Рыцарь
Сэр Стенвуд из Малахола,
юн, красив, статен,
джентльмен по происхождению.
Сэр Стенвуд сбросил оцепенение, присущее любому живому существу, которое переместили за тридевять земель в течение одной секунды, потряс головой и, завидев вдалеке туманное облачко, пришпорил верного коня. За пашней, у края леса, что синей неровной полоской заслонял горизонт, курился лесной костер, в который для дыма набросали можжевеловых веток. Но сэр Стенвуд догадывался, сэр Стенвуд знал, сэр Стенвуд имел информацию, что не костер это вовсе, а огневое дыхание китайского дракона, именно такого, какой был необходим и достаточен для поединка. Объяснялись догадка, знание, информированность сэра Стенвуда просто — всего лишь на прошлой минуте чародей из города сделал магический пассаж, сказал три волшебных слова, чем и перенес рыцаря именно туда, куда тот стремился с первой секунды своего вынужденного странствия. Понятное дело, не за так перенес. Пришлось раскошелиться и извести на волшебника последний золотой.
Юный рыцарь вспомнил поджаристую корочку на дымящемся ломте говядины и проглотил слюну. Конечно, маг мог бы поделиться, но что с горожанина возьмешь? Будь на его месте настоящий джентльмен, пусть даже Неистовый Герцог, — другое дело: настоящий джентльмен никогда не примется за ленч в присутствии другого настоящего джентльмена, ежели оный всем своим видом демонстрирует пустоту в желудке. Но разве среди колдунов встретишь настоящего джентльмена? Правда, возможно, данный недостаток маги возмещают иными достоинствами, скажем, они вполне достойны уважения за свои знания. Но сэр Стенвуд ни за какие коврижки не поменялся бы с магом местами, даже если бы в результате обрел возможность понимать старинные фолианты, с помощью которых можно послать любого за тридевять земель! Юноша с детства усвоил мудрость, частенько повторяемую его первым наставником, отцом Хью: «Великое знание преумножает великую скорбь…» А отец Хью знал, что говорит. Ведь он принадлежал к ордену аббатов, называемых так потому, что для себя среди прочих крутых команд, не считая мадонны и св. Майкладжексона, выделяли великую группу АББА. С другой стороны, хороший знакомый отца Хью, а именно веселый Роджер, иногда забегавший на кружечку эля, частенько говаривал: «Знание, молодой человек, непременно должно быть с кулаками!», после чего уписывал яичницу с ветчиной, из-за которой его впоследствии стали называть Бэконом. Поди разберись тут! Наговорят, понапишут всякого, а ты потом голову ломай, с какого боку к ихним заявлениям подступиться? А еще ученые люди! Нет, сэру Стенвуду высокие материи не по нраву, ему бы мечом помахать, копьем противника из седла вышибить, даме сердца подвиг посвятить…
Сэр Стенвуд глянул на свои руки. Крепкие руки, сильные. Кулаки-то у него есть, со знаниями — туговато. Сызмальства не любил арифметику, грамматику и прочие занудства. Слава богу, попался на тернистом пути грамотный чародей, крутанул всадника силой своих чар и прямехонько на дракона вывел, даром что ли на него потратили последний золотой? Красота! А то сколько бы пришлось проскакать по пылище, по жаре, в дождь и стужу, брр… Вот тебе и неджентльмен! А вспомнить встречу третьего дня с бароном Радужного Плюмажа! Уж сколько надежд возлагал на нее сэр Стенвуд, а чем дело кончилось? «Идите, уважаемый сэр, прямо на восток, там вас знатная добыча дожидается!» Ну, пошел сэр Стенвуд на восток, заметьте-ка, не на запад, север или, там, юг, азимут держал строго по компасу, и что же? Думаете, не было в указанном месте китайского дракона?
Ошибаетесь! Был дракон. Был, да весь вышел. На заслуженную пенсию.
Только сэр Стенвуд супостата в лощине приметил — живо копье изготовил, щит покрепче перехватил — все как полагается для честного поединка, но не успел окликнуть, как дракон лапки на груди сложил, глубокий поклон отвесил и вежливо известил, что еще неделю назад он рад бы оказать честь такому достославному противнику, а сейчас, к сожалению, никак не может, ибо третий день сотоварищи отмечает завершение трудовой деятельности, отчего у него взгляд на вещи нечеткий и лапы дрожат!
Глянул юный латник ему в глаза, а те и впрямь косят, как у мартовского зайца, хотя дракон совсем не заяц, да и на дворе не весна. «Хотите сакэ, сэнсей? — спрашивает дракон. — У меня его много. Очень приятный господин с петушиным хвостом на шлеме весьма любезно соизволил проиграть себе наш с ним совместный поединок и по данной причине оставил свой походный винный погребок. Кроме того он презентовал манускрипт под дивным названием „Галльский петух, или как составить горячительные напитки различной консистенции из подручных ингредиентов“. Мы с друзьями нашли рукопись весьма занятной и нашли премного удовольствия в составлении горячительных напитков различной консистенции из подручных ингредиентов, тем более, что в походном винном погребке этих ингредиентов видимо-невидимо. В честь французского рыцаря с петушиным хвостом мы назвали эти напитки по-французски — коктейлями. Если сакэ вам не по вкусу, не отведаете ли мартини, манхэттен или Кровавую Мэри?» «Странное имя для леди, — ответил сэр Стенвуд, — какое-то нелюдское и неледское!» «А вы попробуйте!» — настаивает пенсионер и граненый бокал с чем-то напоминающим драконову кровь протягивает.
Была-не-была, где наша не пропадала, а в грязь лицом сэр Стенвуд ни перед кем не ударит! Этот самый коктейль совсем недурственной штукой оказался. В голове звон пошел, в животе потеплело, да и душа отогрелась, и подумал юноша, а действительно, почему бы его новому знакомому не уйти на полный государственный кошт? У рептильего братства отменно поставлена профсоюзная работа, за победу над знатным драконоборцем полагаются обязательные льготы и привилегии, опять же, больничный лист (ежели удосужишься травму на производстве отхватить от неопытного копьеносца), путевки за границу, на остров Комодо для общения с глупыми, но тем не менее далекими родственниками…
Хорошо быть драконом!
А что наблюдается в поединщицком деле? Никакой организации, каждый сам за себя, индивидуалисты проклятые! Коня прокормить — и то сколько забот, в деле с фуражными поставками и конь не валялся… А на крестьян надеяться — себе дороже: им бы урожай с поля поскорей убрать, несмотря на тяжелые климатические условия, которые почему-то с каждым годом становятся все тяжелее и тяжелее, да положенную десятину лендлорду-кровопийце отжалеть, да другую — святой церкви, да третью — в общекоролевский фонд на случай конфликта с другими королевствами… В силу данных обстоятельств разве способны сельские труженики проникнуться нуждами странствующего латника, которому для полноты счастья дозарезу требуется шкура китайского дракона?!
Нет, нет и нет! Замотанным повседневностью и трудом от зари до зари, все-то им рыцарские подвиги до такого фонаря, что хорошо, если сена от щедрости подбросят, да всадника самого накормят под настроение…
Сэр Стенвуд ощутил во рту прилив слюны от предвкушения ломтя деревенского хлеба, намазанного деревенским же маслом со слезой, да поверх слоем душистого меда. Ведь если маг не подвел, сегодня же одолеем супостата и месяц сытые ходить будем совместно с верным Клориделем. Уверенность юного драконоборца зиждилась на хобби большинства огнедышащих рептилий.
Дракона хлебом не корми, дай только чью-нибудь дочку на выданье украсть. Так уж они, драконы, устроены. А раз здешний дракон рядом с лесом проживает, отсюда вывод: не иначе как в логове его припасена лесникова дочка…
Сэр Стенвуд закрыл глаза: эдакая пышнотелая девица, единственная отцова радость. Он, то есть сэр Стенвуд, конечно же, дракона ущучивает, возвращает ополоумевшему от счастья папаше его сокровище, тот, естественно, выставит на стол все свои припасы…
Юноша погладил металлической перчаткой металлический живот. Живот немедленно отозвался, и немудрено — в последний раз он исполнял свою основную функцию позавчера вечером, в аккурат после знакомства с драконом-пенсионером. Хоть и был сэр Стенвуд навеселе от встречи с Кровавой Мэри, все же углядел неприметную яблоньку на обочине тракта. Десяток аппетитно выглядевших дичков в придачу к остаткам заскорузлого сыра — вот и вся трапеза! Слава Всевышнему, что молодой человек не пожадничал и уплел только один десяток! Не успел он отъехать и полсотни шагов от библейского древа, как настойчивое желание родного организма исторгнуть коварный дар Помоны заставило всадника петухом слететь с седла, а вот когда он достаточно успешно приземлился — в нем от петуха остался единственно плюмаж на шлеме. Рассупонившись, сэр Стенвуд больше походил на хохлатку в момент установления рекорда по продуктивности… Горя святой местью, малость оклемавшийся драконоборец возжаждал было извести проклятую яблоню гремучую под корень, даже двуручный меч уже занес, да передумал — в последнее время что-то много пошло разговоров об охране окружающей среды. Ну, оставишь после себя пенек, а тут откуда ни возьмись — шасть из кустов странствующий монах-эколог — хорошо, если штраф наложит, а то ведь и в крестовый поход за чистоту биосферы записать удосужится, с него станется! Прощайте тогда, китайские драконы!
