Александр Проханов

На одном из древних наречий "Сурия" означает "Душа Земли". Впервые я побывал в Сирии в достославные советские времена, когда в Средиземном море ходил на кораблях 5-й эскадры. Шла бойня в Ливане. Американцы перебрасывали в восточную часть моря ударные авианосцы. "Саратога", как дымная гора железа, двигалась в тумане, и наш корабль следил: не начнется ли с палубы массовый взлет авиации, угрожавшей Севастополю, Донбассу, южным районам Союза. Израильские штурмовики вылетали из Яффы, шли на сверхнизких вдоль берега, чтобы бомбить сирийские позиции в долине Бекаа, и наш корабль радиолокационной разведки отслеживал полет израильтян, передавал данные в зенитно-ракетные полки сирийцев, которые сбивали евреев. После месячного плавания утомленные корабли, уставшие моряки заходили в сирийский порт Тартус, и горячая земля казалась нам родной, гостеприимной, желанной.

Сегодня Сирия включена Бушем в "ось зла", объявлена страной-террористом. Уже подписан "закон об освобождении Сирии", подобный тому, что превратил Багдад в горящие руины. Сирия ждет удара, маневрирует, ищет поддержки у Европы и России. И одновременно готовится к внутренним реформам, к модернизации государства и общества, которая сулит стране не меньшие беды, чем горбачевская "перестройка". Я вновь оказался в Сирии, сопереживая, любя.

Голанские высоты — отторгнутые Израилем территории. Взорванный, грудами камней лежит город Кунейтра, и сирийцы приезжают на эти руины поклониться разрушенным очагам, веря в возмездие, в возвращение исконной сирийской земли, которая видна сквозь колючую проволоку, минные поля. С той стороны непокоренные арабы размахивают сирийскими флагами, поют сирийский гимн. Яростные всадники мчатся вдоль минных полей не в силах перемахнуть разделительный ров.

В предместьях Дамаска — тайные ночные встречи с лидерами "ХАМАС". Проповедь палестинской революции, жертвы во имя свободы, трепет священных сражений за Родину, неостывающее пламя восстания.

Великолепный, солнечный, гончарно-зеленый Дамаск с мечетями, дворцами и рынками, с восточными банями и памятниками, живой восхитительный город с молодой, жизнелюбивой толпой, половина которой — дети, очаровательные, озорные, пытливые. Я смотрел на ночной Дамаск, похожий на огромную чашу, полную бриллиантов, изумрудов, рубинов, вспоминал, как за несколько дней до войны вот так же смотрел на Багдад, величественный и прекрасный, ставший мишенью американских крылатых ракет.

Газеты Дамаска пишут о встрече Владимира Путина и Президента Сирии Башара Асада. Уповают на помощь России, благодарят за поставку русских зенитных ракет. Перепечатывают фразу Путина в беседе с израильской журналисткой, где Путин якобы сказал: теперь, после поставок российских зенитных ракет, израильские самолеты не смогут безнаказанно кружить над дворцом Президента Сирии. Впервые за долгие месяцы я испытал солидарность с Президентом России, который совершил смелый, достойный России демарш.

В президентской резиденции я встречался с Башаром Асадом. Утонченный, изящный, учившийся в Англии на врача, не похожий на своего отца, грозного и твердого властителя, он говорил о предстоящих реформах, о сложном положении Сирии, окруженной врагами. Я слушал его, вспоминая мои встречи с другими президентами — с афганцем Наджибуллой, брошенным на произвол судьбы недавними "советскими друзьями"; изувеченный, он скоро качался в петле на "дереве в центре Кабула". С югославом Милошевичем в дни, когда над Белградом уже летали ракеты и бомбы, и среди пасхальных церквей взрывались фонтаны огня. Милошевич не решился на "наземную операцию" против американцев, отступил, и теперь сидит на цепи в гаагской тюрьме. С иракцем Саддамом Хусейном, который уверял в разговоре, что Ирак выстоит в тотальной войне. Не знал, что уже перекуплены высшие чины в партии, разведке и армии. Через несколько недель американцы свободно войдут в Багдад, а его самого закуют в кандалы и станут колоть наркотиками. Я слушал Башара Асада, оказавшегося в центре государственной драмы, и желал ему мудрости, удачи, верных друзей и союзников.

Я встречался с людьми, беседовал, размышлял и молился. Молился в мечети Амиядов, построенной на руинах громадной римской базилики. Под сводами, среди мягких ковров, где мусульмане совершают намаз, высится гробница, занавешенная зелеными тканям. В ней покоится Иоанн Креститель, его отсеченная голова. Предтече Христа поклоняются христиане и мусульмане. Я посетил то место, где гонителю первохристиан Савлу явился Господь, преобразив его душу, после чего он стал называться Павлом, великим апостолом, исходившим полмира, создавшим великую организацию церкви. Побывал в местечке, где сиреневые горы, розовые и золотистые кручи, — как на картине Иванова "Явление Христа народу". Слушал, как на арамейском языке, том самом, на котором говорил Иисус, араб-христианин читал "Отче наш". И от этих волшебных слов кружилась голова.

Сидя в восточной бане среди шумящей воды, теплых мраморных лавок, дымящих кальянов и банщиков, разносящих зеленый чай, я любил эти восточные камни, любил цветы над фонтаном, любил синий дым и пестрый ковер. И не любил Хантингтона, провозгласившего войну цивилизаций, в которой Запад использует авианосцы, крылатые ракеты и военные перевороты, а исламский мир похож на партизана, увешанного гранатами, ложащегося под свирепый танк.

И я повторял: "Сирия, да хранит тебя Бог".