У истоков

Водным рубежом опоясывает Нева остров. Высятся на нем мрачные стены с поднятыми над ними башнями. На дубовых, обитых железом воротах - хищный двуглавый орел, распростерший свои крылья. Тут же надпись: “Государева ...”

Это - Шлиссельбургская крепость. Днем и ночью охраняются ее ворота. Днем и ночью часовые на стенах следят за каждым, кто приближается к ней. Идет уже шестнадцатый год, как здесь, в “государевой тюрьме”, содержится женщина. На ней серая юбка, серая арестантская куртка с черными рукавами и черным бубновым тузом на спине. Вместо пальто ей служит серый халат, вместо ботинок грубое подобие обуви - “коты”.

Она потеряла в крепости и имя и фамилию. Значится же под одиннадцатым номером.

Много лет спустя женщина вспомнит: “Тюремная жизнь, как снегом, покрывала наши надежды, ожидания и даже воспоминания, которые тускнели и стирались. Мы ждали смены, ждали новых товарищей, новых молодых сил... Но все было тщетно: мы старились, изживали свою жизнь, - а смены все не было и не было. И мнилось, что все затихло, все замерло... и на свободе та же пустыня, что и в тюрьме...” [1]

Узницу номер 11, из-под пера которой выйдут эти строки, зовут Верой Фигнер. Она была одним из организаторов убийства Александра II, членом исполнительного комитета тайной политической организации “Народная воля”. Она была одной из горстки героев, совершивших попытку захватить власть, но захватить без участия народа, путем лишь индивидуального террора.

Сидя в каземате русской Бастилии, отрезанная от внешнего мира, не знает Фигнер, что разгром народовольцев не остановил часов истории, что появилась в России новая мощная сила - пролетариат. Не ведает она и о том, что усилился в стране революционный натиск, что уже провозглашена, хотя еще и не создана, Российская социал-демократическая рабочая партия...

Фигнер тревожится:

- Смена медлит... Смена не приходит...

А между тем за тысячи километров от нее, в глухом селе Шушенском, затерявшемся в безбрежных сибирских снегах, отбывает ссылку человек, зовущий к свержению царской власти.

“Ставя ниспровержение абсолютизма своей ближайшей задачей,- пишет он, - социал-демократия должна выступить передовым борцом за демократию и уже в силу одного этого должна оказывать всякую поддержку всем демократическим элементам русского населения, привлекая их к себе в союзники. Только самостоятельная рабочая партия может быть твердым оплотом в борьбе с самодержавием, и только в союзе с такой партией, в поддержке ее могут активно проявить себя все остальные борцы за политическую свободу”.[2]

Эти слова принадлежат Владимиру Ульянову, которого мир вскоре узнает под именем Ленина. В сибирском селе вспоминает он о Вере Фигнер, о ее соратниках по “Народной воле”. И утверждает:

“Если деятели старой “Народной воли” сумели сыграть громадную роль в русской истории, несмотря на узость тех общественных слоев, которые поддерживали немногих героев, несмотря на то, что знаменем движения служила вовсе не революционная теория, то социал-демократия, опираясь на классовую борьбу пролетариата, сумеет стать непобедимой”.[3]

В Шушенском пишет Ленин брошюру “Задачи русских социал-демократов”. Из сибирской глуши рукопись переправляют тайком за границу. Осенью 1898 года ее издают в Женеве. И вскоре, уже в отпечатанном виде, снова нелегально доставляют в Россию... Чтобы распространить ее по всей империи... Чтобы в Петербурге и Москве, Смоленске и Казани, Орле и Киеве, Иркутске и Архангельске, Сормове и Вильне узнали из брошюры, что нельзя терять время, что надо развертывать активную деятельность по организации рабочего движения, по объединению рабочих кружков и социал-демократических групп в единую социал-демократическую рабочую партию.

Еще до выхода брошюры приезжает к Владимиру Ильичу Надежда Константиновна Крупская. Давно безмерно дорога стала она ему. И отсюда, из Шушенского, в одном из писем просил Владимир Ильич стать его женой. Отсюда, когда стало известно, что ссылают ее в Уфимскую губернию, обратился он в департамент полиции с просьбой разрешить его невесте отбывать ссылку с ним в Шушенском.

От Надежды Константиновны узнает Ленин: в марте нынешнего, 1898 года на съезде в Минске представители петербургского, московского, киевского и екатеринославского “Союзов Борьбы”, Бунда и группы киевской “Рабочей газеты провозгласили создание Российской социал-демократической рабочей партии. Но узнает он вскоре и о том, что после блестящего начала русская социал-демократия как бы исчерпала на время свои силы, что она вернулась к прежней своей раздробленности. Все более убеждается Владимир Ильич и в том, что усиливаются идейные шатания, что оппортунистические элементы предпринимают новые попытки извратить учение основателей научного социализма - К. Маркса и Ф. Энгельса.

В один из летних дней 1899 года в селе Ермаковском собираются политические ссыльные. Собираются, чтобы обсудить “Credo” “экономистов”. Противопоставить этому манифесту платформу подлинных марксистов. И здесь Ленин оглашает “Протест российских социал-демократов”: “Традиции всего предшествовавшего революционного движения в России требуют, чтобы социал-демократия сосредоточила в настоящее время все свои силы на организации партии, укреплении дисциплины внутри ее и развитии конспиративной техники”. [4] Семнадцатью подписями скрепляется документ, призывающий все группы социал-демократов и все рабочие кружки в России обсудить эту резолюцию, высказать свое отношение к поднятому вопросу, “чтобы устранить всякие разногласия и ускорить дело организации и укрепления Российской социал-демократической рабочей партии”.[5]

- С чего начать? - этот вопрос стоит перед Лениным.

“Очень памятна мне одна из последних моих прогулок с Владимиром Ильичем по берегу широкого Енисея, - узнаем от Г. Кржижановского, отбывающего в эту же пору сибирскую ссылку. - Была морозная лунная ночь, и перед нами искрился бесконечный саван сибирских снегов. Владимир Ильич вдохновенно рассказывал мне о своих планах ... Организация печатного партийного органа, перенесение его издания за границу и создание партии при помощи этого центрального органа, представляющего, таким образом, своеобразные леса для постройки всего здания революционной организации пролетариата,- вот что было в центре его аргументации”.[6]

Вспомнит позднее и Крупская: “Владимир Ильич перестал спать, страшно исхудал. Бессонными ночами обдумывал он свой план во всех деталях... Чем дальше, тем больше овладевало Владимиром Ильичем нетерпение, тем больше рвался он на работу”.[7]

И вот наконец истекает срок ссылки. На лошадях день и ночь, благо вовсю светит луна, затем по железной дороге выбираются Ульяновы из сибирской глуши. Мыслями Владимир Ильич уже там, где ждет большая работа, где ждут соратники и друзья. Радостное настроение омрачает лишь предстоящая разлука с женой: ее следует оставить по пути - в Уфе, оставить отбывать еще год ссылки.

Задуманный печатный орган нуждается в редакторах, сотрудниках, агентах. Их надо подобрать. И подобрать в разных городах Российской империи. Предстоит организовать транспортировку, распространение газеты. А из департамента полиции уже вышло между тем предписание, объявляющее “уроженцу г. Симбирска помощнику присяжного поверенного Владимиру Ильину Ульянову, что по рассмотрении в особом совещании, образованном на основании 34 ст. положения о государственной охране, обстоятельств дела о названном лице, господин министр внутренних дел постановил: воспретить ему, Ульянову, по освобождении его 29 января 1900 года от надзора полиции, жительства в столицах и С.-Петербургской губернии впредь до особого распоряжения”.[8]

Запрещается “названному лицу” проживать и в губерниях: Московской, Тверской, Ярославской, Рязанской, Владимирской, Костромской, Нижегородской, Тульской, Пермской, Уфимской, Орловской, Екатеринославской, Бакинской, Варшавской и Петроковской, Белостокском уезде Гродненской губернии, Области Войска Донского. Запрещается жить в Вильне, Киеве, Николаеве, Одессе, Харькове, Риге, Юрьеве, Либаве, Казани, Томске, Елисаветграде, местечке Кривом Роге, а также в Иркутске и Красноярске с их уездами.

И все же, едва оказавшись в центре России, Ленин отправляется и туда, где появляться ему запрещено.

“...В здешнюю столицу,- доносит в департамент полиции начальник Московского охранного отделения,- приехал известный в литературе (под псевдонимом “Ильин”) представитель марксизма Владимир Ульянов, только что отбывший срок ссылки в Сибири, и поселился, тоже нелегально, в квартире сестры своей Анны Ильиной Елизаровой...”[9]

Он живет в Москве несколько дней. Встречается с местными социал-демократами, обсуждает с ними важнейшие вопросы революционной работы. Встречается он здесь и с И. Лалаянцем - представителем Екатеринославского комитета РСДРП. А затем отправляется в Нижний Новгород, Петербург, чтобы и там обсудить планы создания нелегальной общерусской социал-демократической газеты.

Обосновывается Владимир Ильич в Пскове. Ведь этот древний русский город, в котором разрешено жить ссыльным революционерам, расположен всего в нескольких часах езды от Петербурга. И хоть учреждается за Лениным негласный надзор полиции, Псков становится временной штаб-квартирой будущих редакторов новой газеты. На одной из его тихих окраин, в Петровском посаде, поднадзорный Ульянов проводит совещание, о котором полиция даже не подозревает. Ленин зачитывает собравшимся свой “Проект заявления редакции “Искры” и “Зари””. Это призыв к объединению русских социал-демократов. Призыв направить все свои усилия на образование пролетарской партии. Призыв сделать первый шаг на пути к этому - создать общерусский марксистский печатный орган.

Но такую газету, и Ленин говорил об этом еще в Шушенском, немыслимо было создать в самой России. Надо было выбраться за пределы империи. Выбраться как можно быстрее.

И вот наконец путь за границу открыт. “Сейчас, - сообщает Владимир Ильич матери в Подольск, - получил паспорт из канцелярии губернатора”.[10] Выдан ему 5(18) мая заграничный паспорт для поездки в Германию сроком на 6 месяцев. (Здесь и далее, когда речь идет о событиях в России, даты приводятся по старому и новому стилю, во всех остальных случаях - только по новому стилю.)

Однако много дел у Ленина в России. Не может он еще ее покинуть. И нелегально снова отправляется в Петербург: надо еще раз повидаться с местными социал-демократами - условиться о способах сношений.

Ленин появляется в Питере с корзиной нелегальной литературы. Быстро передает ее в нужные руки. Успевает и навестить кое-кого. Но едва выходит утром на улицу, как его схватывают полицейские. Они крепко держат Владимира Ильича за оба локтя. Держат так, чтобы он ничего не смог выбросить из карманов...

Долго длится допрос. И заносят в протокол то, что сообщает следователю Владимир Ильич:

“В С.-Петербург я прибыл 20 мая, утром, по Варшавской жел, дороге, по пути в город Подольск и с целью, главным образом, посещения редакций и окончания моих денежных и литературных дел перед отъездом за границу, на отъезд куда я уже получил паспорт от г. псковского губернатора; еду туда для продолжения моих научных занятий и пользования библиотеками, так как в России мне закрыт доступ во все большие города, а также и с лечебными целями”.[11]

Что же касается до его частных свиданий в Петербурге, то отказывается Владимир Ильич что-либо о них сообщать. Это, категорически заявляет он, не входит в состав совершенного проступка - самовольного прибытия в столицу. Сообщает же Владимир Ильич лишь то, что и без того, видимо, известно уже следователю: “...я посетил два раза редакцию “Северного курьера”, куда я явился для передачи своего отказа на предложение, полученное мною незадолго от г. редактора. Ночевал я, вследствие запоздания к поезду, у Екатерины Васильевны Малченко - Б. Казачий переулок, д. №11, кв. 6, которую я упросил разрешить мне переночевать вследствие моего опоздания на поезд...”[12]

21 мая (3 июня) 1900 года, когда Ленина арестовывают, в его кармане лежит письмо. Написано оно химическим способом на листке с каким-то счетом. В нем - сведения о заграничных связях. И все десять дней, пока Владимира Ильича держат в доме на Гороховой - в управлении петербургского градоначальства,- не знает он: проявили ли письмо? выдало ли оно его? Если да, под угрозой окажутся планы, столь близкие к осуществлению...

Но листок не привлекает внимания полицейских. Снова Ленин на воле. И снова встречи с теми, кто станут его помощниками, соратниками в издании нелегальной газеты. В Подольске, куда ему разрешают приехать для встречи с матерью, он беседует о предстоящей работе с П. Лепешинским. В Нижнем Новгороде план издания обсуждает с местными социал-демократами. В Уфе, где ждет его жена, договаривается о содействии будущей газете с А. Цюрупой, А. Свидерским, В. Крохмалем и другими. К нему приезжают туда В. Носков из Ярославля, П. Румянцев из Самары, Л. Книпович из Астрахани. И с ними уславливается Владимир Ильич о шифре, адресах, связях. А затем отправляется и Самару, Сызрань, Смоленск, где ждут его товарищи, где также обсуждает он с ними вопросы, связанные с изданием Искры.

Июльским днем 1900 года Владимир Ильич покидает Россию.

А спустя короткое время начальникам всех жандармских пограничных пунктов рассылается циркуляр № 2144. Им предписывается “установить наблюдение” за возвращением в пределы империи ряда лиц, выбывших за границу. В случае проезда этих лиц через пограничный пункт, предписывает департамент полиции, “обратить внимание таможенных чинов на тщательный досмотр их багажа и, при обнаружении чего-либо предосудительного, арестовать и телеграфировать департаменту для получения дальнейших указаний, в противном же случае предоставить им свободно следовать, уведомив о направлении избранного ими пути департамент и начальника подлежащего жандармского управления для установления за деятельностью и сношениями лиц... секретного наблюдения...”.[13]

В приложенном к циркуляру списке лиц, “за коими по возвращении в пределы России надлежит учредить негласный надзор полиции”, значится “Ульянов, Владимир Ильин...”[14]

Примечания:

[1] Вера Фигнер. Избранные произведения в трех томах, т. 3. М., 1933, с. 28.

[2] В.И. Ленин. Полн. собр. соч., т. 4, с. 175-176.

[3] Там же, с. 176.

[4] Там же.

[5] Там же.

[6] “Воспоминания о Владимире Ильиче Ленине”, т. 2. М., 1969, с. 24.

[7] Н.К. Крупская. Воспоминания о Ленине. М., 1968, с. 38.

[8] “Красный архив”, 1934, т. 1 (62), с. 129.

[9] Там же, с. 131.

[10] В.И. Ленин, Полн. собр. соч., т. 55, с. 187.

[11] “Красная летопись”, 1924, № 1 (10), с. 22.

[12] Там же.

[13] “Красный архив”, 1934, т. 1 (62), с. 137.

[14] Там же, с. 138.

 

Вступая в новый век

Поезд везет Ленина по Швейцарии.

Пять лет назад, в 1895 году, он уже бывал в этих местах. И сообщал отсюда матери: “Природа здесь роскошная. Я любуюсь ею все время. Тотчас же за той немецкой станцией, с которой я писал тебе, начались Альпы, пошли озера, так что нельзя было оторваться от окна вагона...”[15]

Ленин приезжал тогда к Плеханову, к которому относился с глубочайшим уважением, с симпатией. И тот признался, что ему не приходилось еще встречаться с таким выдающимся представителем революционной молодежи, что ни с кем не связывал он еще столько надежд, как с Ульяновым. Плеханов отмечал и удивительную его эрудицию, и целостность его революционного мировоззрения, и бьющую ключом энергию, И все же уже тогда обнаружились у них разногласия в вопросе о гегемонии пролетариата, его союзе с крестьянством, о роли либеральной буржуазии в революционной борьбе.

Сейчас предстоит новая встреча. Не в самой Женеве, где у российской охранки наверняка есть свои глаза и уши, останавливается теперь Ленин. Он поселяется в деревенской гостинице в шести километрах от города. А отсюда будет ездить еще дальше, в раскинувшиеся по берегу озера дачные местечки. Там с членами группы “Освобождение труда”, и прежде всего с Плехановым - руководителем этой первой русской марксистской организации, намерен он обсудить программу будущей газеты. Ибо в своих планах отводит этой группе немалую роль. Ибо не считает возможным повести без нее новое дело.

Из Парижа по просьбе Ленина вызывают телеграммой публициста Юрия Стеклова. К утру он уже в Швейцарии, Плеханова Стеклов застает на лужайке под тенистым деревом. Тут же Вера Засулич, Александр Потресов, только недавно отбывший царскую ссылку, Николай Бауман, бежавший из ссылки и примкнувший в Женеве к плехановской группе. Беседа идет о программе новой газеты - “Искры”, а также о другом, задуманном Лениным, печатном органе - научно-политическом журнале “Заря”.

“...Хотя Ленин и шутил, откидываясь назад всем телом... смеялся и рассказывал анекдоты,- вспомнит позднее Стеклов,- но сразу видно было, что это прирожденный вождь, вождь, которого не только выдвинула на это место история, но который и сам прекрасно сознает свое назначение... Нельзя было сказать, чтобы он навязывал свою волю и личность. Это делалось как-то естественно и незаметно. Даже Плеханов, который имел гораздо более богатый революционный стаж и научное образование, перед Лениным как-то отступал на задний план и терялся. Видно было, что Плеханов все-таки кабинетный мыслитель, теоретик, остроумный собеседник, блестящий полемист и писатель, но не более, а Ленин - это кремень, трибун, народный вождь, топором прорубающий дорогу в чаще и уверенно ведущий за собой массы”.[16]

Проходит несколько дней. В Корсье, близ Женевы, вновь съезжаются представители русских социал-демократов и плехановской группы. Вновь совещаются они об издании "Искры", о выпуске “Зари”, об их программе, совместном редактировании.

И в эту, и в предыдущую встречу Ленин знакомит с проектом редакционного заявления. Он обсудил его с единомышленниками еще в Пскове. Проект отражает то, что происходит теперь в России, отражает нынешнее состояние революционной борьбы. А эта борьба характеризуется быстрым распространением идей социал-демократизма; стихийным движением промышленного пролетариата, который начал объединяться в борьбе против своих угнетателей. Проект констатирует, что повсюду появляются теперь кружки рабочих и социал-демократов интеллигентов, повсюду распространяются местные агитационные листки, растет спрос на социал-демократическую литературу.

Российское правительство стремится задержать революционное движение. “Битком набиты тюрьмы, переполнены места ссылки, чуть не каждый месяц слышишь о “провалах” социалистов во всех концах России, о поимке транспортов, о взятии агитаторов, о конфискации литературы и типографий,- но движение не останавливается,- говорится в предложенном Лениным проекте редакционного заявления,- а все растет, захватывает более широкий район, проникает все глубже в рабочий класс, привлекает все больше и больше общественное внимание. И все экономическое развитие России, вся история русской общественной мысли и русского революционного движения ручаются за то, что социал-демократическое рабочее движение будет расти несмотря на все препятствия и преодолеет их”.[17]

“Искра” призвана способствовать этому. Плеханов же проявляет к проекту недоверие. Ленин убеждается: Плеханов исходит из соображений личного престижа, а не интересов дела, он стремится командовать, хочет стать единоличным редактором.

Мелким, убористым почерком на фирменных бланках цюрихского гранд-кафе напишет Ленин вскоре Надежде Константиновне, находящейся в ссылке, об этих первых днях эмиграции, первых встречах, первых спорах, беседах на чужой, нероссийской земле:

“Я старался соблюдать осторожность, обходя “больные” пункты, но это постоянное держание себя настороже не могло, конечно, не отражаться крайне тяжело на настроении. От времени до времени бывали и маленькие “трения” в виде пылких реплик Г. В. (Г. В. Плеханов) на всякое замечаньице, способное хоть немного охладить или утишить разожженные (расколом) страсти. Были “трения” и по вопросам тактики журнала: Г. В. проявлял всегда абсолютную нетерпимость, неспособность и нежелание вникать в чужие аргументы...”[18]

Но не может Ленин допустить, чтобы потухла, так и не разгоревшись, “Искра”. И запишет он для Крупской, ждущей от него вестей: чтобы не дать торжествовать противникам, решено о происшедшем не говорить никому, кроме самых близких. “По внешности,- отметит Владимир Ильич,- как будто бы ничего не произошло, вся машина должна продолжать идти, как и шла,- только внутри порвалась какая-то струна, и вместо прекрасных личных отношений наступили деловые, сухие...”[19]

Поезд везет Ленина через Германию. Всего несколько часов отделяют его от женевских встреч, от переговоров, оставивших у него горький осадок.

Пристроившись у окна, Ленин набрасывает проект соглашения. Первая же строка отмечает “солидарность основных взглядов и тождество практических задач” заграничной группы и российских социал-демократов. Ленин утверждает, что “названные организации заключают между собою союз”, что “обе группы оказывают друг другу всестороннюю поддержку”.[20]

Редакторами “Искры” станут члены обеих групп - Ленин, Плеханов, Аксельрод, Потресов, Засулич, Мартов. А обоснуется редакция в Мюнхене. На этом настоял Ленин: никогда еще в этом городе не было русских революционных организаций; следовательно, там есть больше надежд остаться незамеченными.

На несколько дней он останавливается в Нюрнберге. Здесь встречается с германским социал-демократом Адольфом Брауном. Договаривается с ним о помощи “Искре”. Отсюда рассылает письма. Одно - в Париж, Стеклову,- отзыв на статью, предназначенную для создаваемого партийного органа. Ленин заявляет “о невозможности для социал-демократов хоть на минуту отказаться от своих строго социал-демократических принципов”.[21]

Сюда, в Нюрнберг, пишет Владимиру Ильичу Засулич. После отъезда Ленина она беседовала, оказывается, с Плехановым о только что состоявшихся переговорах. А затем к ней пришло от Георгия Валентиновича письмо. “Он говорит в нем,- сообщает Засулич,- что все время думал об этой истории и разговор со мною окончательно убедил его, что мы правы, а он был неправ”.[22]

Но то, что Ленин в Нюрнберге, что именно сюда занесли его дела “Искры”, должно остаться в строгой тайне. Пусть российская охранка ищет его в другом месте. И он пишет матери в Россию, зная, что это письмо будет перлюстрировано:

“Удивляюсь я, дорогая мамочка, что не получаю от тебя ни одного письма: я писал тебе уже дважды из Парижа и теперь пишу с дороги (ездил кататься на Рейн). Я здоров и провожу время недурно: видел на днях Анюту (А. И. Ульянова-Елизарова находилась в то время в Нюрнберге), катался с ней по одному очень красивому озеру и наслаждался прелестными видами при хорошей погоде, а здесь хорошая погода тоже редкость, вообще же дожди, грозы”.[23]

Не был между тем Ленин в Париже. Не ездил кататься на Рейн. И пишет так из Нюрнберга лишь потому, что соблюдает строжайшую конспирацию.

Не здесь ли, до отъезда из Нюрнберга, перерабатывает и дополняет Ленин написанный им ранее проект заявления об издании газеты? Оно выйдет вскоре отдельным листком. И будет стоять на этом листке эпиграф, который давно избрал для “Искры” Ленин,- строка из ответа декабристов Пушкину на его послание в Сибирь, ответа, написанного в Читинском остроге,- “Из искры возгорится пламя”. Ведь убежден Ленин, что возгорится из искры могучее пламя, И сожжет оно все старое, все прогнившее, очистит человечеству путь в новую эпоху.

Ленин озабочен тем, чтобы быстрее опубликовано было заявление. Нельзя, чтобы и другие, подобно Плеханову, рассматривали “Искру” прежде всего как литературное предприятие. “По мере наших сил,- утверждает он в заявлении,- мы будем стремиться к тому, чтобы все русские товарищи смотрели на наше издание как на свой орган, в который каждая группа сообщала бы все сведения о движении, с которым бы она делилась своим опытом, своими взглядами, своими запросами на литературу, своей оценкой социал-демократических изданий, делилась бы, одним словом, всем, что она вносит в движение и что она выносит из него. Только при таком условии возможно будет создание действительно общерусского социал-демократического органа. Только такой орган способен вывести движение на широкий путь политической борьбы”.[24]

Ленин обращается с призывом не только к социал-демократам и сознательным рабочим. Он обращается ко всем, кого гнетет и давит буржуазно-помещичий строй. Он предлагает им со страниц “Искры” и “Зари” разоблачать царское самодержавие. Кое-кто склонен понимать социал-демократию как организацию, служащую лишь стихийной борьбе пролетариата. Их удовлетворяет только местная агитация, только “чисто рабочая” литература. “Мы не так понимаем социал-демократию: мы понимаем ее как направленную против абсолютизма революционную партию, неразрывно связанную с рабочим движением,- заявляет Ленин,- Только организованный в такую партию пролетариат, этот наиболее революционный класс современной России, в состоянии будет исполнить лежащую на нем историческую задачу: объединить под своим знаменем все демократические элементы страны и завершить упорную борьбу целого ряда погибших поколений конечным торжеством над ненавистным режимом”.[25]

Под именем герра Мейера появляется Ленин в Мюнхене. Поселяется он в сером от многолетней копоти пятиэтажном доме на Кайзерштрассе, у трактирщика Риттмейера. Снимает небольшую комнату - метра два на четыре. Эта комната, сообщит десятки лет спустя немецкий журнал “Националь-политишесфорум”, более чем скромна, И когда появляется герр Мейер, хозяйка извиняется за бедность обстановки. Но гость отвечает с улыбкой:

- Это меня заботит меньше всего.

Сообщит “Националь-политишесфорум” и о непритязательности Ленина, в которой сейчас, да и потом, вряд ли кто может его превзойти. Он сам протирает пол, сам покупает продукты. Все должно быть у него в порядке. “Это означало и аккуратность, с какой он отвечал на письма, и пунктуальность, с какой он приходил на встречи,- отметит журнал.- Это спартанское самоограничение было выше, чем добродетель”.[26]

Итак, Ленин уже в Мюнхене. Но почему из письма, пришедшего от него в Москву, сестра Мария узнает подробности пражской жизни брата? Почему он сообщает ей совсем иной адрес: “Herrn Franz Modracek, Smesky, 27. Prag. Osterreich. Австрия”?[27]

Оказывается, что среди множества проблем, вставших перед Лениным, одна из первостепенных - связь с Россией. Связь надо осуществлять так, чтобы как можно дольше о его местопребывании не ведала российская полиция. Надо посылать и получать корреспонденцию через другой город.

Выбор Ленина, еще до приезда в Мюнхен, пал на Прагу. Ведь она лежит между Мюнхеном и Россией. Следовало найти там верного человека, чтобы с его помощью держать почтовую связь с агентами “Искры”, родными и друзьями. И, направляясь в Мюнхен, Ленин остановился в Чехии. Встретился с пражскими социал-демократами. Побывал на квартире у одного из них - Франтишека Модрачека. И договорился с ним о “транзитном” адресе.

- Я согласился, - расскажет через много лет Модрачек,- так как счел это поручением нашей социал-демократической партии: раз там дали ему мой адрес, значит, тем самым поручили мне оказать ему помощь. Он хотел, чтобы в России все думали, будто он живет у меня. Ко мне будут приходить для него из России пакеты с книгами и различные письма, а я должен буду пересылать их дальше, на запад... Он сам дал мне адрес. Даже два: один - на имя Карла Ломана, Мюнхен, Габельсбергерштрассе, 20, для господина Мейера, и другой - какому-то трактирщику Риттмейеру, тоже в Мюнхен. Мы договорились, что Мейер тоже будет время от времени присылать мне свои письма в Россию, а я должен относить их на почту в Праге, чтобы царская полиция думала, будто он и в самом деле здесь постоянно живет... [28]

Из Мюнхена, из старого дома на Кайзерштрассе, Ленин отправляет в Лондон, находящемуся там В. Ногину, экземпляр редакционного заявления. Пока заявление не разойдется в России, предупреждает он, его следует держать в секрете, не показывать никому. Исключая, впрочем, близкого друга Ногина, имеющего “полномочия от СПБ группы”.[29]

Не случайна эта оговорка. Друг, которого имеет в виду Ленин,- С. Андропов, деятель группы “Рабочее знамя”. Сформировавшаяся в 1897 году в Петербурге, она была оппозиционно настроена к столичному “Союзу борьбы за освобождение рабочего класса”. В “Союзе” после ареста Ленина и его соратников усилилось влияние “экономистов”, которые девизом рабочего движения провозглашали борьбу за экономические требования. Главной же целью “Рабочего знамени” стала социалистическая пропаганда среди рабочих. И хотя летом следующего года основных ее деятелей арестовали, осенью в Петербурге возникло новое “Рабочее знамя”. Однако и на сей раз полиция наносит по группе удар. Многие ее члены вынуждены покинуть Петербург. Так оказывается в Лондоне Андропов. Здесь представляет он теперь “Рабочее знамя”. Это его имеет в виду Ленин, запрашивая Ногина: “...не может ли он дать адреса для явки в Питере и пароля, чтобы передать им (членам группы “Рабочее знамя”.- Авт.) наше заявление”.[30]

Хоть и решено издавать газету в Мюнхене, Плеханов остался в Женеве. Аксельрод по-прежнему живет в Цюрихе. Мартов еще не прибыл из России. Не приехала и Засулич. Прожив в Мюнхене короткое время, надолго покинул его и Потресов. И вся тяжесть забот о налаживании издания “Искры”, о подготовке к выходу “Зари”- первого научно-политического журнала русских марксистов - лежит на Ленине.

Казалось, решена уже одна сложная проблема: Иоганн Дитц, депутат рейхстага, руководящий издательством Германской социал-демократической партии, согласился издавать “Зарю”. “...Но ответственного все еще нет”,[31] - озабочен Ленин. Нет так называемого ответственного редактора, наличие которого необходимо по германским законам о печати и которого все еще не удается подобрать. “Если не найдем ответственного,- с сожалением сообщает Ленин Аксельроду,- перенесем типографию в другое место”.[32] А это крайне нежелательно. Ведь значительная часть материала для первого номера “Зари” уже готова.

Все больше времени отнимает у Ленина переписка. Я временами изнемогаю”,[33] - признает он. И это понятно: ведь часть переписки законспирирована, а многие письма требуют особого ключа для расшифровки и зашифровки.

Кружными путями идет к Ленину в Мюнхен корреспонденция. Ее получает проживающий в Нюрнберге, по Новой улице, торговец сигарами Филипп Регнер. В адресованный ему пакет вкладывается конверт с указанием: “Для Петрова”. А Петров, предупрежден Регнер,- это Ульянов. Пишут Ленину через пражского социал-демократа Франтишека Модрачека и через верных друзей в Париже. Поступает корреспонденция на лейпцигский адрес Иоганна Дитца. В самом Мюнхене получают для Ленина почту доктор медицины Карл Леман и трактирщик Георг Риттмейер, у которого поселился Владимир Ильич.

А в работу уже включились многие агенты “Искры” - в Петербурге, Москве, Харькове, Екатеринославе, Нижнем Новгороде, Одессе, Николаеве... Поэтому “для газеты,- сообщает Ленин Аксельроду, - материала корреспондентского уже много...”.[34]

На его столе корреспонденции из Питера. В одной - свидетельство рабочего о безобразных санитарных условиях на фабрике Паля. В другой речь идет о жестоком подавлении в 1898 году забастовки на фабрике Максвеля. Петербургский агент “Искры” сообщает: ночное нападение полиции вызвало среди максвельцев стремление к еще более решительной, к еще более упорной борьбе. И снова свидетельство рабочего. Рабочим и крикнуть нельзя, как их грабят,- пишет он в Искру”.- На Руси для этого существует цензура, которая охраняет все подлости, совершающиеся правительством и фабрикантами... Наш враг - царско-полицейский деспотизм, который гнетет рабочих.

Товарищи! Постараемся сдвинуть все существующее с места и вместо старого гнилья создадим новое правление братское, т. е. социальное с царством свободы, равенства и братства”.[35]

Ленин обрабатывает этот присланный из Петербурга материал. Очень заботится о сохранении стиля, самобытности корреспонденции. Стремится к тому, чтобы правка не обесцвечивала рабочих писем.

Материалом из Петербурга намерен Ленин открыть в первом номере “Искры” отдел “Хроники рабочего движения и писем с фабрик и заводов”. А затем пойдет корреспонденция о пробуждении рабочих на кирпичных заводах Московской губернии. Надо дать и этот, только что доставленный листок. В нем - гневный рассказ о репрессиях в Харькове - обысках, арестах, рассказ о тех, кто называет себя охранителями, истинно русскими людьми, но под гнетом которых стонут миллионы. Пусть и со страниц “Искры” прозвучат на всю Россию взволнованные слова из харьковской листовки: “Новиков и Радищев, Пушкин и Лермонтов, Герцен и Лавров, Белинский и Чернышевский, тысячи менее талантливых, но не менее любящих родину подверглись гонению “правды ради”. Длинными вереницами шли лучшие люди науки, а подлая опричнина намечала все новые жертвы. Но никогда на Руси так не обострялась борьба света и тьмы, как теперь. Тысячи людей по всем городам и весям запираются в тюрьмы, а десятки тысяч идут им на смену”.[36]

Ленин читает корреспонденцию о положении на сормовских заводах. И в ней приводится текст листовки. Ее разбрасывали по городу глухой сентябрьской ночью. Призывала листовка рабочих не допустить снижения расценок, восстать против обирания их в потребительской лавке, дружно бороться и с хозяевами, и с правительством.

А это письмо пришло в Мюнхен из Екатеринбурга, Пишет рабочий местной типографии. Рассказывает, как выиграли его товарищи стачку. Письмо следует поместить в первом же номере... Как и корреспонденцию об одесских портовиках, оставшихся без работы, в один прекрасный день произведших “основательный разгром”[37] магазинов и без всякого суда заточенных в тюрьму...

В дом на Кайзерштрассе, где живет Ленин, проникли вести и о студенческих волнениях. Вот письмо из Киева о протестах студентов против назначения на университетскую кафедру одного из профессоров. А этот литографированный листок - из Петербурга. Его распространяли слушательницы Высших женских курсов, возмущенные исключением своей подруги, ее высылкой из российской столицы. Прислал питерский агент “Искры” и листок “От студентов С.-Петербургского университета”. Ленин узнает из него: дважды собирались уже сотни студентов университета, чтобы продемонстрировать свою солидарность со слушательницами курсов, выразить свой протест против произвола, являющегося лишь “частичным проявлением господствующего режима”.[38]

О студенческих волнениях, решает Ленин, надо дать заметку, обобщающую и киевское письмо, и петербургские листовки. Эта заметка должна призвать в ряды борцов против режима самовластья всех, кому ясна недостаточность одних заявлений протеста. И поместить ее лучше всего в отделе "Из нашей общественной жизни". Вместе с письмом из сибирской ссылки. С письмом о полицейском надзоре за Вольно-экономическим обществом. С корреспонденцией о застое промышленных дел и росте безработицы. С письмом об отчаянном положении народных учителей.

Но что делать с рукописью, доставленной харьковскими товарищами? С обширнейшей корреспонденцией о маевке, переполошившей полгода назад царские власти? Очень уж она велика для газеты. А между тем материал бесценный. И ней - описания событий, сделанные самими рабочими. Большую корреспонденцию “Майские дни в Харькове” (около 50 тысяч букв), - сообщает Ленин Аксельроду,- думаем выпустить отдельной брошюрой, а в газете поместить лишь коротенький экстракт, а то не занимать же 3/4 листа одной вещью!”[39] Да, только таким путем можно распространить эту корреспонденцию в возможно большем количестве, возможно шире. Ведь близится новая маевка. Пора начать к ней подготовку. А одна из важных, первоочередных мер - ознакомление с тем, что уже достигнуто в России социал-демократическим движением.

И, не откладывая, Ленин пишет к этой брошюре предисловие. Он призывает: “Через полгода русские рабочие будут праздновать первое мая первого года нового века, - и пора позаботиться о том, чтобы это празднество охватило как можно больше центров, чтобы оно было как можно внушительнее не только числом своих участников, но и их организованностью, их сознательностью, их решимостью начать бесповоротную борьбу за политическое освобождение русского народа, а тем самым и за свободное поприще классового развития пролетариата и открытой борьбы его за социализм”.[40]

А как быть с тем, что написал Аксельрод? Нужная статья - об умершем недавно Вильгельме Либкнехте, старейшем вожде германской социал-демократии. Но и она очень велика. “...Право, уже не знаем, как и быть, - пишет автору Ленин.- Ведь у Вас вышла по размерам статья для журнала... Половина Вашей статьи займет газетную страницу целиком + еще столбец! Это крайне неудобно для газеты, не говоря уже о неудобстве дробить такую статью...”[41] И Аксельрод по просьбе Владимира Ильича ее сокращает.

В сутолоке бесконечных дел Ленин подготовляет статью, которая должна открывать первый номер “Искры”. “Русская социал-демократия,- пишет он, - не раз уже заявляла, что ближайшей политической задачей русской рабочей партии должно быть ниспровержение самодержавия, завоевание политической свободы”.[42]

Владимир Ильич напомнит со страниц “Искры”, что еще более пятнадцати лет назад об этом заявляли представители русской социал-демократии, члены группы “Освобождение труда”. Напомнит, что два с половиной года назад заявили о том и представители русских социал-демократических организаций, образовавшие Российскую социал-демократическую рабочую партию. “Но, несмотря на эти неоднократные заявления,- подчеркивает Ленин,- вопрос о политических задачах социал-демократии в России снова выступает на очередь в настоящее время. Многие представители нашего движения выражают сомнение в правильности указанного решения вопроса. Говорят, что преобладающее значение имеет экономическая борьба, отодвигают на второй план политические задачи пролетариата, суживают и ограничивают эти задачи, заявляют даже, что разговоры об образовании самостоятельной рабочей партии в России просто повторение чужих слов, что рабочим надо вести одну экономическую борьбу, предоставив политику интеллигентам в союзе с либералами”.[43]

Ленин отвергает подобные взгляды. Ведь они сводятся к признанию русского пролетариата несовершеннолетним, к полному отрицанию социал-демократической программы. Именно это утверждают, по существу, “экономисты”, разъезжающие по городам Западной Европы, созывающие повсюду собрания русских эмигрантов, пытающиеся сорвать выход “Искры”, убеждающие, что борьба между различными направлениями ведет якобы лишь к разрушению единства. Отвечая им, Ленин еще в октябре писал А. Якубовой - одному из редакторов экономистской “Рабочей мысли”: “...борьба вызовет, может быть, раздражение нескольких лиц, но зато она расчистит воздух, определит точно и прямо отношения... Без борьбы не может быть и разборки, а без разборки не может быть и успешного движения вперед, не может быть и прочного единства... Открытая, прямая борьба - одно из необходимых условий восстановления единства. [44] И в первом же номере газеты Ленин намерен поэтому категорически заявить, что главная, основная задача - содействие политическому развитию, политической организации рабочего класса. Всякий же, “кто отодвигает эту задачу на второй план, кто не подчиняет ей всех частных задач и отдельных приемов борьбы, тот становится на ложный путь и наносит серьезный вред движению”.[45]

Но где печатать газету?

В Мюнхене, оказывается, это пока невозможно: здесь нет еще русского шрифта. Значит, в Лейпциге - полиграфическом центре Германии? Да, там, разумеется, удобнее всего. Там выходит множество книг на иностранных языках. Там печатается ряд социал-демократических изданий, в том числе - "Лейпцигер Фольксцайтунг", в которой сотрудничают Роза Люксембург, Карл Либкнехт, Франц Меринг.

С помощью друзей Ленин отыскивает в Лейпциге крошечную типографию. Она расположена на Руссенштрассе, 48. Герман Рау, ее хозяин и редактор рабочей спортивной газеты, убежденный социал-демократ. Быстро раздобывают русский шрифт.

И все же печатание почему-то откладывается со дня на день "… Главное эта томительная неопределенность...”[46] - возмущается Ленин. 16 ноября он наконец облегченно вздыхает: "Теперь на днях надеемся начать набор".[47] Но радость преждевременна. Дело по-прежнему движется медленно. Надо выехать в Лейпциг самому. И Ленин отправляется туда. Вновь просматривает весь материал первого номера. Вновь перечитывает написанную им передовую, в каждой строчке которой пера в силу, жизненность российской социал-демократии. Эту веру он стремится как можно быстрее передать в России тем, для кого предназначена “Искра”.

Ленин возвращается в Мюнхен. А матери сообщает: “Я ездил на днях в Вену и с удовольствием прокатился после нескольких недель сидения...”[48] Это - для тех, кто перлюстрирует в России его письма. Это все с той же целью строжайшей конспирации.

Первый номер “Искры” поступает из типографии 24 декабря 1900 года. В самом начале нового столетия газета в специальных чемоданах с двойным дном уже уходит в Россию. Со страниц “Искры” Ленин провозглашает насущной задачей борьбу против самодержавного правительства, завоевание политической свободы. Он указывает на то, что русская социал-демократия призвана “внедрить социалистические идеи и политическое самосознание в массу пролетариата и организовать революционную партию, неразрывно связанную с стихийным рабочим движением”.[49]

Чем же отличается только что рожденная “Искра” от тех русских газет, которые попадают к Ленину?

“...Здесь библиотеки нет,- пишет он матери,- и кроме “Русских Ведомостей” почти ничего не видишь...”[50] Обратимся же к этой единственной регулярно поступающей в Мюнхен российской газете, которую читает сейчас Ленин. К этой либерально-буржуазной газете, защищающей идеи конституционной монархии и буржуазного реформаторства. Узнаем из нее, чем на рубеже веков живет русское общество.

Мелочи и пустяки заполняют новогодний номер “Русских ведомостей” - сообщения о том, что велосипедисты “устраивают в залах Немецкого клуба свой обычный костюмированный вечер”, что некий аферист отказался платить за взятое напрокат пианино, что “в здании петербургского окружного суда обнаружена пропажа железного денежного ящика”...

Впрочем, касаются “Русские ведомости” и вещей более серьезных:

“Материальная необеспеченность большинства населения, юридическая его приниженность, господство в его среде безграмотных и невежества, слабый уровень образования и знаний даже в более обеспеченных классах, отсутствие прочного правопорядка, излишнее стеснение общественной самодеятельности и свободы слова,- все это ставит преграды правильному развитию нашей страны”.

Но не к революционной буре зовет публицист “Русских ведомостей”, по-видимому даже не подозревающий о ее приближении. Зовет лишь к “постоянной совместной деятельности правительственных и общественных сил”, лишь к “развитию бодрой самодеятельности во всех классах общества”.[51]

Иным ветром веет со страниц “Искры”. Верой в грядущую победу революционных масс дышит ее первая передовая, написанная Лениным. Она завершается словами:

“При крепкой организованной партии отдельная стачка может превратиться в политическую демонстрацию, в политическую победу над правительством. При крепкой организованной партии восстание в отдельной местности может разрастись в победоносную революцию. Мы должны помнить, что борьба с правительством за отдельные требования, отвоевание отдельных уступок, это - только мелкие стычки с неприятелем, это - небольшие схватки на форпостах, а решительная схватка еще впереди. Перед нами стоит во всей своей силе неприятельская крепость, из которой осыпают нас тучи ядер и пуль, уносящие лучших борцов. Мы должны взять эту крепость, и мы возьмем ее, если все силы пробуждающегося пролетариата соединим со всеми силами русских революционеров в одну партию, к которой потянется все, что есть в России живого и честного”.[52]

Только тогда, когда создана будет такая партия, убежден Ленин, исполнится великое пророчество русского рабочего-революционера Петра Алексеева: “Подымется мускулистая рука миллионов рабочего люда, и ярмо деспотизма огражденное солдатскими штыками, разлетится в прах!”

Примечания:

[15] В.И. Ленин, Полн. собр. соч., т. 55, с. 8.

[16] “Красная нива”, 1924, № 7, с. 162.

[17] В.И. Ленин. Полн. собр. соч., т. 4, с. 323.

[18] Там же, с. 334-337.

[19] Там же, с. 351.

[20] Там же, с. 353.

[21] В.И. Ленин. Полн. собр. соч., т. 46, с. 38.

[22] “Социал-демократическое движение в России”, т. I. М.-Л., 1928, с. 74.

[23] В.И. Ленин, Полн. собр. соч., т. 55, с. 189.

[24] В.И. Ленин, Полн. собр. соч., т. 4, с. 358-359.

[25] Там же, с. 359.

[26] См. “Советская печать”, 1961, № 11, с, 55.

[27] В.И. Ленин, Полн. собр. соч., т. 55, с. 193.

[28] См. Мирослав Иванов. Ленин и Праге. М., 1963, с. 27-28.

[29] В.И. Ленин, Полн. собр. соч., т. 46, с. 59.

[30] Там же, с. 60.

[31] Там же, с. 47.

[32] Там же.

[33] Там же, с. 50.

[34] Там же, с. 47.

[35] “Искра” № 1, декабрь 1900 г.

[36] Там же.

[37] Там же.

[38] Там же.

[39] В.И. Ленин, Полн. собр. соч., т. 46, с. 50.

[40] В.И. Ленин, Полн. собр. соч., т. 4, с. 363.

[41] В.И. Ленин, Полн. собр. соч., т. 46, с. 61.

[42] В.И. Ленин, Полн. собр. соч., т. 4, с. 371.

[43] Там же.

[44] В.И. Ленин, Полн. собр. соч., т. 46, с. 55-56.

[45] В.И. Ленин, Полн. собр. соч., т. 4, с. 374.

[46] В.И. Ленин, Полн. собр. соч., т. 46, с. 51.

[47] Там же, с. 69.

[48] В.И. Ленин, Полн. собр. соч., т. 55, с. 197.

[49] В.И. Ленин, Полн. собр. соч., т. 4, с. 374.

[50] В.И. Ленин, Полн. собр. соч., т. 55, с. 210.

[51] “Русские ведомости”, 1901, № 1.

[52] В.И. Ленин, Полн. собр. соч., т. 4, с. 376-377.

 

Под именем доктора Иорданова

Перенесемся из провинциально тихого Мюнхена, где живет Ленин, в шумный Париж... На улице де Гренелль отыщем особняк русского консульства. И пройдем в ту часть дома, где мало кому доводится бывать. Здесь, на первом этаже, в двух небольших комнатах с зарешеченными окнами, выходящими во двор, разместилась заграничная агентура русской политической полиции.

В ее канцелярии стоят вдоль стен высокие, до самого потолка, шкафы с делами архива. Тут кипы “агентурных листков”, альбомы фотографий революционеров, печатные каталоги из 15-20 тысяч карточек. На каждой - приметы разыскиваемых и подлежащих аресту лиц. А в соседней комнате - кабинете главы русской политической полиции в Париже - вырабатываются директивы и планы “внешнего” и “внутреннего” наблюдения. В кабинете обобщаются донесения шпиков и провокаторов. Отсюда уходят в Россию агентурные сведения.

Одно из них, помеченное 21 декабря 1900 года, гласит: “В последнее время мне удалось узнать из достоверного источника имена трех вожаков вновь народившегося... социал-демократического кружка...” Один из “трех вожаков” - приехавший недавно за границу Ульянов. “Осторожная проследка за означенными революционерами, - рекомендует глава агентуры,- осветила бы народившуюся организацию, воинственные задачи которой сильно меня беспокоят. Из того же источника мне известно, что Ульянов и К° предполагают в ближайшем будущем устроить большой съезд в России из социал-демократов всех толков, имеющий целью свести борьбу с почвы чисто экономической на политическую, с пропагандою насильственных действий”.[53]

Пакет с донесением, скрепленный сургучными печатями, холодным декабрьским утром приходит в Петербург. Его доставляют в дом на Фонтанке. Некогда он принадлежал Лобанову-Ростовскому, затем графу Кочубею. Ныне тут департамент полиции.

Украшенная тропическими растениями лестница ведет на третий этаж. За дубовой дверью - библиотека. В ней все нелегальные издания, попадающие в руки охранки, все, что выходит за границей и тайно переправляется в пределы Российской империи. Имеются в библиотеке и выловленные агентами первые номера “Искры”.

Этажом ниже, в огромном зале, стоят невысокие шкафчики с выдвигающимися ящичками. Это картотека. В нее внесены данные о тех, на кого пала хоть малейшая тень подозрения в “вольнодумстве”. Уже не первый год значится в картотеке и помощник присяжного поверенного Владимир Ульянов.

Пакет из Парижа доставляют директору департамента. И вскоре из дома на Фонтанке уходят секретные предписания в разные концы империи, в том числе в Москву. Оттуда глава московской охранки Зубатов присылает в ответ свои рекомендации:

“Хорошо бы накрыть их собрание, и так как роль Ульянова и др. вполне выяснена, то срезать эту голову с революционного тела было бы желательно поскорее особым совещанием, ибо долгое наблюдение, в целях формальных улик, даст им возможность раскачать публику до бомб; беря их последователей, но мелких, мы будем лишь играть им на руку, раздувая настроение и вызывая усиленную агитацию, Смелый шаг относительно главарей даст, по-моему, блестящий результат. Ведь крупнее Ульянова сейчас в революции НЕТ НИКОГО”.[54]

А в России между тем уже передают из рук в руки "Искру".

Агенты охранки доносят, что в новой газете речь идет о своевременности приступа к политической борьбе, так как рабочие обучились уже экономической борьбе”. Зубатов встревожен. “Ожидают возвращения Владимира Ульянова, имеющего эту теоретическую формулу воплотить в кровь и плоть. Вот бы хлопнуть-то сего господина!”[55] - восклицает он.

Всем губернаторам, градоначальникам, обер-полицмейстерам, начальникам жандармских, губернских и железнодорожных полицейских управлений, во все пограничные пункты департамент полиции рассылает список лиц, “подлежащих розыску по делам политическим”. В этом списке под № 89 значится “Ульянов, Владимир Ильин, потомственный дворянин Симбирской губернии, помощник присяжного поверенного”,[56] выбывший за границу и вошедший в состав Центрального Комитета Российской социал-демократической рабочей партии. В списке перечислены - на случай, если появится он в России - его приметы:

“Рост 2 арш. 5 и 1/2 вершков, телосложение среднее, наружностью производит впечатление приятное, волосы на голове и бровях русые, прямые, усах и бороде рыжеватые, глаза карие, средней величины, голова круглая, средней величины, лоб высокий, нос обыкновенный, лицо круглое, черты его правильные, рот умеренный, подбородок круглый, уши средней величины”. В случае обнаружения человека с такими приметами его приказывается “обыскать, арестовать и телеграфировать департаменту полиции для получения дальнейших указаний”.[57]

Но “подлежащий розыску по делам политическим” Ульянов не собирается еще возвращаться на родину. Он знает: только из эмигрантского далека возможно пока сколачивать, организовывать революционные силы. Только укрываясь в тихом Мюнхене, выдавая себя за герра Мейера, может он хоть на время избавиться от агентов царской охранки. Только здесь оказалось возможным наладить издание “Искры”. И отсюда переправляют в Россию экземпляры очередного номера газеты, в котором подчеркивается, в частности: “Рабочее движение только тогда в состоянии будет достигнуть своей освободительной цели, когда передовые рабочие станут убежденными социал-демократами и активными деятелями революционных организаций, когда они добьются не обособления от социал-демократической революционной интеллигенции, а, напротив, тесного союза с ней”.[58]

Уже не в Лейпциге, а в Мюнхене, в типографии на Зенефельдштрассе, 4, напротив главного вокзала, печатается “Искра”. Владелец этой типографии Максимус Эрнст - социал-демократ. Никто, кроме него, а также коммерческого директора типографии Эцольда, технического директора Крауса и наборщика Гросса, не знает, что именно здесь выходит общерусская нелегальная газета “Искра”. И когда Ленин встречается с Эрнстом и Эцольдом, он настоятельно подчеркивает необходимость тщательной конспирации в их работе.

