Продолжение. Начало — в NN12-33, 35-37

Обсуждение тех или иных религиозных идей… Рассмотрение сложных внутриконфессиональных мировоззренческих разногласий… Так ли всё это актуально? Отвечает ли это заявленной теме? Почему этим надо заниматься на страницах газеты, а не в специальных изданиях? Эти вопросы абсолютно закономерны. И проще всего было бы свести ответ к одному — лежащему на поверхности — обстоятельству. Мы говорим: "Развитие или смерть!" А рядом представители весьма авторитетного института, церкви, утверждают устами священника и интеллектуала Лоргуса, что для христианина нет и не может быть развития как позитивной ценности. Если мы занимаемся политикой, мы не можем делать вид, что этого не происходит. Иначе это не политика, а башня из слоновой кости.

Читатель вправе спросить: "Кто об этом говорит? Представитель института или представители? Влиятельна ли эта точка зрения в элите, ориентирующейся на православие, в собственно православном сегменте современного российского общества? Если даже эта точка зрения влиятельна, то так ли она пагубна в политико-стратегическом смысле? И, наконец, причем тут светская часть российского общества?"

На часть из этих вопросов трудно дать прямые доказательные ответы. Косвенные ответы я уже давал. Читателю остается только поверить им. А также экспертным оценкам, согласно которым эта точка зрения влиятельна и имеет самые разные стратегические последствия. В том числе и собственно политические.

Ведь не только ваш покорный слуга, далекий от конфессиональных дел, но и интегрированная в конфессию М.Миронова адресует, говоря о группе православных интеллектуалов, отрицающих развитие, как к тексту А.Лоргуса, так и к частным разговорам. Поскольку разговоры частные, то дальше вступает в действие система моральных ограничений. Они ведь на то и частные, чтобы на них не ссылаться. Кроме того, поскольку они частные, то любые ссылки будут бездоказательными.

Итак, читателю придется верить на слово и исходить из того, что, дискутируя с А.Лоргусом, я на самом деле дискутирую отнюдь не только с ним. И это в каком-то смысле меня оправдывает. Но лишь в каком-то смысле.

Беспокойство читателя по поводу того, что подробные рассмотрения неочевидных и достаточно тонких религиозных идей могут увести нас далеко в сторону, я полностью разделяю. И постараюсь этого избежать. А также привести аргументы в пользу такого рассмотрения.

Первый аргумент я уже привел. Если влиятельные группы говорят о том, что смыслы, весьма важные для России, несовместимы с развитием, то мы не можем не задуматься, так ли это.

И потому, что не хотим разговорами о развитии разрушить подобные смыслы.

И потому, что верим в развитие и не верим в то, что оно может оказаться антагонистичным великим смыслам, глубоко созвучным нашей культуре и государственности. Этот аргумент можно назвать идеологическим. Его надо поставить на первое место, но к нему нельзя все сводить.

Второй аргумент — стратегический. Тезис о несовместимости развития с той или иной религиозностью — не нов. И выдвигается отнюдь не только христианами. В исламе, например, есть похожая авторитетная точка зрения, тоже разделяемая отнюдь не всеми мусульманами. И в католицизме есть. И в протестантизме. Сторонников невозможности сопряжения религии с развитием, как я говорил выше, называют контрмодернистами. Не фундаменталистами и даже не интегристами, а именно контрмодернистами. Мировая борьба между модернистами и контрмодернистами сегодня обострена до предела. Устраниться от участия в этой борьбе невозможно. Можно попытаться спрятаться. Но это не выход.

Хотим мы или нет, нам не избежать стратегической полемики по вопросу о Модерне и Контрмодерне. Эта полемика носит частный внутриконфессиональный характер?! Да что вы! От нее, прошу прощения за пафос, буквально зависит судьба мира. И трата времени на разъяснения сути стоящих перед миром альтернатив вполне окупается важностью вопроса. Тем более, что альтернативы не вскользь касаются нашей основной темы — проблемы развития — а сфокусированы ИМЕННО НА ЭТОЙ ПРОБЛЕМЕ.

