Ю. Бялый

15 июля — Р.Аушев обвиняет Владикавказ в провокациях, направленных на взрыв обстановки на Северном Кавказе в интересах московской “партии войны”. Аналогичные обвинения повторяет А.Масхадов. А.Галазов в ответ обвиняет руководство Ингушетии в потворстве захватам заложников-осетин и митингам с требованиями вернуть “исконные ингушские земли” в Пригородном районе.

17 июля — Сенат США проголосовал за блокирование американской помощи РФ в случае подписания Б.Ельциным закона “О свободе совести и религиозных объединениях”.

20 июля — На Ваганьковском кладбище в Москве поврежден взрывом памятный знак, посвященный убиению семьи Романовых. Ответственность взяла на себя организация, связанная с “Реввоенсоветом”.

Одним из главных политических процессов последних месяцев оказывается массовое осознание того простого факта, что в “демократическом концерте Европейской цивилизации” наш голос слышать не намерены. Последние подчеркнуто-показательные “пинки” вроде заявлений на саммите НАТО в Мадриде, обещаний Олбрайт странам Балтии и отказов ЕС снять антидемпинговые меры в отношении российских товаров — мало что добавляют к картине, которая уже доходит даже до самых неисправимо-западнических российских элит.

Сие означает, что демонстративно вставшая под либерально-рыночные знамена команда “молодых реформаторов” сталкивается с задачей “демократического обустройства России” во “враждебном капиталистическом окружении” именно в тот момент, когда этот самый рыночный либерализм почти полностью “протух” в качестве реформистской идеологии, а слово “демократ” становится, к сожалению, ругательным для все более широких масс.

Излет либерально-демократической риторики особенно ярко показывают итоги последних выборов в регионах, где в педалируемое почти всеми кандидатами “областничество” неизменно вплетается мотив негативного отношения к либерально-рыночной Москве. Одно из последних свидетельств — заявление новоизбранного (в качестве идейного преемника Немцова) нижегородского губернатора И.Склярова о том, что он видел свою главную задачу в торможении разрушительных либерализационных процессов в экономике области, которые инициировал нынешний первый вице-премьер.

При этом, хотя публичные акции правительства почти полностью сосредоточены в сфере актуальной социально-экономической проблематики, даже обыденное сознание фиксирует тот непреложный факт, что проводимый с небывалой жесткостью, превосходящей амбиции “раннего Гайдара”, политический курс — явно буксует. В результате “правительство реформаторов” вползает в очередное, грозящее оказаться небывало мощным, обострение кризиса государственности — почти без поддержки снизу и без инструментов его блокирования.

Наивные надежды на инерцию естественных центростремительных тенденций обрушились еще в эпоху внутрироссийского “парада суверенитетов”, вынудившего федеральный Центр к подписанию множества “асимметричных” Договоров о разграничении полномочий и предметов ведения с национальными автономиями.

Попытка скрепить многонациональную страну по Бисмарку, “железом и кровью”, — рухнула с уходом из Чечни, и сегодня, в момент яростных коллизий вокруг реформирования армии, может показаться выходом из положения только уж очень “отстраненному” от реальности политику.

Упования на возможность склеить политическое пространство страны по Тютчеву, “любовью” — после “десятилетки ненависти” и множества вспухших этнотерриториальных конфликтов представляются нынче прекраснодушными мечтаниями.

“Коммерческий прагматизм” реформаторской региональной политики, ставящий во главу угла трансферты, “свободные экономические зоны” и (как в случае Чечни) раздел доходов от совместных регионально-федеральных экономических проектов — спотыкается и на катастрофической нехватке у Москвы “пряников” для такой политики, и на уже обозначенной возможности регионов напрямую обращаться за “пряниками” к добрым дядям из дальнего зарубежья.

Попытка чисто административного воздействия на субъекты Федерации, начатая “комиссарским” экспериментом в Приморье, пока провальна, и есть все основания считать, что ее подтвержденное президентским указом продолжение способно создать глубокий и патовый конфликт с сенаторами (которых, как известно, без стрельбы разогнать невозможно).

