Александр Проханов — Михаил Лайтман -- Человечество меняет кожу
В. АЛЕКСАНДРОВ
Михаил Лайтман. Александр Андреевич, я много слышал о вас, видел несколько интервью. У вас большой список заслуг, и мне очень приятно, что вы — мой собеседник.
Александр Проханов. Для меня тоже большая честь, Михаил. Я знаю, что у вас заслуг не меньше, но каждая из них, видимо, превосходит мою по качеству.
М.Л. Ну, что вы! Как вы считаете, у кризисов, которые в это тревожное время мы сейчас переживаем, есть ли вообще какое-то решение?
А.П. Я думаю, что человечество меняет кожу. Сейчас Земля и человечество проходят стадию линьки. Мы линяем, а это всегда болезненно. Причем линька происходит по всему нашему волосяному покрову. И поэтому, с одной стороны, эти кризисы ужасны, они пугают нас. А с другой стороны, они должны нас радовать, потому что сквозь кризисы светит другой мир, другое солнце, другое человечество.
М.Л. В чём, по вашему мнению, будет выражаться новое человечество?
А.П. Мне кажется, что кризисы, которые нас обступили со всех сторон, частью которых и мы с вами являемся, связаны с тем, что нарушены какие-то великие константы, заложенные в мироздании. И эти константы, которые вначале сияли в священных текстах, в словах пророков, странным образом стали туманиться и ушли на задний план. В мире появились другие параметры. Произошла материализация мира, машинизация мира, уход из мира моральных балансов, по существу, забвение космического принципа справедливости, который является универсальным. Это ведь не только принципы отношения человека к человеку или человека к обществу. Это и принцип отношения человека к машине, человека к звезде, человека к цветку полевому. Я думаю, что эта справедливость заставляет планеты не падать на солнце, а нашу галактику — не умирать. Ощущение космизма нашего бытия и главного космического божественного принципа, который лежит в основе всего, в том числе и неживой материи, привело нас к синтетическому интегральному мировоззрению.
М.Л. Я, как вы знаете, занимаюсь каббалой. И в каббале написано, что мы находимся в переходном периоде, при рождении нового человечества. И должны начать выполнять древний библейский принцип "Возлюби ближнего, как себя". Но, к сожалению, этот принцип пытаются замазать, затуманить. Человечество не хочет разглядеть в кризисах эту единственную, пожалуй, причину всех их.
А.П. Думаю, что человечество остро ощущает необходимость любви. Вот тоска, которую испытывает всё человечество. Я не говорю о "хозяевах мира сего", я говорю о человечестве, которое испытывает тоску, — слёзную, невозможную, космическую тоску. Она связана с тем, что человек чает любви, хочет любить ближнего, как самого себя, причем не только ближнего. Благоговение должен человек испытывать и перед природой, которая в России на наших глазах совершила акт самосожжения. Ведь у нас не леса горели, их не охотники и грибники поджигали. Природа не выдержала — мировая Природа. Она попросила русские леса сжечь себя, и мы присутствовали при акте самосожжения лесов.
То, что произошло сейчас в Японии, — это восстание машин. Это не цунами, которое сыграло на неточностях расчетов японцев и американцев. Это восстание механизмов, потому что к машинам человек тоже относится ужасно. Он заставляет механизмы служить истреблению, насилию, наживе. А машины, которые являются подобием природных организмов, созданы для другого.
Мне кажется, что сама вселенная — это машина. Что такое солнечная система? Это же подшипник с центром-солнцем, и шары вокруг него катаются. И этот подшипник построен на совершенно других задачах. Задачи его связаны с тем, чтобы в недрах солнечной системы появилась обитаемая планета, на этой планете возник человек, этот человек узрел Бога, Бог в человеке увидел себя самого отраженным. Думаю, что люди подходят к этому с разных концов, вы — со своего, я — со своего.
М.Л. Мы с вами абсолютно совпадаем во мнении о будущем мира. Но как помочь тем, кто, может быть, этого еще не осознает, чтобы общим решением, общим усилием подняться к добру?
