Я прошёл портал в прошлое, таща в одной руке сумку с золотом — для закладки в тайник, в другой — раму от велосипеда с привязанными к ней проволокой колесами, за спиной рюкзак с разнообразным хабаром — в частности, с мелкими велосипедными деталями… По дороге от двери портала до лестницы споткнулся об какой-то ящик. «Нет, пожалуй первым делом, я в погребке порядок наведу! А, то когда-нибудь ногу сломаю, если не шею…». Блин! Это ж, на целый день работы, если не на больше!
Поднявшись в конюшню и, открыв тайник, я положил туда сумку с золотишком и, замерев, прислушался: вроде бы, мне послышалось конское ржание… Так, послышалось или, «вроде»? Захлопываю крышку тайника, прячу велосипедную раму с колёсами и рюкзак за останки тарантаса — на скорую руку притрусив их соломенной трухой и окаменевшими лошадиными экскрементами и, быстрым шагом вылетаю через холл на крыльцо, держа в руке свой полицейский фонарик…
Оба, на… Итак, свершилось! «Этот мир оказался обитаем!» — как написал бы в таком случае, в своей книге писатель-фантаст. У крыльца стояли три телеги с — естественно, запряжёнными лошадьми, а на крыльцо поднимались три средневековых — как я сперва подумал, мужика, с которыми я — почти буквально, столкнулся лбами. Реальные такие мужики: с бородами, в лаптях и с топорами в руках. Возле телег стояли ещё двое: один помельче мужик — ещё без бороды, второй — вообще, мелкий мужик! Даже, без штанов и босиком — в одной рубахе ниже колен…
Встреча двух миров: я в упор пялился на мужиков, мужики в упор пялились на меня… Их культурологический шок, должно быть, был сильнее моего: мужиков в лаптях я мог видеть по телевизору — в каком-нибудь историческом фильме, но где они могли видеть меня — в «афганке»? Поэтому я очухался быстрее: пока самый шустрый из мужиков только начал было креститься, а я уже громко рявкнул — хотя и, хриплым от волнения, но очень громко грозным голосом:
— Кто, такие? — аж, лошади, впряжённые в телеги, перестали щипать траву под дубами и, синхронно подняв головы — как на чудо-юдо какое, уставились на меня, тревожно прядая ушами.
Я, направил на мужиков свой полицейский фонарь, на манер пистолета — у них в руках, как я уже сказал, были топоры… Хрен его знает, что в мужичьих головах! Какие планы насчёт меня…
От звука моего голоса, один мужик — тот, что крестился, уронил топор, другой — разинул варежку, третий — наоборот, её, варежку — до того раскрытую, захлопнул, а самый мелкий мужик, тот — самый мелкий, что возле лошадей, заревел во весь голос.
На его рёв мужик с закрытой варежкой, как-то нервно оглянулся, перехватил поудобнее в руке топор и, в свою очередь спросил у меня:
— Сам-то, кто таков будешь?
И я — не долго думая, ляпнул:
— Помещик здешний, Стерлихов Дмитрий Павлович! А, вы кто такие будете? Что здесь делаете?
А, что я ещё мог сказать? Готовься я заранее, я б, наверное, ответил: «Здравствуйте, я ваш потомок!». И, сто процентов, заполучил бы топором в лоб… Или, по лбу — что, по-моему — плоскопараллельно. Что-то мне подсказывает, «шестое чувство» наверное — что аборигены книжек про попаданцев не читали и, про «закон убитого правнука», слыхом не слыхивали. А так как я, по обыкновению сачканул — хотя мог бы предугадать, что такая встреча обязательно состоится, то и звезданул первое — что на ум взбрело… Сказанное произвело неожиданный эффект: креститься стали уже все трое и, мужик помельче — возле телег тоже и, только самый мелкий продолжал оглашать окрестности своим ревом.
Сцена, несколько затягивалась… Наконец, через пару минут, тот, который варежку разевал и, которого я про себя прозвал Шустрым, не поднимая топора, пролепетал:
— Да, как же так? Пропал же ты!? Двенадцать лет, как минуло!
Вот, так вот! Пропал я, значит… Ну, отвечай что-нибудь. А, то спалишься! Топором, может в лоб и, не получишь, а вот скрутить и в полицию сдать — так, это запросто. И, объясняй там потом — кто ты, да откуда такой взялся…
— Счас вот врежу тебе, скотина, в рыло и ты пропадёшь! — лучшая оборона — это нападение, эту истину я за жизнь на уровне подкорки впитал…, — в Америку я ездил, вот недавно вернулся… Вы то, кто? Чьих, холопы будете, спрашиваю?
Последнее, явно было лишнее… Мужики, по ходу, крепко обиделись на меня за «холопов». С другой стороны: значит, за живого человека признали — на приведения, как правило, не обижаются. Вот только, хорошо это или плохо, пока непонятно…
— Мы, барин, не холопы. А, вольные крестьяне! — начал один… Не Шустрый — тот про «рыло» переваривал. Назову-ка, я этого мужика Смелым, — крепость у нас давно отменили…
Нельзя было позволять им перехватить инициативу: их всё же больше, они вооружены, а про богобоязненность и законопослушность тогдашних русских мужичков, я в большом сомнении… Поэтому, направив Смелому фонарь в лоб, я сделав шаг вперёд и рявкнул:
— Недолго вам вольными быть осталось! Это, вы мою усадьбу разорили? Счас, свяжу вас всех и жандармам сдам! Побегаете, ужо, у меня с тачками по Сахалину!
Это я, по-моему, с какого-то фильма фразу вспомнил: на Сахалине — если мне не изменяет память, была каторга — это такой ГУЛАГ царского времени.
Эффект получился потрясающим! С минуту мужики ошеломлённо молчали, затем, как по команде, бухнулись на колени. Даже, Самый Мелкий замолчал. И, разом — перебивая друг друга, отчаянно заголосили:
— Не губи, барин, голод у нас был! Дети, как мухи мёрли да и, думали, пропал ты…
— Не вертаешься думали ты, что ж добру, то пропадать… А, так мы тя шибко уважаем, и батюшку тваво, Генерала…
— Двоих же уже зимой схоронил, двое остались и те лядащие… Не губи, Ваше Благородие, сдохнут же и эти, коли меня на каторгу заберут…
Я чувствовал себя инженером… Как, там его… Ну, из «Тринадцати стульев» — когда к тому Отец Фёдор за гарнитуром генеральши Поповой пожаловал… Они ползли ко мне на коленях, а я пятился. Ну и, ситуация! Никогда, в такой не был! Надо как-то из неё выходить, причём красиво…
— МОЛЧАТЬ! — снова рявкнул я в полный голос и, топнул ногой. Громко и грозно — с испугу получилось, аж лошади переполошено заржали! — а ну-ка, все вон с крыльца… Я сказал, ВОООН!!!
Они повиновались… Внутренне я возликовал: психологически я их сломал, теперь они мои! По крайней мере про топоры свои, кажись забыли. Это, уже хорошо… Теперь, их надо грамотно отпустить — да так, чтоб они и их односельчане дорогу сюда забыли. И причём, как можно надольше забыли, желательно — навсегда!
— Встали вон там и ждите, а я думать буду, что с вами, варнаками, делать… Эй, малой! — обратился я к мужику Помельче, — ну-ка, метнулся в кухню, принёс табуретку! Не знаешь где? Первый раз, что ли, на разбой пошёл? Это там… Последняя — после вас, лиходеев, осталась!
Пока тот, что Помельче, ходил за табуретом, я рассматривал мужиков. Они сошли с крыльца, побросали топоры и теперь понуро ждали, глядя в землю и теребя в руках нечто вроде шапок. У одного, вроде, картуз какой… Ну, не богатыри, прямо скажем: ростом самый высокий, мне до середины груди будет, может чуть выше, а я то всего — метр девяносто, с небольшим буду. К тому же, мужики мне попались какие-то костлявые! Я вспомнил когда-либо виданных мною в жизни наших советских колхозников: те, даже постсоветских времён, наоборот — по большей части страдали от лишнего веса… Ну, а что? Свининка своя, молочко домашнее, экологически чистый воздух! Физическая работа на свежем воздухе, наконец…
Мужик, что Помельче, к тому же — весь в струпьях каких-то… Особенно руки. Пожалуй, я на ту табуретку не сяду, мало ли что… Самый Мелкий, тот вообще — наглядное пособие жертв нацизма! Прости меня, Господи… Как будто, только что из Освенцима! Даже лошади, какие-то обезжиренные. И, порода явно не Будёновская. Мелкие какие-то лошади. Да, у них тут точно голод! А я, то… Не расслабляйся, блин, Вова!
Наконец тот, что Помельче, принёс табуретку. Вид у него изнурённый какой-то, вероятно руки страшно зудились…
— Что с руками, парень?
— Чесотка, барин.
Ну, чесотка — не проказа, не страшно… Помню, в младших классах одноклассник подцепил где-то. Вылечили в момент! Правда, весь класс на медосмотр таскали, а бедолага получил от меня прозвище «Вшивый»…
— Лечить не пробовали?
— К бабке ходили, дык, не помогло…, — ответил Шустрый — по ходу, отец того, что Помельче, — а, к фершару, дык, далеко и денег нет…
— Понятно…, — я посмотрел на табуретку: сесть, не сесть?
Стоя разговаривать с мужиками не престижно и, чесотку подцепить тоже неохота — хотя там, в моём времени она лечится на раз. Попробую продезинфекцировать… Сходил, достал из сумки газовую горелку с баллончиком (на рыбалке — ценная вещь!).
