Это гость лишь запоздалый у порога моего,
Гость какой-то запоздалый у порога моего,
Гость — и больше ничего.
Эдгар По. "Ворон"
ЗА ПОЛГОДА О КРИЗИСЕ написано чудовищное количество статей. По преимуществу — абсолютно невразумительных. Из вороха бросовых сентенций можно отобрать какое-то количество суждений с ненулевой степенью содержательности. Принадлежащих людям, которые и хотят, и умеют думать.
Ну, так вот — никто из этих, крайне немногочисленных для огромной страны, людей не удосужился ДОКАЗАТЬ "граду и миру", что обсуждаемый ими процесс действительно является кризисом. А если это не кризис, а коллапс? Или катастрофа? Серьёзные люди вместо того, чтобы ввести понятие, сопоставить его с другими понятиями, доказать корректность применения определенного понятия к происходящему, — с ходу пишут (в подавляющем большинстве случаев): "Поскольку мы имеем дело с кризисом, то…"
А откуда следует, что мы имеем дело с кризисом? ДОКАЖИТЕ! Если вы не болтуны, а интеллектуалы — ДОКАЖИТЕ! Потому что дело-то, согласитесь, нешуточное! От того, кризис ли это (и если да, то какой — структурный, системный, парадигмальный?), или коллапс, или катастрофа — зависит слишком многое. В том числе и адекватность всех без исключения политрешений. Так что уж, пожалуйста, ДОКАЖИТЕ!
Как доказывают? Известно, как… Сначала говорят, что кризис — это процесс, обладающий такими-то характеристиками. Затем рассматривают процесс, происходящий в России (или в России и мире). Показывают, что происходящий процесс обладает всеми необходимыми и достаточными характеристиками, отвечающими понятию "кризис". А дальше и используют, и развивают теорию кризиса для того, чтобы… Прошу прощения за пафос, спасти страну. Сначала вы понимаете, от чего спасаете страну (от кризиса), потом находите средства спасения, используя теорию кризиса (и её практические приложения), а потом применяете эти средства.
К НАМ В ДВЕРЬ стучится странный — сложный и страшный — гость. Почище ворона из одноименной поэмы Эдгара По. Гость еще только на пороге нашего дома. Раньше, чем он перешагнет порог, мы должны угадать имя гостя. И встретить его сообразно имени. Если имя — кризис, то одним образом. Если имя — катастрофа, другим.
Конфуций учил давать вещам правильные имена. И видел в этом основу спасения и возрождения державы. Не только наши записные элитные болтуны (что с них взять), но и наши интеллектуалы не удосуживаются проверить: является ли имя "кризис" в данном случае правильным, или это — залепуха, семантическая наживка. Почему не удосуживаются? Другие имена ("коллапс", "катастрофа") адресуют к чему-то чересчур мрачному? Но Конфуций не рекомендовал давать вещам приятные имена. Он рекомендовал давать вещам имена правильные. И коллапс, и катастрофа — это еще не смерть. А вот если мы, принося правильное в жертву приятному, назовем катастрофу кризисом, то шансы на летальный исход резко возрастут.
Еще недавно боялись сказать о кризисе. Теперь боятся других имен. Что? Не боятся, а не хотят тревожить покой сограждан? Полно! Сограждане уже поняли, что гость, стоящий у их порога, — не Санта-Клаус. Разговаривать с ними как с недоумками, заявлять, что гостя никакого и нет, что это только СМИ им про какого-то гостя рассказывают, — и ошибочно, и преступно.
Ошибочно потому, что о госте люди узнают не из СМИ, а как минимум по курсам обменных пунктов. А также по ценам на продукты и всё остальное. А также по… В общем, по очень и очень многому.
Преступно — потому, что уже наступали на эти грабли. Уже отказывались признавать проблемы и подменяли их признание бормотанием по поводу того, что "временные перебои со снабжением магазинов связаны с тем, что граждане, пользуясь завоеваниями социализма, кормят свиней хлебом и хлебопродуктами". В ответ спрашивали: "А свиньи, что, электробритвами бреются и лифчики носят?" Лектор общества "Знание" или ЦК КПСС убирался со сцены с обиженным видом.
