Капитан с десятой заставы сдержал слово, выполнил обещание и забил мой фургон всяким хламом под завязку. В качестве трофеев мне досталась небольшая переносная печка, керосинка с пятилитровой канистрой топлива для нее. полмешка муки, десять пачек печенья «Юбилейного», пара килограмм кишмиша с финиками и несколько брикетов сушеного инжира. Вяленого соленого мяса, которое здесь вместо консервов, большой кулек с сахаром-рафинадом, бутылка с маслом растительным, три головки козьего сыра, два фонарика и еще куча всего нужного и бесполезного в равной степени. Продукты не стал выкидывать, я хоть и брезгливый, но сержант Зайцев с удовольствием сожрет все за милую душу. Поэтому оставил в расчете обменять добычу на горюче-смазочные материалы. Печку и керосинку решил подарить «земляку» из Волгограда, товарищу Анисимову, он найдет как правильно это пристроить с пользой для коллектива. В общем — ничего ценного, натуральное барахло.

На обратном пути начальник особого отдела решил заскочить в соседний аул. проверить дом проводника. Отпускать меня одного он категорически не захотел, поэтому я пристроился за начальственным УАЗ и проследовал следом. Между прочим, весьма рискованное испытание для моей колымаги, рожденной ползать по равнинной местности. Горный серпантин для ее маломощного движка и хлипкой конструкции противопоказан. Но тут всего пять километров, доползти должна была.

Как только мы добрались до аула, так сразу стало понятно, что делать нам там нечего — зря тащились.

Собственно, домом это жилище назвать язык не повернулся бы. Обычная кошара из камней, промазанных глиной, смешанной с навозом, причем половину строения занимает хлев для скота. Люди живут прямо тут же. зимой греясь теплом от коровы. При условии, что она не сдохнет к весне от бескормицы.

Ни света, ни газа, ни отопления — вообще ничего. Вода — внизу в ручье, до которого надо спустится по крутому склону метров сорок. Удобства во дворе — в прямом смысле слова. Сложенный из камней туалет высотой меньше метра и без крыши. Как они им зимой пользуются — уму непостижимо.

Готовят во дворе, прямо на костре, обложенном все теми же камнями. На старом стальном листе пекут тонкий хлеб, типа того лаваша, что используется в шаурме. Вместе с кефиром — это основная и похоже единственная еда у обитателей этого дома.

Оказалось, что в лачуге жил не только пацан-проводник, но и его родители с тремя детьми. Все худые, дети так на дистрофиков похожи.

— И это на семьдесят втором году советской власти? — даже на. обычно невозмутимого, майора произвела впечатление жуткая нищета и бедность аула.

— Чего он не в армии? По возрасту ему явно больше восемнадцати? — удивился я. Откупиться и откосить тот явно не смог бы.

Оказалось, что паспорта у него до сих пор нет. В милиции за выдачу документа потребовали двадцать рублей — для их семьи неподъемная сумма. Вот он и отправился на заработки — пояснил глава семейства, седой старик с больными натруженными руками и пустым взглядом.

Для этих мест вполне обычное дело. Чтобы получить должность участкового надо заплатить от десяти до двадцати тысяч советских рублей. Поэтому, чтобы вернуть затраченное начинаются поборы за каждую бумажку, даже если по закону она абсолютно бесплатная. К тому же участковый зарплату не получает вообще — только расписывается за нее. Кроме того, он должен платить бакшиш начальству раз в квартал и по большим праздникам.

Нам. выросшим при благодатном социализме в центральной России такое никогда не понять.

И этих людей я легким движением мысли решил оставить на произвол судьбы, отрезав от остального Союза, забрав последнюю надежду? Только потому что элита сгнила на корню, бесповоротно и окончательно.

— Не стыдно, товарищ Морозов? — поинтересовалась моя совесть, обычно малоразговорчивая.

— Стыдно. Очень. Но в чем моя вина? Они и при социализме точно так же живут! И даже если Советский Союз уцелеет, то для них и через десять лет ничего не изменится. Нет у нас ресурсов чтобы обогреть и накормить всех. Себя спасти для начала надо. Потом остальных вытаскивать.

— Тебе решать. — сказала бы совесть, если бы могла говорить.

Я молча выгрузил весь хлам из машины рядом с домом. И печки и мешок с продуктами, и канистру с керосином. Старик даже не пошевелился, так и смотрел в пустоту невидящим взглядом. И когда сунул ему в руку пачку купюр, набралось рублей пятьдесят, ничего не сказал.

Майор тоже ничего не сказал.

Лес рубят — щепки летят. Вот. и первая щепка на моем счету. То ли еще будет?