Третий аргумент носит политико-метафизический характер. Россия затянута в воронку регресса. Сегодня она очень сильно отчуждена от источников, способных дать развитию контррегрессивную энергетику. Для того, чтобы преодолеть такое отчуждение, мало политических, социально-экономических, социально-культурных и даже философских рефлексий. Надо дойти до метафизических уровней. И там разбираться, почему оскудели живые ключи, энергетизирующие общество, и как это преодолеть.

В таких ситуациях всегда подробно и детально рассматривают метафизику как таковую, не пугаясь того, что это слишком абстрактно, слишком специфично и усложнено.

Если разберемся должным образом — уйдем от простого к сложному, от абстрактного к конкретному, от специфичного к общему. А если не разберемся — будем блуждать в потемках и удивляться, почему это у нас регресс, вопреки всему, остается макросоциальной тенденцией. Ведь не только потому он ею остается, что его пестуют, дают ему "зеленый свет" на телевидении, превращают в норму социального поведения. Нельзя сказать, что альтернативные направления удушены до конца. Почему же они не так популярны, как в конце 80-х годов? Почему нет тогдашнего спроса на сложную литературу, сложное кино, театр?

ПОЧЕМУ НЕ РАЗВОРАЧИВАЕТСЯ КУЛЬТУРНАЯ БОРЬБА ПРОТИВ РЕГРЕССА? В конце 80-х годов повестка дня, предложенная властью, не устраивала определенные слои общества. Но с какой энергией эти слои искали альтернативную повестку дня! Как спорили на кухнях, с какой активностью искали точки альтернативного предложения! Тогда всё кипело страстями по развитию! Кипело вопреки очень скудному интеллектуальному рациону. Теперь рацион гораздо разнообразнее. А социального аппетита нет. Все так возлюбили деньги и упрощенные удовольствия? Ясно, что не все… Но тогда откуда этот всеобщий сон на бегу? Понятно, что людей сознательно дебилизируют. Непонятно другое — почему это действие, очевидное до наглости, не вызывает адекватного противодействия.

В старом фильме Крамера "Благослови зверей и детей" дети пытаются спасти бизонов, которых будут отстреливать. Они преодолевают всевозможные препятствия и, наконец, выпускают бизонов на свободу. Но бизоны не хотят бежать в прерию.

Почему не хотят бежать в прерию развития дебилизируемые группы российского населения, эти метафорические бизоны?

Наша политика отчуждена от мирового (да и своего) опыта. Она не знает и не хочет знать прецедентов. Она не понимает, что не впервые в истории возникает этот больной вопрос. Что с таким же вопросом (почему не хотят бежать некие метафорические бизоны) сталкивались все, кто делал стратегические проекты. Например, евреи-сионисты, которые мучительно пытались понять, почему народ не устремляется в Палестину.

Почему "бизоны" не бегут из Европы, где их будут зачищать? — спрашивал себя и других Теодор Герцль, наблюдая рост европейского национализма и предвидя фашизм. За ответом политики ранга Герцля обратились не к психологам и методологам, а к метафизикам. Таким, как Гершом Шолем.

По существу, Шолем в своем ответе сказал, что отсутствие энергии связано с пересохшими метафизическими ключами. И стал заниматься метафизикой, заниматься детально и одновременно политизированно. И каждый раз, когда перед активистами различных проектов возникал вопрос, почему их "бизоны" не бегают, они шли на глубину, к метафизическим ключам. А не суетились на политической поверхности, перманентно впадая в ступор.

Я мог бы привести и более близкие примеры, говорящие о том, что глубокое рассмотрение так называемых "корней" (гносеологических, метафизических и т.д.) окупается в политическом смысле. Но стоит ли?