Прочь воспоминания! Вперед, вперед отважный Стенвуд — каравай уже в печи лесной сторожки, корочка подрумянивается, а на вертеле, что наискосок от крыльца, о чудо, доходит до надлежащих кондиций медвежий окорок…
Что за чертовщина? В нос юному сэру шибануло болотной вонью. Откуда на опушке взяться болоту? Рыцарь принюхался. Так и есть. Драконом не пахло. Пахло скорее приключениями на собственное седло.
И приключения не замедлили явиться. Каурый споткнулся. Его хозяин едва не вылетел из седла. Такое с ним периодически случалось… Хорошо, если поблизости держит частную практику местная знахарка — отварами отпоит, зельем на ноги поставит, а если не держит?! Нет уж, храбрец-удалец, спешивайся! Сэра Стенвуда утешало лишь одно обстоятельство: по крайней мере, здесь, в лесу, не требовалось показывать левый поворот, когда твой жеребец остановился!
Доблестный молодец съехал с правого бока Клориделя, выпростал меч-кладенец, обладающий собственным именем Рубака-парень и неуживчивым характером, и осторожно приблизился к костру, который только человек с безудержным воображением мог принять за огненосное дыхание дракона.
В поле зрения, ограниченного вертикальными прорезями забрала, высветился мужичонка. Коренастый такой, с длинными цепкими руками, в рубище унылого болотного цвета и грубых болотных сапогах выше колена. Был он не юн, но и не стар. Физиономия у мужичонки была совсем неприметная, а вот маленькие вороватые глазки так и зыркали по сторонам, словно не могли усидеть на одном месте. Не молвя ни единого глагола, новое действующее лицо присело перед прыжком, как это делает болотная жаба, да как скакнет вверх, да как зашарашит сэра Стенвуда ручищами в кирасу — только звон могучий над полем поплыл!
— Ну, погоди, тварь отвратная! — вскинулся рыцарь после Такого наглого намека, да как влупит мужичонке аккурат посередке темени!
Но не пугайся, целомудренный читатель! Крови и насилия не будет, будут только чудеса и приключения, передай дальше!
Сверкнуло дымчатое лезвие Рубаки-парня, превратив одного противника в двух, похожих друг на друга как две капли крови из одного анализа на гемоглобин. Несмотря на прибавку в числе, нахальства у обоих поубавилось вполовину. Во всяком случае ни один, ни другой с кулаками на латника лезть не осмелились. Видать, почувствовали, что не на тямтю-лямтю нарвались!
— Прости нас, великодушный сэр! Бес попутал!
Для острастки сэр Стенвуд немного повращал над головой своим стальным товарищем.
— Пощади! — мужички синхронно бухнулись на коленки и заверещали в унисон, размазывая грязные слезы по давно немытым рожам.
Сэр Стенвуд элегантно приподнял забрало и сказал:
— Не вас я чаял встренуть, скверная компания, не с вами собирался познакомить моего Рубаку-парня, да видно не судьба!
Мужички пуще прежнего поникли буйными головами.
Сэр Стенвуд безрезультатно пытался обуздать свою плавно льющуюся речь: «Господи, да что я такое несу? Неужели горечь неудачи может так затуманить мозги? Что за цветистые метафоры, присущие разве что сладкоголосым менестрелям, обольщающим рыцарских жен в отсутствие законных супругов: „познакомить со своим мечом“, что за обращение: „скверная компания“? Воистину колдун отправил меня в страну Чудес!»
А язык сэра Стенвуда продолжал оглашать окрестности следующими заявлениями:
— Это говорю вам я, сэр Стенвуд из Малахола, одержимый единственным желанием: напоить меч поганой кровью чешуйчатого гада! Сквозь хлад и зной, сквозь мили и сутки пронес меня верный Клоридель, и что же в конце?! Опять мираж, опять фантом, можно сказать прямо, фата-моргана вместо истинной цели!
Левый из мужичков встрепенулся и подал голос:
— Так бы сразу и сказали, достославный сэр Малахольный! Вам, по-видимому, не наши головы нужны, а кое-кто иной: хвостатый, когтистый?..
Тут и другой подхватился.
— Пощади, сэр Стенвуд, невиноватых! Сидим себе на травке, никого не трогаем, костерок развели, кварту доброго эля приняли, отменный эль, из моченой брусники, если не пробовали, мой вам совет, обязательно испробуйте, по желанию и рецептик сообразим, главное дело, чтобы брусника должное время под гнетом провела, после гнета она намного ядренее, значит, как выпили, так с пьяных глаз, когда все одноится, и не разобрали, что перед нами собственной персоной сам сэр Стенвуд из самого, что ни на есть, Малахола! Пошутить хотели, намерения не отрицаю, но никакого куражу над вашей светлостью не держали! Верно, Тайлер?
— Верно, — буркнул угрюмый Тайлер. — Чего не было, того не было. Кабы ведали, супротив кого поперли, знамо дело — поостереглись бы!
— Ладно, — сменив праведный гнев на милость, промолвил сэр Стенвуд, — убивать вас я пока не намерен. В первую очередь меня занимают две вещи. Во-первых, как вы в единое целое собираетесь, во-вторых, был здесь дракон или померещилось?
— Во-первых, все довольно просто, — взял на себя инициативу угрюмый Тайлер. — Мы с Ретайлером — братья-близнецы. Правда, двоюродные. Кузены, так сказать. Раз — близнецы, два — двоюродные. То же самое с обличием, вернее, с количеством обличий. Раз — и нас раз, два — и нас два. В зависимости от настроения и степени трезвости.
— Инварианты мы, — уточнил Ретайлер, смущенно хихикая. — Прибегну к аналогии: мы — инь и ян, добро и зло, свет и тень, борьба и единство противоположностей и одновременно переход количества в качество и наоборот.
— А насчет дракона, — продолжал выкладывать уже Тайлер, — дело нехитрое. Был здесь дракон, как не быть, если у него пещера, можно сказать, под боком. Если по-честному, то это он спаивал нас элем, да завидев постороннего, домой подался. Отсидеться думал, сарацинская морда! Но для вас, сэр, мы его запросто из пещеры выудим! Верно, братец?
— А то как же! — рот балаболки-Ретайлера растянулся в гримасе подобострастия — сразу видно, очень ему хотелось понравиться досточтимому сэру. — Это нам проще пареного патиссона. Ведь драконы охотно на ультразвук идут, недаром они с нетопырями одного роду-племени.
Так вот, Тайлер манок смастерил специальный, значит, для подманивания драконов!
— Для чего тебе манок? — обратился рыцарь к Тайлеру. — Неужели рассчитывал справиться с чешуйчатой тварью голыми руками?
— Врать, сэр, не буду, не для охоты манок, — осклабился угрюмый. — Когда приспичит похмельнуться, я дракону сигналю: пора, любезный, лезь наружу с полной флягой!
— Понятно, — разочарованно сказал рыцарь. — Тогда делаем так: Тайлер условным сигналом вызывает гада, а я жду у пещеры и действую по обстоятельствам!
— Заметано! — согласились братья. — Десять тысяч лет рады служить вашей светлости!
— Ну, это уж слишком, — смутился владелец Малахола, — я все-таки не какой-нибудь великий кормчий, я только с китайским драконом честного поединка желаю!
И после некоторой задумчивости добавил:
— А где сама пещера, у которой я должен быть наготове?
Ретайлер хихикнул.
— Она замаскирована, сэр.
Он отодвинул в сторону живописный куст терновника. Вглубь вела разверстая дыра. Из нее тянуло тленом и плесенью. Когда юный рыцарь заглянул, несколько комков земли сорвалось внутрь. Странное дело, в абсолютной темноте он не увидел абсолютно ничего…
— Интересно, — спросил сэр Стенвуд, — после того как свистнешь в манок, ваш дружок скоро выползет?
— Какой он нам дружок! — возмутился Тайлер и поскреб недельную щетину на впалой щеке. — Выпиваем иногда вместе и все.
— Свисти, чего уж там, кузен! — призвал Ретайлер. — Своя шкура ближе к телу, чем чужая чешуя. А ежели сэр Стенвуд Малахольный нашего собутыльника изведет, мы для теплоты компании его самого пригласим. Зови бедолагу, Тайлер!
Тайлер порыскал за пазухой и извлек глиняную свистульку с расфуфыренным хвостом, как у павлина. Он ловко пристроил губы под птичьим хвостом, надул щеки и пропустил через манок весь собранный в легких воздух.
Странное дело, сэр Стенвуд абсолютно ничего не услышал. Наверное, он не принадлежал к потомкам нетопырей.
Дракон
Средних лет, холост,
социальное происхождение — из гадов,
склонен к созерцанию.