А на сцене появлялся бойкий правдолюб. Он не только признавал наличие проблемы. Он эту самую проблему хлестко, смачно описывал. Описав, он завоевывал аудиторию, получал карт-бланш на раскрытие природы проблемы ("это происходит потому, что коммуняки всё довели до ручки") и — вел массы на борьбу с породившими проблемы "злодеями". Победив "злодеев" и как-то походя соорудив всемирную катастрофу, бойкий правдолюб либо превращался в олигарха (депутата, министра), либо уходил с политической сцены. Что же касается проблемы (например, перехода страны к постиндустриальной фазе развития), то она оказывалась не только нерешенной, но и усугубленной.
По этой технологии был 18 лет назад разрушен СССР. Бонзы "Единой России", замалчивающие в очередной раз проблемы, хотят теперь добиться развала Российской Федерации? Им непонятно, что, добившись очередного развала, они заодно добьются и своей зачистки? Причем гораздо менее "бархатной", чем та, которой удостоились 18 лет назад их номенклатурные предшественники? Раз непонятно, что дважды два четыре — что поделаешь? Не о непонятливых хлопочем — о Родине. Наш профессиональный, моральный и экзистенциальный долг состоит в том, чтобы признать проблему, раскрыть ее и указать пути ее действительного решения. То есть "давать вещам правильные имена". Кому Конфуций не указ, тот может вспомнить другую рекомендацию — о том, что надо говорить массам правду.
Нельзя сказать правду, не добыв её. Нельзя добыть правду, если боишься подлинных, пусть и очень горьких, имен и хочешь имен зело приятных, но ложных и потому губительных.
Кто-то скажет, что я ломлюсь в открытую дверь. Как бы не так!
Я читаю статью Егора Гайдара "Катастрофы не вижу", напечатанную в "Московском комсомольце" 23 января 2009 года и… И натыкаюсь на очень странный пассаж. То, что Е.Гайдар не считает происходящее катастрофой… Мало ли кто про что может сказать: "Я это не считаю тем-то и тем-то". Если речь идет о позиции интеллектуала, то надо ДОКАЗЫВАТЬ, что гостя, стоящего на пороге нашего дома, зовут не Ваня ("катастрофа"), а Петя ("кризис"). А не с важным видом изрекать, что вы НЕ СЧИТАЕТЕ гостя Ваней. СЧИТАЕТ (и НЕ СЧИТАЕТ) барин. Ученый — ДОКАЗЫВАЕТ. Доказательств у Гайдара нет. Трансформируя же доказательность в нечто назидательно-барственное, Егор Тимурович вдруг изрекает: "Надо понять, что никто не давал точного научного определения катастрофы".
Чем порождена эта вопиющая нелепица, заявленная человеком, способным, как я всегда считал, к интеллектуальной деятельности? Вой о чекистах, находящихся у власти, порождает особую атмосферу, в которой невозможно обсуждать ни одну характеристику властного субъекта, обязательную для рассмотрения в любом нормальном, прошу прощения, обществе. Избавьтесь от погонофобии! И рассмотрите простейшее, обязательнейшее — кто из наших нынешних VIP чему и в каких ВУЗах учился. Что вы обнаружите? Что людей, от которых на экзамене требовали точного научного определения катастрофы, в правительстве и властном ареопаге в целом на удивление мало.
Я вовсе не призываю сформировать весь кабмин из выпускников физфака и мехмата МГУ. Я лишь интересуюсь, знают ли наши VIP о катастрофах больше, чем девочка Сулико, которой учительница объяснила, что катастрофа — это когда падает самолет с руководителями партии и правительства, а когда козочка падает в пропасть — это не катастрофа, а беда. Потребовав на следующий день от Сулико, чтобы та самостоятельно сформулировала, чем катастрофа отличается от беды, учительница услышала следующее: "Катастрофа — это когда разбивается самолёт с руководителями партии и правительства, но это не беда! Беда — это когда козочка падает в пропасть". Я не об охотниках на архаров (хотя и о них тоже), я о том, какое содержание стоит не только у Гайдара, но и у других за понятием "катастрофа".