Кавказский кризис отмечен как нарастающим вайнахо-осетинским противостоянием (волна террора и захватов заложников, заявления Аушева, Масхадова и Галазова, выход Басаева из правительства Чечни и создание с его участием некоей частной “охранной ассоциации” из бывших полевых командиров и боевиков), так и резким повышением градуса внутридагестанских конфликтов (аварцы, кумыки, чеченцы-аккинцы). Он усугубляется решениями правительства РФ о ликвидации СЭЗ в Ингушетии и безлицензионного производства водки в Северной Осетии. Все это ставит население глубоко кризисного региона с “лежачими” предприятиями и огромной безработицей в почти безвыходную ситуацию и грозит “новой кавказской войной” гораздо более крупного масштаба, чем чеченская.

Амбициозная заявка на форсированное “реформирование” армии, не обеспеченная концептуально, идеологически и ресурсно, встречает нарастающее противодействие думской оппозиции, генералитета, директората ВПК и офицерского состава. В то же время фактический провал конверсии и невозможность закрытия ряда крупных градообразующих военных предприятий будет постоянно требовать от казны расходов на поддержание, в том числе и “незапланированных” в реформах направлений оборонного заказа.

Учитывая, что жизнь будет постоянно “подбрасывать”, как любил говорить предыдущий президент, все новые проблемы, — стиль “пожарной команды”, в котором работает нынешнее правительство, очень скоро обнаружит свою бесплодность даже для нынешней, уже и так недопустимо узкой, базы социальной поддержки реформаторов. Объективные ограничения того волюнтаризма (отметим, что именно это подзабытое слово употребил в своем интервью генерал Рохлин), который был реальным содержанием российской власти в последние годы, сегодня уже самоочевидны.

Одно из таких иллюстративно-хрестоматийных ограничений — “подброшенная жизнью” необходимость решения по закону “О свободе совести и религиозных объединениях”. Действительно скороспелый и непродуманный закон после утверждения Думой внезапно оказался далеко за рамками отношений между законодательной и исполнительной властью. Ельцину уже предъявлены обращения Патриарха (с требованием подписать), а также Папы и конгресса США (с требованием не подписывать). РПЦ вряд ли сегодня пойдет на компромисс, поскольку иерархи, вдохновленные примером грузинских собратьев (вышедших из Всемирного совета Церквей) и поддержанные паствой, наращивают радикальность антиэкуменических и антипрозелитических требований. Поддержка Патриархии президенту сейчас совершенно необходима. А конфликт с США и Ватиканом сегодня также явно не с руки.

Куда ни кинь, что называется, — всюду клин. И бесплодны упования на появление в результате стажировок на Западе новой генерации “суперменеджеров”, и не помогут ни административная сверхэффективность Чубайса, ни финансово-комбинационные способности Березовского. Другой класс проблем и другой, “непожарный” формат возможных решений.

Понимают это уже очень многие. И не случайно из стана недавних горячих сторонников Ельцина и реформ все чаще звучат заявления наиболее авторитетных идеологов о необходимости смены курса.

Но поменять курс — значит признать, что предыдущий был ошибочным, и безусловно сменить накрепко спаянную с этим курсом властную команду. Конечно, страна большая и образованная, и новая команда молодых “реформаторов реформации” для “реформирования нареформированного” найдется. Но учитывая, что нынешняя команда накрепко спаяна не только с либеральным курсом, но и с огромным пластом собственности кланово-корпоративных структур и их нешуточных интересов, обросла мощной “шкурой” международных и криминальных связей, — подобная властная “хирургия” представляется предельно сложной и опасной не только для оперируемых (не о них речь), но и для страны. И возникают серьезные сомнения, что такую “хирургию” способен безболезненно для себя свершить нынешний, также накрепко связанный с командой и курсом “рулевой”.

Однако даже если вообразить, что описанная хирургия возможна, ее ведь нельзя совершать молча! Обществу должно быть сказано: что произошло, почему, “кто виноват и что делать”, должны быть предъявлены новые цели и “правила игры”. То есть должен быть кардинально ИЗМЕНЕН ЖАНР ПОЛИТИКИ. Но где субъект нового жанра, и как, в каких технологиях этот самый жанр менять?

Хорошо, когда одни не хотят, а другие не могут. А вот когда и те и другие не могут и не хотят?.. Хорошо, когда кто-то заявляет: “Есть, мол, такая!” А когда все кричат: “Что вы, что вы! Мы — не такая, мы просто ждем нового политтрамвая”!?… Хорошо, когда хоть трамвай в наличии. А если и трамвая “нэма”?.. Вот реальный масштаб ПРОБЛЕМЫ, которую “подбрасывает” уже не оппозиция, а идущая вперед жизнь. Проблемы, которую России предстоит решать очень скоро.

Ю.БЯЛЫЙ