Если ещё лет пять назад основную массу политзеков составляли участники ныне запрещённой Национал-большевистской партии, которых сажали за безобидные, в общем-то, хеппенинги, то сегодня количественный и качественный состав политзаключённых в тюрьмах Российской Федерации изменился радикальным образом. Власть пытается "задавить" легальный русский национализм, активно сажая за "мыслепреступления" по 282 ст. УК РФ, и одновременно пресекает деятельность действительно радикальных группировок, которые не боятся проливать кровь: и свою, и чужую. Сотни и даже тысячи представителей русского национального движения уже оказались в параллельной, зарешёченной вселенной, во враждебном окружении. Появление так называемой "белой масти" — это социальный и культурный феномен, мимо которого мы, понятное дело, пройти не можем.

На вопросы газеты "ZЭК" отвечают активисты русского правозащитного движения "Русский Вердикт" журналист-правозащитник Алексей Барановский, адвокат Александр Васильев и Ольга Касьяненко, жена политзаключённого Антона Мухачёва.

"ZЭK". Тюремный социум, мир людей, нарушивших уголовный закон, — это мир особый, мир, тяготеющий к полной ясности и определённости, чёрное — красное, без полутонов. Людей, которых можно назвать политическими заключёнными, тем более — националистов, в русских тюрьмах не было уже очень давно.

Что же такое "белая масть"?

АЛЕКСЕЙ БАРАНОВСКИЙ. "Белая масть" — это не тюремная масть в классическом понимании, это скорее духовное братство политических узников, которых становится всё больше. По оценкам Русского вердикта, заключённых националистов на конец 2010 года уже более двух тысяч. Подводя итоги прошлого года, мы говорили о том, что их более тысячи. Это же год оказался тоже очень "урожайным" на посадки, и сейчас уже, по нашим оценкам, более двух тысяч националистов находятся в местах не столь отдалённых.

И естественно, чем больше становится подобных людей в тюрьмах, тем больше они налаживают связи между собой, активнее налаживают связи, находясь в одном изоляторе или колонии, но и между разными колониями и СИЗО связь также есть. Особенно активна такая связь в отдалённых регионах, где имеется много колоний и много узников совести. Организованная преступность взаимодействует между лагерями и с волей, таким же путём идут и националисты. Только они, естественно, держатся обособленно.

И прежде всего эта обособленность заключается в такой вот духовной инаковости. И основной контингент понимает, что это другие, необычные узники. Что их в тюрьму привела политика, а не жажда наживы, хулиганство или пьяный дебош. Это осознанный выбор — люди шли на деяния, которые преследуются уголовным кодексом, осознанно, их вели к этому определённая идеология, свои взгляды. И поэтому они являются политзаключёнными, это осознают они сами, это осознаём мы, и это осознают люди, классические уголовники, которые находятся вместе с ними в тюрьмах.

АЛЕКСАНДР ВАСИЛЬЕВ. Я не стал бы употреблять термин "масть", потому что это термин всё-таки в большей степени характерен для преступного мира, но в то же самое время можно сказать, что начинает формироваться что-то вроде националистического братства в тюрьмах. Естественно, что процесс этот только-только стартовал, ему от силы четыре-пять лет. И естественно, для того, чтобы говорить об этом братстве или о масти, как о состоявшемся факте, должно пройти некоторое время, должно, может быть, смениться несколько поколений заключённых.

Но во всяком случае можно говорить о том, что идеология и этика этого братства сейчас стремительно формируется, вбирает в себя как и националистические идеи, так и заимствует наиболее подходящие для выживания идеи криминального мира, в частности, — идея взаимопомощи, идея отказа от сотрудничества с правоохранительными органами и тому подобное.

Причём параллельно с этим братством или "белой мастью" на зоне формируется "белая масть" и на воле — из родственников, из близких, из друзей, из всех тех, кто остаётся на воле и так или иначе помогает заключённым переносить тяготы. Уже неоднократно приходилось сталкиваться с тем, как начинают объединяться между собой как представители отдельных националистических движений, так и родители заключённых и политически не ангажированные друзья и знакомые заключённых.