Щёлкаю, делаю пламя по максиму и вожу по поверхности сиденья табуретки… Палево? Да, что мужики огня не видели? Палево, но минимальное. Пускай лучше такое палево, чем чесать и лечить потом собственную задницу…
Мужики, в конец оху… Зело удивились, короче! Разинув рты, следили за моими манипуляциями.
Наконец закончив, я объяснил мужикам:
— С Америки привёз…, — не хотелось бы, конечно, пиарить классового врага, но раз так уж получилось!
Мужики понимающе затрясли бородами…
Усевшись на конченый табурет с видом, как будто сажусь на трон, я важно сказал:
— Ну, продолжим! Зачем вы здесь, я понял: дограбить то, что раньше не дограбили…
— Ваше Благородие! — заорал Смелый, опять бухнувшись на колени, за ним последовали его подельники, — не губи, вашбродь…
Опять двадцать пять!
— А, ну заткнулись все и поднялись! Последний раз предупреждаю! — после поспешного выполнения, добавил, — говорить будете, когда я скажу…
— …А, теперь скажите: откуда вы, вольные, блин, крестьяне?
— С Младших Починков мы, — чего то, я не слыхал…
«Починок» — это, вроде новая деревня — по-старому…
— Деревня, что ли такая? Далеко ли будет?
— Далеко, барин! Вёрст сто…, — ответил Шустрый.
— Ни, чего себе, ближний свет! И, охота было в такую даль, на таких клячах пилить? Ближе грабить некого, что ли? …Молчать, сказал! Ну-ка, ты, — я указал на Шустрого, — быстренько расскажи, что здесь происходило, пока меня не было! Ты вроде, среди них самый разговорчивый…
Из его долгого, получасового рассказа, при котором он всё норовил, разговор на отвлечённые темы увести — так, что приходилось его постоянно в нужное русло направлять, я понял следующий расклад: земли на западе от Солнечной Пустоши, по тракту — сразу за «моими» (то бишь Дмитрия Павловича), принадлежат одному крупному помещику — Князю. Всего на них около пятнадцати населенных пункта. Самые ближайшие к Пустоши — это сёла Старшие Починки и Младшие Починки. Довольно-таки, по тем временам крупные — более пятисот дворов в каждом будет…
Сам Князь на своих землях не жил, а рулили за него в каждом селе управляющие. В Старших Починках — немец Иван Карлович… Мужики о нём уважительно отзывались: «Ужас, какой строгий, но справедливый». В Младших Починках, находящихся почти на самой границе с Солнечной Пустошью — беспредельничал управляющий из наших, из русских… И мало того, даже происхождением из крестьян!
Хм… Бывает… Поговорка, даже есть: «Из грязи, да в управляющие к князю»… По-моему, как-то так. Ферапонт, как называли его мужики, драл с них по три шкуры, да к тому же: «до баб охоч дюже». А, когда «…пьян бывал, то вообще, хоть беги куда». Последнее время, правда, постарел — посмирнее стал… Но, всё равно — нет-нет, да и устраивал мужикам «репрессии»… Большая половина рассказа Шустрого была про этого Ферапонта: как он, снюхавшись с местными «мироедами», да с «начальством», обирал крестьян… Наболело, видать.
Насчёт разграбления «моего» Замка, Шустрый проинформировал, что поначалу, после моего «исчезновения», усадьбу не трогали, думали, вернётся «Генеральский сынок»… Затем, не трогали потому, что был слух, что «дух генеральский» в окрестностях бродит… Грабить начали, когда сначала недород случился — пять лет назад, а потом, в прошлом году — форменный голод… Причём, Шустрый клялся и божился, что первыми грабить начали «приреченские»… То есть, крестьяне, живущие к востоку от Солнечной Пустоши — вдоль Волги: «Им, барин и ближе, всего то — вёрст шестьдесят будет». Потом, продолжили грабить «мою усадьбу» мужики со Старших Починков — сдавал Шустрый своих земляков, не называя, впрочем, поимённо… И лишь потом, типа, они, мужики с Младших Починков, попав в крайнею нужду за кирпичами приехали! Ага… Сделаем вид, что поверили.
— А, с чего вы взяли, что я «Генеральский сынок»? Вообще-то, я из купцов…, — заинтересовался.
Шустрый замялся, а Смелый бесхитростно выдал:
— В народе говорят будто тебя, барин, твоя мамаша — купчиха, от Генерала нагуляла. Может и, брешут, не знаю…
По его харе было видно, что сам-то он не думал, что брешут…
Вот, же поворот!? Начнёшь отрицать — ещё хуже будет, вообще уверуют… Лучше всего в таких случаях игнорировать. Пропускать мимо ушей — поговорят и забудут… А, впрочем, не по барабану ли мне, что там про Дмитрия Павловича говорят? С другой стороны — не зря, же говорят: «Глас народа — глас Божий». Может, недаром Дмитрий Павлович на дворянстве сбрендил? Была какая-то подоплёка, кроме неразделенной любви к дворянке?
— Болтать, что-то до …уя в народе стали…, — как бы себе под нос, пробурчал я, — видать, давно на конюшне не пороли.
Ладно, это всё поэзия. Что, с мужиками то делать? Просто так отпустить — как-то, не «по-помещичьи» будет… Заподозрить могут, если излишнюю доброту проявить. О! Идея! Надо их припахать!
Блин, самое главное я так и не узнал! Какой ныне год, то?! Как бы так, спросить. Что б, они не догадались, что я «нездешний»?
Я глубоко задумался… Мужики отчаянно сопели, ожидающе. Слишком затягивать не стоит и, жути излишней нагонять тоже. А то, от отчаяния натворят чего… За топоры схватятся… А, оно мне надо? Как назло, в голову ничего умного не лезло:
— Ну, не знаю прямо, что с вами и, делать… Вот, какой нынче год?
Мужики недоумённо переглянулись. Потом Угрюмый… Это, тот — что до этого в основном молчал, выдал:
— Девяносто второй, барин.
Ну, вот я и, выяснил — на сколько портал «бьёт»: более ста десяти лет!
— Вот видите, грамотные, оказывается…, — несу какую-то околесицу, ну да ладно…, — а, месяц и число знаешь?
Угрюмый почесал затылок, оглянулся, будто ожидая какого-то подвоха и, ответил:
— Май, пятого числа…, — и, ожидающе уставился на меня, типа, дальше то что?
Тут же у них ещё и, старый стиль… Это на сколько прибавить или убавить надо? Ладно, потом разберусь… Ну, а точное время спрашивать без толку: часов, наручных или карманных я у этих крестьян не приметил…
Так… Всё, что они могли знать я от них узнал, теперь осталось только разрулить ситуэшн… Грамотно разрулить не получится — сразу говорю, поэтому лепим горбатого:
— Грамотные, а вот про указ — какой в прошлом году вышел, знаете?
— Нет! — хором затрясли бородами мужики.
— Точно, нет?
— Точно, барин!!!
Я ещё чуть-чуть помолчал, усиливая эффект:
— Ну, поверю на первый раз… Коль не знаете, то отпущу я вас…, — вне всякой логики сказал я.
Наплёл чего-то, сам не понял чего… Ну да, простительно! Приходится же, по ходу пьесы придумывать…
Мужики ломанулись к телегам…
— Куда? Стоять! Я же не сказал, что отпущу прямо сейчас! Сначала вы мне отработаете, раз явились. Работы, то — раз плюнуть, на один день… Сделаете и свободны, как муха в полёте на Парижем, господа вольные мужики! А, я вас обедом накормлю. Понятно?
— Понятно, барин…, — покорно, без энтузиазма ответили те.
— Погреб где, знаете? Знаете!? Не раз, значит, бывали… Ну-ка, тихо! Я же сказал — «проехали»! Его, погребок то бишь, надо почистить. От вашего дерьма, в том числе… Лопаты есть? Ну, ничего, я вам свои выдам. Веники сами навяжите, из прошлогоднего бурьяна. Всё дерево из погребка вынесете наверх и сложите возле кухни. А собственное дерьмо и прочий мусор — сгрести в мешки и отнести подальше в степь. Вопросы есть? …Конечно, лошадей распрягайте, пусть пасутся. Самого мелкого оставьте — пусть за лошадьми смотрит. Справится? Вот и, хорошо! Вперед и с песней, вольные мужики! «Арбайт махен фрай!» И, чтоб к обеду погреб мой блестел, как у мерина яйца! …Что? …Неужели?! Я, конечно понимаю, что у мерина нет яиц — но, мой погреб, чтоб блестел!
Пока «вольные» крестьяне распрягали лошадей, я оперативно сбегал к тайнику… Достал из него лопаты — две штыковые, две совковые и, переложил оттуда в сумку посуду, провизию и воду… Стоп! Как же они чистить погребок будут — если там темно, как у афроамериканца в заднем проходе? Млять… Достал из тайника газовую лампу и два баллончика. Открыл пошире ворота конюшни — не через холл же, мужикам мешки с дерьмом таскать! Те вскоре подтянулись, с какими-то рогожными кульками в руках. Выдав мужикам совковые лопаты, я кратко напутствовал:
— Двое деревяшки таскают, двое дерьмо гребут… Приступайте!
Выдал тому, что Помельче, рабочие перчатки:
— А это я тебе, парень! Дарю. Может, рукам полегче будет…
Тот долго таращился на белоснежно белые, с синими пластмассовыми пупырышками на рабочей поверхности, хлопчатобумажные китайские рабочие перчатки — как на произведение искусства какое, не решаясь их одеть. Только, когда я на него пару раз грозно рявкнул, Тот Что Помельче — явно испытывая дикий стыд, что портит такую красоту, напялил их на свои мозолистые крестьянские руки… Эстет лапотный, блин!
