Когда негр опустил руку Жаку на плечо, и Жак увидал перед собой сверкающий нож, он был так потрясен и ошеломлен, что даже не сопротивлялся.

— Зачем же вы кормили меня там внизу? — пробормотал он.

— Я не хотел, чтоб запах твоего трупа рвал мне ноздри. Но теперь я могу бросить тебя в великую воду, — просто ответил негр, без всякой злобы в голосе.

Он между тем осматривал грудь Жака, словно намечал место для удара.

— Я тогда на пристани не дал бросить в вас камнем, — пробормотал Жак, замирая от ужаса.

Негр посмотрел на него внимательно.

— Да, это ты, — задумчиво проговорил он и опустил нож.

— А почему ты не дал швырнуть в меня камнем?

— Потому что это свинство… кидать камнями в людей.

Увидав, что страшный нож перестал сверкать у него перед глазами, Жак посмелел и решил даже произнести маленькую речь.

— Я знаю, что есть хулиганы-мальчишки, которые готовы швыряться камнем направо и налево… А пуще всего я не люблю, когда дразнят негров. Чорт знает, что такое!.. Я уважаю негров… Богатые люди приезжают к нам из Парижа, чтобы загореть… А негры и так черны… как… как…

Жак хотел сказать, «как сапог», но решил, что это будет невежливо. Он сказал:

— Как сажа… Всех этих мальчишек я бы засадил в тюрьму и пригласил бы негров драть их по воскресеньям… Вот…

Выпалив это, Жак окончательно успокоился, ибо увидал, что негр засунул нож опять себе за пояс.

— А воды у нас нет, — проговорил чернокожий, словно он и не собирался никогда резать Жака.

«С ним держи ухо востро», — подумал тот.

Они обшарили весь корабль, но не нашли ни одного бочонка пресной воды. Сухарей было много, но воды ни одной капли.

Теперь уже море не казалось таким прекрасным. Наоборот, вид этого бесконечного морского простора только сильнее возбуждал жажду. Видеть столько воды и знать, что она солона, как огуречный рассол…

Нечего сказать. Это хуже, чем в пустыне.

К тому же этот покинутый пароход производил какое-то гнетущее впечатление. Куда делись все люди? Ведь вначале машина работала, как часы, и шаги матросов раздавались над головою.

Если бы пароход дал течь, тогда было бы понятно, почему все вдруг покинули его, но, по-видимому, все было исправно. В особенности Жака удручало рулевое колесо, беспомощно вертевшееся из стороны в сторону. Океан был пуст. Только чайки с печальными криками носились над судном. Да иногда в синеве волны серела спина акулы.

Жак искал чего-нибудь, могущего утолить жажду. Но даже «мертвых плодов» не было на пароходе.

Разгуливая по пароходу, Жак искоса поглядывал на негра, ибо все еще побаивался его. Неизвестно, что может притти ему в голову.

Но негр имел какой-то безучастный вид. Он тщательно уложил среди канатов свой узелок, словно тот был полон алмазов. Он иногда тоже поглядывал на море, но ничего не говорил.

Жак уж давно заметил, что солнце печет так, как никогда не пекло в Марселе. Из этого он заключил, что они сильно продвинулись на юг. Быстрая смена дня ночью подтвердила его предположение. Он слыхал от моряков, что на тропиках никогда не бывает сумерок. Едва успевало на западе скрыться солнце, как уже с востока ползла ночь с тысячами звезд. Заря быстро меркла на горизонте, словно догоревшая свеча.

Жаку стало еще больше не по себе. Правда, повеял свежий ветерок, который немного освежил его рот и легкие, зато как-то жутко сделалось на пустынном море.

А тут еще негр заснул, прислонившись к какому-то брезенту, и во сне бормотал странные, непонятные слова.

Жак хотел было тоже заснуть, но ему все чудилось, что кто-то стоит позади него. Да и как знать, не зарежет ли его во сне негр.

Он ходил по пароходу, всматриваясь в даль. Может быть, покажется огонек.

Но огоньков не было.

От тихого покачивания судна у Жака слипались глаза, и сон сковывал его мозг.

Он наконец сел на палубу, прислонившись к рубке.

Сон мгновенно одолел его, но через час он опять проснулся.

Ночь по-прежнему сияла звездами, а море было пусто и спокойно.

Так он несколько раз засыпал и несколько раз просыпался и всякий раз оглядывался на негра.

Но тот спокойно спал.

Жак очень обрадовался, когда проснувшись он вдруг увидал на востоке светлую полоску, которая быстро разрасталась. Почти тотчас же показалось солнце и залило море целым снопом лучей.

