Рассчитывать на дармовщину за счет советского наследства дальше нам нельзя. И что тогда? А тогда или гибель, или новые отечественные интегральные проекты и суперпроекты, принципиально новые параметры внутренней и внешней политики, принципиально новая модель экономического развития страны. При этом модернизация, основанная на мобилизации всех ресурсных видов и форм, без которой эффективных предприятий-гигантов (а не собственников без эффективных предприятий) вовек не видать. И прежде всего модернизация существующих в нашей стране заводов-гигантов (Магнитки, ЧТЗ, Братской ГЭС и т.д.) способных, еще и сегодня, как реактор, продуцировать синергетический эффект и выпускать любую нанопродукцию с минимальными затратами и абсолютно доступными для всех, как в Китае, ценами. И тогда, и только тогда, у нас состоится окончательно выигранная не только (и даже не столько) техническая, но классовая война, без которой технических побед не бывает.
Суперпроект России сегодня — это комплекс всех без исключения общенациональных техногенных и социальных проектов, представляющих основу основ, фундамент современного коллективного жизнеобеспечения, жизнедеятельности и жизни страны. Нынешнее так называемое приоритетное, а на самом деле изолированное развитие этих проектов, чему мы в прошлом бездумно следовали и к чему нас и теперь все время подталкивают наши псевдодемократы, — убыточно, бессмысленно и, следовательно, смерти подобно. Известно, как не бывает осетрины второй свежести, так не бывает и национальных проектов второй очереди. Они все, без исключения, должны рассматриваться и работать как один большой реактор, в неразрывной связи и единстве. Между тем свойства этих проектов мощность, эмержентность, КПД, эффективность и другие их решающие свойства никто не определял, их параметры никакая современная наука не знает.
Сколько стоят сегодня такие суперпроекты? 7 трлн. долларов США с листа, в чистом виде, 4 трлн. долларов США на условиях лизинга или реконструкции и реновации. Россия таких ресурсов (именно ресурсов, а не голых денег) и близко не знает. Как быть? Заимствовать или брать в концессию в обмен на концессию собственных природных ресурсов. Заимствовать именно ликвидные ресурсы, а не деньги и не бросовые зарубежные компании. И тогда модернизация на самом деле может состояться.
В таких больших странах, как Россия, только на таких крупномасштабных проектных платформах во многом дрейфующие сегодня материальные, трудовые, а отчасти и самые мобильные финансовые потенциалы могут быть разбужены и толком использованы. И не столько (о чем надоело писать и слушать) потенциалы экстенсивные (прежде всего громадные, никем не мереные природные ресурсы, которые, и это следовало бы помнить, невоспроизводимы и, кроме того, обладают неприятным свойством истощаться), сколько интенсивные потенциалы (о чем уже давно перестали писать), умелое использование которых означает получение максимума из того, что в стране осталось — того максимума, который как раз и представляет альфу и омегу, смысл и конечную цель модернизации (о чем, мало понимая, что происходит, еще вообще не пишут).
Известно, что ресурсы конечны, а потенциалы бесконечны, не говоря уже о возможности их комбинаций в любых, самых немыслимых и трудных, как при Сталине, условиях места и времени. В этом наше невоспроизводимое никем преимущество, ключ всех наших великих побед, и прежде всего военных. А если этого не понимать — ничего, кроме выживания за счет развала, не будет даже в самых благоприятных горбачевских и недавних "тучных" условиях. В этом все наши беды, отсталость, провалы, в том числе нынешние.
Так о каких потенциалах и их комбинациях сегодня может и должна идти речь в России? Как обстоит у нас сегодня дело с фактическим их использованием?
С разной степенью эффективности у нас сегодня освоено не более 25% общего объема природных ресурсов (отношение объема эксплуатируемых ресурсов к общему объему разведанных или балансовых ресурсов), потенциал людских ресурсов используется на 15% (отношение фактически выполненного объема работ к потенциальному или выплаченной заработной платы в России к средней (нормативной) заработной плате в других странах, располагающих подобными ресурсами), финансовых ресурсов — на 10% (отношение фактически освоенных финансовых ресурсов и инвестиций к потенциальным), интеллектуальных ресурсов — и того меньше, всего на 3,3% (отношение фактически используемых в России высоких российских технологий и технологических инноваций к наличным).