Зажёг лампу и, отдал Угрюмому — как самому грамотному и, на вид — самому ответственному:
— Вот вам источник света… Смотри не урони, а то на ощупь дерьмо своё собирать будете!
Лампе мужики удивились не сильно — должно быть, они видели уже керосиновую «летучую мышь», а эта на неё сильно похожа.
И, работа закипела… Телеги мужики поставили под дубами, в тени. Лошадей привязали пастись там же — трава под дубами явно зеленее, чем в степи казалась… Мужики спустились в погребок, а мы остались с Самым Мелким с глазу на глаз — не считая трёх пар лошадиных глаз, конечно.
Тот, сначала прятался за одной из телег, временами выглядывал, испуганно на меня поглядывая. На вид ему лет… Ну, скорее всего восемь… Может, десять. Я близко не приближался, пусть привыкнет. Сходил, принёс раскладной столик с такими же стульями, разложил-расставил всё это, сел и стал размышлять…
Всё равно, такая встреча — рано или поздно, состоялась бы. Хорошо ещё, что с забитыми крестьянами сперва встретился, а не с вооруженными казаками, например… Снесли бы бестолковку шашкой и, вся недолга! Или, с полицейскими… Да, хоть с дворянином каким! Вполне, мог бы пальнуть в непонятно кого — непонятно во что одетого. Хорошо ещё, что инквизицию вроде как, уже отменили! Только, за один внешний вид, поджарили бы на костре — сперва, переломав все кости и отбив внутренности пытками…
Плюс пока один — узнал дату: год, месяц и число. Можно на часах выставить. Часов то, теперь хватает! Надо пару носить: одну «здесь», другую «там» и, оставлять на «входе» «местные» часы. Ещё бы, надо узнать точное время — но, это пока невозможно… Да, ладно, не критично! Поставим свои «Командирские» — на «глазок», на шесть утра…
И, обязательно делаем зарубку на память: первым делом, надо местный прикид как-то раздобыть. Соответствующий моему положению, разумеется.
Дальше то, что? А, что дальше?! Вычистят мужики погреб, надо их заставить выгребную яму под туалет выкопать! Надоело мне под дубки чуть что — по любой нужде, с лопатой бегать. Вот и, сейчас, «на днище давит» — от пережитого стресса, должно быть… Где, там моя малая пехотная лопата? Главное, подальше от Самого Мелкого! Рановато ещё ему наблюдать, как барин в позе гордого горного орла под дубком восседает…
Интересно, а как с «этим делом» у Генерала обстояло? Сколько «здесь», в Замке прошлого не был, а никаких следов «удобств» не наблюдал… Ну, кроме окаменевшего лошадиного дерьма в конюшне и человечьего в погребке. Что-то непонятно…
Ну, вроде успел, облегчился… Как, интересно влияет органическое удобрение из будущего на фауну прошлого? Ход истории не изменится?! Ха, ха, ха! Смех смехом, а надо это как-то контролировать. Пока там Джостик копирует на ноутбук всемирную историю, надо скопировать историю Солнечной Пустоши на флешку из одноимённого сайта. И, брать эту флешку с собой, в прошлое. Затем, после возвращения в своё время, сравнивать с той историей — что осталась, на предмет изменений… Фу ты, блин! Как всё это, не то что сложно — долго получится! Может, программку какую, Джостик подгонит, чтобы сама сравнивала? Надо не забыть, перетереть с ним…
Пойду к пруду руки помою… Крутоват бережок, то! Ох, крутоват… Ещё, когда купался в прошлый раз заметил — выбираться на сушу после купания нереально тяжело. Глубина пруда — метра три-четыре, по-моему… К осени обмелеет до полутора, а в засушливый год, вообще — одна грязь остаётся… Если, Боня не врёт, конечно. Смотри-ка, рыбки плещутся! По словам того же, Бони, мелкие карасики в прудах водится — редко, больше ладошки какой бывает… Вот, что надо здесь сделать в первую очередь: какие-нибудь простейшие мостки!
Во-первых: чтобы воду безопасно набирать можно было, а то — того и гляди в воду шлёпнешься, поскользнувшись. На питьё воду из будущего приносить буду, а на технужды, отсюда брать.
Во-вторых: чтоб на берег, искупавшись, не замарав ноги глиной, выбираться.
Далее, надо сделать на парадном входе в Замок банальную железную дверь — мне же предстоит, по плану, удаляться от него в поисках кладов. Мужики, своими простыми топорами такую дверь не выломают, а ничего другого у них — по определению, нет… Пойду, сниму размеры, затем в Солнечногорске своего времени закажу разборную… Перетащу сюда, соберу здесь и смонтирую.
Прохожу мимо мужичьих телег… Ну, если честно, такого убожества за всю жизнь видеть не приходилось! Даже, у цыган… Это, надо же — деревянные оси! Колёса тоже — у одной телеги, даже не ошинованны железным ободом! А, вот на земле валяются их топоры, так смутившие меня поначалу. Дааа… Один из топоров, судя по виду, ещё участник Мамаева побоища… А, может и Ледового! Загоняли им под лёд немецких псов-рыцарей… Взял топор, из любопытства, в руки. Может купить его у мужика и подарить Боне в музей? Там такого «экспоната» нет… Нет, не получится: денег местных у меня нет, а платить золотом за мужичий топор… Да, на хрен покупать! Просто поменяю: дам мужику свой современный топор, а этот положу в тайник. Сходил к тайнику и, пока никого рядом не было, совершил обмен…
Заодно, достал большую рулетку и измерил размеры двери парадного входа. Ни, чего себе! Стена из камня, по крайней мере — первый этаж, толщиной — метр с лишним! Понятно: привык Генерал крепости строить…
Пойду посмотрю, как мужики работают, не надо ли их взбодрить… Ан, нет! Работа кипит. Навстречу из погребка идут: всё, как я их и расставил — двое деревяшки в руках тащут, двое мусор в рогожных мешках.
— Как дела, народ? Не надо ли чего?
— Попить бы, барин…, — вытирая пот, ответил Смелый, — мы сходим к пруду, а?
— Зачем же вам ходить к пруду, время рабочее тратить? А потом — животами маяться, загаживая все мои окрестности? Сейчас я вам хорошую, чистую воду выдам…
Сумка с провизией как раз тут рядышком стояла… Достал из неё пятилитровую «буньку» воды, открыл и предложил мужикам:
— Вот вам вода, пейте на здоровье.
Мужики по очереди напились, причём, удивлённо переговариваясь:
— Смотри-ка, что немцы придумали: стекло, а гнётся…
— Не немцы, мериканцы!
— Один хрен, неруси…
— Денжищ то, поди, стоит! Больше, чем моя кобыла, небось…
— Бери больше — больше чем твоя изба!
— Ну, это ты загнул…
Малёха поприкалывался от их слов…
Пошёл дальше на кухню — планировать объём работ… Кухню я выбрал местом своего обитания в Замке конца девятнадцатого века — в случае моего вынужденного «переселения» в прошлое, по следующим причинам: весь Замок я отремонтировать пока не в силах, а вот одну из комнат вполне. Кухня находится поближе к выходу, на «первом» этаже, площадью она не очень велика — с советскую трёхкомнатную квартиру…
Так…. Осмотримся повнимательнее… Пол, практически весь целый, вон только в углу — примыкающем к внешней стене, следы поджога. Хорошо гореть начинал! Почему, интересно, всё не сгорело? Должно быть, тот — кто поджог, потом передумал и потушил. А, может ему «помогли» передумать… Генерала, как я понял — шибко уважали, а поджог среди крестьян считался — наряду с конокрадством, особо тяжким преступлением. И, до самосуда могло дойти… А там, как повезёт! И, до смерти убить вполне могли…
Что тут можно сделать? Выпилить недогоревшие, обуглившиеся деревяшки, засыпать чем-либо и устроить бетонный пол с покрытием напольной плиткой. Очистить стены от копоти, остатков штукатурки и выложить кафелем… Так, что ли?
Тут же я и, устрою санузел: пробью дыру в стене под сливную трубу, под стеной мужики сегодня выкопают выгребную яму — под отходы моей жизнедеятельности, здесь напорный бак с водой присобачим… Чтоб, сразу на унитаз и в умывальник. Поставлю помпу, шланг до пруда прокину… Ох и, славненько будет!
Ещё двери надо будет из будущего притащить — не только большие стальные на Парадное Крыльцо, но и для жилой комнаты — для бывшей кухни, то бишь… Всего, надо их три. Нет уж, пожалуй! Мне и, одних за глаза хватит — тех, что ведут в холл. Их, вполне можно сделать деревянными — надо будет найти в Солнечногорске столярную мастерскую и их заказать там. Счас, вот только размеры сниму…
Выхода же из кухни во двор и, в крыло для прислуги надо заделать — чем-нибудь заложить и, не забыть утеплить.
Окон, слава Богу, всего два и, они очень небольшие — со стеклом, по ходу, в прошлом проблемы. Или, нет… Закажу-ка, я лучше — «у себя», пластиковые окна и двери! Всё, оно, геморра поменьше — чем с деревом. Да и, легче они — по лестницам туда-сюда через времена таскать… А, установить я их «здесь» и сам смогу — слава Богу, не рукожопый какой!
По полу, который слегка покоробился, строгальной машинкой (видел такую в котельно-мастерской!) пройдусь — выровняю и, линолеум сверху настелю… Стены гипсачом обошью и обоями обклею.