Вспоминая об этих днях, Эрнст отметит, что в целях конспирации даже в бухгалтерские книги не заносилось никаких записей о выпуске “Искры”, И эти предосторожности были оправданы, ибо кайзеровская полиция, связанная с царской охранкой, активизировала свою деятельность.

Иозеф Блуменфельд - наборщик при лейпцигском издании “Искры” - подготовляет своего мюнхенского коллегу Гросса к выпуску русской газеты. С этой целью тот изучает русский язык. И вскоре уже может без ошибок набирать приносимые Лениным статьи, заметки.

Они идут в Мюнхен из России через подготовленные Лениным “транзитные” пункты. В начале 1901 года значительная часть корреспонденции - о студенческих волнениях, о том, что молодежь требует предоставить ей право создавать организации, свободно собираться на собрания, не подвергаться полицейскому надзору. Правительство, узнает Ленин, стремится сломить “бунтарский” дух. За “учинение скопом беспорядков” оно отдает в солдаты 183 студента Киевского университета. И хотя второй номер “Искры” уже сверстан, Ленин помещает в нем только что написанную гневную статью. Он клеймит тех, кто преследует студентов за их законные требования. Он призывает все сознательные элементы во всех слоях народа, и прежде всего передовых рабочих, к солидарности со студенчеством.

“Рабочий класс,- заявляет Ленин,- постоянно терпит неизмеримо большее угнетение и надругательство от того полицейского самовластия, с которым так резко столкнулись теперь студенты. Рабочий класс поднял уже борьбу за свое освобождение. И он должен помнить, что эта великая борьба низлагает на него великие обязанности, что он не может освободить себя, не освободив всего народа от деспотизма, что он обязан прежде всего и больше всего откликаться на всякий политический протест и оказывать ему всякую поддержку... Студент шел на помощь рабочему,- рабочий должен прийти на помощь студенту”.[59]

Около ста сообщений приходит весной к Ленину о студенческих стачках, манифестациях. “В России,- пишет он Аксельроду,- черт знает что делается: демонстрации в СПБ., Москве, Харькове, Казани, Москва на военном положении (там забрали, между прочим, мою младшую сестру и даже зятя, никогда ни в чем не участвовавшего!), побоища, переполнение тюрем и проч.”.[60]

На столе Ленина лежат письма, листки. Разными путями доставлены они из России. И Ленин делает на них пометки: Получено 28.III.01 из Берлина”,[61] “Получено 28.III.01 из Англии”,[62] “Получено 28.III.01 из Лондона”,[63] “Получено 28 апреля из Парижа”…,[64] В этих письмах и листовках находит он обстоятельные рассказы о сходках в высших учебных заведениях России, вызванных отдачей в солдаты участников волнений в Киевском университете.

Петербургские корреспонденты сообщают ему о гектографированном письме за подписью “Мать”, клеймящем произвол царских сановников; о распространяющемся в Питере стихотворении студента “Тогда и теперь”, зовущем на борьбу; об отпечатанном в одной из столичных типографий “Злободневном листке”, направленном против самодержца российского. Из Харькова пишут о студенческих волнениях и демонстрации. Приходит корреспонденция из Киева, подписанная “В. Нов.”, о расстреле призванного в солдаты студента Пиратова. Неизвестный корреспондент сообщает подробности студенческого движения в Москве.

Ленин готовит в это время третий номер “Искры”. И намерен опубликовать в нем обзор сообщений, поступивших из Петербурга, Москвы, Харькова, Киева, Казани. Центральное место должны занять свидетельства очевидцев и участников событий, разыгравшихся в Петербурге у Казанского собора.

“Искра” расскажет о том дне - 19 февраля (4 марта) 1901 года,- когда четыреста студентов прошли по Невскому проспекту с пением “Марсельезы”, когда конные и пешие полицейские, врезавшись в толпу, жестоко расправились с демонстрантами. “Этот первый опыт манифестации показал,- заявит ленинская газета,- что сочувствие публики обеспечено студенчеству, выступающему против произвола царского самодержавия”.[65] Но эта демонстрация, отметит в то же время “Искра”, из-за отсутствия революционной организации рабочих не носила характера народной схватки с полицией: “...никто не позаботился о том, чтобы наряду со студенческими требованиями были выставлены более широкие требования”.[66]

Несколько столбцов отведет Ленин в “Искре” и новой демонстрации 4(17) марта, на сей раз совместной демонстрации студентов и рабочих. Об этом написали ему те, кто своими глазами видел чудовищное побоище, учиненное полицейскими и казаками. Их свидетельства приведет “Искра”. И призовет петербургских рабочих: “Помните о людях, убитых, раненых и арестованных 4-го марта: эти люди восстали против вашего злейшего врага, против полицейского самовластия, которое держит русских рабочих и весь русский народ в угнетенном, униженном, бесправном состоянии”.[67]

В этот мартовский день, когда Ленин читает доставленное из Петербурга письмо о демонстрации у Казанского собора, в Штутгарте выходит первый номер “Зари”. Три статьи опубликовал в нем Владимир Ильич: “Бей, но не до смерти”, “Зачем ускорять превратность времен?”, “Объективная статистика”. Под общим заголовком “Случайные заметки” объединил он статьи, написанные на основе сообщений, почерпнутых из русских газет.

Ленин ждет сейчас Надежду Константиновну. Еще в феврале писал Владимир Ильич матери: “Скоро конец Надиного срока (24.III по здешнему, а по вашему 11. III)”.[68] Крупская покидала далекую уфимскую ссылку. Но как сообщить ей свой мюнхенский адрес? Ведь она посылала ему письма в Прагу, на адрес Франтишека Модрачека... Даже не подозревала, что обосновался Ленин вовсе не в Чехии, а в Баварии.

Между строк книги симпатическими чернилами вписал он подлинный, скрываемый от всех адрес. Не предполагал, конечно, Ленин, что книга не попадет в Уфу, что так и не узнает жена, куда на самом деле следует ей ехать. И направится она в Прагу, полагая, что там под фамилией Модрачек живет Владимир Ильич.

Никто, разумеется, несмотря на телеграмму, в Праге ее не встречает. Наняв извозчика, погрузив свои корзины, отправляется Надежда Константиновна по адресу, куда посылала письма Владимиру Ильичу. И оказывается наконец в рабочем квартале, в узком переулке, у громадного дома, из окон которого торчат проветривающиеся перины...

Она спешит на четвертый этаж. Ей открывают дверь.

- Модрачек, герр Модрачек,- произносит Крупская. Из комнаты показывается мужчина.

- Я Модрачек,- представляется он. Надежда Константиновна ошеломлена:

- Нет, это не мой муж.

Модрачек догадывается, кто перед ним. Он называет трактирщика в Мюнхене, у которого Ленин снимает комнату: на имя этого трактирщика пересылает Модрачек идущую из России корреспонденцию.

И теплым апрельским утром появляется Крупская в доме на Кайзерштрассе.

Друзья раздобыли Ленину новый паспорт. Теперь он уже доктор юриспруденции Иордано К. Иорданов.

Что же это за человек, имя которого принял Владимир Ильич?

Он был главным врачом полевого госпиталя во время сербско-турецкой войны. Был полковым и бригадным врачом в русско-турецкую войну 1877-1878 годов. Доктора избрали депутатом Учредительного народного собрания в Тырнове. Он принимал участие в составлении первой болгарской конституции.

В паспорт этого достойного доброй памяти болгарина вписывают жену Марицу. И под именем супругов Иордановых снимают Ульяновы другую комнату - в рабочей семье.

“У них была большая семья - человек шесть,- вспомнит потом Крупская.- Все они жили в кухне и маленькой комнатешке... Я решила, что надо перевести Владимира Ильича на домашнюю кормежку, завела стряпню. Готовила на хозяйской кухне, но приготовлять надо было все у себя в комнате. Старалась как можно меньше греметь, так как Владимир Ильич в это время начал уже писать “Что делать?”. Когда он писал, он ходил обычно быстро из угла в угол и шепотком говорил то, что собирался писать. Я уже приспособилась к этому времени к его манере работать. Когда он писал, ни о чем уж с ним не говорила, ни о чем не спрашивала. Потом, на прогулке, он рассказывал, что он пишет, о чем думает. Это стало для него такой же потребностью, как шепотком проговорить себе статью, прежде чем ее написать” [69].

Вскоре прибывает и Елизавета Васильевна, мать Крупской. Через все годы эмиграции пройдет она с дочерью и зятем. Как и в ссылке, нежно будет заботиться о “молодых”, тепло, по-матерински, встречать их друзей. Для тех, кого пошлет Ленин через границу, она сошьет “корсеты”, в которые упрячут нелегальную литературу. Дочери поможет в переписке с Россией - подготовит “скелеты” для химических писем...

Секретарем “Искры” сразу же становится Крупская. И лучшего секретаря редакции нельзя себе представить. Она избавляет Ленина от множества организационных дел. Помогает ему в переписке с корреспондентами “Искры”, с социал-демократическими комитетами, отдельными товарищами.

Из комнаты, снятой в рабочей семье, а затем из квартиры на Зигфридштрассе, 14, куда переезжают Ульяновы, поддерживаются с товарищами в России тщательно оберегаемые революционные связи, но многим адресам уходит отсюда ежедневно письма Крупской. В них указания Ленина, его советы, поручения. В них запросы о том, что интересует Владимира Ильича.

Каждое из уходящих в Россию писем, по сути дела, шесть писем. Ведь прежде, чем его отправить, засвидетельствует спустя много лет Е. Стасова, следует: 1) написать письмо, 2) подчеркнуть в нем все то, что надо зашифровать, 3) зашифровать все это, 4) проверить шифровку, чтобы не было пропусков, ошибок, 5) написать письмо внешне, т. е. такое, которое бы легко проходило цензуру, 6) между строками его написать само письмо химическими чернилами. И только после этого, подписавшись Катей - партийным псевдонимом, под которым ведет Крупская переписку, можно отправить письмо в Россию.

Все больше писем, корреспонденции приходит теперь и из России. Из них узнает Ленин о демонстрациях и стачках рабочих Екатеринослава, Ростова-на-Дону, Батума, Саратова, Баку, Нижнего Новгорода, Вильно. Узнает о крестьянских восстаниях в Харьковской, Полтавской, Саратовской Губерниях.

“...Были массовые обыски и аресты,- сообщает 19 апреля (2 мая) петербургский корреспондент “Искры”.- Называют цифру около 800. Полицейских чинов действовало всего около 5000... О числе арестов можно судить по таким фактам: в Выборгскую привезено 96 мужчин, в предварилку сажают исключительно мужчин, а женщины сидят по участкам... Масса арестов и обысков у рабочих” [70].

Узнает Ленин и о событиях, происшедших в Петербурге почти три недели спустя.

“7-го сего мая, (20 мая по новому стилю) - выписывает он из пришедшего в Мюнхен номера “Нового времени”, - после обеденного перерыва, на Обуховском сталелитейном заводе в селе Александровском, по Шлиссельбургскому тракту, около 200 рабочих разных отделений завода прекратили работу и, при объяснении с помощником начальника завода подполковником Ивановым, предъявили разные неосновательные требования” [71].

Ленин анализирует это полицейское сообщение. В нем, приходит он к заключению, не сказано главного. Далека эта официальная версия от тех событий, что произошли на самом деле в майский день 1901 года на рабочей окраине Петербурга, от событий, что получили впоследствии название Обуховской обороны.

В тот день рабочие Обуховского завода забастовали. Вот какими, оказывается, были их “неосновательные требования”: освобождение из заключения товарищей, арестованных за участие в первомайской демонстрации, введение восьмичасового рабочего дня, снятие помощника начальника завода и мастеров, грубо обращающихся с ними, отмена ночных работ, увеличение расценок.

К обуховцам присоединились рабочие и работницы соседних предприятий. И против забастовщиков бросили конных жандармов, полицию, войска.

Шесть часов неподалеку от завода шло ожесточенное сражение. И хотя вооружены были рабочие только камнями и кусками железа, они отбили несколько атак.

На помощь восставшим со всех концов Петербурга двинулись рабочие. Но полиция перекрыла заставы.

Изолированные и безоружные, обуховцы вынуждены были сдаться. На улицах села Александровского началась зверская расправа. Сотни рабочих бросили в тюрьмы. Однако завод продолжал бастовать.

Ленин сразу же откликнулся на события в Петербурге. Он сообщает Аксельроду, что в печатающемся пятом номере “Искры” будет опубликована “одна (или даже две) статейки о побоище 4-7 мая в С.-Петербурге (на Выборгской стороне и на Обуховском заводе)”, а также “живое письмо петербургской работницы об убийстве 4 мая рабочего (ее родственника) в толпе, шедшей на Невский”[72]. И со страниц “Искры” уличает во лжи составителей официального сообщения.

Владимир Ильич утверждает: “Правительство победило. Но каждая такая победа будет неуклонно приближать его окончательное поражение. Каждая битва с народом будет увеличивать число возмущенных и готовых к бою рабочих, будет выдвигать более опытных, лучше вооруженных, смелее действующих вожаков” [73].

Он знает: в последнее время много говорят о том, что уличная борьба против современного войска невозможна, что она безнадежна. Но ведь пример обуховцев убеждает в том, что все эти толки вздорны. Этот пример подтверждает, что уличная борьба возможна. И безнадежно, заявляет Ленин, не положение борцов, а положение правительства, если ему придется иметь дело с рабочими не одного только завода.

Да, в этой схватке обуховцы не имели в руках ничего, кроме камней. Но уж, конечно, запрещение градоначальника, иронически замечает Ленин, не помешает им в следующий раз запастись другим оружием.

Да, в этот майский день рабочие были не подготовлены. И тем не менее они отбили атаки нескольких сотен конной стражи, жандармерии, городовых, пехоты.

“Вспомните,- пишет Ленин,- легко ли удался полиции штурм одного дома номер 63 по Шлиссельбургскому тракту!”[74] Произошло это еще в декабре 1898 года. Чтобы сломить забастовку рабочих фабрики Максвеля за Невской заставой, полиция решила арестовать ее организаторов. И той декабрьской ночью отряды пеших и конных городовых окружили казарму. Они попытались ворваться внутрь дома. Но встретили упорное сопротивление безоружных рабочих, их жен, детей. В течение нескольких часов те героически оборонялись.

“Подумайте, - напоминает спустя два с половиной года Ленин,- легко ли будет “очистить от рабочих” не два-три двора и дома, а целые рабочие кварталы Петербурга!”[75] И тут же добавляет: “Не придется ли также, когда дело дойдет до решительной борьбы, “очищать” столичные дома и дворы не только от рабочих, но и от всех тех, кто не забыл гнусной бойни 4-го марта...” [76]

Ленин имеет в виду совсем недавнюю, мартовскую демонстрацию у Казанского собора студентов и рабочих.

Со страниц “Искры” Ленин обращается к российским пролетариям:

- Рабочее восстание подавлено, да здравствует рабочее моестание![77]

Он призывает:

- Товарищи! Постарайтесь собрать имена всех убитых и раненых 7-го мая. Пусть все рабочие столицы чтят память их и готовятся к новой решительной борьбе с полицейским правительством за народную свободу! [78]

“Искру” с ленинской статьей доставляют в Россию. Приходит она сюда в те дни, когда во все русские газеты и журналы поступает секретный циркуляр цензуры. Отныне, гласит он, запрещается что-либо печатать о революционном движении рабочих без предварительного одобрения... департамента полиции.

“Опасным признано,- пишет Ленин,- всякое обсуждение этих “волнующих общество” событий, всякое упоминание об их распространении и их важности”. Такой запрет, утверждает он, “доказывает лучше всяких рассуждений, насколько само правительство склонно считать рабочие волнения событием государственной важности” [79].

Даже “архиблагонамеренное” [80] “Новое время” - газету петербургских дворянских и чиновно-бюрократических кругов - приостанавливают на неделю. Ее наказывают за статью о рабочих демонстрациях, за одно только то, что она коснулась запретной темы.

Нелегальная же “Искра” обходится без цензуры. Не из российской прессы, а из ленинской газеты узнают весной и летом 1901 года в разных уголках империи правду о выступлениях пролетарских масс.

Все чаще в русских газетах и журналах, приходящих в Мюнхен, обнаруживает Ленин статьи, в кривом зеркале изображающие жизнь, думы, стремления рабочих. Вот и в “Русском богатстве” некто Дадонов стремится представить иваново-вознесенских рабочих чуждыми всякой солидарности, без всяких запросов, стремлений. Эту ложь, решает Ленин, должны опровергнуть сами рабочие. И Крупская пишет по его поручению Бабушкину: “Прочтите эти статьи (если нужно, купите нужные номера “Русского Богатства” на наш счет) и напишите по поводу них заметку...” [81]

- Нет, не заметку, а статью или заметку[82],- поправляет Ленин.

“...Постарайтесь собрать как можно больше фактических данных,- наставляет Крупская Бабушкина.- Очень важно бы было поместить в Искре опровержение этого вздора со стороны рабочего, близко знакомого с жизнью Иваново-Вознесенска” [83].

Но это опровержение, убежден Ленин, можно было бы поместить не только в “Искре”. Ему очень хочется, чтобы статья рабочего была опубликована в таком толстом научном журнале, как “Заря”. Трижды подчеркивает он в письме Крупской слово “рабочий”.

И Бабушкин выполняет поручение Ленина. Он пишет статью “В защиту иваново-вознесенских рабочих”. Владимир Ильич публикует ее приложением к девятому номеру “Искры”. Под статьей, вылившейся в брошюру, подпись: “Рабочий за рабочих”.

Примечания:

[53] “Красный архив”, 1934, т. 1 (62), с. 138.

[54] Там же.

[55] Там же, с. 140.

[56] Там же, с. 139.

[57] Там же.

[58] “Искра” № 2, апрель 1901 г.

[59] В.И. Ленин, Полн. собр. соч., т. 4, с. 395.

[60] В.И. Ленин, Полн. собр. соч., т. 46, с. 90-91.

[61] “Владимир Ильич Ленин. Биографическая хроника”, т. 1. М., 1970, с. 302.

[62] Там же.

[63] Там же, с. 303.

[64] Там же.

[65] “Искра” № 3, апрель 1901 г.

[66] Там же.

[67] Там же.

[68] В.И. Ленин, Полн. собр. соч., т. 55, с. 204.

[69] Н. К. Крупская, Воспоминания о Ленине, с. 52-53.

[70] “Переписка В. И. Ленина и редакции газеты “Искра” с социал-демократическими организациями в России. 1900-1903 гг.” (далее “Переписка В. И. Ленина и редакции газеты “Искра”...”), т. 1. М , 1969, с. 74-75.

[71] В.И. Ленин, Полн. собр. соч., т. 5, с. 16.

[72] В. И Ленин. Полн. собр. соч., т. 46, с. 114.

[73] В. И. Ленин. Полн. собр. соч., т. 5, с. 18.

[74] Там же, с. 19.

[75] Там же.

[76] Там же.

[77] Там же, с. 15.

[78] Там же, с. 19.

[79] Там же, с. 73.

[80] Там же.

[81] Ленинский сборник VIII, с. 158.

[82] Там же.

[83] Там же.

 

С чего начать?

В Берлине на небольшой фабрике изготовлены чемоданы с двойным дном. В них укладывают сотни экземпляров Искры”. И тщательно подобранные люди провозят эти чемоданы через границу. Поступают в Россию альбомы и книги, переплеты которых склеены из “Искры”. Ее заделывают в аляповатые гипсовые фигуры и шлют в Петербург, в специально открытую мастерскую...

По на пограничных заставах таможенные чиновники все более придирчиво осматривают вещи следующих в Россию, Ленину сообщают об аресте на границе значительных партий “Искры”. Надо изыскивать все новые и новые возможности для транспортировки газеты. И нет, кажется, дня, чтобы не занимался этим Ленин...

22 апреля 1901 года. Вместе с Крупской Ленин пишет М. Вечеслову - социал-демократу, по профессии врачу, организовавшему транспортировку “Искры” из Берлина в Россию через западную границу. Он дает ему указание: “Красные листки надо переправить в Питер, поэтому чемодан с ними надо послать в ту сторону (в Псков, но не в Смоленск и не в Полтаву)” [84].

А в Полтаву сосланному туда А. Штесселю - члену группы содействия “Искре” - уходит в этот же день из Мюнхена сообщение: “В (Здесь и далее в угловые скобки заключены слова и фразы, зачеркнутые по конспиративным соображениям. В квадратных скобках восстанавливаются пропущенные буквы, слоги и отдельные слова, а также поврежденные части текста.) чемодан с “Искрой” № 2. Спишитесь о получении оттуда литературы багажом...

Есть человек, который берется за транспорт[ировку], но ему нужен помощник в . Приготовьте человека, который мог бы поехать туда, чтобы столковаться и, если надо, остаться там недели три” [85].

27 апреля. Ленин и Крупская пишут в Харьков Л. Радченко - агенту “Искры”. Они ставят ее в известность: “Номер второй должен быть у виленца. Относительно литературы Вам необходимо снестись с Псковом, туда отправляется много литературы, и Вам удобнее самим сговариваться об ее распределении...”[86]

Вечеслова же в этот день предупреждают: “Кроме человека от группы “Социалист”, который должен приехать в Берлин, в Бреславль приедет за чемоданами еще человек. Вы получите телеграмму оттуда или из другого города, близкого к границе: Heinrich, schickt zwei oder drei (Генрих, присылай два или три, нем.), пошлите тогда туда немедленно...”[87]

29 апреля. Снова из Мюнхена пишут М. Вечеслову: “К вам приедет еще человек из 3.1 5.1 6.5 9.3 9.4 10.2”. Расшифровав эти цифры, Вечеслов узнает: следует ждать посланца из Пскова. Сообщают пароль: “мадемуазель 3.3 16.8 13.2 17.3 17.2”. Вечеслов расшифрует - “мадемуазель триен”. И далее: “Может еще приехать человек из 2.4 13.2 9.2 10.11 6.3 4.2, пароль: “Где бы достать доклад Цеткиной...”” [88] Человек с этим паролем - из Вильно.

3 мая. В Вильно же по просьбе Ленина Крупская пишет нелегально проживающему там и занимающемуся транспортировкой искровской литературы С. Цедербауму: “В Берлин сообщили пароль и просили снабдить Вашего человечка номером третьим “Искры”, который уже вышел. Мы связали Вас с поляками, дали им адрес и наш заграничный ключ. Приготовьте человека, который мог бы поехать за литературой в Варшаву или куда-нибудь в те места, поляки напишут, куда и когда” [89].

19 мая. Ушедшее из Мюнхена письмо адресовано в Самару, ветеринарному врачу К. Газенбушу: “...Существует план устроить в С[амаре] склад литературы, которая могла бы расходиться из С[амары] по Волге: в Нижний, Казань, Ярославль и т. д. Поэтому сделайте все, что возможно, в этом направлении, т. е. постарайтесь найти квартиру, дайте нам адрес для явки с литературой, пароль и пр. Все это для нас очень важно” [90].

28 мая. Л. Книпович, сосланной в Астрахань и возглавляющей искровскую группу, Ленин и Крупская сообщают: “В Персию послана литература (из Берлина) 4-мя посылками, все так, как было писано...” Необходимо проверить, “как скоро может быть доставлена литература? Это все важно знать, чтобы выяснить, годен ли этот путь для доставки №№ “Искры”...” [91].

5 июня. Крупская пишет сосланному в Смоленск студенту Московского университета В. Клестову. И Ленин дописывает к этому письму: “Доктор (О ком идет речь, не установлено. Возможно, что это врач социал-демократ В. Розанов, входивший в группу “Южный рабочий” и оказывавший содействие в транспортировке “Искры”.) должен поселиться на границе, например, в Полангене (у нас в тех местах есть связи с нерусской стороны, есть и свой склад), изучить местные условия ... постараться найти себе благовидное занятие... поставить себя в хорошие отношения к маленьким местным чинам и приучить их к частому переходу границы... При таком частом переходе можно будет переносить (на теле или в чемодане по нашему способу, для чего нужен маленький чемодан для медицинских инструментов) понемногу, по нескольку фунтов литературы” [92].

Между 18 и 22 июня. Из Мюнхена в Баку социал-демократу Л. Гальперину идет указание Ленина: “Относительно восточного берега Черного моря ищите путей непременно. Особенно налегайте на французские пароходы - мы надеемся найти к ним ход отсюда”[93].

И так едва ли не каждый день. Ибо основой успеха всего дела считает Ленин доставку “Искры” в Россию.

Все меры, кажется, принял руководитель русского сыска за границей, чтобы обнаружить издателей нелегальной марксистской газеты. И все же не известны ему еще ни состав редакции, ни местопребывание ее сотрудников. Он вынужден ограничиться пока лишь заверением директора департамента полиции: “Я найду средство, действуя наверняка, ликвидировать эту крайне опасную организацию и поставить ее в совершенную невозможность дальнейшего печатания “Искры” при существующих конспиративных условиях, в высшей степени затрудняющих борьбу с ней”[94].

А стоящий во главе этой “крайне опасной организации” Ленин, его помощница Крупская сообщают между тем из Мюнхена верным людям бреславские, кенигсбергские, берлинские адреса, где можно получить для переброски в империю нелегальную русскую газету. Организуют ее пересылку агентам “Искры” в Кишиневе, Баку, Москве, Воронеже, Иваново-Вознесенске, Астрахани, Саратове, Вильно, Киеве, Одессе, Харькове, Уфе и других российских городах. Принимают меры, чтобы доходила “Искра” через Стокгольм в Петербург, через Кенигсберг - в Ровно, из Варны - в Одессу. Чтобы поступала она в Батум через Марсель, в Херсон - через Александрию, а через Тебриз - в Баку...

Но доходит ли “Искра” к тем, для кого она прежде всего предназначена, попадает ли она в рабочую среду? Ленин озабочен этим. “Читаются ли рабочими? Как рабочие относятся к ним?”[95] - запрашивает Крупская о вышедших номерах “Искры” члена Нижегородского комитета РСДРП А. Пискунова. А в другом письме - Н. Бауману - подчеркивает: “...нам интересен главным образом читатель-рабочий...” [96]

И сообщения о том, что особенно волнует сейчас Ленина, все чаще поступают из России.

Из Москвы пишет Н. Бауман: “На “И[скру]” смотрят как на избавительницу от всех назревших нужд” [97]. Пишет киевский агент “Искры” И. Леман: “У наших отношение таково: они гордятся повсеместным несомненным успехом “Искры”, готовы души свои положить, чтоб содействовать этому успеху...”[98] В письме, доставленном из Иваново-Вознесенска, Ленин находит радующие его строки: “Газета “Искра” распространяется и нравится рабочим, почему наша касса решила четверть своих доходов отдавать на “Искру””[99]. И по его поручению Крупская сразу же извещает И. Бабушкина, приславшего это письмо: “Мы чрезвычайно были обрадованы известием о сочувственном отношении иваново-вознесенских рабочих к “Искре”, это сочувствие для нас важная нравственная поддержка”. [100]

О том же - что доходит “Искра” к рабочим, что ее “читают охотно” - сообщает петербургский агент газеты. Он пересылает Ленину письмо ткача. “Я многим товарищам показывал “Искру”,- читает Владимир Ильич эти строки, написанные питерским рабочим,- и весь номерок истрепался, а он дорог, много дороже “Мысли” (“Рабочая мысль” - газета петербургского “Союза борьбы за освобождение рабочего класса”, находившегося в эту пору в руках “экономистов”.), хоть и нет там наших строк. Тут про наше дело, про все русское дело, которое копейками не оценишь и часами не определишь; когда его читаешь, тогда понятно, почему жандармы и полиция боятся нас, рабочих, и тех интеллигентов, за которыми мы идем. Они и правда страшны и царю, и хозяевам, и всем, а не только хозяйским карманам. Конечно, я простой рабочий и совсем уж не такой развитой, но я очень чувствую, где правда, знаю, что нужно рабочим. Рабочий народ теперь легко может загореться, уже все тлеет внизу, нужна только искра и будет пожар. Ах, как это верно сказано, что из искры возгорится пламень! Сейчас все рабочие точно керосином облиты, многие даже на лицо переменились, и это все видят... Раньше каждая стачка была событие, а теперь всякий видит, что одна стачка ничего, теперь свободы нужно добиваться, грудью брать ее” [101].

Из этого письма узнает Ленин, что питерский ткач собрал у себя однажды одиннадцать человек. Он прочел им статью “С чего начать?”. И до поздней ночи не расходились рабочие, обсуждая услышанное. “Как все верно сказано, как до всего дойдено”[102],- в восторге от статьи автор письма.

“С чего начать?” - статья Ленина. “Искра” опубликовала ее еще в мае. В ней идет речь о создании революционной марксистской партии. В ней излагаются и система, и план практической деятельности, остающиеся еще нерешенными вопросы о характере и способах борьбы. Она направлена против “прискорбной неустойчивости и шатания мысли”[103], особенно вредных в условиях нарастания революционного движения.

Ленин предостерегает в этой статье от авантюризма и безрассудства “экономистов”, поддерживающих акты индивидуального террора, видящих в них главное средство борьбы, зовущих уже сейчас к штурму самодержавия. Он предупреждает:

“...Для всякого, кто способен обозреть общие условия нашей борьбы, не забывая о них при каждом “повороте” истрического хода событий,- должно быть ясно, что лозунгом нашим в данный момент не может быть “идти на штурм”, а должно быть: “устроить правильную осаду неприятельской крепости”. Другими словами: непосредственной задачей нашей партии не может быть призыв всех наличны сил теперь же к атаке, а должен быть призыв к выработке революционной организации, способной объединить все силы и руководить движением не только по названию, но и на самом деле, т. е. быть всегда готовой к поддержке всякого протеста и всякой вспышки, пользуясь ими для умножения и укрепления военных сил, годных для решительного боя” [104].

В статье “С чего начать?” общерусской политической газете отводится роль не только коллективного пропагандиста и агитатора. Она призвана также, утверждает Ленин, стать коллективным организатором, сплотить разрозненные организации в единую партию.

“Экономисты” - противники ленинских идей о строительстве партии при помощи газеты - обрушиваются на “Искру”. Они заявляют со страниц “Рабочего дела”, что предложенный план переворачивает якобы вверх ногами отношения, которые должны существовать между партийной газетой и партийной организацией. Они обвиняют “Искру” в стремлении поставить газету “над партией”. И, разоблачая оппортунизм “экономистов” в идеологических, политических, организационных вопросах, “Искра” вступила в открытую полемику с ними.

Многое удалось уже сделать, чтобы вытеснить литературу “экономистов”, чтобы завоевать на свою сторону местные социал-демократические организации. Широкое распространение получили в подпольной России и “Искра”, и искровские издания. Но спрос растет с каждым днем. “Отовсюду раздается такой стон о литературе,- пишет в Петербург Крупская,- что на этом приходится сосредоточить все силы” [105].

Чуть ли не в каждом письме из Москвы Бауман требует присылать больше экземпляров “Искры”. О том же пишут из Петербурга, Киева, Одессы, других городов. Надо, полагает Ленин, организовать перепечатку и газеты, и других изданий в самой империи.

Чтобы обговорить с ним организационные вопросы, еще в феврале 1901 года приезжал сюда из Кишинева Л. Гольдман - организатор подпольной типографии. Он прожил в Мюнхене три недели и почти каждый день встречался с Лениным, подолгу беседовал с ним.

“Что касается чайной фирмы,- сообщила вскоре Бауману Крупская,- то мы имеем уже одну и две в проекте”[106]. А “чайная фирма” на языке конспираторов - это искровские типографии: та, что действует за границей, и две нелегальные, создаваемые в самой России.

Одна из нелегальных типографий - кишиневская. Издалека внимательно следит Ленин за ее созданием. За тем, чтобы, несмотря на неимоверные трудности с финансами, отчислялись “Искрой” на нужды новой типографии сотни и тысячи рублей. Чтобы обеспечена она была рукописями для набора и матрицами...

И один из июльских дней в переплете безобидной книги приходит в Мюнхен первая продукция кишиневской типографии - брошюра Крупской “Женщина-работница”. Ленин в восторге. Сразу же по его поручению Надежда Константиновна пишет Гольдману: “...порадовали же Вы нас своей посылкой! сделано великолепно... Назначьте срок, когда прислать материалы для следующей брошюры. А там будем уже посылать материал для газеты. Повторяем, Вы страшно обрадовали нас” [107].

Пройдет некоторое время, и в Кишиневе удастся перепечатать десятый номер “Искры”. И его прежде всего отправят Ленину. “Получили Ваш подарок и были чрезвычайно рады,- тотчас же откликнется Крупская.- Мейер все никак не мог налюбоваться на газету” [108].

Мейер - псевдоним Ленина. Он поздравит с удачей кишиневских товарищей. Но почему отпечатано так мало? - отметит все же с сожалением Владимир Ильич. Ведь на севере, и об этом в Кишинев сообщалось не раз, спрос на “Искру” громадный. К готовому письму Крупской Ленин допишет несколько строк:

“В интересах правильного распространения и престижа крайне важно бы было печатать “Искру” в России через 2 - 3 номера, выбирая номера, имеющие более постоянный интерес...

Но уже раз печатаете, печатайте в гораздо большем числе экземпляров: надо хоть раз попробовать насытить всю Россию” [109].

К тому времени помимо кишиневской “чайной фирмы” искровскую литературу начнет печатать в России еще одна типография - “Нина” - так назовут ее в конспиративной переписке.

В последние майские дни Крупская писала о ней в Астрахань Л. Книпович. Письмо ушло тогда с припиской Ленина:

“Каким образом думаете Вы поставить “Искру” в России? В тайной типографии или в легальной? Если последнее, то напишите немедленно, имеете ли определенные виды: мы готовы бы обеими руками ухватиться за этот план (возможно, как нас уверяли, на Кавказе)...”[110]

Еще не пришел ответ от Книпович, а уже написал Л. Гальперин-бакинский агент “Искры”. Он сообщил:

“ … здесь проектируется Нина. Проект близок к осуществлению...” И тут же добавил, что “ничего из всего этого не выйдет, если не будет денег, как до сих пор”[111].

Необходимые для создания типографии деньги ждали в Баку от “Искры”. Но очень плоха сейчас ее касса. “...Обещать мы не можем,- тотчас же ответил Ленин,- пока не имеем обстоятельнейших сведений”[112]. Владимир Ильич должен быть в курсе всех деталей и этого первостепенной важности дела. “Нам необходимо знать точно, в чем состоит план...” - запросил он Гальперина. Насколько этот план “близок к осуществлению”, “на какое количество печатаемого материала он рассчитан (можно ли “Искру” ежемесячно?), сколько именно нужно денег единовременно и сколько в месяц”[113].

Ленин настаивал: бакинские товарищи должны приложить все усилия и достать деньги, но и сам отсюда, из Мюнхена, принял уже, оказывается, меры. Через Книпович обратился он по этому поводу к работавшему в Баку крупному инженеру-электротехнику Р. Классону, оказывавшему материальную помощь социал-демократам. А один из членов группы “Искры” о том же говорил в Петербурге с Л. Красиным.

Проходит некоторое время, и с Зигфридштрассе, где живут сейчас Ульяновы, Ленин вновь пишет в Баку. Он настоятельно советует “пользоваться матрицами, которые легко пересылать (в журналах и т, п.)”. В чем преимущество такого способа перепечатки “Искры”? Прежде всего, убеждает Ленин, не надо иметь шрифта. Затем - экономия времени. Матрицы потребуют меньше людей для работы,- “значит безопаснее в конспиративном отношении”. А сама отпечатанная в Баку газета будет иметь вид заграничной. Это, подчеркивает Ленин, “опять-таки в видах конспирации гораздо удобнее”[114].

Так, в постоянной переписке с Лениным, создают подпольщики еще одну типографию. В сентябре завершается ее оборудование. Теперь дело за матрицами. И хоть не просто их перебросить, матрицы номеров “Искры” доставляют вскоре бакинцам. В типографии “Нина” приступают к перепечатке искровских изданий.

Из Баку, так же как и из Кишинева, продукцию подпольной типографии посылают Ленину. “Рукоделье Нины прямо великолепно”[115],- пишет по его просьбе Гальперину Крупская. И сообщает бакинским товарищам, что посланы им брошюры “Морозовская стачка”, “Майские дни”, “Манифест Коммунистической партии”, “Сущность конституции” Ф. Лассаля. И просит “переиздать их, так как на них спрос, а старые издания подходят к концу” [116].

Типография “Нина”, с удовлетворением отмечает вскоре Ленин, работает вовсю. Когда доставят ему перепечатанный ею одиннадцатый номер “Искры”, он убедится, что “бакинская” копия ничем не отличается от мюнхенского оригинала. “Получили 11 №,- сообщает бакинской искровской группе Крупская.- Прямо чудо что такое!” [117]

Теперь уже можно принять предложение Баумана. Он сообщил в Мюнхен из Москвы: “Если у меня будет в достаточном количестве товара, то я могу удобно доставлять (без значительных проволочек) в Нижний, Казань, Самару, Саратов, Астрахань, Вятскую губернию, Тамбов, Центральный район, Ярославль, Кострому, Воронеж, Тверь, Орел. Со всеми этими пунктами установлены способы доставки”[118]. Его беспокоило: будет ли своевременно поступать этот “товар” - “Искра” и искровские издания? И через Крупскую Ленин выясняет у Баумана: “Можете ли Вы устроить у себя "большой склад, тогда к Вам аккуратно будет приходить литература с Кавказа (там налажен новый, скорый путь, есть новая типография, где будет печататься “Искра” и брошюры), народ очень надежный”[119]. Из Мюнхена бакинским товарищам дается указание: Как можно скорее пересылайте в Москву искровскую литературу.

Недостаток в такой литературе испытывает и Питер. Одна лишь группа “Социалист” берется распространять до тысячи экземпляров “Искры”. “Если бы, наконец, удалось бы завоевать Комитет в Питере,- еще в июле писал в Россию Ленин,- то, конечно, надо заставить его обеими руками взяться за “Искру”, и за ее учащение...” [120]

Не так давно Ленин отправил в Россию двух агентов Искры”. Это профессиональные революционеры С. Андропов и В. Ногин. И тот и другой - старые питерцы. Обоим хорошо знакомо положение в столичных социал-демократических кругах. Несколько раз перед отъездом они встречались в Мюнхене с Лениным. Получили от него указания, советы, как разъяснять в Питере позиции “Искры”, как бороться там против вредных, оппортунистических влияний. Но вскоре после приезда в Петербург Андропов уезжает на Волгу. Там он попадает в руки полиции. Его ссылают в Восточную Сибирь. И Ногин оказывается в столице без своего единомышленника, друга.

Он отправляет в редакцию “Искры” - на ее конспиративный адрес - шифрованное письмо. Длинным рядом цифр сообщает Ногин о том, что под вымышленным именем благополучно прибыл в Петербург. Сообщает он и адрес, по которому ему следует писать на первых порах: Васильевский остров, 6-я линия, дом 17, квартира 19, Наталье Руфовне Штенгер.[121]

Ногин следует в Петербурге инструкциям, полученным от Ленина. Вопросом первостепенной важности, знает он, считает Владимир Ильич завоевание “Союза борьбы за освобождение рабочего класса”, находящегося под влиянием “экономистов”. Но на первых порах переговоры Ногина с руководителями “Союза борьбы” не приводят ни к каким результатам. Неудаче способствуют усилившиеся в Петербурге полицейские репрессии. И в начале сентября 1901 года в Петербурге создается самостоятельная искровская группа. В нее входят семнадцать человек. Это В. Ногин, С. Радченко, участники группы объединенных “Рабочего знамени” и “Социалиста”. Искровская группа устанавливает явки, обзаводится квартирами для хранения литературы, приступает к широкому распространению газеты. Ее влияние с каждым днем возрастает. И Ногин пишет в Мюнхен: “Сделайте распоряжение о немедленной высылке сюда литературы: здесь громадный спрос на наши издания... За “Зарю” все платят по 5 рублей и только давайте ее. №№ “Искры” идут тоже очень ходко. Словом, у публики сильный интерес к изданиям “Искры”...”[122]

Но обстоятельства складываются так, что это письмо не успевает уйти из Петербурга: 2 октября жандармы арестовывают Ногина.

Однако и после ареста руководителя петербургской искровской группы ее деятельность не прерывается. По-прежнему Ленин поддерживает с ней теснейшие связи. Он запрашивает, в частности: “Сообщите нам непременно и сообщайте регулярно, какие течения и насколько представлены в СПБ. Союзе вообще и в его центре в частности, есть ли деятельные и влиятельные люди и т. д. Мы обязательно должны быть самым точным образом осведомлены всегда о СПБ. Союзе” [123]. Владимир Ильич требует от петербургских искровцев, как и от других искровских организаций в России, “приложить все усилия, чтобы сторонники “Искры” повсюду спелись и действовали единодушно” [124].

Когда Ленин пишет это послание, новый удар обрушился на питерских искровцев: декабрьской ночью почти одновременно арестовывают десять членов группы. Но и на этот раз она выживает. Полицейская агентура вскоре устанавливает, что оставшиеся на свободе вновь “сгруппировались поставив своею целью широкую и энергичную агитацию” [125].

Теперь во главе организации Иван Радченко. Он прибыл в Питер с заданиями Ленина. Подписываясь то Аркадием, Касьяном, Радченко пишет оттуда Владимиру Ильичу. И его письма свидетельствуют: под влиянием искровской агитации все больше питерских рабочих-революционеров разочаровывается в “экономистах”, все больше рабочих переходит на политическую платформу “Искры”. И так по всей России. Еще с весны 1900 года сложились во многих городах - Пскове, Уфе, Полтаве, Москве, Самаре, Киеве, Баку и других - опорные пункты “Искры”. Сперва они занимались лишь перевозкой ее через границу, распространением в России искровской литературы. Но быстро росло их влияние. И расширялись функции опорных пунктов. Уже в апреле 1901 года Ленин писал Аксельроду о создании “Русской организации “Искры””. Но он предостерегал от поспешности, удерживал от забегания вперед. Постепенно расширял круг деятельности агентов газеты. Пока не стало ясно: назрело! пришло наконец время сплотить всех искровцев!

Ленин пишет об этом Гольдману в Кишинев. Он разъясняет, каким путем следует идти к созданию “русской организации”. Настойчиво рекомендует: “...если Вы найдете людей, которые годны на это и заслужили Ваше полное доверие, составьте из них, по общему соглашению, распорядительный комитет, и мы, конечно, напишем всем, кому можем, чтобы этого комитета слушались. Надо только, чтобы распорядительный комитет непременно думал о всей России, отнюдь не об одном районе, ибо все будущее “Искры” зависит от того, сумеет ли она побороть местное кустарничество и районную обособленность и стать на деле общерусской газетой...”[126].

Письмо уходит в Кишинев в один из декабрьских дней. А еще до этого приезжал в Мюнхен к Ленину Кржижановский. И с ним о том же вел Владимир Ильич обстоятельный разговор. С ним обсуждал тогда вопросы, связанные с созданием руководящего центра Русской организации “Искры”.

По поручению Ленина Кржижановский разъезжает по России. В разных городах встречается с искровцами. Сказанное ему Лениным передает В. Арцыбушеву, К. Газенбушу, Ф. Ленгнику, Г. Окуловой, М. Сильвину, М. Ульяновой, другим участникам совещания в Самаре, на котором избирается Бюро Русской организации “Искры”.

О принятом решении немедленно сообщают в Мюнхен. И Ленин пишет в Самару: “... ваш почин нас страшно обрадовал. Ура! Именно так! Шире забирайте! И орудуйте самостоятельнее, инициативнее - вы первые начали так широко, значит и продолжение будет успешно!” [127]

Примечания:

[84] В.И. Ленин, Полн. собр. соч., т. 46, с. 96.

[85] “Переписка В. И. Ленина и редакции газеты “Искра”...”, т. 1, с. 64.

[86] Там же, с. 70.

[87] Там же, с. 71.

[88] Там же, с. 72.

[89] Там же, с. 76.

[90] Там же, с. 89.

[91] Там же, с. 94.

[92] В.И. Ленин, Полн. собр. соч., т. 46, с. 116.

[93] Там же, с. 119.

[94] Л. Меньшиков, Русский политический сыск за границей, ч. I. Париж, 1919, с. 131.

[95] “Переписка В. И. Ленина и редакции газеты “Искра”...”, т. 1, с. 155.

[96] Там же, с. 220.

[97] Там же, с. 244.

[98] Там же, с. 408-409.

[99] “Искра” № 5, июнь 1901 г.

[100] “Переписка В. И. Ленина и редакции газеты “Искра”...”, т. 1, с. 104.

[101] “Искра” № 7, август 1901 г.

[102] Там же.

[103] В.И. Ленин, Полн. собр. соч., т. 5, с. 5.

[104] Там же, с. 8.

[105] Ю.Г. Иванов. Подпольные типографии “Искры”. Кишинев 1962 с. 13.

[106] “Переписка В. И. Ленина и редакции газеты “Искра”...”, т. 1, с. 154.

[107] В.И. Ленин, Полн. собр. соч., т. 46, с. 137.

[108] “Переписка В. И. Ленина и редакции газеты “Искра”...”, т. 1, с. 365.

[109] В.И. Ленин, Полн. собр. соч., т. 46, с. 168.

[110] Там же, с. 112.

[111] “Переписка В. И. Ленина и редакции газеты “Искра”...”, т. 1, с. 117.

[112] В.И. Ленин, Полн. собр. соч., т. 46, с. 119.

[113] Там же, с. 118-119.

[114] Там же, с. 136.

[115] “Переписка В. И. Ленина и редакции газеты “Искра”...”, т. 1, с. 310.

[116] Там же.

[117] Там же, с. 379.

[118] “Пролетарская революция”, 1939, № 1(11), с. 226.

[119] Там же, с. 224.

[120] В.И. Ленин, Полн. собр. соч., т. 46, с. 141.

[121] См. “Переписка В. И. Ленина и редакции газеты “Искра”...”, т. 1, с. 226-227.

[122] См. “Красная летопись”, 1925, № 4(15), с. 229.

[123] В.И. Ленин, Полн. собр. соч., т. 46, с. 148.

[124] Там же, с. 163.

[125] См. “Красная летопись”, 1925, № 4(15), с. 235.

[126] В.И. Ленин, Полн. собр. соч., т. 46, с. 167.

[127] Ленинский сборник VIII, с. 221.

 

Автор книги - Н. Ленин

Они встречаются впервые, Ленин с Мартыновым - одним из лидеров оппортунистического течения в русской социал-демократии, сторонники которого ограничивают задачи рабочего движения только экономической борьбой.

Речь заходит о брошюре “Кто совершит политическую революцию?” (Кто совершит политическую революцию?” В кн.: “Пролетарская борьба”, 1899, № 1, стр. 1-38.). Быстро сходятся они на том, что ее основной и недостаток - игнорирование вопроса об организации. Но разговор идет дальше.

Ну, а как вы относитесь к моему организационному плану? - спрашивает Ленин.

В этом пункте,- решительно заявляет Мартынов, - я с вами совершенно несогласен.

“...И оказывается,- убеждается Ленин,- что мы говорим про разное. Мой собеседник обвиняет автора за игнорирование стачечных касс, обществ взаимопомощи и т. п., я же имел в виду организацию революционеров, необходимую для совершения” политической революции. И, как только обнаружилось это разногласие,- я не запомню уже, чтобы мне приходилось вообще по какому бы то ни было принципиальному вопросу соглашаться с этим “экономистом”!” [128]

Жизнь подтверждает правоту Ленина. Из России в Мюнхен стекаются к нему сообщения о широком размахе революционного движения.

Ленин узнает о демонстрации в Нижнем Новгороде. О том, что студенты и рабочие вышли там на улицы, чтобы проводить Максима Горького, высланного из родного города.

Владимиру Ильичу сообщают о демонстрации в Москве. О том, что перед домом генерал-губернатора учащиеся выразили свое возмущение по поводу запрещения вечера, посвященного памяти Добролюбова. Что исполнительный комитет московских студенческих организаций признал эту демонстрацию ясным показателем недовольства и протеста.

Приходят вести о демонстрации в Харькове, вызванной студенческими волнениями, о демонстрации, перешедшей в уличную схватку, в которой вместе со студентами были рабочие. Доставляют листки, прокламации из Петербурга, Москвы, Киева, Риги, Одессы. И Ленин отмечает с удовлетворением: опыт прошлого года не прошел для студентов даром; они осознали, что только поддержка народа, и главным образом рабочих, может обеспечить им успех в борьбе; они убедились, что должны бороться не только за свою свободу, но и за освобождение от рабства и угнетения всего народа, за политическую свободу.