Принимая долю природных ресурсов в ВВП на уровне 43%, соответственно людских — на уровне 32%, финансовых — 22% и интеллектуальных — на уровне 3%, при указанных выше показателях их освоения средневзвешенный коэффициент фактического освоения общего ресурсного потенциала в России находится сегодня на уровне 18% — самом низком в мире. Это означает, что наша страна сегодня получает в 5,5 раза меньше того, что могла бы. В ходе модернизации в первую очередь должен быть нивелирован этот чудовищный разрыв.
Низкие значения этих коэффициентов в России указывают не только на слабый уровень освоения наличных ресурсов, но и на их невостребованность, безработицу и, стало быть, текущую "избыточность" и бесполезность прошлого и нынешнего поколения людей.
Однако в России, как отмечалось, проблема не только (и даже не столько) в низком уровне освоения, сколько в низкой степени использования уже освоенных ресурсов. При российских запасах полезных ископаемых, которые в 3,5 раза больше, чем в США (в том числе в 4,1 раза больше по нефти, в 4,7 раза — по лесу) и практически на порядок больше, чем в Европе (в том числе в 34,9 раза больше по нефти, 17,9 раза — по газу, 15,8 раза — по углю и в 26,6 раза — по лесу), общие затраты энергоресурсов в расчете на единицу ВВП в России в 4,5 раза больше (значит — хуже), чем в США, в 6,4 раза больше, чем в странах ОЭСР, в 8 раз больше, чем в странах ЕС и в 10,6 раза выше, чем в Японии.
Соответственно, Россия на единицу общих энергозатрат получает всего 0,63 единиц ВВП, тогда как США — 2,9, страны ОЭСР — 4,0, страны ЕС — 5,0, а Япония — все 6,7 единиц.
По отдельным видам ресурсов, в частности электроэнергии и нефти, положение России в мире еще хуже. И оно усугубляется, поскольку затраты и убытки на рубль ВВП растут, зашкаливая за все мыслимые и немыслимые ограничения (при приросте в России в 2008 г. ВВП на 5,6%, удельные материальные затраты в нефтедобыче увеличились на 9,7%, фондоемкость на 18.5% а убытки всего за один год выросли аж в 4 раза). При этом производительность труда снизилась. Из 326 млрд. долл., полученных от продажи нефти и газа в 2008 г., бюджету страны досталось всего 50 млрд., в том числе менее 5 млрд. — народу в виде рентных платежей за пользование природными ресурсами. И все это происходит на фоне кратно опережающих темпов роста прибылей (более 100 млрд. долл.) и рентабельности капиталов нефтедолларовых магнатов, зашкаливающей в отдельные годы за 33% при 5-6%-ной российской и 6-7%-ной мировой рентабельности.
Укажем при этом, что у населения в России в виде налогов в том же 2008 г. было изъято больше (60 млрд. долларов США). В кризисном 2009 г., благодаря сохраняющейся высокой конъюнктуре сырьевых цен, положение для нефтемагнатов оказалось еще лучше: барышей, в том числе за счет льготных кредитов и их спекулятивных конвертаций получено еще больше, рентабельность у них вышла еще круче. Это для бюджета и народа происшедшее в 2009 г. падение доходов от нефти (в 1,7) и газа (примерно в 1,9) имело катастрофические последствия. Но на этом фоне нефтяники и газовики жаловались на свою трудную жизнь и домогались (продолжают домогаться и сегодня) льготных кредитов и государственных субсидий.
Не лучше обстоит дело и с другими составляющими национального богатства. Россия освоила всего 10% человеческого и природного капитала (40 тыс. долл. на душу населения), США — 20% (70 тыс. долл.), Западная Европа — 23% (60 тыс. долл.). Впереди России идет даже Ближний Восток (17% освоения собственного общего национального капитала).