Конечно, я испытываю определенный дискомфорт, вступая на данную специфическую территорию. И, видит бог, не рвался к этому. Просто все так сошлось, что отказываться от обсуждения уже невозможно. Я был бы очень признателен, если бы инициативу на себя взяли современные православные мыслители. Интеллектуалы высшей пробы есть. Вряд ли все они встали на позицию отца Лоргуса (хотя, кто знает?). И вряд ли им безразлично, как будет выглядеть конфессия в глазах мира (хотя, опять же, кто знает?).

Но по тем или иным причинам эти интеллектуалы молчат. Это их право. Но если все будут молчать — тогда какое развитие?

Итак, разрыв конфессии с развитием означает разрыв с Модерном. Во имя чего? Есть ли логический изъян в следующей схеме: "Если развитие — скверно, то все, что ему противостоит, хорошо. И тогда регресс хорош. Он порождает архаизацию и возвращает в лоно. Если развитие скверно, то дело не только в том, чтобы не развиваться, а в том, чтобы наносить по развитию всевозможные удары. То есть противопоставлять развитию регресс. А как иначе бить по развитию?"

Все прекрасно понимают, что логических изъянов в данной схеме нет. Мне возразят, что долог путь от логики до политики. Не спорю. Ну, так я и хочу знать, какая часть пути уже пройдена. И, при всей важности ответа на этот вопрос, еще важнее установить, что, сказав "а" и осудив развитие, будут говорить "б" и бороться с развитием.

Итак, "Долой развитие! Да здравствует регресс!"

Но регресс ведь не движется до той точки, которая задана чьими-то конфессиональными пожеланиями! Начавшись, он не может привести общество в точку желанного кому-то нового Средневековья, а потом уйти, как сделавший свое дело мавр. Он не для того приходит, чтобы уходить. Все остальные уйдут — он останется.

Провозгласившие подобный лозунг православные интеллектуалы, если они интеллектуалы, не могут не понимать сокрушительности его последствий для христианства в целом. И неизбежности ухода общества от христианства в весьма специфическую "примордиальную архаику". "В язычество?" — спросят те, кто любит уточнять. Хотите, считайте так. Разве этого мало? Но на самом деле язычество — не последняя остановка на триумфальном пути регресса.

Кстати, нельзя ли было бы уточнить, что такое — и в политическом, и в метафизическом смысле — Христианство, разорвавшее с Историей? Можно ли разорвать с Историей и не разорвать с Откровением? А может быть, существуют элитные группы, которые хотят Христианства, отступившего с территории Откровения на территорию Мифа?

Но будет ли это Христианство? Как оно удержится на этой самой территории Мифа? С какой именно — весьма своеобразной и никакого отношения к христианству не имеющей — эзотерикой оно должно сплестись, чтобы уцелеть на территории Мифа? О каком Мифе пойдет речь? Как присягнувшее ему "христианство" будет сопротивляться исламу, который вряд ли собирается отступать на территорию Мифа? Как оно будет сопротивляться религиям Востока, которые с территории Мифа никогда не уходили? Ах, оно не хочет сопротивляться? Но есть закон систем! Система, которая не сопротивляется экспансии других систем, оказывается поглощенной ими. И что тогда?

Неужели же подобные экстравагантные новации порождены грезами о так называемом "национальном христианстве"? При том, что грезящие, называя себя православными, уже не хотят называть себя христианами? Но нельзя ли тогда попросить их более развернуто раскрыть понятие "нацхристианство"?

Есть понятие "национальная идеология". Пока мы оперируем этим понятием, все в порядке. Но речь обычно идет о секулярных идеологиях. Социалистической, например. Или какой-либо другой. Демократической, почему бы нет? Тогда появляются гибриды разного качества. Например, печально известный национал-социализм. Или национальная демократия… Что плохого?

