Эбис, как всегда, валялся на койке и читал детектив. Дмитрий расхаживал по комнате, вспоминал события прошедшего рабочего дня и задавал вопросы. Эбис отвечал не сразу. Он поднимал затуманенные глаза и, уткнув палец в покинутую строку, говорил после некоторого раздумья:

— Нет! Водитель здесь ни при чём! Уж слишком много против него улик! — после этого он умолкал и снова уходил в книгу.

— Эбис, ты можешь выслушать меня внимательно?! — негодующе восклицал Дима.

— Угу, — соглашался Эбис и переворачивал страницу.

— Я хочу задать тебе ещё один вопрос.

— Ага, — мычал Эбис. — Одно мне только не ясно: зачем преступник убил свидетельницу? Я бы сделал её своей любовницей. Она бы мне помогать стала.

— Да отвлекись ты на минутку! В чём причина неприязни участковых врачей и работников скорой помощи?

— Вопросы какие-то несвоевременные, — фыркнул Эбис. — Тут инспектор под видом вора в законе проник в малину. Его же убить могут пока я с тобой разговариваю!

— Эбис!..

— Ну, хорошо, хорошо! На участковых обижаться не стоит. На них поликлиника стоит. Надо их понять. Тут интересная с психологической точки зрения штука получается. Все привыкли, что работники на своём рабочем месте должны работать. Это стереотип восприятия. А работники скорой помощи на своём «рабочем месте» отдыхают. Работают они только за пределами лечебного учреждения — на дому у больного, который скорую вызвал. Но этого-то никто не видит. И возникает мнение: сотрудники скорой помощи — бездельники. Ясно?

— Ясно.

— Тогда с вашего позволения, коллега, я снова с головой окунусь в омут кровавых преступлений. Как там без меня обходился инспектор?

Дверь в комнату стариков была полуоткрыта. Шёл оттуда тёплый спёртый воздух. Что-то напористой скороговоркой бубнил дед Фёдор. Баба Федирка изредка вставляла короткие реплики. Дед Фёдор был глуховат, и потому голос его доносился отчётливо. Смысл бабкиных речей становился ясен по реакции её грозного супруга. Разговор шёл о комбикорме, о сене, о косе, которую баба Федирка без разрешения мужа дала в пользование соседу.

Скрипнула входная дверь. Послышались лёгкие шаги.

Дмитрий насторожился. Эбис тоже услыхал шаги, поспешно отложил книгу и нахмурился. Разговор в хозяйской комнате смолк. Что-то произнёс высокий девичий голос. Дед Фёдор прокричал:

— Дай бог здоровья!

Снова лёгкие шаги — всё ближе, ближе. Вдруг — стук в дверь.

— Да, — мрачнея, буркнул Эбис и отшвырнул книгу.

В дверь заглянула девушка. Её улыбка коснулась лица доктора.

Высокая загорелая шея.

Золотистые пышные волосы.

Вспыхнуло и исчезло прелестное видение.

Тогда только до сознания Дмитрия дошло, что с ним поздоровались. Он вдогонку выдохнул: «Здрасьте!». Но уже хлопнула входная дверь.

— Кто это? Кто?!

Эбис медлил с ответом.

Дима выглянул в соседнюю комнату и спросил:

— Кто это была?

Дед Фёдор отложил ложку, уставился в нити пара, поднимающегося над тарелкой с борщом, и непонятно сообщил:

— Это… Одна…

Баба Федирка попыталась объяснить смутные слова супруга:

— Да. Это одна… Которая… От неё клубника хорошо растёт.

Дмитрий изумился и оглянулся на товарища в надежде получить более вразумительную информацию.

— Что тебе не понятно? — спросил Эбис, кривя рот в подобии улыбки. — Разволновался чего? Девица произвела впечатление?

Тон, которым Эбис говорил о девушке, покоробил Дмитрия.

— Девица… Как ты о девушке, о такой девушке! Уничижительно как-то говоришь!

— Чем меньше женщину мы любим… — с прежней непонятной интонацией обронил приятель, — тем меньше любим мы её. И тебе советую то же самое.

— Не понимаю. Объясни.

— Что тут понимать, — с досадой ответил Эбис. — Советую тебе не влезать туда, откуда вылезать трудно. Бросай жребий только в специально отведённое для этого место. А не туда, куда хочется. Ясно?

— Не очень. Твои объяснения туманны. Ты мне так и не ответил, кто это такая?

— Тебе уже сказали. Мне, в сущности, и добавить нечего. Это… одна, от которой клубника лучше растёт. Местные жители заметили, что там, где появляется она, урожай повышается вдвое, а то и втрое, а то и вчетверо. Так её и прозвали: Та, от которой клубника лучше растёт. Но есть у неё спутник. Кто он ей — непонятно. Друг не друг, враг не враг. Словом, чёрт его знает, кто. Так вот, где появляется он, всё вянет, гибнет прямо на корню.

Дмитрий стал медленно накаляться. Ещё в институте за свою безответность, за мягкий незлобивый характер он «получал пилюли» — служил постоянным объектом розыгрышей. Часто неумных и злых. Как правило, все шутки однокурсников Дима сносил, довольно терпеливо. Но сейчас… Сейчас шутка приятеля показалась ему совершенно неуместной, грубой, даже оскорбительной. Лицо Эбиса напоминало ему сейчас физиономию неандертальца. А улыбочка! Улыбочка-то какая препохабная. И Дмитрий не выдержал.

— Извини, Эбис. Но я… Но мне… Прости за грубость, но ты нетактичен. Крайне нетактичен.

Эбис с изумлением следил за напыжившимся приятелем.

— Чего ты надулся? Я и сам не верю в эти глупые россказни. У меня есть и совершенно иная информация. Но я не хотел тебе её сразу выкладывать. Травмировать тебя не хотел. Не слепой же я. Говорят, что она, ещё не закончив школу, повеялась куда-то в Феодосию или прочую Керчь. Там она не бесплатные нежности с иностранными моряками имела. Лечилась… Потом чего-то снова сюда определилась… Ну, ну! Ты чего?!

Лицо Дмитрия побагровело.

— Ты! — воскликнул он высоким плачущим голосом и сделал шаг к приятелю. — Ты нехороший человек!!! Вот ты кто!!! Если не хуже!

Эбис растерянно дёрнул себя за ус и предусмотрительно отступил.

— Спасибо. Заработал. Я-то при чём? Рассказывал тебе то, что слышал от других. Оба варианта выдал. Выбирай, какой тебе больше подойдёт.

— Не говори больше о ней так! Не надо!

Эбис перестал терзать ус и задумчиво молвил:

— По-твоему, человек не то, что он собой представляет, а то, что о нем говорят? Если я буду о ней говорить только хорошее, она и будет хорошей?

Дмитрий мотнул головой.

— Не так. Совсем не так. Давай обойдёмся без софистики. Всё очень просто — я чувствую, что о ней нельзя говорить плохо,

— Тьмы низких истин нам дороже нас возвышающий обман. Воинствующий идеалист!

Дмитрий обиделся окончательно и умолк.