Не прошло и четверти часа, как на поверхность матери-земли выперло чудовище, шкура которого напоминала коллекцию бородавок, потертостей и застарелых шрамов. Был дракон не зело огромен. Что-то в пределах тонн пяти — шести нетто. В самый раз для приличного поединка: в меру когтист, хвост — пистолетом, дыхание — судорожное, ядовитое, загрязняющее окружающую среду языками пламени. На лбу чудовища неясным отпечатком проступал иероглиф.
Сэр Стенвуд выдержал положенную джентльмену паузу, так как дракон и не думал представляться по всем канонам дипломатического этикета, и обратился к нему сам:
— Поворотись ко мне передом, исчадье Люцифера, дабы отважный Стенвуд сэр Малахольный мог сойтись с тобой в сугубо честном поединке!
Потенциальный противник повернул башку на голос. Раздался хруст.
— Сэр, не обращайте внимания на посторонние шумы! — предупредил Ретайлер. — У бедняги — отложение солей в шейном позвонке. Мало стал двигаться в последнее время. А еще у него инфекционный полиартрит от постоянного пребывания в сырой пещере.
Дракон ничего не сказал. Ни за, ни против. Можно сказать, воздержался.
— Чего безмолвствуешь, поганый гад?! — распаляясь, заорал сэр Стенвуд. — Али язык отнялся от страха, в предвиденьи погибели?
Рептилия предъявила ярд темно-вишневого языка, облизнулась и с сильным азиатским акцентом сообщила окружающим:
— Нисево не понимай!
— Брось заливать! — неуверенно проговорил латник. Подобный поворот событий застал его врасплох. Но все было логично: китайские драконы разговаривали по-китайски и совсем необязательно для них было знать родной язык сэра Стенвуда.
— Иситина салова сесити! — добавил дракон, и даже сэру Стенвуду без переводчика стало ясно, что сказанное обозначает «истинное слово чести».
Он с уважением поглядел на противника. Тот улыбался, сощурив глазки, как фарфоровый болванчик, с которым не расставалась юная супруга Неистового Герцога (об этом знали немногие вассалы, но сэр Стенвуд знал. Знал и надеялся…).
— Как же мы выработаем совместный меморандум, коли ты по-нашему ни бум-бум? — расстроился драконоборец.
— Ни бума-бума! — радостно подтвердил дракон и усердно покачал головой. Снова раздался оглушительный треск. Будто буря повалила вековой дуб, росший по соседству.
— Извините, сэр! — вмешался Тайлер. — На кой ляд вырабатывать меморандум? По мне так проще обойтись без формальностей!
— Что вы?! — в ужасе вскричал рыцарь. — Без документа Комитет по регистрации поединков не зарегистрирует исход нашего поединка, а раз так — это все равно, что поединка не было, а для чего тогда мы здесь собрались?
— Резонно, — согласился Ретайлер.
— Все понял, сэр! — сказал его кузен. — Не отчаивайтесь! Дело поправимое. Мы с братом досконально изучили каналью и поможем его общению с вами. Тем более, что он не возражает. Ты не возражаешь, Чули Дзинь? Не так ли?
— Така ли, така ли, — по суматошному киванию стало понятно, что китайский дракон согласен на все.
— Странное имя, — задумчиво поведал миру свое тонкое наблюдение сэр Стенвуд. — Какое-то не наше.
— Зачем обижать славную зверушку! — укоризненно заметил Ретайлер. — Конечно, имя у Чули Дзиня не наше, потому что он сам не наш, и еще потому, что китайские драконы из непонятных нам побуждений предпочитают почему-то носить именно китайские имена, и наш приятель, чего уж там греха таить, не исключение, которым подтверждают правило.
— Давайте не переливать из пустого в порожнее, — подключился к беседе Тайлер. Судя по зверскому выражению лица, он в паре с Ретайлером представлял собой отнюдь не светлое начало из двух противоположностей, — а живенько составим коммюнике в духе славных средневековых традиций!
Он вытащил неизвестно откуда изрядный кусок пергамента и стило, которым несколько раз провел по собственной шевелюре на манер гребенки, то ли очищая, то ли затачивая. Скрежет от производимой операции всего на несколько децибел в меньшую сторону отличался от последствий остеохондроза, преследующего китайского дракона.
— «Сего дня, сего месяца, сего года я, сэр Стенвуд из Малахо…» — начал резать буквицы на внутренней стороне тонко выделанной телячьей шкуры новоявленный летописец.
— Нет, так нечестно! — воскликнуло добро в лице Ретайлера и ухватило кузена за локоть, отчего стило дернулось и придало последней букве «о» очертание буквы «у», чем существенно изменило название ленного поместья сэра Стенвуда. — Мы сперва должны поведать благородному господину условия, при которых ему предстоит вести поединок!
— Условия обычные, я полагаю, — заметил юный латник, разглядывая ногти на отставленной руке. — Копье, когти, меч, зубы, щит, хвост, до первой крови, победитель получает выкуп. В конкретном случае меня интересует только шкура. Если проиграю, могу предложить на выбор меч, который зовется Рубакой-парнем, или коня, которого кличу Клориделем!
— Дело осложняется некоторым нюансом, — начал издалека Тайлер, — который вам, очевидно, не понравится. Чули Дзинь в пещере живет не один.
— Что? — переспросил сэр Стенвуд, так как не расслышал конца фразы — китайский дракон принялся разминать вышеупомянутые когти, зубы и хвост. Если верить шумовому оформлению, поединок уже начался.
— Ничего, — передразнил смешливый Ретайлер, — живем мы здесь. Чули Дзинь живет, друг его по кличке Огнедыш и подруга их заветная — Сяо Ляовей! Они всегда вместе. Подождут друзья-приятели, когда мы меморандум подпишем, и наружу полезут. Один за всех и все на одного — такой у них драконовский закон.
Сэр Стенвуд попятился. Одно дело — честный поединок до первой крови, и совсем другое — роль мышки для маленькой такой компании из трех котов. Точнее, двух котов и одной кошки. Перспектива не вселяла.
— Мы так не договаривались!
— Раньше Чули Дзинь сражался по правилам, но с тех пор, как на него устроили коллективную охоту высокопоставленные работники местного улицепалитета и выпустили против него шестерых латников подряд…
— Какой-такой подряд? — машинально повторил сэр Стенвуд, тщетно пытаясь вдеть ногу в стремя Клориделя, которому передалось волнение хозяина, и он никак не мог устоять на месте.
— Бригадный подряд! — объяснил Ретайлер. — Чули Дзинь, Огнедыш и Сяо Ляовей теперь на поле брани состязаются бригадой. Когда Чули бился в одиночку, исход поединка определить было трудновато…
— Почти невозможно! — подтвердил Тайлер. — Бывало, в тотализаторе я на Чули ставлю, а кузен — в силу противоречивости характера — на его визави, а когда — меняемся местами. В сумме всегда нуль, один из двоих обязательно угадывает, тогда как второй…
— … обязательно не угадывает! Ну, конечно, когда шарик останавливается на «зеро», проигрываем оба! — загадочно добавил Ретайлер.
— А уж когда Чули стал с друзьями заодно действовать, — продолжил снова Тайлер, — тут и гадать не приходится — исход заранее предрешен. Победа теперь всегда на стороне подавляющего большинства!
— Это ты загнул, братец! — возмутился Ретайлер. — Хоть драконы теперь и в большинстве, но большинство это — не подавляющее. Вспомни, был хоть разок, чтобы бригада лежачего подавляла?! То-то!
Сэр Стенвуд наконец вдел ногу и теперь смешно подпрыгивал на другой ноге, тщетно пытаясь забросить в седло сто сорок фунтов плоти, закованной в сорок фунтов клепаного железа. От рассказа двоюродных близнецов душа ушла в пятки и, это она, наверное, тянула к земле, как якорь.
Тайлер и Ретайлер бочком подобрались к сэру Стенвуду, подхватили за колени и прочие шарнирные сочленения и придали рыцарю начальное ускорение. Очутившись в прямом и переносном смысле на коне, он поблагодарил за помощь и тут же задал Клориделю темп престо, который постепенно перешел в престиссимо.
Не успела пыль, поднятая копытами, осесть на землю, как кузены предались безудержному веселью. Безудержному и весьма громкому. От шума воронье, оккупировавшее тот самый вековой дуб по соседству, который чуть было не завалила буря, снялось с насиженного места и подалось на северный полюс, ибо там — белое безмолвие.
— Обманули дурака на четыре кулака!
Угрюмый Тайлер от избытка чувств рухнул на траву и теперь дрыгал ногами в воздухе, давясь от приступа смешливости, а жизнерадостный Ретайлер ходил на руках, колесом и просто ходуном по поляне.
— Нет! — визжал Тайлер. — Какое замечательное имя я тебе придумал?! А главное, такое китайское — Чули Дзинь, ха-ха-ха! А Ретайлер — твоей мифической подруге! Как бишь там ее?
— Сяо Ляовей! — напомнил Ретайлер и зашелся в икоте.
Дракон в вакханалии участия не принимал. Он плюнул в лапу и стер со лба иероглиф.
