его руководители погибли. Один из них, Мордехай Анелевич, писал (не Евтушенке, конечно, а своему заместителю, который находился вне гетто): "Осуществилась мечта моей жизни: я дожил до того дня, когда евреи гетто восстали и повели борьбу во всём её величии и славе". Слышать взрывы и стрельбу этого восстания ефрейтор Кауфман (впрочем, он был уже старший сержант) не мог, ибо находился тогда далёконько от Варшавы, скорей всего, на Волховском фронте.

Второе восстание — общегородское, гораздо более широкое и мощное, началось 1 августа и продолжалось по 2 октября 1944 года. Евтушенко уснастил свою картину еврейского восстания всеми подлыми лжесвидетельствами, что обрушила на это второе восстание орда антисоветчиков — от всемирно известного Вайды до никому неизвестного Радзишковского. То есть он ликвидировал второе, многократно более кровопролитное, восстание, утопил его в лохани своего обычного вранья, поскольку "еврейской крови нет в моей крови". Вот он, обливаясь слезами аллигатора-плагиатора, пишет: "Приказ Сталина остановил наши войска на берегу Вислы". И, обливаясь слезами плагиатора-аллигатора, повторяет в стихах: "Предательство Сталина вас доконало…"

Конечно, Евтушенко едва ли интересовался реальным ходом войны, что, как и когда там было, но всё-таки, если уже стукнуло 85 лет, надо бы кое-что соображать. Когда вспыхнуло восстание в гетто, в апреле 1943 года, Красная Армия была за сотни и сотни вёрст от Варшавы, от Вислы, в ту пору ещё не был освобождён не только Киев, но даже Смоленск. Евтушенко получает советскую пенсию. И я думаю, что образ Сталина, отдающего в 1943 году приказ Красной Армии остановиться у стен Варшавы, мог возникнуть разве что в мозгу пенсионера, озлобленного тем, что ему в Оклахому третий месяц не доставляют пенсию. Польские евреи, вы понимаете, кто хочет нажиться на крови ваших братьев?

Под грузом столь вопиющего вранья Евтушенко, пожалуй, может сделать вид (о, тут ему нет равных. Протей!), что он писал вовсе не о восстании в гетто, а именно о восстании 1944 года. Ну, как с "Бабьим Яром" было: сначала написал только о евреях, а потом — пожалуйста: "Здесь русские лежат и украинцы…". А сейчас уже опять — ни русских, ни украинцев.

Загляните в интернет. Коли о евреях поэт просто по привычке оговорился, а имел в виду другое восстание, большое, то в этом случае предстоит серьёзный разговор. Накануне Второй мировой войны и в ходе её ни одна страна не вела себя так малоумно и, мягко выражаясь, некрасиво, как Польша. Во-первых, ещё года не миновало, как Гитлер пришёл к власти, а в 1934 году в Берлине она уже подписала с тогдашним Риббентропом очень ласковый договорчик. И была тут первой. Англия, Франция — это уже за ней прибежали в Берлин.

Во-вторых, не прошло ещё нескольких лет, как Польша вместе с немцами приняла участие в растерзании Чехословакии, за что один известный достопочтенный лорд назвал её гиеной. После этого панове, видно, решили, что совместный международный бандитизм гарантирует нерушимое братство навеки. Однако вскоре немцы предъявили соратникам по разбою требование в связи с "вольным городом" Данциг, который у них оттяпали по Версальскому договору, и с Восточной Пруссией, отрезанной по тому же договору "польским коридором" от всей страны. Началась перепалка. 29 апреля 1939 года Германия денонсировала тот милый договорчик. Тогда Гитлер ещё пытался изображать себя джентльменом. Перед нападением на нас никакой денонсации не было. Так вот, запахло жареным.

Но, в-третьих, как заносчиво и тупо вели себя ляхи в этой драматической ситуации. С одной стороны, не желали и слышать о каких-то оборонительных мерах совместно с Советским Союзом, не соглашались в случае необходимости пропустить наши войска через свою территорию. С другой, были уверены, что Англия и Франция, согласно договорам с ними, немедленно и энергично помогут им, если Германия нападет. Они — гаранты! А ещё и в газетах писали, что если война начнётся, то через две недели польская кавалерия будет гарцевать на улицах Берлина.