“Мейер,- сообщает Крупская в Киев агенту “Искры”,- написал по этому поводу статью. Мы заказали... до 10 тысяч оттисков этой статьи. По всем видимостям, движение разгорается, но, если бы даже оно и затихло, этим не потеряет значения. Надо ее раскидывать...” [129]

Даже в написанном химическим способом письме не рискует Крупская назвать подлинное имя Мейера, того, кто из эмигрантского далека чутко прислушивается ко всему, что происходит на родине. Не рискует назвать она имя автора статьи “Начало демонстраций”, которую должны по заданию Ленина перепечатать в Кишиневе и Баку, - статьи, призывающей российский пролетариат:

“Рабочие! Вам слишком хорошо знакома та вражья сила, которая измывается над русским народом. Эта вражья сила связывает вас по рукам и ногам в вашей ежедневной борьбе с хозяевами за лучшую жизнь и за человеческое достоинство. Эта вражья сила выхватывает сотни и тысячи ваших лучших товарищей, бросая их в тюрьмы, отправляя в ссылку и, точно в издевку, объявляя еще их “лицами порочного поведения”. Эта вражья сила 7 мая стреляла в обуховских рабочих в Петербурге, поднявшихся с кликом: “нам нужна свобода!”,- а потом еще устроила комедию суда, чтобы закатать на каторгу тех героев, которых не уложила пуля. Эта вражья сила, избивающая сегодня студентов, завтра бросится с еще большим озверением избивать вас, рабочих. Не теряйте времени! Помните, что вы должны поддерживать всякий протест и борьбу против башибузуков самодержавного правительства! Старайтесь всеми средствами войти в соглашение с демонстрантами-студентами, устраивайте кружки для быстрой передачи сведений и распространения воззваний; разъясняйте всем и каждому, что вы поднимаетесь на борьбу за свободу всего народа” [130].

И эти январские дни 1902 года, когда в Россию приходит номер “Искры” с пламенным призывом Ленина, когда в разные города доставляют тысячи оттисков статьи “Начало демонстраций”, Владимир Ильич завершает в Мюнхене работу над книгой “Что делать?”, в подзаголовке которой стоит: “Наболевшие вопросы нашего движения”.

Еще в мае 1901 года, публикуя статью “С чего начать?”, Ленин предлагал лишь “набросок плана”[131] создания партии, призванной возглавить революционное движение в России! Подробнее, предупреждал он, этот план будет развит в его новой брошюре. В декабре Ленин опубликовал в “Искре” “Беседу с защитниками экономизма”. И вновь подчеркнул: мы могли здесь только бегло затронуть спорные вопросы. Подробному разбору их мы посвятим особую брошюру...”[132]

И вот в один из мартовских дней 1902 года книга выходит в свет. На ее титульном листе под названием стоит имя автора - Н. Ленин.

Несколько раз до сих пор уже подписывался так Владимир Ильич. Еще в мае прошлого года послал он в типографию “Искры” записку:

“Порядок статей мы необходимо должны будем изменить.

Набирайте, пока есть шрифт, оставляя набор.

Завтра-послезавтра надеемся послать статьи...”[133]

И внизу - “Ваш Ленин”. Значит, в типографии уже знали, кто скрывался под этим именем.

В те же дни из Мюнхена в Париж ушло письмо социал-демократу Г. Лейтейзену. В письме шла речь о человеке, которого следовало “немедленно постараться направить… на самую границу с тем, чтобы он взялся сам непосредственно заведовать перевозкой и не только заведовать, но и перевозить или переносить сам”[134] издаваемую за пределами России революционную литературу. И вновь подпись - “Ваш Ленин”. Следовательно, и Лейтейзену известен был к тому времени новый псевдоним Ульянова.

И еще одно письмо, датированное 21 октября. Оно отправлено из Мюнхена в Женеву, Плеханову. Сообщал Владимир Ильич, что послал ему на днях № 1 “Neue Zeit” со статьей Ф. Энгельса о программе. Писал о подобранных материалах для “внутреннего обозрения”, к которому намерен был приступить вплотную. Писал и о будущей своей книге, давно им откладываемой. И снова поставил в конце письма: “Ваш Ленин” [135].

И все же лишь немногие знали пока это имя. Но вот в декабре вышел № 2-3 “Зари”. Под статьей “Гг. “критики” в аграрном вопросе”, которая войдет затем в виде первых глав в работу “Аграрный вопрос и “критики Маркса””, читатели увидели подпись: Н. Ленин. А сейчас они уже прочли это имя на обложке книги “Что делать?”. Имя Ленина становится отныне главным псевдонимом Владимира Ульянова.

- Откуда же взял Ленин этот основной свой псевдоним?- спросят много лет спустя Крупскую.

- Я не знаю,- ответит она,- почему Владимир Ильич взял себе псевдоним “Ленин”, никогда его об этом не спрашивала.

Мать его звали Мария Александровна. Умершую сестру звали Ольгой. Ленские события были уже после того, как он взял себе этот псевдоним.

На Лене в ссылке он не был.

Вероятно, псевдоним выбран случайно, вроде того, как Плеханов писал однажды под псевдонимом “Волгин”[136].

Штутгартская типография печатает “Что делать?”, и книгу переправляют в Россию. Там мало еще кто знает, кому принадлежит этот псевдоним. В департаменте полиции отмечают: “...за границей появилась вызвавшая большую сенсацию брошюра Н. Ленина...”[137] Но даже несколько месяцев спустя приписывают ее не Ульянову, а другому лицу.

““Что делать?” - позднее напишет о своей книге Ленин,- есть сводка искровской тактики, искровской организационной политики 1901 и 1902 годов... Кто возьмет на себя труд ознакомиться с “Искрой” 1901 и 1902 годов, тот несомненно убедится в этом” [138].

Искровская тактика, искровские организационные принципы, положенные Лениным в основу книги, направлены против международного оппортунизма, в том числе и русского, принявшего в России форму “экономизма”.

Далеко за рамки теоретического спора вышла развернувшаяся между искровцами и “экономистами” полемика. По самым животрепещущим вопросам революционной практики столкнула она подлинных марксистов с представителями “критического” направления, ставшими на путь ревизии марксизма. Именно поэтому столь огромное значение придает Ленин в своей книге разоблачению “пародии на марксизм”.

Четко и недвусмысленно определяет он в книге “Что делать?” задачи партии нового типа, обосновывает коренное марксистское положение о том, что партия есть соединение социализма с рабочим движением. “...Роль передового борца может выполнить только партия, руководимая передовой теорией” [139],- утверждает Ленин.

Он противопоставляет в книге два непримиримо враждебных мировоззрения. С одной стороны, учение о марксистской партии как революционизирующей, руководящей, организующей силе рабочего движения. А с другой - философия преклонения перед стихийностью, низводящая партию до роли пассивного придатка рабочего движения. Задача партии, заменяет Владимир Ильич, превращение борьбы рабочих против угнетателей в борьбу всего класса за свержение капитализма и завоевание государственной власти, за диктатуру пролетариата.

В предстоящей революции, провозглашает Ленин, пролетариат будет способен выполнить роль гегемона только тогда, когда всестороннюю политическую агитацию поведет партия, соединяющая в одно неразрывное целое и натиск па правительство от имени всего народа, и революционное воспитание пролетариата, наряду с охраной его политической самостоятельности, и руководство экономической борьбой рабочего класса, утилизацию тех стихийных столкновений его с его эксплуататорами, которые поднимают и привлекают в наш лагерь новые и новые слои пролетариата!” [140].

Не раз в “Что делать?” обращается Ленин к событиям, связанным с революционной борьбой рабочего класса России.

Он воскрешает в памяти дни, когда возглавлял в Петербурге социал-демократический кружок, который наряду с другими стал основой будущего “Союза борьбы за освобождение рабочего класса”. Этот кружок, пишет Ленин, “ставил себе очень широкие, всеобъемлющие задачи,- и всем нам, членам этого кружка, приходилось мучительно, до боли страдать от сознания того, что мы оказываемся кустарями в такой исторический момент, когда можно было бы, видоизменяя известное изречение, сказать: дайте нам организацию революционеров - и мы перевернем Россию!” [141].

Владимир Ильич напоминает: в конце 1895 года петербургскими социал-демократами был подготовлен первый номер газеты “Рабочее дело”. Ленин написал тогда для него передовую, в которой показал исторические задачи рабочего класса в России, в том числе одну из первоочередных - завоевание политической свободы. Носила газета, по заключению Ленина, не узко местный, тем более не “экономический” характер. “Рабочее дело” стремилось “соединить стачечную борьбу с революционным движением против самодержавия и привлечь к поддержке социал-демократии всех угнетенных политикой реакционного мракобесия” [142]. Но уже готовый к печати номер был схвачен жандармами. Схвачен в ту самую декабрьскую ночь, когда арестовали и Ленина, и его соратников по социал-демократической организации.

Ленин пишет в книге и о “знаменитой петербургской промышленной войне 1896 года” [143]. Имеет он в виду массовую стачку рабочих-текстильщиков Петербурга. Вспыхнула стачка в майские дни, и вести о ней проникли в камеру дома предварительного заключения, где тогда находился Ленин.

Он вспоминает зимний день 1897 года. В Петербурге перед отправкой в сибирскую ссылку выпущенные из тюрьмы основатели “Союза борьбы за освобождение рабочего класса” встретились с теми, кто после них возглавил “Союз борьбы”. Уже тогда выявились серьезные разногласия по организационным и тактическим вопросам. И Ленин отмечает в книге этот “характерный факт... который бросает некоторый свет на то, как в среде действовавших в Петербурге товарищей возникала и росла рознь будущих двух направлений русской социал-демократии” [144].

Ленин пишет о стачке рабочих Никольской мануфактуры Саввы Морозова в январе 1885 года, о “побоище рабочих в Ярославской губ.”[145] - расправе, учиненной в 1895 году солдатами над бастовавшими рабочими Ярославской большой мануфактуры, о “революционной активности масс” [146] весной 1901 года, когда в Петербурге, Москве, Киеве, Харькове, Казани, Томске и других городах России студенческое движение получило поддержку передовых рабочих.

Ленин предсказывает: русскому пролетариату предстоят испытания еще более трудные. “История,- заявляет он,- поставила теперь перед нами ближайшую задачу, которая является наиболее революционной из всех ближайших задач пролетариата какой бы то ни было другой страны. Осуществление этой задачи, разрушение самого могучего оплота не только европейской, но также (можем мы сказать теперь) и азиатской реакции сделало бы русский пролетариат авангардом международного революционного пролетариата. И мы вправе рассчитывать, что добьемся этого почетного звания, заслуженного уже нашими предшественниками, революционерами 70-х годов, если мы сумеем воодушевить наше в тысячу раз более широкое и глубокое движение такой же беззаветной решимостью и энергией” [147].

Разными путями доставляют “Что делать?” в Россию. Уже в марте из Киева благодарят за присланную книгу. Вскоре сообщает из Полтавы разъездной агент “Искры” М Сильвин: ““Что делать?” оставили мы: 2аЗб и Коле - 4, Семену Семеновичу -3, Орлу -1, здесь - 1, остальные с Виктором послал на Волгу и Урал, Старухе...”[148] Ленин и Крупская знают: 2а3б - конспиративная кличка П. Лепешинского, “Коля” - это комитет петербургского “Союза борьбы”, “Семен Семенович” - Северный рабочий союз, Виктор - это Ф. Дан, а “Старуха” - Московский комитет РСДРП. Вот кому и через кого отправил книгу Сильвин, сообщивший в Мюнхен: “Успех она имеет огромный”.

Об этом пишут в Мюнхен из многих мест России. “О “Что делать?”... пока слышим только хвалебные отзывы”,- сообщает секретарь бюро Русской организации Искры” 3. Кржижановская-Невзорова и добавляет: “Написана она превосходно...”[149] Свидетельствует член Петербургского комитета А. Шотман: “Книга эта произвела на нас сильное впечатление, и если до этого кое-кого иногда и смущали возражения некоторых рабочих-“экономистов” против генеральства” искровских комитетов, то по прочтении этой книги исчезли, так сказать, всякие сомнения”[150]. Сибирский союз признает: “Книга Ленина “Что делать?” производит сильное впечатление на действующих социал-демократов и завершает в отношении организационных и тактических вопросов победу взглядов “Искры””[151]. Пишут орловские социал-демократы: “Мы подчеркиваем свою солидарность с “Искрой” и пользуемся случаем выразить нашу глубокую признательность автору брошюры “Что делать?””[152] Информируют редакцию “Искры” члены Тверского комитета РСДРП: “В настоящее время комитет работает над созданием организации, придерживаясь в общем взглядов, развитых т. Лениным в брошюре “Что делать?” и письме петербургским товарищам”[153]. А из Петербурга пишет И. Радченко: “Везде оперирую ленинским плугом, как самым лучшим производительным возделывателем почвы...” [154]

На окраине Питера Радченко встречается с рабочими. Весь вечер беседует он с ними. И под свежим впечатлением пишет в редакцию “Искры” о своем свидании: “В этом разговоре мне пришлось слышать, если не буквальные, то в духе цитаты из “Что делать?”. Сижу и радуюсь за Ленина, вот, думаю, что он наделал. Мне ясно было, что говорящие со мной его читали...” [155]

И как книгу, знакомую его собеседникам, называет Радченко “Что делать?”.

- Что такое? Мы такой брошюры не читали,- неожиданно для себя слышит он от рабочих.

- Может быть, читал кто-нибудь из товарищей? - поражается Радченко.

- Нет,- в один голос заявляют ему.

Радченко негодует: “Канальи комитетцы, они сожрали 75 штук, а рабочим и не дали”[156]. И радуется в то же время: “Я был поражен, передо мной сидели типы Ленина. Люди, жаждущие профессии революционной. Я был счастлив за Ленина, который за тридевять земель, забаррикадированный штыками, пушками, границами, таможнями и прочими атрибутами самодержавия, видит, кто у нас в мастерских работает, чего им нужно и что с них будет. Верьте, дорогие, вот-вот мы увидим своих Бебелей. Действительных токарей-революционеров. Передо мной сидели люди, жаждущие взяться за дело... Несколько часов прошли незаметно. Я начинаю говорить - меня останавливают, продолжают и заканчивают сами, я в свою очередь подхватываю их мысль. Мы понимали друг друга, мы были давно знакомые якобы, мы были родные, свои, по всему сходящиеся, вооруженные одинаково от пяток до головы одним и тем же оружием. Не хотелось уходить, но утренняя заря загорелась...” [157]

Ленин читает эти присланные из далекого Питера взволнованные строки. И пишет в ответ:

“Уж очень обрадовало Ваше сообщение о беседе с рабочими. Нам до последней степени редко приходится получать такие письма, которые действительно придают массу бодрости. Передайте это непременно Вашим рабочим и передайте им нашу просьбу, чтобы они и сами писали нам не только для печати, а и так, для обмена мыслей, чтобы не терять связи друг с другом и взаимного понимания” [158].

Приходит письмо и от представителя “Искры” в Москве Е. Поповой. “Напечатайте,- просит она,- что Московский: комитет постановил отчислить в кассу “Искры” 20% всех фондов...”[159]

Через редакцию “Искры” передают москвичи Ленину благодарность за “Что делать?”.

“...Я горячо благодарю Вас за выражение сочувствия и солидарности,- пишет в ответ Владимир Ильич.- Для нелегального писателя это тем ценнее, что ему приходится работать в условиях необычного отчуждения от читателя. Всякий обмен мыслей, всякое сообщение о том впечатлении, какое производит та или иная статья или брошюра на разные слои читателей, имеет для нас особенно важное значение, и мы очень благодарны будем, если нам будут писать не только о делах в узком смысле слова, не только для печати, но и для того, чтобы писатель не чувствовал себя оторванным от читателя”[160].

Примечания:

[128] В.И. Ленин, Полн. собр. соч., т. 6, с. 111-112.

[129] “Переписка В. И. Ленина и редакции газеты “Искра”...”, т. 1, с. 352.

[130] В.И. Ленин, Полн. собр. соч., т. 5, с. 371-372.

[131] Там же, с. 9.

[132] Там же, с. 367.

[133] В.И. Ленин, Полн. собр. соч., т. 46, с. 106.

[134] Там же, с. 108.

[135] Там же, с. 149.

[136] См. “Молодой коммунист”, 1960, № 4, с. 117.

[137] “Красный архив”, 1934, т. 1(62), с. 150.

[138] В.И. Ленин, Полн. собр. соч., т. 16, с. 101.

[139] В.И. Ленин, Полн. собр. соч., т. 6, с. 25.

[140] Там же, с. 90-91.

[141] Там же, с. 127.

[142] Там же, с. 32.

[143] Там же, с. 29.

[144] Там же, с. 33-34.

[145] Там же, с. 32.

[146] Там же, с. 78.

[147] Там же, с. 28.

[148] “Переписка В. И. Ленина и редакции газеты “Искра”...”, т. 1, с. 460.

[149] “Пролетарская революция”, 1928, № 6-7, с. 149.

[150] А. В. Шотман, Записки старого большевика. Л., 1963, с. 97.

[151] “Второй съезд РСДРП. Июль - август 1903 года. Протоколы” (далее- “Второй съезд РСДРП. Протоколы”). М., Госполитиздат, 1959, с. 677.

[152] “Переписка В. И. Ленина и редакции газеты “Искра”...”, т. 2., с. 199.

[153] “Второй съезд РСДРП. Протоколы”, с. 612.

[154] См. В.И. Ленин, Полн. собр. соч., т. 6, с. 466.

[155] “Переписка В. И. Ленина и редакции газеты “Искра”...”, т. 2, с. 28.

[156] Там же.

[157] Там же, с. 28-29.

[158] В.И. Ленин, Полн. собр. соч., т. 46, с. 201.

[159] “Исторические записки”, 1969, т. 84, с. 286.

[160] В.И. Ленин, Полн. собр. соч., т. 46, с. 221.

 

“В Лондон, Якобу Рихтеру...”

Ленин и Крупская покидают Мюнхен. Но только самые близкие знают: отныне они уже вовсе не Иордановы, а Рихтеры. Держат они путь на Британские острова.

Что вынудило их покинуть Баварию? Ведь совсем недавно она казалась самым надежным местом для издания русской нелегальной газеты. Оказывается, российская охранка дозналась, что в редакции “Искры” работает Владимир Ульянов, что она “печатается в Мюнхене, но ей старательно придается вид и характер издания, выходящего в пределах России”[1]. К тому же за изданием русской социал-демократической газеты установила слежку немецкая полиция.

Надо было уезжать из Мюнхена. Но куда?

Плеханов настаивал на Швейцарии. Он писал Аксельроду: “Оттуда, где они теперь находятся, всем нашим надо уезжать: полиция уже начала свои розыски. Теперь вопрос, куда им переехать. Я сейчас пишу, чтобы ехали в Женеву. Пиши и ты. Это будет иметь огромное влияние на будущность наших изданий. Если они уедут в Лондон или даже в Брюссель, то мы еще более от них отдалимся. А это беда. Спешу. Твой Г. П.”[2]

Нет, надо остановиться на таком городе, где можно было бы раствориться в большой массе населения, возражает Ленин, где полиция меньше бы преследовала. И он убеждает перевести издание “Искры” в Лондон.

Только двое из членов редакции поедут туда с ним. Это Мартов и Засулич. Плеханов остается в Женеве: практического участия в выпуске газеты он по-прежнему принимать не будет. Аксельрод прочно обосновался в Цюрихе. Потресов болен и лечится в Швейцарии. Значит, в Лондоне, как и в Мюнхене, Ленину предстоит всю тяжесть искровских забот нести на себе.

Поезд идет через Германию... Под мерный перестук колес Ленин углубился в исписанные листки. Это проект программы Российской социал-демократической рабочей партии.

Еще несколько лет назад в Петербурге, из дома предварительного заключения, Ленин передал на волю товарищам по "Союзу борьбы за освобождение рабочего класса” проект программы русских социал-демократов. Он сформулировал в нем основные принципы, ближайшие задачи и конечную цель революционной борьбы, определил роль марксистской партии как авангарда рабочего класса.

В сибирской ссылке в конце 1899 года Ленин написал новый проект программы партии, обосновал настоятельную необходимость ее создания, обратил внимание на ее огромное значение для революционной деятельности политической партии.

Вопрос о выработке программы партии стал особенно злободневным летом 1901 года. Ленин заявил об этом Аксельроду: “Из России нам писали, что толки о съезде усилились. Это опять и опять заставляет нас подумать о программе. Опубликование проекта программы крайне необходимо, и имело бы громадное значение” [3].

Писал о том Ленин и Плеханову. “Крайне важно поспешить с программой”[4],- настаивал он. Но сам Ленин загружен работой в газете. “Напишите, пожалуйста,- запрашивает он Плеханова,- думаете ли взяться и можете ли Вы взяться за эту работу” [5].

Тот представил первоначальный проект теоретической части. Ленин написал аграрную часть и заключение.

Некоторые положения, предложенные Плехановым, вызвали у Ленина решительное возражение. Он не мог согласиться с тем, что программа замалчивала руководящую роль партии. Наша задача, заявил Ленин, “создать организацию революционеров для руководства борьбой пролетариата”[6]. Его не мог удовлетворить и абстрактный характер плехановского проекта. Он писал в связи с этим:

“Партия русского пролетариата должна в своей программе самым недвусмысленным образом изложить обвинение русского капитализма, объявление ею войны русскому капитализму”[7], что для “практически борющейся партии важнее” [8].

Ленин настаивал: в основе программы должны лежать строго научный анализ экономического строя и классовых отношений в России, точное знание ее особенностей, глубокое понимание насущных нужд народа и потребностей всего общественного развития. Такая программа, заявлял он, станет примером исполнения пролетарскими интернационалистами их обязанностей перед своим народом, перед своей страной, перед всем международным рабочим движением,

В программе, убежден был Ленин, следовало выделить рабочий класс, подчеркнуть его роль вождя в революционной борьбе. Следовало предусмотреть в программе не только возвращение крестьянам земель, отрезанных у них при уничтожении крепостного права, но “в известный революционный момент” [9] и возможность национализации земли.

И Ленин написал свой “Проект программы Российской социал-демократической рабочей партии”. Согласовать два проекта - ленинский и плехановский - поручили комиссии редакции “Искры”. Та создала новый вариант программы. В его основе - предложение Плеханова с учетом замечаний Ленина.

Владимир Ильич получил этот проект перед самым отъездом из Мюнхена. И вот читает в поезде. Первый параграф не вызывает возражений. “Развитие международного обмена,- говорится в нем,- установило такую тесную связь между всеми народами цивилизованного мира, что великое освободительное движение пролетариата должно было стать и давно уже стало международным” [10].

Но в проекте, с которым знакомится Ленин, еще тринадцать параграфов. И во всех отчеркивает он отдельные слова и строки. Против каждого делает пометки: “Почистить бы слог”[11], “Излишнее повторение”[12], “Опять повторение!!”[13] Против некоторых параграфов категорически возражает: “...это совершенно недопустимо” [14], “Концы не сведены с концами” [15]...

Нет, не может согласиться Ленин с тем, что предложила комиссия!

“...Ей-ей,- заключает он,- лучше бы было, если бы высокая комиссия еще хорошенько поработала, пообдумала, переварила и дала нам свой, не склеенный, а цельный проект” [16].

Ленин ставит в конце дату: “12.IV.1902 - в вагоне”. Тут же добавляет: “Извиняюсь за мазню. Если успею, напишу еще и яснее”[17]. Из Кельна возвращает рукопись почтой в Цюрих Аксельроду.

На пути в Лондон лежит Льеж. Здесь живет Н. Мещеряков с женой - старые приятели Крупской по воскресной школе в Петербурге. В то время Мещеряков был еще народовольцем. Он первый привлек ее к нелегальной работе, обучал правилам конспирации, усердно снабжал заграничными изданиями группы “Освобождение труда”. Теперь Мещеряков - социал-демократ, давно находится в Бельгии и прекрасно знает местную жизнь...

Он рад снова увидеть Крупскую. Рад познакомиться с Лениным.

Два дня в Льеже. Затем с Мещеряковым - в Брюссель.

“Мы попали туда во время маленькой революционной вспышки,- вспоминает Мещеряков.- То была борьба за всеобщее избирательное право, происходившая в довольно скромных размерах... Я повел Владимира Ильича показывать город, учреждения рабочей партии, знаменитый тамошний кооператив и т. д. Когда мы вышли из кооператива, вдруг показались толпы рабочих. Это были участники революционной вспышки; собирались толпы демонстрантов; они разгонялись полицией и тут же обращались в бегство, ибо вожди рабочей партии старались всячески удержать рабочих в рамках умеренности и аккуратности.

Была объявлена забастовка, которая во всеобщую не вылилась. Ленин при виде этой толпы сейчас же оживился и обнаруживал большое тяготение примкнуть к демонстрации. Мне пришлось чуть не повиснуть на нем, чтобы как-нибудь им замедлить его движение. Тут как раз сбоку появилась полиция и отрезала нас от толпы” [18].

И вот наконец Лондон. На станции Чаринг-Кросс Ленина и Крупскую встречает Н. Алексеев, эмигрировавший сюда русский социал-демократ. Он получил уже запрос Ленина: можно организовать печатание “Искры” в типографии английской социал-демократической федерации? Даст ли на это согласие Гарри Квелч, редактор выходящего там еженедельника “Джастис”? И еще до приезда Ленина Алексеев встречался с Квелчем, обо всем договорился с ним.

Когда Ульяновы прибывают в Лондон, стоит, по словам Крупской, “невероятная мразь”. “Лондон поразил нас своей грандиозностью...- сообщает она,- у Владимира Ильича лицо сразу оживилось, и он с любопытством стал вглядываться в эту твердыню капитализма, забыв на время и Плеханова и конфликты в редакции” [19].

Около недели под фамилией Рихтер живут Ленин и Крупская и одной из “спальных комнат”, сдаваемых небогатыми квартирохозяевами, а затем переезжают в небольшой дом в районе Финсбури. Теперь их адрес - “Mr. Jacob Richter (Holford) 30. Holford Square Pentonville. London W.C.” [20].

Но, сообщая этот адрес Аксельроду, Ленин очень просит не называть его никому, “кроме самых близких лиц”[21]. Поскольку предстоит продолжить тщательно законспирированное дело, он просит: “Если можно,- постарайтесь и в разговорах употреблять систематически Мюнхен вместо Лондона и мюнхенцы вместо лондонцы”[22].

Там, где поселились Ульяновы, однообразными унылыми рядами тянутся прокопченные стандартные дома. Кругом - кирпич, камень, ни клочка зелени. Нечто подобное описал Фридрих Энгельс в книге “Положение рабочего класса в Англии” - описал на основе собственных наблюдений, достоверных источников.

Рихтер и его супруга сняли на Холфорд-сквер две комнаты.

“Сегодня было письмо от Наденьки...- сообщает Мария Александровна Ульянова из Самары в Томск дочери Анне.- Описывает она их маленькую квартирку, в которой масса неудобств. Всего 2 комнатки у них, и одна из них, Ел. Васильевны, изображает из себя и кухню и столовую. Вода и угли - которые служат топливом - находятся внизу, надо за ними ходить”[23].

Меблировка комнат у Ульяновых скромная: простые кровати, столы, стулья, несколько полок для книг.

“...Чересчур незатейливая обстановка комнат,- рассказывает Н. Алексеев,- вызвала недоумение у хозяйки квартиры. Особенно смущало ее отсутствие занавесок на окнах, и она настояла, чтобы какие-нибудь занавески непременно были куплены, иначе у нее выйдут неприятности с домовладельцем, который от всех жильцов своего дома требует известной респектабельности” [24].

В ближайшее воскресенье хозяйка - миссис Йо слышит стук молотка из комнат Рихтера: это новые жильцы прибивают занавески. Миссис Йо приходит в ужас. Она немедленно вызывает жену Рихтера.

- Воскресенье - день отдыха,- объясняет хозяйка,- и стучать молотком в этот день не полагается.

Занавески приходится прибить на другой день.

Смущает миссис Йо и то, что жена мистера Рихтера не носит обручального кольца. Она даже колеблется: не отказать ли из-за этого новым жильцам? Но Рихтеры платят аккуратно, и миссис Йо не хочет терять выгодных квартирантов.

В конце концов она решает:

- Они иностранцы, кто знает, какой у них закон.

На этом миссис Йо успокаивается, тем более что любезность и сердечность миссис Рихтер очень располагают в ее пользу.

Их провожатым по Лондону на первых порах становится Алексеев, прекрасно знающий английский язык. Ибо и Ленин и Крупская неожиданно для себя оказываются беспомощны.

“Думали, что знаем английский язык, так как в Сибири поревели даже с английского на русский целую толстенную книгу - Веббов,- вспоминает Крупская.- Я английский язык в тюрьме учила по самоучителю, никогда ни одного живого английского слова не слыхала. Стали мы в Шушенском Вебба переводить - Владимир Ильич пришел в ужас от моего произношения: “У сестры была учительница, так она не так произносила”. Я спорить не стала, переучилась. Когда приехали в Лондон, оказалось - ни мы ни черта не понимаем, ни нас никто не понимает. Попадали мы вначале в прекомичные положения. Владимира Ильича это забавляло, но в то же время задевало за живое. Он принялся усердно изучать язык. Стали мы ходить по всяческим собраниям, забираясь в первые ряды и внимательно глядя в рот оратору. Ходили мы вначале довольно часто в Гайд-парк. Гам выступают ораторы перед прохожими,- кто о чем... Слушание английской речи давало многое”[25].

Но Ленин не ограничивается этим. “Атенеум”- лондонский “журнал английской и иностранной литературы, науки, изящных искусств, музыки и драмы”- публикует его объявление:

“Русский доктор прав и его жена хотели бы брать уроки английского языка у англичанина (или англичанки) в обмен на уроки русского языка.- Письма направляйте г. Я. Рихтеру, 30, Холфорд-сквер, Пентонвилл. W. С.”[26].

И вскоре у Ленина и Крупской появляются учителя: некий мистер Раймонд, почтенный старик, внешним обликом напоминающий Дарвина, служащий известной издательской Фирмы “Джордж Белл и сыновья”, а также конторский служащий Вильямс и рабочий Йонг.

Еще до приезда в Лондон Ленину был известен уклад жизни Англии, ее столицы. С этим его познакомили труды К. Маркса и Ф. Энгельса, книги английских социологов. В своих работах Ленин порой касался экономического развития Англии, ее государственного устройства, положения английского рабочего класса. Он сравнивал Англию с Россией, “в которой одной только можно найти такую безысходную нищету масс, такую наглую эксплуатацию трудящегося...”[27].

Жизнь большого города интересует сейчас Ленина. Пользоваться конной или городской железной дорогой он по финансовым соображениям не может. Чаще всего совершает прогулки пешком. Иногда Владимир Ильич и Надежда Константиновна поднимаются на верх омнибуса и подолгу ездят, наблюдая за происходящим вокруг.

Пройдет двадцать лет. Из Англии приедет в Москву Артур Рансом - корреспондент “Манчестер Гардиан”. И, отвечая на его вопросы, вспомнит Ленин свои прогулки по вечернему Лондону:

“На улицах было необыкновенно оживленно. Торговцы расположились везде на улицах, освещая свои товары небольшими металлическими трубочками с нефтью или чем-то подобным. Огоньки были очень красивы. Движение на улицах прямо-таки необыкновенное. Все покупали или продавали...

Мой приятель был “экономист” и принялся сейчас же выкладывать свою премудрость: вот, дескать, за этой необыкновенной экономической деятельностью должно следовать стремление к политической силе. Я посмеивался над таким пониманием Маркса. Обилие мелких торговцев и их оживленнейшая деятельность нисколько еще не свидетельствует об экономической большой силе класса, от которой можно и должно заключить к “политической силе”... Уличные торговцы в Лондоне, несмотря на замечательное их оживление, от “политической силы” и даже от стремления к ней были довольно далеки” [28].

Ленина можно увидеть и на улицах, где ездят только щегольские кебы, где за тихими скверами стоят парадные особняки с увитыми зеленью зеркальными окнами. Бродит он и по узким переулкам, населенным простым людом... И, наблюдая кричащие контрасты богатства и нищеты, говорит не раз:

- Two Nations! Две нации!

Его тянет туда, где можно увидеть рабочих,- в дешевый ресторанчик, бар, читальню. Он уже знает: здесь, в Англии, в церквах после богослужения бывает обычно какой-нибудь коротенький доклад, потом дискуссия. И эти дискуссии, где выступают рабочие, Ленин особенно любит слушать. Он отыскивает в газетах объявления о рабочих собраниях и отправляется в глухие кварталы столицы. Вернувшись однажды с такого собрания, он радостно говорит Крупской:

- Из них социализм так и прет! Докладчик пошлости разводит, а выступит рабочий,- сразу быка за рога берет, самую суть капиталистического строя вскрывает”[29].

То, что видит Ленин в Лондоне, подтверждает справедливость заключений, к которым он пришел еще до этой, первой своей встречи с Англией. Ленин убеждается, что, довольная жизнью, рабочая аристократия легко усвоила буржуазные взгляды на основные социально-экономические проблемы. Убеждается он и в том, что лидеры английских тред-юнионов уводят массы от политической борьбы к борьбе за улучшение условий труда - к тому, о чем еще совсем недавно писал он в книге “Что делать?”, утверждая, что “стихийное рабочее движение есть тред-юнионизм”, что “тред-юнионизм означает... идейное порабощение рабочих буржуазией”[30].

С каждым днем все больше постигает Ленин жизнь английской столицы. Забирается в новые для него места. Бывает на окраинах. И пишет матери в Россию:

“...Мы с Надей изъездили и исходили уже порядочное количество окрестностей, нашли и прехорошие места”[31];

“Я приспособился уже порядочно к местной жизни и языком овладеваю практически”[32].

“...Захватили с собой бутерброды вместо обеда и двинулись на целый день ins Grune (на лоно природы, нем.) в воскресенье... Погуляли отлично, воздух нас всех опьянил, точно детей... Единственные из всех здешних товарищей, изучающие все окрестности города, это мы. Находим разные “деревенские” тропинки, знаем ближние места, собираемся и подальше прокатиться”[33].

Пишет о том и Крупская: “...смотрим народ, местную жизнь, здесь ее удобнее наблюдать, чем где бы то ни было.

Володя очень увлекается этими наблюдениями, увлекается и этим, так же как всем, что он делает” [34].

Примечания:

[1] “Красный архив”, 1934, т. 1(62), с. 141.

[2] “Переписка Г. В. Плеханова и П. Б. Аксельрода”, т. П. М., 1925, с. 169.

[3] В.И. Ленин, Полн. собр. соч., т. 46, с. 123.

[4] Там же, с. 120-121.

[5] Там же, с. 121.

[6] В.И. Ленин, Полн. собр. соч., т. 6, с. 201.

[7] Там же, с. 236.

[8] Там же, с. 237.

[9] Там же, с. 337.

[10] Там же, с. 241.

[11] Там же.

[12] Там же, с. 242.

[13] Там же, с. 245.

[14] Там же, с. 246-247.

[15] Там же, с. 247.

[16] Там же, с. 252-253.

[17] Там же, с. 253.

[18] “Воспоминания о Владимире Ильиче Ленине”, т. 2, с. 64.

[19] Н. К. Крупская. Воспоминания о Ленине, с. 59.

[20] В И. Ленин. Полн. собр. соч., т. 46, с. 180.

[21] Там же.

[22] Там же.

[23] “Переписка семьи Ульяновых. 1883-1917”. М., 1969, с. 146.

[24] “Воспоминания о Владимире Ильиче Ленине”, т. 2, с. 88.

[25] Н. К. Крупская. Воспоминания о Ленине, с. 59-60.

[26] В.И. Ленин, Полн. собр. соч., т. 6, с. 608.

[27] В.И. Ленин, Поли, собр. соч., т. 1, с. 199.

[28] В.И. Ленин, Полн. собр. соч., т. 45, с. 259-260.

[29] См. Н. К. Крупская. Воспоминания о Ленине, с. 61.

[30] В.И. Ленин, Полн. собр. соч., т. 6, с. 40.

[31] В.И. Ленин, Полн. coop, соч., т. 55, с. 224.

[32] Там же, с. 225.

[33] Там же, с. 231-232.

[34] Там же, с. 436.

 

Печатается на берегах Темзы

Как и в Мюнхене, главное для Ленина в Лондоне - “Искра”. Едва появившись на берегах Темзы, он отправляется на Клеркенвилл-грин, в тот старинный дом, где бывал уже по его поручению Алексеев.

Некогда в доме располагалась кофейня, в которой собирались чартисты. В середине прошлого века его превратили в “клуб радикалов”. А затем здесь начал издаваться еженедельник “Джастис”, орган социал-демократической федерации Англии.

В этом доме, вошедшем в историю английского революционного движения, и станет вскоре печататься нелегальная общерусская политическая газета. Набирать и верстать ее будут в маленькой русской типографии в Ист-энде и оттуда на Клеркенвилл-грин будут привозить сверстанные полосы,

“Английские с.-д. с Квелчем во главе с полной готовностью предоставили свою типографию,- расскажет одиннадцать лет спустя Ленин.- Самому Квелчу пришлось для этого “потесниться”: ему отгорожен был в типографии тонкой дощатой перегородкой уголок вместо редакторской комнаты. В уголке помещался совсем маленький письменный стол с полкой книг над ним и стул. Когда пишущий эти строки посещал Квелча в этом “редакторском кабинете”, то для другого стула места уже не находилось...” [35]

В отведенной для Ленина клетушке единственное окно выходит во двор. Высокая серая стена оставляет для обозрения лишь небольшой кусок неба, перерезанный колокольней близстоящей церкви.

Полвека отделяют Ленина от той поры, когда здесь же, в Лондоне, Герцен создал Вольную русскую типографию. В ней печатались “Полярная звезда”, революционные воззвания, прокламации, брошюры, книги, нелегально распространявшиеся затем в России.

В Вольной русской типографии выходил “Колокол”, разоблачавший злодеяния царской бюрократии и крепостников-помещиков, полицейский произвол, хищения сановников. Пройдет некоторое время, и под тем же хмурым лондонским небом, где некогда создана была Герценом Вольная русская типография, начнет издаваться “Искра”.

Она пока печатается в Мюнхене. Перед отъездом Ленин поручил В. Кожевниковой - техническому секретарю редакции - наблюдать за изданием там еще нескольких номеров газеты. И между Кожевниковой и Лениным сейчас регулярная переписка. Она пишет ему обо всех своих затруднениях. Ленин же отвечает аккуратно, по пунктам, почти с каждой лондонской почтой - четыре раза в день. Не пропускает без ответа ни одного вопроса. Эти ответы точные, ясные.

Еще в октябре прошлого, 1901 года Ногин запрашивал из Петербурга: “Когда же вы, наконец, напечатаете программу? Очень часто приходится выслушивать желание видеть программу “Искры””[36]. И вот приходит газета с проектом этой программы. В нем учтено большинство замечаний Ленина.

Русские социал-демократы, опираясь на марксистскую теорию, обосновывают в публикуемом документе революционную цель партии. Они определяют путь борьбы за эту цель, указанный еще Марксом и Энгельсом. Подчеркивают роль рабочего класса как вождя всех трудящихся и угнетенных. Утверждают историческую неизбежность перехода от капитализма к социализму. Утверждают, что эту задачу - задачу создания общества, свободного от всех форм эксплуатации и угнетения, решит пролетариат.

“Необходимое условие этой социальной революции,- провозглашает программа,- составляет диктатура пролетариата, т. е. завоевание пролетариатом такой политической власти, которая позволит ему подавить всякое сопротивление эксплуататоров” [37].

А какова роль марксистской партии в борьбе за революционное преобразование общества?

“Ставя себе задачу сделать пролетариат способным выполнить свою великую историческую миссию, - отвечает программа, - международная социал-демократия организует его в самостоятельную политическую партию, противостоящую всем буржуазным партиям, руководит всеми проявлениями его классовой борьбы, разоблачает перед ним непримиримую противоположность интересов эксплуататоров интересам эксплуатируемых и выясняет ему историческое значение и необходимые условия предстоящей социальной революции” [38].

И партия рабочего класса зовет в свои ряды все слои трудящегося и эксплуатируемого населения, поскольку те переходят на точку зрения пролетариата.

Но программа-максимум - одна из частей проекта. Она органически связана с программой-минимум. И если программа-максимум провозглашает борьбу за социалистическую революцию и диктатуру пролетариата, то программа-минимум нацеливает на буржуазно-демократическую революцию. Она необходимый рубеж на пути к социалистическому перевороту.

21-й номер “Искры” с проектом программы партии уходит в Россию. Его нелегально переиздают в разных городах и обсуждают в местных организациях социал-демократов. ““Искра”,- свидетельствует вернувшийся в Петербург из тюремного заключения питерский рабочий И. Егоров,- к нам попадала в довольно значительном количестве: по 50 - 100 экземпляров... “Заря” же попадала в двух-трех экземплярах... Но как “Заря”, так и “Искра” внимательно читались в кружках... Усиленно обсуждались некоторые статьи и проект программы партии” [39].

Обсуждается он и в Лондоне, в кружке рабочих-эмигрантов. Ленин охотно принимает в этом участие. “...В Ленине, руководителе нашего кружка,- сообщит один из его участников, петербургский социал-демократ И. Михайлов, занимающийся транспортировкой “Искры”, - мы чувствовали инженера, механика, каменщика, проектирующего стройку огромной революционной партии, обрабатывающего материал для этой великой стройки, обучающего нас мастерству обтесывать и облагораживать других...” [40]

Владимир Ильич не успел еще по-настоящему обосноваться в британской столице, а сюда уже протягиваются нити, связывающие его с агентами “Искры”, с руководителями местных социал-демократических организаций... Сюда идут письма, корреспонденции для газеты. Спустя неделю после переезда в Лондон он получает из Риги корреспонденцию о распространении прокламаций в местном театре. Проходит еще два дня, и Ленин готовит к набору доставленный из России “Краткий очерк рабочего движения в Бежице (завод Брянского акционерного общества)”. Вскоре он делает редакционную правку письма из Нижнего Новгорода о демонстрациях и арестах. Знакомится с корреспонденцией из Двинска о первомайской демонстрации. Отправляет в набор сообщение о волнениях среди рабочих Шосткинского порохового завода Черниговской губернии. Знакомится с прокламацией “К русским гражданам”, изданной Донским комитетом РСДРП по поводу казни С. Балмашева, застрелившего царского министра внутренних дел. И пишет к этой прокламации введение от редакции “Искры”.

Майским утром приходит письмо от бакинской искровской группы. Ленин узнает: типография “Нина” под угрозой провала. Надо принимать срочные меры. Ее следует перевести, советует Ленин, в какой-либо другой город. И перевести безотлагательно.

Указание Ленина передают В. Кецховели - “отцу Нины”, как зовут его в конспиративной переписке. И с поручением Владимира Ильича тот покидает Баку. Ему известен адрес руководителей самарской социал-демократической организации, присланный Лениным и Крупской. Кржижановскому же в Самару Ленин сообщает через Крупскую: “Типография цела, но не работает пока. Ее владелец поехал в Россию для переговоров... С отцом Нины постарайтесь повидаться и сговориться” [41].

А в Петербурге, сообщают в Лондон, искровцы по-прежнему ведут борьбу с “экономистами” за переход “Союза борьбы” на искровские позиции. В его комитете, пишет из Самары И. Радченко, произошла размежевка. Несколько ценных человек, гласит одно из присланных им писем, “порывают все дела с комитетом и переходят к нам. (Это следствие “Что делать?”)” [42]. К лету 1902 года искровцы при поддержке левого крыла “Союза борьбы” - В. Краснухи, Е. Стасовой и других - добиваются победы. “Наконец,- сообщает 13(26) июня И. Радченко,- мы вчера услышали от комитета (после некоторых переговоров): “Между нами принципиальных разногласий нет, вполне признаем программу Ленина желательной, желательно ее провести в жизнь, и, не откладывая на дальнейшее, предлагаем товарищам принять участие в переформировке комитета, дабы Саше подготовить все необходимое”” [43].

На конспиративном языке “Саша” в данном случае - предстоящий II съезд партии. Все шире разворачивает газета подготовку к его созыву. Все чаще пишет о нем в Россию, агентам “Искры”, Ленин. Он ставит в известность находящегося в Самаре Кржижановского: до съезда осталось несколько месяцев. Поэтому главная задача теперь - “чтобы вполне свои люди проникли в возможно большее число комитетов”. Он настаивает: “...подчините все остальное этой задаче, помните о важнейшем значении Второго съезда!” Он рекомендует: “...обдумайте атаку на центр, Иваново и др., Урал и Юг” [44].

Ленин пишет о том же Ф. Ленгнику: “...Ваша задача теперь создать из себя комитет по подготовке съезда, принять в этот комитет бундовца (оценив оного со всех сторон - это NB!)...” Он подчеркивает: “Это все архиважно! памятуйте это” [45].

Сообщает Ленин и в Петербург И. Радченко: “Сейчас дали бундисту явку к Вам. Это по делу съезда. Вы с ним (+ бюро или еще кто) должны образовать русский комитет для подготовки съезда. Держитесь внушительнее и с осторожностью. Возьмите на себя побольше районов, в коих Вы беретесь подготовить съезд, сошлитесь на бюро (назвав иначе), одним словом, сделайте так, чтобы все дело было вполне в Ваших руках...” [46]

В июньские дни, когда Ленин пишет эти строки, в Петербурге созывается собрание представителей “Союза борьбы”, местной группы “Искры” и “Рабочей организации”. Оно принимает решение о поддержке “Искры”, о преобразовании “Союза борьбы”, о создании Петербургского комитета РСДРП искровского направления.

И, Радченко запрашивает у Ленина “помощь в виде конкретного наброска плана местной работы в связи с общей российской”[47]. Сейчас это особенно важно. Ведь, принимая во внимание наличие сил, средств, первые уже сделанные шаги, полагает Радченко, необходимо привлечь к общей работе абсолютно все местные силы.

Ленин немедленно откликается на просьбу Радченко. Он поздравляет его и его друзей “с громадным успехом: приступом к реорганизации местного комитета”. Предпринятым шагам он придает огромное значение. “Это дело,- уверяет Ленин,- может стать поворотным пунктом во всем нашем движении, и поэтому довести эту реорганизацию до конца - самая важная и самая настоятельная задача. Берегите себя сугубо,- требует он от Радченко,- чтобы успеть ее выполнить” [48].

Ленин пишет о том, какие практические шаги должны быть сделаны Петербургским комитетом. Он считает делом первостепенной важности опубликование открытого заявления, в котором Петербургский комитет изложил бы свои теоретические взгляды, организационные принципы. И этого шага, считает Владимир Ильич, ни в коем случае не следует откладывать. Ибо заявление будет иметь громадное значение для самого Петербургского комитета, и для всей России. Без него “все остальные шаги легко могут оказаться безрезультатными... а при нем сразу закрепляется новый путь”[49].

С ленинским письмом И. Радченко знакомит комитет “Рабочей организации” и Петербургский комитет. И получает от них ответ: “Очень рады, что намеченные практические шаги не расходятся с предлагаемыми Лениным, и также ни против одного пункта, рекомендуемого поместить в заявлении, возразить ничего не можем, а высказываем полную с ними солидарность, против открытого, откровенного заявления ничего не имеем...” [50]

В июле “Заявление С.-Петербургского комитета ко всем российским социал-демократическим организациям” выходит отдельной листовкой. Когда ее доставляют в Лондон, Ленин публикует в “Искре” этот документ, написанный по его рекомендации.

В один из июльских дней приходит письмо В. Носкова. Он напоминает о встрече с Лениным “на кумысе” - в Уфе, где после сибирской ссылки Владимир Ильич выступал на собрании единомышленников, знакомил их с планом издания общерусской политической газеты. Носков приехал туда из Ярославля, чтобы просить Ленина возглавить “Северный рабочий союз”, объединивший социал-демократические организации Ярославской, Владимирской и Костромской губерний. “...Вы очень охотно выразили готовность руководить деятельностью “Северного союза”,- пишет сейчас Носков, - хотя тогда-то я строил это на предположении, что Вы останетесь в России. Ваше согласие я передал своим товарищам, и все мы с радостью приняли Ваш ответ и с тех пор считаем Вас нашим близким товарищем, членом “Северного союза”” [51].

Еще в апреле Ленин познакомился с программой “Северного союза”, принятой незадолго до того на съезде в Воронеже. Он подверг ее товарищеской критике. Отметил недооценку авторами программы марксистской теории, нечеткое определение в ней роли пролетарской партии. “Не только “развивать самосознание пролетариата” должны мы,- писал Ленин, - а также и организовывать его в политическую партию,- а затем руководить его борьбой (и экономической и политической)” [52]. Он призвал тогда деятелей “Северного союза” принять активное участие в объединении революционной социал-демократии, в выработке программы партии.

В письме Носков передает Ленину благодарность северян. Они признательны ему за то, что содействовал Владимир Ильич “большей связанности “Северного союза” с другими организациями и особенно же сближению с “Искрой””[53]. И Ленин просит, чтобы еще крепче связали его с “Семеном Семеновичем”, а “Семена Семеновича” с ним. На конспиративном языке “Семен Семенович” - это “Северный рабочий союз”.

Примечания:

[35] В.И. Ленин, Полн. собр. соч., т. 23, с. 440.

[36] “Переписка В. И. Ленина и редакции газеты “Искра”...” т. 1, с. 275.

[37] “Искра” № 21, 1 июня 1902 г.

[38] Там же.

[39] “Красная летопись”, 1928, .№ 2(2(1), с. 38-39.

[40] “Воспоминания о Владимире Ильиче Ленине”, т. 3. М., 1961, с. 33.

[41] “Переписка В. И. Ленина и редакции газеты “Искра”...”, т. 1, с. 516.

[42] Там же, с. 527.

[43] “Переписка В. И. Ленина и редакции газеты “Искра”...”, т. 2, с. 44.

[44] В.И. Ленин, Полн. собр. соч., т. 46, с. 185.

[45] Там же, с. 187.

[46] Там же, с. 188.

[47] “Переписка В. И. Ленина и редакции газеты “Искра”...”, т. 2, с. 56.

[48] В И Ленин. Полн. собр. соч., т. 46, с. 192.

[49] Там же, с. 194.

[50] “Пролетарская революция”, 1924, № 3(26), с. 87.

[51] “Ленин. Ленину. О Ленине”. Ярославль, 1970, с. 215.

[52] В.И. Ленин. Полн. собр. соч., т. 6, с. 366.

[53] “Ленин. Ленину. О Ленине”, с. 215.

 

Ваши письма приносят бодрость

“Дорогой друг! Получили Ваши письма от 10/VII, без числа - с паролем и от 20/VII.

Не получили ласточки (Ласточка - способ нелегальной переписки посредством посылки по условным адресам различных текущих журналов, в которых между строками текста в заранее обусловленных местах химическим способом записывалось конспиративное письмо.), второго письма с паролем и о текущих делах. Не знаю, почему запоздали” [54].

