…КОГДА-ТО ОН НАЗЫВАЛ МЕНЯ СВОИМ ДРУГОМ. И я гордился тем, что дружен с удивительным человеком, с летчиком-афганцем, Героем Советского Союза Александром Руцким. Мне, тогда еще совсем молодому, не нюхавшему пороха офицеру, он представлялся образцом воина, патриота. Человеком, с честью прошедшим испытания войной, неволей, ранениями. Поэтому я с радостью брался исполнять его просьбы, которые чаще всего заключались в том, чтобы написать за него очередную статью или интервью для какого-нибудь журнала или газеты. Выкраивая выходные, ездил с ним по городам и весям, помогая в предвыборной кампании. В те месяцы Руцкой был ультрапатриотом! Не стесняясь, ругал "демократов" и инородцев, причем последних особенно. Тряс партбилетом. Бойко произносил тосты "За нашу великую Родину - Советский Союз!"
…Но "дружба" наша была недолгой. Очень скоро Руцкой стал депутатом Верховного Совета РСФСР, и я все чаще слышал в телефонной трубке: "Я занят… У меня люди… Позвони завтра…" Я не обижался на него, я искренне верил в то, что он действительно борется за Союз, противостоит развалу.
Предательство Руцкого было для меня тяжелым ударом. Его демонстративный уход к Ельцину, подобострастная преданность новым хозяевам сильно ударили по патриотическому движению. Очень у многих тогда опустились руки - "если уж Руцкой предал…" А потом был август 91-го, разгром ГКЧП, развал Союза. И всегда рядом с главным разрушителем маячила знакомая сытая физиономия с густыми моржовыми усами. В те месяцы я понял, что научился ненавидеть…
Похоже, что новый хозяин Кремля ревниво следил за своей "тенью". Получив наконец полную власть, Ельцин перестал нуждаться в услугах услужливого полковника. Звезда Героя и ореол "вояки" вокруг кандидата в вице-президенты были нужны Ельцину лишь для прихода к власти. Ими было так легко обманывать народ: мол, со мной армия, афганцы и герои!
За предательство друзей, за измену Родине, за развал СССР Руцкой, словно в насмешку, получил генерала и был "задвинут" на сельское хозяйство… Для меня не было удивительным, что вскоре он опять стал "оппозиционером". Обида вышвырнутого за дверь лакея - страшное чувство…
В октябре 93-го наши пути вновь сошлись в "Белом доме". Я был среди его защитников. Очень часто в те дни я думал о том, что же связывает нас теперь, и как получилось, что за моей спиной, за спинами моих друзей и товарищей находится Руцкой? И не просто находится, но и громко именуется нашим лидером…
Признаться, непросто мне было ответить себе на этот вопрос. Я не находил в своей душе прощения этому человеку, он был все так же мне чужд. Лишь потом я понял, что тогда, в октябре 1993-го, мы не защищали Руцкого или Хасбулатова, депутатов или Парламент. В те дни мы защищали свое право жить свободными людьми, не распластаться под пятой убогого, запойного, озверевшего от безнаказанности Ельцина. И "Белый дом" был лишь символом этого сопротивления, магнитом, пересыщенным раствором, где энергия сопротивления начала стремительно кристаллизоваться…
Мы несколько раз встречались с ним в те дни. О прошлом не говорили…
А потом был расстрел Парламента. Танковые орудия в упор били по "Белому дому". Потом был концлагерь на стадионе. Расстрелы в подъездах. Добитые раненые, аресты, допросы.
Общая трагедия как-то постепенно сгладила неприязнь. Лефортовское заключение Руцкого, следствие, "расстрельная" статья заставили забыть старое… Подвиг октября искупал многое. И не только для Руцкого. Каждый прошедший через эту Голгофу очищался, прикоснувшись к чему-то высокому и вечному.
В те недели мы, разгромленная истерзанная газета, протянули руку помощи многим узникам. Не оставили в беде и Руцкого…
Почти сразу после выхода из тюрьмы он вновь оказался в лидерах патриотического движения. Не одного меня покоробила поспешность, с которой Руцкой вернулся в политику. Но многие тогда пытались объяснить эту торопливость "политическим моментом". Мол, так надо, движению нужен яркий лидер. И Руцкой очень для этого подходит - "герой октября"…
Именно поэтому на выборах губернатора Курской области коммунист Михайлов был вынужден снять свою кандидатуру в пользу Руцкого. На помощь последнему были брошены все силы патриотических газет и телепрограмм, авторитеты русских писателей, артистов, художников. Казалось, что кровь октября - это самый крепкий цемент в кладке единства. А память о павших, долг перед ними - лучшая порука чести…
Но Руцкой снова всех предал! Предал погибших, расстрелянных, добитых. Предал живых. Предал память. Предал друзей. Предал женщину. Оседлавший брато-сыновьим подрядом область, впившийся в нее, как клещ, запутавшийся в махинациях, амурных делах, загнанный в угол угрозой громких процессов, он вновь бросился к ельцинскому сапогу. Из далекого Курска донесся подобострастный визг сытого усача о том, что Ельцину, развалившему в России все, что только можно развалить, альтернативы нет!.. Что клятвопреступник Ельцин, заливший Россию кровью, расстрелявший законно избранный Парламент танками, оказывается, "гарант Конституции и законности". И что он, Руцкой, одобряет и полностью поддерживает Ельцина. Мало того - горько сожалеет, что в октябре 93-го выступил против своего президента…
Поистине, нет предела падению и низости человека. Как, во имя чего можно было предать тех, кто сражался и умирал за тебя, кто поверил тебе и пошел за тобой? В каком безумии можно растоптать то единственное, что составляло твою честь, - причастность к народному подвигу? В каком омертвении души можно униженно заискивать перед тираном, расстреливавшим тебя и твоих близких?
Впрочем, я пишу это не для Руцкого. Не пристало мне обращаться к существу без чести, без памяти, без совести. Его теперь будет судить другой суд. И перед ликами всех павших по его вине, перед ликами всех преданных им - ему никогда уже не найти спасения! Не так уж долго осталось ждать этого суда… Просто от имени прошедших через тот страшный октябрь, именем павших, но не сломленных, не предавших, я должен объявить, что мы срываем с Руцкого звание участника октябрьского народного восстания, защитника Верховного Совета! Предавший вся и всех, он более не имеет права называть себя таковым, ему нет места среди нас. Мы выражаем свое глубокое презрение Руцкому.
Владислав ШУРЫГИН