А.П. А разве вы не делаете этого? Разве ваша паства не насчитывает миллионы? Разве моя скромная газета не имеет читателей? Разве наша с вами встреча не является результатом того, что каким-то таинственным образом родственные души находят друг друга в мироздании? Я даже думаю, что если бы вы жили в другой галактике, мы бы так или иначе с вами нашли способ поговорить.
М.Л. Да, это верно, но, к сожалению, Природа своими вызовами обгоняет наши усилия, и мир скатывается всё глубже к большим кризисам. Вот это — проблема. Конечно, хотелось бы видеть его поднимающимся немножко выше. Александр Андреевич, я в России прожил половину жизни, половину жизни — в Израиле. Воспитывался при советской власти и был пропитан той идеологией. Кстати говоря, и сегодня она во многом говорит во мне, и я чувствую, что есть в ней большая доля правды.
А.П. Вы советский раввин, Михаил.
М.Л. (смеётся) Я не раввин абсолютно. Нет, что вы, я абсолютный безбожник. Дело в том, что я всегда слышал и чувствовал в России русскую идею, идею государственности, державности, идею державообразующего народа, необходимость себя реализовать, показать пример на себе. Почему невозможно возродить этот внутренний порыв, который существует в народе, чтобы он идею "Возлюби ближнего, как себя",смог каким-то образом поднять в себе, воплотить и дать пример другим?
А.П. Нет, Михаил, напротив, мне кажется, что Россия беременна этим ощущением. Советский строй был, по существу, задуман как великая русская и мировая альтернатива, через которую Россия на новом этапе подтвердила свое мессианское предназначение, и русский народ предложил миру мессианскую альтернативу. Я думаю, что эти 70 лет и были грандиозным предложением, огромным вкладом русских и России в мировую историю, мировой контекст. Это была попытка — грандиозная, не сравнимая ни с чем: ни с эллинизмом, ни со средними веками, ни даже с учениями древних пророков. Только, разве что, с Христом. Христову жертву, которая была принесена на кресте, — то есть Бог принес себя в жертву, — повторил советский строй во время войны, когда, по существу, все русское население, всё советское население повесило себя на этом кресте и одолело тьму.
Пасхальность русской истории — это постоянное воскрешение из мертвых, постоянное воссоздание из черной дыры истории, куда мы проваливаемся непрерывно. Пять или шесть раз мы уже проваливались в черную дыру, откуда не было выхода. Но благодаря таинственным силам, русскому чуду, который управляет русской историей, и, может быть, не только русской, мы каждый раз восставали и предлагали миру всё ту же, но в других обличиях и видах, альтернативу. И Россия готова к этому.
Столько страданий, которые претерпели мы в ХХ веке ради великой мессианской идеи справедливости, познания, красоты, и столько страдания, которое терпим мы, потому что мы отказались от этой идеи, ни один народ не претерпевал. Разве что еврейский народ, который тоже постоянно является укоризной миру и дразнит человечество своей альтернативой, за что и получает сполна, как и русские, впрочем.
То есть русское мессианство, как, наверное, и еврейское мессианство, связано с тем, что мой русский народ предлагает миру другие пути, абсолютно иное бытие, и этим самым страшно раздражает мир.И я думаю, что мир, который идет каждый век на Россию с нашествиями: либо под французскими флагами, либо под немецкими флагами, либо, может быть, под еврейскими флагами, — идет сюда не столько за земельными пространствами, золотом, нефтью, пресной водой. Он идет уничтожить эту укоризну, хочет вырвать из своего глаза эту русскую занозу. Мы соберемся с силами, я просто убежден. Я окружен людьми, которые исполнены верой, полной благоговения. Россия висит над бездной, и бездна уходит у нее из-под ног, она уходит всё ниже и ниже, а мы поднимаемся над этой бездной. Повторяю, наш с Вами диалог говорит о том, что мы — не падшие ангелы.
М.Л. Но в чем заключается эта энергия, эта сила, с помощью которой Вы думаете преобразовать человека, сделать его интегральной частью всего человечества?
А.П. Я думаю, что этой силой являются два встречных потока. Первый поток, исходящий от нас, связан с великим страданием или даже с великим разочарованием, с великой пустотой, которая вдруг открылась в нас. Эта пустота — это же и залог наполнения.
М.Л. Да, согласен.