Не сомневаюсь, что наши высшие управленцы могут мужественно преодолевать катастрофические ситуации, но… Но, если Гайдар, выпускник экономфака МГУ, говорит, что "никто не давал точного научного определения катастрофы", то что требовать от юристов (Путин, Медведев, Шувалов, Козак, Собянин, Коновалов и другие)? Я не о погонах, смакованием которых всех так заколебали, — о типе образования. Какое базовое образование получили Сечин и С.Иванов? Гуманитарное (филологическое). Кто такие выпускники МГИМО (Лавров, Авдеев и другие)? Гуманитарии.
Собирается консилиум (Совет безопасности, например). Вопрос: о положении в стране. Что за положение-то? Катастрофа? Но катастрофа — это нечто, не имеющее строгого определения (то есть попадающее под определение Сулико). Так что катастрофы не видим. А что видим? Что, что… Действовать надо! Принимать меры!
Во властной элите много экономистов. Но если присмотреться, то видно, что это либо управленцы (тут не до математики), либо представители далеких от математики ветвей экономики (Сердюков, например, заканчивал Ленинградский институт советской торговли), либо люди с политэкономическим уклоном: Кудрин — преподаватель политической экономии, Игнатьев — преподаватель политической экономии…
Еще и еще раз подчеркиваю — я не говорю, плохо это или хорошо. Я пытаюсь осмыслить странное высказывание Гайдара и ту тревожную легкость, с которой происходящее сейчас называют кризисом. Высказывание Гайдара я осмысливаю не потому, что мне очень хочется уесть Егора Тимуровича (вот уж чего нет, того нет). А потому, что гость у порога моего. И не только ведь моего! А и моей Родины, прошу прощения за пафос.
Пытаясь осмыслить, почему гостя лишают права обладания точным научным именем "катастрофа", я названиваю знакомым и спрашиваю: "Как же так? Экономфак МГУ! Там должны были преподавать хотя бы эконометрию! А значит, матанализ, методы решения вариационных задач… а значит, и теорию катастроф… хотя бы ее азы!"
Мне отвечают на языке, столь обильно снабженном ненормативной лексикой, что перевести сказанное на обычный русский язык невозможно. Но я не унимаюсь: "А Жуков? Он вроде бы экономист-математик? А Михаил Дмитриев, чья статья об идеальном шторме заслуживает не меньшего внимания, чем статья Гайдара? Он выпускник Ленинградского финансово-экономического института по специальности "экономическая кибернетика"".
Мне с той же концентрацией ненорматива объясняют, "как и чему учились". Но я не хочу в это верить. Не хочу верить, что Гайдар или те же Жуков, Дмитриев, да и не только, не знают, что строжайшее научное определение катастрофы дано в середине прошлого столетия. Что они не знают о написанных еще в 50-е годы работах американского математика Х.Уитни. Что они не читали вышедших позже блестящих работ французского математика и философа Р.Тома ("Стабильность структур и морфогенез. На пути к общей теории модели", "Теория катастроф: её прошлое состояние и будущие перспективы"). Что они не осведомлены о работах нашего великого современника, математика В.Арнольда, чья классическая книга "Теория катастроф" изобилует не только математическими, но и философскими идеями (например, о тонкой игре непрерывного и дискретного).
Ну, не могут Гайдар и его друзья не знать о "странном аттракторе" Лоренца, о том, что есть не только строгое научное определение катастрофы, но и типология катастроф (катастрофы типа свертки, катастрофы с точкой возврата, катастрофы типа "ласточкин хвост", типа "бабочка" и так далее).