У определенных политиков возникает желание создать более сложные гибриды. Например, христианская демократия. Она создана? Создана. Есть вполне респектабельные партии. Например, что такое германская ХДС? ХРИСТИАНСКО-демократический союз. Значит, есть прецедент синтеза христианства и некоей идеологии.

А дальше может возникнуть и такая идея: если есть национальная демократия и есть христианская демократия, то почему не может быть христианско-национальной демократии?

Наверное, это возможно. И, безусловно, при этом христианское в рамках христианско-национальной демократии должно приобретать национальный оттенок. Но именно оттенок. Что значит перейти от оттенка к краске? Начнется вполне добропорядочный разговор о великом вкладе конкретной нации в общехристианское дело, а кончится заявкой на ее уникальность в этом деле. Соответственно рушится само дело: христианский универсализм. А под обломками гибнет все.

То есть, как только оттенок превратится в краску, краска станет коричневой. Но и этим не будут исчерпаны возникающие при подобных метаморфозах проблемы.

Нация — это субъект и продукт Модерна. Все мало-мальски корректное (христианско-демократическое и так далее), что наработано по части синтеза национального и христианского, ВСЕЦЕЛО ОБУСЛОВЛЕНО МОДЕРНОМ.

Контрмодернист не может апеллировать к нации. Если он и произносит это слово, то лишь по недоразумению, имея в виду на самом деле племя.

Отказавшись от Модерна, надо отказываться от упомянутых выше корректных (хотя и проблематичных) вариаций на тему конструктивного синтеза нации и христианства.

Термин "национальное христианство" в контрмодернистском исполнении оказывается тождественен термину "племенное христианство". Что-то в этом направлении разрабатывали… даже не Гиммлер, а Гитлер и Розенберг. Начинали-то они с этого, да кончили другим.

Гитлер показал, что такое синтез христианского и племенного! И что при таком синтезе от христианства остаются рожки да ножки. Конкордат третьего рейха с Ватиканом как раз и был констатацией того, что "ножки ваши, а рожки — наши". В нацистской Германии эстафета быстро перешла от изуродованного христианства к язычеству. Но и на этом все не закончилось. Родилась весьма специфическая религия смерти. Как и полагается, со своим Мифом.

Может быть, речь идет о том, чтобы десантировать за счет регресса наш народ на территорию этого Мифа и там уничтожить окончательно? Что сначала провозглашается по сути "долой развитие! да здравствует регресс!", а потом это плавно перерастет в "долой жизнь! да здравствует смерть!"?

Отказ православия от развития порождает сокрушительные для православия политические и "корпоративные" последствия. Но религия не имеет права все поверять лишь политической и "корпоративной" целесообразностью. Для религиозного человека метафизическая правда важнее политической целесообразности. Так в чем же эта метафизическая правда?

Ее политически необходимое обсуждение закономерно уводит нас на территорию крайней — и крайне специфической — сложности.

Прежде всего обсуждать приходится онтологический статус Адама, находившегося в раю. А также место рая, то есть сакральную географию. Имеет ли Адам, находясь в раю, провиденциально замысленную полноту? Если он ее имеет, то ему дальше двигаться некуда. Только в сторону грехопадения. Но тогда имеет смысл говорить лишь об отрицательном движении. И Лоргус прав — метафизически развитие скомпрометировано. Однако если опираться на слова авторитетов церкви — и Святого Андрея Юродивого, и Григория Синайского, прокомментированные святителем Игнатием Брянчаниновым, — Рай, где пребывает Адам, не есть высшее небо. Рай — это первое ("низшее") небо. Тем самым у Адама остаются возможности позитивного движения наверх — от первого неба к небесам более высоким.

Спросят, возможно ли это даже для безгрешного человека, каковым был поначалу Адам? А разве нет указаний на то, что некто, поврежденный первородным грехом, поднимался выше первого неба? Разве не говорил об этом прямо апостол Павел во Втором послании к Коринфянам ("Знаю человека во Христе, который назад тому четырнадцать лет (в теле ли — не знаю, вне ли тела — не знаю: Бог знает) восхищен был до третьего неба")?

