Феба вместе с детьми уселась на заднее сиденье — ей не хотелось сидеть впереди вместе с братом. Она знала, что тогда он начнет суетиться и жаловаться, и боялась, что этого ей не выдержать.

Узкая, усыпанная сосновыми иглами дорога вилась между березами и соснами, а Йен не отрывал от нее глаз, стараясь как можно аккуратнее вписываться в повороты, чтобы прицеп с лодкой не врезался в деревья. Лишь выехав на открытую песчаную трассу, шедшую вокруг озера, он немного расслабился.

Йен закинул руку на спинку сиденья.

— Неужели ты не удивилась, что моторку не проверили? — спросил он Фебу. — Мама и папа первым делом запускали лодку.

Это больше не мама с папой, Йен. Теперь это папа и Гвен.

— Не вижу в этом ничего такого.

— Я этого и не сказал. Просто удивился, вот и все.

Он лгал. Лгала и она. Это действительно было важным. Прошлый год они вспоминали с содроганием. Приезд сюда без мамы был настолько ужасным, что через полторы недели они все уехали. А теперь здесь Гвен и эти изменения… казалось, этот год обещает быть еще хуже предыдущего.

Все началось с молока. Вчера по дороге на озеро они с Джайлсом остановились, чтобы, как всегда, купить молоко.

Во всех трех домиках есть холодильники, но они старые и маленькие, очень маленькие. Их нельзя заменить, потому что они работают на пропане, а никто в Соединенных Штатах больше не производит подобные холодильники. Когда эти наконец прикажут долго жить, придется выписывать новые из Швеции.

В результате, когда собиралась вся семья, холода всегда не хватало. Поэтому по дороге на озеро все останавливались купить молока. Вот как это всегда делалось.

Но вчера, когда закончилась суматоха приветствий и Джайлс вынул охладитель из багажника грузовика, стало ясно, что Гвен не ждала от них покупки молока. Накануне она была в городе, и теперь все холодильники были забиты до отказа. Три галлона молока просто некуда было поставить!

— Опустим их в озеро и будем надеяться на лучшее, — сказала Гвен.

Малышам — Алексу и Клер — понравилась идея опустить молоко в озеро. Они вприпрыжку побежали к воде, счастливые до невозможности, чтобы поскорее соорудить некое приспособление для того, чтобы хранить молоко под мостками.

— Это хорошая мысль — опустить молоко в озеро, — сказал Джайлс, закрывая охладитель. — Интересно, получится?

— Нет, — отрезала Феба. — Молоко должно храниться при пяти градусах, а озеро никогда настолько не охлаждается. Оно испортится, прежде чем мы успеем его выпить.

— Это всего лишь пара галлонов молока, — мягко сказал он. — Мы переживем эту потерю.

Феба это понимала. Но она сделала, ошибку, и ей это не нравилось.

Здесь, на озере, все действовало по отлаженной системе — иначе было нельзя. Кухни были настолько малы, удобства так примитивны, города так далеки, что требовалась хорошая система. Ее установила мать Фебы, и Феба ее знала. Она знала, как хранить лодки, как включить холодильники, как заливать водой насос перед пуском. Она знала, где лежат кухонные полотенца и как вычистить туалет. Она освоилась с жизнью на озере.

Но все изменилось. Кто-то другой покупал продукты, кто-то другой переложил куда-то полотенца.

Единственное, что радовало, — этим летом была очередь ег семьи жить в светлом, полном воздуха новом доме. Как бы ни были хороши все проведенные здесь отпуска, лучшими годами были те, когда они с Джайлсом и тремя детьми жили в новом доме. Еще весной Йен попытался добиться, чтобы на этот раз в новом доме снова жила его семья.

— Я знаю, что в прошлом году была наша очередь, но мы так мало там пробыли, что это почти не считается.

— Даже не думай, — сказала она тогда. Для того чтобы каждый год не обговаривать все заново, они и наладили такую четкую очередность.

Но вчера, когда она отпирала багажник, к ней подошел отец. Он сказал, что приезжает Эми.

— Из-за ее приезда и приезда Холли и Джека нам надо пересмотреть, кто где спит.