ОЛЬГА КАСЬЯНЕНКО. Практически это выглядит так: некоторые правые узники, которые попали на зону поодиночке, и попали под серьёзный прессинг криминального мира и администрации, можно сказать — среди жерновов. Но они не сломались, они выстояли, они не пошли ни под одних, ни под других. И это серьёзно, они прошли ад, они знают, что это такое — когда их прессуют только за то, что они националисты, например, пытаются срезать татуировки или заставить отказаться от идеалов...

"ZЭK". Уточните про срезание татуировок — это попахивает какой-то дикостью.

О.К. По дошедшей до нас информации, бывали такие случаи, правильнее сказать — такие попытки. Это звучит дико, но это не выдумки.

Понятно, что этим не администрация занимается, а заключённые, чаще — блатные, но в этом случае их используют как инструмент. И, знают они об этом или нет, но они явно действуют на руку администрации и существующему репрессивному аппарату — поскольку по уголовным понятиям спроса за жизнь на воле быть не может.

Ну вот. Те наши ребята, кто выжил и не сломался, кто адаптировался в этой системе, они помогают тем правым, которые только попали на зону. Узнают кто куда "заехал", передают слова поддержки, литературу, держат связь через знакомых, через друзей. И на некоторых зонах правые, которых всё больше и больше в тюрьмах, держатся кучно, вместе и являются определённой силой, третьей силой, — не красной, не чёрной, а белой.

Конечно, ребятам, которые сейчас попадают в тюрьмы, уже легче, поскольку они имеют перед собой пример людей, единомышленников, не сломленных этой системой ранее.

ZEK. Современный преступный мир в России по большому счёту контролируется этнокриминальными группировками. Как это обстоятельство отражается на положении правых политзаключённых?

А.Б. Ситуация на разных изоляторах и в разных колониях может очень сильно отличаться. Всё зависит от конкретных людей — со всех сторон. Те же уголовные понятия — это достаточно гибкая вещь. Их можно трактовать и в одну, и в другую сторону. Если авторитетный человек — например, смотрящий — устанавливает жёсткое неприятие по отношению к скинам и политическим заключённым, то ясно, что у них больше проблем, чем в соседней колонии, где авторитет более лоялен к этому или просто смотрит сквозь пальцы.

На самом деле больше всего ситуация зависит от самого заключённого — как человек себя поставит.

Можно привести в пример наиболее известных правых заключённых. Я говорю о Николе Королёве и Никите Тихонове.

Они смогли себя поставить таким образом на тюрьмах, что Никола, находясь на Матросской Тишине, общался на равных с авторитетными зеками, он был смотрящим на 6-м коридоре в Бутырке — там, где пожизненники сидят. Это определённое признание уровня человека, статус, полученный им в криминальном мире.

Понятно, что на пустом месте подобного не бывает. Это признание качеств человека — духа, силы воли, ума, наконец. И поступки. Николу отправляли в "пресс-хату" — но так ничего и не добились.

То же самое можно сказать и про Никиту Тихонова — когда его перевели из Лефортова в Матросскую Тишину, то отправили в "пресс-хату". Спустя пару месяцев, после нескольких стычек и определённого морально-психологического противостояния администрация оставила Никиту в покое, он стал "смотрящим" этой камеры, а сама камера потеряла статус "пресс-хаты" и была признана остальными, порядочными, зеками нормальной "людской хатой".

Такое вообще не часто случается. А кроме того, в этой камере находилось большое количество кавказцев и других нерусских заключённых, но в конце концов именно русского националиста Никиту Тихонова воры ставят "смотрящим".

Это, конечно, единичные случаи, говорящие не только о высоких морально-волевых качествах, но и о хорошей физической подготовке. Тем не менее, пример Николы Королёва и Никиты Тихонова служит ориентиром всем правым заключённым.

