Двадцать лет назад мы праздновали тысячелетие крещения Руси. Для Русской Православной Церкви это было началом её постсоветского периода. Двадцать лет — важная веха, повод оглянуться на пройденный путь. Эта веха совпала с символической точкой распутья — моментом избрания нового Патриарха, духовная подготовка к которому — труд разума и совести и для клира, и для мирян.

Переход России из "подросткового" постсоветского во "взрослое" состояние отмечен, как знамением, мировым финансовым кризисом. По привычке мы ищем виновного в наших бедах на стороне. Рулевые экономической политики постоянно внушают нам, что Россия — часть мировой экономической системы, а потому мы зависим от всего, что в ней происходит. Как было подмечено одним наблюдательным человеком, говорится это с плохо скрываемой гордостью неопытного подростка, лишённого невинности развратной девкой, заразившей его дурной болезнью.

В лихие девяностые наши соблазненные "развратной девкой" подростки, включая министров и олигархов, прильнули к Церкви. Казалось, вот-вот покаются. Но этого не случилось. Забыв о Боге, они выбрали служение Мамоне, бросив людей под власть "невидимой руки" и дурных болезней и получив за свое лицемерие и фальшивую набожность презрительное прозвище "подсвечники".

Сегодня появляется надежда, что посланный нам кризис вызовет катарсис и сыграет очистительную роль. Сумеем ли мы использовать данный нам шанс для излечения и возрождения, зависит как от нас самих, так и от РПЦ. Как много будет значить ее слово!

РПЦ "держит" и передает из поколения в поколение ту религиозную традицию, которая лежит в основе мировоззрения, скрепляющего русский народ и Россию как государство. Эта работа продолжается тысячу лет, несмотря на кризисы, расколы и конфликты. Стержень этой традиции — сохраненное в чистоте Православие. Принятое от Византии, Православие Руси и позже России придало нашей религиозной традиции качества, благодаря которым вокруг русского ядра собралась очень сложная по этническому, конфессиональному и социальному составу страна. Крепость ее связности была проверена войнами. Обеспечена эта крепость была нравственными нормами российской культуры, которые были заданы православием.

Под культурой тут понимаются все стороны общественной жизни — хозяйство и государственность, человеческие отношения и военное дело. Важнейшие формы социальной организации также вызревали в религиозной традиции, а потом передавались в культуру. Уже одно то, что Православие на тысячу лет придало высокую жизнеспособность русской крестьянской общине, от которой отпочковались и артели, и казачество, и фабричные трудовые коллективы, объясняет многие особенности нашей цивилизации. Церковь стала образцом сложной иерархической вселенской организации, исключительно устойчивой и в то же время гибкой, с большим запасом знания и системой обмена информацией и по вертикали, и по горизонтали, и с внешней средой. Русская культура училась этому у церкви.

Взаимная поддержка религиозной и культурной традиций не ограничивается совместной выработкой и трансляцией новым поколениям мировоззрения, норм нравственности, социальных форм и знания. Религиозное восхищение миром породило в человеке потребность в сопереживании, в совместном размышлении о главных вопросах бытия. Современной культуры не было бы без многовековой религиозной практики с ее ритуалами, пространством храма, словом и музыкой, праздниками и чтением. Здесь вырабатывались и развивались коллективные представления, создавалось общество. Мы сегодня не задумываемся об этом, потому что привыкли за тысячу лет.

Между тем влияние религиозной традиции на все стороны национальной культуры наблюдаемо и осязаемо. Церковные ритуалы и соборы, культовые здания и предметы, религиозная музыка и книги — все это явные, массивные стороны и религиозной практики, и культуры. Они сопровождают или даже служат материальной "оболочкой" сокровенного мистического содержания религиозного чувства и религиозной мысли. Это содержание невозможно измерить и "взвесить".

Но это сокровенное мистическое содержание реально помогает людям в их земной жизни. Оно дает упорство в борьбе за правду и справедливость против зла и несправедливости в земной жизни. Более того, оно дает не только упорство, но и силу в любом подвижничестве ради Добра — не только в делах веры, но и в мирском труде, творчестве, исполнении воинского долга.