Потолок, вроде ровный… Потолочку налеплю — да и, всё! Пойдёт — если для себя, а гостей я пока не жду…
Работы, то сколько! Одному мне, однозначно тяжело будет — надо бы, хотя бы одного помощника, какого… Может, мужиков в рабство обратить? Ха, ха, ха! Мужиков в рабство обращать, конечно, не надо — а, вот без электроинструмента я точно не обойдусь. Не то чтобы, вообще без него не могу — просто, к хорошему привыкаешь очень быстро…
Сварочный аппарат для монтажа входных дверей понадобится… Что-то электрические розетки, мне в «этом» Замке на глаза здесь ни разу не попадались — значит, надо силовой агрегат сюда переправить. И, про бензин не забыть! Интересно, где находится ближайшая бензоколонка? Надо будет у мужиков спросить… Ха, ха, ха!
Ещё, мне кухня понравилась тем, что дымоход есть — практически целый и, кирпича много сложено и просто валяется на полу — от не до конца разобранной печи. По фундаменту видно — здесь была мощная печь! Должно быть, мужики прошлый раз её разобрали, а весь кирпич увести не смогли — вот сегодня за ним и, вернулись. А, что? Кирпич и, в моё время не дешёв, а в это время — вообще дорогой. Помню, в девяностые, бомжи разбирали брошенные строения на кирпич, продавали и, ни чё — на бухло и закусь хватало. И, здесь — такая же песня, по ходу!
У меня где-то в бумагах есть детальный чертёж одной очень замечательной печи… Это — усовершенствованная знаменитая русская печь. Система двух «колпаков» экономит дрова раз в пять! Протопил разок хорошо, и — на дня три, тепла хватает. Жарит, парит, печёт и, что только ещё не делает! Только не ездит, как у Емели… Или я, может, что-то пропустил? Надо будет найти эти чертежи, заказать в «моём» Солнечногорске металлические детали — а, их там просто уйма! Кирпича огнеупорного натаскать из будущего — его надо сравнительно немного, только на топку. Ну, а глина — для кладки кирпичей, здесь где-то своя должна быть! Вот соберу велик и, поеду глину искать — где-то же, генеральские мужики её брали — для своих печ?!
Итак, по кухне: здесь — в углу будет туалет, рядом мойка, над ними напорный бак… Всё это можно пока на время огородить лёгкой ширмой — из гипсокартона, например. По мебели: особенно заморачиваться не буду: притащу походную кровать — походные стол и стулья у меня уже есть… Ну, естественно — поролоновый матрас, подушку и постельное бельё. Небольшую тумбочку под личные вещи, вешалку под личное шмутьё — и, минимальный комфорт обеспечен!
Пойду, сделаю разметку выгребной ямы. Мужики с погребком скоро закончат, нельзя давать им простаивать.
Прикольно, да?! По книжкам — другие попаданцы, как попаданцы! Науку, технику развивают — со Сталиным мир от коричневой чумы спасают, а я сортир строить собираюсь… Ну что, тут сказать можно? Каждому — своё, как говорится!
Расстояние от угла, где будет туалет, до парадной двери — изнутри, я замерил, теперь надо отмерить это же расстояние снаружи — там и, будет выгребная яма, куда будет сливаться моё собственное дерьмо.
Выхожу на крыльцо. Самый Мелкий, уже вроде привык — за телегу больше не прячется, хотя посматривает опасливо. Пора с ним подружиться и пообщаться — дети порой больше информации выдают, чем взрослые…
— Эй, Мелкий! Подойди-ка сюда! — не идёт, маленький засранец! — подойди, говорю, дело есть…
Подошёл, но не близко:
— Чего хотел то, барин?
— Помочь мне надо… Да, ты не бойся — не съем! Я таких тощих не ем. Поможешь — кой чем вкусным угощу!
Вроде, подействовало! Самый Мелкий, видимо, был зверски голоден — по его крохотному кадыку заметно было — как он дёрнулся, сглатывая слюну…
— Видел, как землемер землю меряет? Нет? Темнота — друг молодёжи! …Ладно, держи этот конец — вот здесь и, не отпускай — пока не скажу…, — и, сунув Мелкому в руки начало ленты двенадцатиметровой рулетки, я принялся её разматывать, — держи крепче, а то если вырвется и ударит меня по рукам — то, я тогда на тебя крепко рассержусь!
Мелкий очень ответственно отнёсся к порученному делу — до того ответственно, что, когда я закончил мерить, с трудом смог вытащить ленту из его сжатого кулачка.
— Молодец парень! Очень ответственно к делу относишься. Теперь давай приготовим обед для мужиков…
— Разве, баре для мужиков готовят? — недоумённо спросил Мелкий.
Молодец, голова соображает. И, смелый! В Гражданскую, однозначно — комиссаром будет…
— Конечно, баре обеды мужикам не готовят! Поэтому, готовить будешь ты, а я тобою буду командовать. Понятно? Всё, по-честноку…
— Понятно…, — по-взрослому серьёзно, ответил Мелкий, тоном: «До хрена вас — таких командиров, на нашей шее…».
— Ты сейчас походи по дубраве, хворосту для растопки собери — костёр жёчь будем. А, я за продуктами.
Из погребка как раз выходило двое мужиков с очередной порцией деревянного хлама, я их завернул на место будущего костра.
Пока Мелкий собирал хворост для растопки в дубраве, я с помощью туристического топорика и небольшой ножовки, напилил и нарубил дров, настругал щепок. Под конец подошёл Мелкий с охапкой сухих веток. Постоял, посмотрел и выдал:
— Не. Не настоящий барин ты… Баре, так топором не могут!
— А, ты много бар видел?!
Я, же сказал: умный, смелый и, далеко пойдёт! И, своё голодное детство «барам» не простит…
— Как зовут, то тебя? — спрашиваю, заканчивая.
— Ваня. Селищевы мы…
— Так вот, Ваня Селищев — баре, они тоже — разные бывают. Как и, крестьяне, кстати… Вот, Ферапонт ваш… Он же из крестьян?
— Да…
— Согласись, Ферапонт — похуже, чем иной барин!
— Да, это точно…, — опять совсем по-взрослому, вздохнул Мелкий.
— Так что, заруби на своём курносом носу, Ваня: не надо обобщать — среди каждого сословия свой «Ферапонт» найдётся! Но, большинство — всё же нормальные, добрые люди!
Надеюсь запомнит, усвоит и, лишнему «барину» — в семнадцатом, кишки не выпустит…
Я сформировал поленницу из дров, соорудил над ней походный таган, налил в свой объёмистый рыбацкий котелок воды из пятилитровой буньки и повесил над дровами. Ну, теперь можно и, поджигать.
Поджигаю зажигалкой, Самый Мелкий смотрит во все глаза:
— Ух, ты! Ловко это у тебя!
— А, ты думал! …А скажи, Ваня, ты в школу ходишь?
— Не… Нет у нас школы. Батюшка иногда учит — да денег много берёт… А ты, что такой большой? Кушал, наверное, много? — Мелкий перескочил на другую — более, видать, насущную для него тему, чем школа…
Я вспомнил своё золотое детство, как меня заставляли кушать, а я выделывался. Особенно, почему-то я не любил варённый лук… Если он попадался в супе — до рвоты дело доходило! Варённое сало, в том же супе, вообще — до истерики доводило… Сколько раз в лоб ложкой от брата получал — пока он снами жил, не счесть! Армия всё излечила…
— Да! Кушал я не мало… Забыл, блин! Я же собирался тебя угостить!
При готовке будут выделяться вкусные запахи. Как бы Ваня слюной не захлебнулся! Поэтому ему следовало сбить аппетит. Я достал из кармана заранее приготовленный «Сникерс» и протянул Мелкому:
— На вот, угощайся!
— Что, это? — Мелкий подозрительно посмотрел.
— Про конфеты что-нибудь слышал? Или вы тут, вообще, тёмные?
— Слышал… Они сладкие!
Я развернул обёртку:
— И, эта тоже сладкая. Это — такая большая сладкая конфета!
Ваня недоверчиво взял, повертел в руках, подозрительно посматривая то на меня, то на батончик… Наконец, даже понюхал!
— Ты ешь его, а не нюхай. Ты же не собака!
Мелкий осторожно откусил кусочек, пожевал немного:
— И, взаправду, сладко!
— А, ты думал, я обманывать буду? — какое-то недоверие у местного населения к правящему классу!
Ваня потихоньку, смакуя видно, скушал половинку батончика и, завис — по непонятной причине… Забавно было за ним наблюдать! Хотя и, неудобно как-то… Не зоопарк всё же и, Мелкий — не мишка-коала.
Несколько минут Ваня держал в руках половину батончика, практически неподвижно — как будто заснул… Затем, быстро-быстро — давясь почти, доел его.
— Ну и, как? Вкусно было? — спросил я.
Вместо ответа Мелкий недоумённо посмотрел на пустую обёртку в руке, как будто не веря своим глазам и… Расплакался! В этот раз — почти беззвучно, всхлипывая — только слёзы, крупные, как горох, так и катились градом… Я, не на шутку перепугался: может с животом что, от непривычной пищи? Вдруг, заворот кишок, какой… Что, тогда делать?
— Ваня! Ваня, что случилось? Живот болит, что ли?
Минут пять я добивался от него ответа, хотел уже заставить его выпить литр воды и, пальцами вызвать рвоту, что б промыть желудок… Наконец, он, всхлипывая, ответил:
— Полюшке хотел половинку оставить… Да, съел! — и, уже заревел в полный голос.
Ну, слава Богу, это всего лишь муки совести — а, не отравление детского организма шоколадом! «Толстым, толстым слоем шоколада…»
— Не плачь! Я тебе ещё дам — для Полюшки… Смотри, только, не сожри опять! — вроде, начал успокаиваться…, — и, не стыдно тебе плакать? Полюшка это сестра твоя? Младшая?