— Не понимаю, — грустно сказал он, — чего эти ребята в железе от меня хотят? Живу спокойно, никому не мешаю, нет, на тебе, является очередной соискатель драконовой шкуры и ни за что ни про что норовит устроить вселенский мордобой! Что за бестолковые времена настали?
Жаль, что сэр Стенвуд из Малахола успел отъехать на приличное расстояние — то-то бы он подивился, что «китайский» дракон изъясняется без всякого акцента.
— Времена как времена! — отозвался Тайлер. — Не лучше, но и не хуже прочих!
— А помните, ребята, как мы в школу ходили! — мечтательно протянул Ретайлер. — На одной парте сидели, курс магической филологии и синтаксиса проходили… Как, кстати, звали того колдуна-педагога, которому ты, Эрель, ежа на стул подложил?
Дракон, которого на самом деле звали Эрелем, тяжело вздохнул. На затронутую тему говорить ему не хотелось.
— Давайте, друзья, лучше поговорим о леди, — сказал он вздыхая.
— О леди так о леди! — согласился покладистый Ретайлер. — О них я готов говорить всегда. Возьмем, к примеру, эту китайскую барышню…
— Сяо Ляовей? — лениво произнес его брат.
— Вот именно. Воображаемый образ обязательно стимулирует фантазию. Я так и вижу ее перед собой: рост, разумеется, маленький, ступни тоже, глазки раскосенькие и блестят как черненькие маслины, губки пухлые…
— Заткнись! — грубовато оборвал его Тайлер.
Ретайлер посмотрел на дракона и заткнулся. В глазах бывшего паренька набухали крупные, с яблоко сорта «джонатан», слезы.
— Брось переживать! — он ткнул локтем дракона в чешуйчатый бок. — Найдем и тебе бабу!
— Нет, — вежливо сказал Эрель. — Баба не подойдет. Меня может расколдовать своим поцелуем только принцесса!
— Принцессы такие противные! — Ретайлера передернуло, будто по ошибке он вместо чудного брусничного эля опрокинул стаканчик касторки. — Задаваки, капризули и ябеды!
— Можно подумать, что у тебя, деревенского обалдуя, были знакомые принцессы! — подначил Тайлер.
— А вот и были! А вот и были! — разозлился Ретайлер. — Я с ними на конкурсе красоты познакомился. Прошлым летом. В Камелоте.
— Это кто ж тебя в Камелот пустил?
— Сам поехал. Как менеджер дочки лесника, которую сэр Стенвуд от Эреля спасать собирался!
— Ну и как успехи?
— На втором туре срезались. Моя подопечная менуэт не с маховой, а с толчковой ноги начала, а то бы мы всем этим принцессам нос утерли…
— Наверное, сильно девушка переживала?
— Спрашиваете! А вам хотелось бы всю жизнь везти на себе хозяйство, тем более в глуши, на кордоне?.. А стала бы мисс Камелот — другое дело, иная участь: спонсоры разные принялись бы вокруг порхать, заказы на рекламу, вояжи за границу, драгоценности, туалеты, развлечения, романы…
— Домой вернулась?
— Как же! — хохотнул Ретайлер. — Красиво жить не запретишь. Кто хлебнул отравы в глянцевой упаковке, тот до конца дней своих эту упаковку за настоящую жизнь принимать будет! Осталась при замке. Моделью для придворного живописца. Он только тем и занят, что живо пишет дочку лесника при свечах, на закате, на заре, в полдень и в сумерках. В интерьере и на пленэре. Для любителей классических форм. А формы у девушки такие, что хотел бы я видеть тот токарный станок неба, на котором левой рукой тьмы вытачивают такие совершенные фигуры! Одно слово — фигура высшего пилотажа!
— Интересно, — задумчиво произнес Эрель, — а согласилась бы она стать моей драконессой?..
Близнецы переглянулись.
— Я бы ласково называл ее, мою драконессу, Несси. Я бы нежно любил ее, не позволял ей вести наше совместное хозяйство. И она отвечала бы мне взаимностью. Ну, чем я хуже придворного живописца?!.
— Да ничем! — успокоил его Тайлер. — Ты даже лучше, потому что ты солиднее!
Эрель не слушал — его глаза заволокла меланхолия. Он продолжал грезить вслух:
— …Но однажды моя Несси уйдет, повинуясь голосу предков, и скроется в близлежащем озере. Долго-долго моя печаль будет неутешной, но все проходит со временем в подлунном мире, и затянется рана в сердце. Тогда я назову близлежащее озеро в честь любимой Лох-Несс, и это будет так по-шотландски… А кстати, не соорудить ли нам пару стаканчиков за счастливое избавление от настырных любителей драки, громко именуемой поединком?
Дракон выставил братьям флягу.
— Я — за! — поднял длань Ретайлер.
— Что-то не припомню случая, когда ты был против, конформист! — съехидничал его кузен, но на всякий случай поддержал предыдущего оратора.
Не обращая внимания на выпад братца, Ретайлер взял на ноздрю благоухание, распространяемое сосудом.
— Брусничный! Должно быть, от лесника, горюющего по своей блудной дочери…
— Не знаю, горюет ли лесник, а пойло горит, как подобает гореть такому пойлу! — авторитетно заявил Эрель. — Боюсь я другого — на троих не сообразить! Фляга на три четверти пуста. Видно, старик себе отлил, дабы забыться…
Тайлер, как наиболее любопытный, заглянул в узкое горлышко посудины, но, странное дело, абсолютно ничего не увидел. Как наиболее догадливый, он потряс флягу. Булькнуло два раза.
— Да, — сказал он расстроенно, — эксперимент подтвердил, что третьему не достанется.
— Подумаешь! — воскликнул его экспансивный брат. — Экая беда! Поди-ка сюда, одноклассник!
Последнее слово он произнес так невнятно, что вместо «одноклассник» у него получилось «одноквасник». Следует признать, в данном контексте это было гораздо ближе к действительности.
Хлопнули одноквасники друг друга в лоб и снова стали в единственном числе. Как при встрече с сэром Стенвудом.
— Так-то оно симпатичнее, — согласился с метаморфозой Эрель и разлил содержимое фляги.
— Удивительный напиток! — сказал Тайлер-Ре, утираясь рукавом. — Прямо-таки за душу берет!
— Согласен! — сказал дракон. — Но меня другое тревожит.
— Что именно? — борьба и единство противоположностей приняли вид полного внимания и сопереживания.
— Откуда сэр Стенвуд про мое убежище прознал?
— Нет ничего проще. Издалека усек наш костерок и заглянул на огонек.
— Нет, друг мой! Возле костра грелся ты-один, потом вас стало ты-двое, но меня-то там не было — я в пещере отдыхал!
— А и впрямь, — почесал в затылке Тайлер-Ре. — Подскакал он к нам, враз раздвоил и давай выспрашивать, куда дракон делся! Стало быть, знал он про тебя!
— Вот я и спрашиваю, откуда?
— Может быть, раньше был с тобой знаком?
— Нет! — отрезал Эрель в драконовой шкуре. — У меня достаточно ума не держать дружбу с парнями в железе! У меня на рыцарей аллергия.
— Ты — редкий экземпляр! Тебя следует занести в Красную книгу Гиннеса! — Тайлер-Ре вытащил откуда-то записную книжку в алом сафьяновом переплете. — Вот она, родимая! Будьте любезны, адрес, инициалы, телефон…
— Брось дурачиться! — Эрель совершенно не был расположен к шуткам.
— Тогда не знаю, откуда сэр из Малахола узнал, где проживает Эрель, заколдованный в дракона.
Они допили остатки. Последние сорок капель, честно поделенные пополам.
— А теперь? — с надеждой в голосе поинтересовался Эрель.
— Все равно не знаю!
— А ты напрягись! — в голосе Эреля явственно прозвучала готовность услышать положительный ответ.
— Вспомнил! — радостно возопил Тайлер-Ре спустя несколько минут.
— Ура!!! — поддержал дракон, хлопая по земле хвостом.
Так приятели развлекались, двавлекались, тривлекались, пока окончательно не притомились.
— Говори! — потребовал дракон, отдышавшись. — Откуда этот малахольный сэр знает про меня?
Тайлер-Ре недоуменно пожал плечами.
— А я откуда могу знать, откуда он тебя знает?
— Ты же сказал, что вспомнил!
— Да, — не стал перечить кузен-сам-себе, — и не отрицаю. Я действительно вспомнил. Но вспомнил нашего колдуна-педагога, который по твоей милости уселся на ежа! Его имя — Том Твенти!
На совершенно безоблачном небе громыхнул гром.
— Вот оно! — шепотом сказал дракон. — Это он, Том Твенти, наслал на меня рыцаря!
— Ты уверен? — ужаснулся Тайлер-Ре.
— Уверен!
— Если это и вправду колдун, теперь не отстанет. Характер у Тома препротивный. Хорошо, что он тебя в одноголового превратил, а мог бы гораздо хуже… Скажем, по строению тела тебя продолжали бы числить по типу рептилий, а вот класс был бы другой — двоякоогнедышащих или трояко… Жди от него новых сюрпризов!