Это пишет петербургскому агенту “Искры” И. Радченко Надежда Константиновна. Запрашивает, связан ли тот с “Петей” - Киевским комитетом РСДРП. Оттуда, информирует она, “молят меха”, а “мех”, знает Радченко,- это “Искра”. Сообщает Крупская Радченко и о том, что его адрес послан Семену Семеновичу” - “Северному рабочему союзу”. Я просила Семена Семеновича,- ставит она в известность петербургского агента,- непременно повидаться и потолковать с Вами”[55]. Пишет Крупская и о “пиве” - транспортном пути через Стокгольм; о том, что надо Радченко повидаться с Дяденькой - Л. Книпович; что в Швейцарию приехал Музыкант - П. Красиков и его вызывают в Лондон; что боятся здесь за Аркадия - самого Ивана Радченко и “пусть он бережет себя”... [56]

Ленин прочитывает то, что написала Крупская, и делает приписку: “Аркадию надо бы непременно уехать из Питера, раз проследили. Уехать теперь можно... Пусть помнит Аркадий, что он у нас теперь почти один и что сберечь себя он должен во что бы то ни стало”[57].

Опасность нависла над Радченко давно. Еще полтора месяца назад он сообщил в редакцию “Искры”, что подготовил себе в Питере “наследника”, старается ввести его в курс дела и тот заменит его на случай выезда. Это Елена Стасова. ”Очень энергичный, преданный делу, конспиративный человек, с обширным кругом знакомств,- отзывался о ней Радченко.- Пароль к ней: “Я хочу видеть Жулика” (Один из партийных псевдонимов Е. Стасовой.), ответ: “Я Жулик”. Можно через Тамару (Псевдоним В. Курятникова - конторщика в магазине резиновых изделий Б. Шварца в Петербурге. С конца 1901 года его служебный адрес использовали для явки и присылки писем И. Радченко.) повидаться и с Жуликом” [58]. Но хоть и есть уже “наследник”, так много у Радченко в Питере дел, что никак не может он покинуть его. “Аркадия я знаю за человека неувлекающегося и действующего осмотрительно,- пишет он о себе в одном из писем,- а потому беспокоиться без достаточных на то данных, право, не следовало бы...” [59]

Но Ленина по-прежнему тревожит безопасность петербургского агента “Искры”. Обращаясь к нему в третьем лице, он снова категорически требует от него: “Аркадия Вы должны сберечь: Вы нам за него отвечаете, и мы Вас отдадим под суд, если Вы его не выгоните из Питера до ареста. Пусть не увлекается живой работой и не забывает, что жандармы тоже живы” [60].

В эти августовские дни 1902 года в Лондон съезжаются представители Петербургского комитета РСДРП, Русской организации “Искры”, Северного союза РСДРП. Среди них Петр Красиков. Весь его багаж - небольшой чемодан и скрипка в футляре. В скрипке - тщательно запрятанные листовки, в них сведения о состоянии партийной работы, резолюции местных комитетов о присоединении к “Искре”.

Семь человек встречаются на Сидмаузс-стрит - одной из трущобных улиц Лондона. Здесь, неподалеку от квартиры Ульяновых, сняты небольшие комнаты: одна служит столовой, другая предназначена для приезжающих, в остальных поселились Засулич, Мартов, Алексеев. Обстановка в этой “коммуне” самая неприхотливая. Но именно здесь постоянно живут приезжающие в Лондон русские социал-демократы. Здесь под руководством Ленина и при участии прибывших из России товарищей состоится совещание редакции “Искры”.

О совещании и принятом на нем решении Крупская по поручению Ленина пишет в Петербург. Агент “Искры”, которому адресовано ее шифрованное письмо, знает: на конспиративном языке Ваня - это посланец Петербургского комитета РСДРП В, Краснуха, Музыкант - прибывший от Русской организации “Искры” П. Красиков, “Семен Семенович” - представитель “Северного рабочего союза” В. Носков, “Боря” - Бунд, всеобщий еврейский социал-демократический союз, возникший в 1897 году в западных губерниях России.

Крупская пишет: “Ну-с, у нас теперь Ваня, Музыкант и Семен Семенович. Единодушие полное. Вчера порешили следующее: Ваня, Русская организация “Искры”, Семен Семенович фактически объединяются; Ваня и Семен Семенович выпускают заявление о своей солидарности с “Искрой”... Ваня + организация “Искры” + Семен Семенович устраивают Организационный Комитет для подготовки общепартийного съезда. Потом в этот комитет должны будут войти представители от Бори и от юга, но это потом, пока же Организационный Комитет считается еще неконституировавшимся, и никто, кроме своих, о нем не знает, состоит он исключительно из своих людей. Организационный Комитет берет на себя функции ЦК и старается подготовить фактическое объединение” [61].

В этот же день пишет Крупская в Астрахань Л. Книпович: “Питер, Северный Союз и организация “Искры” объединились (фактически), они образовали Организационный Комитет по подготовке съезда (с функциями временного ЦК), подготовка понимается в самом широком смысле”[62].

Ленин просматривает, как обычно, письма, вносит свои поправки, и они уходят в Россию.

А почти два месяца спустя, уже из Петербурга, один из участников совещания на Сидмаузс-стрит, Петр Красиков, сообщает в Лондон: “Дело Реки (Организационного комитета) двинуто. Назначено к слуш[анию] (Совещание) в сам[ом] коротк[ом] времени. Будут Гражд[анин] (Гражданин - В. Краснуха. Далее: “Коля” - Петербургский комитет, Касьян - один из псевдонимов И. Радченко, “Юрий Иванович” - представитель “Южного рабочего”, “Борис” - представитель Бунда, Игнат - один из псевдонимов П. Красикова, “Фекла” - редакция “Искры”, Курц - Ф. Ленгник, Клер - Г. Кржижановский.) от Ко[ли], Касьян от Русской организации “Искры”, Юрий Иванович и Борис. Немедленно за конституированием произойдет тут же кооптация Игната от Феклы, или под другим каким соусом, Курца и Клера от Волги... Вышлите немедленно на всякий случай тот коротенький конспект по делу Реки, который набросан был Стариком” [63].

Старик - это Ленин. И просит Красиков прислать заметки, сделанные Владимиром Ильичем на августовском совещании в Лондоне.

Но не может найти заметки Ленин. Да и ни к чему они, убежден он. Ведь это были отрывочные записи. Писал Владимир Ильич для себя. Потому иногда даже не словами, а знаками. Красиков же и Краснуха помнят, конечно, о чем шла на совещании речь. И повели дело правильно. “Очень и очень обрадовался, узнав, что Вы двинули быстро дело ОК...” [64] - пишет Красикову Ленин.

Еще в апреле в Белостоке, на конференции комитетов и организаций РСДРП, создан был Организационный комитет по созыву II съезда. Но большинство участников конференции вскоре арестовали. Заключили в тюремные казематы и двух членов комитета. И после лондонской встречи с Лениным Организационный комитет воссоздали в Пскове на совещании социал-демократических комитетов. Преобладающее большинство принадлежит в нем искровцам. От Русской организации “Искры” в него кооптировали П. Красикова, Ф. Ленгника, П. Лепешинского и Г. Кржижановского.

“Спешите со съездом всеми силами”[65],- настаивает Ленин. И в письме, которое уходит из Лондона в Петербург, Красикову, дает советы: о тактике в отношении Бунда, о том, кому поручить технические вопросы, связанные с созывом съезда, о разработке его порядка дня...

Как ждут в России письма Ленина! “Дорогие и славные! - еще в июле обращался к Владимиру Ильичу и Надежде Константиновне И. Радченко.- Не получая от вас писем, делается грустно, хотя, казалось бы, и некогда грустить... Ваши письма, какие бы ни были, приносят с собой для меня чувство бодрости” [66]. И еще одно свидетельство - Г. Кржижановского: “Каждый из нас вспоминает, как подбадривали нас эти записки и письма... Мир революционных подпольщиков никогда не вычеркнет этого из своей благодарной памяти” [67].

Нередко из писем Ленина и Крупской узнают подпольщики впервые о событиях в империи, по тем или иным причинам замалчиваемых российской печатью. В сентябре - это побеги из киевской и екатеринославской тюрем. “Из бежавших киевлян все, кроме Гальперина и еще одного, уже здесь, Бабушкин тоже”[68],- сообщает Надежда Константиновна в Астрахань Л, Книпович.

Почти десять лет назад Бабушкин впервые увидел Ленина. Было это на рабочей окраине Питера, в кружке, которым руководил Владимир Ильич. Бабушкин был слушателем кружка. Вместе с другими передовыми рабочими он помогал Ленину в создании петербургского “Союза борьбы за освобождение рабочего класса”. При его участии Ленин написал первый агитационный листок русских марксистов - обращение к забастовавшим рабочим Семянниковского завода. Когда создавалась “Искра”, Ленин снова встретился с Бабушкиным. И тот стал агентом газеты, ее сотрудником, организатором рабочих корреспонденции в Орехово-Зуеве, Владимире, Шуе, Иваново-Вознесенске и других районах страны. Бабушкина арестовывают. Но он перепиливает решетку в окне камеры и бежит из екатеринославской тюрьмы. С огромным трудом, не зная ни одного иностранного языка, добирается Бабушкин до Лондона.

Наконец он в комнате Ленина. Побывав в ней той же осенью, ее опишет впоследствии Николай Мещеряков. Ленин, сообщит он, “любил порядок, царивший всегда в его кабинете и в его комнате, в отличие, например, от комнаты Мартова: у Мартова всегда был самый хаотический беспорядок - всюду валялись окурки и пепел, сахар был смешан с табаком, так что посетители, которых Мартов угощал чаем, часто затруднялись брать сахар... У Ленина, напротив, был необыкновенный порядок, воздух в комнате всегда чистый. Если у него в комнате закуривали, он, хотя в то время еще и не запрещал курить, но начинал морщиться, открывал форточки и вообще обнаруживал большое неудовольствие” [69].

Бабушкин рассказывает Ленину о положении рабочих в Подмосковье, в Питере, в Екатеринославе. Он вспоминает адреса, явки рабочих кружков, которых и сам создал немало. Рассказывает о системе штрафов, принудительной срочной работе, которой злоупотребляет администрация на всех заводах и фабриках, о стычках с полицией, об организации забастовок.

“В то время,- узнаем от Крупской,- в Лондон приехал Плеханов. Было устроено заседание совместно с Бабушкиным. Речь шла о русских делах. У Бабушкина было свое мнение, которое он защищал очень твердо и так держался, что начал импонировать Плеханову. Георгий Валентинович стал внимательнее в него вглядываться. О своей будущей работе в России Бабушкин говорил, впрочем, только с Владимиром Ильичем, с которым был особенно близок” [70].

Говорят они о завоевании “Искрой” рабочих масс, о местных социал-демократических комитетах, о том, какие комитеты будут безоговорочно и твердо поддерживать принципы “Искры” на предстоящем II съезде партии.

Когда Ленин будет писать позднее в Киев Ленгнику, он вспомнит эту свою беседу с Бабушкиным. “Я знаю из фактов - категорически заявит Владимир Ильич, - что люди деятельные умели связывать “Искру” (эту архиинтеллигентскую, по мнению плохоньких интеллигентов, “Искру”) с массой даже таких отсталых, малоразвитых рабочих, как рабочие подмосковных промышленных губерний. Я знал рабочих, которые сами распространяли среди массы (тамошней) “Искру” и говорили только, что ее мало. Я слышал совсем недавно рассказ “солдата с поля битвы”, как в одном из таких фабричных захолустий центра России “Искру” читали сразу во многих кружках, на собраниях по 10 - 15 человек …[71]

А Бабушкин, этот “солдат с поля битвы”, беседуя с Владимиром Ильичем, убеждается, что редакция “Искры” - настоящий боевой штаб. Убеждается он в огромной, неослабной энергии, с которой ведет всю редакционную работу Ленин.

Не так давно, сообщает Ленин Бабушкину, Петербургский социал-демократический комитет перешел на платформу “Искры”. Он признал ее идейное и организационное руководство. Но “экономисты” по-прежнему внушают рабочим, что идеи “Искры” преждевременны, неосуществимы. Они пытаются расколоть Петербургский комитет. Бабушкин хорошо знает условия работы столичной организации. Ему надо поэтому готовиться к отъезду.

И вскоре посланец Ленина уезжает в Питер. На сей раз у бабушкина паспорт на имя крестьянина Полтавской губернии Шубенко. Везет он с собой ленинское “Письмо к товарищу о наших организационных задачах”.

Еще в середине сентября пришло к Ленину из Петербурга письмо от социал-демократа А. Шнеерсона. “Полнейшая реорганизация Петербургского “Союза Борьбы”, - писал тот, - невольно вызывает на первый план насущный вопрос нашей революционной борьбы - вопрос, как мы должны сорганизоваться, чтобы наша деятельность не парализовалась набегами жандармов и стараниями провокаторов”[72]. Питерский товарищ переслал Ленину свой проект организации и попросил “уделить свое внимание его письму, причем с особым удовольствием желал бы иметь его критику”[73].

И Ленин немедленно ответил на присланное письмо. Ведь в нем поднят важный вопрос, который должен заинтересовать всех русских социал-демократов.

Ответное письмо разрослось до размеров брошюры. На многих страницах развил Ленин план построения партии нового типа. Конкретизировал план, разработанный им и в “Что делать?”, и в статьях, опубликованных “Искрой”.

Ленин написал питерскому товарищу об общем типе и структуре социал-демократических организаций. Он высказал ему свою точку зрения на функции местных партийных комитетов. Поделился мыслями о том, как следует направить работу заводских организаций - основного звена социал-демократического движения. Доказал необходимость создания двух согласованно действующих партийных центров - Центрального Комитета и центрального органа...

Ленинское “Письмо к товарищу о наших организационных задачах”, которое везет Бабушкин из Лондона в Питер, попадет туда в те дни, когда особенно сильно разгорится там борьба между революционными марксистами - сторонниками создания строго конспиративной, централизованной политической организации пролетариата - и “экономистами”, выступающими за широкую, рабочую организацию для ведения чисто экономической борьбы.

“Меня очень порадовал ответ Ленина по организационным вопросам,- придет вскоре сообщение из Петербурга,- "И, я надеюсь, рассеет ту путаницу понятий, которая царила в прежнем ЦК (Речь идет о комитете петербургского “Союза борьбы”.). А эта путаница была страшно вредна для дела...[74] Откликнется и Е. Стасова - член Петербургского комитета: “Письмо Ленина общее читала с восторгом и во всем с ним согласна” [75].

В Лондон между тем прибыли уже и те, кто при помощи русской организации “Искры” бежал из киевской тюрьмы. Здесь - Н. Бауман, В. Крохмаль, И. Блюменфельд, М. Литвинов, О. Пятницкий. Ленин встречается с ними. Долго беседует, вспоминая прошлое, договариваясь о будущей работе - о том, как улучшить связь между местными социал-демократическими комитетами, как шире охватить их влиянием “Искры”.

Оно растет с каждым днем. И все больше становится тюк писем, идущих из России к Ленину, в редакцию “Искры”.

В Лондон сообщают:

2 (15) сентября. Из Петербурга. “Связываем с вами рабочего Михаила Ивановича Калинина (Август из Ревеля), писавшего в “И[скру]” под псевдонимом Чужестранец, а также и в “Р[абочую] М[ысль]”, когда находился в Петербургском Союзе. Человек весьма энергичный, имеет много связей с провинцией, которые и сообщит вам. Намерен постоянно корреспондировать и вести с вами переписку. Ключ к ним: “К у з н е ц ы” П. Я. (“Мех гудит и дышит”...)” [76]

7 (20) сентября. Из Москвы. “Ваши дела куда блестящее, чем думаете вы сами, везде относятся с большим интересом, ждут с громадным интересом вашей литературы, ждут, как вы отнесетесь к такому-то и такому-то факту. Только вашей литературы и ждут, только ее и читают, только на нее и смотрят как на руков[одящую][77].

9(22) сентября. Из Кореиза. “В скором времени проектируется объединительный съезд крымских организаций (Симферопольского “Рабочего союза”, Ялтинского, Севастопольского, Керченского, Феодосийского и Мелитопольского комитетов” РСДРП.). Они обещали возбудить при сем удобном случае вопрос о признании Феклы (Редакции “Искры”.) своим официальным представителем” [78].

10(23) сентября. Из Самары, “...Резюмирую в нескольких словах отзывы читателей об “Искре”: 1) все единогласно утверждают, что это первая настоящая политическая газета, первая газета, в которой чувствуется, что литераторы тут, милостью божией, а не с ветру; 2) все больше и больше лиц соглашается с ее организационным планом...[79]

12 (25) сентября. Из Тулы. “Комитет (Имеется в виду Тульский комитет РСДРП.) есть, связи с рабочими очень широки. Направление ближе к “Искре”... Адрес для явки: Бабаевская ул., земское городское училище, Лидия Антоновна Басова; пароль: “Как поживает Вера Петровна?” Ответ: “Она умерла”. Тогда спросить Николаева” [80].

20 сентября (3 октября). Из Петербурга. “Программу” Вашу обсуждаем с рабочими... Предлагала одному изложить свои взгляды письменно, высказывает ценные соображения о практической постановке работы в деревне и хотел бы получить некоторые указания”[81].

30 сентября (13 октября). Из Нижнего Новгорода. “Наш комитет несколько преобразовался, больше организованности... Недавно принято было решение послать в “Искру”  официальное заявление, в котором “Искра” признается руководящим органом...” [82]

В Лондоне, так же как и в Мюнхене, Ленин хорошо информирован о рабочем движении в России. Агенты “Искры” пересылают ему листовки социал-демократов, письма рабочих. И, получив этот бесценный для газеты материал, Ленин сразу же готовит его к отправке в типографию в Ист-Энде, где набирается очередной номер “Искры”.

Он редактирует корреспонденцию с Кавказа о крестьянском движении в Кутаисской губернии. Читает изданную Донским комитетом РСДРП листовку “К рабочим мастерских Владикавказской железной дороги” и вносит правку в сопроводительный текст. Пишет предисловие к присланной и Лондон листовке Нижегородского комитета РСДРП с речами сормовских рабочих, привлеченных к суду за организацию майских демонстраций. Знакомится с письмами о забастовке в Ростове-на-Дону, распространении прокламаций в Азове, беззакониях властей по отношению к жителям рабочего поселка на реке Шостка и рабочим Порохового завода Черниговской губернии.

Приходят в Лондон и сообщения от Бабушкина. Он обращается к Ленину с просьбой наметить вопросы, по которым можно “проэкзаменовать” членов пропагандистской группы, г е. выяснить их позицию по отношению к принципам Искры”. Ленин пишет ему, что рекомендовать из Лондона экзаменационную программу трудно, и предлагает: “Пускай напишут все и каждый пропагандисты о той программе, по которой они читают или хотят читать,- тогда я буду отвечать подробно” [83].

Ленина интересует множество вопросов, и он ставит их перед Бабушкиным:

- Каков теперешний устав СПБ комитета?

- Приняты ли меры для слежения за каждым шагом питерской зубатовщины?

- Читаются ли в рабочих кружках систематические лекции (или устраиваются ли беседы) на тему об организации, о значении “организации революционеров”?

- Проповедуется ли широко среди рабочих, что они и именно они должны как можно чаще и шире переходить на иллегальное положение?

- Приняты ли меры к удесятерению корреспонденции из Питера?

- Внушается ли всем рабочим мысль, что именно они должны сорганизовать типографию для листков и правильное распространение их?

А десять дней спустя Ленин получает из России шестнадцатый номер газеты “Рабочая мысль”- номер, на котором, орган “экономистов” кончает свою жизнь. Ленин находит в нем “Протест комитета Рабочей организации”. Он направлен против заявления Петербургского комитета РСДРП о признании “Искры” и “Зари” руководящими органами партии.

Теперь Ленину уже вполне ясно: “экономисты” водят его питерских единомышленников за нос, уверяя их в своем согласии с “Искрой” и “Зарей”. И в тот же день он отправляет в Петербург два письма.

“Немедленно выступайте с боевым протестом (если не в силах издать, тотчас шлите сюда, а копию во всяком случае),- требует Ленин от Стасовой,- ведите решительную войну и выносите ее шире в среду рабочих” [84].

На “явный обман”, на “чистейшее надувательство”, на то, что противники “Искры” хотят выиграть время, чтобы укрепиться, Ленин обращает внимание и Бабушкина, советуя ему: “...сейчас же выпустить (а если нельзя выпустить,; то прислать сюда) листок с протестом от имени Комитета и вообще отвергнуть всякие примирительные заигрывания и подходы, начать решительную войну, беспощадную войну...”[85]

Ленин приветствует “энергичное поведение Новицкой” [86], как называет в конспиративных целях Бабушкина. Вчера в письме к Стасовой он настоятельно рекомендовал избрать Бабушкина от Питера взамен арестованного Краснухи членом Организационного комитета. Ленин убежден, что Бабушкин этого вполне заслуживает. Отдавая ему должное, он и сегодня пишет Стасовой: “...пока есть у вас Богдан, нельзя и на безлюдье жаловаться...” [87] И уходит это письмо в Петербург вместе с письмом к Бабушкину, в котором Ленин призывает его “продолжать в том же боевом духе, не допуская ни малейших колебаний”. Он требует: “Пишите как можно чаще и, немедля, дайте ходы к вашим рабочим (и характеристику их), чтобы в случае провала мы не сели на мель” [88].

Примечания:

[54] “Переписка В. И. Ленина и редакции газеты “Искра”...”, т. 2, с. 121.

[55] Там же.

[56] Там же, с. 122.

[57] В.И. Ленин. Полн. собр. соч., т. 46, с. 217.

[58] “Переписка В. И. Ленина и редакции газеты “Искра”...”, т. 2, с. 48.

[59] “Пролетарская революция”, 1928, № 6-7, с. 100-101.

[60] В.И. Ленин, Полн. собр. соч., т. 46, с. 219.

[61] “Переписка В. И. Ленина и редакции газеты “Искра”...”, т. 2, с. 148.

[62] Там же, с. 150.

[63] Там же, с. 357.

[64] В. И. Ленин. Полн. собр. соч., т. 46, с. 232.

[65] Там же, с. 233.

[66] “Переписка В. И. Ленина и редакции газеты “Искра”...”, т. 2, с. 92.

[67] См. “Надежда Константиновна Крупская. К 65-летию со дня рождения”. М., 1935, с. 36-37.

[68] “Переписка В. И. Ленина и редакции газеты “Искра”...”, т. 2, с. 279.

[69] “Воспоминания э Владимире Ильиче Ленине”, т. 2, с. 95.

[70] Н. К. Крупская. Воспоминания о Ленине, с. 68.

[71] В.И. Ленин, Полн. собр. соч., т. 46, с. 271-272.

[72] “Переписка В. И. Ленина и редакции газеты “Искра”...”, т. 2, с. 223.

[73] Там же, с. 230.

[74] Там же, с. 535.

[75] Там же, с. 515.

[76] Там же, с. 236.

[77] Там же, с. 255.

[78] Там же, с. 263.

[79] Там же, с. 270.

[80] Там же, с. 277.

[81] Там же, с. 300.

[82] Там же, с. 340.

[83] В.И. Ленин, Полн. собр. соч., т. 46, с. 249-250.

[84] Там же, с. 255.

[85] Там же, с. 256.

[86] Там же.

[87] Там же.

[88] Там же.

 

Ведь это Ленин!

Он идет сюда каждое утро. И когда ярко светит солнце. И в слякотную, дождливую погоду. Идет в знаменитый Британский музей. Его влечет сюда богатейшая библиотека.

Книги... Они всегда занимали особое место в жизни Ленина. В Лондоне Владимир Ильич по-прежнему неразлучен с ними. Едва обосновавшись на Холфорд-сквер, он подает прошение директору библиотеки Британского музея:

“Сэр!

Обращаюсь к Вам с просьбой о выдаче мне билета на право входа в читальный зал Британского музея. Я прибыл из России для изучения аграрного вопроса. Прилагаю рекомендательное письмо м-ра Митчелла.

С глубоким уважением к Вам, сэр,

Якоб Рихтер. Апрель 21. 1902 [89].

И. Митчелл - генеральный секретарь Всеобщей федерации тред-юнионов - пишет положенную в таких случаях рекомендацию:

“Я имею удовольствие рекомендовать мистера Якоба Рихтера, доктора прав (из С.-Петербурга), для входа в Читальный Зал. Намерение моего друга, ходатайствующего о допущении,- изучить Земельный Вопрос.

Я уверен, что Вы сможете удовлетворить ходатайство...” [90]

Но проходит три дня, а ответа нет. В чем дело? Ведь Митчелл написал, казалось, все, что требовалось. Добавил даже, что Рихтер - доктор юриспруденции, член высоко чтимой в Англии корпорации юристов.

Оказывается, администрации Британского музея никак не найти в справочнике улицу, на которой проживает мистер Митчелл. А коли так, то и пропуск не может быть выдан.

И Митчелл вынужден вновь обратиться к директору музея. “Сэр,- разъясняет он,- затруднения, возникшие у Вас в связи с рекомендацией, данной мною г-ну Рихтеру, просившему предоставить ему право пользоваться читальным залом, объясняются тем, что улица, на которой я проживаю (Вольтер-стрит, Клэпхем), возникла лишь недавно и, видимо, еще не указана в справочнике. Настоящим письмом я подтверждаю мою рекомендацию...”[91]

На сей раз она написана не на обычной бумажке, небрежным и неразборчивым почерком, как это было три дня назад, а на бланке федерации, отпечатана на машинке, и подпись скреплена печатью тред-юнионов.

Все формальности теперь уже соблюдены. В регистрационный журнал библиотеки Британского музея заносится номер А 72453. Ленин расписывается - Я. Рихтер.

Он обычно уходит туда с утра - узнаем мы из записок Крупской. Половину своего времени проводит в знаменитом читальном зале Британского музея - Ридинг-Рум.

Владимир Ильич сидит неподалеку от главного прохода в холл. И здесь встречает его нередко Ф. Ротштейн - русский эмигрант, социал-демократ, вошедший и в английскую социал-демократическую федерацию.

“Меня всегда поражала,- вспоминал он,- изумительная работоспособность Ленина: он работал не только упорно, но и очень быстро, по крайней мере втрое быстрее меня... Администрация зала относилась к Ленину с большим уважением, и служащие зала нередко с удивлением говорили: “Этот читатель просто проглатывает книги... Такого количества книг не заказывает никто другой””[92].

Часто встречает Ленина в Британском музее и английский писатель Джон Мейсфильд. Он напишет позднее своему американскому коллеге Корлиссу Лэмонту об этом “необыкновенном человеке”: “Он бывал в читальном зале часто и в течение значительного периода времени, и люди замечали его- нельзя было его не заметить...” [93]

Несколько лет спустя, вновь оказавшись на берегах Темзы, Ленин расскажет московскому социал-демократу Н. Каржанскому о многих днях, проведенных в библиотеке ; Британского музея.

- Здесь,- сообщит он ему,- имеется богатейший русский отдел. Есть специальные работники, которые следят за вновь выходящей русской литературой и подбирают ее. Стоит вам сделать заявку на книгу - книга у вас будет. Особенно полон экономический отдел. Они ведь купцы: им надо торговать с Россией и надо ее знать... Вчера мне подали книги на русском языке, которых нет ни в Питере, ни в Москве.

- Как же это могло случиться? - поразится собеседник.

- Они вышли в свет в России, а потом были конфискованы,- значит, в наших библиотеках вы их не найдете. И по обмену ни одна библиотека их не получит. А англичан не интересует вопрос о том, как столыпинские молодцы из главного управления по делам печати относятся к той или иной книге... [94]

В библиотеке Британского музея Ленин занимается главным образом аграрным вопросом. С самого утра садится он за исследования о сельском хозяйстве Германии, Голландии, Франции. Делает выписки из книг, изданных в Париже, Берлине, Лондоне, Иене, Цаберне, Лейпциге. Знакомится и с тем, что поступило сюда из России. Ленин штудирует огромную литературу, чтобы изучить земельный вопрос на Западе и в России, отношение к нему марксистов.

Ленин занимался этим и раньше. Незадолго до отъезда из Мюнхена он завершил работу над статьей “Аграрная программа русской социал-демократии”. Владимир Ильич назвал ее комментарием к аграрной части проекта программы Российской социал-демократической рабочей партии. Отстаивая в статье марксистские идеи, он отражал атаки только что появившейся партии социалистов-революционеров (эсеров).

Владимир Ильич разъяснял в статье основные требования социал-демократической аграрной программы накануне буржуазно-демократической революции, их классовое содержание, историческую обусловленность.

В Ридинг-Рум Ленин решает написать работу, адресованную русскому крестьянину - простому, малограмотному и даже вовсе неграмотному читателю.

“Я засел теперь за популярную брошюру для крестьян о нашей аграрной программе,- пишет Ленин.- Мне очень хочется разъяснить нашу идею о классовой борьбе в деревне на конкретных данных о четырех слоях деревенского населения (помещики, крестьянская буржуазия, среднее крестьянство и полупролетарии вместе с пролетариями)” [95].

Это - первое произведение Ленина, в котором он обращается к крестьянству. Тщательно продумывает ее план.

Несколько раз изменяет его, добиваясь четкости, стройности ясности в изложении. Он делает множество выписок о землевладении в России, о распределении лошадей у крестьян в сельских обществах. На лежащих перед ним листах вырастают стройные колонки цифр: Ленин тщательно анализирует классовый состав русской деревни.

“К деревенской бедноте”- так называет Ленин свою брошюру. Работа над нею, свидетельствует Крупская, доставляет ему удовлетворение. Он растолковывает, чего хочет рабочая партия, объясняет, почему крестьянской бедноте надо идти с рабочими.

“Многие крестьяне, - чеканно ясно пишет Ленин,- уже слышали, вероятно, о рабочих волнениях в городах. Некоторые сами бывали в столицах и на фабриках и видывали тамошние бунты, как их называет полиция. Другие знают рабочих, которые участвовали в волнениях и были высланы начальством в деревни. Третьим попадали в руки рабочие листки и книжки о рабочей борьбе. Четвертые просто слыхали рассказы бывалых людей о том, что делается в городах.

Прежде бунтовали одни студенты, а теперь поднялись во всех больших городах тысячи и десятки тысяч рабочих” [96].

Ленин пишет о том, как преследуют царские власти тех, кто борется за свои права, за свободу. Пишет и о том, что ни суды, ни тюрьмы, ни каторга не способны уже задушить рабочее движение. Он заявляет: стремление всех, кому дорого лучшее устройство общества,- соединиться в Российскую социал-демократическую рабочую партию.

О том, что Ленин работает над брошюрой, сообщает в Россию Крупская. “Скоро выйдет брошюра Ленина для крестьян, пришлем по частям тотчас по выходе, там много материала для листков”[97],-пишет она в конце апреля 1903 года в Тверь, местному комитету РСДРП. А спустя почти месяц уходит письмо в Крестцы, уездный город Новгородской губернии. Адресовано оно агроному А. Залоге. Между строк ничем внешне не примечательного послания оказывается второй, написанный симпатическими чернилами текст: “Вышла на днях популярная брошюра Ленина для крестьян, называется: “К деревенской бедноте”, заключает в себе популярное изложение социал-демократического учения вообще и аграрной программы в частности” [98].

О том, что Ленин завершил работу над брошюрой, что “Заграничная лига русской революционной социал-демократии” издала ее в Женеве, узнают местные комитеты РСДРП. Вскоре в Россию доставляются и первые экземпляры брошюры.

Она, сообщает из Твери в Лондон Ц. Зеликсон-Бобровская, “произвела фурор”[99]. В. Носков, возглавляющий одно из транспортных бюро “Искры”, из Либавы ставит в известность редакцию: “Масса требований на брошюру Ленина” [100]. Пишет о том же и А. Гусев - один из организаторов Тверского комитета РСДРП: “Брошюру Ленина получили транспортом, но слишком мало для нас. Есть обширные связи с учителями, Нужно на худой конец 200-150 штук” [101]. Агент “Искры”, прибывший в Кострому, убеждается: “Громадным успехом пользуется “К деревенской бедноте”, недавно получена. Ее много идет к крестьянам” [102].

Позднее Центральный Комитет РСДРП перепечатает брошюру за границей. В самой России ее выпустят местные социал-демократические организации. Она получит широкое распространение. Только с мая 1903 по декабрь 1905 года брошюру нелегально доставят в семьдесят пять населенных пунктов. Ее будут изучать в подпольных социал-демократических рабочих кружках. Проникнет она в армию, на флот, к студенчеству.

Летом 1907 года петербургское издание брошюры попадет в руки прилукского уездного исправника. Тот препроводит ее в столицу, в комитет по делам печати. И только тогда с ней впервые познакомится цензор, а познакомившись, поспешит донести начальству, что многие ее строки посвящены разъяснению учения социал-демократической рабочей партии и ее программы; что брошюра содержит призывы к ниспровержению существующего государственного и экономического строя; что она зовет к борьбе за учредительное всенародное собрание и социалистический строй. Цензор сочтет необходимым подчеркнуть в донесении, что автор брошюры убеждает читателя, деревенского пролетария, всемерно стремиться к единению с городским пролетариатом для совместной борьбы, цель которой - уничтожить гнет капиталистов и деревенских богатеев. Цензор обратит внимание начальства и на то, что автор восстанавливает неимущие деревенские классы против крупных землевладельцев.

А посему “против автора брошюры Н. Ленина... а равно и против других лиц, могущих оказаться виновными”[103], возбудят в С.-Петербургской судебной палате особое дело.

И, усмотрев в брошюре “К деревенской бедноте” “признаки преступных деяний”, судьи утвердят арест, наложенный на нее цензурой.

Но еще за много месяцев до выхода в свет брошюры “К деревенской бедноте”, осенью 1902 года, Владимир Ильич выступает в разных городах Европы с рефератами об аграрной программе российской социал-демократии. И всюду обрушивается на эсеров.

Что же вынудило Ленина, загруженного делами “Искры”, занятого подготовкой к съезду, отправиться из Лондона в Швейцарию и Бельгию? Почему так решительно ринулся он в бой против социал-революционеров?

Потому, что эта партия, разъясняет Ленин, с ее мелкобуржуазной, полуанархической “революционностью” пагубно влияет на классовое сознание пролетариата, стремится подчинить его буржуазной демократии. Потому, что так называемое “социалистски-революционное” течение общественной мысли отошло от единственной международной теории революционного социализма - марксизма. Эсеры повторяют ошибку “Народной воли”, всего старого русского социализма и “ограничивают свое самостоятельное творчество в области русской революционной мысли простой приставкой революционной фразы к ветхому завету либерально-народнической мудрости”[104]. Они не понимают, что “действительно революционной и истинно социалистической может быть в современной России лишь партия, сливающая социализм с русским рабочим движением”[105].

Эсеровская проповедь террора, утверждает Ленин, особенно пагубна. Опасно, что террористические настроения начинают сказываться уже у части рабочих, даже у социал-демократов. И перед осенней поездкой в Швейцарию и Бельгию в двух номерах “Искры” Ленин выступает со статьей “Революционный авантюризм”, в которой подвергает резкой критике ошибочные теоретические и программные взгляды, эсеров, их авантюристическую тактику.

Этим же вопросам он посвящает и свой реферат в Женеве.

“Тогда,- вспомнит старая большевичка П. Кулябко,- я в первый раз слышала его выступление и тогда же познакомилась с ним лично. Как раз в день реферата в сумерках ко мне постучался и вошел незнакомый человек; я с первого взгляда подумала, что это кто-нибудь из российских товарищей, но он сейчас же назвал себя, приветливо улыбаясь,- “Ульянов”, а когда снял головной убор, я увидела и его лысину, о которой, конечно, знала по рассказам товарищей... Завязался живой разговор... Владимир Ильич был очень оживлен и весело и заразительно смеялся... Незаметно пробежали часа полтора - два. Владимир Ильич попрощался с нами до вечера, сказав, что ему еще нужно кое-что просмотреть к реферату... О нем были расклеены в городе нашей женевской искровской группой афиши. Содержание его было об эсерах. Я пришла довольно рано; большой зал был уже битком набит. Вся женевская русская колония, кажется, до единого человека, была здесь: на две трети это были эсеры... и сочувствовавшая им студенческая молодежь” [106].

В Женеве, так же как и в Лозанне, Берне, Цюрихе, Льеже, Ленин разоблачает эсеров. Он утверждает, что тактика индивидуального террора ведет к отрыву революционеров от народа, что террористические акты приносят громадный вред рабочему движению.

Он решительно заявляет: “...партия “социалистов-революционеров” на самом деле отнюдь не стоит на точке зрения научного революционного социализма... ни в вопросах международного, ни в вопросах русского движения. На самом деле “партия” характеризуется полной беспринципностью но всех важнейших принципиальных вопросах современного социализма...” [107]

Напрасно эсеры, говорит Ленин, считают свою родословную от действительно великих революционеров - народовольцев Андрея Желябова, Александра Михайлова, Софьи Перовской и им подобных. С ними, категорически утверждает он, у эсеров нет и не может быть ничего общего, как у мелкобуржуазной партии, по недоразумению носящей название социалистической.

Вот заметки одного из присутствующих на обсуждении реферата Ленина:

“Реферат был, конечно, убийственным для эсеров... Владимир Ильич в этом реферате, который был его первым рефератом в Женеве, показал, чего стоит пафос эсеров с их социализацией земли”, показал и вскрыл просто и ясно их реакционность во всех отношениях и их авантюризм. Говорил при этом Владимир Ильич очень страстно, его интонация невольно передавалась всем слушателям... Эсеры считали себя самыми революционными на свете, и вот приходит Ленин и... совлекает с них все их блестящие одежды, показывая при этом под ними изорванные лохмотья давным-давно изжитой мелкобуржуазной мудрости” [108].

Ленин возвращается в Лондон. Он пишет в Берн: “После путешествия я чувствовал себя изрядно утомленным, но теперь начинаю “отходить”, хотя завтра предстоит еще здесь повторить реферат” [109]

Поспорить с Лениным, узнаем из воспоминаний оказавшегося в Англии петербургского социал-демократа И. Михайлова, приходит в рабочий район Уайтчепель немало эсеров. Ленин начинает с характеристики основных положений народничества. Многие эсеры торжествуют:

- Вот, даже Ленин говорит о неопровержимых достоинствах нашего учения!

Однако Владимир Ильич подвергает с позиций марксизма все сказанное о народническом учении самой ожесточенной, уничтожающей критике. Торжествовавшие только что вожди эсеровской партии нервничают, волнуются, но ждут: что же будет дальше?

Ленин переходит к вопросам классовой борьбы, материалистического понимания истории, программы и тактики социал-демократии.

Теперь, убеждается Михайлов, он уже шлифует, заостряет все важнейшие положения марксизма. И на этом кончает...

А в феврале 1903 года Ленин в Париже. Не только из-за реферата приезжает он сюда, но и в связи с официальным приглашением Русской высшей школы общественных наук.

Ее создали в Париже почти два года назад либеральные профессора, за свои убеждения изгнанные царским правительством из высших учебных заведений России. В школе обучаются русские студенты, проживающие за границей. И хотя руководители школы проявляют открытую неприязнь к революционным марксистам, именно здесь предстоит Ленину прочесть лекции о марксистских взглядах на аграрный вопрос.

Но в расписании, вывешенном возле аудитории, нет имени Ленина. Значится же фамилия В. Ильина, выступающего с лекциями “Марксистские взгляды на аграрный вопрос в Западной Европе и в России”.

Руководителям школы он известен как марксист-теоретик, автор “Экономических этюдов и статей”, а также вышедшего в 1899 году труда “Развитие капитализма в России”. Не ведают они, конечно, о том, что в делах российской полиции сказано о В. Ильине: “Названный автор более известен под другим своим псевдонимом - “Тулин”... Настоящую его фамилию знают немногие, так как социал-демократы держат ее в большом секрете, оберегая в этом авторе одного из своих вожаков. В действительности это... Владимир Ильин Ульянов, родной брат террориста Александра Ульянова, казненного в 1887 году” [110].

Не знают руководители школы и о том, что В. Ильин - это тот самый Ленин, который стоит во главе “Искры”, который опубликовал книгу “Что делать?”.

Ильина, а не Ленина счел совет школы возможным допустить к чтению лекций. Ему, Ильину, послал совет в декабре 1902 года официальное приглашение.

Но за полчаса до первой лекции руководители школы все же узнают: Ильин - это Владимир Ульянов, это Ленин.

Как же отменить его лекции, если он уже в Париже?! Если уже заполнена до отказа аудитория в доме № 16 по улице Сорбонны?

Если к тому же пришли не только слушатели школы, но и узнавшие о лекции русские эмигранты - социал-демократы...

И Ленин поднимается на кафедру Русской высшей школы общественных наук. Он говорит, что прочтет четыре лекции. Начнет же с общей теории аграрного вопроса.

Владимир Ильич овладевает аудиторией настолько, что даже студенты последнего семестра, многие из которых уже заканчивают курс политической экономии, затаив дыхание с жадностью ловят каждое слово лектора.

“В первой же своей лекции,- свидетельствует один из слушателей,- он придал делу особый облик и показал, что он не только особенный экономист, но и особенный, по сравнению с другими, марксист... Владимир Ильич дал вполне исчерпывающий и законченной анализ хозяйственного строя России при таком освещении и с таким применением к анализу теории Маркса, которых не дали слушателям все другие профессора” [111].

Все свободное от лекций время Ленин - в национальной библиотеке. Предстоит чтение реферата на собрании русских политэмигрантов. И в Париже он будет говорить об аграрной программе эсеров и социал-демократов. Тщательно готовится к этому выступлению Владимир Ильич. Делает заметки из книг, которых не раздобыть в Лондоне.

Несколько дней спустя один из тех, кто прослушает реферат Ленина, напишет в Россию: “Борьба между социал-революционерами и социал-демократами теперь в полном разгаре. С одной стороны выступили такие силы, как Ленин, с другой - Чернов и др. Конечно, борьба повлекла за собой сильный раскол среди молодежи, страшный антагонизм, но ведь без этого обойтись нельзя. Сегодня читает Чернов, и социал-демократы с Лениным во главе собираются возражать. Ленин говорит прекрасно, буквально овладевает слушателями” [112].

Из Парижа, как ни загружен, Ленин продолжает руководить подготовкой партийного съезда. Ему переслали письмо Организационного комитета, требующее немедленного ответа. И Ленин отправляет ответ в Лондон Крупской. Оттуда уйдет его письмо в Россию, “... Советуем спешить со съездом,- пишет Ленин Организационному комитету.- Чем скорее созовете, тем лучше. И принимайтесь немедленно и активнее за подготовку комитетов... Главное: обеспечить полную уверенность в несомненном большинстве решительных искровцев” [113].

Еще два дня надо Владимиру Ильичу пробыть в Париже. И он сообщает Надежде Константиновне:

“Еду, вероятно, в воскресенье. Поезда приходят не в 6, а в 3 ч. 45 и в 10 ч. 45. С одним из этих, вероятно.

Твой...” [114]

И снова Ленин в Лондоне. По-прежнему допоздна светится его окно в доме на Холфорд-сквер.

Примечания:

[89] В.И. Ленин, Полн. собр. соч., т. 6, с. 451.

[90] См. Мариэтта Шагинян. В библиотеке Британского музея.- “Октябрь”, 1968, № 3, с. 173.

[91] “Иностранная литература”, 1957, № 4. с. 22.

[92] См. И. М. Майский. Воспоминания советского посла. Кн. I. Путешествие в прошлое. М., 1961, с. 277.

[93] “Нева”, 1970, № 11, с. 216.

[94] “Воспоминания о Владимире Ильиче Ленине”, т. 1. М., 1958, с. 362-363.

[95] В.И. Ленин, Полн. собр. соч., т. 46, с. 282.

[96] В.И. Ленин, Полн. собр. соч., т. 7, с. 131.

[97] “Переписка В. И. Ленина и редакции газеты “Искра”...”, т. 3, с. 311.

[98] Там же, с. 383.

[99] Там же, с. 471.

[100] Там же, с. 409.

[101] Там же, с. 455.

[102] “Ленинская “Искра” и местные партийные организации России (1900-1903 гг.)”. Пермь, 1971, с. 239.

[103] “Вопросы архивоведения”, 1965, № 1, с. 72.

[104] В.И. Ленин, Полн. собр. соч., т. 6, с. 372.

[105] Там же, с. 373.

[106] “Воспоминания о Владимире Ильиче Ленине”, т. 1, с. 228-229.

[107] В.И. Ленин, Полн. собр. соч.. т. 7, с. 55.

[108] “Каторга и ссылка”, 1924., кн. X, с. 16.

[109] В.И. Ленин, Полн. собр. соч., т. 46, с. 233.

[110] “Красный архив”, 1934, т. 1(62), с. 124-125.

[111] “Коммунист” (Нижний Новгород), 1924, № 1, с. 136-137.

[112] “Красный архив”, 1934, т. 1(62), с. 153-154.

[113] В.И. Ленин, Полн. собр. соч., т. 46, с. 279-280.

[114] Там же, с. 280.

 

Домик в Сешероне

В конце теплого майского дня 1903 года русская социал-демократка Прасковья Кулябко встречает на женевской улице Ленина. Он переходит через дорогу, всматривается в какой-то дом, потом быстро возвращается.

Оказывается, Ленин ищет себе квартиру. Кулябко предлагает свою помощь. И некоторое время они ходят по Женеве уже вдвоем.

- Довольны ли вы приездом в Швейцарию? - спрашивает спутница.

- Нет, не очень,- отвечает Ленин.- Природа - вот это хорошо, мы с Надеждой Константиновной большие любители прогулок. А сама Женева ничем не привлекательна - просто большая деревня...

Всего несколько дней, как, покинув британскую столицу, живет Ленин в городе, ставшем издавна главным центром русской революционно-демократической эмиграции. Здесь, на площади Пре-л'эвек, вблизи Женевского озера, в мае 1865 года обосновалась переехавшая из Лондона Вольная русская типография Герцена. Здесь продолжал выходить издаваемый им “Колокол”. В Женеве печатался журнал “Народное дело”, выпускаемый эмигрантами, объединившимися в Русскую секцию I Интернационала. В Женеве осенью 1883 года была основана первая русская марксистская группа - “Освобождение труда”. На узкой улице Ланси находилась типография, в которой эта группа издавала на русском языке произведения Маркса и Энгельса. А отныне тут, в Женеве, будет печататься “Искра”.

Некоторое время Ульяновы живут в пансионе мадам Рене Морар. Затем - в домике по улице Коллин. А с середины июня 1903 года поселяются в рабочем предместье Сешерон.

Их домик, мало чем отличающийся от соседних, стоит на тихой улице Шмен приве дю Фуайе. “...Внизу большая кухня с каменным полом, наверху три маленьких комнатушки,- описывает этот домик Крупская.- Кухня была у нас и приемной. Недостаток мебели пополнялся ящиками из-под книг и посуды... Толчея у нас сразу образовалась непротолченная. Когда надо было с кем потолковать в особицу, уходили в рядом расположенный парк или на берег озера”[115].

Живут Ульяновы наверху, куда ведет деревянная лесенка. В комнатах стоят простые столы, заваленные журналами, рукописями, газетными вырезками. По стенам - полки с книгами. В каждой комнате - прикрытая пледом койка, стулья.

Здесь пишет Ленин проекты резолюций II съезда партии-о месте Бунда в РСДРП, об экономической борьбе, о праздновании Первого мая, о представительстве Российской социал-демократической рабочей партии на международном социалистическом конгрессе в Амстердаме, о демонстрациях, пропаганде, об отношении к учащейся молодежи, о распределении революционных сил по России, о партийной литературе.

Здесь пишет он проект устава РСДРП, первый пункт которого гласит: “Членом партии считается всякий, признающий ее программу и поддерживающий партию как материальными средствами, так и личным участием в одной из партийных организаций” [116].

В комнате на втором этаже домика пишутся и статьи для “Искры”. Отсюда Ленин несет густо исписанные листки на улицу Кулувреньер. В доме № 27 - “Типография женевских рабочих”. Здесь швейцарские и русские рабочие набирают теперь газету российских социал-демократов.

Давно налаженными путями, но теперь уже из Женевы, уходит “Искра” в Россию. Она проникает даже в далекую Якутию. Проникает и туда, где отбывает ссылку профессиональная революционерка М. Эссен. Там газета знакомит ее с ленинским планом создания подлинно пролетарской партии, с тем, как ведется борьба за революционный марксизм, против оппортунизма, кустарничества, идейных шатаний и разброда. И находиться в ссылке, ждать ее конца становится невмоготу. Эссен бежит из Якутии. После многих мытарств она в Женеве. И здесь слышит от Владимира Ильича то, что знала до сих пор лишь со страниц “Искры”.

“Задачи, поставленные перед нами Лениным,- пишет она,- заключались в основном в следующем: 1) создать, усилить и укрепить в крупных промышленных центрах искровские комитеты; 2) вовлечь передовых рабочих в руководящие партийные органы; 3) внедрять в сознание рабочих принципы революционного научного марксизма; 4) развернуть и усилить борьбу со всякого рода оппортунистическими направлениями: “легальным марксизмом”, “экономизмом” и другими мелкобуржуазными течениями; 5) вести агитацию среди рабочих масс о необходимости открытых выступлений, демонстраций, забастовок и других форм революционной борьбы с самодержавием и господствующими классами; 6) готовить II съезд партии” [117].

Доклады, с которыми выступает Ленин перед русскими социал-демократами, обстоятельны и вместе с тем кратки. Он умеет быстро завоевать внимание аудитории, втянуть слушателей в спор и получает таким образом возможность определить не только степень их подготовленности, но и присущие каждому особенности характера и склонности.

Эти особенности Ленин учитывает и при отправке революционеров в Россию. Он считается с их желанием, настроением, каждому говорит:

- Подумайте, какая работа вас больше привлекает, в какой вы чувствуете себя более уверенным и куда бы вы хотели поехать. Работы непочатый край, и люди везде нужны.

Однажды приходит к нему В. Радус-Зенькович, наборщик женевской типографии “Искры”. Еще не прошло года, как он бежал из сибирской ссылки, только недавно обосновался в Швейцарии. А уже тянет его обратно, на родину.

“С какой сердечностью Владимир Ильич отозвался на мое решение возвратиться в Россию для нелегальной работы,- напишет через десятки лет Радус-Зенькович.- Он тепло напутствовал меня, рассказал о задачах и методах предстоящей работы подпольщика, профессионала-революционера, о качествах, которыми должен обладать революционер” [118].

И тут же попросил зайти к Крупской - получить у нее явки, шифр для переписки, поручения...