Низкий уровень и убывающая эффективность использования национальных ресурсов в обобщенном виде характеризуются коэффициентов эффективности курса рубля, представляющем отношение паритета покупательной способности (ППС) к обменному валютному его курсу. Чем меньше ППС к валютному, тем обобщенная эффективность использования национальных ресурсов ниже, и наоборот. В России коэффициент ППС к курсу составляет всего 0,45 (в 2002 г. — 0,3), тогда как в Японии соответственно — 1,18 и 1,15, Норвегии — 1,37 и 1,15, Дании — 1,42 и 1,07, Швеции — 1,24 и 1,22, Швейцарии — 1,4 и 1,16, а в США — 1,0. Минимальные значения этих показателей — в Таджикистане (0,24) и Гамбии (0,3).
Наиболее распространенным показателем, характеризующим эффективность рыночной экономики (очень давно на Западе, а теперь и в России), является так называемая ставка рефинансирования. В 2001-2008 гг. она составляла в России 17,9%, а депозитная — 6,9%. Напомним, что на заре перехода к рыночной экономике (1991-1995 гг.) эти ставки были в 3-5, а иногда и в 10 раз выше.
На Западе ставки рефинансирования уже давно (с послевоенных лет) не поднимались выше 10% годовых, а в последние два года — 2% годовых (нынешние ставки в странах ЕС — 0,5%, в США — 0,2%, а в Японии — попросту нулевые), что и объясняет уже давно сложившуюся здесь тенденцию устойчивого притока капитала в реальный сектор экономики (в том числе через покупку акций) и оттока из чисто финансового сектора, в том числе и прежде всего — из банков.
На этом фоне эффективность вложений в России (без учета инфляции и риска), представляемая как рентабельность (отношение прибыли к сумме наличных активов), была много ниже, составляя в 2008 г. в реальном секторе 3,1%, а в экономике в целом 6,0%, в том числе 2,1% в машиностроении, 3,1% — в сельском хозяйстве, 3,1% — в строительстве и минус 0,4% — в жилищно-коммунальном хозяйстве. О какой модернизации и ее привлекательности в России может идти речь, если и сегодня здесь ставки рефинансирования в 10 раз выше, срок окупаемости активов 16 и более лет, в три раза больше и четверть ее предприятий (а это более 1,2 млн.) убыточна?
Известно, что лейтмотивом любой модернизации является смена неэффективного собственника, далее — уклада производства, а если и это не помогает — общественного строя. К чему сегодня такая смена привела в России? К трехкратному снижению эффективности российской рыночной экономики по сравнению с эффективностью советской нерыночной экономики. В рыночной экономике России за 18 лет произошло кратное удешевление рабочей силы, в 1,7 раз повысилась капиталоемкость производства, 1,8 материалоемкость, в 2,1 раза трудоемкость. Совокупный индекс стоимости, качества и образа жизни в современной России все еще в 2,5 раза ниже советского, в 3,6 раза по паритету и почти в 8 раз по обменному курсу ниже американского. Очевидно, одну еще такую "модернизацию" Россия не переживет.
Показателен в этой связи следующий пример. В 2002 г. правительство России, по инициативе ныне покойного академика Д.С. Львова, которого авторы этих строк активно поддерживали, приняло решение о коренном повышении заработной платы (которая у нас была ниже американской почти в 13 раз), в зависимости от роста производительности труда, которая тогда у нас была "всего" в 4,5 раза ниже. Хорошее решение. И что? Производительность труда у нас действительно стала с тех пор на 8-9% в год расти, а вот удельная заработная плата (в расчете на единицу производительности) продолжает снижаться. В результате более чем двукратная норма эксплуатации отечественного труда по сравнению с американским стала почти трехкратной.