Феба передала Джайлсу первый рюкзак.

— А разве они будут спать не в «ночлежке»? — Именно там спала Эми, когда приезжала в последний раз.

— Нет. Это будет невежливо. Мы хотим, чтобы Холли и Джек почувствовали наше гостеприимство, чтобы им было удобно. Теперь они члены нашей семьи.

И он изложил свой план: все дети школьного возраста будут спать в «ночлежке», Йен и Джойс, Феба и Джайлс получат по одной из спальне в новом доме, Томас, малыш Фебы и Джайлса, родившийся после смерти ее матери, будет со своими родителями, а остальные трое взрослых — Эми, Холли и Джек — поселятся в бревенчатом доме.

— Мы рассмотрели все возможные варианты, — сказал Хэл. Голос его прозвучал твердо, решение было принято. — Этот — лучший.

— Детям понравится спать вместе, — произнес Джайлс. Он взял другой рюкзак.

Феба застыла.

Она с трудом признавалась в этом даже себе и ни разу ни слова не сказала ни матери, ни отцу, но Джайлс, ее дорогой, чудесный муж, был совсем не в восторге от озера. Он никогда не жаловался, он приезжал сюда из года в год, потому что очень любил ее, но почувствовал бы себя гораздо счастливее на курорте, где загорелые ученицы колледжей в спортивных трусиках и топах на бретельках разносят по пляжу холодные коктейли «Маргарита».

Джайлс был инвалидом, он родился с сухой ногой. В специальной обуви он мог ходить вполне нормально, но все же у него была достаточно неустойчивая походка, чтобы пеший туризм доставлял ему удовольствие. Не мог он, разумеется, и кататься на водных лыжах или ездить на велосипеде.

С озером его примиряли две вещи: рыбалка со старой деревянной лодки, которую он сам отремонтировал, и отдельный домик для его семьи. Дни они проводили вместе со всеми, но утра и вечера принадлежали им, им пятерым, а теперь шестерым. Вечером малыши укладывались в постели, и Джайлс читал им. А когда дети засыпали в своей спальне, Феба с Джайлсом занимались любовью под тяжелыми покрывалами, так тихо, как могли, прислушиваясь к стучащему по крыше дождю. Утром Феба часто шла помочь матери с завтраком, а Джайлс оставался с детьми в домике: они болтали, играли в разные игры, занимались всем тем, чем можно заниматься, когда нет ни газет, ни телевизора. До тех пор, пока он с женой и детьми мог жить отдельно, ему было все равно, в бревенчатом доме они живут или в новом.

Феба смотрела, как он взваливает сумку на кипу других. Он был реалистом, его инвалидность сделала его таким. Это помогло ему достичь многого в его работе, он был одним из самых знающих генеральных советников, которые когда-либо служили в университете Айовы. Он принимал неудачи и продолжал двигаться к цели, не оглядываясь назад, он ни о чем не сожалел.

Но эти перемены огорчили его, Феба это видела. А она переживала за мужа, ужасно переживала.

Им пришлось разгружаться быстро, потому что нужен был автомобиль. Мать с отцом перестали водить большой семейный фургон пару лет назад, поэтому фургончиком Фебы и Джайлса пользовались, чтобы забирать из маленького аэропорта в Хиббинге, в часе езды от озера, семью Йена.

Перемены были разумными, так было мудрее всего, но существовали и некоторые проблемы. Йену совсем не понравится, что ее семья устроилась и обосновалась раньше его семьи. С другой стороны, им с Джайлсом пришлось подстраивать свои планы под планы Йена: иногда и в самом деле казалось, что он выбирал перелет именно потому, что это неудобно им.

Багажник опустел. Феба спрыгнула и кивнула отцу. Машина готова.

— Ты едешь, Гвен? — обратился он к своей новой жене.

Она повернулась к Фебе:

— Вам нужна помощь с детьми? Буду рада присмотреть за ними, пока вы распаковываетесь.