Таков Ленин с единомышленниками. Иной - с противниками. А борьба и здесь, в Швейцарии, не затихает ни на день. Он выступает с лекциями в самой Женеве. Отправляется с этой же целью в Берн. “Сейчас Ленин читает у нас ряд лекций по аграрному вопросу,- сообщает в Петербург В. Величкина, член “Заграничной лиги русской революционной социал-демократии”.- Что он за талантливый человек!” [119]

В этих лекциях обрушивается Владимир Ильич на одного из лидеров и теоретиков партии эсеров, В. Чернова, пытающегося представить русское крестьянство единой массой. Ленин доказывает, что есть в деревне бедняки, середняки, зажиточные крестьяне. И обрисовывает положение в деревне бедняков и середняков, дает анализ крестьянских волнений.

Он намерен написать брошюру против эсеров и в эту весеннюю пору составляет ее подробный план:

“Факт войны. Она только начинается. Литературная полемика.

Почему? Выяснение оснований, делающих войну неизбежной.

Особенное внимание должно быть обращено на теоретические, принципиальные разногласия” [120].

И хоть не будет написана сама брошюра, сбережет время на листках ее план с перечнем этих “принципиальных разногласий” между революционными марксистами и эсерами. Сбережет листки, на которых отмечены Владимиром Ильичем социальные корни воззрений эсеров. Указано на то, что должно быть подвергнуто бескомпромиссной, беспощадной критике. Сбережет время ленинский план, завершающийся перечнем задач современных революционеров: “Теоретическая защита и развитие революционного марксизма”, “Всемерное участие в международной идейной борьбе”, “Организация пролетариата” и, наконец,- “Руководители должны подготовить массы к восстанию”[121].

Центром, куда стекаются теперь сообщения о революционной борьбе в России, стал домик в Сешероне, где живут Ульяновы. Через Берн в один из июньских дней приходит корреспонденция из Красноярска. Ленин узнает из нее о вышедшей там первомайской прокламации “К сибирским рабочим”. Из Саратова пересылают речь на суде рабочего Денисова. Речь, в которой тот заявил своим судьям: “Я социал-демократ. Считая, что социал-демократия, и только она одна, является истинной выразительницей интересов пролетариев вообще, и русских рабочих, в частности, я считаю долгом следовать ее принципам, поступать согласно ее программе” [122].

Доставляют Ленину листовку, изданную Воронежским комитетом РСДРП. И, внимательно ознакомившись с ней, он делает на листовке пометку: “Ответ Воронежского комитета Организационному комитету”[123], Едва достигнув Женевы, уходит в набор письмо о стачке на бумагопрядильной фабрике Воронина, что на Выборгской стороне в Петербурге. В 42-м номере “Искры” Ленин открывает им “Хронику рабочего движения”. Письмо сообщает, в частности, о листовке Петербургского комитета РСДРП по поводу стачки.

И вскоре эта листовка также доставляется Ленину. “...Главный враг - правительство, посылающее к нам своих лакеев,- читает Владимир Ильич.- Оно хочет нам всякого вреда, оно спускает на нас диких казаков с нагайками и, когда мы добиваемся счастья и свободы, велит солдатам стрелять в нас, безоружных. Сколько крови рабочей пролило оно за один прошлый год по всей России. У нас в Питере мы еще не забыли, что было на Обуховском заводе. Будем же, товарищи, бороться с Ворониным, но не забудем, что повыше его... Но мы одолеем нашего злейшего врага, правительство, только в союзе с прочими рабочими, со всем рабочим народом в России. Будем же помнить это и соединяться с Социал-Демократической Рабочей партией, которая по всей России борется за наше дело...”[124]

Листовка приходит в июле, когда в Женеву съезжаются уже делегаты партийного съезда. С мандатом от Саратовского комитета прибывает М. Лядов. После ряда мытарств и злоключений из Ростова-на-Дону добирается С. Гусев. Прибывает организатор Выборгской стороны А. Шотман. Из Екатеринослава приезжает Р. Землячка...

Появляется в Женеве и Дмитрий Ульянов - младший брат Ленина. Врач по образованию, он давно уже примкнул к революционному движению, к делу, которому посвятил себя Владимир. Делегатом на съезд его избрали в Туле. И, перейдя нелегально границу, он прибыл в Женеву за две педели до открытия съезда, чтобы хоть немного побыть с братом.

Дмитрия поселяют в комнате, заполненной нелегальной литературой. Наконец-то, ничего и никого не опасаясь, он может читать запрещенные в России газеты, журналы, листовки, брошюры. Много часов проводит с Владимиром - в беседах, за шахматами, в загородных прогулках. Вечером подымаются они вместе на вершину горы, любуются открывшимся видом.

Л наутро Ленин снова в делах. Он заботится о каждом прибывшем из России. Ведь некоторые оказываются в Женеве после побега из ссылки или тюрьмы. У них нет не только средств, порой нет сносной обуви и одежды. Он хлопочет об их жилье, питании. Не успокаивается, пока не убеждается: товарищ обеспечен самым необходимым.

Кажется, ни на минуту не пустует кухня в домике Ульяновых. За чашкой чая подолгу беседует Ленин с теми, кто привез вести из России. Он знакомит делегатов с проектом устава партии, проектом порядка дня съезда. С. Степанова - делегата от Тульского комитета РСДРП - Ленин расспрашивает о партийной организации, о жизни и борьбе рабочих. Он говорит ему о необходимости создания крепкой революционной марксистской партии, интересуется, как поняли рабочие его книгу “Что делать?”. Ленин беседует с И. Мошинским - делегатом от Союза горнозаводских рабочих- и предлагает ему представить подробную записку о социал-демократической агитации среди шахтеров и металлистов Донбасса.

“Помню кухоньку, идеально чистую, где мы пили чай и где Ильич аккуратно выполнял свою часть обязанностей по хозяйству - перетирал чашки...- рассказывает делегат съезда Р. Землячка.- Первое, что меня поразило в нем,- это удивительное знание, до мелочей, всего, что делалось тогда в организациях на местах. Он знал каждого искровца, его способности, его слабые стороны. Он имел особенность слушать, впитывая в себя каждое слово о том, как реагируют массы на нашу борьбу внутри организации. Мы наперебой рассказывали ему о жизни в России, а он с довольным видом потирал руки, делая про себя выводы, отмечая что-то на бумаге”[125].

Не только с Лениным встречаются в Женеве делегаты. Они беседуют также с Плехановым, Мартовым, интересуются делами “Искры”. Только в Женеве неожиданно для себя узнают они о том, что не Плеханов, как казалось многим, а Ленин возглавляет, по существу, газету, что нет в редакции полного единомыслия, нет сплоченности.

“По каждому почти вопросу,- вспоминал М. Лядов,- Ильичу приходилось драться со стариками, с Плехановым, который никак не мог понять, что русские рабочие уже не те, с которыми ему пришлось иметь дело в восьмидесятых годах, когда он уехал из России. Вся беда его, что он не знал теперешней России, поэтому ему непонятны были стоящие перед партией задачи” [126].

Делегаты съезда узнают, что Ленин настаивает на реорганизации редакции “Искры”. Ибо, как отметит он вскоре, старая шестерка до того была недееспособна, что она ни разу за три года не собралась в полном составе - это невероятно, но это факт. Ни один из 45 номеров “Искры” не был составлен (в редакционно-техническом смысле слова) кем-либо кроме Мартова или Ленина... Аксельрод не работал вовсе... Засулич и Старовер (партийный псевдоним А. Потресова) ограничивались сотрудничеством и советом, никогда не делая чисто редакторской работы” [127].

Еще не начался съезд, а делегаты уже обмениваются впечатлениями, обсуждают текущие вопросы, слушают доклады Ленина, Плеханова, Мартова, оказываются очевидцами разгорающихся между ними споров.

Съезд еще впереди, а у делегатов уже складывается собственное мнение о тех, кто стоит во главе российской социал-демократии.

“Когда говорил Плеханов,- пишет Шотман,- я наслаждался красотой его речи, удивительно меткими остротами, но, если с ним спорил Ленин, я всегда был на стороне Ленина... Так было, и не только со мной, но и с другими рабочими делегатами... Мы каждый раз восхищались практическим чутьем Ленина, его знаниями и каким-то особенным умением излагать свои мысли.

Иногда Ленин после совещания предлагал нам пройтись с ним и побеседовать по душам. После этих бесед мы уходили еще более очарованными, хотя в этих беседах он ни разу не навязывал нам своих взглядов, не ругал инакомыслящих. Он очень ясно, как-то по-товарищески говорил, что он думает по данному вопросу”[128].

Слушая Ленина, делегаты понимают, что на предстоящем съезде неизбежна острая борьба. Линия, наметившаяся в рядах противников Ленина, отмечает Землячка, вызывает величайшие опасения. Она заставляет Ленина с особенной, только ему одному свойственной энергией организовывать, разъяснять, убеждать.

А в типографии на улице Кулувреньер печатается между тем очередной, подготовленный Лениным номер “Искры”. Он выйдет перед самым съездом и передаст дыхание приближающейся в России революционной бури. Он сообщит об избиениях политических заключенных в петербургской тюрьме “Кресты”, о пропаганде среди солдат стоящего в Москве Екатеринославского полка, о прокламациях, распространенных социал-демократами среди рабочих Риги, Митавы и Либавы, о всеобщей стачке в Баку, о призыве украинских рабочих к “замене царского самодержавия законодательным собранием, составленным из представителей, выбранных всем народом”[129]. Этот очередной, сорок четвертый номер “Искры” сообщит и о письме, полученном из Петербурга с казенного инструментального завода. О письме, завершающемся призывом: “Пора, товарищи, и нам примкнуть к борьбе с подлым правительством, угнетающим весь рабочий люд. Вне борьбы нет для нас спасения!..” [130]

Для сорок четвертого номера написана Лениным статья: “Национальный вопрос в нашей программе”. Перед самым съездом он подчеркивает в ней: для успешной борьбы со всеми видами эксплуатации и гнета нужно не раздроблять, а объединять силы рабочего класса. “Проклятая история самодержавия,- заявляет Ленин,- оставила, нам в наследство громадную отчужденность рабочих классов разных народностей, угнетаемых этим самодержавием. Такая отчужденность есть величайшее зло, величайшая помеха в борьбе с самодержавием, и мы не должны узаконять этого зла, освящать этого безобразия никакими “принципами” партийной особности или партийной “федерации”” [131].

Владимир Ильич выступает против стремления Бунда к разделению рабочих в партийных организациях по национальному признаку. Он отвергает его требование быть единственным представителем еврейского пролетариата. “Проще; и легче, конечно,- утверждает Ленин,- идти по линии наименьшего сопротивления и устраиваться каждому в своем уголке по правилу: “моя хата с краю”, как хочет теперь устроиться и Бунд”[132]. Вновь и вновь указывает он на “необходимость единства”, на “невозможность общего натиска на самодержавие без полного единства”, на “обязательность; централистической организации борьбы”[133]. И призывает социал-демократов быть верными духу учения Маркса, “воспользоваться приемами марксистского исследования для анализа новой политической ситуации”[134].

Примечания:

[115] Н. К. Крупская. Воспоминания о Ленине, с. 74.

[116] В.И. Ленин, Полн. Собр. соч., т. 7, с. 256.

[117] “Воспоминания о Владимире Ильиче Ленине”, т. 2, с. 109-110.

[118] “Известия” № 95, 22 апрели 1967 г.

[119] “Владимир Ильич Ленин. Биографическая хроника”, г. 1. М., 1970, с. 453.

[120] В.И. Ленин, Полн. собр. соч., г. 7, с. 381.

[121] Там же, с. 388.

[122] “Искра” № 43, 1 июля 1903 г.

[123] “Владимир Ильич Ленин. Биографическая хроника”, т. 1, с. 457.

[124] “Листовки петербургских большевиков. 1302-1917”, т. 1 (1902- 1907). М., 1939, с. 95.

[125] “Воспоминания о И съезде РСДРП”, изд. 2. М., 1973, с. 162-163.

[126] Там же, с. 62.

[127] В.И. Ленин, Полн. собр. соч.. т. 8, с. 17.

[128] “Воспоминания о II съезде РСДРП”, с. 118-119.

[129] “Искра” № 44, 15 июля 1903 г.

[130] Там же.

[131] В.И. Ленин, Полн. собр. соч., т. 7, с. 242.

[132] Там же.

[133] Там же.

[134] Там же, с.137.

 

Рождается партия большевиков

В чем же состоит главная задача съезда?

Пройдет некоторое время, и Ленин сформулирует ее так: “В создании действительной партии на тех принципиальных и организационных началах, которые были выдвинуты и разработаны “Искрой”. Что именно в этом направлении съезд должен был работать, это было предрешено трехлетней деятельностью “Искры” и ее признанием со стороны большинства комитетов. Искровская программа и направление должны были стать программой и направлением партии, искровские организационные планы должны были получить закрепление в организационном уставе партии. Но само собою разумеется, что такой результат не мог быть достигнут без борьбы: полнота представительства на съезде обеспечила присутствие на нем и таких организаций, которые вели решительную борьбу с “Искрой” (Бунд и “Рабочее Дело”), и таких, которые, признавая “Искру” руководящим органом па словах, на деле преследовали свои особые планы и отличались неустойчивостью в принципиальном отношении... При таких условиях съезд не мог не превратиться в арену борьбы за победу искровского направления”[1].

Съезд решено провести в Брюсселе. Делегаты перебираются сюда из Женевы. Размещаются по частным квартирам, небольшим гостиницам. Ленин идет ко всем не владеющим ни одним языком, кроме русского, договаривается за них с хозяевами.

Бельгийские социал-демократы помогают русским снять громадное помещение склада. Сюда привозят простые скамьи, стол для президиума, несколько стульев. И собираются наконец вместе представители 26 социал-демократических организаций России. В невзрачном складском “зале” царит радостная, торжественная атмосфера. Ленин пунктуально - с часами в руках! - ведет дневник:

“2 ч. 55 м. Открытие Плехановым съезда, по поручению ОК Росс. СДРП (от имени бывшей группы “Освобождение труда”)

3 ч. выбор бюро. Большинство за открытый выбор” [2].

Председателем избирается Плеханов, вице-председателями - Ленин и Красиков. Ленин становится также членом мандатной, программной и уставной комиссий.

Но с первого же дня начинаются разногласия. В горячих дебатах проявляются различные позиции группировок. Вокруг Ленина сплачиваются последовательные искровцы. Создается коалиция объединяемых Мартовым “мягких” искровцев с антиискровцами и “болотом” - коалиция, которая к концу работы съезда окончательно определится в оппортунистическую группу.

Бурные прения вызывает порядок дня. Но утверждается в конце концов повестка, предложенная Организационным комитетом. В ее основе - разработанная Владимиром Ильичей “Программа II очередного съезда РСДРП”.

На девяти заседаниях обсуждает съезд проект программы партии - тот самый, который предлагает “Искра”. Споры идут по каждой ответственной формулировке.

Противники Ленина выступают против пункта о диктатуре пролетариата. Их главный аргумент: нет такого пункта в программах партий II Интернационала. Они возражают против включения в программу и требований по крестьянскому вопросу.

А бундовцы стремятся изменить основы разработанной Лениным марксистской национальной программы - о полном равноправии всех граждан независимо от национальности; о признании права на самоопределение за всеми нациями, входящими в состав государства; об объединении рабочих всех наций в единых классовых организациях - партии, профсоюзах, кооперативах и т. п. Не решаясь открыто выступать против ленинского положения о праве наций на, самоопределение, бундовцы пытаются подменить его требованием культурно-национальной автономии. А это подрывает единство пролетариата различных наций в борьбе, против самодержавия и буржуазии, ведет к обособлению и разделению пролетариев по национальному признаку, к объединению рабочих и буржуазии на основе национальной общности.

Ленин и его единомышленники отбивают атаки. Всеми делегатами при одном воздержавшемся Программа РСДРП в конце концов принимается. Она последовательно продолжает революционную линию Маркса и Энгельса, является подлинно марксистской программой революционной пролетарской партии. Она дает четкое определение расстановки классовых сил в России, формулирует ближайшие задачи и конечную цель борьбы пролетариата, его партии.

Но недолго приходится заседать съезду в Брюсселе. Делегаты замечают: за ними следят шпики. А вскоре местная полиция предъявляет ультиматум: некоторые делегаты должны покинуть страну.

Делегаты связываются с Эмилем Вандервельде - лидером бельгийских социал-демократов, гарантировавших безопасность русским революционерам:

- В чем дело? Что произошло?

И тот, наведя справки, вскоре сообщает:

- Как можно скорее уезжайте из Брюсселя. В противном случаем вам всем грозит арест и высылка в Россию. Русское министерство иностранных дел через своего посла предупредило, что будто бы приехали важные русские анархисты. А по отношению к анархистам, как вы знаете, между всеми странами существует соглашение о выдаче их властям. Наиболее подходящее место для переезда - Лондон. После тринадцатого заседания съезд прерывает свою работу. Делегаты маленькими группами выбираются из Брюсселя.

“Мне пришлось ехать с Владимиром Ильичей, Надеждой Константиновной, Бауманом...- рассказывает М. Лядов.- Ильич был особенно откровенен с нами. Он подробно рассказал обо всем, что происходило в редакции “Искры”, обо всех конфликтах внутри редакции.

Ильич много говорил также и о том, как, избавившись от оппортунистических элементов, вроде “экономистов” и бундовцев, мы создадим настоящую централизованную партию. Мы не должны гнаться за количеством членов партии. Она должна стать настоящей боевой, единомыслящей, чтобы каждый член партии отвечал за всю партию, а партия в целом могла отвечать за каждого члена партии” [3].

И вот снова Ленин в Лондоне, который он покинул всего три с лишним месяца назад. С Крупской, Бауманом и Лядовым отправляется Владимир Ильич к живущему тут по-прежнему Алексееву. Его комнату, в которой вся мебель состоит из поломанной койки, двух еле стоящих на ногах стульев и колченогого стола, постепенно заполняют другие делегаты. Едва выпив кружку чаю, Ленин берется за дело: надо подыскать для всех жилье, найти помещения для заседаний- с целью конспирации место заседаний следует постоянно менять.

После четырехдневного перерыва съезд возобновляет работу. В дневнике, который ведет Ленин, появляется запись:

“14-ое заседание (в Лондоне).

Споры о порядке ведения впредь. Чтение польского заявления (простой переход к очередным делам). Поставлен организационный вопрос. 11.00. Мой доклад об уставе организации партии” [4].

Ленинский проект устава предусматривает крепкую организацию, а не видимость ее, не мираж, как хотят того некоторые делегаты. Он обусловливает порядок приема в партию, созыв съездов на началах полного представительства партийных организаций, коллегиальность руководства, обсуждение и принятие решений простым большинством, автономию организаций в местных делах. В основу проекта кладется идея демократического централизма, которая принципиально определяет способ решения всех организационных вопросов. Ленин считает, что, чем крепче будут партийные организации, куда входят настоящие пролетарские революционеры, тем меньше шаткости и неустойчивости будет в рядах партии, тем шире, разностороннее, плодотворнее влияние партии на массы.

Упорная борьба разгорается вокруг проекта устава, особенно вокруг первого параграфа. Ленинская формулировка закрывает доступ в партию неустойчивым, анархически настроенным элементам, тем, кто способен лишь болтать, но не работать. Его формулировка первого параграфа, убежден Ленин, устраняет организационный хаос.

Мартов же и его единомышленники ориентируются на уставы социал-демократических партий Запада.

Ленин заявляет:

- Формулировка эта неизбежно стремится всех и каждого сделать членами партии... Именно поэтому мы и восстаем так решительно против формулировки Мартова. Лучше, чтобы десять работающих не называли себя членами партии (действительные работники за чинами не гонятся!), чем чтобы один болтающий имел право и возможность быть членом партии [5].

Нередко и раньше расходились во взглядах Ленин и Мартов. Но прежде об этом знали немногие. Теперь политические и организационные расхождения выявились на глазах у десятков людей. Для всех, свидетельствует петербургский делегат Шотман, стало ясно, какие глубокие разногласия таятся в двух проектах параграфа о членстве партии. Он пишет: “Нужно было слышать Ленина, с какой горячностью и настойчивостью отстаивал он свою формулировку, чтобы понять, какое огромное значение он придавал правильной организации партии. Он снова и снова доказывал, что партия будет сильна только тогда, когда все ее члены связаны между собой не только тем, что признают ее программу и платят членские взносы. Нужно, чтобы каждый достойный называться членом революционной пролетарской партии принимал активное участие в ее опасной работе, а не только оказывал какое-то содействие. Не может быть членом партии какой-либо либеральный буржуа, предоставивший свою квартиру под собрание кружка” [6]. На съезде все сильнее разгорается борьба.

- Какая тяжелая атмосфера царит у нас на съезде! - жалуется Ленину один из центристских, колеблющихся делегатов.- Эта ожесточенная борьба, эта агитация друг против друга, эта резкая полемика, это нетоварищеское отношение!..

Ленин категорически возражает:

- Какая прекрасная вещь - наш съезд! Открытая, свободная борьба. Мнения высказаны. Оттенки обрисовались. Группы наметились. Руки подняты. Решение принято. Этап пройден. Вперед! - вот это я понимаю. Это - жизнь. Это - не то, что бесконечные, нудные интеллигентские словопрения, которые кончаются не потому, что люди решили вопрос, а просто потому, что устали говорить... [7]

Собеседник Ленина смотрит на него недоумевающими глазами, пожимает плечами. Они говорят на разных языках.

А нервы у Ленина уже напряжены до предела. Он страдает бессонницей. И все же когда начинается заседание, усталость словно исчезает.

Мартову удается сколотить коалицию. Незначительным большинством оппортунисты добиваются принятия первого параграфа устава в его формулировке. Но впоследствии Мартов сам признает, что значение этого поражения было для Ленина сведено к нулю принятием остальных пунктов устава. А за ленинские положения устава РСДРП в целом голосуют 42 делегата против 6 при одном воздержавшемся. Ленин удовлетворен: от одного плохого пункта устава партия не погибнет. Атмосфера особенно накаляется при выборах руководящих органов партии. Отныне их положения и функции определены уставом. Верховным органом партии признан съезд. В Совет партии одного члена назначает съезд и по два - ЦК и редакция ЦО, Совет партии призван согласовывать и, объединять деятельность Центрального Комитета и центрального органа, а в случае, если их составы целиком выбывают из-за арестов, восстанавливать эти партийные центры. До съезда российские социал-демократические организации объединяла вокруг себя “Искра”. Делегаты высоко оценивают ее заслуги. Съезд признает “Искру” центральным, органом партии, принимая тем самым искровскую идейную, тактическую, организационную линию. Но следует ли и впредь сохранять прежнюю коллегию из шести человек? “...Было ясно,- вспомнит председательствующий на этом заседании Красиков,- что в редакции активную работу делали только Плеханов, Ленин и Мартов. Мы и предложили состав редакции составить из трех человек, так как остальные - Аксельрод почти не давал статей, Засулич почти также не давала статей, Потресов - очень мало... Мы считали самым правильным состав редакции из трех ответственных членов, и в таком виде проект был предложен Лениным, и об этом знали все еще до съезда, и Мартов знал” [8].

И все же мартовцы выступают против предложения Ленина. Внутрипартийная борьба становится все ожесточеннее. Она отражается, в частности, в протоколе тридцать первого заседания съезда:

“Мартов ...Я, от имени своего и трех других товарищей, заявляю, что ни один из нас не примет участия в такой новой редакции... Происшедшее теперь есть последний акт борьбы, имевшей место в течение второй половины съезда... Я думал, что съезд положит конец “осадному положению” внутри партии и введет в ней нормальный порядок. В действительности осадное положение с исключительными законами против отдельных групп продолжено... [9]

Ленин ...Да, тов. Мартов совершенно прав: сделанный шаг, есть, несомненно, крупный политический шаг, свидетельствующий о выборе одного из наметившихся теперь направлений в дальнейшей работе нашей партии. И меня ни капельки не пугают страшные слова об “осадном положении в партии”, об “исключительных законах против отдельных лиц и групп” и т. п. По отношению к неустойчивым и шатким элементам мы не только можем, мы обязаны создавать “осадное положение”, и весь наш устав партии, весь наш утвержденный отныне съездом централизм есть не что иное, как “осадное положение” для столь многочисленных источников политической расплывчатости. Против расплывчатости именно и нужны особые, хотя бы и исключительные, законы, и сделанный съездом шаг правильно наметил политическое направление, создав прочный базис для таких законов и таких мер” [10].

Однако Мартов не сдается. Снова споры, снова скрещиваются непримиримые взгляды. Но хоть Мартов и грозит покинуть редакцию, съезд избирает редакторами “Искры” только троих. Вслед за этим по предложенному Лениным списку избирается Центральный Комитет партии.

Отныне ленинцев, получивших большинство голосов при выборах руководящих органов партии, называют большевиками. Меньшевиками называют сторонников Мартова, потерпевших поражение при своей попытке разрушить основы партии.

На тридцати семи заседаниях, в течение трех недель шли ожесточенные бои за идеи “Искры”. Подводя итоги II съезда, Ленин скажет вскоре: “Впервые удалось нам освободиться от традиций кружковой распущенности и революционной обывательщины, собрать вместе десятки самых различных групп, зачастую отчаянно враждовавших друг с другом, связанных исключительно силой идеи и готовых (в принципе готовых) пожертвовать всей и всяческой групповой особностью и групповой самостоятельностью в пользу великого, впервые на деле создаваемого нами, целого: партии”[11].

Свершилось великое историческое событие в жизни не только России, но и всего мира: родилась революционная марксистская партия нового типа - партия большевиков.

Примечания:

[1] В.И. Ленин, Полн. собр. соч., т. 8, с. 193-194.

[2] В.И. Ленин, Полн. собр. соч., т. 7, с. 403.

[3] “Воспоминания о II съезде РСДРП”, с. 68.

[4] В.И. Ленин, Полн. собр. соч., т. 7, с. 412.

[5] Там же, с. 289-290.

[6] “Воспоминания о II съезде РСДРП”, с. 132.

[7] В.И. Ленин, Полн. собр. соч., т. 8, с. 333.

[8] См. А. М. Гиндин и Г. М. Гиндин. С Лениным в сердце. Жизнь Петра Красикова. М., 1968, с. 109.

[9] “Второй съезд РСДРП. Протоколы”, с. 370-371.

[10] В.И. Ленин, Полн. собр. соч., т. 7, с. 307-308.

[11] В.И. Ленин, Полн. собр. соч., т. 8, с. 401.

 

"Готовьте решительнейший отпор..."

Ленин возвращается в Женеву. Его забрасывают вопросами:

- Что случилось на съезде?

- Из-за чего был спор?

- Раскол? - спрашивает Ленина В. Бонч-Бруевич.

- Да, глубокий и принципиальный,- подтверждает Владимир Ильич.

Он отправляется на берег озера. Бродит по окрестностям города. Часто, опершись локтем на стол, сидит в дальнем углу кафе “Ландольт” - излюбленном месте встреч русских революционных эмигрантов. И всюду заново переживает события недавних дней. Владимир Ильич полон раздумий о том, что произошло на съезде.

Только что пришло письмо от А. Калмыковой, многие годы помогавшей социал-демократам и высланной не так давно за границу. С большим доверием относится Ленин к этой женщине, принимавшей участие в народовольческом движении, тесно связанной и с группой “Освобождение труда”, и с петербургским “Союзом борьбы за освобождение рабочего класса”. Он убеждается: происшедшее на съезде ее взволновало, но его результаты Калмыкова склонна объяснить “страшным нервным переутомлением”. Нет, это вовсе не так! - категорически отвергает ее предположения Ленин. “Нервное переутомление, - пишет он Калмыковой, - могло лишь вызвать острое озлобление, бешенство и безрассудное отношение к результатам, но самые-то результаты совершенно неизбежны, и наступление их давно было лишь вопросом времени” [12]. Не может быть никаких сомнений в том, заявляет Ленин, что “возврата назад нет” [13].

В домике на Шмен приве дю Фуайе, где живут Ульяновы, Ленин пишет “Рассказ о II съезде РСДРП”. Еще не опубликованы протоколы, и этот “Рассказ” станет пока единственным партийным документом, освещающим итоги съезда. Он станет свидетельством того, как проходила борьба на съезде, как свершилось историческое событие и вышла на политическую арену большевистская партия.

“Русской социал-демократии,- утверждает в своем “Рассказе” Ленин,- приходится пережить последний трудный переход к партийности от кружковщины, к сознанию революционного долга от обывательщины, к дисциплине от действования путем сплетен и кружковых давлений” [14].

В этой борьбе за партийность для Ленина важна лишь принципиальная сторона. Он стремится вскрыть идейные корни разногласий, их причины и последствия для будущего развития и деятельности партии.

Владимир Ильич убеждается: сразу же после съезда меньшевики пытаются сорвать его решения. Он пишет в Монтрё Потресову: “Отказ от редакции Мартова, отказ от сотрудничества его и других литераторов партии, отказ работать на ЦК целого ряда лиц, пропаганда идеи бойкота или пассивного сопротивления,- все это неминуемо приведет... к расколу партии” [15].

И тем, кто приезжает сейчас в Женеву из российского подполья, Ленин разъясняет сущность всего, что произошло на съезде, сущность и значение принятых на нем решений. И им говорит об “атмосфере надвигающегося раскола”.

Октябрьским утром на Шмен приве дю Фуайе появляется агент “Искры” Ц. Бобровская (Зеликсон). Ее послали к Ленину из Твери. Она застает его работающим за столом. Одет Владимир Ильич по-домашнему - в темно-синюю ластиковую косоворотку. И одежда эта, отмечает Бобровская, как-то особенно идет к его коренастой, ладной фигуре.

В другой комнате - тоже за столом - Крупская. Днями и ночами просиживает здесь она, расшифровывая полученную из России информацию о состоянии дел на местах, зашифровывая послания Ленина комитетам и отдельным работникам о положении, создавшемся в партийных центрах и заграницей, о том, что следует делать дальше.

Гостью хозяева встречают тепло. Спускаются с ней в кухню, которую Ленин шутливо зовет клубом. Как-то по-особому участливо расспрашивает Владимир Ильич ее о России, о людях, с которыми она встречалась. Оказывается, он знает многих ее товарищей по революционному подполью - тех, кто в разные годы рассказывал ей то о Тулине, то о Старике, то о Петрове. Тех, от кого она впервые узнала, что Тулин, Старик, Петров - одно лицо: Ленин.

В этот вечер он говорит Ц. Бобровской:

- Право называться профессиональным революционером остается за теми, кто беззаветно предан партии и рабочему классу. Этим правом должны пользоваться люди, у которых их собственная жизнь сливается с жизнью партии. Суживать круг организации революционеров до узкого круг, вождей не следует. Партии необходимы и постоянные рядовые работники-профессионалы, неутомимые, тесно связанные с массой, которые помогали бы камень за камнем закладывать здание партии [16].

Ленин говорит о том, как ему мыслится строительство партии, ее роль в надвигающихся революционных событиях, Он твердо верит: партия преодолеет кризис. Нужно объективно информировать местные партийные организации. Чтобы знали они о дезорганизаторских действиях меньшевиков, знали о грозящей опасности раскола.

- Первое время, верно,- предполагает Кулябко, отправляющаяся с его заданиями в Россию,- будет очень тяжело, пока удастся разъяснить рабочим суть разногласия и всего, что произошло после съезда.

- Наоборот,- возражает Ленин,- тут вам будет гораздо легче. Рабочие быстро разберутся и станут на нашу сторону. Ведь рабочие, бывшие на съезде, голосовали с нами [17].

Он пишет о том же товарищам в Россию. “...Надо готовиться к решительной войне, - предупреждает Ленин Кржижановского в письме, ушедшем в Киев,- надо добиться во что бы то ни стало, чтобы их попытка сунуться в комитеты сразу вызвала решительный отпор. Надо смотреть в оба за этим и готовить все комитеты... Долой всякую размягченность!” [18] И снова подчеркивает: “Готовьте решительнейший! отпор...” [19] В другом письме - Кавказскому союзному комитету РСДРП - Ленин призывает не слушать сплетен против большинства, продолжать “дружную работу с товарищеским доверием к ЦК” [20].

А из России продолжает между тем поступать обширная корреспонденция. Приходит листовка Кишиневского комитета РСДРП “Кто виноват в кишиневском погроме”. В. Ногин, из Екатеринослава просит прислать книгу Ленина “Что делать?”. Из Гомеля доставляют листок “Чудеса в Сарове и всеобщая стачка”, а из Феодосии - листовку местной социал-демократической группы “К интеллигенции”. Неизвестный корреспондент сообщает подробности судебного процесса по делу ростовской демонстрации. Пишут из Уфы - об усилении полицейских репрессий. Сообщают об арестах, судах и приговорах за революционную деятельность в Вологде и Онеге, о побегах ссыльных и о вновь прибывших в ссылку. Приходят корреспонденции о стачках на юге России, о бойкоте выборов фабричных старост в Одессе, о забастовке в Москве типографских рабочих, о стачке портных в Никополе, о всеобщей стачке в Киеве.

Ленину сообщают и о листовке Петербургского комитета РСДРП “К семянниковским рабочим”. Она уже обошла весь Питер. Листовка напоминает о преступлениях перед народом Николая II. О том, как в апреле 1895 года, едва вступив на российский престол, Николай Романов одобрил кровавую расправу над забастовавшими рабочими товарищества Ярославской большой мануфактуры. “Весьма доволен спокойным и стойким поведением войск во время фабричных беспорядков”,- начертал тогда царь на представленном ему докладе. “Спокойное и стойкое поведение” войск выразилось в расстреле забастовщиков.

Это был первый шаг, сообщает листовка. За ним последовал второй, третий... Произошла беспощадная расправа с рабочими Обуховского завода, с голодающими полтавскими и харьковскими крестьянами. Потекли реки рабочей крови, пролитой войсками и полицией в Ростове, Златоусте, Томске, Батуме, Баку, Мариуполе, Киеве, Тифлисе, Николаеве.

В письмах, листовках - обширнейший материал для “Искры”. Ленин делает на них пометки: “Сделать маленькую заметку из Никополя о стачке” [21], “Сократить изрядно и повыкинуть плохие “красоты” слога [22], “составить заметку на основании этого” [23], “Из Донецкого района (составить, слегка сократив, обстоятельную корреспонденцию)” [24], “Сократить примерно на 1/3, сохранить колорит и разговоры” [25]. И публикует заметки в “Искре”. Публикует в те дни, когда, не считаясь с волей съезда, меньшевики усиливают нападки на Ленина, стремятся лишить его связей с местными партийными организациями.

“Никого и ни в чем мы не “пятнали”, не пятнаем и не устраняем от работы. А за устранение от центра поднимать раскол было бы непостижимым для меня безумием” [26],- все еще пытается убедить Ленин Потресова и Мартова. Но те не прислушиваются к его призывам. Они блокируются со вчерашними противниками “Искры”. И на фракционном совещании в Женеве создают тайный антипартийный центр оппозиции. Очень скоро становится ясно: посредством шантажа, дрязг и скандалов, именуемых “лояльным бойкотом”, меньшевики ставят своей целью захват центральных учреждений партии.

Ленин предупреждает находящихся в России членов Центрального Комитета Г. Кржижановского и В. Носкова: “Никакой, абсолютно никакой надежды на мир больше нет... Война объявлена, и они... едут уже воевать в Россию. Готовьтесь к легальнейшей, но отчаянной борьбе” [27].

До сих пор Плеханов был с Лениным. А теперь переходит на позиции меньшевизма, самочинно кооптирует в редакцию “Искры” тех, кого не ввел в нее съезд.

- Знаете,- пытается при встрече с Лениным оправдать этот свой поступок Плеханов, - бывают иногда такие скандальные жены, что им необходимо уступить во избежание истерики и громкого скандала перед публикой.

- Может быть,- отвечает Ленин,- но надо уступить так, чтобы сохранить за собой силу не допустить еще большего “скандала” [28].

“Мысль моя была именно та,- объясняет он свою позицию,- которую я выражал и печатно: если Плеханову удастся добиться мира, приемлемого и для большинства, в рядах которого Плеханов боролся так долго и так энергично, тогда я тоже войны не начну; если не удастся,- я сохраняю за собой свободу действий, чтобы разоблачить “скандальную жену”, если ее не успокоит и не утихомирит даже Плеханов” [29].

Но Плеханов не намерен “успокаивать” и “утихомиривать”.

“...Плеханов предлагает нам вести (вместе с ним!) в “Искре” войну против ЦК. Как бы то ни было, Ленин разбит” [30]. Это ликующее сообщение Мартов шлет Аксельроду 4 ноября 1903 года. А Ленин в эти же дни пишет в Россию: “Плеханов изменил нам, ожесточение в нашем лагере страшное; все возмущены, что... Плеханов позволил переделать решения партийного съезда. Я вышел из редакции окончательно” [31].

Нелегко принять такое решение. Ведь “Искра” - его детище. Но другого выхода нет.

Ленин пишет обстоятельное объяснение. Оно адресовано редакции “Искры”. “Это вовсе не личный вопрос,--подчеркивает Владимир Ильич.- Это - вопрос об отношении большинства и меньшинства нашего партийного съезда, и я обязан ответить на него немедленно и открыто...” [32]

В своем письме Ленин отмечает, в частности: “Русские комитеты ведут борьбу против тормозящей всю работу дезорганизаторской деятельности и бойкота меньшинства. Резолюции в этом смысле уже присланы комитетами Петербургским, Московским, Нижегородским, Тверским, Одесским, Тульским, Северным союзом” [33].

Резолюция, полученная из Петербурга, выражает уверенность столичного комитета РСДРП в том, что “центральные учреждения, выбранные съездом, успешно выполнят возложенные на них задачи в деле объединения революционной социал-демократии”. Она призывает “всех товарищей к дружной совместной работе”, осуждает “всякие дезорганизаторские попытки” [34].

О том же гласит резолюция, доставленная из Москвы: “Выражая полную солидарность с постановлениями съезда, Московский комитет всецело подчиняется центральным учреждениям с уверенностью, что они успешно выполнят возложенные на них съездом обязанности в деле объединения революционной социал-демократии. Московский комитет порицает дезорганизаторские попытки, нарушающие цельность и единство в работе” [35].

Но письмо Ленина, в котором он ссылается на поддержку большевиков многими российскими организациями, не будет "публиковано в “Искре”. Его отвергли те, кого самочинно кооптировал в редакцию Плеханов. И Ленин вынужден предпринять решительный шаг. “Я напечатал теперь отдельным: листком “Письмо в редакцию “Искры” (Почему я вышел из редакции?)”,- сообщает он в Екатеринослав рабочему-большевику Н. Вилонову,- там я рассказываю вкратце, из-за кто мы разошлись, и стараюсь показать, как неверно представлено дело в № 53 “Искры” (начиная с № 53 в редакции состоят четверо представителей меньшинства и еще Плеханов.) Надеюсь, что это письмо (маленький печатный листок из 8 страничек) скоро попадет в Ваши руки, потому что в Россию его уже повезли и, вероятно, распространить будет не трудно” [36]. И Вилонов, и другие товарищи в России узнают из него, что меньшевики раздувают мелкие разногласия, встали на путь раскола партии.

Завладев “Искрой”, оппортунисты захватывают сейчас Совет партии. К голосу Плеханова, являющегося председателем Совета, прибавляются два голоса меньшевиков от новой “Искры”. “Кризис полный и страшный...- пишет Ленин в Киев.- Я борюсь за ЦК, который мартовцы, обнаглев после трусливой измены Плеханова, тоже хотят захватить, требуя кооптации туда своих...” [37]

Письмо адресовано Кржижановскому. Ленин настаивает на его приезде как члена Центрального Комитета в Женеву. “Это,- подчеркивает он,- безусловно и немедленно необходимо” [38]. Ибо следует как можно быстрее выработать линию ЦК. “Надо, чтобы Россия,- заявляет Ленин,- восстала твердо за ЦК...” [39] И, раздобыв нелегальный паспорт, Кржижановский выезжает за границу.

“В Женеве,- рассказывает он,- я очутился в настоящем кипящем котле... Большинство жал этого муравейника было направлено против Владимира Ильича. Особенно памятны жалобные филиппики Плеханова, убеждавшего меня в том, что ради сплоченности старой редакции “Искры”, представлявшей, по его мнению, “непобедимую армаду”, стоило идти на гораздо большие жертвы, чем та или иная уступка в толковании параграфа о членстве в партии” [40].

Большую часть времени проводит Кржижановский с Лениным. Среди всех Владимир Ильич выделяется наибольшим спокойствием, выдержанностью. Он намеренно не стремится убеждать в чем-либо Кржижановского, предоставив ему самому беспристрастно разобраться в обстоятельствах происшедшего раскола.

Меньшевики же с каждым днем усиливают кампанию против Ленина и его сторонников. “В “Искре” начата травля ЦК и Ленина, открытая и недвусмысленная” [41],- пишет в декабре 1903 года в Россию Крупская. “...Травля Ленина становится мало-помалу делом их жизни” [42],- сообщает тогда же из Женевы товарищам член Центрального Комитета и Совета партии Ленгник.

Владимиру Ильичу известно это. С горечью он пишет: “Старая “Искра” учила истинам революционной борьбы. Новая “Искра” учит житейской мудрости: уступчивости и уживчивости. Старая “Искра” была органом воинствующей ортодоксии. Новая “Искра” преподносит нам отрыжку оппортунизма - главным образом в вопросах организационных. Старая “Искра” заслужила себе почетную нелюбовь и русских и западноевропейских оппортунистов. Новая “Искра” “поумнела” и скоро перестанет стыдиться похвал, расточаемых по ее адресу крайними оппортунистами. Старая “Искра” неуклонно шла к своей цели, и слово не расходилось у нее с делом. В новой “Искре” внутренняя фальшь ее позиции неизбежно порождает - независимо даже от чьей бы то ни было воли и сознания - политическое лицемерие” [43].

Но Ленин по-прежнему полон оптимизма. Подолгу беседует он с товарищами, единомышленниками перед их отъездом в Россию, на нелегальную работу. Как и прежде, держит и своих руках связи с партийными комитетами, организует транспортировку нелегальной литературы.

- Мы хотим вам поручить всю экспедицию,- говорит он Бонч-Бруевичу, пригласив его к себе.

- Мои обязанности? - спрашивает тот.

- Черт побери, это хорошо, когда люди говорят сначала об обязанностях, а потом, вероятно, о правах...- И Ленин, хитро прищурив глаз и улыбаясь, смотрит на Бонч-Бруевича.

- Я полагаю, что у рядового члена партии есть единственное право - это выполнять все возлагаемое на него Центральным Комитетом самым лучшим образом,- отвечает Бонч-Бруевич.

- И только?

- Других прав я не знаю...

- Начало хорошее, оч-чень хорошее...- И Ленин деловито обсуждает детали предстоящей экспедиции.

Этот разговор идет в домике на Шмен приве дю Фуайе. 'Теперь квартира Ленина - центр заграничного отдела Организационного комитета. Сотни писем поступают ежемесячно сюда. Не меньше уходит отсюда. И так же, как недавно в Искре”, секретарствует в заграничном отделе Крупская. Она “проявляет” письма, адресованные Ленину. Она зашифровывает наиболее секретное в ленинских письмах, вписывает это химическим способом между строк заранее заготовленного, написанного обыкновенными чернилами текста.

“...Мы придумали устраивать у себя в Сешероне раз в неделю “журфиксы”, для сближения большевиков” [44],- сообщает Крупская. На этих вечерах царит музыка. Поет романсы и арии Гусев. Особенно отличается озорная, голосистая Зверка - так зовут в партийных кругах М. Эссен. Она дразнит всякого, кто вздыхает по поводу раскола. И проясняется лицо Ленина. “Каким отдыхом, каким удовольствием для Владимира Ильича были наши песни!” [45] - подтверждает Эссен.

Она рассказывает об этих вечерах в Сешероне: “Я не встречала более жизнерадостных людей, чем Ленин. Его способность смеяться всякой шутке, умение использовать свободный час и находить повод для веселья и радости были неисчерпаемы... Владимир Ильич обладал довольно приятным, несколько глуховатым голосом и очень любил попеть в хоре и послушать пение” [46].

Иногда после музыкальных вечеров Ленин, Крупская и живущая у них Эссен идут провожать гостей. Возвращаются притихшие, усталые, несколько грустные. Говорить не хочется. Каждый думает о своем. Ленин подымается к себе, присаживается на часок к рабочему столу.

А тут подходит праздник Эскалада, праздник освобождения Швейцарии от иноземной зависимости...

В этот декабрьский день по всей Женеве появляются карусели, множество палаток со сластями и яствами. А в нынешнем, 1903 году приехал сюда народный цирк, фокусники. Вечером все, наряженные в костюмы и маски, высыпали на озаренные огнями улицы. Веселье залило город.

По шумным праздничным улицам идут Ленин и Крупская. Застают дома Бонч-Бруевича. Заходят за другими товарищами.

- Что это мы все сидим за книгами, угрюмые, серьезные? - говорит Ленин.- Смотрите, какое веселье на улицах! Смех, шутки, пляски... Идемте гулять! Все важные вопросы отложим до завтра.

Толпой высыпают на улицу. Все более увлекаются общим настроением. И рождается песня. Вся улица подхватывает ее - веселую, бодрую, в которой звучат мотивы “Марсельезы”.

“Надо было видеть,- рассказывает Бонч-Бруевич,- с какой неподдельной радостью, с каким огромным увлечением; и заражавшим всех подъемом веселился Владимир Ильич здесь, на улице, среди женевской толпы, в которой, конечно, более всего принимал участие рабочий люд, трудящееся население этого небольшого, веселого и изящного городка. Наплясавшись до упаду, увлекли с собой многих и многих наших товарищей, которые скромно и чинно гуляли по улицам и с истинным изумлением смотрели на нашу компанию и особенно на Владимира Ильича, который показал свою истинную живую натуру: умел быть и сосредоточений серьезным, и увлекаться весельем, и радоваться радостям жизни...” [47]

А на следующее утро Ленин возвращается к делам... В первый день нового, 1904 года выходит “Искра” со статьей Мартова “На очереди (Кружок или партия?)” Ленин пишет в связи с этим проект обращения “К членам партии”. “Мы приглашаем редакцию нашего ЦО,- призывает он,- оглянуться прежде всего на самое себя” [48]. Ленин ставит перед “Искрой” вопрос: “Что представляет из себя эта редакция?” Что это-“кружок или должностная партийная коллегия”? И заявляет: “Если кружок, то к чему это лицемерие и фальшь с фразами о какой-то партии? Разве вы не разорвали на деле этой партии, насмехаясь недели и месяцы над ее учреждениями и ее уставом? Разве вы не разорвали на деле решений второго съезда этой партии, разве вы не довели дела до раскола, не отказались подчиняться Центральному Комитету и Совету, разве не ставите вы себя вне партии речами о том, что партийные съезды для вас не божество, т. е. не обязательны? Вы топчете ногами учреждения и законы партии и в то же время тешитесь заголовком “Центрального партийного Органа”!” [49]

Свое обращение “К членам партии” Ленин завершает призывами:

“Долой кружковщину и прежде всего долой ее из нашей партийной редакции!

Долой дезорганизаторов!

Да здравствует партия пролетариата, умеющая на деле соблюдать решения партийного съезда, умеющая чтить партийную дисциплину и организацию!..” [50]

Обращение Ленина остается неопубликованным. Но спустя несколько дней созывается Совет партии. И на первом же заседании Владимир Ильич выступает с пятью речами, вносит проект резолюции о мерах восстановления мира в партии. Четырежды выступает он и на следующий день. Четыре речи произносит на третьем заседании. “Заседания эти,- сообщает Ленин в Россию, Центральному Комитету РСДРП,-проливают окончательный свет на всю политическую ситуацию партии. Плеханов идет вместе с мартовцами...” [51] Ленин предупреждает: “Только слепые могут не видеть теперь в чем дело. Совет дожмет ЦК всем и всячески, требуя полной уступки мартовцам” [52]. И настаивает на решительной борьбе за то, что отверг Совет партии,- за немедленный созыв нового съезда.

А тут приезжает из России член ЦК М. Эссен. Долго беседует с ней Владимир Ильич о положении дел в местных партийных организациях, в самом Центральном Комитете.

То, что сообщила Эссен, побуждает немедленно написать г. Киев, Г. Кржижановскому. Написать об угрозе захвата меньшевиками ЦК. Местные комитеты, требует Владимир Ильич, должны решительно выступить против дезорганизаторских действий ставшей уже меньшевистской “Искры”.

Письмо уходит в Россию 8 февраля.

А на следующий день все газеты сообщают, что в гавани Порт-Артура на корабли русской эскадры внезапно напал японский флот.

Началась война.

За нее ратуют правящие круги России. “Чтобы удержать революцию,- признается царский министр внутренних дел Плеве,- нам нужна маленькая победоносная война” [53].

Едва в Женеву приходят первые сообщения о войне между Россией и Японией, Ленин выступает на митинге. Он говорит не только о разразившейся войне, но и о назревающей революции.

Уже на седьмой день после начала военных действий Владимир Ильич пишет обращение “К русскому пролетариату”, призванное развеять миф о военном могуществе царского строя. Из разных источников, в том числе из швейцарских и поступающих в Женеву зарубежных газет, Ленин узнает о том, что Россия делает отчаянные усилия получить за границей новый заем, что “подрядчикам обещают премию по нескольку тысяч рублей в день за ускорение работ, необходимых для военного ведомства”. Ленин делает вывод, что для осуществления авантюристических планов царского правительства “все силы народа подвергаются величайшему напряжению...” [54]

Написанное им обращение надо как можно быстрее отпечатать и распространить в России. И Крупская запрашивает: “Сообщите немедля, цела ли Нина (подпольная типография в Баку), действуют ли адреса для посылки новинок, а также рукописей? Старик (псевдоним В.И. Ленина) будет писать о войне и посылать прямо вам. Торопитесь ответом” [55]. Она уведомляет товарищей в другом письме: “Старик написал листок о войне, здесь его не распространили, послали для перепечатки в Томск, Москву, Одессу, Питер, Самару, Саратов, Нижний и Екатеринослав” [56]. Составленный Лениным “листок”, подписанный Центральным Комитетом РСДРП, размножается многотысячными тиражами. По всей России читают обращенные к пролетариату страстные, гневные строки:

“Интересы алчной буржуазии, интересы капитала, готового продать и разорить свою родину в погоне за прибылью,- вот что вызвало эту преступную войну, несущую неисчислимые бедствия рабочему народу. Политика деспотического правительства, которое попирает все человеческие права и держит в рабстве свой народ,- вот что привело к этой азартной игре кровью и достоянием русских граждан. И в ответ на бешеные военные клики, в ответ на “патриотические” манифестации холопов денежного мешка и лакеев полицейской нагайки сознательный социал-демократический пролетариат должен выступить с удесятеренной энергией с требованием: “Долой самодержавие!”, “Пусть будет созвано народное учредительное собрание!”” [57]

В апреле Ленин снова обращается к рабочему классу с прокламацией “Первое мая”, выпущенной от имени Центрального Комитета и центрального органа РСДРП. Ее перепечатывают Московский, Нижегородский, Тверской комитеты партии. Россия, утверждает в прокламации Ленин, переживает теперь такие события, когда пробуждение рабочих масс должно пойти еще быстрее, в еще более широких размерах, когда следует “напрячь все силы для сплочения рядов пролетариата, для подготовки его к еще более решительной борьбе” [58].