Разве есть хоть один церковный авторитет, который сомневается в том, что Павел говорил о себе? То есть, повторяю, о человеке, поврежденном первородным грехом? В любом случае он здесь прямо говорит о наличии третьего неба. Святитель Игнатий цитирует рассказ Святого Андрея Юродивого, поведанный им иерею Никифору: "…Он, обратясь ко мне, сказал: "Не бойся, нам должно взойти выше", — и подал мне руку. Когда я схватился за его руку — мы очутились выше второй тверди ("твердь" и "небо" суть одно — С.К.). …И опять руководивший меня обратился ко мне и подал мне руку, говоря: "Нам должно взойти и еще выше". С этим словом мы очутились выше третьего неба, где я увидел и услышал множество Небесных Сил, поющих и славословящих Бога".

Далее Святой Андрей говорит о том, как после видения Владыки Христа он, "не понимая и сам, как" — снова оказался "ходящим по раю". Святитель Игнатий Брянчанинов пишет в книге "Слово о смерти": "Из этого видения святого Андрея видно, что рай есть ближайшая к земле небесная обитель, или первое небо, превыше которого находятся другие небеса".

Наверное, кто-то может захотеть изъять из "христиански безусловного" апокрифы о Енохе, пророке Исайе, а также Ветхий Завет с вознесением пророка Илии. И забыть, что в этом корпусе текстов есть упоминания и о седьмом небе. Но Павла из христианства изъять нельзя. И что-то мне неизвестно о каких-либо попытках игнорировать суждения и толкования Св.Игнатия Брянчанинова.

Но если Адам был всего лишь в Раю до момента грехопадения, то без этого самого грехопадения он должен был восходить, то есть развиваться. Значит, он не был совершенен настолько, что ему некуда было развиваться дальше. А значит, развитие в положительном плане существует. Изначальная природа, будучи благой, не являлась совершенной настолько, чтобы не быть улучшаемой! Спасение, обожение предполагают отнюдь не только восстановление изначального, но и превышение его. И это достаточно очевидно. Но это превышение, по определению, является фундаментальным позитивным развитием. И осуществляется оно в историческом времени, которое тем самым тоже обретает фундаментальный же позитивный смысл.

Так что такое попытка Лоргуса скомпрометировать развитие с якобы церковных позиций? Или даже представить это развитие всего лишь как компенсацию?

А.Лоргус (и ведь не он один) пытается скомпрометировать не только движение, противопоставив его неизменности, но и меру этого движения — Время (противопоставив оное Вечности). Посмотрим, насколько это совпадает с представлениями церковных авторитетов.

Дионисий Ареопагит пишет в сочинении "О Божественных именах": "Сущий (Исх.3,14) является сверхсущностной субстанциональной Причиной всякого возможного бытия, Творцом сущего, существования, субстанции, сущности, природы, начала, и Мерой веков, и Реальностью времен, и Вечностью сущих, и Временем возникающих, и Бытием всего, что только бывает, и Рождением всего, что только появляется… Всех сущих и веков бытие от Предсущего; и всякие вечность и время — от Него". Так значит, время — от Него!?

Преподобный Максим Исповедник так комментирует Дионисия: "…Выход Божией благости в чувственное, при его сотворении, мы называем временем". Время — выход Божией благости!

Мы видим, что А.Лоргус хочет скомпрометировать Время, которое у Дионисия неразрывно с Сущим ("Мера веков", и "Реальность времен", и "Время возникающих"), и которое Максим Исповедник называет "выходом Божией благости в чувственное". Так чем занимается А.Лоргус? Подкопом под Божью благость? Подо что еще? Ясно, подо что! Под Творение!

Сборник, в которой напечатана статья Лоргуса, называется "Шестоднев против эволюции". Урок Лоргуса состоит в том, что, начав "за здравие", всегда кончают "за упокой".