И вот 1 сентября война началась. И что? Правительства Франции и Англии после 72-часового умного размышления под вопли поляков о помощи 3 сентября объявили-таки войну Германии. Объявили и пошли играть в покер. 6 сентября, проклиная подлых гарантов, бросив варшавян, правительство Польши бежало в Люблин, 8-го — дальше, в Кременец, 16 сентября, бросив уже всю страну, всех поляков вместе с армией — в Румынию, оттуда — в Лондон. Польша перестала существовать как субъект международного права. Советскому Союзу ничего не оставалось, как на другой день, 17 сентября, ввести войска на бесхозную территорию и взять под защиту украинцев и белорусов, проживающих на территории, которую Польша в 1920 году отхватила у Советской России. Иначе там оказались бы немцы. Если ещё вспомнить, что Советский Союз сформировал, обмундировал, вооружил на своей территории польскую армию генерала Андерса, а она в самую трудную для нас сталинградскую пору отказалась воевать плечом к плечу с нами и депортировалась в Иран, а потом объявилась в Италии и там сгинула, — если всё это принять во внимание, то поистине: ничья чаша позора во Второй мировой войне не была глубже. И вполне понятно желание поляков поднять восстание в Варшаве и освободить её самим. Да, войну мы проиграли, но свою любимую столицу мы всё-таки освободили своими силами! Конечно, это в какой-то степени искупало бы позор. Поэтому они не только не известили советское руководство и командование Красной Армии о восстании, не только не просили помощи, — они опасались помощи, боялись её, ибо она лишала бы их подвиг несомненности и польской чистоты. А так они освободили бы столицу и тут же самолётики доставили бы из Лондона мобильное эмигрантское правительство Сикорского. Кто лучше всех мог знать всю эту ситуацию? Конечно, маршал Рокоссовский, командующий 1-м Белорусским фронтом, который он привёл под Варшаву. Не хотите, поэт, побеседовать с маршалом?.. Вот стоит он, поляк, перед городом, где родился, где впервые сказал "матка" и прожил детство, юность, где, может быть, и сейчас прячется где-то в подвале его первая любовь. Может, это и о её дочке в какой-то армейской газете недавно были стихи:

А паненки томные и нежные

Слушали в надежде и тоске

Эту песнь, пропетую жолнежами

На чужом, но близком языке…

И Рокоссовский не желал освобождать свой родной город? Вот что он писал: "Польское население относилось к Красной Армии тепло и приветливо. Видно было, что народ искренне радуется нашему приходу и старается сделать всё, чтобы ускорить изгнание фашистских оккупантов".

Это собственными глазами довелось видеть и мне — в Августове, Ломже, Осовце, лежавших на пути нашей 50-й армии. "1-я польская армия быстро пополнялась добровольцами, — писал маршал. — В неё вливались части из Гвардии Людовой, Армии Людовой и других сил Сопротивления. И только АК — Армия Крайова — упорно держалась в стороне. От первой же встречи с представителями этой организации у нас остался неприятный осадок. Офицеры-аковцы, носившие польскую форму, держались надменно, отвергали предложение о совместных боях…"

Ничему не научились, продолжали линию генерала Андерса. Они подчинялись только лондонскому правительству. Они и подняли самостийное восстание в Варшаве. "2 августа, — писал Рокоссовский, — наша разведка получила данные, что в Варшаве будто бы началось восстание. Это сильно нас встревожило". И вместо того, чтобы заранее получить нужные сведения от самих поляков, штаб фронта немедленно занялся выяснением, каковы масштаб восстания и его характер. Маршал считал, что самым неудачным временем восстания было именно то, когда оно началось. Он писал: "В своё время в западной печати нашлись злопыхатели, пытавшиеся обвинить войска 1-го Белорусского фронта и меня, как командующего, в том, что мы якобы сознательно не поддержали варшавских повстанцев и тем обрекли их на гибель". Как видим, прошло много лет, и уже не только в западной печати, а и в российской орудуют такие же злопыхатели в образе громокипящего поэта Евтушенко и тихого редактора "Новой газеты" Дмитрия Муратова. Правда, они не смеют обвинять и даже упомянуть Рокоссовского, словно его там и не было, а семенят по давно протоптанной тропке: "предательство Сталина". За это ныне премии дают.

Так слушайте, вездесущий заморский поэт и ничем не обременённый доморощенный редактор, что писал великий полководец. Операция "Багратион", в которой участвовал 1-й Белорусский фронт под командованием Рокоссовского, — это самая крупная наступательная операция Второй мировой войны. Она была проведена с 23 июня по 29 августа 1944 года. Ширина фронта наступления — 1100 км. В ходе операции войска прошли с боями более 600 километров, разгромили сильнейшую группу армий "Центр", при этом 17 дивизий и три бригады были просто уничтожены, а 50 дивизий потеряли боле половины личного состава. Мы целиком освободили Белоруссию, значительные территории Литвы и Латвии, вступили в Польшу.

Вы можете представить себе, дружки, сколько это нам самим-то стоило сил и крови? Так вот, полегло 178.507 наших солдат и офицеров, а вместе с теми, кто был ранен, пропал без вести, выбыл по болезни, это 765.815 человек. И все они — в числе советских людей, которых вы оболгали одним чохом. А как были измотаны живые…

Ведь то, что они совершили, — это не стишок с эстрады прочитать: "Со мною вот что происходит: ко мне совсем не та приходит…" Это и не подписать номер со статьёй Ирины Петровской, хихикающей по адресу панфиловцев. Да, вот явились мы в Польшу. Перед нами Варшава… Рокоссовский писал: "С наблюдательного пункта на высокой заводской трубе мы видели Варшаву. Город был в облаках дыма. Горели дома, вспыхивали разрывы бомб и снарядов. В городе шёл бой… Однако никакой связи с повстанцами мы пока не имели. Наши разведчики старались связаться с ними любыми способами, но ничего не получалось".