Новым толчком для такого пробуждения явилась война. Она, заявляет Ленин, вызывает интерес к политическим делам даже у наиболее отсталых слоев пролетариата. Она все более наглядно разоблачает “всю гнилость самодержавного порядка, всю преступность полицейской и придворной шайки, которая правит Россией”. Владимир Ильич подчеркивает, что “война разоблачает все слабые стороны правительства, война срывает фальшивые вывески, война раскрывает внутреннюю гнилость, война доводит нелепость царского самодержавия до того, что она бьет в глаза всем и каждому, война показывает всем агонию старой России, России бесправной, темной и забитой, России, остающейся в крепостной зависимости у полицейского правительства”. Ленин провозглашает: Старая Россия умирает. На ее место идет свободная Россия” [59].

Примечания:

[12] В.И. Ленин, Полн. собр. соч., т. 46, с. 292.

[13] Там же, с. 295.

[14] В.И. Ленин, Полн. собр. соч., т. 8, с. 20.

[15] В.И. Ленин, Полн. собр. соч., т. 46, с. 297.

[16] Ц. Бобровская (Зеликсон). Записки подпольщика. М., 1957, с. 52.

[17] “Воспоминания о Владимире Ильиче Ленине”, т. 1, с. 232.

[18] В.И. Ленин, Полн. собр. соч., т. 46, с. 296-297.

[19] Там же, с. 297.

[20] Там же, с. 310.

[21] “Владимир Ильич Ленин. Биографическая хроника”, т. 1, с. 497.

[22] Там же, с. 498.

[23] Там же, с. 499.

[24] Там же, с. 502.

[25] Там же, с. 507.

[26] В.И. Ленин, Полн. собр. соч., т. 46, с. 300.

[27] Там же, с. 304.

[28] В.И. Ленин, Полн. собр. соч., т. 8, с. 177.

[29] Там же.

[30] “Письма П. Б. Аксельрода и Ю. О. Мартова”. Берлин, 1924, с. 97.

[31] В.И. Ленин, Полн. собр. соч., т. 46, с. 317-318.

[32] В.И. Ленин, Полн. собр. соч., т. 8, с. 98.

[33] Там же, с. 103.

[34] “Третий съезд РСДРП. Сборник документов и материалов”. М., 1955, с. 84.

[35] См. “Очерки истории Московской организации КПСС. 1883-1965”. М., 1966, с. 51.

[36] В.И. Ленин, Полн. собр. соч., т. 46, с. 331.

[37] Там же, с. 318.

[38] Там же, с. 317.

[39] Там же, с. 318.

[40] “Воспоминания о Владимире Ильиче Ленине”, т. 2, с. 26.

[41] Ленинский сборник X, с. 39.

[42] Там же, с. 63.

[43] В.И. Ленин, Полн. собр. соч., т. 8, с. 402.

[44] Н. К. Крупская. Воспоминания о Ленине, с. 89.

[45] “Воспоминания о Владимире Ильиче Ленине”, т. 2, с. 116.

[46] Там же, с. 115.

[47] В. Д. Бонч-Бруевич. Воспоминания о Ленине. М., “Наука”. 1965, с. 29.

[48] В.И. Ленин, Полн. собр. соч., т. 8, с. 107.

[49] Там же, с. 107-108.

[50] Там же, с. 110.

[51] В.И. Ленин,. Полн. собр. соч., т. 46, с. 350.

[52] Там же.

[53] С. Ю. Витте. Воспоминания, т. 2. М., 1960, с. 291.

[54] В.И. Ленин, Полн. собр. соч., т. 8, с. 170.

[55] Ленинский сборник X, с. 320.

[56] В.И. Ленин, Полн. собр. соч., т. 3, с. 531.

[57] Там же, с. 173.

[58] Там же, с. 183.

[59] Там же, с. 183 - 184.

 

Курс на новый съезд

Ленин обращается к опыту Парижской коммуны, ее завоеваниям и достижениям, недостаткам и ошибкам, рассматривая Коммуну как величайший образец величайшего пролетарского движения XIX века. И в мартовские дни здесь, в Женеве, на собрании социал-демократов, выступает с докладом о Парижской коммуне.

Его речь, как всегда, проста и ясна. И слушатели, свидетельствует М. Эссен, ощущают могучее дыхание Коммуны ее пафос, ее трагедию, ее мировое значение. Парижская коммуна встает перед ними как сверкающая заря новой жизни.

“Мы мысленно видели осажденный Париж, трусость и предательство господствующих классов, продажное правительство, сбежавшее в Версаль и предавшее родину,- рассказывает Эссен,- мы увидели героический рабочий класс, взявший на себя защиту отечества и задачу построения государства на новых началах. Ленин показал все трудности выполнения этих задач, вскрыл все противоречий ошибки Коммуны, рассказал о ее гибели... Из всей речи Ленина, такой вдохновенной и огненной, стало ясно, что Парижская коммуна-не только героический эпизод историй показывающий силу и мощь рабочего класса, но и вдохновляющий пример для нас” [60].

После доклада возвращаются небольшой компанией. Все радостно возбуждены. Эссен спрашивает Ленина:

- Неужели мы доживем до того времени, когда Коммуна снова встанет в порядок дня? Ленин останавливается:

- А вы сделали такой вывод из моего доклада?

- Да, и не одна я, а все, кто слушал вас сегодня. В эти же дни один из противников большевиков - Н. Валентинов спрашивает Ленина:

- Неужели вы в самом деле думаете, что в России в близком времени может быть социалистическая революция?

Но ведь можно доказать, что в России нет и долгое время не будет никаких возможностей для такой революции. Социалистическую революцию ни вы, ни я во всяком случае не увидим.

- А вот я, позвольте вам заявить,- отвечает Ленин,- глубочайше убежден, что доживу до социалистической революции в России...

В эту весеннюю пору 1904 года бессонными ночами пишет Владимир Ильич большую книгу “Шаг вперед, два шага назад (Кризис в нашей партии)”. Книгу, призванную осветить действительные причины, приведшие к расколу на II съезде. Он обосновывает организационные принципы большевистской партии, которой суждено стать политическим вождем пролетарских масс.

То, что пишет сейчас Ленин, направлено, в частности, против оппортунистических взглядов Троцкого, утверждающего, что организационные задачи партии вообще якобы не заслуживают особого внимания, заявляющего, что даже самые неотложные из них разрешаются будто бы попутно в процессе политической борьбы, что партия якобы совсем не должна быть централизованной организацией и может представлять собой сумму течений всех оттенков политической мысли.

То, что пишет сейчас Ленин, направлено и против того, что утверждает солидарный с Троцким Аксельрод, против его статей в новой “Искре”, также отвергающих централизм в построении партии, ее руководящую роль в системе классовых организаций пролетариата.

Источником для создания книги становятся протоколы съезда. Почему до сих пор к ним не проявили должного внимания?- задумывается Владимир Ильич. Может быть, потому, что слишком много в них горькой правды? Ведь именно протоколы партийного съезда, уверен он, “дают единственную в своем роде, незаменимую по точности, полноте, всесторонности, богатству и аутентичности, картину действительного положения дел в нашей партии, картину воззрений, настроений и планов, нарисованную самими участниками движения, картину существующих политических оттенков внутри партии, показывающую их сравнительную силу, их взаимоотношение и их борьбу” [61].

Ленин проделывает то, к чему зовет каждого члена партии: тщательно изучает, анализирует и “краткие конспекты речей”, и “сухие экстракты из прений” [62]. И протоколы партийного съезда позволяют установить, насколько “удалось в действительности смести все остатки старых, чисто кружковщинских связей и заменить их единой великой партийной связью” [63].

По протоколам вновь прослеживает Ленин ход борьбы на съезде. И доказывает: “меньшинство”-оппортунистическое течение в РСДРП. Характерные его черты: жирондизм - выражается он в том, что “меньшинство” представляет правое крыло в рабочем движении, отрицает диктатуру пролетариата, выступает за союз с буржуазией, преклоняется перед буржуазной демократией, стремится широко открыть двери партии для мелкобуржуазных элементов; хвостизм- “меньшинство” продолжает цепляться за старые кружковые формы; барский анархизм - “меньшинство” выступает против организованности и дисциплины в партии; автономизм - он выражается в отстаивании “меньшинством” такой независимости местных партийных организаций, которая исключает централизованность и сплоченность партии рабочего класса.

Существует изречение, напоминает Ленин, что каждый имеет право в течение двадцати четырех часов проклинать своих судей. “Наш партийный съезд, как и всякий съезд всякой партии,- заявляет он,- явился тоже судьей некоторых лиц, претендовавших на должность руководителей и потерпевших крушение. Теперь эти представители “меньшинства”, с наивностью, доходящей до умилительности, “проклинают своих судей” и стараются всячески дискредитировать съезд, умалить его значение и авторитетность” [64].

Ленин разбивает в книге взгляды меньшевиков, изобличает их позорное поведение после II съезда партии, их приемы борьбы.

Что значит - шаг вперед, два шага назад? “Шаг вперед” - это создание на II съезде партии рабочего класса. А “два шага назад”? Их сделало “меньшинство”, вернувшись к временам идейного и организационного разброда в социал-демократическом движении России.

Владимир Ильич развивает в книге марксистское учение о партии. Он утверждает, что марксистская партия - это часть пролетариата, его передовой, организованный отряд, что марксистская партия вбирает в себя богатейший опыт, революционные традиции рабочего класса, что она может стать крепкой, сплоченной лишь в том случае, если будет построена на началах централизма, если в ней будет обязательная для всех ее членов дисциплина, что она должна привлекать к участию во всех партийных делах все более и более широкие массы, чтобы не только на словах быть партией масс.

“У пролетариата,- пишет Ленин,- нет иного оружия в борьбе за власть, кроме организации. Разъединяемый господством анархической конкуренции в буржуазном мире, придавленный подневольной работой на капитал, отбрасываемый постоянно “на дно” полной нищеты, одичания и вырождения, пролетариат может стать и неизбежно станет непобедимой силой лишь благодаря тому, что идейное объединение его принципами марксизма закрепляется материальным единством организации, сплачивающей миллионы трудящихся в армию рабочего класса. Перед этой армией не устоит ни одряхлевшая власть русского самодержавия, ни дряхлеющая власть международного капитала” [65].

В мае нынешнего, 1904 года здесь, в Женеве, книга Ленина выходит из печати. Ее переправляют в Россию - в Москву, Петербург, Киев, Ригу, Саратов, Тулу, Орел, Уфу, в десятки других больших и малых городов.

Владимир Ильич придает этой книге особенно большое значение. Он просит находящегося в Москве Ленгника: “Непременно познакомьте всех с брошюрой...” [66] Настаивает в письме к Кржижановскому: “...непременно ознакомься с моей брошюрой...” [67] Запрашивает находящегося в Баку Красина: “...как относитесь к моей брошюре?” [68]

Книгу Ленина уже читают повсюду. Доставленные в чемодане с двойным дном 15 экземпляров, вспоминает командированный Владимиром Ильичей в Питер В. Липшиц, были большим подарком для петербургских большевиков. Эта книга, пишет он, “оказалась тем оружием в руках наших товарищей-большевиков, которым они должны были крыть меньшевиков” [69].

Петербургские большевики поддерживают все, что отстаивает Ленин в своем труде. Они принимают резолюцию, констатирующую, что в оценке “настоящего положения дела в партии Петербургский комитет солидарен со взглядами, изложенными т. Лениным в “Шаг вперед...””; что только немедленно созванный III съезд “может спасти партию от возникновения в ней раскола”; что он явится “действительным и правдивым выразителем взглядов партии” [70].

Приходит письмо из Закавказья от М. Цхакая. Он сообщает Владимиру Ильичу: здесь ни о чем не хотят слушать, “если не заговорит агитатор о Ленине”. И добавляет: “...тов.; Ленин может гордиться, что пропагандисты и агитаторы... вынуждены по всем углам разыскивать его “Что делать?” и “Шаги”” [71].

А Ленину давно уже необходим отдых. Борьба с меньшевиками отняла столько сил, так истрепала нервы! И вместе с Крупской он покидает на время Женеву.

“Мы... выбирали всегда самые дикие тропинки,- описывает Надежда Константиновна это путешествие летом 1904 года по Швейцарии,- забирались в самую глушь, подальше от людей... Сегодня не знали, где будем завтра, вечером, страшно усталые, бросались в постель и моментально засыпали. Деньжат у нас было в обрез...” [72]

Да, было их очень и очень мало. “На что мы все жили тогда,- подтверждает Лядов,- было бы трудно ответить. В особенности на что жил Ильич с Надеждой Константиновной. Мы знали, что они здорово тогда нуждались, питались кое-как. Надежда Константиновна писала книжки для детей, кажется, Ильич кое-что переводил. На заработанные таким образом гроши они жили, причем всегда решительно отказывались оба от какой-либо помощи” [73].

На скудные средства путешествуют Ленин и Крупская. Чаще питаются всухомятку - сыром и яйцами, запивая ключевой водой.

- Вы обедайте не с туристами, а с кучерами, шоферами, чернорабочими: там вдвое дешевле и сытнее,- советует в одном из трактиров рабочий.

И они следуют его совету. “...Владимир Ильич,- свидетельствует Надежда Константиновна,- с особенным удовольствием шел обедать в застольную, ел там с особым аппетитом и усердно похваливал дешевый и сытный обед” [74].

А затем они снова надевают мешки. И снова отправляются в путь.

Мешки у них тяжеловатые. В тот, который несет Владимир Ильич, уложен увесистый французский словарь. В мешке Надежды Константиновны - столь же тяжелая французская книга, которую она только что получила для перевода. Но за все время путешествия не открывают Ульяновы ни словарь, ни книгу. “...Не в словарь смотрели мы,- рассказывает Крупская,- а на покрытые вечным снегом горы, синие озера, дикие водопады” [75].

Из разных мест посылают они письма родным в Россию.

По скупым, лаконичным строчкам прослеживается маршрут путешествия.

2 июля пишет Крупская: “Сейчас мы в Лозанне. Уже с неделю, как выбрались из Женевы и отдыхаем в полном смысле этого слова. Дела и заботы оставили в Женеве, а тут спим по 10 часов в сутки, купаемся, гуляем... За неделю мы уже значительно “отошли”, вид даже приобрели здоровый. Зима была такая тяжелая, нервы так истрепались, что отдохнуть месяц не грех, хотя мне уже начинает становиться совестно” [76].

Ленин приписывает: “Дорогая мамочка!.. Мы гуляем и отдыхаем отлично. Крепко тебя обнимаю” [77].

7 или 8 июля из Фрутигена: “Привет от бродяг дорогой мамочке и Маняше. Ваш В. Ульянов [78].

16 июля Ленин сообщает из Изельтвальда: “На днях снимаемся опять” [79].

Четыре дня спустя: “Были сегодня у новой дороги на Jungfrau и идем через Meringen к Люцерну. Твой В. Ульянов” [80].

Эти письма комментируются строками из воспоминаний Крупской:

“...Взобрались куда-то над Монтрё, забрались в дичь и глушь, к каким-то лесорубам, которые рассказали нам, как выбраться на дорогу и где заночевать. Через Эгль (Aigle) “пустились в долину Роны, зашли в Бе-ле-Бен (Bex-les-Bains) к моей товарке по школе и курсам, потом долго брели вдоль Роны, верст 70 сделали -это была самая утомительная часть путешествия. Наконец, перебрались через Геммипас (Gemmipass) в Оберланд, были у подножия Юнгфрау, потом, отбив себе порядком ноги и изустав вконец, поселились на Бриенцском озере (Brienzerzee) в Изельтвальде (Izeltwald), где прожили около недели, чтобы потом опять двинуться в путь-дорогу, через Интерлакен и Зимменталь назад в женевские края” [81].

Но действительно ли, путешествуя, Ленин и Крупская дела и заботы оставили в Женеве”?

Оказывается, что перед самым отъездом Ленин условился все же об адресах с Бонч-Бруевичем. И по этим адресам он высылает ему газеты, сообщает обо всех делах и новостях, переправляет поступающую из России корреспонденцию.

“Спасибо за Ваше письмо от 23.7.04 о делах” [82],- благодарит Бонч-Бруевича Ленин. И откуда-то с пути отвечает на все возникшие у товарищей вопросы: о том, что он стоит по-прежнему “за старую тактику” в борьбе с меньшевиками - “опротестовывать всякое нарушение, оглашать, агитировать, не давая поводов к желанному для них coup d`etat (перевороту) [83], о необходимости издания отдельной брошюрой открытого письма женевской большевистской группы Плеханову, призвавшего членов ЦК отмежеваться от Ленина, от его книги “Шаг вперед, два шага назад”.

“Я получил Ваше письмо без даты во время путешествия...”- сообщает 10 августа Ленин Мартову. И категорически пишет ему в Женеву: “...я считаю в принципе совершенно недопустимым и незаконным, чтобы члены Совета вне заседания Совета подавали свой голос или договаривались о каких бы то ни было делах, входящих в компетенцию Совета” [84].

“Получил Ваше последнее письмо” [85],- читаем в письме, уходящем в Гомель. Из глухой швейцарской деревушки Ленин помогает товарищу - большевику М. Владимирову разобраться в положении, сложившемся в партии. Он пишет ему о раскольнической деятельности меньшевиков, о том, что те “жгут все, чему вчера поклонялись, совершенно искажая перспективу, толкуя искровство так, как толковали раньше его злейшие враги” [86], что громадное большинство местных комитетов стоит на позициях противников меньшинства. “Уже более 10 комитетов,- сообщает Ленин,- высказались за съезд” [87]. И называет Питер, Тверь, Москву, Тулу, Сибирь, Кавказ, Екатеринослав, Николаев, Одессу, Ригу, Астрахань. Нет, не может Ленин хоть день не думать о делах. И на отдыхе продолжает он работать.

В августе Владимир Ильич с Надеждой Константиновной поселяются на берегу небольшого живописного озера Лак де Бре в деревне Пюиду. Здесь, в равнинной местности, наступила уже пора жатвы. Ленин с удовольствием работает в огороде, помогает хозяину дома - крестьянину Форне, у которого снимает комнату.

Однако и здесь все время помнит о делах партии. Он встречается с отдыхающими в Пюиду несколькими членами женевской группы большевиков, договаривается с ними о плане работы, об издании за границей нового печатного органа, об агитации за III съезд партии...

Еще перед отъездом Ленина на отдых один из лидеров германской социал-демократии и II Интернационала, Карл Каутский, дал согласие на публикацию в “Искре” своей статьи против большевиков. Потресов с радостью сообщил тогда об этом Аксельроду: “Итак, первая бомба отлита и - с божьей помощью - Ленин взлетит на воздух. Я придавал бы очень большое значение тому, чтобы был выработан общий план кампании против Ленина. Прежде всего, мне думается, следует на него выпустить авторитетов... Но как бить затем - всем нам, заполнить ли собою “Искру” и в какой мере, если выпустить коллективный памфлет против него... Ваше предложение потребовать от ЦК отозвать Ленина из Совета едва ли, мне думается, приемлемо и, во всяком случае, надо сначала настроить против него общественное мнение, и тогда можно будет о чем-либо подобном подумать” [88].

Не первый месяц шантажируют меньшевики и Центральный Комитет. Пугают его угрозами раскола, хотя фактически партия уже расколота меньшевиками, хотя лишь формально находятся они вместе с большевиками в составе единой РСДРП. И без ведома двух членов ЦК - Ленина и Землячки откровенные примиренцы принимают так называемую июльскую декларацию”. Она провозглашает полную сдачу позиций меньшевикам.

Примиренцы лишают Ленина прав заграничного представителя Центрального Комитета. Они объявляют цензуру его произведений, запрещают ему агитацию за III съезд. Они оставляют за ним лишь обязанность обслуживания литературных нужд ЦК.

Большинство местных организаций осуждают “июльскую декларацию”. Петербургский комитет заявляет, что, приняв ее, Центральный Комитет “вместе с ЦО и Советом партии встал в противоречие с направлением большинства местных комитетов”, что это “заставляет Петербургский комитет еще Решительнее высказаться за созыв съезда” [89]. Московский комитет выражает свое негодование “по поводу подобного, с партийной точки зрения, совершенно незаконного бойкота самого крупного и авторитетного партийного литератора”. Он принимает резолюцию, в которой “высказывает полную солидарность со взглядами Ленина, высоко ценит всю его деятельность, в которой Ленин стремился к созданию действительно крепкой пролетарской партии” [90].

Л. Фотиева, только недавно вышедшая из тюрьмы и перед угрозой нового ареста бежавшая из России, убеждается: "и большевистская группа в Женеве крайне тяжело переживает создавшееся положение. Особенно тяжело Ленину. Он лучше всех понимает, что раскольнические действия меньшевиков ведут к бесплодной растрате сил, дезорганизации всей партийной работы в России. И это в то время, когда рост революционного движения в стране требует от партии максимального напряжения сил.

Оставить “июльскую декларацию” без ответа? Нет, этого допустить нельзя! И Ленин предлагает созвать живущих в Женеве большевиков, обсудить с ними создавшееся положение.

- Но сделать это надо так,- предупреждает он Бонч-Бруевича,- чтобы оградить себя от провокаций. Подготовить собрание следует конспиративно, помещение подобрать в необычном месте.

Бонч-Бруевич предлагает провести это собрание в одном из пригородов Женевы, который не так часто посещается меньшевиками и другими русскими эмигрантами. Здесь живут ремесленники, мелкие служащие. В пригороде много маленьких мастерских и фабричонок, открытых рынков для продажи фруктов, овощей, мяса, хлеба. А налево от моста через мутную Арву стоит небольшая гостиница, нечто вроде постоялого двора. В ней есть ресторан с отдельной комнатой, окна которой выходят в сад.

В этой комнате августовским днем 1904 года собираются девятнадцать человек, стоящие на точке зрения большинства Второго партийного съезда. И Ленин выступает перед ними с докладом. Он рассказывает о положении дел в партии, заявляет, что терпеть подобное далее - преступление. Тут же добавляет: исполняя настойчивое желание многих активных членов партии, он написал проект письма или обращения, которое необходимо отправить в Россию.

Ленин зачитывает письмо. Ко всем российским социал-демократам обращается он из Швейцарии: ”

“Товарищи! Тяжелый кризис партийной жизни все затягивается, ему не видно конца. Смута растет, создавая все новые и новые конфликты, положительная работа партии по всей линии стеснена ею до крайности. Силы партии, молодой еще и не успевшей окрепнуть, бесплодно тратятся в угрожающих размерах.

А между тем исторический момент предъявляет к партии такие громадные требования, как никогда раньше. Революционное возбуждение рабочего класса возрастает, усиливается брожение и в других слоях общества, война и кризис, голод и безработица со стихийной неизбежностью подрывают корни самодержавия. Позорный конец позорной войны не так уже далек; а он неминуемо удесятерит революционное возбуждение, неминуемо столкнет рабочий класс лицом к лицу с его врагами и потребует от социал-демократии колоссальной работы, страшного напряжения сил, чтобы организовать решительную, последнюю борьбу с самодержавием” [91].

Но может ли партия, спрашивает Ленин, удовлетворить этим требованиям, когда ее единство глубоко подорвано, дисциплина расшатана до самых основ? Разумеется, нет! И единственный выход из кризиса видит он в немедленном созыве нового съезда партии.

Только новый партийный съезд, категорически заявляет Ленин, поставив лицом к лицу борющиеся стороны, заставив их определенно и открыто выразить свои стремления, способен внести полную ясность во взаимные отношения партийных течений и партийных сил.

То, о чем говорится в написанном Лениным обращении, отражает настроение всех сидящих в комнате загородной гостиницы. Они согласны с Лениным: надо как можно быстрее распространить обращение и в России, и за ее пределами.

Несколько дней спустя принятое девятнадцатью большевиками ленинское обращение, к которому присоединяются еще трое, не присутствовавшие на совещании, доставляется и Ригу. Здесь, в нелегальной типографии местного комитета РСДРП, сообщат вскоре Ленину, обращение “К партии” печатают отдельным листком. Двести экземпляров всеми доступными средствами - разумеется, нелегальными - переправляют в разные города России. А там местные социал-демократы уже на гектографах размножают эту программу борьбы за единство партии. Повсюду читают написанные Лениным в Женеве строки, полные глубочайшей веры в силу партии, в силу рабочего класса:

“У нас рождается партия! - говорим мы, видя рост политического сознания передовых рабочих, видя активно выступающие в общепартийной жизни комитеты. У нас рождается партия, у нас множатся молодые силы, способные заменить и оживить старые, теряющие доверие партии, литературные коллегии; у нас все более становится революционеров, которые выдержанное направление партийной жизни ценят выше, чем любой кружок прежних вождей. У нас рождается партия, и никакие уловки и проволочки не удержат ее решительного и окончательного приговора.

Из этих сил нашей партии черпаем мы уверенность в победе” [92].

Тонкий лист бумаги с текстом обращения “К партии” уложен в углубление маленького зеркальца, к нему шурупами прикреплена дощечка. С этим зеркальцем посланная Лениным опытный конспиратор Р. Землячка объезжает местные комитеты - Рижский, Московский, Тверской, Тульский, Бакинский, Батумский, Тифлисский, Кутаисский, Екатеринбургский, Пермский, Ярославский, Вятский.

Приехав в Закавказье, она пишет Ленину: “На Кавказе нами одержана полная победа” [93]. А из Москвы сообщает: “Наши дела обстоят прекрасно. Питерский и Московский комитеты присоединились к резолюции 22-х товарищей. В Питере я столкнулась с делегатом от ЦК, приехавшим туда с декларацией, победа одержана полная, и он уехал совершенно уничтоженный и прибитый... Резолюция 22-х произвела огромное впечатление. Всякие колеблющиеся элементы переходят на нашу сторону благодаря этой резолюции. Что касается друзей, то резолюция эта буквально с ликованием принимается ими” [94].

Это письмо уже застает Ленина в Женеве. Смена впечатлений, горный воздух, отдых - узнаем от Крупской - целительно повлияли на Владимира Ильича. Опять вернулись к нему сила и бодрость, вернулось веселое настроение.

Ульяновы поселяются теперь поближе к центру. Сперва - на улице Каруж. А три недели спустя переезжают на улицу Давид Дюфур. В их квартире - две комнаты и кухня. Одна отведена Ленину, как и в Сешероне, обставлена она просто: железная кровать с мочальным матрацем, небольшой стол, два стула. Столь же скромен, как всегда, быт. По-прежнему хозяйство ведет Елизавета Васильевна. Спокойная, несуетливая, она заботится о дочери и зяте, в котором не чает души.

Каждое утро приходит сюда Л. Фотиева. Она помогает сейчас Крупской в конспиративной переписке. И убеждается: тяжела, трудоемка эта работа. Множество писем поступает из России в адрес Ленина. И почти каждое требует незамедлительного ответа. Одним отвечает он сам. Другим пишет от его имени Надежда Константиновна, но Владимир Ильич перед отправкой внимательно перечитывает эти письма.

Сентябрьским утром приходит письмо из Таганской тюрьмы в Москве. Пишут Ленгник, Стасова и другие большевики. Они заверяют в своей решимости продолжать борьбу против меньшевиков, против примиренческого ЦК. Ленин поручает Крупской ответить товарищам: “Нас бесконечно обрадовало Ваше письмо, оно дышит такой бодростью, что придало и нам всем энергии...” [95]

Из Одессы Ленину пишут в эти дни: три местных большевистских комитета - Одесский, Екатеринославский и Николаевский- созвали Южную конференцию. Она высказалась за созыв III съезда партии, поручила Ленину подобрать полный состав Организационного комитета по его созыву. И Ленин немедленно отвечает: Демон *, Барон **, Сергей Петрович ***, Феликс **** и Лебедев ***** фактически уже приступили к объединению комитетов большинства. (* Землячка. ** Э. Эссен. *** Красиков. **** Литвинов. ***** Гусев.)

Сообщают Ленину и из Питера: в Колпине собрались большевики-петербуржцы, посланцы большевиков Москвы, Твери, Нижнего Новгорода, Риги, Севера. Делегату Петербургского комитета партии поручили здесь запросить Центральный Комитет о его готовности “взять, наконец, на себя немедленно созыв экстренного съезда”. Конференция приветствовала выступления Ленина и его соратников “не только в вопросах организационных, но и программных и тактических” [96].

Эта весть особенно радует Ленина. “Ура! Вы работали великолепно, и Вас (вместе с папашей******, мышью******* и другими) можно поздравить с громадным успехом,- пишет он в Россию Землячке.- Такая конференция - труднейшее дело при русских условиях, удалась она, видимо, отлично. Значение ее громадно...” [97] (****** Другой псевдоним Литвинова. ******* Кулябко.)

Литвинов, Кулябко, Землячка разъясняют местным социал-демократам смысл, значение призыва двадцати двух большевиков. Ездит с этим обращением по местным организациям и Лядов. Он сообщает Ленину: “Мы окончательно убедились, что партийная масса рабочих всех промышленных центров за нас” [98].

Об этом говорят и резолюции партийных комитетов. Отовсюду поступают они сейчас в Женеву. Московский комитет “высказывает полную солидарность со взглядами Ленина” и сообщает, что “высоко ценит всю его деятельность, в которой Ленин стремился и стремится к созданию действительно крепкой пролетарской партии” [99]. Рижский комитет выражает “пожелание, чтобы тов. Ленин безусловно оставался в ЦК в качестве его единственного заграничного представителя, в надежде, что ему, может быть, удастся повлиять на товарищей по коллегии и удержать их от дальнейших необдуманных и рискованных шагов” [100]. О солидарности с Лениным гласят доставленные в Женеву резолюции Тифлисского, Бакинского, Кременчугского, Имеретинско-Мингрельского, Екатеринославского, Петербургского и других комитетов.

Все это известно провокатору, проникшему в местную социал-демократическую группу. Тот доносит о положении в партии заведующему русской заграничной агентурой в Берлине. И оттуда в Петербург, в департамент полиции, уходит сообщение; “Центральный комитет социал-демократической партии сошелся с так называемым “меньшинством”. “Большинство”, руководителем которого является Ленин, объявило войну и Центральному комитету и требует съезда. Центральный комитет и “меньшинство” - против”. В донесении указывается, что за “Ленина и за съезд” высказалось огромное число комитетов, и среди них комитеты Одессы, Николаева, Екатеринослава, Москвы, Твери, Петербурга, Тулы, Казани, Нижнего, Сибири, Кавказа, Риги, Воронежа, Гомеля, Северный и Северо-Западный комитеты. Сообщая о том, что “большинство” все-таки фактически сильнее “меньшинства”, и к нему примкнули новые теоретические силы, глава заграничной агентуры предупреждает департамент полиции, что “Ленин готовится к изданию новой газеты...” [101].

В эти дни Крупская по поручению Ленина пишет в Россию: “...настроение теперь у всех нас бодрое, масса планов, старик тоже принялся за работу...” [102]

Старик, как мы знаем,- это Ленин. Ранним утром уходит он в библиотеку “Общества любителей чтения”, что находится на узкой Гран-рю, в самой старой части города, окруженной крепостной стеной.

Здесь, вспоминает Крупская, “было очень удобно заниматься, члены общества - по большей части старички-профессора- редко посещали эту библиотеку; в распоряжении Ильича был целый кабинет, где он мог писать, ходить из угла в угол, обдумывать статьи, брать с полок любую книгу” [103].

Нередко отправляется Ленин и в университетскую библиотеку. Много лет спустя хранитель ее манускриптов Бернар Ганьебин расскажет о том, что читает здесь Владимир Ильич. В течение зимы он знакомится с докладами рабочей комиссии Соединенных Штатов. В январе 1904 года проявляет особый интерес к истории философии, а в мае внимание Ленина привлекает Азия. И в частности, Япония. Он читает изданные на французском, немецком и английском языках книги: “Возрождение Азии” Леруа-Болье, “Япония на переходной стадии” Стеффорда Рейсома, “Японцы” Карла Мюнцингера и “Маньчжурия, ее население, естественные богатства и новейшая история” Александра Хози.

Усиленный интерес Ленина к Японии вызвала, конечно, русско-японская война. В эти майские дни, когда он читает в университетской библиотеке труды о далекой азиатской стране, ее войска в битве у реки Ялу наносят первое поражение царской армии. В эту пору начинается японское наступление с суши на Порт-Артур.

“С 30 сентября по 26 октября 1904 года,- продолжаем знакомство со свидетельством Б. Ганьебина,- будущий вождь советской революции приходит очень регулярно читать французский перевод произведения Жана Блоха в четырех томах “Будущая война с технической, экономической и политической точек зрения”. Одновременно он просмотрел серию немецких произведений о войне: “Политическая география” д-ра Ратцеля, “Экономическое и техническое развитие морского судоходства” Фитгера, “Во время войны через Китай 1900/01” Вегенера. Наконец, он просмотрел книгу “Анализ ощущений и отношение физического к психическому” д-ра Эрнста Маха...” [104]

Возвращается Ленин домой к обеду. А обедает в строго установленное время. За столом он обычно весел, шутит. Ни за обедом, ни за чаем не ведет деловых разговоров.

Нередко после обеда Ленин вновь уходит заниматься. Но городские библиотеки уже закрыты. И он держит путь к дому № 91 на улице Каруж.

Еще летом в русском социал-демократическом журнале “Рассвет”, издаваемом в Женеве, появляется объявление об отткрытии библиотеки и архива РСДРП. Инициативу в их создании проявили В. Бонч-Бруевич, П. Лепешинский, В. Воровский, М. Ольминский. Их горячо поддержали остальные большевики-эмигранты. Так из переданных ими легальных и нелегальных книг возникла новая библиотека.

Ленин стал приходить сюда по вечерам. Чтобы создать все условия для работы, ему сделали ключ: теперь он может сам войти в библиотеку и выйти, когда ему будет удобно. В той комнате, где находится архив, к вечеру освобождают большой стол, оставляя на нем те книги, которые он заказывает из библиотечных запасов. Тут же раскладывают для него все поступающие в библиотеку новинки легальной и нелегальной литературы, все новые журналы и газеты. Отовсюду идет сюда революционная литература; она очень интересует Ленина, и он внимательнейшим образом ее прочитывает.

Владимир Ильич пользуется всяким свободным часом, чтобы побывать в библиотеке, посидеть над книгой. Одинаково глубоко изучает он множество вопросов. И удивленные библиотекари говорят о нем:

- Феномен!

Ленин ни на мгновение не оставляет борьбу. Борьбу не только против меньшевиков, но и против эсеров, анархистов, других мелкобуржуазных течений.

Когда бы ни пришел он домой, его ждут письма из России. С каждым днем их все больше и больше. Сколько материала дают они Ленину! И как читает он эти письма, особенно от рабочих!

“Помню одно письмо, писанное рабочими одесских каменоломен,- узнаем из воспоминаний Крупской.- Это было коллективное письмо, написанное несколькими первобытными почерками, без подлежащих и сказуемых, без запятых и точек, но дышало оно неисчерпаемой энергией, готовностью к борьбе до конца, до победы, письмо красочное в каждом своем слове, наивном и убежденном, непоколебимом. Я не помню теперь, о чем писалось в этом письме, но помню его вид, бумагу, рыжие чернила. Много раз перечитывал это письмо Ильич, глубоко задумавшись, шагал по комнате. Не напрасно старались рабочие одесских каменоломен, когда писали Ильичу письмо: тому написали, кому нужно было, тому, кто лучше всех их понял” [105].

А через несколько дней из Одессы доставляют еще одно письмо. Пишет начинающая пропагандистка Танюша (Т. Людвинская). Добросовестно, подробно описывает она собрание местных ремесленников. И Ленин благодарит ее за письмо. Он просит Танюшу: “Пишите чаще. Нам чрезвычайно важны письма, описывающие будничную, повседневную работу” [106].

В отсутствие Ленина приходит прибывший в Женеву Е. Маевский-представитель Сибирского союза РСДРП. Не застав Ленина, оставляет ему письмо. Конечно, признает он, “меньшинство” - анархисты и дезорганизаторы. Но ведь ничего с ними не поделаешь, сокрушается Маевский. И призывает к перемирию. Только таким, дескать, путем можно выйти из невыносимого положения. Только так якобы можно укрепить силы для дальнейшей борьбы против меньшинства. Как сожалеет Ленин, что не встретился с этим примиренцем, что не попытался разъяснить ему: нет смысла в перемирии, ибо нельзя примириться с фальшью, путаницей, дрязгой! Ибо это перемирие меньшевики используют лишь для укрепления своих позиций.

Он пишет о том Сибирскому комитету РСДРП. Разъясняет, как вредна позиция, занятая одним из его членов. Подробно информирует о положении, сложившемся в партии. “Нет,- категорически заявляет Ленин,- это недостойное социал-демократа и глубоко ошибочное по существу мнение, что допустимо перемирие с лицемерием и дезорганизацией” [107]. Чем грубее издеваются меньшевики над решениями съезда, над партией и ее работниками в России, утверждает он, “тем беспощаднее становится встречаемый ими отпор, тем теснее сплачивается большинство, объединяя всех принципиальных людей, отшатываясь от противоестественного и гнилого уже в существе своем политического союза Плеханова, Мартынова и Троцкого” [108].

Проходит несколько дней, У Ленина появляются Красиков и Гусев. Они сообщают, что заходили только что к знакомому меньшевику, колеблющемуся в оценке политических взглядов своего руководства. И увидели на столе у него листок “План земской кампании”. Отпечатан этот листок в меньшевистской типографии с грифом “Только для членов партии”.

- Дайте нам его почитать,- с деланным равнодушием попросил Красиков.

- Пожалуйста,- согласился хозяин.

По дороге домой, присев в сквере на скамеечке, Красиков и Гусев познакомились с листком. Меньшевики рекомендуют партийным организациям не выставлять собственных требований перед правительством. Они призывают побудить буржуазию выступать с демократическими требованиями от имени народа.

Но хоть этот “План земской кампании” выпущен “для членов партии”, большевикам он неизвестен, разослали его втайне от них.

“Пойдем скорее к Ильичу”,- родилась одновременно у обоих мысль.

И вот они у Ленина. Красиков протягивает ему листок.

- Владимир Ильич, посмотрите, очередное меньшевистское творение, которое они скрывают от нас...

“Ленин вдруг “загорелся”,- вспоминает Гусев,- схватил листок и стал его перечитывать, язвительно усмехаясь, прочитывая некоторые места вслух и подчеркивая в них “курсивом” отдельные слова и фразы... и временами заразительно смеясь” [109].

- Я напишу ответ,- заявляет Ленин.

По его тону Красиков и Гусев чувствуют, что Ленин сейчас же сядет за работу и им следует оставить его одного.

Три дня Ленина не видят ни в одной из библиотек, В своей комнате он склонился над небольшим столиком, на котором лежит стопка газет. Тут и № 10285 петербургского “Нового времени”. Ленин подчеркнул в нем то, что пишет “просвещенный” либерал о напугавшей его демонстрации у выборгской тюрьмы, о манифестации в центре российской столицы. Тут тридцать девятый номер издающегося в Петербурге буржуазно-либерального еженедельника “Право”: Ленин отметил в нем пошлые рассуждения князя Трубецкого о “внутренней опасности” крайних партий.

“...Вот вам наглядный пример того,- пишет Ленин,- что действительно оказывает на настоящих либералов устрашающее действие. Уж, конечно, боятся они не того плана, который приснился редакторам “Искры”, плана вырвать у земцев формальные обещания в пользу революционеров... они боятся революционно-социалистических целей “крайних” партий, они боятся уличных листков, этих первых ласточек революционной самодеятельности пролетариата, который не остановится, не сложит оружия, пока не свергнет господства буржуазии” [110].

Из-под ленинского пера выходят гневные строки, разоблачающие соглашательскую тактику меньшевиков. Ленин призывает: “Дело рабочего класса - расширять и укреплять свою организацию, удесятерять агитацию в массах, пользуясь всяким шатанием правительства, пропагандируя идею восстания, разъясняя необходимость его...” [111]

Так рождается ленинская брошюра “Земская кампания и план “Искры””. Трехтысячным тиражом в течение нескольких дней ее отпечатывают в Женеве, в кооперативной типографии. И сразу же высылают в Россию.

Эта брошюра, свидетельствует Гусев, боевой сигнал к борьбе с меньшевиками на новой основе. Теперь, после листка меньшевистской “Искры” и ответа Ленина, дороги меньшевиков и большевиков стали еще больше расходиться, еще глубже стала пропасть между ними.

Примечания:

[60] “Воспоминания о Владимире Ильиче Ленине”, т. 2, с. 114-115.

[61] В.И. Ленин, Полн. собр. соч., т. 8, с. 189.

[62] Там же, с. 190.

[63] Там же, с. 189.

[64] Там же, с. 191.

[65] Там же, с. 403 - 404.

[66] В.И. Ленин, Полн. собр. соч., т. 46, с. 358.

[67] Там же, с. 360.

[68] Там же, с. 359.

[69] “Старый большевик” 1934. № 3(11), с. 111.

[70] “Третий съезд РСДРП. Сборник документов и материалов”, с. 85-86.

[71] См. Г. Б. Гарибджанян, В.И. Ленин и большевики Закавказья. М., 1971, с. 48.

[72] Н. К. Крупская. Воспоминания о Ленине, с. 91.

[73] “Молодая гвардия”, 1924. № 2-3, с 48.

[74] Н. К. Крупская. Воспоминания о Ленине, с. 91.

[75] Там же.

[76] В.И. Ленин, Полн. coбp, соч., т. 55, с. 235.

[77] Там же.

[78] Там же, с. 236.

[79] Там же.

[80] Там же, с. 237.

[81] Там же, с. 500.

[82] В.И. Ленин, Полн. собр. соч., т. 46, с. 365.

[83] Там же.

[84] Там же, с. 366.

[85] Там же, с. 367.

[86] Там же, с. 368.

[87] Там же, с. 369.

[88] “Социал-демократическое движение в России”, т. I, с. 124-125.

[89] “Третий съезд РСДРП. Сборник документов и материалов”, с 87.

[90] “Красный архив”, 1934, т. 1(62), с. 169.

[91] В.И. Ленин, Полн. собр. соч., т. 9, с. 13.

[92] Там же, с. 20-21.

[93] См. Г. Б. Гарибджанян. В. И. Ленин и большевики Закавказья, с. 50.

[94] “Третий съезд РСДРП. Сборник документов и материалов”, с. 308- 309.

[95] В.И. Ленин, Полн. собр. соч., т. 46, с. 384.

[96] “Третий съезд РСДРП. Сборник документов и материалов”, с. 49

[97] В.И. Ленин, Полн. собр. соч., т. 46, с. 432.

[98] “Пролетарская революция”, 1922. № 3, с. 64.

[99] “Третий съезд РСДРП. Сборник документов и материалов”, с. 106

[100] Там же, с. 121.

[101] “Красный архив”, 1934, т. 1(62), с. 170.

[102] В.И. Ленин, Полн. собр. соч., т. 46, с. 384.

[103] Н.К. Крупская. Воспоминания о Ленине, с. 92.

[104] См. А. С. Кудрявцев, Л. Л. Муравьева, И. И. Сиволап-Кафтанова, Ленин в Женеве. Женевские адреса Ленина. М., 1967, с. 133.

[105] Н. К. Крупская. Воспоминания о Ленине, с. 93-94.

[106] См. там же, с. 94.

[107] В.И. Ленин, Полн. собр. соч., т. 46, с. 394.

[108] Там же, с. 395.

[109] “Воспоминания о II съезде РСДРП”, с. 107.

[110] В.И. Ленин, Полн. собр. соч., т. 9, с. 81-82.

[111] Там же, с. 96.

 

В этой газете теперь вся суть!

“Получив задание вести подготовку к III съезду партии я, ободренная новыми перспективами и освеженная отдыхом, поехала в Россию. Мне не повезло. Я на границе была арестована” [112].

Женщина, которой принадлежат эти строки, полиции известна по кличке Шикарная. Многие зовут ее Ниной Львовной. В партийной переписке ее называют Зверем, Зверушкой. На самом же деле это М. Эссен - член Центрального Комитета партии, не раз бывавшая прежде в Женеве у Ленина.

Уже много месяцев сидит она в Петербурге, на Шпалерной, в доме предварительного заключения. Однажды ей передают с воли коробку шоколадных конфет. Мария надкусывает одну... Что это? В конфете закатанный в фольгу клочок письма. Она ищет в коробке конфеты с такой же начинкой. И обнаруживает еще одиннадцать пронумерованный клочков. Поспешно составляет их. Перед ней - послание, доставленное из Женевы.

Пишет Крупская - о положении в партии, о царящем в эмиграции настроении. “Письмо Старика,- сообщает она, - лучше всего передает это настроение” [113].

Обещанное Крупской письмо Ленина - тут же, в шоколадных конфетах. Оно на крошечных листках папиросной бумаги. Помечено 24 декабря 1904 года. Из далека обращается Ленин к узнице петербургской тюрьмы:

“Дорогая зверушка! Давно собираюсь написать Вам, да мешает сутолока. У нас теперь подъем духа и заняты все страшно: вчера вышло объявление об издании нашей газеты “Вперед”. Все большинство ликует и ободрено, как никогда… Группа литераторов подобралась хорошая, есть свежие силы деньжонок мало, но вскоре должны быть... Комитеты большинства объединяются, выбрали уже бюро, и теперь орган объединит их вполне. Ура! Не падайте духом, теперь мы все оживаем и оживем. Так или иначе, немножко раньше или немножко позже надеемся непременно и Вас увидеть. Черкните о своем здоровье и, главное, будьте бодры; помните, что мы с Вами еще не так стары,- все еще впереди. Крепко обнимаю.

Ваш Ленин” [114]

Создать новый печатный орган, свою, большевистскую газету, о предстоящем выходе которой он сообщает единомышленнице в тюрьму, Владимир Ильич задумал давно. Еще летом, отдыхая в глухой деревушке у озера Лак де Бре, он просил находившуюся в Женеве Фотиеву “возможно скорее (желательно бы сегодня)” написать “всем нашим друзьям в России”. И прилагал текст, который следовало отправить им: (Пожалуйста, немедленно приступите к сбору и отсылке всех и всяческих корреспонденции по нашим адресам с надписью: для Ленина. Крайне нужны также деньги. События обостряются... Мы ждем всего худшего. Подробности на днях” [115].

Ленин настойчиво подчеркивал: это надо послать немедленно. Рукой Крупской указывался десяток адресов, где должны были получить письмо. Первым она поставила: “Питер по адресу Мыши”. Далее в Тверь, по двум одесским адресам, в Екатеринослав, Сибирь, на Урал, в Ригу, Розе, т. е. Землячке, в Нижний Новгород, Саратов. И в конце сделала приписку: “...вообще по всем адресам друзей, в которых вполне можно быть уверенными” [116].

Там, в горах Швейцарии, у Ленина созрел план создания большевистской газеты. Еще не имея средств для выпуска, он уже собирает для нее материал, объединяет литературные силы. Продумывает и возможности издания большевистской литературы, потребность в которой возрастает с каждым днем.

- Надо организовать свое издательство,- предложил как-то Владимир Ильич.

Бонч-Бруевич соглашается взяться за дело. В несколько дней улаживает вопрос с типографией. Владельцы кооперативной наборной - рабочие-эмигранты - даже переводят ее и дом, где живет Бонч-Бруевич. И дело закипело.

В конце августа выходит первая брошюра - “Долой бонапартизм (Разбор и критика декларации ЦК)” М. Ольминского. Затем - “Наши недоразумения” М. Ольминского и А. Богданова. Выходят брошюры с грифом “Издательство Влад. Бонч-Бруевича”. Но тот просит Владимира Ильича: пусть все издания выходят с его адресом, пусть само издательство носит его имя. Владимир Ильич наотрез отказывается. Лишь после того, как Бонч-Бруевич приводит ряд убедительных доводов, он соглашается:

- Ну, хорошо. Печатайте во благо успокоения вот так...- и быстро набрасывает на клочке бумаги: “Издание Влад. Бонч-Бруевича и Н. Ленина”.

Бонч-Бруевич берет карандаш. Он хочет зачеркнуть свою фамилию.

Ленин пристально, строго смотрит на него. Он непреклонен:

- Этого делать нельзя.

Так появляется “Издательство социал-демократической партийной литературы В. Бонч-Бруевича и Н. Ленина”. В письмах, идущих в Россию, Крупская сразу же сообщает: “...большинство предприняло свое издательство (издатели Бонч-Бруевич и Ленин)...” [117], “... теперь издательство будут вести Бонч и Ленин” [118], “Бонч-Бруевич и Ленин взяли на себя издательство большинства...” [119]

Пишет об этом и Ленин. Он призывает комитеты большинства Москвы, Петербурга, Одессы, Саратова, Риги, Баку: “Непременно и немедленно обратитесь официально в русский ЦК (прислав нам копию бумажки) с просьбой доставить в комитет все издания нового издательства Бонч-Бруевича и Ленина и доставлять их регулярно” [120]. Сообщает Сибирскому комитету РСДРП: “...молодые литературные силы, отшатнувшиеся от путаной лицемерной “Искры”, с разных сторон, начинают тянуться к только что начавшемуся издательству большинства (издательство Бонч-Бруевича и Ленина за границей) в целях самой разнообразной поддержки его, преобразования, расширения и развития” [121]. Ленин предлагает одному из организаторов Бакинского комитета большевиков, А. Стопани: “...Приложить все усилия для всесторонней поддержки и расширения издательства большинства (начатого здесь Бонч-Бруевичем и мной...). За это взялась уже группа русских литераторов, и Вы должны немедленно начать сбор и присылку всяческих материалов, корреспонденции, листков, заметок и проч. и проч., особенно от рабочих и о рабочем движении. Непременно и немедленно” ". [122]

С начала сентября по декабрь 1904 года “Издательством социал-демократической партийной литературы В. Бонч-Бруевича и Н. Ленина” выпускает в Женеве несколько ленинских работ, произведения видных большевистских публицистов. Все это отправляется в Россию и находит горячий отклик в партийных организациях. “Объединенное “большинство”,- призывают рижские социал-демократы,- должно поддержать это начинание и развить его дальше в соответствии с потребностями борьбы за торжество наших принципов, за торжество партийности над кружковщиной и анархией” [123]. Выражает “свое полное сочувствие возникшей читературной группе для издания брошюр с Лениным во главе” [124] и Тверской комитет РСДРП. Он обещает большевистскому издательству полное содействие. И Крупская по поручению Ленина немедленно запрашивает у тверских товарищей адреса для высылки им литературы.