Способ "подключиться" к сокровенному мистическому содержанию религии дает духовная практика. В христианской России духовная практика тысячу лет развивается в лоне учения, признанного в 1351 г. на Влахернском поместном соборе официальным православным учением. До этого оно тысячу лет складывалось и совершенствовалось синайскими и египетскими отшельниками, а затем в Византии (особенно в православных монастырях на Святой горе Афон). Называется оно исихазм. Исихазм — это практическое руководство к обретению себя в Боге посредством "раскрытия сердца", являющегося, по представлению исихастов сосудом, где сосредоточено божественные энергии и собственная божественная суть человека. Практика исихазма направлена на "пробуждение" сердца от духовной "спячки". Божественные энергии должны выйти из сердца и преобразовать жизнь, личность и даже физическое тело человека, сделав их сопричастными Вечной Жизни. Впрочем, тут надо отметить, что эти креативные субстанции перерабатываются в человеческой личности в действие — в такой форме (т. е. в форме действия) они и трактуются исихастами. Фактически практика исихазма — это руководство по обoжению человека. Заимствованная из Византии форма христианства — единственная в своем роде его ветвь, которая ставит своей целью, в конечном итоге, именно преображение человека в бога, о котором некогда говорил Иисус. Эти слова Его выпали из духовной традиции западных конфессий и безмерно обеднили западное христианство, которое потеряло в ходе своих исторических метаморфоз главную тайну Откровения Христова — практическую нацеленность на преобразование человеческого начала в божественное, трансформацию человека плотского и ветхого в Христа. На языке науки подобная трансформация может быть описана как скачок в антропологической эволюции человека, образование нового вида, который, в зависимости от качественной оценки нынешнего состояния человека, мог бы быть назван либо человеком в полной мере разумным, либо сверхчеловеком. Разумеется, сверхчеловек, сформировавшийся в результате такого духовного усилия, представляет собой принципиальную противоположность образу, рожденному воображением Ф. Ницше. Сверхчеловек — это продукт духовного восхождения к божественному, а не бестиализации.

Ради духовного созерцания Божественного света исихасты применяли безмолвную (неслышную) молитву. Но дело не в технике. Главное было в ощущении мира как пронизанного божественными энергиями, с которыми подготовленный человек может взаимодействовать. У человека, живущего и находящегося в состоянии взаимодействия с Богом, многократно увеличиваются духовные, физические и умственные силы, накапливается потенциал для высшей формы творческой деятельности — подвижничества.

На Западе такие представления о взаимодействии Бога и человека не были приняты, и именно наличие в православии философии исихазма является одним из водоразделов, разделяющим восточное христианство и католицизм. Это расхождение увеличивалось и в протестантизме стало непримиримым.

Византийский богослов Григорий Палама, который и создал учение об исихазме, представлял природу человека как тройственное и "неслиянно-нераздельное" единство духа, души и тела при жизни. Целостность этого единства обеспечивалась на двух разных уровнях — целостностью духа, души и тела и целостностью Бога, мира и человека.

Идея целостности Бытия и Творения, развитая в исихазме, была принята в русском православии. К ней, в общем, терпимо относились и католики. Но кальвинисты такую формулу не принимали. Они отвергали не только православное представление о целостности и сочленении мира земного и Мира Горнего, но и лютеранский тезис, что Бог направляет благодать на человеческую природу, то есть на каждого человека безлично. Кальвинисты стояли на том, что Бог направляет благодать только на избранных, предопределенных к спасению. На этой богословской идее и вырос "дух капитализма" с его разделением на избранных и отверженных, на богатых и бедных ("добрых" и "злых"), на собственников и пролетариев, на гражданское общество и дикарей. За четыре века исходная идея скрылась под многими наслоениями, но и сегодня, как только случается кризис, все эти вопросы встают с особой остротой.

Думаю, что сегодня в очень большой части общества созрело понимание, что ценой обыденных усилий кризис не преодолеть, требуемые усилия уже выходят на уровень подвижничества. А подвиг — это всегда "соработничество с Богом".

Для такого подвижничества нам надо первым делом закрыть те расколы и трещины в народе, которые были созданы за последние двадцать лет. Кому могло понадобиться бередить старые затянувшиеся раны? Только тем, кто действует по древнему принципу "разделяй и властвуй", той "пятой колонне", которая раз за разом въезжает в Россию то в одном, то в другом троянском коне.

Кому сегодня надо, чтобы молодежь презрела подвижничество своих отцов и дедов в 30-е-40-е годы двадцатого столетия — самые трудные и одновременно самые созидательные годы советского периода? Тот период можно определить как особое "страстнoе" состояние нашего народа. Это явление произошло на нашей земле, с нашими близкими, и мы еще можем вспомнить, как они выглядели, пребывая в этом состоянии.

Мы — дети и внуки поколений, совершивших подвижничество, духовное усилие, при котором произошло "соработничество с Богом". Произошло преображение природы людей, воля которых соединилась с энергией божественной благодати. Это стало возможным именно потому, что и наш народ, и наша культура были подготовлены к этому многовековой духовной практикой, сложившейся в лоне Православия. Сформулированная в современной российской философии "парадигма духовной практики" подтверждает, что советское подвижничество принадлежит именно к тому классу явлений, которые обозначаются понятием исихазм, хотя, возможно, богословы и философы не согласятся с этим по ряду формальных признаков.

Философ Сергей Хоружий, описывает общий тип явления исихазма в целом как "духовный процесс на антропологической границе, носящий холистический характер (т.е. задействующий все уровни организации человека, физические, психические, интеллектуальные), осуществляемый сознательно и активно, и ставящий онтологически значимую цель". Именно в таком состоянии находились советские люди в 30-е-40-е годы ХХ столетия.

