В последнее время, в связи со сменой Патриарха в Русской Православной Церкви, заметно оживились отношения между церковью и обществом. Говорят даже о "новой эпохе" в жизни церкви, что, думается, недалеко от истины. Причем личность нового патриарха здесь далеко не главный аргумент, сама историческая ситуация подвела церковно-государственные отношения к новому этапу. Не только церковь, крепко вставшая на ноги за период своего 20-летнего восстановления, готова к новому уровню задач по отношению к обществу, но и общество, вдоволь помотавшись в "стране далече" западно-либеральных реформ, ищет возвращения к фундаментальным основам нравственности, патриотизма и национально-государственной идентичности, изрядно растраченных в XX веке.
Однако каковы возможные формы нового взаимодействия церкви и общества? Проблема в том, что "классические" схемы церковно-государственных отношений, существовавшие в истории (византийская "симфония", статус "государственной религии" для православия), сегодня нам очевидно не подходят. Слишком далеки политические реалии современной России, прошедшей катаклизмы нескольких революций, опыт социализма и демократии, от традиционной системы православного мироустройства. Все старое рухнуло в XX веке, и нужны новые решения. Так и либеральный вариант полного "отделения церкви от государства" (практиковавшийся с не меньшим успехом и в советское время) ни церковь, ни общество не устроит. Он никак не отвечает тому масштабному комплексу задач, которые общество и церковь могут и должны решать вместе.
Правда, последнее относится скорее к обществу, чем к власти. Власть вполне устраивает существующее статус-кво в форме "официального присутствия" на церемониях в Храме Христа Спасителя как символический площадке для имитации своего единства с народом и историей. По этой схеме власть использует церковь для укрепления своей сомнительной легитимности - не более того. Ожидать от нее инициатив по поиску более фундаментального формата отношений с церковью не приходится. Последние уступки по введению в школах ограниченного "духовно-нравственного воспитания" на фоне беспредела телевизионной пропаганды разврата и насилия ничего не меняют.
В итоге положение церкви в обществе характеризуется диссонансом. С одной стороны - растущий авторитет православия как неисчерпаемого источника нравственности, с другой - нарастающая лавина легализованного либерализмом греха. Дальнейшее "мирное сосуществование" этих взаимоисключающих процессов в принципе невозможно, кому-то придется уступить. Причем, выбор за обществом. Либо оно окончательно оттеснит церковь на периферию своей жизнедеятельности (культурно, мировоззренчески и юридически), предпочитая свободу обходиться "без Бога", либо восстановит ее "свято место" в структуре общественного сознания, признав в качестве фундаментального духовно-нравственного авторитета.
Может ли вообще современное общество позволить себе роскошь иметь высокие духовные идеалы на государственном уровне - или это привилегия ушедших эпох? Некоторый опыт исламских стран (в частности Ирана), сумевших сохранить общественное сознание от поклонения "либеральным ценностям", а также опыт советской эпохи, поднявшей "моральный кодекс строителя коммунизма" на уровень "национального проекта", показывает, что это возможно. В свете этого опыта вопрос о новом формате отношений церкви и государства переходит в сферу государственной идеологии. Именно государственная идеология как форма общественного сознания способна нести в себе самые высокие идеалы и в то же время являться политическим инструментом их практического осуществления. Не говоря уже о неисчерпаемом мобилизационном ресурсе, так необходимом ныне российскому обществу.
С чего начинается идеология? - с некоей основополагающей идеи (мировоззренческой доминанты) признанной обществом в качестве высшего смысла общественного бытия и способного структурировать его жизнедеятельность по всем направлениям. Отсюда - из центра духовной консолидации как онтологического начала - начинается всякое единство и возрождение! Для России, русской истории и цивилизации таким началом и центром, без сомнения, остается христианская Истина. Именно в акте нового общественного признания христианской Истины как высшего идеологического авторитета возможно "второе крещение Руси". Ибо не количеством храмов определяется подлинность христианского общества, а качеством его самосознания.