— Дааа…! — всё, ещё ревёт…
Вот же, блин! Оно, конечно ничё, но неприятно — дискомфортно, как-то!
— Плачешь, как девчонка! — зайдём с другого конца, — тебе не стыдно? Ты же мужик! А, мужики разве плачут? Вот, ты видел хоть раз — чтоб, твой отец плакал? Или, дед?
Мой вопрос получил не просто меня шокировавший — почти убивший меня, ответ:
— Ещё, как плакал — когда двойняшек хоронили… И, деда тоже плакал, а после того — совсем кушать перестал и, тоже помер…
Меня, до самых отдалённых внутренностей, пробрал мороз… Несмотря на начинающуюся полуденную жару… И, такой мразью я сам себе показался — с моими заскоками, с «барством», с «золотишком»… С моей похотью…
«А чего я хочу? Я хочу разбогатеть»… Тьфу, ну и гнида ты, Вован, несусветная! Нормальный же, вроде, человек был — когда успел так оскотиниться? Горничную ему подавай, так мало — ещё и, секретаршу…
Тут, у ребёнка на глазах от голода умерли младшие братья или сёстры — не важно, а родной дедушка сознательно уморил себя голодом — чтоб оставшимся внукам больше еды осталось! И, сам Мелкий чуть не умер — по нему видно…
Я сидел, смотрел на огонь и, угрюмо думал: «Одно — можно сказать, слабо утешает: не я один такой. Почти любой человек — сволочь несусветная! Весь мой жизненный опыт про то говорит… Нет, ну ПОЧЕМУ ТАК?! Вот, вроде всех учили в советской школе одинаково — учили хорошему, ведь так же? Кто мне может сказать, что в советской школе учили чему-нибудь плохому? И, родители дома, тоже — в большинстве случаев, хорошему учили… Так, откуда же столько скотов то, образовалось? И, ты в их числе — оказывается, тоже».
Ладно, перестань заниматься самоедством. Не Лев Толстой, же! Каждый человек такой, какой он есть — тут уж ничего не поделаешь… И ты, Вован, тоже — такой, какой есть… Нет! Ну, эти мужики! Тоже хороши — у них дети умирают, а они… Пойти им морды набить, что ли? Не поможет, конечно — так хоть, душу отведу… А, что они могут сделать? Что, что… Обязаны, что-то делать… Они и, делали «что-то»: усадьбу Дмитрия Павловича грабили — пока, ты не припёрся из далёкого сытого будущего… Будущего, где от голода — если и, умирают, то где-нибудь в далёкой Африке.
Это, что получается? Если этот Мелкий помрёт, я виновен буду? Из-за моего вмешательства?!
— На, вот тебе, Ваня, зажигалку, только не плачь, — неожиданно для себя сказал я и протянул ребёнку китайскую зажигалку с фонариком, — Смотри: нажимаешь сюда, вот так, и появляется огонёк. А, вот это колёсико вертишь — огонёк становится больше или меньше… Отпускаешь вот эту кнопку — огонёк гаснет. Только, не часто зажигай и долго не держи зажженной… Видишь эту водичку внутри? Это не водичка вовсе, а газ. …Что такое газ? Ну, что б это понять, долго учиться надо… Короче, это под вид керосина. Так, вот: этот газ и, горит! Ну, как дрова в печке… Или, керосин в лампе… Кончится газ — зажигалка гореть перестанет. А, это — фонарик: если в темноте посветить надо, нажимаешь сюда и держишь. Понятно? И, ещё: возле огня, на горячем чём и, на солнце тоже, не держи — взорвётся…
Мелкий враз успокоился. Крутил, вертел, эту зажигалку… А, не опасно оставлять подобные предметы в прошлом? Тем более, давать их людям? А, что скажут историки будущего, если обнаружат эту, зажигалку среди предметов прошлого? Ну, навряд ли эта зажигалка долго здесь проживёт, попав в суровые крестьянские руки!
Ещё, вот что… Много раз я слышал сенсационные сообщения об находках странных предметов… В последний раз — про нахождении женских наручных часов в китайском древнем захоронении… И, что? Хоть какие-то последствия это имело? Может, была пересмотрена вся история или, хотя бы отдельные её главы? Хахаха! Историки тоже люди: если, какой-нибудь артефакт соответствует их исторической доктрине — они выставляют его на показ и, пишут про него пухлые диссертации, если нет — убирают в запасники и, стараются о нём как можно реже вспоминать.
Ещё вот — лет десять назад, было сообщение об обнаружении в мумиях египетских фараонов следов кокаина и, что? Ведь это свидетельствует, по меньшей мере, о торговых связях Древнего Египта с Южной Америкой… Данный факт, как-то повлиял на общепринятую историческую доктрину — по которой, египтяне пирамиды строили с помощью медного кайла и, какой-то там — всех их египетских богов, матери? А, на общепринятую непоколебимую уверенность — что «Америку» случайно «открыл» Колумб, ища более короткий путь в Индию? Да, ни на что это не повлияла — поговорили и забыли!
Ещё, вот пример: историки, со времён Карамзина — если не раньше, как попугаи талдычат про «татаро-монгольское иго» на Руси — какое, якобы длилось, аж целых триста лет… А, где нашли хоть один труп, скелет или просто хоть одно захоронение «монголо-татарина», а? Покажите мне пожалуйста!
Так, что — ничего страшного! Тем более, что все вещи и предметы — купленные мною для переноса в прошлое, я выбирал по критерию наличия как можно меньшего количества надписей на них — наводящих на ненужные мысли. А, имеющиеся всё же надписи, я удалил… А, так попробуй, что докажи! Да и, надпись — это вовсе не доказательство…
…Бедный ребёнок! Крутил, вертел эту зажигалку, а положить некуда. Не то, что карманов в штанах нет — нет и самих штанов, только длинная, ниже колен рубаха из какой-то домотканины… Наконец, засунул подарок в какую-то котомку на телеге.
Тем временем, вода в котле закипела, я закинул в него с полкило перловой крупы, банку тушёнки, а позже — пару пакетиков «Доширака»… По своему рыбацкому опыту знаю: насчёт вкуса получается по-разному, но зато — сытно! Один мой друг-рыбак, называл такое варево «шулюмом». Я же — пожив в Америке, называл подобную бурду ирландским рагу.
С помощью Мелкого расставил на раскладном столе одноразовые пластиковые тарелки, ложки… Каждому по пакетику сухарей. Колбасу, сыр и хлеб с овощами, что сегодня принёс — что б самому наскоро перекусить, доставать не стал — нечего баловать. Без водки тоже, я думаю, перетопчутся: пить — здоровью вредить!
— …А, что Ваня, — спрашиваю между делом, — сейчас также голодно, как и зимой?
— Скажешь тоже, барин! Сейчас, по сравнению с зимой — вовсе и, не голодно. Зелени много — травы всякой-разной, яйца птичьи находим… Да и, рыбачим когда… Не, счас хорошо…, — блаженно улыбнулся Мелкий, — а, скоро грибы и ягоды пойдут!
По ходу, местные дети — как лошади какие, на подножном корму живут…
— А, дома вас, что? Совсем не кормят?
— Да, откуда дома то, корм? — искренне удивился Ваня, — дома весь корм зимой сожрали — не всем и, на семена хватило! Неее… Счас хорошо… День по лесу походишь, и сыт! Главное, не лениться подальше ходить, а то близко уже всё подобрали…
Прямо, эпоха какого-то первобытного собирательства!
— И, что? У вас все так живут?!
— Не все… Справные хозяива тоже есть. Те, даже мясо едят! Ну, совсем, как баре! — с нескрываемой жгучей завистью протянул Мелкий.
Ну, держитесь, «справные хозяива»… Подрастёт Ваня и, вас раскулачивать будет!
Мужики, вроде заканчивают — выносят последний мусор и, проходя мимо принюхиваюся к запахам, доносящимися с нашей стороны… Прям слышно, как с них слюна Ниагарским водопадом капает!
— Так значит, у тебя одна сестрёнка осталась? Больше ни братьев, ни сестёр нет?
— Да, вот… Мамка, то каждый год — считай, приносит — как крольчиха, прямо…, — с недетскими интонациями рассказывал Мелкий, — да, толку то — мрут, что-то… До году не доживают…
Во, дела то!
— Скажи, Ваня… А, кем ты хочешь быть — когда вырастешь?
— Как, это «кем»? — важно ответил тот, — крестьянином! Как и, отец и дед мой…
— И, что? Так, же — будешь хоронить каждый год своих детей? Ты, этого хочешь?!
— Ну, а чё делать? — набычился Ваня, — все, так…
— Уехать в город, поступить в ученики, стать хорошим мастером… Хорошо зарабатывать, когда вырастешь! Разве нельзя?
— Большой ты, барин, а в сказки веришь! — как маленькому, ответил мне Мелкий, — Вон Сёмку — Юрки рыжего старшака, увезли вот в город, отдали в ученики на фабрику… Через два года привезли. Кровью до осени похаркал, а к холодам и представился… Хотя, конечно — это, как повезёт! Вот тёзка мой, через две избы жил… Неплохо учеником сапожника устроился! Хотя бьёт хозяин уж шибко сильно — так ведь учит и кормит…
— Действительно, повезло… Не Ваня Жуков, случайно? — вспомнил я знаменитое «письмо дедушке».
— Не, Жуковы — они, через улицу живут… Я ихнему Ваське в том году зуб выбил! — похвастался Мелкий, — а, это Кузнецовы. Как, евойнова батю лошадь в кузне копытом убила — так дядька его в ученики и, отдал…
Мужики, видать с погребком закончили и, теперь нерешительно топтались поодаль, не решаясь подойти…
— Ну что, православные? В погребке, я вижу, прибрались? — спрашиваю.