А.П. Наши старые мехи пусты, и поэтому их можно наполнять новым вином. А новое вино, второй поток — это русское чудо. Повторяю, русская религия — это не только православие, которое, конечно же, является русской пасхальной религией. Это еще и религия русской природы, мистика русской природы — о чем говорят наша литература, наша великая поэзия, которая поет постоянный псалом красоте русской природы — есенинское чувство России. Это и сама по себе русская культура. А еще религия русской победы. То, что произошло в 45-м году, по существу, саккумулировало весь смысл не только советского строя, а, может быть, всей русской жизни, начиная еще с дохристианского периода. Эта русская победа связана с русским чудом, с русской таинственной способностью возрождаться из пепла.
Терминология русской победы и русского чуда гарантирует нам успех. Если проследить историю России, это история нескольких русских империй, каждая из которых возникала и достигала поразительного расцвета, потрясающей красоты, а потом обрушивалась и падала в прах. И мы были не просто в бездне — нас не было. А потом мы опять собирались по карпускулам, по молекулам, по клеткам создавали потрясающее царство. Я думаю, что после Сталинской Красной империи (четвертой по счету) Пятая империя русская неизбежна.
М.Л. В наше время, когда мы находимся в глобальном интегральном кризисе, когда ощущаем, что человечество настолько интегрально взаимосвязано, как буквально один целый механизм, Вы сами говорите, что даже солнечная система — это один шарик и подшипник, и все мы являемся клетками одного тела, не надо ли нам думать о глобальном возрождении человечества, о всемирной всеобщей связи между собой, а не о какой-то отдельной стране, религии, отдельной личной идее?
А.П. Согласен, конечно. Я просто убежден, что Божество едино и Божество над нами сияет, как нечто одно для всех желанное и всеми непостижимое. И оно, это бесконечное, может своими лучами пропитывать всё многообразие земного бытия. И поэтому земные религии являются проекцией Божьей, и это гарант того, что мы могли бы сойтись. Да мы и сойдемся, мы и сходимся на этом. Просто, я думаю, человечество в этом кризисе должно пройти одну фазу — жестокую и смертельно опасную для него: эта фаза связана с тем, что модель, в которой мы живем, уже исчерпала себя.
М.Л. Эгоистическая?
А.П. Назовем ее "либерально-материалистической моделью", которая, по существу, и породила феноменологию фондовых рынков. Огромная финансовая таинственная суперприрода, которая была создана человечеством, машинизация, которая происходит на костях животных, на гибели цветов и певчих птиц, эта модель исчерпала себя. Но она не уйдет сама по себе. Она будет пытаться себя воспроизвести, и хозяева этой модели, люди, которые черпают в ней славу, энергию, власть, будут стараться воспроизвести ее. И эта модель будет эволюционировать во всё более жесткое и даже жестокое стремление силового воздействия на этот падающий мир.
Поэтому есть ощущение угрозы фашизма, которая, казалось бы, в 45-м году исчезла. Но она никуда не делась, и схватка между новой неофашистской реальностью, которая будет перерождаться из либерализма, и неосоциализмом, ещё предстоит. Неосоциализм будет стремиться регулировать человеческие отношения на земле не через сброс нерентабельных народов, не через зачистку нерентабельных континентов, не через усиление эксплуатации и подавления, а через гармонизацию, через внесение в человечество справедливости.
Эта схватка еще впереди, и, утрируя, я говорю, что Гитлер не был раздавлен советскими танками в имперской канцелярии в 45-м году (его челюсть привезли Сталину в Кремль, Сталин рассматривал, думая, что это последнее, что осталось от его врага). Из пломбированного зуба Гитлера, как из зуба дракона, у нас на глазах возник новый Гитлер, новый Гитлер уже на заре. И новый Сталин, думаю, тоже уже пошел учиться в духовную семинарию в Троице-Сергиеву лавру, заканчивает ее и скоро явится. Поэтому схватка двух сил еще впереди. И через эту схватку, мне кажется, будет выработано новое человечество.