Раньше, когда они с матерью распаковывали вещи, за детьми приглядывал Джайлс. Феба всегда любила этот час или два, которые проходили наедине с матерью. Затем мама уходила, и дальше она устраивалась в доме сама. Она переделывала все на свой лад, чтобы удобно было ее семье, меняя разные мелочи, оставшиеся с прошлого года от Джойс и Йена, — Нет, я вполне обойдусь. Если вы хотите поехать в город, то поезжайте.

— Я горю желанием познакомиться с Йеном и его семьей.

Феба подхватила Томаса, чтобы он не забрался за машину, и, держа его крепкое тельце, прислонилась к Джайлсу. Вместе они смотрели, как уезжает по узкой дорожке фургон. Мешки детей были сложены перед «ночлежкой», а на выложенной досками тропинке, шедшей параллельно дороге, она видела поставленные перед новым домом их с Джайлсом чемоданы..

Она почувствовала, что Джайлс обнял се.

— Давай не будем разбирать вещи. Давай просто выберем лучшую комнату, устроим там большой беспорядок и уйдем поплавать.

Идея была чудесная. Они позвали четырнадцатилетнюю Злли и попросили ее принести маленькую синюю сумку, где лежали купальные костюмы детей.

Джайлс быстро переоделся и поспешил к «ночлежке», чтобы помочь Элли собрать Алекса и Клер. То, что все дети поселятся в «ночлежке», представляло собой еще одну проблему. Кончится тем, что на долю Элли выпадет больше всего работы, в основном именно ей придется заботиться о младших детях. Если бы Элли пришлось помогать только Алексу и Клер, Феба не возражала бы. Но в «ночлежке» будут жить и дети Йена: пятнадцатилетняя Мэгги, маленькие Скотт и Эмили, одного возраста с Алексом и Клер. От Мэгги помощи не дождешься. Весь месяц придется следить за тем, чтобы Элли не оказалась ответственной не только за своих младших брата и сестру, но и за брата и сестру Мэгги.

Феба переодевалась медленно. Она слышала голоса у озера, первые всплески и крики. Она нашла свою книгу, взяла Томаса и пошла к главному дому. С этой стороны берег озера был крутым, и несколько бревен, вдавленных в песок, служили ступеньками, ведущими к воде. Короткие мостки выдавались вперед над озером футов на пятнадцать, а на глубине стоял на якоре деревянный плот.

День выдался прекрасный. Озеро представляло собой неправильный овал, около трех четвертей мили в длину и примерно полмили в ширину. Дно песчаное, кругом по берегу росли деревья, вода отливала ржаво-красным цветом. Они всегда думали, что вода красная из-за богатых залежей железной руды в этой части Миннесоты, но не так давно кто-то предположил, что такой цвет мог получиться из-за иголок американской лиственницы. Феба не знала, кто прав, и в общем-то это не имело большого значения.

Они прекрасно провели время. Плавали, едва не потопили каноэ, грелись в солнечных лучах на плоту. Феба принесла карты, и они поиграли на расстеленном на плоту полотенце. Это казалось таким естественным — снова быть на озере, видеть отблески солнца на воде, слышать, как плещутся дети. Томас уснул внутри надувного круга, и Феба укрыла его полотенцем. Как хорошо сюда вернуться! Она не представляла себе жизни без озера.

— Мам, мы умираем от голода. — Элли подплыла к плоту. — Можно я пойду принесу чего-нибудь поесть?

— Конечно. Хочешь, я пойду с тобой?

— Нет-нет, мне нравится самой.

— Тогда иди посмотри, что там есть у бабули.

Феба наблюдала, как ее старшая дочь выбирается из воды и торопливо идет по берегу. Она вспомнила, как сама это Делала — предлагала помощь, любила помочь, чувствуя себя значительной, потому что была нужна. Она знала, что значит для Элли пойти одной в дом, с радостью чувствовать ответственность, быть той, на кого полагается мать. То же самое всегда испытывала и Феба, когда помогала своей матери. Они все были в одном строю: Элеонора, Феба и Элли, каждая из них — старшая дочь. Это что-то да значило.

— Мам?

Феба подняла глаза. Элли стояла на берегу с пустыми руками.

— Мам, ты можешь помочь?

— Конечно, милая.