Ну, не может быть, чтобы в начале XXI века в России, все еще одной из самых образованных стран мира, не было людей, причастных власти, которые не понимали бы, что нотация Арнольда — это не выговор, который им делает человек с нерусской фамилией, а классификация типов катастроф. Не знали бы о работах Пуанкаре и Ляпунова, Андронова и Понтрягина. Не отличали бы каустики (зоны фокусировок факторов катастрофизма) от каустической соды. Совершенно не надо, чтобы ВСЕ члены правительства и в целом властного ареопага были бы в курсе всего этого. Но если НИКТО не в курсе, то дело плохо.
НАПОМИНАЮ ТЕМ, кто в курсе (или был в курсе), а заодно и сообщаю другим, что говорил о катастрофах Рене Фредерик Том: "В философском, метафизическом плане теория катастроф не может принести ответа на великие проблемы, волнующие человека. Но она поощряет диалектическое, гераклитовское видение Вселенной, видение мира как театра непрерывной борьбы между "логосами", между архетипами… Как герой "Илиады" не мог противостоять воле бога, скажем, Посейдона, не опираясь на мощь другого божества, скажем, Афины, так и мы не можем ограничить действия архетипа, не противопоставляя ему архетипа-антагониста в борьбе с неопределенным исходом".
Пора бы противопоставить архетипу — архетипа-антагониста в ведущейся "борьбе с неопределенным исходом". Потому что если не уметь осуществлять такое противопоставление на практике, то исход будет не неопределенным, а определенно летальным.
А вот еще цитата из того же Тома ("На пути к теоретической биологии. Пролегомены", труды симпозиума по теоретической биологии, 1970): "При анализе любого естественного процесса сначала приходится вычленять те части области, в которых процесс обладает структурной устойчивостью — "креоды" процесса, островки детерминизма, разделенные зонами, где процесс не детерминирован или структурно неустойчив. Вводя динамические модели, мы пытаемся затем разложить каждый креод на "элементарные креоды", связанные с тем, что я называю "элементарными катастрофами", после чего объединяем эти элементарные креоды в глобальную устойчивую фигуру под действием некой присущей динамической системе сингулярности — "организующего центра". […] Эта трудная проблема по существу сравнима с расшифровкой текста на незнакомом языке".
Люди, которые отвечают за страну! Где креоды? Где разделяющие их зоны? Где организующий сингулярный центр, позволяющий управлять тем, что хочет и вас, и нас уничтожить?
Перестаньте апеллировать к принципиальной непознаваемости этого гостя-терминатора! Прекратите использовать случайные метафоры случайным же образом! Прекратите повторять за своими коллегами по "Змеиной горке" безответственные сентенции о том, что никто якобы не знает, что такое катастрофа. Вы хотите строгого определения? Их много. Вот простейшее.
КАТАСТРОФА — ЭТО СКАЧКООБРАЗНОЕ ИЗМЕНЕНИЕ ДИНАМИЧЕСКОЙ СИСТЕМЫ В ОТВЕТ НА ПЛАВНОЕ ИЗМЕНЕНИЕ УСЛОВИЙ ВНЕШНЕЙ СРЕДЫ.
С НАУЧНОЙ ТОЧКИ ЗРЕНИЯ известно не только, что такое катастрофа. Известны семь типов канонических катастроф, их образы, их рельеф, их внутренняя структура. Проанализированы так называемые "поверхности катастроф", определены границы устойчивых и неустойчивых зон, принципы перехода от одних зон к другим. Определены так называемые "плоскости управляющих параметров", принципы дифференциации в пределах этих плоскостей, особые точки катастрофизма ("вырожденные точки"), линии катастрофизма (сепаратрисы) и много еще что.
И не надо говорить, что всё это применяется только по отношению к физическим динамическим системам. Это давно уже применяется и к системам сверхсложным. Если вы не знаете, как это применяется, спросите ученых — в этом нет ничего зазорного. Спросите их о реальном значении бифуркаций, о которых болтают почем зря малограмотные, но бойкие люди. О качественной перестройке динамических систем при изменении регулирующих параметров. О синергетике, наконец, которую никто не хочет всерьёз использовать, но о которой все хотят болтать, болтать и болтать!