Я недавно побывал в Иране, и был пленен иранской моделью, к которой раньше относился с предубеждением. Принцип справедливости, на котором строился советский строй, в советское время охватывал только человеческие пласты, не было метафизики справедливости, он не затрагивал Божественных форм существования духа и материи. В Иране принцип справедливости возведен в государственный культ. Он охватывает человеческие отношения, отношения стран, Мечеть его проповедует, его проповедует государство, проповедует Ахмадинежад. Мне кажется, что принцип справедливости должен быть религиозным. Будущее человечества, будущий социализм, условно говоря, будет религиозным социализмом. Это будет справедливость, построенная на вселенском ощущении необходимости Божественного принципа справедливости.
М.Л. Мы говорим с вами об отдельных проявлениях, причём, религиозных. В моем восприятии мира нет места религии. Есть место альтруизму, серьезному альтруизму. Религия — это и есть альтруизм. Это любовь к ближнему, не облаченная в какие-то конкретные мечети, синагоги, православные или католические храмы. Я думаю, как поднять над религиями, над эгоистическими человеческими изобретениями дух любви друг к другу? И внутри него, когда мы его начнем создавать, мы и обнаружим Творца.
А.П. Это абсолютно религиозный принцип, Михаил. Вы ничего нового не сказали, потому что Бог есть любовь. И любовь не только к ближнему. Почему лишь к ближнему? А к граниту? А к тем твоим предкам, которых практически не знаешь? Они через тысячелетия говорят с тобой странным, запутанным, загадочным, птичьим языком. Но они — твои ближние, ты любишь их. Иногда даже не меньше, чем живущих рядом с тобой. Я думаю, что религиозность — не только любовь ближнего к ближнему. Тот человек религиозен, мне кажется, кто верит в бессмертие. Бессмертие является критерием того — религиозен ты или не религиозен. Если ты считаешь, что твое бытие исчерпано земной жизнью, и после тебя останутся горстка пепла или горстка тупых молекул, то зачем же любить ближнего, если и от него останется прах? Ты ближнего любишь в той степени, в какой он божественен, а значит бессмертен.
Среди вызовов, которые бросает человечеству зло, одним из самых страшных является смерть. Потому что смерть, даже для религиозного человека, является страшным испытанием, искушением. Поэтому преодоление смерти и является сверхзадачей человечества.
Большевики в начале своего восхождения занимались проблемой преодоления смерти. И русский космист Николай Федоров чаял воскресение из мёртвых, причем при земной жизни, а не после смерти.
М.Л. Я думаю, что в этой всеобщей любви, всеобщем правильном отношении друг к другу мы и ощутили бы такое состояние.
А.П. Конечно. Когда Федоров призывал детей, искупая грехи отцов, поднимать тех из могил и одевать их кости плотью, он предполагал, безусловно, любовь. Воскрешение должно произойти не в пробирке, не в реторте, не на фабрике, где действуют лучи или препараты. Этой фабрикой являются человеческая душа и сердце.
М.Л. Александр Андреевич, неужели не могут по всему миру такие люди, как вы и ваш покорный слуга, объединиться над религиями, над нашими мелкими проблемами или расхождениями по второстепенным вопросам и начать возбуждать мир к сотрудничеству? Глобальный вызов сегодня, который нам выставляет Природа, — это к тому, чтобы мы объединились, чтоб мы были подобными ей, Природе, Богу — неважно, как назвать. Мы должны показать свое объединение.
А.П. Разве мы это не делаем, Михаил? Объединение же не предполагает создание треста, обмена визитными карточками. Я думаю, что процесс, о котором мы с вами говорим сейчас, это синтезация человечества. И вовсе мне не обязательно знать человека, живущего в штате Пенджаб, который этим занимается. Он есть, этот человек, я чувствую его сердцем. Если бы его не было, для меня эта часть мира была бы голой.
М.Л. Да, но мы тогда показали бы пример всем остальным. Человечество требует практического примера, чтобы научиться, как приподняться над мелкими проблемами, которые якобы разделяют нас.
А.П. Вы чувствуете полезность своей деятельности?
М.Л. Да, потому что у меня практически во всех странах мира есть ученики, даже в Иране около двухсот моих учеников. А по миру их несколько миллионов. Причём неважно, к каким религиям или национальностям они относятся. Не важны и другие различия.