Она убедилась, что Джайлс видит, что она уходит, и подплыла к мосткам.

— Что такое?

— Я не знаю. Я не знаю, что взять.

Следом за дочерью Феба поднялась по бревнам-ступенькам и по узкому боковому крыльцу в главный дом. Элли посторонилась. Феба сама открыла дверь-сетку.

Стол был накрыт к ужину — это было первое, что она увидела. Затем она поняла, что в этом году еще не была в главном доме.

Вся мебель стояла на прежних местах. Вышитые коврики, свечи и фонари-»молния» тоже были на своих местах. Кружки висели на своих крючках, книжки лежали на тех же полках, что и всегда.

Но все было по-другому, все было такое чистое! Окна сверкали. Все до единой кастрюли были вычищены изнутри и снаружи. Полы натерты. От узких досок пола поднимался слабый запах лимона и леса. Исчез даже темный нарост вокруг дверной щеколды.

Должно быть, Гвен убирала здесь бог знает сколько дней. Мытье всех этих крохотных оконных стекол заняло бы целую вечность.

Зачем она это сделала? В домике всегда было достаточно чисто и так.

Мама свысока смотрела на людей, помешанных на чистоте. Ей это казалось мелочным и ограниченным.

В центре стола стоял букет полевых цветов. Это была пижма с ярко-желтыми, «схожими на пуговки цветами. Ее поместили в голубой кувшин, который раньше стоял в глубине одной из верхних полок. Феба помнила, что мама никогда им не пользовалась. Он был неподходящего размера — слишком большой для сливок, слишком маленький для всего остального.

Почему Гвен так рано накрыла стол к ужину? Конечно, это было разумно. Они вернутся из аэропорта как раз к ужину, но все равно мама не стала бы этого делать заранее, и началась бы безумная сутолока. Но мама боялась безумной сутолоки не больше, чем небольшого количества грязи. Эти тщательные приготовления показались Фебе излишней суетой. Это выглядело буржуазным — вот так заботиться о мелочах.

Но детям все же надо перекусить. Феба осторожно прошла на кухню, на кухню своей матери, где она больше тридцати лет проработала с ней бок о бок. Теперь она чувствовала себя в ней чужой. Все слишком блестело. Окна, края полок, каждая емкость — все сияло.

Такая чистая кухня казалась не знающей пощады, словно любая пролитая капля станет преступлением.

— Я не знаю, что делать, — сказала Элли. — Здесь все кажется другим.

— Да, все другое, — отозвалась Феба. — Придется к этому привыкать. — Она надеялась, что ее слова прозвучат, как у Джайлса, примирительно и весело.

Даже насос рядом с раковиной, старый железный насос с длинной ручкой, был покрашен. Бога ради, это же насос! Зачем его красить?

Элли снова заговорила:

— Там на озере ты назвала ее «бабуля». Мы должны ее так называть?

. Глаза защипало от слез — едких, горячих.

— Честно говоря, милая, я не сказала это машинально. Просто сорвалось с языка, я говорила о бабушке, как будто она здесь. — Феба не могла себе представить, как ее дети называют «бабулей» кого-то другого. — Мы спросим, как ей хочется, чтобы ее называли. А теперь давай поищем, чем перекусить.

Феба вышла на крытую веранду, где находились полки с припасами. Столы были отодвинуты от стены и уже накрыты: шесть мест за каждым. Гвен явно запланировала посадить отдельно детей и взрослых. Мама никогда так не делала, она всегда раздвигала большой стол и усаживала всех вместе.

Феба открыла дверцы пары буфетов, заглянула в холодильник.

— Ты была права, — сказала она Элл и. — Трудно понять, что она… — нельзя же вечно называть Гвен «она»! — …что запланировала Гвен.

Там стояло несколько пачек крекеров — и тех, что всегда бывали, и тех, что мама никогда не покупала. Проволочная корзина была полна фруктов: апельсинов, яблок и бананов. Мама всегда оставляла их для перекусов, но может, Гвен планирует сделать фруктовый салат? Феба могла об этом только догадываться.

Все это было непривычно.