А.В. Я хочу к этому вопросу подойти с другой стороны и отметить вот что. До начала 90-х годов основную власть на зоне имели криминальные авторитеты, соблюдались до определённой степени блатные понятия, существовал классический блатной мир, каким мы его видели в фильмах и читали об этом в книгах. В лихие 90-е этот криминальный мир был разбавлен беспредельщиками, бывшими спортсменами, бандитами, и в общем-то как система он стал стремительно деградировать.

Понятия, как бы мы их ни оценивали, стали меняться, забываться, начались компромиссы и умолчания, и, в общем, практически воровской мир во многом уже утратил ту идеологию, которой обладал и которая делала его во многом неуязвимым.

Сейчас, когда в зоны в массовом порядке начали попадать люди, разделяющие националистическую идеологию, идеи русского национализма, то фактически начался медленный процесс замены уголовных понятий вот этими вот идеями. Когда идёт противостояние бандита, у которого единственная цель в жизни — это нажива, и человека, у которого есть идея и принципы, то понятно, что человек с идеей будет духовно сильней. А если таких людей будет много, если они будут поддерживать связь между собой, если они будут так или иначе помогать друг другу, то в скором времени, как я думаю, мы увидим существенные изменения на зонах.

О.К. Наверное, большинство правых, попавших в тюрьму, проходит через это. Мой муж, Антон Мухачёв, хотя и сидит в Лефортово, а говорят, что в Лефортово нет и не может быть "пресс-хат", однако, когда его только посадили, следователи чуть ли не открытым текстом говорили мне: "Мы заставим тебя обратиться к нам", — и на допросах меня пугали, что к нему подсадили двух кавказцев и там всё плохо. Действительно, по словам Антона, у него была стычка, в которой он повредил правую руку, ему было трудно писать мне письма.

Но и это прошло. Кавказцы вскоре съехали, и больше попыток, по крайней мере физического прессинга, по отношению к нему не было.

"ZЭK". В своё время в тюрьмах и на каторгах царской России сложилась, говоря современным языком, сетевая организация политзаключённых, состоящая из большевиков, эсеров, народовольцев и прочих смутьянов и бомбистов.

У них же, кстати, преступный мир почерпнул идею "партийной кассы" ("общака").

Влияние политзеков в тюрьмах царской России было огромным.

Корректно ли проводить аналогии? Можем ли мы говорить, что повторяется хорошо забытое старое?

А.В. Во всяком случае, игнорировать исторический опыт нельзя.

Говорить о том, что положительный опыт так или иначе наследуется следующими поколениями, можно.

Ничего не могу сказать по поводу общаков, но не исключаю, что по мере развития правого мира в местах лишения свободы и такие факты будут иметь место.

Пока что имеет место установление постоянного общения между узниками совести, благо сейчас достижения технического прогресса позволяют многое. При определённых условиях узники имеют возможность контактировать с другими узниками, на других зонах. Имеет место взаимопомощь и поддержка. Имеет место установление контактов с блатным миром. Есть факты общения с лицами из числа администрации, которые симпатизируют правому движению — а таких много, поверьте на слово. Хотя, конечно, большинство таких сотрудников боятся за свою карьеру и положение, либо недостаточно сильно разделяют идеи националистов. Но, по крайней мере молчаливая симпатия — это, в данном случае уже много.

В то же самое время перенять опыт политзеков царской России, конечно, не получится. Потому что за последние сто лет мир изменился до неузнаваемости. Изменилось общество, изменились социальные связи, изменилась техника, наконец.

Естественно, будет что-то своё. Что именно, пока сказать трудно. Социальная напряжённость, нерешаемый национальный вопрос, утрата веры в "доброго царя"... Все эти факторы наложатся на ситуацию и, думаю, во многом приведут к упрочению позиций "белой масти" в тюрьмах и на зонах, как носителей идеологии, которая может быть востребована массами.

А.Б. Мне кажется, что параллели нужно проводить не с царской Россией, а с современным американским опытом.

