Недавно 1-й канал центрального телевидения показал фильм Калатозишвили "Дикое поле". Показ завершился обсуждением, в котором приняли участие московские интеллектуалы. О чем же этот фильм?

Калатозишвили рассказал о докторе, который живет и работает в полупустынной местности, — вероятно, где-то на Кавказе. Его окружает нечто, похожее на океан Лема, из которого время от времени необъяснимым образом возникают и в котором также по непонятным причинам растворяются коровы, лошади и люди. Иногда из этой бездны появляется ходячий порядок в виде милиционера и затем вновь исчезает в пространстве скрытой от нас жизни. Оттуда порой появляются и пациенты доктора. История каждого пациента могла бы стать целой новеллой, но не становится. Что сделало фильм и вместе с ним позицию режиссера невнятными. Сценарий, замыслы режиссера и фактура фильма существуют сами по себе, то есть не случился их эстетический синтез.

Вначале я думал, что "Дикое поле" — это что-то вроде "Урги" Михалкова. Я думал, что это рассказ о некоем пространстве дословного, подлинного. Потом я понял, что никакого дословного, никакого мифа, который бы обслуживал это дословное, в фильме нет. Я понял, что герои фильма живут в принципиально необживаемой бесконечности. Чтобы её обжить, её нужно сделать конечной. А для того чтобы появилась конечность, нужен миф. Но режиссер этого, кажется, не понял.

Более того, герои фильма "Дикое поле" не имеют внутреннего тела. У них есть только внешнее тело. Внешнее тело можно наблюдать, но ему не сочувствуют, ему не сопереживают. Нельзя сопереживать корове, жующей жвачку. Нельзя сопереживать девушке, которую оперирует доктор. Нельзя сопереживать спившемуся человеку. Нельзя сопереживать самому доктору, которого ранил его "ангел-хранитель". А поскольку героев фильма "Дикое поле" нельзя уважать, постольку их трудно отличить от животных, которых они пасут, от поля, по которому они ходят, от машин, на которых они ездят, от вещей, которыми они пользуются. Вот один из них, будучи пьяным, сдал кровь для умирающей девушки. И сделал он это так, точно его подоили, как корову.

Эстетика фильма Калатозишвили состоит в бесстрастной регистрации внешнего поведения. Эта эстетика запрещает косвенное подглядывание за внутренним образом человека. Эстетика этого фильма убивает в нем этику.

Смысл фильма для меня прояснился сначала в реплике мужика, заявившего о том, что скорее бы началась война, потому что жить стало как-то уж невыносимо скучно. А затем — в разговоре доктора с начальником, приехавшим к нему по делам. В ходе этого разговора выясняется, что Бог нас покинул, что он оставил Россию. Но вот не ясно, навсегда он нас покинул или на время. Если на время, то тогда не понятно, почему он не подаст нам какую-нибудь весточку, чтобы у людей появилась надежда. Если у них появится надежда, то тогда и жизнь структурируется. А если он нас покинул навсегда, то тогда деградация человека и социума неминуема. Вот эта вербальная часть — о том, что "войны хочется", и о том, что "Бог нас покинул" — и должна была бы стать доминантой этого фильма, однако для режиссера она так и осталась вербальной частной деталью. И поэтому фильм не получился. Хотя фактура фильма и его герои как раз прямо указывали на мир, покинутый Богом.

Иными словами, "Дикое поле" — это место, которое оставлено Богом, а герои фильма — это люди, которые вынуждены жить на этом месте. И доктор — один из них. Ошибка режиссера фильма состоит, на мой взгляд, в том, что он рассматривает героя как человека, преданного своему делу, как человека долга. Однако доктор — это не человек долга, ему не знаком категорический императив. Доктор — это человек-машина, человек с окаменевшими чувствами. И верность клятве Гиппократа здесь ни при чем.

Люди, которые продолжают жить после того, как их оставил Бог, обладают рядом типических признаков. Во-первых, у них сознание не совпадает с самосознанием. Если бы оно совпадало с ним, то люди бы не смогли жить без смысла. Они бы либо спились (повесились), либо непременно изобрели его. Во-вторых, у героев "Дикого поля" нет не только символического пространства их действий, но их покинула и последняя подлинность — боль и страдание. Они живут с окаменевшими чувствами. Без чувств встречается доктор и девушка, которую он любит, без чувств они и расстаются.

Еще одной неудачей фильма является линия "ангела-хранителя", который оказывается для героя его смертью. Неудача в том, что эта история не обладает смыслопорождающим началом.

И теперь о московских интеллектуалах, обсуждавших фильм "Дикое поле" в студии Гордона. На мой взгляд, все выступавшие не пытались понять, что сделал режиссер, а говорили о том, что расценивалось ими как нечто умное, хотя и заранее знаемое. Они говорили о том, что они могли сказать, а не о том, что они увидели. Их слова были вне связи с фильмом, а в связи с их собственными персонами. Разговор московских интеллектуалов был пустым. А жаль.