— Мам, смотри, — позвала Элли, — Это может нам помочь, Рядом с холодильником к стене было прикреплено меню. Феба быстро его просмотрела. Ничто, на ее взгляд, не требовало такого количества фруктов или каких-то особых креке^ ров. Феба с облегчением взяла несколько яблок и велела Элли прихватить пачку крекеров.

Она постаралась не придавать значения тому, какими простыми оказались яблоки, Мама всегда покупала интересные сорта — «Шпионы прерии», «Харрелсонс», «Медовые золотистые». А это были «Красный деликатес».

День померк. Нечего притворяться, что все идет по-старому. И почти сразу же раздался сигнал автомобиля и хлопнула дверца. Приехал Йен.

Алекс и Клер выскочили на берег, горя желанием увидеть своих двоюродных брата и сестер. Феба шла помедленнее, неся Томаса и приноравливая свой шаг к Джайлсу. К тому времени, как они обогнули домик, все уже вышли из машины. Две младшие девочки, Эмили и Клер, визжали от радости, обнимая друг друга. Мальчики — Скотт и Алекс — прыгали с крыльца «ночлежки». Дети были счастливы. Но среди взрослых, ощутила Феба, царило напряжение. Отец стоял с поджатыми губами, разочарованный, Йен выглядел встревоженным, Джойс — обороняющейся. Гвен казалась спокойной, но не улыбалась.

Феба поздоровалась с братом и невесткой, потом повернулась к Гвен.

— Я дала детям яблок и крекеров, — сказала она. — Надеюсь, это ничего?

— Для этого они и предназначались, — любезно ответила Гвен. — Там еще целые залежи печенья.

Фебе и в голову не пришло искать печенье. Мама сладкое не любила.

— А где Мэгги и Элли?

— По-моему, они пошли в ванную, — ответила Гвен. Так они все называли удобства за домом — «ванная». Феба представления не имела почему, но они всегда употребляли это слово.

И действительно, мгновение спустя Мэгги и Элли спустились по дорожке, которая вела к «ванной». Элли побледнела и выглядела огорченной, Мэгги явно дулась и злилась.

Так и есть! Мэгги что-то не понравилось, и она постаралась довести это до сведения всего света.

Придя в восторг от перспективы спать в «ночлежке», четверо малышей теперь вбегали и выбегали из нее, хлопая двумя дверями. Хэл и Йен разгружали багажник. Ярко-розовый рюкзак, без сомнения, принадлежал Эмили. Футбольная сумка с «Могучими утятами» — Скотту. Потом пошли сумки попроще, и когда Йен, по указанию Хэла, поставил одну из них перед ночлежкой, Мэгги повернулась к Джойс и закричала:

— Мама! Ты же сказала…

— Мы сказали, что обсудим это, — перебил Йен.

Он закончил разгружать багажник и подошел к Фебе.

— Мэгги очень расстроилась, узнав, что ей придется спать с малышами в «ночлежке», — тихо сказал он, — поэтому мы подумали, что, если тебе все равно, она могла бы спать на софе в новом доме. Ее вещи будут в нашей комнате, она никому не помешает.

Мэгги не помешает? Мэгги неряха, ее вещи будут валяться повсюду.

Йен удочерил Мэгги, она была ребенком Джойс от ее первого, короткого брака. Будучи очень умной девочкой, — Йен и Джойс ни на миг не позволяли окружающим забыть, как умна Мэгги, — она выросла, как считала Феба, эгоистичной и избалованной. Благодаря потаканиям матери у нес были все привилегии старшего ребенка и не было никаких обязанностей.

— Элл и не останется одна в «ночлежке» с четырьмя малышами, — твердо произнесла Феба. — Это несправедливо, слишком много ответственности. Я не против, чтобы она в какой-то мере отвечала за Алекса и Клер. — Феба сама так делала в свое время. — Но не за всех четверых. Если Мэгги будет спать в новом доме, тогда или ты, или Джойс должны спать в «ночлежке» с вашими двумя детьми.

Джойс услышала только половину.

— Знаешь, мне кажется несправедливым ожидать, что Мэгги будет присматривать за детьми. Младшие дети — не ее ответственность.