А.П. Значит, ваша деятельность небезуспешна. Даже ваш личный пример говорит, что такого рода деятельность не просто возможна, — она существует. И вообще неизвестно, почему еще мы живем на Земле. Может, потому что вы занимаетесь своей деятельностью. Или, может, я занимаюсь своей деятельностью. Это, повторяю, объединение человечества происходит не обязательно через Организацию Объединенных Наций. И не обязательно через существующие экуменические центры. Я думаю, что объединение человечества происходит через культуру в большей степени, чем через что бы то ни было. Культура во многом индифферентна к религии и очень восприимчива к любви.
М.Л. Да, но в наше время миру требуется какой-то единый духовный орган, который показал бы ему пример, как надо объединяться, который повёл бы его за собой, который был бы действительно авторитетом духовным для всех — над религиозным, над человеческим…
А.П. Это, наверно, Международный валютный фонд, Михаил?
М.Л. Вы — юморист. Я вас считал за серьезного писателя… (смех).
А.П. Вы, что — одержимы идеей создания глобальной партии?
М.Л. Это не партия, но какая-то духовная надстройка над миром, которая действительно могла бы показать миру и другое образование, другое воспитание человека. Мы в школе даем образование, но не воспитываем человека. И он выходит после школы — никто. Если бы мы преуспели хотя в одном поколении — сделать из ребенка нормального человека — то изменили бы мир.
А.П. Я советский человек, как и вы. Я адепт советской эпохи, за что, может быть, и гоним, и являюсь белой вороной отчасти, а может, наоборот, самой черной вороной в сегодняшнем российском обществе. И я-то знаю, что советский строй ставил эту гигантскую задачу — воспитать нового человека. И когда Сталин открывал университеты, и до войны, и после войны, он их открывал как монастыри знаний. Это были не просто обучающие школы, а огромные коммуны. И задача, которую ставили Советы, ставил Сталин, — была, безусловно, метафизическая, религиозная задача. Иначе не удалось бы выиграть войну и удержаться на земле в этой, по существу, фантастической, фантасмагорической утопии, семьдесят лет. Поэтому здесь нет ничего недостижимого: открыть университеты по всей земле или семинары, которые вы ведете. Вы тоже создали глобальный монастырь. Врата этого монастыря открыты, и паломники идут — сначала послушники, а потом и члены вашей монастырской артели — братья. Так что от вас мне слышать такие слова странно, Михаил.
М.Л. Я бы хотел объединения всех нас, чтоб создалось действительно духовное правительство мира, которое могло бы противопоставить себя валютному фонду, о котором вы говорите, чтобы показать, что есть другие идеалы, и эти идеалы общие, общечеловеческие. Все вместе — против огромного глобального кризиса, чтобы было глобальное духовное правительство. Оно не должно быть насильственным, оно просто должно показывать пример братства, именно потому, что там будет много и разных.
А.П. Да, но пусть оно будет сетевым, Михаил, не вертикальным. Пусть как сетевое и существует, и развивается. И, я думаю, что сетевая мировая империя со множеством имперских столиц, со множеством императоров, со множеством героев, со множеством пророков, которые знают друг о друге, которые друг друга любят, может быть, обмениваются своими великокняжескими столами, при случае, своими престолами — это идеал, к которому стремится политическая и духовная мысль сегодняшней России. Просто, вы, видимо, хотите создать пирамидальную структуру. Но, давайте создадим свою духовную алькаиду как сетевую структуру.
М.Л. (смеется) Александр Андреевич, вы считаете, что в России вообще нет возможности объединить ее духовные силы, чтобы каким-то образом провести особую политику в правительство, чтобы оно действительно пошло на большую интеграцию и внутри страны, и с другими странами? Чтобы начало демонстрировать духовные принципы.
А.П. Я думаю, что с нынешними властителями России и их клевретами, то есть нынешней российской элитой, каши не сваришь, потому что это люди, которые живут рационально. Но если все-таки они живут иррационально, то они поклоняются совершенно другому — золотому тельцу, и для них русский народ является в какой-то степени опасным. Мне кажется, что они всё время живут в ощущении опасности, исходящей от народа. Поэтому они от народа отгораживаются не только экранами власти, не только за заборами своих золотых городов, не только силовыми подразделениями, но и огромным количеством разных форм подавления сознания народа. Народ находится в состоянии галлюциногенного непонимания, что с ним происходит. Но это делает нашу работу и борьбу более сложной и более важной, не более того.