Не стоит искать здесь и религиозной дискриминации. Все здравомыслящие представители различных религиозных традиций России понимают: обращение русского народа к своим исконным религиозным началам станет благом и для других религиозных конфессий, так как восстановит приоритет духовных ценностей в системе общественного развития. Россия останется многоконфессиональной. Ибо речь не идет о монополии РПЦ на абсолютное доминирование в религиозной сфере, а лишь об идеологическом самоопределении светского по форме общественного сознания относительно фундаментальных духовно-нравственных ориентиров. Эти ориентиры для всех традиционных религий - едины. Именно в этом религиозно интегрирующем смысле и должно быть заявлено христианское начало русской идеологии. К слову, не притеснит подобная перспектива и сторонников атеизма. Идеология - это атрибут светского общества. В отличие от "государственной религии", она не является обязательной к исповеданию, но допускает полную свободу совести.
Тем не менее, религиозный аспект в идеологии всегда присутствует - и это многое проясняет в политике. Так, главная мировоззренческая ложь нынешних "реформ" состоит в том, что прививаемая русскому народу идеология либерализма имеет нетрадиционное религиозное происхождение - протестантизм, причем в его крайнем американизированном варианте. Искусственное наложение этой чужеродной религиозной матрицы на российское самосознание и создает тот мучительный общественно-политический, социально-экономический и культурно-исторический диссонанс, от которого страдает российское общество.
По существу, церковь до сих пор не нашла своего места в обществе. Сегодня она оказалась перед дилеммой: либо существовать в необратимо секуляризированном обществе на его условиях, становясь его актуальной составляющей; либо, наоборот, отстраниться от него на безопасную дистанцию ради сохранения внутренней святыни. Первый вариант подразумевает новую социализацию церкви через приобщение к социальному процессу для его корректировки в христианском духе; второй - связан с идей сохранения истины православия "до конца времен" через всемерное противостояние апостасии. Эта дилемма разрывает церковное сообщество на "модернистов" и "ревнителей", периодически угрожая расколом.
Социализация через идеологизацию - это третий путь. Вхождение в современное общество не прямым институциональным образом, а в опосредованной идеологической форме, через отдание обществу именно того, в чем оно нуждается, и что способно вместить без ломки своего светского характера. Здесь снимается проблема "церковного модернизма" как политики подстраивания под изменчивый мир, и сокровища церкви остаются неприкосновенными, становясь в то же время открытыми и доступными обществу. Тем самым церковь до конца реализует свою двойственную природу: "мистическую" - быть независимой от мира и хранить чистоту истины; и "земную" - вести диалог с миром на его языке, в его социокультурном пространстве, отражая и отвечая на его проблемы.
В этом и состоит существо духовной власти - присутствие в обществе в качестве незримого идеологического императива. Любое вмешательство в сферы идеологии сродни революции. А центральный вопрос революции - вопрос о власти. Фактически эта власть уже принадлежит церкви на мистическом уровне, вопрос лишь в формах ее осуществления в современном мире.
Как говорилось выше, клерикализм или "византийская схема" в современном социуме невозможны, но в обществе, открытом к развитию, всегда остается иной вид духовной власти - это власть идеи! Именно в форме идеи осуществляется переход духовной истины в человеческое сознание, приобретая статус нравственного императива, способного управлять человеческим поведением. Это и есть решение нашего вопроса: духовная власть христианской истины может проявить себя в идеологии! Фактически история к этому и двигалась: идеология как форма общественного сознания появилась тогда, когда церковная теократия стала терять свое определяющее значение. Церковь в условиях секуляризации передала свои теократические функции идеологии - и именно это закономерное, а не злонамеренное обстоятельство определяет религиозный характер идеологий.