— И не ответственность Элли, Или все мы… — Феба на миг остановилась и посчитала про себя: — …все мы, одиннадцать человек, спим в новом доме, или придерживаемся плана папы и Гвен.

— Не понимаю, почему мы не можем сделать, как делали всегда! — В голосе Джойс зазвучали истерические нотки. — Почему там не могут спать дети Гвен?

Дома Джойс носила длинные, свободные юбки коричневых тонов с узорами разных племен, дополняемые либо грубо расшитыми крестьянскими блузами, либо хлопчатобумажными блузонами в сочетании с жилетами ручной вязки. Эта одежда шла ей, смягчала резкие черты лица и скрывала чрезмерную худобу. Но на озере все ходили в джинсах, и теперь Джойс выглядела изможденной, недостатки ее осанки бросались в глаза.

— Дети Гвен — не дети, они взрослые, как и мы, — парировала Феба. Ничто не могло с такой легкостью превратить ее в союзницу Гвен, как противостояние Джойс. — Я не хочу там спать, ты не хочешь там спать. Почему мы должны заставлять их спать там?

Она круто развернулась и пошла прочь, не дожидаясь ответа.

В прошлом году Йен и Джойс настояли, чтобы на Рождество все собрались в их доме. Это было ужасно, и в один из редких моментов, когда они остались наедине, Феба пожаловалась Джайлсу.

— Запомни, — сказал он, — если бы мы жили в патриархальной семье, все карты были, бы теперь в руках у Джойс.

Она тогда непонимающе уставилась на него:

— О чем ты говоришь?

— Что происходит при настоящем патриархате, когда умирает королева? Кто правит замком? Кто составляет меню? Кто получает лучшие драгоценности? Жена старшего сына, а не дочери короля.

— У нас не патриархат.

А вот пункт о драгоценностях в мамином завещании был, их следовало поделить между Фебой и Эми. Это показалось Джойс оскорбительным — она рассчитывала на треть. Она обожала Элеонору, даже трепетала перед ней и настаивала при каждом удобном случае, чтобы ее считали дочерью Элеоноры в той же мере, как Фебу или Эми, — или скорее в той же мере, как Фебу, и в гораздо большей, чем Эми.

Разумеется, дело было не в драгоценностях, хотя после того как Эми сказала, что они ей не нужны, Феба получила их все, — дело было в том, кто в семье главный, кто принимает решения, а Джойс явно хотела и этого.

— Исходя из политической ориентации Джойс, кажется очень странным, что она рассчитывает на патриархальные законы собственности.

Джойс провозглашала себя социалисткой.

— Знаю, — согласился Джайлс. — Вот почему все это выглядело так интересно.

Но со времени той беседы Король нашел себе новую Королеву. Как бы странно ни было видеть на месте мамы Гвен, наверное, это было гораздо лучше, чем увидеть на этом месте Джойс.

Феба направилась к главному дому. Гвен была на кухне.

— Чем я могу помочь?

— Сегодня вечером ничем, — ответила Гвен. — Я думала о том, что завтра утром мы наладим дежурства. Мы не можем все сразу — вы, я, Холл и, Джойс и Эми — пытаться помочь одновременно, не говоря уже об Элли и Мэгги.

Насчет помощи Мэгги уж точно не стоило беспокоиться — эта девочка помогать не станет. Да и Эми тоже, если уж на то пошло.

— Но вы можете остаться и поговорить со мной, — приветливо сказала Гвен. — Йену и Джойс я уже сообщила об этом. По пути сюда мы забрали почту, и оказалось, что мой племянник — на самом деле мой внучатый племянник — едет сюда вместе с Холли и Джеком. Ему шестнадцать лет. Он может спать на мужской половине в «ночлежке» и поможет Элли и Мэгги с остальными детьми.

Моя Эми не против помочь. Это не Элли возражает против «ночлежки». Но Феба промолчала. Гвен умная женщина, она скоро увидит разницу между двумя девочками.