М.Л. А объединение таких сил в России — это невозможно? Добрых сил, на общей, не религиозной платформе?
А.П. Возможно. Мои друзья, которые сконцентрировались вокруг газеты, и я разрабатываем универсальный принцип, который опять предложил бы народам сегодняшней России и вчерашней, советской, принцип "семьи", чтобы народы ощущали себя не как элементы государственной машины, а как члены семьи. Чтобы возникло ощущение внутри семейной иерархии, где самым главным является Старейший, но самый деятельный, активный и, может, нужный, — молодой добытчик, молодой авангард. Модель "страны-семьи", которая соединяет людей не только дорогами, телефонными звонками, общей финансовой и военной системы, но и абсолютно бескорыстным стремлением и любовью друг к другу, разрабатывается.
М.Л. А вы не считаете, что всякие религиозные организации: иудейские, православные и другие, — противятся этому?
А.П. Нет, не считаю. Я думаю, что эти конфессиональные структуры сами больны, сами чувствуют необходимость внутренней интеграции, поэтому они не являются всесильными. Но над ними тоже витает одна и та же лазурь, и в этой одной лазури существует одно начало, которое и им самим дает жизнь, и их самих объясняет. Поэтому на механическом человеческом уровне, может быть, происходит межконфессиональная рознь: между иудеями и мусульманами, и русскими. Но мы всё-таки живем вместе, и мы жили вместе, значит, существует интеграл, который заставляет нас быть вместе и на общечеловеческом уровне. Для меня лично эта лазурь подобна той, что сияет на рублёвской троице.
У меня большое количество друзей-мусульман, меньшее количество (может, это грех) иудеев, несколько буддистов, но отношения абсолютно братские. И если суждено уцелеть России, а ей не то что суждено уцелеть, она пребудет вовеки, и если суждено уцелеть миру, а мир, каким бы тяжелым и страшным ни был бы в эти дни, он уцелеет, сбросит с себя эту кожу, и змея мира оденет на себя новую сверкающую серебряную и золотую чешую, всё это будет делаться именно так, как вы говорите, — на принципах единства и братства. Технология — это отдельный разговор.
М.Л. Александр Андреевич, вы лучше меня во много раз знаете роль СМИ. Как вы считаете, возможно ли через них начать хоть какую-то обработку (если можно сказать грубо так), населения, то есть делать его добрее, выявить в нём доброе начало и скрыть немножко злое? Ведь сегодня всё наоборот.
А.П. Если нам суждено объединиться, то в том числе и через СМИ. По существу, все великие учения, которые проповедовали добро и спасение, зарождались, протекали и побеждали в условиях страшной тьмы. Гонения, которые были на пророков древности, во много раз превосходят те, которые сегодня испытывает на себе добрый человек. Тем не менее, эти учения побеждали.
В молодости геологом я провёл ночь в верховьях Енисея, и видел, как рассвет случается, как встаёт солнце. И как свет солнца проникает в холодный камень горы. И как это медленное проникновение света в камень вызывает звуки: гора начинает сначала стонать, потом урчать, а потом петь песнопения. Я думаю, так и идеи просачиваются в человеческое сознание не только через газету, не только через амвон — проповедь, они просачиваются тысячами самых разных способов, через ионосферы просачиваются. И через поры человеческих знаний они разносятся таинственными путями, как таинственна наша с вами встреча, Михаил.
М.Л. У вас есть газета, причём такая известная и уважаемая, которая может сделать так много населению, воспитать его. Вы не считаете, что можно уже начать делать людей более добрыми, независимо ни от чего, просто поднимать их к доброте? Показать, что сегодня в нашем мире по-другому нельзя. Ведь если кризис глобальный, Природа показывает нам, что мы сегодня интегрально соединены. Наш эгоизм достиг максимума. Сейчас мы только начинаем сближаться друг с другом, а наша внутренняя ненависть нас раздирает, отдаляет. Если это в семье происходит, то люди просто разводятся. А куда нам деваться, это же угрожающее состояние?