На дракона было жалко смотреть, совсем пригорюнился, несчастный.
— Что же делать, что? — пробормотал он в крайней растерянности.
— Думай шибче, Эрель! От этого зависит судьба наших будущих застолий!
В выразительных глазах рептилии вспыхнули искры озарения.
— Эврика! — выкрикнул он, уподобляясь древнему греку, который занятия античной механикой сочетал с водными процедурами.
— Не томи, дружище!
— Надо явиться ему во сне. Ночным кошмаром, да таким, чтоб на всю жизнь зарекся меня преследовать своими латниками!
— А получится? — в голосе одноклассника заговорило сомнение.
— Постараюсь! Как ты думаешь, почему мне папаша лесниковой дочки каждое утро брусничный эль тащит?
— Вопрос, конечно, на засыпку! Я так мыслю, что вы с ним — родственные души. Он одинок, и ты одинок, вот душа к душе и тянется, как ночная бабочка к гнилушке…
— Почему же он тебе не тащит? — усмехнулся Эрель. — Ты тоже одинок как сокол.
— Не надо! — отпарировал Тайлер-Ре. — Нас в любой момент может стать двое. Так что на одиночество мы не жалуемся!
— Ты не угадал! — сказал дракон. — Просто с тех пор, как меня проклятый учитель заколдовал, я могу бродить по чужим снам. Под утро мне это надоедает, я прихожу в сновидение леснику и внушаю, внушаю, внушаю…
— Что внушаешь?
— Что бедного Эреля мучает жажда, и если ее своевременно не утолить, начнутся лесные пожары, я же все-таки какой-никакой, а огнедышащий! Утолять же надлежит непременно брусничным элем, а старикан, это я доподлинно знаю, балуется на досуге «лунным сиянием», а попросту говоря, гонит… После того, как из дома ушла дочка с классическими формами, у лесника две радости в жизни — образцовое ведение вверенного ему лесного хозяйства и производство-потребление брусничного самогона!
— Замечательно! — воскликнул Тайлер-Ре. — Я всегда говорил, что основным достоинством мужчины является его профессионализм, а если вдобавок у него имеется еще и хобби, это замечательно вдвойне! Ты не мог бы присниться леснику прямо сейчас, а то что это — ни два ни полтора…
Он поддел сапогом пустую флягу, которая нехотя полетела, набирая высоту. Должно быть, вслед за стаей ворон.
— Пожалуй, я лучше займусь Томом Твенти. Пока стемнеет, пока до города долечу, пока в сон влезу… Так что не получится с лесником, ты уж не обессудь…
— Главное, чтобы с колдуном получилось, я ж понимаю!
— Надеюсь, что и он поймёт!
Колдун
Том Твенти, еще не стар, сухощав, седина в голову,
социальное происхождение —
из служащих королевскому престолу
— Уфф! Ну и страшилище! Только с перепоя такое может присниться, а у меня, насколько можно доверять трезвой памяти и здравому уму, маковой росинки во рту не было! — бормотал Том Твенти, продирая заспанные глаза. — Пасть — во, огонь так и пышет, зубы — чистый тиранозавр! Неужели я сам такое мог соорудить из обыкновенного шалопая в деревенской школе! Да, старею, забываю навык… — Он погрозил зеркалу. — Ты мне рожи не строй, гад чешуекрылый! Думаешь, я забыл, как ты мне ежика под зад пристроил, пока я чертеж Каиновой печати на грифельной доске изображал! Ничего, походишь еще маленько в драконовой шкуре, витязь… А за то, что пугать меня во сне задумал, я на тебя…
Он сладко зевнул и окончательно проснулся.
За узкими стрельчатыми окнами едва брюзжал бледный рассвет. Город еще спал. Но с улицы доносился шорох метлы, пашущей в автоматическом режиме.
— Ишь ты, опять старина Билл заговорил свой рабочий инструмент № 1,— поделился своей догадкой Том с полумраком спальни, сползая с ложа в домашние шлепанцы, которые, в отличие от хозяина, еще не думали просыпаться. И их можно было понять — кошмары в образе гримасничающего дракона, на все плюющего пламенем, им не снились. Им снились обворожительные дамские туфельки на высоком каблуке, отходящие ко сну и не подозревающие, что этот отход наблюдают заинтересованные чужие глаза, и потому не стесняющиеся своей бархатной, розовой, как кожа младенца, обнаженной стельки.
С трудом всунул распухшие пальцы ног в позевывающие шлепанцы и прошаркал ими по давно не мытому мраморному полу к умывальнику.
— Бррр! — передернулся колдун то ли от студеной воды, то ли от зверской рожи своего бывшего ученика, ополаскивая несвежее лицо с набрякшими мешками под глазами. — Пусть в нашей стране не все ладно с причинно-следственными связями, но я найду способ поставить мальчишку на место!
Том Твенти поднял глаза к засиженному мухами зеркалу над умывальником и снова погрозил пальцем. Наверно, Эрелю…
Потом поскреб под мышками, пробормотал коротенькое заклинание против экссудативного диатеза и попутно ревизовал фанерный ящик для съестных припасов. На дне ящика валялось несколько корок, обросших колонией пенициллиновых грибков.
— Ох-хо-хо! — вздохнул колдун. — Ну как может творческая по большому счету личность на гонорарах протянуть?! Только ноги!..
Он захлопнул крышку, и взгляд его остановился на дощечке с пружиной и крючком, которая затаилась за ящиком. На крючке томился коричневый от длительного содержания на воздухе кусочек сала со сморщенной шкуркой. Это была любимая мышеловка Тома Твенти. В свое время она победила на конкурсе красоты среди пружинных мышеловок подобного типа — компетентное жюри в должной мере оценило ее стройные формы, размер тугой пружины и нежную фактуру древесины.
Глазки колдуна затуманились, ноздри склеротического, в фиолетовых прописях, носа затрепетали, безымянный палец правой руки самопроизвольно оттопырился и полез было под снаряженную для охоты пружину. Но вовремя остановился…
Твенти собрал волю в кулак, очнулся от наведенной порчи, явно исходящей от шпига на крючке этакой квантово-волновой эманацией, и шлепнул левой кистью по правой, ибо левая прекрасно ведала, что собирается натворить ее товарка!
— Нет, жениться пока рановато! — пробурчал себе под нос Том Твенти и перенес правую руку с низу на верх старомодного бюро, на конторке которого отмеряли бег времени песочные часы, в спаренном стеклянном баллоне которых томились ровно 16 миллионов 467 тысяч 592 песчинки.
Мышеловка, обманутая в лучших чувствах, хищно щелкнула пружиной. Добыча, почти клюнувшая на приманку, сорвалась. Но ничего, рано или поздно колдун созреет! Голод не тетка, особенно сексуальный голод…
Том облачился в узкие щеголеватые панталоны цвета весеннего неба перед грозой, камзол с накладными плечами, накладными карманами и накладными в каждом кармане. Шляпа с полуопущенными широкими полями, на которых, несмотря на ранний час, вовсю шла охота на лис, и остроносые башмаки с позолоченными пряжками дополняли колдуновский костюм для пеших прогулок по городским мостовым. Том взглянул в мутный овал зеркала, остался собственной наружностью доволен и вышел вон.
Солнце еще не позолотило черепицу городских крыш, ибо тучи еще не спешили разойтись по своим делам. Ветер дул с севера на запад, три фута в секунду, стало быть, умеренно.
Старина Билл, отставной дворник с большой латунной медалью «За заслуги по выслуге» на впалой груди, уже завершил традиционную уборку мусора в маленьком дворике, зажатом между двумя доходными домами и старинной башней, в полуподвале которой проживал Том Твенти. Теперь дворник предавался любимому занятию, а именно: учил козу стучать на полковом барабане, доставшемся Биллу в наследство от матери, заслуженной маркитантки, которая очень любила сей музыкальный инструмент и много любила непосредственно на нем. Глаза козы смотрели на мир осмысленно и даже несколько нагловато.
— Доброе утро, сэр! — прошамкал ветеран выслуги вставными зубами, гармонирующими с блеском медали. Коза перестала стучать и выразительно прищурила один глаз. Тому почудилось, что она при этом и рогами в сторону повела, дескать, пойдем, дружок!
— Доброе-то доброе, — ответил колдун дворнику и прошмыгнул мимо домашнего животного. День начался не слишком удачно. Сперва Мисс Мышеловка чуть не лишила холостяцкого звания, затем это… парнокопытное! — Да каким будет вечер, никому не ведомо!
— Ваша правда, сэр! — Билл в знак солидарности качнул негнущимся туловом так энергично, что медаль отозвалась колокольным звоном, малиново поплывшим над чисто выметенной территорией. Коза проводила колдуна выразительным взглядом типа «Смотри, пожалеешь!» и недвусмысленно облизнулась.