Как всегда делала мама, когда они собирались вместе, Гвен расставила блюда на узком сосновом сервировочном столике, но когда все начали к нему подходить, она попросила Фебу помочь ей отодвинуть столик от стены:

— Чтобы мы смогли подходить сразу с двух сторон.

— Вот так я с ней и познакомился, — засмеялся Хэл. — Она заставила обслуживающий персонал отодвинуть столик от стены.

Гвен улыбнулась ему:

— По крайней мере здесь нет удлинителя, на котором мне придется стоять.

Это была явно понятная только им шутка, но Джойс настояла, чтобы они объяснили, после чего она показалась не такой уж интересной, но так всегда бывает с подобными вещами. Феба не винила отца или Гвен за то, что их история была такой обычной; Джойс не следовало спрашивать.

Подать ужин оказалось удивительно легко. Секунд тридцать Феба пыталась сделать вид, что это из-за того, что дети с прошлого года повзрослели, лучше могли обслужить себя. Но дело было не в этом. В этом году все было лучше организовано. Ничего не забыли подать на сервировочный столик или поставить на столы. В каждом блюде были две ложки, Хлеб и масло, соль и перец, напитки и салфетки — все было под рукой. Гвен проделала отличную работу.

Феба наполнила свою тарелку, села рядом с высоким стульчиком и принялась измельчать еду для Томаса. Она почувствовала, что сидевший напротив Джайлс толкает ее под столом, и взглянула на него. Его улыбка спрашивала: «С тобой все в порядке»? Она кивнула. Сейчас — да.

На каминной полке тоже стояли цветы. Это был золотарник, его нежные, с тяжелыми головками стебли склонялись над краями высокого керамического кувшина. Дубовая доска светилась мягким медово-золотистым светом. В прошлом году доска была почти коричневой — старый лак стал липким и покрылся налетом пыли, отчего дерево потускнело. Гвен, должно быть, соскоблила старый слой и заново покрыла дуб лаком. Сама работа, вероятно, не заняла много времени, но реставрация дерева — непростая работа, и вся эта грязь… Феба подумала, что вряд ли когда-нибудь взяла бы на себя труд это сделать, но каминная полка и в самом деле выглядела чудесно.

Она посмотрела через плечо. Отец и Гвен накладывали еду. Гвен шла последней, словно была хозяйкой, но ведь она, собственно, ею и была.

Гвен поставила свою тарелку на край сервировочного столика и накрыла все кастрюли крышками, чтобы сохранить еду теплой. Она снова взяла тарелку и повернулась, чтобы сесть, но за взрослым столом мест больше не было.

Место за взрослым столом заняла Мэгги.

Перед ужином Гвен сказала, что дети будут есть на веранде. Она совершенно ясно дала это понять, Мэгги не могла ее не слышать. Но девочка все равно явилась и села за стол со взрослыми.

Феба пришла в ярость.

Йен моментально подвинул свой стул.

— Сюда, Гвен, здесь много места! Мы принесем еще один стул.

Но Джайлс уже был на ногах, беря свою тарелку.

— Нет, я пойду помогу Элли. Ей трудно одной со всеми малышами. Сюда, Гвен, садитесь, пожалуйста.

Это был не Джайлс на отдыхе, это был Джайлс — генеральный советник Айовского университета, моментально принимающий решения, действующий быстро и настолько решительно, что никто не дерзал с ним спорить. Он уже забрал у Гвен ее тарелку и вел ее к освободившемуся стулу.

— Я ни к чему здесь не прикасался. Все — стакан, салфетка, вилка, все чистое.

Но в отпуске Джайлс совсем не хотел быть генеральным советником.

Йен вспыхнул от унижения. Он знал, что должен был заставить Мэгги уйти. Феба видела, что Джойс начинает ощетиниваться, готовая защитить Мэгги. Девочка так любит взрослые разговоры! Она просто слишком умна для других подростков.

Для кого это Мэгги чересчур умна? Здесь был только один подросток — Элли. Милая, готовая помочь, ответственная Элли.

Феба снова повернулась к высокому стульчику и принялась разминать лазанью Томаса. Теперь она превратилась в кашу, и ему было трудно ее есть.

Ничего бы этого не случилось, будь мама жива.