Те, кто за вами наблюдает извне, знают не только строгие научные определения катастроф, но и то, как их организовать в нужном месте в нужное время. Вы же, подменяя анализ происходящего рассуждениями об "идеальном шторме" (который, в строгом смысле слова, уже не кризис, а катастрофа), лишь убаюкиваете страну. Которую под эти "бай-бай" волокут в "странный аттрактор" Лоренца.
Выйдите из ступора! Верните себе способность думать! Научитесь отличать рефлексию (которая сегодня нужна, как никогда) от пустого жонглирования словами.
Не успел я в конце цикла статей о развитии сказать, что наш процесс переходит из ламинарного состояния в турбулентное, как и этим словом стали жонглировать. Но кто-то должен понимать, что обычное равновесие в нетурбулентных системах и динамическое неустойчивое равновесие в системах, описываемых хотя бы(!) уравнениями Навье-Стокса, — это, как говорится, "две большие разницы". Если у вас кризис, то обычные условия равновесия выполняются. А если катастрофа, то нет.
Умствования? Ой ли!
Полторы или две тысячи триллионов годового оборота деривативов, собранные в пирамиду, — это какая система? Это обычная, равновесная ("ламинарная") система, которой можно управлять классическими методами, или это уже нелинейная и неравновесная ("турбулентная") динамическая система с положительной обратной связью? Если это система с положительной обратной связью, то каждый, кто захочет и сможет ее хоть чуть-чуть в какую-нибудь сторону подтолкнуть, обрушит на реальное мировое хозяйство финансовую мощь десятков мировых виртуальных хозяйств, закрученную в турбулентную спираль. Спираль, не только предсказуемую, но и поддающуюся самому разному моделированию.
Не все мои читатели обладают математическим высшим образованием. Но все они лечились сами и лечили своих близких. И знают, что при одних болезнях бывают кризисы, при других лизисы (выздоровление без кризисов), при третьих ложные кризисы, а при четвертых… При онкологии кризисов не бывает, не правда ли?
Егор Тимурович Гайдар, уже лечивший нас с вами наимудрейший экономврач, предлагает нам в виде микстуры библейскую метафору о тучных и тощих коровах, символизировавших в известном сне фараона тучные и тощие лета. Что он еще предлагает? Он предлагает ждать, пока "наше руководство привыкнет жить в иных, более тяжелых условиях, во время тощих лет".
Порекомендовав подобное и нам, и властному пациенту, Гайдар добавляет: "Мне кажется, что наше руководство это начинает понимать. Если не поймет, то жизнь научит".
Жизнь? Так, значит, жизнь должна учить фараона, а не Иосиф? Я-то думал, что использование притчи о тучных и тощих коровах предполагает не только наличие некоего сна фараона, но и трактовок этого сна Иосифом. Трактовок, позволяющих избежать обучения на горьком жизненном опыте. Опыте, который неизбежно станет не горьким опытом фараона, а горьким опытом народа. Егор Тимурович этого не понимает? Полно! Он благородно (говорю без всякой иронии) констатирует, что не приемлет логику "чем хуже, тем лучше" (тут я с ним полностью солидарен).
Но не успевает Гайдар заявить о неприемлемости подобной логики, как его собеседник спрашивает: "Егор Тимурович, я тут своему другу, бизнесмену средней руки, задал такой вопрос: почему эти миллиардеры — несколько случаев было — кончают с собой, хотя вроде бы для обычного человека потерять из 25 миллиардов 24,99 — это вполне ничего?.." Он ответил: они почувствовали, что стоят хуже, и это непереносимо. Шахматный термин такой: стою хуже, чем стоял… Вот я и спрашиваю: не стало ли наше руководство "стоять хуже" и не может ли это как-то повлиять на принятие решений?"
Егор Тимурович отвечает: "Мне кажется, что оно это понимает. Оно стало "стоять хуже". Но одно дело, когда тебе надо продавать свой бизнес; другое дело, когда ты управляешь кризисом в ядерной державе. Тут пулю в лоб себе не пустишь: безответственно".