И тут мне слышатся голоса Евтушенко и Муратова: "Какая связь? Зачем связь! Вперёд! Даёшь Варшаву!" Вот так же в 1920 году голосили Троцкий и Тухачевский: "Даёшь Варшаву!" И это обернулось для нас страшной катастрофой. Рокоссовский был образованным человеком, он помнил это "чудо на Висле" и не хотел нового "чуда".

Не так давно Евгению Евтушенко ампутировали одну ступню. Увы, сочувствуем. Но должен бы он в 85 лет понять, что требовать от 1-го Белорусского, чтобы в августе 1944 года он бросился штурмовать Варшаву, и стыдить его за отказ, — это примерно то же самое, что стыдить поэта за неучастие на одной ноге в марафонских забегах. Эти два дружбана, как видно, представляют себе тогдашнюю Варшаву вроде нынешнего цирка на Цветном бульваре. Но полководец знал: "Чтобы освободить Варшаву с её мощными укреплениями и многочисленным гарнизоном, требовалось время на пополнение и подготовку войск, подтягивание тылов. Но в те дни мы пошли бы на всё, чтобы поддержать восставших, объединить с ними наши усилия. Но те, кто толкнул варшавян на восстание, не думали о соединении с приближающимися советскими войсками. Они боялись этого. Они думали о другом — захватить в столице власть до прихода советских войск. Так было приказано из Лондона. Да, Варшава была рядом. Мы вели тяжёлые бои на подступах к её пригороду Праге, где каждый шаг давался с большим трудом. Спустя некоторое время стало известно, что восстание было организовано группой офицеров АК и началось по сигналу из Лондона… К восстанию примкнули все патриотически настроенные варшавяне. Они били врага и ни о чём другом не думали. А руководители восстания старались не допустить никаких контактов с Красной Армией. Но шло время, и народ начинал понимать, что его обманывают. Обстановка становилась тяжёлой. Среди восставших начались распри. И только тогда главари АК решились через Лондон обратиться к советскому командованию".

Только тогда, через полтора месяца после начала восстания! Уже пролита река крови. И только тогда, когда провалилась попытка англичан снабжать восставших с воздуха. Но как они это делали? Вот средь бела дня появились над городом 80 "летающих крепостей" в сопровождении истребителей, и с высоты 4500 метров начали сбрасывать груз, но с такой высоты он рассеивался и по назначению не попадал. Немцы сбили два самолета, и больше англичане не повторяли попыток.

"В этот период, — вспоминал маршал, — со мной по ВЧ беседовал Сталин. Я доложил обстановку. Сталин спросил, в состоянии ли войска фронта сейчас освободить Варшаву. Получив от меня отрицательный ответ, он попросил оказать восставшим всю возможную помощь, облегчить их положение", — вот приказ Сталина! Уже через два дня после обращения о помощи советские самолёты начали сбрасывать восставшим необходимые им грузы. Это делали наши ночные бомбардировщики, писал Рокоссовский, и не с 4,5 тысяч метров, а с малых высот, и все грузы попадали по назначению. С 13 сентября по 1 октября было совершено 4821 самолёто-вылетов, из которых 2535 — с грузом, в остальных случаях наши самолёты прикрывали восставших, бомбили и штурмовали немцев. А зенитная артиллерия прикрывала восставших от немецких налётов и добилась того, что немецкие самолёты перестали появляться над восставшими, — вот он, говорю, приказ Сталина в действии, пустопляс заморский!

А грузы сбрасывали такие: 156 миномётов, около 3000 автоматов и винтовок, более 500 противотанковых пушек, 3 миллиона патронов, 113 тонн продовольствия и медикаментов — вот приказ Сталина, доморощенный подпевала Муратов.

Но немцы подтянули новые силы, на их стороне были все выгоды города-крепости на берегу широкой реки, положение стало совсем трудным. А тут ещё такое дело, рассказывает Рокоссовский: "16 сентября десант Польской армии двинулся через Вислу. Он высаживался на участках берега, которые были в руках повстанцев. И вдруг оказалось, что там — гитлеровцы. А руководители восстания не только не помогли десанту, но даже не попытались связаться с ним. В таких условиях удержаться на западном берегу Вислы было невозможно. Я решил прекратить операцию. Решаясь на героический десант, польские воины старались выручить попавших в беду соотечественников. Но их предали". С каждым днём положение становилось всё отчаянней. И 1 октября генерал Бур-Комаровский, руководивший восстанием, подписал капитуляцию. И даже на наше предложение помочь желающим эвакуироваться на восточный берег ответа не последовало. Эта авантюра обошлась польскому народу в 200 тысяч душ. Освободить Варшаву от фашистской оккупации нам удалось только 17 января 1945 года. В этом приняла участие 1-я армия Войска Польского, защитившая честь нации. В ознаменование победы Москва дала салют 24 залпами из 324 орудий.

Салюта в честь освобождения Евтушенко и Муратова от оккупации их умов и душ чёрными силами вранья никогда не будет.