Том вышел непосредственно на улицу и тут перед его носом пронеслась по булыжной мостовой рессорная карета, запряженная шестеркой взмыленных коней. На резной с выкрутасами дверце кареты значилось «Кооперативная скорая помощь». На крыше крутилась бело-синяя мигалка, бросая по сторонам мертвецкие блики. Рядом с кучером восседал специальный человек на манер королевского глашатая, но трубил он не в фанфары, а в гнусавый рожок, то ли предупреждая, то ли пугая редких прохожих. Оба, кучер и дудец, были в белоснежных халатах с кровавым крестом на рукаве.
— Что это они с утра разъездились, вроде не эпидемия? — обернулся назад колдун.
— Опять прынц развлекаются, — пояснил сведущий в светской хронике Билл, поглаживая распутную козу по гибкой спине. — Не иначе, как опять в народ ходили. По кабакам. Тоже мне, Гарун-аль-Рашидов выискались, тьфу! Напьются, нажрутся инкогнитом, и давай девок улещивать на предмет наличия милосердия к незнакомцам подшофе, а вернутся под утро во дворец — докторов требуют: поди проверь будущую королевскую кровь на СПИД после контакта особого рода с очередной смиренной самаритянкой!
— Зачем же скорую помощь беспокоить, ежели придворных лекарей да гомеопатов в королевских покоях целый табун?
— Прынц своим не доверяют. Боятся, что ненароком отравы в микстуру капнут, а кооператоры собственное реноме блюсти должны, чтобы их снова не прикрыли, как при покойном монархе!
— Допрыгается когда-нибудь, кузнечик! — сплюнул Том. Он недолюбливал принца. Принц не уделял должного, по мнению Тома, внимания одиноким колдунам на договоре. Все вакансии на должность придворных служителей нетрадиционного культа были захвачены магической дипломатической мафией, то есть неформальным объединением магов с дипломами. Твенти колледжей не кончал, а из всех документов обладал только справкой с прежнего места работы в сельской местности, где он почти сезон обучал деревенских лоботрясов курсу простейших аграрных заклинаний от тривиальных флуктуаций погоды и болезней крупного рогатого скота. А без высшего образования во дворце делать нечего, посему, переехав после известного печального инцидента с ежом в город, Том содержал себя мелким колдовством на договоре с легковерными клиентами, которых мадам Фортуна изредка, но все же регулярно посылала ему в сети. Тем не менее Том не являлся мошенником — он и в самом деле старался пособить, например, пылкому юноше, сгорающему от неразделенной страсти. Для подобных целей у колдуна было заготовлено древнеегипетское приворотное заклинание длиной в шесть с половиной иероглифов. И если юноша без запинки произносил в полнолуние это эротическое послание Изиды к дочерям рода человеческого, дело было в шляпе, но если страдал косноязычием или не ведал коптского языка, тут уж ничем нельзя было помочь! Так же Том мог порадеть доверчивому селянину, который загляделся на кукольное представление в ярмарочном балагане и пропустил щемящий момент выноса из-под собственного носа последнего мешка с зерновыми, предназначенного вышеупомянутым селянином на продажу. С заговорщицким видом частного детектива Том Твенти, у которого на простофиль был просто дьявольский нюх, предъявлял пострадавшему так называемые «магические» карты, фигурами в которых были портреты в фас и в профиль всех рыночных плутов. В случае указания на кого-нибудь из них колдун объявлял узнанную фигуру злым демоном, от чар коего можно откупиться одним или двумя золотыми. Миссию откупления Том Твенти скромно возлагал на собственную персону. Затем он находил подозреваемого и туманно намекал, что для оного вскоре наступит гранд шухер. Что это такое, плут не знал, но догадывался, что селяне при случае могут отмолотить не только злополучные зерновые. За тот же золотой или два плут избавлялся от компромата и от мешка и все оставались довольны: крестьянин возвращал себе овеществленный труд, плут — спокойствие, а Том Твенти получал золотые с обеих сторон и растущую с каждым разом репутацию.
Но вот уже два долгих дня на рынке не появлялись ни лопоухие пейзане, ни томимые страстью парнишки, и это создавало определенные проблемы для бюджета Тома. Ничего более путного, нежели поход на городской базар, колдун придумать не мог, а следовательно, ноги сами несли его в направлении овощных, грибных, мясных, рыбных и прочих не менее аппетитных торговых рядов. Внутренности колдуна урчали, а это служило верным признаком того, что им пора приниматься за свою исконную миссию — пищеварение, а где пища и варение? Вестимо, на городском рынке! Отсюда вытекало, что транспорт и энергетика твентиного организма действовали согласованно и это не могло не привести к обнадеживающему результату — уже у самых ворот базарной площади ноздри колдуна уловили щекочущий аромат поджариваемого на противне мяса. Слюна едва не затопила ротовую полость. К сожалению, кроме накладных в накладных карманах не было ни шиша. Даже если бы шиши паче чаяния в них завелись, вряд ли удалось обменять их на филе под умопомрачительным соусом… Тем не менее какое-то экстрасенсорное предчувствие заставило Тома резко затормозить. Вся надежда была на простака. И тот не заставил себя ждать.
— Любезный, — послышалось откуда-то сверху, — не подскажете, как отсюда добраться до площади Силы Знания?
На Тома Твенти нахлынули смутные воспоминания из отечественной истории, привиделась черно-белая картинка из школьного учебника с рослым красавцем славяно-кавказского типа, но факт, что легендарный богатырь Сила Вахтангович Знания оказался увековеченным в топонимике города, был ему неизвестен. Колдун обернулся и уткнулся в конскую грудь, не без элегантности задрапированную в железо. Он задрал голову, отчего съехавшая с затылка шляпа чуть не накрыла чудо гастрономии на шипящем противне, и обнаружил всадника в ржавых латах и шлеме с опущенным забралом. На макушке курчавился пышный султан грязно-соломенного цвета.
— Том Твенти к вашим услугам, милорд! — он сорвал шляпу изящным мановением длани и склонился в почтительном полупоклоне, рискуя заработать люмбаго.
Рыцарь поднял забрало, явив миру симпатичное молодое лицо с яркими васильковыми глазами, прямым носом и твердым рисунком рта.
— Сэр Стенвуд из Малахола! Рад знакомству с таким галантным господином!
Колдун набрал полные легкие воздуха, смешанного с жареномясным запахом, и принялся импровизировать, более полагаясь на ладно подвешенный язык, нежели на конкретное знание предмета:
— Я с удовольствием сопроводил бы вас, монсеньор, на городскую достопримечательность — площадь Силы Знания, но мое горячее желание расходится с моими ограниченными возможностями — не далее как четверть часа назад стражники из департамента уличного движения лишили меня патента на вождение гужевого транспорта и реквизировали собственно транспорт, сколько он ни сопротивлялся всеми четырьмя копытами! Какая была лошадка по имени Ковыляйпоковылю!
И он горько зарыдал, сотрясаясь в конвульсиях, не в силах забыть своего верного друга Ковыляя…
— Бездельники! — рявкнул сэр Стенвуд. — Им бы только обобрать нашего брата, всадника!
И невооруженным взглядом было видно, что своей выдумкой Том Твенти зацепил басовую струну на лютне души странствующего рыцаря.
— Вы не поверите, уважаемый Твенти, но не успел я въехать в городские ворота, как какой-то нахал заявил, что я должен заплатить в кассу штраф за то, что не показал левого поворота! Да это ни в какие ворота не лезет! Естественно, я поднял наглеца на копье, но напарник покойного сообщил, что если я буду проявлять неуважение к департаменту уличного движения подобным образом, меня посадят в яму на 15 суток и потребуют солидный выкуп со стороны ближайших родственников, а откуда у них средства, если наш род обеднел, да к тому же обязан платить дань Неистовому Герцогу, который объявил, что будет драть с нас три шкуры до тех пор, пока мы не доставим ему шкуру китайского дракона. Герцог только что женился в седьмой раз, и его юной супруге для полноты новобрачного счастья не достает только покрывала в стиле эпохи Минь. Так что, мой дорогой друг, ближайшие мои родственники посадили меня на коня, сунули под мышку щит и меч и сердечно напутствовали в том смысле, чтобы я без шкуры китайского дракона не возвращался! А где эти драконы водятся, не сказали! А тут в наказание штраф, вот незадача!
Слезы, секунду тому назад обильно орошавшие землю у башмаков Тома Твенти, высохли, как по мановению магического жезла.
— Вот что я скажу, сэр Стенвуд, тут тебе крупно подфартило! — колдун приосанился и водрузил шляпу на свои редкие кудри. — Во-первых, штраф я сам с тебя взыщу, незачем в железе по жаре в такую даль на уродливую в архитектурном, ландшафтном и эстетическом плане площадь Силы Знания таскаться, во-вторых, объясню, где поблизости можно разжиться чудным китайским драконом!
Он запустил пальцы в ближайший накладной карман и выудил разлинованный листочек. Вы, наверное, догадались, что это была пресловутая накладная. Пресловутая, но незаполненная!
— Вот тебе расписка в получении золотого на улицепалитетные нужды!