ЧУТЬ ПОЗЖЕ говорится тем же Гайдаром: "Есть самая страшная фраза, которую жена может сказать своему мужу. Она звучит так: я тебя предупреждала".
Уже и пуля в лоб, и самая страшная фраза… А катастрофы, во-первых, нет, и, во-вторых, неизвестно, что она такое. Чем это всё чревато? А ты, читатель, еще не понял? Сначала будут говорить, что катастрофы нет (перед этим говорили, что кризиса нет). А потом гость переступит порог и зайдет в дом неподготовившегося хозяина. Хозяин будет "стоять хуже" (как именно, я даже описывать не буду). Он будет либо валяться на нарах, либо вымаливать прощение. Ему предложат сдать всё и побыстрее. И его вынудят к этому.
Он будет делить на части страну. Будет разрезать ядерные ракеты. Будет сгибаться под грузом американо-китайского кондоминиума G-2 (поддерживаемого уже не только Киссинджером, но и его антагонистом Бжезинским). Будет выпрашивать подачки у ухмыляющегося гостя (Кудрин уже заявил, что мы будем покрывать дефицит бюджета из иностранных кредитов). Будет сдавать сначала самых неудобных для гостя политиков (Путина), потом политиков чуть более удобных (Медведева). Будет, будет… Перестройку ведь не зря называли "катастройкой", то есть попаданием в ловушку странного катастрофического аттрактора.
Катастрофы избежать нельзя. Но бороться с ней можно — признав ее наличие, поняв, какова она, и действуя на основе этого понимания. Но как признаешь, если все болтают о кризисе? Все ли?
Юрий Магаршак — человек, вполне либеральный, проживающий в США и математику знающий "от и до", предупреждает в статье "Кризис или коллапс" ("НГ-Наука" от 28 января 2009 года): "…в последние дни по американскому телевидению и в прессе слово "коллапс" в отношении России употреблялось как минимум трижды в самых разнообразных контекстах — очень опасный симптом. И это не злопыхательства недругов, это — оценки специалистов, которые понимают, что распад РФ опасен для всего человечества, и озабочены тем, как помочь его избежать".
Так значит, есть люди, которые считают происходящее в России не кризисом, а коллапсом? Или и для коллапса нет точного определения?
Но Юрий Магаршак (можно разделять его позицию, а можно не разделять) говорит о коллапсе с научной точки зрения, с точки зрения известной ему не понаслышке теории пузырей, и добавляет с горечью: "Построить математические модели такой системы (системы нашего коллапса. — С.К.) нетрудно. И это без сомнения будет сделано каким-нибудь будущим нобелевским лауреатом". Имеется в виду, что это будет сделано, когда коллапс уже произойдет, и РФ — уже не будет.
О коллапсе говорит не только Ю.Магаршак. Об этом говорят С.Гуриев (ректор Новой экономической школы в Москве), А.Цивинский (профессор экономики в Йельском университете).
Так значит, не я один отказываюсь называть происходящее кризисом?
Не соглашаясь со сторонниками версии коллапса, я благодарен им за то, что они противостоят смертельно опасной пошлости, выбирающей не правильные, а приятные и привычные имена. Пошлости, которая сначала боялась даже имени "кризис", а теперь цепляется за это неправильное имя как за наиболее успокоительное. В отличие от Ю.Магаршака, С.Гуриева и А.Цивинского, я считаю происходящее не коллапсом, а катастрофой. Видимо, катастрофой типа "бабочка"… Впрочем, диагностировать надежно тип катастрофы можно, только работая с очень большими массивами данных (а) отнюдь не только отечественных, и (б) весьма надежно закрытых.
Но даже самая грубая работа с минимальными данными — вовсе не о кризисе говорит. Приведу читателю, которого уже замучил, наверное, разного рода сложностями, наипростейший из всех возможных примеров. При этом оговорю, что, публикуя что-либо, я ВСЕГДА адресуюсь только к открытым данным.
Если данные об изменении объема наших совокупных золотовалютных резервов (ЗВР) в миллиардах долларов, которые открыто для всех сообщает Центральный банк, отстроить на графике, то получится следующая картина (рис.1).