— Да, барин…
— Ну, тогда мойте руки и за стол! Вот вам мыло…, — протянул я Шустрому брусок хозяйственного мыла, — Куда пошли? В левом пруду вода для питья, а руки и прочее мыть в правом! Мыло, после можете меж собой поделить… И, ещё вот что: по нужде — малой или большой, тоже — в правый лесок. Берёте с собой лопату, выкапываете ямку… После откладывания в ямку личинки, засыпаете ямку… Всем понятно?
Мужики оценили мой солдафонский юмор и дружно заржали.
Пока мужики бегали в правый лесок и мыли руки в правом пруду, «шулюм» поспел, я снял казан с огня, налил воды в чайник и поставил на огонь.
Наконец, все расселись вокруг «стола». Всем моих походных раскладных стульев не хватило: мужик Помельче гордо уселся на мой деревянный «трон» из кухни, а Мелкий приготовился трапезничать стоя — так, говорят, «влезает» побольше!
— Накладывай всем, что сидишь! — скомандовал я Шустрому, как самому старшему.
Мужики подивились пластиковым одноразовым тарелкам, но деревянные ложки достали свои. «Нам так сподручнее, барин», — пояснил Смелый. Весьма объёмистые ложки, должен сказать…
Шустрый разлил моим половником варево по тарелкам и, мужики выжидающе уставились на меня — хотя у самих урчало в желудках, аж слышно было. Время шло… «Что они ждут, то? Я что-то должен сделать? …Ах, да! Как, самый главный и хозяин — к тому же, я должен прочесть молитву. Без неё обед не начнётся — в этом времени с этим строго».
Единственная молитва, которую я знал и, то — не до конца, это «Отче наш…». Её, я и прочёл, безбожно смяв конец, пробубнив что-то невнятное… Ничего, проканало! Мужики накинулись на еду.
Зарубка на будущее: нужно обязательно до конца доучить эту и, ещё выучить две-три самые ходовые молитвы! А какие тут ку них, самые ходовые? На эту тему надо перетереть с Батюшкой…
Умяли всё довольно резво — с армии такого аппетита у людей не видел! А, ведь довольно горячее варево-то, было… Шустрый вопросительно посмотрел на меня.
По-моему, я только пробудил в них аппетит!
— Добивайте, чего уж там…, — и, Шустрый разлил по тарелкам остатки «шулюма».
Доели и, это… Мелкому добавки не досталось — он только сейчас, первую порцию доел и сейчас посматривал на меня голодными глазами. Я же, успел из своей тарелки всего лишь несколько ложек съесть… Да и, ложка у меня — так себе, по сравнению с ихними «вёслами»! Ну, не давиться же этой баландой, под его голодным взглядом:
— Ваня, подойди сюда. На, бери ешь! У меня, что-то, аппетита нет…
— …Чего нет, барин?
— Чего надо — того и, нет. Ешь, говорю!
— А, как же ты?
— Ничего… Нам, барам, голодать полезно…
Судя по бросаемым на меня взглядам, мужики полностью разделяли мою точку зрения, но Мелкий не поверил:
— Да, ты никак врёшь, барин!
— А, ложкой в лоб?! — грозно прикрикнул я, — говорю тебе — полезно, доктора нам голодать рекомендуют! Велят, в смысле…
Ваня доел мой завтрак и, его реально начало плющить — даже, чая не дождался, вырубился. Смелый отнёс и положил сына спать на телегу.
Наконец, закипел чайник, я снял его и заварил пакетированным чаем. Хороший чай, духовитый! Достал коробку с сахаром.
— «Ра-фи-на-д», — прочёл по слогам Угрюмый, — что это, барин?
— Читай выше.
— «Са-ха-р», — у Угрюмого шары на лоб полезли, — …правда сахар, что ли?
— Сахар, сахар… Вы, что, сахара ни разу не видели? Папуасы, что ли?!
— Почему, «не видели»? Видать то, видели… Ты, нас САХАРОМ будешь потчевать?! — диву дался Смелый, — пойду, Ванюшку разбужу…
А, не шибко я добрым — для барина, выгляжу? …Нет! Не могу я иначе!!!
— Пускай спит! Я ему выделю, не беспокойся.
Уже, не торопясь, спокойно, попили чай. Мужики, сожрали всю пачку сахара… Вернее, не так сожрали — как зашкерили. «Жрали» то, они сахар — наоборот, очень стеснительно! Но, стоило только сделать вид, что отвернулся — как мужики по несколько кусков сахара тырили и, ныкали куда-то под свои рубища, а потом смотрели на меня честными глазами! Не иначе — детям… Сделал вид, что ничего не заметил.
…Наконец, все наелись и напились — и, на столе стало пусто, как Мамай прошёл… Мужиков, вслед за Мелким, начало реально плющить от непривычно сытой пищи. Угрюмый достал откуда-то кисет, завернул самокрутку и закурил…
— Ну, вольные мужики, осталось выкопать яму и, вы свободны, как вольный ветер…, — дал я им новую вводную.
— Не серчай, барин! Но, нам бы отдохнуть после такого обеда! Не привыкшие мы, отяжелели…, — попросил Шустрый.
— Да, за ради Бога! — я посмотрел на часы, — два часа отдых, а потом я вас бужу. И, чтоб яма к вечеру была готова! А, я пока проверю — как вы мне погребок почистили…
— Конечно, барин, выкопаем, — ответствовал заплетающимся языком, Смелый, — даже, не сумлевайся! Считай, впервой после службы мясца поел… Да, за такую кормёжку, мы вообще день и ночь копать готовы — и, даже денег нам не надо!
Остальные одобрительно закивали. Ага, знаю я вас! Через некоторое время, такой «кормёжки» вам покажется мало — захочется жевательной резинки и синих американских штанов. Потом, вам потребуется «свобода», то есть — возможность на меня гавкать…. Знаю, проходили!
Крестьяне начали укладываться для послеобеденного сна — кто на телегах, кто рядом с ними, я же спустился в погребок. Ну, не идеально, конечно — но, довольно таки чисто… Пойдёт — ноги уже не испачкаю.
Потом я прошёл портал, переоделся, завёл свою «Волгу» и поехал в город. В основном, мне надо было насчёт медикаментов подсуетиться: антибиотиков то, в прошлое я понабрал — а, вот про чесотку и, прочие «прелести» проклятого прошлого — вроде банальных вшей, например, забыл…
Спросил у провизорши в аптеке самое крутое лекарство против чесотки, она сделала круглые глаза, но порекомендовала одну импортную мазь. Типа, три дня мажешь и, всё как рукой… Докатилась, Россия, уже и мазь от чесотки сами делать не можем! Оказывается, можем, только мазать неделю надо… Правда, зато намного дешевле!
Купил два тюбика импортной для себя — на всякий случай. Вспомнил про руки того мужика, что Помельче… Жалко, блин, парня! А, куплю-ка, я ему нашей отечественной мази — надо поддерживать родного производителя… Оказывается, готовой мази нет — надо два часа подождать, пока приготовят. Ладно, подожду… Закажу тогда сразу литр! Нет, три… Может, у него не только руки, может — он весь такой, я же не знаю? А может, у него младшие братья-сёстры есть, которые тоже — «такие же»? Я же, не знаю!
Провизорша вообще, глаза округлила от моего заказа! Спросить, что ли, про лекарство от вшей? Думаю, не стоит — женщина пожилая, как бы чего не вышло… В другом месте куплю, пока не горит!
Пока время есть, заехал к Боне в контору — поболтать да время убить. Боня мне обрадовался, как родному! Возле дверей встретил, до стула проводил, усадил… Предложил «сто грамм» «очень хорошего самогона», но я наотрез отказался. Тогда, Боня, довольно крякнув: «Вот оно, действует!», самолично налил мне чаю.
— Как дела, Ваше Благородие? — спрашивает.
Знаю, про что он спросить хочет, ехидная рожа!
— Лучше всех! — отвечаю.
— Как моя протеже, справляется? — довольный такой, сарказм так и, прёт.
Думает, небось, что мне подлянку с горничной подсунул… А, вот хрен ты угадал!
— …Ах, да! Чуть не забыл: ой, спасибо тебе, Боня, за предоставленный мне трудовой кадр! Такая старательная женщина! Ну, прямо нарадоваться на неё не могу! Оклад я Оле удвоил — она того заслуживает… Вот, специально — поблагодарить за неё, приехал!
— Благодарить не надо, мне литра коньяка достаточно…, — а, у самого в глазах недоумение…
А, ты думал!
— Да, хоть два литра! — я похлопал себя по карманам, — счас, правда, денег с собой нет — на фортепьяно портмоне оставил…
— …???
— Вот и, я про то же… Что-то ваша Солнечная Пустошь на меня как-то странно «действует»! Я помню, конечно, что ты мне рассказывал про стариков, про тех — что «по девкам бегают», но тут уж явный перебор… Ты, Боня, уж посвяти меня во все эти нюансы — были ли, к примеру, аналогичные как у меня случаи, а то я уже…
— А, что тебе не нравится, не пойму?! Твоё… Твоё сексуальное здоровье?! Да, Вы с жиру беситесь, Ваше Императорское Величество!!!