Наконец, вопрос о самих инновациях, их собственных потенциалах, этой основе основ, своеобразной сердцевине модернизации. Наша страна имеет в год около 300 млрд. долл. И это не на инновации, а на все инвестиции. При этом все большая часть из них во многом с убытком бездарно сгорает на фондовых биржах (портфельные инвестиции), или находятся в состоянии своеобразной безработицы, 14,1% их объема расходуется в сырьевых отраслях, 16,7% оседает в операциях с недвижимостью и в услугах, 24,8% на транспорте и в связи, 7,7% в энергетике и лишь 2,6% — в машиностроении и всего 0,4% — в научных исследованиях и разработках. Характерно, что при относительно высоких темпах прироста инвестиций, превысивших у нас в 2001-2008 гг. 15% в год, темпы прироста основных фондов, на долю которых приходятся 98% всех инвестиций, прирастают в год едва ли на 1,5% в год.
Спрашивается, можно ли при сохранении таких провальных показателей трансформировать существующие в России атомизированные потенциалы в действенное орудие модернизации. Ответ однозначный: при нынешнем уровне политической воли и нынешних самых низких в мире уровнях эффективности частнособственнического использования всех имеющихся в стране ресурсов — нет. Модернизация требует кратного повышения в стране уровня политической воли и централизации, на основе которой только и можно ожидать десятикратного повышения эффективности использования ее потенциала. А меньшие темпы ее повышения — это в России не модернизация, это выживание. И с этой точки следует начинать ее отсчет.
Каков общий вывод? Общий вывод заключается в том, что эффективная модернизация, ее конечный результат — это сегодня не только (и даже не столько) новая рационально преобразованная форма производительных сил, новая фаза их интеграции, концентрации и глобализации, но, и это главное — новая, принципиально новая генерация в их развитии, генерация, на уровне которой ум — выше денег, мастера своего дела — выше олигархов, интеллектуальная собственность — выше имущественной, а интеллектуальный собственник — центральная фигура. Генерация, на уровне которой не деньги и власть доминируют над делом, а оно везде и всегда господствует над ними. Где такой собственник, кто он в России? Где его права, тылы, стимулы, защита, в том числе имущественная защита его интеллектуальной собственности. Почему эта собственность сегодня у нас бесконечно недооценена, как возродить эффективного собственника в России?
На эти вопросы должны отвечать правительство страны и избираемый президент. Выполнить толком эту главную, на наш взгляд, работу они не могут. И не смогут до тех пор, пока президент страны и его окружение, не начнут опираться на специалистов, как эффективных собственников интелектуального продукта. А не, как теперь, принуждать специалистов, как и прежде, молиться на них.
Поймет это наш президент и его окружение, тогда эффективная модернизация у нас состоится, не поймет — страну ждут большие новые испытания. И первое очевидное и, пожалуй, ныне самое опасное из них — очередная волна мнимой модернизации, на которую только и способны мнимые ее собственники. Чтобы избежать вполне вероятную их горечь, президенту, возможно, в первую очередь следовало бы подумать о том, чтобы модернизацию начать с модернизации своего нынешнего очевидно неэффективного (и бесстыдно именующего себя консервативным) окружения, которое по каким-то непостижимым критериям без предъявления каких-либо дипломированных испытаний присвоило себе право первого эффективного собственника нашей страны.
Возможна ли такая альтернатива? В условиях подлинного либерального госкапитализма — она, как показывает история XIX и части ХХ века, оказалась возможной.
В условиях сращивания нынешних коррупционеров с властью и формирования олигархии государственно-коррумпированного капитализма — нет. Конец XX века и текущий век в этом всех нас наяву убеждают.
Что мы строим у себя в России, по какому пути идем? По пути построения эффективного госкапитализма!? Нет. В том-то и дело, что отнюдь не по этому пути. Ошибку полагается исправлять. Россия, как молодая генерация, шанс не утеряла. Не получилось с коммунизмом, давайте строить в России честный госкапитализм. Если не знаем, как, давайте используем опыт и лекала капитализма XIX — начала XX веков, в том числе позитивный советский опыт. Давайте на этот раз отсчет нового витка модернизации начинать с этой отправной точки. Похоже, что на этом (после 20 лет дикого бреда и бесполезных шатаний) мы все, и левые и правые, и государственники и либералы, и власть и оппозиция, сойдемся и станем, наконец, сообща, как можем, наводить порядок в России, с которого как раз и начинается эффективная модернизация.