Это Стаханов, у которого открылся "гениальный глаз" так, что он увидел критические точки напряжений в угольном пласте (ни на каком энтузиазме не выполнить в забое 14 норм). Это Шолохов, который в 23 года написал роман-эпопею с такой проницательностью, как будто он прожил и продумал несколько жизней. Это защитники Брестской крепости, принявшие на себя удар в тысячи раз превосходивших сил противника и начертавших на ее стенах бессмертные слова "Умираю, но не сдаюсь. Прощай, Родина!" Это атомная программа, которая велась в стенах монастыря, основанного Серафимом Саровским. Достаточно представить себе объем теоретической и экспериментальной работы, проведенной Харитоном и Таммом, Зельдовичем и Ландау, всем коллективом ученых, инженеров и рабочих, прочитать записи Курчатова его бесед со Сталиным. Это как будто другой язык и другой тип коммуникации — синергизм сознания многих людей. Здесь буквально выполняется формула С. Хоружего. Он пишет об этом состоянии: "Речь идёт о вхождении энергии человека в соприкосновение с такими энергиями, источник которых он не может идентифицировать, локализовать не только в себе самом, как таковом эмпирическом существе, но нигде в пределах горизонта своего существования".

Психофизиологи из школы Ухтомского изучали энергетический баланс рабочих на оборонных заводах Ленинграда во время блокады. В норме тот объем работы, которую они выполняли у станка, требовал намного больше энергии, чем содержалось в их рационе. В отчетах писали, что эти рабочие "как будто получали энергию от какого-то источника в пространстве". Тогда в СССР об исихазме не слыхали — откуда же у этих ученых формулировка как будто прямо из текста С.Хоружего? Из эмпирических наблюдений. Они это явление видели своими глазами.

Тот факт, что советские люди в подавляющем большинстве не прибегали к мистической практике, которая формально присуща исихазму — многократное (до тысяч раз) безмолвное повторение определенной молитвы. На мой взгляд, это возражение снимается идеей значения духовной традиции как внешней поддерживающей среды для существования духовной практики. Феномен духовной практики в том, что человек реализует присущее ему устремление к инобытию. Он не соглашается с собой таким, каким он дан себе, со своей наличной данностью, не соглашается в самом фундаментальном главном смысле. Инобытие, по определению, никак не присутствует в круге нашего индивидуального опыта, поэтому в его границах мы не изобретем "путевой инструкции". Инструкции создаются не индивидуальным трудом, а преемственной работой, которую осуществляет сообщество.

Духовная традиция, как пишет С.Хоружий, создавалась в монашестве, причем в монашестве уединенном, отшельническом. Но потом оказалось, что такое отшельничество требуется не существом дела, а чтобы метод впервые открыть и выработать "в лаборатории". А когда формы уже найдены, то хранить и репродуцировать их человек может в любых условиях, не только в монашестве, но и в социальной жизни. Это утверждала сама же традиция исихазма.

Многовековая духовная традиция была так переплетена и с религиозной, и с культурной традицией России (особенно с культурой низовой, общинной), что ей могли подпитываться, по меньшей мере, два-три поколения советских людей.

И не дано нам знать, как была высказана неслышная молитва Матросова, закрывшего собой пулемет, или рабочих, трудившихся за пределами своих физических возможностей, в блокадном Ленинграде. Мы не знаем, каков был в их душе образ Того, у кого они просили "соработничества". Но они смогли совершить рывок в инобытие.

Россия сегодняшняя насильно втянута в систему больного западного общества, лидер которого, США, живёт, как пишет Хоружий, вообще вне духовной традиции.

В свое время протестантизм с его идеей божьей благодати лишь для избранных, на которой вырос дух капитализма, придал определенный боевой импульс экономическому развитию, но за это пришлось заплатить дорогой ценой — разрушением духовного пространства человека. В мечтах о присоединении к "золотому миллиарду" российская "элита" не думала об этом. В цивилизационной войне она предала народ, встав на сторону противника. С такой "элитой", лишенной разума, совести и духовных ориентиров, мы не выдержим той глобальной войны, которую больной Запад разжигает по всему миру. Операции по созданию управляемого хаоса видны повсеместно.

Морские пути стали театром абсурда — чернокожие "пираты" в утлых лодках захватывают супертанкеры в присутствии военных флотов всех великих держав. В каких ложах сидят сценаристы? Почти месяц замерзающая Европа наблюдает за клоунадой украинских газовиков и министров. Какие силы за ней стоят? Террористы и их сообщники, стирающие с лица земли целые города, воры-банкиры и акулы ипотеки, борцы с наркобизнесом, учреждающие под прикрытием миротворцев "серые зоны" и целые наркогосударства — всё это эпизоды того мирового гипер-конфликта, о котором предупреждал идеолог глобализации Жак Аттали. Россия, если не сделает духовного рывка, сгинет в этом грязном водовороте.

У нас один шанс — после блужданий по духовной пустыне вернуться к своим корням. Дело за тем, чтобы труд разума и совести породил в нас самих "безумное стремление" к преображению, к инобытию в самом предельном смысле слова.

Москва-Афон, январь 2009