— С одной стороны, конечно, да — хорошо! Многие — если не большинство, о таком только мечтает. А, с другой стороны, как-то… Не так, как-то! Очково мне, что то…
Боня посерьёзнел, почесал подбородок и, ответил:
— Научная станция здесь при Сталине находилась — я же, уже рассказывал… Вот, они на серьёзном уровне Пустошь исследовали. Эх, найти бы те материалы исследований! Но, сколько я ни пытался — куда только не писал и, не ездил с конца восьмидесятых — как об стену горох! Ничего не получилось — то ли засекречены до сих пор так сильно, то ли уже уничтожены или утеряны. Даже, упоминания о той станции не встречаются…
— …Кроме того, жил да был, тут один местный краевед-энтузиаст — ты бы его Нестором-летописцем прозвал… Вот, он истории — подобные твоей собирал. Ну, может от себя что-то добавлял, сейчас уже не выяснишь. Получилось нечто вроде сказок Бажова, правда — не такое популярное! Там и, типа, своя Хозяйка есть и Данила-мастер… Печатались эти «сказки», только раз в местной газете — отдельными главами… Можешь почитать, если интересуешься. Конечно, такого «тяжёлого» случая — как у тебя, там не описано (может просто оттого, что «секса» в СССР не было?!), но зато есть байка про одного старика, у которого зубы — давно выпавшие, снова выросли…
— Да, ты что…!? Реально, что ли выросли?!
Лучше б, у меня новые зубы выросли, а «стоял» бы, как и положено — три раза в неделю! Половина рта уже в «мостах»…
— …И, что с тем дедом потом стало? Писаться, позже по-детски начал?
— Почитай, сам узнаешь! Я тебе всю книгу пересказывать не собираюсь, я тебе краткий джастинг даю…
— Что, что ты мне «даёшь»? …Ты мне лучше объясни, с чем всё это связано, как ты считаешь? Какие-то потусторонние силы? Может, инопланетяне?! Летающих тарелок здесь не наблюдалось?
— Не знаю… Не верю я во всякую чертовщину, а в пришельцев — тем более! Я, же — технарь, прагматик. Конечно, признаю, что существуют некие необъяснимые наукой явления, но это просто потому, что наука ещё до них не доросла. Твой случай, вообще, может быть результатом самовнушения — запали тебе мои слова в душу…
— А, вот про это — мне не надо! Я — очень трудно внушаемый. У меня друг психолог: так что, я знаю — про что говорю…
Боня, развёл руками, опять задумчиво поскрёб подбородок:
— Ну, тогда я фиг, его знает… У этого Нестора, есть ещё одна такая байка: типа, если Пустошь кого заприметит — то, выполнит первое его желание, но потом от себя не отпустит. Не сможет, значит, человек этот жить нигде — кроме, как здесь. Сказка, конечно — но может, она на чём-то основывается…
— Да, не было у меня подобного желания, клянусь!
— Э, подожди клясться! Вспомни свой первый день… В баньку вечером сходил? После баньки водочку попил?
— Да, я немного…
— Неважно… Утром, с бодуна, давление поднялось? И, не только давление, признайся… И, ты хочешь сказать, желания никакого у тебя не возникло? Ой, не лги!
Прикалывается, скотина. Но, что-то, в словах его определённо есть… Знать бы, что это «есть». Тьфу ты! Совсем запутался…
— А, вообще то, благотворное действие Солнечной Пустоши, не так ярко, как в твоём случае выражено, — продолжил Боня, — Вот, если кто тут поселишься — то, лет десять-пятнадцать дополнительной жизни, причём — активной, я ему гарантирую… Ну, почти гарантирую.
— Почему «почти»?
— У каждого по-всякому выходит — какой-то «индивидуальный подход» у Пустоши…
Боня помолчал, подумал, ехидные огоньки снова появились в его глазах:
— Тебе же, наоборот — грозит скорая мучительная смерть, от полового истощения…
— Завидуй молча!
Поболтали ещё немного, подкалывая друг друга и, я — распрощавшись с районным агрономом, заехал в аптеку — за мазью и, домой — в Замок… Чёрт, забыл! На полпути от Храма до Замка вернулся, нашёл первый попавшийся магазин, купил три килограммовых пакета самых дешёвых конфет. Не удобно с пустыми руками мужиков отпускать, не так воспитан! Конфеты выбирал по принципу — что б, на обёртках поменьше было компрометирующих происхождение надписей… Хотя, конечно пофиг: мужики, в основном — неграмотные, их дети — тем более. Сожрут, не читая — вместе с фантиками и, никаких вопросов задавать не будут!
Прошёл портал, вышел на крыльцо: мужики, как и положено, всё ещё спали… Открыл тайник, положил туда принесенную — довольно уже тяжёлую сумку с золотишком, достал детали велосипеда, инструмент и, потихоньку начал собирать…
…Почти собрал, как незаметно подошёл проснувшийся Мелкий:
— Ты что, барин, делаешь?
— Да вот, велосипед собираю…
Ничего страшного — велосипед и автомобиль, вроде уже изобрели. Правда, Ваня навряд ли, их видел…
— А, что это? — ну, теперь он от меня не отстанет!
— А это, что бы ездить. На хорошей дороге лошадь можно обогнать!
— Да, ну! Ну, это ты, барин, точно — врёшь!
Достал блин, Мелкий!
— Ваня, вот тебе батончик для сестрёнки… Не сожри, смотри! У меня больше нет. И беги будить мужиков, два часа уже прошло…
Крестьяне встали на удивление споро и бодро, с хорошим настроением. Указав им, где и как копать, я продолжил собирать велик. Наконец, закончил… Опробовать, что ли? А была, не была!
Покатался по дороге между прудами, вспомнил молодость… Ход вроде, лёгкий, ничего не дребезжит — значит, правильно собрал. Мужики не видели, они за углом копали, зато увидел Мелкий — он как собачка бегал за мной… Пожалел его:
— Что, Ваня? Хочешь прокатиться?
Даже, промолвить ничего не смог — от привалившего счастья, только головёнкой тряс…
— Ну, смотри! Сам напросился — шишек и синяков, набьёшь себе достаточно…, — отрегулировав руль под его рост, я принялся учить Мелкого ездить на велосипеде. Сидя на сиденье Мелкий ездить не мог — до педалей не доставал, научил его ездить «под рамкой»… Способный малый оказался — до меня дольше доходило в своё время! Ни разу, даже, не упал! Буквально через пять минут, он уже самостоятельно носился по хорошо накатанной дороге между прудами…
Ладно, пусть себе катается! Пойду посмотрю, как мужики копают — да послушаю, о чём они говорят… Взял тот конченый деревянный табурет, подошёл и сел рядом с копающейся ямой. Сначала, они меня стеснялись — больше помалкивали, но потом разговорились. Времени было достаточно, яма не широкая — один копает, другой землю таскает, а двое болтают — отдыхают, то есть. Потом меняются…
Знакомый, по моему времени трёп — за «жисть», сам когда-то так… Начальству, в основном, «перепадало» — ему «косточки перемывали». Но, есть и очень сильное отличие: такая безнадега в их словах слышалась, что с непривычки оторопь меня брала. Как будто бы, они сами себе могилу перед расстрелом роют! Слушал я, слушал, а потом не выдержал:
— Мужики, а может и, вы тоже в такой плохой своей жизни виноваты, не только начальство?
Мужики примолкли. Наконец, Шустрый знакомо-придурковато начал:
— Конечно мы, барин, сами виноваты — кто же ещё? Пьём много и, про Бога забыли…
— Погоди ты с Богом, дядька Матвей! Человек, по делу и, всурьёз интересуется…, — перебил его Угрюмый, — вот послушай, барин, про мою жизнь! Потом сам скажешь, в чём моя вина… Пришли мы с дружбаном моим — Петрухой Гвоздевым, со службы вместе… В один год женились и, от своих отцов отделились. По имуществу, тоже ровнями были — ему лошадь родитель дал и, мне тоже — одну… Вот только, сдох по весне мой меринок! Отчего не скажу — вроде кормил хорошо, не только соломой, но и сено немного давал — когда он было, сено то. Да и, овсом по весне начал прикармливать. Короче, пахать надо, а мне не на чем! Бабу б, конечно, запряг… Да первый год всего жили — перед людьми неудобно, как то…
Мужики хохотнули — это, я понял, у них юмор такой…
— Отец мой, той зимой представились, Царство им Небесное, а старшие братья коней не дали — у них лишних нет…, — продолжил Угрюмый, — пошёл я к дружку моему, Петрухе — тот как раз, первым отпахал уже. Петруха, по дружбе стародавней лошадь мне дал — вот только, половину урожая потребовал по осени. Я согласился, а что делать?
— Друзей надо разборчивее выбирать! — резко ответил я.
Угрюмый не обиделся:
— Это ты так, барин, говоришь, потому — что нашу жизнь, вообще не знаешь… Не был ты в нашей шкуре, то! Петруха тоже рисковал: его кобылка только-только отработала и, вполне могла тоже пасть — вслед за моим мерином, когда и, я на ней ещё пахал бы… Лошадь, барин, не человек — ей отдыхать надо! А, с меня то, барин, в том случае — какие взятки?! Я бы, Петрухе в жизть, за павшую лошадь не отдал бы — хочь и, убил бы он меня! И, пошли бы мы с Петрухой на пару — кусочки, Христа ради, по деревням собирать…
Угрюмый задумчиво почесал бороду:
— …Вот я, пожалуй, не дал бы Петрухе лошадь в таком же случае… Ну, а в тот год урожай — так себе, случился, да и земля при переделе — супесь досталось. Рассчитался я с Петрухой, а денег не только на лошадь — что б купить, на подать еле хватило! Кое-как до весны дотянули — хорошо, братья помогли, кто чем мог… Так ведь, от своих детишек ради меня много не оторвёшь! По весне не только лошадь потребовалась, но и на семена. Опять я к Петрухе… Вот так, с стой поры и живу: вроде, только с долгами рассчитался, а тут голод… Опять я в кабалу… Это, не мы про Бога забыли — это Бог про нас…
— Не богохульствуй! — перебил его Шустрый. Впрочем, довольно вяло…
— Вот и, скажи теперь, барин: в чём я виноват? Где я, что не так сделал?! В чём я обшибся?! Где, когда, в чём согрешил?! Где, кого обидел или кому дорогу в недобрый час перешёл?!