Негр не спал, он всматривался в какую-то точку на горизонте.

Жак тоже принялся что было силы пялить глаза.

Вместе с солнцем проснулись и все муки жажды.

Жаку казалось, что он наглотался горячих угольев. Это было утром. Что же будет в полдень и к вечеру?

Черная точка то исчезала, то опять появлялась.

Это, очевидно, не был пароход, ибо дым от парохода всегда виден издалека и гораздо раньше, чем появляется самый пароход. Кроме того, точка двигалась как-то неравномерно. Она то плыла в одну сторону, то в другую, словно какой-то пьяница шатался по океану.

На один миг, страшно напрягши зрение, Жак вдруг ясно различил лодку. Но затем она снова превратилась в точку.

В конце концов Жак устал глядеть и опять отправился на поиски.

Когда, по прошествии часа, он снова взглянул на море, то его пробрала радостная дрожь.

Это была несомненно лодка, и в ней сидели люди.

Однако, радость его быстро прошла. Кому придет в голову кататься на лодке по океану? Для таких катаний годятся пруды или реки. Очевидно, это какие-нибудь потерпевшие кораблекрушение. Впрочем, как знать. Может быть у них есть вода, но нет сухарей.

Они угостят друг друга. Лишь бы увидать людей.

Жак чувствовал, что у него ум заходит за разум после десятидневного сидения в трюме и после всех этих скитаний по пустому кораблю.

Негр, опершись о борт, тоже глядел на лодку.

Жаку до смерти хотелось закричать что-нибудь людям, находившимся в лодке, но он боялся, что негр опять выкинет какую-нибудь штуку.

Поэтому Жак, встав за его спиной, принялся размахивать тряпкой, подобранной им на кухне.

Лодка была еще очень далеко. Однако люди могли бы дать сигнал, если бы захотели.

Но они молчали, как убитые.

Чуднее всего было то, что лодка продолжала двигаться как-то неопределенно, словно некий невидимый проказник тянул ее то в одну сторону, то в другую.

Негр вдруг перестал глядеть, отошел от борта и с равнодушным видом уселся на канаты.

Теперь можно было разобрать людей, сидевших в таких удивительных позах, что Жаку опять стало страшно.

Люди словно спали, лежа друг на друге, раскинув руки, нелепо махая головами.

Иные улыбались страшной улыбкой.

Это были мертвецы.

Мертвецы, скитавшиеся по океану.

Жак отвернулся.

Но потом любопытство превозмогло, и он снова поглядел на лодку, которая была теперь уже совсем близко.

На ней можно уже было прочесть надпись:

«Габония».

Страшная догадка пришла Жаку в голову.

Это экипаж «Габонии», экипаж, покинувший судно, чтобы умереть на шлюпке.

Трупы, полуразложившиеся, были ужасны. Казалось, что видишь дурной сон. Они были покрыты какими-то темными пятнами, а ветерок, пробежавший по волнам, принес ужасный запах.

— Чума! — сказал негр, указывая на трупы.

Жак отскочил невольно и прижался к мачте.

— Чума! — повторил он.

— Они бежали от чумы, — проговорил негр.

Страшная лодка не хотела отстать от парохода.

Она качалась на волнах совсем близко, и Жак видел, как кивали ему и улыбались безглазые лица.

Не было никаких способов оттолкнуть эту лодку.

Акулы, плававшие кругом, не могли перекувырнуть ее, так как она была слишком велика и тяжела.

Некуда было деваться.

Жак спрятался в кают-компании, ибо вид этой лодки смерти среди лазурного сияющего моря был отвратителен. И опять жажда, ужасная жажда, перед которой муки голода казались пустяками.

Жаку мерещились холодные ключи, бьющие из скал, он видел перед собою глиняные кружки, полные до краев холодною, как снег, водою.

Из таких кружек можно пить, погрузив в них все лицо. Какое блаженство…

То ему вспоминались бутылки лимонада или содовой воды, которые он, бывало, подавал на подносах постояльцам гостиницы.

В стаканы при этом всегда клалось немного льду.

О, сколько таких стаканов он мог бы выпить!

В кают-компании было невыносимо жарко.

Жак снова вышел на палубу, косясь на лодку, которая качалась на том же месте.

Негр посмотрел на Жака.

Должно быть, вид у того был довольно жалкий, ибо старик неожиданно подошел, погладил его по голове, а затем молча указал на юг.

Огромная туча, словно гора, нависла над морем.

Молния вдруг прорезала ее сверху донизу, и немного спустя донесся глухой удар грома.