А.П. Я думаю, что любовь и доброта — это дар, его нельзя воспитать. Можно воспитать правила приличия, которые позволяют человеку в обществе не делать зла, не делать скверных вещей. Но ненавидящего, безумного человека через воспитание не сделаешь любящим. Это вопрос преображения. Человечество должно преобразиться. А пути к преображению ведутся через проповедь и через воспитание, через личный пример. Но повторяю, всё-таки, преображение — это явление чудесное, преображение само по себе является чудом, и оно происходит моментально. Синергетика — это моментальная реализация того, что копилось тысячелетиями. И это преображение человечества, мне кажется, произойдёт через синергетический эффект, когда в одну секунду всё станет другим. У вас есть жена?
М.Л. Да, и дети, и внуки.
А.П. Вы помните, что такое любовь? Вы помните, как в вас зародилось это чувство?
М.Л. Непонятно откуда, да.
А.П. А вы не вспомните ли, что когда почувствовали, что любите свою нынешнюю жену, она стала хрустальной, светящейся, бесконечно прекрасной, а вокруг неё трава стала зеленей, а небо лазурным? Произошло преображение в одну секунду.
М.Л. Александр Андреевич, вы знаете, что как у русского народа, так и у еврейского народа есть понятие о его исторической "миссии". Каббала об этом говорит. Она говорит о том, что в принципе еврейский народ — это не народ (прав был товарищ Сталин, говоря, что евреи — не национальность), а группа исторически сформировавшихся людей, и не более. Потому как Авраам, когда постиг Замысел Природы, — привести всё человечество тогдашнее к любви к общей связи, к "Возлюби ближнего, как себя", — отказался от идолов, сломал их всех, поставил шатёр и начал проповедовать эту идею. Собралось вокруг него несколько тысяч человек, с ними он ушёл. Они образовали коммуну-группу, которая в итоге назвалась евреями, от слова "эвер" — "переход": переход из одного состояния в другое. И в таком виде они существовали до крушения Второго Храма, когда упали с уровня любви на уровень беспричинной ненависти, что и называется крушением Второго Храма.
И с тех пор они в этом состоянии существуют — то есть в эгоизме, даже ещё большем, чем остальные народы, и показывают этим дурной пример всем остальным. А идея историческая заключается в том, что в итоге они должны показать пример объединения снова на том же уровне, на котором они были в то время, когда Авраам им проповедовал это единение "Возлюби ближнего, как самого себя". Именно потому, что они не выполняют эту свою функцию, их ненавидят и гонят. И, в общем-то, это естественно и по заслугам. Но эти гонения в итоге должны привести к осознанию своей миссии. Как вы считаете, суждено ли этому когда-нибудь сбыться?
А.П. Мне кажется, что евреи уже объединили всё человечество. Я думаю, что сегодняшний глобализм во многом сконструирован еврейским сознанием: эта власть денег, капитала, рынки, элиты. Человечество объединено. Но на какой основе?
М.Л. Вот именно.
А.П. Но оно объединено, тем не менее. Можно сказать, что первая часть этой работы сделана. Остаётся наполнить это объединение другим содержанием, выбить из этого интеграла все чёрные сущности, которые его наполняют. Так что особенно свой народ не осуждайте, он провёл часть этой работы. Может, вторая часть остаётся за русскими.
М.Л. Поэтому и приглашаю вас к миссии.
А.П. Объединение состоялось и происходит. А вот изменить основу этого объединения — огромная задача, может быть, непосильная сегодняшним евреям. Может — я говорю с осторожностью. Мне кажется, что в нынешних евреях, вообще в евреях, существует как бы два еврейства. Для меня, например, существует еврейство Марка Шагала, еврейство Спинозы. А с другой стороны — еврейство Сороса или еврейство Ротшильда. Это два разных еврейства в одной колбе, в одной реторте. Поэтому, я думаю, что сила любви, которая присутствует в евреях, евреях Марка Шагала, — чувство красоты, любви, нежности, беззащитности слёзной, слёзного обожания мира, то есть благоговения перед ним, это залог того, что Авраам не напрасно работал, не напрасно старался. В этом смысле, мне кажется, Моисей ему немножко помешал.