Рыцарь стал отстегивать от луки седла притороченный кошель, но Том Твенти уже отвернулся. Том Твенти уже пожирал глазами румяные куски мяса, с которых стекал жир. Том Твенти уже принялся за филе и шелестел челюстями, как гигантская акула из одноименного фильма ужасов, который будет поставлен в другом месте и в другое время.
Когда торговец вопросительно вздел мохнатые гусеницы бровей, мол: «Кто заплатит за все?», колдун указал на сэра Стенвуда. Тот на радостях, что повстречал компетентного специалиста по вопросам расселения китайских драконов в диаспоре, не только передал штраф новоиспеченному другу, но и расплатился за мясо, которого не ел.
— Так как я лишен четырех копыт, к вашим услугам только пара башмаков, но мои башмаки — с позолоченными пряжками! — провозгласил Том жизнерадостно, закончив обонятельно-вкусовую вакханалию. Оставалось провести в жизнь обещание отправить рыцаря на рандеву с китайским драконом, для чего было необходимо отвести сэра Стенвуда к себе домой.
Дома дворник Билл продолжал дрессуру. Коза исправно стучала на барабане, отламывая такие брэки, за которые не было бы стыдно даже знаменитому Ринго Стару. Завидев свежего мужчину, да к тому же военного, она зарделась, как невинная дева, и принялась косить уже в сторону сэра Стенвуда.
— Не обращайте на проказницу внимания! — внятным шепотом предупредил колдун. — И по внешнему виду и по поведению коза ничем не напоминает китайского дракона! Правда, у нее замечательная шерсть, из которой ее хозяин вяжет теплые кальсоны, но мне представляется, что герцогиня вряд ли удовлетворится вместо покрывала нижним мужским бельем с начесом!
Судя по всему, за время странствий сэр Стенвуд отвык от дамского внимания к собственной персоне и посему медлил покидать дворик.
Том Твенти помог дорогому гостю освободиться от стремян и, уже не скрывая ревности, прошипел кривым ртом:
— Если вы настаиваете, мой рыцарь, я могу договориться со стариной Биллом, и он разрешит погладить свою воспитанницу против шерсти!
— Не надо! — спохватился преследователь китайских драконов. — Прошу меня извинить. Нахлынули воспоминания, когда леди… Впрочем, к чему упоминать всуе имя дамы сердца?!
Он с трудом протиснулся в крохотную прихожую вслед за хозяином, который не преминул предупредить:
— Подождите здесь, сэр! У меня в доме принудительная канализация. Я пройду вперед и немного проветрю!
Он не лукавил. В самом деле, цивилизация в его трудное средневековое время еще не достигла таких высот, чтобы провести фановые трубы под каждое здание. Дом, в котором ютился Том, стоял над протекающим под городом каналом, и от этого обстоятельства в комнатах всегда пованивало.
— Не задохнулись, сэр? — крикнул Твенти, разыскивая нужный манускрипт в нужном месте (с течением времени нужное место, в котором колдун занимался поиском, повсеместно станут именовать нужником).
— Как вам сказать… — уклончиво донеслось из прихожей. — Дух, конечно, гнилостный, но терпимый. Это вам не окрестности гремучей яблони.
— Вот! — пятясь задом из нужного места, колдун вынес на свет солидный фолиант в кожаном переплете. Из фолианта, если смотреть на обрез, было выдернуто изрядное количество страниц. — Сейчас, сейчас! Если только не использовал…
Том бегло пролистал наслюнявленным пальцем полтома.
— А единоинеделиморог вам не подойдет вместо дракона?
Сэр Стенвуд покрылся краской и стал напоминать креветку, купающуюся в кипятке.
— Боюсь, он меня к себе не подпустит…
Колдун погрозил ему все тем же наслюнявленным пальцем.
— Да вы, оказывается, проказник, сэр. А я уж грешным делом подумал, что у вас в Малахоле и слыхом не слыхивали про сексуальное воспитание… Обидно, что эта пугливая тварь, каковыми по преимуществу бывают единоинеделимороги, дает себя приручить исключительно девственницам и девственникам — но такова традиция, тут уж ничего не попишешь!
Он перевернул еще страницу.
— Ага! Вот она!
— Кто? — с плохо скрываемым волнением пролепетал рыцарь. Похоже, упоминание о девственницах заставило его сублимировать в направлении женского начала.
— Теория относительности! — победоносно провозгласил колдун. — А это значит, сэр, что вы попадете на свидание с китайским драконом, как только я ознакомлю вас с теорией!
— Я, конечно, не такой ученый, как вы, мессир, — пробормотал сэр Стенвуд, — но все же неоднократно был свидетелем бурных диспутов между уважаемым отцом Хью и веселым Роджером. Меня интересует, какое отношение имеет теория относительности к китайским драконам?
— Самое непосредственное! Теория относительности имеет отношение ко всему, что можно отнести куда-нибудь. В данном случае важен объект применения теории, т. е. вы, сэр Стенвуд, а не субъект, который может быть китайским драконом, единоинеделиморогом и даже вашей прекрасной дамой сердца! Сейчас я прочту рекомендации к употреблению, и теория отнесет вас туда, куда следует из рекомендаций!
Он впился в содержимое рекомендаций.
— Одну секундочку!
Железная перчатка легла на локоть колдуна. Том Твенти с недовольной миной замедленного действия на лице оторвался от магического текста.
— Ну что там еще?
— Как же я отнесусь туда, куда зашвырнет меня теория относительности, без моего верного Клориделя, который остался пастись на вашем очаровательном дворике в компании вашей же обворожительной соседки?
— Совместить всадника с лошадью в процессе трансцендентального переноса и сделать из них единое существо — пустяк для специалиста моего масштаба! Пусть вас это не заботит!
— Но я не хочу быть единым существом с Клориделем, наподобие кентавра, как не хочу оказаться пешим лицом к лицу с драконом! — продолжал рыцарь.
Том Твенти понял, что перед ним муж, упорный в своих намерениях, а не мальчик, смущающийся каждый раз, когда в этом упорстве сомневаются.
— Мой предок — Мерлин. Мое настоящее имя — Том Мерлин. Твенти — всего лишь порядковый номер из вереницы его потомков.
Удивительно, но упоминание прославленного чародея при дворе короля Артура не вызвало у сэра из Малахола ни малейшего отклика.
— О Бергамот Кларисфен Тойфельбой! — выругался Том.
За окнами раздался грохочущий раскат.
С некоторым запозданием стекла осветились зеленым.
В дверь постучали.
— Не заперто! — откликнулся колдун.
Дверь скрипнула, и в тесное пространство прихожей всунулась конская морда. Глаза у Клориделя были виноватого цвета. Он шлепал нижней губой и закусывал удилами. На пол летели хлопья пены.
— Уважаемый Том Твенти! — торжественно обратился хозяин коня к хозяину дома. — Не могли бы вы ссудить меня парой кусочков рафинада?
— К искреннему сожалению, мои талоны на сахар кончились неделю назад! — развел руками колдун.
За приоткрытой дверью начался затяжной ливень — на луже конской пены плавали пузыри.
— Мой верный Клоридель не выносит осадков! — пояснил сэр Стенвуд. — Броня ржавеет, а он терпеть не может запаха ржавчины!
— Пусть наполовину останется сухим! — разрешил Мерлин Твенти, имея в виду, что другая половина лошади все равно в прихожей не поместится. — На чем мы остановились?
Рыцарь подумал и вспомнил:
— Вы сказали: «О Бергамот Кларисфен Тойфельбой!»
Снова полыхнула молния, и через соразмерный промежуток донеслось громыхание Ильи-пророка, который, судя по силе звука, разъезжал по небесным сферам не на и колеснице, а на громадном металлическом листе.
— Мерлин — мой предок, но уважаю я его вовсе не за это! Он — мой идеал специалиста! Этот труд, — Твенти потряс фолиантом, из которого посыпались мышиные хвостики, сушеные корешки мандрагоры, куриный помет и еще черт те что, — вмещает в себя свод всех заклятий, известных в его просвещенное время! Сейчас я совершу магический пассаж, скажу твое имя, и волшебные слова отнесут тебя далеко-далеко, где уже поджидает китайский дракон! Внимание, приготовились! Задержи дыхание…
Сэр Стенвуд — квантор, ментор, комментатор!
Мерлин зажмурился и пробурчал себе под нос:
— Будешь знать, гадкий мальчишка, кому рожи во сне корчить!
Лязгнул меч. Колдун открыл глаза и увидел, что рыцарь по-прежнему находится рядом и при этом его меч гуляет на свободе в непосредственной близости от родного лица. Естественно, от родного лица самого Тома Твенти.
— Меня, славного рыцаря из Малахола, обозвать гадким мальчишкой! — ярость сэра Стенвуда не знала границ.
— Простите, милорд! — выпалил Том Мерлин со всей скоростью, на которую способен был его язык. — Произошло недоразумение. Я вовсе не вас, милорд, обозначил подобным эпитетом!
— А кого?! — рявкнул рыцарь, не убирая меч из-под носа колдуна.
— Одного старинного приятеля, с которым мы… хм… вместе проходили… прикладную биологию!