В голосе Угрюмого слышались плохо скрываемые слёзы… Он, без очереди спрыгнул в яму, выгнал из неё того, кто Помельче и, ожесточённо принялся долбить лопатой спрессованную тысячелетиями глину…
В натуре, безнадёга… Легко мне их судить: образование — даже высшее, я получил бесплатно, лечили меня — когда я в детстве болел, бесплатно. И, то — особенных то успехов, я сам по себе не добился! По сути, я такой же лузер — как и, они. Просто я в другое время родился и, у меня был вполне успешный брат, который мне немного помог в своё время. Был бы у Угрюмого брат — хотя бы такой, как Петруха — он бы тут яму под моё дерьмо, сейчас бы не копал!
— Получается, ни в чём. Но, так жить — тоже нельзя, надо что-то делать…
— Да, что тут сделаешь…, — все трое тяжело вздохнули, только тот — что, Помельче, почесался… У него дополнительные болячки.
— Бросить всё и уходить! В батраки к помещику или в рабочие на завод…
— Шустёр, ты больно советовать, барин! — зло отозвался Смелый, — в батраках у помещика, оно конечно, сытнее… Да только, куда ему столько батраков? Да и, мы ещё на барщину ходим — на отработку, то бишь — как временнообязанные… Так, зачем много батраков помещику, когда мы есть — которые за бесплатно батрачат? А, на заводе я той зимой работал… Месяц проработал — всю зиму проболел, по весне без копейки остался! Неее! Я лучше, здесь на вольном воздухе сдохну — чем в той вони и мокряди… Да и, поди сам попробуй устройся на тот завод! Знаешь, сколько этой зимой было желающих?
— Не гоже нам, крестьянам, ни в батраки, ни в рабочие на завод! Мы, как деды и отцы наши, должны обществом жить и землю пахать. А, что мрём — так всегда крестьяне мёрли! Так заведено с испокон веков — не нами, не нам и переделывать…, — уныло, с невыразимой словами тоской, высказал свою точку зрения Шустрый, он же дядька Матвей.
С полчаса мы молчали, крестьяне копали, я думал… Понятно, в принципе… Во-первых: пережитки патриархата, традиционного уклада… С земли сходят только по крайней нужде и, то — только самые неудачливые. Остальные насмерть вцепились в свой клочок… Даже, не в свой! Земля то — «общественная» и, каждый год перераспределялась между «едоками». Во-вторых: приходит крестьянин в город работать — а там он, и на хер никому не нужен! Ибо, нет у него никакой квалификации. Так, самый примитивный труд только: принеси-подай, здесь копай — там не копай, бери больше — кидай дальше… За сущий мизер. А, учить его никто из «частников» не будет: выучи такого, а он к другому хозяину уйдёт — вольный же! Такая же шняга и, «у нас» — в России конца двадцатого века образовалась, сам был тому свидетелем. Нужна государственная система профобразования! А, про неё никто не думает «здесь» и, «там» — думать уже про неё забыли…
Деньги давай — научим! Денег нет? …Ну иди тогда, яму копай! Или не копай и сдохни…
Наконец, мужики все разом сели отдохнуть, перекурить вонючим самосадом и попить воды.
— Лопата, какая острая! Сама копает! — восхитился обыкновенной — «совковой» ещё, штыковой лопатой Шустрый, — с Америки привёз, барин?
— С Америки, с Америки… — чёрт бы побрал, эту Америку…
— Как, там — в Америке, живётся? — вдруг спросил Угрюмый.
— Везде живётся одинаково, — подумав, ответил я, — если денег много — живётся хорошо. Если денег нет — то плохо… Хоть в Америке, хоть в Африке.
— А, как крестьяне живут в Америке? — уточнил вопрос Угрюмый.
Вот же, пристал! Как бы, так ответить…
— В Америке нет крестьян.
У мужиков отвисли челюсти:
— Что, никто не пашет, хлеб не сеют? А, едят что? — недоверчиво прищурился Шустрый.
— В Америке землёй владеют фермеры — это, типа наших помещиков. У них работают наёмные рабочие… Много сезонных работников, особенно мексиканцев.
— Это, что? Негры такие? — проявил эрудицию Угрюмый.
— Да, нет… Это, приезжие из Мексики — страна есть такая. Вот те — натуральные крестьяне, прямо как вы! Такие же бедные… Те, кому вообще край — едут в Америку, как вы в город.
— А, негры? — не унимался Угрюмый.
— Негры тоже работают (в те времена негры, кажется, работали), куда они с фазенды денутся?!
— Плохо живут? Негры и эти, как их… Месиканцы?
— Крестьяне везде плохо живут. Ну, а сами фермеры живут хорошо! Пашут не лошадьми, а машинами. Сеют и убирают тоже ими. Рабочие, что этими машинами управляют, хорошо зарабатывают и, тоже — живут довольно таки неплохо. Да и, мексиканцы…. Те, что в Америке сезонно работают, если честно, получше вашего живут. Не слышал, что бы они с голоду как вы дохли… Наоборот — множатся, как тараканы!
— Голод оттого, что баре хлеб немцам продают! — вдруг выдал Смелый.
Остальные на него испуганно зашикали. Представляю, что он говорит по-пьяни!
— Давай так: ты ничего не говорил, а я ничего не слышал. А, будешь язык распускать, точно на Сахалине окажешься!
Долго молчали. Потом, я решил продолжить разговор:
— …Американцы тоже много хлеба продают и, всё больше и больше с каждым годом. И, это хорошо — фермеры богатеют, государство богатеет и, у простого народа работа есть…
Да-а-а! К сожалению, разговор не получился:
— Дык, мы разве против государства и Государя Амператора?! Да, ты хочь весь хлеб продай! Весь, до последнего махонького зёрнышка… Государство не разбогатеет — только баре разжиреют, а мы все сдохнем!
Это опять Смелый.
Нет, этот точно когда-нибудь дочирикается! Мужик, явно ещё после стресса не отошёл, вызванного голодом… Позже, может успокоится. Но, вообще то, это знаковый показатель — земледельцы против экспорта своей продукции! Скажи кому такое «у нас»…
Тут, подъехал Мелкий… Надоело ему видать, в одиночестве кататься, решил перед мужиками покрасоваться. Всё внимание перешло на него, слава Богу, а то разговор не туда зашёл! В принципе, мне местный расклад ясен…
Тот, что Помельче, тоже попросил разрешения покататься. Не смог отказать ему, глядя в умоляющие глаза… Радости то, полные штаны! Ездил правда, он очень плохо — падал часто, особенно по началу. Мелкий его критиковал и, напросился на подзатыльник.
К шести часам вечера мужики яму закончили, даже на полметра перекопали.
— Может, ещё что, барин? — преданно заглядывая мне в глаза, спросил Шустрый.
Вот, блин, на ужин напрашиваются! Ладно, не отпускать же их домой — в долгий путь, без ужина! Может это и, вполне себе «по-барски» — но, не по-людски, как-то…
— На кухне порядок наведите — если на дорогу покушать хотите! Все кирпичи вынести во двор и сложить возле стены, я укажу какой… Печь доломать, только аккуратно — дымоход не обрушьте! И, весь мусор убрать и в степи закопать. Чуть не забыл: надо бы, какое бревно, а лучше брус, из села привезти — на засов в гараж…
— Куда, барин?
Да! Штирлиц из меня не получится…
— Конюшня так, по-американски называется — всё отвыкнуть не могу. Так съездите? У кого лошадь получше?
— Аааа… Сделаем!
Лошадь покрепче оказалась у Угрюмого. Правда, это не его лошадь, а того же «друга» Петрухи. Съездили за бревном. По дороге Угрюмый — которого в миру звать Анисим, выпросил у меня все пустые пластиковые бутылки, консервные банки, обёртки и т. д… Когда мы вернулись с бревном, он всё это «богатство» оперативно спрятал в свой мешок и заныкал на своей телеге.
За два часа мужики с работой управились. Ужин к тому времени, как раз, поспел. Я что-то — неожиданно для себя расщедрился и, увеличил объем ужина раза в полтора — по сравнению с обедом.
Покушали, крестьяне поблагодарили и начали собираться в обратный путь… Уже отъехали, как я вспомнил:
— Минутку, мужики! Гостинцев для ваших детишек я вам приготовил…, — ведь чуть не забыл, блин.
Первые симптомы склероза, что ли? Раздал по килограммовому пакетику конфет. Потом обратился к тому мужику, что — Помельче:
— А, это тебе, парень… Как зовут, то? Запамятовал…
— Степаном кличут, барин…
— Это тебе лекарство от чесотки, Степан. Мажь свои болячки на ночь, в течение недели. Только не мойся в это время, понял?
— Понял, барин. Спасибо тебе, барин! Молится за тебя, день и ночь буду! — Степан сделал попытку пасть на колени, еле успел поймать.
— Храни банку с мазью не за печкой, где-нибудь в прохладном месте… Погреб у вас есть?
— Есть погреб, есть!
Расстались, практически друзьями… На прощание Смелый выдал:
— Всё-таки ты, барин — какой-то не такой…
— Какой, это «не такой»?
— Не такой, какой-то… Не от мира сего, что ли… Не бывает таких бар на этом свете!
Вот, это он в точку!
— А много ли, ты бар на свете видел, а?!
— Да ты поверь уж, барин, что много…