Начав подкапываться под эволюцию, кончают подкопом не только под развитие, но и под Шестоднев. Сам по себе Шестоднев — это время? Время! Но тогда это благое Время! Это история? История! Но тогда это благая история! Значит, время и история могут быть благими?

Одно дело — рассуждать, кто творит (Бог или человек).

Другое дело — поставить под сомнение то, что Творчество разворачивается во Времени. И что именно Творчество, развернутое во Времени, представляет собой смысл Истории.

Я уже обсуждал ранее метафизические идеи странного толка, согласно которым якобы Большой Взрыв (в терминологии астрофизиков), послуживший началом нашей Вселенной, — метафизически равноценен изгнанию Адама из Рая. Не началу Творения то есть — а моменту грехопадения. Одно дело сказать, что Бог за шесть дней своего Творчества, развернутого во Времени, создал мир, разместил в нем Рай, а потом изгнал Адама из Рая, а Рай то ли сокрыл, то ли изъял из мира. А другое дело — сказать, что все шесть дней Творения Бог работал не над этим миром, а над чем-то другим. А этот мир — то бишь Вселенная — является "отходами производства" под названием грехопадение.

Можно ли предлагать такую версию и одновременно осуждать гностицизм? Мне кажется, вопрос риторический. Но он ведь еще и политический, не так ли?

На самом деле противопоставление Времени — Вечности весьма и весьма коварно. Потому что в этом противопоставлении осуществляется сокрытие разнокачественности самого времени. Шестоднев — это Время, но это сакральное Время. Бог не отстранился, сотворив мир. В противном случае, чем является пришествие Сына?

Для всех мировых культур очевидно наличие сакрального Времени, врывающегося в обычное. Любая культура это чувствует, но наша, пожалуй, острее других. "Душа ПРАЗДНИКА просит", — говорят далеко не благообразные герои Шукшина. В России время праздника всегда ощущалось, как особое время. В каком смысле особое? В том, что сакральное.

Праздник разворачивается во времени. Он без этого разворота во времени немыслим. Но он разворачивается в ДРУГОМ, отчасти сакральном, времени. Не разворачиваясь во времени, он не является действом. А он является действом! Любое действо — церковное, ритуальное — имеет фазы и предполагает мистериальность. Что такое мистерия? Это чередование сакральных жестов и сакральных слов. Это процессуальность, не так ли? Как она может существовать без времени?

"Душа праздника просит", она просит сакрального очистительного Времени. И разве неясно, что сама Душа находится в очень плотном переплетении со Временем? Плотность этого переплетения варьируется. Но подчас ее так наращивают, что становится в принципе невозможно разделить Душу и Время. Так что же, компрометация Времени должна стать еще и компрометацией Души?

Я уже говорил о том, что небестрепетно "десантируюсь" на территорию внутриконфессиональной метафизики. Но Лоргус-то десантируется бестрепетно на территорию науки (той же теории систем, например)! И как дискутировать? Я не хочу уподобляться Лоргусу и выступать с позиций "симметричных ответов". Однако какой-то ответ должен быть дан, иначе неизвестно, куда это всё зайдёт.

А.Лоргус не ограничивается в своих заходах на территорию науки теорией систем. Он еще и апеллирует к термодинамике, утверждая, что Творение полностью подвластно энтропии (Второму закону термодинамики), и что, соответственно, у него нет потенциала саморазвития. А.Лоргус параллельно с подобными рассуждениями противопоставляет науку XXI века науке XIX века.

