Появление мое произвело фурор, сравнимый с явлением Генерального секретаря в одиннадцать утра около вино-водочного. Несмотря на позднее время сбежались все: и дежурный по части, и начальник особого отдела и даже Зампотылу каким-то невероятным образом появился раньше всех остальных. Самое смешное, что его волновала пропажа ЕРАЗа. а не судьба исчезнувшего бойца — ибо самоволка не по его ведомству проходит, а за чужой автомобиль отчитываться надо. Повеселил, короче.

Минут через тридцать появился майор Жилинский и почему-то командир отряда подполковник Тарасенко. После чего, взяв за химок, вдвоем утащили в штаб, для серьезного разговора.

Под гробовое молчание, изредка прерываемое экспрессивными выражениями и тяжелыми вздохами, достойными каспийского кашалота, я в красках и подробностях поведал свою печальную историю. Впрочем, вздыхал начальник особого отдела как-то наиграно и неубедительно, видимо, потому что кашалоты на Каспии вымерли еще во времена мезозоя, а может потому, что рад был обнаружить меня живым и здоровым. По крайней мере, в глазах его мелькало удовольствие на пополам с гордостью за своего воспитаника. а может это мне просто показалось. Зрение не до конца восстановилось после карцера, вот и почудилось.

— На кой черт ты взял оружие и документы? Ты спятил? Мало нам проблем, усугубить решил? — «усугубить» — это из лексикона Михаила Сергеевича. Он часто по телевизору его произносит, и оно. как настоящее слово-паразит проникло в речь советских людей и распространилось, как вирус. Причем Горой еще и ударение неправильно ставит на третьем слоге. «усугУбит». поэтому звучит отвратительно даже для моего, отнюдь не музыкального, слуха.

— Пусть мои водительские права возвращают и военный билет. Если не хотят вылететь из прокуратуры по статье с волчьим билетом. По другому они не поймут. Меняю одно на другое.

— Резвость хороша при ловле блох. — выдал загадочную фразу командир части, молчавший все это время. — что теперь делать с тобой?

Тяжело вздохнув, он зачем-то полез в шкаф и вытащил… нет. не початую бутылку коньяка с лимоном, как можно было ожидать в такой ситуации.

Товарищ подполковник извлек из служебного шифоньера саблю. Богато отделанную, сверкающую золотом и каменьями.

— Знаешь, что это?

Честно говоря, в мою голову ни одной умной мысли в тот момент не пришло. Усекновение головы, как вид наказания отменили еще во времена Петра Первого, а на большее моей фантазии не хватило.

— Фарси знаешь? Что написано прочитать можешь? — предложил мне проявить эрудицию командир части. Между прочим за окном в этот момент уже второй час ночи шел. в помещении, к слову, тоже.

Просьба довольно странная, поскольку начальник особого отдела персидской мовой. то есть, фарси владеет лучше меня.

— Гм. — произнес я. изучив надпись на позолоченных ножнах. Хотя, какая к пингвинам, позолота? Стопудово — из чистейшего благородного аурума пластинка, судя по имени дарителя. — Никак не пойму что такое шарханг-хэ. судя по контексту наверное «полковник»?

— Правильно. Это подарок полковнику Тарасенко от имама Хомейни. Знаешь такого? По глазам вижу, что знаешь. Вчера на КПП в Астаре передали лично в руки со всеми почестями.

Не знаю, что он смог увидеть в моих бедных измученных очах, кроме начинающегося конъюнктивита, но спорить не стал. Подарок и впрямь необычный, но я тут при чем?

Словно угадав мои мысли, обладатель именной золотой сабли пояснил:

— Получается, ты у нас герой? И наказывать тебя не надо?

И снова я не стал спорить. Ибо против истины грех возражать. Если бы не пойманные мной диверсанты, которых мы отпустили бесплатно, то есть, даром, не видал бы Пал Палыч именного меча в ножнах, украшенных яхонтами. Хотя, конечно, это лишь формальный повод — скорее всего, это ответное послание старцу Исмаилу, что его предсказание услышали, восприняли всерьез и благодарят от всей души.

Остался лишь один вопрос: «Ко мне какие претензии?». На саблю не претендую, драгоценные каменья с рукояти в счет свой доли не выпрашиваю.

— Смирно! — неожиданно рявкнул командир части, так что я рефлекторно подскочил, как ужаленный.

Зачем-то следом за мной встали оба офицера.

— Младший сержант Морозов. За проявленное мужество и героизм, за смелость и решительность, проявленные при задержании опасных преступников, с риском для жизни. Награждаешься медалью «За отличие в охране государственной границы СССР». Поздравляю.

Крепить медаль на грудь не стали, просто вручили вместе с коробочкой и удостоверением. Оно и понятно, вид у меня потрепанный и не соответствует Уставу.

И опять я ничего не понял. Если саблю вручили только вчера, то представление на медаль даже отпечатать не успели бы. а его еще Москва утвердить должна была, при том. что электронной почтой в этом времени еще не пользуются, и бумаги доставляют обычной фельд-егерской службой, а на это неделю минимум нужно туда и обратно, даже если допустить, что в ускоренном темпе все делалось.

Товарищ Жилинский улыбнулся доброй веселой улыбкой, всеми тридцатью зубами сразу, словно обаятельная акула из игрушечного магазина.

— Представление написали сразу после поимки нарушителей границы. Звание младшего сержанта по совокупности остальных заслуг. Приказ еще вчера подписан.

Вот же. хитрая проныра! А мне лапшу вешал, что я без медали остался.

— Приведи себя в порядок. Лычки пришить не забудь. Завтра утром выезжаем. Марш-бросок у всей учебной автороты, не забыл?

Честно говоря, забыл. Думал, что меня это не касается. У меня и тут дел полно, тратить двое суток на бессмысленную поездку не очень и хотелось.

— Товарищ подполковник, у меня водительских прав нет. Их отобрали при задержании. Я вам об этом говорил.

— Приказ не обсуждается. Завтра сядешь за руль моего УАЗа, вместе поедем. Права потом передадут. Свободен.

С подполковником Тарасенко спорить бесполезно, и даже вредно.

— Не понял, куда мои права передадут? — поинтересовался я у майора, когда мы вышли из кабинета.

— Марш-бросок продлили до самого Баку, колонна вернется, а ты там остаешься. Полежишь в военно-морском госпитале, товарищ Громов пристроит на пару недель, полежишь, здоровья наберешься, пока здесь все не уляжется. Отдохнешь заодно. И нам проще отдуваться. Нет хулигана и дебошира Морозова, значит и выдавать некого.