А как реагируют меньшевики на появление у большевиков собственного издательства?

Владимир Ильич сообщает об этом Розе Люксембург: Как лицемерны были все разговоры меньшинства против ультрацентрализма и за автономию, ясно видно из того, что новое издательство большинства, предпринятое мною и одним товарищем... было объявлено стоящим вне партии. Новое издательство предоставляет большинству единственную возможность пропагандировать свои взгляды, так как страницы “Искры” для него почти закрыты. И несмотря на это или, вернее сказать, именно поэтому Совет партии вынес вышеупомянутое решение...” [125]

Ленин продолжает в это время подготовку к изданию большевистской газеты. По его поручению Бонч-Бруевич договаривается с какой-то французской фирмой о предоставлении кредита на бумагу, типографские работы. Лядов раздобывает небольшую сумму денег на первые расходы. Сам Владимир Ильич и по его поручению Надежда Константиновна связываются с местными организациями в разных городах России. Разъясняют им цели и задачи нового партийного органа. Призывают сотрудничать в нем.

В одном из писем - оно уходит в Одессу - Крупская подробно инструктирует товарищей о материалах, которые необходимы для создаваемой Лениным новой газеты. Просит приложить все усилия, “чтобы наладить доставку сведений о ходе дел”. Наставляет товарищей: “Сообщайте изменения в составе комитета, вопросы, обсуждаемые на комитетских собраниях, сообщайте подробно о ходе работы, о количестве выходящих листков, устройте так, чтобы все эти листки посылались нам в 2-х экземплярах (хорошо их вкладывать в газеты), указывая, в каком количестве вышел каждый листок, как был распространен, какое произвел впечатление; сообщите, имеется ли литература, какая, как она расходится, на что больше всего спрос, напишите, сколько у вас организаторов и пропагандистов, что за публика, сообщите о ходе работы, о характере пропаганды, о собраниях, темах, обсуждающихся на них, и т. д.”. Крупская передает требование; Ленина: “Пусть пишут все члены комитета каждый о своей работе и о своих впечатлениях. Чем большее число людей; будет писать, тем полнее будет картина работы... Все это пересылайте нам, а рабочих убеждайте, что писать в газету их обязанность...” [126]

О том же информирует Надежда Константиновна и Анну Ильиничну Елизарову: “...мы, решившись на революционный образ действий - издание органа, образование бюро,- чувствуем себя гораздо лучше. Работа закипела, и мы не сомневаемся в успехе. Только просим и молим россиян напрячь все силы, чтобы поставить как можно лучше корреспондентскую часть и связаться с нами как можно теснее” [127].

Соратники Ленина - те самые, которые еще совсем недавно в загородной гостинице одобрили написанное им обращение “К партии”,- собираются вновь. Ленин излагает программу нового печатного органа. Предлагает его название - “Вперед”. И собрание принимает окончательное решение об издании газеты партийного большинства.

В этот же день Владимир Ильич пишет “Письмо к товарищам”. Оно печатается отдельным листком и отправляется в Россию. Ленин сообщает:

“Сегодня на собрании тесного круга заграничных большевиков окончательно решен вопрос, давно уж решенный в принципе, об основании периодического партийного органам посвященного отстаиванию и развитию принципов большинства в борьбе со смутой организационной и тактической, внесенной в партию меньшинством, и обслуживанию положительной работы русских организаций, против которых ведется теперь едва ли не везде по всей России такая ожесточенная борьба со стороны агентов меньшинства, борьба, страшно дезорганизующая партию в столь важный исторический момент, борьба, целиком ведущаяся самыми беззастенчивыми средствами и приемами раскола...” [128]

Ленин пишет товарищам в Россию, что новая газета будет отстаивать воззрения и задачи, давно уже изложенные в ряде изданных большевиками брошюр, что она будет бороться “за выдержанное революционное направление против смуты и шатаний в вопросах и организационных и тактических...” [129], что она станет “органом русского движения, а никоим образом не заграничного кружка” [130].

Предпринимая издание новой газеты, Владимир Ильич не мыслит ее существования без живого общения с Россией.

“Пусть не забывают этого те,- призывает он,- кто не на словах только, а на деле хочет считать (и хочет сделать) наш орган - органом всего “большинства”, органом массы русских работников... Над социал-демократической газетой должны работать все социал-демократы. Мы просим корреспондировать всех, а особенно рабочих... Только тогда и только при условии такой широкой переписки можем мы все сообща сделать нашу газету действительным органом рабочего движения в России” [131].

Итак, делать газету сообща. Стремиться к тому, чтобы таким образом стала она подлинным органом рабочего движения. Эта мысль пронизывает многие письма Ленина, уходящие сейчас в Россию,- письма, адресованные местным организациям, отдельным товарищам.

Он сообщает находящейся в России Землячке: “Деньги нужны страшно. Примите немедленно все меры, чтобы выслать хоть 1-2 тысячи рублей, иначе мы висим в воздухе и действуем совсем на авось” [132]. И просит довести до конца с Буквой - так по конспиративным соображениям называет сейчас Ленин М. Горького - переговоры о денежной помощи повой газете.

Он пишет Кавказскому союзному комитету РСДРП: ...посылайте, пожалуйста, побольше, побольше и побольше рабочих корреспонденции. От Вас зависит теперь успех органа в особенности, ибо начало особенно трудно” [133].

Пишет тверским товарищам: “...послали Вам письмо с извещением об издании новой газеты большинства “Вперед”. Там подробно выясняем, что заставило нас приступить к изданию газеты, разъясняем ее задачи и прочее. Известите, получили ли это наше подробное письмо, напишите свое отношение к нему. Ради бога, пишите о положении дел, о местной работе” [134].

Запрашивает Сызрань: “...можно ли рассчитывать на Вашу поддержку, которая была бы для нас крайне важна” [135].

В конце декабря отдельным листком выходит отредактированное Лениным объявление об издании органа большинства. А вскоре вновь собирается Женевская группа большевиков. Владимир Ильич представляет редакторов новой газеты: Галерку - это Михаил Ольминский; Шварца - так зовут Вацлава Воровского; Воинова - под этим именем известен Анатолий Луначарский.

Присутствующий тут Лепешинский скажет почти два десятилетия спустя:

- Луначарский, Боровский, Ольминский - о, с такими помощниками можно было начинать литературную кампанию, и Ильич “дерзнул”!

Ленин работает над первым номером газеты. Он пишет передовую “Самодержавие и пролетариат” - о военном крахе и политическом кризисе самодержавия, о неизбежности и близости в России революции, о величайшей, всемирно-исторической цели, к которой стремится рабочий класс: “освободить человечество от всяких форм угнетения и эксплуатации человека человеком” [136].

Совсем недавно “Правительственный вестник” опубликовал указ Николая II сенату “о предначертаниях к усовершенствованию государственного порядка”. Царь пообещал реформы, но лишь второстепенного характера. Указ этот подтвердил, что самодержец российский и не помышляет об изменении формы правления.

Петербургский комитет РСДРП откликнулся на царский указ гневной листовкой. Даже эти мизерные реформы, утверждала она, существуют только на бумаге, и нынешним правительством они не будут осуществлены.

Кому царский указ поручает осуществить реформы? - спрашивали авторы листовки. И отвечали: “Комитету министров, руки которых обагрены кровью борцов за народную свободу, которые грабят народ, тянут из него все соки и дли этого держат его в рабстве и невежестве, которые затеяли преступную войну с Японией в интересах кучки капиталистов и великих князей...” [137]

То, что пишет Ленин в передовой для первого номера газеты “Вперед”, перекликается с этой листовкой Петербургских большевиков. Он утверждает: “Развитие политического кризиса в России всего более зависит теперь от хода войны с Японией. Эта война всего более разоблачила и разоблачает гнилость самодержавия, всего более обессиливает его в финансовом и военном отношении, всего более истерзывает и толкает на восстание исстрадавшиеся народные массы, от которых эта преступная и позорная война требует таких бесконечных жертв. Самодержавная Россия разбита уже… Военный крах неизбежен, а вместе с ним неизбежно и удесятерение недовольства, брожения и возмущения” [138].

Ленин призывает готовиться к этому со всей энергией. Он предсказывает, что одна из тех вспышек, которые все чаще повторяются то здесь, то там, поведет к громадному народному движению. В статье, предназначенной для первого номера газеты “Вперед”, Владимир Ильич утверждает, что пролетариат поднимется во главе восстания, чтобы отвоевать победу всему народу...

Пишет Ленин и другую статью - “О хороших демонстрациях пролетариев и плохих рассуждениях некоторых интеллигентов”. И сразу же признает: вопреки полицейским преследованиям, русский рабочий класс уже давно перешел к открытой борьбе, к уличным выступлениям, к массовым народным собраниям, к прямым схваткам с врагом на улицах.

Одно из этих выступлений - в Петербурге, по существу, сорвалось из-за дезорганизаторской деятельности меньшевиков, заявляет Владимир Ильич. Еще в конце октября он предупредил находившегося на Урале И. Радченко: “Сейчас меньшинство ведет осаду Петербурга” [139]. Писал он и кавказским товарищам: меньшевики сорвали в столице рабочую демонстрацию. “О питерском позоре”, о “срыве демонстрации меньшинством” [140] Владимир Ильич сообщил только что в Россию и Землячке.

Эту антивоенную демонстрацию Петербургский комитет назначил на 28 ноября. Она должна была выразить боевое, стремительно выливавшееся наружу настроение рабочих масс. Демонстрация обещала быть грандиозной. Но за три дня до нее собрался Петербургский комитет. Три его члена - большевики - на заседании отсутствовали. И, воспользовавшись этим, меньшевики провели свое решение, отменяющее демонстрацию. Поспешно сожгли они двенадцать тысяч призывавших к ней листовок.

На следующий день большевики добились отмены позорного решения. Но уже поползли по столице слухи, что демонстрация отложена на неопределенное время. В результате она оказалась сорванной.

Ленин узнал об этом из разных источников, в том числе из письма рабочего. Пришло оно в Женеву из российской столицы.

Письмо рабочего служит Ленину основой еще для одной статьи - “Пора кончить” - о “дезорганизаторской выходке петербургского “меньшинства”” [141]. Он пишет ее совместно С В. Воровским. И подчеркивает в ней: то, что позволили себе в Петербурге меньшевики,- последняя капля; она должна переполнить чашу терпения партии; это не случайность, а обдуманный шаг к расколу комитета. “Мы должны, в отличие от “меньшевиков”, которые действуют тайком, прячась от партии, заявить открыто и подтвердить на деле,- призывает Ленин,- что партия порывает с этими господами все и всякие отношения” [142].

Спустя некоторое время Ленин получит новое письмо из Питера. Грозные события Кровавого воскресенья помешают опубликовать его, и оно не дойдет до потомков. Но сохранятся ленинские строки, которые должны были сопровождать это письмо в газете.

“Выводы петербургского товарища,- гласят они,- вполне подтверждают правильность нашего заключения (“Вперед”, № 1, “Пора кончить”). Советуем всем комитетам и организациям большинства скорее и решительнее отстранить; дезорганизаторов, чтобы можно было заниматься делом, а не дрязгой” [143]. О том, кто эти дезорганизаторы, говорится в первоначальном варианте примечания Ленина: это меньшевики, вполне доказавшие свое полное нежелание работать вместе подчиняясь большинству, дезорганизовавшие учреждения созданные Вторым партийным съездом, это меньшевики, с которыми “у партии нет иных средств борьбы, кроме разрыва” [144].

Но вернемся к новой, создаваемой Владимиром Ильичем газете. По поручению Ленина Крупская сообщает в Петербург для немедленной передачи только что отбывшей тюремное заключение С. Афанасьевой: “В первом номере “Вперед”, который выходит завтра, будет резкая статья против поведения петербургских меньшевиков. Вообще номер вышел боевой... Помогайте же встать на ноги новому органу, теперь ведь идет уже вопрос о борьбе принципов...” [145]

И вот наступает 6 января 1905 года - день рождений большевистской газеты. Ее первый же номер зовет к сплоченности российских социал-демократов. Зовет к быстрейшему созыву съезда партии. С удовлетворением информирует Ленин читателей о конференциях местных комитетов - четырех кавказских, Одесского, Екатеринославского, Николаевского, Петербургского, Московского, Тверского, Рижского, Северного, Нижегородского. “Надеемся вскоре,- обещает он,- привести подробные данные”. Пока же Владимир Ильич ограничивается сообщением, что эти “конференции категорически высказались за немедленный созыв III съезда партии и за поддержку литературной группы “большинства”” [146].

“Сысойке от Ленина личное” [147] - с такой припиской несколько дней спустя уходит в Россию письмо Владимира Ильича. Сообщая “Сысойке” - А. Богданову о начале печатания новой газеты, Ленин пишет о намерении выпускать ее еженедельно, хотя ей грозит опасность “обанкрутиться”: “Необходимо 400 frs. (150 руб.) на номер, а у нас всего 1200 frs.”. Ленин призывает организовать газете помощь, ибо в первые месяцы она “нужна дьявольски” [148]. Он предостерегает: “...если не будет аккуратного выпуска, то вся позиция большинства понесет гигантский, едва поправимый удар” [149]. Ленин требует налечь всеми силами на организацию литературного сотрудничества из России. Он называет имена литераторов и социал-демократов, которым следовало бы, по его мнению, заказать статьи, корреспонденции, призывает привлечь для этого рабочую и особенно студенческую молодежь.

“...Надо приучаться просто беседовать и запросто переписываться с заграничным журналом, если хотят, чтобы это был свой журнал,- пишет Ленин.- Я бы считал в этих видах прямо необходимым и безусловно необходимым раздать каждому студенческому кружку, каждой рабочей группе по адресу (заграничному, их теперь много, будет еще больше) Вперед”... Раздавайте адреса и требуйте прямых сношений с редакцией “Вперед”. Без этого не пойдет орган... Надо, чтобы десятки и сотни рабочих прямо и непосредственно писали в “Вперед”” [150].

Владимир Ильич просит также адреса рабочих. По этим адресам, сообщает он, можно высылать в конвертах газету. Он убежден: “Рабочие бояться не будут. Полиция не в силах перехватывать и десятой доли конвертов” [151].

Первостепенное значение придает Ленин созданной им газете. Направляя лидеру швейцарских социал-демократов Герману Грейлиху “Краткий очерк раскола в РСДРП”, он подчеркивает в нем:

“Направление газеты “Вперед” есть направление старой Искры”. Во имя старой “Искры” “Вперед” решительно борется с новой “Искрой”.

Фактически, следовательно, оказалось две Российские социал-демократические рабочие партии. Одна с органом “Искрой”, “официально” называемым Центральным Органом партии, с Центральным Комитетом, с четырьмя русскими комитетами из двадцати... Другая партия с органом “Вперед”, с “Бюро русских Комитетов Большинства”, с 14-ью комитетами в России... На стороне “впередовцев” все принципиально убежденные сторонники старой “Искры” и большая часть сознательных передовых рабочих и практических деятелей партии в России...

Мы, большевики, утверждаем, что на нашей стороне большинство настоящих, русских, партийных деятелей” [152].

Примечания:

[112] “Воспоминания о Владимире Ильиче Ленине”, т. 2. с. 121.

[113] “Воспоминания о Надежде Константиновне Крупской”. М., 1966. с. 59.

[114] В.И. Ленин, Полн. собр. соч., т. 46, с. 429.

[115] Там же, с. 372.

[116] Там же.

[117] “Третий съезд РСДРП. Сборник документов и материалов”, с. 270.

[118] Там же, с. 272.

[119] Там же, с. 276.

[120] В.И. Ленин, Полн. собр. соч., т. 46, с. 386.

[121] Там же, с. 395.

[122] Там же, с. 400.

[123] “Третий съезд РСДРП. Сборник документов и материалов”, с. 124- 125.

[124] “Ленин и Тверской край”. М., 1969, с. 28.

[125] В.И. Ленин, Полн. собр. соч., т. 9, с. 63-65.

[126] “Красная летопись”, 1924, № 1(10), с. 67.

[127] “Литературное наследство”. Т. 80. “В. И. Ленин и А. В. Луначарский. Переписка, доклады, документы”. М., 1971, с. 609.

[128] В.И. Ленин, Полн. собр. соч., т. 9, с. 103.

[129] Там же, с. 105.

[130] Там же, с. 106.

[131] Там же, с. 106 - 108.

[132] В.И. Ленин, Полн. собр. соч., т. 46, с. 423-424.

[133] Там же, с. 426.

[134] Там же, с. 427.

[135] Там же, с. 427.

[136] В.И. Ленин, Полн. собр. соч., т. 9, с. 131.

[137] “Листовки петербургских большевиков”, т. 1, с. 145.

[138] В.И. Ленин, Полн. собр. соч., т. 9, с. 135-136

[139] В.И. Ленин, Полн. собр. соч., т. 46, с. 391.

[140] Там же, с. 432.

[141] В.И. Ленин, Полн. собр. соч., т. 9, е. 146.

[142] Там же, с. 148.

[143] В.И. Ленин, Полн. собр. соч., т. 54, с. 353.

[144] Там же.

[145] “Пролетарская революция”, 1925, № 3(38), с. 29.

[146] “Вперед” № 1, 4 января (22 декабря) 1905 г.

[147] В.И. Ленин, Полн. собр. соч., т. 47, с. 5.

[148] Там же.

[149] Там же, с. 6.

[150] Там же, с. 6 - 7.

[151] Там же, с. 7.

[152] В.И. Ленин, Полн. собр. соч., т. 9, с. 236.

 

И грянула буря!

Ленин с Крупской идут в библиотеку на Гран-рю. По дороге встречают Луначарского с женой.

- Революция! В России революция! - восклицает Луначарский.

А выскочивший из-за угла мальчишка-газетчик оглашает улицу пронзительными криками:

- Революсьон ен Рюсси! Революсьон ен Рюсси!

В этот день, 23 января, “Трибюн де Женев” сообщает о том, что произошло накануне в Петербурге.

...За несколько дней до того из заграничных и легальных русских газет Владимир Ильич узнал, что забастовали путиловцы. Стачка вспыхнула из-за увольнения заводской администрацией четырех рабочих. Стихийно начавшееся движение охватило другие заводы.

“Из иностранных газет узнали,- сообщает в Петербург Крупская,- что на Путиловском заводе стачка”. Ее интересует: “Есть ли у комитета там связи?” Ибо о стачке необходимы подробные сведения для газеты “Вперед”. Причем как можно быстрее. “Приложите все усилия,- просит она,- чтобы организовать писание корреспонденции самими рабочими” [153].

Едва ли не в каждой корреспонденции об этих событиях встречал Ленин имя Гапона, совсем недавно неизвестного священника церкви при петербургской пересыльной тюрьме. Теперь он стоял во главе организации “Собрание фабрично-заводских рабочих города Санкт-Петербурга”. Учреждена была она, как гласил ее устав, якобы “для трезвого и разумного проведения членами собрания свободного от работ времени с действительной для них пользою как в духовно-нравственном, так и в материальном отношении”.

Что касается “материального отношения”, то внесено было это в устав для придания “собранию” большей значимости. А вот “духовно-нравственное” воздействие действительно осуществлялось. И главным образом на средства правительства. Появилась у рабочих, благодаря этому воздействию, поддерживаемая Гапоном наивная вера в освобождение от гнета без классовой борьбы, с благословения царя. И не знали, конечно, рабочие, что их новоявленный “отец” связан с главой тайного политического сыска.

Под свежим впечатлением только что прошедшего собрания рабочих Семянниковского завода Ленину написали в Женеву из-за Невской заставы. Ему сообщили, что в Питере началось широкое стачечное движение, что каждый день то на одном, то на другом заводе вспыхивает забастовка.

Владимир Ильич узнал из этого письма: “Вышли листки от Петербургского комитета: два - к прядильной фабрике Шау и один - к путиловским рабочим” [154].

Отпечатанные на гектографе и распространявшиеся в Петербурге листовки, о которых сообщили Ленину, призывали прядильщиков:

“...Соединимся же вместе против наших врагов... И в этой борьбе нас поддержат рабочие других фабрик и заводов, потому что у всех рабочих одни и те же враги - хозяева-капиталисты и царь с его жандармами и полицией...

Да здравствует стачка! :

Долой грабителей-капиталистов!

Долой самодержавие!

Да здравствует братский союз всех рабочих!” [155]

А листовка, обращенная к путиловцам,- та самая, о которой написал Ленину питерский рабочий,- звала к борьбе:

“Пора, пора уже сбросить нам с себя непосильный гнету полицейского и чиновничьего произвола! Нам нужна политическая свобода, нам нужна свобода стачек, союзов и собраний; нам необходимы свободные рабочие газеты. Нам необходимо народное самоуправление (демократическая республика)...” [156]

Когда забастовали петербургские заводы, Гапон, чтобы не разоблачить себя в глазах рабочих, вынужден был публично их поддержать. Но уже родился замысел грандиозном авантюры. Претворить ее в жизнь взялся Гапон. Он выступил перед рабочими с призывом:

- К царю - за защитой!

Этот призыв рабочие восприняли как спасение от всех! бед, как выход из тяжелого положения.

Ленин узнал обо всем из письма к нему С. Гусева - секретаря Петербургского комитета партии. Тот сообщал: “Из прилагаемой при сем вырезки Вы увидите, как обстоят дела в Питере. Добавьте, что забастовали Обуховский, Семянниковский, мастерские Варшавской ж. д., как говорят, Патронный завод и Новое адмиралтейство”. Гусев писал о проклятом Гапоне, “который приобрел большую популярность благодаря тому, что ему разрешают свободно устраивать собрания рабочих... и говорить там не только профессионального характера речи, а также и политические” [157]. Он высказывал Владимиру Ильичу свои подозрения о причастности Гапона к охранке. С тревогой сообщал, что тот назначил на воскресенье шествие к Зимнему дворцу для подачи царю петиции...

Большевики пытались удержать рабочих от выступления. В листовке, распространенной в российской столице, они предупреждали: “Такой дешевой ценой, как одна петиция, хотя бы и поданная попом от имени рабочих, свободу не покупают. Свобода покупается кровью, свобода завоевывается с оружием в руках, в жестоких боях. Не просить царя и даже не требовать от него, не унижаться перед нашим заклятым врагом, а сбросить его с престола и выгнать вместе с ним всю самодержавную шайку - только таким путем можно завоевать свободу” [158].

В то время, когда печаталась и распространялась по Питеру эта большевистская листовка, Ленин писал в Женеве статью “Петербургская стачка”. Она предназначалась для ближайшего номера газеты “Вперед”. Владимир Ильич отмечал “поразительно быстрый переход движения с чисто экономической почвы на политическую...”. Констатировал “громадную солидарность и энергию десятков и сотен тысяч пролетариата...” [159] Подчеркивал, что “примитивность социалистических воззрений у некоторых руководителей движения, живучесть наивной веры в царя у некоторых элементов рабочего класса не уменьшают, а скорее усиливают значение пробивающегося революционного инстинкта пролетариата” [160].

Эти строки Ленин написал за сутки до 9 (22) января...

Воскресным утром в разных районах Петербурга собрались празднично одетые рабочие. С ними были жены, дети. Они принесли хоругви, царские портреты. На рассвете манифестанты двинулись в путь. Шли медленно - с таким расчетом, чтобы к двум часам всем колоннам собраться на Дворцовой площади.

Не знали рабочие, что за день до этого в столицу были введены войска. Что свыше сорока тысяч солдат и казаков уже заняли подступы к Зимнему дворцу. И едва передние колонны достигли Дворцовой площади, как раздался залп, за ним второй, третий. Расправа началась и в других концах города...

Первые сообщения из Петербурга в “Трибюн де Женев” отрывочны и скупы. Но даже по этим вестям Владимир Ильич оценивает разыгравшиеся события как начало революции в России.

Еще до Кровавого воскресенья Ленин писал о том, что она стоит на пороге буржуазно-демократической революции и что о близости революционного взрыва свидетельствуют, в частности, сложившиеся в стране экономические условия.

В России развивается крупная капиталистическая промышленность, оснащенная современными машинами. По степени концентрации производства она превосходит промышленность многих европейских стран. В России капиталистические отношения проникли и в сельское хозяйство. И все же она продолжает оставаться отсталой аграрной страной, где сохраняются крепостнические пережитки, а помещичье-дворянские латифундии тормозят ее экономический прогресс. Они служат источником полукрепостнической эксплуатации, угнетения крестьянства. Царское же самодержавие, являясь диктатурой крепостников-помещиков, стоит на страже полуфеодальных порядков. Между ростом производительных сил и полукрепостническими производственными отношениями в деревне, между господствующим в стране самодержавием и потребностями общественного развития давно уже, утверждает Ленин, существует непримиримое противоречие. И разрешить его призвана буржуазно-демократическая революция.

Революционный взрыв, предсказывал Владимир Ильич, будет ускорен поражением царизма в русско-японской войне. Эта война, писал он, наглядно вскрыла гнилость самодержавия, показала, что выход из тупика, в который царизм завел страну, может быть найден только ценой его свержения. Всего за восемь дней до расстрела манифестации в Петербурге в связи с падением Порт-Артура Ленин заявил: “Русский народ выиграл от поражения самодержавия. Капитуляция Порт-Артура есть пролог капитуляции царизма” [161]. Он писал: самодержавие ослаблено, в революцию начинают верить самые неверующие, эта всеобщая вера есть уже начало революции.

И тут - первые сообщения о кровавой расправе с рабочими в Петербурге.

“Мы пошли туда,- вспоминает Крупская,- куда инстинктивно потянулись все большевики, до которых долетела весть о питерских событиях,- в эмигрантскую столовку Лепешинских. Хотелось быть вместе. Собравшиеся почти не говорили между собой, слишком все были взволнованы. Запели: “Вы жертвою пали...”, лица были сосредоточенны. Всех охватило сознание, что революция уже началась, что порваны путы веры в царя, что теперь совсем уже близко то время, когда “падет произвол, и восстанет народ, великий, могучий, свободный...”” [162].

Любой русский эмигрант может сказать, где находится эта столовая. Тут заседает обычно Женевская большевистская группа. Тут читаются доклады, лекции, рефераты. И вот в этой столовой, где с утра до вечера толпится народ, Ленин обсуждает с товарищами пришедшие из России ошеломляющие вести.

“С одной стороны, конечно,- пишет Луначарский,- все сердца затрепетали скорбным гневом, но вместе с тем вся дальнейшая перспектива вырисовывалась с отчетливой ясностью. Прежде всего, конечно, сделал все надлежащие выводы сам Владимир Ильич. Его зоркий ум, вооруженный марксистским анализом, позволил нам, можно сказать, в первые дни, если хотите, даже в первые часы осмыслить все событие. Под его руководством мы поняли, что это будет не только для петербургского, но для всероссийского пролетариата концом всяких предрассудков относительно самодержавия, межой, за которой начинается история революционной борьбы пролетариата уже не кружками и группами, а всем его массивом” [163].

Из столовой Лепешинских Владимир Ильич торопится в наборную газеты “Вперед”. Помещается она тут же, где живет большинство членов редакции.

Набор очередного номера уже готов. Француз Жан собирается отвезти его в типографию.

- Добрый день,- приветствует Ленина наборщик Михаил Ханин,- поздравляем с революцией на родине!..

- Это ваше приветствие и надо добавить в третий номер, без этого нельзя же выпустить газету!

Все направляются к установленному на переносных досках набору. Ханин выбрасывает набранный петитом материал “почтового ящика”. Освободившееся место отводит для заметки, которую держит в руках Ленин.

Через пятнадцать - двадцать минут все готово. Ханин отправляет набор в печать. В очередной номер газеты “Вперед” заверстана заметка Ленина “Революция в России”. Она гласит:

“Петербургское рабочее движение шло за эти дни поистине семимильными шагами. Экономические требования сменяются политическими. Стачка становится всеобщей и приводит к неслыханно колоссальной демонстрации; престиж царского имени рушится навсегда. Начинается восстание. Сила против силы. Кипит уличный бой, воздвигаются баррикады, трещат залпы и грохочут пушки. Льются ручьи крови, разгорается гражданская война за свободу. К пролетариату Петербурга готовы примкнуть Москва и Юг, Кавказ и Польша. Лозунгом рабочих стало: смерть или свобода!

Сегодняшний и завтрашний день решат многое. Каждый час меняет положение. Телеграф приносит захватывающие дух известия, и всякие слова кажутся теперь слабыми по сравнению с переживаемыми событиями. Каждый должен быть готов исполнить свой долг революционера и социал-демократа.

Да здравствует революция!

Да здравствует восставший пролетариат!” [164]

Владимир Ильич живет теперь особенно напряженной жизнью: от одного выпуска “Трибюн де Женев” до другого. Из нее, а также из приходящих в Женеву зарубежных газет узнает он подробности расстрела питерских рабочих. Английские и немецкие корреспонденты считают, что русская полиция умышленно позволила разрастись стачечному движению, что российское правительство стремилось вызвать кровавую расправу, само создавало наиболее выгодные для такой расправы условия. И Ленин отмечает: “Очень вероятно, что это правда. События кровавого дня 9 января замечательно подтверждают это” [165].

С волнением читает он в газетах, что в России события развиваются с поразительной быстротой, что вопреки правительственным сообщениям во многих и многих местах столицы лилась кровь, что столкновения рабочих с войсками становились все ожесточеннее, что пролетариат вооружается. Ленин делает выписки из статьи очевидца, опубликованной в “Нойе фрайе прессе”, из “Матэн” и “Франкфуртер цайтунг” - о поведении либералов перед 9 января, из “Таймс” - о развитии движения после Кровавого воскресенья и о настроении войск. “Фоссише цайтунг” приносит сообщение о том, что волнения охватывают уже и провинцию.

А из Петербурга в Женеву идут письма товарищей. И в них - подробности событий, происшедших воскресным днем в Петербурге, сообщения о бурном росте революционного движения. “Рабочий класс,- заявляет Ленин,- получил великий урок гражданской войны; революционное воспитание пролетариата за один день шагнуло вперед так, как оно не могло бы шагнуть в месяцы и годы серой, будничной, забитой жизни. Лозунг геройского петербургского пролетариата “смерть или свобода!” эхом перекатывается теперь по всей России” [166].

Множество выписок на четвертушках листов лежит на столе Ленина, когда пишет он статьи и заметки: “Что происходит в России?”, “Поп Гапон”, “План петербургского сражения”, ““Царь-батюшка” и баррикады”, “Первые шаги”, “Канун кровавого воскресенья”, “Число убитых и раненых”. Под общим названием “Революционные дни” публикует Ленин эти статьи и заметки в газете “Вперед”. Владимир Ильич ведет на ее страницах дневник русской революции...

Примечания:

[153] “Пролетарская революция”, 1925, № 3(38), с. 38.

[154] В.И. Ленин, Полн. собр. соч.. т. 9, с. 222.

[155] “Листовки петербургских большевиков”, т. 1, с. 150-151.

[156] Там же, с. 152.

[157] “Революция 1905-1907 гг. в России. Документы и материалы.Начало первой русской революции. Январь-март 1905 года. М., 1955, с. 8.

[158] “Листовки петербургских большевиков”, т. 1, с. 158.

[159] См. В.И. Ленин, Полн. собр. соч., т. 9. с. 176.

[160] Там же, с. 176-177.

[161] Там же, с. 158.

[162] Н. К. Крупская. Воспоминания о Ленине, с. 95-96.

[163] А. В. Луначарский. Воспоминания и впечатления М., 1968, с. 104 - 105.

[164] В.И. Ленин, Полн. собр. соч., т. 9, с. 178.

[165] Там же, с. 210-211.

[166] Там же, с. 201-202.

 

Растет революционная волна

Трагические события Кровавого воскресенья, узнает из газет Ленин, вызывают гнев во всем мире. В Брюсселе на открытом воздухе собираются тысячи людей. С возгласами “Долой царизм! Долой убийц!” они направляются к российскому посольству. В Вене почти одновременно созывается два грандиозных митинга протеста. В Праге, Кракове, Триесте рабочие протестуют против зверской расправы с мирной манифестацией. В Милане на большом собрании рукоплещут оратору-социалисту, высказывающему горячее пожелание скорейшего ниспровержения царизма. В итальянском парламенте социалистический депутат выражает сочувствие русским борцам за свободу.

С докладами о событиях в России выступают выдающиеся деятели германской социал-демократии - А. Бебель, Р. Люксембург, К. Цеткин, Ф. Меринг, К. Либкнехт. Повсюду открывается подписка в помощь петербургским рабочим. И эти деньги пересылаются нередко через того, кто стоит во главе поднявшейся России,- через Ленина.

Ему пишет от имени французских социал-демократов Эмиль Демолен: “Нескольким товарищам и мне удалось собрать 22 фр. 25 сант., которые я вам посылаю, чтобы использовать их, как вы найдете нужным. Мы оплакиваем вместе с вами глупость армии, которая не умеет распознать своих друзей” [1].

Ленину сообщают из Италии: “Уважаемый товарищ! От всей души рад послать тебе 3-й подписной лист (№ 154), Деньги эти пожертвованы 2-мя местными обществами масонов в пользу революционного движения в России...” [2]

Из газетной заметки узнает Ленин: хоть и тяжелое время переживает сейчас лондонский пролетариат, нужно видеть, какой град медных и серебряных монет в пользу семей борцов, погибших за освобождение России, сыплется из толпы на плинтус Нельсоновской колонны, обращенный в платформу во время митинга на Трафальгарской площади. И несколько дней спустя он сообщает Петербургскому комитету РСДРП: в пользу вдов и сирот рабочих, павших 9(22) января: Петербурге, получены через редакцию “Вперед” деньги от английского “Комитета представительства рабочих”. Из Женевы эти деньги уже пересланы Петербургскому комитету. Надо сообщить о них, настаивает Ленин, всем без исключения организациям партии, с тем чтобы те помогли их правильному распределению.

По-прежнему каждый день внимательно просматривает Владимир Ильич приходящие в Женеву “Московские ведомости”, швейцарские, французские, английские, германские газеты. И делает множество выписок о событиях в России.

Одна из записей - подслушанный английским корреспондентом на московской улице разговор рабочих об уроках дня, о царизме.

- Топоры? - услышал тот -Нет, топорами ничего не сделаешь против сабли. Топором его не достанешь, а ножом еще и того меньше. Нет, нужны револьверы, по меньшей мере револьверы, а еще лучше ружья.

Слова московского рабочего Ленин приводит в статье “План петербургского сражения”. Предназначена она для газеты “Вперед”. “Такие и подобные разговоры,- добавляет он от себя,- ведутся теперь по всей России”. Ленин убежден: Эти разговоры... не останутся одними разговорами” [3]. Подтверждение тому - в письмах к нему товарищей по партии, и письмах корреспондентов газеты “Вперед”. Ленину сообщают в Женеву:

Из Москвы. “Начало революционному движению здесь уже положено. Забастовала масса фабрик и заводов. Войска п полиция все время наготове, Замоскворечье оцеплено войсками...” [4]

Из Могилева. “У нас... рабочие в таком же приподнятом настроении, как и во всей России. Злоба и ненависть к правительству проникли даже к самым отсталым рабочим... На днях, надо полагать, организации объявят забастовку всех рабочих города...” [5]

Из Минска. “...Мы отправились снимать рабочих в мастерских, не приостановивших работы. Против этого полиция принимала самые зверские меры. Когда рабочие на обойной фабрике Шифмановича решили прекратить работу, то ее хозяин запер ворота и отправился за полицией. После довольно долгого и томительного ожидания один из рабочих, не выдержав, решился перелезть через ворота. В это время к заводу подоспел призванный хозяином помощник пристава Лучик с несколькими городовыми. “Стрелять!” - крикнул он, указывая на спустившегося уже на землю рабочего! Раздался выстрел, и рабочий упал, обливаясь кровью” [6].

В потоке корреспонденции, поступающей в дом на улице Давид Дюфур, где живут Ульяновы,- немало листовок. Их печатают местные социал-демократические организации, обращены они к рабочим массам. Зовут они к борьбе против царского строя.

“К оружию, товарищи, захватывайте арсеналы, оружейные склады и оружейные магазины,- читает Владимир Ильич прокламацию, доставленную из Петербурга.- Разносите товарищи, тюрьмы, освобождайте борцов за свободу. Расшибайте жандармские и полицейские управления и все казенные учреждения. Свергнем царское правительство, поставим свое. Да здравствует революция, да здравствует учредительное собрание народных представителей!” [7]

Ленин включает прокламацию в свою статью “Две тактики”. Он публикует эту статью в шестом номере газеты “Вперед”. И хоть не осуществился призыв петербургских рабочих, ибо, знает Владимир Ильич, не может он осуществиться так скоро, как хотят того рабочие, отдает Ленин должное замечательному, смелому практическому приступу к решению задачи, стоящей теперь вплотную перед российским революционным движением. “Этот призыв,- утверждает Владимир Ильич,- будет повторен еще не раз, и попытки восстания неоднократно могут еще повести к неудачам. Но гигантское значение имеет самый факт постановки этой задачи самими рабочими” [8].

Прокламация, под которой стоит подпись “Российская социал-демократическая рабочая партия”, лежит на стоя Владимира Ильича среди многих других, доставленных из России. Тут же приветствующий борьбу питерских пролетариев листок Екатеринославского комитета РСДРП. Ленин готовит листок к опубликованию в том же номере газеты “Вперед”, для которого предназначена статья “Две тактики”.

А листовки продолжают поступать отовсюду. С припиской “Для Ленина от Нации” С. Гусев пересылает листок “Ко всем гражданам”. Он отпечатан в нелегальной типографии Бакинского комитета РСДРП. В нем - призыв к сплочению вокруг Российской социал-демократической рабочей партии в борьбе за низвержение самодержавия. Пришли из Питера и листки Бюро комитетов большинства - “Насущные вопросы” и “Отношение Российской социал-демократической рабочей партии к либералам”. Это о них пишет Ленин Гусеву: “Оба листка Бюро... превосходны, и мы перепечатываем их целиком в “Вперед”. Вот если бы так же продолжали!!” [9]

Особенно активен Гусев. “Сейчас рассматривал таблицу нашей корреспонденции с Россией,- сообщает Владимир Ильич секретарю Бюро комитета большинства.- Гусев прислал 6 писем за 10 дней...” [10]

Обстоятельно описывает тот положение дел в России. И Ленин благодарит его: “За письма большое спасибо. Продолжайте непременно в том же духе...” Но требует при этом не ограничиваться конспектированием полученных материалов и сообщений. “Непременно пересылайте их... целиком”,- настаивает Ленин. Он призывает Гусева: “...обязательно связывайте нас непосредственно с новыми силами, с молодежью, со свежими кружками. Не забывайте, что сила революционной организации в числе ее связей” [11]. Ведь стоит только ему, Гусеву, провалиться, предостерегает Ленин, и нарушатся связи Заграничного центра. Этого можно избежать лишь в том случае, если будут своевременно подготовлены десятки новых, молодых, верных друзей большевистской газеты - таких, которые могли бы работать, вести отношения, переписываться с нею.

Из писем соратников, из большевистских листовок черпает Ленин самые точные сведения о размахе революционной волны. И сообщает в газете “Вперед” о всеобщей стачке г Москве, восстании в Риге, манифестации рабочих Лодзи, назревании восстания в Варшаве, брожении пролетарских масс в Баку, Одессе, Киеве, Харькове, Ковно, Вильне, о стачках в Ревеле и Саратове, выступлениях матросов в Севастополе, вооруженном столкновении рабочих с войском в Радоме. Он редактирует статью М. Ольминского “Раскаты первого грома”, вводит в нее сведения из телеграмм заграничных газет о числе московских стачечников, краткие сообщения о забастовках в Вильне, Гомеле, Брянске, Киеве, Екатеринославе, Тифлисе, Нарве. Используя газетные телеграммы и корреспонденции, Ленин пишет заметку “Варшава”-о развитии там всеобщей стачки. По газетным телеграммам он составляет обширный обзор революционных выступлений в Прибалтийском крае.

Листовки и корреспонденции, поступающие из России, подтверждают справедливость вывода, к которому здесь, в Женеве, пришел Ленин: революционное движение будет теперь расти как лавина, народ не остановится на полпути, рабочие будут самоотверженно бороться против самодержавия. Все больший размах получит революционная волна в деревне, где усиливаются самочинные порубки леса, где крестьяне захватывают амбары с зерном, поджигают помещичьи имения. Все активнее будет включаться теперь в революционное движение и студенческая молодежь, выражающая свою солидарность с пролетариатом.

Практическую основу, на которой могут соединиться для общего удара революционные массы, Ленин видит в немедленном вооружении рабочих, в подготовке и организации революционных сил для уничтожения правительственных властей и учреждений. “На пролетариат всей России,- заявил он в четвертом номере газеты “Вперед”,- смотрит теперь с лихорадочным нетерпением пролетариат всего мира. Низвержение царизма в России, геройски начатое нашим рабочим классом, будет поворотным пунктом в истории всех стран, облегчением дела всех рабочих всех наций, во всех государствах, во всех концах земного шара. И пусть каждый социал-демократ, пусть каждый сознательный рабочий помнит о том, какие величайшие задачи всенародной борьбы лежат теперь на его плечах. Пусть не забывает, что он представляет нужды и интересы и всего крестьянства, всей массы трудящихся и эксплуатируемых, всего народа против общенародного врага” [12].

Как далеко вперед ушло революционное движение от мудрствования меньшевиков, которые во имя “процесса планомерного развития классового самосознания и самодеятельности пролетариата” рекомендовали как высший тип демонстраций “доставку заявления рабочих гласным почтой на дом и разбрасыванье его в значительном числе экземпляров в зале земского собрания”. Ленин делает вывод, что “события действительной борьбы пролетариата сразу вымели весь этот политический хлам новоискровских публицистов в сорную яму” [13].

Но даже сейчас, когда в России революция, меньшевики не прекращают раскольническую деятельность. И сейчас они стремятся опорочить большевистские комитеты, развернувшие революционную работу.

“Под влиянием известий из Питера,- сообщает Владимир! Ильич 31 января в Московский комитет РСДРП,- мы попробовали было устроить с меньшинством совместно митинг надеясь, что в такую минуту не будет никаких препирательств. И что же? Меньшевики самым наглым образом нарушили все условия, зная, что большевики на скандал не пойдут. Теперь меньшевики всячески эксплуатируют события в свою пользу. Именем Совета (имеется в виду Совет партии) собирают деньги, на которые отправляют в Россию меньшевиков и т. п., рекламируют себя всячески перед европейской социал-демократией и играют на примиренческое настроение публики, которая не может допустить, что в такой важный момент ЦК будет делать различие между меньшинством и большинством” [14].

Утром этого январского дня в меньшевистской “Искре” Ленин прочел статью Дана “Начало революции”. С гневом отчеркнул в ней строки, превозносящие фракционный центр меньшевиков - “Петербургскую группу при ЦК”. И пишет сейчас же московским большевикам: “В Питере на время событий состоялось временное соглашение между комитетом и “группой при ЦК”. Комитет проявлял самую усиленную деятельность: выпускал массу листков, посылал ораторов, организовал сбор денег и раздачу пособий стачечникам, под руководством комитета стачечники стали вооружаться, строить баррикады и пр., и вот “Искра” ни словом не поминает Петербургского комитета, а зато всячески рекламирует “С.-Петербургскую группу при ЦК”, заявляя, что в Питере деятельность стала оживляться с появлением этой группы. В иностранных газетах тоже рекламируется эта дезорганизаторская группа” [15].

Ленин разоблачает раскольников и запрашивает Московский комитет: “Что у вас делается? Есть ли силы в комитете? есть ли в комитете рабочие? как стоит работа? есть ли техника?” [16]

Еще в ноябре 1904 года редакция “Искры” обратилась с письмом к партийным организациям. В нем излагался план поддержки рабочей партией конституционного движения либеральных земцев. Этот оппортунистический план Владимир Ильич подверг тогда критике в брошюре “Земская кампания и план “Искры””. Но меньшевистско-примиренческий Центральный Комитет согласился с планом редакции “Искры”. Сейчас, в дни революции, особенно важно знать, на чьей стороне партийные организации, чью позицию они поддерживают в этом вопросе. И в письме, уходящем в Россию 31 января, Ленин просит сообщить, “предлагал ли ЦК проводить в жизнь план “Искры” по отношению к либералам? Как отнесся к этому плану комитет? На чьей точке зрения по этому вопросу он стоит. Ленина или “Искры”?” [17]

В пору, когда пролетарские массы восстают против гнета и бесправия, против самодержавного режима, когда революция принимает общенародный характер, крайне важно еще более расширить связи с местными организациями партии. И в Россию уезжают посланцы Ленина. В Питер, сообщает в одном из писем Крупская, отправляется пять человек. Всего же их будет около тридцати. Она предупреждает: необходимо приготовить ночлег, паспорта...

Много лет спустя Лядов - один из тех, кто выполняет сейчас поручения Ленина,- вспомнит об этих днях: “Мы работали в России, объезжали комитеты, проводили в жизнь директивы Ильича. Мне пришлось частенько ездить нелегально за границу. Приедешь на неделю, расскажешь Ильичу все новости, нагрузишься его инструкциями, указаниями, советами и едешь обратно разыскивать товарищей по Бюро Комитетов Большинства. И всегда мы удивлялись, как верно, сидя там, в Женеве, Ильич умел оценивать положение вещей, как ясно перед ним вырисовывалась вся картина запутанных взаимоотношений, создавшихся в России в связи с неудачной японской войной, после кровавого 9 января” [18].

Революционные события в России побуждают Ленина еще чаще, чем до сих пор, “советоваться с Марксом” - так любит он говорить, штудируя труды К. Маркса. Теперь это его статьи о восстании, работы Ф. Энгельса по военному искусству.

“Ильич,- сообщает Крупская,- не только перечитал и самым тщательным образом проштудировал, продумал все, что писали Маркс и Энгельс о революции и восстании,- он; прочел немало книг и по военному искусству, обдумывая со всех сторон технику вооруженного восстания, организацию его. Он занимался этим делом гораздо больше, чем это знают, и его разговоры об ударных группах во время партизанской войны, “о пятках и десятках” были не болтовней профана, а обдуманным всесторонне планом” [19].

В женевских библиотеках внимательно изучает сейчас Ленин и опыт Парижской коммуны, ибо рассматривает её как величайший образец величайшего пролетарского движения XIX века, считает ее образцом тактики для революционного пролетариата, первым примером его диктатуры. .

Еще в 1894 году Владимир Ильич писал о Парижской коммуне в своей книге “Что такое “ Друзья народа” и как они воюют против социал-демократов?”. Год спустя он изучал книгу Гюстава Лефрансе - члена Совета Коммуны - и намеревался позднее обратиться к работам других участников и сторонников первой пролетарской революции. Высказывания Ф. Энгельса об историческом значении Парижской коммуны для рабочего движения Ленин приводил в книге Что делать?”. 18 марта 1903 года он выступил с речью о Коммуне на митинге лондонских рабочих - выходцев из России. О Коммуне Ленин писал на страницах “Искры”, говорил на II съезде партии, а в марте 1904 года - в Женеве на собрании социал-демократов.

И вот сейчас в библиотеке “Общества любителей чтения” Ленин знакомится с мемуарами знаменитого деятеля Парижской коммуны Гюстава Клюзере. Речь идет в них о тактике баррикадной борьбы, о технике восстания. Отредактировав и опубликовав вскоре в газете “Вперед” русский перевод одной главы этих мемуаров, Ленин советует тем, к кому она дойдет в России: “...оригинальные мысли Клюзере должны послужить для русского пролетария лишь материалом для самостоятельной, применительно к нашим условиям, переработки опыта западноевропейских товарищей” [20].

Из Женевы ленинская газета дает русским рабочим и другие практические советы: “Баррикаду можно строить только из сыпучих тел: песка, земли, в крайнем случае из дерева, обсыпанного землей; это надо помнить революционерам и запасаться не только оружием, но и землекопным инструментом” [21].

Подобные рекомендации есть и в письмах, рассылаемых Крупской по указанию Ленина: как создавать и обучать боевые дружины, как доставать оружие, как пользоваться им. Следуя этим советам, большевики многих российских промышленных центров организуют боевые дружины, собирают средства на приобретение оружия.

Острая необходимость сейчас в популярной брошюре по военной тактике, фортификации, о баррикадной тактике уличного боя. Ленин предложил написать ее социал-демократу В. Филатову - журналисту, сотрудничавшему еще в “Искре”. “Сейчас получил Ваше письмо,- тотчас же сообщает тот Владимиру Ильичу,- и спешу ответить, от радости просто руки дрожат...” [22]

На страницах газеты “Вперед” Ленин выступает со статьями о тактике партии в начавшейся революции. Он отстаивает ведущую роль в ней пролетариата, разъясняет значение союза рабочих и крестьян, пропагандирует идею вооруженного восстания, разъясняет роль партии как его организатора и руководителя.

Не раз задумывается в эти дни Ленин о Гапоне.

Кто он - этот поп? - спрашивает он себя. Провокатор? За это говорит как будто тот факт, что он участник и коновод опекаемого царской полицией “Собрания фабрично-заводских рабочих”.

Гапон между тем появляется в Париже. За ним бегают корреспонденты. Английское издательство платит бешеные деньги за его высокопарные мемуары, в которых тот превозносит себя как народного трибуна.

Приезжает Гапон и в Женеву.

“Попал он сначала к эсерам,- вспоминает Крупская,- и те старались изобразить дело так, что Гапон их человек, да и все рабочее движение Питера также дело их рук. Они страшно рекламировали Гапона, восхваляли его...

Через некоторое время после приезда Гапона в Женеву к нам пришла под вечер какая-то эсеровская дама и передала Владимиру Ильичу, что его хочет видеть Гапон. Условились о месте свидания на нейтральной почве, в кафе...” [23]

Конечно, можно было отклонить это предложение. Но ведь Гапону еще верят многие рабочие. Значит, надо идти.

Встретившись на следующее утро с Луначарским за чашкой чая, Ленин сообщает, что видел накануне Гапона, что тот ведет переговоры с разными революционными организациями, в том числе и с большевиками, о некоторых совместных действиях.