Не так давно наш премьер-министр подписал концепцию развития и реформирования ФСИНа. Это очень любопытный документ — и он передусматривает одно глобальное изменение всей тюремной системы до 2020 года. Фактически — расформирование всех колоний, и перевод всех зеков в "крытки", в камерный режим по типу СИЗО.

Мы стремимся приблизиться к мировым стандартам, а в Европе и Америке колоний не существует, там все сидят по камерам.

Ну так вот, концепция реформирования ФСИН предусматривает перемещение всего спецконтингента в тюрьмы, в камерную систему по типу американской.

Надо отметить, что одновременно происходит ослабление влияния уголовных понятий. Те времена, когда им строго следовали в преступном мире, так или иначе, но прошли. Ни для кого не секрет, что определённый вес и место в иерархии преступного мира сейчас можно практически купить, хотя ещё двадцать лет назад подобное было категорически невозможным — тогда всего две вещи определяли вес человека в этой системе: понятия и поступки. В те времена невозможно было представить блатных, причастных к торговле наркотиками, — сейчас это нередкое явление.

Ну так вот. В условиях размывания понятий и перевода зеков из колоний в крытки, которое неизбежно будет сопровождаться усилением режима содержания, произойдёт, на мой взгляд, фактический развал тюремного мира, неформальное переформатирование по национальному признаку, как в Америке.

На смену глобальному противостоянию чёрной и красной масти, на мой взгляд, придёт локальная власть "банд", прежде всего этнических, по образцу и подобию американских.

В Америке, например, есть белое "Арийское братство", латиноамериканское братство, негритянские заключённые формируют свои неформальные организации прямо в тюрьмах.

Мне кажется, что тюремный мир будет меняться именно в этом направлении.

А.В. В силу того, что, как говорится, человек — животное социальное, то ему свойственно объединяться с другими людьми по тем или иным признакам.

Тюрьма предоставляет крайне мало возможностей, крайне немного признаков для объединения. В тюрьме у всех узников одинаковый социальный статус, у всех приблизительно одинаковый достаток, поэтому у людей остаётся крайне мало оснований для объединения, и национальность будет одним из основных, в условиях резкого сдвига привычного образа жизни — как то замыслено реформой ФСИН.

Предпочтительность и неизбежность объединения по национальному признаку основывается не на просто ощущении принадлежности к одному народу, тут целый ряд причин — это общий язык, схожесть менталитета, совпадение базовых ценностей, представлений о мире и так далее.

"ZЭK". И последний вопрос, очень непростой и болезненный: каков процент "исправившихся", сломавшихся, среди правых политзаключённых — людей, отказавшихся от своих убеждений?

А.В. Исправиться в своём отношении к своему народу — это какая-то чепуха, а вот сломаться, признать режим, начать сотрудничать с правохранительными органами в деле борьбы с себе подобными — это бывает.

Каков процент?

Ну, по моему личному наблюдению, изначально этот процент был очень высокий, на первом этапе борьбы с правым экстремизмом. Сейчас этот процент стремительно сокращается. Люди уже начинают приблизительно представлять, что такое тюрьма, как себя в ней вести, начинают получать поддержку как с воли, так и непосредственно в тюрьме, а это всё очень существенно для того, чтобы не сломаться.

Тем более, что, благодаря репрессиям со стороны государства, лишние, случайные люди в движении отсеиваются заранее.

О.К. Сейчас этот процент очень маленький, благодаря тем изменениям, которые идут на зонах. Да, раньше парни ломались. Но это естественно — представьте, например, парню двадцать лет, его ломают, и он понимает, что у него впереди ещё двадцать лет срока, в такой ситуации очень тяжело.

Но по мере того как растёт националистическое движение на воле, а перспективы нашей победы приобретают реальные очертания, многие сломавшиеся и разуверившиеся правые узники находят в себе душевные и моральные силы вернуться к своим убеждениям. Я сама переписываюсь с ребятами, пережившими подобное — поскольку нам важен каждый сознательный русский человек.

"ZЭK". Спасибо за беседу.