Это принципиальный момент в становлении современной цивилизации. Трагедия классических идеологий XIX века: гуманизма, либерализма, коммунизма и др., - состояла в том, что исторически они формировались в предельно жесткой оппозиции к церкви, неизбежно теряя при этом само существо хранимой в ней Истины. Они, безусловно, имели импульс от христианства, но не имели самого Христа в его богочеловеческой полноте. Поэтому подлинная идеология, претендующая сегодня на духовную власть в обществе, должна не замещать церковь от своего имени, и не отрицать ее, а лишь транслировать ее истину в общественное сознание и практику. В этом и будет состоять механизм осуществления духовной власти - невидимой, но реальной.
Такой механизм не помеха политической власти. Наоборот, духовная власть идеологии способна органично структурировать и стабилизировать, наконец, действия политической власти. Ввести ее намерения в прогнозируемое русло. Ведь в любом случае политическая власть не себя лишь реализует, а тоже проводит некую "идею", - так пусть же она не прячется от народа где-то в администрации президента, а будет "провозглашена на кровлях". Это будет честно. И только такой - идеократический - алгоритм управления достоин России как цивилизации.
Власть, лишенная идеологических ориентиров, по сути, слепа в стратегическом отношении и не способна к управлению: периодическая суета в собственном политическом огороде - не управление, а "перестановка мест слагаемых". Особенно это очевидно в условиях кризиса, когда политика слепого следования за Западом катастрофическим образом привела "стабилизированную" Россию на грань коллапса. И не надо делать вид, что это объективный и единственно возможный "путь в будущее", - нет, это закономерный итог всей постперестроечной политики западно-ориентированного режима, неспособного осуществить собственное историческое целеполагание.
Впрочем, претворение в жизнь новой парадигмы потребует и определенных конституционных изменений. В действующей Конституции 1993 года говорится, что "никакая идеология не может устанавливаться в качестве государственной" (ст.13) - это ложь. Всякая конституция, наоборот, закрепляет идеологию на государственном уровне - не идеологических конституций не бывает! Нынешняя конституция - либеральная, и пункт о деидеологизации нужен лишь для удержания России в стратегически-бессознательном состоянии. С этим абсурдом пора закончить. Дальнейший дрейф без руля и ветрил в глобально-историческом море обрекает русскую цивилизацию на деградацию и исчезновение. Идеологически пустая "Единая Россия" есть жалкий симулякр правящей партии!
Принятие новой идеологии кардинально переменит ситуацию. Отстранит от власти компрадорских временщиков, контролирующих процесс трансформации России до стадии сырьевого придатка Запада, и призовет к власти новую элиту, искренне одухотворенную чувством национального будущего.
История не течет сама по себе и не ограничена невидимым Промыслом, но творится волей ее субъектов, сохраняющих ориентацию на Идеал и способных ставить себе стратегические цели. Новая идеология должна заявить этот факт готовности русского народа к продолжению собственной истории. Или мы это сделаем, или останемся на задворках истории, обслуживая "энергетическую безопасность" Запада до скончания века. Других объективно-исторических причин для дальнейшего существования России, согласно жесткой логике глобализации, - не наблюдается. И судя по последним "давосским речам", наша прагматичная кремлевская элита с этим согласилась. Увы, время политиков и политических партий, похоже, закончилось. Они свою партию отыграли, и результаты плачевны. В резерве у общества остался лишь один и последний аргумент - духовно-исторический авторитет Церкви. Время включать главные духовные силы всерьез.
Идеологический процесс - это общекультурный процесс. Идеология не конструируется в кабинетах, но выплавляется в горниле национального духа, встретившегося с историческими вызовами. Интенсивность этого процесса зависит от "давления" истории и потенциала накопившихся в обществе противоречий. По обеим этим показателям нынешний российский кризис зашкаливает, и это дает основания ожидать поистине революционных решений. Как сказал по этому поводу Александр Панарин: "Альтернативу ищут и находят не те, кто лучше оснащен, а те, кто кровно в ней заинтересован. Вот почему настоящие чудеса истории, связанные с появлением новых альтернатив, новых центров силы, новых моделей развития зачастую происходили не в господских центрах, а на обделенной периферии мира." Нынешнее положение России, как прижатой к стене периферии, и содержит в себе подобный потенциал. Остается включить механизм его реализации.