Вечером вместе с несколькими своими соратниками Ленин вновь встречается с Гапоном.

“Он был острижен, носил бороду и усы,- описывает Гапона участник этой встречи Луначарский.- Одет был в пиджак, был несколько суетлив, много говорил, и по правде сказать, говорил порядочные пустяки. Речь у него была живая, с сильным украинским акцентом, разглагольствовал он о том, что надеется на всеобщее поднятие крестьянской молодежи, или, как он выражался, украинских парубков, на юге России. Говорил он, но очень смутно и гадательно, о возможности бунта во флоте. Толковал о необходимости перебросить в Петербург контрабандой значительное количеству оружия... Мы все больше слушали. Кое-какие, по обыкновению меткие, скрывавшие за собой известную политико-психологическую подкладку, вопросы ставил Гапону Владимир Ильич...” [24]

Гапон просит Ленина прослушать написанное им воззвание. С большим пафосом он читает:

- Не нужно нам царя, пусть будет один хозяин у земли - бог, а вы все у него будете арендатели! Ленин хохочет. И его смех смущает Гапона:

- Может, не так что, скажите, я поправлю. Ленин сразу же становится серьезным.

- Нет,- говорит, он,- это не выйдет, у меня весь ход мысли другой...

“После нескольких бесед,- сообщает Луначарский,- Ленин пришел к выводам, по отношению к Гапону нелестным. Он прямо говорил нам, что Гапон кажется ему человеком поверхностным и может оказаться флюгером, что он больше уходит в фразу, чем способен на настоящее дело, и вообще действительно серьезным вождем, хотя бы и для полусознательных масс, явиться не может” [25].

О том же он говорит и приехавшему к нему вскоре из Петербурга члену Боевой технической группы Н. Буренину,

Создана была эта группа в российской столице местным комитетом РСДРП сразу после январских событий. Она устанавливала связи с рабочими, создавала в районах и на предприятиях боевые отряды, добывала и распределяла оружие.

- Имейте в виду,- предупреждает Ленин Буренина, намеревающегося встретиться с Гапоном,- что верить ни одному его слову нельзя. Кончит он, наверно, плохо. Вашего настоящего имени ему ни в коем случае не открывайте, абсолютно никаких связей ему не давайте...

Пройдет короткое время, и развеется миф об “отце Георгии”. Он будет разоблачен как агент охранки. И на даче неподалеку от Петербурга по приговору партии эсеров накинут на шею Гапона петлю...

Примечания:

[1] “Письма В. И. Ленину из-за рубежа”. М., 1969, с. 31.

[2] Там же, с. 33.

[3] В.И. Ленин, Полн. собр. соч., т. 9. с. 213.

[4] “Революция 1905-1907 гг. в России. Документы и материалы. Начало первой русской революции. Январь-март 1905 года”, с. 290.

[5] Там же, с. 518-519.

[6] Там же, с. 519.

[7] В.И. Ленин, Полн. собр. соч., т. 9, с. 260.

[8] Там же, с. 261.

[9] В.И. Ленин, Полн. собр. соч., т. 47, с. 17.

[10] Там же, с. 10.

[11] Там же, с. 12.

[12] В.И. Ленин, Полн. собр. соч., т. 9, с. 204.

[13] Там же, с. 256.

[14] Ленинский сборник XXXVII, с. 11.

[15] Там же, с. 11-12.

[16] Там же, с. 12.

[17] Там же.

[18] “О Ленине. Воспоминания”, кн. II, М., 1925, с. 93-94.

[19] Н. К. Крупская. Воспоминания о Ленине, с. 99.

[20] В.И. Ленин, Полн. собр. соч.. т. 9, с. 347.

[21] “Вперед” № 14, 12 апреля (30 марта) 1905 г.

[22] См. В. И. Ленин Полн. собр. соч., т. 9, с. 413.

[23] Н. К. Крупская. Воспоминания о Ленине, с. 96.

[24] А. Луначарский. Воспоминания и впечатления, с. 105-106.

[25] Там же, с. 106.

 

Вперед! Только вперед!

Письмо адресовано Рахметову ( А. Богданов) и Харитону ( С. Гусев). “Пропагандируйте самым широким образом подписку из Питера,- пишет им из Женевы Ленин.- Пусть студенты и особенно, рабочие выписывают десятками и сотнями на свои собственные адреса. Бояться этого по нынешним временам смешно. Все перехватить никогда не сможет полиция. Будет доходить 1/2-1/3 и это уже очень много. Давайте эту мысль любому кружку молодежи, которая найдет и сотни своих путей за границу. Давайте шире адреса для посылки писем в “Вперед”, как можно шире” [26].

Для связи с газетой “Вперед” при Петербургском комитете создано специальное бюро. “Корреспондентское бюро уже частью организовано,- еще в январе сообщал Ленину Гусев.- 3-4 раза в неделю (это только пока) вы будете, получать корреспонденции из Питера” [27]. И, требуя усилить поток писем в газету, Владимир Ильич спустя несколько дней вновь пишет о том же Гусеву. “Все ли наши организаторы и агитаторы,- запрашивает он,- говорят рабочим о прямых связях с “Вперед”??” [28] Пишет Одесскому комитета РСДРП: “Нам во что бы то ни стало нужны десятки рабочим корреспондентов” [29]. Пишет о том же и в другие местные комитеты.

В двух комнатах, снятых на улице Каруж, работает пода руководством Ленина редакционная коллегия большевистской газеты. Он дежурит здесь три раза в неделю - по понедельникам, средам и пятницам. Если в старой “Искре” Владимир Ильич вынужден был вести идейную борьбу с другими редакторами, то здесь царит полное единомыслие! Почти весь материал, кроме хроники и телеграмм, прочитывается вслух на редакционных совещаниях. Их проводит, как правило, Ленин. Часто ставит он на обсуждение и свои статьи, охотно выслушивает замечания, советы.

В газете “Вперед” блестяще проявляет свой публицистический дар В. Воровский. Он деятельный помощник Владимира Ильича во всех делах редакции. Самую разнообразную работу, не исключая правку корреспонденции и корректуру, выполняет М. Ольминский. Со статьями и очерками выступает А. Луначарский, пишущий на разные темы - о тактике большевиков в революционном движении, о внутрипартийной борьбе в партиях II Интернационала, об истории борьбы западноевропейского пролетариата.

Так же, как и в старой “Искре”, в новой газете секретарствует Надежда Константиновна. Она ближайший помощник главного редактора - Ленина. Она ведет переписку с партийными товарищами в России, вместе с Владимиром Ильичей готовит материал для “почтового ящика” газеты.

Этот “почтовый ящик” очень важен в условиях конспиративной работы. В нем в лаконичной форме, в выражениях, понятных только адресату, даются указания и советы, запрашиваются сведения, сообщается о получении или о длительном отсутствии писем, о невозможности расшифровать то пли другое письмо.

Вот один из “почтовых ящиков”:

“Нате. Письмо не проявилось, слаб раствор... Спице. Письмо с резолюцией не проявилось. Коле. Письмо с оказией и адреса получены. Владимиру. Письмо получено, спасибо. Одесса. “Одному из периферии”. Ваше письмо очень интересно. Продолжайте писать. Т - ре. Письма №№ 1, 2, 3 и 4 получены. 2-й и 3-й в двух экземплярах. Повторите адрес для писем. Лоле. Получили ли деньги и письмо? Антону. Письмо получено. F. C. III адрес вполне хорош. Автору протеста против “Искры”. Благодарим, но печатать не стоит: на всякое чиханье не наздравствуешься. С. С. Д. Письмо и резолюцию получили. Антонине. Получаем” [30].

Ната, Спица, Коля, Владимир и другие, к кому обращается со страниц газеты Ленин,- это ее агенты в России, ее авторы - рядовые члены партии, партийные работники, беспартийные рабочие. Они несут в массы ленинские призывы о вооружении народа, организации боевых дружин, подготовке восстания. Они сплачивают ряды пролетариата для предстоящих боев против самодержавия.

Несколько сотен революционных организаторов, несколько тысяч членов местных организаций, полдюжины выходящих не чаще раза в месяц революционных листков, которые издавались главным образом за границей и контрабандным путем, с невероятными трудностями, ценой многих жертв пересылались в Россию,- таковы были революционные партии в России и в первую очередь революционная социал-демократия до 22 января 1905 года” [31]. Такую оценку даст позднее Ленин революционному движению в России

Положение дел по-прежнему осложняется раскольнической работой меньшевиков. Как и до сих пор, формально большевики и меньшевики составляют единую Российскую социал-демократическую рабочую партию. На деле же это две разные партии. Нет почти ни одного тактического или организационного вопроса, который не возбуждал бы самой ожесточенной борьбы между ними.

Меньшевики догматически отождествляют русскую революцию эпохи империализма с буржуазными революциями на Западе, протекавшими в доимпериалистическую эпоху. Поскольку революция в России буржуазная, твердят они, то и руководящей силой должна быть либеральная буржуазия. Пролетариату же они отводят роль ее придатка, союзника. Не желают они признать необходимость союза рабочего класса и крестьянства.

На противоположных позициях стоят большевики. Ленин на страницах газеты “Вперед” пишет о революционных силах, способностях российского пролетариата. Он утверждаем первая русская революция - буржуазно-демократическая по своему социально-экономическому содержанию, по тем основным задачам, которые непосредственно стоят перед ней, но в то же время она пролетарская по руководящей роля в ней рабочего класса, по средствам борьбы.

Пролетариат, заявляет Ленин, кровно заинтересован в полной победе буржуазно-демократической революции! Такая победа обеспечивает рабочему классу условия для дальнейшей борьбы за социализм. И его естественный союзник в борьбе с самодержавием - крестьянство. Ибо в центр всех вопросов, которые предстоит разрешить буржуазно-демократической революции в России,- аграрный вопрос. Если в революциях на Западе крестьянство являлось резервом буржуазии, то в буржуазно-демократической революции в России роль крестьянства коренным образом изменилась. Ныне оно уже резерв пролетариата. Вот почему русская революция приобретает широкий размах.

Владимир Ильич решительно отвергает точку зрения меньшевиков на роль буржуазии в этой революции. Он пишет, что буржуазия не способна на революционную борьбу, что она смертельно боится пролетариата, с ужасом наблюдает, как крепнет день ото дня рабочее движение, и неизбежно вступит в союз с царизмом против революции.

Для выработки единой политической линии Ленин еще с весны 1904 года добивается созыва III съезда партии. Революция требует ускорить его созыв. Теперь более, чем когда-либо, заявляет Владимир Ильич, выступления пролетарской партии должны быть согласованными, а ее действия и тактика - едиными.

28 февраля 1905 года Ленин публикует в газете “Вперед” “Извещение о созыве III партийного съезда”. Оно подписано Бюро комитетов большинства. Наряду с агитацией за созыв нового съезда это бюро фактически возглавляет практическую работу большевистских организаций в России. Действуя по поручению большинства местных организаций против воли меньшевистского Совета партии, Бюро комитетов большинства берет на себя функции Организационного комитета по созыву съезда. Важнейшая задача съезда, подчеркивает “Извещение”,- “найти и провести в жизнь общую тактику, при которой с наименьшей растратой драгоценной крови пролетариата им были бы достигнуты наибольшие политические и экономические завоевания в предстоящей ломке общественного строя России” [32].

Ленин пишет к “Извещению” редакционное примечание. Прислушиваясь к голосу партийных масс, он предлагает в нем примерный порядок дня созываемого съезда. Центральным пунктом его работы “должны быть новые вопросы организации и тактики, выдвигаемые новым гигантским подъемом нашего революционного движения” [33]. Владимир Ильич призывает: “За дело же, товарищи! Пусть за активную помощь съезду немедленно возьмется всякий, кому дорого социал-демократическое рабочее движение” [34].

А за съезд уже высказывается большинство партийных организаций. В Женеву приходят сообщения.

Из Петербурга: “Петербургский комитет приветствует появление извещения Бюро комитетов большинства о созыве съезда и выражает свое доверие этому Бюро, как Организационному комитету” [35].

Из Тулы: “Тульский комитет требует немедленного созыва съезда для прекращения ненормального положения дел в партии” [36].

Из Москвы: “Московский комитет, стоя на точке зрения партийного большинства, в принципе присоединяется к программе III съезда, выработанной ОК (БКБ), и, согласно постановлению конференции северных комитетов, поручает ОК созвать III съезд...” [37].

Из Нижнего Новгорода: “Признавая необходимым немедленный созыв третьего съезда и принимая во внимание что ЦК, несмотря на настоятельную потребность в созыве съезда, высказанную большинством комитетов в ряде своих резолюций, не предпринял никаких мер к созыву съезда, Нижегородский комитет поручает ОК (Бюро комитетов большинства) организацию третьего съезда...” [38].

Из многих городов доставляют в Женеву решения местных организаций. Попадают они прежде всего к Ленину Их имеет он в виду, когда пишет “Письмо организациям Е России”. “Сейчас,- сообщает Владимир Ильич,- получили известие, что к съезду присоединились С.-Петербург, Тула, Москва, Север, Нижний, Кавказ, Одесса”. Он убеждает: “Конечно, присоединятся и другие”. И в этом письме призывает: “Крайне важно начать немедленно готовиться к съезду и привлечь к этому делу самым энергичным образом все кружки, районные, пропагандистские, фабричные, словом все и особенно рабочие” [39].

Вскоре с поручениями от Бюро комитетов большинства, связанными с предстоящим съездом партии, в Женеву прибывает П. Кулябко. Ленин сразу же отправляется к ней, расспрашивает обо всем, и прежде всего о состоянии партийной работы в России.

Кулябко вспомнит позднее: “Владимир Ильич был в очень хорошем настроении. Я уже с первого взгляда увидела, что он опять такой же, каким я знала его до второго партийного съезда: веселый, бодрый, полный кипучей энергии, и это было понятно, так как Владимир Ильич снова был по горло занят. Дела большевиков шли хорошо: теперь была своя, большевистская газета “Вперед”, которая в России имела огромный успех; кампания за третий партийный съезд закончилась, и уже начиналась деловая и техническая подготовка к нему” [40].

Почти вся переписка Ленина с Россией сейчас - о съезде. Из Петербурга идут письма С. Гусева. На них обычная приписка: “Личное, для Ленина”. В этих письмах - подробнейшая информация о ходе подготовки к съезду. Из Риги пишет М. Литвинов. Он сообщает о соглашении между Бюро комитетов большинства и ЦК РСДРП о созыве съезда, о том, что в связи с этим Совет партии и редакция меньшевистской “Искры” “окончательно посрамлены” [41]. И. Шварц из Екатеринослава пишет о возможности создать там большевистскую группу, и Ленин немедленно поручает ему: “Если найдете 50 руб. и человека, то пошлите делегата к нам (наш адрес в Женеве) тотчас же, написав ему мандат нашим ключом” [42].

Приходит письмо и от Л. Книпович. Она сообщает о решении Одесского комитета избрать Ленина своим делегатом на съезд. Пишут и курские товарищи: они озабочены тем, не попадет ли их посланец, переходя тайно границу, в ловушку царской охранки. И тайнописью, между строк отправленного Владимиру Ильичу обычного письма на немецком языке, зашифровывают:

“Курский комитет посылает мандат товарищу Ленину на представительство от комитета на третьем партийном съезде, на основании положений, выработанных организационным комитетом, на тот случай, если посланный делегат не попадет на съезд. Анна, Ксения, Тарас, Виктор, Ольга, Макс” [43].

Надежда Константиновна расшифровывает полученный мандат. С ним и с мандатом от Одессы - с двумя официальными делегатскими мандатами - отправляется Ленин в Лондон.

И вот он снова на берегах Темзы. В маленьком чердачном помещении, занимаемом Н. Алексеевым, Ленин разбивает штаб-квартиру. Сюда приходят посланцы из разных мест России. С каждым Ленин ведет долгую беседу. Расспрашивает его о революционном движении в той местности, откуда приехал делегат:

- Какие есть крупные предприятия? Сколько рабочих и них? Есть ли рабочие в комитете? Каково настроение?..

Ответов Ленин требует кратких, но определенных. Попутно развивает свои планы, свои взгляды.

25 апреля делегаты собираются на первое заседание.

Приглашались на съезд все организации Российской социал-демократической рабочей партии - и большевики и меньшевики. Но меньшевики отказались участвовать в работе съезда. Не прибыл на него и Плеханов.

Те, кто приехал в Лондон, представляют более двадцати комитетов, главным образом крупных промышленных центров России. Ленин подходит к Михе Цхакая - посланцу от Кавказского союзного комитета РСДРП.

- Оргкомитет решил,- сообщает он ему,- что вы, как старейший, должны открыть съезд...

Да, старейший. А ведь Цхакая только сорок лет!

Он пытается отказаться. Право открытия съезда, считает Цхакая, принадлежит Ленину.

- Этот вопрос решен,- улыбается Владимир Ильич,- и вы, надеемся, исполните свой долг. Нужно открыть немедля, во всяком случае не позже чем через пять - десять минут...

Ленин передает Цхакая исписанный лист.

- Это проект вступительного слова,- говорит он.

“Я прочел и вернул дружески улыбающемуся Ленину,- расскажет впоследствии Цхакая.- На вопрос, что не понравилось, я ответил: “Мы, оказывается, чересчур солидарны, поэтому моя речь экспромтом не будет расходиться с вашей даже в деталях...” Он, обеими руками крепко сжав мои руки, добавил: “Очень хорошо, очень хорошо...”” [44]

Председателем съезда избирают Ленина.

“Владимир Ильич,- вспомнит делегат от Самарского комитета партии,- при организации работ съезда не позволял ни на минуту упускать из виду, что революция с каждым часом растет и поэтому работать надо по-военному; революция требует, чтобы опыт первых ее шагов был учтен на съезде, чтобы директивы съезда соответствовали запросам и задачам революции.

Владимир Ильич внимательно выслушивал выступавших делегатов и строго следил, чтобы не было отклонений от порядка дня, соблюдался регламент. Он создавал общее настроение, требовавшее, чтобы съезд не превращался в парламент, а больше походил бы на штаб партии...” [45]

Главная задача его - выработать четкую тактическую линию партии в начавшейся революции. Этим определяется и повестка дня. Она включает вопросы о вооруженном восстании, временном революционном правительстве, об отношении к политике правительства накануне переворота, об отношении к крестьянскому движению, к другим партиям, Включены в повестку и организационные вопросы. Будет рассматриваться устав партии.

Ленин внимательно следит за докладами, за прениями, А делегаты отстаивают на съезде ленинские позиции. Они говорят о дезорганизаторской деятельности избранного на II съезде Совета партии, о примиренчестве Центрального Комитета. Сообщают о громадной работе большевиков по завоеванию местных комитетов и созыву нового съезда, практической подготовке вооруженного восстания.

Владимира Ильича радует, когда он слышит от делегатов: массы понимают, что вопрос о вооруженном восстании поставлен в порядок дня самой историей, массы требуют от партии прямой директивы о выступлении. Радует Ленина и то, что съезд единодушно принимает его проект резолюции, утверждающей: “...Задача организовать пролетариат для непосредственной борьбы с самодержавием путем вооруженного восстания является одной из самых главных и неотложных задач партии в настоящий революционный момент” [46].

Ленинская резолюция обязывает партийные организации разъяснять пролетариату не только политическое значение, но и практическую, организационную сторону предстоящего вооруженного восстания. Она предлагает принять самые энергичные меры к вооружению пролетариата, к выработке плана восстания, непосредственного руководства им.

Днем и вечером заседает съезд. Ленин знакомится с проектами резолюций, некоторые из них редактирует, в перерывах между заседаниями беседует с делегатами. И множество раз выступает сам. В протоколах съезда - почти сто сорок его выступлений и предложений.

Наступает 1 Мая. День выдался на диво солнечным. Но на лондонских улицах не видно рабочих демонстраций. Это поражает делегатов съезда. Их воображение рисует то, что происходит сейчас в России: объявлены стачки, демонстранты сражаются с полицией, царскими войсками. Делегаты знают, что по всей стране распространяется написанная Владимиром Ильичей и отпечатанная нелегально в Баку, Екатеринославе, Москве, Нижнем Новгороде, Риге и других местах первомайская прокламация. Она зовет: “К оружию, рабочие и крестьяне! Устраивайте тайные сходки, составляйте дружины, запасайтесь каким только можете оружием, посылайте доверенных людей для совета с Российской социал-демократической рабочей партией! Пусть первое мая этого года будет для нас праздником народного восстания,- давайте готовиться к нему, ждать сигнала к решительному нападению на тирана” [47].

В Лондоне же в день этого великого пролетарского праздника на улицах лишь нарядные девушки с цветами, с кружками для сбора пожертвований на борьбу с туберкулезом. И все же не пройти по городу русские большевики не могут.

- Обязательно надо побывать на улице,- говорит Ленин,- но не надо забывать, что из всех событий на международной арене нет более важного, чем русская революция, И решить в этот день хотя бы один из серьезных вопросов организации этой революции - значит внести хорошую лепту в честь международного праздника пролетариата. Погуляем в промежуток между утренним и вечерним заседаниями съезда, а вечером я точно в назначенное время открою заседание докладом о временном революционном правительстве.

Опоздавших к началу вечернего заседания нет. Ленин выступает вдохновенно. Он разбивает догматические рассуждения меньшевиков, выступающих против участия социал-демократической партии во временном революционном правительстве. Он доказывает:

- Если самодержавное правительство будет действительно свергнуто, то оно должно быть заменено другим. А этим другим может быть лишь временное революционное правительство. Оно может опираться только на революционный народ, т. е. на пролетариат и крестьянство [48].

При благоприятных условиях в состав временного правительства должны войти представители социал-демократии. Их задачей явится беспощадная борьба со всеми контрреволюционными попытками, отстаивание самостоятельных интересов рабочего класса для доведения революции до конца.

“Словно дыхание революционной демократической диктатуры пронеслось над съездом,- свидетельствует один из его участников.- Ленин подвел нас к такому окошечку, через которое видно стало, как разрозненные факты, явления революции сплетаются, сливаются в цельную картину движения такого размаха, в котором главенствуют не оборонительные, а наступательные действия, действия не только снизу, но и сверху. Временное революционное правительстве возникало в результате победоносного восстания и должно было стать органом дальнейшего углубления и закрепления результатов восстания” [49].

На следующий день Ленин выступает с докладом о крестьянском движении. В России оно растет и ширится с каждым днем. Владимир Ильич призывает съезд:

- Мы должны решительно высказаться теперь по практическому вопросу о поддержке крестьян до конца... Теперь крестьянское движение стоит на очереди дня, и партия пролетариата должна официально заявить о том, что она всячески поддерживает и отнюдь не ограничивает размах этого движения [50].

В то время, когда в России все шире развертывается революция, когда на очередь дня выдвигается всенародное вооруженное восстание, Ленин ставит вопрос об организационном укреплении партии. Накануне съезда революционно настроенные пролетарии потребовали в одной из резолюций: Провести § 1 устава Ленина, а мартовскую формулировку “закупорить в гроб” [51]. Делегаты соглашаются с этим требованием и утверждают ленинскую формулировку: “Членом партии считается всякий, принимающий ее программу, поддерживающий партию материальными средствами и участвующий личной работой в одной из ее организаций” [52].

Шестнадцать дней заседают в Лондоне российские социал-демократы. Шестнадцать дней занят делами съезда Ленин. Наконец большевистский форум закончен. Уже надо покидать английскую столицу, когда с группой делегатов он отправляется на Хайгетское кладбище. Здесь покоится прах Карла Маркса. Ленин не первый раз тут. Но, как всегда, с волнением подходит к простой, скромной плите. Долго стоит он с друзьями у могилы. Потом напоминает о смотрителе кладбища, который, вероятно, волнуется, что какие-то русские так долго задержались.

- Он не догадывается,- говорит Ленин,- что все нетленное, все бессмертное Маркса и Энгельса мы несем с собой и воплощаем даже в отсталой царской России.

Втроем - Ленин, Крупская и Цхакая - возвращаются в Женеву. На границе Франции, в Булони, с ними происходит о6ычный для тех времен эпизод. По просьбе агентов российской охранки французская полиция намерена проверить чемоданы. Интересуют агентов, конечно, материалы только что состоявшегося в Лондоне съезда. Но учиняют проверку якобы для обнаружения контрабандного табака.

Спасает решительность Ленина. Он не позволяет развязать папки с протоколами.

- Никакого табака там нет,- категорически заявляет Владимир Ильич,- мы не курящие и не коммерсанты. Там только рукопись, манускрипт.

Французские полицейские вынуждены беспрепятственно пропустить Ленина и его спутников...

Примечания:

[26] В.И. Ленин, Полн. собр. соч., т. 9, с. 248.

[27] “Петербургские большевики в период первой русской революции 1905-1907”. М., 1956, с. 77.

[28] В.И. Ленин, Полн. собр. соч., т. 47, с. 17.

[29] Там же, с. 25.

[30] “Вперед” № 15, 20(7) апреля 1905 г.

[31] В.И. Ленин, Полн. собр. соч., т. 30, с. 310.

[32] “Третий съезд РСДРП. Сборник документов и материалов”, с. 55.

[33] В.И. Ленин, Полн. собр. соч., т. 9, с. 285.

[34] Там же, с. 285-286.

[35] “Третий съезд РСДРП. Сборник документов и материалов”, с. 89.

[36] Там же, с. 133.

[37] Там же, с. 106 - 107.

[38] Там же, с. 135.

[39] В.И. Ленин, Полн. собр. соч., т. 9, с. 288.

[40] “Воспоминания о Владимире Ильиче Ленине”, т. 1, с. 232.

[41] “Владимир Ильич Ленин. Биографическая хроника”, т. 2, с. 46.

[42] В.И. Ленин, Полн. собр. соч., т. 47, с. 26.

[43] “Известия”, 22 января 1969 г.

[44] См. А. В. Маскулия, Михаил Григорьевич Цхакая. М., 1968, с. 80-81.

[45] “О Владимире Ильиче Ленине. Воспоминания. 1900-1922 годы”. М., 1963, с. 39.

[46] В.И. Ленин, Полн. собр. соч., т. 10, с. 118.

[47] Там же, с. 83.

[48] Там же, с. 129.

[49] “О Владимире Ильиче Ленине. Воспоминания. 1900-1922 годы”, с. 43.

[50] В.И. Ленин, Полн. собр. соч., т. 10, с. 153.

[51] “Вперед” № 17, 9 мая (26 апреля) 1905 г.

[52] “Третий съезд РСДРП. Апрель - май 1905 года. Протоколы”. М., 1959, с. 460.

 

"Бешеная энергия и еще энергия"

Ленин возглавляет избранный III съездом Центральный Комитет Российской социал-демократической рабочей партии. Под его руководством проходит вся деятельность созданной в марте 1905 года Заграничной организации РСДРП сплотившей все заграничные большевистские группы и отдельных членов партии, проживающих за границей. Он ответственный редактор нового центрального органа партии - “Пролетария”, продолжающего линию старой, ленинской “Искры”, сохраняющего преемственность от большевистской газеты “Вперед”.

Первый номер “Пролетария” выходит в Женеве 27 мая 1905 года. Почти целиком он посвящен итогам партийном съезда. Ленин публикует в газете резолюции съезда о вооруженном восстании, о временном революционном правительстве, об отношении социал-демократии к крестьянскому движению. И вслед за ними помещает свою, проникнутую боевым духом статью.

“Вероятность победы народа над самодержавием,- заявляет Владимир Ильич,- усиливается” [53]. Но эта победа, предупреждает он, возможна только лишь при героическом напряжении всех сил пролетариата. Эта победа “предъявляв к социал-демократии такие требования, каких ни разу еще нигде не ставила история перед рабочей партией в эпоху демократического переворота” [54]. Не проторенные пути лежат перед нею, пишет Ленин, “а величайшие, грандиозные задачи организации восстания, концентрации революционных сил пролетариата, сплочения их с силами всего революционного народа, вооруженного нападения, учреждение временного революционного правительства” [55].

На страницах первого номера “Пролетария” Ленин утверждает, что Россия приближается к развязке вековой борьбы всех прогрессивных народных сил против самодержавия. И теперь никто уже не сомневается в том, что самое энергичное участие в этой борьбе примет пролетариат, что именно его участие в ней решит исход революции в России.

К Ленину поступают сообщения о новой волне стачечного движения, потрясшей в майские дни всю страну. Идут вести о мощных забастовках лодзинских рабочих, завершающихся ожесточенными боями с царскими карателями; об организованной в Иваново-Вознесенске большевиками всеобщей забастовке, во время которой создан Совет рабочих уполномоченных. Владимир Ильич узнает о баррикадных боях восставших пролетариев Варшавы и Одессы. Ему пишут о стачке, организованной большевиками в Баку, объявленной в знак протеста против разжигания царским правительством межнациональной вражды, о длившейся более недели всеобщей забастовке в Тифлисе, о забастовках и демонстрациях в Костроме, Нижнем Новгороде, Риге, Белостоке, Ростове, Харькове, Екатеринославе, Новороссийске и других городах,

“Восстание и вооруженная битва на баррикадах в Лодзи,- пишет Ленин 28 июня,- побоище в Иваново-Вознесенске,- всеобщие стачки и стрельба в рабочих в Варшаве и Одессе...- таковы главные политические события истекшей недели Если прибавить к этому сообщенные в сегодняшних женевских газетах вести о крестьянских волнениях в Лебединском уезде Харьковской губернии, о разгроме пяти имений и посылке туда войска, то перед нами в событиях одной недели отразится характер всех основных общественных сил, так открыто и отчетливо выступающий теперь во время революции” [56].

Июньским утром газеты приносят сообщение о восстании на броненосце “Потемкин Таврический”. Почти одновременно из России приходит письмо С. Гусева. И в нем - подробности о революционных событиях в Одессе.

Ленин встречается с недавно появившимся в Женеве активным подпольщиком М. Васильевым-Южиным и передает ему задание партии:

- Вы, товарищ Южин, должны возможно скорее, лучше всего завтра же, выехать в Одессу... Есть опасения, что одесские товарищи не сумеют как следует использовать вспыхнувшее на нем восстание. Постарайтесь во что бы то ни стало попасть на броненосец, убедите матросов действовать решительно и быстро. Добейтесь, чтобы немедленно был сделан десант. В крайнем случае не останавливайтесь перед бомбардировкой правительственных учреждений. Город нужно захватить в наши руки. Затем немедленно вооружите рабочих и самым решительным образом агитируйте среди крестьян. На эту работу бросьте возможно больше наличных сил одесской организации. В прокламациях и устно зовите крестьян захватывать помещичьи земли и соединяться с рабочими для общей борьбы. Союзу рабочих и крестьян в начавшейся борьбе я придаю огромное, исключительное значение...

Ленин пристально следит за развивающимися в России событиями. Множество газет приходит к нему ежедневно. Кроме русских здесь и немецкие, французские, английские, итальянские, польские. Ленин берет очередную газету, быстро раскрывает ее, вглядывается то в одну, то в другую страницу, сразу же отыскивает то, что его больше всего интересует.

Броненосец “Потемкин” - в центре его внимания. Из газет он узнает, что восставший корабль покинул Одессу. А это значит, что посланец Центрального Комитета не сумеет попасть на его борт. Узнает Ленин и о том, что направленная против “Потемкина” эскадра не стреляла по броненосцу. С удовлетворением отмечает он в “Пролетарии”: “Посланные против революционного броненосца “Потемкина” военные суда отказались бороться против товарищей. Распространив по Европе известия о сдаче “Потемкина”, о царском приказе потопить революционный броненосец, самодержавное правительство только окончательно опозорило себя перед всем миром” [57].

Ленин выписывает из зарубежных газет названия других русских кораблей, на которых вслед за “Потемкиным” происходят волнения. Он делает заметки о восстании матросов в Кронштадте, о том, что в Либаве матросы бок о бок с рабочими сражаются против солдат. “Рубикон перейден,- констатирует Владимир Ильич.- Переход армии на сторону революции запечатлен перед всей Россией и перед всем миром” [58]. Он предсказывает: “Новые еще более энергичные попытки образования революционной армии последуют неминуемо за событиями в Черноморском флоте” [59]. И призывает: “Наше дело теперь - поддержать всеми силами эти, попытки, разъяснить самым широким массам пролетариата и крестьянства общенародное значение революционной армии в деле борьбы за свободу, помочь отдельным отрядам этой армии выдвинуть общенародное знамя свободы, способное привлечь массу, объединить силы, которые бы раздавили царское самодержавие” [60].

Хотя восстание на “Потемкине” и закончилось неудачей, оно знаменует собой, утверждает Ленин, новый крупный шаг в развитии революции. Сам броненосец остался “непобежденной территорией революции” [61]. И “никакие репрессии, никакие частичные победы над революцией не уничтожат значения этого события” [62].

Чтобы расколоть силы революции, отвлечь от нее массы, внушить им конституционные иллюзии, царь прибегает к обещаниям, уступкам. В августе публикуются акты “Учреждение Государственной думы” и “Положение о выборах в Думу”. Только помещики, городская буржуазия и крестьяне-домохозяева допускаются к выборам в нее. Но и такая Дума лишена решающего голоса в законодательстве, ее роль ограничивается лишь “предварительной разработкой и обсуждением законодательных предположений и рассмотрением росписей государственных доходов и расходов” [63].

Революция находится на подъеме, и Ленин призывает к “активному бойкоту” [64] Думы, к агитации, вербовке, организации революционных сил с двойной энергией, под тройным давлением.

Звать к этому должна и нелегальная газета “Рабочий”, только что созданная в Москве Центральным Комитетом партии. Созданная для широких рабочих масс, которые все более и более втягиваются в активную борьбу.

В середине сентября в Женеву приходит ее первый номер. Ленин с волнением произносит слова, с которыми обращается к читателям редакция подпольного издания: “Старая Россия умирает, рождается новая Россия. Старая Россия - это мрак, это гнет, это тишина могилы. Новая Россия - это свет, свобода, победоносная борьба за лучшее будущее народа” [65]. И сразу же пишет в Россию, в Центральный Комитет РСДРП: “Получил... первый номер “Рабочего”. Он производит превосходное впечатление... Прекрасный боевой дух. Одним словом, от души могу поздравить с успехом и пожелать дальнейших” [66].

А несколько дней спустя заполняется до отказа зал кафе “Хандверк”, в котором уже не раз выступал с рефератами Ленин.

- Мы соединимся со всеми революционными демократами, со всеми сторонниками восстания,- провозглашает в этот вечер Владимир Ильич.- На прямой и ясный лозунг противников: “Долой преступную проповедь восстания! За работу в Думе и через Думу!” мы должны ответить прямым и ясным лозунгом: долой буржуазных предателей свободы, долой Думу, да здравствует вооруженное восстание!

Один из тех, кто сидит в зале, сообщит из Женевы в Россию: “Говорит Ленин, и мне кажется, что на его стороне вся правда. Он говорит горячо, убежденно и сильно. Он большевик... Ленину рукоплещут” [67].

И еще одно свидетельство - большевика-подпольщика С. Моисеева, помогающего сейчас Крупской в конспиративной переписке с Россией: “В заключительной части Ленин подвел слушателей к определенному выводу, который вытекал из содержания реферата. Он призывал к решимости, к борьбе, основанной на выводах революционной теории и тактики. Ход событий требовал не фраз, не игры в парламент, а серьезной работы по созданию революционной армии, подготовке масс к вооруженному восстанию” [68].

Ленин провозглашает активный бойкот Думы, объединение на этой платформе всей российской социал-демократии. И его призыв находит горячий отклик в большинстве местных организаций.

Из газет, из шифрованных писем, потоком идущих к Ленину, узнает он о том, как в эти осенние дни развиваются в России революционные события. Он редактирует корреспонденцию из Вильны о руководимой местной группой РСДРП стачке рабочих кожевенных заводов. Ему доставляют резолюцию рабочих, принятую за Нарвской заставой и призывающую к всеобщей политической забастовке “как одному из могучих средств” [69] вооруженного восстания; Пишут ему и о том, что Петербургский университет с утра до поздней ночи открыт для революционных собраний и митингов, что он окружен войсками, что студенты приготовились к нападению и в переполненном актовом зале ораторы зовут к вооруженному восстанию.

Восторг вызывает у Ленина сообщение петербургского корреспондента “Тан”. Латышские революционеры, узнает из парижской газеты Владимир Ильич, совершили вооруженное нападение на рижскую центральную тюрьму. Они освободили двух товарищей, которым грозила смертная казнь, Ленин сразу же садится за статью “От обороны к нападению”. Ее публикуют в очередном номере “Пролетария”. Он разъясняет в ней глубокую разницу между индивидуальным террором эсеров и боевой тактикой массовой политической партии. Владимир Ильич приветствует героев революционного рижского отряда. Он призывает: “Пусть послужит успех их ободрением и образчиком для социал-демократических рабочих во всей России. Да здравствуют застрельщики народной революционной армии!” [70].

Приходит сообщение и о столкновении в Питере обуховских рабочих с полицией, о том, как с пением “Марсельезы” прошли они по Шлиссельбургскому тракту. Пишут ему о собрании питерских железнодорожников, о популярности среди рабочих Российской социал-демократической рабочей партии. “Как видите,- сообщают из Петербурга в Женеву,- лаборатория революции работает вовсю. Революционное настроение растет не по дням, а по часам” [71].

На многих листах - сделанные Лениным выписки: в них цифры, факты о новом наступлении рабочего класса. “За Петербургом,- отмечает он,- последовали окраины, где национальное угнетение обострило и без того невыносимый политический гнет. Рига, Польша, Одесса, Кавказ стали по очереди очагами восстания, которое росло в ширину и в глубину с каждым месяцем, с каждой неделей. Теперь дело дошло до центра России” [72] - до областей, где на сравнительно небольшой территории сосредоточено много рабочих.

Ценные сведения о новом порыве революционного вихря привозит Владимиру Ильичу из России и Е. Стасова.

Она застает его в квартире одного. Владимир Ильич проводит ее в общую комнату, которая служит Ульяновым и столовой, и кухней. И сразу же засыпает вопросами о том, что творится в России, в Петербурге, в Центральном и Петербургском комитетах. “Потом вдруг вскочил и говорит: “Подождите!” - вспомнит Стасова.- Я подумала, что поступила в чем-то неправильно. А Владимир Ильич подошел к буфету, вынул оттуда чайник, налил в него воду, зажег газовую плиту, накрыл стол и приготовил все к чаю и уже после этого продолжал беседу со мной” [73].

Стасова обстоятельно рассказывает об основных событиях, происходящих в России, рассказывает со множеством деталей, с живыми подробностями.

- Очень, очень, очень интересно,- говорит, довольно потирая руки, Владимир Ильич.

А новости из России все идут и идут. Петербургский корреспондент “Таймс”, записывает Ленин, сообщает о зовущих к борьбе прокламациях, о назначенной на ближайшие дни в столице демонстрации, о “крайне тревожном настроении в публике” [74]. Из берлинской “Фоссише цайтунг” он узнает что в Петербурге возобновились студенческие волнения, 7 октября, отмечает еще одна ленинская запись, забастовали железнодорожники Московско-Рязанской железной дороги, на другой день - почти весь Московский железнодорожный узел.

Движение с огромной быстротой нарастает по всей стране. Оно захватывает предприятие за предприятием, одну, железную дорогу за другой, город за городом. В самое короткое время стачка становится всероссийской.

“...Остановится ли революционное движение на этой, ужа достигнутой, ставшей “обычной” и знакомой стадии развития или поднимется на высшую ступень?” [75] - спрашивает Ленин. И отвечает: “Если только можно отважиться в область оценки столь сложных и необозримых событий, как события русской революции, то мы неизбежно придем к неизмеримо большей вероятности второго ответа на вопрос” [76].

В заграничных газетах Ленин отыскивает телеграфные сообщения о могучем росте всероссийской политическом стачки. И эти сообщения его убеждают: барометр Показывает бурю...

Он приходит к заключению, что “все и вся сорвано уже с места гигантским вихрем солидарного пролетарского натиска” [77]. И утверждает, что честь революционного пролетарского почина поделили между собой Москва и Петербург! Все говорит о том, что это лишь одна из начальных ступеней борьбы.

Между тем полученный им отчет Боевого комитета при Петербургском комитете, созданного еще в июле для усиления подготовки к вооруженному восстанию, внушает Владимиру Ильичу серьезную тревогу. Если судить по этому документу, то “дело грозит выродиться в канцелярщину”. [78] Нужна не “бумажная волокита”, а “бешеная энергия и еще энергия”. И Ленин призывает петербургских товарищей: “Идите к молодежи. Основывайте тотчас боевые дружины везде и повсюду и у студентов, и у рабочих особенно, и т. д. и т. д.” [79]. Он настаивает на организации отрядов от трех да десяти, тридцати и более человек. Настаивает на том, чтоб и эти отряды вооружались сами, кто как может. Чтобы они тотчас же выбирали себе руководителей и связывались с Боевым комитетом при Петербургском комитете. “Не требуйте никаких формальностей...- пишет Владимир Ильич Боевому комитету.- Не требуйте обязательного вхождения в РСДРП-это было бы абсурдным требованием для вооруженного восстания. Не отказывайтесь связываться с каждым кружком, хотя бы в три человека, при единственном условии, чтобы он был полицейски надежен и готов был драться с царским войском. Пусть желающие кружки входят в РСДРП или примыкают к РСДРП, это превосходно; но я безусловно считал бы ошибкой требовать этого” [80]. Ленин предупреждает, что если через один-два месяца в Питере не будет минимум 200-300 отрядов, Боевой комитет можно будет считать мертвым. “При теперешнем кипении не набрать сотни отрядов - значит стоять вне жизни” [81],- уверен Владимир Ильич.

На столе у него исписанные убористым почерком листы. Это планы, наброски, выписки, связанные с вопросом подготовки и организации восстания.

Быстро, сокращая слова, набросал Владимир Ильич: “Раньше поставить: доклады на воен[ные] темы в кружках:

1) чт[ение] и обсуждение] статей о барр[икадной] б[орь]бе;

2) изуч[ение] плана города и районов; 3) добывать планы тюрем etc.; 4) узнавать адреса зловредных людей и начальства; 5) производить маневры выслеживания неприятеля; 6) готовить бомбы; 7) составлять] тактич[еские] планы отд[ельных] операций” [82].

Ленин обдумывает, как следует формировать отряды будущей революционной армии, как должны они вооружаться и действовать. Советует немедленно начать их практическую подготовку. Не откладывая, подыскивать квартиры для хранения оружия и снарядов, квартиры под штабы, для укрывательства преследуемых, помещения для раненых. Надо заблаговременно запастись планами тюрем, точными сведениями об охране банков, складов оружия. “Проволочки, споры, оттяжки, нерешительность,- утверждает Владимир Ильич,- есть гибель дела восстания. Величайшая решительность, величайшая энергия, немедленное использование всякого подходящего момента, немедленное разжигание революционной страсти толпы, направление ее на более решительные и самые решительные действия - таков первейший долг революционера” [83].

Две недели спустя, октябрьским вечером, Ленин набрасывает план статьи “Равновесие сил”. Предназначается она для “Пролетария”.

“Слух, будто решена конституция,- пишет Ленин.- Если да, тогда царь, значит, учитывает уроки 1848 года и других революций: без учредительного собрания, до учредительного собрания, помимо учредительного собрания даровать конституцию. Какую? В лучшем (для царя) случае = кадетскую.

Значение этого: осуществление идеала конституционалистов-демократов, перескакивание через революцию. Обман народа, ибо полной и реальной свободы выборов все же не будет” [84].

А через несколько часов телеграф приносит в Женеву весть о “монаршей милости” - о царском манифесте 17(30) октября. Он призван восстановить в стране “порядок”. Он дарует народу “незыблемые основы гражданской свободы” - неприкосновенность личности, свободу совести, слова, собраний, союзов. Манифест обещает по мере возможности привлечь к участию в Государственной думе слои населения, которые лишены избирательных прав. Царь провозглашает, что отныне “никакой закон не может воспринять силу без одобрения Государственной думы..”.

Кое-кто склонен видеть в манифесте чуть ли не ликвидацию самодержавия. Ленин предостерегает от подобных заключений. “Царь далеко еще не капитулировал,- предупреждает Владимир Ильич.- Самодержавие вовсе еще не перестало существовать. Оно только отступило, оставив неприятелю поле сражения, отступило в чрезвычайно серьезной битве, но оно далеко еще не разбито, оно собирает еще свои силы, и революционному народу остается решить много серьезнейших боевых задач, чтобы довести революцию до действительной и полной победы” [85].

Всего две недели назад Ленин писал в “Пролетарии” о брожении среди военных моряков, о полной ненадежности гвардии. И вот приходит еще одно подтверждение: кронштадтские большевики разоблачили на митингах попытку царя обмануть своим манифестом народные массы, матросы предъявили новые требования и борьба за их осуществление переросла в вооруженное восстание Ленин констатирует: “На красную и черную армию распадается и войско” [86]. Быстро втягивается оно в борьбу за свободу. “Пусть правительство негодяя Витте победило восстание в Кронштадте, пусть расстреливает оно теперь сотни матросов, еще раз поднявших красный флаг,- этот флаг,- предсказывает Владимир Ильич,- взовьется еще выше, ибо это знамя есть знамя всех трудящихся и эксплуатируемых во всем мире” [87].

Не приостановил царский манифест революционную борьбу и российских пролетариев. Ленин выписывает из газет новые сообщения о рабочих выступлениях в Москве, Риге, Тифлисе, Ростове-на-Дону, Ревеле, Одессе. Он убеждается, что рабочим ясна подлинная цена царского манифеста. Ленин переводит опубликованное в английской прессе воззвание одного из питерских стачечных комитетов И включает его в свою статью “Приближение развязки”. “Нам дарована свобода собраний,- гласит воззвание в ленинском переводе,- но наши собрания окружены войсками. Нам дарована свобода печати, но цензура продолжает существовать. Обещана свобода науки, но университет занят солдатами. Дарована неприкосновенность личности, но тюрьмы переполнены арестованными. Дарован Витте, но продолжает существовать Трепов. Дарована конституция, но продолжает существовать самодержавие. Нам все дано, но у нас ничего нет” [88].

Для “Пролетария” пишет Ленин эту статью, утверждающую, что “ряды революционного войска все растут”, что “силы закаляются в отдельных схватках”, что “красное знамя поднимается над новой Россией все выше и выше” [89].

Еще весной со страниц газеты “Вперед” заявлял Владимир Ильич, что хочет говорить “не из проклятого женевского далека, а перед тысячными собраниями рабочих на улицах Москвы и Петербурга, перед свободными сходками русских “мужиков”” [90]. А нынешней осенью все чаще возвращается Ленин к мысли: он должен быть там, где идет революционная битва, должен вернуться на родину. Вернуться, несмотря на все опасности, которые подстерегают его. “Хорошая у нас в России революция, ей-богу! - пишет Владимир Ильич в Петербург М. Эссен.- Надеемся скоро вернуться - к этому идет дело с поразительной быстротой” [91].

Близится конец первой эмиграции Позднее в письме к одному из своих корреспондентов Ленин подведет ее итог. Вспомнит “подлые условия” эмигрантщины, требующие быть там очень осторожным” Нет, не в том, разумеется, смысле, чтобы не вести военные действия против оппортунистов. “Напротив,- категорически заявит Владимир Ильич,- воевать там очень надо и очень придется” [92]. Но следует учитывать подлый характер этой войны “Злобное подсиживание,- предупредит он,- встретите Вы отовсюду, прямую провокацию” со стороны меньшевиков (они Вас будут провоцировать систематически) - и весьма слабую среду делового сочувствия. Ибо оторванность от России там чертовская... Вы там встретите трудности работы, ничего общего не имеющие с российскими трудностями: “свобода” почти полная, но живой работы и среды для живой работы почти нет” [93].

В этих “подлых условиях” эмиграции, сообщит Владимир Ильич корреспонденту, самое важное - иметь свое дело. И еще важнее - поддерживать оттуда связи с партийными организациями России. “Кто сумеет обеспечить себе за границей работу в связи с русской организацией,- заявит он,- тот и только тот сможет оградить себя от засасывающего болота тоски, дрязг, изнервленной озлобленности и проч. У меня эта “заграница” ой-ой как в памяти, и я говорю на основании немалого опыта” [94].

Но все это выйдет из-под пера Владимира Ильича потом. А сейчас через Швецию и Финляндию отправляется он в Россию, где все более нарастают грозные события. На календаре - ноябрь революционного 1905 года...

Примечания:

[53] В.И. Ленин, Полн. собр. соч., т. 10, с. 218.

[54] Там же.

[55] Там же.

[56] Там же, с. 310.

[57] Там же, с. 336.

[58] Там же, с. 337.

[59] Там же.

[60] Там же.

[61] Там же.

[62] Там же.

[63] См. “История СССР”, т. VI. М., “Наука”, 1968 с. 154.

[64] В.И. Ленин, Полн. собр. соч., т. 11, с. 170.

[65] “Рабочий” № 1, август 1905 г.

[66] В.И. Ленин, Полн. собр. соч., т. 47, с. 68.

[67] См. “Вопросы истории КПСС”, 1960, № 6, с. 175.

[68] Там же, с. 166.

[69] “Пролетарий” № 24, 7 ноября (25 октября) 1905 г.

[70] В.И. Ленин, Полн. собр. соч., т. 11, с. 269.

[71] “Пролетарий” № 22, 24(11) октября 1905 г.

[72] В.И. Ленин, Полн. собр. соч., т. 11, с. 413.

[73] “Воспоминания о Владимире Ильиче Ленине”, т. 2, с. 211.

[74] В.И. Ленин, Полн. собр. соч., т. 11, с. 316.

[75] Там же.

[76] Там же, с. 316-317.

[77] В.И. Ленин, Полн. собр. соч., т. 12, с. 1.

[78] В.И. Ленин, Полн. собр. соч., т. 11, с. .436.

[79] Там же.

[80] Там же, с. 337.

[81] Там же.

[82] Ленинский сборник V, с. 456.

[83] В.И. Ленин, Полн. собр. соч., т. 11, с. 343.

[84] В.И. Ленин, Полн. собр. соч., т. 12, с. 5-6.

[85] Там же, с. 27.

[86] Там же, с. 57.

[87] Там же, с. 57 - 58.

[88] Там же, с. 74.

[89] Там же, с. 80.

[90] В.И. Ленин, Полн. собр. соч., т. 10, с. 15.

[91] В.И. Ленин, Поля. собр. соч., т. 47, с. 100.

[92] Там же, с. 112.

[93] Там же, с. 112 - 113.

[94] Там же, с. 113.