— Да! — покрутил головой сэр Стенвуд. — Век живи — век учись. Никогда не слышал, что биология может быть прикладной!
Ярость его уступила место удивлению, и меч променял свободу на тесные объятья ножен.
Колдун не стал пояснять клиенту, при каких обстоятельствах его седалище было приложено к биологическому объекту с колючками по всему телу — Тома интересовал совершенно иной аспект: почему сэр Стенвуд не отправился по адресу?!
— Повторим… Внимание! Сэр Стенвуд — квантор, ментор, комментатор!
Все осталось, как и было до заклинания.
— Ничего не понимаю! — Мерлин Твенти взялся руками за голову. — Формулу посыла я перевел точно, а уж послать куда подальше, владея формулой…
Он подозрительно посмотрел на рыцаря.
— Ты, парень, случайно не заговоренный?
— Есть немного, — смутился драконоборец. — Чтобы муж не догадался, дама сердца окружила мое истинное имя защитными чарами. Я поклялся, что никому никогда не раскрою псевдонима!
— Чего-чего, а подобной подлянки я от тебя не ожидал, — не на шутку обиделся потомок великого чародея. — Теперь мне все понятно. Я посылаю сэра Стенвуда, а сэр Стенвуд вовсе не сэр Стенвуд, а какой-то самозванец без имени, которого и послать-то невозможно…
Он тряхнул сэра лже-Стенвуда за грудки.
— Ты хоть понимаешь, что наделал, подлая душа?!
Рыцарь пожал металлическими плечами.
— Я же тебе объяснял, человек в железном футляре, главное в теории относительности — объект, а ты не объект, ты — фикция! Непоименованный объект перестает являться объектом приложения потусторонних сил…
— Если я скажу настоящее имя, магия исполнится?
— Если ты скажешь настоящее имя, малыш с консервной банкой на голове, я сначала пошлю тебя без всякой магии и только потом пущу в ход теорию относительности!
— Но я же давал клятву!
— Ничем не могу помочь. Либо нарушить клятву и фьють — к китайскому дракону, либо…
— Была не была! — махнул рукой клятвопреступник. — На самом деле меня зовут сэр Ланселот Самый Младший!
— Это меняет дело, — торжественно заявил Мерлин Твенти. — Мой прославленный предок в своих мемуарах с приязнью говорил про твоего знаменитого прародителя… Итак, сэр Ланселот Самый Младший — квантор, ментор, комментатор!
На сей раз три волшебных слова упали на благодатную почву подлинного имени. Воздух в помещении сгустился и стал горячим, как в турецкой бане. Рыцарь и конь стали уменьшаться, уменьшаться, уменьшаться, пока не превратились в игрушечных.
Потом между ними возник такой же игрушечный смерч. Он закружил человечка и лошадку в бешено вращающееся колесо. Немного погодя раздался вибрирующий звук, будто лопнула струна на грифе популярного в Испании щипкового инструмента, шесть букв по горизонтали, и сэр Ланселот исчез, только его и видели…
По странному совпадению, а совпадения всегда странны, в этот момент последняя песчинка скатилась из верхней колбы в узкое горлышко песочных часов.
— Пора!
Том Твенти одернул камзол, так что накладные недовольно зашуршали, придал лицу восторженно-игривое выражение и мысленно зачитал фундаментальное заклинание Кибелы-Реи, запрещенное к использованию магами-стажерами, не достигшими шестнадцати зим.
Мышеловка выбралась из-за ящика, встала на попа, подпрыгнула вверх и превратилась в изящную длинноногую леди с ледяным выражением на лице. Сквозь прозрачное подвенечное платье просвечивали поднятые груди с сосками, напоминающими полузрелые вишни, в ореховых волосах таинственно мерцал флер-д-оранж, а вместо сережек уши красавицы защемляли два обручальных кольца, одно из которых было на три размера больше другого.
Новобрачная плавно освободилась от колец в ушах только для того, чтобы они переместились на безымянные пальцы жениха и невесты.
Сами собой вспыхнули свечи в старинном медном шандале, помнившем, наверное, времена Круглого Стола.
Со двора грянул свадебный марш Мендельсона в исполнении окончательно выдрессированной барабанщицы.
В дверь заглянул старина Билл с бутылкой коллекционного шампанского, которую он долго коллекционировал для подобного мероприятия.
— Свидетеля вызывали? — осведомился он учтиво и, не дожидаясь ответа, экзотическим приемом ура-кэн снес горлышко бутылке. — За счастье молодых!
Бывшая Мисс Мышеловка запустила тонкие пальчики себе в декольте, и те выбрались наружу с тремя хрустальными бокалами на длинных витых ножках.
Том вопросительно глянул на супругу.
Изломом соболиной брови новобрачная дала добро на умеренное потребление алкоголя в рамках свадебного обряда, уж больно момент соответствовал торжеству — не каждый день человек берет в жены собственную мышеловку.
— Кто же теперь мышей промышлять будет? — воскликнул дворник, когда пузырьки коллекционного полностью растворились в его расшатанной кровеносной системе.
Новобрачные оцепенели. Над узами Гименея повис дамоклов меч некорректного вопроса. В гнетущей тишине песочные часы продолжали тикать, будто адская машинка времени.
И здесь в комнату эдакой легкомысленной бабочкой впорхнула воспитанница старины Билла. Она прямиком подкатилась к жениху и потерлась о его негнущиеся колени, словно новоявленная кошка. Том сомнамбулически опустил ладонь и провел вдоль теплого гибкого хребта. От глаз невесты не ускользнул тот факт, что ласка была приятна обоим действующим лицам…
Надо отдать должное Мисс Бывшей Мышеловке — она церемонилась недолго. Одной рукой цепко ухватила за холку самозваную кандидатку в кошки, другой же вкатила оглушительную оплеуху муженьку. Блеющее от обиды и неразделенного чувства создание мощным броском было возвращено на исходные рубежи, сиречь двор с полковым барабаном, над которыми давно прекратился дождь.
— Ты уж извини, Билл! — держась за обесчещенную щеку и жалко улыбаясь, промямлил Твенти. — Я тут подумал и решил, мы вполне без котов в доме обойдемся. Правда, дорогая?
— Понимаю, — посочувствовал дворник, потер на прощание обшлагом медаль и вышел за дверь, где несостоявшаяся соперница меланхолично выбивала копытом выходной марш из «Аиды».
Невеста дождалась, когда дворник прикроет за собой дверь, сняла фату и положила на фолиант, из которого ее супруг черпал мудрость.
Жених засуетился, наклонился к зеркалу, зачем-то высунул язык, потом оттянул нижнее веко и задушено прокашлялся.
Невеста, облизывая кончики пальцев, тушила свечи.
«И как ей не больно!» — подумал Том, но тут же сообразил, что трудно мерить человеческими мерками набор из дощечки, пружины и крючка.
Тут-то его и настигла целеустремленность невесты, стремящейся поскорее обрести статус законной супруги. Том не стал кочевряжиться и сдался на милость повелительницы мышей, коз и колдунов на договоре…
Среди ночи он внезапно проснулся и на цыпочках, чтобы не дай бог не разбудить строгую свою половину, выбрался в нужник. Но не тривиальный метаболизм тянул его туда, а подспудная мысль, что он упустил нечто чрезвычайно важное, когда искал манускрипт основателя династии Мерлинов.
Он перерыл хранящееся в сундуке барахло и обнаружил старинный портрет, с которого важно взирал мужчина в старинном костюме и высоком колпаке со звездами. Сначала ничего необычного Том не разглядел, но чем дольше он пялился на изображение в свете чадящей свечи, тем большее волнение испытывал.
Во-первых, мужчина на портрете, а Том подозревал, что это сам Мерлин Первый, собственной персоной, был точной копией самого Твенти, во-вторых, на его лицо стало накладываться лицо сэра Ланселота, окутанное какой-то дымкой, но, мало того, в-третьих, поверх этого начал проступать фас сельского озорника, в свое время превращенного в дракона. Черты всех троих адекватно вписывались в контур головы мужчины средних лет в старинном костюме.
— Что же это получается? — вслух спросил колдун.
А получалось следующее: Том Мерлин, сэр Ланселот и шалунишка Рептиль, прозванный так после превращения, составляли одно целое. Это вытекало непосредственно из теории относительности: если у некоторого числа объектов схожие имена, то эти объекты суть подмножества одного единственного объекта. Фамилия у Тома — Мерлин, у рыцаря — Ланселот, что в совокупности давало объединенное прозвище Мерлинселот, куда двумя соседними буквами «р» и «л» входило имя последнего из троицы — «ЭрЭль». Такова диалектика, и ничего здесь не попишешь…
На супружеском ложе Мерлин продолжал размышлять о природе человека: «…должно быть, все мы где-то немножко рыцари, где-то — колдуны, иногда в нас пробуждается дракон, и неповторимость индивида зависит от пропорции, чего в данном индивиде больше: дракона, колдуна или рыцаря…»
Он посмотрел на мерно вздымающуюся грудь жены и добавил философически: «…а в женщине — козы, мышеловки или дамы сердца!»