М.Л. (смеётся) Да. Как всё-таки можно было бы помочь, неважно кому сегодня уже, выполнить эту функцию? Средства массовой информации настолько развились в мире, что могут воздействовать на мир. Как можно склонить их в сторону воспитания нового человека? Ведь если мы не будем глобально взаимосвязаны, мы настолько уже противны Природе, что она нас съест, что называется.
А.П. Вы же сами сказали, что нам преподают уроки постоянно: нам преподают уроки торнадо...
М.Л. Но это же страшный путь — страданиями идти вперёд, а не осознаниями. Ведь даны нам для чего-то разум, силы, воля, чтобы смягчить этот путь, разумно продвигаться к цели. Природа обязана нас привести к гармонии с собой.
А.П. Разумным — это рациональным, да?
М.Л. Конечно. То есть понимать, что Замысел Природы — в том, чтобы довести эту эволюцию до полной гармонии, до полного подобия, до единого глобального, интегрального организма. Так неужели мы не можем каким-то образом сами, предотвращая эти огромные удары, двигаясь не с помощью них, а с помощью осознания, самовоспитания, возвышения, достичь этого? Ведь впереди вообще ужасные проблемы.
А.П. Михаил, я думаю, что вы сами отвечаете на этот вопрос. Мне кажется, что человечество от своего рождения, может быть, до своего конца или преображения находится в университете, который построил для него Господь Бог или Природа. Мы проходим это обучение, переходим с курса на курс, и уроки, которые нам даёт Природа, дают войны, которые нам навязываются, даёт антикультура сатанинская, которая повергает нас в животность, эти уроки усваиваются. Либеральный фашизм, который надвигается, вовсе не обязательно осуществится, потому что, повторяю, я просто убеждён: даже в этом злокозненном мире, в котором есть Манхэттен, существуют люди, которые ужасаются этим небоскрёбом ненависти, этой вертикали космического зла. Я думаю, что параллельный процесс происходит. Я не знаю глобальной технологии, вы — глобалист. Ваш университет распростёр свои филиалы по всем континентам, поэтому вам это лучше известно. Мне даже кажется, вы немножко лукавите, спрашивая меня, как быть.
М.Л. Нет, меня на самом деле интересует ваше мнение. Вы человек с очень оригинальным собственным мнением, убеждённостью, и вы не меняете своих взглядов. Я вижу, как вы идёте вперёд, постоянно продвигая какую-то свою линию. Это вызывает уважение, неважно, какая она сама по себе, это говорит о состоявшемся человеке.
А.П. Мои друзья и я не имеем университетов в классическом виде. Но это когорта национально, религиозно, альтруистически мыслящих людей, единомышленников, разноаспектных, которые ведут свою проповедь, и эта проповедь колоссальна. Скажем, мой друг Сергей Кургинян, может быть, вы с ним ещё повстречаетесь, недавно провёл поразительный сеанс на телевидении. На этом чудовищном, злокозненном телевидении, через которое проливаются ушаты зла в каждый дом, в каждую семью. Он провёл цикл передач, почти сто передач. Он совершил эту проповедь, где люди с обожанием слушали его красную феноменологию, феноменологию иного человека, феноменологию абсолютного добра, справедливости, феноменологию победы над энтропией зла. Там были голосования. Поразительно: за него голосовало 85-95 процентов слушателей, а его оппоненты получали 15 или 10, или 5 процентов. Это говорит о том, что эта проповедь не напрасна: люди, слушая, воспринимают её. Как это реализуется в социальные структуры, я не знаю. Но это произойдёт в одночасье: вместо этих алтарей тьмы возникнут алтари добра и света.
М.Л. Я вижу, что мне вас не соблазнить на создание духовного мирового правительства (смеется).
А.П. Хотите ввести меня туда кем? В качестве министра финансов?
М.Л. Я согласен был бы предоставить вам любую должность, если бы это было в моих силах. Такие люди должны объединяться. Сколько вообще людей в мире, которых беспокоит именно будущее мира: не деньги, не нефть, не газ и не как сегодня прожить, а интересует, что происходит? Для этого необходимо определённое развитие человека, его дух. Таких людей немного, я их ищу и надеюсь, что когда-нибудь мы достигнем общего согласия, потому что у нас нет другого выхода. Мы должны показать миру пример в объединении, и тогда синергетика сработает. Я вам очень благодарен.