[gif image]
Резервы Центрального банка и все золотовалютные резервы страны — это не одно и то же. ЗВР складываются из резервов Центрального банка, Резервного фонда и Фонда национального благосостояния (ФНБ). При этом недоступный ЦБ капитал, состоящий из Резервного фонда и ФНБ, сейчас составляет около 230 млрд. долларов. Соответственно, нам важно знать, не когда наши совокупные ЗВР обратятся в ноль, а когда тенденция их сокращения уткнётся в эти самые 230 миллиардов.
ЧТОБЫ НЕ УТОМЛЯТЬ сложными экстраполяциями (полиномами, сплайн-функциями и так далее), дадим экстраполяцию простейшую (рис. 2).
[gif image]
Мы видим, что в рамках инерционного сценария кривая доползет до интересующей нас отметки примерно к началу мая 2009 года.
А почему, собственно, он должен быть инерционным, этот сценарий? Экономисты справедливо укажут на то, что в руках у ЦБ есть достаточное количество механизмов, позволяющих не допустить приближения исследуемой нами кривой к той черте, за которой — крах. Достаточно, например, повысить недопустимо низкий уровень резервирования, который сейчас предложен Центральным банком. Повысим этот уровень чуть-чуть — и кривая станет более пологой. Повысим уровень еще больше — и начнётся… да хоть бы и рост валютных накоплений ЦБ, а не их сверхопасное для общества умаление. Это один из наипростейших механизмов!
У него свои издержки? Но таких механизмов (а также механизмов более сложных) очень много. И ими-то руководство Центрального банка владеет прекрасно. У меня нет никакого сомнения в его компетенции по подобным узкопрофессиональным вопросам. Но почему эта компетенция не использована до сих пор? Не потому ведь, что у руля финансов находятся неумные, непрофессиональные, недоброкачественные или двусмысленные люди!
Как легко у нас все сводят к чьим-то личным качествам! Как легко обнаруживают жуткие качества там, где еще недавно видели только качества восхитительные! Не желая уподобляться ничему подобному, я считаю необходимым предложить другую версию, ничуть не менее печальную.
Есть экономика, а есть политика и элитная игра. То, что по экономическим соображениям сделать легко, по политическим и собственно элитным сделать не удается. Чтобы быть точным, не удавалось до сих пор. Если не удавалось до сих пор, то где гарантия, что удастся? ЦБ, чтобы повысить ставку резервирования, надо ущемить интересы кланов, которые раньше, чем ЦБ их ущемит, этот ЦБ раздавят.
Вопрос на засыпку: а чьи спекуляции привели к тому, что у нас такая вот кривая, знаете ли, взяла и нарисовалась? Американского империализма? Иных "злых сил"? НАШИХ банков и НАШИХ кланов! У ЦБ нет на них управы? Формально, конечно, есть. По существу же речь идет об уравнении из всё той же теории катастроф: три переменных (власть, элита, общество) и… "странный аттрактор" Лоренца… ЦБ — это даже не власть. Так что неча на ЦБ пенять, коли… Коли речь идет о всей нашей регрессивной реальности, о клановом менталитете, et cetera.
Отсутствие тонкого инструментария, позволяющего понимать катастрофу, разбираться в ее деталях и бороться с нею адекватно ее природе, — накладывается на отсутствие грубого инструментария, позволяющего подавить любой и всяческий лоббизм, адресуя лоббистов хотя бы к общим интересам выживания, на русском языке именуемом шкурными. Желательно бы и к чему-то большему, но хотя бы к этому. Такое накладывание отсутствия тонкого инструментария на отсутствие инструментария грубого называется "мультипликацией". Можно пожонглировать и словом "мультипликация" так же, как иными словами. Но стоит ли? Ведь или жонглировать, или понимать (и действовать сообразно понятому).
От того, поймем ли мы природу происходящего, зависит слишком многое. Выживание народа, сохранение государства, наше с вами право жить хотя бы в этой, весьма несовершенной, России, — и делать её более совершенной.
Продолжение следует