Странно, что А.Лоргус при этом еще и учительствует по части методологии. Потому что в такой апелляции, таком выборочном черпании нужного ему из науки и таком противопоставлении науки XIX века науке XXI века нет никакой логики. И ему на это укажет любой грамотный методолог. Фатум Второго закона термодинамики — это типичное наследство науки XIX века. Мол, мир охладевает — и что с этим поделаешь? Или фатум, или Промысел. Но уже в начале ХХ века в ответ на коварный вопрос: "Что будет с человечеством, когда погаснет Солнце?" — звучал ответ: "Мы зажжем новое". Атомная бомба еще не была изобретена. Водородная тем более. Но наука уже отрицала фатум Второго закона термодинамики. А далее, по мере все более глубокого проникновения в тайны мироздания, философы науки все чаще рассматривали модель, в которой человек, доразвившись, находит способы согревать Вселенную, противостоя Второму закону термодинамики.

Пусть бы А.Лоргус почитал корифеев того, что он называет "методологией". Ильенкова, который был огромным авторитетом для Зиновьева и Щедровицкого, а значит, и для всей методологической школы. Или Лефевра, который просто является одним из отцов-основателей методологии. Все они писали о возможности такого антиэнтропийного космического действа, осуществленного человеком. Впрочем, еще задолго до них об этом грезил верующий христианин Рихард Вагнер. А Ильенков непрерывно слушал музыку оного.

Хорошо это все или плохо — пусть каждый сам решает для себя. Кто хочет, пусть скажет: "Вот какая гадость эта наука". Но пусть этот кто-то не профанирует объем проблемы, не навязывает науке какие-то школьные проповеди, от которых она ушла невероятно далеко. Для Лоргуса термодинамика — это линейная классическая термодинамика. Сегодня есть и квантовая термодинамика, и нелинейная термодинамика самоорганизующихся систем … И в это лезут, апеллируя к классической энтропии?

Однако почему, собственно, надо зацикливаться на термодинамике? Есть же еще и теория информации! Тем более, что Лоргус говорит о теории систем как альтернативе теории развития. Что, и здесь он будет пугать общественность энтропией? После Людвига фон Берталанфи, Норберта Винера, Джона фон Ноймана? После того, как специально было введено понятие "негэнтропия" и этим подчеркнуто, что информация вне юрисдикции энтропии? Что там, где есть информация (между прочим, третье состояние бытия — не материя и не энергия), там с этой самой энтропией все совсем не по учебнику физики Перышкина.

Наука XXI века — это в очень большой мере синергетика. Очень серьезные православные физики рассматривали вопрос о том, как научная синергетика соотносится с религиозной. Предполагая, что придется дискутировать по вопросу о развитии, я об этом упоминал. Сейчас настало время для более развернутых обсуждений.

А.Лоргус говорит, что формы не усложняются… М.Миронова с ним солидаризируется в этом вопросе… Как это они не усложняются?

Между прочим, говоря "усложняются" или "не усложняются", вы уже прибегаете к логике. К выбору между "да" и "нет". И как осуществить этот выбор? К каким аргументам апеллировать? Один скажет, что все эти формы — суть модификации совершенной Протоформы. Другой скажет, что формы следуют одна за другой. Как выбрать между двумя утверждениями? Вы готовы предъявить совершенную Протоформу (Форму Форм)? Готовы показать, что это она сама себя трансформирует, создавая видимость усложнения? Но ведь показать (то есть доказать) этого нельзя! Значит, речь идет о самодостаточной Вере, освобождающейся от диалога с Разумом. Ну, освободились…

Разум же будет набирать и набирать доказательства. Вот царство протоэлементарных частиц (кварков)… А вот уже возникает агломерация таких частиц и появляются элементарные частицы, как таковые. Вот зоны Вселенной, где ничего, кроме элементарных частиц, нет. А вот зоны, где есть атомы, но нет ничего другого. А вот уже молекулы… Потом кристаллы… Органические молекулярные цепочки невероятно сложного типа… Еще нет жизни, а восхождение форм началось. Потом возникает жизнь… Она качественно меняет свои формы и потенциалы…

Формы восходят. Почему в этом не может быть Божьего Промысла? Почему это восхождение не может продолжаться и дальше? И почему время — только порча, а не нечто совсем другое?